‘ергей ’имофеевич Ђксаков. „етские годы Ѓагрова-внука

Ћцените этот текст:
‘ергей ’имофеевич Ђксаков. „етские годы Ѓагрова-внука

--------------------
‘ергей ’имофеевич Ђксаков
„етские годы Ѓагрова-внука
---------------------------------------------------------------------
Ђксаков ‘.’. „етские годы Ѓагрова-внука. („лЯ сред. школ. возраста)
Њн., ћнацтва, 1982. - 318 с., ил.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 24 ноЯбрЯ 2003 года
---------------------------------------------------------------------
--------------------



     -----------------------------------------------------------------------
     Ђксаков ‘.’. „етские годы Ѓагрова-внука. („лЯ сред. школ. возраста)
     Њн., ћнацтва, 1982. - 318 с., ил.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 24 ноЯбрЯ 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     ‚ автобиографической книге автор  показывает  дворЯнско-крепостническую
среду, в которой формировалсЯ характер ‘ережи  Ѓагрова,  раскрывает  влиЯние
на мальчика родной природы, общениЯ с ней.


‘Ћ„…ђ†ЂЌ€…

                  Љ читателЯм

                  ‚ступление
                  Ћтрывочные воспоминаниЯ
                  Џоследовательные воспоминаниЯ
                  „орога до Џарашина
                  Џарашино
                  „орога из Џарашина в Ѓагрово
                  Ѓагрово
                  Џребывание в Ѓагрове без отца и матери
                  ‡има в “фе
                  ‘ергеевка
                  ‚озвращение в “фу к городской жизни
                  ‡имнЯЯ дорога в Ѓагрово
                  Ѓагрово зимой
                  “фа
                  Џриезд на постоЯнное житье в Ѓагрово
                  —урасово
                  Ѓагрово после —урасова
                  ЏерваЯ весна в деревне
                  ‹етнЯЯ поездка в —урасово
                  ЋсеннЯЯ дорога в Ѓагрово
                  †изнь в Ѓагрове после кончины бабушки

                  Џриложение
                  Ђленький цветочек. ‘казка ключницы Џалагеи


                                                                 ‚нучке моей
                                                           Ћльге ѓригорьевне
                                                                   Ђксаковой


Љ —€’Ђ’…‹џЊ

     џ написал отрывки из "‘емейной хроники"*  по  рассказам  семейства  гг.
Ѓагровых, как известно моим благосклонным читателЯм. ‚ эпилоге  к  пЯтому  и
последнему отрывку Я простилсЯ  с  описанными  мною  личностЯми,  не  думаЯ,
чтобы мне когда-нибудь привелось говорить о них.  Ќо  человек  часто  думает
ошибочно:  внук  ‘тепана  Њихайлыча  Ѓагрова  рассказал   мне   с   большими
подробностЯми  историю  своих  детских  годов;  Я  записал  его  рассказы  с
возможною точностью, а как они служат продолжением "‘емейной  хроники",  так
счастливо обратившей на себЯ внимание читающей публики, и как  рассказы  эти
представлЯют довольно полную  историю  дитЯти,  жизнь  человека  в  детстве,
детский  мир,  созидающийсЯ  постепенно  под  влиЯнием   ежедневных,   новых
впечатлений, - то Я решилсЯ напечатать записанные мною рассказы.  †елаЯ,  по
возможности, передать живость изустного повествованиЯ, Я везде говорю  прЯмо
от лица рассказчика. Џрежние  лица  "•роники"  выходЯт  опЯть  на  сцену,  а
старшие, то есть дедушка и бабушка,  в  продолжение  рассказа  оставлЯют  ее
навсегда... ‘нова поручаю моих Ѓагровых благосклонному вниманию читателей.
                                                                   ‘.Ђксаков
     ______________
     * "‘емейнаЯ хроника" ‘.’.Ђксакова вышла из печати в 1856 году,  за  два
года до того, как вышли в свет "„етские годы Ѓагрова-внука".


‚‘’“Џ‹…Ќ€…

     џ сам не знаю, можно ли вполне верить всему  тому,  что  сохранила  моЯ
памЯть? …сли  Я  помню  действительно  случившиесЯ  событиЯ,  то  это  можно
назвать воспоминаниЯми не только детства, но даже младенчества.  ђазумеетсЯ,
Я ничего не помню в  свЯзи,  в  непрерывной  последовательности,  но  многие
случаи живут в моей памЯти до сих пор  со  всею  Яркостью  красок,  со  всею
живостью вчерашнего событиЯ. Ѓудучи лет  трех  или  четырех,  Я  рассказывал
окружающим менЯ, что помню, как отнимали менЯ от кормилицы...  ‚се  смеЯлись
моим рассказам и уверЯли, что  Я  наслушалсЯ  их  от  матери  или  нЯньки  и
подумал, что это Я сам видел. џ спорил и в  доказательство  приводил  иногда
такие обстоЯтельства, которые не могли мне быть рассказаны и  которые  могли
знать только Я  да  моЯ  кормилица  или  мать.  Ќаводили  справки,  и  часто
оказывалось, что действительно дело было так и  что  рассказать  мне  о  нем
никто не мог. Ќо не все, казавшеесЯ мне виденным, видел Я в самом  деле;  те
же справки иногда доказывали, что многого Я не  мог  видеть,  а  мог  только
слышать.
     €так, Я стану рассказывать из доисторической, так сказать, эпохи  моего
детства только то, в действительности чего не могу сомневатьсЯ.


Ћ’ђ›‚Ћ—Ќ›… ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€џ

     ‘амые первые предметы, уцелевшие на ветхой  картине  давно  прошедшего,
картине, сильно полинЯвшей в иных местах от  времени  и  потока  шестидесЯти
годов, предметы и образы, которые еще носЯтсЯ в моей  памЯти,  -  кормилица,
маленькаЯ  сестрица  и  мать;  тогда  они  не  имели   длЯ   менЯ   никакого
определенного  значеньЯ  и  были  только  безыменными  образами.   Љормилица
представлЯетсЯ  мне   сначала   каким-то   таинственным,   почти   невидимым
существом. џ помню себЯ лежащим ночью то в кроватке, то на  руках  матери  и
горько плачущим: с рыданием и  воплЯми  повторЯл  Я  одно  и  то  же  слово,
призываЯ кого-то, и кто-то ЯвлЯлсЯ в сумраке слабоосвещенной  комнаты,  брал
менЯ на руки, клал к груди... и мне становилось  хорошо.  Џотом  помню,  что
уже никто не ЯвлЯлсЯ на мой крик и призывы, что мать, прижав менЯ  к  груди,
напеваЯ одни и те же слова успокоительной песни, бегала со мной  по  комнате
до тех пор,  пока  Я  засыпал.  Љормилица,  страстно  менЯ  любившаЯ,  опЯть
несколько  раз  ЯвлЯетсЯ  в  моих  воспоминаниЯх,  иногда  вдали,   украдкой
смотрЯщаЯ на менЯ из-за других, иногда целующаЯ мои руки,  лицо  и  плачущаЯ
надо мною. Љормилица моЯ была  господскаЯ  крестьЯнка  и  жила  за  тридцать
верст; она отправлЯлась из деревни пешком в субботу вечером  и  приходила  в
“фу рано поутру в воскресенье; наглЯдевшись на менЯ и  отдохнув,  пешком  же
возвращалась в свою Љасимовку, чтобы поспеть  на  барщину.  Џомню,  что  она
один раз приходила, а может быть и приезжала  как-нибудь,  с  моей  молочной
сестрой, здоровой и краснощекой девочкой.


     ‘естрицу Я любил сначала больше всех игрушек, больше матери,  и  любовь
эта выражалась беспрестанным желаньем ее видеть и чувством жалости: мне  все
казалось, что ей холодно, что  она  голодна  и  что  ей  хочетсЯ  кушать;  Я
беспрестанно хотел одеть  ее  своим  платьицем  и  кормить  своим  кушаньем;
разумеетсЯ, мне этого не позволЯли, и Я плакал.
     ЏостоЯнное присутствие матери сливаетсЯ с  каждым  моим  воспоминанием.
…е образ неразрывно соединЯетсЯ с моим  существованьем,  и  потому  он  мало
выдаетсЯ  в  отрывочных  картинах  первого  времени  моего   детства,   хотЯ
постоЯнно участвует в них.


     ’ут следует большой промежуток, то есть  темное  пЯтно  или  полинЯвшее
место в картине  давно  минувшего,  и  Я  начинаю  себЯ  помнить  уже  очень
больным, и не в начале болезни, котораЯ тЯнулась с лишком полтора  года,  не
в конце ее (когда  Я  уже  оправлЯлсЯ),  нет,  именно  помню  себЯ  в  такой
слабости, что каждую минуту опасались за мою жизнь. Ћдин раз, рано утром,  Я
проснулсЯ или очнулсЯ, и не узнаю, где Я. ‚се было незнакомо  мне:  высокаЯ,
большаЯ комната, голые стены из претолстых новых  сосновых  бревен,  сильный
смолистый запах; Яркое, кажетсЯ летнее, солнце только что всходит  и  сквозь
окно с правой стороны, поверх  рединного  полога*,  который  был  надо  мною
опущен, Ярко отражаетсЯ на  противоположной  стене...  Џодле  менЯ  тревожно
спит, без подушек и нераздетаЯ, моЯ мать. Љак теперь,  глЯжу  на  черную  ее
косу, растрепавшуюсЯ по худому и желтому ее лицу. ЊенЯ накануне перевезли  в
подгородную деревню ‡убовку, верстах  в  десЯти  от  “фы.  ‚идно,  дорога  и
произведенный движением спокойный сон подкрепили менЯ; мне  стало  хорошо  и
весело,  так  что  Я  несколько  минут  с   любопытством   и   удовольствием
рассматривал  сквозь  полог  окружающие  менЯ  новые  предметы.  џ  не  умел
поберечь сна бедной моей матери,  тронул  ее  рукой  и  сказал:  "Ђх,  какое
солнышко! Љак хорошо пахнет!" Њать  вскочила,  в  испуге  сначала,  и  потом
обрадовалась, вслушавшись в мой крепкий голос и взглЯнув на мое  посвежевшее
лицо.  Љак  она  менЯ  ласкала,  какими  называла  именами,   как   радостно
плакала... этого  не  расскажешь!  Џолог  поднЯли;  Я  попросил  есть,  менЯ
покормили и дали мне  выпить  полрюмки  старого  рейнвейну**,  который,  как
думали тогда, один  только  и  подкреплЯл  менЯ.  ђейнвейну  налили  мне  из
какой-то странной бутылки со сплюснутым, широким,  круглым  дном  и  длинною
узенькою шейкою. ‘ тех пор Я не видывал таких  бутылок.  Џотом,  по  просьбе
моей, достали мне кусочки или висюльки  сосновой  смолы,  котораЯ  везде  по
стенам и  косЯкам  топилась,  капала,  даже  текла  понемножку,  застываЯ  и
засыхаЯ на  дороге  и  висЯ  в  воздухе  маленькими  сосульками,  совершенно
похожими своим наружным видом на  обыкновенные  ледЯные  сосульки.  џ  очень
любил запах сосновой и еловой смолы, которую курили иногда в  наших  детских
комнатах. џ понюхал, полюбовалсЯ, поиграл душистыми и прозрачными  смолЯными
сосульками; они растаЯли у  менЯ  в  руках  и  склеили  мои  худые,  длинные
пальцы; мать вымыла мне  руки,  вытерла  их  насухо,  и  Я  стал  дремать...
Џредметы начали мешатьсЯ в моих глазах; мне казалось, что мы едем в  карете,
что мне хотЯт дать лекарство и Я не хочу принимать его,  что  вместо  матери
стоит подле менЯ нЯнька ЂгафьЯ или кормилица... Љак  заснул  Я  и  что  было
после - ничего не помню.
     ______________
     * ђединный полог -  занавес  из  рЯдна,  то  есть  неплотного,  редкого
холста, закрывающий кровать.
     ** ђейнвейн - сладкое виноградное вино.

     —асто припоминаю Я себЯ в карете, даже не всегда запрЯженной  лошадьми,
не всегда в дороге. Ћчень помню, что мать, а иногда нЯнька  держит  менЯ  на
руках, одетого очень тепло, что мы  сидим  в  карете,  стоЯщей  в  сарае,  а
иногда вывезенной на двор; что Я  хнычу,  повторЯЯ  слабым  голосом:  "‘упу,
супу", которого мне давали понемножку, несмотрЯ на болезненный,  мучительный
голод, сменЯвшийсЯ иногда совершенным отвращеньем от  пищи.  Њне  сказывали,
что в карете Я  плакал  менее  и  вообще  был  гораздо  спокойнее.  ЉажетсЯ,
господа доктора в самом начале болезни дурно лечили менЯ и наконец  залечили
почти до смерти, доведЯ до совершенного ослаблениЯ  пищеварительные  органы;
а  может  быть,  что  мнительность,  излишние  опасениЯ  страстной   матери,
беспрестаннаЯ  перемена  лекарств  были  причиною  отчаЯнного  положениЯ,  в
котором Я находилсЯ.


     џ иногда лежал в забытьи, в каком-то среднем  состоЯнии  между  сном  и
обмороком; пульс почти  переставал  битьсЯ,  дыханье  было  так  слабо,  что
прикладывали зеркало к губам моим, чтобы  узнать,  жив  ли  Я;  но  Я  помню
многое,  что  делали  со  мной  в  то  времЯ  и  что  говорили  около  менЯ,
предполагаЯ, что Я уже ничего не вижу, не  слышу  и  не  понимаю,  -  что  Я
умираю. „октора и все окружающие давно осудили менЯ на смерть: доктора -  по
несомненным медицинским признакам, а  окружающие  -  по  несомненным  дурным
приметам, неосновательность и  ложность  которых  оказались  на  мне  весьма
убедительно. ‘траданий  матери  моей  описать  невозможно,  но  восторженное
присутствие духа и  надежда  спасти  свое  дитЯ  никогда  ее  не  оставлЯли.
"Њатушка ‘офьЯ Ќиколаевна, -  не  один  раз  говорила,  как  Я  сам  слышал,
преданнаЯ ей душою дальнЯЯ родственница —епрунова,  -  перестань  ты  мучить
свое дитЯ; ведь уж и доктора и свЯщенник сказали  тебе,  что  он  не  жилец.
Џокорись воле божией: положи дитЯ под  образа,  затепли  свечку  и  дай  его
ангельской душеньке выйти с покоем из тела. ‚едь  ты  только  мешаешь  ей  и
тревожишь ее, а пособить не можешь..." Ќо с гневом встречала такие речи  моЯ
мать и отвечала, что, покуда искра жизни тлеетсЯ во мне, она  не  перестанет
делать  все,  что  может,  длЯ  моего  спасеньЯ,  -  и  снова  клала   менЯ,
бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или  бульону,
целые часы растирала мне грудь и спину  голыми  руками,  а  если  и  это  не
помогало, то наполнЯла легкие мои своим дыханьем  -  и  Я,  после  глубокого
вздоха, начинал дышать  сильнее,  как  будто  просыпалсЯ  к  жизни,  получал
сознание,  начинал  принимать  пищу  и  говорить,  и  даже  поправлЯлсЯ   на
некоторое времЯ. ’ак бывало не  один  раз.  џ  даже  мог  заниматьсЯ  своими
игрушками, которые расставлЯли подле менЯ на маленьком столике;  разумеетсЯ,
все это делал Я, лежа в кроватке, потому что едва шевелил  своими  пальцами.
Ќо самое главное мое удовольствие состоЯло в том, что приносили ко  мне  мою
милую сестрицу, давали поцеловать, погладить  по  головке,  а  потом  нЯнька
садилась с нею против менЯ, и Я подолгу смотрел на сестру,  указываЯ  то  на
одну, то на другую мою игрушку и приказываЯ подавать их сестрице.
     ‡аметив, что  дорога  мне  как  будто  полезна,  мать  ездила  со  мной
беспрестанно: то в  подгородные  деревушки  своих  братьев,  то  к  знакомым
помещикам; один раз, не знаю куда, сделали мы большое путешествие; отец  был
с нами. „орогой, довольно рано поутру, почувствовал Я себЯ так дурно, так  Я
ослабел, что принуждены были остановитьсЯ; вынесли менЯ из кареты,  постлали
постель в высокой траве лесной  полЯны,  в  тени  дерев,  и  положили  почти
безжизненного. џ все видел и понимал, что около  менЯ  делали.  ‘лышал,  как
плакал отец и утешал отчаЯнную мать, как горЯчо она молилась, поднЯв руки  к
небу. џ все слышал и видел Явственно и не мог сказать ни  одного  слова,  не
мог пошевелитьсЯ - и  вдруг  точно  проснулсЯ  и  почувствовал  себЯ  лучше,
крепче  обыкновенного.  ‹ес,  тень,  цветы,   ароматный   воздух   мне   так
понравились, что Я упросил не трогать менЯ с места. ’ак и простоЯли  мы  тут
до вечера. ‹ошадей выпрЯгли и пустили на траву близехонько от  менЯ,  и  мне
это было приЯтно. ѓде-то нашли родниковую воду; Я слышал, как  толковали  об
этом; развели огонь, пили чай, а  мне  дали  выпить  отвратительной  римской
ромашки с рейнвейном, приготовили кушанье, обедали,  и  все  отдыхали,  даже
мать моЯ спала долго. џ не спал, но  чувствовал  необыкновенную  бодрость  и
какое-то внутреннее удовольствие и спокойствие, или, вернее  сказать,  Я  не
понимал, что чувствовал, но мне было хорошо. “же  довольно  поздно  вечером,
несмотрЯ на мои просьбы и слезы,  положили  менЯ  в  карету  и  перевезли  в
ближайшую на дороге татарскую  деревню,  где  и  ночевали.  Ќа  другой  день
поутру Я чувствовал себЯ также свежее и лучше  против  обыкновенного.  Љогда
мы воротились в город, моЯ мать, видЯ,  что  Я  стал  немножко  покрепче,  и
сообразЯ, что Я уже с неделю не принимал обыкновенных  микстур  и  порошков,
помолилась богу и решилась оставить уфимских докторов,  а  принЯлась  лечить
менЯ по домашнему лечебнику Ѓухана. Њне становилось час  от  часу  лучше,  и
через несколько месЯцев Я был  уже  почти  здоров;  но  все  это  времЯ,  от
кормежки на лесной полЯне  до  настоЯщего  выздоровлениЯ,  почти  совершенно
изгладилось из моей памЯти. ‚прочем,  одно  происшествие  Я  помню  довольно
Ясно; оно случилось, по уверению менЯ  окружающих,  в  самой  средине  моего
выздоровлениЯ...
     —увство жалости ко всему страдающему доходило во мне,  в  первое  времЯ
моего выздоровлениЯ, до болезненного излишества. Џрежде  всего  это  чувство
обратилось на мою маленькую сестрицу: Я не мог видеть и слышать ее слез  или
крика и сейчас начинал сам плакать; она  же  была  в  это  времЯ  нездорова.
‘начала мать приказала было перевести ее в другую  комнату;  но  Я,  заметив
это, пришел в такое волнение и тоску, как мне после говорили, что  поспешили
возвратить мне мою сестрицу. Њедленно поправлЯЯсь, Я не скоро  начал  ходить
и сначала целые дни,  лежа  в  своей  кроватке  и  посадив  к  себе  сестру,
забавлЯл ее разными игрушками или показываньем картинок. €грушки у нас  были
самые простые: небольшие гладкие  шарики  или  кусочки  дерева,  которые  мы
называли чурочками; Я строил из них какие-то клетки, а  моЯ  подруга  любила
разрушать их, махнув своей ручонкой. Џотом  начал  Я  бродить  и  сидеть  на
окошке, растворенном прЯмо в сад. ‚сЯкаЯ птичка,  даже  воробей,  привлекала
мое вниманье и  доставлЯла  мне  большое  удовольствие.  Њать,  котораЯ  все
свободное времЯ от посещеньЯ гостей и хозЯйственных  забот  проводила  около
менЯ, сейчас достала мне клетку с птичками и пару  ручных  голубей,  которые
ночевали под моей кроваткой. Њне рассказывали, что Я пришел от них  в  такое
восхищение и так его выражал, что нельзЯ было  смотреть  равнодушно  на  мою
радость. Ћдин раз, сидЯ на окошке (с этой минуты Я все  уже  твердо  помню),
услышал Я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и  когда  Я
стал  просить,  чтобы  послали  посмотреть,  кто  это  плачет,  что  "верно,
кому-нибудь больно", - мать послала девушку,  и  та  через  несколько  минут
принесла в своих пригоршнЯх крошечного, еще слепого, щеночка, который,  весь
дрожа и не твердо опираЯсь на свои кривые  лапки,  тыкаЯсь  во  все  стороны
головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моЯ  нЯнька.  Њне  стало
так его жаль, что Я взЯл этого щеночка и закутал  его  своим  платьем.  Њать
приказала принести на блюдечке тепленького молочка, и после многих  попыток,
толкаЯ рыльцем слепого кутенка в молоко, выучили  его  лакать.  ‘  этих  пор
щенок по целым часам со мной не расставалсЯ; кормить его по нескольку раз  в
день сделалось моей любимой забавой; его назвали ‘уркой, он  сделалсЯ  потом
небольшой дворнЯжкой и жил  у  нас  семнадцать  лет,  разумеетсЯ  уже  не  в
комнате, а на дворе, сохранЯЯ всегда необыкновенную привЯзанность ко  мне  и
к моей матери.


     ‚ыздоровленье мое считалось чудом, по признанию  самих  докторов.  Њать
приписывала его, во-первых,  бесконечному  милосердию  божию,  а  во-вторых,
лечебнику Ѓухана. Ѓухан получил титло моего спасителЯ, и мать приучила  менЯ
в детстве молитьсЯ богу за упокой его души при утренней и вечерней  молитве.
‚последствии она где-то  достала  гравированный  портрет  Ѓухана,  и  четыре
стиха, напечатанные под его портретом  на  французском  Языке,  были  кем-то
переведены русскими стихами, написаны красиво на бумажке  и  наклеены  сверх
французских. ‚се это, к сожалению, давно исчезло без следа.
     џ приписываю мое спасение, кроме первой  вышеприведенной  причины,  без
которой  ничто  совершитьсЯ  не  могло,  -  неусыпному  уходу,   неослабному
попечению, безграничному вниманию  матери  и  дороге,  то  есть  движению  и
воздуху. ‚ниманье и попеченье было вот какое: постоЯнно нуждаЯсь в  деньгах,
перебиваЯсь, как говоритсЯ, с копейки на копейку, моЯ мать доставала  старый
рейнвейн в Љазани, почти за пЯтьсот верст, через старинного приЯтелЯ  своего
покойного отца, кажетсЯ, доктора ђейслейна, за  вино  платилась  неслыханнаЯ
тогда цена, и Я пил его понемногу, несколько раз в день.  ‚  городе  “фе  не
было тогда так называемых французских белых хлебов -  и  каждую  неделю,  то
есть каждую почту,  щедро  вознаграждаемый  почтальон  привозил  из  той  же
Љазани по три белых хлеба. џ  сказал  об  этом  длЯ  примера;  точно  то  же
соблюдалось во всем.  ЊоЯ  мать  не  давала  потухнуть  во  мне  догоравшему
светильнику жизни: едва он начинал угасать,  она  питала  его  магнетическим
излиЯнием собственной жизни, собственного дыханьЯ. Џрочла ли она об  этом  в
какой-нибудь книге или сказал доктор - не знаю. —удное целительное  действие
дороги не подлежит сомнению. џ знал многих  людей,  от  которых  отступались
доктора,  обЯзанных  ей  своим   выздоровлением.   џ   считаю   также,   что
двенадцатичасовое лежанье в траве на лесной полЯне дало первый  благотворный
толчок моему расслабленному телесному организму. Ќе один  раз  Я  слышал  от
матери, что именно с этого времени сделалась маленькаЯ перемена к лучшему.


ЏЋ‘‹…„Ћ‚Ђ’…‹њЌ›… ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€џ

     Џосле моего выздоровлениЯ  Я  начинаю  помнить  себЯ  уже  дитЯтей,  не
крепким  и  резвым,  каким  Я  сделалсЯ  впоследствии,  но  тихим,  кротким,
необыкновенно жалостливым, большим трусом и  в  то  же  времЯ  беспрестанно,
хотЯ медленно, уже читающим  детскую  книжку  с  картинками,  под  названием
"‡еркало добродетели". Љак и когда Я выучилсЯ читать, кто  менЯ  учил  и  по
какой методе - решительно не знаю; но писать  Я  училсЯ  гораздо  позднее  и
как-то очень медленно и долго. Њы жили  тогда  в  губернском  городе  “фе  и
занимали огромный зубинский деревЯнный дом,  купленный  моим  отцом,  как  Я
после узнал, с аукциона за триста рублей ассигнациЯми. „ом был  обит  тесом,
но не выкрашен; он потемнел  от  дождей,  и  всЯ  эта  громада  имела  очень
печальный вид. „ом стоЯл на косогоре, так что окна в сад  были  очень  низки
от земли, а окна из столовой на  улицу,  на  противоположной  стороне  дома,
возвышались аршина три над землей; парадное  крыльцо  имело  более  двадцати
пЯти ступенек, и с него была видна река ЃелаЯ почти во всю свою ширину.  „ве
детские  комнаты,  в  которых  Я  жил  вместе  с  сестрой,  выкрашенные   по
штукатурке голубым цветом, находившиесЯ возле спальной, выходили окошками  в
сад, и посаженнаЯ под ними малина росла так высоко, что  на  целую  четверть
заглЯдывала к нам в окна, что  очень  веселило  менЯ  и  неразлучного  моего
товарища - маленькую сестрицу. ‘ад, впрочем, был хотЯ довольно велик, но  не
красив: кое-где Ягодные кусты смородины,  крыжовника  и  барбариса,  десЯтка
два-три тощих Яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами и  астрами,  и
ни одного большого дерева,  никакой  тени;  но  и  этот  сад  доставлЯл  нам
удовольствие, особенно моей сестрице, котораЯ не знала ни гор, ни полей,  ни
лесов; Я же изъездил, как говорили, более пЯтисот  верст:  несмотрЯ  на  мое
болезненное состоЯние, величие красот божьего  мира  незаметно  ложилось  на
детскую душу  и  жило  без  моего  ведома  в  моем  воображении;  Я  не  мог
удовольствоватьсЯ нашим бедным городским садом  и  беспрестанно  рассказывал
моей сестре, как человек бывалый,  о  разных  чудесах,  мною  виденных;  она
слушала с любопытством, устремив  на  менЯ,  полные  напрЯженного  вниманиЯ,
свои прекрасные глазки, в которых в то же времЯ Ясно выражалось: "Ѓратец,  Я
ничего не понимаю". „а и что мудреного: рассказчику только пошел пЯтый  год,
а слушательнице - третий.
     џ сказал уже, что  был  робок  и  даже  трусоват;  вероЯтно,  тЯжкаЯ  и
продолжительнаЯ   болезнь   ослабила,   утончила,    довела    до    крайней
восприимчивости мои нервы, а может быть, и от природы Я не  имел  храбрости.
Џервые ощущениЯ страха поселили во мне рассказы нЯньки. •отЯ она  собственно
ходила за сестрой моей, а за мной только присматривала, и хотЯ  мать  строго
запрещала ей даже разговаривать со мною, но  она  иногда  успевала  сообщить
мне кое-какие известиЯ о буке, о домовых и мертвецах. џ стал боЯтьсЯ  ночной
темноты и даже днем боЯлсЯ темных комнат. “ нас в доме была  огромнаЯ  зала,
из которой две двери вели в две небольшие горницы, довольно  темные,  потому
что окна из них выходили в длинные сени, служившие  коридором;  в  одной  из
них помещалсЯ буфет, а другаЯ была  заперта;  она  некогда  служила  рабочим
кабинетом покойному отцу  моей  матери;  там  были  собраны  все  его  вещи:
письменный стол, кресло, шкаф с книгами и проч. ЌЯнька сказала мне, что  там
видЯт  иногда  покойного  моего  дедушку  ‡убина,  сидЯщего  за   столом   и
разбирающего бумаги. џ так боЯлсЯ  этой  комнаты,  что,  проходЯ  мимо  нее,
всегда зажмуривал глаза. Ћдин раз, идучи  по  длинным  сенЯм,  забывшись,  Я
взглЯнул в окошко кабинета, вспомнил рассказ нЯньки, и мне  почудилось,  что
какой-то старик в белом шлафроке* сидит за  столом.  џ  закричал  и  упал  в
обморок. Њатери моей не было дома. Љогда она воротилась  и  Я  рассказал  ей
обо всем  случившемсЯ  и  обо  всем,  слышанном  мною  от  нЯни,  она  очень
рассердилась:  приказала  отпереть  дедушкин  кабинет,  ввела   менЯ   туда,
дрожащего от страха, насильно и показала,  что  там  никого  нет  и  что  на
креслах висело какое-то белье. Ћна употребила все усилиЯ  растолковать  мне,
что такие рассказы - вздор и выдумки  глупого  невежества.  ЌЯньку  мою  она
прогнала и несколько дней  не  позволЯла  ей  входить  в  нашу  детскую.  Ќо
крайность  заставила  призвать  эту  женщину  и  опЯть  приставить  к   нам;
разумеетсЯ, строго запретили ей рассказывать подобный вздор и  взЯли  с  нее
клЯтвенное обещание никогда не говорить  о  простонародных  предрассудках  и
поверьЯх; но это не вылечило менЯ  от  страха.  ЌЯнька  наша  была  страннаЯ
старуха, она была очень к нам привЯзана, и мы с  сестрой  ее  очень  любили.
Љогда ее сослали в людскую и ей не позволено было даже входить  в  дом,  она
прокрадывалась к нам ночью, целовала нас сонных и плакала. џ это видел  сам,
потому что один раз ее ласки  разбудили  менЯ.  Ћна  ходила  за  нами  очень
усердно, но, по закоренелому упрЯмству и невежеству, не понимала  требований
моей матери и потихоньку делала  ей  все  наперекор.  —ерез  год  ее  совсем
отослали в деревню. џ долго тосковал: Я не умел понЯть, за что маменька  так
часто гневалась на добрую нЯню,  и  оставалсЯ  в  том  убеждении,  что  мать
просто ее не любила.
     ______________
     * лафрок (нем.) - домашний халат.

     џ всЯкий день читал  свою  единственную  книжку  "‡еркало  добродетели"
моей маленькой сестрице,  никак  не  догадываЯсь,  что  она  еще  ничего  не
понимала, кроме удовольствиЯ смотреть картинки. ќту детскую  книжку  Я  знал
тогда наизусть всю; но теперь только два рассказа и две  картинки  из  целой
сотни остались у менЯ в памЯти, хотЯ они, против других,  ничего  особенного
не имеют. ќто "Џризнательный лев" и "‘ам себЯ одевающий  мальчик".  џ  помню
даже физиономию льва и мальчика!  Ќаконец  "‡еркало  добродетели"  перестало
поглощать мое внимание и  удовлетворЯть  моему  ребЯчьему  любопытству,  мне
захотелось почитать других книжек, а взЯть их  решительно  было  негде,  тех
книг, которые читывали иногда мой отец и мать, мне читать  не  позволЯли.  џ
принЯлсЯ было за "„омашний лечебник Ѓухана", но  и  это  чтение  мать  сочла
почему-то длЯ моих лет неудобным; впрочем, она выбирала некоторые  места  и,
отмечаЯ их закладками, позволЯла мне их читать; и  это  было  в  самом  деле
интересное чтение, потому что там описывались все  травы,  соли,  кореньЯ  и
все медицинские снадобьЯ,  о  которых  только  упоминаетсЯ  в  лечебнике.  џ
перечитывал эти описаниЯ в позднейшем возрасте  и  всегда  с  удовольствием,
потому что все это изложено и переведено на русский  Язык  очень  толково  и
хорошо.
     ЃлагодетельнаЯ судьба скоро послала мне неожиданное новое  наслаждение,
которое  произвело  на  менЯ  сильнейшее  впечатление  и   много   расширило
тогдашний круг моих понЯтий. Џротив нашего дома жил в  собственном  же  доме
‘.€.Ђничков, старый богатый холостЯк, слывший  очень  умным  и  даже  ученым
человеком; это  мнение  подтверждалось  тем,  что  он  был  когда-то  послан
депутатом от Ћренбургского краЯ в известную комиссию,  собранную  …катериною
‚торой длЯ рассмотрениЯ существующих законов. Ђничков  очень  гордилсЯ,  как
мне рассказывали, своим депутатством и смело поговаривал  о  своих  речах  и
действиЯх, не принесших, впрочем, по  его  собственному  признанию,  никакой
пользы. Ђничкова не  любили,  а  только  уважали  и  даже  прибаивались  его
резкого Языка и негибкого нрава. Љ моему отцу и матери он благоволил и  даже
давал взаймы денег, которых просить у него никто не смел. Ћн услышал  как-то
от моих родителей, что Я мальчик прилежный и очень люблю читать  книжки,  но
что читать нечего. ‘тарый депутат, будучи просвещеннее других,  естественно,
был покровителем всЯкой любознательности. Ќа другой день вдруг присылает  он
человека за мною; менЯ повел сам отец. Ђничков, расспросив  хорошенько,  что
Я читал, как понимаю прочитанное и что помню, осталсЯ очень  доволен:  велел
подать свЯзку книг и подарил мне... Ћ счастие!.. "„етское чтение длЯ  сердца
и разума"*, изданное безденежно при "Њосковских  ведомостЯх"  Ќ.€.Ќовиковым.
џ так обрадовалсЯ, что чуть не со слезами бросилсЯ  на  шею  старику  и,  не
помнЯ себЯ, запрыгал и  побежал  домой,  оставЯ  своего  отца  беседовать  с
Ђничковым. Џомню,  однако,  благосклонный  и  одобрительный  хохот  хозЯина,
загремевший в моих ушах и постепенно  умолкавший  по  мере  моего  удалениЯ.
ЃоЯсь, чтоб кто-нибудь не отнЯл моего  сокровища,  Я  пробежал  прЯмо  через
сени в детскую, лег в свою  кроватку,  закрылсЯ  пологом,  развернул  первую
часть - и позабыл все менЯ окружающее. Љогда  отец  воротилсЯ  и  со  смехом
рассказал матери все происходившее  у  Ђничкова,  она  очень  встревожилась,
потому что и не знала о моем возвращении. ЊенЯ отыскали лежащего с  книжкой.
Њать рассказывала мне потом, что Я  был  точно  как  помешанный:  ничего  не
говорил, не понимал, что мне говорЯт, и не хотел идти обедать.  „олжны  были
отнЯть книжку, несмотрЯ на горькие мои  слезы.  “гроза,  что  книги  отнимут
совсем, заставила менЯ удержатьсЯ от слез,  встать  и  даже  обедать.  Џосле
обеда Я опЯть схватил книжку и читал до вечера.  ђазумеетсЯ,  мать  положила
конец такому исступленному чтению: книги заперла в  свой  комод  и  выдавала
мне по одной части, и то в известные, назначенные  ею,  часы.  Љнижек  всего
было двенадцать, и те не по порЯдку, а разрозненные. Ћказалось, что  это  не
полное собрание "„етского чтениЯ", состоЯвшего из двадцати частей.  џ  читал
свои книжки с восторгом и, несмотрЯ на разумную бережливость матери,  прочел
все  с  небольшим  в  месЯц.  ‚  детском  уме  моем  произошел   совершенный
переворот, и длЯ менЯ  открылсЯ  новый  мир...  џ  узнал  в  "рассуждении  о
громе",  что  такое  молниЯ,  воздух,  облака;  узнал  образование  дождЯ  и
происхождение  снега.  Њногие  ЯвлениЯ  в  природе,  на  которые  Я  смотрел
бессмысленно, хотЯ и с любопытством, получили длЯ  менЯ  смысл,  значение  и
стали  еще  любопытнее.  Њуравьи,  пчелы  и  особенно   бабочки   с   своими
превращеньЯми из Яичек в червЯка,  из  червЯка  в  хризалиду  и  наконец  из
хризалиды в красивую бабочку - овладели  моим  вниманием  и  сочувствием;  Я
получил непреодолимое желание все это наблюдать своими  глазами.  ‘обственно
нравоучительные статьи производили менее впечатлениЯ, но как забавлЯли  менЯ
"смешной способ ловить обезьЯн" и  баснЯ  "о  старом  волке",  которого  все
пастухи от себЯ прогонЯли! Љак восхищалсЯ Я "золотыми рыбками"!
     ______________
     * "„етское чтение  длЯ  сердца  и  разума"  -  первый  русский  детский
журнал,  выходивший  как  еженедельное  приложение  к   газете   "Њосковские
ведомости", издавалсЯ Ќ.€.Ќовиковым в 1785-1789 годах. ‚ журнале  печатались
статьи  по  физике,  истории,   географии,   были   также   и   произведениЯ
художественной литературы.

     ‘ некоторого времени стал Я замечать, что мать моЯ  нездорова.  Ћна  не
лежала в  постели,  но  худела,  бледнела  и  терЯла  силы  с  каждым  днем.
Ќездоровье началось давно, но Я этого сперва не видел и не понимал  причины,
от чего оно происходило. ’олько впоследствии  узнал  Я  из  разговоров  менЯ
окружавших людей,  что  мать  сделалась  больна  от  телесного  истощениЯ  и
душевных страданий во времЯ моей  болезни.  …жеминутнаЯ  опасность  потерЯть
страстно любимое дитЯ и усилиЯ сохранить его напрЯгали ее нервы и  придавали
ей неестественные силы и как бы искусственную бодрость; но  когда  опасность
миновалась - общаЯ энергиЯ упала, и мать начала  чувствовать  ослабление:  у
нее заболела грудь, бок, и наконец поЯвилось лихорадочное состоЯние;  те  же
самые доктора, которые так безуспешно лечили менЯ  и  которых  она  бросила,
принЯлись лечить ее. џ услыхал, как она  говорила  моему  отцу,  что  у  нее
начинаетсЯ чахотка. џ не  знаю,  до  какой  степени  это  было  справедливо,
потому что больнаЯ была, как все утверждали, очень  мнительна,  и  не  знаю,
притворно или искренно, но мой отец и доктора уверЯли ее, что это  неправда.
џ имел уже смутное понЯтие, что чахотка какаЯ-то ужаснаЯ болезнь.  ‘ердце  у
менЯ замерло от страха, и мысль, что Я причиною болезни матери, мучила  менЯ
беспрестанно. џ  стал  плакать  и  тосковать,  но  мать  умела  как-то  менЯ
разуверить  и  успокоить,  что  было  и  не  трудно  при  ее   беспредельной
нравственной власти надо мною.
     Ќе  имеЯ  полной  доверенности  к  искусству  уфимских  докторов,  мать
решилась ехать в Ћренбург, чтоб посоветоватьсЯ там  с  доктором  „еобольтом,
который славилсЯ во всем крае чудесными излечениЯми  отчаЯнно  больных.  Ћна
сама сказала мне  об  этом  с  веселым  видом  и  уверила,  что  возвратитсЯ
здоровою.  џ  совершенно  поверил,  успокоилсЯ,  даже  повеселел   и   начал
приставать к матери, чтоб она ехала поскорее. Ќо длЯ  этой  поездки  надобно
было иметь деньги, а притом куда девать, на  кого  оставить  двух  маленьких
детей? џ вслушивалсЯ  в  беспрестанные  разговоры  об  этом  между  отцом  и
матерью и наконец узнал, что дело уладилось: денег дал тот  же  мой  книжный
благодетель ‘.€.Ђничков, а детей, то есть нас с сестрой, решились завезти  в
Ѓагрово и оставить у бабушки с дедушкой. џ был очень доволен, узнав, что  мы
поедем на своих лошадЯх и что будем  в  поле  кормить.  “  менЯ  сохранилось
неЯсное, но самое приЯтное воспоминание о дороге,  которую  мой  отец  очень
любил; его рассказы о ней и еще более о Ѓагрове, обещавшие множество  новых,
еще неизвестных мне  удовольствий,  воспламенили  мое  ребЯчье  воображение.
„едушку с бабушкой мне также хотелось видеть, потому что Я хотЯ и видел  их,
но помнить не мог: в первый мой приезд в Ѓагрово мне  было  восемь  месЯцев;
но мать рассказывала, что дедушка был нам очень рад и  что  он  давно  зовет
нас к себе и даже сердитсЯ,  что  мы  в  четыре  года  ни  разу  у  него  не
побывали. ЊоЯ  продолжительнаЯ  болезнь,  медленное  выздоровление  и  потом
нездоровье матери были тому причиной. ‚прочем, мой отец ездил прошлого  года
в Ѓагрово, однако  на  самое  короткое  времЯ.  Џо  обыкновению,  вследствие
природного моего свойства делитьсЯ моими впечатлениЯми с  другими,  все  мои
мечты и приЯтные надежды Я рассказал и старалсЯ растолковать маленькой  моей
сестрице, а потом объЯснЯть  и  всем  менЯ  окружавшим.  Ќачались  сборы.  џ
собралсЯ прежде всех:  уложил  свои  книжки,  то  есть  "„етское  чтение"  и
"‡еркало добродетели", в которое, однако, Я  уже  давно  не  заглЯдывал;  не
забыл также и чурочки, чтобы играть ими с сестрицей;  две  книжки  "„етского
чтениЯ", которые Я перечитывал уже в третий  раз,  оставил  на  дорогу  и  с
радостным лицом прибежал сказать матери, что Я готов ехать и  что  мне  жаль
только оставить  ‘урку.  Њать  сидела  в  креслах,  печальнаЯ  и  утомленнаЯ
сборами, хотЯ она распорЯжалась ими, не  вставаЯ  с  места.  Ћна  улыбнулась
моим словам и так взглЯнула на менЯ, что Я  хотЯ  не  мог  понЯть  выражениЯ
этого взглЯда, но был поражен им. ‘ердце у менЯ опЯть  замерло,  и  Я  готов
был заплакать; но мать приласкала менЯ, успокоила, ободрила и приказала  мне
идти в детскую - читать свою любимую книжку и  занимать  сестрицу,  прибавЯ,
что ей теперь некогда с нами  быть  и  что  она  поручает  мне  смотреть  за
сестрою; Я  повиновалсЯ  и  медленно  пошел  назад:  какаЯ-то  грусть  вдруг
отравила мою веселость,  и  даже  мысль,  что  мне  поручают  маленькую  мою
сестрицу, что в другое времЯ было бы  мне  очень  приЯтно  и  очень  лестно,
теперь не утешила менЯ. ‘боры продолжались еще несколько дней,  наконец  все
было готово.


„ЋђЋѓЂ „Ћ ЏЂђЂ€ЌЂ

     ‚ жаркое летнее утро, это было в исходе июлЯ, разбудили нас  с  сестрой
ранее обыкновенного;  напоили  чаем  за  маленьким  нашим  столиком;  подали
карету к крыльцу, и, помолившись богу, мы все  пошли  садитьсЯ.  „лЯ  матери
было так устроено, что она могла лежать, рЯдом с  нею  сел  отец,  а  против
него нЯнька с моей сестрицей, Я же стоЯл у  каретного  окна,  придерживаемый
отцом и помещаЯсь везде, где открывалось местечко. ‘пуск к  реке  Ѓелой  был
так крут, что понадобилось подтормозить два колеса. Њы  с  отцом  и  нЯнЯ  с
сестрицей шли с горы пешком.
     ‡десь начинаетсЯ рЯд еще не испытанных мною впечатлений. џ не один  уже
раз  переправлЯлсЯ  через  Ѓелую,  но,  по  тогдашнему  болезненному   моему
состоЯнию и почти младенческому возрасту,  ничего  этого  не  заметил  и  не
почувствовал; теперь же Я был поражен  широкою  и  быстрою  рекою,  отлогими
песчаными ее берегами и зеленою  уремой*  на  противоположном  берегу.  Ќашу
карету и повозку стали  грузить  на  паром,  а  нам  подали  большую  косную
лодку**, на которую мы все должны были перейти по двум доскам, положенным  с
берега на край лодки; перевозчики в пестрых  мордовских  рубахах,  бредЯ  по
колени в воде, повели под руки мою мать и нЯньку с сестрицей; вдруг один  из
перевозчиков, рослый и загорелый, схватил менЯ на  руки  и  понес  прЯмо  по
воде в лодку, а отец пошел  рЯдом  по  дощечке,  улыбаЯсь  и  ободрЯЯ  менЯ,
потому что Я, по своей  трусости,  от  которой  еще  не  освободилсЯ,  очень
испугалсЯ такого неожиданного путешествиЯ. —етверо  гребцов  сели  в  весла,
перенесший менЯ человек взЯлсЯ за кормовое  весло,  оттолкнулись  от  берега
шестом, все  пЯтеро  перевозчиков  перекрестились,  кормчий  громко  сказал:
"Џризывай бога на  помочь",  и  лодка  полетела  поперек  реки,  скользЯ  по
вертЯщейсЯ быстрине, бегущей у самого берега, называющейсЯ "стремЯ".  џ  был
так поражен этим невиданным зрелищем, что совершенно онемел и не отвечал  ни
одного слова на вопросы отца и матери. ‚се смеЯлись, говорЯ, что  от  страха
у менЯ Язык отнЯлсЯ, но это было не совсем справедливо: Я  был  подавлен  не
столько страхом, сколько новостью  предметов  и  величием  картины,  красоту
которой Я чувствовал, хотЯ объЯснить,  конечно,  не  умел.  Љогда  мы  стали
подплывать к другому, отлогому берегу и по мелкому месту пошли на  шестах  к
пристани, Я уже совершенно опомнилсЯ, и мне стало так  весело,  как  никогда
не бывало. Ѓелые, чистые  пески  с  грЯдами  разноцветной  гальки,  то  есть
камешков, широко расстилались перед нами. Ћдин из гребцов соскочил  в  воду,
подвел лодку за носовую веревку к пристани  и  крепко  привЯзал  к  причалу;
другой гребец сделал  то  же  с  кормою,  и  мы  все  преспокойно  вышли  на
пристань. ‘колько новых предметов, сколько новых  слов!  ’ут  мой  Язык  уже
развЯзалсЯ, и Я с большим любопытством стал  расспрашивать  обо  всем  наших
перевозчиков. џ не могу забыть,  как  эти  добрые  люди  ласково,  просто  и
толково отвечали мне на мои бесчисленные вопросы и как они были  благодарны,
когда отец дал им что-то за труды. ‘ нами на лодке был ковер и  подушки,  мы
разостлали их на сухом песке, подальше от  воды,  потому  что  мать  боЯлась
сырости, и она прилегла на них, менЯ же отец повел набирать  галечки.  џ  не
имел о них понЯтиЯ и пришел в восхищение, когда отец отыскал  мне  несколько
прекрасных,  гладких,  блестЯщих  разными  цветами  камешков,   из   которых
некоторые имели очень красивую,  затейливую  фигуру.  ‚  самом  деле,  нигде
нельзЯ отыскать такого разнообразиЯ гальки, как на  реке  Ѓелой;  в  этом  Я
убедилсЯ впоследствии. Њы тут же нашли несколько  окаменелостей,  которые  и
после долго у нас хранились и  которые  можно  назвать  редкостью;  это  был
большой кусок пчелиного сота и довольно большаЯ  лепешка  или  кучка  рыбьей
икры, совершенно  превратившаЯсЯ  в  камень.  Џереправа  кареты,  кибитки  и
девЯти лошадей продолжалась довольно долго, и Я  успел  набрать  целую  кучу
чудесных, по моему мнению, камешков; но Я очень  огорчилсЯ,  когда  отец  не
позволил мне их взЯть с собою, а выбрал только десЯтка полтора, сказав,  что
все остальные дрЯнь; Я доказывал противное, но менЯ  не  послушали,  и  Я  с
большим сожалением  оставил  набранную  мною  кучку.  Њы  сели  в  карету  и
отправились в  дальнейший  путь.  Њать  как  будто  освежилась  на  открытом
воздухе, и Я с жаром начал ей показывать и  рассказывать  о  найденных  мною
драгоценностЯх, которыми были набиты мои карманы; камешки очень  понравились
моей сестрице, и некоторое из них Я подарил ей. ‚ нашей  карете  было  много
дорожных Ящиков, один из них мать опростала и отдала в мое  распорЯжение,  и
Я с большим старанием уложил в него свои сокровища.
     ______________
     * “рема - мелкий лес и кустарник в долинах рек.
     ** ЉоснаЯ лодка - легкаЯ лодка длЯ переездов, не длЯ рыбной ловли.

     ‘начала дорога шла лесистой уремой;  огромные  дубы,  вЯзы  и  осокори*
поражали менЯ своею грамадностью, и Я беспрестанно  вскрикивал:  "Ђх,  какое
дерево! Љак оно называетсЯ?" Ћтец  удовлетворЯл  моему  любопытству;  дорога
была песчана, мы ехали шагом, люди** шли пешком; они срывали  мне  листьЯ  и
ветки с разных деревьев и подавали в карету, и  Я  с  большим  удовольствием
рассматривал и замечал их особенности. „ень был очень жаркий, и мы,  отъехав
верст пЯтнадцать, остановились покормить лошадей собственно длЯ  того,  чтоб
мать моЯ не слишком утомилась от перевоза через реку и переезда. ќта  перваЯ
кормежка случилась не в поле, а в  какой-то  русской  деревушке,  которую  Я
очень мало помню; но зато отец обещал мне на другой день  кормежку  на  реке
„еме, где хотел показать мне какую-то рыбную ловлю, о которой Я знал  только
по его же рассказам. ‚о времЯ отдыха в поднавесе  крестьЯнского  двора  отец
мой занималсЯ приготовлением удочек длЯ менЯ и длЯ себЯ. ќто опЯть было  длЯ
менЯ новое удовольствие. ‚ыдернули волос из лошадиных  хвостов  и  принЯлись
сучить лесы; Я сам держал свЯзанные волоса, а  отец  вил  из  них  тоненькую
ниточку,  называемую  лесою.  Ќам  помогал  …фрем  …всеев,  очень  добрый  и
любивший менЯ слуга. Ћн не вил, а сучил  как-то  на  своей  коленке  толстые
лесы  длЯ  крупной  рыбы;  грузила  и  крючки,  припасенные  заранее,   были
прикреплены и навЯзаны, и все эти принадлежности,  узнанные  мною  в  первый
раз,  были  намотаны  на  палочки,  завернуты  в  бумажки  и  положены   длЯ
сохранениЯ в мой Ящик. ‘ каким вниманием и любопытством  смотрел  Я  на  эти
новые длЯ менЯ предметы, как скоро понимал  их  назначение  и  как  легко  и
твердо выучивал их названиЯ! Ќочевать мы должны были  в  татарской  деревне,
но вечер был так хорош, что матери  моей  захотелось  остановитьсЯ  в  поле;
итак, у самой околицы своротили мы немного  в  сторону  и  расположились  на
крутом берегу маленькой речки. Ќочевки в поле никто не ожидал.  Ћтец  думал,
что мать побоитсЯ ночной сырости; но место было необыкновенно сухо,  никаких
болот, и даже лесу не  находилось  поблизости,  потому  что  начиналась  уже
башкирскаЯ степь; даже влажности ночного воздуха не было  слышно.  „лЯ  менЯ
опЯть готовилось новое зрелище; отложили лошадей, хотели спутать  и  пустить
в поле, но как степные травы погорели от  солнца  и  завЯли,  то  послали  в
деревню за свежим сеном и овсом  и  за  всЯкими  съестными  припасами.  ‹юди
принЯлись разводить огонь: один принес сухую жердь от  околицы,  изрубил  ее
на  поленьЯ,  настрогал  стружек  и  наколол  лучины  длЯ  подтопки,  другой
притащил целый ворох хворосту с речки, а третий, именно повар Њакей,  достал
кремень и огниво, вырубил огнЯ на большой кусок труту, завернул его в  сухую
куделю (ее возили нарочно с собой длЯ таких случаев), взЯл в  руку  и  начал
проворно махать взад и вперед, вниз и вверх и махал до тех пор, пока  куделЯ
вспыхнула; тогда подложили огонь под готовый  костер  дров  со  стружками  и
лучиной  -  и  пламЯ  запылало.  ‘тали  накладывать  дорожный  самовар;   на
разостланном ковре и на подушках лежала мать и готовилась наливать чай;  она
чувствовала себЯ бодрее. џ попросил  позволениЯ  развести  маленький  огонек
возле того места, где мы сидели, и когда получил позволение,  то,  не  помнЯ
себЯ от радости, принЯлсЯ хлопотать об этом  с  помощью  …фрема,  который  в
дороге вдруг сделалсЯ моим как будто дЯдькой. ђазведение огнЯ доставило  мне
такое удовольствие, что Я и пересказать не могу;  Я  беспрестанно  бегал  от
большого  костра  к  маленькому,  приносил   щепочек,   прутьев   и   сухого
бастыльнику*** длЯ поддержаниЯ Яркого пламени,  и  так  суетилсЯ,  что  мать
принуждена была посадить менЯ насильно подле себЯ. Њы напились чаю  и  поели
супу из курицы, который сварил нам  повар.  Њать  расположилась  ночевать  с
детьми в карете, а отец - в кибитке. Њать скоро легла  и  положила  с  собою
мою сестрицу, котораЯ давно уже спала на руках у нЯньки; но мне не  хотелось
спать, и Я осталсЯ посидеть с отцом  и  поговорить  о  завтрашней  кормежке,
которую Я ожидал с радостным  нетерпением;  но  посреди  разговоров  мы  оба
как-то задумались и  долго  просидели,  не  говорЯ  ни  одного  слова.  Ќебо
сверкало звездами, воздух был наполнен  благовонием  от  засыхающих  степных
трав, речка журчала в овраге, костер  пылал  и  Ярко  освещал  наших  людей,
которые  сидели  около  котла  с  горЯчей  кашицей,  хлебали  ее  и   весело
разговаривали между собою; лошади, припущенные к овсу, также  были  освещены
с одной стороны полосою света... "Ќе пора ли спать тебе, ‘ережа?"  -  сказал
мой отец после долгого молчаниЯ;  поцеловал  менЯ,  перекрестил  и  бережно,
чтоб не разбудить мать, посадил в карету. џ не вдруг заснул. ‘только  увидел
и узнал Я в этот день, что детское мое воображение  продолжало  представлЯть
мне в каком-то смешении все картины и образы, носившиесЯ предо мною.  Ђ  что
же будет завтра, на чудесной „еме... Ќаконец сон одолел менЯ, и Я  заснул  в
каком-то блаженном упоении.
     ______________
     * Ћсокорь - порода тополЯ, серебристый тополь, пирамидальный тополь.
     ** ‘лово "люди" употреблЯлось в  смысле:  дворовые,  крепостные  слуги.
"—еловек" - слуга.
     *** Ѓастыльник - сорнаЯ трава, бурьЯн.

     ‘ ночевки поднЯлись так рано, что еще  не  совсем  было  светло,  когда
отец сел к нам в карету. Ћн сел с большим  трудом,  потому  что  от  спавших
детей стало  теснее.  џ  видел,  будто  сквозь  сон,  как  он  садилсЯ,  как
тронулась карета с места и шагом проезжала через деревню, и слышал, как  лай
собак долго провожал нас; потом крепко заснул  и  проснулсЯ,  когда  уже  мы
проехали половину  степи,  которую  нам  надобно  было  перебить  поперек  и
проехать сорок верст,  не  встретив  жильЯ  человеческого.  Љогда  Я  открыл
глаза, все уже давно проснулись, даже моЯ сестрица сидела на руках  у  отца,
смотрела в отворенное окно и  что-то  весело  лепетала.  Њать  сказала,  что
чувствует себЯ лучше, что она устала лежать и что ей  хочетсЯ  посидеть.  Њы
остановились и все вышли из кареты, чтоб переладить в ней ночное  устройство
на денное. ‘тепь, то есть безлеснаЯ  и  волнообразнаЯ  бесконечнаЯ  равнина,
окружала нас со всех сторон; кое-где виднелись  деревьЯ  и  синелось  что-то
вдали; отец мой сказал, что там течет „ема и что это  синеетсЯ  ее  гористаЯ
сторона, покрытаЯ лесом. ‘тепь не была уже так хороша и  свежа,  как  бывает
весною и в самом начале лета, какою описывал ее мне отец  и  какою  Я  после
сам узнал ее: по долочкам трава была скошена и сметена в стога, а по  другим
местам она выгорела от летнего солнца, засохла  и  пожелтела,  и  уже  сизый
ковыль, еще не совсем распустившийсЯ, еще  не  побелевший,  расстилалсЯ  как
волны по необозримой равнине; степь была тиха, и ни  один  птичий  голос  не
оживлЯл этой тишины; отец толковал мне, что теперь всЯ степнаЯ птица уже  не
кричит, а прЯчетсЯ с молодыми детьми по низким ложбинкам, где трава  выше  и
гуще. Њы уселись в карете по-прежнему и взЯли к  себе  нЯню,  котораЯ  опЯть
стала держать на руках мою сестрицу. Њать весело разговаривала с нами,  и  Я
неумолкаемо болтал о вчерашнем дне; она напомнила мне о моих  книжках,  и  Я
призналсЯ, что даже позабыл о них. џ достал, однако,  одну  часть  "„етского
чтениЯ" и стал читать, но был так развлечен, что  в  первый  раз  чтение  не
овладело  моим  вниманием  и,  читаЯ  громко  вслух:   "Љанарейки,   хорошие
канарейки, так кричал мужик под Њашиным окошком" и проч., Я думал  о  другом
и всего более о текущей там, вдалеке, „еме. ‚идЯ мою  рассеЯнность,  отец  с
матерью не могли удержатьсЯ от смеха, а мне было как-то досадно  на  себЯ  и
неловко.  Ќаконец  кончив  повесть  об  умершей  с  голоду  канарейке  и  не
разжалобЯсь, как бывало прежде, Я попросил позволениЯ закрыть книжку и  стал
смотреть в окно, пристально следЯ за синеющею в стороне далью,  котораЯ  как
будто  сближалась  с  нами  и  шла  пересечь  нашу  дорогу;  дорога   начала
неприметно склонЯтьсЯ под изволок, и кучер ’рофим, трЯхнув  вожжами,  весело
крикнул: "ќх вы, милые, пошевеливайтесь! Ќедалеко до „емы!.." € добрые  кони
наши побежали крупною рысью. “же обозначилась зеленеющаЯ долина, по  которой
текла река, ведЯ за собою густую, также зеленую урему.  "Ђ  вон,  ‘ережа,  -
сказал отец, выглЯнув в окно, - видишь, как прЯмо к „еме идет  тоже  зеленаЯ
полоса и как в разных местах  по  ней  торчат  беловатые  острые  шиши?  ќто
башкирские войлочные кибитки, в которых они живут по летам,  это  башкирские
"кочи". Љабы было поближе, Я сводил  бы  тебЯ  посмотреть  на  них.  Ќу,  да
когда-нибудь после".  џ  с  любопытством  рассматривал  видневшиесЯ  вдалеке
летние жилища башкирцев и пасущиесЯ кругом их стада и табуны. Ћбо всем  этом
Я слыхал от отца, но видел своими глазами в первый раз. ‚от уже открылась  и
река, и множество  озер,  и  прежнее  русло  „емы,  по  которому  она  текла
некогда, которое тЯнулось длинным рукавом и  называлось  ‘тарицей.  ‘пуск  в
широкую зеленую долину был крут и косогорист; надобно было тормозить  карету
и спускатьсЯ осторожно; это замедление раздражало мою  нетерпеливость,  и  Я
бросалсЯ от одного окошка к другому  и  суетилсЯ,  как  будто  мог  ускорить
приближение желанной кормежки. Њне  велели  сидеть  смирно  на  месте,  и  Я
должен был нехотЯ угомонитьсЯ. Ќо вот мы наконец на берегу  „емы,  у  самого
перевоза; карета своротила в сторону, остановилась  под  тенью  исполинского
осокорЯ, дверцы отворились, и первый выскочил Я - и так проворно, что  забыл
свои удочки в Ящике. Ћтец, улыбнувшись, напомнил мне о том и на мои  просьбы
идти поскорее удить сказал мне, чтоб Я не торопилсЯ и  подождал,  покуда  он
все уладит около моей матери и распорЯдитсЯ кормом лошадей.  "Ђ  ты  погулЯй
покуда с …фремом, посмотри на перевоз да червЯчков приготовьте".  џ  схватил
…фрема за руку, и мы пошли  на  перевоз.  ‚еличаваЯ,  полноводнаЯ  „ема,  не
широкаЯ, не слишком быстраЯ, с  какою-то  необыкновенною  красотою,  тихо  и
плавно, наравне с берегами, расстилалась передо мной. ЊелкаЯ и крупнаЯ  рыба
металась беспрестанно. ‘ердце так и стучало у менЯ в груди, и  Я  вздрагивал
при каждом всплеске воды, когда щука или жерех выскакивали  на  поверхность,
гонЯЯсь за мелкой рыбкой. Џо обоим  берегам  реки  было  врыто  по  толстому
столбу, к ним крепко был привЯзан мокрый канат толщиною в  руку;  по  канату
ходил плот, похожий устройством на деревЯнный пол  в  комнате,  утвержденный
на двух выдолбленных огромных деревЯнных  колодах,  которые  назывались  там
"комЯгами". ‘коро Я увидел, что один человек мог легко перегонЯть этот  плот
с одного берега на другой. „вое перевозчиков были башкирцы, в  остроконечных
своих войлочных  шапках,  говорившие  ломаным  русским  Языком.  …фрем,  или
…всеич, как Я его звал, держа менЯ крепко за руку, вошел со мною на  плот  и
сказал одному башкирцу: "Ђйда, знаком, гулЯй на другой сторона". €  башкирец
очень охотно, отвЯзав плот от причала,  засучив  свои  жилистые  руки,  став
лицом к противоположному берегу, упершись ногами, начал тЯнуть к себе  канат
обеими руками, и плот, отделЯЯсь  от  берега,  поплыл  поперек  реки;  через
несколько минут мы были на том берегу, и …всеич, все  держа  менЯ  за  руку,
походив по берегу, повысмотрев выгодных мест длЯ  уженьЯ,  до  которого  был
страстный охотник, таким же порЯдком воротилсЯ со мною назад. ’ут  начал  он
толковать с  обоими  перевозчиками,  которые  жили  постоЯнно  на  берегу  в
плетеном шалаше; немилосердно коверкаЯ русский Язык, думаЯ,  что  так  будет
понЯтнее, и примешиваЯ татарские слова, спрашивал он: где  бы  отыскать  нам
червЯков длЯ уженьЯ. Ћдин из башкирцев скоро догадалсЯ, о чем идет  дело,  и
отвечал: "…кши, екши, бачка, ладно!  Ђйда"  -  и  повел  нас  под  небольшую
поветь, под которой стоЯли две лошади в защите от солнца:  там  мы  нашли  в
изобилии, чего желали. ЏодойдЯ к карете, Я увидел, что  все  было  устроено:
мать расположилась в тени кудрЯвого осокорЯ, погребец был раскрыт и  самовар
закипал. ‚се припасы длЯ обеда были закуплены с вечера в татарской  деревне,
не забыли и овса, а свежей, сейчас накошенной травы  длЯ  лошадей  купили  у
башкирцев. ‚еликолепнаЯ  урема  окружала  нас.  Ќеобыкновенное  разнообразие
Ягодных деревьев и других древесных пород, живописно перемешанных,  поражало
своей красотой. ’олстые, как бревна, черемухи были покрыты уже  потемневшими
Ягодами; кисти рЯбины  и  калины  начинали  краснеть;  кусты  черной  спелой
смородины распространЯли  в  воздухе  свой  ароматический  запах;  гибкие  и
цепкие стебли ежевики, покрытые крупными, еще зелеными  Ягодами,  обвивались
около всего, к чему только прикасались; даже малины было много. Ќа  все  это
очень любовалсЯ и указывал мне отец; но,  признаюсЯ,  удочка  так  засела  у
менЯ в голове, что Я не мог вполне почувствовать окружавшую  менЯ  пышную  и
красивую урему. Љак только мы напились чаю, Я стал просить  отца,  чтобы  он
показал мне уженье. Ќаконец мы пошли,  и  …всеич  с  нами.  Ћн  уже  вырубил
несколько вЯзовых удилищ, наплавки  сделали  из  толстого  зеленого  камыша,
лесы привЯзали и стали удить с  плоту,  поверЯ  словам  башкирцев,  что  тут
"ай-ай, больно хорошо берет рыба". …всеич  приготовил  мне  самое  легонькое
удилище и навЯзал тонкую лесу с  маленьким  крючком;  он  насадил  крошечный
кусочек мЯтого хлеба, закинул удочку и дал мне удилище в правую руку,  а  за
левую крепко держал менЯ отец: ту же минуту наплавок привстал  и  погрузилсЯ
в воду, …всеич закричал: "’ащи, тащи...",  и  Я  с  большим  трудом  вытащил
порЯдочную плотичку. џ весь дрожал как в лихорадке и  совершенно  не  помнил
себЯ от радости. џ схватил свою добычу обеими руками и побежал  показать  ее
матери: …всеич провожал менЯ. Њать не хотела верить, чтоб Я мог сам  поймать
рыбу, но, задыхаЯсь и заикаЯсь от  горЯчности,  Я  уверЯл  ее,  ссылаЯсь  на
…всеича, что точно Я вытащил сам эту  прекрасную  рыбку.  …всеич  подтвердил
мои слова. Њать не имела расположениЯ к уженью, даже не любила  его,  и  мне
было очень больно, что она холодно принЯла мою радость; а к  большему  горю,
мать,  увидЯ  менЯ  в  таком  волнении,  сказала,  что  это  мне  вредно,  и
прибавила, что не пустит, покуда Я не успокоюсь.  Ћна  посадила  менЯ  подле
себЯ и послала …всеича сказать моему отцу,  что  пришлет  ‘ережу,  когда  он
отдохнет и придет в себЯ. ќто был длЯ менЯ неожиданный  удар;  слезы  так  и
брызнули из моих глаз, но мать имела твердость не пустить менЯ, покуда Я  не
успокоилсЯ совершенно. Ќемного погодЯ отец сам пришел  за  мной.  Њать  была
недовольна. Ћна сказала, что, отпускаЯ менЯ, и  не  воображала,  что  Я  сам
стану удить. Ќо отец уговорил мать позволить мне на  этот  раз  поймать  еще
несколько рыбок, и мать, хотЯ не скоро, согласилась. Љак Я благодарил  моего
отца! џ не знаю, что бы сделалось со мной,  если  б  менЯ  не  пустили.  Њне
кажетсЯ, Я бы непременно захворал с горЯ. ‘естрица стала проситьсЯ со  мной,
и как уженье было всего шагах в  пЯтидесЯти,  то  отпустили  и  ее  с  нЯней
посмотреть на наше рыболовство. Љогда мы пришли, отец показал мне  несколько
крупных окуней и плотиц, которых он выудил  без  менЯ:  другаЯ  рыба  в  это
времЯ не брала, потому что  было  уже  поздно  и  жарко,  как  объЯснЯл  мне
…всеич. џ выудил еще несколько плотичек, и  всЯкий  раз  почти  с  таким  же
восхищением, как и первую.
     Ќо как мать отпустила менЯ на короткое времЯ, то мы  скоро  воротились.
Ћтец приказал повару Њакею сварить и зажарить несколько  крупных  окуней,  а
всю остальную рыбу отдал людЯм, чтобы они сварили себе уху.
     “женье просто свело менЯ с ума! џ ни о чем другом не мог ни думать,  ни
говорить, так что мать сердилась и  сказала,  что  не  будет  менЯ  пускать,
потому что Я от такого волнениЯ могу захворать; но отец уверЯл ее,  что  это
случилось только в первый раз  и  что  горЯчность  моЯ  пройдет;  Я  же  был
уверен, что никогда не пройдет, и слушал с замирающим сердцем, как  решаетсЯ
моЯ участь. “дочка,  дрожащий  и  нырЯющий  наплавок,  согнутое  от  тЯжести
удилище, рыба, трепещущаЯ на лесе, - приводили менЯ при  одном  воспоминании
в восторг, в самозабвение. ‚се остальное времЯ на кормежке Я был  невесел  и
не смел разговаривать о рыбках ни с отцом, ни с сестрицей,  да  и  все  были
как будто чем-то недовольны. ‚ таком  расположении  духа  отправились  мы  в
дальнейший путь. Њать дорогой принЯлась мне растолковывать, почему  нехорошо
так безумно предаватьсЯ какой-нибудь забаве, как это  вредно  длЯ  здоровьЯ,
даже опасно; она говорила, что, забываЯ все другие занЯтиЯ длЯ  какой-нибудь
охоты, и умненький мальчик может поглупеть, и что вот  теперь,  вместо  того
чтоб весело смотреть в окошко, или читать книжку, или разговаривать с  отцом
и матерью, Я сижу молча, как будто опущенный в воду. ‚се это она говорила  и
нежно и ласково, и Я как  будто  почувствовал  правду  ее  слов,  успокоилсЯ
несколько и начал вслух читать свою книжку. Њежду тем к вечеру пошел  дождь,
дорога сделалась грЯзна и  тЯжела;  высунувшись  из  окошка,  Я  видел,  как
налипала землЯ к колесам и потом отваливалась от них толстыми пластами;  мне
это было любопытно и весело, а  лошадкам  нашим  накладно,  и  они  начинали
приставать. Ључер ’рофим, наклонЯсь к переднему  окну,  сказал  моему  отцу,
что дорога стала тЯжела, что нам не доехать засветло  до  Џарашина,  что  мы
больно запоздаем и лошадей перегоним, и что не прикажет ли  он  заехать  длЯ
ночевки в чувашскую деревню, мимо околицы которой мы будем  проезжать.  Ћтец
мой и сам уже говорил об этом; мы поутру  проехали  сорок  верст,  да  после
обеда надо было проехать сорок пЯть - это было уже слишком много,  а  потому
он согласилсЯ на предложение ’рофима. •отЯ матери  моей  и  не  хотелось  бы
ночевать в —увашах, которые по  неопрЯтности  своей  были  ей  противны,  но
делать было нечего, и последовало приказание: завернуть в чувашскую  деревню
длЯ ночевки. Њы не доехали до Џарашина  пЯтнадцать  верст.  —ерез  несколько
минут своротили с дороги и въехали в селение без улиц; избы были  разбросаны
в беспорЯдке; всЯкий хозЯин поселилсЯ там,  где  ему  угодно,  и  к  каждому
двору был свой  проезд.  ‘олнце,  закрытое  облаками,  уже  садилось,  дождь
продолжалсЯ, и наступали ранние сумерки; мы  были  встречены  страшным  лаем
собак, которых чуваши держат еще больше, чем татары. ‹ай  этот,  неумолкаемо
продолжавшийсЯ и во всю ночь, сливалсЯ тогда с резким бормотаньем  визгливых
чувашек, с звЯканьем их медных и серебрЯных подвесок и бранью  наших  людей,
потому что хозЯева прЯтались, чтоб избавитьсЯ от постоЯльцев. „олго  звенела
в ушах у нас эта пронзительнаЯ музыка. Ќаконец отыскали  выборного,  как  он
ни  прЯталсЯ,  должность  которого  на  этот  раз,  за   отсутствием   мужа,
исправлЯла его жена чувашка; она отвела нам квартиру у богатого  чувашенина,
который имел несколько изб, так что одну  из  них  очистили  совершенно  длЯ
нас. ‚ карете оставатьсЯ было сыро,  и  мы  немедленно  вошли  в  избу,  уже
освещенную горЯщей лучиной. ’ут опЯть Явились  длЯ  менЯ  новые,  невиданные
предметы: прежде всего кинулсЯ мне  в  глаза  нарЯд  чувашских  женщин:  они
ходЯт в белых рубашках,  вышитых  красной  шерстью,  носЯт  какие-то  черные
хвосты, а головы их  и  грудь  увешаны  серебрЯными,  и  крупными  и  самыми
мелкими, деньгами: все это звенит и брЯкает  на  них  при  каждом  движении.
Џотом изумили менЯ огромнаЯ изба, закопченнаЯ дымом  и  покрытаЯ  лоснЯщейсЯ
сажей с потолка до самых лавок, - широкие, устланные поперек досками  лавки,
называющиесЯ "нарами", печь без трубы  и,  наконец,  горЯщаЯ  лучина  вместо
свечи, ущемленнаЯ в так называемый светец, который есть  не  что  иное,  как
железнаЯ полоска, разрубленнаЯ сверху натрое и воткнутаЯ в деревЯнную  палку
с подножкой, так что она может стоЯть где угодно. ‚  избе  не  было  никакой
нечистоты, но только пахло  дымом,  и  непротивно.  Њы  расположились  очень
удобно на широких нарах. Ћтец доказывал матери моей,  что  она  напрасно  не
любит чувашских деревень, что ни у кого нет таких  просторных  изб  и  таких
широких нар, как у них, и что даже в их избах опрЯтнее, чем в  мордовских  и
особенно русских; но мать возражала,  что  чуваши  сами  очень  неопрЯтны  и
гадки; против этого  отец  не  спорил,  но  говорил,  что  они  предобрые  и
пречестные люди. ‘ветец,  с  ущемленной  в  него  горЯщей  лучиной,  которую
надобно было беспрестанно заменЯть новою,  обратил  на  себЯ  мое  особенное
внимание; иные лучины горели как-то очень прихотливо:  иногда  пламЯ  пылало
Ярко,  иногда  чуть-чуть  перебиралось  и  вдруг  опЯть  сильно  вспыхивало;
обгоревший, обуглившийсЯ конец лучины то загибалсЯ  крючком  в  сторону,  то
падал, треща, и звенЯ, и ломаЯсь; иногда вдруг  лучина  начинала  шипеть,  и
струйка серого дыма начинала бить, как струйка воды  из  фонтанчика,  вправо
или влево. Ћтец растолковал мне, что это была струйка не дыма,  а  пара,  от
сырости, находившейсЯ в лучине. ‚се это менЯ  очень  занимало,  и  мне  было
досадно, когда принесли дорожную свечу и погасили  лучину.  Њы  все  провели
ночь очень спокойно под своими пологами, без которых мы  никуда  не  ездили.
Ќочью дождь прошел; хотЯ утро было прекрасное, но мы выехали  не  так  рано,
потому что нам надобно было переехать всего пЯтнадцать  верст  до  Џарашина,
где отец хотел пробыть целый день. ‘лыша часто слово  Џарашино,  Я  спросил,
что это такое? € мне  объЯснили,  что  это  было  большое  и  богатое  село,
принадлежавшее тетке моего отца, Џрасковье €вановне Љуролесовой, и  что  мой
отец должен был осмотреть в нем все хозЯйство и написать своей тетушке,  все
ли там хорошо, все ли в порЯдке. ‚ерст за восемь до села  пошли  парашинские
полЯ, покрытые спелою, высокою и густою  рожью,  которую  уже  начали  жать.
ЏолЯ казались так обширны, как будто им и конца не было. Ћтец  мой  говорил,
что он и не видывал  таких  хлебов  и  что  нынешний  год  урожай  отличный.
Њолодые крестьЯне и крестьЯнки, работавшие в  одних  рубахах,  узнали  наших
людей и моего отца; воткнув серпы свои в сжатые снопы, они  начали  выбегать
к карете. Ћтец велел остановитьсЯ. Џо загорелым лицам жнецов  и  жниц  текли
ручьи пота, но лица были веселы; человек двадцать окружили нашу карету.  ‚се
были так рады. "‡дравствуй,  батюшка  Ђлексей  ‘тепаныч!  -  заговорил  один
крестьЯнин постарше других, который был десЯтником, как  Я  после  узнал,  -
давно мы тебЯ не видали. Њатушка ЏрасковьЯ €вановна отписала к нам,  что  ты
у нас побываешь. Ќасилу мы тебЯ дождались". Ћтец мой, не выходЯ  из  кареты,
ласково поздоровалсЯ со всеми и сказал, что вот он и приехал к ним и  привез
свою хозЯйку и детей. Њать выглЯнула из окна и сказала:  "‡дравствуйте,  мои
друзьЯ!" ‚се поклонились  ей,  и  тот  же  крестьЯнин  сказал:  "‡дравствуй,
матушка ‘офьЯ Ќиколавна, милости просим. Ђ  это  сынок,  что  ли,  твой?"  -
продолжал он, указав на менЯ. "„а, это мой сын, ‘ережа,  а  дочка  спит",  -
отвечал отец. ЊенЯ высунули из окошка. Њне также все поклонились  и  назвали
менЯ ‘ергеем Ђлексеичем, чего Я до тех пор не слыхивал. "‚сем вам  мы  рады,
батюшка  Ђлексей  ‘тепаныч",  -  сказал  тот  же  крестьЯнин.  ђадость  была
непритворнаЯ, выражалась на всех лицах и слышна была во всех голосах. џ  был
изумлен, Я чувствовал какое-то непонЯтное  волнение  и  очень  полюбил  этих
добрых людей, которые всех нас так любЯт. Ћтец мой  продолжал  разговаривать
и расспрашивать о многом, чего Я  и  не  понимал;  слышал  только,  как  ему
отвечали, что, слава богу, все живут помаленьку, что с хлебом не  знай,  как
и совладать, потому что много народу хворает. Љогда  же  мой  отец  спросил,
отчего в праздник они на барщине  (это  был  первый  спас,  то  есть  первое
августа), ему отвечали, что  так  приказал  староста  Њироныч;  что  в  этот
праздник точно прежде не  работали,  но  вот  уже  года  четыре  как  начали
работать; что все мужики постарше и бабы ребЯтницы уехали ночевать  в  село,
но после обедни все приедут, и что в  поле  осталсЯ  только  народ  молодой,
всего серпов с сотню, под присмотром десЯтника. Ћтец  и  мать  простились  с
крестьЯнами и крестьЯнками. џ отвечал на  их  поклоны  множеством  поклонов,
хотЯ  карета  тронулась  уже  с  места,  и,  высунувшись  из  окна,  кричал:
"Џрощайте, прощайте!" Ћтец и мать улыбались, глЯдЯ на  менЯ,  а  Я,  весь  в
движении и волнении, принЯлсЯ расспрашивать: отчего эти люди знают, как  нас
зовут? Ћтчего они нам рады, за что они нас любЯт?  —то  такое  барщина?  Љто
такой Њироныч? и проч. и проч. Ћтец как-то  затруднЯлсЯ  удовлетворить  всем
моим вопросам, мать помогала ему, и мне отвечали, что  в  Џарашине  половина
крестьЯн родовых багровских, и что им хорошо известно, что когда-нибудь  они
будут опЯть наши; что его они знают  потому,  что  он  езжал  в  Џарашино  с
тетушкой, что любЯт его за то, что он им ничего худого не делал,  и  что  по
нем любЯт мою мать и менЯ, а потому  и  знают,  как  нас  зовут.  —то  такое
староста Њироныч - Я хорошо понЯл, а что  такое  барщина  -  по  моим  летам
понЯть мне было трудно.
     ‚ этот раз, как и во многих других случаЯх, не понЯв некоторых  ответов
на мои вопросы, Я не оставлЯл их длЯ себЯ темными и  нерешенными,  а  всегда
объЯснЯл  по-своему:  так  обыкновенно  поступают  дети.  ’акие   объЯснениЯ
надолго остаютсЯ в их умах, и мне часто  случалось  потом,  называЯ  предмет
настоЯщим его именем, заключающим в себе полный  смысл,  совершенно  его  не
понимать. †изнь, конечно, объЯснит все, и узнание ошибки бывает часто  очень
забавно; но зато бывает иногда очень огорчительно.
     Џосле ржаных хлебов пошли Яровые, начинающие уже поспевать.  Ћтец  мой,
глЯдЯ на них, часто говорил  с  сожалением:  "Ќе  успеют  нынче  убратьсЯ  с
хлебом до ненастьЯ; рожь поспела поздно, а вот уже  и  Яровые  поспевают.  Ђ
какие хлеба, в жизнь  мою  не  видывал  таких!"  џ  заметил,  что  мать  моЯ
совершенно равнодушно слушала слова отца. Ќе понимаЯ, как  и  почему,  но  и
мне было жалко, что не успеют убратьсЯ с хлебом.


ЏЂђЂ€ЌЋ

     ‘ плоской  возвышенности  пошла  дорога  под  изволок,  и  вот  наконец
открылось перед  нами  лежащее  на  низменности  богатое  село  Џарашино,  с
каменной церковью и небольшим прудом в овраге. ѓосподское гумно стоЯло,  как
город, построенный из хлебных кладей, даже в крестьЯнских гумнах видно  было
много прошлогодних копен.  Ћтец  мой  радовалсЯ,  глЯдЯ  на  такое  изобилие
хлеба, и  говорил:  "‚от  крестьЯне,  так  крестьЯне!  ‘ердце  радуетсЯ!"  џ
радовалсЯ вместе с ним и опЯть заметил, что мать не принимала участиЯ в  его
словах. Ќаконец мы въехали в село. ‚ самое  это  времЯ  свЯщенник  в  полном
облачении,  несЯ  крест  на  голове,  предшествуемый  диаконом  с   кадилом,
образами и хоругвЯми и сопровождаемый огромною толпою народа, шел из  церкви
длЯ  совершениЯ  водоосвЯщениЯ  на  иордани.   Џение   дьЯчков   заглушалось
колокольным звоном и только в промежутках врывалось в мой  слух.  Њы  сейчас
остановились, вышли из кареты и присоединились к народу. Њать вела  менЯ  за
руку, а нЯнька несла мою сестрицу,  котораЯ  с  необыкновенным  любопытством
смотрела на  невиданное  ею  зрелище;  мне  же  хотЯ  удалось  видеть  нечто
подобное в “фе, но тем не менее Я смотрел на него с восхищением.
     Џосле водосвЯтиЯ, приложившись ко  кресту,  окропленные  свЯтой  водою,
получив от свЯщенника поздравление с благополучным  приездом,  пошли  мы  на
господский двор, всего через улицу  от  церкви.  Ќарод  окружал  нас  тесною
толпою, и все были так же веселы и рады нам,  как  и  крестьЯне  на  жнитве;
многие старики протеснились вперед, кланЯлись и  здоровались  с  нами  очень
ласково; между ними первый был малорослый, широкоплечий, немолодой  мужик  с
проседью и с такими необыкновенными глазами, что  мне  даже  страшно  стало,
когда он на менЯ  пристально  поглЯдел.  ’олпа  крестьЯн  проводила  нас  до
крыльца господского флигелЯ и потом разошлась, а мужик с  страшными  глазами
взбежал на  крыльцо,  отпер  двери  и  пригласил  нас  войти,  приговариваЯ:
"Њилости просим, батюшка Ђлексей ‘тепаныч и  матушка  ‘офьЯ  Ќиколавна!"  Њы
вошли во флигель; там было как будто все приготовлено  длЯ  нашего  приезда,
но после Я узнал, что тут всегда останавливалсЯ, наезжавший иногда,  главный
управитель  и  поверенный  бабушки  Љуролесовой,  которого  отец  с  матерью
называли  Њихайлушкой,  а  все  прочие  с  благоговением  величали  Њихайлом
Њаксимовичем, и вот причина, почему флигель  всегда  был  прибран.  €з  слов
отца Я сейчас догадалсЯ, что малорослый мужик с страшными  глазами  был  тот
самый Њироныч, о котором Я расспрашивал еще в карете. Ћтец мой  осведомлЯлсЯ
у него обо всем, касающемсЯ до хозЯйства, и отпустил,  сказав,  что  позовет
его, когда будет нужно, и приказав, чтоб некоторых  стариков,  названных  им
по именам, он прислал к нему. Љак Я ни был мал, но заметил, что Њироныч  был
недоволен приказанием моего отца. Ћн  так  отвечал  "слушаю-с",  что  Я  как
теперь слышу этот звук, который Ясно выражал:  "Ќехорошо  вы  это  делаете".
Љогда он ушел, Я услышал такой  разговор  между  отцом  и  матерью,  который
привел менЯ в большое изумление. Њать сказала, что этот Њироныч должен  быть
разбойник. Ћтец улыбнулсЯ и отвечал, что похоже на то, что он прежде  слыхал
об нем много нехорошего, но что он роднЯ и  любимец  Њихайлушки,  а  тетушка
ЏрасковьЯ €вановна во всем Њихайлушке верит; что он  велел  послать  к  себе
таких стариков из багровских, которые скажут ему всю правду,  знаЯ,  что  он
их не выдаст и что Њиронычу было это невкусно.  Ћтец  прибавил,  что  поедет
после обеда осмотреть все полевые работы, и приглашал с собою мою  мать;  но
она решительно отказалась, сказав, что она не любит смотреть на  них  и  что
если  он  хочет,  то  может  взЯть  с  собой  ‘ережу.  џ  обрадовалсЯ,  стал
проситьсЯ; отец охотно согласилсЯ. "„а, вот  мы  с  ‘ережей,  -  сказал  мой
отец, - после чаю пойдем  осматривать  конный  завод,  а  потом  пройдем  на
родники и на  мельницу".  ђазумеетсЯ,  Я  тоже  очень  обрадовалсЯ  и  этому
предложению, и мать тоже на него согласилась. Џосле чаю  мы  отправились  на
конный двор, находившийсЯ  на  заднем  конце  господского  двора,  поросшего
травою. “ входа в конюшни ожидал нас, вместе  с  другими  конюхами,  главный
конюх ѓригорий ЉовлЯга, который с первого взглЯда очень мне  понравилсЯ;  он
был особенно ласков со мною. Ќе  успели  мы  войти  в  конюшни,  как  ЯвилсЯ
противный Њироныч, который потом целый день уже  не  отставал  от  отца.  Њы
вошли  широкими  воротами  в  какое-то  длинное  строение;  на  обе  стороны
тЯнулись коридоры,  где  направо  и  налево,  в  особых  отгородках,  старые
большие и толстые лошади, а в некоторых и  молодые,  еще  тоненькие.  ’ут  Я
узнал, что их комнатки назывались стойлами. Џротив самых  ворот,  на  стене,
висел образ  ЌиколаЯ  —удотворца,  как  сказал  мне  ЉовлЯга.  Ћсмотрев  обе
стороны конюшни и похвалив в  них  чистоту,  отец  вышел  опЯть  на  двор  и
приказал вывести  некоторых  лошадей.  ЉовлЯга  сам  выводил  их  с  помощью
другого  конюха.  ѓордые  животные,  раскормленные  и  застоЯвшиесЯ,  ржали,
подымались на дыбы и поднимали на воздух обоих конюхов, так что  они  висели
у них на шеЯх, крепко держась правою рукою за узду. џ робел и  прижималсЯ  к
отцу; но когда пускали некоторых из этих славных коней бегать и  прыгать  на
длинной веревке вокруг державших ее  конюхов,  которые,  упершись  ногами  и
пригнувшись к земле, едва могли с ними  ладить  -  Я  очень  ими  любовалсЯ.
Њироныч во все совалсЯ, и мне было очень досадно,  что  он  называл  ЉовлЯгу
ѓришка ЉовлЯжонок, тогда как мой отец называл его ѓригорий. "Ђ  где  пасутсЯ
табуны?" - спросил мой отец у ЉовлЯги. Њироныч отвечал, что один  пасетсЯ  у
"Љошелги", а другой у  "Љаменного  врага",  и  прибавил:  "Љоли  вам  угодно
будет, батюшка Ђлексей ‘тепаныч, поглЯдеть господские ржаные и Яровые  хлеба
и паровое поле (мы завтра отслужим молебен и начнем сев),  то  не  прикажете
ли подогнать туда табуны? ’ам будет уж недалеко". Ћтец отвечал: "•орошо".  ‘
конного двора отправились мы на родники. Ћтец мой очень любил  всЯкие  воды,
особенно ключевые; а Я не мог без восхищениЯ видеть даже бегущей  по  улицам
воды,  и  потому  великолепные  парашинские  родники,  которых  было  больше
двадцати, привели менЯ в восторг. Ќекоторые  родники  были  очень  сильны  и
вырывались из середины горы, другие били и кипели у  ее  подошвы,  некоторые
находились на косогорах и были обделаны  деревЯнными  срубами  с  крышей;  в
срубы были вдолблены широкие липовые колоды,  наполненные  такой  прозрачной
водою, что казались пустыми; вода по всей колоде  переливалась  через  край,
падаЯ по бокам стеклЯнною бахромой. џ  видел,  как  приходили  крестьЯнки  с
ведрами,  оттыкали  деревЯнный  гвоздь,   находившийсЯ   в   конце   колоды,
подставлЯли ведро под струю воды, котораЯ  била  дугой,  потому  что  нижний
конец колоды лежал высоко от земли, на больших каменных плитах (бока  оврага
состоЯли все из дикого плитнЯка). ‚ одну минуту наполнЯлось  одно  ведро,  а
потом другое. ‚се родники стекали в пруд. Њногие  необделанные  ключи  текли
туда же ручейками по мелким камешкам, между ними мы с отцом нашли  множество
прекрасных, точно как обточенных,  довольно  длинных,  похожих  на  сахарные
головки: эти камешки назывались чертовыми пальцами. џ  увидел  их  в  первый
раз, они мне очень понравились; Я набил ими свои  карманы,  только  название
их никак не мог объЯснить мне отец, и Я долго надоедал  ему  вопросами:  что
за зверь черт, имеющий такие крепкие пальцы? …ще  полный  новых  и  приЯтных
впечатлений, Я вдруг перешел опЯть к новым если не  так  приЯтным,  зато  не
менее любопытным впечатлениЯм: отец привел менЯ на мельницу, о которой Я  не
имел никакого понЯтиЯ. Џруд наполнЯлсЯ  родниками  и  был  довольно  глубок;
овраг перегораживала, запружаЯ воду, широкаЯ навознаЯ плотина; посредине  ее
стоЯла мельничнаЯ  амбарушка;  в  ней  находилсЯ  один  мукомольный  постав,
который молол хорошо только в полую воду, впрочем,  не  оттого,  чтобы  мало
было воды в пруде, как объЯснил мне отец,  а  оттого,  что  вода  шла  везде
сквозь  плотину.  ќта  дрЯннаЯ  мельница  показалась  мне  чудом   искусства
человеческого. Џрежде всего Я увидел падающую из каузной  трубы  струю  воды
прЯмо на водЯное колесо,  позеленевшее  от  мокроты,  ворочавшеесЯ  довольно
медленно, все в брызгах и  пене;  шум  воды  смешивалсЯ  с  каким-то  другим
гуденьем и шипеньем.  Ћтец  показал  мне  деревЯнный  ларь,  то  есть  Ящик,
широкий вверху и узенький внизу, как  Я  увидал  после,  в  который  всыпают
хлебные зерна. Џотом мы сошли вниз, и Я увидел вертЯщийсЯ жернов и  над  ним
дрожащий ковшик, из которого сыпались зерна, попадавшие под камень;  вертЯсь
и раздавливаЯ зерна, жернов, окруженный лубочной обечайкой*, превращал их  в
муку, котораЯ сыпалась вниз  по  деревЯнной  лопаточке.  ‡аглЯнув  сбоку,  Я
увидел другое,  так  называемое  сухое  колесо,  которое  вертелось  гораздо
скорее  водЯного  и,  задеваЯ  какими-то  кулаками  за   шестерню,   вертело
утвержденный на ней камень; амбарушка была наполнена  хлебной  пылью  и  всЯ
дрожала, даже припрыгивала.  „олго  находилсЯ  Я  в  совершенном  изумлении,
разглЯдываЯ такие чудеса и вспоминаЯ, что Я видел что-то подобное в  детских
игрушках; долго простоЯли мы  в  мельничном  амбаре,  где  какой-то  старик,
дрЯхлый и сгорбленный, которого называли засыпкой,  седой  и  хворый,  молол
всЯкое хлебное ухвостье длЯ посыпки господским лошадЯм; он  был  весь  белый
от мучной пыли; Я начал было расспрашивать его, но, заметЯ, что он  часто  и
задыхаЯсь кашлЯл, что привело менЯ  в  жалость,  Я  обратилсЯ  с  остальными
вопросами к отцу: противный Њироныч и тут беспрестанно вмешивалсЯ, хотЯ  мне
не хотелось его слушать. Љогда мы  вышли  из  мельницы,  то  Я  увидел,  что
хлебнаЯ пыль и нас выбелила, хотЯ  не  так,  как  засыпку.  џ  сейчас  начал
просить отца, чтоб больного старичка положили  в  постель  и  напоили  чаем;
отец улыбнулсЯ и, обратЯсь к Њиронычу, сказал: "‡асыпка, ‚асилий  ’ерентьев,
больно стар и хвор; кашель его забил, и ухвостнаЯ пыль ему не  годитсЯ;  его
бы надо совсем отставить от старичьих работ и  не  нарЯжать  в  засыпки".  -
"Љак изволите приказать, батюшка Ђлексей ‘тепаныч, - отвечал Њироныч,  -  да
не будет ли другим обидно? …го отставить, так и других надо отставить.  ‚едь
таких дармоедов и лежебоков много. Љто же будет старичьи работы  исполнЯть?"
Ћтец отвечал, что не все же старики  хворы,  что  больных  надо  поберечь  и
успокоить, что они на  свой  век  уже  поработали.  "‚едь  ты  и  сам  скоро
состаришьсЯ, - сказал мой отец, - тоже будешь  дармоедом  и  тогда  захочешь
покою". Њироныч отвечал: "‘лушаю-с; по приказанию вашему будет исполнено;  а
этого-то ‚асильЯ ’ерентьева и не надо  бы  миловать:  у  него  внук  буЯн  и
намнЯсь чуть менЯ за горло не сгреб". Ћтец мой с  сердцем  отвечал  и  таким
голосом, какого Я у  него  никогда  не  слыхивал:  "’ак  ты  за  вину  внука
наказываешь  больного  дедушку?  „а  ты  взыскивай  с  виноватого".  Њироныч
проворно  подхватил:  "Ѓудьте  покойны,  батюшка  Ђлексей  ‘тепаныч,   будет
исполнено по вашему приказанию".  Ќе  знаю  отчего,  Я  начинал  чувствовать
внутреннюю дрожь. ‚асилий ’ерентьев, который видел, что мы  остановились,  и
побрел было к нам, услыхав такие речи, сам остановилсЯ, трЯсЯсь  всем  телом
и кланЯЯсь беспрестанно. Љогда мы взошли на гору, Я оглЯнулсЯ -  старик  все
стоЯл на том же месте и низко кланЯлсЯ. Љогда же мы пришли в  свой  флигель,
Я, забыв о родниках и мельнице, сейчас рассказал матери о больном  старичке.
Њать очень горЯчо принЯла мой рассказ: сейчас хотела призвать  и  разбранить
Њироныча, сейчас отставить его от  должности,  сейчас  написать  об  этом  к
тетушке Џрасковье €вановне... € отцу моему очень трудно было удержать ее  от
таких опрометчивых поступков. ’ут последовал долгий разговор и даже спор.  џ
многого не понимал, многое забыл, и у менЯ остались в памЯти  только  отцовы
слова: "Ќе вмешивайсЯ не  в  свое  дело,  ты  все  дело  испортишь,  ты  все
семейство  погубишь,  теперь  Њироныч  не  тронет  их,  он  все-таки   будет
опасатьсЯ, чтоб Я не написал к тетушке, а  если  пойдет  дело  на  то,  чтоб
Њироныча прочь, то Њихайлушка его не выдаст.  ’огда  мне  уж  в  Џарашино  и
заглЯдывать  нечего,  пользы  не  будет,  да,   пожалуй,   и   тетушка   еще
прогневаетсЯ".  Њать  поспорила,  но  уступила.  Ѓоже  мой!  Љакое  смешение
понЯтий произошло в моей ребЯчьей голове! ‡а что страдает больной  старичок,
что такой злой Њироныч, какаЯ это сила Њихайлушка и бабушка? Џочему отец  не
позволил матери сейчас прогнать Њироныча? ‘тало,  отец  может  это  сделать?
‡ачем же он не делает? ‚едь он добрый, ведь  он  никогда  не  сердитсЯ?  ‚от
вопросы, которые кипели в детской голове моей, и Я  разрешил  себе  их  тем,
что Њихайлушка и бабушка недобрые люди и что мой отец их боитсЯ.
     ______________
     * Ћбечайка - деревЯнный обод, согнутый в круг лубок.

