 как  движутсЯ  они  у  живого
человека, но трудно было понЯть, на что же они смотрЯт и  видЯт
ли  вообще.  Љазалось,  что какаЯ-то сила искусно удерживает их
взглЯд, и движет губами, но сама воспринимает все как-то иначе.
Ћболочка “эстона  села  рЯдом  с  головой  Љоролевы  по  другую
сторону,  вернее  не "села", а что-то усадило ее, хотЯ никто не
назвал бы ни одного совсем уж нечеловеческого движениЯ. ђэнсому
казалось, что кто-то прекрасно изучил, как движетсЯ человек,  и
правильно  это  выполнил,  не  хватает  лишь последнего штриха,
души, творческого духа. € детский, несказанный ужас охватил его
-- надо боротьсЯ с трупом, с призраком, с Ќелюдью.
     „елать было нечего, оставалось сидеть здесь, а если  надо,
оберегать   Љоролеву,  пока  остров  вздымаетсЯ  на  альпийские
вершины  волн.  ‚се  трос  молчали.  Љ  ним  подходили   звери,
прилетали  птицы,  глЯдели  на  них.  Њного часов спустЯ Ќелюдь
заговорил. „аже не глЯдЯ в  сторону  ђэнсома,  медленно,  туго,
будто несмазанный механизм, он произнес:
     -- ђэнсом.
     -- —то? -- спросил тот.
     -- Ќичего,  --  ответил  Ќелюдь. ђэнсом взглЯнул на него с
недоумением. Ќеужели это существо еще и сошло с ума?  Ќет,  оно
как и прежде казалось не безумным, а просто мертвым. Ћно сидело
тихо,  свесив  голову, приоткрыв рот, по-турецки скрестив ноги;
желтаЯ пыльца оседала в  складках  его  щек,  руки  с  длинными
металлическими  ногтЯми лежали на земле. ђэнсом отогнал мысль о
безумии, и без того хватало тревожных мыслей.
     -- ђэнсом, -- вновь произнесли эти губы.
     -- Ќу что? -- резко спросил ђэнсом.
     € снова страшный голос ответил:
     -- Ќичего.
     Ќа сей раз ђэнсом промолчал, и губы проговорили снова:
     -- ђэнсом, -- и стали  твердить:  --  ђэнсом...  ђэнсом...
ђэнсом... -- сто раз подрЯд.
     -- Љакого черта вам нужно? -- заорал он наконец.
     -- Ќичего,  --  произнес  голос.  ђэнсом решил молчать, но
когда голос “эстона окликнул его в тысЯчный  раз,  против  воли
отозвалсЯ  --  и  снова  услышал:  "Ќичего".  ‘ каждым разом он
училсЯ молчать, и не потому, что подавлЯть  искушение  труднее,
чем  услышать  гнусный  ответ  --  и то, и другое было истинной
пыткой, -- а потому, что ему все больше хотелось  противостоЯть
этой  наглости,  этой  уверенности в победе. …сли бы натиск был
Явным,  сопротивлЯтьсЯ  было  бы  легче.  Ѓольше  всего  пугало
сочетание   зла   с   чем-то  почти  детским.  Љ  соблазнам,  к
богохульству, ко многим ужасам он был хоть как-то готов  --  но
не  к  этой  нудной  настырности, словно к тебе пристает плохой
мальчишка. Љакой воображаемый  ужас  сравнитсЯ  с  тошнотворным
чувством, копившемсЯ в нем все эти часы? …му казалось, что тот,
кто  сидит  рЯдом,  вывернут  наизнанку:  снаружи  что-то есть,
внутри -- пусто. ‘наружи -- великие замыслы, бунт против  неба,
судьбы  миров, а внутри, в немой глубине, за последним покровом
-- просто  ничего  нет,  разве  что  тьма,  как  у   подростка,
бесцельный  вызов,  не  желающий  упустить  даже  самого малого
глумлениЯ, как не упускает  любовь  и  малых  знаков  нежности.
Ќеужели  это  возможно?  ђэнсом  уже  не  мог думать, и все еще
молчал, раз навсегда решив, что если миллион раз  слышать  либо
"Ќичего", либо "ђэнсом", лучше уж все времЯ слышать "ђэнсом".
     Ђ  маленький остров, сверкающий, словно самоцветы, взлетал
к желтому небу, зависал там, деревьЯ его настали клонитьсЯ вниз
-- и он  быстро  скользил  в  теплую  искрЯщуюсЯ  долину  между
волнами. Љоролева по-прежнему спала, подложив под голову руку и
чуть  разомкнув  губы.  ѓлаза у нее были плотно закрыты, дышала
она ровно, но лицо было не такое, как у  наших  спЯщих  --  оно
сохранЯло и разум, и живость, а тело словно бы могло вскочить в
любую минуту, будто и сон длЯ нее не состоЯние, но действие.
     ‚незапно наступила ночь. €з темноты доносилось: "ђэнсом...
ђэнсом...  ђэнсом". € ђэнсом подумал, что ему придетсЯ заснуть,
а Ќелюдю это и нужно.

     1 ‡десь Я описываю, конечно, то, что  думал  и  чувствовал
тогда;    ведь   это   свидельство   очевидца.   Ћднако   стоит
поразмыслить, как воспринимают эльдилов наши чувства. Џока  что
Я нашел достойные вниманиЯ мысли в начале XVII века. ‹юбопытных
отошлю  к  Ќасвильциусу ("De Aetereo et Aereo Corpore". Ѓазель,
1627,11,12).   Ћн   пишет:   "‚ероЯтно,    однородное    пламЯ,
воспринимаемое  нами,  --  не само тело ангела или беса, но его
доступный чувствам образ, который пребывает за пределами  наших
понЯтий,  в  особой,  небесной  сфере".  Џод  "особой, небесной
сферой"  он,  видимо,  подразумевает  то,  что  мы  назвали  бы
многомерным пространством. Љонечно, о таких пространствах он не
знал, но узнал на опыте то, к чему, много позже, ученых привела
теориЯ.

     2 Љто спит -- обедает (фр.).

        ѓ‹Ђ‚Ђ 10


     Ћн  долго  сидел  в  темноте, усталый, а потом и голодный,
стараЯсь      не      прислушиватьсЯ      к       бесконечному:
"ђэнсом-ђэнсом-ђэнсом",  --  и  вдруг  услышал разговор, начала
которого не помнил, и  понЯл,  что  проспал.  †енщина  говорила
мало,  голос  “эстона  говорил  настойчиво и мЯгко. ’еперь этот
голос не рассуждал ни о ’вердой ‡емле, ни  даже  о  Њалельдиле.
Љрасиво и выразительно он рассказывал одну историю за другой, и
долгое  времЯ  ђэнсом  не мог уловить никакой свЯзи между ними.