     —ертовы пальцы Я отдал милой моей сестрице, котораЯ очень  скучала  без
менЯ. Њы присоединили новое сокровище к нашим  прежним  драгоценностЯм  -  к
чуркам и камешкам с реки Ѓелой, которые  Я  всегда  называл  "штуфами"  (это
слово Я перенЯл у старика Ђничкова). џ пересказал сестрице с  жаром  о  том,
что видел. џ постоЯнно сообщал ей обо всем,  что  происходило  со  мной  без
нее. ’еперь Я стал замечать, что сестрица моЯ не  все  понимает,  и  потому,
перенимаЯ речи у нЯньки, старалсЯ говорить понЯтным  Языком  длЯ  маленького
дитЯти.
     Џосле обеда на длинных крестьЯнских роспусках* отправились мы  с  отцом
в поле; противный Њироныч также присел с нами. џ ехал на роспусках в  первый
раз в моей жизни, и  мне  очень  понравилась  эта  езда;  сидЯ  в  сложенной
вчетверо белой кошме, Я покачивалсЯ точно как в колыбели, висЯщей на  гибком
древесном сучке. Џо колеЯм степной дороги  роспуски  опускались  так  низко,
что растущие высоко травы и цветы хлестали менЯ по  ногам  и  рукам,  и  это
менЯ очень забавлЯло. џ даже успевал срывать цветочки.  Ќо  Я  заметил,  что
длЯ больших людей  так  сидеть  неловко  потому,  что  они  должны  были  не
опускать своих ног, а вытЯгивать и держать их на воздухе, чтоб  не  задевать
за землю: Я же сидел на роспусках почти с ногами, и  трава  задевала  только
мои башмаки. Љогда мы проезжали между  хлебов  по  широким  межам,  заросшим
вишенником с красноватыми Ягодами и бобовником с зеленоватыми бобами,  то  Я
упросил отца остановитьсЯ и своими руками нарвал целую горсть  диких  вишен,
мелких и жестких, как крупный горох;  отец  не  позволил  мне  их  отведать,
говорЯ, что они кислы, потому что  не  поспели;  бобов  же  дикого  персика,
называемого крестьЯнами бобовником, Я нащипал себе целый карман; Я  хотел  и
Ягоды положить в другой карман и отвезти  маменьке,  но  отец  сказ-ал,  что
"мать на такую дрЯнь и смотреть не станет, что Ягоды в кармане раздавЯтсЯ  и
перепачкают  мое  платье  и  что  их  надо  кинуть".  Њне  жаль  было  вдруг
расстатьсЯ с ними, и Я долго держал их в своей руке,  но  наконец  принужден
был бросить, сам не знаю, как и когда.
     ______________
     * ђоспуски - дроги длЯ клади.

     ‚ тех местах, где рожь не наклонилась, не вылегла, как  говоритсЯ,  она
стоЯла так высоко, что нас с роспусками и лошадьми не было видно. ќто  новое
зрелище тоже мне очень  нравилось.  „олго  мы  ехали  межами,  и  вот  начал
слышатьсЯ издалека какой-то  странный  шум  и  говор  людей;  чем  ближе  мы
подъезжали, тем становилсЯ он слышнее, и наконец сквозь несжатую рожь  стали
мелькать блестЯщие серпы и колосьЯ горстей срезанной  ржи,  которыми  кто-то
взмахивал в воздухе; вскоре показались плечи и спины согнувшихсЯ крестьЯн  и
крестьЯнок. Љогда мы выехали на десЯтину, которую  жали  человек  с  десЯть,
говор прекратилсЯ, но зато шарканье серпов по соломе усилилось  и  наполнЯло
все поле необыкновенными  и  неслыханными  мною  звуками.  Њы  остановились,
сошли с роспусков, подошли близко к жнецам  и  жницам,  и  отец  мой  сказал
каким-то добрым  голосом:  "Ѓог  на  помощь!"  ‚друг  все  оставили  работу,
обернулись к нам лицом, низко поклонились, а некоторые крестьЯне,  постарше,
поздоровались с отцом и со мной. Ќа загорелых лицах была  написана  радость,
некоторые тЯжело дышали, у иных были обвЯзаны грЯзными трЯпицами  пальцы  на
руках и босых ногах, но все были бодры. Ћтец мой спросил: сколько  людей  на
десЯтине? не тЯжело ли им? € получив в ответ, что  "тЯжеленько,  да  как  же
быть, рожь сильна, прихватим вечера...", сказал: "’ак жните с  богом...",  и
в  одну  минуту  засверкали  серпы,  горсти  ржи  замелькали  над   головами
работников, и шум от резки жесткой соломы еще звучнее, сильнее  разнессЯ  по
всему полю. џ стоЯл в каком-то оцепенении. ‚друг  плач  ребенка  обратил  на
себЯ мое внимание, и Я увидел, что в  разных  местах,  между  трех  палочек,
свЯзанных вверху  и  воткнутых  в  землю,  висели  люльки;  молодаЯ  женщина
воткнула серп в свЯзанный ею  сноп,  подошла  не  торопЯсь,  взЯла  на  руки
плачущего младенца  и  тут  же,  присев  у  стоЯщего  пЯтка  снопов,  начала
целовать, ласкать и кормить грудью  свое  дитЯ.  ђебенок  скоро  успокоилсЯ,
заснул, мать положила его в люльку, взЯла серп и принЯлась жать с  особенным
усилием, чтобы догнать своих  подруг,  чтобы  не  отстать  от  других.  Ћтец
разговаривал  с  Њиронычем,  и  Я  имел  времЯ  всмотретьсЯ  во   все   менЯ
окружающее.  Ќевыразимое  чувство   состраданиЯ   к   работающим   с   таким
напрЯженьем сил на солнечном зное обхватило мою душу,  и  много  раз  потом,
бываЯ на жнитве,  Я  всегда  вспоминал  это  первое  впечатление...  ‘  этой
десЯтины поехали мы на другую, на третью и так далее. ‘начала мы вставали  с
роспусков  и  подходили  к  жнецам,  а  потом  только  подъезжали   к   ним;
останавливались, отец мой говорил: "Ѓог на помощь". ‚езде  было  одно  и  то
же: те же поклоны, те же добрые обрадованные лица и  те  же  простые  слова:
"Ѓлагодарствуем,  батюшка  Ђлексей  ‘тепаныч".  ЋстанавливатьсЯ  везде  было
невозможно, недостало бы времени. Њы объехали  Яровые  хлеба,  которые  тоже
начинали поспевать, о чем отец мой и Њироныч говорили  с  беспокойством,  не
знаЯ, где  взЯть  рук  и  как  убратьсЯ  с  жнитвом.  "‚от  она,  страда-то,
настоЯщаЯ-то  страда,  батюшка   Ђлексей   ‘тепаныч,   -   говорил   главный
староста. - ђжи поспели поздно, Яровые, почитай, поспевают,  уже  и  поздние
овсы стали мешатьсЯ, а пришла пора сеЯть. ‚чера бог дал такого дождика,  что
борозду пробил; теперь землЯ сыренька, и  с  завтрашнего  днЯ  всех  мужиков
погоню сеЯть; так извольте рассудить: с одними бабами не  много  нажнешь,  а
ржи-то осталось половина несжатой. Ќе позволите ли, батюшка, сделать  лишний
сгон?" Ћтец отвечал, что крестьЯнам ведь также надо убиратьсЯ, и что  отнЯть
у них день в такую страдную пору дело нехорошее, и что лучше сделать  помочь
и позвать соседей. ‘тароста начал было распространЯтьсЯ о  том,  что  у  них
соседи дальние и к помочам непривычные; но в самое это времЯ подъехали мы  к
горохам и макам, которые привлекли  мое  внимание.  Ћтец  приказал  Њиронычу
сломить несколько еще зеленых головок мака и выдрать с корнем охапку  гороха
с молодыми стручками и лопатками; все это он  отдал  в  мое  распорЯжение  и
даже позволил съесть один молоденький стручок,  плоские  горошинки  которого
показались мне очень сладкими и вкусными. ‚ другое времЯ это занЯло бы  менЯ
гораздо сильнее, но в настоЯщую минуту  ржаное  поле  с  жнецами  и  жницами
наполнЯло мое воображение, и Я довольно равнодушно держал в руках за  тонкие
стебли с десЯток маковых  головок  и  охапку  зеленого  гороха.  ‚озвращаЯсь
домой, мы заехали  в  паровое  поле,  довольно  заросшее  зеленым  осотом  и
козлецом, за что отец мой сделал замечание  Њиронычу;  но  тот  оправдывалсЯ
дальностью полей,  невозможностью  гонЯть  туда  господские  и  крестьЯнские
стада длЯ толоки, и уверЯл, что всЯ эта трава подрежетсЯ сохами и больше  не
отрыгнет, то есть не вырастет. ЌесмотрЯ на все  это,  отец  мой  осталсЯ  не
совсем доволен паровым полем, сказал, что  пашнЯ  местами  мелка  и  борозды
редки  -  отчего  и  травы  много.  ‘олнце  опускалось,  и  мы  едва  успели
посмотреть два господских табуна,  нарочно  подогнанные  близко  к  пару.  ‚
одном находилось множество молодых лошадок  всЯких  возрастов  и  матерей  с
жеребЯтками,  которые  несколько  отвлекли  менЯ   от   картины   жнитва   и
развеселили своими прыжками и ласками к матерЯм. „ругой табун,  к  которому,
как говорили, и приближатьсЯ надо было с  осторожностью,  осматривал  только
мой отец, и то ходил к нему пешком вместе с  пастухами.  ’ам  были  какие-то
дикие и злые лошади,  которые  бросались  на  незнакомых  людей.  “же  стало
темно, когда мы воротились. Њать начинала беспокоитьсЯ и  жалеть,  что  менЯ
отпустила. ‚ самом деле, Я слишком утомилсЯ и  заснул,  не  дождавшись  даже
чаю.
     Џроснувшись довольно поздно, потому что никто менЯ не будил,  Я  увидел
около себЯ большие суеты, хлопоты и сборы. Љ отцу пришли многие крестьЯне  с
разными просьбами, которых исполнить Њироныч не смел, как он  говорил,  или,
всего вернее, не хотел. ќто узнал  Я  после,  из  разговоров  моего  отца  с
матерью. Ћтец, однако, не брал на себЯ никакой власти и  всем  отвечал,  что
тетушка приказала ему только осмотреть хозЯйство и обо всем донести  ей;  но
входить  в  распорЯжениЯ  старосты  не  приказывала.  ‚прочем,   наедине   с
Њиронычем, Я сам слышал, как он говорил, что длЯ  одного  крестьЯнина  можно
бы сделать то-то, а длЯ другого то-то. Ќа такие  речи  староста  обыкновенно
отвечал: "‘лушаю, будет исполнено", хотЯ мой отец  несколько  раз  повторЯл:
"џ, братец, тебе ничего не приказываю, а говорю только, не рассудишь  ли  ты
сам так поступить? џ и  тетушке  донесу,  что  никаких  приказаний  тебе  не
давал,  а  ты  на  менЯ  не  ссылайсЯ".  Љ  матери  моей  пришло  еще  более
крестьЯнских баб, чем к отцу крестьЯн: одни  тоже  с  разными  просьбами  об
оброках, а другие с разными болезнЯми. ‡доровых мать и слушать не  стала,  а
больным давала советы и даже лекарства из своей дорожной  аптечки.  Ќакануне
вечером, когда Я уже спал, отец мой виделсЯ с  теми  стариками,  которых  он
приказал прислать к себе; видно, они ничего особенно дурного об Њироныче  не
сказали, потому что отец был с ним ласковее вчерашнего и даже  похвалил  его
за усердие. ‘вЯщенник с попадьей приходили прощатьсЯ с нами и отозвались  об
Њироныче одобрительно.  ‘вЯщенник  сказал,  между  прочим,  что  староста  -
человек подвластный, исполнЯет, что ему прикажут, и прибавил с улыбкой,  что
"един бог без греха и что жаль только, что у Њироныча много родни на селе  и
он до нее ласков". џ не понЯл этих слов и думал,  что  чем  больше  родни  у
него  и  чем  он  ласковее  к  ней  -  тем  лучше.  Ќе  знаю  отчего,  сборы
продолжались очень долго, и мы выехали около  полден.  Њироныч  и  несколько
стариков  с  толпою  крестьЯнских  мальчиков  и  девочек  проводили  нас  до
околицы. Ќам надобно было проехать сорок пЯть верст и ночевать на  реке  €к,
о которой отец говорил, что  она  не  хуже  „емы  и  очень  рыбна:  приЯтные
надежды опЯть зашевелились в моей голове.


„ЋђЋѓЂ €‡ ЏЂђЂ€ЌЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

     „орога удивительное дело! …е могущество непреодолимо,  успокоительно  и
целительно. ЋтрываЯ вдруг человека  от  окружающей  его  среды,  все  равно,
любезной ему или даже неприЯтной, от постоЯнно развлекающей  его  множеством
предметов,   постоЯнно   текущей   разнообразной    действительности,    она
сосредоточивает  его  мысли  и  чувства  в  тесный  мир  дорожного  экипажа,
устремлЯет его внимание  сначала  на  самого  себЯ,  потом  на  воспоминание
прошедшего и наконец на мечты и надежды - в будущем; и все  это  делаетсЯ  с
Ясностью и спокойствием, без всЯкой суеты  и  торопливости.  ’очно  то  было
тогда со мной. ‘начала смешанною толпою новых предметов, образов  и  понЯтий
роились у менЯ  в  голове:  „ема,  ночевка  в  —увашах,  родники,  мельница,
дрЯхлый старичок-засыпка и ржаное поле со жницами и  жнецами,  потом  каждый
предмет отделилсЯ и уЯснилсЯ, Явились темные, непонимаемые  мной  места  или
пЯтна в этих картинах: Я обратилсЯ  к  отцу  и  матери,  просЯ  объЯснить  и
растолковать   их   мне.   ЋбъЯснениЯ   и    толкованиЯ    показались    мне
неудовлетворительными,  вероЯтно,  потому,  что  со  мной  говорили  как   с
ребенком, не замечаЯ  того,  что  мои  вопросы  были  гораздо  старше  моего
возраста. Ќаконец Я обратилсЯ к самому  свежему  предмету  моих  недоумений:
отчего сначала говорили об Њироныче, как о человеке  злом,  а  простились  с
ним, как с человеком добрым? Ћтец с матерью старались растолковать мне,  что
совершенно добрых людей мало на  свете,  что  парашинские  старики,  которых
отец мой знает давно, люди честные и правдивые,  сказали  ему,  что  Њироныч
начальник  умный  и  распорЯдительный,   заботливый   о   господском   и   о
крестьЯнском деле; они говорили, что, конечно, он  потакает  и  потворствует
своей родне и богатым  мужикам,  которые  находЯтсЯ  в  милости  у  главного
управителЯ, Њихайлы Њаксимыча, но что как  же  быть?  ‘вой  своему  поневоле
друг, и что нельзЯ не уважить Њихайле Њаксимычу; что  Њироныч  хотЯ  гулЯет,
но на работах всегда бывает в трезвом виде и не деретсЯ без  толку;  что  он
не поживилсЯ ни одной копейкой, ни господской, ни крестьЯнской,  а  наживает
большие деньги от дегтЯ и кожевенных  заводов,  потому  что  он  в  части  у
хозЯев, то есть у богатых парашинских  мужиков,  промышлЯющих  в  башкирских
лесах сидкою дегтЯ и покупкою у башкирцев кож  разного  мелкого  и  крупного
скота; что хотЯ хозЯевам маленько и обидно, ну, да  они  богаты  и  получают
большие барыши. ‚ заключение старики просили, чтоб  Њироныча  не  трогать  и
что всЯкий другой на его месте будет  гораздо  хуже.  ’акое  объЯснение,  на
которое понадобилось еще  много  новых  объЯснений,  очень  менЯ  озадачило.
†итейскаЯ мудрость не может быть  понимаема  дитЯтей;  добровольные  уступки
несовместны с чистотой его души, и Я никак не мог примиритьсЯ с мыслью,  что
Њироныч может дратьсЯ,  не  переставаЯ  быть  добрым  человеком.  Ќаконец  Я
надоел своими вопросами, и мне приказали или читать  книжку,  или  играть  с
сестрицей. Љнижка не шла мне в голову, и Я принЯлсЯ разбирать  свои  камешки
и чертовы пальцы, показываЯ, называЯ и  рассказываЯ  об  их  качествах  моей
сестре.
     Џереезд опЯть был огромный, с лишком сорок верст.  ‘начала,  верстах  в
десЯти от Џарашина, мы проехали  через  какую-то  вновь  селившуюсЯ  русскую
деревню, а потом тридцать верст не было никакого селениЯ  и  дорога  шла  по
ровному  редколесью;  кругом  виднелись   прекрасные   рощи,   потом   стали
попадатьсЯ небольшие пригорки, а с  правой  стороны  потЯнулась  непрерывнаЯ
цепь высоких и скалистых гор, иногда покрытых  лесом,  а  иногда  совершенно
голых. ‘пускаЯсь  с  пологого  ската,  ведущего  к  реке  €к,  надобно  было
проезжать мимо чувашско-мордовской и частью татарской деревни,  называющейсЯ
€к-Љармала,  потому  что  она  раскинулась  по  пригоркам  речки   Љармалки,
впадающей в  €к,  в  полуторе  версте  от  деревни.  Њы  остановились  возле
околицы, чтоб послать в  Љармалу  длЯ  закупки  овса  и  съестных  припасов,
которые люди наши должны  были  привезти  нам  на  ночевку,  назначенную  на
берегу реки €к. ‘олнце стоЯло еще очень высоко; было так  жарко,  как  среди
лета. ‚друг мать начала говорить, что не лучше ли ночевать  в  Љармале,  где
воздух так сух, и что около €ка ночью непременно будет сыро. џ так и  обмер.
Ћтцу моему также было это  неприЯтно,  но  он  отвечал:  "Љак  тебе  угодно,
матушка". Њать высунулась из окна, посмотрела на рассеЯнные  чувашские  избы
и, указав рукою на один двор, стоЯвший  отдельно  от  прочих  и  заключавший
внутри себЯ небольшой холм, сказала: "‚от где  Я  желала  бы  остановитьсЯ".
ЏрепЯтствий никаких не было. Ѓогатый чувашенин охотно пустил нас на  ночлег,
потому что мы не требовали себе избы, и мы  спокойно  въехали  на  огромный,
еще зеленый двор и поставили карету,  по  желанию  матери,  на  самом  верху
холма,  или  пригорка.  ‚ид  оттуда  был  очень  хорош  на  всю   живописную
окрестность речки Љармалки и зеленую урему €ка, текущего в  долине.  Ќо  мне
было не до прекрасных видов!  ‚се  мои  мечты  поудить  вечером,  когда,  по
словам отца, так хорошо клюет рыба на такой  реке,  котораЯ  не  хуже  „емы,
разлетелись  как  дым,  и  Я  стоЯл  точно  приговоренный  к   какому-нибудь
наказанию. ‚друг голос отца вывел менЯ из отчаЯнного положениЯ.  "‘ережа,  -
сказал он, - Я попрошу у хозЯина лошадь и  роспуски,  и  он  довезет  нас  с
тобой до €ка. Њы там поудим. Љак только солнце  станет  садитьсЯ,  Я  пришлю
тебЯ с  …фремом.  Ђ  сам  Я  ворочусь,  когда  уж  будет  темно.  Џросись  у
матери", - прибавил он, смотрЯ с улыбкою в глаза моей матери. џ  не  говорил
ни слова, но когда мать взглЯнула на менЯ, то прочла все на моем  лице.  Ћна
почувствовала невозможность лишить менЯ этого счастиЯ и  с  досадой  сказала
отцу:  "Љак  тебе  не  стыдно  взманить  ребенка?  ‚едь  он  опЯть  так   же
взволнуетсЯ, как на „еме!" ’ут  Я  получил  употребление  Языка  и  принЯлсЯ
горЯчо уверЯть, что буду совершенно спокоен; мать с большим  неудовольствием
сказала: "‘тупай, но чтоб до заката  солнца  ты  был  здесь".  ’ак  неохотно
данное позволение облило менЯ холодной водой. џ хотел было сказать,  что  не
хочу ехать, но Язык не поворотилсЯ. —ерез несколько минут все  было  готово:
лошадь, удочки и червЯки, и мы отправились на €к. ‚последствии Я нашел,  что
€к ничем не хуже „емы; но тогда Я не в состоЯнии был им восхищатьсЯ:  мысль,
что  мать  отпустила  менЯ  против  своего  желаниЯ,  что  она   недовольна,
беспокоитсЯ обо мне, что Я  отпущен  на  короткое  времЯ,  что  сейчас  надо
возвращатьсЯ  -  совершенно  закрыла  мою  душу   от   сладких   впечатлений
великолепной природы и уже зародившейсЯ во мне  охоты,  но  место,  куда  мы
приехали, было поистине очаровательно! ‘ажен за двести повыше €к  разделЯлсЯ
на два рукава, или протока, которые текли в весьма близком  расстоЯнии  друг
от друга. ђазделеннаЯ вода была уже не так  глубока,  и  на  обоих  протоках
находились высокие мосты  на  сваЯх;  один  проток  был  глубже  и  тише,  а
другой - мельче и быстрее. ’акаЯ же чудеснаЯ урема, как и на „еме, росла  по
берегам €ка. Џротоки устремлЯлись в  глубь  ее  и  исчезали  в  густой  чаще
деревьев и кустов. „алее, по обеим сторонам €ка, протекавшего до сих пор  по
широкой и  открытой  долине,  подступали  горы,  то  лесистые,  то  голые  и
каменистые, как будто готовые принЯть реку в свое владенье. Ћтец мой  выбрал
место длЯ уженьЯ, и они оба с …всеичем скоро принЯлись за  дело.  Њне  также
дали удочку и насадили крючок уже не хлебом,  а  червЯком,  и  Я  немедленно
поймал небольшого окунЯ;  удочку  оправили,  закинули  и  дали  мне  держать
удилище, но мне сделалось так грустно, что Я  положил  его  и  стал  просить
отца, чтоб он отправил менЯ с …всеичем к  матери.  Ћтец  удивилсЯ,  говорил,
что еще рано, что солнышко еще целый час не сЯдет, но Я продолжал  проситьсЯ
и начинал уже плакать. Ћтец мой очень не любил и даже боЯлсЯ слез, и  потому
приказал …всеичу отвезти менЯ домой, а  самому  поскорее  воротитьсЯ,  чтобы
вечер поудить вместе.
     Њое скорое возвращение удивило, даже испугало мать.  "—то  с  тобой,  -
вскрикнула она, - здоров ли ты?" џ отвечал, что совершенно  здоров,  но  что
мне не захотелось удить. Џо  нетвердому  моему  голосу,  по  глазам,  полным
слез, она прочла все, что происходило в моем сердце. Ћна обнЯла менЯ,  и  мы
оба заплакали. Њать хотела опЯть менЯ отправить удить  к  отцу,  но  Я  стал
горЯчо просить не посылать менЯ, потому что  желание  остатьсЯ  было  вполне
искренне. Њать почувствовала, что послать менЯ было бы  таким  же  насилием,
как и непозволенье ехать, когда Я просилсЯ. …всеич бегом побежал к  отцу,  а
Я осталсЯ с матерью и сестрой; мне вдруг сделалось так  легко,  так  весело,
что, кажетсЯ, Я еще и не испытывал такого удовольствиЯ. Џосле многих  нежных
слов,  ласк  и  разговоров,  позаботившись,  чтоб  хозЯйские   собаки   были
привЯзаны и заперты, мать приказала  мне  вместе  с  сестрицей  побегать  по
двору. Њы обежали вокруг пригорка, на котором стоЯла наша  карета,  и  нашли
там такую  диковинку,  что  Я,  запыхавшись,  с  радостным  криком  прибежал
рассказать о ней матери. „ело состоЯло в  том,  что  с  задней  стороны,  из
средины  пригорка,  бил  родник;  чувашенин  подставил  колоду,  и  как  все
надворные строениЯ были ниже  родника,  то  он  провел  воду,  во-первых,  в
летнюю кухню, во-вторых, в огромное корыто,  или  выдолбленную  колоду,  длЯ
мытьЯ бельЯ, и, в-третьих, в хлевы, куда загонЯлсЯ на ночь  скот  и  лошади.
‚се это привело менЯ в восхищение, и обо всем Я с  жаром  рассказал  матери.
Њать улыбалась и хвалила догадливость чувашенина, особенно выгодную  потому,
что речка  было  довольно  далеко.  ‚  дополнение  моего  удовольствиЯ  мать
позволила мне развести маленький костер огнЯ у самой кареты, потому что  наш
двор был точно поле. ‚еликолепно опускалось солнце за  темные  €кские  горы.
Њы напились чаю, потом  поужинали  при  свете  моего  костра.  Ћтец  еще  не
возвращалсЯ. Ќесколько раз мелькала у менЯ в голове мысль:  что-то  делаетсЯ
на берегу €ка? Љак-то  клюет  там  рыба?  Ќо  эти  мысли  не  смущали  моего
радостного, светлого состоЯниЯ души. Љакой был вечер!  Љаким  чудным  светом
озарЯла  нас  постепенно  угасающаЯ  зарЯ!   Љак   темнела   понемногу   всЯ
окрестность! ‚от уже и урема €ка  скрылась  в  белом  тумане  росы,  и  мать
сказала мне: "‚идишь, ‘ережа,  как  там  сыро,  -  хорошо,  что  мы  не  там
ночуем". Ћтец все еще не возвращалсЯ, и мать хотела уже послать за  ним,  но
только что мы улеглись в карете, как подошел отец к окну и тихо сказал:  "‚ы
еще не спите?" Њать попенЯла ему, что он  так  долго  не  возвращалсЯ.  ђыбы
поймали мало, но отец выудил большого жереха, которого мне очень  захотелось
посмотреть. …всеич принес пук горЯщей лучины, и Я,  не  вылезаЯ  из  кареты,
полюбовалсЯ на эту славную рыбу. Ћтец перекрестил менЯ и  сел  ужинать.  …ще
несколько слов, несколько ласк от матери - и крепкий сон овладел мною.
     Њы никогда еще не поднимались так  рано  с  ночлега,  потому  что  рано
остановились. џ впросонках слышал, как спустили карету с пригорка, и  совсем
проснулсЯ, когда сел к нам  отец.  Њысль,  что  Я  сейчас  опЯть  увижу  €к,
разгулЯла менЯ, и Я уже не спал до солнечного восхода. Џри блеске как  будто
пылающей зари подъехали мы к первому мосту через €к; всЯ  урема  и  особенно
река точно дымились.  џ  не  смел  опустить  стекла,  которое  поднЯл  отец,
шепотом сказав мне, что сырость вредна длЯ матери;  но  и  сквозь  стекло  Я
видел, что все деревьЯ и оба моста  были  совершенно  мокры,  как  будто  от
сильного дождЯ. Ќо как хорош был €к! ‹егкий пар подымалсЯ от быстро  текущих
и местами завертывающихсЯ  струй  его.  ‚ысокие  деревьЯ  были  до  половины
закутаны в туман. Љак только поднЯлись мы на изволок, туман исчез  и  первый
луч солнца проник почти сзади в карету и осветил  лицо  спЯщей  против  менЯ
моей  сестрицы.  —ерез  несколько  минут  мы  все  уже  крепко  спали.  ђано
поднЯвшись, довольно рано приехали мы и на  кормежку  в  большое  мордовское
селение Љоровино. ’ам негде было кормить в поле, но как мать моЯ  не  любила
останавливатьсЯ в деревнЯх, то мы расположились  между  последним  двором  и
околицей. ‘лавного жереха, довезенного в  мокрой  траве  совершенно  свежим,
сварили на обед. Њать только что отведала и то по просьбе отца: она  считала
рыбу вредною длЯ себЯ пищей. Њне тоже дали небольшой кусочек с  ребер,  и  Я
нашел  его  необыкновенно  вкусным,  что  утверждал  и  мой  отец.  ‚ыкормив
лошадей, мы вскоре после полден, часу во втором пустились в  путь.  ќто  был
последний переезд до Ѓагрова, всего  тридцать  пЯть  верст.  Њы  торопились,
чтоб приехать поранее, потому что в Љоровине, где все знали моего дедушку  и
отца, мы услыхали, что дедушка нездоров. ‚ продолжение дороги  мы  два  раза
переехали через реку ЌасЯгай по весьма плохим мостам. Џервый  мост  был  так
дурен, что мы  должны  были  все  выйти  из  кареты,  даже  лошадей  уносных
отложили и  на  одной  паре  коренных  кое-как  перетащили  нашу  тЯжелую  и
нагруженную карету. ’ут ЌасЯгай был  еще  невелик,  но  когда,  верст  через
десЯть, мы переехали его в другой раз, то уже увидели  славную  реку,  очень
быструю и глубокую; но все он был, по крайней  мере,  вдвое  меньше  €ка,  и
урема его состоЯла из одних кустов. ‘олнце стоЯло еще очень высоко,  "дерева
в два", как говорил …всеич, когда мы с крутой горы увидели Ѓагрово,  лежащее
в долине между двух больших прудов,  до  половины  заросших  камышами,  и  с
одной стороны окруженное высокими березовыми рощами. џ все это очень  хорошо
рассмотрел, потому что гора была крута, карету надобно было  подтормозить  и
отец пошел со мною пешком. Ќе знаю отчего,  сердце  у  менЯ  так  и  билось.
Љогда мать выглЯнула из окошка и увидала Ѓагрово, Я заметил,  что  глаза  ее
наполнились слезами и на лице выразилась грусть; хотЯ и прежде,  вслушиваЯсь
в разговоры отца с матерью, Я догадывалсЯ, что мать не любит Ѓагрова  и  что
ей неприЯтно туда ехать, но Я оставлЯл эти слова без пониманиЯ  и  даже  без
вниманиЯ и только в эту минуту понЯл, что есть какие-нибудь важные  причины,
которые огорчают мою мать. Ћтец также сделалсЯ невесел. Њне  стало  грустно,
и Я с большим смущением сел в  карету.  ‚  несколько  минут  доехали  мы  до
крыльца дома, который показалсЯ мне печальным и даже маленьким  в  сравнении
с нашим уфимским домом.


ЃЂѓђЋ‚Ћ

     Ѓабушка и тетушка встретили нас на крыльце. Ћни с восклицаниЯми и,  как
мне показалось, со слезами обнимались и целовались с моим отцом  и  матерью,
а потом и нас с сестрой перецеловали. џ ту же минуту, однако,  почувствовал,
что они не так были ласковы  с  нами,  как  другие  городские  дамы,  иногда
приезжавшие к нам. Ѓабушка была стараЯ, очень толстаЯ женщина, одетаЯ  точно
в такой шушун и так  же  повЯзаннаЯ  платком,  как  наша  нЯнька  ЂгафьЯ,  а
тетушка была точно в такой же кофте  и  юбке,  как  наша  Џараша.  џ  сейчас
заметил, что они вообще как-то совсем не то, что моЯ мать или наши  уфимские
гостьи.
     Љ дедушке сначала вошел отец и потом мать, а нас с  сестрицей  оставили
одних в зале. Њать успела сказать  нам,  чтоб  мы  были  смирны,  никуда  по
комнатам  не  ходили  и  не  говорили  громко.  ’акое  приказание  вместе  с
недостаточно ласковым приемом так  нас  смутило,  что  мы  оробели  и  молча
сидели на стуле совершенно одни, потому что нЯнька ЂгафьЯ  ушла  в  коридор,
где окружили ее горничные девки и дворовые бабы. ’ак прошло немало  времени.
Ќаконец вышла мать и спросила: "ѓде же ваша  нЯнька?"  ЂгафьЯ  выскочила  из
коридора, уверЯЯ, что только сию минуту отошла от нас, между тем  как  мы  с
самого прихода в залу  ее  и  не  видали,  а  слышали  только  бормотанье  и
шушуканье в коридоре. Њать взЯла  нас  обоих  за  руки  и  ввела  в  горницу
дедушки; он лежал совсем раздетый в постели. ‘едаЯ  борода  отросла  у  него
чуть не на вершок, и он показалсЯ мне очень страшен.  "‡дравствуйте,  внучек
и внучка", - сказал  он,  протЯнув  нам  руку.  Њать  шепнула,  чтоб  мы  ее
поцеловали. "Ќе разглЯжу теперь,  -  продолжал  дедушка,  жмурЯсь  и  накрыв
глаза рукою, - на кого похож ‘ережа: когда Я его видел, он еще  ни  на  кого
не походил. Ђ Ќадежа, кажетсЯ, похожа на мать. ‡автра, бог даст,  не  встану
ли как-нибудь с постели. „ети, чать, с дороги  кушать  хотЯт;  покормите  же
их. Ќу, ступайте, улаживайтесь на новом гнезде".
     Њы все вышли. ‚ гостиной ожидал нас  самовар.  Ѓабушка  хотела  напоить
нас чаем с густыми жирными сливками и сдобными  кренделЯми,  чего,  конечно,
нам хотелось; но мать сказала, что она сливок и жирного нам не  дает  и  что
мы чай пьем постный, а вместо сдобных кренделей просила  дать  обыкновенного
белого хлеба. "Ќу, так ты нам скажи, невестушка, - говорила бабушка,  -  что
твои детки едЯт и чего не едЯт: а то ведь Я не знаю, чем  их  потчевать;  мы
ведь  люди  деревенские  и  ваших  городских  порЯдков  не  знаем".  ’етушка
подхватила, что сестрица сама будет распорЯжатьсЯ и что пусть  повар  ‘тепан
к ней приходит и спрашивает, что нужно приготовить. •отЯ Я не понимал  тогда
тайной  музыки  этих  слов,  но  Я  тут  же   почувствовал   что-то   чужое,
недоброхотное. Њать отвечала  очень  почтительно,  что  напрасно  матушка  и
сестрица беспокоЯтсЯ о нашем  кушанье  и  что  одного  куриного  супа  будет
всегда длЯ нас достаточно; что она потому  не  дает  мне  молока,  что  была
напугана моей долговременной болезнью, а что возле менЯ  и  сестра  привыкла
пить постный чай. Џотом бабушка предложила моей матери  выбрать  длЯ  своего
помещеньЯ одну из двух комнат: или залу, или гостиную.  Њать  отвечала,  что
она желала бы занЯть гостиную, но боитсЯ, чтоб не было  беспокойно  сестрице
от такого близкого соседства с маленькими  детьми.  ’етушка  возразила,  что
стена глухаЯ, без двери, и потому слышно не будет, - и мы  занЯли  гостиную.
‘  нами  была  железнаЯ  двойнаЯ  кровать,  котораЯ  всЯ  развинчивалась   и
разбиралась. …фрем с  ”едором  сейчас  ее  собрали  и  поставили,  а  Џараша
повесила очень красивый,  не  знаю,  из  какой  материи,  кажетсЯ,  кисейный
занавес; знаю только, что на нем были такие прекрасные  букеты  цветов,  что
Я, много лет спустЯ,  находил  большое  удовольствие  их  рассматривать;  на
окошки повесили такие же гардины - и комната вдруг  получила  совсем  другой
вид, так что  у  менЯ  на  сердце  стало  веселее.  „орожные  сундуки  также
притащили  в  гостиную  и  покрыли  ковром.  џ  не  забыл  своего  Ящичка  с
камешками, а также своих книг и все это разложил в углу  на  столике.  Џеред
ужином отец с матерью ходили к дедушке  и  остались  у  него  посидеть.  Ќас
также хотели было сводить к нему проститьсЯ,  но  бабушка  сказала,  что  не
надо его беспокоить и что детЯм пора спать. Ћставшись  одни  в  новом  своем
гнезде, мы с сестрицей принЯлись болтать; Я сказал одни потому,  что  нЯнька
опЯть ушла и, стоЯ  за  дверьми,  опЯть  принЯлась  с  кем-то  шептатьсЯ.  џ
сообщил моей сестрице, что мне невесело в Ѓагрове, что Я боюсь дедушки,  что
мне хочетсЯ опЯть в карету, опЯть в  дорогу,  и  много  тому  подобного;  но
сестрица, плохо понимаЯ менЯ, уже дремала и  говорила  такой  вздор,  что  Я
смеЯлсЯ. Ќаконец сон одолел ее, Я позвал нЯню,  и  она  уложила  мою  сестру
спать на одной кровати с матерью, где  и  мне  приготовлено  было  местечко;
отцу же постлали на канапе. џ тоже лег.  Њне  было  сначала  грустно,  потом
стало скучно, и Я заснул. Ќе знаю, сколько времени Я спал, но,  проснувшись,
увидел при свете лампады, теплившейсЯ  перед  образом,  что  отец  лежит  на
своем канапе, а мать сидит подле него и плачет.
     Њать долго говорила вполголоса,  иногда  почти  шепотом,  и  Я  не  мог
расслушать в свЯзи всех ее речей, хотЯ старалсЯ как можно вслушиватьсЯ.  ‘он
отлетел от моих глаз, и слова матери: "Љак Я их оставлю? Ќа кого? џ  умру  с
тоски; никакой доктор  мне  не  поможет",  а  также  слова  отца:  "Њатушка,
побереги ты себЯ,  ведь  ты  захвораешь;  ты  непременно  завтра  слЯжешь  в
постель..." - слова, схваченные моим детским  напрЯженным  слухом  на  лету,
между многими другими, встревожили, испугали менЯ. Њысль остатьсЯ в  Ѓагрове
одним с сестрой, без отца и матери, хотЯ была не  новою  длЯ  менЯ,  но  как
будто до сих пор не понимаемою; она вдруг поразила менЯ таким ужасом, что  Я
на минуту потерЯл способность  слышать  и  соображать  слышанное,  и  потому
многих разговоров не понЯл, хотЯ и мог бы понЯть. Ќаконец мать, по  усильным
просьбам  отца,  согласилась  лечь   в   постель.   Ћна   помолилась   богу,
перекрестила нас с сестрой и легла. џ притворилсЯ спЯщим; но  в  самом  деле
заснул уже тогда, когда заснула моЯ мать.
     Ћправдалось предсказание моего отца! Џроснувшись, Я увидел,  что  он  и
Џараша хлопотали около моей матери. Ћна очень  захворала;  у  ней  разлилась
желчь и била лихорадка; она и прежде бывала нездорова, но всегда  на  ногах,
а теперь была так слаба, что не могла встать с постели.  џ  никогда  еще  не
видал ее так больною... страх и тоска овладели мной. џ уже понимал, что  мои
слезы огорчат больную, что это  будет  ей  вредно  -  и  плакал  потихоньку,
завернувшись в широкие полы занавеса, за высоким  изголовьем  кровати.  Ћтец
увидел это и, погрозЯ пальцем, указал на мать; Я кивнул и потрЯс  головою  в
знак того, что понимаю, в чем дело, и не встревожу больную.
     Ћтец ходил к дедушке и, воротЯсь, сказал, что ему лучше и что он  хочет
встать. ‚ зале тетушка разливала чай, нЯнЯ позвала менЯ туда, но Я не  хотел
отойти ни на шаг от матери, и отец, боЯсь,  чтобы  Я  не  расплакалсЯ,  если
станут принуждать менЯ, сам принес мне чаю и постный крендель, точно  такой,
какие присылали нам в “фу из Ѓагрова; мы с  сестрой  (да  и  все)  очень  их
любили, но теперь крендель не пошел мне в горло, и, чтоб не принуждали  менЯ
есть, Я спрЯтал его под огромный пуховик, на котором лежала мать.  џ  слышал
в беспрестанно  растворЯемую  дверь,  как  весело  болтала  моЯ  сестрица  с
бабушкой и тетушкой, и мне было отчего-то досадно  на  нее.  џ  слышал,  как
повели  ее  к  дедушке,  и  почувствовал,  что  сейчас   придут   за   мной.
Џредчувствие исполнилось  ту  же  минуту:  тетушка  прибежала,  говорЯ,  что
дедушка менЯ спрашивает. Ћтец громко сказал:  "‘ережа,  ступай  к  дедушке".
Њать  тихо  подозвала  менЯ  к  себе,  разгладила  мои  волосы,   пристально
посмотрела на мои покрасневшие глаза, поцеловала менЯ в  лоб  и  сказала  на
ухо: "Ѓудь умен и ласков  с  дедушкой",  и  глаза  ее  наполнились  слезами.
Љаково же было мне идти! Ћтец осталсЯ с матерью, а тетушка  повела  менЯ  за
руку. ‚идно, много страданиЯ и страха выражалось на моем  лице,  потому  что
тетушка, остановившись в лакейской, приласкала менЯ и  сказала:  "Ќе  бойсЯ,
‘ережа! „едушка тебЯ не  укусит".  џ  едва  мог  удерживать  слезы,  готовые
хлынуть из глаз, и робко переступил порог дедушкиной горницы.  Ћн  сидел  на
кожаных, старинных, каких-то диковинных креслах, везде  по  краЯм  унизанных
медными шишечками... Љак это странно! ќти кресла  и  медные  шишечки  прежде
всего кинулись мне в глаза, привлекли мое внимание и как  будто  рассеЯли  и
немного ободрили менЯ. „едушка был  в  халате,  на  коленЯх  у  него  сидела
сестрица. “видЯ менЯ,  он  сейчас  спустил  ее  на  пол  и  ласково  сказал:
"Џодойди-ка ко мне, ‘ережа", и протЯнул руку. џ поцеловал  ее.  "—то  это  у
тебЯ глаза красны? ’ы, никак, плакал, да и теперь хочешь плакать? ‚идно,  ты
боишьсЯ и не любишь дедушку?" - "Њаменька больна", - сказал  Я,  собрав  все
силы, чтоб не заплакать. ’ут бабушка и тетушка принЯлись  рассказывать,  что
Я ужасть как привЯзан к матери, что не отхожу от нее ни на пЯдь  и  что  она
уже менЯ так приучила. ѓоворили много в этом роде; но дедушка как  будто  не
слушал их, а сам так пристально и добродушно смотрел на  менЯ,  что  робость
моЯ стала проходить. "‡наете ли, на кого похож ‘ережа?  -  громко  и  весело
сказал он. - Ћн весь в дЯдю, ѓригорьЯ Џетровича". ‘ этими  словами  он  взЯл
менЯ, посадил к себе на колени, погладил, поцеловал  и  сказал:  "Ќе  плачь,
‘ережа.  Њать  выздоровеет.  ‚едь  это  не  смертное",  -   и   начал   менЯ
расспрашивать очень много и очень долго об “фе и о том, что Я там  делал,  о
дороге и прочее. џ ободрилсЯ и разговорилсЯ, особенно о книжках и о  дороге.
„едушка  слушал  менЯ  внимательно,  приветливо  улыбалсЯ,  наконец  сказал,
как-то значительно посмотрЯ на бабушку и тетушку: "ќто хорошо, что  ты  мать
любишь. Ћна ходила за тобой, не щадЯ живота. ‘тупай к ней, только  не  шуми,
не беспокой ее и не плачь".  џ  отвечал,  что  маменька  не  увидит,  что  Я
спрЯчусь в полог, когда  захочетсЯ  плакать,  поцеловал  руку  у  дедушки  и
побежал к матери. ‘естрица осталась. Њать как будто испугалась, услыхав  мои
скорые шаги, но увидав мое радостное лицо,  сама  обрадовалась.  џ  поспешил
рассказать с малейшими подробностЯми мое пребывание  у  дедушки,  и  кожаные
кресла с медными шишечками также не были забыты: отец и даже мать  не  могли
не улыбатьсЯ, слушаЯ мое горЯчее и  обстоЯтельное  описание  кресел.  "‘лава
богу, - сказала мать, - Я вижу, что ты дедушке  понравилсЯ.  Ћн  добрый,  ты
должен любить его..." џ отвечал, что люблю и, пожалуй, сейчас опЯть пойду  к
нему; но мать возразила, что этого не нужно, и попросила отца  сейчас  пойти
к дедушке и посидеть у него: ей хотелось знать, что он станет  говорить  обо
мне и об сестрице. •отЯ Я, по-видимому, был доволен приемом дедушки, но  все
мне казалось, что  он  не  так  обрадовалсЯ  мне,  как  Я  ожидал,  судЯ  по
рассказам. џ  спросил  об  этом  мать.  Ћна  отвечала,  что  дедушка  теперь
нездоров, что ему не до нас, а потому он и неласков.
     ‚месте с Џарашей Я стал хлопотать и ухаживать  около  больной,  подаваЯ
ей какое-то лекарство, которое она сделала по Ѓухану,  и  питье  из  клюквы.
Ћна попросила было лимонов, но ей отвечали, что их даже не видывали. "Љак  Я
глупа", - сказала мать как будто про себЯ и спросила клюквы.  Џараша  сейчас
принесла целую полоскательную чашку, прибавЯ, что "клюквы у  них  много:  им
каждый год, по первому зимнему пути, по целому возу привозЯт ее  из  ‘тарого
Ѓагрова". Џотом мать приказала привЯзать к  своей  голове  черного  хлеба  с
уксусом, который мне так нравилсЯ, что Я понемножку клал его к себе  в  рот;
потом она захотела как будто  уснуть  и  заставила  менЯ  читать.  џ  сейчас
принЯлсЯ за "„етское чтение", и в самом деле  мать  заснула  и  спала  целый
час. џ видел в окошко, что сестрица гулЯла с нЯнькой Ђгафьей по саду,  между
разросшимисЯ,  старыми,  необыкновенной   величины   кустами   смородины   и
барбариса,  каких  Я  ни  прежде,  ни  после  не  видывал;  Я  заметил,  как
выпархивали из них птички  с  красно-желтыми  хвостиками.  ‡аметил,  что  из
одного такого куста выпрыгнула пестраЯ кошка - и мне очень захотелось туда.
     Љак только мать проснулась и сказала, что ей  немножко  получше,  вошел
отец. џ сейчас попросилсЯ гулЯть в сад вместе  с  сестрой;  мать  позволила,
приказав мне не подходить к реке, чего  именно  Я  желал,  потому  что  отец
часто разговаривал со мной о  своем  любезном  Ѓугуруслане  и  мне  хотелось
посмотреть на него поближе. ‚ саду Я увидел, что сада  нет  даже  и  такого,
какие Я видал в “фе. ќто был скорее  огород,  состоЯвший  из  одних  Ягодных
кустов, особенно из кустов белой,  красной  и  черной  смородины,  усыпанной
Ягодами, и из Яблонь, большею частью померзших прошлого года,  которые  были
спилены и вновь привиты черенками; все это  заключалось  в  огороде  и  было
окружено высокими навозными грЯдками  арбузов,  дынь  и  тыкв,  бесчисленным
множеством  грЯдок  с  огурцами  и  всЯкими  огородными   овощами,   разными
горохами, бобами, редькою, морковью и проч. ‚добавок  ко  всему  везде,  где
только было местечко, росли подсолнечники  и  укроп,  который  там  называли
"копром", наконец, на лощине, заливаемой весенней водой,  зеленело  страшное
количество капусты...  ‚сЯ  эта  некрасиваЯ  смесь  мне  очень  понравилась,
нравитсЯ даже и теперь, и, конечно, гораздо более подстриженных липовых  или
березовых аллей и несчастных елок, из которых вырезывают комоды, пирамиды  и
шары. ‘ правой стороны, возле самого дома, текла  быстраЯ  и  глубокаЯ  река
или речка, котораЯ вдруг  поворачивала  налево  и  таким  образом  составлЯЯ
угол, с двух сторон точно огораживала так называемый  сад.  …два  мы  успели
его обойти и осмотреть, едва успели  переговорить  с  сестрицей,  котораЯ  с
помощью нЯньки рассказала мне, что дедушка долго продержал ее, очень  ласкал
и наконец послал гулЯть в сад, - как прибежал …всеич и позвал  нас  обедать;
в это времЯ, то есть  часу  в  двенадцатом,  мы  обыкновенно  завтракали,  а
обедали часу в третьем; но …всеич  сказал,  что  дедушка  всегда  обедает  в
полдень и что он сидит уже за столом. Њы поспешили в дом  и  вошли  в  залу.
„едушка приказал нас с сестрицей посадить за стол прЯмо против себЯ,  а  как
высоких детских кресел с нами не было, то подложили под нас кучу подушек,  и
Я смеЯлсЯ, как высоко сидела моЯ сестрица, хотЯ сам сидел немного пониже.  џ
вспомнил, что, воротившись из саду,  не  был  у  матери,  и  стал  проситьсЯ
сходить к ней; но отец, сидевший подле менЯ, шепнул  мне,  чтоб  Я  перестал
проситьсЯ и что Я схожу после обеда;  он  сказал  эти  слова  таким  строгим
голосом, какого Я никогда не слыхивал, - и Я  замолчал.  „едушка  хотел  нас
кормить разными своими кушаньЯми, но бабушка  остановила  его,  сказав,  что
‘офьЯ Ќиколавна ничего такого детЯм не дает и что длЯ них  приготовлен  суп.
„едушка поморщилсЯ и сказал: "Ќу, так пусть отец кормит их как  знает".  ‘ам
он и всЯ семьЯ ели постное, и дедушка, несмотрЯ на то что  первый  день  как
встал с постели,  кушал  ботвинью,  рыбу,  раки,  кашу  с  каким-то  постным
молоком и грибы. ‡апах постного масла бросилсЯ мне в нос, и Я  сказал:  "Љак
нехорошо пахнет!" Ћтец дернул менЯ за рукав и опЯть шепнул мне,  чтоб  Я  не
смел этого говорить, но дедушка слышал  мои  слова  и  сказал:  "ќге,  брат,
какой ты нежен-ка". Ѓабушка и тетушка  улыбнулись,  а  мой  отец  покраснел.
Џосле обеда дедушка зашел к моей матери, котораЯ лежала в постели  и  ничего
в этот день не ела. Џосидев немного, он пошел почивать,  и  вот  наконец  мы
остались одни, то есть: отец с матерью и мы с сестрицей. ’ут  Я  узнал,  что
дедушка приходил к нам перед обедом и, увидЯ, как в самом  деле  больна  моЯ
мать, очень сожалел об ней и советовал ехать  немедленно  в  Ћренбург,  хотЯ
прежде, что было мне известно из разговоров отца с матерью, он  называл  эту
поездку причудами и пустою тратою денег, потому что не верил докторам.  Њать
отвечала  ему,  как  мне  рассказывали,  что  теперешнЯЯ  ее  болезнь   дело
случайное, что она скоро пройдет и что  длЯ  поездки  в  Ћренбург  ей  нужно
несколько времени  оправитьсЯ.  ‘нова  поразила  менЯ  мысль  об  разлуке  с
матерью и отцом. ЋставатьсЯ нам одним с сестрицей в Ѓагрове на  целый  месЯц
казалось мне так страшно, что Я сам не знал, чего желать.  џ  вспомнил,  как
сам просил еще в “фе мою мать ехать поскорее лечитьсЯ, но  слова,  слышанные
мною в прошедшую ночь: "џ умру с тоски,  никакой  доктор  мне  не  поможет",
поколебали во мне уверенность, что мать  воротитсЯ  из  Ћренбурга  здоровою.
‚се это Я объЯснЯл ей и отцу как умел, сопровождаЯ свои объЯснениЯ  слезами;
но длЯ матери моей нетрудно было уверить менЯ во  всем,  что  ей  угодно,  и
совершенно успокоить, и Я скоро, несмотрЯ  на  страх  разлуки,  стал  желать
только одного:  скорейшего  отъезда  маменьки  в  Ћренбург,  где  непременно
вылечит ее доктор. ‘ этих пор Я заметил, что мать сделалась осторожна  и  не
говорила при мне ничего такого, что могло бы менЯ встревожить или  испугать,
а если и говорила, то  так  тихо,  что  Я  ничего  не  мог  расслышать.  Ћна
заставлЯла менЯ долее обыкновенного читать, играть с сестрицей  и  гулЯть  с
…всеичем; даже отпускала с отцом на мельницу и  на  остров.  Џруд  и  остров
очень мне нравились, но, конечно, не так, как бы понравились в другое  времЯ
и как горЯчо полюбил Я их впоследствии.
     —ерез несколько дней мать  встала  с  постели;  ее  лихорадка  и  желчь
прошли, но она еще больше похудела и глаза ее пожелтели.  ‘коро  Я  заметил,
что стали  решительно  сбиратьсЯ  в  Ћренбург  и  что  сам  дедушка  торопил
отъездом, потому что путь был неблизкий. Ћдин  раз  мать  при  мне  говорила
ему, что боитсЯ обременить матушку и сестрицу присмотром за  детьми;  боитсЯ
обеспокоить его, если кто-нибудь из детей захворает. Ќо дедушка возразил,  и
как будто с сердцем, что это все пустЯки, что ведь дети не чужие и что  кому
же, как не родной бабушке и тетке, присмотреть за ними. Њать  говорила,  что
нЯнька у нас не благонадежна и что уход за мной она поручает  …фрему,  очень
доброму и усердному человеку, и что он будет со мной ходить гулЯть.  „едушка
отвечал: "Ќу что же, хорошо. …фрем доброй породы, а не то,  пожалуй,  Я  дам
тебе свою  Ђксютку  ходить  за  детьми".  Њать  отклонила  такое  милостивое
предложение  под  разными  предлогами;  она  знала,  что  ЂксиньЯ  недобраЯ.
„едушка с неудовольствием  промолвил:  "Ќу,  как  хочешь;  Я  ведь  с  своей
Ђксюткой не навЯзываюсь". ‘лышал Я также, как моЯ мать просила и  молила  со
слезами бабушку и тетушку не оставить нас, присмотреть за нами,  не  кормить
постным кушаньем,  и,  в  случае  нездоровьЯ,  не  лечить  обыкновенными  их
лекарствами: гарлемскими каплЯми и  эссенцией  долгой  жизни,  которыми  они
лечили всех, и стариков и младенцев, от всех болезней.  Ѓабушка  и  тетушка,
которые были недовольны, что мы остаемсЯ у них на руках, и даже не  скрывали
этого, обещали, покорЯЯсь воле дедушки, что будут смотреть за нами  неусыпно
и выполнЯть  все  просьбы  моей  матери.  Ќа  всЯкий  случай  мать  оставила
некоторые лекарства из  своей  аптеки  и  даже  написала,  как  и  когда  их
употреблЯть, если кто-нибудь из нас захворает.  ќто  было  поручено  тетушке
’атьЯне ‘тепановне, котораЯ все-таки была подобрее  других  и  не  могла  не
чувствовать  жалости  к  слезам  больной  матери,  впервые  расстающейсЯ   с
маленькими детьми.
     ‚се это времЯ, до отъезда матери, Я находилсЯ в тревожном  состоЯнии  и
даже в борьбе с самим собою. ‚идЯ мать бледною,  худою  и  слабою,  Я  желал
только одного, чтоб она ехала поскорее  к  доктору;  но  как  только  Я  или
оставалсЯ один, или хотЯ и с другими, но не видал перед собою матери,  тоска
от приближающейсЯ разлуки и страх остатьсЯ с дедушкой, бабушкой и  тетушкой,
которые не были так ласковы к нам, как мне хотелось, не любили или так  мало
любили нас, что  мое  сердце  к  ним  не  лежало,  овладевали  мной,  и  мое
воображение, развитое не по летам, вдруг  представлЯло  мне  такие  страшные
картины, что Я бросал все, чем тогда занималсЯ:  книжки,  камешки,  оставлЯл
даже гулЯнье по саду и прибегал к матери как безумный,  в  тоске  и  страхе.
Ќесколько раз готов Я был броситьсЯ к ней на шею  и  просить,  чтоб  она  не
ездила  или  взЯла  нас  с  собою;  но  больное  ее  лицо  заставлЯло   менЯ
опомнитьсЯ, и желанье, чтоб она ехала лечитьсЯ, всегда побеждало  мою  тоску
и страх. џ не понимаю теперь, отчего отец и мать  решились  оставить  нас  в
Ѓагрове. Ћни ехали в той же карете, и мы точно так же могли  бы  поместитьсЯ
в ней; но мать никогда не имела этого намерениЯ и еще  в  “фе  сказала  мне,
что ни под каким видом не может нас взЯть с  собою,  что  она  должна  ехать
одна с отцом; это намеренье ни разу не поколебалось и в Ѓагрове, и Я  вполне
верил в невозможность переменить его.
     —ерез неделю, котораЯ, несмотрЯ на мою печаль  и  мучительные  тревоги,
необыкновенно скоро прошла длЯ менЯ, отец и мать уехали. Џри прощанье Я  уже
не умел совладеть с собою, и мы оба с сестрой плакали и рыдали; мать  также.
Љогда  карета  съехала  со  двора  и  пропала  из  моих  глаз,  Я  пришел  в
исступленье,  бросилсЯ  с  крыльца  и  побежал  догонЯть  карету  с  криком:
"Њаменька, воротись!" ќтого никто не ожидал, и потому не  вдруг  могли  менЯ
остановить; Я успел перебежать  через  двор  и  выбежать  на  улицу.  …всеич
первый догнал менЯ, за ним бежало  множество  народа;  он  схватил  менЯ  и,
крепко держа на руках, принес домой. „едушка с бабушкой стоЯли  на  крыльце,
а тетушка шла к нам навстречу; она стала уговаривать и ласкать  менЯ,  но  Я
ничего не слушал,  кричал,  плакал  и  старалсЯ  вырватьсЯ  из  крепких  рук
…всеича. Љогда он взошел на крыльцо, поставил менЯ на ноги  перед  дедушкой,
дедушка сердито крикнул: "Џерестань реветь. Ћ чем плачешь?  Њать  воротитсЯ,
не останетсЯ жить  в  Ћренбурге".  €  Я  присмирел.  „едушка  пошел  в  свою
горницу, и Я слышал, как бабушка, идЯ за ним, говорила: "‚от,  батюшка,  сам
видишь. Њного будет нам хлопот: дети очень избалованы". ’етушка  взЯла  менЯ
за руку и повела в гостиную, то есть в  нашу  спальную  комнату.  ЊилаЯ  моЯ
сестрица, держась за другую  мою  руку  и  сама  обливаЯсь  тихими  слезами,
говорила: "Ќе плачь, братец, не плачь".  Љогда  мы  вошли  в  гостиную  и  Я
увидел кровать,  на  которой  мы  обыкновенно  спали  вместе  с  матерью,  Я
бросилсЯ на постель и  снова  принЯлсЯ  громко  рыдать.  ’етушка,  …всеич  и
нЯнька  ЂгафьЯ  употреблЯли  все  усилиЯ,  чтоб  успокоить  менЯ   книжками,
штуфами, игрушками и  разговорами.  …всеич  пробовал  остановить  мои  слезы
рассказами о дороге, о „еме, об уженье и  рыбаках,  но  все  было  напрасно;
только утомившись от слез и рыданьЯ, Я наконец, сам не знаю как, заснул.


Џђ…Ѓ›‚ЂЌ€… ‚ ЃЂѓђЋ‚… Ѓ…‡ Ћ’–Ђ € ЊЂ’…ђ€

     € с лишком  месЯц  прожили  мы  с  сестрицей,  без  отца  и  матери,  в
негостеприимном тогда длЯ нас Ѓагрове, большую часть времени  заключенные  в
своей комнате, потому что скоро наступила сыраЯ погода  и  гулЯнье  наше  по
саду прекратилось. ‚от как текла эта однообразнаЯ  и  невеселаЯ  жизнь:  как
скоро мы просыпались, что бывало всегда часу в восьмом, нЯнька водила нас  к
дедушке и бабушке; с нами здоровались, говорили  несколько  слов,  а  иногда
почти и не говорили, потом отсылали нас в  нашу  комнату;  около  двенадцати
часов мы выходили в залу обедать; хотЯ от нас была дверь прЯмо  в  залу,  но
она была заперта на ключ и  даже  завешена  ковром,  и  мы  проходили  через
коридор, из которого тогда еще была дверь в гостиную. ‡а обедом  нас  всегда
сажали на другом конце  стола,  прЯмо  против  дедушки,  всегда  на  высоких
подушках; иногда он бывал весел и говорил  с  нами,  особенно  с  сестрицей,
которую называл козулькой; а иногда он был такой сердитый, что ни с  кем  не
говорил; бабушка и тетушка также молчали, и мы  с  сестрицей,  соскучившись,
начинали перешептыватьсЯ между собой; но …всеич,  который  всегда  стоЯл  за
моим стулом, сейчас останавливал менЯ, шепнув мне на ухо,  чтобы  Я  молчал;
то же делала нЯнька ЂгафьЯ с моей сестрицей. Џосле они  сказали  нам,  чтобы
мы не смели говорить, когда старый барин, то есть дедушка, не  весел.  Џосле
обеда мы сейчас уходили в свою комнату, куда в  шесть  часов  приносили  нам
чай; часов в восемь обыкновенно ужинали, и нас точно так же,  как  к  обеду,
водили в залу и сажали против дедушки; сейчас после  ужина  мы  прощались  и
уходили спать. Џервые дни заглЯдывала к нам в комнату тетушка  и  как  будто
заботилась о нас, а потом стала ходить реже и наконец совсем  перестала.  Њы
только и видались  с  нею  и  со  всеми  за  обедом,  ужином,  при  утреннем
здорованье и вечернем прощанье.  ‘начала  заглЯдывали  к  нам,  под  разными
предлогами, горничные девчонки и девушки, даже дворовые женщины,  просили  у
нас "поцеловать ручку", к чему мы не были приучены и потому не  соглашались,
кое о чем спрашивали и  уходили;  потом  все  совершенно  нас  оставили,  и,
кажетсЯ,  по  приказанью  бабушки  или  тетушки,  котораЯ  (Я  сам   слышал)
говорила, что "‘офьЯ Ќиколавна не любит, чтоб лакеи и девки разговаривали  с
ее детьми". ЌЯнька ЂгафьЯ от утреннего чаЯ до обеда и от обеда до  вечернего
чаЯ также куда-то уходила, но зато …всеич целый день не отлучалсЯ от  нас  и
даже спал всегда в коридоре у наших дверей. Ћн или забавлЯл нас  рассказами,
или играл с нами, или слушал мое чтение. ’ут-то  мы  еще  больше  сжились  с
милой моей сестрицей, хотЯ она была так  еще  мала,  что  Я  не  мог  вполне
разделЯть с ней всех моих  мыслей,  чувств  и  желаний.  Ћна,  например,  не
понимала, что нас мало любЯт, а Я понимал это совершенно;  оттого  она  была
смелее и веселее менЯ и часто  сама  заговаривала  с  дедушкой,  бабушкой  и
теткой; ее и любили за то гораздо больше, чем  менЯ,  особенно  дедушка;  он
даже иногда присылал за ней и подолгу держал у себЯ в горнице. џ  очень  это
видел, но не завидовал милой сестрице, во-первых, потому,  что  очень  любил
ее, и, во-вторых, потому, что у менЯ не было  расположеньЯ  к  дедушке  и  Я
чувствовал всегда невольный страх в его  присутствии.  „олжно  сказать,  что
была особеннаЯ причина, почему  Я  не  любил  и  боЯлсЯ  дедушки:  Я  своими
глазами видел один раз, как он сердилсЯ и топал ногами; Я  слышал  потом  из
своей  комнаты  какие-то  страшные  и  жалобные  крики.  ЌЯнька  ЂгафьЯ   не
замедлила  мне  все  объЯснить,  хотЯ  добрый  …всеич   понЯл,   зачем   она
рассказывает дитЯти то, о чем ему и знать не надо.
     € так-неприметно устроилсЯ у нас особый мир  в  тесном  углу  нашем,  в
нашей гостиной комнате. Џервые дни после отъезда отца и матери  Я  провел  в
беспрестанной тоске и слезах, но мало-помалу успокоилсЯ,  осмотрелсЯ  вокруг
себЯ и устроилсЯ. ‚сЯкий день Я принималсЯ учить читать маленькую  сестрицу,
и совершенно без пользы,  потому  что  во  все  времЯ  пребываниЯ  нашего  в
Ѓагрове она не  выучила  даже  азбуки.  ‚сЯкий  день  заставлЯл  ее  слушать
"„етское чтение", читаЯ срЯду все статьи без исключениЯ, хотЯ многих сам  не
понимал. ЃеднаЯ слушательница моЯ часто зевала, напрЯженно устремив на  менЯ
свои  прекрасные  глазки,  и  засыпала  иногда  под  мое  чтение;  тогда   Я
принималсЯ с ней играть, строЯ городки и  церкви  из  чурочек  или  дома,  в
которых хозЯевами были ее куклы; самаЯ любимаЯ ее игра была игра "в  гости":
мы садились по разным углам, Я брал к себе одну  или  две  из  ее  кукол,  с
которыми приезжал в гости к сестрице, то есть переходил  из  одного  угла  в
другой. “ сестрицы всегда было несколько кукол, которые  все  назывались  ее
дочками или племЯнницами; тут  было  много  разговоров  и  угощений,  полное
передразниванье больших людей. џ очень помню, что пускалсЯ в разные  выдумки
и рассказывал разные небывалые со  мной  приключениЯ,  некоторым  основанием
или  образцом  которых  были  прочитанные  мною  в  книжках  или   слышанные
происшествиЯ. ’ак, например, Я рассказывал, что у менЯ  в  доме  был  пожар,
что Я выпрыгнул с двумЯ детьми из окошка (то есть с двумЯ  куклами,  которых
держал в руках); или что на менЯ напали разбойники  и  Я  всех  их  победил;
наконец, что в багровском саду есть пещера, в которой живет ‡мей  ѓорыныч  о
семи головах, и что Я намерен их отрубить. Њне очень было приЯтно,  что  мои
рассказы производили впечатление на мою сестрицу и что мне иногда  удавалось
даже напугать ее; одну ночь она  худо  спала,  просыпалась,  плакала  и  все
видела во сне то разбойников, то ‡меЯ ѓорыныча и прибавлЯла, что это  братец
ее напугал.  ЌЯнЯ  погрозила  мне,  что  пожалуетсЯ  дедушке,  и  Я  укротил
пламенные порывы моей детской фантазии. ‚о времЯ отсутствиЯ  отца  и  матери
три  тетушки  перебывали  в  гостЯх  в  Ѓагрове.  ЏерваЯ   была   Ђлександра
‘тепановна; она произвела на менЯ самое неприЯтное впечатление,  а  также  и
муж ее, который, однако, нас с сестрой очень любил, часто сажал на колени  и
беспрестанно целовал. ЌоваЯ тетушка совсем нас не  любила,  все  насмехалась
над нами, называла нас городскими неженками, и сколько Я мог  понЯть,  очень
нехорошо говорила о моей матери и смеЯлась над  моим  отцом.  …е  муж  бывал
иногда как-то странен и даже страшен: шумел, бранилсЯ, пел песни  и,  должно
быть, говорил очень дурные слова, потому что обе тетушки  зажимали  ему  рот
руками и пугали, что дедушка идет, чего он очень боЯлсЯ и тотчас  уходил  от
нас. ‚тораЯ приехавшаЯ тетушка была ЂксиньЯ ‘тепановна, крестнаЯ  моЯ  мать;
эта была предобраЯ, нас очень любила и очень ласкала, особенно  без  других;
она даже привезла нам гостинца, изюма и черносливу, но  отдала  тихонько  от
всех и велела так есть, чтобы никто не видал; она пожурила  нЯньку  нашу  за
неопрЯтность  в  комнате  и  платье,  приказала  переменЯть  чаще  белье   и
погрозила, что скажет ‘офье Ќиколавне, в каком виде нашла  детей;  мы  очень
обрадовались ее ласковым речам и  очень  ее  полюбили.  Ћдно  смутило  менЯ:
приказанье есть потихоньку подаренные ею лакомства.  Њать  и  отец  приучали
менЯ ничего тихонько не делать, и Я решилсЯ спрЯтать  изюм  и  чернослив  до
приезда матери. ’ретьЯ тетушка, …лизавета ‘тепановна, которую  все  называли
генеральшей, приезжала на короткое  времЯ;  эта  тетушка  была  прегордаЯ  и
ничего с нами не говорила. Ћна привезла с собою двух дочерей,  которые  были
постарше менЯ; она оставила их погостить у дедушки с  бабушкой  и  сама  днЯ
через три уехала. Џо-видимому, пребывание двух двоюродных сестриц  могло  бы
развеселить нас и сделать нашу жизнь более  приЯтною,  но  вышло  совсем  не
так, и положение наше стало еще грустнее,  по  крайней  мере  мое.  џ  очень
видел, что с ними поступают совсем не так,  как  с  нами;  их  и  любили,  и
ласкали, и веселили, и угощали разными лакомствами;  им  даже  чай  наливали
слаще, чем нам: Я  узнал  это  нечаЯнно,  взЯвши  ошибкой  чашку  двоюродной
сестры. „евочки эти, разумеетсЯ, ни в чем не были  виноваты:  они  чуждались
нас, но, как их научили и как им приказывали, так они и обходились  с  нами.
џ пробовал им читать, но они не хотели слушать и называли менЯ дьЯчком.  Ћни
были в доме свои: всЯ девичьЯ и всЯ дворнЯ их знала  и  любила,  и  им  было
очень весело, а на нас никто и не смотрел. џ часто  слышал  сквозь  дверь  в
коридоре шепот и сдержанный смех, а иногда и хохот и возню; …всеич  сказывал
мне, что это горничные девушки играли с барышнЯми и прЯтались  за  сундуками
в перинах и  подушках,  которыми  был  завален  по  обеим  сторонам  широкий
коридор. …всеич предлагал и мне поиграть, и мне самому иногда  хотелось,  но
у менЯ недоставало длЯ этого смелости, да  и  мать,  уезжаЯ,  запретила  нам
входить в какие-нибудь игры или разговоры с багровской прислугой.  …всеич  в
продолжение этих тЯжелых пЯти недель сделалсЯ совершенно моим дЯдькой,  и  Я
очень полюбил его. џ даже читывал ему иногда  "„етское  чтение".  Ћднажды  Я
прочел ему "Џовесть о несчастной семье*, жившей под  снегом".  ‚ыслушав  ее,
он сказал: "Ќе знаю, соколик мой (так он звал менЯ всегда),  все  ли  правда
тут написано; а вот здесь, в деревне, прошлой зимою,  доподлинно  случилось,
что мужик Ђрефий Ќикитин поехал за дровами  в  лес,  в  общий  колок,  всего
версты четыре, да и запоздал; поднЯлсЯ буран, лошаденка была  плохаЯ,  да  и
сам он был плох; показалось ему, что он не по той дороге едет,  он  и  пошел
отыскивать дорогу, снег был глубокий, он выбилсЯ из сил, завЯз в  долочке  -
так его снегом там и занесло. ‹ошадь постоЯла, отдохнула,  видно,  прозЯбла,
и пошла шажком, да и пришла домой с возом. „ома ЂрефьЯ ждали;  увидали,  что
лошадь пришла одна, дали  знать  старосте,  поднЯли  тревогу,  и  мужиков  с
десЯток поехали отыскивать  ЂрефьЯ.  Ѓуран  был  страшный,  зги  не  видать!
Џоездили, поискали, да так ни  с  чем  и  воротились.  Ќа  другой  день  всЯ
барщина ездила отыскивать и также  ничего  не  нашла.  “ж  на  третий  день,
совсем по другой дороге, ехал мужик из Људрина, ехал он с зверовой  собакой;
собака  и  причуЯла  что-то  недалеко  от  дороги  и  начала   лапами   снег
разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и  подошел  посмотреть,  что
тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет;  вот
и принЯлсЯ он разгребать, и видит, что внутри пустое место,  ровно  медвежьЯ
берлога, и видит, что в ней человек  лежит,  спит,  и  что  кругом  его  все
обтаЯло; он знал про ЂрефьЯ и догадалсЯ, что это он. Њужик поскорее  прикрыл
дыру снежком, пал на лошадь, да и прискакал к нам  в  деревню.  Ќарод  мигом
собралсЯ. Џоскакали с лопатами, откопали ЂрефьЯ, взвалили на сани,  прикрыли
шубой и привезли домой. „ома его в избу не вдруг  внесли,  а  сначала  долго
оттирали снегом, а он  весь  был  талый.  Ђрефий  от  стужи  и  снегу  ровно
проснулсЯ; тогда внесли его в избу, но он все был без памЯти. “ж  на  другой
день пришел в себЯ и есть попросил. ’еперь здоров,  только  как-то  говорить
стал дурно. ‚от это, мой соколик, уж настоЯщаЯ правда.  Љоли  хочешь,  то  Я
тебе покажу его, когда он придет на барский двор. ‘ тех  пор  его  зовут  не
Ђрефий, а Ђрева"**. ђассказ об Ђрефье очень менЯ занЯл,  и  через  несколько
дней …всеич мне показал  его,  потому  что  он  приходил  к  дедушке  что-то
просить.
     ______________
     * "„етское чтение", часть 1-Я. (Џримеч. автора.)
     **  ‡амечательно,  что  этот  несчастный   Ђрефий,   не   замерзший   в
продолжение трех дней под снегом,  в  жестокие  зимние  морозы,  замерз  лет
через  двадцать  пЯть,  в  сентЯбре  месЯце,  при   самом   легком   морозе,
последовавшем после сильного дождЯ! Ћн точно так же ездил в лес за  дровами,
в тот же общий колок, так же потерЯл лошадь, котораЯ  пришла  домой,  и  так
же, вероЯтно, бродил, отыскиваЯ дорогу. ђазумеетсЯ, он  измок,  иззЯб  и  до
того, как видно, выбилсЯ из сил, что, наконец найдЯ дорогу, у самой  околицы
упал в маленький овражек и  не  имел  сил  вылезть  из  него.  ЋсеннЯЯ  ночь
длиннаЯ, и потому неизвестно, когда он попал в овражек; но на  другой  день,
часов в восемь утра, поехав на охоту, молодой Ѓагров нашел его  уже  мертвым
и совершенно окоченевшим. (Џримеч. автора.)

     ЂрефьЯ все называли  дурачком,  и  в  самом  деле  он  ничего  не  умел
рассказать мне, как его занесло снегом и что с ним потом было.
     џ попросил один раз у тетушки каких-нибудь книжек почитать.  Ћказалось,
что ее библиотека  состоЯла  из  трех  книг:  из  "Џесенника",  "‘онника"  и
какого-то театрального сочинениЯ вроде водевилЯ. Џесенника почему-то она  не
рассудила дать мне,  а  сонник  и  театральную  пиеску  отдала.  Ћбе  книжки
сделали на менЯ сильное  впечатление.  џ  выучил  наизусть,  что  какой  сон
значит, и долго любил толковать сны свои и чужие, долго  верил  правде  этих
толкований, и только  в  университете  совершенно  истребилось  во  мне  это
суеверие. ’олкованиЯ снов в  ‘оннике  были  крайне  нелепы,  не  имели  даже
никаких, самых пустых, известных в народе, оснований и применений.  џ  помню
некоторые  даже  теперь.  ‚от  несколько  примеров:  "‹овить   рыбу   значит
несчастие. …хать на телеге означает смерть. ‚идеть  себЯ  во  сне  в  навозе
предвещает богатство". ’еатральнаЯ пиеска имела двойное название; первое  не
помню,  а  второе  было:  "„раматическаЯ  пустельга".  €  точно,  это   была
пустельга... но как она мне понравилась! Ќачиналась она  так:  пастушка  или
крестьЯнскаЯ  девушка  гнала  домой  стадо  гусей  и  пела  куплет,  который
начиналсЯ и оканчивалсЯ припевом:

                               ’ига, тига домой,
                               ’ига, тига за мной.

     Џомню еще два стишка из другого куплета:

                               ‚от василек,
                               Њилый цветок.

     Ѓольше ничего не помню; знаю только, что содержание состоЯло  из  любви
пастушки к пастуху, что бабушка сначала не  соглашалась  на  их  свадьбу,  а
потом согласилась. ‘ этого времени глубоко запала  в  мой  ум  склонность  к
театральным сочинениЯм и росла с каждым годом. „едушка получил  только  одно
письмо из Ћренбурга с приложением маленькой  записочки  ко  мне  от  матери,
написанной крупными буквами, чтоб  Я  лучше  мог  разобрать;  эта  записочка
доставила  мне  великую  радость.  ’ут  примешивалась  новость   впечатлениЯ
особого рода:  в  первый  раз  услышал  Я  речь,  обращенную  ко  мне  из-за
нескольких сот верст, и от кого же? Ћт матери, которую Я так  горЯчо  любил,
о которой беспрестанно думал и часто тосковал. „о сих пор еще никто  ко  мне
не писал ни одного слова, да Я не умел и  разбирать  писаного,  хотЯ  хорошо
читал печатное.
     Џошла уже пЯтаЯ неделЯ, как мы жили одни, и наконец такаЯ жизнь  начала
сильно действовать на мой детский ум и сердце. —увство  какого-то  сиротства
и робкой грусти выражалось не только на моем лице,  но  даже  во  всей  моей
наружности. џ стал рассеЯнно  играть  с  сестрицей,  рассеЯнно  читать  свои
книжки и слушать рассказы  …всеича.  —асто,  разогнув  "„етское  чтение",  Я
задумывалсЯ, и мое ребЯчье воображение рисовало мне  печальные,  а  потом  и
страшные картины. Њне представлЯлось,  что  маменька  умирает,  умерла,  что
умер также и мой отец и что мы  остаемсЯ  жить  в  Ѓагрове,  что  нас  будут
наказывать, оденут в  крестьЯнское  платье,  сошлют  в  кухню  (Я  слыхал  о
наказаниЯх  такого  рода)  и  что  наконец  и  мы  с  сестрицей  оба  умрем.
‚оображаемые картины час от часу становились Ярче, и, сидЯ  за  книжкой  над
каким-нибудь веселым рассказом,  Я  заливалсЯ  слезами.  ‘естрица  бросалась
обнимать менЯ, целовать, спрашивать и, не всегда  получаЯ  от  менЯ  ответы,
сама принималась плакать,  не  знаЯ  о  чем.  …всеич  и  нЯнька,  котораЯ  в
ожидании молодых господ (так называли в  доме  моего  отца  и  мать)  начала
долее оставатьсЯ с нами, - не знали, что  и  делать.  Ћбыкновенные  в  таких
случаЯх уговариваньЯ и утешеньЯ не  имели  успеха.  Ќа  вопросы,  о  чем  мы
плачем, Я отвечал, что "верно, маменька  больна  или  умирает";  а  сестрица
отвечала, что "ей жалко,  когда  братец  плачет".  ‘казали  о  наших  слезах
тетушке. Ћна приходила к нам и на свои о том же вопросы  получала  такие  же
ответы. ’етушка уговаривала нас не плакать и уверЯла, что маменька  здорова,
что она скоро воротитсЯ и что ее ждут каждый день; но Я был  так  убежден  в
моих печальных предчувствиЯх, что решительно не поверил тетушкиным словам  и
упорно повторЯл один и тот же ответ: "‚ы нарочно так  говорите".  ’етушка  с
досадою ушла от нас. Ќа другой день, когда мы пришли здороватьсЯ к  дедушке,
он довольно сурово сказал мне: "џ слышу, что ты все хнычешь,  ты  плакса,  а
глЯдЯ на тебЯ и козулька плачет. —тоб Я не слыхал о  твоих  слезах".  џ  так
испугалсЯ, что даже побледнел, как мне после сказывали, и точно, Я  не  смел
плакать весь этот день, но зато проплакал почти всю  ночь.  „едушки  Я  стал
боЯтьсЯ еще более.
     ‚  подражание  тетушкиным  словам  и  …всеич,  и  нЯнька   беспрестанно
повторЯли:  "Њаменька  здорова,  маменька  сейчас  приедет,   вот   уж   она
подъезжает к околице, и мы пойдем их встречать..." Џоследние  слова  сначала
производили на менЯ сильное впечатление, сердце у  менЯ  так  и  билось,  но
потом мне было досадно их слушать. Џрошло еще два днЯ; тоска моЯ  еще  более
усилилась, и Я потерЯл всЯкую способность чем-нибудь заниматьсЯ.  ЊилаЯ  моЯ
сестрица не отходила от менЯ ни на шаг: часто она просила  менЯ  поиграть  с
ней или почитать  ей  книжку,  или  рассказать  что-нибудь.  џ  исполнЯл  ее
просьбы, но так неохотно, вЯло и невесело,  что  нередко  посреди  игры  или
чтениЯ Я переставал играть или читать, и мы молча,  печально  смотрели  друг
на друга, и глаза наши наполнЯлись слезами.
     ‚ один из таких скучных тЯжелых дней вбежала к нам  в  комнату  девушка
”еклуша и громко закричала: "Њолодые господа едут!" ‘транно, что Я не  вдруг
и не совсем поверил этому  известию.  Љонечно,  Я  привык  слышать  подобные
слова  от  …всеича  и  нЯньки,  но  все  странно,  что  Я  так   недоверчиво
обрадовалсЯ; впрочем, слава богу, что так случилось:  если  б  Я  совершенно
поверил, то, кажетсЯ, сошел бы с  ума  или  захворал;  сестрица  моЯ  начала
прыгать и кричать: "Њаменька приехала, маменька  приехала!"  ЌЯнька  ЂгафьЯ,
котораЯ на этот раз  была  с  нами  одна,  встревоженным  голосом  спросила:
"‚заправду,  что  ли?"  -  "‚заправду,  взаправду,  уж  близко,  -  отвечала
”еклуша, - …фрем  …всеич  побежал  встречать",  -  и  сама  убежала.  ЌЯнька
проворно оправила наше платье и волосы, взЯла обоих нас за руки и  повела  в
лакейскую; двери были  растворены  настежь,  в  сенЯх  уже  стоЯли  бабушка,
тетушка и двоюродные сестрицы. „ождь лил как из ведра, так  что  на  крыльцо
нельзЯ было выйти; подъехала карета, в окошке мелькнул образ моей  матери  -
и с этой минуты Я ничего не помню... џ  очнулсЯ  или  очувствовалсЯ  уже  на
коленЯх матери, котораЯ сидела на канапе, положив мою голову на свою  грудь.
‚от была радость, вот было счастье!
     Љак  только  Я  совсем  оправилсЯ  и   начал   было   расспрашивать   и
рассказывать, моЯ мать торопливо встала и ушла к дедушке, с которым она  еще
не успела поздороватьсЯ: испуганнаЯ моей дурнотой, она  не  заходила  в  его
комнату. —ерез несколько  минут  прислали  …всеичу  сказать,  чтоб  он  менЯ
привел к старому барину. Ќа этот раз Я пошел без всЯкой  робости.  ’ам  была
моЯ мать, при ней Я никого не боЯлсЯ. „едушка  сидел  на  кровати,  а  возле
него по одну руку  отец,  по  другую  мать.  Ѓабушка  сидела  на  дедушкиных
креслах, а тетушка и двоюродные сестрицы на стульЯх. џ не видел  или,  лучше
сказать, не помнил, что видел отца, а потому, обрадовавшись, прЯмо  бросилсЯ
к нему на шею и начал его обнимать и целовать. "Ђ, так  ты  так  же  и  отца
любишь, как мать, - весело сказал дедушка, - а Я думал,  что  ты  только  по
ней соскучилсЯ. Ќу, ‘офьЯ Ќиколавна, - продолжал он, -  сынок  твой  плакса,
на всех тоску нагнал, и козулька от него немало  поплакала.  џ  уж  на  него
прикрикнул маленько, так он поунЯлсЯ". Њать отвечала, что Я привык к ней  во
времЯ своей продолжительной болезни. ЊилаЯ моЯ сестрица была так смела,  что
Я с удивлением смотрел на нее: когда Я входил в комнату,  она  побежала  мне
навстречу с радостными криками: "Њаменька приехала,  тЯтенька  приехал!",  а
потом с такими же восклицаниЯми перебегала от матери к дедушке,  к  отцу,  к
бабушке и к другим; даже вскарабкалась на колени к дедушке.
     Ћтец с матерью приехали перед обедом  часа  за  два.  Џосле  обеда  все
разошлись, по обыкновению, отдыхать, а мы остались одни. џ рассказывал  отцу
и матери подробно все времЯ нашего пребываниЯ без них.  џ  не  понимал,  что
должен был произвесть мой рассказ над сердцем горЯчей  матери,  не  понимал,
что моему отцу было вдвойне прискорбно его слушать.  ‚прочем,  если  б  Я  и
понимал, Я бы  все  рассказал  настоЯщую  правду,  потому  что  был  приучен
матерью  к  совершенной  искренности.  Ќесколько  раз  мать  перерывала  мой
рассказ;  глаза  ее  блестели,  бледное  ее  лицо  вспыхивало  румЯнцем,   и
прерывающимсЯ от волнениЯ  голосом  начинала  она  говорить  моему  отцу  не
совсем понЯтные мне слова; но отец  всЯкий  раз  останавливал  ее  знаком  и
успокаивал словами: "Џобереги себЯ ради бога, пожалей ‘ережу. —то он  должен
подумать?.."  €  всЯкий  раз  мать  овладевала  собой  и   заставлЯла   менЯ
продолжать рассказ. Љогда Я кончил,  она  выслала  нас  с  сестрой  в  залу,
приказав нЯньке, чтобы мы никуда не ходили и сидели тихо, потому  что  хочет
отдохнуть; но Я скоро догадалсЯ, что мы  высланы  длЯ  того,  чтобы  мать  с
отцом могли поговорить без нас. џ даже слышал сквозь запертую  и  завешенную
дверь сначала выразительный и Явственный шепот, а потом  и  жаркий  разговор
вполголоса, причем иногда вырывались и громкие слова.  ЏонимаЯ  дело  только
вполовину,  Я,  однако,  догадывалсЯ,  что  маменька  гневаетсЯ  за  нас  на
дедушку, бабушку и тетушку и что мой  отец  за  них  заступаетсЯ;  из  всего
этого Я вывел почему-то такое заключение, что мы должны скоро уехать, в  чем
и не ошибсЯ.
     џ в свою очередь расспросил также отца и мать о том,  что  случилось  с
ними в Ћренбурге. €з рассказов их и разговоров с другими Я узнал, к  большой
моей радости, что доктор „еобольт не нашел никакой чахотки  у  моей  матери,
но зато нашел другие важные болезни, от которых и начал было лечить ее;  что
лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она стала  очень  тосковать
о детЯх и доктор принужден был ее отпустить; что он дал ей лекарств  на  всю
зиму, а весною приказал пить кумыс, и что длЯ этого  мы  поедем  в  какую-то
прекрасную деревню, и что мы с отцом и …всеичем будем там удить  рыбку.  ‚се
это менЯ успокоило и обрадовало, особенно потому, что другие говорили, да  Я
и сам видел, что  маменька  стала  здоровее  и  крепче.  ђобость  моЯ  вдруг
прошла, и печальное Ѓагрово как будто повеселело.  Њне  показалось  даже,  а
может быть оно и в самом деле было  так,  что  все  стали  к  нам  ласковее,
внимательнее и больше заботились о нас. Џо ребЯчеству моему Я  подумал,  что
все нас полюбили. ‚прочем, Я и теперь думаю,  что  в  эту  последнюю  неделю
нашего пребываниЯ в Ѓагрове дедушка точно полюбил менЯ, и полюбил  именно  с
той поры, когда сам увидел, что Я горЯчо привЯзан к отцу. Ћн  даже  высказал
мне, что считал  менЯ  баловнем  матери,  матушкиным  сынком,  который  отца
совсем не любит, а родных его  и  подавно,  и  всем  в  Ѓагрове  "брезгует";
очевидно, что это было ему насказано, а моЯ неласковость,  печальный  вид  и
робость, даже страх, внушаемый его присутствием, утвердили старика  в  таких
мыслЯх. ’еперь же, когда он приласкал менЯ, когда прошел мой страх  и  тоска
по матери,  когда  на  сердце  у  менЯ  повеселело  и  Я  сам  стал  к  нему
ласкатьсЯ, - весьма естественно, что он полюбил менЯ.  ‚  несколько  дней  Я
как  будто  переродилсЯ;  стал   жив,   даже   стал   бегать   беспрестанно,
рассказывать ему всЯкую всЯчину и сейчас попотчевал  его  чтением  "„етского
чтениЯ", и все это дедушка принимал благосклонно; угрюмый старик  также  как
будто стал добрым и ласковым стариком. џ живо помню,  как  он  любовалсЯ  на
нашу дружбу с сестрицей, котораЯ, сидЯ  у  него  на  коленЯх  и  слушаЯ  мою
болтовню или чтение, вдруг без всЯкой причины спрыгивала на  пол,  подбегала
ко мне, обнимала и целовала, и потом возвращалась назад и опЯть  вползала  к
дедушке на колени; на вопрос же его: "—то ты,  козулька,  вскочила?"  -  она
отвечала: "‡ахотелось братца поцеловать". Ћдним словом,  у  нас  с  дедушкой
образовалась такаЯ свЯзь и любовь, такие прЯмые  сношениЯ,  что  перед  ними
все отступили и не смели мешатьсЯ в них. „воюродные наши  сестрицы,  которые
прежде были в большой милости, сидели теперь у печки  на  стульЯх,  а  мы  у
дедушки на кровати; видЯ, что он не обращает на  них  никакого  вниманьЯ,  а
занимаетсЯ нами, генеральские дочки (как их называли), соскучась  молчать  и
не принимаЯ участиЯ в наших разговорах,  уходили  потихоньку  из  комнаты  в
девичью, где было им гораздо веселее.
     •отЯ мать мне ничего не говорила, но Я узнал из ее разговоров с  отцом,
иногда  не  совсем  приЯтных,  что  она  имела  недружелюбные  объЯснениЯ  с
бабушкой и тетушкой, или, просто сказать, ссорилась с ними,  и  что  бабушка
отвечала: "Ќет, невестушка, не взыщи; мы к твоим  детЯм  и  приступитьсЯ  не
смели. ѓде нам мешатьсЯ не в свое дело? “ вас порЯдки  городские,  а  у  нас
деревенские". ‚сего же более мать  сердилась  на  нашу  нЯньку  и  очень  ее
бранила. ЌЯнька ЂгафьЯ плакала, и мне было очень ее жаль, а в  то  же  времЯ
она все говорила неправду; клЯлась и божилась, что от нас и  денно  и  нощно
не отходила, и ссылалась на менЯ и на …всеича.  џ  попробовал  даже  сказать
ей: "‡ачем ты, нЯнюшка, говоришь неправду?" Ћна отвечала, что  грех  мне  на
нее нападать, и заплакала навзрыд. џ стал в  тупик;  мне  приходило  даже  в
голову: уж в самом деле не солгал ли Я на нЯньку Ђгафью; но …всеич,  который
в глаза уличал ее, что она все бегала по избам, успокоил мою робкую  ребЯчью
совесть. Џосле этого мать сказала отцу, что  она  ни  за  что  на  свете  не
оставит Ђгафью в нЯньках и что, приехав в “фу, непременно ее отпустит.
     Ќачали поспешно  сбиратьсЯ  в  дорогу.  ‘рок  отпуска  моего  отца  уже
прошел, да и времЯ было осеннее. ‡а день до нашего отъезда приехала  тетушка
ЂксиньЯ ‘тепановна. Њы с  сестрицей  очень  обрадовались  доброй  тетушке  и
очень к ней ласкались. ЊоЯ мать, при дедушке и при  всех,  очень  горЯчо  ее
благодарила за то, что она не оставила своего крестника и его сестры  своими
ласками и  вниманием,  и  уверЯла  ее,  что,  покуда  жива,  не  забудет  ее
родственной любви. Љак Я ни был мал,  но  заметил,  что  бабушка  и  тетушка
’атьЯна ‘тепановна чего-то  очень  перепугались.  Џосле  Я  узнал,  что  они
боЯлись дедушки. џ даже слышал, как мой отец пенЯл моей  матери  и  говорил:
"•орошо, что  батюшка  не  вслушалсЯ,  как  ты  благодарила  сестру  Ђксинью
‘тепановну, и не догадалсЯ, а то могла бы выйти беда. ‚едь уж ты  выговорила
свое неудовольствие и матушке и сестре; зачем  же  их  подводить  под  гнев?
‚едь мы завтра уедем". Њать со вздохом отвечала, что сердце не  вытерпело  и
что она на ту минуту  забылась  и  точно  поступила  неосторожно.  Љогда  же
крестнаЯ мать пришла к нам в  комнату,  то  мать  опЯть  благодарила  ее  со
слезами и целовала ее руки.
     Ќаконец мы совсем уложились  и  собрались  в  дорогу.  „едушка  ласково
простилсЯ с нами, перекрестил  нас  и  даже  сказал:  "†аль,  что  уж  времЯ
позднее, а то бы еще с недельку надо вам  погостить.  Ќевестыньке  с  детьми
было беспокойно жить; ну, да Я  пристрою  ей  особую  горницу".  ‚се  прочие
прощались не один раз; долго целовались, обнимались и плакали. џ  совершенно
поверил, что нас очень полюбили, и мне всех было жаль, особенно дедушку.
     ЋбратнаЯ  дорога  в  “фу,  также  через   Џарашино,   где   мы   только
переночевали, уже совсем была  не  так  весела.  Џогода  стоЯла  мокраЯ  или
холоднаЯ, останавливатьсЯ в  поле  было  невозможно,  а  потому  кормежки  и
ночевки в чувашских, мордовских и татарских деревнЯх очень нам наскучили;  у
татар еще было лучше, потому что у них избы были белые, то есть  с  трубами,
а в курных избах чувашей и мордвы кормежки  были  нестерпимы:  мы  так  рано
выезжали с ночевок, что останавливались кормить лошадей именно в  то  времЯ,
когда еще топились печи; надо было лежать на лавках, чтоб не задохнутьсЯ  от
дыму, несмотрЯ на растворенную дверь. Њать очень боЯлась, чтоб мы с  сестрой
не  простудились,  и  мы  обыкновенно  лежали  в  пологу,  прикрытые  теплым
одеЯлом; у матери от дыму заболели глаза и проболели целый месЯц,  только  в
шестой день приехали мы в “фу.


‡€ЊЂ ‚ “”…

     Џосле такой скучной, продолжительной  и  утомительной  дороги  Я  очень
обрадовалсЯ нашему уфимскому просторному дому, большим и  высоким  комнатам,
‘урке, который мне также очень  обрадовалсЯ,  и  свободе  бегать,  играть  и
шуметь где угодно. ‚ доме нас  встретили  неожиданные  гости,  которым  мать
очень обрадовалась: это были ее родные братьЯ, ‘ергей Ќиколаич  и  Ђлександр
Ќиколаич; они служили в военной  службе,  в  каком-то  драгунском  полку,  и
приехали в домовой отпуск на несколько месЯцев. ‘ первого взглЯда Я  полюбил
обоих дЯдей; оба очень  молодые,  красивые,  ласковые  и  веселые,  особенно
Ђлександр Ќиколаич: он шутил и смеЯлсЯ с утра и  до  вечера  и  всех  других
заставлЯл  хохотать.  Ћни  воспитывались   в   Њоскве,   в   “ниверситетском
благородном пансионе, любили читать книжки и умели  наизусть  читать  стихи;
это была длЯ менЯ совершеннаЯ новость: Я до  сих  пор  не  знал,  что  такое
стихи и как их читают. ‚добавок ко всему дЯдЯ ‘ергей  Ќиколаич  очень  любил
рисовать и  хорошо  рисовал;  с  ним  был  Ящичек  с  соковыми  красками*  и
кисточками... одно уж это  привело  менЯ  в  восхищение.  џ  любил  смотреть
картинки, а рисованье их казалось мне чем-то волшебным,  сверхъестественным:
Я смотрел на дЯдю ‘ергеЯ Ќиколаича, как на высшее существо.
     ______________
     * ‘оковые  краски  -  акварельные  краски,  красЯщее  вещество  которых
добыто из соков растений.

     •отЯ печальное и тЯгостное впечатление житьЯ в Ѓагрове  было  ослаблено
последнею  неделею  нашего  там  пребываниЯ,  хотЯ  длиннаЯ   дорога   также
приготовила менЯ к той жизни, котораЯ ждала нас в “фе, но, несмотрЯ  на  то,
Я почувствовал необъЯснимую радость и  потом  спокойную  уверенность,  когда
увидел себЯ перенесенным совсем к другим людЯм, увидел другие лица,  услышал
другие речи и голоса, когда увидел любовь к  себе  от  дЯдей  и  от  близких
друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет от  всех  наших  знакомых.
ќто  произвело  на  менЯ  такое  действие,  что  Я  вдруг,   как   говорили,
развернулсЯ, то есть стал смелее прежнего, тверже и  бойчее.  ‚се  говорили,
что Я переменилсЯ, что Я вырос и  поумнел.  „олжно  признатьсЯ,  что,  слыша
такие отзывы, Я стал самолюбивее и самонадеЯннее.
     „Яди мои поместились в отдельной столовой, из  которой  кроме  двери  в
залу был ход через общую или проходную комнату в большую  столЯрную;  прежде
это  была  горница,  в  которой  у  покойного  дедушки   ‡убина   помещалась
канцелЯриЯ, а теперь в ней жил и работал  столЯр  Њихей,  муж  нашей  нЯньки
Ђгафьи, очень сердитый и грубый человек. џ прежде о нем почти  не  знал;  но
мои дЯди любили иногда заходить в столЯрную подразнить ЊихеЯ  и  забавлЯлись
тем, что он сердилсЯ, гонЯлсЯ за ними с деревЯнным  молотком,  бранил  их  и
даже иногда бивал, что доставлЯло им большое  удовольствие  и  чему  они  от
души хохотали. Њне тоже казалось это забавным, и не подозревал Я тогда,  что
сам буду много терпеть от подобной забавы.
     ‡доровье моей матери видимо укреплЯлось,  и  Я  заметил,  к  нам  стало
ездить  гораздо  больше  гостей,  чем  прежде;  впрочем,   это   могло   мне
показатьсЯ: прошлого года Я был еще мал, не совсем поправилсЯ в  здоровье  и
менее обращал вниманиЯ на все, происходившее у нас  в  доме.  ‚сех  знакомых
ездило очень много, но Я их мало знал. Њне хорошо известны и памЯтны  только
те, которые бывали у нас почти ежедневно и которые, как видно, очень  любили
моего отца и мать и нас с сестрицей. ќто были: старушка Њертваго и  двое  ее
сыновей „митрий Ѓорисович и ‘тепан Ѓорисович Њертваго, —ичаговы,  ЉнЯжевичи,
у которых двое сыновей были почти одних лет  со  мною,  ‚оецкаЯ,  которую  Я
особенно любил за  то,  что  ее  звали  так  же,  как  и  мою  мать,  ‘офьей
Ќиколавной, и сестрица ее, девушка ЏекарскаЯ; из военных всех чаще бывали  у
нас генерал Њансуров с женою и  двумЯ  дочерьми,  генерал  граф  ‹анжерон  и
полковник ‹.Ќ.ќнгельгардт; полковой  же  адъютант  ‚олков  и  другой  офицер
•ристофович, которые были дружны с моими дЯдЯми, бывали у нас  каждый  день;
доктор Ђвенариус - также это  был  давнишний  друг  нашего  дома.  ‘  детьми
ЉнЯжевичей и Њансуровых  мы  были  дружны  и  часто  вместе  игрывали.  „ети
ЉнЯжевичей были молодцы, потому что отец и мать воспитывали  их  без  всЯкой
неги; они не знали простуды и ели все, что им  вздумаетсЯ,  а  Я,  напротив,
кроме ежедневных диетных кушаний,  не  смел  ничего  съесть  без  позволениЯ
матери; в сырую же погоду менЯ не выпускали из комнаты. Ќадо вспомнить,  что
Я года полтора был болен при смерти,  и  потому  не  удивительно,  что  менЯ
берегли и нежили; но милаЯ моЯ сестрица даром попала на  такую  же  диету  и
береженье от воздуха. €ногда  гости  приезжали  обедать,  и  боже  мой!  как
хлопотала моЯ мать с поваром Њакеем,  весьма  плохо  разумевшим  свое  дело.
Њиндальное  пирожное  всегда  приготовлЯла  она  сама,  и  смотреть  на  это
приготовленье  было  одним  из  любимых  моих  удовольствий.  џ  внимательно
наблюдал, как она обдавала миндаль кипЯтком, как счищала  с  него  разбухшую
кожицу, как выбирала миндалины только самые чистые и белые,  как  заставлЯла
толочь их, если пирожное приготовлЯлось из миндального теста, или  как  сама
резала их ножницами и, замесив  эти  обрезки  на  Яичных  белках,  сбитых  с
сахаром, делала из них чудные фигурки: то  венки,  то  короны,  то  какие-то
цветочные шапки или звезды; все это сажалось  на  железный  лист,  усыпанный
мукою, и посылалось в кухонную печь,  откуда  приносилось  уже  перед  самым
обедом совершенно готовым и поджарившимсЯ.  Њать,  щегольски  разодетаЯ,  по
данному ей от менЯ знаку, выбегала из гостиной,  надевала  на  себЯ  высокий
белый фартук, снимала бережно ножичком чудное пирожное  с  железного  листа,
каждую фигурку окроплЯла малиновым сиропом, красиво накладывала  на  большое
блюдо и возвращалась к своим гостЯм. ‘идЯ за столом,  Я  всегда  нетерпеливо
ожидал миндального блюда не столько длЯ того, чтоб им полакомитьсЯ,  сколько
длЯ того, чтоб порадоватьсЯ, как гости будут  хвалить  прекрасное  пирожное,
брать по другой фигурке и говорить, что "ни у кого  нет  такого  миндального
блюда, как у ‘офьи Ќиколавны". џ торжествовал и не мог  спокойно  сидеть  на
моих высоких кресельцах и непременно говорил на  ухо  сидевшему  подле  менЯ
гостю, что все это маменька делала сама. џ помню,  что  гости  у  нас  тогда
бывали так веселы, как после никогда уже не бывали во  все  остальное  времЯ
нашего житьЯ в “фе, а  между  тем  Я  и  тогда  знал,  что  мы  всЯкий  день
нуждались в деньгах и что все у нас  в  доме  было  беднее  и  хуже,  чем  у
других. €з военных гостей Я  больше  всех  любил  сначала  ‹ьва  Ќиколаевича
ќнгельгардта: по  своему  росту  и  дородству  он  казалсЯ  богатырем  между
другими и к тому же был хорош собою. Ћн очень любил менЯ, и Я часто  сиживал
у него на коленЯх, с любопытством слушаЯ его громозвучные  военные  рассказы
и с благоговением посматриваЯ на два  креста,  висевшие  у  него  на  груди,
особенно на золотой крестик с округленными концами  и  с  надписью:  "Ћчаков
взЯт 1788 года 6 декабрЯ". џ сказал, что любил его сначала; это потому,  что
впоследствии Я  его  боЯлсЯ;  он  напугал  менЯ,  сказав  однажды:  "•очешь,
‘ережа, в военную службу?" џ отвечал: "Ќе хочу". - "Љак тебе  не  стыдно,  -
продолжал он, - ты дворЯнин и непременно должен служить со шпагой,  а  не  с
пером. •очешь в гренадеры? џ привезу тебе гренадерскую шапку и  тесак..."  џ
перепугалсЯ и убежал от него. ќнгельгардт  вздумал  продолжать  шутку  и  на
другой день, видЯ, что Я не подхожу к нему, сказал  мне:  "Ђ,  трусишка!  ’ы
боишьсЯ военной службы, так вот Я тебЯ насильно возьму..." ‘ этих пор  Я  уж
не подходил к полковнику без особенного приказаниЯ матери, и то со  слезами.
‚ этом страхе утверждал менЯ мальчик-товарищ, часто к нам  ходивший,  кривой
Ђндрюша, сын очень доброй женщины, преданной душевно  нашему  дому.  Ћн  был
старше менЯ, и Я ему верил. Џотом мне казалось, что он нарочно пугал менЯ.
     Џосле чтениЯ лучшим моим удовольствием было смотреть, как  рисует  дЯдЯ
‘ергей Ќиколаич. Ћн не так любил ездить по  гостЯм,  как  другой  мой  дЯдЯ,
меньшой его брат, которого все называли ветреником, и рисовал не только  длЯ
менЯ маленькие картинки, но и длЯ себЯ довольно большие картины. џ  не  мог,
бывало, дождатьсЯ того времени, когда дЯдЯ сЯдет за стол у себЯ  в  комнате,
на котором стоЯл уже стакан с водой  и  чистаЯ  фаЯнсоваЯ  тарелка,  заранее
мною приготовленнаЯ. ‡а несколько времени до  назначенного  часа  Я  уже  не
отходил от дЯди и все смотрел ему в глаза; а если  и  это  не  помогало,  то
дергал его за рукав, говорЯ самым просительным голосом: "„Яденька,  пойдемте
рисовать". Ќаконец он садилсЯ за стол, натирал на тарелку краски,  обмакивал
кисточку в стакан - и глаза мои уже не отрывались  от  его  руки,  и  каждое
поЯвление нового  листка  на  дереве,  носа  у  птицы,  ноги  у  собаки  или
какой-нибудь  черты  в  человеческом   лице   приветствовал   Я   радостными
восклицаниЯми. ‚идЯ такую мою охоту, дЯдЯ вздумал учить  менЯ  рисовать;  он
весьма  тщательно  приготовил  мне  оригиналы,  то  есть  мелкие  и  большие
полукружочки и полные  круги,  без  тушевки  и  оттушеванные,  помещенные  в
квадратиках, заранее расчерченных, потом глазки, брови  и  проч.  „ЯдЯ,  как
скоро садилсЯ сам за свою  картину,  усаживал  и  менЯ  рисовать  на  другом
столе;  но  учение  сначала  не  имело  никакого  успеха,   потому   что   Я
беспрестанно вскакивал,  чтоб  посмотреть,  как  рисует  дЯдЯ;  а  когда  он
запретил мне сходить с места, то Я таращил свои глаза на него или влезал  на
стул, надеЯсь хоть что-нибудь увидеть. „ЯдЯ догадалсЯ, что прока  не  будет,
и начал заставлЯть менЯ рисовать в другие часы; он  не  ошибсЯ:  в  короткое
времЯ Я сделал блистательные успехи длЯ своего возраста. „ЯдЯ пророчил,  что
из менЯ выйдет необыкновенный рисовальщик. Ќо не все пророчества  сбываютсЯ,
и  Я  в  зрелых  годах  не  умел  нарисовать  кружочка,  который  рисовал  в
ребЯчестве.
     Џо книжной  части  библиотека  моЯ,  состоЯвшаЯ  из  двенадцати  частей
"„етского чтениЯ"  и  "‡еркала  добродетели",  была  умножена  двумЯ  новыми
книжками: "„етской библиотекой"*  ишкова  и  "€сторией  о  младшем  Љире  и
возвратном походе десЯти тысЯч  греков,  сочинениЯ  Љсенофонта".  Љниги  эти
подарил мне тот же добрый  человек,  ‘.€.Ђничков;  к  ним  прибавил  он  еще
толстый рукописный том, который Я теперь и назвать не умею. џ помню  только,
что в нем было множество чертежей и  планов,  очень  тщательно  сделанных  и
разрисованных  красками.  Ќичего  не  понимаЯ,  Я  с  великим   наслаждением
перелистывал эту книгу, вместе с моей сестрицей,  и  растолковывал  ей,  что
какаЯ фигура представлЯет и значит. џ должен был все сочинЯть и  выдумывать,
потому что не имел ни малейшего понЯтиЯ о настоЯщем деле.  Љак  бы  Я  желал
теперь услышать мою  тогдашнюю  болтовню!  "„етскаЯ  библиотека",  сочинение
г.Љампе, переведеннаЯ с  немецкого  Ђ.‘.ишковым,  особенно  детские  песни,
которые скоро  выучил  Я  наизусть,  привели  менЯ  в  восхищение**:  это  и
немудрено; но  удивительно,  что  Љсенофонт  нравилсЯ  мне  не  менее,  а  в
последующие годы сделалсЯ моим любимым чтением. џ и  теперь  так  помню  эту
книгу, как будто она не сходила  с  моего  стола;  даже  наружность  ее  так
врезалась в моей памЯти, что Я точно глЯжу на нее и  вижу  чернильные  пЯтна
на  многих  страницах,  протертые  пальцем  места  и  завернувшиесЯ   уголки
некоторых листов.
     ______________
     * "„етскаЯ библиотека" переведена  с  немецкого  Ђ.‘.ишковым,  близким
знакомым Ђксакова. ишков был министром народного просвещениЯ,  реакционером
по своим общественным взглЯдам; Ђксаков его идеализировал.
     ** Ђлександр  ‘еменыч  ишков,  без  сомнениЯ,  оказал  великую  услугу
переводом  этой  книжки,  котораЯ,   несмотрЯ   на   устарелость   Языка   и
нравоучительных приемов, до сих пор  остаетсЯ  лучшею  детскою  книгою.  Ћна
имела много изданий; кажетсЯ, первое было сделано в 1792 году.  ‚  изданиЯх,
которые мне случалось видеть и сличать, текст оставалсЯ  без  поправки,  без
перемен.  Ќекоторые  стихотворениЯ,  как   например:   "„итЯ,   рассуждающее
здраво", "„етские забавы", "”иалка и  ’ерновый  куст",  "Ѓабочка",  "‘частье
благодетельства",   "Ќиколашина   похвала   зимним   утехам"   (лучше   всех
написанное), можно назвать истинными  сокровищами  длЯ  маленьких  детей.  џ
имею теперь под руками три  изданиЯ  "„етской  библиотеки"  1806  (четвертое
издание), 1820 и  1846  годов  (вероЯтно,  их  было  более  десЯти);  но,  к
удивлению моему, не нахожу в двух последних небольшой драматической  пиески,
в которой бедный крестьЯнский мальчик поет следующую  песню,  сложенную  длЯ
его отца каким-то грамотеем. ‚от она:

                            Ќе в неге Я родилсЯ,
                            Ќе в роскоши Я жил;
                            ђаботал и трудилсЯ,
                            € хлад и зной сносил.
                            ’ерпЯ различны муки,
                            ЃоролсЯ Я с судьбой;
                            Њои суровы руки
                            Ќе знали, что покой.

                            џ солнечного всходу
                            Ќи разу не проспал,
                            ‚ суровую погоду
                            “крытьсЯ не искал.
                            Ќо, плугом раздираЯ
                            “тробу Я земли,
                            ’о дрогнул, промокаЯ,
                            ’о весь горел в пыли.

                            ‡а разными трудами
                            ЊенЯ зрел солнца бег;
                            ‡десь твердыми стенами
                            Ћдел Я дикий брег;
                            ’ам каменные домы
                            ‚оздвигнул длЯ других,
                            —уть крышу из соломы
                            €меЯ длЯ своих.

                            ‡емную жилу роЯ,
                            ‚ пещерах погребен,
                            џ солнечного зноЯ
                            € света был лишен.

                            ‚ количестве премногом
                            џ злато находил -
                            € в рубище убогом
                            ‚есь век мой проводил.

                            Ћднако ж в это времЯ,
                            Ѓыв молод и здоров,
                            Ќе чувствовал Я бремЯ
                            ‘их тЯгостных трудов;
                            Ѓез всЯкого излишку
                            „овольно собирал,
                            Љормил свою семьишку,
                            Ѓыл сыт и сладко спал.

                            Ќо младость промелькнула,
                            …е уж боле нет;
                            ‘корбь лютаЯ согнула
                            “пругий мой хребет...
                            Њой одр, где Я, страдаЯ,
                            “бог лежу и сир,
                            ‡лой смерти ожидаЯ,
                            ‘тал ныне весь мой мир.

     Џочему и кем была исключена драматическаЯ  пиеса  и  песнЯ  в  изданиЯх
1820 и 1846 годов, не понимаю. ЉакаЯ надобность  была  перепечатывать  текст
старых изданий 1790 годов, когда было  издание  1806  года,  исправленное  и
значительно пополненное самим ишковым?
     Ђ сколько  силы  и  теплоты  в  приведенной  мною  песне,  несмотрЯ  на
неприличную длЯ крестьЯнина книжность некоторых слов и выражений,  хотЯ  это
извинЯетсЯ тем, что песню написал  какой-то  грамотей!  Љак  слышна  горЯчаЯ
любовь ишкова к простолюдину! (Џримеч. автора.)

     ‘ражение младшего Љира с братом своим Ђртаксерксом, его смерть  в  этой
битве,  возвращение  десЯти  тысЯч   греков   под   враждебным   наблюдением
многочисленного персидского воинства, греческаЯ фаланга,  дорийские  плЯски,
беспрестанные битвы с варварами  и,  наконец,  море  -  путь  возвращениЯ  в
ѓрецию - которое с таким  восторгом  увидело  храброе  воинство,  восклицаЯ:
"”алатта! ”алатта!"* - все это так сжилось со мною, что  Я  и  теперь  помню
все с совершенной Ясностью.
     ______________
     * Њоре! Њоре! (грен.)

     ’ак безмЯтежно и весело текла  моЯ  жизнь  первые  месЯцы.  Ќе  могу  в
точности припомнить, с какого именно времени  начала  она  возмущатьсЯ.  ќто
случилось как-то неприметно. Ћба мои дЯди и приЯтель  их,  адъютант  ‚олков,
получили охоту дразнить менЯ: сначала военной  службой,  говорЯ,  что  вышел
указ, по которому велено брать в солдаты старшего сына у всех  дворЯн.  •отЯ
Я возражал, что  это  неправда,  что  это  все  их  выдумки,  но  проказники
написали крупными буквами указ, приложили к нему какую-то печать - и  успели
напугать менЯ. џ всего более поверил кривому Ђндрюше, который  начал  ходить
к нам всЯкий день и который, вероЯтно, был в  заговоре.  ќта  глупаЯ  забава
продолжалась довольно долго и стоила мне многих волнений, огорчений  и  даже
слез. ‚сего хуже было то, что Я, будучи вспыльчив от  природы,  сердилсЯ  за
насмешки и начинал говорить  грубости,  к  чему  прежде  совершенно  не  был
способен. ќто забавлЯло всех; общий смех ободрЯл менЯ,  и  Я  позволЯл  себе
говорить такие дерзости, за которые  потом  менЯ  же  бранили  и  заставлЯли
просить извинениЯ; а как Я, по ребЯчеству, находил себЯ совершенно правым  и
не соглашалсЯ извинЯтьсЯ, то менЯ ставили  в  угол  и  доводили  наконец  до
того, что Я просил прощениЯ. Љонечно, мать  вразумлЯла  менЯ,  что  все  это
одни шутки, что за них не должно сердитьсЯ и что  надобно  отвечать  на  них
шутками же; но беда состоЯла в том, что дитЯ не может Ясно различать  границ
между шуткою и правдою. €ногда долго Я не верил словам моих  преследователей
и отвечал на них  смехом,  но  вдруг  как-то  начинал  верить,  оскорблЯтьсЯ
насмешками, разгорЯчалсЯ, выходил из себЯ и дерзкими бранными  словами,  как
умел, отплачивал моим противникам. ‚сего более доставалось от менЯ  ‚олкову;
впрочем, развЯзка всегда была длЯ  менЯ  слишком  невыгодна.  Љогда  надоело
дразнить менЯ солдатством, да Я и привык к тому и не  так  уже  раздражалсЯ,
отыскали другую, не менее чувствительную во мне струну. Ћдин раз вдруг  дЯдЯ
говорит мне потихоньку, с важным и  таинственным  видом,  что  ‚олков  хочет
женитьсЯ на моей сестрице и увезти с собой в поход. џ поверил и, не имеЯ  ни
о чем понЯтиЯ, понЯл только, что хотЯт разлучить менЯ с сестрицей и  сделать
ее чем-то вроде солдата.  ѓнев  и  ненависть,  к  какой  только  может  быть
способно  сердце  дитЯти,  почувствовал  Я  к  ‚олкову,  которого  и  прежде
неподлюбливал. ‚олков на другой день, чтоб поддержать шутку,  сказал  мне  с
важным видом, что батюшка и матушка согласны выдать за него мою  сестрицу  и
что он просит также моего согласиЯ. €з этого вышло  много  весьма  печальных
историй: Я приходил в  бешенство,  бранилсЯ  и  хотел  застрелить  из  пушки
‚олкова, если он только дотронетсЯ до моей сестрицы.  ‘  этим  господином  в
самое это времЯ случилось смешное и неприЯтное  происшествие,  как  будто  в
наказание за его охоту дразнить людей, которому Я, по глупости  моей,  очень
радовалсЯ и говорил: "‚от бог его наказал за то, что  он  хочет  увезти  мою
сестрицу". Џроисшествие  состоЯло  в  следующем:  в  какой-то  торжественный
праздник у губернатора был бал. ‚олков, распудренный, разодетый, в чулках  и
башмаках, перед самым балом заехал  к  нам,  чтобы  вместе  с  моими  дЯдЯми
отправитьсЯ к губернатору. Џокуда дЯди  мои  одевались,  ‚олков,  от  нечего
делать, зашел в столЯрную к Њихею и начал, по обыкновению,  дразнить  его  и
мешать работать. Њихей был особенно не в духе;  сначала  он  довольствовалсЯ
бранными словами, но, выведенный из терпениЯ, схватил деревЯнный  молоток  и
так ловко ударил им ‚олкова по лбу,  что  у  него  в  одну  минуту  вскочила
огромнаЯ шишка и один глаз запух. …хать на бал  было  невозможно.  „Яди  мои
хохотали, а бедный ‚олков плакал от боли и досады,  что  не  мог  попасть  к
губернатору, где ему очень хотелось потанцевать. ђазумеетсЯ, все узнали  это
происшествие и долго  не  могли  без  смеха  смотреть  на  ‚олкова,  который
принужден был несколько дней просидеть дома и даже не ездил к нам: на  целый
месЯц Я был избавлен от несносного дразненьЯ.
     …ще прежде Я слышал мельком, что мой отец покупает какую-то  башкирскую
землю, в настоЯщее же  времЯ  эта  покупка  совершилась  законным  порЯдком.
ЏревосходнаЯ землЯ, с лишком семь тысЯч десЯтин, в тридцати верстах от  “фы,
по реке Ѓелой, со множеством озер, из которых одно было  длиною  около  трех
верст, была  куплена  за  небольшую  цену.  Ћтец  мой  с  жаром  и  подробно
рассказал мне, сколько там водитсЯ птицы  и  рыбы,  сколько  родитсЯ  всЯких
Ягод, сколько озер, какие чудесные растут леса. ђассказы его привели менЯ  в
восхищение и так разгорЯчили мое воображение, что Я  даже  по  ночам  бредил
новою прекрасною землею! ‚добавок ко всему, в  судебном  акте  ей  дали  имЯ
"‘ергеевской пустоши", а деревушку, которую хотели немедленно  поселить  там
в следующую  весну,  заранее  назвали  "‘ергеевкой".  ќто  мне  понравилось.
—увство собственности, исключительной принадлежности чего  бы  то  ни  было,
хотЯ не вполне, но очень понимаетсЯ дитЯтей и составлЯет длЯ него  особенное
удовольствие (по крайней мере, так было со  мной),  а  потому  и  Я,  будучи
вовсе не скупым мальчиком, очень дорожил  тем,  что  ‘ергеевка  -  моЯ:  без
этого притЯжательного местоимениЯ Я  никогда  не  называл  ее.  ’уда  весною
собиралась моЯ мать, чтоб пить кумыс, предписанный ей „еобольтом.  џ  считал
дни и часы в ожидании этого счастливого  событиЯ  и  без  устали  говорил  о
‘ергеевке со всеми гостЯми, с  отцом  и  матерью,  с  сестрицей  и  с  новой
нЯнькой ее, Џарашей. џ забыл сказать, что ЂгафьЯ уже была давно  отставлена.
‚место Џараши мать взЯла к себе длЯ услуг горбушку Љатерину, кнЯжну,  -  так
всегда ее называли без всЯкой причины, вероЯтно в шутку. ќто была  калмычка,
купленнаЯ  некогда  моим  покойным  дедушкой  ‡убиным  и  после  его  смерти
отпущеннаЯ на волю. Њать держала ее у себЯ в  девичьей,  одевала  и  кормила
так, из сожаленьЯ; но теперь, приставив свою горничную ходить за  сестрицей,
она попробовала  взЯть  к  себе  кнЯжну  и  сначала  была  ею  довольна;  но
впоследствии не  было  никакой  возможности  ужитьсЯ  с  калмычкой:  лукаваЯ
азиатскаЯ природа, льстиваЯ и злаЯ, скучливаЯ и непостоЯннаЯ, скоро до  того
надоела матери, что она отослала горбушку опЯть в девичью  и  запретила  нам
говорить с нею, потому что точно разговоры  с  нею  могли  быть  вредны  длЯ
детей. Љатерина имела привычку хвалить в глаза и осыпать  самыми  униженными
ласками всех господ, и больших и  маленьких,  а  за  глаза  говорила  совсем
другое; моему отцу и матери она жаловалась и Ябедничала на всех наших  слуг,
а с ними очень нехорошо говорила про моего  отца  и  мать  и  чуть  было  не
поссорила ее с Џарашей.  „аже  нам  с  сестрицей  мимоходом  хотела  внушить
недобрые мысли. џ не скрывал от  матери  ничего  мною  слышанного,  даже  ни
одной собственной моей мысли; разумеетсЯ, все ей рассказал, и она  поспешила
удалить от нас это вредное существо. ‚прочем, горбушка, под  именем  кнЯжны,
прожила в нашем доме до глубокой старости.
     Љогда забылась шишка на лбу, произведеннаЯ  молотком  ЊихеЯ,  ‚олков  и
мои дЯди опЯть принЯлись мучить и дразнить менЯ. Ќа этот  раз  моЯ  любезнаЯ
‘ергеевка послужила к тому весьма действительным средством.  ‘начала  ‚олков
приставал, чтоб Я подарил ему ‘ергеевку, потом  принималсЯ  торговать  ее  у
моего отца; разумеетсЯ,  Я  сердилсЯ  и  говорил  разные  глупости;  наконец
повторили  прежнее  средство,  еще  с  большим  успехом:  вместо   указа   о
солдатстве сочинили и написали свадебный  договор,  или  рЯдную,  в  которой
было сказано, что мой отец и мать, с моего согласиЯ,  потому  что  ‘ергеевка
считалась моей собственностью, отдают ее в  приданое  за  моей  сестрицей  в
вечное владение Џ.Ќ.‚олкову. Ѓумага была подписана моим отцом и матерью,  то
есть подписались  под  их  руки,  вместо  же  менЯ,  за  неуменьем  грамоте,
расписалсЯ дЯдЯ мой, ‘ергей Ќиколаич. Ѓедный мальчик был совершенно  сбит  с
толку! Ќе верЯ согласию моего  отца  и  матери,  слишком  хорошо  знаЯ  свое
несогласие, в то же времЯ Я вполне поверил, что  эта  бумага,  которую  дЯдЯ
называл купчей крепостью, лишает менЯ сестры и ‘ергеевки; кроме  мучительной
скорби о таких великих потерЯх Я был раздражен и уЯзвлен до  глубины  сердца
таким наглым обманом. Ѓешенство мое превзошло  всЯкие  границы  и  помрачило
мой рассудок. џ осыпал дЯдю  всеми  бранными  словами,  какие  только  знал;
назвал  его  подьЯчим,  приказным  крючком*  и  мошенником,  а  ‚олкова  как
главного виновника и преступника хотел  непременно  застрелить,  как  только
достану  ружье,  или  затравить  ‘уркой  (дворовой   собачонкой,   известной
читателЯм); а чтоб не откладывать  своего  мщениЯ  надолго,  Я  выбежал  как
исступленный из комнаты, бросилсЯ в столЯрную, схватил  деревЯнный  молоток,
бегом воротилсЯ в гостиную и,  подошед  поближе,  пустил  молотком  прЯмо  в
‚олкова... ‚от до чего  можно  довести  доброго  и  тихого  мальчика  такими
неразумными  шутками!  Џо  счастию,  удар  был  незначителен;  но  со   мною
поступили  строго.  Ќаказание,  о  котором  прежде  Я  только  слыхал,  было
исполнено надо мною: менЯ одели в какое-то серое, толстое суконное платье  и
поставили  в  угол  совершенно  в  пустой  комнате,  под  присмотром  …фрема
…всеича.  Ѓоже  мой,  как  плакала  и  рыдала  моЯ  милаЯ  сестрица,  бывшаЯ
свидетельница происшествиЯ! „ело  происходило  поутру;  до  самого  обеда  Я
рвалсЯ и плакал; напрасно …всеич убеждал менЯ, что нехорошо  так  гневатьсЯ,
так бранить дЯденьку и дратьсЯ с Џетром Ќиколаичем, что они со  мной  только
пошутили, что маленькие девочки замуж не выходЯт и что как же  можно  отнЯть
насильно  у  нас  ‘ергеевку?  Ќапрасно  уговаривал  он  менЯ  повинитьсЯ   и
попросить прощеньЯ, - Я был глух к его словам. џ наконец  перестал  плакать,
но ожесточилсЯ духом и говорил, что Я не виноват; что если они  сделали  это
нарочно, то все равно, и что  их  надобно  за  то  наказать,  разжаловать  в
солдаты и послать на войну, и что они должны просить у менЯ прощеньЯ.  Њать,
котораЯ  страдала  больше  менЯ,  беспрестанно  подходила  к  дверЯм,   чтоб
слышать, что Я говорю,  и  смотреть  на  менЯ  в  дверную  щель;  она  имела
твердость не входить ко мне до обеда. Ќаконец она пришла, осталась  со  мной
наедине и употребила все усилиЯ,  чтоб  убедить  менЯ  в  моей  вине.  „олго
говорила она; ее слова, нежные  и  грозные,  ласковые  и  строгие  и  всегда
убедительные, ее слезы о моем упрЯмстве поколебали менЯ:  Я  признавал  себЯ
виноватым перед маменькой и даже дЯденькой, которого очень  любил,  особенно
за рисованье, но никак не соглашалсЯ, что Я виноват перед ‚олковым; Я  готов
был просить прощениЯ у всех, кроме ‚олкова. Њать не хотела  сделать  никакой
уступки, скрепила свое сердце и, сказав, что Я останусь  без  обеда,  что  Я
останусь в углу до тех пор, покуда не почувствую вины своей и от  искреннего
сердца не попрошу ‚олкова простить менЯ, ушла обедать, потому что  гости  ее
ожидали. ’огда Я ничего  не  понимал  и  только  впоследствии  почувствовал,
каких терзаний стоила эта твердость материнскому сердцу; но душевнаЯ  польза
своего милого дитЯти, может быть иногда неверно понимаемаЯ, всегда была  длЯ
нее выше собственных страданий, в  настоЯщее  времЯ  очень  опасных  длЯ  ее
здоровьЯ. …всеичу было приказано сидеть в другой комнате.  џ  осталсЯ  один.
’ут-то наработало мое  воображение!  џ  представлЯл  себЯ  каким-то  героем,
мучеником, о которых Я читал и слыхал, страдающим за истину,  за  правду.  џ
уже видел свое торжество: вот растворЯютсЯ двери, входЯт отец и мать,  дЯди,
гости; начинают хвалить менЯ за мою  твердость,  признают  себЯ  виноватыми,
говорЯт,  что  хотели  испытать  менЯ,  одевают  в  новое  платье  и   ведут
обедать... „верь не отворЯлась,  никто  не  входил,  только  …всеич  начинал
всхрапывать, сидЯ в другой комнате; фантазии мои разлетались как  дым,  а  Я
начинал чувствовать усталость, голод и головную  боль.  Ќо  воображение  мое
снова начинало работать, и Я представлЯл себЯ выгнанным за мое упрЯмство  из
дому, бродЯщим ночью по улицам: никто не пускает менЯ к себе в дом; на  менЯ
нападают злые, бешеные собаки, которых  Я  очень  боЯлсЯ,  и  начинают  менЯ
кусать: вдруг ЯвлЯетсЯ ‚олков, спасает менЯ от смерти и приводит  к  отцу  и
матери; Я прощаю ‚олкову и чувствую какое-то  удовольствие.  Њножество  тому
подобных картин роилось  в  моей  голове,  но  везде  Я  был  первым  лицом,
торжествующим или погибающим героем. ‘лова  "герой",  конечно,  Я  тогда  не
знал, но заманчивый его смысл  Ясно  выражалсЯ  в  моих  детских  фантазиЯх.
‚олнение, слезы, продолжительное стоЯние на ногах утомили менЯ.  Љонечно,  Я
мог бы сесть на пол, - в комнате никого не было; но мне  приказано,  чтоб  Я
стоЯл в углу, и Я ни за что не хотел  сесть,  несмотрЯ  на  усталость.  —аса
через два после обеда приходил ко мне наш добрый друг, доктор  Ђндрей  ћрьич
(Ђвенариус). Ћн также уговаривал менЯ попросить прощеньЯ у ‚олкова  -  Я  не
согласилсЯ. Ћн предложил мне съесть тарелку супу - Я отказалсЯ, говорЯ,  что
"если маменька прикажет, то Я буду есть, а сам Я  кушать  не  хочу".  ‚скоре
после Ђвенариуса пришла мать;  Я  видел,  что  она  очень  встревожена;  она
приказала мне есть, и Я с покорностью исполнил приказание,  хотЯ  пища  была
мне противна. Њать спросила менЯ: "’ы не чувствуешь своей вины перед  Џетром
Ќиколаичем, не раскаиваешьсЯ в своем поступке,  не  хочешь  просить  у  него
прощеньЯ?" џ отвечал, что Я перед  Џетром  Ќиколаичем  не  виноват,  а  если
маменька прикажет, то прощениЯ  просить  буду.  "’ы  упрЯмишьсЯ,  -  сказала
мать. - Љогда ты одумаешьсЯ, то пришли за мной  …всеича:  тогда  и  Я  прощу
тебЯ". …всеич подал свечку и поставил ее на окошко. Њать ушла, приказав  ему
остатьсЯ со мной, сесть у дверей и ничего не говорить. Џосле  пищи  Я  вдруг
почувствовал себЯ нездоровым: голова разболелась и мне стало жарко.  „ремота
начала овладевать мною,  коленки  постепенно  сгибались,  наконец  усталость
одолела менЯ, Я сам не помню, как сползли мои ноги, и  Я  присел  в  углу  и
крепко заснул. Џосле рассказали мне, что …всеич и сам  задремал,  что  когда
пришел отец, то нашел нас  обоих  спЯщими.  џ  проснулсЯ  уже  тогда,  когда
Ђвенариус щупал мою голову и пульс; он приказал отнести  менЯ  в  детскую  и
положить в постель; у менЯ сделалсЯ сильный жар и  даже  бред.  Џроснувшись,
или, лучше сказать, очувствовавшись на другой день поутру, очень не рано,  в
слабости и все еще в жару, Я не вдруг понЯл,  что  около  менЯ  происходило.
Ќаконец все стало мне Ясно: Я захворал от волнениЯ и усталости, моЯ  болезнь
всех перепугала, а мать  привела  в  отчаЯние.  „ействительно,  сбылись  мои
мечты, хотЯ от других причин.  ‚се  почувствовали  свои  вины:  дЯдЯ  ‘ергей
Ќиколаич сидел возле менЯ и плакал;  ‚олков  стоЯл  за  дверью,  тоже  почти
плакал и не смел войти, чтоб не  раздражить  больного;  отец  очень  грустно
смотрел на менЯ, а мать - довольно было взглЯнуть на ее лицо,  чтоб  понЯть,
какую ночь она провела! ‚ошел Ђвенариус и всех от менЯ выгнал,  приказав  на
некоторое времЯ оставить менЯ в совершенном покое. џ  выздоровел  не  вдруг.
„нЯ через два, когда Я не лежал уже в постели, а  сидел  за  столиком  и  во
что-то играл с  милой  сестрицей,  котораЯ  не  знала,  как  высказать  свою
радость, что братец выздоравливает, - вдруг Я почувствовал  сильное  желание
увидеть своих гонителей, выпросить у них прощенье и так примиритьсЯ с  ними,
чтоб никто на менЯ не сердилсЯ. џ сейчас вызвал из спальной  мать  и  сказал
ей, чего мне хочетсЯ. Њать обнЯла менЯ и заплакала от радости (как  она  мне
сказала), что у менЯ такое доброе сердце. ‚олков был в это времЯ у дЯдей,  и
они все трое ту же минуту пришли ко мне. џ с полной искренностью  просил  их
простить  менЯ,  особенно  ‚олкова.  ЊенЯ  целовали  и  обещали  никогда  не
дразнить. Њать улыбнулась и сказала очень твердо: "„а если б вы и  вздумали,
то Я уже никогда не позволю. џ всех  больше  виновата  и  всех  больше  была
наказана. ќтого урока Я никогда не забуду".
     ______________
     * Џриказный крючок. - Џриказный - мелкий служащий в приказе  (приказами
в  старину  назывались  разные  правительственные   учреждениЯ).   Џриказный
крючок - взЯточник, вымогатель.

     ‘овершенно выздоровев, Я опЯть сделалсЯ весел и  резв.  џ  скоро  забыл
печальную историю; но не мог забыть, что менЯ назвали  неумеющим  грамоте  и
потому расписались за менЯ в известной бумаге, то есть мнимой "рЯдной",  или
купчей. џ тогда же возражал, что это неправда, что Я умею хорошо  читать,  а
только писать не умею; но теперь  Я  захотел  поправить  этот  недостаток  и
упросил отца и мать, чтоб менЯ начали учить  писать.  „ЯдЯ  ‘ергей  Ќиколаич
вызвалсЯ удовлетворить моему желанию. Ћн начал менЯ учить чистописанию,  или
каллиграфии, как он называл, и заставил  выписывать  "палочки",  чем  Я  был
очень недоволен, потому  что  мне  хотелось  прЯмо  писать  буквы;  но  дЯдЯ
утверждал, что Я никогда не буду  иметь  хорошего  почерка,  если  не  стану
правильно   учитьсЯ   чистописанию,   что   наперед   надобно   пройти   всю
каллиграфическую школу, а потом  принЯтьсЯ  за  прописи.  „елать  нечего,  Я
должен был повиноватьсЯ, но между  тем  потихоньку  Я  выучилсЯ  писать  всю
азбуку, срисовываЯ слова с  печатных  книг.  —истописание  затЯнулось;  срок
отпуска моих дЯдей кончалсЯ,  и  они  уехали  в  полк,  с  твердым,  однако,
намерением выйти немедленно в отставку, потому что  жизнь  в  “фе  очень  им
понравилась. “езжаЯ, дЯдЯ ‘ергей Ќиколаич, который был  отличный  каллиграф,
уговорил моего отца, особенно желавшего, чтоб Я имел хороший  почерк,  взЯть
мне учителЯ из народного училища. “чителЯ  звали  Њатвей  ‚асильич  (фамилии
его Я никогда не слыхивал); это был человек очень тихий и добрый;  он  писал
прописи не хуже печатных и принЯлсЯ учить менЯ точно так же, как учил  дЯдЯ.
Ќе видЯ конца палочкам с усами и без усов, кривым чертам и оникам, Я  скучал
и ленилсЯ, а потому, чтоб мне  было  охотнее  заниматьсЯ,  посадили  Ђндрюшу
писать вместе со мной. Ђндрюша начал  учитьсЯ  чистописанию  гораздо  прежде
менЯ у того же ЊатвеЯ ‚асильича в народном училище. ќто  средство  несколько
помогло: мне стыдно стало, что Ђндрюша пишет лучше менЯ, а  как  успехи  его
были весьма незначительны, то Я  постаралсЯ  догнать  его  и  в  самом  деле
догнал довольно скоро. “читель наш  имел  обыкновение  по  окончании  урока,
продолжавшегосЯ два часа, подписывать  на  наших  тетрадЯх  какое-нибудь  из
следующих слов: "посредственно, не худо, изрЯдно, хорошо, похвально".  ‘коро
стал Я замечать, что Њатвей ‚асильич поступает несправедливо и что  если  мы
с Ђндрюшей  оба  писали  неудачно,  то  мне  он  ставил  "не  худо",  а  ему
"посредственно", а если мы писали оба удовлетворительно, то  у  менЯ  стоЯло
"очень хорошо" или "похвально", а у Ђндрюши  "хорошо";  в  тех  же  случаЯх,
впрочем, довольно редких, когда товарищ мой писал лучше менЯ - у нас  стоЯли
одинаковые одобрительные слова. ‡аметив это, Я стал рассуждать:  отчего  так
поступает наш добрый учитель? "‚ерно, он менЯ больше любит, - подумал  Я,  -
и, конечно, за то, что у менЯ оба глаза здоровы, а у  бедного  Ђндрюши  один
глаз выпЯтилсЯ от бельма и похож на какую-то белую пуговицу". ‚  этой  мысли
вскоре убедило менЯ то, что Њатвей ‚асильич был  со  мною  ласковее,  чем  с
моим товарищем, чего Я прежде не замечал. ‚се мои наблюдениЯ  и  рассуждениЯ
Я  не  замедлил  сообщить  матери  и  отцу.  Ћни  как-то   переглЯнулись   и
улыбнулись, и мне ничего не сказали. Ќо в подписЯх ЊатвеЯ  ‚асильича  вскоре
произошла перемена; на тетрадках наших с Ђндрюшей поЯвились  одни  и  те  же
слова, у обоих или "не худо", или "изрЯдно", или "хорошо", и  Я  понЯл,  что
отец мой, верно, что-нибудь говорил  нашему  учителю,  но  обращалсЯ  Њатвей
‚асильич всегда лучше со мной, чем с Ђндрюшей.
     џ и теперь не могу понЯть, какие причины  заставили  мою  мать  послать
менЯ один раз в народное училище,  вместе  с  Ђндрюшей.  ‚ероЯтно,  это  был
чей-нибудь совет, и всего скорее Њ.„.ЉнЯжевича,  но,  кажетсЯ,  его  дети  в
училище не ходили. Љак ни была умна  моЯ  мать,  но,  по  ее  недостаточному
образованию, не могла ей войти в голову дикаЯ тогда мысль спосылать  сына  в
народное училище, - мысль, котораЯ теперь могла бы быть длЯ всех понЯтною  и
служить объЯснением такого поступка. Љак бы то ни было, только в один  очень
памЯтный длЯ менЯ  день  отвезли  нас  с  Ђндрюшей  в  санЯх,  под  надзором
…всеича,  в  народное  училище,  находившеесЯ  на  другом  краю   города   и
помещавшеесЯ в небольшом деревЯнном домишке. …всеич отдал нас с рук на  руки
Њатвею ‚асильичу, который взЯл менЯ за руку  и  ввел  в  большую  неопрЯтную
комнату, из которой  нессЯ  шум  и  крик,  мгновенно  утихнувший  при  нашем
поЯвлении, - комнату, всю установленную рЯдами столов со  скамейками,  каких
Я никогда не видывал; перед первым столом стоЯла, утвержденнаЯ  на  каких-то
подставках, большаЯ чернаЯ четвероугольнаЯ доска; у доски  стоЯл  мальчик  с
обвостренным мелом в одной руке и с  грЯзной  трЯпицей  в  другой.  Џоловина
скамеек была занЯта  мальчиками  разных  возрастов;  перед  ними  лежали  на
столах  тетрадки,  книжки  и  аспидные  доски;  ученики   были   пребольшие,
превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые,  как
нищие.  Њатвей  ‚асильич  подвел  менЯ  к  первому  столу,  велел   ученикам
потеснитьсЯ и посадил с краЯ, а сам сел на стул  перед  небольшим  столиком,
недалеко от черной доски; все это было длЯ менЯ совершенно  новым  зрелищем,
на которое Я смотрел с  жадным  любопытством.  Џри  входе  в  класс  Ђндрюша
пропал. ‚друг Њатвей ‚асильич заговорил таким  сердитым  голосом,  какого  у
него никогда не бывало, и с каким-то напевом: "Ќе  знаешь?  Ќа  колени!",  и
мальчик, стоЯвший у доски, очень спокойно положил  на  стол  мел  и  грЯзную
трЯпицу и стал на колени  позади  доски,  где  уже  стоЯло  трое  мальчиков,
которых Я сначала не заметил и которые  были  очень  веселы;  когда  учитель
оборачивалсЯ к ним спиной,  они  начинали  возитьсЯ  и  дратьсЯ.  Љласс  был
арифметический.  “читель  продолжал  громко  вызывать  учеников  по  списку,
одного за другим;  это  была  в  то  же  времЯ  перекличка:  оказалось,  что
половины учеников не было в классе. Њатвей ‚асильич отмечал в  списке,  кого
нет, приговариваЯ иногда: "‚ третий раз нет, в четвертый нет -  так  розги!"
џ оцепенел от страха. ‚ызываемые мальчики подходили к доске  и  должны  были
писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от  правой  руки  к  левой,
повторЯЯ: "…диницы, десЯтки, сотни". Џри этом счете многие сбивались, и  мне
самому  казалсЯ  он  непонЯтным  и  мудреным,  хотЯ  Я  давно  уже  выучилсЯ
самоучкой  писать  цифры.  Ќекоторые  ученики  оказались  знающими;  учитель
хвалил их, но и самые похвалы сопровождались бранными  словами,  по  большей
части неизвестными мне. €ногда бранное слово возбуждало общий смех,  который
вдруг вырывалсЯ и вдруг утихал.  Џерекликав  всех  по  списку  и  испытав  в
степени знаниЯ, Њатвей ‚асильич задал урок на следующий раз: дело  шло  тоже
о цифрах, об их местах и о значении нулЯ. џ ничего не понЯл сколько  потому,
что вовсе не знал, о  чем  шло  дело,  столько  и  потому,  что  сидел,  как
говоритсЯ, ни жив ни мертв, пораженный  всем,  мною  виденным.  ‡адав  урок,
Њатвей ‚асильич позвал сторожей; пришли трое, вооруженные  пучками  прутьев,
и принЯлись сечь мальчиков, стоЯвших на  коленЯх.  Џри  самом  начале  этого
страшного  и  отвратительного  длЯ  менЯ  зрелища  Я  зажмурилсЯ  и  заткнул
пальцами уши. Џервым моим движением было убежать, но Я дрожал всем  телом  и
не смел пошевелитьсЯ. Љогда утихли крики  и  зверские  восклицаниЯ  учителЯ,
долетавшие до моего слуха, несмотрЯ на  заткнутые  пальцами  уши,  Я  открыл
глаза и увидел живую и шумную около менЯ суматоху; забираЯ  свои  вещи,  все
мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные,  так  же  веселые  и
резвые, как  и  другие.  Њатвей  ‚асильич  подошел  ко  мне  с  обыкновенным
ласковым  видом,  взЯл  менЯ  за  руку  и  прежним  тихим   голосом   просил
"засвидетельствовать его нижайшее почтение  батюшке  и  матушке".  Ћн  вывел
менЯ из опустевшего класса и отдал …всеичу, который проворно укутал  менЯ  в
шубу и посадил в сани, где уже  сидел  Ђндрюша.  "—то,  понравилось  ли  вам
училище? - спросил он, заглЯдываЯ мне в лицо. €, не получаЯ от менЯ  ответа,
прибавил: - Ќикак, напугались? “ нас это  всЯкий  день".  Џриехав  домой,  Я
ужасно встревожил свою мать сначала безмолвным волнением и слезами, а  потом
исступленным гневом на злодейские поступки ЊатвеЯ ‚асильича. Њать ничего  не
знала о том, что обыкновенно происходит в народных училищах, и, конечно,  ни
за что на свете не подвергла бы моего сердца  такому  жестокому  потрЯсению.
“спокоить и утешить менЯ сначала не было никакой возможности; в  эту  минуту
даже власть матери была бессильна  надо  мной.  Ќаконец,  рассказав  все  до
малейшей подробности мною виденное и  слышанное,  излив  мое  негодованье  в
самых сильных выражениЯх, какие только знал из книг и разговоров,  и  осудив
ЊатвеЯ ‚асильича на все известные мне казни, Я поутих и получил  способность
слушать и понимать разумные речи моей матери. „олго она говорила со  мной  и
длЯ моего успокоениЯ должна была коснутьсЯ многого, еще мне не известного  и
не вполне мною тогда  понЯтого.  ’рудно  было  примиритьсЯ  детскому  уму  и
чувству  с  мыслию,  что  виденное  мною  зрелище  не  было   исключительным
злодейством, разбоем на большой дороге,  за  которое  следовало  бы  казнить
ЊатвеЯ  ‚асильича,  как  преступника,   что   такие   поступки   не   только
дозволЯютсЯ, но требуютсЯ от него как исполнение его  должности;  что  самые
родители высеченных мальчиков благодарЯт учителЯ за  строгость,  а  мальчики
будут благодарить со временем; что Њатвей ‚асильич  мог  бранитьсЯ  зверским
голосом, сечь своих учеников и оставатьсЯ в то же времЯ  честным,  добрым  и
тихим человеком. ‘лишком рано получил Я это раздирающее впечатление  и  этот
страшный  урок!  Ћн  возмутил  Ясную  тишину  моей  души.  џ  долго  не  мог
успокоитьсЯ, а от ЊатвеЯ ‚асильича получил такое  непреодолимое  отвращение,
что через месЯц должны были ему отказать. —истописанье продолжал Я  один,  а
иногда вместе с Ђндрюшей. “чителЯ другого в городе не было, а потому мать  и
отец сами исправлЯли его должность: всего больше они смотрели за  тем,  чтоб
Я писал  как  можно  похожее  на  прописи.  Њатери  моей  как-то  не  совсем
нравилось товарищество Ђндрюши, и он начинал реже ходить ко мне.  €так,  все
мое детское общество, кроме приезжавших иногда маленьких  гостей  ЉнЯжевичей
и Њансуровых, с которыми мы очень много играли и  резвились,  ограничивалось
обществом моей милой сестрицы,  котораЯ,  становЯсь  умнее  с  каждым  днем,
могла уже более разделЯть все мои наклонности, впечатлениЯ и забавы.
     ‡доровье матери было лучше прежнего, но не  совсем  хорошо,  а  потому,
чтоб нам можно было воспользоватьсЯ летним временем,  в  ‘ергеевке  делались
приготовлениЯ  к  нашему  переезду:  купили  несколько  изб  и  амбаров;   в
продолжение великого поста перевезли и поставили их на новом месте,  которое
выбирать ездил отец мой сам; сколько Я ни просилсЯ,  чтоб  он  взЯл  менЯ  с
собою,  мать   не   отпустила.   ‘ергеевка   исключительно   овладела   моим
воображением, которое отец ежедневно воспламенЯл своими  рассказами.  „орога
в Ѓагрово, природа, со всеми чудными ее красотами, не были  забыты  мной,  а
только несколько подавлены новостью других впечатлений: жизнью в  Ѓагрове  и
жизнью в “фе; но с наступлением весны проснулась во  мне  горЯчаЯ  любовь  к
природе; мне так захотелось увидеть зеленые луга и леса, воды  и  горы,  так
захотелось побегать с ‘уркой по полЯм, так захотелось закинуть  удочку,  что
все окружающее потерЯло длЯ  менЯ  свою  занимательность  и  Я  каждый  день
просыпалсЯ и засыпал с мыслию о ‘ергеевке. ‘вЯтаЯ  неделЯ  прошла  длЯ  менЯ
незаметно. џ, конечно, не мог понимать  ее  высокого  значеньЯ,  но  Я  мало
обратил вниманиЯ  даже  на  то,  что  понЯтно  длЯ  детей:  радостные  лица,
праздничные платьЯ, колокольный звон, беспрестанный приезд  гостей,  красные
Яйца и проч. и проч. ЏриходскаЯ церковь наша стоЯла на  возвышении,  и  снег
около нее давно уже обтаЯл. ‚еликим моим удовольствием  было  смотреть,  как
бегут по косогору мутные и шумные потоки весенней воды мимо нашего  высокого
крыльца, а еще большим наслаждением, которое мне  не  часто  дозволЯлось,  -
прочищать палочкой весенние  ручейки.  ‘  крыльца  нашего  была  видна  река
ЃелаЯ, и Я с нетерпением ожидал, когда она вскроетсЯ.  Ќа  все  мои  вопросы
отцу и …всеичу: "Љогда же мы поедем в ‘ергеевку?" обыкновенно  отвечали:  "Ђ
вот как река пройдет".
     € наконец пришел этот желанный день и час! ’оропливо заглЯнул …всеич  в
мою детскую и тревожно-радостным голосом  сказал:  "ЃелаЯ  тронулась!"  Њать
позволила, и в одну минуту, тепло одетый, Я уже стоЯл  на  крыльце  и  жадно
следил глазами, как шла между неподвижных берегов  огромнаЯ  полоса  синего,
темного, а иногда и желтого льда. „алеко уже  уплыла  поперечнаЯ  дорога,  и
какаЯ-то несчастнаЯ чернаЯ корова бегала  по  ней  как  безумнаЯ  от  одного
берега до другого.  ‘тоЯвшие  около  менЯ  женщины  и  девушки  сопровождали
жалобными  восклицаниЯми  каждое  неудачное  движение  бегающего  животного,
которого рев долетал до ушей моих, и мне стало  очень  его  жалко.  ђека  на
повороте загибалась за крутой утес, и скрылись за ним дорога и  бегающаЯ  по
ней чернаЯ корова. ‚друг две собаки показались  на  льду;  но  их  суетливые
прыжки возбудили не жалость, а смех в окружающих менЯ людЯх,  ибо  все  были
уверены, что собаки не утонут, а перепрыгнут  или  переплывут  на  берег.  џ
охотно этому верил и, позабыв бедную корову, сам смеЯлсЯ вместе  с  другими.
‘обаки не замедлили оправдать общее ожидание и скоро перебрались  на  берег.
‹ед все еще шел крепкою, сплошною, неразрывною, бесконечною глыбою.  …всеич,
опасаЯсь сильного  и  холодного  ветра,  сказал  мне:  "Џойдем,  соколик,  в
горницу, река еще не скоро взломаетсЯ, а ты прозЯбнешь. ‹учше Я тебе  скажу,
когда лед начнет трескатьсЯ". џ очень  неохотно  послушалсЯ,  но  зато  мать
была очень довольна и похвалила …всеича и менЯ. ‚ самом деле, не  ближе  как
через час …всеич пришел сказать мне, что лед на реке  ломаетсЯ.  Њать  опЯть
отпустила менЯ на короткое времЯ, и, одевшись еще теплее, Я вышел  и  увидел
новую, тоже не виданную мною картину: лед трескалсЯ,  ломалсЯ  на  отдельные
глыбы; вода всплескивалась между ними; они набегали одна на другую,  большаЯ
и  крепкаЯ  затоплЯла  слабейшую,  а  если  встречала   сильный   упор,   то
поднималась одним краем вверх, иногда долго плыла в таком положении,  иногда
обе глыбы разрушались на мелкие  куски  и  с  треском  погружались  в  воду.
ѓлухой шум, похожий по временам на  скрип  или  отдаленный  стон,  Явственно
долетал до наших ушей. Џолюбовавшись несколько времени  этим  величественным
и страшным зрелищем, Я воротилсЯ к матери и долго, с  жаром  рассказывал  ей
все, что видел. Џриехал отец из присутствиЯ, и  Я  принЯлсЯ  с  новым  жаром
описывать ему, как прошла ЃелаЯ, и рассказывал ему еще долее,  еще  горЯчее,
чем матери, потому что он слушал менЯ как-то  охотнее.  ‘  этого  днЯ  ЃелаЯ
сделалась постоЯнным предметом моих наблюдений.  ђека  начала  выступать  из
берегов и затоплЯть луговую  сторону.  Љаждый  день  картина  изменЯлась;  и
наконец разлив воды, простиравшийсЯ с  лишком  на  восемь  верст,  слилсЯ  с
облаками.  Ќалево  виднелась  необозримаЯ  водЯнаЯ  поверхность,  чистаЯ   и
гладкаЯ, как стекло, а прЯмо против нашего дома всЯ она  была  точно  усеЯна
иногда  верхушками  дерев,  а  иногда  до  половины  затопленными  огромными
дубами,  вЯзами  и   осокорЯми,   вышина   которых   только   тогда   вполне
обозначалась; они были похожи на маленькие, как  будто  плавающие  островки.
„олго не сбывала полаЯ вода, и эта медленность  раздражала  мое  нетерпение.
Ќапрасно мать уверЯла менЯ, что она  не  поедет  в  ‘ергеевку  до  тех  пор,
покуда не вырастет трава: Я все думал, что нам, мешает река и что мы  оттого
не едем, что она не вошла в берега. ‚от уже наступила  теплаЯ,  даже  жаркаЯ
погода. ЃелаЯ вошла в межень, улеглась в своих песках;  давно  уже  зеленели
полЯ и зазеленела  урема  за  рекою,  а  мы  все  еще  не  ехали.  Ћтец  мой
утверждал, что трудно проехать по тем местам, которые были  залиты  весеннею
водою, что грЯзно, топко и что в долочках или размыло  дорогу,  или  нанесло
на нее илу; но мне все такие препЯтствиЯ  казались  совершенно  не  стоЯщими
вниманиЯ. †елание скорее переехать в ‘ергеевку сделалось у менЯ  болезненным
устремлением всех помышлений и чувств к одному предмету; Я уже не мог  ничем
заниматьсЯ, скучал и привередничал. Њожно  было  предвидеть  и  должно  было
принЯть действительные меры, чтоб  укротить  во  мне  эту  страстность,  эту
способность увлекатьсЯ до самозабвениЯ и впадать в  крайности.  ‚последствии
Я слышал сожаление моей матери,  что  она  мало  обращала  вниманиЯ  на  эту
сторону моего характера, великую помеху в жизни и причину многих ошибок.
     џ думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг - о счастливый день!  -
мать сказала мне, что мы едем завтра. џ чуть не  сошел  с  ума  от  радости.
ЊилаЯ моЯ сестрица разделЯла  ее  со  мной,  радуЯсь,  кажетсЯ,  более  моей
радости. Џлохо Я спал ночь. Ќикто еще не вставал,  когда  Я  уже  был  готов
совсем. Ќо  вот  проснулись  в  доме,  началсЯ  шум,  беготнЯ,  укладывание,
заложили  лошадей,  подали  карету,  и  наконец  часов  в  десЯть  утра   мы
спустились на перевоз через реку Ѓелую. ‚добавок ко всему ‘урка был с нами.


‘…ђѓ……‚ЉЂ

     ‘ергеевка  занимает  одно  из  самых  светлых  мест  в   самых   ранних
воспоминаниЯх моего детства. џ чувствовал тогда природу уже сильнее, чем  во
времЯ поездки в Ѓагрово, но далеко еще не так сильно,  как  почувствовал  ее
через несколько лет. ‚ ‘ергеевке Я только радовалсЯ спокойною радостью,  без
волнениЯ, без замираниЯ сердца. ‚се времЯ, проведенное мною  в  ‘ергеевке  в
этом году, представлЯетсЯ мне веселым праздником.
     Њы, так же как и прошлого года,  переправились  через  Ѓелую  в  косной
лодке. ’акие же камешки и пески встретили менЯ на другом берегу реки;  но  Я
уже мало обратил на них вниманиЯ, - у  менЯ  впереди  рисовалась  ‘ергеевка,
моЯ ‘ергеевка, с ее озером, рекою Ѓелою и лесами.  џ  с  нетерпением  ожидал
переправы нашей кареты и повозки, с нетерпением  смотрел,  как  выгружались,
как закладывали лошадей, и очень скучал белыми сыпучими песками, по  которым
надобно было тащитьсЯ более версты. Ќаконец мы въехали в урему,  в  зеленую,
цветущую и душистую урему. ‚еселое пение птичек неслось со всех  сторон,  но
все голоса покрывались  свистами,  раскатами  и  щелканьем  соловьев.  Ћколо
деревьев в цвету вились и жужжали целые рои пчел, ос  и  шмелей.  Ѓоже  мой,
как было весело! ‘леды недавно  сбывшей  воды  везде  были  приметны:  сухие
прутьЯ, солома, облепленнаЯ илом и землей, уже высохшаЯ  от  солнца,  висели
клочьЯми на зеленых кустах; стволы огромных деревьев высоко от  корней  были
плотно как будто обмазаны также высохшею тиной и  песком,  который  светилсЯ
от солнечных лучей.  "‚идишь,  ‘ережа,  как  высоко  стоЯла  полаЯ  вода,  -
говорил мне отец, - смотри-ка,  вон  этот  вЯз  точно  в  шапке  от  разного
наноса; видно, он почти весь стоЯл под водою". Њногое в таком роде  объЯснЯл
мне отец, а Я в свою очередь объЯснЯл моей милой сестрице, хотЯ она  тут  же
сидела  и  также  слушала  отца.  ‘коро,  и  не  один   раз,   подтвердилась
справедливость его опасений; даже и теперь  во  многих  местах  дорога  была
размыта, испорчена вешней водою, а в некоторых долочках было  так  вЯзко  от
мокрой тины, что сильные наши лошади с трудом  вытаскивали  карету.  Ќаконец
мы выбрались в чистое поле, побежали шибкою рысью и часу в третьем  приехали
в так называемую ‘ергеевку. ЏодъезжаЯ к ней, мы опЯть  попали  в  урему,  то
есть  в  поемное  место,  поросшее  редкими  кустами  и  деревьЯми,  избитое
множеством средних и маленьких озер, уже обраставших зелеными камышами:  это
была  пойма  той  же  реки  Ѓелой,  протекавшей  в  версте  от  ‘ергеевки  и
заливавшей  весною  эту  низменную  полосу  земли.  Џотом  мы  поднЯлись  на
довольно крутой пригорок, на ровной поверхности  которого  стоЯло  несколько
новых и старых недостроенных изб;  налево  виднелись  длиннаЯ  полоса  воды,
озеро Љиишки и противоположный берег, довольно возвышенный, а  прЯмо  против
нас  лежала  разбросаннаЯ   большаЯ   татарскаЯ   деревнЯ   так   называемых
"мещерЯков". Ќаправо зеленела  и  сверкала,  как  стеклами,  своими  озерами
пойма  реки  Ѓелой,  которую  мы  сейчас  переехали  поперек.  Њы  повернули
несколько вправо и въехали  в  нашу  усадьбу,  обгороженную  свежим  зеленым
плетнем. “садьба состоЯла из двух изб: новой и старой,  соединенных  сенЯми;
недалеко от них находилась людскаЯ изба, еще не  покрытаЯ;  остальную  часть
двора занимала длиннаЯ соломеннаЯ поветь вместо сараЯ длЯ  кареты  и  вместо
конюшни длЯ лошадей; вместо крыльца к нашим сенЯм положены были  два  камнЯ,
один на другой;  в  новой  избе  не  было  ни  дверей,  ни  оконных  рам,  а
прорублены только  отверстиЯ  длЯ  них.  Њать  была  не  совсем  довольна  и
выговаривала отцу, но мне все нравилось гораздо  более,  чем  наш  городской
дом в “фе. Ћтец уверЯл, что рамы привезут завтра и без косЯков, которые  еще
не готовы, приколотЯт снаружи, а вместо  дверей  покуда  советовал  повесить
ковер. ‘тали раскладыватьсЯ и устраиватьсЯ: стульЯ,  кровати  и  столы  были
привезены заранее. Њы скоро  сели  обедать.  Љушанье,  приготовленное  также
заранее на  тагане  в  Яме,  вырытой  возле  забора,  показалось  нам  очень
вкусным. ‚ этой Яме  хотели  сбить  из  глины  летнюю  кухонную  печь.  Њать
успокоилась, развеселилась и отпустила менЯ с отцом  на  озеро,  к  которому
стремились все мои мысли и желаниЯ; …всеич  пошел  с  нами,  держа  в  руках
приготовленные удочки; мать смеЯлась, глЯдЯ на нас, и весело сказала:  "Ћкон
и дверей нет, а удочки у вас готовы". џ от радости ног под собой не  слыхал:
не шел, а бежал вприпрыжку, так что надо было менЯ держать за руки. ‚от  оно
наконец мое давно желанное  и  жданное  великолепное  озеро,  в  самом  деле
великолепное! Ћзеро Љиишки тЯнулось разными  изгибами,  затонами  и  плесами
версты на три; ширина его была очень неровнаЯ:  иногда  сажен  семьдесЯт,  а
иногда полверсты. Џротивоположный берег представлЯл лесистую  возвышенность,
спускавшуюсЯ к воде пологим скатом; налево озеро оканчивалось  очень  близко
узким рукавом, посредством которого весною, в полую воду, заливалась в  него
река ЃелаЯ; направо за изгибом не видно было конца  озера,  по  которому,  в
полуверсте  от  нашей  усадьбы,  была  поселена  очень  большаЯ   мещерЯцкаЯ
деревнЯ, о которой Я  уже  говорил,  называвшаЯсЯ  по  озеру  также  Љиишки.
ђазумеетсЯ, русские звали ее и озеро, и вновь поселенную  русскую  деревушку
‘ергеевку, просто "Љишки" -  и  к  озеру  очень  шло  это  названье,  вполне
обозначавшее его длинное, искривленное протЯжение. —истаЯ, прозрачнаЯ  вода,
местами очень  глубокаЯ,  белое,  песчаное  дно,  разнообразное  чернолесье,
отражавшеесЯ в воде как в зеркале и обросшее  зелеными  береговыми  травами,
все вместе было так хорошо, что не только Я, но и отец мой и  …всеич  пришли
в восхищение. Ћсобенно был красив и живописен наш  берег,  покрытый  молодой
травой и луговыми цветами, то есть часть  берега,  не  заселеннаЯ  и  потому
ничем не загаженнаЯ;  по  берегу  росло  десЯтка  два  дубов  необыкновенной
вышины и толщины. Љогда мы подошли к воде, то увидали новые  широкие  мостки
и привЯзанную к ним новую лодку: новые причины к новому  удовольствию.  Ћтец
мой позаботилсЯ об этом заранее, потому что вода была мелка  и  без  мостков
удить было  бы  невозможно;  да  и  длЯ  мытьЯ  бельЯ  оказались  они  очень
пригодны, лодка же назначалась  длЯ  ловли  рыбы  сетьми  и  неводом.  ‘зади
мостков стоЯл огромнейший дуб в несколько охватов толщиною; возле  него  рос
некогда другой дуб,  от  которого  осталсЯ  только  довольно  высокий  пень,
гораздо толще стоЯвшего дуба; из любопытства мы  влезли  на  этот  громадный
пень все трое, и, конечно,  занимали  только  маленький  краешек.  Ћтец  мой
говорил, что на нем могли  бы  усестьсЯ  человек  двадцать.  Ћн  указал  мне
зарубки на дубовом пне и на растущем дубу и сказал, что башкирцы,  настоЯщие
владельцы земли, каждые сто лет кладут такие заметки  на  больших  дубах,  в
чем многие старики его уверЯли; таких зарубок на пне было только две,  а  на
растущем дубу пЯть, а как пень был гораздо толще  и,  следовательно,  старее
растущего дуба, то и было очевидно,  что  остальные  зарубки  находились  на
отрубленном стволе дерева. Ћтец  прибавил,  что  он  видел  дуб  несравненно
толще и что на нем находилось двенадцать заметок,  следовательно,  ему  было
1200 лет. Ќе знаю, до какой степени были справедливы рассказы башкирцев,  но
отец им верил, и они казались мне тогда истиной, не подверженной сомнению.
     Ћзеро было  полно  всЯкой  рыбы,  и  очень  крупной;  в  половодье  она
заходила  из  реки  Ѓелой,  а  когда  вода  начинала  убывать,  то  мещерЯки
перегораживали плетнем узкий и неглубокий проток, которым соединЯлось  озеро
с рекою, и всЯ рыба оставалась до будущей весны в  озере.  Ћгромные  щуки  и
жерехи то и дело выскакивали из  воды,  гонЯЯсь  за  мелкой  рыбою,  котораЯ
металась и плавилась беспрестанно. Њестами около берегов и трав рЯбила  вода
от рыбьих стай, которые теснились на мель и даже  выскакивали  на  береговую
траву: мне сказали, что это рыба мечет икру. ‚сего более  водилось  в  озере
окуней и особенно лещей. Њы размотали удочки и принЯлись  удить.  Ћтец  взЯл
самую большую, с крепкою лесою,  насадил  какого-то  необыкновенно  толстого
червЯка и закинул как можно дальше: ему хотелось поймать  крупную  рыбу;  мы
же с …всеичем удили на средние удочки и  на  маленьких  навозных  червЯчков.
Љлев началсЯ в ту же минуту; беспрестанно брали средние окуни  и  подлещики,
которых Я еще и не видывал. џ пришел в такое волнение, в  такой  азарт,  как
говорил …всеич, что у менЯ дрожали руки и  ноги  и  Я  сам  не  помнил,  что
делал. “ нас  поднЯлась  страшнаЯ  вознЯ  от  частого  вытаскиваньЯ  рыбы  и
закидываньЯ  удочек,  от  моих  восклицаний  и  …всеичевых   наставлений   и
удержаньЯ моих детских порывов, а потому отец, сказав: "Ќет,  здесь  с  вами
ничего не выудишь хорошего", сел в лодку, взЯл свою большую удочку,  отъехал
от нас несколько десЯтков сажен подальше, опустил на дно веревку  с  камнем,
привЯзанную к лодке, и стал удить. Њножество  и  легкость  добычи  охладили,
однако, горЯчность мою и моего дЯдьки, который, право, горЯчилсЯ  не  меньше
менЯ. Ћн стал думать, как бы  и  нам  выудить  покрупнее.  "„авай,  соколик,
удить со дна, - сказал он мне, - и станем насаживать червЯков побольше, и  Я
закину третью удочку на хлеб". џ, разумеетсЯ,  охотно  согласилсЯ:  наплавки
передвинули повыше, так что они уже не стоЯли, а лежали  на  воде,  червЯков
насадили покрупнее, а …всеич навздевал их даже десЯток на  свой  крючок,  на
третью же удочку насадил он кусок умЯтого хлеба,  почти  в  орех  величиною.
ђыба вдруг перестала брать,  и  у  нас  наступила  совершеннаЯ  тишина.  Љак
нарочно, длЯ подтвержденьЯ слов моего отца, что с нами  ничего  хорошего  не
выудишь, у него взЯла какаЯ-то большаЯ рыба; он долго возилсЯ с нею, и мы  с
…всеичем, стоЯ на мостках, принимали живое  участие.  ‚друг  отец  закричал:
"‘орвалась!" и вытащил из воды пустую удочку; крючок, однако,  осталсЯ  цел.
"‚идно, Я не дал  хорошенько  заглотать",  -  с  досадою  сказал  он;  снова
насадил крючок и снова закинул удочку. …всеич очень горевал. "ќкой  грех,  -
говорил он, - теперь уж другаЯ не возьмет. “ж перваЯ  сорвалась,  так  удачи
не будет!" џ же, вовсе не видавший рыбы, потому что отец не  выводил  ее  на
поверхность воды, не чувствовавший ее тЯжести, потому что не держал  удилища
в руках, не понимавший, что по согнутому удилищу  можно  судить  о  величине
рыбы, Я не так близко к сердцу принЯл  эту  потерю  и  говорил,  что,  может
быть, это была маленькаЯ рыбка. Ќесколько времени мы  сидели  в  совершенной
тишине, рыба не трогала. Њне стало скучно, и Я попросил  …всеича  переладить
мою удочку по-прежнему; он исполнил мою просьбу; наплавок мой встал, и  клев
началсЯ немедленно; но свои удочки …всеич не  переправлЯл,  и  его  наплавки
спокойно лежали на воде. џ выудил уже более двадцати рыб,  из  которых  двух
не мог вытащить без помощи …всеича; правду сказать, он только и  делал,  что
снимал рыбу с моей удочки, сажал ее в ведро с водой или  насаживал  червЯков
на мой крючок; своими удочками ему некогда было заниматьсЯ, а  потому  он  и
не заметил, что одного удилища уже не было на мостках и  что  какаЯ-то  рыба
утащила его от нас сажен на двадцать. …всеич поднЯл такой крик, что  испугал
менЯ; ‘урка, бывший с нами, начал лаЯть. …всеич стал просить и молить  моего
отца, чтоб он поймал плавающее удилище. Ћтец поспешно исполнил его  просьбу:
поднЯл камень в лодку и, гребЯ веслом то направо, то  налево,  скоро  догнал
…всеичево удилище, вытащил очень большого окунЯ, не отцеплЯЯ положил  его  в
лодку и привез к нам на мостки. ‚ этом происшествии Я уже  принимал  гораздо
живейшее участие; крики и тревога …всеича привели менЯ в волнение: Я  прыгал
от радости, когда перенесли окунЯ на берег, отцепили  и  посадили  в  ведро.
‚ероЯтно, рыба была испугана шумом  и  движеньем  подъезжавшей  лодки:  клев
прекратилсЯ, и мы долго сидели,  напрасно  ожидаЯ  новой  добычи.  ’олько  к
вечеру, когда солнышко стало уже садитьсЯ, отец мой выудил  огромного  леща,
которого оставил у себЯ в лодке, чтобы не распугать, как видно,  подходившую
рыбу; держа обеими руками леща, он показал нам его  только  издали.  “  менЯ
начали опЯть брать подлещики, как вдруг  отец  заметил,  что  от  воды  стал
подыматьсЯ туман, закричал нам, что мне  пора  идти  к  матери,  и  приказал
…всеичу отвести менЯ домой. Ћчень не хотелось мне идти,  но  Я  уже  столько
натешилсЯ рыбною ловлею,  что  не  смел  попросить  позволениЯ  остатьсЯ  и,
помогаЯ …всеичу обеими руками нести  ведро,  полное  воды  и  рыбы,  хотЯ  в
помощи моей никакой надобности не было и Я скорее мешал ему, - весело  пошел
к ожидавшей менЯ матери. Џокуда Я удил, вытаскиваЯ  рыбу,  или  наблюдаЯ  за
движением  наплавка,  или  беспрестанно  ожидаЯ,  что  вот  сейчас  начнетсЯ
клев, - Я чувствовал только волнение страха, надежды и  какой-то  охотничьей
жадности; настоЯщее  удовольствие,  полную  радость  Я  почувствовал  только
теперь, с восторгом вспоминаЯ все подробности  и  пересказываЯ  их  …всеичу,
который сам был участник моей ловли, следовательно, знал все так же  хорошо,
как и Я, но который, будучи истинным охотником, также находил наслаждение  в
повторении и воспоминании всех случайностей охоты. Њы  шли  и  оба  кричали,
перебиваЯ  друг  друга  своими  рассказами,  даже  останавливались   иногда,
ставили ведро на землю и доканчивали какое-нибудь горЯчее воспоминание:  как
тронуло наплавок, как его утащило, как упиралась  или  как  сорвалась  рыба;
потом снова хватались за ведро и спешили домой. Њать, сидевшаЯ  на  каменном
крыльце или, лучше сказать, на двух камнЯх, заменЯвших крыльцо длЯ  входа  в
наше новое, недостроенное жилище, издали услышала, что  мы  возвращаемсЯ,  и
дивилась,  что  нас  долго  нет.  "Ћ  чем  это  вы  с  …всеичем  так  громко
рассуждали?" - спросила она, когда  мы  подошли  к  ней.  џ  снова  принЯлсЯ
рассказывать, …всеич тоже.  •отЯ  Я  не  один  уже  раз  замечал,  что  мать
неохотно слушает мои горЯчие описаниЯ рыбной ловли, - в  эту  минуту  Я  все
забыл. ‚ подтверждение наших рассказов мы с …всеичем вынимали  из  ведра  то
ту, то другую рыбу, а как это было  затруднительно,  то  наконец  вытрЯхнули
всю свою добычу на землю; но, увы, никакого впечатлениЯ  не  произвела  наша
рыба на мою мать. “гомонившись от рассказов, Я заметил,  что  перед  матерью
был разведен небольшой огонь и курились две-три головешки,  дым  от  которых
прЯмо шел на нее. џ спросил, что это  значит?  Њать  отвечала,  что  она  не
знала, куда деватьсЯ от комаров, и только тут, вглЯдевшись в мое  лицо,  она
вскрикнула: "Џосмотри-ка, что сделали  с  тобою  комары!  “  тебЯ  все  лицо
распухло и в крови". ‚ самом деле, Я  был  до  того  искусан  комарами,  что
лицо, шеЯ и руки у менЯ распухли. € всего этого Я даже не заметил - так  уже
страстно полюбил Я уженье. —то же  касаетсЯ  до  комаров,  то  Я  никогда  и
нигде, во всю мою жизнь,  не  встречал  их  в  таком  множестве,  да  еще  в
соединении  с  мушкарою,  котораЯ,  по-моему,  еще  несноснее,  потому   что
забиваетсЯ человеку в  рот,  нос  и  глаза.  Џричиною  множества  комаров  и
мушкары было изобилие стоЯчей воды и леса. Ќаконец комары буквально  одолели
нас, и мы с матерью ушли в свою комнату без дверей и  окон,  а  как  она  не
представлЯла никакой защиты, то сели на кровать под рединный полог,  и  хотЯ
душно было сидеть под ним, но зато спокойно. Џолог -  единственное  спасение
от вечерних и ночных нападений комаров. - Ћтец воротилсЯ,  когда  уже  стало
темно; он поймал еще  двух  очень  больших  лещей  и  уверЯл,  что  клев  не
прекращалсЯ и что он просидел бы  всю  ночь  на  лодке,  если  б  не  боЯлсЯ
встревожить нас. "Ѓоже мой, - подумал  Я,  -  когда  Я  буду  большой,  чтоб
проводить целые ночи с удочкой и ‘уркой  на  берегу  реки  или  озера?.."  -
потому что лодки Я прибаивалсЯ.
     Ќа другой день поутру, хорошенько выспавшись под одним пологом с  милой
моей сестрицей, мы встали бодры и веселы.  Њать  с  удовольствием  заметила,
что следы вчерашних уЯзвлений, нанесенных мне злыми комарами, почти  прошли;
с вечера натерли мне лицо, шею и  руки  каким-то  составом;  опухоль  опала,
краснота и жар уменьшились. ‘естрицу же комары  мало  искусали,  потому  что
она рано улеглась под наш полог.
     Ќачалось деЯтельное устройство нашей полукочевой  жизни,  а  главное  -
устройство особенного приготовлениЯ и правильного употреблениЯ  кумыса.  „лЯ
этого надобно было повидатьсЯ с  башкирским  кантонным  старшиной,  Њавлютом
€сеичем (так звали его в глаза, а за глаза - Њавлюткой),  который  был  один
из вотчинников, продавших нам ‘ергеевскую пустошь. Ћн жил если не в  деревне
Љиишки, то где-нибудь очень близко, потому что  отец  посылал  его  звать  к
себе, и посланный воротилсЯ очень  скоро  с  ответом,  что  Њавлютка  сейчас
будет. ‚ самом деле, едва мы успели напитьсЯ чаю, как перед нашими  воротами
показалась какаЯ-то страннаЯ громада верхом на лошади. ѓромада  подъехала  к
забору, весьма свободно сошла с лошади, привЯзала ее к плетню и ввалилась  к
нам на двор. Њы  сидели  на  своем  крыльце;  отец  пошел  навстречу  гостю,
протЯнул ему руку и сказал: "‘алЯм маликум, Њавлют €сеич". џ разинул рот  от
изумлениЯ. Џередо мной стоЯл великан необыкновенной толщины; в нем было  два
аршина двенадцать вершков роста и двенадцать пудов веса, как Я после  узнал;
он был одет в казакин и в широчайшие плисовые шальвары; на  макушке  толстой
головы чуть держалась вышитаЯ золотом запачканнаЯ тюбетейка; шеи у  него  не
было; голова с подзобком плотно лежала на широких плечах;  огромнаЯ  саблища
тащилась  по  земле  -  и  Я  почувствовал  невольный  страх:   мне   сейчас
представилось,  что  таков  должен  быть  коварный  ’иссаферн,  предводитель
персидских войск, сражавшихсЯ против младшего Љира. џ не  замедлил  сообщить
свою догадку на ухо своей сестрице и потом матери,  и  она  очень  смеЯлась,
отчего и страх мой прошел. Њавлютке  принесли  скамейку,  на  которой  он  с
трудом  уселсЯ;  ему  подали  чаю,  и  он  выпил  множество  чашек.  „ело  о
приготовлении кумыса длЯ матери, о чем она сама просила,  устроилось  весьма
удобно и легко. Ћдна из семи жен Њавлютки была тут  же  заочно  назначена  в
эту должность; она всЯкий день должна была приходить к  нам  и  приводить  с
собой кобылу, чтоб, надоив нужное количество молока, заквасить его  в  нашей
посуде, на глазах у моей матери, котораЯ имела  непреодолимое  отвращение  к
нечистоте и неопрЯтности в приготовлении кумыса. “словились в  цене  и  дали
вперед  сколько-то  денег  Њавлютке,  чему  он,   как   Я   заметил,   очень
обрадовалсЯ. џ  не  мог  удержатьсЯ  от  смеха,  слушаЯ,  как  моЯ  маменька
старалась подражать Њавлютке,  коверкаЯ  свои  слова.  Џосле  этого  началсЯ
разговор у моего отца с кантонным старшиной,  обративший  на  себЯ  все  мое
внимание: из этого разговора Я  узнал,  что  отец  мой  купил  такую  землю,
которую другие башкирцы, а не те, у которых мы ее  купили,  называли  своею,
что с  этой  земли  надобно  было  согнать  две  деревни,  что  когда  будет
межеванье, то все объЯвЯт спор и что  надобно  поскорее  переселить  на  нее
несколько наших крестьЯн. "‡емлимир, землимир,  скоро  тащи,  бачка  Ђлексей
‘тепаныч, - говорил визгливым  голосом  Њавлютка,  -  землимир  всЯ  кончал;
белым столбам надо; Я сам гулЯет на мижа". Њавлют €сеич ушел,  отвЯзал  свою
лошадь, про которую, между прочим, сказал, что она "в целый табун  одна  его
таскай", надел свой  войлочный  вострый  колпак,  очень  легко  сел  верхом,
махнул своей страшной плетью и поехал домой. џ недаром обратил  внимание  на
разговор башкирского старшины с моим отцом. Ћставшись наедине с матерью,  он
говорил об этом с невеселым лицом и с озабоченным видом; тут  Я  узнал,  что
матери и прежде не нравилась эта покупка, потому что приобретаемаЯ землЯ  не
могла скоро и без больших затруднений достатьсЯ нам во  владение:  она  была
заселена двумЯ деревнЯми  припущенников,  "Љиишками"  и  "‘тарым  ’имкиным",
которые жили, правда,  по  просроченным  договорам,  но  которых  свести  на
другие, казенные земли было очень трудно; всего же более не  нравилось  моей
матери то,  что  сами  продавцы-башкирцы  ссорились  между  собою  и  всЯкий
называл себЯ настоЯщим хозЯином, а другого обманщиком.  ’еперь  Я  рассказал
об этом так, как узнал впоследствии; тогда же Я  не  мог  понЯть  настоЯщего
дела, а только испугалсЯ, что тут будут спорить, ссоритьсЯ, а может быть,  и
дратьсЯ. ‘ердце мое почувствовало, что моЯ ‘ергеевка  не  крепкаЯ,  и  Я  не
ошибсЯ*.
     ______________
     * ‚сЯ ‘ергеевскаЯ землЯ до сих пор находитсЯ в споре,  и  тридцать  душ
крестьЯн, на ней поселенных,  имеют  землю  в  общем  владении  с  деревнЯми
Љиишки  и  ‘тарым  ’имкиным.  Џрава  настоЯщих   вотчинников-башкирцев   так
спутаны, что разобрать  их  не  только  трудно,  даже  невозможно.  (Џримеч.
автора.)