‚се это были истории о женщинах, но о самых разных  временах  и
судьбах.  ‘удЯ по ее ответам, Љоролева многого не понимала, но,
как ни странно,  Ќелюдь  не  смущалсЯ.  …сли  ему  было  трудно
объЯснить  что-то  в  одной  истории,  он  тут  же  бросал ее и
переходил к другой. ‚се героини были сущими мученицами --  отцы
их  тиранили, мужьЯ изгонЯли, возлюбленные изменЯли им, дети не
слушались, общество -- преследовало. Ќо,  так  или  иначе,  все
кончалось  хорошо:  либо  прижизненной  хвалой, либо -- чаще --
запоздалым  признанием  и  покаЯнными  слезами  у  их   могилы.
Ѓесконечный  монолог  все  продолжалсЯ, Љоролева спрашивала все
реже -- какое-то представление о горе и  смерти  у  нее  начало
складыватьсЯ,  но  какое именно, ђэнсом не знал и догадатьсЯ не
мог. ‡ато он понЯл наконец к чему все  эти  рассказы.  ‚се  эти
героини,  в одиночку, шли на страшный риск, ради возлюбленного,
или ребенка, или народа. ‚сех их не понимали, гнали, травили --
и  все  они  были  оправданы  и  отомщены.  Џодробности  Ќелюдь
опускал.  ђэнсом  подозревал,  а то и знал, что на человеческом
Языке многие из благородных героинь  именовались  преступницами
либо  ведьмами.  Ќо  все  было аккуратно прикрыто, из рассказов
выступала не идеЯ, а некий образ -- величественнаЯ,  прекраснаЯ
женщина,  не  склонЯющаЯсЯ  под  тЯжестью  легшей  ей  на плечи
ответственности за судьбу мира, одиноко и  бесстрашно  идет  во
тьму, чтобы совершить длЯ других то, чего другие не хотЯт, хотЯ
от  этого  зависит  их  жизнь.  Ђ длЯ контраста и длЯ фона этим
богинЯм голос “эстона создавал портрет  мужчины.  ’ут  он  тоже
ничего  не  говорил  впрЯмую,  но  образ  строил: смутно кишели
какие-то жалкие существа,  заносчивые,  невзрослые,  трусливые,
упрЯмые  и  угрюмые, вросшие в землю от лени, способные на все,
лишь бы ни на что  не  решатьсЯ,  ничем  не  рисковать.  ’олько
мЯтежнаЯ и жертвеннаЯ доблесть их женщин возвращает им истинную
жизнь.  „а, создавал он образ искусно. ђэнсом, лишенный мужской
гордыни, на минуту-другую почти поверил ему.
     Ћни еще говорили, когда  тьму  разорвали  вспышки  молний.
Ќесколько  секунд  спустЯ  донессЯ отзвук здешнего грома, рокот
небесного тамбурина -- и хлынул теплый дождь. ђэнсом  едва  его
ощутил. ‚спышка молнии осветила оболочку “эстона -- она сидела,
неестественно  выпрЯмившись,  и  Љоролеву  -- она приподнЯлась,
опираЯсь на локоть, дракон у ее  головы  давно  проснулсЯ.  Ќад
ними  высились  деревьЯ,  вдали  катились высокие волны. ђэнсом
думал о том, что увидел. Ћн не  мог  понЯть,  как  же  Љоролева
видит  это лицо, эти челюсти, словно жующие что-то, -- и до сих
пор не понЯла, что перед нею кто-то очень  плохой.  Џо  совести
говорЯ,  тут  не  было  ничего странного. ‘ам он, конечно, тоже
казалсЯ ей нелепым и неприЯтным. Ћна  и  знать  не  могла,  как
выглЯдит плохой, как -- нормальный человек. Ќо сейчас он увидел
на  ее  лице  то,  чего еще не видел. Ќа ЌелюдЯ она не глЯдела;
нельзЯ было даже догадатьсЯ,  слушает  ли  она  его.  ѓубы  она
плотно  сжала  --  может  быть, поджала, брови чуть приподнЯла.
Ќикогда еще она не была так похожа на земных женщин, хотЯ и  на
‡емле  такое  лицо  не часто встретишь. "ђазве что на сцене, --
подумал он вдруг, и содрогнулсЯ. -- Љоролева из трагедии". Ќет,
это уж  слишком.  ’акое  сравнение  унижало  эту  Љоролеву.  Ћн
оскорбил  ее,  и  не  мог  себе этого простить. € все же... все
же... высвеченнаЯ молнией картина запечатлелась в его мозгу. Ћн
просто не мог забыть об этом, новом выражении  ее  лига.  Ћчень
хорошаЯ королева, героинЯ великой трагедии, прекрасно сыграннаЯ
актрисой,  котораЯ  и  в  жизни -- хороший человек... Џо земным
понЯтиЯм, такое лицо достойно похвалы, даже почтениЯ, но ђэнсом
помнил все то, что видел раньше, -- полное отсутствие  эгоизма,
детскую, радостную свЯтость, и глубокий покой, напоминающий и о
младенчестве,  и о мудрой старости, хотЯ ЯснаЯ молодость лица и
тела отрицала и то, и это. Ћн помнил, и новое выражение ужасало
его.  —уть-чуть,  совсем  немного,  но  она  уже  притЯзала  на
величие,   уже   играла  роль,  и  это  казалось  отвратительно
вульгарным. Ѓыть может -- нет, наверное  --  она  всего-навсего
откликнулась,  и  то  в  воображении,  на  эту  новую  затею --
выдумывать, сочинЯть.  Ђх,  лучше  бы  ей  не  откликнутьсЯ!  €
впервые он подумал отчетливо: "Ѓольше нельзЯ".
     -- џ  пойду  туда,  где листьЯ укроют от дождЯ, -- сказала
она в темноте. ђэнсом до сих пор почти не  чувствовал,  как  он
промок,  --  в  мире,  где  нет одежды, это не так уж важно. Ќо
Љоролева  встала,  пошла,  и   он   пошел   за   нею,   пытаЯсь
ориентироватьсЯ  на  слух.  ЉажетсЯ,  Ќелюдь  следовал за ними.
€ногда сверкала молниЯ, и  тогда  из  тьмы  возникала  стройнаЯ
Љоролева, и Ќелюдь, ковылЯющий за нею в мокрой рубашке и мокрых
штанах  “эстона,  и  дракон, поспешающий сзади. Ќаконец все они
вышли туда, где мох был сухой и дождь над головами барабанил по
жестким листьЯм. ‡десь они снова опустились на землю.
     -- Ћднажды, -- без промедлениЯ начал Ќелюдь, -- была у нас
королева, котораЯ правила маленькой страной...
     -- ’ише! -- перебила его Љоролева Џереландры. -- Џослушаем
лучше дождь. -- € через минуту спросила: -- —то это? џ  никогда
не слышала такого голоса.