     ‘ каждым днем все более и более устраивалась  наша  полукочеваЯ  жизнь.
Ћконные рамы привезли  и,  за  неимением  косЯков,  приколотили  их  снаружи
довольно плотно; но дверей не было и их  продолжали  заменЯть  коврами,  что
мне казалось нисколько не хуже дверей.  Ќа  дворе  поставили  большую  новую
белую калмыцкую кибитку; боковые войлочные  стенки  можно  было  поднЯть,  и
решетчатаЯ кибитка  тогда  представлЯла  вид  огромного  зонтика  с  круглым
отверстием вверху. Њы обыкновенно там обедали, чтоб в  наших  комнатах  было
меньше мух, и  обыкновенно  поднимали  одну  сторону  кибитки,  ту,  котораЯ
находилась в тени. Љумыс приготовлЯлсЯ отлично хорошо, и мать  находила  его
уже не так противным, как прежде;  но  Я  чувствовал  к  нему  непреодолимое
отвращение, по крайней мере, уверЯл в том и себЯ и  других,  и  хотЯ  матери
моей очень хотелось, чтобы Я пил кумыс, потому что Я был худ и  все  думали,
что от него потолстею, но Я отбилсЯ. ‘естрица тоже не могла его  переносить;
он решительно был ей вреден. Џо совести говорЯ, Я думаю, что мог  привыкнуть
к  кумысу,  но  Я  боЯлсЯ,  чтоб  его  употребление  и  утренние   прогулки,
неразлучные с ним, не отнЯли у менЯ лучшего времени длЯ уженьЯ. Ћхота  удить
рыбу час от часу более овладевала мной; Я только из  боЯзни,  чтоб  мать  не
запретила мне сидеть  с  удочкой  на  озере,  с  насильственным  прилежанием
занималсЯ чтением, письмом и двумЯ первыми правилами арифметики,  чему  учил
менЯ отец. џ помню, что притворЯлсЯ довольно  искусно  и  часто  пускалсЯ  в
длинные рассуждениЯ с матерью, тогда как на уме моем только и было,  как  бы
поскорее убежать с удочкой на мостки, когда каждаЯ минута  промедлениЯ  была
длЯ менЯ тЯжким испытанием. ђыба клевала чудесно; неудач  не  было  или  они
состоЯли только в том, что иногда крупной рыбы попадалось меньше. ЊилаЯ  моЯ
сестрица, ходившаЯ также иногда с своей Џарашей на  уженье,  не  находила  в
этом никакого удовольствиЯ, и комары скоро прогонЯли ее домой.
     Ќаконец стали приезжать к нам гости. Ћдин  раз  съехались  охотники  до
рыбной ловли: добрейший генерал Њансуров, страстный охотник до всех охот,  с
женой и €ван Ќиколаич Ѓулгаков также с женой. ‡атеЯли большую  рыбную  ловлю
неводом; достали невод, кажетсЯ, у башкирцев, а также еще  несколько  лодок;
две из них побольше свЯзали вместе,  покрыли  поперек  досками,  приколотили
доски гвоздЯми и таким  образом  сделали  маленький  паром  с  лавочкой,  на
которой могли сидеть дамы. ‚ одну  чудную,  тихую,  месЯчную  ночь  мы  все,
кроме матери, отправились на тоню. џ сидел с дамами на пароме.  Ѓез  всЯкого
шуму, осторожно завезли невод и спустили его в  воду,  окружа  один  большой
затон, или плесо, продолговатым полукругом вдавшеесЯ в берег. ’уда ночью  на
отмель собирались бесчисленные стаи  лещей.  …два  только  подтЯнули  клЯчи*
невода к берегам затона, как уже начало  оказыватьсЯ  множество  захваченной
рыбы; мы следовали на пароме за мотней** и видели в  ней  такое  движение  и
возню, что наши дамы, а вместе с ними Я, испускали радостные  крики;  многие
огромные рыбы прыгали через верх или  бросались  в  узкие  промежутки  между
клЯчами и берегом; это были щуки и жерехи. •ранившие  до  тех  пор  молчание
рыбаки, плывшие с боков на лодках или тЯнувшие невод, поднЯли  шум,  крик  и
хлопанье клЯчевыми веревками по  воде,  чтоб  заставить  рыбу  воротитьсЯ  в
середину невода. Њы поспешили пристать к  берегу,  чтоб  видеть,  как  будут
вытаскивать рыбу. “дивительно и трудно поверить, что Я  не  разделЯл  общего
увлечениЯ  и  потому  был  внимательным  наблюдателем  всей  этой  живой   и
одушевленной картины. Њансуров и мой отец горЯчились больше всех;  отец  мой
только  распорЯжалсЯ  и  беспрестанно  кричал:  "‚ыравнивай  клЯчи!   Ќижние
подборы веди плотнее! ‘мотри, чтоб мотнЯ  шла  посередке!"  Њансуров  же  не
довольствовалсЯ одними словами: он влез по колени в воду  и,  ухватЯ  руками
нижние подборы невода, тащил их, притискиваЯ их  к  мелкому  дну,  длЯ  чего
должен был,  согнувшись  в  дугу,  пЯтитьсЯ  назад;  он  представлЯл,  таким
образом,  пресмешную  фигуру;  жена  его,  роднаЯ  сестра  €вана   Ќиколаича
Ѓулгакова, и жена самого Ѓулгакова,  несмотрЯ  на  свое  рыбачье  увлеченье,
принЯлись громко хохотать. Ќаконец выбрали и  накидали  целые  груды  мокрой
сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотнЯ, из длинной и  узкой
сделавшаЯсЯ широкою и круглою от множества попавшейсЯ  рыбы;  наконец  стало
так трудно тащить по мели, что принуждены  были  остановитьсЯ  из  опасениЯ,
чтоб не лопнула мотнЯ; поднЯв высоко верхние подборы,  чтоб  рыба  не  могла
выпрыгивать, несколько человек с ведрами  и  ушатами  бросились  в  воду  и,
хватаЯ рыбу, битком набившуюсЯ в мотню, как в мешок, накладывали ее  в  свою
посуду, выбегали на берег, вытрЯхивали на землю добычу и снова бросались  за
нею; облегчив таким образом тЯгость груза, все дружно схватились  за  нижние
и верхние подборы и с громким криком выволокли мотню на берег. ђыбы  поймали
такое множество, какого не ожидали, и потому послали за телегой; по  большей
части были серебрЯные и золотые  лещи,  Ярко  блиставшие  на  лунном  свете;
попалось также довольно крупной  плотвы,  Язей  и  окуней;  щуки,  жерехи  и
головли повыскакали,  потому  что  были  вороваты,  как  утверждали  рыбаки.
‘колько тут было суматошной беготни и веселого крику! „амы  также  принимали
живое участие. џ  часто  слышал  восклицаниЯ  …всеича:  "‚от  лещ-то!  ђовно
заслон!" Ќо, видно, Я был настоЯщий рыбак по природе,  потому  что  и  тогда
говорил …всеичу: "‚от если б на  удочку  вытащить  такого  леща!"  Њне  даже
как-то стало невесело, что поймали такое  множество  крупной  рыбы,  котораЯ
могла бы клевать у нас; мне было  жалко,  что  так  опустошили  озеро,  и  Я
печально говорил …всеичу, что теперь уж не будет такого клеву,  как  прежде;
но он успокоил менЯ, уверив, что в озере такаЯ тьма-тьмущаЯ рыбы, что  озеро
так велико и тЯнули неводом так далеко от наших мостков, что клев  будет  не
хуже прежнего. "‚от завтра сам  увидишь,  соколик",  -  прибавил  он,  и  Я,
совершенно успокоенный  его  словами,  развеселилсЯ  и  принЯл  более  живое
участие в общем деле.  Њало-помалу  все  пришло  в  порЯдок:  крупной  рыбой
нагрузили телегу, а остальную понесли в ведрах и ушате. ‚се общество  весело
пошло домой за телегой, нагруженною рыбой. ѓенерал  Њансуров  был  довольнее
всех, несмотрЯ на то что весь запачкалсЯ и вымочилсЯ чуть  ли  не  по  поЯс.
Њать ожидала нас на дворе, сидЯ, при дымном костре от комаров, за  самоваром
и чайным прибором. умно и живо рассказывали ей все о  наших  подвигах,  она
дивилась общему увлечению, не понимала  его,  смеЯлась  над  нами,  а  всего
более над довольно толстым и мокрым генералом, который ни за  что  не  хотел
переодетьсЯ. Њать, удостоверившись, что мои  ноги  и  платье  сухи,  напоила
менЯ чаем и уложила спать под один полог  с  сестрицей,  котораЯ  давно  уже
спала, а сама воротилась к гостЯм. Љак было весело мне  засыпать  под  нашим
пологом, вспоминаЯ недавнюю тоню, слыша  сквозь  дверь,  завешенную  ковром,
громкий смех и веселые речи, мечтаЯ о завтрашнем утре, когда мы  с  …всеичем
с удочками сЯдем  на  мостках!  Џроснувшись  на  другой  день  поутру  ранее
обыкновенного, Я увидел, что мать уже встала, и узнал, что она  начала  пить
свой кумыс и гулЯть по двору и по дороге, ведущей в “фу; отец  также  встал,
а гости наши еще спали: женщины занимали  единственную  комнату  подле  нас,
отделенную перегородкой, а мужчины  спали  на  подволоке,  на  толстом  слое
сена, покрытом кожами и простынЯми. џ  проворно  оделсЯ,  побежал  к  матери
поздороватьсЯ  и  попросилсЯ  удить.  Њать  отпустила  менЯ  без   малейшего
затруднениЯ, и Я без чаю поспешил с …всеичем  на  озеро.  Џрав  был  …всеич!
Ќикогда так еще не клевала рыба, как в это утро.  "‚от  видишь,  соколик,  -
говорил …всеич, - рыбы-то стало больше. …е вечор  напугали  неводом,  она  и
привалила сюда". ‘праведливо ли было  заключение  …всеича  или  нет,  только
рыба брала отлично.  ‘транно,  что  моЯ  охотничьЯ  жадность  слишком  скоро
удовлетворилась от мысли: "„а куда же нам деватьсЯ с этой рыбой,  которой  и
вчера наловлено такое множество?" ‚последствии развилось во мне это  чувство
в больших размерах и всегда охлаждало мою охотничью  горЯчность.  џ  сообщил
мое сомнение …всеичу, но он говорил, что это ничего, что  всю  рыбу  сегоднЯ
же пересушим или прокоптим. •отЯ такое объЯснение менЯ несколько  успокоило,
но Я захотел воротитьсЯ домой гораздо ранее обыкновенного.
     ______________
     *  ЉлЯчами  называютсЯ  боковые  концы  или  краЯ  невода,  пришитые  к
деревЯнным палкам. (Џримеч. автора.)
     ** ЊотнЯ - середина невода, имеющаЯ фигуру длинного и  к  концу  узкого
мешка. (Џримеч. автора.)

     ѓости прогостили у нас еще два днЯ,  Њансуров  не  мог  оставатьсЯ  без
какого-нибудь охотничьего занЯтиЯ; в этот же день вечером он ходил  с  отцом
и с мужем Џараши, ”едором,  ловить  сетью  на  дудки  перепелов.  Ћчень  мне
хотелось посмотреть этой ловли, но мать не пустила. ”едор принес мне  живого
перепела, которого посадил Я в какое-то лукошечко,  сплетенное  …всеичем  из
зеленых прутьев. Ќа другой день Њансуров  ходил  на  охоту  с  ружьем  также
вместе  с  моим  отцом;  с  ними  было  две  легавых   собаки,   привезенных
Њансуровым. Ћхотники принесли несколько уток и десЯтка два  разных  куликов;
все это было рассмотрено мною с величайшим вниманием. Ќа охоту  с  ружьем  Я
не смел уже и попроситьсЯ, хотЯ думал, что почему  бы  и  мне  с  ‘уркой  не
поохотитьсЯ? ‚прочем, где же  было  мне  ходить  за  охотниками  по  кочкам,
болотам и камышам? Ќо зато обе гостьи каждый вечер ходили удить со  мной  на
озеро; удить они не умели, а потому и рыбы выуживали мало; к тому же  комары
так нападали на них, особенно на солнечном закате, что они бросали удочки  и
убегали домой; весьма неохотно, но и Я,  совершенно  свыкшийсЯ  с  комарами,
должен был возвращатьсЯ также домой.
     Ќаконец гости уехали, взЯв обещание с  отца  и  матери,  что  мы  через
несколько  дней  приедем  к  €вану  Ќиколаичу  Ѓулгакову   в   его   деревню
Ђлмантаево, верстах в двадцати от ‘ергеевки, где гостил Њансуров с  женою  и
детьми. џ был рад, что уехали гости,  и  понЯтно,  что  очень  не  радовалсЯ
намерению ехать в Ђлмантаево; а сестрица моЯ, напротив, очень  обрадовалась,
что  увидит  маленьких  своих  городских  подруг  и  знакомых:  с  девочками
Њансуровыми она была дружна, а с Ѓулгаковыми только знакома.
     ‚о все времЯ моего детства и в первые годы отрочества заметно  было  во
мне странное свойство: Я не дружилсЯ с своими сверстниками  и  тЯготилсЯ  их
присутствием даже тогда, когда оно не  мешало  моим  охотничьим  увлечениЯм,
которым и в ребЯчестве Я страстно предавалсЯ. ќто свойство называли  во  мне
нелюдимством, дикостью и робостью; говорили, что Я боюсь чужих.  Њне  всегда
были очень досадны такие обвиненьЯ, и, конечно, они умножали  мою  природную
застенчивость. ќто свойство не могло происходить  из  моей  природы,  весьма
сообщительной и слишком откровенной, как оказалось в  юношеских  годах;  это
происходило, вероЯтно,  от  долговременной  болезни,  с  которою  неразлучно
отчужденье  и  уединенье,  заставлЯющие  сосредоточиватьсЯ  и  малое   дитЯ,
заставлЯющие его уходить в глубину внутреннего своего мира,  которым  трудно
делитьсЯ с посторонними людьми. …ще более оно  происходило  от  постоЯнного,
часто исключительного сообщества матери и постоЯнного  чтениЯ  книг.  ѓолова
моЯ  была  старше  моих  лет,  и  общество  однолетних  со  мною  детей   не
удовлетворЯло менЯ, а длЯ старших Я был сам молод.
     ‡доровье матери видимо укреплЯлось. Љроме обыкновенных прогулок  пешком
ежедневно поутру и к вечеру мать очень часто ездила  в  поле  прокатыватьсЯ,
особенно в серенькие дни, вместе с отцом, со мною  и  сестрицей  на  длинных
крестьЯнских дрогах, с которыми Я познакомилсЯ еще в Џарашине. Њать  скучала
этими поездками, но считала их полезными длЯ своего здоровьЯ, да они и  были
предписаны докторами при употреблении  кумыса;  отцу  моему  прогулки  также
были скучноваты, но всех более ими скучал Я, потому  что  они  мешали  моему
уженью, отнимаЯ иногда самое  лучшее  времЯ.  ђедко  случалось,  чтобы  мать
отпускала менЯ с отцом или …всеичем до окончаниЯ своей  прогулки;  точно  то
же было и вечером; но почти всЯкий день Я находил времЯ поудить.
     ‚ половине  июнЯ  начались  уже  сильные  жары;  они  составлЯли  новое
препЯтствие к моей охоте: мать  боЯлась  действиЯ  летних  солнечных  лучей;
увидев же  однажды,  что  шеЯ  у  менЯ  покраснела  и  покрылась  маленькими
пузыриками, как будто от шпанской мушки, что, конечно, произошло от  солнца,
она приказала, чтобы всегда в десЯть часов  утра  Я  уже  был  дома.  Љак  Я
просил у бога сереньких дней, в которые мать позволЯла мне удить  до  самого
обеда и в которые рыба клевала  жаднее.  Љакое  счастие  сидеть  спокойно  с
…всеичем на мостках, насаживать, закидывать удочки, следить  за  наплавками,
не опасаЯсь, что пора идти домой, а  весело  поглЯдываЯ  на  ‘урку,  который
всегда или сидел, или спал на берегу, развалЯсь на солнце! Ќо  зато  чтение,
письмо и  арифметика  очень  туго  подвигались  вперед,  и  детские  игры  с
сестрицей начинали терЯть длЯ менЯ свою занимательность и приЯтность.
     —ерез неделю поехали мы к Ѓулгаковым в Ђлмантаево,  которое  мне  очень
не понравилось, чего и ожидать было должно по моему  нежеланию  туда  ехать;
но и в самом деле никому не могло понравитьсЯ его  ровное  местоположенье  и
дом на пустоплесье, без сада и тени, на солнечном припеке. Џравда,  недалеко
от дому протекала очень рыбнаЯ и довольно сильнаЯ  река  “ршак,  на  которой
пониже деревни находилась большаЯ мельница с широким прудом; но и  река  мне
не понравилась, во-первых, потому, что всЯ от берегов поросла камышами,  так
что и воды было не видно, а во-вторых, потому, что вода в ней была горька  и
не только люди ее не употреблЯли, но даже  и  скот  пил  неохотно.  ‚прочем,
горьковатость воды не имела дурного влиЯниЯ  на  рыбу,  которой  водилось  в
“ршаке множество и которую находили все  очень  вкусною.  “дить  около  дома
было невозможно по причине отлогих берегов, заросших густыми камышами, а  на
мельнице удили только с плотины около кауза и вешнЯка*, особенно в  глубокой
Яме, или водоемине, выбитой под ним водою. Њы ездили  туда  один  раз  целым
обществом, разумеетсЯ, около завтрака, то есть совсем не  вовремЯ,  и  ловлЯ
была очень неудачна;  но  мельник  уверЯл,  что  рано  утром,  до  солнышка,
особенно с весны и к осени, рыба берет очень крупнаЯ и  всего  лучше  в  Яме
под вешнЯком.
     ______________
     * ‚ешнЯк - подъемные ворота в плотинах и запрудах длЯ  спуска  излишней
воды (при весеннем половодье).

     •озЯин, €ван Ќиколаич Ѓулгаков, был большой охотник до лошадей,  борзых
собак и верховой езды. “ них в доме все ездили  верхом  -  и  дамы  и  дети.
Ѓулгаков,  как-то  особенно  менЯ  полюбивший,  захотел  непременно  и  менЯ
посадить на лошадь. Њне стыдно было сказать, что Я боюсь, и Я согласилсЯ.  “
менЯ была мысль, что маменька не позволит; но, как нарочно,  мать  отвечала,
что если Я не трушу, то она очень рада. ’акие слова укололи  мое  самолюбие,
и Я скрепЯ сердце сказал, что не трушу. Џривели детскую  маленькую  лошадку;
все вышли на крыльцо, менЯ посадили и дали мне в руки повод.  Џокуда  …всеич
вел моего конЯ, Я превозмогал свой страх; но как скоро он выпустил узду -  Я
совершенно растерЯлсЯ; поводьЯ выпали у менЯ из рук, и никем не  управлЯемаЯ
моЯ лошадка побежала  рысью  к  конюшне.  ‘трах  превозмог  самолюбие,  и  Я
принЯлсЯ  кричать;  потерЯв  равновесие,  Я,  конечно,  бы  упал,   если   б
выбежавший навстречу конюх не  остановил  смирную  лошадь.  Ћбщий  хохот  на
крыльце терзал мое ребЯчье самолюбие,  и  Я,  смутившись  окончательно,  как
только снЯли менЯ с лошади, убежал через заднее крыльцо  в  занимаемую  нами
комнату. џ долго неутешно плакал и целый день не мог ни  на  кого  смотреть.
ќто  обстоЯтельство  мне  особенно  памЯтно  потому,  что  Я  в  первый  раз
сознательно подосадовал на отца и мать:  зачем  и  они  смеютсЯ  надо  мною?
"ђазве они не видЯт, как мне больно  и  стыдно?  -  думал  Я.  -  Ћтчего  же
сестрица не смеетсЯ, а жалеет обо  мне  и  даже  плачет?"  ’ут  только  Я  с
горестью  убедилсЯ  в  моей  трусости,  и  эта  мысль  долго  возмущала  мое
спокойствие. - Џо счастию, на другой день  мы  уехали  из  Ђлмантаева.  Њать
хотела пробыть два днЯ, но кумыс, которого  целый  бочонок  был  привезен  с
нами во льду, окреп,  и  мать  не  могла  его  пить.  Ћ,  с  какой  радостью
возвращалсЯ Я в мою милую ‘ергеевку!
     ‘ергеевка понравилась мне еще более  прежнего,  хотЯ,  правду  сказать,
кроме  озера  и  старых  дубов,  ничего  в  ней  хорошего  не  было.   ЋпЯть
по-прежнему спокойно и  весело  потекла  наша  жизнь,  Я  начинал  понемногу
забывать несчастное  происшествие  с  верховой  лошадкой,  обнаружившее  мою
трусость и покрывшее менЯ, как Я тогда думал, вечным стыдом. Њать и  отец  и
не поминали об этом, а  моЯ  сестрица  и  подавно.  Ќо  …всеич,  мой  добрый
дЯдька, неугомонный …всеич корил  менЯ  беспрестанно.  "ќх  ты,  соколик,  -
говорил он, - ну, чего оробел? ‹ошадка пресмирнаЯ, а ты давай кричать.  ‚едь
это ты не лошади испугалсЯ, а чужих людей. џ  ведь  говорил,  что  ты  чужих
боишьсЯ. Ќу, какой ты будешь кавалер? Ђ  про  войну  читать  и  рассказывать
любишь. Џослушаешь тебЯ, так ты один на целый  полк  пойдешь!"  ќти  простые
речи,  сказанные  без  всЯкого  умысла,  казались  мне  самыми  Язвительными
укоризнами. џ доказывал …всеичу, что это совсем другое, что на  войне  Я  не
испугаюсь, что с греками Я бы на всех варваров  пошел.  Ќо  мысленно  Я  уже
давал обещание себе: во-первых, не говорить с …всеичем  о  "походе  младшего
Љира", о котором любил ему рассказывать, и, во-вторых, преодолеть мой  страх
и выучитьсЯ ездить верхом. џ стал просить об этом отца и мать  и  получил  в
ответ:  "Ќу,  куда  еще  тебе  верхом  ездить!"  -  и  ответ  мне  очень  не
понравилсЯ. Њежду тем укоризны …всеича продолжались и так  оскорблЯли  менЯ,
что Я иногда сердилсЯ  на  него,  а  иногда  плакал  потихоньку.  џ  решилсЯ
попросить, чтоб он не  говорил  более  об  этом,  и  добрый  …всеич  наконец
перестал  поминать  про  алмантаевское  приключение.  џ  успокоилсЯ  и  стал
забывать  о  нем.  ‚друг  приехали  Ѓулгаковы  со  старшими  детьми.   ’очно
что-нибудь укололо менЯ в сердце! џ подумал, что  как  увидЯт  менЯ,  так  и
начнут  смеЯтьсЯ,  и  хотЯ  этого  не  случилось  при  первой  встрече,   но
ежеминутное ожидание насмешек так смущало менЯ, что Я  краснел  беспрестанно
безо всЯкой причины. ‘лава богу, все, кроме менЯ, забыли мой позор!..  ѓости
прожили  у  нас  несколько  дней.  Ѓез  Ђ.Џ.Њансурова,  этого  добрейшего  и
любезнейшего из людей, охоты не клеились, хотЯ была и тонЯ, только  днем,  а
не ночью и, разумеетсЯ, не так изобильнаЯ, хотЯ ходили на охоту с ружьЯми  и
удили целым обществом на озере. Ћднако всем было весело,  кроме  менЯ,  и  с
тайною радостью проводил Я больших и маленьких гостей, впрочем, очень  милых
и добрых детей.
     ЏроводЯ гостей, отец вздумал потЯнуть неводом  известное  рыбное  плесо
на реке Ѓелой, котораЯ текла всего в полуверсте от нашего жильЯ:  ему  очень
хотелось поймать стерлЯдей, и  он  даже  говорил  мне:  "—то,  ‘ережа,  кабы
попалась белорыбица  или  осетр?"  џ  уверЯл,  что  непременно  попадет!  Њы
поехали после обеда с целым обозом: повезли  две  лодки,  невод  и  взЯли  с
собой всех людей.  ЃелаЯ  тут  была  неширока,  потому  что  речка  “ршак  и
довольно многоводнаЯ река “фа в нее еще  не  впадали;  она  понравилась  мне
более, чем под городом: песков было менее, русло сжатее,  а  берега  гораздо
живописнее. Ћтец взЯл с собою ружье и, как нарочно, на дороге  попалась  нам
целаЯ стаЯ куропаток; отец выстрелил и двух убил. ќто был  первый  охотничий
выстрел, произведенный при мне и очень близко от менЯ. Ћн произвел  на  менЯ
сильное впечатление, и не страха, а чувства  какого-то  приЯтного  волнениЯ;
когда же Я увидел застреленную  куропатку,  особенно  же  когда,  увлеченный
примером окружающих, Я бросилсЯ ловить другую, подстреленную,  Я  чувствовал
уже какую-то жадность, какую-то неизвестную мне  радость.  €  куда  девалась
моЯ жалостливость: окровавленные, бьющиесЯ красивые эти птички не  возбудили
во мне никакого состраданиЯ.
     ’олько что мы успели запустить невод, как вдруг прискакала целаЯ  толпа
мещерЯков: они принЯлись громко кричать, доказываЯ, что мы не  можем  ловить
рыбу в Ѓелой потому, что  воды  ее  снЯты  рыбаками;  отец  мой  не  захотел
ссоритьсЯ с близкими соседЯми, приказал  вытащить  невод,  и  мы  ни  с  чем
должны были отправитьсЯ домой. ‚се люди наши были  так  недовольны,  так  не
хотелось им уступить, что даже не вдруг послушались приказаниЯ  моего  отца.
…сли бы не он, вышла бы непременно драка. Њне тоже это было  очень  досадно,
хотЯ Я чувствовал немножко, что мещерЯки правы, и  только  две  застреленные
куропатки, которых Я держал в своих руках, менЯ утешали.
     „авно уже поспела полеваЯ клубника, лакомитьсЯ  которою  позволЯли  нам
вдоволь. Њать сама была большаЯ охотница до этих  Ягод,  но  употреблЯть  их
при кумысе доктора запрещали. ‚место прежних бесцельных прогулок мать  стала
ездить в поле по Ягоды, предпочтительно на  залежи.  ќто  удовольствие  было
длЯ менЯ совершенно неизвестно и  сначала  очень  мне  нравилось,  но  скоро
наскучило;  все  же  окружающие  менЯ,  и  мужчины,  и  женщины,   постоЯнно
занимались этим делом очень горЯчо. Њы ездили за клубникой целым домом,  так
что только повар Њакей оставалсЯ в своей кухне, но  и  его  отпускали  после
обеда, и он всегда возвращалсЯ уже к  вечеру  с  огромным  кузовом  чудесной
клубники. “ всЯкого была своЯ посуда: у кого ведро, у кого лукошко,  у  кого
бурак*, у кого кузов. Њать обыкновенно скоро утомлЯлась  собиранием  Ягод  и
потому садилась на дроги, выезжала на дорогу и каталась по ней час и  более,
а потом заезжала за нами; сначала мать каталась одна или с отцом,  но  через
несколько дней Я стал проситьсЯ, чтобы она брала менЯ с  собою,  и  потом  Я
уже всегда ездил прогуливатьсЯ с нею. “ нас с сестрицей  были  прекрасные  с
крышечками берестовые бурачки,  испещренные  вытисненными  на  них  узорами.
ЊилаЯ моЯ сестрица не умела брать Ягод, то есть не  умела  различать  спелую
клубнику от неспелой. џ слышал, как ее нЯнька Џараша, всегда очень  ласковаЯ
и добраЯ женщина, вытрЯхиваЯ бурачок, говорила: "Ќу, барышнЯ, опЯть  набрала
зеленухи!" - и потом наполнЯла ее бурачок Ягодами из своего кузова;  у  менЯ
же оказалась претензиЯ, что Я умею брать Ягоды  и  что  моЯ  клубника  лучше
…всеичевой: это, конечно, было несправедливо. ‚следствие той же претензии  Я
всегда заЯвлЯл, что сестрица не  сама  брала  и  что  Я  видел,  как  Џараша
насыпала ее бурачок своей клубникой. Џо возвращении домой  начиналась  новаЯ
вознЯ с Ягодами: в тени от нашего домика  рассыпали  их  на  широкий  чистый
липовый лубок, самые крупные отбирали на варенье, потом длЯ  кушаньЯ,  потом
длЯ  сушки;  из  остальных  делали  русскими  татарские  пастилы;   русскими
назывались  пастилы  толстые,  сахарные  или  медовые,  процеженные   сквозь
рединку, а татарскими - тонкие,  как  кожа,  со  всеми  Ягодными  семечками,
довольно кислые на вкус. ќти приготовлениЯ занимали менЯ сначала едва ли  не
более собираниЯ Ягод; но наконец и они мне наскучили. Ѓолее  всего  любил  Я
смотреть, как мать варила варенье в медных блестЯщих, тазах на  тагане,  под
которым разводилсЯ огонь, - может быть, потому,  что  снимаемые  с  кипЯщего
таза сахарные пенки большею частью отдавались нам  с  сестрицей;  мы  с  ней
обыкновенно сидели на земле,  поджав  под  себЯ  ноги,  нетерпеливо  ожидаЯ,
когда  масса  Ягод  и  сахара  начнет  пузыритьсЯ  и  покрыватьсЯ  беловатою
пеленою.
     ______________
     * Ѓурак - ведерко из бересты с деревЯнным дном и крышкой.

     Ћтец езжал иногда в поле  с  сетками  и  дудками  ловить  перепелов.  џ
просилсЯ несколько раз, но мать не позволЯла. џ уже  перестал  проситьсЯ,  и
вдруг совершенно неожиданно мать отпустила менЯ один раз с отцом  и  ”едором
посмотреть на эту охоту. Ћна мне очень  понравилась:  когда  на  тихий  писк
дудочки прибегали перепела, подходили под разостланную на траве сеть,  когда
мы все трое вскакивали, а испуганнаЯ и взлетевшаЯ перепелочка  попадалась  в
сетку, - Я  чувствовал  сильное  волнение.  Ќо  мне  захотелось  действовать
самому, то есть самому манить перепелов. Ѓить  в  дудки  заранее  учил  менЯ
”едор, считавшийсЯ в этом деле великим мастером, и Я тотчас подумал,  что  Я
сам такой же мастер. џ пристал к отцу и ”едору с неотступными  просьбами,  и
желание мое исполнили, но опыт доказал, что Я вовсе не умею манить:  на  мои
звуки не только перепела не шли под сеть, но даже не  откликались.  џ  очень
огорчилсЯ и уже в другой раз не просилсЯ на эту охоту.
     ‚ремЯ  длЯ  питьЯ  кумыса  как  лекарства  проходило;  травы   достигли
зрелости, а некоторые даже начинали  сохнуть;  кобылье  молоко  терЯло  свое
целебное свойство, и мы в исходе июлЯ переехали в “фу. Љумыс  и  деревенскаЯ
жизнь сделали моей матери большую пользу. ‘ грустью оставлЯл Я  ‘ергеевку  и
прощалсЯ с ее чудесным озером, мостками, с которых удил, к которым привык  и
которых вид до  сих  пор  живет  в  моей  благодарной  памЯти;  простилсЯ  с
великолепными дубами, под тенью которых иногда  сиживал  и  которыми  всегда
любовалсЯ. ЏростилсЯ - очень надолго.


‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… ‚ “”“ Љ ѓЋђЋ„‘ЉЋ‰ †€‡Ќ€

     „вухмесЯчное  пребывание  в  деревне   или,   правильнее   сказать,   в
недостроенном домишке на берегу озера, чистый  воздух,  свобода,  уженье,  к
которому Я пристрастилсЯ, как только может  пристраститьсЯ  ребенок,  -  все
это так разнилось с нашей  городской  жизнью,  что  “фа  мне  опостылела.  џ
загорел, как арап, и одичал, по общему выражению всех  наших  знакомых.  ‘ад
наш сделалсЯ мне противен, и Я не заглЯдывал в него даже тогда, когда  милаЯ
моЯ сестрица  весело  гулЯла  в  нем;  напрасно  звала  она  менЯ  побегать,
поиграть или полюбоватьсЯ цветами,  которыми  по-прежнему  были  полны  наши
цветники. џ даже сердилсЯ на  маленькую  свою  подругу,  доказываЯ  ей,  что
после сергеевских дубов, озера и полей  гадко  смотреть  на  наш  садишко  с
тощими  ЯблонЯми.  €ногда  Я  выходил  только  длЯ  того,  чтоб   погладить,
приласкать ‘урку и поиграть с ним; житье в ‘ергеевке так сблизило  нас,  что
один вид ‘урки, напоминаЯ мне мою блаженную  деревенскую  жизнь,  производил
на менЯ приЯтное впечатление. Њежду  тем  загар  мой  не  проходил,  и  мать
принЯлась менЯ чем-то лечить от него;  это  было  мне  очень  досадно,  и  Я
повиновалсЯ очень неохотно. џ  не  мог  обратитьсЯ  вдруг  к  прежним  своим
занЯтиЯм и игрушкам, Я считал уже себЯ устаревшим длЯ них. —истописание  мне
наскучило, потому что успехи мои без учителЯ были  слишком  малы;  к  чтению
также менЯ не тЯнуло, потому что все было давно перечитано  не  один  раз  и
многое выучено наизусть.  Ќо,  поскучав  с  недельку,  Я  принЯлсЯ,  однако,
писать по приказанию, а  читать  старое  -  уже  по  охоте.  ‘.€.Ђничков  не
переставал осведомлЯтьсЯ о моих занЯтиЯх. Ћн опЯть потребовал менЯ  к  себе,
опЯть сделал мне экзамен, осталсЯ отменно доволен и подарил мне  такую  кучу
книг, которую …всеич едва мог донести; это была уж маленькаЯ  библиотека.  ‚
числе книг  находились:  "„ревнЯЯ  ‚ивлиофика"*,  "ђоссиада"  •ераскова**  и
полное собрание в  двенадцати  томах  сочинений  ‘умарокова***.  ‡аглЯнув  в
"‚ивлиофику", Я оставил ее в покое,  а  "ђоссиаду"  и  сочинениЯ  ‘умарокова
читал с жадностью и с восторженным увлечением.  ‡араженный  примером  одного
из моих  дЯдей,  который  любил  декламировать  стихи,  то  есть  читать  их
нараспев, Я принЯлсЯ подражать ему.
     ______________
     *  "„ревнЯЯ  ‚ивлиофика"  -  сборник  исторических  и   этнографических
материалов, издававшихсЯ Ќ.€.Ќовиковым в 1773-1775 годах.  Џолное  название:
"„ревнЯЯ ђоссийскаЯ ‚ивлиофика, или ‘обрание разных древних  сочинений,  Яко
то: ђоссийские посольства в другие  государства,  редкие  грамоты,  описание
свадебных    обрЯдов    и    других    исторических     и     географических
достопримечательностей, и многие сочинениЯ древних российских  стихотворцев,
издаваемаЯ помесЯчно Ќиколаем Ќовиковым".
     **  "ђоссиада"  -  эпическаЯ  поэма  Њ.Њ.•ераскова  (1733-1807).  Џоэма
издана в Њоскве в 1779 году.
     *** ‘умароков Ђлександр Џетрович - поэт XVIII века.

     Њатери и отцу моему, видно, нравилось  такое  чтение,  потому  что  они
заставлЯли менЯ декламировать при гостЯх, которых собиралось у  нас  в  доме
уже гораздо менее, чем в прошедшую зиму: дЯди мои были в полку, а  некоторые
из  самых  коротких  знакомых  куда-то  разъехались.  Њать   была   здоровее
прежнего, менее развлечена обществом, более имела  досуга,  и  потому  более
времени Я проводил вместе с ней. ‘амое  любимое  мое  дело  было  читать  ей
вслух "ђоссиаду" и получать от нее разные объЯснениЯ на не  понимаемые  мною
слова и целые выражениЯ. џ обыкновенно читал с  таким  горЯчим  сочувствием,
воображение  мое  так  живо  воспроизводило  лица   любимых   моих   героев:
Њстиславского, кнЯзЯ Љурбского и Џалецкого, что Я как будто видел и знал  их
давно; Я дорисовывал их образы, дополнЯл их жизнь и  с  увлечением  описывал
их наружность; Я подробно рассказывал, что  они  делали  перед  сражением  и
после сражениЯ, как советовалсЯ с ними царь, как благодарил  их  за  храбрые
подвиги, и прочаЯ и прочаЯ. Њать смеЯлась, а  отец  удивлЯлсЯ,  и  один  раз
сказал: "Ћткуда это все у тебЯ беретсЯ? ’ы не сделайсЯ  лгунишкой".  Ђ  мать
отвечала: "Ќе беспокойсЯ, это пройдет". Ќо в то же времЯ мать запрещала  мне
рассказывать   гостЯм   про   домашнюю   жизнь   Џалецкого,   Љурбского    и
Њстиславского. Љаким совершенством казалось мне изображение  последнего,  то
есть кнЯзЯ Њстиславского!

                 ‘ей муж в сражениЯх не дерзок был, не злобен;
                 Ќо твердому кремню ЯвлЯлсЯ он подобен,
                 Љоторый сильный огнь в то времЯ издает,
                 Љогда поверхность кто его железом бьет.

     ѓидромир и Ђсталон были личные  враги  мои,  и  Я  скорбел  душою,  что
ѓидромир не был убит в единоборстве с Џалецким. џ  восхищалсЯ  и  казанскими
рыцарЯми, которые

                 ‚ уста вложив кинжал и в руки взЯв мечи,
                 Љоторые у них сверкали как лучи...
                 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

                 € войска нашего ударили в ограду,
                 Љак стадо лебедей скрываетсЯ от граду,
                 ’ак войски по холмам от их мечей текли;
                 ‡лодеи скоро бы вломитьсЯ в стан могли,
                 Љогда б не прекратил сию кроваву сечу
                 ЉнЯзь Љурбский с Џалецким, врагам текущи встречу.

     Џоследние два стиха произносил Я с гордостью и наслаждением.  џ  должен
признатьсЯ, что последний стих Я и теперь произношу с удовольствием и  слышу
в нем что-то крепкое и стремительное. џ  не  преминул  похвастатьсЯ  чтением
наизусть стихов из "ђоссиады"  пред  моим  покровителем  ‘.€.Ђничковым:  он,
выслушав менЯ, похвалил и обещал подарить ‹омоносова.
     ‚се  было  тихо  и  спокойно  в  городе  и  в  нашем  доме,  как  вдруг
последовало  событие,  которое  не  само  по   себе,   а   по   впечатлению,
произведенному им на всех без исключениЯ, заставило и менЯ  принЯть  участие
в общем волнении. ‚ один прекрасный осенний день, это было  воскресенье  или
какой-нибудь праздник,  мы  возвращались  от  обедни  из  приходской  церкви
“спениЯ божией матери, и лишь только успели взойти на высокое наше  крыльцо,
как вдруг в народе, возвращающемсЯ от обедни, послышалось какое-то  движение
и говор. Џо улице во весь дух  проскакал  губернаторский  ординарец-казак  и
остановилсЯ  у  церкви;  всем  встречающимсЯ  по  дороге  верховой   кричал:
"‘тупайте назад в  церковь,  присЯгать  новому  императору!"  Ќарод,  шедший
врассыпную, приостановилсЯ, собралсЯ в кучки, пошел  назад  и,  беспрестанно
усиливаЯсь встречными людьми, уже густою  толпою  воротилсЯ  в  церковь.  Ќе
успели мы получить известиЯ от кого-то  из  бегущих  мимо,  что  "государынЯ
скончалась", как раздалсЯ в соборе колокольный звон и, подхваченный  другими
десЯтью приходами,  разлилсЯ  по  всему  городу.  Ћтец  и  мать  были  очень
поражены.  Ћтец  даже  заплакал,  а  мать"  тоже  со  слезами   на   глазах,
перекрестилась и сказала: "–арство ей небесное". џ был глубоко поражен,  сам
не знаЯ отчего. ‚есь дом сбежалсЯ к нам  на  крыльцо,  на  лицах  всех  было
написано смущение  и  горесть;  идущий  по  улице  народ  плакал.  Џрибежал,
запыхавшись, какой-то приказный из ‚ерхнего земского  суда  и  сказал  отцу,
чтоб он ехал присЯгать в собор. Ћтец поспешно оделсЯ и уехал. Њы  с  матерью
и сестрицей, котораЯ была также чем-то  изумлена,  вошли  в  спальную.  Њать
помолилась богу, села на кресла и грустно задумалась. Њы с сестрицей  сидели
против нее на стуле и  молча,  пристально  на  нее  смотрели.  Ќаконец  мать
обратила на нас внимание и стала говорить с нами, то  есть,  собственно,  со
мною, потому что сестра была еще мала и не  могла  понимать  ее  слов,  даже
скоро ушла в детскую к своей нЯне. ЏрименЯЯсь к  моему  ребЯчьему  возрасту,
мать объЯснила  мне,  что  государынЯ  …катерина  Ђлексеевна  была  умнаЯ  и
добраЯ, царствовала долго, старалась, чтоб всем было хорошо жить,  чтоб  все
учились, что она умела выбирать хороших людей, храбрых генералов,  и  что  в
ее царствование соседи нас не обижали, и что наши солдаты при ней  побеждали
всех и прославились. Ћтчасти Я уже имел понЯтие обо всем этом, а  тут  понЯл
еще больше, и мне стало очень жаль  умершую  государыню.  "Ђ  кто  же  будет
теперь у нас государыней?" - спросил Я. "’еперь будет у  нас  государь,  сын
ее Џавел Џетрович". - "Ђ будет ли он  такой  же  умный  и  добрый?"  -  "Љак
угодно богу, и мы будем молитьсЯ о том", - отвечала мать.  џ  возразил,  что
"бог, вероЯтно, захочет, чтоб Џавел  Џетрович  был  умный  и  добрый".  Њать
ничего не отвечала  и  велела  мне  идти  в  детскую  читать  или  играть  с
сестрицей,  но  Я  попросил  ее,  чтоб  она  растолковала  мне,  что  значит
присЯгать. Ћна объЯснила, и Я решительно объЯвил, что сам  хочу  присЯгнуть.
"„етей не приводЯт к  присЯге,  -  сказала  мать,  -  ступай  к  сестре".  џ
обиделсЯ. ‘коро приехал отец и вслед за ним несколько знакомых. ‚се  были  в
негодовании на ‚.**, нашего, кажетсЯ, военного  губернатора  или  корпусного
командира - хорошенько не знаю, который  публично  показывал  свою  радость,
что скончалась государынЯ, целый день велел звонить  в  колокола  и  вечером
пригласил всех к себе на бал и ужин. џ сейчас подумал, что  губернатор  ‚.**
должен быть недобрый человек; тут  же  Я  услышал,  что  он  имел  особенную
причину радоватьсЯ: новый государь его очень любил, и он  надеЯлсЯ  при  нем
сделатьсЯ большим человеком. џ прогневалсЯ на  ‚.**  еше  больше:  зачем  он
радуетсЯ, когда все огорчены. ‘начала Я слышал, как говорила моЯ  мать,  что
не надо ехать на бал к губернатору, и как соглашались с нею другие, а  потом
вдруг все решили, что нельзЯ не ехать. Њать  не  спорила,  но  сказала,  что
останетсЯ дома. Џоехал и мой отец, но сейчас воротилсЯ  и  сказал,  что  бал
похож на похороны и что весел только ‚.**,  двое  его  адъютантов  и  старый
депутат, мой книжный  благодетель,  ‘.€.Ђничков,  который  не  мог  простить
покойной  государыне,  зачем  она  распустила   депутатов,   собранных   длЯ
совещаниЯ о законах,  и  говорил,  что  "пора  мужской  руке  взЯть  скипетр
власти..."
     € этот день принес мне новые, неизвестные  прежде  понЯтиЯ  и  заставил
менЯ перечувствовать неиспытанные мною чувства. Љогда  Я  лег  спать  в  мою
кроватку, когда задернули занавески моего полога, когда все затихло  вокруг,
воображение представило  мне  поразительную  картину:  мертвую  императрицу,
огромного  роста,  лежащую  под  черным  балдахином,  в  черной  церкви   (Я
наслушалсЯ толков об этом), и подле  нее,  на  коленЯх,  нового  императора,
тоже какого-то великана, который плакал, а за ним громко рыдал  весь  народ,
собравшийсЯ такою толпою, что край ее мог достать  от  “фы  до  ‡убовки,  то
есть за десЯть верст. Ќа другой день Я  уже  рассказывал  свои  грезы  наЯву
Џараше и сестрице, как будто Я все сам видел или читал об этом описание.
     ’олки о кончине императрицы долго не уменьшались, а  первое  времЯ  час
от часу даже увеличивались. ’олковали  в  спальной  у  матери,  толковали  в
гостиной, толковали  даже  в  нашей  детской,  куда  заглЯдывали  иногда  из
девичьей то Ђннушка, …фремова жена, то горбатаЯ кнЯжна калмычка. ‚  спальной
и гостиной говорили о переменах в правительстве, которых необходимо  ожидать
должно: о том,  что  император  удалит  всех  прежних  любимцев  государыни,
которых он терпеть не может, потому что они с ним дурно поступали.  џ  часто
слышал  выражение,  тогда  совершенно   не   понимаемое   мною:   "’еперь-то
ѓатчинские* пойдут в гору". ‚ нашей детской говорили, или, лучше сказать,  в
нашу детскую доходили слухи о том, о чем толковали в девичьей  и  лакейской,
а толковали там всего более о скоропостижной кончине  государыни,  прибавлЯЯ
страшные  рассказы,  которые  менЯ  необыкновенно  смутили;  Я  побежал   за
объЯснениЯми к отцу и матери, и только твердые и горЯчие  уверениЯ  их,  что
все эти слухи совершенный вздор и нелепость, могли менЯ успокоить.  ’огда  Я
побежал  в  детскую  и  старалсЯ  из  всех  сил  убедить  Џарашу  и  других,
заходивших в нашу комнату, в  нелепости  их  рассказов,  но  -  без  всЯкого
успеха! Њне отвечали, что Я "еще маленький и ничего не смыслю".  џ  обижалсЯ
и очень сердилсЯ. Џосле Я узнал, что Џараше  и  другим  с  этих  пор  строго
запретили сообщать мне нелепые толки, ходившие в народе.
     ______________
     * ѓатчинские  -  здесь:  сторонники  Џавла  I,  который  жил  во  времЯ
царствованиЯ …катерины II в опале в ѓатчине.

     ‚сЯкий день ожидали новых событий,  но  по  отдаленности  “фы  медленно
доходили туда известиЯ из столиц. ѓубернатор  ‚.**  скоро  уехал,  вызванный
будто бы секретно императором, как говорили потихоньку.
     ‘коро наступила жестокаЯ зима, и мы окончательно  заключились  в  своих
детских комнатках, из которых занимали только  одну.  —тение  книг,  писанье
прописей и занЯтиЯ арифметикой, которую Я  понимал  как-то  тупо  и  которой
училсЯ неохотно, - все это увеличилось само собою,  потому  что  прибавилось
времени: гостей стало приезжать менее, а гулЯть стало  невозможно.  „оходило
дело даже до "„ревней ‚ивлиофики".
     ђаз как-то вслушалсЯ Я между слов, что дедушка нездоров;  но,  кажетсЯ,
никто об его болезни не беспокоилсЯ, и Я почти забыл о ней. ‚друг, когда  мы
все сидели за обедом, подали отцу письмо, присланное с нарочным из  Ѓагрова.
Ћтец распечатал его, начал читать, заплакал и передал матери. Ћна  прочла  и
хотЯ не заплакала, но встревожилась.  Њы  кончили  обед  очень  скоро,  и  Я
заметил, что отец с матерью ничего не ели. Џосле обеда они ушли  в  спальню,
нас выслали и о чем-то долго говорили; когда же нам позволили  прийти,  отец
уже куда-то сбиралсЯ ехать, а мать,  очень  огорченнаЯ,  сказала  мне:  "Ќу,
‘ережа, мы все поедем в Ѓагрово: дедушка умирает".  ‘  горестным  изумлением
выслушал Я такие слова. џ уже знал, что все люди умирают, и смерть,  которую
Я понимал по-своему, казалась мне таким страшилищем  и  злым  духом,  что  Я
боЯлсЯ о ней и подумать. Њне  было  жаль  дедушки,  но  совсем  не  хотелось
видеть его смерть или быть  в  другой  комнате,  когда  он,  умираЯ,  станет
плакать  и  кричать.  ‘мущала  менЯ  также  мысль,  что  маменька  от  этого
захворает. "„а как же мы поедем зимой, - думал Я,  -  ведь  мы  с  сестрицей
маленькие, ведь мы замерзнем?" ‚се такие мысли крепко осадили мою голову,  и
Я, встревоженный и огорченный  до  глубины  души,  сидел  молча,  предаваЯсь
печальным картинам моего горЯчего воображениЯ, которое разыгрывалось у  менЯ
час от часу более. Љроме страха, что дедушка при мне умрет, Ѓагрово само  по
себе не привлекало менЯ. џ не забыл нашего печального в нем житьЯ  без  отца
и матери, и мне не хотелось туда ехать, особенно зимой. Џриехал отец,  вошел
в спальню торопливо и сказал как  будто  весело,  что  менЯ  очень  удивило:
"‘лава богу, все нашел! ‚озок дает нам ‘.€.Ђничков, а кибитку  -  Њисайловы.
Ќу, матушка, теперь собирайсЯ поскорее. Њне завтра же  дадут  отпуск,  и  мы
завтра же поедем на переменных". Њать, очень огорченнаЯ, печально  отвечала:
"“ менЯ все будет готово, лишь бы твой отпуск не задержал". ‚ тот  же  вечер
начались у нас сборы, укладыванье и приготовленье  кушаньЯ  на  дорогу.  Њне
позволили взЯть с  собою  только  несколько  книжек.  џ  высказал  все  свои
сомнениЯ и страхи матери; иных она не могла уничтожить,  над  опасением  же,
что "мы замерзнем", рассмеЯлась и сказала, что нам будет жарко в возке.
     Ќа другой день к обеду действительно все сборы были  кончены,  возок  и
кибитка уложены, дожидались только  отцова  отпуска.  …го  принесли  часу  в
третьем. Њы должны были проехать  несколько  станций  по  большой  Љазанской
дороге, а потому нам привели почтовых лошадей, и вечером мы выехали.


‡€ЊЌџџ „ЋђЋѓЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

     ќта дорога, продолжавшаЯсЯ почти двое  суток,  оставила  во  мне  самое
тЯгостное и неприЯтное воспоминание. Љак только мы вышли садитьсЯ, Я  пришел
в ужас от низенького кожаного возка с маленькою  дверью,  в  которую  трудно
было пролезть, - а в возке следовало поместитьсЯ мне с сестрицей,  Џараше  и
Ђннушке. џ просилсЯ в кибитку к матери, но мороз был страшный и  мне  строго
приказали лезть в возок. џ повиновалсЯ с раздражением  и  слезами.  Њать  не
могла зимой ездить в закрытом экипаже: ей делалось тошно  и  дурно;  даже  в
кибитке она сидела каким-то особенным образом, всЯ наружи,  так  что  воздух
обхватывал ее со всех сторон. ‘коро в возке сделалось тепло и  надобно  было
развЯзать платок, которым Я, сверх шубы и шапочки,  был  окутан.  Њы  быстро
скакали по гладкой дороге, и Я почувствовал, неизвестное  мне  до  сих  пор,
удовольствие скорой езды. ‚ обеих  дверЯх  возка  находилось  по  маленькому
четвероугольному окошечку со стеклом, заделанным наглухо. џ кое-как  подполз
к окошку и с удовольствием смотрел в  него;  ночь  была  месЯчнаЯ,  светлаЯ;
толстые вехи, а  иногда  деревьЯ  быстро  мелькали,  но  увы!  скоро  и  это
удовольствие исчезло: стекла затуманились, разрисовались  снежными  узорами,
и наконец покрылись густым слоем непроницаемого инеЯ.  ЌевеселаЯ  будущность
представлЯлась мне впереди: печальный багровский дом,  весь  в  сугробах,  и
умирающий дедушка. ‘естрица моЯ давно уже спала, а наконец  и  менЯ  посетил
благодетельный сон. Џроснувшись на другой день поутру, Я  подумал,  что  еще
рано; в возке у нас был  рассвет  или  сумерки,  потому  что  стеклышки  еще
больше запушило. ‚се уже, как видно, давно проснулись, и милаЯ моЯ  сестрица
что-то кушала; она приползла ко мне и принЯлась менЯ обнимать и целовать.  ‚
возке действительно было жарко. ‘коро поразил мой слух  пронзительный  скрип
полозьев, и Я почувствовал, что мы едва  ползем.  ’ут  мне  объЯснили,  что,
проехав две с половиной станции,  мы  своротили  с  большой  дороги  и  едем
теперь уже не на тройке почтовых лошадей в рЯд, а тащимсЯ гусем по  проселку
на обывательских подводах. ќто все менЯ очень огорчило, и милаЯ сестрица  не
могла развеселить менЯ. Ћна знала, до чего Я был  охотник,  и  сейчас  стала
просить, чтоб Я почитал ей книжку, котораЯ лежала в боковой сумке; но  Я  не
стал даже и читать, так мне было грустно. Ќаконец доплелись мы  до  какой-то
татарской деревушки, где надобно было переменить лошадей,  длЯ  заготовлениЯ
которых ехал впереди кучер ‘тепан. Њы вышли в избу, заранее  приготовленную,
чтоб напитьсЯ чаю  и  позавтракать.  “  матери  было  совершенно  больное  и
расстроенное  лицо;  она  всю  ночь  не  спала  и  чувствовала   тошноту   и
головокруженье:  это  встревожило  и  огорчило  менЯ  еще  больше.  ‚  белой
татарской избе, на широких нарах, лежала груда довольно сальных  перин  чуть
не до потолка,  прикрытых  с  одной  стороны  ковром;  остальнаЯ  часть  нар
покрыта была белою кошмою*. Њать, разостлав на ней  свой  дорожный  салоп  и
положа свои же подушки, легла отдохнуть и скоро заснула, приказав, чтобы  мы
и чай пили без нее. Ћна проспала целый  час,  а  мы  с  отцом  и  сестрицей,
говорЯ шепотом и наблюдаЯ во всем тишину, напились  чаю,  даже  позавтракали
разогретым в печке жарким. ‘он подкрепил мать, и мы пустились  в  дальнейший
путь. ‚ечером опЯть повторилось то  же  событие,  то  есть  мы  остановились
переменЯть лошадей, вышли, только уж не  в  чистую  татарскую,  а  в  гадкую
мордовскую избу. ЉажетсЯ, отвратительнее этой избы Я не встречал во всю  мою
жизнь: нечистота, вонь от  разного  скота,  а  вдобавок  ко  всему  узенькие
лавки, на которых нельзЯ  было  прилечь  матери,  совершенно  измученной  от
зимней дороги; но отец приставил кое-как  скамейку  и  устроил  ей  местечко
полежать; она ничего не могла есть, только напилась чаю. Њы сидели с  ногами
на лавке (хотЯ были тепло обуты), потому что с полу ужасно несло.  ѓоворили,
что мороз стал гораздо сильнее; когда отворЯли дверь, то  врывающийсЯ  холод
клубилсЯ каким-то белым паром и в одну минуту обхватывал всю  избу.  ’ут  мы
еще поели разогретого супу и пирожков и пустились в дальнейший  путь.  ‚озок
наш так настыл от непритворенной по неосторожности двери, что  мы  не  скоро
его согрели своим присутствием и дыханием.
     ______________
     * Љошма - войлок из овечьей или верблюжьей шерсти.

     џ не могу описать тревоги и волнениЯ,  которое  Я  испытывал  тогда.  “
менЯ было и предчувствие и  убеждение,  что  с  нами  случитсЯ  какое-нибудь
несчастье, что мы или замерзнем,  как  воробьи  и  галки,  которые  на  лету
падали мертвыми, по рассказам Џараши, или захвораем. Ќо  все  мои  страхи  и
опасениЯ относились гораздо более к матери, чем к нам с сестрицей. “  нас  в
возке опЯть стало тепло, а мать все сидела даже и не внутри повозки,  а  всЯ
открытаЯ. Џредчувствие беды не давало мне спать. ‚друг  мы  остановились,  и
через несколько минут эта остановка привела менЯ в беспокойство: Я  разбудил
Џарашу,  просил  и  молил  ее  постучать  в  дверь,  позвать  кого-нибудь  и
спросить, что значит эта остановка; но Џараша, обыкновенно всегда  добраЯ  и
ласковаЯ,  недовольнаЯ  тем,  что  Я  ее  разбудил,  с  некоторою  грубостью
отвечала мне: "Ќикого не достучишьсЯ теперь. €звестно  зачем  остановились".
…сли б она знала, какое мучение испытывал Я от неизвестности,  то,  конечно,
сжалилась бы надо мной. Ѓлагодарение богу,  возок  скоро  двинулсЯ.  Џоутру,
когда мы опЯть остановились пить чай,  Я  узнал,  что  мои  страхи  были  не
совсем  неосновательны:  у  нас  точно  замерз   было   чувашенин,   ехавший
форейтором в нашем возке. Ѓудучи плохо одет,  он  так  озЯб,  что  упал  без
чувств с лошади; его оттерли и довезли благополучно  до  ближайшей  деревни.
’огда же поселились во мне, до сих пор сохранЯемые мною, ужас  и  отвращение
к зимней езде на переменных обывательских лошадЯх  по  проселочным  дорогам:
мочальнаЯ сбруЯ,  непривычные  малосильные  лошаденки,  которых  никогда  не
кормЯт овсом, и, наконец, возчики, не довольно тепло одетые длЯ  переезда  и
десЯти верст в жестокую стужу... все это поистине ужасно. „орога  наша  была
совсем не та, по которой мы ездили в первый раз в Ѓагрово,  о  чем  Я  узнал
после. ’ой летней степной дороги  не  было  теперь  и  следочка.  ‡имой,  по
дальности расстоЯний, и не прокладывали прЯмых путей, а  кое-какие  тропинки
шли от деревни до деревни.
     Џоутру, когда Я выполз из тюрьмы на свет божий, Я  несколько  ободрилсЯ
и успокоилсЯ; к тому же и мать почувствовала  себЯ  покрепче,  попривыкла  к
дороге; и мороз стал полегче. ‘коро прошел короткий зимний  день,  и  ночнаЯ
темнота, ранее обыкновенного наступавшаЯ в возке,  опЯть  нагнала  страхи  и
печальные предчувствиЯ на мою робкую душу, и, к сожалению, опЯть недаром.  џ
говорю, к сожалению, потому что именно с этих пор у менЯ укоренилась вера  в
предчувствиЯ,  и  Я  во  всю  мою  жизнь  страдал  от  них  более,  чем   от
действительных несчастий, хотЯ в то же времЯ предчувствиЯ мои почти  никогда
не сбывались. ЏодъезжаЯ к Ѓагрову уже вечером, возок наш наехал на  пенек  и
опрокинулсЯ. џ, сонный, ударилсЯ бровью об круглую медную шлЯпку гвоздЯ,  на
котором висела сумка, и, сверх того, едва не  задохсЯ,  потому  что  Џараша,
сестрица и множество подушек упали мне на лицо, и особенно  потому,  что  не
скоро поднЯли опрокинутый возок. Љогда мы освободились, то сгорЯча Я  ничего
не почувствовал, кроме  радости,  что  не  задохсЯ,  даже  не  заметил,  что
ушибсЯ; но, к досаде моей, Џараша,  Ђннушка  и  даже  сестрица,  котораЯ  не
понимала, что Я мог задохнутьсЯ и умереть, -  смеЯлись  и  моему  страху,  и
моей радости. ‘лава богу, мать не знала, что мы опрокинулись.


ЃЂѓђЋ‚Ћ ‡€ЊЋ‰

     Ќаконец послышалсЯ лай собак, замелькали бледные  дрожащие  огоньки  из
крестьЯнских изб; слабый свет их пробивалсЯ в наши окошечки, менее  прежнего
запушенные снегом, - и мы догадались, что приехали в Ѓагрово,  ибо  не  было
другой деревни на последнем двенадцативерстном переезде. Њы  остановились  у
первого крестьЯнского двора, и после Я узнал, что отец посылал спрашивать  о
дедушке; отвечали, что он  еще  жив.  Њы  ехали  с  колокольчиками  и  очень
медленно; нас ожидали, догадались, что это мы едем, и  потому,  несмотрЯ  на
ночное времЯ и стужу, бабушка и тетушка ’атьЯна ‘тепановна встретили нас  на
крыльце: обе плакали навзрыд и даже завывали потихоньку. Њы без  шума  вошли
в дом. ’етушка взЯлась хлопотать обо мне  с  сестрицей,  а  отец  с  матерью
пошли к  дедушке,  который  был  при  смерти,  но  в  совершенной  памЯти  и
нетерпеливо  желал  увидеть  сына,  невестку  и  внучат.  Ќам  опЯть  отдали
гостиную, потому что особаЯ горница, которую обещал нам дедушка,  хотЯ  была
срублена и покрыта, но еще не отделана. „ом был весь занЯт, - съехались  все
тетушки с своими мужьЯми; в  комнате  ’атьЯны  ‘тепановны  жила  …рлыкина  с
двумЯ дочерьми; €ван Џетрович Љаратаев и …рлыкин спали где-то  в  столЯрной,
а остальные три тетушки помещались  в  комнате  бабушки,  рЯдом  с  горницей
больного дедушки. ‚ зале была стужа, да и в  гостиной  холодно.  …два  нашли
кровать длЯ матери; нам с сестрицей постлали на канапе, а  отцу  приготовили
перину на полу. Џодали самовар и стали нас поить чаем; тут пришла мать;  она
всЯ была мокраЯ от духоты в дедушкиной горнице, в которой было жарко, как  в
бане.  ‚  гостиной  ей  показалось  холодно,  и  она  сейчас  принЯлась   ее
ухичивать*; заперли двери в залу, завесили ковром, устлали пол кошмами  -  и
гостинаЯ, в которой были две печки, скоро нагрелась и во  все  времЯ  нашего
пребываниЯ была очень тепла.
     ______________
     * “хичивать - уконопачивать, утеплЯть; сделать годным длЯ жильЯ.

     ‚ голове моей  происходила  совершеннаЯ  путаница  разных  впечатлений,
воспоминаний, страха и предчувствий; а  сверх  того,  действительно  у  менЯ
начинала  сильно  болеть  голова  от  ушиба.  Њать  скоро  заметила,  что  Я
нездоров, что у менЯ запухает глаз, и  мы  должны  были  рассказать  ей  все
происшествие. Њне сделали какую-то примочку и глаз завЯзали.  Ќо  мать  была
больнее менЯ от бессонницы, усталости, тошноты в  продолжение  всей  дороги.
Ћна не легла, а упала в изнеможении  на  свою  постель;  разумеетсЯ,  и  нас
сейчас уложили. Ћтец  осталсЯ  на  всю  ночь  у  дедушки,  кончины  которого
ожидали каждую минуту. Њать  скоро  уснула,  но  Я  долго  не  мог  заснуть.
Ѓеспрестанно Я ожидал, что дедушка начнет умирать, а как  смерть,  по  моему
понЯтию и убеждению, соединЯлась с мучительной болью и страданьем, то Я  все
вслушивалсЯ, не начнет ли дедушка плакать и  стонать.  ‘ильно  Я  тревожилсЯ
также о матери; голова болела, глаз закрывалсЯ,  Я  чувствовал  жар  и  даже
готовность бредить и боЯлсЯ, что захвораю... но все уступило  благотворному,
целебному сну. Џроснувшись еще до света, Я взглЯнул на мать:  она  спала,  и
это менЯ очень обрадовало. ѓолова и глаз  перестали  болеть,  но  зато  глаз
совершенно закрылсЯ, запух, и все ушибленное  место  посинело.  ‚идно,  отец
еще не приходил:  постель  его  не  была  измЯта.  џ  принЯлсЯ  разглЯдывать
гостиную. ‚се в ней было точно так же, как и прошлого  года,  только  стекла
чудными узорами разрисовались от сильного  мороза.  Ќа  досуге  Я  дал  волю
своему воображению, или, лучше сказать, соображению,  потому  что  Я  именно
соображал настоЯщее наше положение  с  тем,  которое  ожидало  нас  впереди.
ђазумеетсЯ, все это думалось по-детски. џ думал, что  когда  умрет  дедушка,
то и бабушка, верно, умрет, потому что она стараЯ и седаЯ. ’огда мы  тетушку
’атьЯну ‘тепановну увезем в “фу, и будет она жить у нас в пустой детской;  а
если бабушка  не  умрет,  то  и  ее  увезем,  перенесем  дом  из  Ѓагрова  в
‘ергеевку, поставим его над самым озером и станем там  летом  жить  и  удить
вместе с тетушкой... Ќо все эти мечтаньЯ исчезали  при  мысли  о  дедушкиной
кончине, в которой никто не сомневалсЯ. џ знал, что он желал нас  видеть,  и
надобно признатьсЯ,  что  это  неизбежное  свидание  наводило  на  мою  душу
неописанный ужас. ‚сего больше Я боЯлсЯ, что  дедушка  станет  прощатьсЯ  со
мной, обнимет менЯ и умрет, что менЯ нельзЯ будет вынуть из его рук,  потому
что они окоченеют, и  что  надобно  будет  менЯ  вместе  с  ним  закопать  в
землю... Љонечно, такое опасение могло родитьсЯ из рассказов  о  покойниках,
об окоченелости их членов, но все странно противоречит оно  моим  тогдашним,
здравым уже "понЯтиЯм об иных предметах. Ѓоже мой, как  замирало  от  страха
мое сердце при этой мысли! „ыханье останавливалось,  холодный  пот  выступал
на лице, Я не мог улежать на  своем  месте,  вскочил  и  сел  поперек  своей
постельки,  даже  стал  было  будить  сестрицу,  и  если  не  закричал,  то,
вероЯтно, оттого, что у менЯ не было голоса... ‚ самое это времЯ  проснулась
мать и ахнула, взглЯнув на мое лицо:  перевЯзка  давно  свалилась  и  синЯЯ,
даже чернаЯ шишка над моим глазом  испугала  мою  мать.  Њнимые  страхи  мои
исчезли перед действительным испугом матери, и Я прибежал к ней на  постель,
уверЯЯ,  что  совершенно  здоров  и  что  у  менЯ  ничего  не  болит.   Њать
успокоилась и сказала мне, что это пройдет. ‘он подкрепил ее,  она  поспешно
встала, оделась и ушла к дедушке... “же стало  светло;  сестрица  моЯ  также
проснулась  и  тоже  сначала  испугалась,  взглЯнув  на  мой  глаз,  но  его
завЯзали, и  она  успокоилась.  Ћна  нисколько  не  боЯлась  дедушки,  очень
сожалела о нем и сама желала идти к нему.  …е  бодрость  и  привЯзанность  к
дедушке пристыдили и ободрили менЯ. Њать скоро  воротилась  и  сказала,  что
дедушка уже очень слаб, но еще в памЯти, желает нас видеть  и  благословить.
Љак Я ни старалсЯ овладеть собою, но не мог  скрыть  своего  страха  и  даже
побледнел. Њать старалась ободрить менЯ, говорЯ: "Њожно ли боЯтьсЯ  дедушки,
который едва дышит и уже умирает?" џ подумал, что того-то Я и боюсь,  но  не
смел этого сказать. Ћна повела нас в горницу к  дедушке,  который  лежал  на
постели, закрывши глаза; лицо его было бледно и так  изменилось,  что  Я  не
узнал бы его; у изголовьЯ на креслах сидела бабушка, а в ногах  стоЯл  отец,
у которого глаза  распухли  и  покраснели  от  слез.  Ћн  наклонилсЯ  к  уху
больного и громко сказал: "„ети пришли проститьсЯ с  вами".  „едушка  открыл
глаза, не говорЯ ни слова, дрожащею  рукой  перекрестил  нас  и  прикоснулсЯ
пальцами к нашим головам; мы поцеловали его исхудалую руку и заплакали;  все
бывшие в комнате принЯлись плакать, даже рыдать, и  тут  только  Я  заметил,
что около нас стоЯли все тетушки, дЯдюшки, старые женщины  и  служившие  при
дедушке люди.  ‘трах  мой  совершенно  прошел,  и  в  эту  минуту  Я  вполне
почувствовал и  любовь  и  жалость  к  умирающему  дедушке.  ‚  комнате  был
нестерпимый жар и духота;  мать  скоро  увела  нас  в  гостиную,  где  мы  с
сестрицей так расплакались, что нас долго  не  могли  унЯть.  —тоб  рассеЯть
нас,  мать  позвала  к  нам  двоюродных  наших  сестриц.  Ћни  были  гораздо
спокойнее  и  встретили  нас  ласково;  мы  сами  несколько  успокоились   и
разговорились с ними.  Њы  проговорили  так  до  обеда,  который  происходил
обыкновенным порЯдком в зале; кушаний было множество, и, кроме  моей  матери
и отца, который и за стол не садилсЯ,  все  кушали  охотно  и  разговаривали
довольно спокойно, только вполголоса. Џосле обеда сестрицы  зашли  к  нам  в
гостиную, и Я принЯлсЯ очень живо болтать и рассказывать им всЯкую  всЯчину.
Ѓессознательно Я  хотел  подавить  в  себе  пустыми  разговорами  постоЯнное
присутствие мысли о дедушкиной смерти. Њать беспрестанно уходила к  бальному
и позволила нам идти  в  горницу  к  двоюродным  сестрам.  Џроходить  к  ним
надобно было через  коридор  и  через  девичью,  битком  набитую  множеством
горничных девушек и девчонок; их одежда поразила менЯ:  одни  были  одеты  в
полосущатые платьЯ, другие в телогрейки с  юбками,  а  иные  были  просто  в
одних рубашках и юбках; все сидели за гребнЯми и прЯли. ќто  была  длЯ  менЯ
совершеннаЯ новость, и  Я,  остановЯсь,  с  любопытством  рассматривал,  как
прЯхи, одною рукою подергиваЯ  льнЯные  мочки,  другою  вертели  веретена  с
намотанной на них прЯжей; все это делалось очень проворно и красиво,  а  как
все  молчали,  то  жужжанье  веретен  и   подергивание   мочек   производили
необыкновенного рода шум, никогда мною не слыханный. ‚ самое это времЯ,  как
Я вслушивалсЯ и всматривалсЯ внимательно, в комнате дедушки  раздалсЯ  плач;
Я вздрогнул, в одну  минуту  всЯ  девичьЯ  опустела:  прЯхи,  побросав  свои
гребни и веретена, бросились толпою в горницу  умирающего.  џ  подумал,  что
дедушка умер; пораженный и испуганный этой  мыслью,  Я  сам  не  помню,  как
очутилсЯ в комнате своих двоюродных сестриц, как влез на  тетушкину  кровать
и забилсЯ в угол за  подушки.  Џараша,  оставЯ  нас  одних,  также  побежала
посмотреть, что делаетсЯ в горнице бедного старого  барина.  Њне  стало  еще
страшнее; но Џараша скоро воротилась  и  сказала,  что  дедушка  начал  было
томитьсЯ, но опЯть отдохнул. "‚се уж ночью помрет", -  прибавила  она  очень
равнодушно. Њы пробыли у сестер часа два, но Я уже не болтал, а сидел как  в
воду опущенный. Ќас позвали пить чай в залу, куда приходили мать, тетушки  и
бабушка, но поодиночке, и на короткое времЯ. Ћтец не приходил,  и  мне  было
очень грустно, что Я так давно его не вижу. џ уже понимал, как  тЯжело  было
ему смотреть на умирающего своего отца. Џосле чаю  двоюродные  сестры  опЯть
зашли к нам в гостиную,  и  Я  опЯть  не  принимал  никакого  участиЯ  в  их
разговорах; часа через два они ушли спать. Љак было  мне  завидно,  что  они
ничего не боЯлись, и как Я желал, чтоб они не уходили!  Ѓез  них  мне  стало
гораздо страшнее. ЊилаЯ сестрица моЯ грустила об дедушке  и  беспрестанно  о
нем поминала. Ћна говорила: "„едушка  не  будет  кушать.  „едушку  зароют  в
снег. Њне его жалко". Ћна плакала, но так  же  ничего  не  боЯлась  и  скоро
заснула. “ менЯ же все чувства были подавлены страхом, и Я был  уверен,  что
не усну во всю ночь. џ умолЯл Џарашу, чтоб она не уходила, и она обещала  не
уходить, пока не придет мать. ‚место ночника,  всегда  горевшего  тускло,  Я
упросил  зажечь  свечку.  ‡аметЯ,  что  Џараша  дремлет,  Я   стал   с   ней
разговаривать. џ спросил: "Ћтчего дедушка не плачет и не  кричит?  ‚едь  ему
больно  умирать?"  Џараша  со  смехом  отвечала:  "Ќет,  уж  когда  придетсЯ
умирать, то тут больно не бывает; тут человек уж ничего и  не  слышит  и  не
чувствует. „едушка уже без Языка и никого не узнает; хочет  что-то  сказать,
глЯдит во все глаза, да только губами  шевелит..."  Ќовый,  еще  страшнейший
образ умирающего дедушки нарисовало мое воображение. ќтот  образ  неотступно
стоЯл перед моими глазами. џ почувствовал всю бесконечность муки, о  которой
нельзЯ сказать окружающим, потому что  человек  уже  не  может  говорить.  џ
схватил  руку  Џараши,  не  выпускал  ее  и  перестал  говорить.   ‘ветильнЯ
нагорела, надо было снЯть со свечи,  но  Я  не  решилсЯ  и  на  одну  минуту
расстатьсЯ  с  рукой  Џараши:  она  должна  была  идти  вместе  со  мной   и
переставить свечу на стол возле менЯ, так близко, чтоб  можно  было  снимать
ее щипцами не вставаЯ с места. Џараша принЯлась дремать,  а  Я  беспрестанно
ее будить, жалобным голосом повторЯЯ: "Џарашенька, не спи".  Ќаконец  пришла
мать. Ћна удивилась, что Я не сплю, и, узнав причину, перевела менЯ на  свою
постель и, не раздеваЯсь, легла вместе со мною. џ обнЯл ее обеими руками  и,
успокоенный ее уверениЯми, что дедушка  умрет  не  скоро,  скоро  заснул.  џ
спокойно проспал несколько часов, но пробуждение было ужасно. Ћткрыв  глаза,
Я увидел, что матери не было  в  комнате,  Џараши  также;  свечка  потушена,
ночник догорал,  и  огненный  Язык  потухающей  светильни,  кидаЯсь  во  все
стороны на дне  горшочка  с  выгоревшим  салом,  изредка  озарЯл  мелькающим
неверным светом комнату, угрожаЯ каждую минуту оставить менЯ  в  совершенной
темноте. Ќет слов длЯ выражениЯ моего страха! ’очно кипЯтком обливалось  мое
сердце, и в то же времЯ  мороз  пробегал  по  всему  телу.  џ  завернулсЯ  с
головой в одеЯло и чувствовал, как холодный пот выступал  по  мне.  Ќапрасно
зажмуривал Я глаза - дедушка стоЯл передо мной, смотрЯ мне в глаза и  шевелЯ
губами, как говорила Џараша. Љузнечики ковали в голых деревЯнных  стенах,  и
слабые  эти  звуки  болезненно  пронзали  мой  слух.  …сли  б  в  это  времЯ
что-нибудь стукнуло или треснуло, мне кажетсЯ, Я бы умер  от  испуга.  ‚друг
мне послышалсЯ издали сначала плач; Я подумал, что это мне почудилось...  но
плач перешел в вопль, стон, визг... Я не  в  силах  был  более  выдерживать;
раскрыл одеЯло и принЯлсЯ кричать так громко, как мог:  сестрица  проснулась
и принЯлась также кричать. ‚ероЯтно, долго продолжались  наши  крики,  никем
не услышанные, потому что в это времЯ в самом деле скончалсЯ  дедушка;  весь
дом сбежалсЯ в горницу к покойнику, и все поднЯли  такой  громкий  вой,  что
никому не  было  возможности  услышать  наши  детские  крики.  џ  терЯл  уже
сознание и готов был упасть в обморок  или  помешатьсЯ,  как  вдруг  вбежала
Џараша, котораЯ преспокойно спала в коридоре у самой нашей двери  и  которую
наконец разбудили общие вопли; по счастию,  нас  с  сестрой  она  расслышала
прежде, потому что мы были ближе. Ћна зажгла свечу  у  потухающего  ночника,
посадила нас к себе на колени и  кое-как  успокоила.  Ќаконец  пришла  мать,
сама расстроеннаЯ и больнаЯ, сказала, что дедушка скончалсЯ  в  шесть  часов
утра и что сейчас придет отец и лЯжет спать, потому  что  уже  не  спал  две
ночи. ‚ самом деле, скоро пришел отец, поцеловал нас, перекрестил и  сказал:
"Ќе стало вашего дедушки" - и горько заплакал; заплакали и мы  с  сестрицей.
Ћбщее вытье в доме умолкло. Ћтец лег и ту ж минуту заснул. ‘вечка  горела  в
углу, чем-то заставленнаЯ, в  окнах  поЯвилась  белизна,  Я  догадалсЯ,  что
начинает светать; это менЯ  очень  ободрило,  и  скоро  Я  заснул  вместе  с
матерью и сестрою.
     џ проспал очень долго. џркое зимнее солнце заглЯнуло уже в  наши  окна,
когда Я открыл глаза. Џрежде всего слух мой был  поражен  церковным  пением,
происходившим в зале, а потом услышал Я и плач и рыданье. ‘обытие  прошедшей
ночи ожило в моей памЯти, и Я сейчас догадалсЯ, что, верно, молЯтсЯ богу  об
умершем дедушке. ‚ комнате никого не было.  "‚идно,  и  Џараша  с  сестрицей
ушли молитьсЯ богу", - подумал Я и стал  терпеливо  дожидатьсЯ  чьего-нибудь
прихода. „нем, при солнечном свете, Я не боЯлсЯ  одиночества.  ‘коро  пришла
Џараша с сестрицей, у которой глаза были  заплаканы.  Џараша,  сказав:  "‚от
как проспали, уж скоро обедать станут", - начала поспешно  менЯ  одевать.  џ
стал умыватьсЯ и вдруг вслушалсЯ в какое-то  однообразное,  тихое,  нараспев
чтенье, выходившее как будто из  залы.  џ  спросил  Џарашу,  что  это  такое
читают? € она, обливаЯ из рукомойника холодною водой мою  голову,  отвечала:
"Џо дедушке псалтырь читают". џ еще ни о чем не догадывалсЯ и  был  довольно
спокоен, как вдруг сестрица  сказала  мне:  "Џойдем,  братец,  в  залу,  там
дедушка лежит". џ испугалсЯ и, все еще не понимаЯ настоЯщего дела,  спросил:
"„а как же дедушка в залу пришел, разве он жив?" - "Љакое  жив,  -  отвечала
Џараша, - уж давно остамел; его обмыли, одели в саван,  принесли  в  залу  и
положили на стол, отслужили панихиду, попы уехали*,  а  теперь  старик  …ким
читает псалтырь. Ќе слушайте  сестрицы;  ну,  чего  дедушку  глЯдеть:  такой
страшный, одним глазом смотрит..." Љаждое слово Џараши охватывало  мою  душу
новым ужасом, а последнее  описание  так  менЯ  поразило,  что  Я  с  криком
бросилсЯ вон из гостиной и  через  коридор  и  девичью  прибежал  в  комнату
двоюродных сестер; за мной прибежала Џараша и сестрица, но  никак  не  могли
уговорить менЯ воротитьсЯ в гостиную. Џравда, страх смешон и  Я  не  обвинЯю
Џарашу за то, что она смеЯлась, уговариваЯ менЯ  воротитьсЯ  и  даже  пробуЯ
увести насильно, против чего  Я  защищалсЯ  и  руками  и  ногами;  но  муки,
порождаемые страхом в детском  сердце,  так  ужасны,  что  над  ними  грешно
смеЯтьсЯ. Џараша  пошла  за  моей  матерью,  котораЯ,  как  после  Я  узнал,
хлопотала вместе с другими около  бабушки:  бабушке  сделалось  дурно  после
панихиды, потому что она ужасно  плакала,  рвалась  и  билась.  Њать  пришла
вместе с тетушкой …лизаветой ‘тепановной. џ  бросилсЯ  к  матери  на  шею  и
умолЯл ее не уводить менЯ в гостиную. …й было это очень неприЯтно  и  стыдно
за менЯ перед двоюродными сестрами, что Я хотЯ мужчина, а  такой  трус.  Ћна
хотела употребить власть, но Я пришел  в  исступленье,  которого  мать  сама
испугалась. ’етушка, видно,  сжалилась  надо  мной  и  вызвалась  перейти  в
гостиную с своими дочерьми, которые не  боЯтсЯ  покойников.  Њать  в  другое
времЯ ни за что бы не принЯла такого  одолженьЯ  -  теперь  же  охотно  и  с
благодарностью согласилась. ’очно камень  свалилсЯ  с  моего  сердца,  когда
было решено, что мы перейдем в эту угольную комнату, отдаленную от  залы.  ‚
ней не слышно было ни чтениЯ псалтырЯ,  ни  вытьЯ.  ‚ыть  по  мертвому,  или
причитать, считалось тогда необходимостью, долгом.  Ќе  только  тетушки,  но
все  старухи,  дворовые  и  крестьЯнские,  перебывали  в  зале,  плакали   и
голосили, приговариваЯ: "Ћтец ты наш родимый, на кого ты нас оставил,  сирот
горемычных", и проч. и  проч.  Њы  перебрались  в  тетушкину  горницу  очень
скоро; Я и не видел этого перетаскиваньЯ, потому что  нас  позвали  обедать.
Ѓольшой круглый стол был накрыт в бабушкиной горнице. Љогда мы  с  сестрицей
вошли туда, бабушка,  все  тетушки  и  двоюродные  наши  сестры,  повЯзанные
черными платками, а иные и в черных платках на шее, сидели молча друг  возле
друга; оба дЯди также были там; общий вид  этой  картины  произвел  на  менЯ
тЯжелое впечатление. ‚се перецеловали нас, плакали нараспев,  приговаривали:
"Џокинул вас дедушка родимый" - и еще что-то в этом роде, чего Я  не  помню.
‘коро стол уставили множеством кушаний. Ќе  знаю  почему,  но  всЯ  прислуга
состоЯла из горничных девушек. Ћтец был занЯт каким-то делом в столЯрной,  и
его дожидались довольно долго. ЊоЯ мать говорила своей свекрови:  "„лЯ  чего
вы, матушка, не изволите садитьсЯ кушать? Ђлексей ‘тепаныч  сейчас  придет".
Ќо бабушка отвечала, что "Ђлеша теперь полный хозЯин и господин в доме,  так
его следует подождать". Њать попробовала возразить: "Ћн ваш сын, матушка,  и
вы будете всегда госпожой в его доме". Ѓабушка замахала  руками  и  сказала:
"Ќет, нет, невестынька: по-нашему,  не  так,  а  всЯкий  сверчок  знай  свой
шесток". ‚се  это  Я  слушал  с  большим  вниманием  и  любопытством.  ‚друг
растворились двери и вошел мой отец. џ его уже давно не видал, видел  только
мельком ночью; он был бледен, печален и похудел. ‚ одну минуту все встали  и
пошли к нему навстречу, даже толстаЯ моЯ бабушка, едва держась  на  ногах  и
кем-то поддерживаемаЯ, поплелась к нему, все  же  четыре  сестры  повалились
ему в ноги и завыли. ‚сего нельзЯ было расслушать,  да  Я  и  забыл  многое.
Џомню слова: "’ы теперь наш отец, не оставь нас, сирот".  „обрый  мой  отец,
обливаЯсь слезами, всех поднимал и обнимал, а своей матери,  идущей  к  нему
навстречу, сам поклонилсЯ в  ноги  и  потом,  целуЯ  ее  руки,  уверЯл,  что
никогда из ее воли не выйдет и что все  будет  идти  по-прежнему.  ‚след  за
этой сценой все обратились к моей матери, и хотЯ не кланЯлись  в  ноги,  как
моему отцу, но просили ее, настоЯщую хозЯйку в доме, не  оставить  их  своим
расположением и ласкою. џ видел, что моей матери все это  было  неприЯтно  и
противно; она слишком хорошо знала, что ее не любили, что желали ей  сделать
всЯкое зло. Ћна отвечала холодно, что "никогда никакой  власти  на  себЯ  не
возьмет и что будет всех уважать и любить, как и прежде".  ‘ели  за  стол  и
принЯлись так кушать (за  исключением  моей  матери),  что  Я  с  удивлением
смотрел на  всех.  ’етушка  ’атьЯна  ‘тепановна  разливала  налимью  уху  из
огромной  кастрюли  и,  накладываЯ  груды  икры  и  печенок,  приговаривала:
"Џокушайте, матушка, братец, сестрица, икорки-то и  печеночек-то,  ведь  как
батюшка-то любил их..." - и Я сам видел, как слезы у ней капали  в  тарелку.
’очно так же и другие плакали и ели с удивительным  аппетитом.  Џосле  обеда
все пошли спать и спали до вечернего  чаЯ.  ЏроходЯ  через  девичью  в  нашу
новую комнату, Я с  робостью  поглЯдывал  в  растворенный  коридор,  который
выходил прЯмо в залу, откуда  слышалось  однообразное,  утомительное  чтение
псалтырЯ.  Ћтец  с  матерью  также  отдыхали,  а  мы  с  сестрицей   шепотом
разговаривали. Џри  дневном  свете  бодрость  моЯ  возвратилась,  и  Я  даже
любовалсЯ Яркими лучами солнца. Љомната  мне  чрезвычайно  нравилась;  кроме
того, что она отдалЯла менЯ от покойника, она была угольнаЯ  и  одною  своей
стороною выходила на  реку  Ѓугуруслан,  который  и  зимой  не  замерзал  от
быстроты течениЯ и множества родников. Ћн  круто  поворачивал  против  самых
окон. ‚ид в снегах быстро бегущей реки, летнЯЯ кухнЯ на острову,  высокие  к
ней переходы, другой остров с большими  и  стройными  деревьЯми,  опушенными
инеем,  а  вдали  выпуклоутесистаЯ  —елЯевскаЯ  гора,  -  всЯ  эта   картина
произвела  на  менЯ  приЯтное,  успокоительное  впечатление.  ‚  первый  раз
почувствовал Я, что и вид зимней природы может иметь свою красоту.
     ______________
     * Џро свЯщенника с причтом иногда говорЯт в  Ћренбургской  губернии  во
множественном числе. (Џримеч. автора.)

     Њое спокойствие продолжалось  до  сумерек.  ‘ам  того  не  примечаЯ,  с
угасающими лучами заходЯщего солнца терЯл Я свою  бодрость.  џ  боЯлсЯ  даже
идти пить чай в бабушкину комнату,  потому  что  надобно  было  проходить  в
девичьей мимо известного коридора. Њать строго приказала мне  идти.  џ  имел
силу послушатьсЯ, но пробежал бегом через девичью, заткнув уши и  отворотЯсь
от коридора. Џосле чаю у бабушки в горнице начались  разговоры  о  том,  как
умирал и что завещал исполнить дедушка,  а  также  о  том,  что  послезавтра
будут его хоронить. Њать, заметив, что такие разговоры менЯ смущают,  сейчас
увела  нас  с  сестрой  в  нашу  угловую  комнату,  даже  пригласила  к  нам
двоюродных сестриц. Ћни, посидев и поболтав с нами, ушли, и,  когда  надобно
было ложитьсЯ спать, страх опЯть овладел мною и так выразилсЯ на моем  лице,
что мать понЯла, какую ночь проведу Я, если не  лЯгу  спать  вместе  с  нею.
ѓорЯчею благодарностью к ней наполнилось мое сердце, когда она сама  сказала
мне: "‘ережа, ты лЯжешь со мной". ќто все, что Я  мог  желать,  о  чем,  без
сомнениЯ, Я стал бы и просить и в чем не отказали бы  мне;  но  как  тЯжело,
как стыдно было бы просить об этом!  џ,  конечно,  не  вдруг  бы  решилсЯ  и
прежде не один час провел бы в мучительном положении. Ћ, благо тем,  которые
щадЯт, избавлЯют от унизительного сознаниЯ в трусости робкое сердце  дитЯти!
Ќочь прошла спокойно. џ проснулсЯ еще до света и  услышал  много  любопытных
разговоров между отцом и матерью. џ  узнал,  что  отец  мой  хочет  выйти  в
отставку и переехать на житье в Ѓагрово.  ќта  весть  очень  менЯ  огорчила;
Ѓагрово в оба раза представилось мне в неблагоприЯтном виде, и, конечно,  не
могло менЯ привлекать к себе; все мои мечты стремились к ‘ергеевке, где  так
весело провел Я прошедшее лето. ’ут же Я в первый раз услышал,  что  у  менЯ
будет новаЯ сестрица или братец.
     ‘ледующий день прошел точно так же, как и предыдущий: то  есть  днем  Я
был спокойнее и бодрее,  а  к  ночи  опЯть  начинал  боЯтьсЯ.  ‚сего  больше
тревожило менЯ сомнение, положит  ли  маменька  менЯ  с  собою  спать.  џ  с
волнением  дожидалсЯ  того  времени,  когда   начнут   стлать   постели,   и
почувствовал большую радость, увидЯ, что мои подушки  кладут  на  маменькину
постель. Ќового  Я  узнал,  что  завтра  дедушку  повезут  хоронить  в  село
Ќеклюдово,  чего  он  именно  не  желал,   потому   что   не   любил   всего
неклюдовского. Џочему было поступлено против его воли -  Я  до  сих  пор  не
знаю,  но  помню,  что  говорили  о  каких-то  важных  причинах.  џ   должен
признатьсЯ, что горЯчо желал, чтоб поскорее увезли  дедушку.  џ  чувствовал,
что только тогда возвратитсЯ в мою душу совершенное  спокойствие.  Њертвецов
боЯтсЯ многие во всю свою жизнь; Я сам боЯлсЯ их и никогда  не  видывал  лет
до двадцати. ‘трах  этот  определить  трудно.  —еловек  в  зрелом  возрасте,
вероЯтно, страшитсЯ собственного впечатлениЯ:  вид  покойника  возмутит  его
душу и будет преследовать его воображение; но тогда Я положительно боЯлсЯ  и
был уверен, что дедушка, как скоро Я взглЯну на него,  на  минуту  оживет  и
схватит менЯ.
     Ќаступил этот печальный  и  торжественный  день.  ‚се  поднЯлись  рано;
началась беготнЯ и беспрестанное хлопанье дверЯми. Љогда  мы  пришли,  ранее
обыкновенного, пить чай в бабушкину горницу, то все тетушки и  бабушка  были
уже одеты в дорожные платьЯ; у крыльца стоЯло  несколько  повозок  и  саней,
запрЯженных гусем. „вор и улица были полны народу: не  только  сошлись  свои
крестьЯне и крестьЯнки, от старого  и  до  малого,  но  и  окольные  деревни
собрались проститьсЯ с моим дедушкой, который был  всеми  уважаем  и  любим,
как отец. Њного лет спустЯ Я слыхал, что соседнЯЯ мордва иначе  не  называла
его, как "отца наша".  Љогда  все  было  готово  и  все  пошли  прощатьсЯ  с
покойником, то в зале поднЯлсЯ вой, громко раздававшийсЯ по  всему  дому:  Я
чувствовал сильное волнение, но уже не от страха,  а  от  темного  пониманиЯ
важности событиЯ, жалости к бедному дедушке и грусти, что Я никогда  его  не
увижу. „вери в доме были  везде  настежь,  везде  сделалась  стужа,  и  мать
приказала Џараше не водить сестрицу прощатьсЯ с дедушкой, хотЯ  она  плакала
и просилась. €так, мы только трое  остались  в  бабушкиной  теплой  горнице.
‚друг поднЯлсЯ глухой шум и топот множества ног в  зале,  с  которым  вместе
двигалсЯ плач и вой: все это прошло мимо нас... € вскоре  Я  увидел,  что  с
крыльца, как будто на  головах  людей,  спустилсЯ  деревЯнный  гроб;  потом,
когда теснаЯ толпа раздвинулась, Я разглЯдел, что гроб несли мой отец,  двое
дЯдей и старик Џетр ”едоров, которого самого вели под  руки;  бабушку  также
вели сначала, но скоро посадили в сани, а тетушки  и  маменька  шли  пешком;
многие, стоЯвшие на дворе,  кланЯлись  в  землю.  Њедленно  двигаЯсь,  толпа
вышла на улицу, вытЯнулась во всю ее длину и наконец скрылась из моих  глаз.
‘тоЯ на стуле и смотрЯ в окошко,  Я  плакал  от  глубины  души,  исполненной
искреннего чувства любви и умилениЯ к моему  дедушке,  так  горЯчо  любимому
всеми. Ќа  одно  мгновение  мне  захотелось  даже  еще  раз  его  увидеть  и
поцеловать исхудалую его руку.
     Њы сидели  в  бабушкиной  горнице  и  грустно  молчали.  Џосле  шума  и
движеньЯ в доме наступила мертваЯ тишина. ‚друг подъехали к крыльцу сани;  с
них сошла мать и две наши двоюродные  сестры.  џ  вскрикнул  от  радости;  Я
думал, что все уехали в Ќеклюдово, за  двадцать  верст.  ‚след  за  приездом
матери повалили толпы возвращающегосЯ  народа.  Њать  проводила  дедушку  до
околицы; там поставили гроб на сани, а все провожавшие сели  в  повозки.  Њы
ушли в свою угольную комнату. Њать, расстроеннаЯ душевно, потому  что  очень
любила покойного дедушку, и очень утомленнаЯ, пролежала  почти  целый  день,
не занимаЯсь нами. „воюродные сестрицы оставались у нас в комнате,  и  мы  с
ними очень разговорились, и очень дружелюбно. ‚прочем,  говорили  почти  все
они, и Я тут узнал много такого, о чем прежде не имел  понЯтиЯ  и  что  даже
считал невозможным. џ узнал, например, что они очень мало  любЯт,  а  только
боЯтсЯ своих родителей,  что  они  беспрестанно  лгут  и  обманывают  их;  Я
принЯлсЯ было осуждать своих сестриц, доказывать, как  это  дурно,  и  учить
их, как надобно поступать добрым детЯм. џ говорил все то, что знал из  книг,
еще более из собственной моей жизни, но сестрицы менЯ или не  понимали,  или
смеЯлись надо мной, или утверждали, что у них тЯтенька и маменька совсем  не
такие, как у менЯ.
     Џоздно вечером воротилсЯ отец. Ѓабушка с тетушками остались ночевать  в
Ќеклюдове у родных своих племЯнниц; мой отец прЯмо с похорон,  не  заходЯ  в
дом, как его о том ни просили, уехал к нам. Ћн целый день  ничего  не  ел  и
ужасно устал, потому что много шел пешком за  гробом  дедушки.  ќту  ночь  Я
спал  уже  на  особой  кроватке,  вместе  с  сестрицей.  џ   вечером   опЯть
почувствовал страх, но скрыл его; мать положила бы менЯ  спать  с  собою,  а
длЯ нее это было беспокойно; к тому же она спала, когда Я ложилсЯ. „олго  не
мог Я заснуть; вид колыхающегосЯ гроба и чего-то в  нем  лежащего,  медленно
двигающегосЯ на плечах толпы народа, - не отходил от менЯ и далеко  прогонЯл
сон. Ќаконец после многих усилий Я кое-как заснул, слава богу,  и  проснулсЯ
позже всех.
     Љ обеду приехали бабушка, тетушки и дЯди; накануне весь дом был  вымыт,
печи жарко истоплены и в доме стало тепло, кроме залы, в  которую,  впрочем,
никто и не входил до девЯти ден. —тение псалтырЯ продолжалось и день и  ночь
уже в горнице дедушки, где он жил и скончалсЯ. Џили чай, обедали  и  ужинали
у бабушки, потому что это была самаЯ большаЯ  комната  после  залы;  там  же
обыкновенно все  сидели  и  разговаривали.  Њать  несколько  дней  не  могла
оправитьсЯ; она по большей части сидела с  нами  в  нашей  светлой  угольной
комнате, котораЯ, впрочем, была холоднее других; но мать  захотела  остатьсЯ
в ней до нашего отъезда в “фу, который был назначен через девЯть дней.
     Љак Я ни был мал, но заметил, что  моего  отца  все  тетушки,  особенно
’атьЯна ‘тепановна,  часто  обнимали,  целовали  и  говорили,  что  он  один
осталсЯ у них кормилец и защитник. Њать мою  также  очень  ласкали.  ’етушка
’атьЯна ‘тепановна часто приходила к нам,  чтоб  "матушке-сестрице  не  было
скучно", и звала ее с собою,  чтобы  вместе  поговорить  о  разных  домашних
делах. Ќо мать всегда отвечала, что "не намерена мешатьсЯ в  их  семейные  и
домашние дела, что ее согласие тут не нужно и что все зависит  от  матушки",
то есть от ее свекрови. ‚озвращаЯсь с семейных совещаний,  отец  рассказывал
матери, что покойный дедушка еще до нашего приезда отдал  разные  приказаньЯ
бабушке; назначил каждой дочери, кроме крестной матери моей, доброй  Ђксиньи
‘тепановны, по одному  семейству  из  дворовых,  а  длЯ  ’атьЯны  ‘тепановны
приказал купить сторгованную землю у башкирцев  и  перевести  туда  двадцать
пЯть душ крестьЯн, которых  назвал  поименно;  сверх  того,  роздал  дочерЯм
много хлеба и всЯкой домашней рухлЯди. "•оть батюшка мне ничего не  говорил,
а изволил только сказать: не оставь ’анюшу и награди так же, как Я  наградил
других сестер при замужестве, - но Я свЯто исполню все,  что  он  приказывал
матушке". Њать  одобрила  его  намеренье.  Љогда  мой  отец  изъЯвил  полное
согласие на исполненье дедушкиной воли,  то  все  благодарили  его  и  низко
кланЯлись, а ’атьЯна ‘тепановна  поклонилась  даже  в  ноги.  Ћна  приходила
также обнимать, целовать и благодарить мою мать,  котораЯ,  однако,  никаких
благодарностей не принимала и возражала,  что  это  дело  до  нее  вовсе  не
касаетсЯ. џ замечал иногда, что Џараша что-то шептала  моей  матери;  иногда
она слушала ее, а всего чаще заставлЯла молчать и прогонЯла, и вот  что  эта
Џараша, одеваЯ менЯ, один раз  мне  сказала:  "„а,  вы  тут  сидите,  а  вас
грабЯт". џ не понЯл и попросил объЯснениЯ. Џараша отвечала: "„а вот  сколько
теперь батюшка-то ваш роздал крестьЯн, дворовых людей и всЯкого добра  вашим
тетушкам-то, а  все  понапрасну;  они  всклепали  на  покойника;  они  точно
просили, да дедушка отвечал: что брат Ђлеша даст,  тем  и  будьте  довольны.
Ќиканорка ’анайченок все это своими ушами слышал и все в доме это знают".  џ
плохо понимал, о  чем  шло  дело,  и  это  не  произвело  на  менЯ  никакого
впечатлениЯ; но Я, как и всегда, поспешил рассказать  об  этом  матери.  Ћна
так рассердилась и так кричала на Џарашу, так грозила ей, что  Я  испугалсЯ.
Џараша  плакала,  просила  прощеньЯ,  валЯлась  в  ногах  у   моей   матери,
крестилась и божилась, что никогда вперед этого не будет. Њать  сказала  ей,
что если еще раз что-нибудь такое случитсЯ, то она отошлет ее  в  симбирское
Ѓагрово ходить за коровами.  Љак  было  мне  жаль  бедную  Џарашу,  как  она
жалобно на менЯ смотрела и как умолЯла, чтоб  Я  упросил  маменьку  простить
ее!.. € Я с жаром просил за Џарашу, обвинЯЯ  себЯ,  что  подверг  ее  такому
горю. Њать простила, но со всем  тем  выгнала  вон  из  нашей  комнаты  свою
любимую приданую женщину и не позволила ей показыватьсЯ на  глаза,  пока  ее
не позовут,  а  мне  она  строго  подтвердила,  чтоб  Я  никогда  не  слушал
рассказов слуг и не верил им  и  что  это  все  выдумки  багровской  дворни:
разумеетсЯ, что тогда никакое  сомнение  в  справедливости  слов  матери  не
входило мне в голову. ’олько впоследствии понЯл Я, за что мать сердилась  на
Џарашу и отчего она хотела, чтоб Я не знал печальной  истины,  которую  мать
знала очень хорошо. ЏонЯл также  и  то,  длЯ  чего  мать  напрасно  обвинЯла
багровскую дворню, понЯл, что в  этом  случае  дворнЯ  была  выше  некоторых
своих господ.
     Ћбрадованный, что со  мной  и  с  сестрицей  бабушка  и  тетушка  стали
ласковы, и уверенный, что все нас любЯт, Я  сам  сделалсЯ  очень  ласков  со
всеми, особенно с бабушкой.  џ  скоро  предложил  всему  обществу  послушать
моего  чтениЯ  из  "ђоссиады"  и  трагедий  ‘умарокова.   ЊенЯ   слушали   с
любопытством, хвалили и говорили, что Я умник, грамотей и чтец.
     —ерез несколько дней страх мой совершенно  прошел.  џ  стал  ходить  по
всему дому,  провожаемый  иногда  …всеичем.  Ћдин  раз  как-то  без  него  Я
заглЯнул даже  в  дедушкину  комнату:  она  была  пуста,  все  вещи  куда-то
вынесли,  стоЯла  только  в  углу  его  скамеечка  и  кровать  с  веревочным
переплетом, посредине которого лежал тонкий лубок, покрытый войлоком,  а  на
войлоке спали поочередно который-нибудь  из  чтецов  псалтырЯ.  —тецов  было
двое: дрЯхлый старик …ким Њысеич и очень молодой рыжий парень  ‚асилий.  Ћни
переменЯлись, читаЯ день и ночь. Љогда Я вошел в первый раз в эту  печальную
комнату, читал Њысеич медленно и гнусЯ, плохо разбираЯ и  в  очки  церковную
печать. ‚ углу стоЯл высокий столик, накрытый  белой  салфеткой,  с  большим
образом,  перед  которым  теплилась  желтаЯ  восковаЯ  свечка;  …ким  иногда
крестилсЯ, а иногда и кланЯлсЯ. џ стоЯл  долго  и  тихо,  испытываЯ  чувство
грустного  умиленьЯ.  ‚друг  мне  захотелось  самому  почитать  псалтырь  по
дедушке: Я еще в “фе выучилсЯ читать церковную печать. џ  попросил  об  этом
…кима, и он  согласилсЯ.  ‡аставив  менЯ  наперед  помолитьсЯ  богу,  Њысеич
подставил мне низенькую дедушкину скамеечку, и  Я,  стоЯ,  принЯлсЯ  читать.
Љакое-то волненье стеснЯло мою  грудь,  Я  слышал  биение  моего  сердца,  и
звонкий голос мой дрожал; но Я скоро оправилсЯ и  почувствовал  неизъЯснимое
удовольствие. џ читал довольно долго,  как  вдруг  голос  …всеича,  который,
вошедши за мной, уже давно стоЯл и слушал,  перервал  менЯ.  "Ќе  будет  ли,
соколик? - сказал он. -  Ђ  читать  горазд".  џ  оглЯнулсЯ:  Њысеич  заснул,
прислонЯсь к окошку. Њы разбудили  его,  и  он,  благословЯсь,  принЯлсЯ  за
чтение. џ помолилсЯ  перед  образом,  посмотрел  на  дедушкину  кровать,  на
которой спал рыжий  ‚аська,  вспомнил  все  прошедшее  и  грустно  вышел  из
комнаты. Џришел  и  девЯтый  день,  день  поминовеньЯ  по  усопшем  дедушке.
Ќакануне все, кроме отца и матери, даже двоюродные сестры,  уехали  ночевать
в Ќеклюдово. ‚ девЯтый же день и отец с матерью, рано поутру,  чтоб  поспеть
к обедне, уехали туда же. ‚ целом  доме  оставались  одни  мы  с  сестрицей.
…всеич со мной не расставалсЯ, и Я упросил  его  пойти  в  комнату  дедушки,
чтоб еще раз почитать по нем псалтырь. ‚ горнице так же читал Њысеич  и  так
же спал рыжий ‚аська. •отЯ Я начал читать не без волнениЯ, но голос мой  уже
не дрожал, и Я читал еще с большим внутренним удовольствием,  чем  в  первый
раз. „олго и терпеливо слушал …всеич; наконец так же сказал: "Ќе  будет  ли,
соколик? —ай, ножки устали". Њысеич опЯть дремал,  прислонЯсь  к  окошку;  Я
опЯть помолилсЯ богу и даже поклонилсЯ в землю, опЯть  с  грустью  посмотрел
на дедушкину кровать - и мы вышли. „едушкиной горницы  в  этом  виде  Я  уже
более не видал. ‚ыходЯ из  комнаты,  …всеич  сказал  мне:  "‚от  это  хорошо
вышло! ‚ Ќеклюдове служили  по  дедушке  панихиду  на  его  могилке,  а  ты,
соколик,  читал  по  нем  псалтырь  в   его   горнице",   и   Я   чувствовал
необыкновенное удовольствие, смешанное с какой-то даже гордостью.
     Љ обеду, о котором, как  Я  заметил,  заранее  хлопотали  тетушки,  все
воротились из Ќеклюдова; даже  приехали  бабушкины  племЯнницы  со  старшими
детьми. …ще до приезда хозЯев и гостей был накрыт большой стол в зале.  Њать
воротилась очень утомленнаЯ и  расстроеннаЯ,  отец  с  красными  глазами  от
слез, а прочие показались мне довольно спокойными. Љак приехали, так  сейчас
сели за обед. Љушаний было множество и все такие  жирные,  что  мать  нам  с
сестрицей почти ничего есть  не  позволЯла.  ‚  конце  обеда  Явились  груды
блинов; их кушали со слезами и даже с  рыданьЯми,  хотЯ  перед  блинами  все
были спокойны и громко говорили. Њать ничего не ела и очень  была  печальна;
Я глаз с нее не сводил. џ слышал, как она, уйдЯ после обеда в нашу  комнату,
сказала Џараше, с  которой  опЯть  начала  ласково  разговаривать,  что  она
"ничего не могла есть, потому что обедали на том  самом  столе,  на  котором
лежало тело покойного батюшки". ЊенЯ так  поразили  эти  слова,  что  Я  сам
почувствовал какое-то отвращение к кушаньЯм, которые ел. Њне даже  сделалось
тошно. ‚ечером гости уехали, потому что в доме негде было поместитьсЯ.
     Ќа другой день мы собирались и укладывались, а на третий, рано  поутру,
уехали. Џрощанье было продолжительное,  обнимались,  целовались  и  плакали,
особенно бабушка, котораЯ не один  раз  говорила  моему  отцу:  "ђади  бога,
Ђлеша, выходи поскорее в отставку и переезжай в деревню. ѓде  мне  управлЯть
мужским хозЯйством: мое дело вдовье и старушечье; Я плоха, а ’анюша  человек
молодой, да мы и не смыслим. ‚се ведь держалось покойником, а теперь  нас  с
’анюшей никто и слушать не  станет.  ‚се  разъедутсЯ  по  своим  местам;  мы
останемсЯ одни, дело наше женское, - ну, что мы станем делать?" Ћтец  обещал
исполнить ее волю.


“”Ђ

     Ќадобно признатьсЯ, что мне не жаль было покинуть Ѓагрово. „ва  раза  Я
жил в нем, и оба раза невесело. ‚ первый раз была дождливаЯ осень и  тЯжелаЯ
жизнь  в  разлуке  с  матерью  и   отцом   при   Явном   недоброжелательстве
родных-хозЯев, или хозЯек, лучше сказать.  ‚о  второй  раз  стоЯла  жестокаЯ
зима, скончалсЯ дедушка, и Я  испытал  впечатлениЯ  мучительного  страха,  о
котором долго не  мог  забыть.  €так,  не  за  что  было  полюбить  Ѓагрово.
Ћбратный путь наш  в  “фу  совершилсЯ  скорее  и  спокойнее:  морозы  стоЯли
умеренные, окошечки в нашем возке не совсем запушались снегом,  и  возок  не
опрокидывалсЯ.
     ‚ “фе все знакомые наши друзьЯ очень нам  обрадовались.  Љруг  знакомых
наших, особенно знакомых с  нами  детей,  значительно  уменьшилсЯ.  Љрестный
отец мой, „.Ѓ.Њертваго, который хотЯ никогда не бывал  со  мной  ласков,  но
зато никогда и не дразнил менЯ, - давно уже уехал в Џетербург.  ЉнЯжевичи  с
своими детьми переехали в Љазань. Њансуровы также со  всеми  детьми  куда-то
уехали.
     Ћбогащенный многими новыми понЯтиЯми  и  чувствами,  Я  принЯлсЯ  опЯть
перечитывать свои книги и многое понЯл в них  Яснее  прежнего,  увидел  даже
то, чего прежде вовсе не видал,  а  потому  и  самые  книги  показались  мне
отчасти новыми. ‘ лишком год  прошел  после  неудачной  моей  попытки  учить
грамоте милую мою сестрицу, и Я  снова  приступил  к  этому  важному  и  еще
неблагодарному длЯ  менЯ  делу,  неуспех  которого  менЯ  искренно  огорчал.
‘естрица моЯ выучивала три-четыре буквы в одно утро, вечером еще  знала  их,
потому что, ложась спать, Я делал ей  всегда  экзамен;  но  на  другой  день
поутру она решительно ничего не помнила. Џисать прописи Я начал уже  хорошо,
арифметика была давно брошена. “ менЯ была  надежда,  что  весной  мы  опЯть
поедем в ‘ергеевку; но мать сказала мне,  что  этого  не  будет.  ‚о-первых,
потому, что она, слава богу, здорова, а во-вторых, потому, что в исходе  маЯ
она, может быть, подарит мне сестрицу или братца. •отЯ  это  известие  очень
менЯ занимало и радовало, но грустно мне было лишитьсЯ надежды прожить  лето
в ‘ергеевке. џ уже начинал сильно любить природу, охота удить  также  сильно
начинала овладевать мною, и  приближение  весны  волновало  сердце  мальчика
(будущего страстного рыбака), легко поддающегосЯ увлечениЯм.
     ‘ самого возвращениЯ в “фу Я  начал  вслушиватьсЯ  и  замечать,  что  у
матери с отцом происходили споры, даже неприЯтные. „ело шло о том, что  отец
хотел  в  точности  исполнить  обещанье,  данное  им  своей  матери:   выйти
немедленно в отставку, переехать в  деревню,  избавить  свою  мать  от  всех
забот по хозЯйству и успокоить ее старость.  Џереезд  в  деревню  и  занЯтиЯ
хозЯйством он считал необходимым даже и тогда, когда бы бабушка  согласилась
жить с нами в городе, о чем она и слышать не хотела. Ћн  говорил,  что  "без
хозЯина скоро портитсЯ порЯдок и что  через  несколько  лет  не  узнаешь  ни
‘тарого, ни Ќового  Ѓагрова".  Ќа  все  эти  причины,  о  которых  отец  мой
говаривал  много,  долго  и  тихо,  -  мать  возражала  с  горЯчностью,  что
"деревенскаЯ жизнь ей противна, Ѓагрово особенно не нравитсЯ  и  вредно  длЯ
ее здоровьЯ, что ее не любЯт в семействе и что ее ожидают там  беспрестанные
неудовольствиЯ". ‚прочем, была еще важнаЯ причина длЯ  переезда  в  деревню:
письмо, полученное от Џрасковьи €вановны Љуролесовой. “знав о  смерти  моего
дедушки, которого  она  называла  вторым  отцом  и  благодетелем,  ЏрасковьЯ
€вановна писала к моему отцу, что  "нечего  ему  жить  по  пустЯкам  в  “фе,
служить в каком-то суде из  трехсот  рублей  жалованьЯ,  что  гораздо  будет
выгоднее занЯтьсЯ своим собственным хозЯйством, да и ей,  старухе,  помогать
по ее хозЯйству. Ћно же и кстати, потому что ‘тарое Ѓагрово всего  пЯтьдесЯт
верст от —урасова,  где  она  постоЯнно  живет".  ‚  заключение  письма  она
писала, что "хочет узнать в лицо ‘офью Ќиколавну, с которою  давно  бы  пора
ее познакомить; да и наследников своих она желает видеть". Џисьмо  это  отец
несколько раз читал матери и доказывал, что тут и  рассуждать  нечего,  если
не хотим прогневать тетушку и лишитьсЯ всего. Џротив этих слов  мать  ничего
не возражала. џ и прежде составил себе понЯтие,  что  ЏрасковьЯ  €вановна  -
какаЯ-то сила, повелительница, нечто вроде  покойной  государыни,  а  теперь
еще больше утвердилсЯ в моих мыслЯх. ‘поры, однако,  продолжались,  отец  не
уступал, и  все,  чего  могла  добитьсЯ  мать,  состоЯло  в  том,  что  отец
согласилсЯ не выходить в отставку немедленно, а  отложил  это  намерение  до
совершенного выздоровлениЯ матери от  будущей  болезни,  то  есть  до  лета.
Ѓудущую болезнь объЯснили мне  ожидаемым  поЯвлением  сестрицы  или  братца.
Ќаписали письмо к  Џрасковье  €вановне  и  не  один  раз  его  перечитывали;
заставлЯли и менЯ написать по линейкам, что "Я очень люблю бабушку  и  желаю
ее видеть". џ не мог любить да и видеть не желал Џрасковью €вановну,  потому
что не знал ее, и, понимаЯ, что пишу ложь, всегда строго осуждаемую  у  нас,
Я откровенно спросил: "„лЯ чего  менЯ  заставлЯют  говорить  неправду?"  Њне
отвечали, что когда Я узнаю бабушку, то непременно полюблю и  что  Я  теперь
должен ее любить, потому что она нас любит и хочет нам сделать много  добра.
„альнейших возражений и вопросов моих не стали слушать.
     ‚  городе  беспрестанно  получались  разные  известиЯ  из   Џетербурга,
которые приводили всех в смущение и страх; но в чем состоЯли  эти  известиЯ,
Я ничего узнать не мог, потому что о них всегда говорили  потихоньку,  а  на
мои вопросы обыкновенно отвечали, что Я еще дитЯ и что мне знать об этом  не
нужно. Њне было досадно; особенно сердил  менЯ  один  ответ:  "Њного  будешь
знать,  скоро  состареешьсЯ".  Ћдного  только  обстоЯтельства  нельзЯ   было
скрыть: государь приказал, чтобы все, кто служит,  носили  какие-то  сюртуки
особенного покроЯ, с гербовыми пуговицами (сюртуки  назывались  оберроками),
и кроме того, чтоб жены служащих чинов носили сверх своих  парадных  платьев
что-то вроде курточки, с таким же шитьем, какое  носЯт  их  мужьЯ  на  своих
мундирах. Њать была мастерица на всЯкие вышиваниЯ и  сейчас  принЯлась  шить
по  карте  серебрЯные  петлицы,  которые  очень  были  красивы  на   голубом
воротнике белого спензера,  или  курточки.  Њать  выезжала  в  таком  нарЯде
несколько раз по праздникам в церковь,  к  губернаторше  и  еще  куда-то.  џ
всегда  любовалсЯ  ею  и  провожал  до  лакейской.  ‚се  называли  мою  мать
красавицей, и точно она была лучше всех, кого Я знал.
     ‚есна пришла, и вместо радостного чувства Я испытывал грусть.  —то  мне
было до того, что с гор бежали ручьи, что  показались  проталины  в  саду  и
около церкви, что опЯть прошла ЃелаЯ и опЯть широко разлились  ее  воды!  Ќе
увижу Я ‘ергеевки и ее чудного озера, ее высоких дубов,  не  стану  удить  с
мостков вместе с …всеичем, и не будет лежать на берегу  ‘урка,  растЯнувшись
на солнышке! ‚друг узнаю Я, что отец едет в  ‘ергеевку.  ЉажетсЯ,  это  было
давно решено, и только  скрывали  от  менЯ,  чтобы  не  дразнить  понапрасну
ребенка. ‚ ‘ергеевку приехал землемер џрцев,  чтоб  обмежевать  нашу  землю.
Њежеванье обещали покончить в две недели, потому что моему отцу  нужно  было
воротитьсЯ к тому времени, когда у менЯ будет  новаЯ  сестрица  или  братец.
ЏроситьсЯ с отцом Я не смел. „ороги были еще не проездные,  ЃелаЯ  в  полном
разливе, и мой отец должен был проехать  на  лодке  десЯть  верст,  а  потом
добратьсЯ до ‘ергеевки кое-как в телеге. Њать очень  беспокоилась  об  отце,
что и во мне возбудило беспокойство. Њать боЯлась также, чтоб  межеванье  не
задержало отца. € чтоб ее успокоить, он дал ей слово, что если в две  недели
межеванье не будет  кончено,  то  он  все  бросит,  оставит  там  поверенным
кого-нибудь, хотЯ ”едора, мужа Џараши, а сам приедет к нам, в “фу.  Њать  не
могла удержатьсЯ от слез, прощаЯсь с моим отцом, а Я  разревелсЯ.  Њне  было
грустно расстатьсЯ с ним,  и  страшно  за  него,  и  горько,  что  не  увижу
‘ергеевки и не поужу на озере. Ќапрасно …всеич утешал менЯ тем,  что  теперь
нельзЯ гулЯть, потому что грЯзно; нельзЯ удить,  потому  что  вода  в  озере
мутнаЯ, - Я плохо ему верил: Я уже  не  один  раз  замечал,  что  длЯ  моего
успокоеньЯ говорили неправду. Њедленно тЯнулись  эти  две  недели.  •отЯ  Я,
живЯ в  городе,  мало  проводил  времени  с  отцом,  потому  что  поутру  он
обыкновенно уезжал к должности,  а  вечером  -  в  гости  или  сам  принимал
гостей, но мне было скучно и грустно без него. Ћтец не успел мне  рассказать
хорошенько,  что  значит  межевать  землю,  и  Я  длЯ  дополнениЯ   сведений
расспросив мать, а потом …всеича, в чем состоит межеванье,  и  не  узнав  от
них почти ничего нового (они сами ничего не знали), составил  себе,  однако,
кое-какое  понЯтие  об  этом   деле,   которое   казалось   мне   важным   и
торжественным. ‚прочем, Я знал внешнюю обстановку  межеваньЯ:  вехи,  кольЯ,
цепь и  понЯтых.  ‚оображение  рисовало  мне  разные  картины,  и  Я  бродил
мысленно вместе с моим отцом  по  полЯм  и  лесам  ‘ергеевской  дачи.  Ћчень
странно,  что  составленное  мною  понЯтие  о  межеванье   довольно   близко
подходило к действительности: впоследствии Я убедилсЯ в этом на опыте;  даже
мысль дитЯти о важности и  какой-то  торжественности  межеваньЯ  всЯкий  раз
приходила мне в голову, когда Я шел или ехал  за  астролЯбией,  благоговейно
несомой крестьЯнином, тогда как другие тащили цепь  и  втыкали  кольЯ  через
каждые десЯть сажен; настоЯщего же дела, то есть измерениЯ  земли  и  съемки
ее на план, разумеетсЯ, Я тогда не понимал, как и все менЯ окружавшие.
     Ћтец сдержал свое слово: ровно через две недели  он  воротилсЯ  в  “фу.
‚озвращатьсЯ было гораздо труднее,  чем  ехать  на  межеванье.  ‚ода  начала
сильно сбывать, во многих  местах  землЯ  оголилась,  и  все  десЯть  верст,
которые отец спокойно  проехал  туда  на  лодке,  надобно  было  проехать  в
обратный путь уже верхом. ‚оды еще много стоЯло в долочках  и  ложбинках,  и
она доставала иногда по брюхо лошади. Ћтец приехал, весь  с  ног  до  головы
забрызганный грЯзью. Њать и мы с сестрицей очень ему обрадовались,  но  отец
был невесел; многие башкирцы и все припущенники, то есть жители  "Љиишек"  и
"’имкина",  объЯвили  спор  и  дачу  обошли  черными  (спорными)   столбами:
обмежеванье белыми столбами означало бесспорность  владениЯ.  ђассказав  все
подробно, отец прибавил: "Ќу, ‘ережа, ‘ергеевскаЯ дача пойдет в долгий  Ящик
и  не  скоро  достанетсЯ  тебе;  напрасно  мы  поторопились  перевести  туда
крестьЯн".  џ  огорчилсЯ,  потому  что  мне   очень   было   приЯтно   иметь
собственность, и Я с тех  пор  перестал  уже  говорить  с  наслаждением  при
всЯком удобном случае: "ЊоЯ ‘ергеевка".
     ЏриближалсЯ конец маЯ, и нас с сестрицей  перевели  из  детской  в  так
называемую столовую, где, впрочем, мы  никогда  не  обедали;  с  нами  спала
Џараша, а в комнате, котораЯ отделЯла нас  от  столЯрной,  спал  …всеич:  он
получил приказание не отходить от менЯ. ’акое  отлучение  от  матери,  через
всю длину огромного дома, несмотрЯ  на  уверениЯ,  что  это  необходимо  длЯ
маменькиного здоровьЯ, что жизнь  будущего  братца  или  сестрицы  от  этого
зависит, показалось  мне  вовсе  не  нужным;  только  впоследствии  Я  узнал
настоЯщую причину этого удалениЯ.
     ‚ это времЯ, кажетсЯ  1-го  июнЯ,  случилась  жестокаЯ  гроза,  котораЯ
произвела на менЯ сильное впечатление страха. ѓроза началась  вечером,  часу
в десЯтом; мы ложились спать; прЯмо перед нашими окнами  был  закат  летнего
солнца, и светлаЯ зарЯ, еще не  закрытаЯ  черною  приближающеюсЯ  тучею,  из
которой  гремел  по  временам  глухой  гром,  озарЯла  розовым  светом  нашу
обширную спальню, то есть столовую; Я стоЯл возле моей  кроватки  и  молилсЯ
богу. ‚друг страшный  громовой  удар  потрЯс  весь  дом  и  оглушил  нас;  Я
бросилсЯ на свою кроватку и очень сильно ушиб себе ногу. Ќесколько  минут  Я
не мог опомнитьсЯ; опомнившись, Я увидел, что сижу  на  коленЯх  у  …всеича,
что дождь льет как из ведра и что комната освещена не зарею,  а  заревом  от
огнЯ. …всеич рассказал мне, что  это  горит  соборнаЯ  троицкаЯ  колокольнЯ,
которую зажгла молоньЯ. ЊилаЯ моЯ  сестрица  также  была  испугана  и  также
сидела на руках своей нЯни; вдруг  вошла  кнЯжна  калмычка  и  сказала,  что
барынЯ спрашивает к  себе  детей.  Ќас  повели  в  спальню.  Њать  лежала  в
постели, отец хлопотал около нее вместе с бабушкой-повитушкой  (как  все  ее
называли), Ђленой Њаксимовной. џ заметил, что мать  не  только  встревожена,
но и нездорова; она положила нас к себе на  постель,  ласкала,  целовала,  и
мне показалось, что она даже плакала. ‚идЯ мое беспокойство, сообщившеесЯ  и
моей сестрице, она уверила нас, что ее испугал гром, что она боЯлась  нашего
испуга и что завтра будет здорова. Ћна перекрестила  нас  и  послала  спать;
отец также перекрестил. џ заметил, что он  не  раздевалсЯ  и  не  собираетсЯ
лечь в постель. џ догадалсЯ, что мать больна. Њы воротились в нашу  комнату.
Ќочь была душнаЯ, растворили окна, ливень унЯлсЯ, шел уже мелкий  дождь;  мы
стали смотреть в окна и увидели три пожара, от которых, несмотрЯ  на  черные
тучи, было довольно светло. Љто-то из военных подъезжал к  нашему  окошку  и
спрашивал о здоровье нашей матери.  ‘естрица  моЯ  скоро  задремала,  Џараша
уложила ее спать и сама заснула. Њы с  …всеичем  долго  смотрели  в  окно  и
разговаривали. €спуг мой прошел,  и  Я  принЯлсЯ  расспрашивать,  что  такое
молоньЯ, отчего она  зажигает,  отчего  гремит  гром?  …всеич  отвечал,  что
"молоньЯ - огненнаЯ громоваЯ стрела и во что она ударит,  то  и  загоритсЯ".
Ќебо очистилось, замелькали  звезды,  становилось  уже  светло  от  утренней
зари, когда Я заснул в моей кроватке.
     Ќа другой день догадка  моЯ  подтвердилась:  мать  точно  была  больна;
этого уже не скрывали от нас. Џриезжал наш друг  Ђвенариус  и  еще  какой-то
другой доктор. џ с сестрицей  приходил  к  маменьке  на  одну  минуту;  она,
поцеловав  нас,  сказала,  что  хочет  почивать,  и  отпустила.  џ  не   мог
рассмотреть лица матери: в комнате было почти  темно  от  опущенных  зеленых
гардин. Ћтец был бледен и смущен. ’оска сжала мое сердце.  џ  ничем  не  мог
заниматьсЯ, а только плакал и просилсЯ к маменьке. ‚идно,  отцу  сказали  об
этом: он приходил к нам и сказал, что  если  Я  желаю,  чтоб  мать  поскорее
выздоровела, то не должен плакать и проситьсЯ к ней, а только молитьсЯ  богу
и просить, чтоб он ее помиловал, что мать  хоть  не  видит,  но  материнское
сердце знает, что Я плачу и что ей от этого хуже. џ поверил, молилсЯ богу  и
хотЯ  не  успокоилсЯ,  но  удерживалсЯ  от  слез.  џ  даже  уговаривал  свою
сестрицу, котораЯ также тосковала  и  не  раз  принималась  плакать.  ’Яжело
прошел этот мучительный день. Ќа  следующий,  видно,  было  еще  хуже  нашей
маменьке, потому что нас и здороватьсЯ к ней не  водили.  „октора  приезжали
часто. Џриносили из церкви большой местный образ иверской  божьей  матери  и
служили молебен у маменьки в спальне. Ќас же не пустили туда, но  мы  видели
и слышали, как с пеньем пронесли образ через  залу,  молились  в  отворенную
дверь нашей столовой. ‚ этот день  нас  даже  не  водили  гулЯть  в  сад,  а
приказали побегать по двору, который был очень велик и  зеленелсЯ  как  луг;
но мы не бегали,  а  только  ходили  тихо  взад  и  вперед.  Ќапрасно  ‘урка
ласкалсЯ, забегал  мне  в  лицо,  прыгал  на  менЯ,  лизал  мои  руки,  -  Я
совершенно не мог им  заниматьсЯ.  …всеич  и  Џараша  печально  молчали  или
потихоньку  перешептывались  между  собой.  …всеич  уже  не  старалсЯ   менЯ
развеселить или утешить, а только повторЯл,  видЯ  мои  глаза,  беспрестанно
наполнЯющиесЯ слезами: "Њолись богу, соколик,  чтоб  маменька  выздоровела".
Њы воротились с печального гулЯньЯ, Я бросилсЯ в свою  кроватку,  задернулсЯ
занавесками,  спрЯтал  голову  под  подушки  и  дал  волю  слезам,   которые
удерживал Я так долго, с невероЯтными усилиЯми длЯ дитЯти.  ‚  то  же  времЯ
мелькнула у менЯ мысль, что Я спрЯталсЯ, что Я не всхлипываю,  что  маменька
не увидит и не услышит моих слез. ‚идно, …всеич догадалсЯ, что  такие  слезы
нельзЯ остановить; он долго стоЯл возле моей кроватки, знал, что Я плачу,  и
молчал. Ќаконец вылились  слезы,  и  Я  заснул.  ‘пал  Я  довольно  долго  и
проснулсЯ с криком, как будто от испуга. ‘естрица перваЯ подбежала  ко  мне,
весело говорЯ: "Њаменьке получше", и Џараша сказала то же. …всеича  не  было
с нами, но он скоро пришел, и Џараша встретила его вопросом: "Ќу  что,  ведь
барыне получше?" - "Џолучше", - отвечал …всеич, но нетвердым голосом. џ  это
заметил, однако успокоилсЯ несколько. „авно прошло времЯ обеда. ‘естрица  не
хотела без менЯ кушать, но теперь, вместе со мною, охотно села  за  стол,  и
мы кое-как пообедали. џ упросил …всеича узнать  об  маменьке;  он  ходил  и,
поспешно  воротЯсь,  сказал:  "ЃарынЯ  почивает".  —ерез  несколько  времени
ходила Џараша и принесла такое же известие. ‘омнение начало  вкрадыватьсЯ  в
мою душу. џ пристально посмотрел в глаза …всеичу и Џараше и  твердо  сказал:
"‚ы неправду говорите". Ћни смутились, переглЯнулись и  не  вдруг  отвечали.
‚се это Я заметил, и уже не слушал потом никаких  уверений  и  утешений.  ‚о
времЯ этого спора вошел отец. Џо его лицу Я все угадал. "Џойдемте, -  сказал
он тихо, - мать хочет вас видеть и благословить". џ зарыдал,  а  за  мной  и
сестрица. "Џослушайте, - сказал отец, - если мать увидит,  что  вы  плачете,
то ей сделаетсЯ хуже и она от того  может  умереть;  а  если  вы  не  будете
плакать, то ей будет лучше". ‘лезы высохли у менЯ на глазах,  сестрица  тоже
перестала плакать. ЏогодЯ  немного,  отец  взЯл  нас  за  руки  и  привел  в
спальную. ‚ комнате было так темно, что Я видел только образ матери, а  лица
разглЯдеть не  мог;  нас  подвели  к  кровати,  поставили  на  колени,  мать
благославила нас образом, перекрестила,  поцеловала  и  махнула  рукой.  Ќас
поспешно увели. ‚ гостиной встретили мы  свЯщенника;  он  также  благословил
нас, и мы воротились в свою комнату в каком-то душевном оцепенении. џ  вдруг
как будто забыл, что маменька  нас  благославила,  простилась  с  нами...  џ
потерЯл способность не только соображениЯ, но и пониманиЯ; одно вертелось  у
менЯ в голове, что у маменьки темно  и  что  у  ней  горЯчее  лицо.  …всеич,
Џараша и сестрица плакали, а у менЯ не было ни одной слезинки. Ќе знаю,  что
было со мной?  џ  не  могу  назвать  тогдашнего  моего  духовного  состоЯниЯ
холодным отчаЯнием. Њысль о смерти матери не  входила  мне  в  голову,  и  Я
думаю, что мои понЯтиЯ стали путатьсЯ  и  что  это  было  началом  какого-то
помешательства. - Џришло времЯ ложитьсЯ спать.  …всеич  раздел  менЯ,  велел
мне молитьсЯ богу,  и  Я  молилсЯ,  и,  по  обыкновению,  прочитав  молитву,
проговорил вслух: "ѓосподи, помилуй тЯтеньку и маменьку". џ лег, …всеич  сел
подле менЯ и начал что-то говорить, но Я ничего не слыхал. Ќе помню, чтоб  Я
спал, но …всеич уверЯл после, что Я скоро заснул и спал около часа. џ  помню
только, что вдруг начал слышать радостные голоса: "‘лава богу,  слава  богу,
бог дал вам братца, маменька теперь будет здорова". ќто  говорили  …всеич  и
Џараша моей сестрице, котораЯ,  с  радостным  криком,  повторЯЯ  эти  слова,
прибежала к моей кроватке, распахнула занавески,  влезла  ко  мне  и  обнЯла
менЯ своими ручонками... џ вспомнил все и зарыдал  как  исступленный,  рыдал
так долго, что смутил общую радость и привел всех  в  беспокойство.  ‘ходили
за моим отцом. Ћн пришел и, услыша  издали  мои  рыданьЯ,  подходЯ  ко  мне,
закричал: "—то ты, ‘ережа! Ќадо радоватьсЯ, а не плакать. ‘лава  богу!  Њать
будет здорова, у тебЯ родилсЯ братец..." Ћн взЯл менЯ  на  руки,  посадил  к
себе на колени, обнЯл и поцеловал. Ќе скоро  унЯлись  судорожные  рыданиЯ  и
всхлипываньЯ, внутреннЯЯ и наружнаЯ дрожь. Ќаконец все  мало-помалу  утихло,
и прежде всего Я увидел, что в  комнате  Ярко-светло  от  утренней  зари,  а
потом понЯл, что маменька жива, будет  здорова,  -  и  чувство  невыразимого
счастьЯ наполнило мою  душу!  ќто  происходило  4-го  июнЯ,  на  заре  перед
восходом  солнца,  следовательно,  очень  рано.  џ  все  спрашивал,   отчего
сестрица проснулась, отчего  она  прежде  менЯ  узнала  радостное  известие?
‘естрица уверЯла, что она не спала, когда прибежала Џараша, но  Я  спорил  и
не верил. џ долго так же спорил, утверждаЯ, что Я  не  засыпал;  но  наконец
должен был  согласитьсЯ,  что  Я  действительно  спал,  что  менЯ  разбудили
громкие речи Џараши, …всеича и крик сестрицы. Ћтец поспешил уйти,  а  дЯдька
и нЯнька поспешили нас с сестрицей уложить почивать. Њы не скоро заснули,  а
все переговаривались, лежа в своих кроватках: какой у  нас  братец?  Ќаконец
нам запретили говорить, и мы сладко заснули.
     Џоздно последовало наше радостное пробуждение. џ сейчас стал  проситьсЯ
к маменьке, и просилсЯ так неотступно, что …всеич ходил с  моей  просьбой  к
отцу; отец приказал мне сказать, чтоб Я и не думал об этом, что Я  несколько
дней не увижу матери. ќто менЯ - огорчило. Џотом Я  стал  просить  поглЯдеть
братца, и Џараша сходила и выпросила позволеньЯ у  бабушки-повитушки,  Ђлены
Њаксимовны, прийти нам с сестрицей  потихоньку,  через  девичью,  в  детскую
братца, котораЯ отделЯлась от спальни матери другою  детскою  комнатой,  где
обыкновенно жили мы с сестрицей. Њы еще в  сенЯх  пошли  на  цыпочках,  чему
Џараша много смеЯлась. ‚  маленькой  детской  висела  прекраснаЯ  люлька  на
медном кольце, ввернутаЯ в потолок.  ќту  люльку  подарил  покойный  дедушка
‡убин, когда  еще  родилась  старшаЯ  моЯ  сестра,  вскоре  умершаЯ;  в  ней
качались и Я, и моЯ втораЯ сестрица. Џодставили стул,  Я  влез  на  него  и,
раскрыв зеленый шелковый положок, увидел  спЯщего  спеленанного  младенца  и
заметил только, что у него на головке  черные  волоски.  ‘естрицу  взЯли  на
руки, и она также посмотрела  на  спЯщего  братца  -  и  мы  остались  очень
довольны.  ЏриготовленнаЯ  заранее  кормилица,  еще  не  кормившаЯ   братца,
которому давали только ревенный сироп, нарЯдно одетаЯ,  была  уже  тут;  она
поцеловала у нас ручки. Ђлена Њаксимовна, видЯ, что  мы  такие  умные  дети,
ходим на цыпочках и говорим вполголоса, обещала всЯкий день  пускать  нас  к
братцу  именно  тогда,  когда  она  будет  его  мыть.  Ћбрадованные   такими
приЯтными надеждами, мы весело пошли гулЯть и бегать  сначала  по  двору,  а
потом и по саду. Ќа этот раз ласки моего любимца  ‘урки  были  принЯты  мною
благосклонно, и Я, кажетсЯ, бегал, прыгал и валЯлсЯ  по  земле  больше,  чем
он; когда же мы пошли в сад, то Я  сейчас  спросил:  "Ћтчего  вчера  нас  не
пустили сюда?" †иваЯ  Џараша,  не  подумав,  отвечала:  "Ћттого,  что  вчера
матушка очень стонали,  и  мы  в  саду  услыхали  бы  их  голос".  ЊенЯ  так
встревожило и огорчило это известие, что  Џараша  не  знала,  как  поправить
дело. Ћна уверЯла и божилась, -  что  теперь  все  прошло,  что  она  своими
глазами видела барыню, говорила с ней и что они  здоровы,  а  только  слабы.
Џараша  просила  даже  менЯ  не  сказывать  …всеичу  и   никому,   что   она
проболталась, и уверЯла, что ее будут очень  бранить;  Я  обещал  никому  не
говорить. џ поверил Џараше, успокоилсЯ, и  у  менЯ  опЯть  стало  весело  на
сердце.
     „о самого вечера ничем не омрачилось светлое состоЯние  моей  души.  €з
последних  слов  Џараши  Я  еще  более  понЯл,  как  ужасно  было  вчерашнее
прошедшее; но в то же времЯ Я совершенно  поверил,  что  теперь  все  прошло
благополучно и что маменька почти здорова. ‚ечером частый  приезд  докторов,
суетливаЯ беготнЯ из девичьей в кухню и людскую,  а  всего  более  печальное
лицо отца, который приходил проститьсЯ с нами и перекрестить нас,  когда  мы
ложились спать, - навели на менЯ сомнение и  беспокойство.  Ќа  мои  вопросы
отец не имел духу отвечать, что маменька здорова; он только сказал мне,  что
ей лучше и что, бог  милостив,  она  выздоровеет...  Ѓог  точно  был  к  нам
милостив, и через несколько дней,  проведенных  мною  в  тревоге  и  печали,
повеселевшее  лицо  отца  и  увереньЯ   Ђвенариуса,   что   маменька   точно
выздоравливает и что Я  скоро  ее  увижу,  совершенно  менЯ  успокоили.  ’ут
только обратил Я все мое вниманье, любопытство и любовь  на  нового  братца.
Њы по-прежнему ходили к нему всЯкий день и видели, как его мыли; но  сначала
Я смотрел на все без участьЯ: Я мысленно жил в спальной  у  моей  матери,  у
кровати больной.
     Ќаконец, не видавшись с матерью около недели, Я увидел  ее,  бледную  и
худую, все еще лежащую в постели; зеленые гардинки были опущены,  и  потому,
может быть, лицо ее показалось мне еще бледнее. Ћтец  заранее  наказал  мне,
чтобы Я не только не плакал, но и не слишком радовалсЯ, не слишком  ласкалсЯ
к матери. ќто менЯ очень смутило:  одевать  свое  горЯчее  чувство  в  более
сдержанные,  умеренные  выражениЯ  Я  тогда  еще  не  умел:  Я  должен   был
показатьсЯ странным, не тем, чем Я был всегда,  и  мать  сказала  мне:  "’ы,
‘ережа, совсем не рад, что у  тебЯ  мать  осталась  жива..."  џ  заплакал  и
убежал. Ћтец объЯснил матери причину моего смущениЯ. Њне  дали  проплакатьсЯ
немножко и опЯть позвали в спальню. Њать нежно приласкала  менЯ  и  сестрицу
(менЯ особенно) и сказала: "Ќе бойтесь, мне не будет вредна ваша любовь".  џ
обнЯл мать, плакал на ее груди и шептал: "џ сам бы умер, если б вы  умерли".
‚идно, мать почувствовала, что ее слишком волнует свиданье  с  нами,  потому
что вдруг и торопливо сказала: "Џодите к братцу: его скоро будут  крестить".
Њы прЯмо пошли к братцу. …го только что вымыли, одели  в  новую  распашонку,
завернули в новую простынку и в розовое атласное одеЯльце:  он,  разумеетсЯ,
плакал; мне стало жалко, но у груди кормилицы  он  сейчас  успокоилсЯ.  ‚идЯ
приготовлениЯ к крестинам и слыша, что говорЯт о них, Я попросил  объЯснениЯ
этому, неслыханному и невиданному мною, делу. Њне  объЯснили,  и  Я  захотел
непременно быть  крестным  отцом  моего  братца.  Њне  говорили,  что  этого
нельзЯ, что Я маленький, что у менЯ нет кумы,  но  последнее  препЯтствие  Я
сейчас преодолел, сказав, что кумой будет моЯ сестрица. ‚идЯ мое упорство  и
не желаЯ довести менЯ до слез, менЯ обманули, как Я  после  узнал,  то  есть
поставили вместе с сестрицей рЯдом с  настоЯщим  кумом  и  кумою.  Љрещение,
символических таинств которого  Я  не  понимал,  возбудило  во  мне  сильное
внимание, изумление и даже страх: Я боЯлсЯ, что свЯщенник порежет  ножницами
братцыну головку, а погружение младенца в воду заставило менЯ вскрикнуть  от
испуга... Ќо Я  неотступными  просьбами  выпросил  позволение  подержать  на
своих  руках  моего  крестного  сына,   -   разумеетсЯ,   его   придерживала
бабушка-повитушка, - и Я долго оставалсЯ в приЯтном заблуждении, что  братец
мой крестный сын, и даже, прощаЯсь, всегда его крестил.
     —ерез несколько  дней  нас  перевели  из  столовой  в  прежнюю  детскую
комнату. Њать поправлЯлась медленно, домашними делами почти  не  занималась,
никого, кроме доктора, —ичаговых и Љ.Ђ.—епруновой, не  принимала;  Я  был  с
нею безотлучно. џ читал матери вслух разные  книги  длЯ  ее  развлеченьЯ,  а
иногда длЯ ее усыпленьЯ, потому что она как-то мало спала  по  ночам.  Љниги
длЯ развлеченьЯ получала она из библиотеки ‘.€.Ђничкова;  длЯ  усыпленьЯ  же
употреблЯлись мои детские книжки, а также "•ерасков" и "‘умароков". ‚  числе
первых  особенно  памЯтна  мне  "†изнь  английского  философа  Љлевеланда"*,
кажетсЯ, в пЯтнадцати томах, которую Я читал с большим удовольствием.  Љроме
чтеньЯ Я очень скоро привык ухаживать за больною матерью и в известные  часы
подавать ей лекарства, не пропускаЯ ни одной минуты; в горничной  своей  она
не имела уже частой надобности, Я призывал ее тогда, когда было нужно.  Њать
была очень этим довольна, потому что  не  любила  присутствиЯ  и  сообщества
слуг и служанок. Њысль, что Я полезен матери,  была  мне  очень  приЯтна,  Я
даже гордилсЯ тем. —асто  и  подолгу  разговариваЯ  со  мною  наедине,  она,
кажетсЯ, увидела, что Я могу понимать ее более, чем  она  предполагала.  Ћна
стала говорить со мною о том, о чем прежде  не  говаривала.  џ  это  заметил
потому, что иногда предмет разговора превышал мой  возраст  и  мои  понЯтиЯ.
Ќередко детские  мои  вопросы  изобличали  мое  непониманье,  и  мать  вдруг
переменЯла разговор, сказав: "Ћб этом  мы  поговорим  после".  Њне  особенно
было неприЯтно,  когда  мать,  рассуждаЯ  со  мной,  как  с  большим,  вдруг
переменЯла  склад  своей  речи  и  начинала  говорить,  применЯЯсь  к  моему
детскому  возрасту.  ‘амолюбие  мое  всегда  оскорблЯлось  такою   внезапной
переменой,  а  главное  -  мыслью  матери,  что  менЯ  так  легко  обмануть.
‚последствии Я стал хитрить, притворЯЯсь,  что  все  понимаю  хорошо,  и  не
предлагаЯ вопросов. Њежду прочим, мать рассказывала мне, как ей  не  хочетсЯ
уезжать на житье в деревню. “ нее было множество причин; главные состоЯли  в
том, что Ѓагрово сыро и вредно ее здоровью, что она в нем  будет  непременно
хворать, а помощи получить неоткуда, потому что лекарей близко нет; что  все
соседи и родные ей не нравЯтсЯ, что все это люди грубые и необразованные,  с
которыми ни о чем ни слова сказать нельзЯ, что жизнь  в  деревенской  глуши,
без общества умных людей, ужасна, что  мы  сами  там  поглупеем.  "Ћдна  моЯ
надежда, - говорила мать, - —ичаговы; по  счастью,  они  переезжают  тоже  в
деревню и станут жить в тридцати верстах  от  нас.  Џо  крайней  мере,  хотЯ
несколько раз в год можно будет с  ними  отвести  душу".  Ќе  понимаЯ  всего
вполне, Я верил матери  и  разделЯл  ее  грустное  опасенье.  ЏредполагаемаЯ
поездка к бабушке Љуролесовой  в  —урасово  и  продолжительное  там  гощенье
матери также не нравилось; она еще не знала  Џрасковьи  €вановны  и  думала,
что она такаЯ же, как и всЯ роднЯ  моего  отца;  но  впоследствии  оказалось
совсем другое. ЊилаЯ моЯ сестрица, до  сих  пор  не  понимаю  отчего,  очень
грустила, расставаЯсь с “фой.
     ______________
     *  "†изнь  английского  философа  Љлевеланда"   нравоучительный   роман
французского писателЯ  Џрево  д'ќксилЯ,  переведенный  на  русский  Язык  во
второй половине XVIII века.

     Љак только мать стала оправлЯтьсЯ, отец подал  просьбу  в  отставку;  в
самое это времЯ приехали из полка мои дЯди ‡убины; оба  отставили  службу  и
вышли в чистую, то есть отставку;  старший  с  чином  майора,  а  младший  -
капитаном. ‚се удивлЯлись этой разнице в чинах; оба брата были в одно  число
записаны в гвардию, в одно число переведены в армейский полк капитанами и  в
одно же число уволены в отставку. џ  очень  обрадовалсЯ  им,  особенно  дЯде
‘ергею Ќиколаичу, который, по моему мнению, так чудесно рисовал. џ  напомнил
ему, как он дразнил менЯ, когда Я был  маленький,  и  прибавил,  с  чувством
собственного  достоинства,  что   теперь   уже   нельзЯ   раздразнить   менЯ
какими-нибудь пустЯками. „ЯдЯ на прощанье нарисовал мне бесподобную  картину
на стекле: она представлЯла болото, молодого охотника  с  ружьем  и  легавую
собаку, белую, с кофейными пЯтнами и коротко  отрубленным  хвостом,  котораЯ
нашла какую-то дичь, вытЯнулась над ней и поднЯла одну  ногу.  ќта  картинка
была как  бы  пророчеством,  что  Я  со  временем  буду  страстным  ружейным
охотником. ‘ергей Ќиколаич сам был горЯчий  стрелок.  Ћба  дЯди  очень  были
огорчены, что мы переезжаем на житье в деревню.
     Ќе  дождавшись  еще  отставки,  отец  и  мать  совершенно  собрались  к
переезду в Ѓагрово. ‚ытребовали оттуда лошадей и  отправили  вперед  большой
обоз с разными  вещами.  ђаспростились  со  всеми  в  городе  и,  видЯ,  что
отставка все еще не приходит, решились  ее  не  дожидатьсЯ.  ѓубернатор  дал
отцу отпуск, в продолжение которого должно было выйти увольнение от  службы;
дЯди остались жить в нашем доме: им поручили продать его.
     Њы выехали из “фы около того же числа,  как  и  два  года  тому  назад.
’олько помещались уже не так: с матерью  вместе  сидела  кормилица  с  нашим
маленьким братцем, а мы с сестрицей и Џарашей ехали в  какой-то  колЯске  на
пазах, котораЯ всЯ дребезжала и бренчала, что нас очень забавлЯло. Њы  ехали
по той же дороге, останавливались на тех же местах, так же  удили  на  „еме,
так же пробыли в Џарашине полторы суток и так же все осматривали.  џ  принЯл
в другой раз на свою душу такие же приЯтные впечатлениЯ; хотЯ  они  были  не
так уже новы и свежи и не так менЯ изумлЯли, как в первый  раз,  но  зато  Я
понЯл их Яснее и почувствовал глубже. Ћдно Џарашино  подействовало  на  менЯ
грустно и тЯжело. ‚ этот  год  там  случилсЯ  неурожай;  ржаные  хлеба  были
редки, а Яровые - низки и травны. ђаботы, казалось бы,  меньше,  а  жницы  и
жнецы скучали ею больше. Ћдин из них, суровый с виду, грубым голосом  сказал
моему отцу: "Ќевесело работать, Ђлексей ‘тепаныч.  Ќе  глЯдел  бы  на  такое
поле: козлец да осот. •одишь  день-деньской  по  десЯтине  да  собираешь  по
колосу". Ћтец возразил: "Љак быть, волЯ божьЯ..." - и суровый  жнец  ласково
отвечал: "‚естимо так, батюшка!"
     ‚последствии  понЯл  Я  высокий  смысл  этих  простых   слов,   которые
успокаивают всЯкое  волненье,  усмирЯют  всЯкий  человеческий  ропот  и  под
благодатною силою которых до сих пор живет православнаЯ ђусь.  џсно  и  тихо
становитсЯ на душе человека, с верою сказавшего и с верою услыхавшего их.
     ‚ообще народ в Џарашине был  уныл,  особенно  потому,  что  к  хлебному
неурожаю присоединилсЯ сильный падеж рогатого скота. Ћтец  говорил  об  этом
долго с Њиронычем, и Њироныч, между прочим, сказал: "ќто еще  не  беда,  что
хлеба мало господь уродил,  у  нас  на  селе  старого  довольно,  а  у  кого
недостанет,  так  господский-то  сусек*  на  что?   ‚от   беда   крестьЯнину
семьЯнному, с малыми детьми, когда бог его  скотинкой  обидит,  без  молочка
ребЯтам плохо, батюшка Ђлексей ‘тепаныч. ‚от у  десЯтника  Ђрхипова  было  в
дому восемь дойных коров, а теперича  не  осталось  ни  шерстинки,  а  ребЯт
куча. Џрогневали бога!" Ѓогатое село Џарашино  часто  подвергалось  скотским
падежам. Ћтец знал настоЯщую их причину и сказал  Њиронычу:  "Ќадо  построже
смотреть за кожевниками: они покупают у башкирцев за бесценок кожи с  дохлых
от чумы коров, и от этого у  вас  в  Џарашине  так  часты  падежи".  Њироныч
почесал за ухом и с недовольным видом  отвечал:  "Љоли  от  евтого,  батюшка
Ђлексей ‘тепаныч, так уж за грехи наши господь  посылает  свое  наслание"**.
Ћтец  не  забыл  спросить  о  хвором  старичке  ’ерентье,  бывшем  засыпкой.
’ерентий был тогда же отставлен от всех работ и через год умер. Ќа этот  раз
багровские  старики  отозвались  об  Њироныче,   что   "он   стал   маненько
позашибатьсЯ", то есть  чаще  стал  напиватьсЯ  пьЯн,  но  все  еще  другого
начальника не желали.
     ______________
     * ‘усек - закром. (Џримеч. автора.)
     ** ‘нЯтие кож с  чумной  скотины  воспрещено  законом;  но  башкирцы  -
плохие законоведцы, а русские кожевники соблазнЯютсЯ дешевизной, и  это  зло
до сих пор не вывелось в Ћренбургской губернии. (Џримеч. автора.)

     Њы  выехали  из  Џарашина  на  заре  и  приехали  кормить  на  быстрый,
глубокий, многоводный €к. Њы расположились  у  последнего  моста,  на  самом
быстром рукаве реки. ’ут Я  вполне  рассмотрел  и  вполне  налюбовалсЯ  этою
великолепною и необыкновенною рыбною рекою. Њы кормили с лишком четыре  часа
и досыта наудились, даже раков наловили. Ќочевали в Љоровине,  а  на  другой
день, около полден, увидели с горы Ѓагрово. џ в это времЯ сидел в  карете  с
отцом и матерью. ‚ карете было довольно просторно, и когда мать  не  лежала,
тогда нас с сестрицей брали попеременно в карету; но мне доставалось  сидеть
чаще. „ень был красный и жаркий. Њать, в самом  мрачном  расположении  духа,
сидела  в  углу  кареты;  в  другом  углу  сидел  отец;  он  также   казалсЯ
огорченным, но Я заметил, что в то же  времЯ  он  не  мог  без  удовольствиЯ
смотреть на открывшиесЯ  перед  нашими  глазами  камышистые  пруды,  зеленые
рощи, деревню и дом.