     € впрЯмь, совсем рЯдом с ними кто-то глухо рычал.
     -- Ќе знаю, -- ответил голос “эстона.
     -- Ђ Я, кажетсЯ, знаю, -- сказал ђэнсом.
     -- ’ише! -- вновь сказала она, и больше той ночью они ни о
чем не говорили.
     ’ак  началась  череда  дней  и  ночей, о которых ђэнсом до
конца жизни вспоминал с ужасом. ђэнсом, к  сожалению,  оказалсЯ
прав:  его  враг в отдыхе не нуждалсЯ. •орошо еще, что Љоролева
не могла  обходитьсЯ  без  сна.  Ќо  она  и  раньше  высыпалась
быстрее, чем ђэнсом, а теперь, быть может, и недосыпала. ‘тоило
ђэнсому  задремать  --  и,  очнувшись,  он  неизменно слышал ее
разговор с Ќелюдем. Ћн смертельно устал. Ћн бы и вовсе  не  мог
этого  выдержать, если 6 Љоролева не отсылала иногда их обоих с
глаз долой. Џравда, он и в этих случаЯх держалсЯ поблизости  от
своего   врага.   ќто   было  передышкой  в  битве,  но  весьма
несовершенной. Ћн не решалсЯ оставлЯть ЌелюдЯ  одного  --  и  с
каждым  днем выносил его все хуже. Ќа своем опыте он узнал, как
неверно, что дьЯвол -- джентльмен. ‘нова и снова чувствовал он,
что тонкий, вкрадчивый Њефистофель в красном плаще, с пером  на
шлЯпе  и  при  шпаге, или даже сумрачный ‘атана из "ЏотерЯнного
раЯ", были бы куда лучше, чем существо,  которое  ему  пришлось
стеречь.  Ќелюдь  не  был  даже похож на нечестного политика --
скорее уж казалось, что возишьсЯ со  слабоумным,  или  со  злой
мартышкой,   или   с  очень  испорченным  ребенком.  Ћмерзение,
начавшеесЯ  когда  тот   стал   бормотать   "ђэнсом,   ђэнсом",
преследовало  его  каждый  день  и  каждый  час. ‚ разговорах с
Љоролевой Ќелюдь выказывал и ум, и тонкость,  но  ђэнсом  скоро
понЯл,  что все это -- лишь оружие, и в свободные часы длЯ него
пользоватьсЯ умом так же странно, как длЯ солдата  отрабатывать
на досуге штыковой удар. Њысль была орудием, средством; сама по
себе она ЌелюдЯ не интересовала. Ћн брал разум взаймы, как взЯл
тело “эстона, будто нечто внешнее и никак с собою не свЯзанное.
…два   повернувшись   к   Љоролеве  спиной,  он  позволЯл  себе
расслабитьсЯ. Џочти все времЯ ђэнсом спасал от  него  зверей  и
птиц.  …сли  Ќелюдю  удавалось  оторватьсЯ хотЯ бы на несколько
шагов, он хватал любую птицу, любого зверЯ, подвернувшегосЯ под
руку, и вырывал перьЯ или мех. ђэнсом пыталсЯ отнЯть жертву,  и
бывали  жуткие  минуты,  когда приходилось стоЯть с ним лицом к
лицу. „о поединка дело не доходило, Ќелюдь просто ухмылЯлсЯ,  а
то  и  сплевывал  и чуть отступал, но всЯкий раз ђэнсом успевал
понЯть, как сильно он боитсЯ врага. ‚едь ему все времЯ было  не
только противно, но и по-детски страшно оттого, что рЯдом с ним
обитал  этот оживший мертвец, искусственно движимое тело. Џорой
сама мысль, что они остались наедине, наполнЯла  ђэнсома  таким
ужасом,  что он готов был бежать через весь остров к Љоролеве и
просить у нее защиты. …сли рЯдом не было живых существ,  Ќелюдь
удовлетворЯлсЯ   растениЯми.   Ћн  прорезал  их  кожу  длинными
ногтЯми, выдирал корни, обрывал листьЯ или хотЯ  бы  выдергивал
пучками  мох.  ‹юбил  он позабавитьсЯ и с ђэнсомом. …го тело --
вернее, тело “эстона -- умело принимать  непристойные  позы,  и
нелепость  их  была отвратительнее их извращенности. —асами это
лицо ухмылЯлось и строило гримасы, а  потом  опЯть  начиналось:
"ђэнсом...   ђэнсом...".   €ногда   в  гримасах  проскальзывало
страшное сходство с людьми, которых  ђэнсом  знал  и  любил  на
‡емле.   Ќо  хуже  всего  были  те  минуты,  когда  в  оболочку
возвращалсЯ сам “эстон. Ћн бормотал жалобно  и  робко:  "Ѓудьте
осторожны,  ђэнсом.  џ  провалилсЯ  в большую черную дыру. Ќет,
нет, Я на Џереландре. Њне трудно думать,  но  это  неважно,  он
думает  за менЯ. ‘коро все будет в порЯдке. —то ж они закрывают
окна? ‚се в порЯдке, они забрали у  менЯ  голову  и  приставили
чужую.  ’еперь  Я  скоро поправлюсь. Ћни не дают мне посмотреть
рецензии на мои статьи. Ќу,  Я  ему  сказал,  что  если  он  не
включит  менЯ  в  первую десЯтку, пусть обходитсЯ без менЯ. Љак
смеет этот щенок представлЯть такую работу! Ћн  издеваетсЯ  над
экзаменаторами.  Ќет,  вы объЯсните, почему Я заплатил за билет
первого класса, а тут  такаЯ  давка?  ќто  нечестно.  Ќечестно!
‘нимите  эту  тЯжесть с груди! ‡ачем мне одежда? Ћставьте менЯ.
Ћставьте. ќто нечестно. Љакие огромные мухи!.. ѓоворЯт,  к  ним
привыкаешь..." -- и тут начиналсЯ звериный вой. ђэнсом так и не
понЯл,  притворЯетсЯ  он,  или  распадавшаЯсЯ  психика, котораЯ
когда-то  была  “эстоном,  продолжала  жалкое  существование  в
сидевшем  перед  ним теле. Ћн заметил только, что у него самого
совершенно исчезла прежнЯЯ  ненависть.  ’еперь  он  искренне  и
горЯчо  молилсЯ  за  эту  душу. € все же то, что он чувствовал,
нельзЯ было назвать жалостью. „о сих  пор,  когда  он  думал  о
преисподней,  погибшие  души  представлЯлись ему человеческими;
теперь перед ним разверзлась бездна, котораЯ отделЯет людей  от
духов,   и   жалость   почти  совершенно  поглотил  страх,  тот
необоримый  ужас,  который   испытывает   жизнь   перед   лицом
самопожирающей  смерти.  …сли  устами  ЌелюдЯ  говорили останки
“эстона,  значит,  “эстон  уже  не   человек.   ‘илы,   издавна
разрушавшие  в  нем  все  человеческое,  завершили свою работу.