Џђ€…‡„ ЌЂ ЏЋ‘’ЋџЌЌЋ… †€’њ… ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

     Љогда мы подъехали к дому, бабушка,  в  полгода  очень  постаревшаЯ,  и
тетушка ’атьЯна ‘тепановна стоЯли уже  на  крыльце.  Ѓабушка  с  искренними,
радостными слезами обнЯла моего отца и мать, перекрестилась и сказала:  "Ќу,
слава богу! Џриехали  настоЯщие  хозЯева.  Ќе  чаЯла  дождатьсЯ  вас.  Њы  с
’анюшей дни и  часы  считали  и  глазыньки  проглЯдели,  глЯдЯ  на  уфимскую
дорогу". Њы вошли прЯмо  к  бабушке:  она  жила  в  дедушкиной  горнице,  из
которой была прорублена дверь в ее прежнюю комнату, где  поселилась  ’атьЯна
‘тепановна. Ѓабушка с тетушкой обедали,  когда  мы  приехали,  за  маленьким
столиком у бабушкиной кровати; прислуга была женскаЯ; всех  лакеев  посылали
на полевую работу. Ѓабушка бросила свой обед. Ќачалась  беготнЯ  и  хлопоты,
чтоб накормить нас обедом. Ќабежала куча  девок,  проворно  накрыли  стол  в
зале, и мы вместе с бабушкой и тетушкой  очень  скоро  сели  за  обед.  Ѓлюд
оказалось множество, точно нас ждали, но все кушаньЯ  были  так  жирны,  что
мать  и  Я  с  сестрицей  встали  из-за  стола  почти   голодные.   Ѓабушка,
беспрестанно со  слезами  вспоминаЯ  дедушку,  кушала  довольно;  она  после
обеда, по обыкновению, легла уснуть, а мать и отец  принЯлись  распорЯжатьсЯ
своим помещением в доме. ЌоваЯ горница (так ее  всегда  звали)  длЯ  молодой
барыни была еще не совсем отделана: в ней работали  старый  столЯр  Њихей  и
молодой столЯр Ђким. Ќа первый раз мы поместились в гостиной  и  в  угольной
комнате, где живала прежде тетушка; угольнаЯ  потерЯла  всю  свою  прелесть,
потому что окна и  всЯ  сторона,  выходившаЯ  на  Ѓугуруслан,  были  закрыты
пристройкою новой горницы длЯ матери. ќта  горница  отделЯлась  от  угольной
маленьким коридорчиком с выходом  в  сад,  но  двери  в  него  были  еще  не
прорублены. Џокуда происходила в доме раскладка, размещение  привезенных  из
“фы  вещей  и  устройство  нового  порЯдка,  Я  с  …всеичем  ходил   гулЯть,
разумеетсЯ с позволениЯ матери, и мы успели осмотреть Ѓугуруслан, быстрый  и
омутистый, протекавший углом по всему саду, летнюю кухню, остров,  мельницу,
пруд и плотину, и на этот раз все мне так понравилось,  что  в  одну  минуту
изгладились в моем воспоминании все  неприЯтные  впечатлениЯ,  произведенные
на менЯ двукратным  пребыванием  в  Ѓагрове.  ђассказы  дворовых  мальчишек,
бегавших за нами толпою, о чудесном клеве рыбы, котораЯ берет везде, где  ни
закинь удочку, привели менЯ в восхищение, и  с  этой  минуты  кончилось  мое
согласие с матерью в неприЯзненных чувствах к Ѓагрову.
     Ќа первых порах отец был очень озабочен своим вступленьем  в  должность
полного хозЯина, чего непременно требовала  бабушка  и  что  он  сам  считал
своей необходимой обЯзанностью. Ќо мать, сколько ее ни просили, ни за что  в
свете  не  согласилась  входить  в  управленье  домом  и  еще  менее   -   в
распорЯжение оброками, прЯжею и  тканьем  крестьЯнских  и  дворовых  женщин.
Њать очень твердо объЯвила, что будет жить  гостьей  и  что  берет  на  себЯ
только одно дело: заказывать кушаньЯ  длЯ  стола  нашему  городскому  повару
Њакею, и то  с  тем,  чтобы  бабушка  сама  приказывала  длЯ  себЯ  готовить
кушанье, по своему вкусу, своему деревенскому повару ‘тепану. Ћб  этом  было
много разговоров и споров. џ  заметил,  что  мать  находилась  в  постоЯнном
раздражении и говорила резко, несмотрЯ на то что бабушка и тетушка  говорили
с ней почтительно и даже робко. џ один раз сказал ей: "Њаменька,  вы  чем-то
недовольны, вы все сердитесь". Ћна отвечала: "џ не  сержусь,  мой  друг,  но
огорчаюсь моим положеньем. ЊенЯ здесь никто не  понимает.  Ћтец  с  утра  до
вечера будет заниматьсЯ хозЯйством, а ты  еще  мал  и  не  можешь  разделЯть
моего огорчениЯ". џ решительно не понимал, чем может огорчатьсЯ мать.
     ‚ доме произошло много перемен,  прежде  чем  отделали  новую  горницу:
дверь из гостиной в коридор заделали, а прорубили дверь  в  угольную;  дверь
из бывшей бабушкиной горницы в буфет также заделали,  а  прорубили  дверь  в
девичью. ‚се это, конечно, было удобнее и покойнее. ‚се это придумала  мать,
и все это исполнЯли  с  неудовольствием.  Ќедели  две  продолжалась  в  доме
беспрестаннаЯ стукотнЯ от столЯров и плотников, не было угла  спокойного,  а
как погода стоЯла прекраснаЯ, то мы с сестрицей с утра до вечера  гулЯли  по
двору и пр саду и по березовой  роще,  в  которой  уже  поселились  грачи  и
котораЯ потом была прозвана "ѓрачовой рощей". џ ничего не читал и  не  писал
в это времЯ, и мать всЯкий день отпускала менЯ с  …всеичем  удить:  она  уже
уверилась в его усердии и осторожности.  ‘  каждым  днем  Я  более  и  более
пристращалсЯ к ужению и с каждым днем открывал новые красоты в  Ѓагрове.  Џо
глубоким местам в саду и с плотины на мельнице  удили  мы  окуней  и  плотву
такую крупную, что часто Я не мог вытащить ее без  помощи  …всеича.  ЌачинаЯ
же от летней кухни до мельницы, где река разделЯлась надвое  и  была  мелка,
мы удили пескарей, а иногда и других  маленьких  рыбок.  ‚  это  времЯ  года
крупнаЯ рыба, как-то: Язи, голавли и лини уже не брали, или,  лучше  сказать
(что, конечно, Я узнал гораздо позднее), их не умели  удить.  ‚ообще  уженье
находилось тогда в самом первоначальном,  младенческом  состоЯнии.  џ  всего
более любил остров. ’ам  можно  было  удить  и  крупную  и  мелкую  рыбу:  в
старице, тихой и довольно глубокой, брала крупнаЯ, а с другой  стороны,  где
Ѓугуруслан бежал мелко и по чистому дну  с  песочком  и  камешками,  отлично
клевали пескари; да и сидеть под тенью берез и  лип,  даже  без  удочки,  на
покатом зеленом берегу,  было  так  весело,  что  Я  и  теперь  неравнодушно
вспоминаю об этом времени. Ћстров был также любимым местом  тетушки,  и  она
сиживала иногда вместе со мной и удила  рыбку:  она  была  большаЯ  охотница
удить.
     Ќаконец кончилась стукотнЯ топором, строганье настругов и  однообразное
шипенье  пил;  это  тоже  были  длЯ  менЯ  любопытные  предметы:   Я   любил
внимательно и подолгу смотреть на живую работу столЯров и  плотников,  мешаЯ
им беспрестанными вопросами.  Љомната  моей  матери,  застроеннаЯ  дедушкой,
была совершенно отделана. Њать отслужила молебен в новой горнице,  свЯщенник
окропил новые стены свЯтою водою, и мы перешли в  новое  жилье.  Џод  словом
мы, Я разумею мать, отца и себЯ. ‘естрица и маленький  братец  поселились  в
бывшей тетушкиной угольной, а теперь уже в нашей  детской  комнате.  ‘пальнЯ
матери, получившаЯ у прислуги навсегда имЯ  "барыниной  горницы",  была  еще
веселее, чем бывшаЯ угольнаЯ, потому что она была  ближе  к  реке.  ђастущаЯ
под берегом развесистаЯ  молодаЯ  береза  почти  касалась  ее  стены  своими
ветвЯми. џ очень любил смотреть в окно, выходившее на  Ѓугуруслан,  из  него
виднелась даль уремы Ѓугуруслана, сходившаЯсЯ с  уремою  речки  Љармалки,  и
между ними крутаЯ и голаЯ вершина —елЯевской горы.
     Ћтец точно был занЯт хозЯйством с утра до вечера. Љаждый день он  ездил
в поле; каждый день ходил на конный и скотный двор; каждый день бывал  и  на
мельнице. Џриезжал  из  города  какой-то  чиновник,  собрал  всех  крестьЯн,
прочел им указ и ввел моего отца во  владение  доставшимсЯ  ему  именьем  по
наследству от нашего покойного дедушки. Џотом  всех  крестьЯн  и  крестьЯнок
угощал пивом и вином;  все  кланЯлись  в  ноги  моему  отцу,  все  обнимали,
целовали его и его руку.  Њногие  плакали,  вспоминаЯ  о  покойном  дедушке,
крестЯсь и говорЯ: "–арство ему небесное". џ один был с  отцом:  менЯ  также
обнимали и целовали, и Я чувствовал какую-то  гордость,  что  Я  внук  моего
дедушки. џ уже не дивилсЯ тому, что моего отца  и  менЯ  все  крестьЯне  так
любЯт; Я убедилсЯ, что это непременно так быть должно: мой отец - сын,  а  Я
внук ‘тепана Њихайлыча. Њать ни за что не согласилась  выйти  к  собравшимсЯ
крестьЯнам  и  крестьЯнкам,  сколько  ни  уговаривали  ее  отец,  бабушка  и
тетушка. Њать постоЯнно  отвечала,  что  "госпожой  и  хозЯйкой  по-прежнему
остаетсЯ матушка", то есть моЯ бабушка, и велела сказать это крестьЯнам;  но
отец сказал им, что молодаЯ барынЯ нездорова. ‚се были недовольны,  как  мне
показалось; вероЯтно, все знали, что барынЯ здорова. Њне было  досадно,  что
мать не вышла к добрым крестьЯнам, и совестно,  что  отец  сказал  неправду.
Љогда мы воротились, Я при всех сказал об этом матери, котораЯ стала  горЯчо
выговаривать отцу, зачем он солгал. Ћтец с досадой отвечал:  "‘овестно  было
сказать, что ты не хочешь быть их барыней и не хочешь их видеть;  в  чем  же
они перед тобой виноваты?.." ‘транно также и неприЯтно мне  показалось,  что
в то времЯ, когда отца вводили во владение  и  когда  крестьЯне  поздравлЯли
его  шумными  криками:  "‡дравствуй  на  многи  лета,   отец   наш   Ђлексей
‘тепаныч!" - бабушка и тетушка, смотревшие в  растворенное  окно,  обнЯлись,
заплакали навзрыд и заголосили.
     "Ћ чем плакали бабушка и тетушка?" - спросил  Я,  оставшись  наедине  с
матерью. Њать подумала и отвечала: "Ћни вспомнили, что целый век были  здесь
полными хозЯйками, что теперь настоЯщаЯ хозЯйка - Я, чужаЯ им  женщина,  что
Я только не хочу принЯть власти, а завтра могу захотеть, что  нет  на  свете
твоего дедушки - и оттого стало грустно им". - "Ђ почему,  маменька,  вы  не
вышли к нашим добрым крестьЯнам? Ћни  вас  так  любЯт".  -  "Ђ  потому,  что
бабушке и тетушке твоей стало бы еще  грустнее;  к  тому  же  Я  терпеть  не
могу... ну, да ты еще мал и понЯть менЯ не можешь".  ‘колько  Я  ни  просил,
сколько ни приставал, мать ничего более мне не сказала.  „олго  мучило  менЯ
любопытство, долго ломал Я голову:  чего  мать  терпеть  не  может?  Ќеужели
добрых крестьЯн, которые сами говорЯт, что нас так любЯт?..
     ‘тали приезжать к нам тетушки. ЏерваЯ приехала  ЂксиньЯ  ‘тепановна;  в
ней Я никакой перемены не заметил: она была так же к нам  ласкова  и  добра,
как прежде. Џотом  приехала  Ђлександра  ‘тепановна  с  мужем,  и  Я  сейчас
увидел, что она стала совсем другаЯ;  она  сделалась  не  только  ласкова  и
почтительна, но  бросалась  услуживать  моей  матери,  точно  Џараша;  мать,
однако, держала себЯ с ней совсем неласково. Ќаконец  приехала  и  …лизавета
‘тепановна с дочерьми. ѓордаЯ генеральша, хотЯ  не  ластилась  так  к  моему
отцу и матери, как Ђлександра ‘тепановна, но также переменила свое  холодное
и надменное обращенье на внимательное и учтивое.  „аже  двоюродные  сестрицы
переменились. ЊеньшаЯ из них, Љатерина, была живого и веселого нрава; она  и
прежде  нравилась  нам  больше,  теперь  же  хотели  мы  подружитьсЯ  с  ней
покороче; но, переменившись  в  обращении,  то  есть  сделавшись  учтивее  и
приветливее, она была с нами так скрытна и холодна, что оттолкнула нас и  не
дала нам возможности полюбить ее  как  близкую  родню.  ‚се  они  гостили  в
Ѓагрове не подолгу.
     Ќаконец приехали —ичаговы. €скреннЯЯ, живаЯ радость  матери  сообщилась
и мне; Я бросилсЯ на шею к  Љатерине  Ѓорисовне  и  обнЯл  ее,  как  родную.
‚идно, много выражалось удовольствиЯ на моем лице, потому что она,  взглЯнув
на мужа, с удивлением  сказала:  "Џосмотри,  Џетр  €ваныч,  как  ‘ережа  нам
обрадовалсЯ!" Џетр €ваныч в  первый  раз  обратил  на  менЯ  свое  особенное
вниманье и приласкал менЯ; в “фе он никогда не говорил со мной.  …го  доброе
расположение ко  мне  впоследствии  росло  с  годами,  и  когда  Я  был  уже
гимназистом, то он очень любил  менЯ.  Њать  …катерины  Ѓорисовны,  старушка
ЊарьЯ Њихайловна Њертваго, которую и покойный дедушка,  как  мне  сказывали,
уважал, имела славу необыкновенно тонкой  и  умной  женщины.  Ћна  занЯла  и
заговорила мою бабушку, тетушку и отца своими ласковыми речами, а  моЯ  мать
увела —ичаговых в свою спальную, и  у  них  начались  самые  одушевленные  и
задушевные разговоры.  „аже  мне  приказано  было  уйти  в  детскую  к  моей
сестрице. Џриезд —ичаговых оживил мать, котораЯ начинала скучать. „нЯ  через
три они уехали, взЯв слово, что мы приедем погостить к ним на целую неделю.
     ‚ Ѓагрове каждый год производилась охота с  Ястребами  за  перепелками,
которых все любили кушать и свежих и соленых. ‚ этот год также  были  вынуты
из гнезда и выкормлены в клетке,  называвшейсЯ  "садком",  два  Ястреба,  из
которых один находилсЯ на руках у ”илиппа, старого сокольника моего отца,  а
другой - у €вана Њазана, некогда ходившего за  дедушкой,  который,  несмотрЯ
на то что до нашего приезда  ежедневно  посылалсЯ  жать,  не  расставалсЯ  с
своим Ястребом и вынашивал его по ночам. џстребами начали травить, и  каждый
день поздно вечером приносили множество жирных перепелок и  коростелей.  Њне
очень хотелось посмотреть эту охоту, но мать не пускала.  Ќаконец  отец  сам
поехал и взЯл менЯ с собой. Ћхота мне  очень  понравилась,  и,  по  уверению
моего отца, что в ней нет ничего опасного, и по  его  просьбам,  мать  стала
отпускать  менЯ  с  …всеичем.  џ  очень   скоро   пристрастилсЯ   к   травле
Ястребочком, как говорил …всеич, и в тот счастливый день, в который  получал
с  утра  позволенье  ехать  на  охоту,   с   живейшим   нетерпеньем   ожидал
назначенного времени, то есть часов двух пополудни, когда ”илипп или  Њазан,
выспавшись после раннего обеда, ЯвитсЯ  с  бодрым  и  голодным  Ястребом  на
руке, с собственной своей собакой на веревочке (потому что  у  обоих  собаки
гонЯлись за перепелками) и скажет: "Џора, сударь, на  охоту".  ђоспуски  уже
давно были запрЯжены, и мы отправлЯлись в поле. џ не только любил  смотреть,
как резвый Ястреб догонЯет свою добычу, а любил все  в  охоте:  как  собака,
почуЯв след перепелки, начнет горЯчитьсЯ, мотать хвостом, фыркать,  прижимаЯ
нос к  самой  земле;  как,  по  мере  того  как  она  подбираетсЯ  к  птице,
горЯчность ее час от часу  увеличиваетсЯ;  как  охотник,  высоко  поднЯв  на
правой руке Ястреба, а левою  рукою  удерживаЯ  на  сворке  горЯчую  собаку,
подсвистываЯ, горЯчась сам, почти бежит за ней;  как  вдруг  собака,  иногда
искривЯсь набок, загнув нос в сторону, как будто  окаменеет  на  месте;  как
охотник кричит запальчиво "пиль, пиль" и наконец толкает собаку ногой;  как,
бог  знает  откуда,  из-под  самого  носа  с  шумом  и  чоканьем  вырываетсЯ
перепелка - и уже догонЯет ее с распущенными когтЯми жадный  Ястреб,  и  уже
догнал, схватил, пронессЯ несколько сажен, и опускаетсЯ с  добычею  в  траву
или жниву, - на это, пожалуй, всЯкий посмотрит с удовольствием. Ќо  Я  также
любил смотреть, как охотник, подбежав к Ястребу, став на колени и  осторожно
наклонЯсь над ним, обмЯв кругом траву  и  оправив  его  распущенные  крыльЯ,
начнет бережно отнимать  у  него  перепелку;  как  потом  полакомит  Ястреба
оторванной головкой и снова пойдет за новой добычей; Я любил  смотреть,  как
охотник кормит  своего  ловца,  как  Ястреб  щиплет  перьЯ  и  пух,  который
пристает к его окровавленному  носу,  и  как  он  отрЯхает,  чистит  его  об
рукавицу охотника; как Ястреб сначала жадно глотает  большие  куски  мЯса  и
даже небольшие кости и наконец набивает свой зоб в целый кулак величиною.  ‚
этой-то любви обнаруживалсЯ будущий охотник. Ќо,  увы,  как  Я  ни  старалсЯ
выгодно описывать мою охоту матери и  сестрице,  -  обе  говорили,  что  это
жалко и противно.
     џ прежде сам замечал большую перемену в бабушке; но особенное  вниманье
мое на эту перемену обратил разговор отца с матерью, в который Я  вслушалсЯ,
читаЯ свою книжку.  "Љак  переменилась  матушка  после  кончины  батюшки,  -
говорила моЯ мать, - она даже ростом стала как будто меньше; ничем  от  души
не занимаетсЯ, все ей стало словно чужое; беспрестанно  поминает  покойника,
даже об сестрице ’атьЯне ‘тепановне мало заботитсЯ. џ ей говорю о  том,  как
бы ее пристроить, выдать замуж, а она и слушать не хочет; только и  говорит:
"Љак угодно богу, так и будет..." Ђ отец со вздохом отвечал: "„а  уж  совсем
не та матушка! ‚идно, ей недолго жить  на  свете".  Њне  вдруг  стало  жалко
бабушку, и Я сказал: "Ќадо бабушку утешать, чтоб ей не  было  скучно".  Ћтец
удивилсЯ моим неожиданным словам, улыбнулсЯ и сказал: "Ђ  вы  бы  с  сестрой
почаще к ней ходили, старались бы ее развеселить". € с  того  же  днЯ  мы  с
сестрицей по нескольку раз в день стали бегать к  бабушке.  Ћбыкновенно  она
сидела на своей кровати и прЯла на самопрЯлке козий пух. ‚округ нее,  поджав
под себЯ ноги, сидело множество дворовых  крестьЯнских  девочек  и  выбирали
волосьЯ из клочков козьего пуха. ‚ыбрав свой клочок, девчонка  подавала  его
старой барыне, котораЯ, посмотрев на свет и не видЯ в пуху  волос,  клала  в
лукошечко, стоЯвшее подле нее. …сли же выбрано было нечисто,  то  возвращала
назад и бранила нерадивую девчонку. ѓлаза у бабушки  были  мутны  и  тусклы;
она часто дремала за своим делом, а иногда вдруг отталкивала от себЯ  прЯлку
и говорила: "Ќу, что уж мне за прЯжа, пора к ‘тепану Њихайлычу", и  начинала
плакать. Њы с сестрицей не умели и приступитьсЯ к ней  сначала  и,  посидев,
уходили; но тетушка научила нас, чем угодить бабушке. Ћна, несмотрЯ на  свое
равнодушие к окружающим предметам, сохранила свой прежний аппетит к  любимым
лакомствам и  блюдам.  Њежду  прочим,  она  очень  любила  вороньи  Ягоды  и
жаренные в сметане шампиньоны. ќтих Ягод  было  много  в  саду,  или,  лучше
сказать, в огороде; тетушка ходила с нами туда, указала их, и  мы  вместе  с
ней набрали целую полоскательную чашку и принесли  бабушке.  Ћна  как  будто
обрадовалась и, сказав: "‡натные Ягоды,  эки  крупные  и  какие  спелые!"  -
кушала их с удовольствием; хотела и нас попотчевать, но мы сказали, что  без
позволениЯ  маменьки  не  смеем.  Џотом  тетушка  указала  нам,  где  растут
шампиньоны. ќто была Ямочка или, скорее сказать, лощинка среди двора,  возле
тетушкиного амбара; вероЯтно, тут было прежде какое-нибудь строение,  потому
что только тут  и  родились  шампиньоны;  у  бабушки  называлось  это  место
"золотой Ямкой"; ее всЯкий день поливала водой косаЯ и глухаЯ  девка  ѓруша.
’акже  с  помощью  тетушки  мы  наковырЯли,  почти  из  земли,   молоденьких
шампиньонов полную тарелку и принесли бабушке; она  была  очень  довольна  и
приказала  нажарить  себе   целую   сковородку.   Ѓабушка   опЯть   захотела
попотчевать нас шампиньонами, и мы опЯть отказались.  Ћна  махнула  рукой  и
сказала: "Ќу, уж какие вы". “служиваЯ таким образом, мы пускались  в  разные
разговоры с бабушкой, и она становилась ласковее и  более  нами  занималась,
как вдруг неожиданный случай так отдалил менЯ от бабушки, что Я долго  ходил
к  ней  только  здороватьсЯ  да  прощатьсЯ.  Ћдин  раз,  когда   мы   весело
разговаривали с бабушкой, рыжаЯ крестьЯнскаЯ девчонка подала ей свой  клочок
пуха, уже раз возвращенный назад; бабушка посмотрела на свет и,  увидЯ,  что
есть волосьЯ, схватила одною рукою девочку  за  волосы,  а  другою  вытащила
из-под подушек  ременную  плетку  и  начала  хлестать  бедную  девочку...  џ
убежал. ќто напомнило мне народное училище,  и  Я  потерЯл  охоту  сидеть  в
бабушкиной горнице, смотреть, как прЯдет она на самопрЯлке  и  как  выбирают
девчонки козий пух.
     Џосле двухнедельного  ненастьЯ,  или,  вернее  сказать,  сырой  погоды,
наступило Ясное осеннее времЯ.  ‚сЯкий  день  по  ночам  бывали  морозы,  и,
проснувшись поутру, Я видел, как все  места,  не  освещенные  солнцем,  были
покрыты белым блестЯщим инеем. "‚от какой мороз лежит!"  -  говорил  …всеич,
подаваЯ мне одеватьсЯ. € точно, широкаЯ и длиннаЯ тень  нашего  дома  лежала
белаЯ, как скатерть, Ярко отличаЯсь от  потемневшей  и  мокрой  земли.  ’ень
укорачивалась,  косилась,  и  снежный  иней   скоро   исчезал   при   первом
прикосновении солнечных лучей, которые  и  в  исходе  сентЯбрЯ  еще  сильнее
пригревали.  џ  очень  любил  наблюдать,  как  солнышко  сгонЯло  мороз,   и
радовалсЯ, когда совершенно исчезла противнаЯ снежнаЯ белизна.
     Ќе знаю отчего, еще ни разу не брал менЯ отец в  поле  на  крестьЯнские
работы. Ћн говорил,  что  ему  надо  было  долго  оставатьсЯ  там  и  что  Я
соскучусь. †нитво уже давно кончили;  большую  часть  ржи  уже  перевезли  в
гумно; обмолотили горох, вытрЯсли мак - и Я ничего этого не  видал!  Ќаконец
мороз и солнце высушили остальные  снопы,  и  дружно  принЯлись  доканчивать
возку, несколько запоздавшую в этот год. џ видел из бабушкиной горницы,  как
тЯнулись телеги, нагруженные снопами, к нашему  высокому  гумну.  ќто  новое
зрелище возбудило  мое  любопытство.  џ  стал  проситьсЯ  с  отцом,  который
собиралсЯ ехать в поле, и он согласилсЯ, сказав, что теперь  можно,  что  он
только объедет полЯ и останетсЯ на гумне, а менЯ с …всеичем отпустит  домой.
Њать также согласилась. ‘ самого Џарашина, чему прошло уже два  года,  Я  не
бывал в хлебном поле и потому  с  большою  радостью  уселсЯ  возле  отца  на
роспусках. џ предварительно напомнил ему, что не худо было бы взЯть ружье  с
собой (что отец иногда делал), и он взЯл с собой ружье. †ивЯ  в  городе,  Я,
конечно, не мог получить настоЯщего понЯтиЯ, что такое осень в деревне.  ‚се
было ново, все изумлЯло и радовало менЯ. Њы проехали мимо пруда: на  грЯзных
и отлогих берегах его еще виднелись ледЯные  закрайки;  стадо  уток  плавало
посредине. џ просил отца застрелить уточку, но  отец  отвечал,  что  "уточки
далеко и что никакое ружье не хватит до них".  Њы  поднЯлись  на  изволок  и
выехали в поле. ’рава поблекла, потемнела и прилегла к земле;  голые  крутые
взлобки гор стали еще круче и голее, сурчины как-то выше и  краснее,  потому
что листьЯ чилизника и бобовника завЯли, облетели и не скрывали от  глаз  их
глинистых бугров; но сурков уже не было: они давно попрЯтались в свои  норы,
как сказывал мне отец. Ќавстречу стали попадатьсЯ нам телеги с  хлебом,  так
называемые сноповые телеги. ќто были короткие дроги  с  четырьмЯ  столбиками
по углам,  между  которыми  очень  ловко  укладывались  снопы  в  два  рЯда,
укрепленные сверху гнетом и крепко привЯзанные веревками  спереди  и  сзади.
‚се это растолковал мне отец, говорЯ, что такой  воз  не  опрокинетсЯ  и  не
рассыплетсЯ по нашим  косогористым  дорогам,  что  умнаЯ  лошадь  одна,  без
провожатого, безопасно привезет его в гумно.  ‚  самом  деле,  при  сноповых
возах были только мальчики или  девчонки,  которые  весело  шли  каждый  при
своей лошадке, низко кланЯЯсь при встрече  с  нами.  Љогда  мы  приехали  на
десЯтины,  то  увидели,  что  несколько  человек  крестьЯн  длинными  вилами
накладывают воза и только увЯзывают  и  отпускают  их.  Њы  поздоровались  с
крестьЯнами и сказали им: "Ѓог на помощь". Ћни поблагодарили;  мы  спросили,
не видали ли тетеревов. Ћтвечали, что на скирдах была тьма-тьмущаЯ,  да  все
разлетелись: так ружье  и  не  понадобилось  нам.  Ћтец  объЯснил  мне,  что
большаЯ часть крестьЯн работает теперь на гумне и что  мы  скоро  увидим  их
работу. "Ђ хочешь посмотреть, ‘ережа, как бабы молотЯт  дикушу  (гречу)?"  -
спросил отец. ђазумеетсЯ, Я отвечал, что  очень  хочу,  и  мы  поехали.  …ще
издали заслышали мы глухой шум, похожий на топот многих ног, который  вскоре
заглушилсЯ  звуками  крикливых  женских  голосов.  "‚ишь,  орут,  -  сказал,
смеЯсь, …всеич, - ровно наследство делЯт! ‚от оно, бабье-то царство!" ум  и
крик увеличивалсЯ по мере нашего приближениЯ и  вдруг  затих.  …всеич  опЯть
рассмеЯлсЯ, сказав: "Ђ, увидали, сороки!" Ќа одной из десЯтин  был  расчищен
ток, гладко выметенный; на нем, высокою грЯдой, лежала гречневаЯ солома,  по
которой ходили взад и вперед более тридцати  цепов.  џ  долго  с  изумлением
смотрел на эту невиданную  мною  работу.  ‘тройность  и  ловкость  мерных  и
быстрых ударов привели менЯ в восхищение. –епы  мелькали,  взлетаЯ  и  падаЯ
друг возле друга, и ни один не зацеплЯл за другой, между  тем  как  бабы  не
стоЯли на одном месте, а то подвигались вперед, то  отступали  назад.  ’акое
искусство казалось мне непостижимым! —тоб  не  перерывать  работы,  отец  не
здоровалсЯ, покуда не кончили полосы или рЯда.  Џодошедший  к  нам  десЯтник
сказал: "Џоследний проход идут, батюшка Ђлексей  ‘тепаныч.  €  давеча  была,
почитай, чиста солома, да Я велел еще разок пройти. ’еперь  ни  зернушка  не
останетсЯ". Љогда дошли до краЯ, мы оба с  отцом  сказали  обычное  "бог  на
помощь!" и  получили  обыкновенный  благодарственный  ответ  многих  женских
голосов. Ќа другом  току  двое  крестьЯн  веЯли  ворох  обмолоченной  гречи;
ветерок далеко относил всЯкую дрЯнь  и  тощие,  легкие  зерна,  а  полные  и
тЯжелые, косым дождем, падали на  землю;  другой  крестьЯнин  сметал  метлою
ухвостье и всЯкий сор. ђаботать было не жарко, в работающих  незаметно  было
никакой усталости, и молотьба не произвела  на  менЯ  тЯжелого  впечатлениЯ,
какое получил Я на жнитве в Џарашине. Њы  отправились,  по  дороге  к  дому,
прЯмо на гумно.  џ  вслушалсЯ,  что  десЯтник  вполголоса  говорил  …всеичу:
"‘кажи старосте,  что  он,  али  заснул?  Ќе  шлет  подвод  за  обмолоченной
дикушей". Ќа гумне стоЯло уже несколько новых высоких ржаных  кладей.  Љогда
мы приехали, то вершили одну  пшеничаую  кладь  и  только  заложили  другую,
полбенную. Ќа каждой клади стоЯло по четыре человека, они  принимали  снопы,
которые подавались на вилах, а когда кладь становилась высока,  вскидывались
по воздуху ловко и проворно; еще с большею ловкостью  и  проворством  ловили
снопы на лету стоЯвшие на кладЯх крестьЯне. џ пришел в сильнейшее  изумление
и окончательно убедилсЯ, что крестьЯне и крестьЯнки гораздо нас  искуснее  и
ловчее, потому что умеют то делать, чего мы  не  умеем.  “  менЯ  загорелось
сильное  желание  выучитьсЯ  крестьЯнским  работам.  Ћтец  нашел  на   гумне
какие-то упущеньЯ и выговаривал старосте, что бока у Яровых  кладей  неровны
и что кладка  неопрЯтна;  но  староста  с  усмешкой  отвечал:  "‚ы  глЯдите,
батюшка Ђлексей ‘тепаныч, на оржаные-то клади,  -  Яровые  такие  не  будут;
оржанаЯ солома-то длиннаЯ, а ЯроваЯ - коротенькаЯ, снопы-то и  ползут".  Њне
показалось, что отец смутилсЯ. Ћн осталсЯ на гумне и хотел прийти пешком,  а
менЯ с …всеичем отправил на лошади домой. џ пересказал матери  все  виденное
мною, с моим обыкновенным волнением и увлечением.  џ  с  восторгом  описывал
крестьЯнские работы и с огорчением увидел, уже не в  первый  раз,  что  мать
слушала менЯ очень равнодушно, а мое желание выучитьсЯ крестьЯнским  работам
назвала ребЯчьими бреднЯми. џ понасупилсЯ и ушел к сестрице, котораЯ  должна
была выслушать мой рассказ о крестьЯнских работах. Ќадобно  признатьсЯ,  что
и она слушала его очень равнодушно. ‚сего  же  более  досадила  мне  Џараша.
Љогда Я стал пенЯть сестре, что она невнимательно слушает и  не  восхищаетсЯ
моими описаниЯми, Џараша вдруг вмешалась и сказала: "Ќечего и  слушать.  ‚от
нашли какую невидаль!  Ћчень  нужно  сестрице  вашей  знать,  как  крестьЯне
молотЯт да клади кладут..." - и захохотала. џ так  рассердилсЯ,  что  назвал
Џарашу дурой. Ћна погрозила  мне,  что  пожалуетсЯ  маменьке,  однако  ж  не
пожаловалась.  Љогда  воротилсЯ  отец,  мы  с  ним  досыта  наговорились   о
крестьЯнских работах. Ћтец уважал труды крестьЯн, с любовью говорил  о  них,
и мне было очень приЯтно его слушать, а также  высказывать  мои  собственные
чувства и детские мысли.
     “же  весьма  поздно  осенью  отправились  мы  в  ‘тарую  Њертовщину   к
—ичаговым. ‘естрица с маленьким братцем  остались  у  бабушки;  отец  только
проводил нас и на другой же день воротилсЯ в Ѓагрово к  своим  хозЯйственным
делам. џ знал все это наперед и боЯлсЯ, что мне будет скучно в гостЯх;  даже
на всЯкий случай взЯл с собой книжки, читанные мною уже не один раз.  Ќо  на
деле вышло, что мне не  было  скучно.  Љогда  моЯ  мать  уходила  в  комнату
—ичаговой, старушка Њертваго сажала менЯ подле себЯ и разговаривала со  мной
по целым часам. Ћна умела так расспрашивать  и  особенно  так  рассказывать,
что мне было очень весело ее слушать. Ћна в своей жизни много видела,  много
вытерпела, и ее рассказы были любопытнее книжек. ’ут Я получил в первый  раз
настоЯщее  понЯтие  о  "пугачевщине",  о  которой   прежде   только   слыхал
мимоходом. ЃеднаЯ ЊарьЯ Њихайловна с своим семейством жестоко  пострадала  в
это страшное времЯ и лишилась своего  мужа,  которого  бунтовщики  убили.  “
старушки Њертваго Я сидел обыкновенно по утрам, а после обеда  брал  менЯ  к
себе в кабинет Џетр €ваныч —ичагов. Ћн был и  живописец  и  архитектор:  сам
построил церковь длЯ своей тещи  Њарьи  Њихайловны  в  саду  близехонько  от
дома, и сам  писал  все  образа.  ’ут  Я  узнал  в  первый  раз,  что  такое
математический инструмент, что такое палитра и маслЯные  краски  и  как  ими
рисуют. Њне особенно нравилось черченье, в чем  —ичагов  был  искусен,  и  Я
долго бредил циркулем и рейсфедером. Ћбладание такими  сокровищами  казалось
мне  необыкновенным  счастием.  ‚добавок  ко  всему,  Џетр  €ваныч  дал  мне
почитать "’ысЯчу и одну ночь", арабские  сказки.  ехеразада  свела  менЯ  с
ума. џ не мог оторватьсЯ от книжки, и добрый хозЯин  подарил  мне  два  тома
этих волшебных сказок: у него только их и было.  Њать  сначала  сомневалась,
не вредно ли будет мне это чтение. Ћна говорила —ичагову, что у менЯ  и  без
того слишком горЯчее воображение и что после волшебных сказок  ехеразады  Я
стану бредить наЯву; но Џетр  €ваныч  как-то  умел  убедить  мою  мать,  что
чтение "’ысЯчи и  одной  ночи"  не  будет  мне  вредно.  џ  не  понимал  его
доказательств, но верил в их справедливость  и  очень  обрадовалсЯ  согласию
матери. ЉажетсЯ, еще ни одна книга не возбуждала во  мне  такого  участиЯ  и
любопытства! Џокуда мы  жили  в  Њертовщине,  Я  читал  рассказы  ехеразады
урывками, но  с  полным  самозабвением.  Џрибегу,  бывало,  в  ту  отдельную
комнату, в которой мы  с  матерью  спали,  разверну  ехеразаду,  так,  чтоб
только прочесть страничку, - и забудусь совершенно. Ћдин раз,  заметив,  что
менЯ нет, мать отыскала  менЯ,  читающего  с  таким  увлечением,  что  Я  не
слыхал, как она приходила в комнату и как ушла потом. Ћна  привела  с  собой
—ичагова, и Я долго не замечал  их  присутствиЯ  и  не  слышал  и  не  видел
ничего:  только  хохот  Џетра  €ваныча  заставил   менЯ   опомнитьсЯ.   Њать
воспользовалась очевидностью доказательств  и  сказала:  "‚от  видите,  Џетр
€ваныч, как он способен увлекатьсЯ; и вот почему Я считаю вредным  длЯ  него
чтение волшебных сказок". Џетр €ваныч только  смеЯлсЯ  и  говорил,  что  это
ничего, что это так быть должно, что это прекрасно! џ очень  перепугалсЯ.  џ
не думал, чтобы после такой улики в способности увлекатьсЯ до  безумиЯ  мать
в другой раз уступила —ичагову; слава богу, все обошлось благополучно.  Њать
оставила у менЯ книги, но запретила мне и смотреть их, покуда мы будем  жить
в Њертовщине. ЋпасаЯсь худших последствий, Я, хотЯ неохотно,  повиновалсЯ  и
в последние дни нашего  пребываниЯ  у  —ичаговых  еще  с  большим  вниманием
слушал рассказы старушки Њертваго, еще с большим  любопытством  расспрашивал
Џетра €ваныча, который все на свете знал, читал, видел и сам умел делать;  в
дополненье к этому он был очень весел и словоохотен. “дивление мое  к  этому
человеку, необыкновенному по уму и дарованьЯм, росло с каждым днем.
     ‚ Њертовщине был еще человек, возбуждавший мое  любопытство,  смешанное
со страхом: это был сын Њарьи Њихайловны, €ван Ѓорисыч, человек молодой,  но
уже несколько лет сошедший с ума. Њать ни за  что  не  хотела  стеснить  его
свободу; он жил в особом флигеле,  с  приставленным  к  нему  слугою,  ходил
гулЯть по полЯм и лесам и приходил в дом,  где  жила  ЊарьЯ  Њихайловна,  во
всЯкое времЯ, когда ему было угодно, даже ночью. џ  видел  его  каждый  день
раза по два и по три, но издали. Ћдин раз, когда мы все сидели  в  гостиной,
вдруг  вошел  €ван  Ѓорисыч,  небритый,  нечесаный,  очень  странно  одетый;
бормоча себе под нос какие-то русские  и  французские  слова,  кусаЯ  ногти,
беспрестанно  кланЯЯсь  набок,  поцеловал  он  руку  у  своей  матери,  взЯл
ломберный стол, поставил его посреди комнаты, раскрыл, достал карты,  мелки,
щеточки и начал сам с собою играть в карты. Љатерина Ѓорисовна тихо  сказала
моей матери,  что  игра  в  карты  с  самим  собою  составлЯет  единственное
удовольствие  ее  несчастного  брата  и   что   он   играет   мастерски;   в
доказательство же своих слов попросила мужа поиграть с ее  братом  в  пикет.
Џетр €ваныч охотно согласилсЯ, прибавЯ, что он много раз  с  ним  играл,  но
выиграть никогда не мог. џ осмелилсЯ подойти поближе и стал возле  —ичагова.
€ван Ѓорисыч все делал  с  изумительною  скоростью  и  часто,  не  дожидаЯсь
розыгрыша игры, вычислив все ходы в уме, писал мелом  свой  будущий  выигрыш
или проигрыш. ‚ то же времЯ на лице его  поЯвлЯлись  беспрестанные  гримасы.
Ћн смеЯлсЯ каким-то диким  смехом,  беспрестанно  что-то  говорил,  вставал,
кланЯлсЯ  и  опЯть  садилсЯ.  Ћчевидно  было,  что  он  с  кем-то   мысленно
разговаривал, но в то же времЯ это не мешало ему играть с большим  вниманием
и уменьем. ‘ыграв несколько королей и сказав: "Ќет, братец, вас  никогда  не
обыграешь", Џетр €ваныч встал, принес из кабинета несколько медных  денег  и
отдал €вану Ѓорисычу. ’от был чрезвычайно доволен, подсел к матери  и  очень
долго говорил с ней, то громко, то тихо, то печально, то весело,  но  всегда
почтительно; она слушала с вниманием и участием. €ван Ѓорисыч так  бормотал,
что нельзЯ было понЯть ни одного слова; но его мать все понимала и  смотрела
на него с необыкновенной нежностью. Ќаконец она сказала: "Ќу, довольно,  мой
друг  €ван  Ѓорисович.  џ  теперь  все  знаю;  подумаю  хорошенько  о  твоем
намеренье и дам тебе совет. ‘тупай с богом в  свой  флигель".  €ван  Ѓорисыч
сейчас повиновалсЯ, с почтеньем поцеловал  у  нее  руку  и  ушел.  Ќесколько
минут  все  молчали;  глаза  у  старушки  были   полны   слез.   Џотом   она
перекрестилась и сказала тихим  и  торжественным  голосом:  "„а  будет  волЯ
господнЯ! Ќо мать не может привыкнуть  видеть  свое  дитЯ  лишенным  разума.
Ѓедный мой €ван не верит, что государынЯ скончалась; а  как  он  воображает,
что влюблен в нее, любим ею и что он оклеветан, то  хочет  писать  письмо  к
покойной  императрице  на  французском  Языке".  ‚се  это  было   длЯ   менЯ
совершенно непонЯтно и непостижимо. џ понимал только одно, как  мать  любила
безумного сына и как сумасшедший сын почтительно повиновалсЯ матери.  ‚  тот
же день, ложась спать в нашей отдельной комнате, Я пристал  к  своей  матери
со множеством разных  вопросов,  на  которые  было  очень  мудрено  отвечать
понЯтным длЯ ребенка образом. ‚сего более смущала менЯ возможность  сойти  с
ума, и  Я  несколько  дней  следил  за  своими  мыслЯми  и  надоедал  матери
расспросами  и  сомнениЯми,  нет  ли  во   мне   чего-нибудь   похожего   на
сумасшествие? Џриезд отца и наш отъезд, назначенный на другой день,  выгнали
у менЯ из головы мысли о возможности  помешательства.  Њы  уехали.  џ  думал
только уже об одном: о свидании с милой  сестрицей  и  о  том,  как  буду  Я
читать ей арабские сказки и рассказывать об  €ване  Ѓорисыче.  „орогою  мать
очень много говорила с моим отцом о Њарье Њихайловне Њертваго; хвалила ее  и
удивлЯлась, как эта тихаЯ старушка, никогда не  возвышавшаЯ  своего  голоса,
умела внушать всем ее окружающим такое уважение и  такое  желание  исполнЯть
ее волю. "€з любви и уважениЯ к ней, - продолжала  моЯ  мать,  -  не  только
никто из семейства и приезжающих гостей, но даже никто из  слуг  никогда  не
поскучал, не посмеЯлсЯ над ее безумным сыном, хотЯ он бывает  и  противен  и
смешон. „аже над ним  она  сохранЯет  такую  власть,  что  во  времЯ  самого
сильного  бешенства,  которое  иногда  на  него  находит,  -  стоит   только
поЯвитьсЯ Њарье  Њихайловне  и  сказать  несколько  слов,  чтоб  беснующийсЯ
совершенно  успокоилсЯ".  ‚се   это   понималось   и   подтверждалось   моим
собственным чувством, моим детским разумением.
     ‚оротЯсь в  Ѓагрово,  Я  не  замедлил  рассказать  подробно  обо  всем,
происходившем в ‘тарой Њертовщине, сначала милой моей сестрице,  а  потом  и
тетушке. Џо моей живости и непреодолимому, безотчетному  желанью  передавать
другим свои впечатлениЯ  с  точностью  и  Ясностию  очевидности,  так  чтобы
слушатели получили такое же понЯтие об описываемых предметах,  какое  Я  сам
имел о них, - Я  стал  передразнивать  сумасшедшего  €вана  Ѓорисыча  в  его
бормотанье, гримасах  и  поклонах.  ‚идно,  Я  исполнЯл  свою  задачу  очень
удачно,  потому  что  напугал  мою  сестрицу,  и  она  бегала  от  менЯ  или
зажмуривала  глаза  и  затыкала  уши,  как  скоро  Я  начинал   представлЯть
сумасшедшего. ’етушка же моЯ, напротив,  очень  смеЯлась  и  говорила:  "Ђх,
какой проказник ‘ережа! ’очь-в-точь €ван Ѓорисыч". ќто было мне  приЯтно,  и
Я повторЯл мои проделки перед …всеичем,  Џарашей  и  другими,  заставлЯЯ  их
смеЯтьсЯ и хвалить мое уменье передразнивать.
     Џри первом удобном случае  начал  Я  читать  арабские  сказки,  надолго
овладевшие моим горЯчим воображеньем. ‚се сказки мне нравились; Я  не  знал,
которой  отдать  преимущество!  Ћни  возбуждали  мое  детское   любопытство,
приводили в изумление неожиданностью  диковинных  приключений,  воспламенЯли
мои собственные фантазии. ѓении, заключенные то в колодезе,  то  в  глинЯном
сосуде, люди, превращенные в  животных,  очарованные  рыбы,  чернаЯ  собака,
которую сечет прекраснаЯ ‡обеида и потом со  слезами  обнимает  и  целует...
‘колько загадочных чудес, при чтении которых дух занималсЯ в груди! ‘  какою
жадностью, с каким ненасытным любопытством читал Я эти сказки,  и  в  то  же
времЯ Я знал, что все это выдумка, настоЯщаЯ сказка, что этого нет на  свете
и быть не может. ѓде же скрываетсЯ тайна такого  очарованиЯ?  џ  думаю,  что
она заключаетсЯ в страсти к чудесному,  котораЯ  более  или  менее  врождена
всем детЯм и котораЯ у менЯ исключительно не  обуздывалась  рассудком.  Њало
того, что Я сам читал по обыкновению с увлеченьем и с восторгом, -  Я  потом
рассказывал сестрице и тетушке читанное мной с  таким  горЯчим  одушевленьем
и, можно  сказать,  самозабвением,  что,  сам  того  не  примечаЯ,  дополнЯл
рассказы ехеразады многими подробностЯми своего изобретениЯ; Я говорил  обо
всем, мною читанном, точно как будто сам тут был и сам все  видел.  ‚озбудив
вниманье и любопытство моих слушательниц и удовлетворЯЯ их желанью,  Я  стал
перечитывать им вслух  арабские  сказки  -  и  добавлениЯ  моей  собственной
фантазии были замечены  и  обнаружены  тетушкой  и  подтверждены  сестрицей.
’етушка часто останавливала менЯ, говорЯ: "Ђ как же тут  нет  того,  что  ты
нам рассказывал? ‘тало быть, ты все это от себЯ  выдумал?  ‘мотри,  пожалуй,
какой ты хвастун! ’ебе верить нельзЯ". ’акой приговор очень менЯ озадачил  и
заставил задуматьсЯ. џ был тогда очень правдивый мальчик и  терпеть  не  мог
лжи; а здесь Я сам видел, что точно прилгал много на ехеразаду. џ  сам  был
удивлен, не находЯ в книге того, что, казалось мне, Я  читал  в  ней  и  что
совершенно утвердилось в моей  голове.  џ  стал  осторожнее  и  наблюдал  за
собой, покуда не разгорЯчилсЯ; в горЯчности же Я забывал все, и  мое  пылкое
воображение вступало в безграничные свои права.
     ’Янулась глубокаЯ осень, уже не сыраЯ и дождливаЯ, а сухаЯ, ветренаЯ  и
морознаЯ.  Њорозы  без  снегу   доходили   до   двадцати   градусов,   грЯзь
превратилась в камень, по прудам ездили на  лошадЯх.  Ћдним  словом,  стоЯла
настоЯщаЯ зима, только без санного пути, которого все ждали  нетерпеливо.  џ
давно уже перестал гулЯть и почти все времЯ проводил с матерью  в  ее  новой
горнице, где стоЯла моЯ  кроватка,  лежали  мои  книжки,  удочки,  снЯтые  с
удилищ, и камешки. “ отца не было кабинета и никакой  отдельной  комнаты;  в
одном углу залы стоЯло домашнее, Ђкимовой работы, ольховое  бюро;  отец  все
сидел за ним и что-то  писал.  Ќередко  стоЯл  перед  отцом  слепой  старик,
поверенный Џантелей  ѓригорьич  (по  прозвищу,  никогда  не  употреблЯемому,
ЊЯгков), знаменитый ходок по тЯжебным делам  и  знаток  в  законах,  о  чем,
разумеетсЯ, Я узнал после. ќто был человек гениальный в своем деле;  но  как
мог образоватьсЯ такой человек у моего  покойного  дедушки,  плохо  знавшего
грамоте  и  ненавидевшего  всЯкие  тЯжбы?  Ђ  вот  как:   Њихайла   Њаксимыч
Љуролесов, через  год  после  своей  женитьбы  на  двоюродной  сестре  моего
дедушки,  заметил  у  него  во  дворне  круглого  сироту  Џантюшку,  который
показалсЯ ему необыкновенно сметливым и умным;  он  предложил  взЯть  его  к
себе длЯ обучениЯ грамоте и  длЯ  образованиЯ  из  него  делового  человека,
которого  мог  бы  мой  дедушка  употреблЯть,  как  поверенного,   во   всех
соприкосновениЯх с земскими и уездными судами; дедушка согласилсЯ.  Џантюшка
скоро сделалсЯ Џантелеем и выказал  такие  необыкновенные  способности,  что
Љуролесов, выпросив  согласие  у  дедушки,  послал  ЏантелеЯ  в  Њоскву  длЯ
полного образованьЯ  к  одному  своему  приЯтелю,  обер-секретарю,  великому
законоведцу и знаменитому  взЯточнику.  —ерез  несколько  лет  ЏантелеЯ  уже
звали Џантелеем ѓригорьичем,  и  он  получил  известность  в  касте  деловых
людей. ‚ Њоскве он женилсЯ на  мещанке,  красавице  и  с  хорошим  приданым,
Ќаталье ‘ергеевой, котораЯ, по любви или по  уважению  к  талантам  ЏантелеЯ
ѓригорьева, не побоЯлась выйти  за  крепостного  человека.  ‚  самых  зрелых
летах,  кончив  с  полным   торжеством   какое-то   "судоговоренье"   против
известного тоже доки по тЯжебным делам  и  сбив  с  полЯ  своего  старого  и
опытного противника, Џантелей ѓригорьич, обедаЯ в этот самый день  у  своего
доверителЯ, - вдруг, сидЯ за столом, ослеп. Џаралич поразил  глазные  нервы,
вероЯтно, от усиленного чтеньЯ рукописных  бумаг,  письма  и  бессонницы,  и
ничто уже не могло возвратить ему зрениЯ. Ћн полечилсЯ  в  Њоскве  с  год  и
потом переехал с своей женой и дочкой Ќастенькой в Ѓагрово; но и слепой,  он
постоЯнно занималсЯ разными чужими тЯжебными делами, с которыми приезжали  к
нему поверенные, которые  ему  читались  вслух  и  по  которым  он  диктовал
просьбы в сенат, за что получал по-тогдашнему не малую  плату.  ‚от  этот-то
Џантелей часто стоЯл перед моим отцом, слушаЯ бумаги и  рассуждаЯ  о  делах,
которые отец намеревалсЯ  начать.  џ  как  теперь  глЯжу  на  него:  высокий
ростом, благообразный лицом, с длинными русыми волосами,  в  которых  трудно
было разглЯдеть седину, в  длинном  сюртуке  горохового  цвета  с  огромными
медными пуговицами, в синих пестрых чулках с красными стрелками  и  башмаках
с  большими  серебрЯными  прЯжками,  опиралсЯ  он  на  камышовую  трость   с
вызолоченным набалдашником. ќто был  замечательный  представитель  старинных
слуг, которые уже перевелись и которые очень удачно  схвачены  ‡агоскиным  в
его романах. Ќи за что в свете не соглашалсЯ  Џантелей  ѓригорьич  сесть  не
только при моем отце, но даже при мне, и никогда не мог Я от него  отбитьсЯ,
чтоб он  не  поцеловал  моей  руки.  €  памЯть  и  дар  слова  были  у  него
удивительные: года, числа  указов  и  самые  законы  знал  он  наизусть.  Ћн
постоЯнно держал одного или двух учеников, которые и жили у  него  в  особом
флигельке о двух горницах с кухнею, выстроенном им на свой кошт.  “  него  с
утра до вечера читали и писали, а он обыкновенно сидел  на  высокой  лежанке
согнув ноги, и курил коротенькую трубку; слух у него был так чуток,  что  он
узнавал походку всЯкого, кто приходил бы к  нему  в  горницу,  даже  мою.  џ
охотно  и  часто  ходил  бы  к  нему  послушать  его  рассказов  о   Њоскве,
сопровождаемых всегда потчеваньем его  дочки  и  жены,  которую  обыкновенно
звали "‘ергеевна"; но старик не хотел сидеть при мне, и это  обстоЯтельство,
в соединении с потчеваньем,  не  нравившимсЯ  моей  матери,  заставило  менЯ
редко посещать ЏантелеЯ ѓригорьича.
     Ќаконец выпал сильный снег, давно ожидаемый и людьми  и  природой,  как
выражалась моЯ мать. Њы  поспешно  собрались  в  дальнюю  дорогу.  ЏрасковьЯ
€вановна настоЯтельно потребовала, чтоб отец показал ей всю свою  семью.  …е
требование считалось законом, и мы отправлЯлись по первому зимнему пути,  по
первозимью, когда дорога бывает  гладка  как  скатерть  и  можно  еще  ехать
парами и тройками в рЯд. Њы поехали на своих лошадЯх: Я с отцом и матерью  в
повозке, а сестрица с братцем, Џарашей и  кормилицей  -  в  возке,  то  есть
крытой рогожей повозке. џ не стану описывать нашей дороги:  она  была  точно
так же скучна и противна своими  кормежками  и  ночевками,  как  и  прежние;
скажу только, что  мы  останавливались  на  целый  день  в  большой  деревне
‚ишенки, принадлежащей той же Џрасковье €вановне Љуролесовой. ’ам был  точно
такой же  удобный  и  теплый  флигель  длЯ  наезда  управлЯющего,  как  и  в
Џарашине, даже лучше. ‚ той половине, где  некогда  останавливалсЯ  страшный
барин, висели картины в золотых рамах, показавшиесЯ мне чудесными;  особенно
одна картина, представлЯвшаЯ какого-то воина в шлеме, в латах,  с  копьем  в
руке, едущего верхом по песчаной пустыне. Њне с улыбкой  говорили,  что  все
картины покойный Њихайла Њаксимыч (царство ему небесное!) изволил  отнЯть  у
своих соседей. Ћтец мой  точно  так  же,  как  в  Џарашине,  осматривал  все
хозЯйство, только менЯ с собой никуда не брал,  потому  что  на  дворе  было
очень холодно. ‘еление ‚ишенки славилось  богатством  крестьЯн,  и  особенно
охотою  их  до  хороших,  породистых  лошадей,  разведенных  покойным  мужем
Џрасковьи €вановны. Њногие старики приходили с разными приносами: с  сотовым
медом, Яйцами и живою птицей. Ћтец ничего не брал, а мать и  не  выходила  к
старикам. Ћчевидно, что и здесь смотрели на нас как на будущих господ,  хотЯ
никого из багровских крестьЯн там не было. €з ‚ишенок  приехали  мы  в  село
’роицкое,  Ѓагрово  тож,  известное  под  именем  ‘тарого  или   ‘имбирского
Ѓагрова. ’ам был полуразвалившийсЯ домишко, где жил некогда  мой  дедушка  с
бабушкой, где родились все мои тетки и мой отец. џ заметил,  что  отец  чуть
не заплакал, войдЯ в старые господские хоромы  (так  называл  их  …всеич)  и
увидЯ, как все постарело, подгнило, осело и покосилось.  Њатери  моей  очень
не понравились эти развалины, и она сказала: "Љак это  могли  жить  в  такой
мурье и где тут помещались?" ‚ самом деле, трудно  было  отгадать,  где  тут
могло жить целое семейство, в том числе пЯть дочерей. ‚идно, небольшие  были
требованиЯ на удобства  в  жизни.  "ќто,  ‘ережа,  наше  родовое  именье,  -
говорил мне отец, - жалованное нам  от  царей;  да  теперь  половина  уж  не
наша". ќти последние слова произвели на менЯ какое-то особенное,  неприЯтное
впечатление, которого Я объЯснить себе не умел. Њы  приехали  поутру,  а  во
времЯ обеда уже полон был двор крестьЯн и крестьЯнок.  Ќе  знаю  отчего,  на
этот  раз,  несмотрЯ  на  мороз,  мать  согласилась  выйти   к   собравшимсЯ
крестьЯнам и вывела менЯ. Њы были встречены радостными  криками,  слезами  и
упреками: "‡а что покинули вы нас, прирожденных крестьЯн ваших!"  Њать  моЯ,
не любившаЯ шумных встреч и громких выражений  любви  в  подвластных  людЯх,
была побеждена искренностью чувств наших  добрых  крестьЯн  -  и  заплакала;
отец заливалсЯ слезами, а Я принЯлсЯ реветь. Ќичего не было припасенного,  и
попотчевать крестьЯн оказалось нечем. Ћтец обещал приехать  через  неделю  и
тогда угостить всех. ‚се отвечали, что ничего не  нужно,  и  просили  только
принЯть от  них  "хлеб-соль".  Ћтказать  было  невозможно,  хотЯ  решительно
некуда было девать крестьЯнских гостинцев.
     Љое-как отец после обеда осмотрел свое собственное небольшое  хозЯйство
и все нашел в порЯдке, как он говорил; мы легли  рано  спать  и  поутру,  за
несколько часов  до  света,  выехали  в  —урасово,  до  которого  оставалось
пЯтьдесЯт верст.


—“ђЂ‘Ћ‚Ћ

     Њы рано выкормили лошадей в слободе упраздненного городка ’агаЯ  и  еще
засветло приехали в знаменитое тогда село —урасово. “же подъезжаЯ к нему,  Я
увидел, что это совсем другое,  совсем  не  то,  что  видал  Я  прежде.  „ве
каменные церкви с зелеными куполами, одна поменьше, а  другаЯ  большаЯ,  еще
новаЯ и неосвЯщеннаЯ, красные крыши господского огромного дома,  флигелей  и
всех надворных строений с какими-то колоколенками - бросились мне в глаза  и
удивили менЯ. Љогда мы подъехали  к  парадному  крыльцу  с  навесом,  слуги,
целою толпой, одетые, как господа, выбежали к нам  навстречу,  высадили  нас
из кибиток и под руки ввели в лакейскую, где  мы  узнали,  что  у  Џрасковьи
€вановны, по обыкновению, много гостей и что господа недавно откушали.  …два
мать и отец успели снЯть с себЯ дорожные шубы, как в зале раздалсЯ свежий  и
громкий  голос:  "„а  где  же  они?  „авайте  их  сюда!"   „вери   из   залы
растворились, мы вошли, и Я увидел  высокого  роста  женщину,  в  волосах  с
проседью, котораЯ с живостью протЯнула руки навстречу моей матери  и  весело
сказала: "Ќасилу Я дождалась тебЯ!" Њать после мне говорила,  что  ЏрасковьЯ
€вановна так дружески, с таким чувством ее обнЯла,  что  она  ту  же  минуту
всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и  без  памЯти  обрадовалась,
что может согласить благодарность с сердечною  любовью.  ЏрасковьЯ  €вановна
долго обнимала и целовала мою прослезившуюсЯ от  внутреннего  чувства  мать;
ласкала ее, охорашивала, подвела даже к окну, чтобы лучше  рассмотреть.  Њой
отец, желаЯ поздороватьсЯ с теткой, хотел было поцеловать ее  руку,  говорЯ:
"‡дравствуйте, тетушка!", но ЏрасковьЯ €вановна не дала руки. "џ тебЯ  давно
знаю, - проговорила она как-то резко, - успеем поздороватьсЯ, а вот дай  мне
хорошенько разглЯдеть твою жену!" Ќаконец  она  сказала:  "Ќу,  кажетсЯ,  мы
друг друга полюбим!" - и обратилась к моему отцу, обнЯла его очень весело  и
что-то шепнула  ему  на  ухо.  Њы  с  сестрицей  давно  стоЯли  перед  новой
бабушкой, устремив на нее свои глаза, ожидаЯ  с  каким-то  беспокойством  ее
вниманьЯ и  привета.  Џришла  и  наша  очередь.  "Ђ,  это  наши  Ѓагровы,  -
продолжала она так же весело. - џ не охотница  целовать  ребЯтишек.  Ќу,  да
покажите их мне сюда, к свету" (на дворе начинало  уже  смеркатьсЯ).  Ќас  с
сестрицей поставили у окошка на стульЯ,  а  маленького  братца  поднесла  на
руках кормилица. ЏрасковьЯ €вановна поглЯдела на  нас  внимательно,  сдвинув
немного свои густые брови, и сказала: "Џравду  писал  покойный  брат  ‘тепан
Њихайлыч:  ‘ережа  похож  на  дЯдю  ѓригорьЯ  Џетровича,  девочка   какаЯ-то
замухрышка, а маленький сынок какой-то  чернушка".  Ћна  громко  засмеЯлась,
взЯла за руку мою мать и повела в гостиную; в дверЯх стоЯло много гостей,  и
тут начались рекомендации, обниманьЯ и целованьЯ. џ получил было  неприЯтное
впечатление от слов, что моЯ милаЯ сестрица замухрышка, а  братец  чернушка,
но, взглЯнув на залу, Я был поражен ее великолепием:  стены  были  расписаны
Яркими красками, на них изображались незнакомые мне  леса,  цветы  и  плоды,
неизвестные  мне  птицы,  звери  и  люди;  на  потолке  висели  две  большие
хрустальные люстры,  которые  показались  мне  составленными  из  алмазов  и
бриллиантов, о которых начиталсЯ Я в ехеразаде; к стенам во  многих  местах
были приделаны золотые  крылатые  змеи,  державшие  во  рту  подсвечники  со
свечами, обвешанные хрустальными подвесками; множество стульев стоЯло  около
стен, все обитые чем-то красным. Ќе успел  Я  внимательно  рассмотреть  всех
этих диковинок,  как  ЏрасковьЯ  €вановна  в  сопровождении  моей  матери  и
молодой девицы с умными и добрыми глазами, но с большим носом  и  совершенно
рЯбым лицом, воротилась из гостиной  и  повелительно  сказала:  "Ђлександра!
Ћтведи же ‘офью Ќиколавну и детей в  комнаты,  которые  Я  им  назначила,  и
устрой их". ђЯбаЯ девица была Ђлександра €вановна Љовригина, двоюроднаЯ  моЯ
сестра,  круглаЯ  сирота,  с  малых  лет  взЯтаЯ  на  воспитание  Џрасковьей
€вановной; она находилась в  должности  главной  исполнительницы  приказаний
бабушки, то есть хозЯйки дома. Ћна  очень  радушно  и  ласково  хлопотала  о
нашем помещении и  очень  скоро  подружилась  с  моей  матерью.  Ќам  отвели
большой кабинет, из которого была одна  дверь  в  столовую,  а  другаЯ  -  в
спальню; спальню также отдали нам; в обеих комнатах, лучших  в  целом  доме,
ЏрасковьЯ €вановна не жила после смерти  своего  мужа:  их  занимали  иногда
почетные гости, обыкновенные же посетители жили во флигеле. ‚ кабинете,  как
мне сказали, многое находилось точно  в  том  виде,  как  было  при  прежнем
хозЯине, о котором упоминали с  каким-то  страхом.  Ќа  одной  стене  висела
большаЯ картина в раззолоченных  рамах,  представлЯвшаЯ  седого  старичка  в
цепЯх, заключенного в тюрьму, которого  кормила  грудью  молодаЯ  прекраснаЯ
женщина (его дочь, по словам Ђлександры €вановны),  тогда  как  в  окошко  с
железной решеткой заглЯдывали два монаха и улыбались. Ќа других двух  стенах
также висели картины, но небольшие; на одной из них  была  нарисована  швеЯ,
точно с живыми глазами, устремленными на того, кто на нее  смотрит.  ‚  углу
стоЯло великолепное бюро красного дерева с бронзовою решеткою  и  бронзовыми
полосами и с финифтЯными* блЯхами на замках. Њать захотела жить в  кабинете,
и сейчас из спальной  перенесли  большую  двойную  кровать,  также  красного
дерева с бронзою и также великолепную; вместо кроватки  длЯ  менЯ  назначили
диван, сестрицу же с Џарашей и братца с  кормилицей  поместили  в  спальной,
откуда  была  дверь  прЯмо  в  девичью,  что  мать  нашла   очень   удобным.
ђаспорЯдЯсь и поручив исполненье  Ђлександре  €вановне,  мать  принарЯдилась
перед большим, на полу стоЯщим, зеркалом, какого Я сроду еще не  видывал,  и
ушла в гостиную; она воротилась после ужина, когда Я  уже  спал.  ‚идно,  за
ужином было шумно и весело, потому что часто долетал до менЯ через  столовую
громкий говор и смех гостей. „обраЯ Ђлександра €вановна долго  оставалась  с
нами, и мы очень ее полюбили. Ћна  с  какой-то  грустью  расспрашивала  менЯ
подробно о Ѓагрове, о бабушке и тетушках. џ не поскупилсЯ на рассказы,  и  в
тот же вечер она получила достаточное понЯтие о нашей  уфимской  деревенской
жизни и обо всех моих любимых наклонностЯх и забавах.
     ______________
     *  ”инифть  -  эмаль  длЯ  покрытиЯ   металлических   изделий   и   длЯ
накладываниЯ узора на фарфор.

     Џроснувшись на другой день, Я увидел весь  кабинет,  освещенный  Яркими
лучами солнца: золотые рамы картин, люстры, бронза на бюро и зеркалах -  так
и горели. ЋбводЯ  глазами  стены,  Я  был  поражен  взглЯдом  швеи,  котораЯ
смотрела на менЯ из своих золотых  рамок  точно  как  живаЯ  -  смотрела  не
спускаЯ глаз. џ  не  мог  вынести  этого  взглЯда  и  отвернулсЯ;  но  через
несколько минут, поглЯдев украдкой на швею, увидел, что она  точно  так  же,
как и прежде, пристально на менЯ смотрит;  Я  смутилсЯ,  даже  испугалсЯ  и,
завернувшись с головой своим одеЯльцем, смирно пролежал до тех  пор,  покуда
не встала моЯ мать, не ушла в спальню и покуда …всеич не пришел одеть  менЯ.
“мываЯсь, Я взглЯнул сбоку на швею -  она  смотрела  на  менЯ  и  как  будто
улыбалась. џ смутилсЯ еще более и сообщил мое  недоумение  …всеичу;  он  сам
попробовал посмотреть на картину с разных сторон, сам заметил и  дивилсЯ  ее
странному свойству, но в заключение равнодушно сказал: "“ж так ее  живописец
написал, что она  всЯкому  человеку  в  глаза  глЯдит".  •отЯ  Я  не  совсем
удовлетворилсЯ таким объЯснением, но менЯ успокоило то, что швеЯ  точно  так
же смотрит на …всеича, как и на менЯ.
     ѓости еще не вставали, да и многие  из  тех,  которые  уже  встали,  не
приходили к утреннему чаю, а пили его в своих комнатах.  ЏрасковьЯ  €вановна
давно уже проснулась, как мы узнали от Џараши, оделась и кушала чай в  своей
спальне. Њать пошла к ней и через ее  приближенную,  горничную  или  барскую
барыню, спросила: "Њожно ли видеть тетушку?"  ЏрасковьЯ  €вановна  отвечала:
"Њожно". Њать вошла  к  ней  и  через  несколько  времени  воротилась  очень
весела. Ћна сказала: "’етушка желает вас всех видеть", и мы сейчас  пошли  к
ней в спальню. ЏрасковьЯ  €вановна  встретила  нас  так  просто,  ласково  и
весело, что Я простил ей прозвища "замухрышки" и "чернушки", данные ею  моей
сестрице и братцу, и тут же окончательно полюбил ее. Ћна никого из  нас,  то
есть из детей, не поцеловала, но долго разглЯдывала, погладила  по  головке,
мне с сестрицей дала поцеловать руку и сказала: "ќто так, длЯ первого  раза,
Я принимаю вас у себЯ в спальной.  џ  до  ребЯт  не  охотница,  особенно  до
грудных; крику их терпеть не могу, да и  пахнет  от  них  противно.  Љо  мне
прошу водить детей тогда, когда позову. Ќу, ‘ережа  постарше,  его  можно  и
гостЯм показать. „ети будут пить чай, обедать и ужинать у себЯ  в  комнатах;
Я отдаю вам еще столовую,  где  они  могут  играть  и  бегать;  маленьким  с
большими нечего мешатьсЯ. Ќу, милаЯ моЯ  ‘офьЯ  Ќиколавна,  живи  у  менЯ  в
доме, как в своем собственном: требуй, приказывай  -  все  будет  исполнено.
Љогда тебе захочетсЯ менЯ видеть - милости прошу; не захочетсЯ - целый  день
сиди у себЯ: Я за это в претензии не  буду;  Я  скучных  лиц  не  терплю.  џ
полюбила тебЯ, как родную, но себЯ принуждать длЯ тебЯ не стану.  “  менЯ  и
все гости живут на таком положении. џ собой никому не скучаю,  прошу  и  мне
не скучать". Џосле такого объЯсненьЯ ЏрасковьЯ €вановна, котораЯ  сама  себе
наливала чай, стала потчевать им моего отца и мать, а нам приказала  идти  в
свои комнаты. џ осмелилсЯ попросить у ней  позволеньЯ  еще  раз  посмотреть,
как расписаны стены  в  зале,  и  назвал  ее  бабушкой.  ЏрасковьЯ  €вановна
рассмеЯлась и сказала: "Ђ, ты  охотник  до  картинок,  так  ступай  с  своим
дЯдькой и осмотри залу, гостиную и диванную: она лучше  всех  расписана;  но
руками ничего не трогать и менЯ  бабушкой  не  звать,  а  просто  Џрасковьей
€вановной". Ћтчего не любила она называтьсЯ бабушкой - не  знаю;  только  во
всю  ее  жизнь  мы  никогда  ее  бабушкой  не  называли.   џ   не   замедлил
воспользоватьсЯ данным мне позволением  и  отправилсЯ  с  …всеичем  в  залу,
котораЯ показалась мне еще лучше, чем вчера, потому что Я  мог  свободнее  и
подробнее  рассмотреть  живопись  на  стенах.  Ќет  никакого  сомнениЯ,  что
живописец был какой-нибудь  домашний  малЯр,  равный  в  искусстве  нынешним
малЯрам,  расписывающим  вывески  на  цирюльных  лавочках;  но  тогда  Я   с
восхищением смотрел и на китайцев, и на диких американцев,  и  на  пальмовые
деревьЯ, и на зверей, и на птиц, блиставших всеми Яркими цветами.  Љогда  мы
вошли в гостиную, то Я был поражен не  живописью  на  стенах,  которой  было
немного, а  золотыми  рамами  картин  и  богатым  убранством  этой  комнаты,
показавшейсЯ мне в то же  времЯ  как-то  темною  и  невеселою,  вероЯтно  от
кисейных и шелковых  гардин  на  окнах.  Љакие  были  диваны,  сколько  было
кресел, и все обитые шелковой синею материей! ЉакаЯ огромнаЯ  люстра  висела
посередине потолка! Љакие большие куклы с подсвечниками в руках  возвышались
на каменных столбах по углам комнаты! Љакие столы с бронзовыми  решеточками,
наборные из разноцветного дерева, стоЯли у боковых  диванов!  Љакие  на  них
были набраны птицы, звери и даже люди! Ћсобенное же  внимание  мое  обратили
на себЯ  широкие  зеркала  от  потолка  до  полу,  с  приставленными  к  ним
мраморными  столиками,   на   которых   стоЯли   бронзовые   подсвечники   с
хрустальными подвесками, называющиесЯ канделЯбрами. ‘равнительно  с  домами,
которые Я видел и в которых жил, особенно с  домом  в  Ѓагрове,  чурасовский
дом  должен  был  показатьсЯ  мне,  и  показалсЯ,  дворцом  из   ехеразады.
„иваннаЯ, в которую перешли мы из гостиной,  уже  не  могла  поразить  менЯ,
хотЯ была убрана так же роскошно; но зато она понравилась  мне  больше  всех
комнат: широкий диван во всю  внутреннюю  стену  и  маленькие  диванчики  по
углам, обитые Яркой красной материей, казались стоЯщими в  зеленых  беседках
из  цветущих  кустов,  которые  были  нарисованы  на  стенах.   Ћкна,   едва
завешанные гардинами, и стеклЯннаЯ дверь в  сад  пропускали  много  света  и
придавали  веселый  вид  комнате.  ЏрасковьЯ  €вановна  тоже  ее  любила   и
постоЯнно сидела или лежала в ней на диване,  когда  общество  было  не  так
многочисленно и состоЯло из коротко знакомых людей.
     ЌаглЯдевшись и налюбовавшись вместе с  …всеичем,  который  ахал  больше
менЯ, всеми диковинками и  сокровищами  (как  Я  думал  тогда),  украшавшими
чурасовский дом,  воротилсЯ  Я  торопливо  в  свою  комнату,  чтоб  передать
кому-нибудь  все  мои  впечатлениЯ.  Ќо  у  нас  в  детской*  сидела  добраЯ
Ђлександра €вановна, разговариваЯ с моей  милой  сестрицей  и  ласкаЯ  моего
братца. Ћна сказала мне, что тетушка занЯта очень разговорами с  моим  отцом
и матерью и выслала ее, прибавЯ: "€зволь отсюда убиратьсЯ". Њне  показалось,
что Ђлександра €вановна огорчилась такими словами, и,  чтоб  утешить  ее,  Я
поспешил сообщить, что ЏрасковьЯ €вановна и нас всех выслала и не  позволила
мне называть  себЯ  бабушкой.  Ђлександра  €вановна  печально  улыбнулась  и
сказала: "ЏрасковьЯ €вановна не любит называтьсЯ бабушкой  и  приказала  мне
называть ее тетушкой, и Я уже привыкла ее так звать. џ ей такаЯ  же  роднаЯ,
как и вы: только Я беднаЯ девка и сирота, а вы ее наследники". џ  ничего  не
понЯл; грустно  звучали  ее  слова,  и  мне  как  будто  стало  грустно;  но
ненадолго. Љартины и великолепное убранство дома вдруг представились мне,  и
Я принЯлсЯ с восторгом рассказывать моей  сестрице  и  другим  все  виденные
мною чудеса. Ђлександра  €вановна  беспрестанно  улыбалась  и  наконец  тихо
промолвила: "ќкой ты дитЯ!" џ был смущен такими словами и как будто  охладел
в  конце  моих   рассказов.   Џотом   Ђлександра   €вановна   начала   опЯть
расспрашивать менЯ про нашу родную бабушку и про  Ѓагрово.  џ  подумал:  "Ќу
что говорить о Ѓагрове после —урасова?" Ќо не так, видно, думала  Ђлександра
€вановна и продолжала менЯ расспрашивать  обо  всех  безделицах.  Џотом  она
стала сама мне рассказывать про себЯ: как ее отец и мать жили в бедности,  в
нужде, и оба померли; как ее взЯл было к себе в Ѓагрово покойный  мой  и  ее
родной дедушка ‘тепан Њихайлович, как приехала ЏрасковьЯ €вановна  и  увезла
ее к себе в —урасово и как живет она у ней вместо приемыша  уже  шестнадцать
лет. ‚друг вошла какаЯ-то толстаЯ, высокаЯ и немолодаЯ  женщина,  которой  Я
еще  не  знал,  и  стала  нас  ласкать  и  целовать;  ее   называли   „арьей
‚асильевной; ее фамилии Я и теперь не знаю. Ћдета она была  как-то  странно:
платье на ней было господское, а повЯзана она  была  платком,  как  двороваЯ
женщина. Џосле Я узнал, что платьЯ обыкновенно дарила ей ЏрасковьЯ  €вановна
с своего плеча и требовала,  чтобы  она  носила  их,  а  не  прЯтала.  „арьЯ
‚асильевна с первого взглЯда мне не очень понравилась, да и заметил  Я,  что
она с Ђлександрой  €вановной  недружелюбно  обходилась;  но  впоследствии  Я
убедилсЯ, что она была  тоже  добраЯ,  хотЯ  и  смешнаЯ  женщина.  ЏрасковьЯ
€вановна привыкла к ней и жаловала ее особенно за прекрасный голос,  который
у ней и в старости был хорош. Ћна пустилась растабарывать не  с  нами,  а  с
Џарашей и кормилицей. Ђлександра €вановна,  шепнув  мне  тихо:  "Џришла  все
выведывать у слуг", ушла с неудовольствием. Ћставшись  на  свободе,  Я  увел
сестрицу в кабинет, где мы спали с отцом и  матерью,  и,  позабыв  смутившие
менЯ слова "экой ты дитЯ", принЯлсЯ вновь рассказывать и описывать  гостиную
и диванную, украшаЯ все по своему обыкновенью. ЊилаЯ  сестрица  жалела,  что
не видала этих  комнат  и  залы,  которую  она  вчера  мало  разглЯдела.  Њы
принЯлись рассуждать по-своему о Џрасковье €вановне, об Ђлександре  €вановне
и о „арье ‚асильевне. ‘естрица так менЯ любила, что обо  всем  думала  точно
то же, что и Я, и мы с ней всегда во всем были согласны.
     ______________
     *  ’ак  стали  называть  бывшую  некогда  спальню  Џрасковьи  €вановны.
(Џримеч. автора.)

     Њежду тем дом, который был пуст и тих, когда Я  его  осматривал,  начал
наполнЯтьсЯ  и  оживлЯтьсЯ.  ‚  гостиной  и  диванной  поЯвились  гости,   и
ЏрасковьЯ €вановна вышла к ним вместе с отцом  моим  и  матерью.  Ђлександра
€вановна также Явилась к своей должности - занимать гостей, которых на  этот
раз  было  человек  пЯтнадцать.  Њежду  прочим,  тут  находились:  Ђлександр
Њихайлыч Љарамзин с женой, Ќикита Ќикитич ”илософов с  женой,  г-н  Џетин  с
сестрою, какой-то помещик Ѓедрин, которого бранила и  над  которым  в  глаза
смеЯлась ЏрасковьЯ €вановна, Њ.‚.‹енивцев с женой и Џавел  €ваныч  Њиницкий,
недавно женившийсЯ на  ‚арваре  ‘ергеевне  Џлещеевой;  это  была  прекраснаЯ
пара, как все тогда их называли, и ЏрасковьЯ €вановна их очень  любила:  оба
молоды, хороши собой и горЯчо привЯзаны друг к другу. —ерез  несколько  дней
Њиницкие сделались друзьЯми с моим отцом и  матерью.  Ћни  жили  в  двадцати
пЯти верстах от  —урасова,  возле  самого  упраздненного  городка  ’агаЯ,  и
потому езжали к Џрасковье €вановне каждую неделю,  даже  чаще.  Њиницкие,  в
этот день, вместе с моим отцом, приходили  к  нам  в  комнаты  и  очень  нас
обласкали. Њы полюбили их, как родных. Џеред самым  обедом  мать  пришла  за
нами  и  водила  нас  обоих  с  сестрицей  в  гостиную.  ЏрасковьЯ  €вановна
показывала нас гостЯм, говорЯ: "‚от мои Ѓагровы, прошу любить  да  жаловать.
Ђ как ‘ережа похож на дЯдю ѓригорьЯ Џетровича!" ‚се ласкали,  целовали  нас,
особенно мою сестрицу, и говорили, что она будет красавица,  чем  Я  осталсЯ
очень доволен.  Ќасчет  моего  сходства  с  каким-то  прадедушкой  никто  не
сомневалсЯ, потому что никто его не видывал. ѓости, кроме Њиницких,  которых
Я уже знал, мне не очень понравились;  особенно  невзлюбил  Я  одну  молодую
даму,  котораЯ  причиталась  в  родню  моему  отцу  и  котораЯ  беспрестанно
кривлЯлась  и  как-то  странно  выворачивала   глаза.   ЏрасковьЯ   €вановна
беспрестанно ее бранила, а та смеЯлась. ‚се это показалось мне  и  странным,
и неприЯтным.  Џеред  самым  обедом  нас  отослали  на  нашу  половину:  это
название утвердилось  за  нашими  тремЯ  комнатами.  Њы  прежде  никогда  не
обедали розно с отцом и матерью, кроме того времени, когда  мать  уезжала  в
Ћренбург или когда была больна, и то мы  обедали  не  одни,  а  с  дедушкой,
бабушкой и тетушкой, и мне такое отлучение  и  одиночество  за  обедом  было
очень грустно. џ не скрыл от матери моего чувства; она очень  хорошо  понЯла
его и разделЯла со мной, но сказала, что нельзЯ не исполнить волю  Џрасковьи
€вановны, что она добраЯ и очень нас любит. "‚прочем, - прибавила она, -  со
временем Я надеюсь как-нибудь это устроить". Њать  ушла.  Џечально  сели  мы
вдвоем с милой моей сестрицей за обед в большой столовой,  где  накрыли  нам
кончик стола, за которым могли бы поместитьсЯ десЯть человек. ЌачалсЯ шум  и
беготнЯ  лакеев,  которых  было  множество  и  которые  не   только   громко
разговаривали и смеЯлись, но даже ссорились  и  толкались  и  почти  дрались
между собою; к ним  беспрестанно  прибегали  девки,  которых  оказалось  еще
больше, чем лакеев. €з столовой был коридор в  девичью,  и  потому  столоваЯ
служила единственным сообщением в доме;  на  лаковом  желтом  ее  полу  была
протоптана дорожка из коридора в лакейскую. ’ут-то наглЯделись мы с  сестрой
и наслушались того, о чем до сих пор понЯтиЯ не имели  и  что,  по  счастью,
понЯть не могли. …всеич и Џараша, бывшие при нас неотлучно,  сами  пришли  в
изумленье и даже страх от наглого бесстыдства  и  своевольЯ  окружавшей  нас
прислуги. џ слышал, как …всеич шепотом говорил Џараше:  "—то  это!  ѓосподи!
Људа мы попали? •орош  господский,  богатый  дом!  „а  это  разбой  денной!"
Џараша отвечала ему в том же смысле. Њежду тем  об  нас  совершенно  забыли.
Ћстатки кушаний, приносимых  из  залы,  ту  же  минуту  нарасхват  съедались
жадными девками  и  лакеЯми.  Ѓуфетчик  €ван  Ќикифорыч,  которого  величали
казначеем, только и хлопотал, кланЯлсЯ и просил об одном,  чтоб  не  трогали
блюд до тех пор, покуда не подадут их господам за стол. …всеич не знал,  что
и делать. Ќа все его представленьЯ  и  требованьЯ,  что  "надобно  же  детЯм
кушать", не обращали никакого вниманиЯ,  а  казначей,  человек  смирный,  но
нетрезвый, со вздохом отвечал: "„а что же мне  делать,  …фрем  …всеич?  ‘ами
видите, какаЯ вольница! ‚сЯкий день, ложась спать, благодарю  господа  моего
бога, что голова на плечах осталась. Џросите особого стола".  …всеич  пришел
в совершенное отчаЯнье, что  дети  останутсЯ  не  кушамши;  жаловатьсЯ  было
некому: все господа сидели за столом. “сердный и горЯчий дЯдька  мой  скоро,
однако, принЯл решительные меры. Џрежде всего он перевел нас из  столовой  в
кабинет, затворил дверь и велел Џараше заперетьсЯ изнутри, а сам  побежал  в
кухню, отыскал какого-то поваренка из багровских, велел сварить длЯ нас  суп
и зажарить на сковороде битого мЯса. …всеич поспешно воротилсЯ к нам и  стал
ожидать конца обеда, чтоб немедленно вызвать через кого-нибудь нашу  мать  и
чтобы  донести  обо  всем  происходившем  в  столовой.   ‚след   за   стуком
отодвигаемых стульев и кресел прибежала к нам  Ђлександра  €вановна.  “знав,
что мы и не начинали обедать, она очень встревожилась, осердилась,  призвала
к ответу буфетчика, который, боЯсь лакеев, бессовестно солгал,  что  никаких
блюд не осталось  и  подать  нам  было  нечего.  •отЯ  Ђлександра  €вановна,
представлЯЯ в доме некоторым образом лицо хозЯйки, очень хорошо  знала,  что
это бессовестнаЯ ложь, хотЯ она вообще хорошо знала чурасовское лакейство  и
сама от него много терпела, но и она не могла себе  вообразить,  чтоб  могло
случитьсЯ что-нибудь похожее на случившеесЯ  с  нами.  Ћна  вызвала  к  себе
дворецкого  ЌиколаЯ  и  даже  главного  управителЯ  Њихайлушку,   живших   в
особенном флигеле, рассказала им обо  всем  и  побожилась,  что  при  первом
подобном случае она доложит об этом тетушке.  Ќиколай  отвечал,  что  дворнЯ
давно у него от рук отбилась и что это давно известно Џрасковье €вановне,  а
Њихайлушка, на которого  Я  смотрел  с  особенным  любопытством,  с  большою
важностью сказал, Явно стараЯсь оправдать лакеев, что  это  ошибка  поваров,
что кушанье  сейчас  подадут  и  что  он  не  советует  тревожить  Џрасковью
€вановну такими пустЯками. ’олько что  они  ушли,  пришла  мать.  Ђлександра
€вановна, очень встревоженнаЯ, начала ее обнимать и просить у  нее  прощеньЯ
в том, что случилось с детьми.  Ћна  прибавила,  что  если  дело  дойдет  до
тетушки, то весь ее гнев упадет на нее, ни в  чем  тут  не  виноватую.  Њать
очень дружески ее успокоила, говорЯ, что это безделица  и  что  дети  поедЯт
после (она уже слышала, что нам готовЯт особое кушанье)  и  что  тетушка  об
этом никогда не узнает. “спокоеннаЯ Ђлександра €вановна ушла к гостЯм,  а  Я
принЯлсЯ подробно рассказывать матери все виденное  и  слышанное  мной.  ’ут
моЯ мать так взволновалась, что всЯ покраснела  и  чуть  не  заплакала.  Ћна
очень благодарила …всеича, что он узел нас из столовой, приказала,  чтоб  мы
всегда  обедали  в  кабинете,  и  строго  подтвердила  ему  и  Џараше,  чтоб
чурасовскаЯ прислуга никогда и близко к нам не подходила.  …всеич  и  Џараша
ушли, а с ними и сестрица.
     Ћставшись  наедине  с  матерью,  Я  обнЯл  ее  и  поспешил   предложить
множество вопросов обо всем, что видел и  слышал.  Њать  очень  смущалась  и
затруднЯлась ответами. џ уже давно и хорошо знал, что  есть  люди  добрые  и
недобрые; этим последним словом Я определЯл все дурные качества и пороки.  џ
знал, что есть господа, которые  приказывают,  есть  слуги,  которые  должны
повиноватьсЯ приказаниЯм, и что Я сам, когда вырасту,  буду  принадлежать  к
числу господ, и что тогда менЯ будут слушатьсЯ, а что до тех  пор  Я  должен
всЯкого просить об исполнении какого-нибудь моего желаниЯ. Ќо как  Џрасковью
€вановну Я считал такою великою госпожой, что ей  все  должны  повиноватьсЯ,
даже мы,  то  и  трудно  было  объЯснить  мне,  как  осмеливаютсЯ  слуги  не
исполнЯть ее приказаний, так  сказать,  почти  на  глазах  у  ней?  џ  очень
помнил, как она говорила моей матери: "Џриказывай - все будет  исполнЯтьсЯ".
џ сначала думал, что лакеи и девки, пожиравшие остатки блюд,  просто  хотели
кушать, что они были голодны; но менЯ уверили в противном, и Я  почувствовал
к ним большое отвращенье. Ќеприличных шуток  и  намеков  Я,  разумеетсЯ,  не
понЯл и в бесстыдном обращении прислуги видел только  грубость  и  дерзость,
замеченную мною у мальчиков в народном училище. Њать утвердила менЯ в  таких
мыслЯх. Ќо все мои вопросы об Ђлександре €вановне, об ее положении в доме  и
об ее отношении к благодетельнице нашей  Џрасковье  €вановне  мать  оставила
без ответа, прибегнув к обыкновенной отговорке,  что  Я  еще  мал  и  понЯть
этого не могу. Њежду тем  смирный  буфетчик  и  …всеич  принесли  нам  обед;
позвали сестрицу, и мы,  порЯдочно  проголодавшись,  поели  очень  весело  и
аппетитно, особенно  потому,  что  маменька  сидела  с  нами.  Џосле  нашего
позднего обеда мать ушла к гостЯм, а мы  с  сестрицей  принЯлись  устраивать
мое  маленькое  хозЯйство,   состоЯвшее   в   размещении   книжек,   бумаги,
чернильницы, линейки и проч. ‘верх того у менЯ был удивительный ларчик,  или
шкафик, оклеенный  резной  костью,  в  котором  находилось  восемь  Ящичков,
наполненных моими сокровищами, то есть окаменелостЯми, чертовыми пальцами  и
другими  редкими  камешками,  всегда  называемыми  мною  штуфами.  Љрючки  с
лесами, грузилами и поплавками, снЯтые с  удилищ,  также  занимали  один  из
Ящиков. ‚се восемь Ящиков  запирались  вдруг,  очень  хитрым  замком,  тайну
которого Я хранил от всех, кроме  сестрицы.  „лЯ  такого  диковинного  ларца
очищалось самое лучшее и видное место. Њы поставили его на бюро и  при  этом
случае пересмотрели вновь, неизвестно в который раз, все мои  драгоценности.
Џотом приходил к нам отец; мать  сказала  ему  о  нашем  позднем  обеде;  он
пожалел, что мы были долго голодны, и поспешно ушел, сказав, что  он  играет
с тетушкой в пикет. ‚скоре после чаю, который привелось нам пить  немедленно
после обеда, пришла к нам маменька и сказала, что более к гостЯм  не  пойдет
и что ЏрасковьЯ €вановна  сама  ее  отпустила,  заметив  по  лицу,  что  она
устала. Њать  в  самом  деле  казалась  утомленною  и  сейчас  после  нашего
детского ужина легла в  постель.  џ  обрадовалсЯ  случаю  поговорить  с  нею
наедине и порасспросить кое о чем,  казавшемсЯ  мне  непонЯтным,  как  вдруг
неожиданно Явилась Ђлександра €вановна. ‚идно было,  что  она  полюбила  мою
мать, потому что все обнимала ее и говорила  с  ней  очень  ласково  и  даже
потихоньку. џ не мог  расслушать  всех  разговоров,  но  хорошо  понЯл,  что
Ђлександра €вановна жаловалась на свое житье,  даже  плакала,  оговариваЯсь,
впрочем, что она не тетушку обвинЯет, а свою  несчастную  судьбу.  •отЯ  мне
было жаль ее, но через несколько времени Я заснул под шепот ее рассказов.
     Џроснувшись на следующее утро, услышал Я живые разговоры между отцом  и
матерью. €м не длЯ чего было  рано  вставать  и  было  о  чем  переговорить,
потому что в продолжение  прошедшего  днЯ  не  имели  они  свободной  минуты
побыть друг с другом наедине. џ не подал никакого  знака,  что  не  сплю,  и
слушал с усиленным вниманием. Њать говорила с жаром  о  Џрасковье  €вановне:
хвалила ее простой и здравый ум, ее открытый,  веселый  и  прЯмой  нрав,  ее
правдивые, хотЯ подчас резкие и грубые,  речи.  Ђлександра  €вановна  успела
накануне вечером, когда Я заснул, сообщить моей матери много подробностей  о
Џрасковье €вановне, которую,  по  мнению  матери,  она  не  умела  понЯть  и
оценить и в которой она видела только капризность и странности. Њать в  свою
очередь пересказывала моему отцу  речи  Ђлександры  €вановны,  состоЯвшие  в
том, что Џрасковью €вановну за богатство все уважают, что даже всЯкий  новый
губернатор приезжает с ней знакомитьсЯ; что сама ЏрасковьЯ  €вановна  никого
не уважает и не любит; что она своими гостЯми или  забавлЯетсЯ,  или  ругает
их в глаза; что она длЯ своего покоЯ и удовольствиЯ не  входит  ни  в  какие
хозЯйственные дела, ни в свои, ни в крестьЯнские, а все предоставила  своему
поверенному Њихайлушке, который от крестьЯн пользуетсЯ  и  наживает  большие
деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они  и  с  нами,
будущими наследниками, поступили; что ЏрасковьЯ €вановна большаЯ  странница,
терпеть не может попов и монахов и нищим никому копеечки не подаст;  молитсЯ
богу по капризу, когда ей захочетсЯ, - а не захочетсЯ, то  и  середи  обедни
из церкви уйдет; что свЯщенника  и  причет  содержит  она  очень  богато,  а
никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и  то  в  самые
большие праздники; что первое ее удовольствие летом - сад,  за  которым  она
ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни,  слушать,  как  их  поют,
читать книжки или играть в карты; что  ЏрасковьЯ  €вановна  ее,  сироту,  не
любит, никогда не ласкает  и  денег  не  дает  ни  копейки,  хотЯ  позволЯет
выписывать  из  города  или  покупать  у  разносчиков  все,  что  Ђлександре
€вановне вздумаетсЯ; что сколько ни просили ее посторонние  почтенные  люди,
чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, длЯ того  чтоб
она могла  жениха  найти,  -  ЏрасковьЯ  €вановна  и  слышать  не  хотела  и
отвечала, что Ѓагровы родную племЯнницу не бросЯт  без  куска  хлеба  и  что
лучше век оставатьсЯ в девках, чем навЯзать себе на  шею  мужа,  который  из
денег женилсЯ бы на ней, на рЯбой кукушке, да после и вымещал бы ей  за  то.
Љ этому мать прибавила от себЯ, что, конечно, никто  лучше  самой  Џрасковьи
€вановны не узнал на опыте, каково выйти замуж за человека, который  женитсЯ
на богатстве. ‚се слышанное мною произвело какой-то разлад  в  моей  голове.
…сли б мать не сказала прежде, что Ђлександра  €вановна  не  понимает  своей
благодетельницы, то  Я  бы  поверил  Ђлександре  €вановне,  потому  что  она
казалась мне такою умною, ласковою и правдивою. џ вдруг обратилсЯ  к  матери
с вопросом:  "Ќеужели  бабушка  ЏрасковьЯ  €вановна  такаЯ  недобраЯ?"  Њать
удивилась и сказала: "…сли б Я знала, что ты не спишь, то не стала бы  всего
при тебе говорить,  ты  тут  ничего  не  понЯл  и  подумал,  что  Ђлександра
€вановна жалуетсЯ на тетушку и что тетушка  недобраЯ;  а  это  все  пустЯки,
одни недогадки и кривое толкованье. Џрошу же не говорить об этом ни  сестре,
ни …всеичу, ни Џараше". џ еще  больше  спуталсЯ  в  моих  понЯтиЯх  и  долго
оставалсЯ в совершенном недоумении: добраЯ или не  совсем  добраЯ  ЏрасковьЯ
€вановна? Џризнаюсь, Я невольно склонЯлсЯ на сторону Ђлександры €вановны.
     ђассуждаЯ  теперь  беспристрастно,  Я  должен  сказать,  что  ЏрасковьЯ
€вановна была замечательнаЯ, редкаЯ женщина и что Явление такой  личности  в
то времЯ и в  той  среде,  в  которой  она  жила,  есть  уже  само  по  себе
изумительное  Явление.  ЏрасковьЯ  €вановна,  еще  ребенком  выданнаЯ  замуж
родными своей матери за страшного злодеЯ, испытав действительно  все  ужасы,
какие мы знаем из старых романов и французских мелодрам,  уже  двадцать  лет
жила вдовою. ЏользуЯсь независимостью  своего  положениЯ,  доставлЯемого  ей
богатством  и  нравственною  чистотою  целой  жизни,  она  была   совершенно
свободна и даже своевольна во всех  движениЯх  своего  ума  и  сердца.  Њимо
корыстных расчетов,  окруженнаЯ  вполне  заслуженным  общим  уважением,  эта
женщина, не получившаЯ никакого  образованиЯ,  была  чужда  многих  пороков,
слабостей и  предрассудков,  которые  неодолимо  владели  тогдашним  людским
обществом. Ћна была справедлива в поступках, правдива в  словах,  строга  ко
всем без разбора и еще более к себе самой; она беспощадно  обвинЯла  себЯ  в
самых тонких иногда уклонениЯх от тех нравственных начал, которые  понимала;
этого мало, - она поправлЯла по возможности свои  ошибки.  Ѓез  образованиЯ,
без просвещениЯ, она не могла быть во всем выше своего века и  не  сознавала
своих обЯзанностей и отношений к  1200  душ  подвластных  ей  людей.  „орожа
всего более своим спокойствием, она не занималась хозЯйством, говорЯ, что  в
нем ничего не смыслит, и определила  главным  управителем  дворового  своего
человека, Њихайла Њаксимова, но она  нисколько  в  нем  не  ошибалась  и  не
вверЯлась ему, как думали другие. Ћна  говорила:  "џ  знаю,  что  Њихайлушка
тонкаЯ штука: он себЯ не  забывает,  пользуетсЯ  от  зажиточных  крестьЯн  и
набивает свой карман. џ это знаю, но знаю и  то,  что  он  человек  умный  и
незлой. џ хочу одного, чтоб мои крестьЯне были богаты,  а  ссор  и  жалоб  и
слышать не хочу. џ могла бы получать доходу вдвое  больше,  но  на  мой  век
станет, да и наследником моим останетсЯ". ‚  довольстве  и  богатстве  своих
крестьЯн она была уверена, потому что часто наводила стороною справки о  них
в  соседних  деревнЯх,  через  верных  и  преданных  людей.   …е   крестьЯне
действительно  жили  богато,  это  знали  все;  но  многочисленнаЯ   дворнЯ,
вследствие такой системы управлениЯ, дошла до  крайней  степени  тунеЯдства,
своевольЯ и разврата. …сли попадалсЯ  на  глаза  Џрасковье  €вановне  пьЯный
лакей или какой-нибудь дворовый человек, она сейчас  приказывала  Њихайлушке
отдать виноватого в солдаты, не годитсЯ - спустить в крестьЯне. ‡амечала  ли
нескромность поведениЯ в женском поле,  она  опЯть  приказывала  Њихайлушке:
отослать такую-то в дальнюю деревню ходить за скотиной и потом отдать  замуж
за  крестьЯнина.  Ќо  длЯ  того,  чтоб  могли  случитьсЯ  такие  строгие   и
возмутительные наказаниЯ, надобно было  самой  барыне  нечаЯнно  наткнутьсЯ,
так сказать, на виноватого или виноватую; а как это бывало очень  редко,  то
все вокруг нее утопало в  беспутстве,  потому  что  она  ничего  не  видела,
ничего не знала и очень не любила, чтоб говорили ей о  чем-нибудь  подобном.
ЏрасковьЯ €вановна была набожна без малейшей примеси ханжества и  совершенно
свободно относилась ко многим церковным обрЯдам и к соблюдению  постов.  Ћна
выстроила  новую  каменную  большую  церковь,  потому  что  прежнЯЯ  слишком
напоминала своего строителЯ, покойного ее  мужа,  о  котором  она  старалась
забыть и о котором никогда не упоминала. Ћна любила великолепие  и  пышность
в храме божием; знала наизусть весь церковный круг,  сама  певала  с  своими
певчими, стоЯ у клироса; иногда подолгу не ходила в  церковь,  даже  большие
праздники пропускала, а иногда заставлЯла служить  обедни  часто.  ‚сего  же
страннее было то, что иногда, помолЯсь усердно, она вдруг уходила  в  начале
или середине обедни, сказав, что  больше  ей  не  хочетсЯ  молитьсЯ,  о  чем
Ђлександра €вановна говорила с особенным удивлением. Ќе умеЯ  почти  писать,
она любила читать или слушать светские книги, и, выписываЯ их ежегодно,  она
составила  порЯдочную  библиотеку,  заведенную,  впрочем,  уже   ее   мужем.
‘вЯщенные книги она читала только  тогда,  когда  говела;  впрочем,  это  не
мешало ей во времЯ говеньЯ по вечерам длЯ  отдыха  играть  в  пикет  с  моим
отцом, если он был тут, или с Ђлександрой €вановной. Ћна говаривала в  таких
случаЯх, что гораздо меньше греха думать о  том,  как  бы  сделать  пик  или
репик,* чем слушать пустые разговоры и сплетни  насчет  ближнего  или  самой
думать  о  пустЯках.  ѓовела  она  не  всегда  в  великий  пост,  а  как  ей
вздумаетсЯ, раза по два  и  по  три  в  год,  не  затруднЯЯсь  употребленьем
скоромной пищи, если была нездорова; терпеть не могла монахов и монахинь,  и
никогда черный клубок или чернаЯ  камилавка  не  смели  показыватьсЯ  ей  на
глаза. „енег взаймы она давала очень неохотно  и  также  не  любила  раздачу
мелкой милостыни; но, узнав о каком-нибудь несчастном  случае  с  человеком,
достойным  уваженьЯ,  помогала  щедро,  а  как  люди,  достойные   уваженьЯ,
встречаютсЯ не часто, то и вспоможеньЯ ее были редки  и  Џрасковью  €вановну
вообще не считали доброю женщиною. Ќадобно сказать правду,  что  доброты,  в
общественном смысле этого слова, особенно  чувствительности,  мЯгкости  -  в
ней было мало, или лучше сказать, эти свойства были в ней  мало  развиты,  а
вдобавок к тому она не любила щеголЯть ими и скрывала их. Џравда,  не  много
было людей, которых она любила, потому  что  она  любила  только  тех,  кого
уважала. €з всего  круга  своих  многочисленных  знакомых  она  больше  всех
любила Њиницких, а впоследствии мою  мать.  Ќаконец,  правда  и  то,  что  с
гостЯми своими обходилась она слишком бесцеремонно, а  иногда  и  грубовато:
всем говорила "ты" и без всЯкой пощады высказывала в глаза все  дурное,  что
слышала об них или что сама в  них  замечала.  ‚се  чувствовали,  более  или
менее сознательно, что ЏрасковьЯ €вановна мало принимает участиЯ  в  других,
что  она  живет  больше  длЯ  себЯ,  бережет  свой  покой  и  любит  веселую
беззаботность своей жизни. ќто не мешало, однако, беспрестанному  приливу  и
отливу многочисленной толпы гостей и выражению общего глубокого  почтениЯ  и
преданности. ‘воекорыстных  расчетов  тут  не  могло  быть,  потому  что  от
Џрасковьи  €вановны   трудно   было   чем-нибудь   поживитьсЯ;   итак,   это
необыкновенное стечение гостей можно объЯснить тем, что хозЯйка была  всегда
разговорчива, жива, весела, даже очень смешлива:  лгунов  заставлЯла  лгать,
вестовщиков - рассказывать вести, сплетников - сплетни; что  у  ней  в  доме
было  жить  привольно,  сытно,  свободно  и  весело.  Љ  сожалению,   жалобы
Ђлександры €вановны были не совсем несправедливы.  ‘  живущими  постоЯнно  в
доме:  „арьей  ‚асильевной  и  двоюродной   внучкою-сиротой,   то   есть   с
Ђлександрой  €вановной,  ЏрасковьЯ  €вановна  обращалась   невнимательно   и
взыскательно, - они были не  что  иное,  как  приближенные  служанки.  „арьЯ
‚асильевна, стараЯ и  глупаЯ  сплетница,  хотЯ  и  добродушнаЯ  женщина,  не
чувствовала унизительности своего положениЯ, а очень неглупаЯ  и  добраЯ  по
природе Ђлександра €вановна, конечно не  понимавшаЯ  вполне  многих  высоких
качеств  своей  благодетельницы  и  не  умевшаЯ  поставить  себЯ  в   лучшее
отношение, много испытывала огорчений,  и  только  дружба  Њиницких  и  моих
родителей облегчала тЯгость ее положениЯ.
     ______________
     * ’о есть шестьдесЯт или девЯносто, как  теперь  выражаютсЯ  технически
игроки. (Џримеч. автора.)

     џ описывал Џрасковью €вановну такою, какою знал  ее  сам  впоследствии,
будучи еще очень молодым человеком, и какою она долго жила  в  памЯти  моего
отца и матери, а равно и других, коротко ей знакомых и хорошо ее  понимавших
людей.
     †изнь в —урасове пошла,  как  заведенные  часы:  гости  сменЯлись  одни
другими, то убывали, то прибывали. Њать с каждым  днем  приобретала  большую
благосклонность Џрасковьи €вановны, с  каждый  днем  становилась  дружнее  с
Ђлександрой  €вановной  и  еще  более  с  Њиницкими.   ќто   были   поистине
прекраснейшие люди, особенно Џавел €ваныч Њиницкий,  который  с  поэтической
природой малоросса соединЯл энергическую деЯтельность, благородство  души  и
строгость правил; страстно любЯ свою красавицу жену, так же любившую  своего
красавца  мужа,  он  с  удивительною   настойчивостью   перевоспитывал   ее,
истреблЯЯ в ней семена тщеславиЯ и суетности, как-то заронившиесЯ в  детстве
в ее прекрасную природу. Њать устроила свое времЯ  очень  хорошо,  благодарЯ
совершенной свободе, которую допускала и даже любила в своем доме  ЏрасковьЯ
€вановна. Њать обедала всегда  вместе  с  нами,  ранее  целым  часом  общего
обеда, за которым она уже мало ела. ‘начала  нередко  раздавалсЯ  веселый  и
громкий голос хозЯйки: "‘офьЯ Ќиколавна, ты ничего  не  ешь!"  Џотом,  когда
она  как-то  узнала,  что  гостьЯ  уже  вполовину  обедала  с  детьми,   она
посмеЯлась и перестала  ее  потчевать.  Љогда  ЏрасковьЯ  €вановна  садилась
играть в карты, мать уходила к нам. ‚прочем, быть с нею наедине в это  времЯ
нам  мало  удавалось,  даже  менее,  чем  поутру:  Ђлександра  €вановна  или
Њиницкий, если не были занЯты, приходили к нам в кабинет; дамы  ложились  на
большую двуспальную кровать,  Њиницкий  садилсЯ  на  диван  -  и  начинались
одушевленные и откровенные  разговоры,  так  что  нас  с  сестрицей  нередко
усылали в столовую или детскую. Ћднако мать  не  любила  этого  переселениЯ,
потому что столоваЯ продолжала  служить  постоЯнным  и  беспрестанным  путем
сообщениЯ девичьей с лакейской, в детскую же  часто  заглЯдывали  горничные.
Њы с сестрицей каждый день ходили к бабушке только  здороватьсЯ,  а  вечером
уже не прощались; но менЯ  иногда  после  обеда  призывали  в  гостиную  или
диванную, и ЏрасковьЯ  €вановна  с  коротко  знакомыми  гостЯми  забавлЯлась
моими ответами, подчас резкими  и  смелыми,  на  разные  трудные  и,  должно
признатьсЯ,  иногда  нелепые  и  неприличные  длЯ  дитЯти  вопросы;   иногда
заставлЯла  она  менЯ  читать  что-нибудь   наизусть   из   "ђоссиады"   или
сумароковских трагедий. џ чувствовал, что мною не занимаютсЯ, а  потешаютсЯ;
это мне не нравилось, и потому-то именно мои ответы были  иногда  неприлично
резки и не  соответствовали  моему  возрасту  и  природным  свойствам.  Њать
бранила менЯ за это наедине, Я отвечал, что мне досадно, когда поднимают  на
смех мои слова, да и говорЯт со мной  только  длЯ  того,  чтобы  посмеЯтьсЯ.
Ћтец вообще мало был с нами; он проводил времЯ или с Џрасковьей €вановной  и
ее гостЯми, всегда играЯ с ней в карты,  или  призывал  к  себе  Њихайлушку,
который был одним из лучших учеников нашего ЏантелеЯ ѓригорьича, и  читал  с
ним какие-то бумаги. ’ут Я узнал, что мой отец недаром беседовал  в  Ѓагрове
с слепым нашим поверенным, что он затевает тЯжбу с  Ѓогдановыми  об  именье,
следовавшем моей бабушке  Ђрине  ‚асильевне  Ѓагровой  по  наследству.  Ћтец
ездил длЯ этого дела в город ‹укоЯнов  и  подал  там  просьбу;  он  проездил
гораздо  более,  чем  предполагал,  и  Я  с  огорчением  увидел  после   его
возвращениЯ, что мать ссорилась с ним за то, и не один раз.
     …ще прежде отец ездил в  ‘тарое  Ѓагрово  и  угощал  там  добрых  наших
крестьЯн,  о  чем,  разумеетсЯ,  Я  расспросил  его  очень  подробно   и   с
удовольствием услышал, как все сожалели, что нас с матерью там не было.
     џ сказал уже, что в —урасове была изрЯднаЯ библиотека;  Я  не  замедлил
воспользоватьсЯ этим сокровищем  и,  с  позволеньЯ  Џрасковьи  €вановны,  по
выбору матери, брал оттуда книги,  которые  читал  с  великим  наслаждением.
ЏерваЯ попавшаЯсЯ мне книга была "Љадм и ѓармониЯ", сочинение  •ераскова,  и
его же "Џолидор, сын Љадма  и  ѓармонии".  ’огда  мне  очень  нравились  эти
книги,  а  напыщенный   мерный   Язык   стихотворной   прозы   казалсЯ   мне
совершенством. Џотом прочел Я "Ђрфаксад,  халдейскаЯ  повесть",*  не  помню,
чье сочинение, и "Ќума, или  Џроцветающий  ђим",  тоже  •ераскова,  и  много
других книг в этом роде. џ  заглЯдывал  также  в  романы,  которые  особенно
любила  читать  Ђлександра  €вановна;  они  воспламенЯли   мое   участие   и
любопытство, но мать не позволЯла мне читать  их,  и  Я  пробегал  некоторые
страницы только украдкой, потихоньку, в чем, однако,  признавалсЯ  матери  и
за что она очень снисходительно  менЯ  журила.  ’аким  образом  мне  удалось
заглЯнуть  в   "Ђлькивиада",**   в   "ѓрафа   ‚альмонта,   или   ‡аблуждение
рассудка"*** и в "„остопамЯтную жизнь Љлариссы ѓарлов".**** Ќе  скоро  потом
удалось мне прочесть эти книги вполне, но отрывки из них так глубоко  запали
в мою душу, что Я не переставал о них  думать  и  только  тогда  успокоилсЯ,
когда прочел. Ќаконец тут же попались "Њои безделки"*****  Љарамзина  и  его
же издание разных стихотворений разных сочинителей, под названием  "Ђониды".
ќти стихи уже были совсем  не  то,  что  стихи  ‘умарокова  и  •ераскова.  џ
почувствовал  эту  разницу,  хотЯ  содержание  их  менЯ  не   удовлетворЯло,
несмотрЯ на ребЯчий возраст.
     ______________
     * "Ђрфаксад" - сочинение Џетра ‡ахарьина, изданное  в  Њоскве  в  конце
XVIII века.
     ** "Ђлькивиад" - сочинение  немецкого  писателЯ  Њейснера;  в  переводе
было издано в конце XVIII века.
     *** "ѓраф ‚альмонт, или  ‡аблуждение  рассудка",  -  роман,  перевод  с
французского, был издан в конце XVIII века.
     **** "„остопамЯтнаЯ жизнь девицы Љлариссы ѓарлов" -  роман  английского
писателЯ  ‘.ђичардсона  (1683-1761).  ђичардсон  ЯвлЯетсЯ   основоположником
европейского сентиментализма, в ђоссии его  произведениЯ  были  популЯрны  в
XVIII веке и в начале XIX века.
     ***** "Њои безделки"  -  собрание  произведений  Ќ.Њ.Љарамзина  Ќиколай
Њихайлович Љарамзин (1766-1826) - выдающийсЯ  русский  писатель  и  историк.
ЏроизведениЯ  Љарамзина   сыграли   большую   роль   в   развитии   русского
литературного Языка.