ЃольнаЯ волЯ отравила понемногу и разум, и  чувства,  а  теперь
погубила  и  себЯ,  так  что  всЯ психика развалилась на куски.
ЋсталсЯ  лишь  призрак  --   непрестаннаЯ   тревога,   обломки,
развалины,  да  запах разложениЯ. "‚от это, -- думал ђэнсом, --
могло ждать и менЯ -- или ее".
     Ќо все же  в  эти  часы,  наедине  с  Ќелюдем,  он  как-то
отдыхал.   ђаботой,  делом  были  бесконечные  разговоры  между
€скусителем  и  Љоролевой.  ’рудно  было  проследить,  как  все
продвигаетсЯ  час за часом, но дни шли, и ђэнсом убеждалсЯ, что
€скуситель берет верх. Љонечно, бывали  и  взлеты,  и  падениЯ.
Џорой  непредвиденнаЯ мелочь внезапно выбивала почву из-под ног
‚рага; порой и ђэнсому удавалось вмешатьсЯ в  страшную  беседу.
€ногда  он думал: "‘лава Ѓогу! Њы победили наконец", -- но ‚раг
не знал усталости, а ђэнсом уже выбивалсЯ из сил,  в  последние
же  дни  он  заметил,  что  и  Љоролева  устала. Ћн попросил се
отослать прочь их обоих. Ќо она  не  согласилась,  и  слова  ее
показали,  сколь  велика  уже опасность. "Љак Я могу отдыхать и
веселитьсЯ, -- сказала она, -- когда дело не решено? џ не стану
отдыхать, пока не пойму точно, должна ли Я  совершить  какое-то
великое дело ради ЉоролЯ и детей наших детей".
     €менно  на  этой  струне  играл  теперь ‚раг. ‘лова "долг"
Љоролева не знала, но как раз во  имЯ  долга  он  заставлЯл  ее
снова и снова думать о непослушании и убеждал, что прогнать его
было   бы   трусостью.   Љаждый  день,  в  тысЯче  образов,  он
представлЯл ей ‚еликий Џодвиг и ‚еликую †ертву.  Џотихоньку  он
вытеснил  мысль  о том, чтобы подождать ЉоролЯ и вместе принЯть
решение. ’еперь и речи не было о такой трусости!. ‚есь смысл се
поступка, все величие в том и будет, чтобы  совершить  его  без
ведома ЉоролЯ, а после он, если захочет, может отречьсЯ от нее,
так что всю выгоду получит он, а весь риск (как и благородство,
и  своеобразие, и возвышающаЯ душу боль) придетсЯ на ее долю. Љ
тому же, прибавлЯл €скуситель, нет смысла спрашивать ЉоролЯ, он
навернЯка будет против, таковы уж мужчины. ‹учше силой дать ему
свободу. ’еперь, пока решает она  --  теперь  или  никогда,  --
можно  свершить  этот  подвиг. "’еперь или никогда", -- твердил
он, пробуждаЯ в Љоролеве страх, знакомый на ‡емле всем женщинам
-- а  что,  как  она  упустит  великую  возможность,   напрасно
проживет  жизнь? "‘ловно Я дерево без плодов", -- говорила она.
ђэнсом пыталсЯ ее убедить, что ее плодом будут дети. Ќо  Ќелюдь
спросил,  неужто  у разделениЯ на два пола нет иной цели, кроме
размножениЯ? ‚едь  потомство  можно  бы  обеспечить  как-нибудь
иначе, скажем, -- как у растений. Ћн тут же пустилсЯ объЯснЯть,
что  там,  на  ‡емле,  мужчины вроде ђэнсома -- отсталые самцы,
боЯщиесЯ новых благ, --  всегда  старались  ограничить  женщину
деторождением  и  знать  не  желали  о  той высшей участи, ради
которой она и создана Њалельдилом. Ћн сказал,  что  такие  люди
уже  причинили  немало  вреда,  и  от нее зависит, чтобы ничего
подобного не случилось на Џереландре.  €менно  тут  он  и  стал
учить  ее  новым  словам:  ’ворчество, €нтуициЯ, „уховность. Ќо
допустил  промах  --   когда   Љоролева   понЯла,   что   такое
"творческий", она забыла о ‚еликом „еле и ‚ысоком Ћдиночестве и
долго  смеЯлась, а потом сказала, что он еще моложе ЏЯтнистого,
и отослала их обоих.
     ќто было ђэнсому на руку, но  утром  он  сорвалсЯ,  и  все
пошло  прахом.  ‚  тот  день  Ќелюдь  еще  настырней толковал о
самовыражении и самопожертвовании, и она все больше поддавалась
обаЯнию, когда ђэнсом, не выдержав, вскочил и просто набросилсЯ
на нее. Ћчень быстро, чуть ли не крича, забываЯ здешний Язык  и
вставлЯЯ  английские слова, он пыталсЯ объЯснить, что видел эту
"самоотверженность" на деле. Ћн стал рассказывать  о  женщинах,
которые  падали  от  голода,  но  не садились есть, пока муж не
вернетсЯ, хотЯ прекрасно знали, что он этого терпеть не  может;
о  матерЯх,  которые  клали  жизнь  на то, чтобы выдать дочь за
того, кто ей противен; об Ђгриппине и леди Њакбет. "Ќеужели  ты
не  видишь,  --  орал  он, -- что в этих словах нет смысла? —то
толку говорить, будто ты хочешь сделать  это  ради  ЉоролЯ?  ’ы
знаешь, что именно этого Љороль не хочет и не захочет! ђазве ты
-- Њалельдил, чтобы решать, что хорошо длЯ него, что плохо?" Ќо
она  почти ничего не понЯла, а тона -- испугалась. ‚се это было
на руку уже Ќелюдю.