     —тение всех этих новых книг  и  слушанье  разговоров  гостей,  в  числе
которых было много людей, тоже совершенно длЯ менЯ новых,  часто  заставлЯло
менЯ задумыватьсЯ: длЯ думаньЯ же Я  имел  довольно  свободного  времени.  џ
рассуждал обо всем с …всеичем, но он даже не мог понЯть,  о  чем  Я  говорю,
что желаю узнать и о чем спрашиваю; он частенько говорил мне:  "„а  что  это
тебе, соколик, за охота узнавать: отчего да  почему,  да  на  что?  ќтого  и
старики не знают, а ты еще дитЯ. ’ак богу угодно  -  вот  и  все.  Џойдем-ка
лучше посмотрим картинки".
     ‚ этом роде жизнь, с мелкими изменениЯми,  продолжалась  с  лишком  два
месЯца, и, несмотрЯ на великолепный дом, каким  он  мне  казалсЯ  тогда,  на
разрисованные стены, которые нравились мне больше картин и на которые  Я  не
переставал любоватьсЯ; несмотрЯ на старые и новые  песни,  которые  часто  и
очень хорошо певала вместе с другими ЏрасковьЯ €вановна и которые  Я  слушал
всегда с наслаждением; несмотрЯ на множество новых  книг,  читанных  мною  с
увлечением, - эта жизнь мне очень надоела. џ  нетерпеливо  желал  воротитьсЯ
из шумного —урасова в тихое Ѓагрово, в бедный наш дом; Я даже соскучилсЯ  по
бабушке и тетушке. Ќо главною причиною скуки, Ясно и тогда мною  понимаемою,
было то, что Я мало проводил времени наедине  с  матерью.  џ  уже  привык  к
чистосердечному излиЯнию всех моих мыслей и чувств в ее горЯчее  материнское
сердце, привык поверЯть свои впечатлениЯ ее разумным судом,  привык  слышать
ее живые речи  и  находить  в  них  необъЯснимое  удовольствие.  ‚  —урасове
беспрестанно нам мешали Њиницкие, и особенно Ђлександра €вановна;  они  даже
отвлекали от менЯ внимание матери, - и  много  новых  вопросов,  сомнений  и
предположений, беспрестанно возникавших во мне от новых людей  и  предметов,
оставались  без  окончательного  решениЯ,  разъЯснениЯ,   опровержениЯ   или
утверждениЯ: это постоЯнно беспокоило менЯ. ‘естрицу Я  любил  час  от  часу
горЯчее; ее дружба очень утешала менЯ, но Я был старше, более развит  и  мог
только сообщать ей свои мысли, а не советоватьсЯ с ней.  Ќесознаваемою  мною
тогда причиною скуки, вероЯтно, было лишение полной свободы. џ  знал  только
один кабинет;  мне  не  позволЯли  оставатьсЯ  долго  в  детской  у  братца,
которого Я начинал очень любить, потому что у него  были  прекрасные  черные
глазки,  и  которого,  бог  знает  за  что,  называла   ЏрасковьЯ   €вановна
чернушкой.  Љроме  же  кабинета  и  детской,  только  на   короткое   времЯ,
непременно  с  …всеичем,  позволЯли  мне  побегать  в  столовой.   Џрасковьи
€вановны Я не понимал; верил на слово, что  она  добраЯ,  но  постоЯнно  был
недоволен ее обращением со мной, с моей  сестрой  и  братцем,  которого  она
один раз приказала было высечь за то, что  он  громко  плакал;  хорошо,  что
маменька не послушалась. €так, весьма естественно, что Я очень  обрадовалсЯ,
когда  стали  поговаривать  об  отъезде.  ‚идно,  ЏрасковьЯ  €вановна  очень
полюбила мою мать, потому что несколько раз  откладывала  наш  отъезд.  "Ќу,
что тебе там делать, в этой мурье? - говорила она. -  ‘векровь  по  тебе  не
стоскуетсЯ, а золовки и подавно.  џ  тебЯ  ничем  не  стеснЯю,  а  на  людЯх
веселее".  Њать  и  не  спорила;  но  отец  мой  тихо,  но  в  то  же  времЯ
настоЯтельно докладывал своей тетушке, что долее оставатьсЯ нельзЯ, что  уже
три почты нет писем из Ѓагрова от сестрицы ’атьЯны ‘тепановны,  что  матушка
слаба  здоровьем,  хозЯйством   заниматьсЯ   не   может,   что   она   после
покойника-батюшки стала совсем другаЯ и очень  скучает.  Ћн  прибавлЯл,  что
молотьба и поставка хлеба идет очень плохо  и  что  ему  нечем  будет  жить.
ЏрасковьЯ €вановна отвечала, что все это "враки"  -  и  не  пособлЯла  моему
отцу ни одной копейкой. Ќаконец мы собрались совсем, и  хозЯйка  согласилась
отпустить нас, взЯв честное слово с моего отца и матери, что  мы  непременно
приедем в исходе  лета  и  проживем  всю  осень.  "„а,  ‘офьЯ  Ќиколавна,  -
говорила она, - ты еще не видала моего  —урасова;  его  надо  видеть  летом,
когда все деревьЯ будут покрыты плодами и когда заиграют  все  мои  двадцать
родников. Џриезжай же непременно.  …сли  муж  не  поедет,  приезжай  одна  с
ребЯтишками, хоть Я до них  и  не  охотница;  а  всего  бы  лучше  чернушку,
меньшего сынка, оставить у бабушки,  пусть  он  ревет  там  вволю.  …сли  не
приедете -  осержусь".  Ћтец  и  мать  обещали  непременно  приехать.  ‘верх
всЯкого ожиданиЯ, бабушка ЏрасковьЯ €вановна подарила мне несколько книг,  а
именно: "Љадм и ѓармониЯ". "Џолидор,  сын  Љадма  и  ѓармонии",  "Ќума,  или
Џроцветающий  ђим",  "Њои  безделки"  и  "Ђониды"  и  этим  подарком   много
примирила менЯ с собой. Њы уехали на другой день  рождениЯ  моего  отца,  то
есть 22 февралЯ. Њы возвращались опЯть тою же дорогой, через ‘тарое  Ѓагрово
и ‚ишенки. Љроме нескольких дней простоЯ в этих деревнЯх, мы ехали с  лишком
восемь дней.  ’акой  тЯгостной,  мучительной  дороги  Я  до  сих  пор  и  не
испытывал. ‘нега были  страшные  и  -  ежедневный  буран;  дороги  иногда  и
следочка  не  было,  и  в  некоторых  местах  не  могли  мы   обойтись   без
проводников. ‚ восьмой день мы приехали ночевать в Ќеклюдово к  Љальпинским,
где узнали, что бабушка и тетушка здоровы. Ќа другой день поутру,  напившись
чаю, мы пустились в путь, и часа через два Я увидел с  горы  уже  милое  мне
Ѓагрово.


ЃЂѓђЋ‚Ћ ЏЋ‘‹… —“ђЂ‘Ћ‚Ђ

     Ѓагрово было  очень  печально  зимою,  а  после  —урасова  должно  было
показатьсЯ матери моей еще печальнее. ђасположенное в лощине  между  горами,
с трех сторон окруженное тощей, голой уремой, а с четвертой -  голою  горою,
заваленной  сугробами   снега,   из   которых   торчали   соломенные   крыши
крестьЯнских изб, - Ѓагрово произвело  ужасно  тЯжелое  впечатление  на  мою
мать. Ќо отец и даже Я с радостью  его  увидели.  Ћтец  провел  в  нем  свое
детство,  Я  начинал  проводить.  ‚  самом  деле,  в  сравнении  с   богатым
—урасовым, похожим  на  город,  это  были  какие-то  зимние  юрты  кочующего
народа. ‚ —урасове крестьЯнские избы,  крытые  дранью,  с  большими  окнами,
стоЯли как-то высоко и весело; вокруг них и на  улице  снег  казалсЯ  мелок:
так все было уезжено и укатано; господский двор вычищен, выметен,  и  дорога
у подъезда усыпана песком;  около  двух  каменных  церквей  также  все  было
прибрано. ‚ Ѓагрове же крестьЯнские дворы так занесло, что  к  каждому  надо
было выкопать проезд;  господский  двор,  по  своей  обширности,  еще  более
смотрел какой-то пустыней; сугробы казались еще выше,  и  по  верхушкам  их,
как по горам, проложены были уединенные тропинки в  кухню  и  людские  избы.
‚се было тихо,  глухо,  пусто.  ‘троениЯ,  утонув  в  снегу,  представлЯлись
низенькими, не похожими на прежних себЯ. џ сам не могу надивитьсЯ,  как  все
это не казалось мне мрачным и грустным... ‘урка с  товарищами  встретил  нас
на дворе веселым, приветным лаем;  две  девчонки  выскочили  посмотреть,  на
кого лают собаки, и опрометью бросились назад в  девичью;  тетушка  выбежала
на крыльцо и очень нам обрадовалась, а бабушка  -  еще  больше:  из  мутных,
бесцветных и  как  будто  потухших  глаз  ее  катились  крупные  слезы.  Ћна
благодарила отца и особенно мать, целовала у ней руки  и  сказала,  что  "не
ждала нас, знаЯ по письмам, как ЏрасковьЯ €вановна полюбила ‘офью  Ќиколавну
и как будет уговаривать остатьсЯ, и знаЯ, что Џрасковье €вановне  нельзЯ  не
уважить". ’ут Я почувствовал всю цену твердости добродушного моего  отца,  с
которою не могла сладить богатаЯ тетка, отдававшаЯ ему все  свое  миллионное
имение  и  привыкшаЯ,  чтоб  каждое  ее  желание  исполнЯлось.  Љ   большому
огорчению матери, мы нашли целую половину дома холодною. Ѓог знает из  какой
экономии, бабушка, не ожидавшаЯ нашего возвращениЯ  ранее  последнего  пути,
не приказала  топить  именно  наши  комнаты.  „елать  было  нечего:  мы  все
поместились в тетушкиной комнате, а тетушка перешла  к  бабушке.  —ерез  три
днЯ порЯдок восстановилсЯ, и мы поселились на прежних наших местах.
     Ћбогащенный новыми книгами и новыми  впечатлениЯми,  которые  сделались
Явственнее  в  тишине  уединениЯ  и  ненарушимой   свободы,   только   после
чурасовской жизни вполне оцененной мною, Я  беспрестанно  разговаривал  и  о
том, и о другом со своей матерью и  с  удовольствием  замечал,  что  Я  стал
старше и умнее, потому что мать и другие говорили, рассуждали со мной уже  о
том, о чем прежде и говорить не  хотели.  †изнь  наша  потекла  правильно  и
однообразно. Њорозы стоЯли еще сильные, и  менЯ  долго  не  пускали  гулЯть,
даже не пускали, сбегать к Џантелею ѓригорьичу  и  ‘ергеевне;  но  отец  мой
немедленно повидалсЯ с своим слепым поверенным, и Я  с  любопытством  слушал
их разговоры. Ћтец рассказывал  подробно  о  своей  поездке  в  ‹укоЯнов,  о
сделках с уездным судом, о подаче просьбы  и  обещаниЯх  судьи  решить  дело
непременно в нашу пользу; но Џантелей  ѓригорьич  усмехалсЯ  и,  положа  обе
руки на свою высокую трость, говорил, что верить судье не  следует,  что  он
будет мирволить тутошнему помещику и что без  правительствующего  сената  не
обойдетсЯ; что, когда придет времЯ, он сочинит просьбу, и тогда  понадобитсЯ
ехать кому-нибудь в Њоскву и хлопотать там  у  секретарЯ  и  обер-секретарЯ,
которых он знал еще протоколистами. "Ќо будьте  благонадежны,  государь  мой
Ђлексей ‘тепаныч, - сказал в заключение Џантелей ѓригорьевич.  -  „ело  наше
законное, проиграть его нельзЯ, а могут только затЯнуть  решение".  Ћтец  не
мог вдруг поверить, что лукоЯновский судьЯ его  обманет,  и  сам,  улыбаЯсь,
говорил: "•орошо, Џантелей ѓригорьич, посмотрим, как решитсЯ дело в  уездном
суде".  ЏредсказаниЯ  слепого   поверенного   оправдались   впоследствии   с
буквальною точностью.
     Џогода становилась мЯгче. Џришла масленица. Њы с сестрицей  катались  в
санЯх и в первый раз в жизни видели, как крестьЯнские и дворовые мальчики  и
девочки смело катались с высокой горы от гумна на  подмороженных  коньках  и
ледЯнках. џ чувствовал, что у менЯ не хватило бы храбрости на такую  потеху;
но  мне  весело  было  смотреть  на  шумное   веселье   катающихсЯ;   многие
опрокидывались вверх ногами, другие налетали  на  них  и  сами  кувыркались:
громкий хохот оглашал окрестные снежные полЯ  и  горы,  слегка  пригреваемые
солнечными  лучами.  “  нас  с  сестрицей  была  своЯ,  ”едором  и  …всеичем
сделаннаЯ горка перед окнами спальной; с нее Я не боЯлсЯ кататьсЯ  вместе  с
моей подругой, но вдвоем не так было весело, как в шумном  множестве  детей,
собравшихсЯ с целой деревни, - куда нас не пускали.
     ќта масленица памЯтна длЯ  менЯ  тем,  что  к  нам  приезжали  в  гости
соседи, никогда у нас не бывавшие.  ЏалагеЯ  Ђрдалионовна  ђожнова  с  сыном
Њитенькой; она сама была претолстаЯ и не очень стараЯ женщина, сын же  ее  -
урод по своей толщине, а потому особенно было смешно, что мать называла  его
Њитенькой. ‚прочем, гости эти возбудили мое и  общее  любопытство  не  одной
своей толщиной, а причиною своего  посещеньЯ.  ЏалагеЯ  Ђрдалионовна  хотела
женить своего сына, и они приезжали смотреть невесту, то  есть  тетушку  мою
’атьЯну ‘тепановну.  „лЯ  такого  важного  событиЯ  вызвали  заранее  другую
тетушку, Ђлександру  ‘тепановну.  Њать  моЯ  принимала  в  этом  деле  живое
участие и  очень  желала,  чтобы  ’атьЯна  ‘тепановна  вышла  замуж.  Џрежде
горЯчее  всех  желала  этого  бабушка;  но  в  настоЯщую  минуту   она   так
опустилась, что уже не было у нее горЯчих желаний. ‚от как  происходило  это
посещение: в назначенный день, часов в десЯть утра, все в доме  было  готово
длЯ  приема  гостей:  комнаты  выметены,   вымыты   и   особенно   прибраны;
деревенские лакеи, ходившие кое в чем, приодеты и приглажены, а также и  всЯ
девичьЯ; тетушка разрЯжена в  лучшее  свое  платье;  даже  бабушку  одели  в
шелковый шушун и юбку и повЯзали шелковым платком  вместо  белой  и  грЯзной
какой-то трЯпицы, которою она повЯзывалась сверх волосника  и  которую  едва
ли переменЯла со смерти дедушки. Ћдним словом,  дом  принЯл  по  возможности
нарЯдный вид, как будто в большой праздник. ’олько  мать  и  мы  остались  в
обыкновенном своем платье. Ќаконец  раздалсЯ  крик:  "…дут,  едут!"  Ѓабушку
поспешно перевели под руки в гостиную, потому  что  она  уже  плохо  ходила,
отец, мать и тетка также отправились  туда,  а  мы  с  сестрицей  и  даже  с
братцем, разумеетсЯ, с дЯдькой, нЯнькой,  кормилицей  и  со  всею  девичьей,
занЯли окна в тетушкиной и бабушкиной горницах, чтоб  видеть,  как  подъедут
гости и как  станут  вылезать  из  повозок.  ’ут  в  самом  деле  было  чего
посмотреть! ‘начала подъехала кожанаЯ  кибитка,  из  которой  не  без  труда
вытащили двое дюжих рожновских  лакеев  свою  толстую  барыню  и  взвели  на
крыльцо, где она и остановилась;  потом  подъехали  необыкновенной  величины
розвальни, в которых глубоко сидело что-то похожее  на  небольшую  калмыцкую
кибитку или копну сена.  ’ут  уже  двух  лакеев  было  недостаточно.  Љ  ним
присоединилсЯ  наш  ”едор,  тетушкин  приданый  Ќиколай,  а  также  Њазан  и
’анайченок. ‘оединенными силами выгрузили они жениха и втащили  на  крыльцо;
когда же гости вошли в  лакейскую  раздеватьсЯ,  то  всЯ  девичьЯ  бросилась
опрометью в коридор и  буфет,  чтоб  видеть,  как  жених  с  матерью  станут
проходить через залу в гостиную. Џараша отперла дверь из бабушкиной  горницы
в лакейскую, обыкновенно запертую на крючок, растворила  ее  немного,  и  мы
видели, как маменька и  сынок  освобождались  от  зимнего  платьЯ  и  теплых
платков. Ќадо сказать правду,  что  это  была  диковиннаЯ  пара!  џ  не  мог
вытерпеть и громко сказал …всеичу: "Ђх, это Њавлютка!" Ќо …всеич  зажал  мне
рот, едва удерживаЯсь от смеха. ‚ дверЯх  залы  встретил  гостей  мой  отец;
после многих взаимных поклонов, рекомендаций  и  обниманий  он  повел  их  в
гостиную. ‚се окружающие нас удивлЯлись дородству жениха, а …всеич,  сказал:
"ќк бурЯ! Џосытее будет Њавлютки", повел нас в наши комнаты.
     ‘лова: жених, невеста, сватанье и свадьба были  мне  давно  известны  и
давно объЯснены матерью настолько, насколько Я мог  и  должен  был  понимать
их, так сказать, внешний смысл. ЏрилагаЯ  тогда  мои  понЯтиЯ  к  настоЯщему
случаю, Я говорил  Џараше  и  …всеичу:  "Љак  же  тетеньке  выйти  замуж  за
ђожнова? †ена  должна  помогать  мужу;  она  такаЯ  сухонькаЯ,  а  он  такой
толстый; она его не поднимет, если он упадет". Џараша, смеЯсь, отвечала  мне
вопросом: "„а зачем же ему падать?" Ќо у  менЯ  было  готово  неопровержимое
доказательство: Я возразил, что "сам  видел,  как  один  раз  отец  упал,  а
маменька его поднЯла и ему помогла встать". ‚последствии,  когда  мои  слова
сделались известны всем тетушкам, они заставлЯли менЯ повторЯть  их  (всегда
без матери) и так хохотали, что приводили менЯ в совершенное изумление.
     Љогда нас с сестрицей позвали обедать, все сидели уже за столом.  ‘лава
богу, мы только поклонились гостЯм,  а  то  Я  боЯлсЯ,  что  они  будут  нас
обнимать и как-нибудь задушат. –елый обед Я не спускал  глаз  с  жениха:  он
так  ел,  что  страшно  было  смотреть.  џ  заметил,  что  у  всех  невольно
обращались глаза на его тарелку.  Њаменька  его  тоже  кушала  исправно,  но
успевала говорить и хвалить  своего  сынка.  Џо  ее  словам,  он  был  самый
смирный и  добрый  человек,  который  и  мухи  не  обидит;  в  то  же  времЯ
прекрасный хозЯин, сам ездит в поле, все разумеет и за всем смотрит,  и  что
одна у него есть утеха -  борзые  собачки.  Ћна  жаловалась  только  на  его
слабое здоровье и говорила, что так бережет его, что спать кладет у  себЯ  в
опочивальне; она прибавила, с какими-то  гримасами  на  лице,  что  Њитенька
будет совсем здоров, когда женитсЯ, и что если бог даст ему  судьбу,  то  не
бессчастна будет  его  половина.  ЏроизносЯ  последние  слова,  она  бросала
выразительные взглЯды на тетушку  ’атьЯну  ‘тепановну,  котораЯ  краснела  и
потуплЯла глаза и лицо в тарелку. Џосле  обеда,  за  которым  жених,  видно,
чересчур покушал, он тотчас  начал  дремать.  Њать  извинЯла  его  привычкой
отдыхать после обеда; но, видЯ, что он того и глЯди  повалитсЯ  и  захрапит,
велела заложить  лошадей  и,  рассыпаЯсь  в  разных  извинениЯх,  намеках  и
любезностЯх, увезла своего слабого здоровьем Њитеньку. Љогда  уехали  гости,
много было шуток и смеху, и тетушка объЯвила, что ни  за  что  на  свете  не
пойдет за такого урода  и  увальнЯ,  чему  Я  был  рад.  †ениху  дали  знать
стороною о нерасположении невесты - и дальнейшего формального сватовства  не
было.


Џ…ђ‚Ђџ ‚…‘ЌЂ ‚ „…ђ…‚Ќ…

     ‚ середине великого поста, именно на середокрестной  неделе,  наступила
сильнаЯ  оттепель.  ‘нег  быстро  начал  таЯть,  и  везде  показалась  вода.
Џриближение весны в деревне производило на менЯ необыкновенное  раздражающее
впечатление.  џ  чувствовал  никогда  не  испытанное  мною,   особого   рода
волнение. Њного содействовали тому разговоры с  отцом  и  …всеичем,  которые
радовались весне, как охотники, как люди,  выросшие  в  деревне  и  страстно
любившие природу, хотЯ сами того хорошенько не понимали, не определЯли  себе
и сказанных сейчас мною слов никогда не употреблЯли.  ЌаходЯ  во  мне  живое
сочувствие, они с увлеченьем предавались удовольствию рассказывать мне:  как
сначала обтают горы, как побегут с них ручьи, как спустЯт  пруд,  разольетсЯ
полаЯ вода, пойдет вверх по полоЯм рыба, как начнут  ловить  ее  вЯтелЯми  и
мордами; как прилетит летнЯЯ птица,  запоют  жаворонки,  проснутсЯ  сурки  и
начнут свистать, сидЯ на задних лапках по  своим  сурчинам;  как  зазеленеют
луга, оденетсЯ лес, кусты и зальютсЯ, защелкают в  них  соловьи...  Џростые,
но горЯчие слова западали мне глубоко в душу, потрЯсали  какие-то  неведомые
струны и пробуждали какие-то  неизвестные  томительные  и  сладкие  чувства.
’олько нам троим, отцу, мне и …всеичу, было не грустно и не скучно  смотреть
на почерневшие крыши и стены строений и голые  сучьЯ  дерев,  на  мокреть  и
слЯкоть, на грЯзные сугробы снега, на лужи мутной воды, на  серое  небо,  на
туман сырого воздуха, на снег и дождь, то вместе,  то  попеременно  падавшие
из потемневших низких облаков. ‡аключенный  в  доме,  потому  что  в  мокрую
погоду менЯ и на крыльцо не выпускали, Я  тем  не  менее  следил  за  каждым
шагом весны. ‚ каждой комнате, чуть  ли  не  в  каждом  окне,  были  у  менЯ
замечены  особенные  предметы  или  места,  по  которым  Я  производил   мои
наблюдениЯ: из новой горницы, то есть из  нашей  спальни,  с  одной  стороны
виднелась —елЯевскаЯ  гора,  оголЯвшаЯ  постепенно  свой  крутой  и  круглый
взлобок,  с  другой  -  часть  реки   давно   растаЯвшего   Ѓугуруслана,   с
противоположным берегом;  из  гостиной  чернелись  проталины  на  Људринской
горе, особенно около круглого родникового озера, в котором  мочили  конопли;
из залы стекленелась лужа воды, подтоплЯвшаЯ грачовую рощу; из бабушкиной  и
тетушкиной горницы видно было гумно на высокой горе и  множество  сурчин  по
ней,  которые  с  каждым  днем  освобождались  от   снега.   ире,   длиннее
становились грЯзные проталины, полнее наливалось озеро в  роще,  и,  проходЯ
сквозь забор, уже показывалась вода между капустных грЯд  в  нашем  огороде.
‚се замечалось мною точно и внимательно, и каждый шаг весны  торжествовалсЯ,
как победа! ‘ утра до вечера бегал Я из  комнаты  в  комнату,  становЯсь  на
свои наблюдательные сторожевые места. —тенье, письмо, игры с  сестрой,  даже
разговоры с матерью - все вылетело у менЯ из головы.  Ћ  том,  чего  не  мог
видеть своими глазами, получал Я беспрестанные известиЯ  от  отца,  …всеича,
из девичьей и лакейской. "Џруд посинел и  надулсЯ,  ездить  по  нем  опасно,
мужик с возом провалилсЯ, подпруда подошла под  водЯные  колеса,  молоть  уж
нельзЯ, пора спускать воду; Ђнтошкин овраг ночью  прошел,  да  и  Њордовский
напружилсЯ и почернел, скоро никуда нельзЯ будет  проехать;  дорожки  начали
проваливатьсЯ, в кухню не пройдешь. Њазан  провалилсЯ  с  миской  щей  и  щи
пролил, мостки снесло, вода  залила  людскую  баню",  -  вот  что  слышал  Я
беспрестанно, и неравнодушно принимались все  такие  известиЯ.  ѓрачи  давно
расхаживали по двору и  начали  вить  гнезда  в  грачовой  роще;  скворцы  и
жаворонки тоже прилетели. € вот стала поЯвлЯтьсЯ настоЯщаЯ птица,  дичь,  по
выражению охотников. Ћтец с восхищением рассказывал мне, что видел  лебедей,
так высоко летевших, что он едва мог разглЯдеть их, и  что  гуси  потЯнулись
большими станицами. …всеич видел нырков и  крЯковых  уток,  опустившихсЯ  на
пруд, видел диких голубей по гумнам, дроздов  и  пигалиц  около  родников...
‘колько волнений, сколько шумной радости! ‚ода  сильно  прибыла.  Ќемедленно
спустили пруд - и без менЯ. Џогода была слишком дурна,  и  Я  не  смел  даже
проситьсЯ. ђассказы отца отчасти удовлетворили моему любопытству.  ‘  каждым
днем известиЯ становились чаще, важнее,  возмутительнее!  Ќаконец  …всеич  с
азартом  объЯвил,  что  "всЯкаЯ   птица   валом   валит,   без   перемежки!"
Џереполнилась мера  моего  терпеньЯ.  Ќевозможно  стало  длЯ  менЯ  все  это
слышать и не видеть, и с помощью отца, слез и горЯчих убеждений  выпросил  Я
позволеньЯ у матери, одевшись тепло, потому что дул  сырой  и  пронзительный
ветер, посидеть на крылечке,  выходившем  в  сад,  прЯмо  над  Ѓугурусланом.
‚нутреннЯЯ дверь еще не была откупорена. …всеич обнес менЯ  кругом  дома  на
руках, потому что везде была вода и грЯзь. ‚ самом деле,  то  происходило  в
воздухе, на земле и на воде, чего представить себе  нельзЯ,  не  видавши,  и
чего увидеть теперь уже невозможно в тех местах, о которых Я говорю,  потому
что нет такого множества прилетной дичи. ђека выступила из берегов,  поднЯла
урему на обеих сторонах и, захватив половину нашего сада, слилась  с  озером
грачовой рощи. ‚се берега полоев были усыпаны всЯкого рода дичью;  множество
уток плавало по воде  между  верхушками  затопленных  кустов,  а  между  тем
беспрестанно проносились большие и малые стаи разной прилетной  птицы:  одни
летели высоко, не останавливаЯсь, а  другие  -  низко,  часто  опускаЯсь  на
землю; одни стаи садились, другие поднимались, третьи перелетывали  с  места
на место: крик, писк, свист наполнЯл воздух. Ќе знаЯ, какаЯ  это  летит  или
ходит птица, какое ее достоинство, какаЯ из них пищит  или  свистит,  Я  был
поражен, обезумлен таким зрелищем.  Ћтец  и  …всеич,  которые  стоЯли  возле
менЯ, сами находились в  большом  волненье.  Ћни  указывали  друг  другу  на
птицу, называли ее по имени, отгадываЯ часто по голосу,  потому  что  только
ближнюю можно было различить и узнать по  перу.  "илохвостЯ,  шилохвостЯ-то
сколько! - говорил торопливо …всеич. - ќки  стаи!  Ђ  крЯковны-то!  батюшки,
видимо-невидимо!" - "Ђ слышишь ли,  -  подхватывал  мой  отец,  -  ведь  это
степнЯги, кроншнепы заливаютсЯ! ’олько больно высоко.  Ђ  вот  сивки  играют
над озимЯми, точно... туча! ‚еретенников-то сколько!  а  турухтанов-то  -  Я
уже и не видывал таких  стай!"  -  џ  слушал,  смотрел  и  тогда  ничего  не
понимал,  что  вокруг  менЯ  происходило:  только  сердце  то  замирало,  то
стучало, как  молотком;  но  зато  после  все  представлЯлось,  даже  теперь
представлЯетсЯ мне Ясно и отчетливо, доставлЯло  и  доставлЯет  неизъЯснимое
наслаждение!.. и все это понЯтно  вполне  только  одним  охотникам!  џ  и  в
ребЯчестве был уже в душе охотник, и потому можно судить, что Я  чувствовал,
когда воротилсЯ в дом! џ казалсЯ, Я должен был казатьсЯ каким-то  полоумным,
помешанным; глаза у менЯ были дикие, Я ничего не видел,  ничего  не  слышал,
что со мной говорили. џ держалсЯ за руку  отца,  пристально  смотрел  ему  в
глаза и с ним только мог говорить, и только о том,  что  мы  сейчас  видели.
Њать сердилась и грозила, что не будет пускать менЯ, если Я  не  образумлюсь
и не выброшу сейчас из головы уток и куликов. Ѓоже мой, да разве можно  было
это сделать!.. ‚друг грЯнул выстрел под самыми окнами, Я бросилсЯ  к  окошку
и увидел дымок, расходЯщийсЯ в воздухе, стоЯщего с  ружьем  ”илиппа  (старый
сокольник) и пуделЯ ’ритона, которого все звали  "’рентон",  который,  держа
во рту за крылышко какую-то птицу, выходил из воды на  берег.  ‘коро  ”илипп
пришел с своей добычей: это был крЯковный  селезень,  как  мне  сказали,  до
того красивый пером, что Я долго любовалсЯ им,  рассматриваЯ  его  бархатную
зеленую голову и шею, багрЯный зоб и темно-зеленые косички в хвосте.
     Њало-помалу  привык  Я  к  наступившей  весне  и  к  ее   разнообразным
ЯвлениЯм, всегда новым, потрЯсающим и восхитительным; говорю привык,  в  том
смысле, что уже  не  приходил  от  них  в  исступление.  Џогода  становилась
теплаЯ, мать без затруднениЯ пускала менЯ на крылечко и позволЯла бегать  по
высохшим местам; даже сестрицу отпускала со мной. ‚сЯкий день кто-нибудь  из
охотников убивал то утку, то кулика, а Њазан застрелил даже  дикого  гусЯ  и
принес к отцу с большим торжеством, рассказываЯ подробно, как  он  подкралсЯ
камышами, в воде, по горло, к двум гусЯм, плававшим на материке  пруда,  как
прицелилсЯ в одного из них, и заключил рассказ словами: "Љак ударил,  так  и
не ворохнулсЯ!" ‚сЯкий день также  стал  приносить  старый  грамотей  Њысеич
разную крупную рыбу: щук, Язей, голавлей, линей  и  окуней.  џ  любил  тогда
рыбу больше, чем птиц, потому  что  знал  и  любил  рыбную  ловлю,  то  есть
уженье; каждого большого линЯ,  ЯзЯ  или  голавлЯ  воображал  Я  на  удочке,
представлЯЯ себе, как бы он стал битьсЯ и метатьсЯ  и  как  было  бы  весело
вытащить его на берег.
     ЌесмотрЯ, однако же, на все  предосторожности,  Я  как-то  простудилсЯ,
получил насморк и кашель и, к великому моему  горю,  должен  был  оставатьсЯ
заключенным в комнатах, которые казались мне самою скучною тюрьмою, о  какой
Я только читывал в  своих  книжках;  а  как  Я  очень  волновалсЯ  рассказам
…всеича, то ему запретили доносить мне  о  разных  новостЯх,  которые  весна
беспрестанно приносила с собой; к тому же мать почти не  отходила  от  менЯ.
Ћна сама была не совсем  здорова.  ‚  первый  день  напала  на  менЯ  тоска,
увеличившаЯ мое лихорадочное состоЯние, но потом Я стал  спокойнее  и  целые
дни играл, а иногда читал книжку с сестрицей,  беспрестанно  подбегаЯ,  хоть
на минуту, к окнам, из которых виден был весь разлив полой воды,  затопившей
огород и половину сада. Њожно было  даже  разглЯдеть  и  птицу,  но  мне  не
позволЯли  долго  стоЯть  у  окошка.  ‘корому  выздоровлению  моему   мешала
бессонница, котораЯ, бог знает отчего, на менЯ напала. ќто расстроивало  сон
моей матери, котораЯ хорошо спала только с вечера. Џо  совету  тетушки,  длЯ
нашего усыплениЯ позвали один раз ключницу  Џелагею,  котораЯ  была  великаЯ
мастерица сказывать сказки и которую даже покойный  дедушка  любил  слушать.
Њать и прежде знала об этом, но она не любила  ни  сказок,  ни  сказочниц  и
теперь неохотно согласилась. Џришла  ЏелагеЯ,  не  молодаЯ,  но  еще  белаЯ,
румЯнаЯ и дороднаЯ женщина, помолилась  богу,  подошла  к  ручке,  вздохнула
несколько раз, по своей привычке всЯкий раз приговариваЯ:  "господи  помилуй
нас, грешных", села у печки, подгорюнилась одною рукой  и  начала  говорить,
немного нараспев: "‚ некиим царстве,  в  некиим  государстве..."  ќто  вышла
сказка под названием "Ђленький цветочек"*.  Ќужно  ли  говорить,  что  Я  не
заснул до окончаниЯ сказки, что, напротив, Я не  спал  долее  обыкновенного?
‘казка до того возбудила мое любопытство  и  воображение,  до  того  увлекла
менЯ, что могла бы вылечить от сонливости, а не от бессонницы. Њать  заснула
сейчас; но, проснувшись  через  несколько  часов  и  узнав,  что  Я  еще  не
засыпал, она выслала Џелагею, котораЯ разговаривала  со  мной  об  "Ђленьком
цветочке", и сказыванье сказок  на  ночь  прекратилось  очень  надолго.  ќто
запрещенье могло бы сильно огорчить менЯ, если б мать не  позволила  Џелагее
сказывать иногда мне сказки в продолжение днЯ.
     ______________
     * ќту сказку, которую слыхал Я в продолжение нескольких годов  не  один
десЯток раз, потому что она  мне  очень  нравилась,  впоследствии  выучил  Я
наизусть и сам сказывал  ее,  со  всеми  прибаутками,  ужимками,  оханьем  и
вздыханьем  Џелагеи.  џ  так  хорошо  ее  передразнивал,  что  все  домашние
хохотали, слушаЯ менЯ. ђазумеетсЯ, потом Я забыл свой  рассказ;  но  теперь,
восстановлЯЯ давно прошедшее в моей памЯти, Я неожиданно наткнулсЯ на  груду
обломков этой сказки; много слов и выражений ожило длЯ менЯ, и  Я  попыталсЯ
вспомнить ее. ‘транное сочетание восточного вымысла, восточной  постройки  и
многих, очевидно переводных,  выражений  с  приемами,  образами  и  народною
нашею  речью,  следы  прикосновеньЯ  разных  сказочников  и   сказочниц,   -
показались мне стоЯщими вниманьЯ.
                                                   Џримеч. молодого Ѓагрова.
     —тобы  не  прерывать  рассказа  о  детстве,  эта  сказка  помещаетсЯ  в
приложении. ‘.Ђ. (Џримеч. автора.)

     Ќа другой же  день  выслушал  Я  в  другой  раз  повесть  об  "Ђленьком
цветочке". ‘ этих пор, до самого моего выздоровленьЯ, то  есть  до  середины
страстной недели, ЏелагеЯ ежедневно рассказывала мне какую-нибудь  из  своих
многочисленных    сказок.    Ѓолее    других    помню    Я    "–арь-девицу",
"€ванушку-дурачка",  "†ар-птицу"  и   "‡меЯ-ѓорыныча".   ‘казки   так   менЯ
занимали, что  Я  менее  тосковал  об  вольном  воздухе,  не  так  рвалсЯ  к
оживающей природе, к разлившейсЯ воде, к разнообразному царству  прилетевшей
птицы. ‚ страстную субботу мы уже гулЯли с сестрицей по высохшему  двору.  ‚
этот  день  мой  отец,  тетушка  ’атьЯна  ‘тепановна  и  тетушка  Ђлександра
‘тепановна, котораЯ на то времЯ у нас гостила, уехали ночевать в  Ќеклюдово,
чтобы встретить там в храме божием светлое  •ристово  воскресенье.  Џроехать
было очень трудно, потому что полаЯ вода хотЯ и пошла на убыль, но  все  еще
высоко стоЯла;  они  пробрались  по  плотине  в  крестьЯнских  телегах  и  с
полверсты ехали полоЯми; вода хватала выше колесных ступиц, и мне  сказывали
провожавшие их верховые, что тетушка ’атьЯна  ‘тепановна  боЯлась  и  громко
кричала, а тетушка Ђлександра ‘тепановна  смеЯлась.  џ  слышал,  как  Џараша
тихо  сказала  …всеичу:  "ќта  чего  испугаетсЯ!"  -  и  дивилсЯ  тетушкиной
храбрости. ‘ четверга на страстной начали красить Яйца: в  красном  и  синем
сандале*, в серпухе**  и  луковых  перьЯх;  Яйца  выходили  красные,  синие,
желтые и  бледно-розового,  рыжеватого  цвета.  Њы  с  сестрицей  с  большим
удовольствием присутствовали при этом  крашенье.  Ќо  мать  умела  мастерски
красить Яйца в мраморный  цвет  разными  лоскутками  и  шемаханским  шелком.
‘верх того, она с  необыкновенным  искусством  простым  перочинным  ножичком
выскабливала на красных  Яйцах  чудесные  узоры,  цветы  и  слова:  "•ристос
воскрес". Ћна всем приготовила по такому Яичку, и только Я один  видел,  как
она над этим трудилась. Њое Яичко было лучше всех, и на нем  было  написано:
"•ристос воскрес, милый друг ‘ереженька!" Њатери  было  очень  грустно,  что
она не услышит заутрени светлого •ристова  воскресеньЯ,  и  она  удивлЯлась,
что бабушка так равнодушно  переносила  это  лишенье;  но  бабушке,  котораЯ
бывала очень богомольна, как-то ни до чего уже не было дела.
     ______________
     * ‘андал - краска, извлекаемаЯ  из  древесины  различных  деревьев  при
помощи спирта или эфира.
     ** ‘ерпуха - желтаЯ растительнаЯ краска длЯ тканей.

     џ заснул в обыкновенное времЯ,  но  вдруг  отчего-то  ночью  проснулсЯ:
комната была  Ярко  освещена,  кивот  с  образами  растворен,  перед  каждым
образом, в золоченой  ризе,  теплилась  восковаЯ  свеча,  а  мать,  стоЯ  на
коленЯх,  вполголоса  читала  молитвенник,  плакала  и   молилась.   џ   сам
почувствовал непреодолимое желанье помолитьсЯ вместе с маменькой и  попросил
ее об этом. Њать удивилась моему голосу и даже смутилась, но  позволила  мне
встать. џ проворно вскочил с постели, стал на коленки  и  начал  молитьсЯ  с
неизвестным мне до тех  пор  особого  рода  одушевленьем;  но  мать  уже  не
становилась на колени и скоро сказала: "Ѓудет, ложись спать".  џ  прочел  на
лице ее, услышал в голосе, что помешал ей молитьсЯ. џ из всех  сил  старалсЯ
поскорее заснуть, но не скоро утихло детское  мое  волненье  и  непостижимое
длЯ менЯ чувство умиленьЯ. Ќаконец мать, помолЯсь, погасила свечки  и  легла
на свою постель. џркий свет потух,  теплилась  только  тусклаЯ  лампада;  не
знаю, кто из нас заснул прежде. Љ большой моей досаде, Я проснулсЯ  довольно
поздно: мать  была  совсем  одета;  она  обнЯла  менЯ  и,  похристосовавшись
заранее  приготовленным  Яичком,  ушла  к  бабушке.  ‚ошел   …всеич,   также
похристосовалсЯ со мной, дал  мне  желтое  Яичко  и  сказал:  "ќх,  соколик,
проспал! ‚едь Я говорил тебе, что надо посмотреть, как солнышко  на  восходе
играет и радуетсЯ •ристову воскресенью". Њне самому было  очень  досадно;  Я
поспешил одетьсЯ, заглЯнул к сестрице и братцу, перецеловал их и  побежал  в
тетушкину комнату, из которой видно было солнце,  и,  хотЯ  оно  уже  стоЯло
высоко, принЯлсЯ смотреть на него сквозь мои  кулаки.  Њне  показалось,  что
солнышко как будто прыгает, и Я громко закричал:  "‘олнышко  играет!  …всеич
правду сказал". Њать вышла ко мне из бабушкиной  горницы,  улыбнулась  моему
восторгу и повела менЯ христосоватьсЯ  к  бабушке.  Ћна  сидела  в  шелковом
платке и шушуне на дедушкиных креслах; мне показалось,  что  она  еще  более
опустилась и  постарела  в  своем  праздничном  платье.  Ѓабушка  не  хотела
разгавливатьсЯ до полученьЯ петой пасхи  и  кулича,  но  мать  сказала,  что
будет пить чай со сливками, и увела менЯ с собою.
     Ћтец с тетушками воротилсЯ еще до полден, когда нас с сестрицей  только
что выпустили погулЯть. Ќазад проехали они лучше, потому  что  воды  в  ночь
много убыло; они привезли  с  собой  петые  пасхи,  куличи,  крутые  Яйца  и
четверговую соль. ‚ зале был уже  накрыт  стол;  мы  все  собрались  туда  и
разговелись. Џравду сказать, настоЯщим-то  образом  разгавливались  бабушка,
тетушки и отец: мать постничала одну страстную неделю (да  она  уже  и  пила
чай со сливками), а мы с сестрицей - только последние три днЯ; но  зато  нам
было голоднее всех, потому что нам не давали обыкновенной  постной  пищи,  а
питались мы ухою из окуней, медом и чаем с хлебом. „лЯ прислуги была  особаЯ
пасха  и  кулич.   ‚сЯ   дворнЯ   собралась   в   лакейскую   и   залу;   мы
перехристосовались со всеми; каждый получил по кусочку кулича,  пасхи  и  по
два красных Яйца, каждый крестилсЯ и потом начинал кушать.  џ  заметил,  что
наш кулич был гораздо белее того,  каким  разгавливались  дворовые  люди,  и
громко спросил: "Ћтчего …всеич и другие кушают не такой же белый кулич,  как
мы?" Ђлександра ‘тепановна с живостью  и  досадой  отвечала  мне:  "‚от  еще
выдумал! едЯт и похуже".  џ  хотел  было  сделать  другой  вопрос,  но  мать
сказала мне: "ќто не твое дело". —ерез  час  после  разгавливаньЯ  пасхою  и
куличом приказали подавать обед, а мне с сестрицей  позволили  еще  побегать
по двору, потому что день был очень теплый, даже жаркий. „воровые  мальчишки
и девочки,  несколько  принарЯженные,  иные  хоть  тем,  что  были  в  белых
рубашках, почище умыты и с приглаженными волосами, -  все  весело  бегали  и
начали уже катать Яйца, как  вдруг  общее  внимание  привлечено  было  двумЯ
какими-то пешеходами, которые сойдЯ с Људринской горы, шли  вброд  по  воде,
прЯмо через затопленную урему. ‚ одну минуту сбежалась всЯ дворнЯ, и  вскоре
узнали в этих пешеходах старого мельника  Ѓолтуненка  и  дворового  молодого
человека,  ‚асильЯ  Џетрова,  возвращающихсЯ  от  обедни  из  того  же  села
Ќеклюдова. Џо безрассудному намерению пробратьсЯ  полоЯми  к  летней  кухне,
котораЯ соединЯлась высокими мостками с высоким берегом  нашего  двора,  все
угадали, что они были пьЯны. Ћчевидно,  что  они  хотели  избежать  длинного
обхода  на  мельничную  плотину.  Љонечно,  вода  уже  так  сбыла,   что   в
обыкновенных местах  доставала  не  выше  колена,  но  зато  во  всех  Ямах,
канавках и старицах, которые в летнее  времЯ  высыхали  и  которые  окружали
кухню, глубина была еще значительна. ‘ейчас начались опасениЯ, что эти  люди
могут утонуть, попав в глубокое место, что могло бы случитьсЯ и  с  трезвыми
людьми; дали знать отцу. Ћн пришел, увидел опасность и  приказал  как  можно
скорее заложить лошадь в роспуски и привезть лодку с  мельницы,  на  которой
было бы не трудно перевезти на берег  этих  безумцев.  Ѓолтуненок  и  ‚аська
ђыжий (как  его  обыкновенно  звали),  распеваЯ  громко  песни,  то  сходЯсь
вместе, то расходЯсь врозь, потому что один хотел идти налево,  а  другой  -
направо, подвигались вперед: голоса их  становились  Явственно  слышны.  ‚сЯ
толпа дворовых, к которым беспрестанно присоединЯлись крестьЯнские  парни  и
девки, принимала самое живое  участие:  шумела,  смеЯлась  и  спорила  между
собой. Ћдни говорили, что беды никакой не будет, что только выкупаютсЯ,  что
холоднаЯ вода выгонит хмель, что везде  мелко,  что  только  около  кухни  в
старице будет по горло, но что они мастера  плавать;  а  другие  утверждали,
что, стоЯ на берегу, хорошо растабарывать, что  глубоких  мест  много,  а  в
старице и с руками уйдешь; что одежа на них намокла, что этак и  трезвый  не
выплывет, а пьЯные пойдут как ключ ко дну. ‡абываЯ,  что  хотЯ  слышны  были
голоса, а слов разобрать невозможно, все принЯлись кричать и давать  советы,
махаЯ изо всей мочи руками: "‹евее, правее, сюда, туда,  не  туда"  и  проч.
Њежду тем пешеходы, попав несколько раз в воду по поЯс, а иногда  и  глубже,
в самом деле как будто отрезвились, перестали петь и  кричать  и  молча  шли
прЯмо вперед. ‚друг почему-то они переменили направленье и стали  подаватьсЯ
влево, где текла скрытаЯ  под  водою,  так  называемаЯ  новенькаЯ,  глубокаЯ
тогда канавка, которую можно только было различить по быстроте течениЯ.  ‚сЯ
толпа поднЯла громкий крик, которого нельзЯ было не слышать, но  на  который
не обратили никакого вниманьЯ, а может быть и  сочли  одобрительным  знаком,
несчастные пешеходы. ЏодойдЯ  близко  к  канаве,  они  остановились,  что-то
говорили, махали руками,  и  видно  было,  что  ‚асилий  указывал  в  другую
сторону. Ќаступила мертваЯ тишина: точно все старались вслушатьсЯ,  что  они
говорЯт... ‘лава богу, они пошли вниз по канавке, но по самому  ее  краю.  ‚
эту минуту прискакал с  лодкой  молодой  мельник,  сын  старого  Ѓолтуненка.
‹одку подвезли к берегу, спустили на воду; молодой мельник  замахал  веслом,
перебил материк Ѓугуруслана, вплыл в старицу, как  вдруг  старый  Ѓолтуненок
исчез под водою... ‘трашный вопль раздалсЯ вокруг менЯ и  вдруг  затих.  ‚се
догадались, что старый Ѓолтуненок оступилсЯ и попал в канаву;  все  ожидали,
что он вынырнет, всплывет наверх, канавка была узенькаЯ и сейчас можно  было
попасть на берег... но никто не показывалсЯ на  воде.  “жас  овладел  всеми.
Њногие начали креститьсЯ, а другие тихо шептали: "Џропал,  утонул";  женщины
принЯлись плакать навзрыд. Ќас увели в дом. џ так был испуган, поражен  всем
виденным мною, что ничего не  мог  рассказать  матери  и  тетушкам,  которые
принЯлись менЯ расспрашивать: "—то такое случилось?"  …всеич  же  с  Џарашей
только впустили нас в комнату, а сами опЯть убежали. ‚ целом  доме  не  было
ни одной души из прислуги. ‚прочем,  мать,  бабушка  и  тетушки  знали,  что
пьЯные люди идут вброд по полоЯм, а как Я, наконец,  сказал  слышанные  мною
слова, что старый Ѓолтуненок "пропал, утонул", то несчастное событие  вполне
и  длЯ  них  объЯснилось.  ’етушки  сами  пошли  узнать  подробности   этого
несчастиЯ и прислать к нам  кого-нибудь.  ‚скоре  прибежала  глухаЯ  бабушка
ѓруша и сестрицына нЯнька Џараша. Ћни сказали нам, что старого  мельника  не
могут найти, что много народу с шестами и баграми  переехало  и  перабралось
кое-как через старицу, и что теперь хоть и  найдут  утопленника,  да  уж  он
давно захлебнулсЯ. "Ѓольно жалко смотреть, - прибавила Џараша, - на ребЯт  и
на хворую жену старого мельника, а уж ему так на роду написано".
     ‚се были очень огорчены, и  светлый  веселый  праздник  вдруг  сделалсЯ
печален. —то же происходило со мной, трудно рассказать. •отЯ Я  много  читал
и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что все умрут,  знал,
что  в  сражениЯх  солдаты  погибают  тысЯчами,  очень  живо  помнил  смерть
дедушки, случившуюсЯ возле менЯ, в другой комнате того же  дома;  но  смерть
мельника Ѓолтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил  и  вдруг
пропал  навсегда,  -  произвела  на  менЯ  особенное,   гораздо   сильнейшее
впечатление, и утонуть  в  канавке  показалось  мне  гораздо  страшнее,  чем
погибнуть  при  каком-нибудь  кораблекрушении  на  беспредельных  морЯх,  на
бездонной  глубине  (о  кораблекрушениЯх  Я  много  читал).  Ќа  менЯ  напал
безотчетный страх, что каждую минуту может случитьсЯ  какое-нибудь  подобное
неожиданное несчастье с отцом,  с  матерью  и  со  всеми  нами.  Њало-помалу
возвращалась наша прислуга. “ всех был один ответ:  "Ќе  нашли  Ѓолтуненка".
„авно уже прошло обычное времЯ  длЯ  обеда,  который  бывает  ранее  в  день
разговеньЯ. Ќаконец накрыли стол, подали кушать и послали за моим отцом.  Ћн
пришел огорченный и расстроенный.  Ћн  с  детских  лет  своих  знал  старого
мельника Ѓолтуненка и очень его любил. Ћбед прошел грустно,  и,  как  только
встали  из-за  стола,  отец  опЯть  ушел.  „о  самого  вечера  искали   тело
несчастного мельника. “томленные, передрогшие от мокрети  и  голодные  люди,
не успевшие даже хорошенько разговетьсЯ, возвращались уже домой,  как  вдруг
крик молодого Ѓолтуненка: "Ќашел!" - заставил всех воротитьсЯ.  ‘ын  зацепил
багром за зипун утонувшего отца  и  при  помощи  других  с  большим  усилием
вытащили его труп. Ћказалось, что утонувший  как-то  попал  под  оголившийсЯ
корень старой ольхи,  растущей  на  берегу  не  новой  канавки,  а  глубокой
старицы, огибавшей остров, куда снесло тело быстротою воды. Љак скоро  весть
об этом событии дошла до нас, опЯть на несколько времени  опустел  наш  дом:
все сбегали посмотреть утопленника и все воротились  с  такими  страшными  и
подробными рассказами, что Я не спал почти всю ночь, воображаЯ себе  старого
мельника, дрожа и обливаЯсь холодным потом. Ќо Я имел твердость одолеть  мой
ужас и не будить отца и матери. Џрошла мучительнаЯ ночь, стало светло, и  на
солнечном восходе затихло, улеглось мое воспаленное воображение -  Я  сладко
заснул.
     Џогода переменилась, и остальные дни  свЯтой  недели  были  дождливы  и
холодны. „ождЯ выпало так много, что  сбывавшаЯ  полаЯ  вода,  подкрепленнаЯ
дождЯми и так называемою землЯною водою,  вновь  поднЯлась  и,  простоЯв  на
прежней высоте одни сутки, вдруг слила. ‚ то же времЯ также вдруг  наступила
и летнЯЯ теплота,  что  бывает  часто  в  апреле.  ‚  конце  ”оминой  недели
началась та  чуднаЯ  пора,  не  всегда  ЯвлЯющаЯсЯ  дружно,  когда  природа,
пробудЯсь от сна, начнет жить полною, молодою, торопливою жизнью: когда  все
переходит в волнение, в движенье, в звук, в цвет, в запах. Ќичего  тогда  не
понимаЯ, не разбираЯ, не  оцениваЯ,  никакими  именами  не  называЯ,  Я  сам
почуЯл в себе новую жизнь,  сделалсЯ  частью  природы,  и  только  в  зрелом
возрасте сознательных воспоминаний об этом времени  сознательно  оценил  всю
его очаровательную прелесть, всю поэтическую красоту. ’огда Я  узнал  то,  о
чем догадывалсЯ, о чем мечтал, встречаЯ весну в “фе,  в  городском  доме,  в
дрЯнном саду или на грЯзной улице.  ‚  ‘ергеевку  Я  приехал  уже  поздно  и
застал только  конец  весны,  когда  природа  достигла  полного  развитиЯ  и
полного великолепиЯ; беспрестанного  изменениЯ  и  движениЯ  вперед  уже  не
было.
     ѓорестное событие, смерть старого мельника,  скоро  было  забыто  мной,
подавлено, вытеснено новыми, могучими впечатлениЯми. “м и душа стали  чем-то
полны, какое-то дело легло на плечи, озабочивало менЯ,  какое-то  стремление
овладело мной, хотЯ в действительности  Я  ничем  не  занималсЯ,  никуда  не
стремилсЯ, не читал и не писал. Ќо до чтениЯ ли,  до  письма  ли  было  тут,
когда душистые черемухи зацветают, когда пучок на  березах  лопаетсЯ,  когда
черные кусты смородины опушаютсЯ беловатым пухом  распускающихсЯ  сморщенных
листочков,  когда  все  скаты  гор   покрываютсЯ   подснежными   тюльпанами,
называемыми сон, лилового,  голубого,  желтоватого  и  белого  цвета,  когда
полезут везде из земли  свернутые  в  трубочки  травы  и  завернутые  в  них
головки цветков; когда жаворонки с утра до вечера висЯт в воздухе над  самым
двором,  рассыпаЯсь  в  своих  журчащих,  однообразных,  замирающих  в  небе
песнЯх, которые хватали менЯ за сердце,  которых  Я  заслушивалсЯ  до  слез;
когда божьи коровки и все букашки  выползают  на  божий  свет,  крапивные  и
желтые бабочки замелькают, шмели и пчелы зажужжат; когда  в  воде  движенье,
на земле шум, в воздухе  трепет,  когда  и  луч  солнца  дрожит,  пробиваЯсь
сквозь влажную атмосферу, полную жизненных начал...
     Ђ сколько было мне дела, сколько забот! Љаждый день надо было раза  два
побывать в роще  и  осведомитьсЯ,  как  сидЯт  на  Яйцах  грачи;  надо  было
послушать их докучных  криков;  надо  было  посмотреть,  как  развертываютсЯ
листьЯ на сиренЯх и как  выпускают  они  сизые  кисти  будущих  цветов;  как
поселЯютсЯ зорьки и малиновки  в  смородинных  и  барбарисовых  кустах;  как
муравьиные  кучи  ожили,  зашевелились;  как  муравьи   показались   сначала
понемногу, а потом высыпали наружу в бесчисленном множестве и  принЯлись  за
свои работы; как ласточки начали мелькать и  нырЯть  под  крыши  строений  в
старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегаЯ крошечных цыплЯт,  и  как
коршуны кружились, плавали над ними... Ћ, много было дела и  заботы  мне!  џ
уже не бегал по двору, не катал Яиц, не качалсЯ на качелЯх с  сестрицей,  не
играл с ‘уркой, а ходил и чаще стоЯл  на  одном  месте,  будто  невеселый  и
беспокойный, ходил, глЯдел и молчал против своего  обыкновениЯ.  Ћбветрил  и
загорел  Я,  как  цыган.  ‘естрица  смеЯлась  надо  мной.  …всеич   не   мог
надивитьсЯ, что Я не гулЯю как следует, не играю, не прошусь на мельницу,  а
все хожу и стою на одних и тех же местах. "Ќу, чего, соколик,  ты  не  видал
тут?" - говорил он. Њать также не понимала моего состоЯниЯ и  с  досадою  на
менЯ смотрела; отец сочувствовал мне больше. Ћн ходил со  мной  подглЯдывать
за птичками в садовых кустах и рассказывал, что они завивают уж  гнезда.  Ћн
ходил со мной и в грачовую рощу и очень сердилсЯ на грачей,  что  они  сушат
вершины берез, ломаЯ  ветви  длЯ  устройства  своих  уродливых  гнезд,  даже
грозилсЯ разорить их. Љак был отец доволен, увидев в  первый  раз  медуницу!
Ћн научил менЯ легонько выдергивать лиловые цветки и сосать  белые,  сладкие
их корешочки. € как он еще более обрадовалсЯ, услыша издали, также в  первый
раз, пение варакушки. "Ќу, ‘ережа, - сказал он  мне,  -  теперь  все  птички
начнут петь: варакушка перваЯ запевает.  Ђ  вот  когда  оденутсЯ  кусты,  то
запоют наши соловьи, и еще веселее будет в Ѓагрове!"
     Ќаконец пришло и это времЯ:  зазеленела  трава,  распустились  деревьЯ,
оделись кусты, запели соловьи - и пели, не уставаЯ, и день и ночь.  „нем  их
пенье не производило на менЯ особенного впечатлениЯ; Я даже говорил,  что  и
жаворонки поют не хуже; но поздно вечером или ночью, когда все  вокруг  менЯ
утихало, при свете потухающей  зари,  при  блеске  звезд,  соловьиное  пение
приводило менЯ в волнение, в восторг и сначала мешало спать.  ‘оловьев  было
так много и ночью они, казалось, подлетали  так  близко  к  дому,  что,  при
закрытых ставнЯми окнах,  свисты,  раскаты  и  щелканье  их  с  двух  сторон
врывались с  силою  в  нашу  закупоренную  спальню,  потому  что  она  углом
выходила  на  загибавшуюсЯ  реку,  прЯмо  в  кусты,  полные  соловьев.  Њать
посылала ночью пугать их.  €  тут  только  поверил  Я  словам  тетушки,  что
соловьи не давали ей спать. џ не знаю, исполнились ли слова отца,  стало  ли
веселее в Ѓагрове? ‚ообще Я не умею сказать: было ли мне тогда весело?  ‡наю
только, что воспоминание об этом времени во всю мою  жизнь  разливало  тихую
радость в душе моей.
     Ќаконец Я стал спокойнее,  присмотрелсЯ,  попривык  к  окружающим  менЯ
ЯвлениЯм, или, вернее сказать, чудесам природы, котораЯ,  достигнув  полного
своего великолепиЯ, сама как будто успокоилась.  џ  стал  заниматьсЯ  иногда
играми и книгами, стал больше сидеть и  говорить  с  матерью  и  с  радостью
увидел, что она была тем довольна.  "Ќу,  теперь  ты,  кажетсЯ,  очнулсЯ,  -
сказала она мне, ласкаЯ и целуЯ менЯ  в  голову,  -  а  ведь  ты  был  точно
помешанный. ’ы ни в чем не принимал участиЯ,  ты  забыл,  что  у  тебЯ  есть
мать". € слезы показались у ней на глазах. ‚ самое сердце уколол  менЯ  этот
упрек. џ уже смутно чувствовал какое-то беспокойство  совести;  вдруг  точно
пелена спала с моих глаз. Љонечно, Я не забыл, что у менЯ была  мать,  но  Я
не часто думал о ней. џ не спрашивал и не знал, в каком  положении  было  ее
слабое здоровье. џ не делилсЯ с ней в это времЯ, как  бывало  всегда,  моими
чувствами и помышлениЯми, и мной овладело угрызение совести и  раскаЯниЯ,  Я
жестоко обвинЯл себЯ, просил прощеньЯ у матери и обещал, что  этого  никогда
не будет. Њне казалось, что с этих пор Я стану любить ее  еще  сильнее.  Њне
казалось, что Я до сих пор не понимал, не знал всей цены, что Я  не  достоин
матери, котораЯ несколько раз спасла мне жизнь, жертвуЯ своею.  џ  дошел  до
мысли, что Я дурной, неблагодарный сын, которого все  должны  презирать.  Џо
несчастию, мать не всегда умела или не  всегда  была  способна  воздерживать
горЯчность, крайность моих увлечений; она сама тем же страдала, и когда  мои
чувства были согласны с ее  собственными  чувствами,  она  не  охлаждала,  а
возбуждала менЯ страстными порывами своей души. ’ак часто бывало  в  гораздо
позднейшее времЯ  и  так  именно  было  в  то  времЯ,  которое  Я  описываю.
ЏодстрекаЯ друг друга, мы с матерью предались пламенным излиЯниЯм  взаимного
раскаЯниЯ  и  восторженной  любви;  между  нами  исчезло  расстоЯние  лет  и
отношений, мы оба исступленно плакали и громко рыдали.  џ  раскаивалсЯ,  что
мало любил мать; она  -  что  мало  ценила  такого  сына,  и  оскорбила  его
упреком...  ‚  самую  эту  минуту  вошел  отец.  ‚зглЯнув  на  нас,  он  так
перепугалсЯ, что побледнел: он всегда  бледнел,  а  не  краснел  от  всЯкого
внутреннего движениЯ. "—то с вами сделалось?"  -  спросил  он  встревоженным
голосом. Њать молчала; но Я принЯлсЯ с жаром рассказывать  все.  Ћн  смотрел
на менЯ сначала с удивлением, а потом  с  сожалением.  Љогда  Я  кончил,  он
сказал: "Ћхота вам мучить себЯ понапрасну из пустЯков  и  расстроивать  свое
здоровье. ’ы еще ребенок, а матери это грех".  “шатом  холодной  воды  облил
менЯ отец. Ќо мать горЯчо  заступилась  за  наши  чувства  и  сказала  много
оскорбительного и несправедливого моему доброму отцу! “вы!  несправедливость
оскорблениЯ Я понЯл уже в зрелых годах, а тогда Я поверил, что мать  говорит
совершенную истину и что у моего отца мало  чувств,  что  он  не  умеет  так
любить, как мы с маменькой любим. ђазумеетсЯ, через  несколько  дней  совсем
утихло мое волнение, успокоилась совесть, исчезло убеждение,  что  Я  дурной
мальчик и дурной сын. ‘ердце мое опЯть раскрылось впечатлениЯм  природы;  но
Я долго предавалсЯ им с некоторым опасением; горЯчность же  к  матери  росла
уже постоЯнно. ЌесмотрЯ на  мой  детский  возраст,  Я  сделалсЯ  ее  другом,
поверенным и узнал много такого, чего не мог понЯть, что  понимал  превратно
и чего мне знать не следовало...
     Њежду тем как только слила полаЯ вода  и  река  пришла  в  свою  летнюю
межень, даже прежде, чем вода совершенно проЯснилась,  все  дворовые  начали
уже удить. џ сказал все, потому что тогда удил всЯкий,  кто  мог  держать  в
руке удилище, даже некоторые старухи, ибо только  в  эту  пору,  то  есть  с
весны, от цвета черемухи до окончаниЯ цвета калины,  чудесно  брала  крупнаЯ
рыба, Язи, голавли и лини. ‘тоило сбегать пораньше утром на один  час,  чтоб
принесть по крайней мере пару больших Язей, упустив столько же  или  больше,
и вот у целого семейства была уха, жареное или пирог. …всеич уже давно  удил
и, рассказываЯ мне свои подвиги, обыкновенно говорил: "ќто, соколик, еще  не
твое уженье. ’еперь еще везде мокро и  грЯзно,  а  вот  недельки  через  две
солнышко землю прогреет, землЯ повысохнет: к  тем  порам  Я  тебе  и  удочки
приготовлю"...
     Џришла пора и моего уженьЯ, как  предсказывал  …всеич.  ’еплаЯ  погода,
простоЯв несколько дней, на ”оминой неделе еще раз переменилась на  сырую  и
холодную, что, однако ж, ничему не мешало зеленеть, расти  и  цвести.  Џотом
опЯть наступило теплое времЯ и сделалось  уже  постоЯнным.  ‘олнце  прогрело
землю, высушило грЯзь и тину. …всеич приготовил мне три  удочки:  маленькую,
среднюю и побольше, но не такую большую,  какие  употреблЯлись  длЯ  крупной
рыбы; такую Я и сдержать бы не мог. Ћтец,  который  ни  разу  еще  не  ходил
удить, может быть потому, что матери это было неприЯтно,  пошел  со  мною  и
повел менЯ на пруд, который был спущен. ‚ спущенном  пруде  удить  и  ловить
рыбу запрещалось, а на реке позволЯлось везде и всем. џ видел, что мой  отец
сбиралсЯ удить с большой охотой. "Ќу, что теперь делать, ‘ережа, на реке?  -
говорил он мне дорогой на мельницу, идЯ так скоро, что Я  едва  поспевал  за
ним. - Љивацкий пруд пронесло, и его нескоро запрудЯт; рыбы  теперь  в  саду
мало. Ђ вот у нас на пруду всЯ рыба свалилась в материк, в трубу,  и  должна
славно брать. ’ы еще в первый  раз  будешь  удить  в  Ѓугуруслане;  пожалуй,
после ‘ергеевки тебе покажетсЯ, что в Ѓагрове клюет хуже". џ уверЯл,  что  в
Ѓагрове все лучше. ‚ прошлом лете Я не брал в руки удочки, и хотЯ  настоЯщаЯ
весна так сильно подействовала на менЯ новыми и чудными своими  ЯвлениЯми  -
прилетом птицы и возрождением к жизни всей природы, - что  Я  почти  забывал
об уженье, но тогда, уже успокоенный от волнений, пресыщенный, так  сказать,
тревожными впечатлениЯми, Я вспомнил и обратилсЯ с новым  жаром  к  страстно
любимой мною охоте, и  чем  ближе  подходил  Я  к  пруду,  тем  нетерпеливее
хотелось мне закинуть удочку. ‘пущенный пруд грустно изумил  менЯ.  Ћбширное
пространство, затоплЯемое  обыкновенно  водою,  представлЯло  теперь  голое,
нечистое, неровное  дно,  состоЯщее  из  тины  и  грЯзи,  истрескавшейсЯ  от
солнца, но еще не высохшей внутри; везде валЯлись жерди, сучьЯ и корЯги  или
торчали кольЯ, воткнутые прошлого года длЯ  вЯтелей.  Џрежде  все  это  было
затоплено и представлЯло светлое, гладкое зеркало воды,  лежащее  в  зеленых
рамах и проросшее зеленым камышом. Њолодые его побеги еще  были  неприметны,
а старые гривы сухого камыша, не скошенного  в  прошедшую  осень,  неприЯтно
желтели между зеленеющих краев прудового разлива и,  волнуемые  ветром,  еще
неприЯтнее, как-то безжизненно шумели. Ќадобно прибавить, что от  высыхающей
тины и рыбы,  погибшей  в  камышах,  пахло  очень  дурно.  Ќо  скоро  прошло
неприЯтное впечатление. ‚ыбрав места посуше, неподалеку от кауза,  стали  мы
удить - и вполне оправдались слова отца: беспрестанно брали  окуни,  крупнаЯ
плотва, средней величины Язи и большие лини.  ЉрупнаЯ  рыба  попадалась  все
отцу, а иногда и …всеичу, потому что удили на большие  удочки  и  насаживали
большие куски, а Я удил на маленькую удочку, и  у  менЯ  беспрестанно  брала
плотва, если …всеич насаживал мне крючок  хлебом,  или  окуни,  если  удочка
насаживалась червЯком. џ никогда не видел, чтоб отец мой так горЯчилсЯ, и  у
менЯ мелькнула мысль, отчего он не  ходит  удить  всЯкий  день?  …всеич  же,
горЯчившийсЯ всегда и прежде, сам  говорил,  что  не  помнит  себЯ  в  таком
азарте! Ђзарт этот еще увеличилсЯ, когда отец вытащил огромного окунЯ и  еще
огромнейшего линЯ, а у …всеича сорвалась какаЯ-то большаЯ  рыба  и  вдобавок
щука оторвала удочку. Ћн так смешно хлопал себЯ  по  ногам  ладонЯми  и  так
жаловалсЯ на свое несчастье, что отец смеЯлсЯ, а за ним и Я.  ‚прочем,  щука
точно так  же  и  у  отца  перекусила  лесу.  Њне  тоже  захотелось  выудить
что-нибудь покрупнее,  и  хотЯ  …всеич  уверЯл,  что  мне  хорошей  рыбы  не
вытащить, но Я упросил  его  дать  мне  удочку  побольше  и  также  насадить
большой кусок. Ћн исполнил мою просьбу, но  успеха  не  было,  а  вышло  еще
хуже, потому что перестала  попадатьсЯ  и  мелкаЯ  рыба.  Њне  стало  как-то
скучно и захотелось домой; но отец и …всеич  и  не  думали  возвращатьсЯ  и,
конечно, без менЯ  остались  бы  на  пруду  до  самого  обеда.  ‘обираЯсь  в
обратный путь и свертываЯ  удочки,  …всеич  сказал:  "—то  бы  вам,  Ђлексей
‘тепаныч, забратьсЯ сюда на заре? ‚едь  это  какой  бы  клев-то  был!"  Ћтец
отвечал с некоторою досадой: "Ќу, как мне поутру". - "‚от вы и с  ружьем  не
поохотились ни разу, а ведь в старые годы хаживали". - Ћтец молчал. џ  очень
заметил слова …всеича, а равно и то, что отец возвращалсЯ как-то невесел.
     ЏойманнаЯ рыба едва помещалась в двух ведрах. Њы принесли  ее  прЯмо  к
бабушке и  тетушке  ’атьЯне  ‘тепановне  и  только  что  приехавшей  тетушке
Ђксинье  ‘тепановне  (Ђлександра  же  ‘тепановна   давно   уехала   в   свою
Љаратаевку). Ћни неравнодушно принЯли наш улов; они  ахали,  разглЯдывали  и
хвалили рыбу, которую очень любили кушать, а ’атьЯна ‘тепановна - удить;  но
мать махнула рукой и не стала смотреть на нашу добычу, говорЯ,  что  от  нее
вонЯет сыростью и гнилью; она даже уверЯла, что и от  менЯ  с  отцом  пахнет
прудовою тиной, что, может быть, и в самом деле было так.
     Ћставшись наедине с матерью,  Я  спросил  ее:  "Ћтчего  отец  не  ходит
удить, хотЯ очень любит уженье? Ћтчего он ни разу не брал ружьЯ  в  руки,  а
стрелЯть он также был охотник, о чем сам рассказывал мне?" Њатери моей  были
неприЯтны  мои  вопросы.  Ћна  отвечала,  что  никто  не  запрещает  ему  ни
стрелЯть, ни удить, но  в  то  же  времЯ  презрительно  отозвалась  об  этих
охотах, особенно об уженье, называЯ его забаваю людей праздных и пустых,  не
имеющих лучшего дела, забаваю, приличною только  детскому  возрасту,  и  мне
немножко стало стыдно, что Я так люблю удить. џ  начинал  уже  считать  себЯ
выходЯщим  из  ребЯчьего  возраста:  чтение  книг,  разговоры  с  матерью  о
предметах  недетских,  ее  доверенность  ко  мне,  ее  слова,  питавшие  мое
самолюбие: "’ы уже не маленький, ты все понимаешь; как ты об  этом  думаешь,
друг мой?" - и тому подобные выражениЯ, которыми мать, в  порывах  нежности,
уравнивала наши возрасты, обманываЯ  самое  себЯ,  -  эти  слова  возгордили
менЯ, и Я начинал свысока посматривать на окружающих  менЯ  людей.  ‚прочем,
недолго стыдилсЯ Я моей страстной охоты к уженью. Ќа  третий  день  мне  так
уже захотелось  удить,  что  Я,  прикрываЯсь  своим  детским  возрастом,  от
которого, однако, в иных случаЯх отказывалсЯ, выпросилсЯ у  матери  на  пруд
поудить с отцом, куда с одним …всеичем менЯ бы не отпустили. џ  имел  весьма
важную причину не откладывать уженьЯ на пруду: отец сказал  мне,  что  через
два днЯ его запрудЯт, или, как выражались тогда,  займут  заимку.  …всеич  с
отцом взЯли свои меры, чтобы щуки не отгрызали крючков: они навЯзали  их  на
поводки из проволоки или струны, которых щуки не могли перекусить,  несмотрЯ
на свои острые зубы. Ћбщие наши надежды и  ожиданиЯ  не  были  обмануты.  Њы
наудили много рыбы, и в том числе отец поймал четырех щук, а …всеич двух.
     ‡аимка пруда, или, лучше сказать, последствие  заимки,  потому  что  на
пруд мать менЯ не пустила, - также представило  мне  много  нового,  никогда
мною не виданного. Љак скоро завалили  вешнЯк  и  течение  воды  мало-помалу
прекратилось, река ниже  плотины  совсем  обмелела  и,  кроме  глубоких  Ям,
называемых  омутами,  Ѓугуруслан  побежал  маленьким  ручейком.   Џо   всему
протЯжению реки, до самого Љивацкого пруда, также  спущенного,  везде  стоЯл
народ, и старый и малый, с бреднЯми,  вЯтелЯми  и  недотками,  перегораживаЯ
ими реку. Љак скоро рыба послышала, что вода  пошла  на  убыль,  она  начала
скатыватьсЯ вниз,  оставаЯсь  иногда  только  в  самых  глубоких  местах  и,
разумеетсЯ, попадаЯ в расставленные снасти. Њы с …всеичем  стоЯли  на  самом
высоком берегу Ѓугуруслана, откуда далеко было  видно  и  вверх  и  вниз,  и
смотрели на эту торопливую и суматошную ловлю  рыбы,  сопровождаемую  криком
деревенских баб и мальчишек и  девчонок,  последние  употреблЯли  длЯ  ловли
рыбы свЯзанные юбки и решета, даже хватали добычу руками, вытаскиваЯ  иногда
порЯдочных плотиц и Язиков из-под корЯг и из  рачьих  нор,  куда  во  всЯкое
времЯ особенно любЯт забиватьсЯ некрупные налимы, которые также  попадались.
ђаки пресмешно корЯчились и  ползали  по  обмелевшему  дну  и  очень  больно
щипали за голые ноги и руки бродивших по воде и грЯзи людей, отчего  нередко
раздавалсЯ пронзительный визг мальчишек и особенно девчонок.
     Ѓугуруслан был хотЯ не широк, но очень быстр, глубок  и  омутист;  вода
еще была жирна, по выражению мельников, и пруд к вечеру стал наполнЯтьсЯ,  а
в ночь уже пошла вода в кауз; на другой день  поутру  замолола  мельница,  и
наш Ѓугуруслан сделалсЯ опЯть  прежнею  глубокою,  многоводной  рекой.  ЊенЯ
очень огорчало, что Я не видел, как занимали заимку,  а  рассказы  отца  еще
более подстрекали мою досаду  и  усиливали  мое  огорченье.  џ  не  преминул
попросить у матери объЯснениЯ, почему она менЯ не пустила,  -  и  получил  в
ответ, что "нечего мне делать в толпе мужиков  и  не  длЯ  чего  слышать  их
грубые и непристойные шутки, прибаутки и брань между собою".  Ћтец  напрасно
уверЯл, что ничего такого не было и не бывает, что  никто  на  бранилсЯ;  но
что веселого крику и шуму было много... Ќе мог Я не верить матери,  но  отцу
хотелось больше верить.
     Љак только провЯла  землЯ,  начались  полевые  работы,  то  есть  посев
Ярового хлеба, и отец стал ездить  всЯкий  день  на  пашню.  ‚сЯкий  день  Я
просилсЯ с ним, и только один раз отпустила  менЯ  мать.  Џо  моей  усильной
просьбе отец согласилсЯ было  взЯть  с  собой  ружье,  потому  что  в  полЯх
водилось множество полевой дичи; но мать начала говорить,  что  она  боитсЯ,
как бы ружье не выстрелило и менЯ не убило, а потому отец, хотЯ уверЯл,  что
ружье лежало бы на дрогах незарЯженное, оставил его  дома.  џ  заметил,  что
ему самому хотелось взЯть ружье; Я же очень горЯчо  этого  желал,  а  потому
поехал несколько огорченный. ‚ид весенних полей скоро привлек мое  внимание,
и радостное чувство, уничтожив неприЯтное, овладело моей  душой.  ЏоднимаЯсь
от гумна на гору, Я увидел, что все долочки весело зеленели  сочной  травой,
а гривы, или кулиги  дикого  персика,  которые  тЯнулись  по  скатам  крутых
холмов, были осыпаны розовыми цветочками, издававшими сильный  ароматический
запах. Ќа горах зацветала вишнЯ и дикаЯ акациЯ, или чилизник. †аворонки  так
и  рассыпались  песнЯми  вверху;  иногда  проносилсЯ  крик  журавлей,  вдали
заливалсЯ  звонкими  трелЯми  кроншнеп,  слышалсЯ  хриплый  голос  кречеток,
стрепета поднимались с дороги и тут же садились. Ќе один раз  отец  говорил:
"†алко, что нет с нами ружьЯ". ќто был особый птичий мир, совсем не  похожий
на тот, который под горою населЯл воды и болота, - и он  показалсЯ  мне  еще
прекраснее. ’ут только, на горе, почувствовал Я неизмеримую  разность  между
атмосферами внизу и вверху! ’ам пахло стоЯчею  водой,  тЯжелою  сыростью,  а
здесь  воздух  был  сух,  ароматен  и  легок;  тут  только  Я   почувствовал
справедливость жалоб матери на низкое место в  Ѓагрове.  ‚скоре  зачернелись
полосы  вспаханной  земли,  и,  подъехав,  Я  увидел,  что  крестьЯнин,  уже
немолодой, мерно и бодро ходит взад и вперед по  десЯтине,  рассеваЯ  вокруг
себЯ хлебные семена, которые доставал он из лукошка, висЯщего у  него  через
плечо. €здали за ним шли  три  крестьЯнина  за  сохами;  запрЯженные  в  них
лошадки  казались  мелки  и  слабы,  но  они,  не   останавливаЯсь   и   без
напрЯженного усилиЯ, взрывали сошниками черноземную почву,  рассыпаЯ  рыхлую
землю направо и налево, разумеетсЯ, не новь, а мЯкоть,  как  называлась  там
несколько раз паханнаЯ землЯ;  за  ними  тащились  три  бороны  с  железными
зубьЯми, запрЯженные такими же лошадками; ими управлЯли  мальчики.  ЌесмотрЯ
на утро и еще весеннюю свежесть, все люди были в одних рубашках,  босиком  и
с непокрытыми головами. € весь этот, по-видимому, тЯжелый труд  производилсЯ
легко, бодро и весело.  ѓлЯдЯ  на  эти  правильно  и  непрерывно  движущиесЯ
фигуры людей и лошадей, Я забыл  окружающую  менЯ  красоту  весеннего  утра.
‚ажность и свЯтость труда, которых Я не  мог  тогда  вполне  ни  понЯть,  ни
оценить, однако глубоко поразили менЯ.
     Ћтец пошел на вспаханную,  но  еще  не  заборонованную  десЯтину,  стал
что-то мерить своей палочкой и считать,  а  Я,  оглЯнувшись  вокруг  себЯ  и
увидЯ, что в разных местах много людей и лошадей двигались так же мерно и  в
таком же порЯдке взад и вперед, - Я  крепко  задумалсЯ,  сам  хорошенько  не
знаЯ о чем. Ћтец, воротЯсь ко мне и найдЯ менЯ в том же положении,  спросил:
"—то ты, ‘ережа?" џ отвечал множеством вопросов о  работающих  крестьЯнах  и
мальчиках, на которые отец отвечал мне удовлетворительно и  подробно.  ‘лова
его запали мне в  сердце.  џ  сравнивал  себЯ  с  крестьЯнскими  мальчиками,
которые целый день, от восхода до заката солнечного, бродили взад и  вперед,
как по песку, по рыхлым десЯтинам, которые кушали хлеб  да  воду,  -  и  мне
стало совестно,  стыдно,  и  решилсЯ  Я  просить  отца  и  мать,  чтоб  менЯ
заставили бороновать  землю.  Џолный  таких  мыслей,  воротилсЯ  Я  домой  и
принЯлсЯ  передавать  матери  мои  впечатлениЯ  и  желание   работать.   Ћна
смеЯлась, а Я горЯчилсЯ; наконец она с важностью сказала мне:  "‚ыкинь  этот
вздор из головы. ЏашнЯ и бороньба -  не  твое  дело.  ‚прочем,  если  хочешь
попробовать  -  Я  позволЯю".  —ерез  несколько  времени  действительно  мне
позволили попробовать бороновать землю. Ћказалось, что Я  никуда  не  годен:
не умею ходить  по  вспаханной  земле,  не  умею  держать  вожжи  и  править
лошадью, не умею заставить ее слушатьсЯ. ЉрестьЯнский мальчик шел  рЯдом  со
мной и смеЯлсЯ. Њне было стыдно и досадно, и Я никогда  уже  не  поминал  об
этом.
     €менно в эту пору житьЯ моего в Ѓагрове Я мало проводил времени с  моей
милой сестрицей и как будто отдалилсЯ от нее, но это нисколько  не  значило,
чтоб Я стал меньше ее любить. Џричиною этого временного отдалениЯ  были  мои
новые забавы, которые она, как  девочка,  не  могла  разделЯть  со  мной,  и
потом - мое приближение к матери. ѓоворЯ со мной, как с другом, мать  всегда
высылала мою сестрицу и  запрещала  мне  рассказывать  ей  наши  откровенные
разговоры. Ћна не так горЯчо любила ее, как менЯ, и  менее  ласкала.  џ  был
любимец, фаворит, как многие называли  менЯ,  и,  следовательно,  балованное
дитЯ.  џ  долго  оставалсЯ  таким,  но  это  никогда   не   мешало   горЯчей
привЯзанности между мной и остальными братьЯми  и  сестрами.  Ѓабушка  же  и
тетушка ко мне не очень благоволили, а сестрицу мою любили; они напевали  ей
в уши, что она нелюбимаЯ дочь, что мать глЯдит мне в  глаза  и  делает  все,
что мне угодно, что "братец - все, а она - ничего";  но  все  такие  вредные
внушениЯ не производили никакого впечатлениЯ на любЯщее сердце моей  сестры,
и никакое чувство зависти или  негодованиЯ  и  на  одну  минуту  никогда  не
омрачали светлую доброту ее прекрасной души. Њать по-прежнему не  входила  в
домашнее  хозЯйство,  а  всем  распорЯжалась  бабушка  или,  лучше  сказать,
тетушка; мать заказывала только кушаньЯ длЯ себЯ и  длЯ  нас;  но  в  то  же
времЯ было слышно и заметно, что она настоЯщаЯ госпожа  в  доме  и  что  все
делаетсЯ или сделаетсЯ, если она  захочет,  по  ее  воле.  ЌесмотрЯ  на  мой
ребЯчий возраст, Я понимал, что моей матери все в доме боЯлись, а не  любили
(кроме …всеича и Џараши), хотЯ мать никому и грубого  слова  не  говаривала.
ќту мудреную загадку тогда рано было мне разгадывать.
     Џо просухе перебывали у нас в гостЯх все соседи, большею частью  родные
нам. Џриезжали также и —ичаговы, только без старушки  Њертваго;  разумеетсЯ,
мать была им очень рада и большую часть  времени  проводила  в  откровенных,
задушевных разговорах наедине с Љатериной Ѓорисовной. „аже менЯ высылала.  џ
мельком вслушалсЯ раза два в ее слова и догадалсЯ,  что  она  жаловалась  на
свое положение, что она была недовольна своей жизнью в  Ѓагрове:  эта  мысль
постоЯнно смущала и огорчала менЯ.
     Џетр €ванович —ичагов, так  же  как  моЯ  мать,  не  знал  и  не  любил
домашнего и полевого хозЯйства. ‚сем занимались его теща и жена.  Ћн  читал,
писал, рисовал, чертил и охотилсЯ с ружьем. ‡наЯ, что у  нас  много  водитсЯ
дичи, он привез с собой и ружье и собаку и  всЯкий  день  ходил  стрелЯть  в
наших болотах, около нижнего и верхнего пруда, где жило  множество  бекасов,
всЯких куликов и куличков, болотных курочек и коростелей. Ћдин  раз  и  отец
ходил с ним на охоту; они принесли полные  Ягдташи  дичи.  Џетр  €ваныч  все
подсмеивалсЯ над моим отцом, говорЯ, что "Ђлексей  ‘тепаныч  большой  эконом
на порох и дробь, что он любит птичку покрупнее да поближе, что  бекасы  ему
не по вкусу, а вот уточки или болотные кулички  -  так  это  его  дело:  тут
мЯсца побольше". Ћтец мой отшучивалсЯ,  признаваЯсь,  что  он  точно  мелкую
птицу не мастер стрелЯть - не привык и что Џетр €ваныч, конечно,  убил  пары
четыре бекасов, но зато много посеЯл в болотах  дроби,  котораЯ  на  будущий
год уродитсЯ... Џетр €ваныч громко смеЯлсЯ своим особенным  звучным  смехом,
про который мать говорила, что Џетр €ваныч и смеетсЯ умно. Ћн уделЯл  иногда
несколько времени на разговоры со мной. Ћбыкновенно это бывало после  охоты,
когда он, переодевшись в сухое платье и белье, садилсЯ на диван  в  гостиной
и закуривал свою большую пенковую трубку. "Ќу,  ‘ережа,  -  так  начинал  он
свой разговор, - как поживают  старикашки  ‘умароков,  •ерасков  и  особенно
‹омоносов? —то  поделывает  Љарамзин  с  братией  новых  стихотворцев?"  ќто
значило,  чтоб  Я  начинал  читать  наизусть  заученные  мною   стихи   этих
писателей.  Џетр  €ваныч  над  всеми  подсмеивалсЯ,  даже  над  ‹омоносовым,
которого, впрочем, очень уважал. ѓорЯчо хвалил „ержавина* и в  то  же  времЯ
подшучивал над ним; одного только „митриева** хвалил,  хотЯ  не  горЯчо,  но
безусловно;  к  сожалению,  Я  почти  не  знал  ни  того,  ни  другого.  Њое
восторженное чтенье, или декламациЯ, как он называл,  очень  его  забавлЯли.
…динственные  чтецы  стихов,  которых  Я  слыхал,  были  мои  дЯди   ‡убины.
Ђлександр Ќиколаич  особенно  любил  передразнивать  московских  трагических
актеров -  и,  подражаЯ  такой  карикатурной  декламации,  образовал  Я  мое
чтение! ‹егко понЯть,  что  оно,  сопровождаемое  неуместной  горЯчностью  и
уродливыми  жестами,  было  очень  забавно.  ’ем  не  менее  Я  вспоминаю  с
искренним удовольствием  и  благодарностью  об  этих  часах  моего  детства,
которые проводил Я с Џетром €ванычем —ичаговым. ќтот необыкновенно  умный  и
талантливый  человек  стоЯл  неизмеримо  выше  окружающего   его   общества.
Ћстроумные шутки его западали в мой  детский  ум  и,  вероЯтно,  приготовили
менЯ к более верному пониманью тогдашних писателей.
     ______________
     * „ержавин ѓаврила ђоманович (1743-1816) - выдающийсЯ русский поэт.
     ** „митриев €ван €ванович - баснописец и сатирик конца XVIII  -  начала
XIX века.

     ‚последствии,  когда  Я  уже  был  студентом,  а  потом   петербургским
чиновником, приезжавшим в отпуск, Я всегда спешил  повидатьсЯ  с  —ичаговым:
прочесть ему все, что Явилось нового в литературе, и поделитьсЯ с ним  моими
впечатлениЯми, молодыми взглЯдами и убеждениЯми. …го суд часто был  верен  и
всегда остроумен. ‘ особенною живостью припоминаю Я, что  уже  незадолго  до
его смерти, очень больному, прочел Я ему стихи на „ержавина и Љарамзина,  не
знаю кем написанные, едва ли не  атровым*.  Џервого  куплета  помню  только
половину:
     ______________
     * атров Ќ.Њ. - третьестепенный поэт конца XVIII - начала XIX века.

                      . . . . . . . . . . . . . . . . .
                      Џерлово-сизых облаков.
                      €ль дав толчок в Љавказ ногами
                      € вихро-бурными крылами,
                      ђассекши воздух, прилети;
                      •востом сребро-злато-махровым
                      €ль радужно-гнедо-багровым
                      ‘леды пурпурны замети.

                      Ќо вдруг картина пременилась,
                      “слышал стон Я голубка;
                      “ ‹изы слезка покатилась
                      €з левого ее глазка.

                      Љатилась по щеке, катилась,
                      Ќа щечке в Ямке поселилась,
                      Љак будто в лужице вода.
                      Ќе так-то были в стары веки
                      Ќа слезы скупы человеки,
                      Ќо люди были ли тогда?
                      Љогда... девушке случалось
                      ‚ разлуке с милым другом быть,
                      ’о должно ей о нем, казалось,
                      ђучьЯми слезы горьки лить.
                      Ќо нынче слезы дорогие
                      . . . . . . . . . . . . . . . . .
                      ‘равнЯтьсЯ ль древние, простые
                      ‘ алмазной нынешней слезой?

     ‡абыв свою болезнь и  часто  возвращающиесЯ  мучительные  ее  припадки,
—ичагов,  слушаЯ  мое  чтение,  смеЯлсЯ  самым  веселым   смехом,   повторЯЯ
некоторые стихи или выражениЯ. "Ќу, друг мой, - сказал он мне потом с  живым
и Ясным взглЯдом, - ты менЯ так утешил, что теперь  мне  не  надо  и  приема
опиума". ‚о времЯ страданий, превышающих силы  человеческие,  он  употреблЯл
опиум в маленьких приемах.
     Ќаступило жаркое  лето.  Љлев  крупной  рыбы  прекратилсЯ.  “женье  мое
ограничилось ловлею  на  булавочные  крючки  лошков,  пескарей  и  маленьких
плотичек, по мелким безопасным  местам,  начинаЯ  от  дома,  вверх  по  реке
Ѓугуруслану, до так называемых Ђнтошкиных мостков, построенных  крестьЯнином
Ђнтоном против своего двора; далее река была поглубже, и мы  туда  без  отца
не ходили. ЊенЯ отпускали с …всеичем всЯкий  день  или  поутру  или  вечером
часа на два. Ћколо самого дома древесной тени не было, и потому мы вместе  с
сестрицей ходили гулЯть, сидеть и читать  книжки  в  грачовую  рощу  или  на
остров, который Я любил с каждым днем более. ‚ самом деле,  там  было  очень
хорошо:  берега  были  обсажены   березами,   которые   разрослись,   широко
раскинулись  и  давали  густую  тень;  липоваЯ   аллеЯ   пересекала   остров
посередине; она была тесно насажена, и под нею вечно был сумрак и  прохлада;
она служила денным убежищем длЯ ночных бабочек,  собиранием  которых,  через
несколько лет, Я стал очень горЯчо заниматьсЯ.  Ќа  остров  нередко  с  нами
хаживала тетушка ’атьЯна ‘тепановна. ‘идЯ под освежительной тенью на  берегу
широко и резво текущей реки, иногда с удочкой в  руке,  охотно  слушала  она
мое чтение; приносила иногда свой "Џесенник",  читала  сама  или  заставлЯла
менЯ читать, и как ни были  нелепы  и  уродливы  эти  песни,  принадлежавшие
‘умарокову с братией, но читались и слушались они с искренним сочувствием  и
удовольствием. „о сих пор помню наизусть охотничью песню ‘умарокова*.
     ______________
     * ЏеснЯ III. Ћна начинаетсЯ так:

     Ќе пастух в свирель играет,
     ‘идЯ при речных струЯх;
     Ќе пастух овец сгонЯет
     Ќа прекрасных сих лугах... и проч.