     ‘квозь  все  взлеты  и  падениЯ,  сквозь  битвы,  атаки  и
контратаки, сквозь сопротивление и отступление ђэнсом все Яснее
видел  план  кампании.  ‘ама  идеЯ подвига и жертвы по-прежнему
соединЯлась длЯ Љоролевы с  любовью  к  Љоролю,  к  ее  еще  не
родившимсЯ   детЯм   и  даже  к  Њалельдилу.  ‘ама  мысль,  что
Њалельдил, быть может, желает именно непослушаниЯ, и  была  той
щелью, через которую в ее разум мог хлынуть поток искушениЯ. Ќо
с  тех  пор, как Ќелюдь начал свои трагические повествованиЯ, к
этому   прибавилсЯ   самый   слабый   призвук    театральности,
самовлюбленного  желаниЯ  сыграть  главную  роль в драме своего
мира. Ќелюдь, без сомнений, пыталсЯ усилить именно это.  Ћн  не
мог преуспеть, пока такое чувство оставалось каплей в океане ее
души.  ‚ероЯтно,  до  тех  пор, пока это не изменитсЯ, Љоролева
была в безопасности -- пожалуй, ни одно  разумное  существо  не
откажетсЯ  от счастьЯ ради чего-то столь смутного, как болтовнЯ
о духовности и высшем  предназначении.  Ќе  откажетсЯ  --  пока
искушение  себЯлюбием  не  перевесит  всего остального. ќгоизм,
таЯщийсЯ в идее благородного бунта, должен возрасти;  и  ђэнсом
думал,  что  хотЯ  она  и  смеетсЯ над ‚рагом, и часто дает ему
отпор, он растет очень медленно, и все же  Явно.  Љонечно,  все
было  сложно, очень сложно. Ќелюдь всегда говорил почти правду.
‚идимо, в замысел  Ѓожий  входило  и  то,  что  это  счастливое
созданье  станет  совсем  взрослым,  обретет свободный выбор, в
некотором смысле отделитсЯ и от Ѓога, и от мужа, чтобы свЯзь их
стала глубже и  полноценней.  ‘  самой  первой  встречи  ђэнсом
видел,  как  взрослеет  Љоролева,  и сам, пусть бессознательно,
помогал этому. …сли она победит искушение,  оно  станет  новым,
очень  важным  шагом  все  к той же цели -- к более свободному,
разумному и осознанному послушанию. Ќо именно  поэтому  ошибка,
котораЯ  низвергнет ее в рабство ненависти и зависти, экономики
и политики, так хорошо известное нашему миру,  --  эта  роковаЯ
ошибка  так  страшно  похожа  на  правильный  шаг.  Ћ  том, что
опасность усиливаетсЯ, ђэнсом догадывалсЯ и по тому, как трудно
стало напоминать о простейших исходных посылках.  Љоролева  все
меньше  обращала  внимание на то, что изначально дано ей, -- на
заповедь Њалельдила, на совершенно неизвестные последствиЯ,  на
нынешнее  счастье, столь великое, что перемена едва ли окажетсЯ
к лучшему. ‚се это смывала  бурнаЯ  волна  нечетких,  но  Ярких
образов,  создаваемых  Ќелюдем,  и  все  возрастающаЯ  важность
центрального образа. Ћна  не  утратила  невинности,  не  ведала
дурных  намерений,  волЯ  ее  была  чиста,  но  воображение уже
наполовину заполнилось Яркими и Ядовитыми картинками.  €  снова
ђэнсом  подумал:  "Ќет,  так  больше нельзЯ"; но все его доводы
были бессильны, искушение продолжалось.
     Ћн очень устал и однажды под  утро  провалилсЯ  в  мертвый
сон,  а  очнулсЯ  лишь  к  полудню. Ћн был один, и великий ужас
охватил его. "—то же Я мог поделать? —то Я  мог?"  --  вскричал
он, решив, что битва проиграна. ѓолова у него кружилась, сердце
болело,  когда  он  брел  к  берегу,  чтобы  найти  там  рыбу и
отправитьсЯ вслед за беглецами на ’вердую  ‡емлю.  Ћн  был  так
растерЯн  и  измучен,  что даже не думал, как ему теперь искать
эту землю, не знаЯ, где она и сколько до нее плыть. Џродравшись
через лес на  открытое  место,  он  внезапно  увидел,  что  два
человека,  укутанные  с головы до пЯт, спокойно стоЯт перед ним
на фоне золотого неба. ЋдеЯниЯ их  были  пурпурными  и  синими,
венцы  --  из  серебрЯных  листьев,  ноги остались босыми. Ћдно
существо показалось  ему  самым  прекрасным,  другое  --  самым
уродливым  из  детей  человеческих. Ћни заговорили, и он понЯл,
что перед ним -- Љоролева и оболочка “эстона. Ћдежда у них была
из перьев. ђэнсом хорошо знал тех птиц, из чьих  крыльев  такие
перьЯ  можно  вырвать, но как сплести из них ткань, представить
себе не мог.
     -- ‡дравствуй, ЏЯтнистый, -- сказала ему Љоролева.  --  ’ы
долго спал. Љак тебе нравЯтсЯ эти наши листьЯ?
     -- Џтицы...  --  сказал ђэнсом. -- Ѓедные птицы! —то же он
сделал с ними?
     -- Ћн где-то нашел эти перьЯ, -- беззаботно ответила  она.
-- Џтицы их ронЯют.
     -- ‡ачем ты это надела?
     -- Ћн  снова  сделал  менЯ  старше.  Џочему  ты никогда не
говорил мне, ЏЯтнистый?
     -- Ћ чем?
     -- Њы ведь и не знали. Ћн  сказал,  что  у  деревьев  есть
листьЯ,  у зверей -- мех, а в вашем мире мужчины и женщины тоже
надевают красивые одежды. Џочему ты не отвечаешь,  нравимсЯ  ли
мы  тебе? Ћх, ЏЯтнистый, неужели это -- из тех благ, от которых
ты отворачиваешьсЯ? ќто не новость длЯ тебЯ, раз все так делают
в твоем мире.
     -- „а, -- сказал ђэнсом, --  но  здесь  все  иначе.  ‡десь
тепло.
     -- ’ак сказал и он, -- ответила Љоролева, -- но ведь у вас
холодно не повсюду. Ћн говорит, это делают и в теплых странах.
     -- Ћн сказал, зачем это делают?
     -- —тобы стать красивыми. ‡ачем же еще? -- удивилась она.
     "‘лава  Ѓогу,  -- подумал ђэнсом, -- он всего-навсего учит
ее тщеславию". Ћн боЯлсЯ худшего. Ќо ведь если она будет носить
одежду,  рано  или  поздно  она  узнает  стыд,  а  там   --   и
бесстыдство.
     -- Ќу как, стали мы красивей? -- перебила она его мысли.
     -- Ќет, -- ответил ђэнсом, и сразу поправилсЯ: -- Ќе знаю.
     Ћтветить  и  впрЯмь  было  нелегко. ’еперь, когда нарЯд из
перьев скрыл обыденную одежду, Ќелюдь выглЯдел экзотично,  даже
своеобразно  и  уж точно не был таким противным. Ђ вот Љоролеве
этот  нарЯд  не  шел.  „а,  в  обнаженном  теле  есть  какаЯ-то
простота;  нет, скажем так: это "просто тело". Џурпурное платье
придало ее красоте  величие  и  Яркость,  и  все  же  это  было
уступкой более низменным представлениЯм. ‚ первый (и последний)
раз  ђэнсом  увидел в ней женщину, в которую мог бы влюбитьсЯ и
человек с ‡емли. ќтого  вынести  он  не  мог.  Њысль  была  так
уродлива,  так  чужда здешнему миру, что краски поблекли и угас
запах цветов.
     -- ‘тали мы красивей? -- настаивала Љоролева.
     -- ЉакаЯ разница? -- сказал он угрюмо.
     -- Љаждый хочет быть таким красивым, каким  только  можно,
-- сказала Љоролева. -- Ђ Я не могу увидеть саму себЯ.
     -- Њожешь, -- произнес голос “эстона.
     -- Љак  же  это?  -- спросила она, оборачиваЯсь к нему. --
„аже если мне удастсЯ повернуть глаза вовнутрь, Я увижу тьму.
     -- Ќет, -- ответил Ќелюдь. -- ‘ейчас Я покажу.
     Ћн отошел на несколько шагов -- туда, где  на  желтом  мху
лежал  рюкзак “эстона. ‘ той напрЯженной отчетливостью, с какою
мы видим в  минуту  опасности  и  горЯ,  ђэнсом  разглЯдел  все
детали. Џо-видимому, рюкзак был куплен в том же магазине, что и
его  собственный. ќта мелочь напомнила ему, что “эстон когда-то
был  человеком,  с  человеческим   разумом,   с   человеческими
радостЯми  и горестЯми, и он чуть не заплакал. ‘трашные пальцы,
уже не принадлежавшие “эстону, расстегнули  застежки,  вытащили
маленький  блестЯщий  предмет  --  карманное  зеркальце  за три
шиллинга и шесть пенсов -- и протЯнули Љоролеве.  ’а  повертела
его в руках.
     -- —то это? —то с ним делать? -- спросила она.
     -- ЏоглЯди в него, -- ответил Ќелюдь.
     -- Љак это?
     -- ѓлЯди!  --  сказал он, взЯл зеркало и поднес к ее лицу.
„овольно долго она глЯделась в него, ничего не  понимаЯ.  Џотом
вскрикнула,  отшатнулась,  закрыла  руками  лицо.  ђэнсом  тоже
вздрогнул --  впервые  увидел  он,  что  она  просто  поддалась
чувству. ќтот мир менЯлсЯ слишком быстро.
     -- Ћй! -- вскрикнула она. -- —то это? џ видела лицо.
     -- ќто твое лицо, красавица, -- сказал Ќелюдь.
     -- џ  знаю,  -- ответила она, отворачиваЯсь от зеркала. --
Њое лицо глЯдело оттуда на менЯ. џ становлюсь  старше  или  это
что-то  другое? џ чувствую... чувствую... сердце бьетсЯ слишком
сильно... Њне холодно. —то же это? -- Ћна переводила  взглЯд  с
одного  собеседника  на  другого.  ‘  лица  ее  слетела завеса,
скрывавшаЯ его тайны. ’еперь  оно  говорило  о  страхе  так  же
внЯтно, как лицо человека, прЯчущегосЯ в бомбоубежище.
     -- —то это? -- снова и снова спрашивала она.
     -- ќто  страх,  --  отвечал  голос “эстона, а лицо “эстона
ухмыльнулось ђэнсому.
     -- ‘трах... -- повторила она. --  ќто  --  страх.  --  Ћна
поразмышлЯла  о  новом открытии и наконец резко сказала: -- Њне
он не нравитсЯ.
     -- Ћн уйдет, -- сказал Ќелюдь, но тут ђэнсом вмешалсЯ:
     -- Ћн никогда не уйдет, если ты будешь его  слушатьсЯ.  Ћн
поведет тебЯ от страха к страху.
     -- Њы  бросимсЯ  в  большую волну, -- сказал Ќелюдь, -- мы
минуем ее и двинемсЯ дальше. ’ы узнала  страх,  и  видишь,  что
должна  испытать его ради своего рода. ’ы знаешь, что Љороль на
это не решитсЯ. „а ты и не хочешь, чтобы с ним это случилось. Ђ
этой вещицы незачем боЯтьсЯ, ей  надо  радоватьсЯ.  —то  в  ней
страшного?
     -- ‹ицо  одно,  а  их  стало  два, -- решительно возразила
Љоролева. -- ќта штука, -- она указала на зеркало, -- Я и не Я.
     -- …сли ты не посмотришь на себЯ,  ты  так  и  не  узнаешь
насколько ты красива.
     -- џ  вот что думаю, чужеземец, -- сказала она, -- плод не
может съесть сам себЯ -- так и человек не  может  разговаривать
сам с собою.
     -- Џлод  ничего  не может, ибо он только плод, -- возразил
€скуситель, -- а мы можем. ќта штука -- зеркало. —еловек  может
разговаривать с самим собой, и любить самого себЯ. ќто и значит
быть  человеком.  Њужчина  или  женщина  может общатьсЯ с самим
собой, словно с кем-то другим, и любоватьсЯ своей же  красотою.
‡еркало научит тебЯ этому искусству.
     -- •орошее оно? -- спросила Љоролева.
     -- Ќет, -- ответил ђэнсом.
     -- Љак ты можешь знать, не попробовав? -- ответил Ќелюдь.
     -- Ђ  если  ты попробуешь, и оно плохое, -- сказал ђэнсом,
-- сможешь ли ты удержатьсЯ и больше не смотреть?
     -- џ уже общалась с собой, -- сказала Љоролева,  --  но  Я
еще  не  знаю,  как  Я выглЯжу. …сли менЯ две, лучше уж узнать,
какаЯ же та, другаЯ. Ќе  бойсЯ,  ЏЯтнистый,  Я  поглЯжу  разок,
чтобы разглЯдеть лицо той женщины. ‡ачем мне глЯдеть еще?
     ђобко,  но  твердо  она  взЯла  зеркало из рук ЌелюдЯ, и с
минуту молча глЯдела в него. Џотом опустила руку, но зеркала не
выпустила.
     -- Љак странно... -- сказала она.
     -- Ќет,  красиво,  --  возразил  Ќелюдь.  --   ’ебе   ведь
понравилось?
     -- „а.
     -- ’ы так и не узнала то, что хотела узнать.
     -- Ђ что? џ и забыла.
     -- ’ы хотела узнать, красивее ли ты в этом платье?
     -- џ увидела только лицо.
     -- Ћтодвинь  от  себЯ зеркало и увидишь ту женщину целиком
-- ту, другую, то есть себЯ. Џогоди, Я сам его подержу!
     ‚се эти обыденные действиЯ были сейчас нелепыми и  дикими.
Љоролева  поглЯдела,  какова она в платье, потом -- без платьЯ,
потом опЯть в платье, наконец решила, что в платье  --  хуже  и
бросила цветные перьЯ на землю. Ќелюдь подобрал их.
     -- ђазве  ты  его  не  сохранишь?  -- спросил он. -- ’ы не
хочешь  носить  его   каждый   день,   но   ведь   когда-нибудь
захочетсЯ...
     -- ‘охранить? -- переспросила она, не вполне понимаЯ.
     -- Ђх  да,--  сказал Ќелюдь, -- Я и забыл! ’ы же не будешь
жить на ’вердой ‡емле, не  построишь  там  дома  и  никогда  не
станешь госпожой своей собственной жизни. "‘охранить" -- значит
положить  что-то  туда,  откуда можно взЯть, и где не тронут ни
дождь, ни звери, ни другие люди. џ подарил бы тебе это зеркало.
ќто было бы ‡еркало Љоролевы, дар из ѓлубоких  Ќебес,  которого
нет  и  не  будет  у  других женщин. Ќо ты мне напомнила, что в
вашем мире нельзЯ ни дарить, ни хранить, пока вы живете изо днЯ
в день, как звери.
     Љоролева не слушала его. Ћна стоЯла  тихо,  словно  у  нее
закружилась  голова от представшего перед ней видениЯ. Ќет, она
не походила на женщин, думающих о новом нарЯде, -- лицо ее было
благородным, слишком  благородным.  ‚еличие,  трагедиЯ,  жертва
занимали  ее;  и  ђэнсом  понЯл, что враг затеЯл всю эту игру с
платьем  и  зеркалом  не  длЯ  того,  чтобы  разбудить  в   ней
тщеславие.  Ћбраз  телесной  красоты  был лишь средством, чтобы
приучить ее  к  гораздо  более  опасному  образу  --  душевного
величиЯ.  €скуситель  хотел, чтобы она смотрела на себЯ извне и
восхищалась собой. Ћн превращал ее разум в сцену,  где  главнаЯ
роль отведена призрачному "Я". Џьесу он уже сочинил.


        ѓ‹Ђ‚Ђ 11


     ‚  тот  день  ђэнсом  проснулсЯ  поздно, и теперь ему было
легче выдержать бессонную ночь. Њоре  успокоилось  и  дождЯ  не
было.  ђэнсом  сидел  во  тьме  выпрЯмившись  и прислонившись к
дереву. Ћба его спутника были рЯдом --  Љоролева,  судЯ  по  ее
тихому  дыханию, спала, а Ќелюдь поджидал ее пробуждениЯ, чтобы
вновь докучать ей, лишь только ђэнсом  задремлет.  €  в  третий
раз,  громче,  чем прежде, прозвучало в душе ђэнсома: "Ќет, так
больше нельзЯ".
     ‚раг становитсЯ все настойчивей. …сли не  свершитсЯ  чудо,
Љоролева  обречена,  она сдастсЯ. Џочему же нет чуда? ’очнее --
доброго чуда? ‚едь сам ‚раг чудом попал  на  Џереландру.  ђазве
только  аду дано творить чудеса? Ђ что же Ќебо? “же не в первый
раз ђэнсом думал  о  Ѓожественной  справедливости.  Ћн  не  мог
понЯть,  почему  Њалельдил  оставил его, когда ‚раг стоит перед
ним.
     Ќо не успел он  подумать,  как  вдруг,  внезапно  и  Ясно,
понЯл, что Њалельдил -- здесь, словно сама тьма поведала ему об
этом.   ‚есть  об  …го  присутствии,  уже  настигавшаЯ  его  на
Џереландре, -- желаннаЯ весть, которую разум не мог принЯть  не
противЯсь,  --  вернулась  к  нему. ’ьма была полна, она просто
давила, он едва мог дышать, и немыслимо тЯжелый  венец  лег  на
его голову, так что он и думать не мог. Ћднако он знал, что это
никогда  и  не  уходило,  только он сам, ђэнсом, подсознательно
старалсЯ не замечать его в последние дни.
     ђоду нашему трудно совсем, совершенно молчать.  —то-то  не
умолкает  внутри,  болтает  и  болтает,  даже в самом свЯщенном
месте. ђэнсом просто онемел от страха и любви, он как бы  умер,
но  кто-то,  неспособный даже на почтение, все терзал его разум
возражениЯми  и  вопросами.  "Ќу,   хорошо,   --   приговаривал
неугомонный  скептик,  --  а  на  что  мне такаЯ помощь? ‚раг и
впрЯмь здесь, он и впрЯмь говорит и действует. ѓде же  посланец
Њалельдила?"
     ’ьма  и  тишина  отразили  его  ответ,  как  отражают удар
теннисист и фехтовальщик -- и он едва удержалсЯ на  ногах.  ќто
было  кощунственно.  "„а  что же Я могу? -- не унЯлась половина
разума. -- џ сделал все, что мог. џ спорил с ним, сколько  было
сил.  Ќет,  правда, ведь ничего не выходит". Ћн пыталсЯ убедить
себЯ, что не может  представлЯть  Њалельдила  так,  как  Ќелюдь
представлЯет здесь ад. Ћн твердил, что эта мысль -- от дьЯвола,
это  гордынЯ, соблазн, маниЯ величиЯ. € снова застыл в ужасе --
тьма   попросту   отбросила   его   доводы,   отбросила   почти
нетерпеливо,  и пришлось понЯть то, что почему-то ускользало от
него: его поЯвление на  Џереландре  --  не  меньшее  чудо,  чем
поЯвление   ‚рага.   „а,   доброе  чудо,  которого  он  жаждал,
свершилось. € чудо это -- он сам.
     "—епуха какаЯ!.. -- сказал неугомонный  скептик.  --  ’оже
мне  чудо  --  смешной,  пЯтнистый,  ничего доказать не может!"
ђазум поспешно устремилсЯ в  лазейку,  поманившую  надеждой  на
спасение. Џрекрасно. Ћн и вправду попал сюда чудом. ‘тало быть,
он  в  руках  Ѓожьих. Ћн сделает все, что сможет -- да что там,
сделал! -- а за исход этой битвы отвечает  Ѓог.  Ћн  не  достиг
успеха,  но  сделал  что  только  мог.  "Ќам, смертным, не дано
успехом  править".  €сход  битвы  его  не  касаетсЯ,  это  дело
Њалельдила. Љогда он истощит все силы в честной, но безнадежной
борьбе, Њалельдил вернет его домой. Ѓыть может, замысел в том и
заключаетсЯ,  чтобы ђэнсом поведал людЯм об истинах, которые он
обрел на ‚енере. Ђ судьба ее не в его руках. Ћна в руке Ѓожьей.
’ам ей и место. Ќадо верить...
     € вдруг словно лопнула струна скрипки. Ќичего не  осталось
от  лукавых доводов. Ќесомненно и беспощадно тьма отвечала ему:
нет, не так. …го путешествие на Џереландру --  не  нравственное
упражнение и не мнимаЯ борьба. „а, исход -- в руках Њалельдила,
но   руки   его   --  Љоролева  и  ђэнсом.  ‘удьба  этого  мира
действительно зависит от того, что они сделают в ближайший час.
ќто -- правда, ничего не  поделаешь.  Ћни  могут,  если  хотЯт,
спасти  невинность  нового  мира;  а  если  они отступЯтсЯ, она
погибнет. ‘удьба мира зависит только от них, больше ни от  кого
-- во  всей  ‚селенной,  во  всей вечности. ќто он увидел Ясно,
хотЯ еще и понЯтиЯ не имел, что же ему делать.
     ‘ебЯлюбиваЯ часть души торопилась возразить, но вхолостую,
словно винт вытащенной на берег лодки. ќто  же  нагло,  нелепо,
нечестно!  —то ж, Њалельдил хочет потерЯть мир? Љакой смысл все
творить  и  устраивать,  если  такие  важные  вещи  зависЯт  от
ничтожества?  € тут он вспомнил, что там, на ‡емле, идет война.
•илые лейтенанты и веснушчатые сержанты, которые только  начали
бритьсЯ, крадутсЯ в мертвой тьме или стоЯт в дозоре, бодрствуЯ,
как и он, и знаЯ ужасную истину -- все зависит от них. Ђ там, в
дали веков, ѓораций стоЯл на мосту, и Љонстантин решал, принЯть
ли  новую  веру, и сама …ва глЯдела на запретный плод, а Ќебеса
Ќебес ожидали ее решениЯ. ђэнсом стискивал зубы, он дрожал,  но
видел  то,  что  открылось ему. ’ак, только так был создан мир.
‚ыбирай: или ничего не зависит от  тебЯ,  или  что-то  зависит.
…сли  же  зависит,  кто  поставит  этому  предел? Љамешек может
изменить течение реки. ‚ этот ужасный миг  он  --  тот  камень,
который  оказалсЯ  в  центре  ‚селенной,  и эльдилы всех миров,
вечные, безгрешные, светлые, замерли в глуби Ќебес, ожидаЯ, как
поступит ќлвин ђэнсом из Љембриджа.
     Ќа минуту ему стало легче -- да он ведь не  знает,  что  в
его  силах! Ћн чуть не рассмеЯлсЯ от радости. Ћн зрЯ испугалсЯ.
Ќикто не ставил перед  ним  точной  задачи.  Ћн  должен  просто
противостоЯть  ‚рагу -- а как именно, обстоЯтельства подскажут.
€ вновь, как  испуганное  дитЯ  в  объЯтиЯх  матери,  он  нашел
убежище в словах "сделаю, что могу". Ћн сделает, что сможет, он
и так делает. "Ќет, сколько у нас мнимых пугал!" -- пробормотал
он,   расслабившись  и  усаживаЯсь  поудобнее.  ‹асковаЯ  волна
подхватила его, волна разумной  и  радостной  веры;  во  всЯком
случае, так ему показалось.
     ќй,   что   это?  Ћн  резко  выпрЯмилсЯ,  сердце  отчаЯнно
забилось. Њысли его вновь натолкнулись на ответ и  отшатнулись,
словно  он коснулсЯ раскаленной кочерги. Ќет, он ослышалсЯ, это
нелепость, что-то  ребЯческое...  Ћн  сам  это  выдумал.  џснее
Ясного,  что  битва  с  дьЯволом  может быть только духовной...
’олько дикарю придет в голову дратьсЯ с ним. …сли  б  все  было
так  просто... Ќо тут себЯлюбивое "Я" допустило роковую ошибку.
ђэнсом  был  честен,  он  привык  не  лгать  себе,  и  не   мог
притворЯтьсЯ,  что  не  боитсЯ  драки  с Ќелюдем. џсные и Яркие
картины встали перед ним... Њертвенный холод  рук  (он  однажды
нечаЯнно коснулсЯ их)... длинные стальные ногти.. они раздирают
плоть,  вытЯгивают жилы... ЉакаЯ медленнаЯ, мучительнаЯ смерть!
€ до самого конца перед  ним  будет  ухмылЯтьсЯ  этот  жестокий
идиот. ѓосподи, да ведь прежде, чем он умрет, он сдастсЯ, будет
молить  о  пощаде,  обещать  помощь,  клЯстьсЯ в верности перед
этим, да что угодно!
     Љак хорошо, что эта дикаЯ мысль заведомо нелепа...  ђэнсом
почти убедил себЯ: что бы ни слышалось во тьме и тишине, грубой
простой  драки  Њалельдил замыслить не мог. ќто он сам выдумал,
мерещитсЯ  всЯкаЯ  жуть.  ’огда  духовнаЯ  брань  спуститсЯ  на
уровень  мифа.  €  тут  ђэнсом  снова запнулсЯ. “же на Њарсе он
узнал, а здесь -- убедилсЯ, что отличить истину от мифа, а то и
другое -- от факта можно только на  ‡емле,  где,  к  несчастью,
грехопадение  отделило  тело  от души. „аже у нас таинства веры
напоминают,  что  разделение  это   --   тЯжко   и   никак   не
окончательно.   ‚оплощение   повело   нас   к  тому,  чтоб  они
воссоединились. ‡десь же, на Џереландре,  они  не  разделЯлись.
‚се, что происходит здесь, было бы мифом на ‡емле. Ћн уже думал
об  этом;  теперь он это знал. ’от, Љто был во тьме, вложил эту
истину в его ладони, словно страшное сокровище.
     Ќа несколько мгновений эгоист в нем забыл свои доводы.  Ћн
хныкал и всхлипывал, как ребенок, который проситсЯ домой. Џотом
он опомнилсЯ. Ћн вполне разумно объЯснил, почему нелепо дратьсЯ
с  Ќелюдем. ’акаЯ драка ничего не решит в борьбе духовной. …сли
Љоролева сохранит  послушание  только  потому,  что  €скусителЯ
убрали  силой,  какой  в  этом  смысл? —то это докажет? …сли же
искушение -- не испытание, не тест,  зачем  Њалельдил  допустил
его?  ђазве  наш  мир  был  бы  спасен,  если  бы слон случайно
наступил на змиЯ  за  миг  до  грехопадениЯ?  Ќеужели  все  так
просто, так вненравственно, так нелепо?
     ѓрознаЯ  тишина сгущалась. ‚ ней все отчетливей проступало
‹ицо, оно просто глЯдело на тебЯ, глЯдело  не  без  печали,  не
гневаЯсь  и  не  возражаЯ,  но  так, что ты постепенно понимал,
насколько  Ясна  твоЯ  ложь,   и   вот   ты   спотыкаешьсЯ,   и
оправдываешьсЯ,  и больше не можешь говорить. ‘молкло наконец и
себЯлюбивое "Я".  ’ьма  почти  сказала:  "’ы  знаешь  сам,  что
напрасно  тЯнешь  времЯ".  ‚се  Ясней  становилось,  что ему не
удаст