     Њы так нахвалили матери моей прохладу тенистого  острова  в  полдневный
зной, что она решилась один раз пойти с нами. ‘начала ей понравилось, и  она
приказала принести большую кожу, чтобы сидеть на ней на берегу реки,  потому
что никогда не садилась прЯмо на большую траву, говорЯ,  что  от  нее  сыро,
что  в  ней  множество  насекомых,  которые  сейчас  наползут  на  человека.
Џринесли кожу и даже кожаные подушки. Њы все уселись на них, но, Я  не  знаю
почему,  только  такое  осторожное,  искусственное  обращение   с   природой
расхолодило менЯ и мне совсем не было так весело, как всегда  бывало  одному
с сестрицей или  тетушкой.  Њать  равнодушно  смотрела  на  зеленые  липы  и
березы, на текущую вокруг нас воду; стук толчей,  шум  мельницы,  долетавший
иногда Явственно до нас, когда поднималсЯ ветерок, по  временам  затихавший,
казалсЯ ей однообразным и скучным; сырой запах от пруда, которого  никто  из
нас не замечал, находила она противным, и, посидев с час, она ушла домой,  в
свою душную  спальню,  раскаленную  солнечными  лучами.  Њы  остались  одни;
унесли  кожу  и  подушки,  и  остров   получил   длЯ   менЯ   свою   прежнюю
очаровательную прелесть. ’етушка любила делать надписи на  белой  и  гладкой
коже  берез  и  даже  вырезывала  иногда  ножичком  или  накалывала  толстой
булавкой разные стишки из своего песенника. џ, разумеетсЯ,  охотно  подражал
ей. Ќа этот раз она вырезала, что такого-то  года,  месЯца  и  числа  "‘офьЯ
Ќиколавна посетила остров".
     €зредка езжал Я с отцом в поле  на  разные  работы,  видел,  как  полют
Яровые хлеба: овсы, полбы и пшеницы; видел, как крестьЯнские бабы  и  девки,
беспрестанно нагибаЯсь, выдергивают сорные травы и, набрав их на левую  руку
целую охапку, бережно ступаЯ, выносЯт на межи, бросают и снова идут  полоть.
ђабота довольно тЯжелаЯ и  скучнаЯ,  потому  что  успех  труда  не  заметен.
Ќаконец пришло времЯ сенокоса. …го начали за  неделю  до  Џетрова  днЯ.  ќта
работа, одна из всех крестьЯнских полевых работ, которой Я до  тех  пор  еще
не видывал, понравилась мне больше всех. ‚  прекрасный  летний  день,  когда
солнечные лучи давно уже поглотили ночную свежесть, подъезжали мы с отцом  к
так называемому "Џотаенному колку", состоЯщему по большей части  из  молодых
и уже довольно толстых, как сосна прЯмых, лип, - колку, давно  заповеданному
и сберегаемому с особенною строгостью. ‹ишь только поднЯлись мы  к  лесу  из
оврага,  стал  долетать  до  моего  слуха  глухой,  необыкновенный  шум:  то
какой-то отрывистый и мерный шорох,  на  мгновенье  перемежающийсЯ  и  вновь
возникающий, то какое-то звонкое металлическое шарканье. џ  сейчас  спросил:
"—то это такое?" - "Ђ вот увидишь!" - отвечал отец улыбаЯсь. Ќо за  порослью
молодого и частого осинника ничего не  было  видно;  когда  же  мы  обогнули
его - чудное зрелище поразило мои  глаза.  —еловек  сорок  крестьЯн  косили,
выстроЯсь в одну линию, как по нитке: Ярко блестЯ на солнце, взлетали  косы,
и стройными рЯдами ложилась срезаннаЯ  густаЯ  трава.  ЏройдЯ  длинный  рЯд,
вдруг косцы  остановились  и  принЯлись  чем-то  точить  свои  косы,  весело
перебрасываЯсь между собою шутливыми речами, как можно было догадыватьсЯ  по
громкому смеху: расслышать слов было  еще  невозможно.  Њеталлические  звуки
происходили от точеньЯ кос деревЯнными  лопаточками,  обмазанными  глиною  с
песком, о чем Я узнал после. Љогда мы подъехали близко  и  отец  мой  сказал
обыкновенное приветствие:  "Ѓог  помощь"  или  "Ѓог  на  помощь!",  громкое:
"Ѓлагодарствуйте, батюшка Ђлексей ‘тепаныч!" - огласило  полЯну,  отозвалось
в овраге, - и снова крестьЯне продолжали широко,  ловко,  легко  и  свободно
размахивать косами! ‚ этой работе было что-то доброе, веселое, так что Я  не
вдруг поверил, когда мне сказали, что она тоже очень  тЯжела.  Љакой  легкий
воздух, какой чудесный запах разносилсЯ от близкого  леса  и  скошенной  еще
рано утром травы,  изобиловавшей  множеством  душистых  цветов,  которые  от
знойного  солнца  уже  начали   вЯнуть   и   издавать   особенный   приЯтный
ароматический запах! ЌетронутаЯ трава  стоЯла  стеной,  в  поЯс  вышиною,  и
крестьЯне говорили: "—то за трава! медведь медведем!"*  Џо  зеленым  высоким
рЯдам скошенной травы уже ходили галки и вороны,  налетевшие  из  леса,  где
находились их  гнезда.  Њне  сказали,  что  они  подбирают  разных  букашек,
козЯвок и червЯчков, которые прежде скрывались  в  густой  траве,  а  теперь
бегали на виду по  опрокинутым  стеблЯм  растений  и  по  обнаженной  земле.
ЏодойдЯ  поближе,  Я  своими  глазами  удостоверилсЯ,  что  это  совершеннаЯ
правда. ‘верх того Я заметил, что птица клевала и Ягоды.  ‚  траве  клубника
была еще зелена, зато необыкновенно крупна; на открытых же  местах  она  уже
поспевала. €з скошенных рЯдов мы с отцом  набрали  по  большой  кисти  таких
Ягод, из которых иные попадались крупнее обыкновенного ореха; многие из  них
хотЯ еще не покраснели, но были уже мЯгки и вкусны.
     ______________
     * џ никогда не умел удовлетворительно объЯснить себе  этого  выражениЯ,
употреблЯемого также, когда говорилось о густом,  высоком,  несжатом  хлебе:
как тут пришел медведь! џ думаю, что словом "медведь"  выражалась  сила,  то
есть плотнина,  вышина  и  вообще  добротность  травы  или  хлеба.  (Џримеч.
автора.)

     Њне так было весело на сенокосе, что  не  хотелось  даже  ехать  домой,
хотЯ отец уже звал менЯ. €з лесного оврага, на  дне  которого,  тихо  журча,
бежал маленький родничок, неслось воркованье  диких  голубей  или  горлинок,
слышалсЯ также кошачий крик и заунывный стон  иволги;  звуки  эти  были  так
различны, противоположны, что Я долго не хотел верить, что это  кричит  одна
и та же миловиднаЯ,  желтенькаЯ  птичка.  €зредка  раздавалсЯ  пронзительный
трубный голос желны... ‚друг копчик вылетел на  полЯну,  высоко  взвилсЯ  и,
кружась над косцами, которые выпугивали иногда из  травы  маленьких  птичек,
сторожил их поЯвленье и падал на них, как молниЯ из облаков. …го быстрота  и
ловкость были так увлекательны, а участие к  бедной  птичке  так  живо,  что
крестьЯне приветствовали громкими криками и  удальство  ловца  и  проворство
птички всЯкий раз, когда она успевала упасть в траву или  скрытьсЯ  в  лесу.
…всеич особенно горЯчилсЯ, также  сопровождаЯ  одобрительными  восклицаниЯми
чудную быстроту этой красивой и резвой хищной птицы.  „олго  копчик  потешал
всех проворным, хотЯ безуспешным преследованьем своей добычи;  но,  наконец,
поймал птичку и, держа ее в когтЯх, полетел в  лес.  "Ђ,  попалась  беднЯга!
Џодцепил, понес в  гнездо  детей  кормить!"  -  раздавались  голоса  косцов,
перерываемые и заглушаемые иногда шарканьем кос и  шорохом  рЯдами  падающей
травы. Ћтец в другой раз сказал, что  пора  ехать,  и  мы  поехали.  ‚еселаЯ
картина сенокоса не выходила из моей головы  во  всю  дорогу;  но,  воротЯсь
домой, Я уже  не  бросилсЯ  к  матери,  чтоб  рассказать  ей  о  новых  моих
впечатлениЯх. Ћпыты научили менЯ, что мать  не  любит  рассказов  о  полевых
крестьЯнских работах, о которых  она  знала  только  понаслышке;  а  если  и
видела, то как-нибудь мельком или издали. џ поспешил  рассказать  все  милой
моей сестрице, потом Џараше, а  потом  и,  тетушке  с  бабушкой.  ’етушка  и
бабушка много раз видали косьбу и всю уборку сена и, разумеетсЯ,  знали  это
дело гораздо короче и лучше менЯ. Ћни не могли  надивитьсЯ  только,  чему  Я
так рад. ’етушка, однако, прибавила: "„а, оно  смотреть  точно  приЯтно,  да
косить-то больно тЯжело в такую жару". ќти слова заставили менЯ задуматьсЯ.
     ЊилаЯ моЯ сестрица,  не  разделЯвшаЯ  со  мной  некоторых  моих  летних
удовольствий, была зато верною моей подругой и помощницей в  собирании  трав
и  цветов,  в  наблюдениЯх  за  гнездами  маленьких  птичек,  которых  много
водилось в старых смородинных и барбарисовых кустах, в собиранье  червЯчков,
бабочек  и  разных  букашек.  ‚рожденную  охоту  к  этому  роду  занЯтий   и
наблюдений и вообще к натуральной истории возродили во мне книжки  "„етского
чтениЯ".  ‡аметив  гнездо  какой-нибудь  птички,  всего  чаще   зорьки   или
горихвостки, мы всЯкий день  ходили  смотреть,  как  мать  сидит  на  Яйцах;
иногда, по неосторожности,  мы  спугивали  ее  с  гнезда  и  тогда,  бережно
раздвинув колючие ветви барбариса или крыжовника, разглЯдывали, как лежат  в
гнезде маленькие, миленькие, пестренькие Яички. ‘лучалось иногда, что  мать,
наскучив нашим любопытством,  бросала  гнездо;  тогда  мы,  увидЯ,  что  уже
несколько дней птички в гнезде нет и что она не покрикивает  и  не  вертитсЯ
около нас, как то всегда бывало, доставали  Яички  или  даже  все  гнездо  и
уносили к  себе  в  комнату,  считаЯ,  что  мы  законные  владельцы  жилища,
оставленного  матерью.  Љогда  же  птичка  благополучно,  несмотрЯ  на  наши
помехи, высиживала свои Яички и  мы  вдруг  находили  вместо  них  голеньких
детенышей с жалобным, тихим писком, беспрестанно  разевающих  огромные  рты,
видели, как мать прилетала и кормила их мушками и  червЯчками...  Ѓоже  мой,
какаЯ была у нас радость! Њы не переставали следить,  как  маленькие  птички
росли, перились и, наконец, покидали свое гнездо. ‘орванные  травы  и  цветы
мы раскладывали и сушили в  книгах,  на  что  преимущественно  употреблЯлись
"ђимскаЯ историЯ ђоллена" и "„омашний  лечебник  Ѓухана";  а  чтоб  листы  в
книгах не портились от сырости и  не  раскрашивались  разными  красками,  мы
клали цветы между листочками писчей бумаги. ‘ветЯщиесЯ червЯчки прельщал,  и
нас своим фосфорическим блеском (о фосфорическом  блеске  Я  знал  также  из
"„етского  чтениЯ"),  мы  ловили  их  и  держали  в  Ящиках   или   бумажных
коробочках, положив туда разных трав и цветов; то же делали  мы  со  всЯкими
червЯками, у которых было шестнадцать ножек. ‘ветлЯки недолго жили  и  почти
всегда на другой же день  терЯли  способность  разливать  по  временам  свой
пленительный блеск, которым мы любовались в темной комнате. „ругие  червЯчки
жили долго и превращались иногда, к великой нашей радости, в  хризалиды  или
куколки. ќто происходило  следующим  порЯдком:  червЯчки  голые  посредством
клейкой слизи привешивали, точно приклеивали себЯ  хвостиком  к  крышке  или
стенке Ящика, а червЯчки мохнатые, завернувшись в  листьЯ  и  замотавшись  в
тонкие, белые и прозрачные ниточки или шелковинки, ложились  в  них,  как  в
кроватку.  Џо   прошествии   известного,   но   весьма   неравного   времени
сваливалась, как сухаЯ  шелуха,  наружнаЯ  кожа  с  гладкого  или  мохнатого
червЯ  -  и  висела  или  лежала  куколка:  висела  угловатаЯ,  с   рожками,
узорчато-сераЯ,  бланжеваЯ,  даже  золотистаЯ  хризалида;  а  лежала  всегда
темного цвета, настоЯщаЯ крошечнаЯ, точно спеленаннаЯ куколка. џ  знал,  что
из первых, висЯчих, хризалид должны были  вывестись  денные  бабочки,  а  из
вторых, лежачих, - ночные; но как в то времЯ Я еще не умел  ходить  за  этим
делом, то превращениЯ хризалид в бабочки у нас не было, да и быть не  могло,
потому что мы их беспрестанно смотрели, даже трогали, чтоб узнать,  живы  ли
они. “ нас вывелась только одна, найденнаЯ мною где-то  под  застрехой,  всЯ
золотистаЯ куколка; из нее вышла самаЯ обыкновеннаЯ крапивнаЯ бабочка  -  но
радость была необыкновеннаЯ!
     Ќаконец поспела полеваЯ клубника, и ее начали приносить уже не  чашками
и бураками, но ведрами.  Ѓабушка,  бывало,  сидит  на  крыльце  и  принимает
клубнику от дворовых и крестьЯнских женщин. ђедко она хвалила Ягоды,  а  все
ворчала и бранилась. Њать очень любила и  дорожила  полевой  клубникой.  Ћна
считала ее полезною длЯ своего  здоровьЯ  и  употреблЯла  как  лекарство  по
нескольку раз в день, так что в это времЯ мало ела обыкновенной пищи. Ќам  с
сестрой тоже позволЯли кушать клубники сколько  угодно.  Љроме  всех  других
хозЯйственных потребностей из клубники приготовлЯли клубничную воду,  вкусом
с которой ничто сравнитьсЯ не может.
     ‚ летние знойные дни протЯгивали по всему двору,  от  кладовых  амбаров
до погребов и от конюшен до столЯрной,  длинные  веревки,  поддерживаемые  в
разных местах рогульками из лутошек. Ќа эти веревки вывешивали длЯ  просушки
и сбереженьЯ от моли разные  платьЯ,  мужские  и  женские,  шубы,  шерстЯные
платки, теплые одеЯла, сукна и проч. џ очень любил все это рассматривать.  €
тогда уже висело там много такого платьЯ, которого более не носили,  сшитого
из такого сукна или материи, каких более не продавали,  как  мне  сказывали.
Ћдин раз,  бродЯ  между  этими  разноцветными,  иногда  золотом  и  серебром
вышитыми, качающимисЯ от ветра,  висЯчими  стенами  или  ширмами,  забрел  Я
нечаЯнно к тетушкину амбару,  выстроенному  почти  середи  двора,  перед  ее
окнами;  ее  девушка,  толстаЯ,  белаЯ  и  румЯнаЯ  Њатрена,  посаженнаЯ  на
крылечке длЯ караула, крепко спала, несмотрЯ  на  то  что  солнце  пекло  ей
прЯмо в лицо; около нее висело на  сошках  и  лежало  по  крыльцу  множество
широких и  тонких  полотен  и  холстов,  столового  бельЯ,  мехов,  шелковых
материй,  платьев  и  т.п.  ђассмотрев  все  внимательно,  Я  заметил,   что
некоторые полотна были желты. ‹юбопытство  заставило  менЯ  войти  в  амбар.
Љроме отворенных пустых сундуков и привешенных к потолку мешков, на  полках,
которые тЯнулись по стенам в  два  рЯда,  стоЯло  великое  множество  всЯкой
всЯчины, фаЯнсовой и стеклЯнной посуды, чайников, молочников, чайных  чашек,
лаковых подносов, ларчиков, Ящичков,  даже  бутылок  с  новыми  пробками;  в
одном углу лежал громадный пуховик, или, лучше сказать,  мешок  с  пухом;  в
другом  -  стоЯла  большаЯ  новаЯ  кадушка,  покрытаЯ  белым   холстом;   из
любопытства Я поднЯл холст и с удивлением увидел, что  кадушка  почти  полна
колотым сахаром. ‚  самое  это  времЯ  Я  услышал  близко  голоса  Џараши  и
сестрицы, которые ходили  между  развешанными  платьЯми,  искали  и  кликали
менЯ. џ поспешил к ним навстречу и, сбегаЯ  с  крылечка,  разбудил  Њатрену,
котораЯ ужасно испугалась, увидЯ менЯ,  выбегающего  из  амбара.  "—то  это,
сударь, вы там делали? - сказала она с сердцем. - ’ам совсем не ваше  место.
’еперь тетушка на менЯ будет гневатьсЯ. Ћни никому  не  позволЯют  ходить  в
свой амбар". џ отвечал, что не знал этого  и  сейчас  же  скажу  тетеньке  и
попрошу у ней позволение все хорошенько разглЯдеть. Ќо Њатрена  перепугалась
еще больше, бросилась ко мне, начала целовать мои руки и просить, чтоб Я  не
сказывал тетушке, что был в ее амбаре. Џобежденный ее ласками  и  просьбами,
Я обещал молчать; но передо мной стоЯла уже Џараша, держа сестрицу за  руку,
и лукаво улыбалась. Ћна слышала все, и когда мы отошли подальше  от  амбара,
она принЯлась менЯ расспрашивать, что Я там видел. ђазумеетсЯ,  Я  рассказал
с большою точностью и подробностью. Џараша  слушала  неравнодушно,  и  когда
дело дошло до колотого сахару, то она вспыхнула и заговорила: "‚от не  диви,
мы, рабы, припрЯчем какой-нибудь лоскуток или утащим кусочек сахарку; а  вот
благородные-то барышни что делают, столбовые-то дворЯнки? „а  ведь  все  что
вы ни видели в амбаре, все это тетушка  натаскала  у  покойного  дедушки,  а
бабушка-то ей потакала. ‚ишь, какой себе муравейник  в  приданое  сгоношила!
‘ахар-то лет двадцать крадет да копит. Џоди, чай, у нее и чаю и кофею  мешки
висЯт?.." ‚друг Џараша опомнилась и  точно  так  же,  как  недавно  Њатрена,
принЯлась целовать менЯ и мои  руки,  просить,  молить,  чтоб  Я  ничего  не
сказывал маменьке, что она говорила про тетушку. Ћна  напомнила  мне,  какой
перенесла гнев от моей матери за подобные слова об тетушках,  она  принЯлась
плакать и говорила, что теперь, наверное, сошлют ее в ‘тарое Ѓагрово,  да  и
с мужем, пожалуй, разлучат, если ‘офьЯ Ќиколавна узнает об ее глупых  речах.
"‹укавый менЯ попутал, - продолжала она, утираЯ слезы; -  за  сердце  взЯло:
жалко вас стало! џ давно слышала об этих делах, да не верила, а теперь  сами
видели... Ќу, пропала Я совсем!" - вскрикнула она, вновь заливаЯсь  слезами.
џ уверЯл ее, что ничего не стану говорить маменьке, но Џараша  тогда  только
успокоилась, когда заставила менЯ побожитьсЯ, что не скажу ни одного  слова.
"‚от моЯ умница, - сказала она, обнимаЯ и  целуЯ  мою  сестрицу,  -  она  уж
ничего не скажет на свою нЯню". ‘естрица молча обнимала ее. џ побожилсЯ,  то
есть сказал: "ей-богу" в первый раз в моей жизни,  хотЯ  часто  слыхал,  как
другие легко произносЯт эти  слова.  “дивлЯюсь,  как  могла  уговорить  менЯ
Џараша и довесть до божбы, которую мать моЯ строго осуждала!
     Ќамерение мое не подводить под гнев Џарашу осталось  твердым.  џ  очень
хорошо помнил, в какую беду ввел  было  ее  прошлого  года  и  как  Я  потом
раскаивалсЯ, но утаить всего Я не мог. џ  немедленно  рассказал  матери  обо
всем, что видел в тетушкином амбаре, об  испуге  Њатрены  и  об  ее  просьбе
ничего не сказывать тетушке. џ  скрыл  только  слова  Џараши.  Њать  сначала
улыбнулась, но потом строго сказала мне: "’ы виноват, что зашел  туда,  куда
без позволениЯ ты ходить не должен, и в наказание за  свою  вину  ты  должен
теперь солгать, то есть утаить от своей тетушки, что был в ее амбаре,  а  не
то она прибьет Њатрешу".  ‘лово  "прибьет"  менЯ  смутило;  Я  не  мог  себе
представить, чтоб тетушка, которой жалко было комара раздавить,  могла  бить
Њатрешу. џ, конечно, попросил бы  объЯснениЯ,  если  бы  не  был  взволнован
угрызением совести, что Я уже солгал, утаил от матери все, в чем  просветила
менЯ Џараша. –елый день Я чувствовал себЯ как-то неловко; к тетушке  даже  и
не подходил, да и с матерью оставалсЯ мало, а  все  гулЯл  с  сестрицей  или
читал книжку. Љ вечеру, однако, Я придумал себе вот какое  оправдание:  если
маменька сама сказала мне, что Я должен утаить от тетушки, что входил  в  ее
амбар, длЯ того, чтоб она не побила Њатрешу, то Я должен  утаить  от  матери
слова Џараши,  длЯ  того,  чтоб  она  не  услала  ее  в  ‘тарое  Ѓагрово.  џ
совершенно успокоилсЯ и весело лег спать.
     ‹ето  стоЯло  жаркое  и  грозное.  —уть  не  всЯкий  день  шли   дожди,
сопровождаемые молнией и такими громовыми  ударами,  что  весь  дом  дрожал.
Ѓабушка затепливала свечки перед образами и молилась, а  тетушка,  боЯвшаЯсЯ
грома, зарывалась в свою огромную перину  и  пуховые  подушки.  џ  порЯдочно
трусил, хотЯ много читал, что не должно боЯтьсЯ грома; но как же не  боЯтьсЯ
того, что убивает до смерти? ‘лухи о разных несчастных случаЯх  беспрестанно
до менЯ доходили. Џосле грозы, быстро пролетавшей, так было хорошо и  свежо,
так легко на сердце, что Я приходил  в  восторженное  состоЯние,  чувствовал
какую-то  безумную  радость,  какое-то  шумное  веселье:  все  удивлЯлись  и
спрашивали менЯ о причине, - Я сам не понимал ее, а потому  и  объЯснить  не
мог.   ‚следствие   таких   частых,   хотЯ    непродолжительных,    перемок,
необыкновенно много поЯвилось грибов. ‘лух о груздЯх,  которых  уродилось  в
Џотаенном колке мост-мостом, как выражалсЯ старый пчелЯк, живший в  лесу  со
своими пчелами, - взволновал тетушку и  моего  отца,  которые  очень  любили
брать грибы и особенно ломать грузди.
     ‚ тот же день, сейчас после обеда, они решились отправитьсЯ  в  лес,  в
сопровождении целой девичьей  и  многих  дворовых  женщин.  Њне  очень  было
неприЯтно, что в продолжение всего обеда мать насмехалась над  охотой  брать
грибы и особенно над моим отцом, который длЯ этой поездки отложил до  завтра
какое-то нужное по хозЯйству дело. џ подумал, что мать ни  за  что  менЯ  не
отпустит, и так, только длЯ пробы, спросил  весьма  нетвердым  голосом:  "Ќе
позволите ли, маменька, и мне поехать за груздЯми?" Љ удивлению моему,  мать
сейчас согласилась и выразительным голосом сказала мне: "’олько с тем,  чтоб
ты в лесу ни на шаг не  отставал  от  отца,  а  то,  пожалуй,  как  займутсЯ
груздЯми,  то  тебЯ  потерЯют".  Ћбрадованный  неожиданным  позволением,   Я
отвечал, что ни на одну  минуточку  не  отлучусь  от  отца.  Ћтец  несколько
смутилсЯ, и как мне показалось, даже покраснел. ‘ейчас после обеда  начались
торопливые сборы. “ крыльца уже стоЯли  двое  длинных  дрог  и  телега.  ‚се
запаслись кузовьЯми, лукошками и плетеными корзинками из ивовых прутьев.  Ќа
длинные роспуски и телегу насело столько народу, сколько могло  поместитьсЯ,
а некоторые пошли пешком вперед. Њать с бабушкой сидели  на  крыльце,  и  мы
поехали в совершенной тишине; все молчали, но только съехали со  двора,  как
на всех экипажах началсЯ  веселый  говор,  превратившийсЯ  потом  в  громкую
болтавню и хохот; когда же отъехали от дому  с  версту,  девушки  и  женщины
запели песни, и сама тетушка им подтЯгивала. ‚се были необыкновенно  шутливы
и веселы, и мне самому стало очень  весело.  џ  мало  слыхал  песен,  и  они
привели менЯ в восхищение, которое до сих пор свежо в моей  памЯти.  ђумЯнаЯ
Њатреша имела чудесный голос и была запевалой. Џосле известного  приключениЯ
в тетушкином амбаре, удостоверившись  в  моей  скромности,  она  при  всЯком
удобном случае осыпала менЯ ласками, называла "умницей" и  "милым  барином".
Љогда мы подъехали к лесу, Я подбежал к Њатреше и,  похвалив  ее  прекрасный
голос, спросил: "Ћтчего она никогда не поет в девичьей?" Ћна  наклонилась  и
шепнула мне на  ухо:  "Њатушка  ваша  не  любит  слушать  наших  деревенских
песен". Ћна поцеловала менЯ и убежала в лес. џ очень пожалел о  том,  потому
что песни и голос Њатреши заронились мне в душу.  ‘коро  все  разбрелись  по
лесу в разные стороны и скрылись из  виду.  ‹ес  точно  ожил:  везде  начали
раздаватьсЯ разные веселые восклицаниЯ, ауканье, звонкий  смех  и  одиночные
голоса многих песен; песни Њатреши были громче  и  лучше  всех,  и  Я  долго
различал ее удалЯющийсЯ голос. …всеич, тетушка и мой отец, от которого Я  не
отставал ни на пЯдь, ходили по молодому  лесу,  неподалеку  друг  от  друга.
’етушка  перваЯ  нашла  слой  груздей.  Ћна  вышла  на  маленькую   полЯнку,
остановилась и сказала: "‡десь непременно должны быть грузди, так  и  пахнет
груздЯми, - и вдруг закричала: - Ђх, Я наступила на них!" Њы с отцом  хотели
подойти к ней, но она не допустила нас близко, говорЯ, что  это  ее  грузди,
что она нашла их и что пусть мы ищем другой слой. џ видел, как она стала  на
колени и, щупаЯ руками  землю  под  листьЯми  папоротника,  вынимала  оттуда
грузди и клала в свою корзинку. ‘коро и мы с отцом нашли гнездо груздей;  мы
также принЯлись  ощупывать  их  руками  и  бережно  вынимать  из-под  пелены
прошлогодних полусгнивших  листьев,  проросших  всЯкими  лесными  травами  и
цветами.  Ћтец  мой  с  жаром  охотника  занималсЯ  этим  делом  и  особенно
любовалсЯ молодыми груздЯми, говорЯ мне: "Џосмотри, ‘ережа, какие  маленькие
груздочки! Ћсторожно снимай их, - они хрупки и ломки. Џосмотри: точно  пухом
снизу-то обросли и как пахнут!" ‚ самом  деле,  молоденькие  груздочки  были
как-то очень миловидны и издавали острый запах. - Ќаконец, побродив по  лесу
часа два, мы наполнили свои корзинки  одними  молодыми  груздЯми.  Њы  пошли
назад, к  тому  месту,  где  оставили  лошадей,  а  …всеич  принЯлсЯ  громко
кричать: "Џора домой! ‘обирайтесь  все  к  лошадЯм!"  Ќекоторые  голоса  ему
откликались. Њы не вдруг нашли свои дроги, или роспуски, и еще долее  бы  их
проискали, если б не заслышали издали фырканьЯ и  храпеньЯ  лошадей.  Љрепко
привЯзанные к молодым дубкам, добрые кони наши  терпели  страшную  пытку  от
нападениЯ овода, то есть мух, слепней и строки; последнЯЯ особенно  кусаетсЯ
очень больно, потому что выбирает длЯ своего кусаньЯ места на  животном,  не
защищенные волосами. Ѓедные лошади, искусанные в кровь, беспрестанно  трЯсли
головами и гривами, обмахивались хвостами и били копытами в  землю,  приводЯ
в сотрЯсенье все свое тело, чтобы сколько-нибудь отогнать  своих  мучителей.
”орейтор, ехавший кучером на телеге, нарочно оставленный  обмахивать  коней,
длЯ чего ему была срезана длиннаЯ зеленаЯ ветка, спал преспокойно под  тенью
дерева. Ћтец побранил его, а …всеич  погрозил,  что  скажет  старому  кучеру
’рофиму, и  что  тот  ему  даром  не  спустит.  Њногие  горничные  девки,  с
лукошками, полными груздей, скоро к нам присоединились, а некоторые,  видно,
зашли далеко. Њы не стали их дожидатьсЯ и  поехали  домой.  Њатреша  была  в
числе воротившихсЯ, и потому Я  упросил  посадить  ее  на  наши  дроги.  Ћна
поместилась на запЯтках с своим кузовом, а дорогой спела нам  еще  несколько
песен, которые слушал Я с большим удовольствием. - Њы  воротились  к  самому
чаю. Ѓабушка сидела на крыльце, и мы поставили  перед  ней  наши  корзины  и
кузовьЯ …всеича и Њатрены,  полные  груздей.  Ѓабушка  вообще  очень  любила
грибы, а грузди в особенности; она любила  кушать  их  жаренные  в  сметане,
отварные в рассоле, а всего более соленые. Ћна долго,  с  детской  радостью,
разбирала грузди, откладывала маленькие к маленьким, средние  к  средним,  а
большие к большим. Ѓабушка имела странный вкус:  она  охотница  была  кушать
всмЯтку несвежие Яйца, а грибы любила старые и червивые и,  найдЯ  в  кузове
Њатреши пожелтелые трухлЯвые грузди, она сейчас же послала  их  изжарить  на
сковороде.
     џ побежал к матери в спальню, где она сидела  с  сестрицей  и  братцем,
занимаЯсь кройкою какого-то бельЯ длЯ нас. џ рассказал ей подробно  о  нашем
путешествии, о том, что Я не отходил от отца, о  том,  как  понравились  мне
песни и голос Њатреши и как всем было весело; но Я  не  сказал  ни  слова  о
том,  что  Њатреша  говорила  мне  на  ухо.  џ   сделал   это   без   всЯких
предварительных соображений, точно кто шепнул мне, чтоб  Я  не  говорил;  но
после Я задумалсЯ и долго думал  о  своем  поступке,  сначала  с  грустью  и
раскаЯньем, а потом успокоилсЯ и даже уверЯл себЯ, что  маменька  огорчилась
бы словами Њатреши и что мне так и должно было  поступить.  џ  очень  хорошо
заметил, что мать и без того была недовольна моими рассказами. ‘транно,  что
по какому-то инстинкту, Я это предчувствовал. ‚есь этот вечер  и  на  другой
день мать была печальнее обыкновенного, и Я,  сам  не  знаЯ  почему,  считал
себЯ как будто  в  чем-то  виноватым.  џ  грустил  и  чувствовал  внутреннее
беспокойство. ‡абываЯ, или, лучше сказать, жертвуЯ своими  удовольствиЯми  и
охотами, Я проводил с матерью более времени, был нежнее обыкновенного.  Њать
замечала эту перемену и, не входЯ  в  объЯснениЯ,  сама  была  со  мною  еще
ласковее и нежнее. Љогда же мне казалось, что мать становилась  спокойнее  и
даже веселее, - Я с жадностью бросалсЯ к своим удочкам, Ястребам и  голубЯм.
’ак шло времЯ до самого нашего отъезда.
     џ давно знал, что мы в начале августа поедем  в  —урасово  к  Џрасковье
€вановне, котораЯ непременно хотела,  чтоб  мать  увидела  в  полном  блеске
великолепный, семидесЯтинный чурасовский сад, заключавший в себе  необъЯтное
количество Яблонь самых редких сортов, вишен, груш  и  даже  бергамот.  Ћтцу
моему очень не хотелось уехать из Ѓагрова в самую  деловую  пору.  ’олько  с
неделю как начали жать рожь, а между тем уже подоспел  ржаной  сев,  который
там всегда начиналсЯ около 25 июлЯ. Ћн сам видел, что после дедушки  полевые
работы пошли хуже, и хотел поправить их собственным надзором.  Ѓабушка  тоже
роптала на наш отъезд и говорила: "Џроказница,  право,  ЏрасковьЯ  €вановна!
Џриезжай смотреть ее сады, а  свое  хозЯйство  брось!  Ќа  менЯ,  Ђлеша,  не
надейсЯ; Я больно плоха  становлюсь,  да  и  не  смыслю.  џ  с  новым  твоим
старостой и говорить не стану: больно речист".  ‚се  это  мой  отец  понимал
очень хорошо, но ослушатьсЯ Џрасковьи €вановны и  не  исполнить  обещаниЯ  -
было невозможно. Ћтец хотел только оттЯнуть подалее  времЯ  отъезда,  вместо
1-го августа ехать 10-го, основываЯсь на том, что все лето были дожди и  что
Яблоки  поспеют  только  к  успеньеву  дню.  ‚друг  получил  он  письмо   от
Њихайлушки, известного поверенного и  любимца  Џрасковьи  €вановны,  который
писал, что, по тЯжебному делу с Ѓогдановыми,  отцу  моему  надобно  приехать
немедленно в ‘имбирск и что  ЏрасковьЯ  €вановна  приказывает  ему  поскорее
собратьсЯ и ‘офью Ќиколавну просит поторопитьсЯ. ‚се  хозЯйственные  расчеты
были оставлены, и  мы  стали  поспешно  собиратьсЯ  в  путь.  Ѓабушка  очень
неохотно, хотЯ уже беспрекословно, отпускала нас и взЯла с отца  слово,  что
мы к покрову воротимсЯ домой. Њне также жалко было расставатьсЯ  с  Ѓагровым
и со всеми его удовольствиЯми, с удочкой, с Ястребами, которыми  только  что
начинали травить, а всего более  -  с  мохноногими  и  двухохлыми  голубЯми,
которых две пары недавно подарил мне €ван Џетрович Љуроедов,  богатый  сосед
тетушки  Ђксиньи  ‘тепановны,  сватавшийсЯ  к  ее  дочери,  очень   красивой
девушке, но еще слишком молодой. ’етушка ЂксиньЯ ‘тепановна была  радехонька
такому зЯтю,  но  по  молодости  невесты  (ей  было  ровно  пЯтнадцать  лет)
отложили совершение этого дела на год. †ених был большой охотник до  голубей
и, желаЯ приласкатьсЯ  к  тетушкиным  родным,  неожиданно  сделал  мне  этот
драгоценный подарок. ‚се говорили, и  отец,  и  …всеич,  что  таких  голубей
сродЯсь не видывали.  Ћтец  приказал  сделать  мне  голубЯтню  или  огромную
клетку, приставленную к задней стене конюшни, и обтЯнуть  ее  старой  сетью;
клетка находилась близехонько от переднего крыльца, и Я беспрестанно  к  ней
бегал, чтоб посмотреть - довольно ли корму у моих голубей и есть ли  вода  в
корытце, чтобы взглЯнуть на них и послушать их  воркованье.  Ћдна  пара  уже
сидела на Яйцах. Љаково же было мне со всем этим  расставатьсЯ?  Њилой  моей
сестрице  также  не  хотелось  ехать  в  —урасово.  Ќо  Я  видел,  что  мать
собиралась  очень  охотно.  —тобы  не  так  было  скучно  бабушке  без  нас,
пригласили к ней …лизавету ‘тепановну с  обеими  дочерьми,  котораЯ  обещала
приехать и прожить до нашего возвращеньЯ, чему  отец  очень  обрадовалсЯ.  ‚
несколько дней сборы были кончены, и  2-го  августа,  после  утреннего  чаю,
распростившись с бабушкой и тетушкой и оставив на  их  попечении  маленького
братца, которого ЏрасковьЯ €вановна не велела привозить,  мы  отправились  в
дорогу в той же,  знакомой  читателЯм,  аглицкой  мурзахановской  карете  и,
разумеетсЯ, на своих лошадЯх.


‹…’Ќџџ ЏЋ…‡„ЉЂ ‚ —“ђЂ‘Ћ‚Ћ

     ђовно  через  три  года  представлЯлсЯ  мне   случай   снова   испытать
впечатление дальней летней  дороги.  ’ри  года  длЯ  восьмилетнего  возраста
значат  очень  много,  и  можно  было  бы  ожидать,  что  Я  гораздо  живее,
сознательнее, разумнее почувствую красоты разнообразной, живописной  природы
тех местностей, по которым нам должно было проезжать.  Ќо  вышло  не  совсем
так. ’ри года тому назад, уезжаЯ из “фы в Ѓагрово, из города  в  деревню,  Я
точно вырывалсЯ из тюрьмы на  волю.  Ќа  каждом  шагу  ожидали  менЯ  новые,
невиданные мною, предметы и ЯвлениЯ в природе; самое Ѓагрово,  по  рассказам
отца, представлЯлось мне  каким-то  очаровательным  местом,  похожим  на  те
волшебные "‘частливые острова", которые  открывал  ‚аско  де  ѓама  в  своем
мореплавании, о которых читал Я в "„етском чтении". ‚ настоЯщую же минуту  Я
оставлЯл Ѓагрово, которое уже успел  страстно  полюбить,  оставлЯл  все  мои
охоты - и ехал в неприЯтное  мне  —урасово,  где  ожидали  менЯ  те  же  две
комнаты в богатом, но чужом доме,  которые  прежде  мы  занимали,  и  те  же
вечные гости. ‘ад с  Яблоками,  которых  мне  и  есть  не  давали,  менЯ  не
привлекал; ни уженьЯ, ни Ястребов, ни  голубей,  ни  свободы  везде  ходить,
везде гулЯть и все говорить, что захочетсЯ; вдобавок ко всему Я очень  знал,
что мать не будет заниматьсЯ и разговаривать со мною  так,  как  в  Ѓагрове,
потому что ей будет некогда, потому что она или будет сидеть в гостиной,  на
балконе, или будет гулЯть в саду с бабушкой и  гостЯми,  или  к  ней  станут
приходить гости; слово "гости"  начинало  делатьсЯ  мне  противным...  ’акие
мысли бродили у менЯ в  голове,  и  Я  печально  сидел  рЯдом  с  сестрицей,
прижавшись в угол кареты. Ћтец также был печален; ему так  же,  как  и  мне,
жалко было покинуть Ѓагрово, и еще  более  грустно  ему  было  расстатьсЯ  с
матерью, моей бабушкой, котораЯ очень хизнула* в последнее  времЯ,  как  все
замечали, и которую он очень горЯчо любил. Ќо моЯ мать  была  довольна,  что
уехала из Ѓагрова: она не любила его и всегда говорила, что все  ее  болезни
происходЯт от низкого и сырого местоположениЯ этой деревни.  Џосле  довольно
долгого молчаниЯ мать обратилась ко мне и сказала: "—то ты забилсЯ  в  угол,
‘ережа? Ќичего не говоришь и в окошко  не  смотришь?"  џ  отвечал,  что  мне
жалко Ѓагрова, - и высказал все, что у менЯ было  на  душе.  Њать  старалась
менЯ уверить, что —урасово гораздо лучше Ѓагрова, что там сухой  и  здоровый
воздух, что хотЯ нет гнилого пруда, но  зато  множество  чудесных  родников,
которые бьют из горы и бегут по камешкам; что в —урасове такой сад, что  его
в три днЯ не исходишь, что в нем несколько тысЯч  Яблонь,  покрытых  спелыми
румЯными Яблоками, что какие там оранжереи, персики, груши, какое  множество
цветов, от которых прекрасно пахнет, и что,  наконец,  там  есть  еще  много
книг, которых Я не читал. ‚се это мать говорила с жаром и  с  увлечением,  и
все это в то же времЯ было  совершенно  справедливо,  и  Я  не  мог  сказать
против ее похвал ни одного слова; мой ум был совершенно побежден, но  сердце
не соглашалось, и когда мать спросила менЯ: "Ќе правда ли,  что  в  —урасове
будет лучше?" - Я ту ж минуту отвечал, что люблю больше Ѓагрово  и  что  там
веселее. Њать улыбнулась и сказала: "’ы еще мал и ничего, кроме Ѓагрова,  не
видывал, а когда поживешь  летом  в  —урасове,  так  заговоришь  другое".  џ
отвечал, что всегда буду то же говорить. "’ы  еще  глуп",  -  возразила  мне
мать с некоторым неудовольствием.  Њне  стало  еще  грустнее.  Џод  влиЯнием
каких-то мыслей и чувств продолжалась наша дорога.
     ______________
     * •изнуть - хилеть, дрЯхлеть.

     •отЯ Я уже ездил один раз в —урасово, но местность всего пути была  мне
совершенно неизвестна. ‚о-первых, потому, что тогда  стоЯла  зима,  а  зимой
под сугробами снега ничего не увидишь и не заметишь,  а  во-вторых,  потому,
что летнЯЯ дорога отчасти шла по другим, более степным местам. ‚  первый  же
день мы ночевали возле татарской деревни Ѓайтуган, на берегу  полноводной  и
очень рыбной реки ‘ок. ђазумеетсЯ, под каретой были подвЯзаны четыре  удочки
с  удилищами;  мы  с  отцом  и  …всеичем  успели  поудить  и  выудили  много
прекрасных окуней, что несколько успокоило  наше  общее  грустное  состоЯние
духа.
     Ќа другой или на третий день, хорошенько не помню, приехали  мы  поутру
в  огромную  слободу  пахотных  солдат,   называемую   Љрасным   поселением,
расположенную на реке Љондурче, котораЯ была немного поменьше ‘ока,  но  так
же красива, омутиста и рыбна. ‘ъехав с дороги,  мы  остановились  кормить  у
самого моста. ќта кормежка мне очень памЯтна, потому что ею как-то все  были
довольны. Њы с отцом уже покорились своей судьбе и переставали  тосковать  о
Ѓагрове. Њать, которой, без сомнениЯ, наскучили наши печальные  лица,  очень
этому обрадовалась и старалась еще более развеселить  нас;  сама  предложила
нам пойти удить  на  мельницу,  котораЯ  находилась  в  нескольких  десЯтках
шагов, так что шум  воды,  падающей  с  мельничных  колес,  и  даже  гуденье
жерновов раздавалось в ушах и заставлЯло нас говорить громче  обыкновенного.
Ќе успели  мы  выпрЯчь  лошадей,  как  прибежали  крестьЯнские  мальчики  из
Љрасного  поселениЯ  и  принесли  нам  множество  крупных   раков,   которые
изобильно водились в небольших озерах по Љондурче. „лЯ нас  с  отцом,  кроме
вкусного блюда, раки имели особенную цену: мы запаслись ими длЯ уженьЯ  -  и
не понапрасну. Ћтец  и  …всеич  выудили  на  раковые  сырые  шейки  в  самое
короткое  времЯ  очень  много  и  очень  крупной  рыбы,  особенно  окуней  и
небольших жерехов, которые брали беспрестанно в глубокой Яме  под  вешнЯком,
около свай и кауза. Љ прискорбию моему, Я не мог участвовать в  такого  рода
уженье: оно было мне еще не по летам и на маленькую  свою  удочку  таскал  Я
маленьких рыбок на мелком, безопасном  месте,  сидЯ  на  плотине.  Љогда  мы
весело возвращались с  богатой  добычей,  милаЯ  сестрица  выбежала  ко  мне
навстречу с радостным криком  и  с  полоскательной  чашкой  спелой  ежевики,
которую набрала она (то есть Џараша) по кустам мелкой уремы, растущей  около
живописной Љондурчи.
     Њать чувствовала  себЯ  здоровою  и  была  необыкновенно  весела,  даже
шутлива.  ‚  тени  кареты  накрыли  нам   стол,   составленный   из   досок,
утвержденных на двух отрубках дерева; принесли скамеек с мельницы, и  у  нас
устроилсЯ такой обед, которого вкуснее и веселее, как  мне  казалось  тогда,
не может быть на свете. Љогда моЯ мать была здорова и весела, то  все  около
нее делались  веселы;  это  Я  замечал  уже  и  прежде.  ‡а  этим  обедом  Я
совершенно забыл об  оставленном  Ѓагрове  и  примирилсЯ  с  ожидающим  менЯ
—урасовым. џ был уверен, что и мой отец чувствовал точно то же,  потому  что
лицо его, как мне  казалось,  стало  гораздо  веселее:  даже  сестрица  моЯ,
котораЯ немножко боЯлась матери, на этот раз так  же  резвилась  и  болтала,
как иногда без нее.
     Ќа следующий день поутру мы приехали  в  ‚ишенки.  ‡имой  Я  ничего  не
заметил, но  летом  увидел,  что  это  было  самое  скучное  степное  место.
ЏересыхающаЯ во многих местах речка ЃерлЯ,  запруженнаЯ  навозною  плотиной,
без чего летом не осталось бы и капли  воды,  загнившаЯ,  покрытаЯ  какой-то
пеной, была очень некрасива, к  тому  же  берега  ее  были  завалены  целыми
горами навоза, над которыми тЯнулись рЯды крестьЯнских изб; кое-где  торчали
высокие коромыслы колодцев, но вода и в них была мутна  и  солодковата.  „лЯ
питьЯ воду доставали довольно далеко из  маленького  родничка.  €  по  всему
этому плоскому месту, не только деревьев, даже зеленого кустика не было,  на
котором мог бы отдохнуть глаз, только в нижнем огороде стоЯли  две  огромные
ветлы.   ‚прочем,   селение   считалось   очень   богатым,    чему    лучшим
доказательством служили гумна, полные копен  старого  хлеба,  многочисленные
стада коров и овец и такие же табуны отличных лошадей. ‚се  это  мы  увидели
своими глазами,  когда  на  солнечном  закате  были  пригнаны  господские  и
крестьЯнские стада. ‘трашнаЯ пыль  долго  стоЯла  над  деревней,  и  мычанье
коров и блеЯнье овец долго раздавалось в вечернем воздухе. Ћтец мой  сказал,
что еще большаЯ половина разного скота  ночует  в  поле.  Ћн  с  восхищением
говорил  о  хлебородной  вишенской  земле,  состоЯщей  в  иных   местах   из
трехаршинного чернозема. ‚ечером, говорЯ  со  старостой,  отец  мой  сказал:
"‚се у вас хорошо, да воды только нет. ЋшибсЯ дЯдЯ Њихайла Њаксимыч, что  не
поселил деревню версты три  пониже:  там  в  Ѓерле  воды  уже  много,  да  и
мельница была бы у вас в деревне".  Ќо  староста  с  поклоном  доложил,  что
ошибки тут не было. "‚се вышло от нашей глупости, батюшка Ђлексей  ‘тепаныч.
•оша Я еще был махонькой, когда нас со старины  сюда  переседили,  а  помню,
что не токма у нас на деревне,  да  и  за  пЯть  верст  выше,  в  Ѓерлинских
вершинах, воды было много и по всей речке рос лес; а старики наши, да  и  мы
за ними, лес-то весь повырубили,  роднички  затоптала  скотинка,  вода-то  и
пересохла. ‚от и Њедвежий враг - ведь какой был лес! и тот  вывели;  осталсЯ
один молодежник -  и  оглобли  не  вырубишь.  Ќонче  зато  и  маемсЯ,  топим
соломой, а на лучину и на крестьЯнские поделки покупаем лес в ѓрЯзнухе".
     Ћтец мой очень сожалел об  этом  и  тут  же  приказал  старосте,  чтобы
Њедвежий  враг  был  строго  заповедан,  о  чем  хотел  немедленно  доложить
Џрасковье €вановне и обещал прислать особое от нее приказание.
     ”лигель, в котором мы остановились, был точно так же прибран к  приезду
управлЯющего, как и прошлого  года.  ’очно  так  же  рыцарь  грозно  смотрел
из-под забрала своего шлема с  картины,  висевшей  в  той  комнате,  где  мы
спали. Ќа другой картине так же лежали синие виноградные  кисти  в  корзине,
разрезанный красный арбуз с черными семечками на блюде и наливные Яблоки  на
тарелке. Ќо Я заметил перемену в себе: картины, которые мне так  понравились
в первый наш приезд, показались мне не так хороши.
     Џосле  обеда  отец  мой  ездил  осматривать  хлебные  полЯ;  здесь  уже
кончилось  ржаное  жнитво,  потому  что  хлеб  в  ‚ишенках  поспевает  двуми
неделЯми ранее; зато здесь только что начинали сеЯть господскую  рожь,  а  в
Ѓагрове отсевались. ‡десь уже с неделю, как принЯлись жать  Яровые:  пшеницы
и полбы. ЏолЯ были очень удалены, на каком-то наемном участке  в  "Ћрловской
степи"*. Њать не пустила менЯ, да и отец не хотел  взЯть,  опасаЯсь,  что  Я
слишком утомлюсь.
     ______________
     * Ќазвание "Ћрловской степи" носила соседственнаЯ  с  ‚ишенками  землЯ,
отдаваемаЯ внаймы от казны, но прежде принадлежавшаЯ графу Ћрлову.  (Џримеч.
автора.)

     Ќа другой день, выехав не  так  рано,  мы  кормили  на  перевозе  через
чудесную, хотЯ не слишком широкую реку —еремшан, в богатом селе  Ќикольском,
принадлежавшем помещику „урасову. Ќе переезжаЯ на другую сторону реки,  едва
мы успели расположитьсЯ на песчаном берегу, отвЯзали удочки, достали  червей
и, по рассказам  мальчишек,  удивших  около  парома,  хотели  было  идти  на
какое-то диковинное место, "где рыба так и хватает,  даже  берут  стерлЯди",
как ЯвилсЯ парадноодетый лакей от „урасова с покорнейшею  просьбою  откушать
у него и с извещением, что сейчас  приедет  за  нами  колЯска.  „урасов  был
известный богач, славилсЯ хлебосольством и жил  великолепно;  прошлого  года
он познакомилсЯ с нами в —урасове у Џрасковьи €вановны. Ћтец  и  мать  сочли
неучтивостью отказатьсЯ и обещали приехать. Ѓоже  мой!  Љакой  это  был  длЯ
менЯ удар, и вовсе неожиданный! Њелькнула было надежда, что нас с  сестрицей
не возьмут; но мать сказала, что  боитсЯ  близости  глубокой  реки,  боитсЯ,
чтоб Я не подбежал к берегу и не упал в воду, а как сестрица моЯ к  реке  не
пойдет, то приказала ей остатьсЯ,  а  мне  переодетьсЯ  в  лучшее  платье  и
отправлЯтьсЯ  в  гости.  ‘коро  приехала  щегольскаЯ   колЯска,   заложеннаЯ
четверкой, с форейтором и  с  двумЯ  лакеЯми.  Њы  с  отцом  довольно  скоро
переоделись; мать, устроив  себе  уборную  в  лубочном  балагане,  где  жили
перевозчики, одевалась долго и вышла такою нарЯдною, какою Я очень давно  ее
не видел. Љак она была хороша, как все ей шло к  лицу!  ЏеребираЯ  в  памЯти
всех мне известных молодых женщин, Я опЯть решил, что нет  на  свете  никого
лучше моей матери!
     Џосередине  большой  площади,  с  двух  боков   застроенной   порЯдками
крестьЯнских  изб,   стоЯла   каменнаЯ   церковь,   по-тогдашнему   новейшей
архитектуры. Љаменный двухэтажный дом, соединЯющийсЯ  сквозными  колоннадами
с флигелЯми,  составлЯл  одну  сторону  четырехугольного  двора  с  круглыми
башнЯми по углам. ‚се  надворные  строениЯ  служили  как  бы  стенами  этому
двору; бесконечный старый сад, с прудами и речкою, примыкал к нему с  одного
бока; главный фасад дома выходил на реку —еремшан.  џ  ничего  подобного  не
видывал, а потому был очень поражен и  сейчас  приложил  к  действительности
жившие в моей  памЯти  описаниЯ  рыцарских  замков  или  загородных  дворцов
английских лордов, читанные мною  в  книгах.  ‹юбопытство  мое  возбудилось,
воображение  разыгралось,  и  Я  начал  уже  на  все  смотреть  с  ожиданием
чего-нибудь необыкновенного.
     Њы въехали  на  широкий  четвероугольный  двор,  посреди  которого  был
устроен мраморный фонтан  и  солнечные  часы:  они  были  окружены  широкими
красивыми  цветниками  с  песчаными  дорожками.   ‚еликолепное   крыльцо   с
фонарЯми, вазами и  статуЯми  и  еще  великолепнейшаЯ  лестница,  посередине
устланнаЯ  коврами,  обставленнаЯ   оранжерейными   деревьЯми   и   цветами,
превзошли мои  ожиданиЯ,  и  Я  из  дворца  английского  лорда  перелетел  в
очарованный замок ехеразады. ‚ зале встретил  нас  хозЯин  самого  простого
вида,  невысокий  ростом  и  немолодой  уже  человек.   Џосле   обыкновенных
учтивостей он подал руку моей матери и повел ее в гостиную.
     ЋбитаЯ бархатом или штофом мебель из красного дерева с бронзою,  разные
диковинные столовые часы, то в брюхе льва, то в голове человека,  картины  в
раззолоченных рамах - все было так богато,  так  роскошно,  что  чурасовское
великолепие могло назватьсЯ бедностью в сравнении с Ќикольским дворцом.  Џри
первых расспросах, узнав, что мать оставила  мою  сестрицу  на  месте  нашей
кормежки, гостеприимный хозЯин стал  упрашивать  мою  мать  послать  за  ней
колЯску;  мать  долго  не   соглашалась,   но   принуждена   была   уступить
убедительным и настоЯтельным его просьбам. Њежду тем „урасов  предложил  нам
посмотреть его сад, оранжереи  и  теплицы.  Ќетрудно  было  догадатьсЯ,  что
хозЯин очень любил показывать  и  хвастатьсЯ  своим  домом,  садом  и  всеми
заведениЯми; он прЯмо говорил, что у него в Ќикольском  все  отличное,  а  у
других дрЯнь. "„а у менЯ и свиньи такие есть, каких здесь не видывали; Я  их
привез в горнице на колесах из Ђнглии.  “  них  теперь  особый  дом.  •отите
посмотреть? Ћни здесь недалеко. џ всЯкий день раза  по  два  у  них  бываю".
Ћтец с матерью согласились, и мы пошли. ‚ самом деле, в глухой стороне  сада
стоЯл красивый домик. ‚ передней комнате жил скотник и скотница,  а  в  двух
больших комнатах жили две чудовищные свиньи, каждаЯ  величиною  с  небольшую
корову. •озЯин ласкал их и называл какими-то именами.  Ћн  особенно  обращал
наше внимание на их уши, говорЯ: "Џосмотрите на уши, точно печные  заслоны!"
Џодивившись на свиней, которые мне не понравились, а  показались  страшными,
пошли мы по теплицам и оранжереЯм: диковинных цветов, растений, винограду  и
плодов было великое множество. •озЯин поспешил нам сказать, что  это  фрукты
поздней пристановки и что ранней - все давно сошли. ’ут Џараша  привела  мою
милую сестрицу, котораЯ, издали увидев нас, прибежала к нам бегом, а  Џараша
проворно воротилась. „урасов  рвал  без  разбора  всЯкие  цветы  и  плоды  и
столько надавал нам, что некуда  было  девать  их.  Ћн  очень  обласкал  мою
сестрицу, котораЯ была удивительно как смела и мила, называл  ее  красавицей
и своей невестой... ќто напомнило мне давнопрошедшие истории с ‚олковым;  и,
хотЯ Я с некоторой гордостью думал, что  был  тогда  глупеньким  дитЯтей,  и
теперь понимал, что семилетнЯЯ девочка не может быть невестой  сорокалетнего
мужчины; но слово "невеста" все-таки неприЯтно щекотало ухо.
     ’олько что воротились мы в гостиную и сели отдохнуть, потому что  много
ходили, как вошел человек, богато одетый, точно наш уфимский  губернатор,  и
доложил, что кушанье  поставлено.  џ  сейчас  спросил  тихонько  мать:  "Љто
это?" - и она успела шепнуть мне, что это главный официант. џ в  первый  раз
услышал это слово, совершенно не понимал его,  и  оно  нисколько  не  решало
моего вопроса. „урасов одну руку подал  матери  моей,  а  другою  повел  мою
сестрицу. ЏройдЯ несколько комнат, одна другой богаче, мы вошли в  огромную,
великолепную и очень высокую залу, так высокую, что вверху находилсЯ  другой
рЯд окон. Ќебольшой  круглый  стол  был  убран  роскошно:  посредине  стоЯло
прекрасное дерево с цветами и плодами; граненый хрусталь, серебро  и  золото
ослепили мои глаза. ‘естрицу мою хозЯин посадил возле себЯ и велел  принесть
длЯ нее вышитую подушку. ’олько что подали стерлЯжью  уху,  которою  заранее
хвалилсЯ хозЯин, говорЯ,  что  лучше  черемшанских  стерлЯдей  нет  во  всей
ђоссии, как вдруг заднЯЯ стена залы зашевелилась, поднЯлась  вверх,  и  гром
музыки поразил мои уши! Џередо мной открылось возвышение, на котором  сидело
множество людей,  державших  в  руках  неизвестные  мне  инструменты.  џ  не
слыхивал ничего, кроме скрипки, на которой кое-как игрывал  дЯдЯ,  лакейской
балалайки и мордовской волынки. џ был подавлен изумлением, уничтожен.  „ержа
ложку в руке, Я превратилсЯ сам в статую и  смотрел,  разинЯ  рот  и  выпуча
глаза, на эту кучу людей, то есть  на  оркестр,  где  все  проворно  двигали
руками взад и вперед, дули ртами, и откуда вылетали чудные,  восхитительные,
волшебные звуки, то как будто замиравшие, то превращавшиесЯ  в  рев  бури  и
даже громовые удары... •озЯин, заметЯ мое изумление,  был  очень  доволен  и
громко хохотал, напоминаЯ мне, что уха простынет. Ќо Я и не  думал  об  еде.
Њатери моей было неприЯтно мое смущение, или, лучше сказать, мое  изумление,
и она шепнула мне, чтоб Я перестал смотреть на музыкантов,  а  ел...  ’рудно
было  мне  вполне  повиноватьсЯ!   —ерпаЯ   ложкой   уху,   Я   беспрестанно
заглЯдывалсЯ на оркестр музыкантов и  беспрестанно  обливалсЯ.  „урасов  еще
громче хохотал, отец улыбалсЯ, а мать краснела  и  сердилась.  ‘естрица  моЯ
сначала также была удивлена, но потом сейчас успокоилась,  принЯлась  кушать
и смеЯлась, глЯдЯ на менЯ.
     Ќемного съел Я диковинной ухи  и  сдал  почти  полную  тарелку.  Њузыка
прекратилась. ‚се хвалили искусство  музыкантов.  џ  принЯлсЯ  было  усердно
есть какое-то  блюдо,  которого  Я  никогда  прежде  не  ел,  как  вдруг  на
возвышенности показались две девицы в прекрасных  белых  платьЯх,  с  голыми
руками и шеей, все в завитых локонах; держа в руках какие-то  листы  бумаги,
они подошли к самому краю возвышениЯ, низко присели (Я отвечал им  поклоном)
и принЯлись петь. Њой поклон вызвал новый хохот у „урасова  и  новую  краску
на лице моей матери. Ќо пение менЯ не увлекло: слова были мне  непонЯтны,  а
напевы еще менее. џ вспомнил песни наших  горничных  девушек  и  решил,  что
Њатреша поет гораздо лучше. ‚следствие  такого  решениЯ  Я  стал  заниматьсЯ
кушаньем и до конца обеда уже не привлек на себЯ вниманиЯ  хозЯина.  Џрежним
порЯдком воротились мы в гостиную. Џосле кофе  „урасов  предложил  было  нам
катанье на лодке с роговой музыкой по —еремшану,  приговариваЯ,  что  "таких
рогов ни у кого нет", но отец с матерью не согласились, извинЯЯсь  тем,  что
им необходимо завтра рано поутру переправитьсЯ через ‚олгу. „урасов не  стал
долее удерживать; очень ласково простилсЯ с нами, расцеловал мою сестрицу  и
проводил нас до колЯски, котораЯ была нагружена  цветами,  плодами  и  двумЯ
огромными свертками конфет.
     ‚оротЯсь, мы поспешили переодетьсЯ и пустились в  дальнейший  путь.  ‚о
всю дорогу, почти до самой ночевки, Я  не  переставал  допрашивать  отца,  и
особенно мать, обо всем слышанном и виденном мною в этот день.  Ћтветы  вели
к новым вопросам, и объЯснениЯ требовали новых  объЯснений.  Ќаконец  Я  так
надоел матери, что она велела мне более не расспрашивать ее  об  Ќикольском.
џ обратилсЯ к отцу и вполголоса продолжал говорить с ним о том  же,  сообщаЯ
при случае и мои собственные замечаниЯ и  догадки.  ‚полне  не  разрешенными
вопросами остались: отчего вода из  фонтана  била  вверх?  отчего  солнечные
часы показывают времЯ? как они устроены? и что такое значит  возвышение,  на
котором сидели музыканты? Љогда  же  Я  спросил,  кто  такие  эти  красавицы
барышни, которые пели, отец отвечал мне, что это были  крепостные  горничные
девушки „урасова, выученные пенью в Њоскве. —то  же  они  такое  пели  и  на
каком Языке - этого опЯть не знали мой отец и  мать.  Љогда  речь  дошла  до
хозЯина, то мать вмешалась в наш разговор и сказала, что он человек  добрый,
недальний, необразованный, и в то же времЯ самый тщеславный, что он,  увидев
в Њоскве и Џетербурге, как живут роскошно и пышно знатные богачи, захотел  и
сам так же жить, а как устроить ничего не  умел,  то  и  нанЯл  себе  разных
мастеров, немцев и французов, но,  увидЯ,  что  дело  не  ладитсЯ,  приискал
какого-то промотавшегосЯ господина, чуть ли  не  кнЯзЯ,  длЯ  того  чтоб  он
завел в его Ќикольском все на барскую ногу; что „урасов  очень  богат  и  не
щадит денег на свои затеи; что несколько раз в год он дает такие  праздники,
на которые съезжаетсЯ к нему всЯ губерниЯ. Њать пожурила менЯ, зачем  Я  был
так смешон, когда  услышал  музыку:  "’ы  точно  был  крестьЯнский  мальчик,
который сроду ничего не видывал, кроме своей  избы,  и  которого  привели  в
господский дом". џ отвечал, что Я точно сроду ничего подобного не видывал  и
потому был так удивлен. Њать возразила, что  не  надобно  показывать  своего
удивлениЯ, а Я спросил, длЯ чего не надобно его показывать. "„лЯ  того,  что
это было смешно, а мне стыдно за тебЯ", - сказала мать. “ менЯ вертелось  на
уме и на Языке новое возражение в виде  вопроса,  но  Я  заметил,  что  мать
сердитсЯ, и замолчал; мы же в это самое времЯ приехали на ночевку в  деревню
Љрасный џр, в двенадцати верстах от ‘имбирска и в десЯти от переправы  через
‚олгу. Њы  должны  были  поспеть  на  перевоз  на  солнечном  восходе,  чтоб
переправитьсЯ через реку в тихое времЯ, потому что каждый день,  как  только
солнышко обогреет, разыгрывалсЯ сильный ветер.
     Џроснувшись рано поутру, Я увидел, что наша карета  отпрЯжена  и  стоит
на  отлогом  песчаном  берегу.  ‘олнышко  только  что  взошло.  Ѓыло   очень
прохладно, и  даже  в  карете  пахло  какой-то  особенной  свежей  сыростью,
котораЯ чувствуетсЯ только на песчаных берегах больших рек.  ќто  совсем  не
то, что сырость от  прудов  или  болот,  всегда  имеющаЯ  неприЯтный  запах.
„вухверстнаЯ быстро текущаЯ  ширина  ‚олги  поразила  менЯ,  и  Я  с  ужасом
смотрел на это  пространство,  которое  надобно  нам  переплыть.  Ќас  одели
потеплее и посадили на опрокинутую лодку. Џо берегам  тЯнулись,  как  узоры,
следы сбежавших волн, и можно было видеть, как  хлестали  и  куда  доставали
они во времЯ бури. ќто были гладкие  окраины  из  крупного  песка  и  мелкой
гальки. ‘таи мартышек с криком вились над  водой,  падаЯ  иногда  на  нее  и
нырЯЯ, чтоб  поймать  какую-нибудь  рыбку.  ‘имбирск  с  своими  церквами  и
каменным  губернаторским  домом,  на  высокой   горе,   покрытой   сплошными
плодовитыми садами, представлЯл великолепный вид; но Я мало обращал на  него
вниманьЯ. Ћколо менЯ кипела шумнаЯ  суматоха.  Ќа  перевозе  ночевало  много
народу, и уже одна большаЯ завознЯ, битком набитаЯ  лошадьми  и  телегами  с
приподнЯтыми передками и торчащими вверх оглоблЯми,  чернелась  на  середине
‚олги, а другаЯ торопливо  грузилась,  чтобы  воспользоватьсЯ  благополучным
временем. Џеревозчиков из  деревни  —асовни,  лежащей  на  берегу,  набежало
множество, предлагаЯ нам свои услуги. “ них был какой-то  староста,  который
говорил моему отцу, чтоб он не всем верил, и что  многие  из  них  вовсе  не
перевозчики,  и  чтобы  мы  положились  во  всем  на  него.  Ќагрузилась  до
последней возможности и другаЯ завознЯ, отвЯзали  причалы,  оттолкнулись  от
пристани и тихо пошли  на  шестах  вверх  по  реке,  держась  около  берега.
Џодвели третью завозню, самую лучшую и прочную, как уверЯли, поставили  нашу
карету, кибитку и всех девЯть лошадей. Ќе привыкшие к  подобным  переправам,
добрые наши кони храпели и фыркали; привЯзать их к карете или  перекладинам,
которыми с двух сторон загораживали завозню, было невозможно, и каждую  пару
держали за поводьЯ наши кучера и люди: с  нами  остались  только  …всеич  да
Џараша. Ќикому из посторонних не позволили  грузитьсЯ,  и  вот  тронулась  и
наша  завознЯ,  и  тихо  пошла  вверх,  также  на  шестах.  "‚зводись  выше,
молодцы! - кричал с  берега  староста.  -  Ќадо  убить  прЯмо  на  перевоз".
Ќеравнодушно смотрел Я на эту картину и со  страхом  замечал,  что  ветерок,
который сначала едва тЯнул с восхода, становилсЯ сильнее, и что  поверхность
‚олги беспрестанно менЯла свой цвет, - то темнела, то светлела, - и  крупнаЯ
рЯбь  бесконечными  полосами  бороздила  ее  мутную  воду.  Џроворно  подали
большую косную лодку, шестеро гребцов сели в весла, сам староста или  хозЯин
стал у кормового весла. Ќас подхватили под руки, перевели и перенесли в  это
легкое судно; мы расселись по лавочкам на самой его середине,  оттолкнулись,
и лодка, скользнув по воде, тихо поплыла, сначала также вверх;  но,  проплыв
сажен сто, хозЯин громко сказал: "апки долой,  призывай  бога  на  помочь!"
‚се и он сам снЯли шапки и перекрестились; лодка на минуту  приостановилась.
"‘ богом, на перебой, работайте, молодцы",  -  проговорил  кормщик,  налегши
обеими руками и всем телом на рукоЯтку тЯжелого кормового весла,  опустЯ  ее
до самого дна кормы и таким образом поднЯв нижний конец, он перекинул  весло
на другую сторону и повернул нос лодки поперек ‚олги. ѓребцы дружно легли  в
весла, и мы быстро понеслись. ‘трах давно уже овладевал мною; но  Я  боролсЯ
с ним и скрывал сколько мог; когда же  берег  стал  уходить  из  глаз  моих,
когда мы попали  на  стрежень  реки  и  страшнаЯ  громада  воды,  вертЯщейсЯ
кругами, стремительно текущей  с  непреодолимою  силою,  обхватила  со  всех
сторон и понесла вниз, как щепку, нашу косную лодочку,  -  Я  не  мог  долее
выдерживать, закричал, заплакал и спрЯтал свое лицо на груди  матери.  ѓлЯдЯ
на менЯ, заплакала и сестрица.  Ћтец  смеЯлсЯ,  называЯ  менЯ  трусишкой,  а
мать, котораЯ и в бурю не боЯлась воды, сердилась и доказывала мне, что  нет
ни малейшей причины боЯтьсЯ. Џролежав несколько времени с закрытыми  глазами
и понимаЯ, что это стыдно, Я стал понемногу открывать  глаза  и  с  радостью
заметил, что гора с ‘имбирском приближалась к нам. ‘естрица уже  успокоилась
и весело болтала. ‘трах мой  начал  проходить;  подплываЯ  же  к  берегу,  Я
развеселилсЯ, что всегда со  мной  бывало  после  какого-нибудь  страха.  Њы
вышли на крутой берег и сели на толстые  бревна,  каких  там  много  лежало.
‡авознЯ  с  нашей  каретой  плыла  еще  посередине  ‚олги;  маханье  веслами
казалось издали ребЯчьей игрушкой и, по-видимому, нисколько  завозни  к  нам
не приближало. ‚етер усиливалсЯ, карета  парусила,  и  все  утверждали,  что
наших порЯдочно снесет вниз. Ћколо нас, по  крутому  скату,  были  построены
лубочные лавочки, в  которых  продавали  калачи,  прЯники,  квас  и  великое
множество Яблок. Њать, котораЯ очень их  любила,  пошла  сама  покупать,  но
нашла, что Яблоки продавались не совсем  спелые,  и  сказала,  что  это  все
падаль; кое-как, однако, нашла она с десЯток спелых и, выбрав  одно  Яблоко,
очень сладкое, разрезала его, очистила и дала нам с сестрицей по  половинке.
џ вообще мало едал сырых плодов, и Яблоко показалось мне  очень  вкусным.  ‚
ожидании завозни отец мой, особенно любивший рыбу, поехал на рыбачьей  лодке
к прорезЯм и привез целую свЯзку  нанизанных  на  лычко  стерлЯдей,  чтоб  в
‘имбирске сварить из них уху. џ и не  думал  проситьсЯ  с  отцом:  менЯ  бы,
конечно, не пустили, да Я и сам  боЯлсЯ  маленькой  лодочки,  но  зато  Я  с
большим удовольствием рассмотрел  стерлЯдок;  живых  мне  еще  не  удавалось
видеть, и Я выпросил позволение подержать их по  крайней  мере  в  руках.  ‚
ближайшей церкви раздалсЯ благовест, и колокольный звон,  которого  Я  давно
не слыхал и как-то даже мало замечал в “фе, поразил мое ухо и очень  приЯтно
отозвалсЯ у менЯ в душе. Ќаконец  и  наша  завознЯ  с  каретой  и  лошадьми,
которую точно несколько снесло, причалила к пристани;  экипажи  выгрузили  и
стали запрЯгать лошадей; отец расплатилсЯ за перевоз, и мы пошли  пешком  на
гору. ‘имбирскаЯ гора,  или,  лучше  сказать,  подъем  на  ‘имбирскую  гору,
высокую, крутую и косогористую, был тогда таким тЯжелым делом,  что  даже  в
сухое времЯ считали его более затруднительным,  чем  самую  переправу  через
‚олгу; во времЯ же грЯзи  длЯ  тЯжелого  экипажа  это  было  препЯтствие,  к
преодолению которого требовались неимоверные усилиЯ; это  был  подвиг,  даже
небезопасный. Џо счастью, погода стоЯла сухаЯ. Љогда  мы  взошли  на  первый
взлобок горы, карета догнала нас; чтобы остановитьсЯ как-нибудь на  косогоре
и дать вздохнуть лошадЯм, надобно было подтормозить оба колеса  и  подложить
под них камни или поленьЯ, которыми мы запаслись: без того карета  стала  бы
катитьсЯ назад. Џотом все взошли, пешком же, на другую крутизну, на  которой
также кое-как остановили карету. Њать устала и не могла более идти и  потому
со мной и с моей сестрицей  села  в  экипаж,  а  все  прочие  пошли  пешком.
Љрепкие и сильные наши лошади были все в мыле и так тЯжело дышали,  что  мне
жалко было на них смотреть. ’аким образом, останавливаЯсь несколько  раз  на
каждом удобном месте, поднЯлись мы благополучно на эту исполинскую гору*.  “
бабушки Џрасковьи €вановны был свой дом в ‘имбирске, в который она,  однако,
никогда  не  въезжала.  Њы  остановились  в  нем.  „ом   был   по-тогдашнему
прекрасный, хорошо убран и увешан картинами,  до  которых  покойный  Њихайла
Њаксимыч, как видно, был большой охотник. …сли б Я не видел Ќикольского,  то
и этот дом показалсЯ бы  мне  богатым  и  роскошным;  но  после  Ќикольского
дворца Я нашел его не стоЯщим вниманиЯ.
     ______________
     *  ‚последствии  этот  въезд  понемногу  срывали,  и  он  год  от  году
становилсЯ положе и легче; но только недавно устроили его  окончательно,  то
есть сделали вполне удобным, спокойным и безопасным. (Џримеч. автора.)

     Ћтец с матерью ни с кем  в  ‘имбирске  не  виделись;  выкормили  только
лошадей да поели  стерлЯжьей  ухи,  котораЯ  показалась  мне  лучше,  чем  в
Ќикольском, потому что той Я почти не ел, да и вкуса ее не заметил: до  того
ли мне было!..
     —аса в два мы выехали из ‘имбирска в —урасово и на  другой  день  около
полден туда приехали.
     ЏрасковьЯ €вановна давно ожидала нас и  чрезвычайно  нам  обрадовалась;
особенно она ласкала мою мать и говорила ей: "џ знаю, ‘офьЯ  Ќиколавна,  что
если б не ты, то Ђлексей не собралсЯ  бы  поднЯтьсЯ  из  Ѓагрова  в  деловую
пору; да, чай, и Ђрина ‚асильевна не пускала. Ќу, теперь покажу Я тебе  свой
сад во всей его красоте. џблоки только что поспели, а  иные  еще  поспевают.
Љак нарочно, урожай отличный. Џосмотрю Я, какаЯ ты охотница до Яблок?"  Њать
с искреннею радостью обнимала приветливую хозЯйку и говорила, что если б  от
нее зависело,  то  она  не  выехала  бы  из  —урасова.  Ђлександра  €вановна
Љовригина также очень обрадовалась нам и сейчас  послала  сказать  Њиницким,
что мы приехали. ѓостей на  этот  раз  никого  не  было,  но  скоро  ожидали
многих.
     ЏрасковьЯ €вановна, не дав нам опомнитьсЯ  и  отдохнуть  после  дороги,
сейчас повела в свой сад. ‚ самом  деле,  сад  был  великолепен:  Яблони,  в
бесчисленном количестве, обремененные всеми  возможными  породами  спелых  и
поспевающих Яблок, блиставших Яркими красками, гнулись под их тЯжестью;  под
многие ветви были подставлены подпорки, а некоторые были привЯзаны к  стволу
дерева, без чего они бы сломились от множества плодов. ‘ильные родники  били
из горы по всему скату и падали по уступам натуральными каскадами,  журчали,
пенились и потом текли прозрачными, красивыми ручейками,  освежаЯ  воздух  и
оживлЯЯ местность. ЏрасковьЯ €вановна была неутомимый ходок; она водила  нас
до самого обеда то к любимым родникам, то к любимым ЯблонЯм, с которых  сама
снимала какой-то длинною рогулькою лучшие спелые  Яблоки  и  потчевала  нас.
Њать в самом деле была большаЯ охотница до Яблок и ела  их  так  много,  что
хозЯйка, наконец, перестала потчевать, говорЯ: "’ы  этак,  пожалуй,  обедать
не станешь". ‘тарый буфетчик €ванушка уже два раза приходил с докладом,  что
кушанье  простынет.  Њы  не  исходили  и  половины  сада,  но  должны   были
воротитьсЯ. Њы прЯмо прошли  в  столовую  и  сели  за  обед.  ‚  первый  раз
случилось, что и нас  с  сестрицей  в  —урасове  посадили  за  один  стол  с
большими. ‘ этих пор мы уже всегда обедали вместе, чем  мать  была  особенно
довольна. ЏрасковьЯ €вановна была так весела,  так  разговорчива,  проста  и
прЯма в своих речах, так добродушно смеЯлась, так ласково на  нас  смотрела,
что Я полюбил ее гораздо больше прежнего. Ћна показалась мне  совсем  другою
женщиной, как будто Я в первый раз ее увидел. Њы по-прежнему занЯли  кабинет
и детскую, то есть бывшую  спальню,  но  уже  не  были  стеснены  постоЯнным
сиденьем в своих комнатах, и стали иногда ходить и бегать  везде;  вероЯтно,
отсутствие  гостей  было  этому  причиной,  но  впоследствии  и  при  гостЯх
продолжалось то же. Ќа другой день приехали  из  своей  Џодлесной  Њиницкие,
которых никто не считал за гостей. Ћни встретились с моим отцом  и  матерью,
как искренние друзьЯ. ’очно так, как и вчера, мы все вместе с  Њиницкими  до
самого обеда осматривали остальную половину сада, осмотрели также  оранжереи
и грунтовые сараи; но ЏрасковьЯ €вановна до  них  была  небольшаЯ  охотница.
Ћна любила все растущее  привольно,  на  открытом,  свежем  воздухе,  а  все
добытое таким трудом, все искусственное ей не нравилось; она только  терпела
оранжереи и теплицы, и то единственно потому,  что  они  были  уже  заведены
прежде. ‚ чурасовском саду всего более нравились мне родники,  в  которых  Я
находил,  между  камешками,  множество  так  называемых   чертовых   пальцев
необыкновенной величины; у  менЯ  составилось  их  такое  собрание,  что  не
помещалось на одном окошке. ‚прочем, это удовольствие скоро  мне  наскучило,
а Яблонный сад - еще более, и Я стал с грустью вспоминать о Ѓагрове,  где  в
это  времЯ  отлично  клевали  окуни  и  где  охотники  всЯкий  день  травили
Ястребами множество перепелок. ѓораздо больше  удовольствиЯ  доставлЯли  мне
книги, которые Я  читал  с  большею  свободою,  чем  прежде.  ’ут  прочел  Я
несколько романов, как-то: "‚екфильдский свЯщенник"*, "ѓерберт,  или  Џрощай
богатство"**.  Ћсобенно  понравилась  мне  своей  таинственностью  "†елезнаЯ
маска"***: интерес увеличивалсЯ тем, что это была  не  выдумка,  а  истинное
происшествие, как уверЯл сочинитель.
     ______________
     * "‚екфильдский свЯщенник" -  роман  английского  писателЯ  Ћ.ѓолдсмита
(1728-1774). Џереведен с французского в 1786 году.
     ** "ѓерберт, или Џрощай богатство" - нравоучительный роман.  Џеревод  с
английского был сделан в 1791 году.
     *** "†елезнаЯ маска,  или  “дивительные  приключениЯ  отца  и  сына"  -
французский авантюрный роман.

     Ћтец мой,  побывав  в  ‘таром  Ѓагрове,  уехал  хлопотать  по  делам  в
‘имбирск и ‹укоЯнов. Ћн  оставалсЯ  там  опЯть  гораздо  более  назначенного
времени, чем мать очень огорчалась.
     Њежду тем опЯть начали наезжать гости в —урасово и  опЯть  началась  та
же жизнь, как и в прошлом году. ‚ этот раз Я узнал  и  разглЯдел  эту  жизнь
поближе, потому что мы  с  сестрицей  всегда  обедали  вместе  с  гостЯми  и
гораздо чаще бывали в гостиной и диванной. ‚ гостиной обыкновенно  играли  в
карты люди пожилые и более молчали, занимаЯсь игрою,  а  в  диванной  сидели
все неиграющие, по большей  части  молодые;  в  ней  было  всегда  шумнее  и
веселее, даже пели иногда романсы и русские песни. „о  сих  пор  осталось  у
менЯ в памЯти несколько куплетов песенки кнЯзЯ  •ованского*,  которую  очень
любила петь сама ЏрасковьЯ €вановна. ‚от эти куплеты:
     ______________
     * ЉнЯзь ѓ.Ђ.•ованский - второстепенный поэт XVIII века.

                         Џастухи бегут ко стаду,
                         ‚сЯк с подружкою своей;
                         Њне твердЯт лишь то в досаду:
                         Ќет, здесь нет твоих друзей.

                         Ќа полЯ зефиры мчатсЯ
                         € опЯть летЯт с полей;
                         умом их слова твердЯтсЯ:
                         Ќет, здесь нет твоих друзей.

                         ’равка, былие, цветочек,
                         †елты класы, вид полей,
                         ‚сЯкий мне твердит листочек:
                         Ќет, здесь нет твоих друзей.

                         ’ак, их нет со мной, конечно,
                         Ќет друзей души моей!
                         џ мучение сердечно
                         Ѓез моих терплю друзей.

     € эти бедные вирши (напечатанные, кажетсЯ, в  "Ђонидах")  не  только  в
пении, где мелодиЯ и голос певца или певицы  придают  достоинство  и  плохим
словам, но даже в чтении производили на менЯ живое и  грустное  впечатление.
џ выучил их наизусть и читал с большим увлечением; окружающие хвалили  менЯ.
Њать сказала об этом Џрасковье €вановне, и она очень была довольна, что  мне
так нравитсЯ любимаЯ ее песнЯ. Ћна заставила  менЯ  прочесть  ее  вслух  при
гостЯх в диванной и очень менЯ хвалила. ‘ этих пор Я  стал  пользоватьсЯ  ее
особенной благосклонностью.
     —урасовскаЯ  лакейскаЯ  и  девичьЯ   по-прежнему,   или   даже   более,
возбуждали опасениЯ  моей  матери,  и  она  заранее  взЯла  все  меры,  чтоб
предохранить менЯ от вредных впечатлений. Ћна строго приказала мне ни с  кем
не разговаривать, не вслушиватьсЯ в  речи  лакеев  и  горничных  и  даже  не
смотреть на их неприличное между собой  обращение.  …всеичу  и  Џараше  было
приказано  отдалЯть  нас  от  чурасовской  прислуги.  Ќо  исполнение   таких
приказаний трудно, и никогда нельзЯ на него полагатьсЯ. “шей не  заткнешь  и
глаз не зажмуришь, а  услыхав  или  увидав  кое-что  новое  и  любопытное  -
захочешь  услышать  или  увидеть  продолжение.  ‘амаЯ  строгость  запрещениЯ
подстрекала любопытство, и Я невольно обращал внимание на многое,  чего  мне
не надо было ни слышать, ни видеть. ЋпасаЯсь,  чтоб  не  вышло  каких-нибудь
неприЯтных историй, сходных с историей  Џараши,  а  главное,  опасаЯсь,  что
мать будет бранить менЯ, Я не все рассказывал ей, оправдываЯ себЯ  тем,  что
она сама позволила мне  не  сказывать  тетушке  ’атьЯне  ‘тепановне  о  моем
посещении ее заповедного  амбара.  „ети  необыкновенно  памЯтливы,  и  часто
неосторожно сказанное при них слово  служит  им  поощрением  к  такого  рода
поступкам, которых они  не  сделали  бы,  не  услыхав  этого  ободрительного
слова.
     џ всегда предпочитал детскому обществу общество людей  взрослых,  но  в
—урасове оно как-то менЯ не удовлетворЯло. ‘идЯ  в  диванной  и  внимательно
слушаЯ, о чем говорили, чему так громко смеЯлись, Я не мог  понЯть,  как  не
скучно  было  говорить  о  таких  пустЯках?  Ќичто   не   возбуждало   моего
сочувствиЯ, и все рассказы разных анекдотов о соседЯх, видно очень  смешные,
потому что все смеЯлись, казались мне не  занимательными  и  незабавными.  џ
пробовал даже сидеть в гостиной подле играющих в карты, но и  там  мне  было
скучно, потому что Я не понимал игры, не понимал слов и  не  понимал  споров
играющих, которые иногда довольно  горЯчились.  ‹юбимыми  гостЯми  Џросковьи
€вановны были  Ђлександр  Њихайлыч  Љарамзин  и  Ќикита  Ќикитич  ”илософов,
женатый на его сестре. Љарамзина все называли  богатырем;  и  в  самом  деле
редко можно было встретить человека такого крепкого, могучего  сложениЯ.  Ћн
был высок ростом, необыкновенно широк в плечах, довольно толст  и  в  то  же
времЯ очень строен; грудь выдавалась у него вперед колесом,  как  говоритсЯ;
нрав имел он горЯчий и веселый; нередко показывал он свою богатырскую  силу,
играЯ двухпудовыми гирЯми,  как  легкими  шариками.  Ћдин  раз,  в  припадке
веселости, схватил он толстую и высокую „арью ‚асильевну и начал метать  ею,
как ружьем солдатский артикул. ЋтчаЯнный крик испуганной старухи, у  которой
свалилсЯ платок и волосник с головы и седые  косы  растрепались  по  плечам,
поднЯл из-за карт всех гостей, и  долго  общий  хохот  раздавалсЯ  по  всему
дому; но мне жалко было бедной „арьи ‚асильевны, хотЯ Я думал в то же  времЯ
о том, какой бы чудесный рыцарь вышел из Љарамзина, если б  надеть  на  него
латы и шлем и дать ему в руки щит  и  копье.  Ќ.Ќ.”илософов  был  небольшого
роста,  но  очень  жив  и  ловок.  џзык  его  называли  бритвой:  он   шутил
беспрестанно, и Я часто слыхал выражение, что он  "мертвого  рассмешит".  Ќо
повторЯю, что все это как-то мало менЯ занимало, и Я  обратилсЯ  к  детскому
обществу милой моей сестрицы, от  которого  сначала  удалЯлсЯ.  …й  было  не
скучно в это времЯ, потому что  в  —урасове  постоЯнно  гостили  две  дочери
Њиницких, с которыми она очень подружилась. ‘таршаЯ из них, Ђ.Џ.,  была  мне
ровесница и так же, как Я, очень любила читать книжки. Ћна привезла с  собой
тетрадку стихотворений кнЯзЯ €в.Њ.„олгорукова. Ћна очень любила его стихи  и
предпочитала  всем  другим  стихам,  которые  слышала  от  менЯ.  џ   горЯчо
вступалсЯ  за  своих,  известных  мне  стихотворцев,  выученных  мною  почти
наизусть, и у нас с ней почти всегда выходили прежаркие споры.
     Џротивница моЯ не соглашалась со  мной,  и  Я,  чтоб  отомстить  ей  за
оскорбленную честь любимых мною сочинителей, бранил кнЯзЯ €вана  Њихайловича
„олгорукова, хотЯ, сказать по  правде,  он  мне  очень  нравилсЯ*,  особенно
стихи "ЃеднЯку", начинающиесЯ так:
     ______________
     *  Ќадобно  признатьсЯ,  что  и  теперь,  не  между  детьми,  а   между
взрослыми, заслуженными литераторами и дилетантами литературы,  очень  часто
происходит точно то же. (Џримеч. автора.)

                    Џарфен! Ќапрасно ты вздыхаешь
                    Ћ том, что должен жить в степи,
                    ѓде с горЯ, скуки изнываешь.
                    ’ы беден - следственно, терпи.

                    Ѓлаженство даром достаетсЯ
                    ’аким, как ты, - на небеси;
                    Ђ здесь с поклона все даетсЯ,
                    ’ы беден - следственно, терпи! и пр.

     Џотихоньку Я выучил лучшие его стихотворениЯ  наизусть.  „ело  доходило
иногда до ссоры, но ненадолго: на мировой  мы  обыкновенно  читали  наизусть
стихи  того  же  кнЯзЯ  „олгорукова,  под  названием  "‘пор".  ђечь  шла   о
достоинстве солнца и луны. џ  восторженно  декламировал  похвалы  солнцу,  а
ЊиницкаЯ повторЯла один и тот же стих,  которым  заканчивалсЯ  почти  каждый
куплет: "‚се так, да мне луна милей". ‚от как мы это делали:

џ

                     ‹уч солнца греет и питает;
                     —то может быть его светлей?
                     Ћн с неба в руды проникает...

                          ЊиницкаЯ

                     ‚се так, да мне луна милей.

џ

                     Љогда весной оно проглЯнет
                     € верх озолотит полей,
                     ‚се вдруг цвести, рождатьсЯ станет...

                          ЊиницкаЯ

                     ‚се так, да мне луна милей... и пр. и пр.

     Џотом ЊиницкаЯ читала  последующие  куплеты  в  похвалу  луне,  а  Я  -
окончательные четыре стиха, в которых  вполне  выражаетсЯ  любезность  кнЯзЯ
„олгорукова:

                     ‚перед не спорь, да будь умнее
                     € знай, пустаЯ голова,
                     —то всЯкой логики сильнее
                     ‹юбезной женщины слова.

     €з такого чтениЯ выходило  что-то  драматическое.  џ  много  и  усердно
хлопотал,  передаваЯ  мои  литературные  убеждениЯ,   наконец   довел   свою
противницу до некоторой уступки; она защищала кн. „олгорукова его же  стихом
и говорила нараспев звучным голоском своим, не заботЯсь о мере:

                     ‚се так, да „олгорукой мне милей!

     „олгое отсутствие моего отца, сильно  огорчавшее  мою  мать,  заставило
Џрасковью €вановну послать к нему на  помощь  своего  главного  управлЯющего
Њихайлушку, который в то же времЯ  считалсЯ  в  ‘имбирской  губернии  первым
поверенным, ходоком по тЯжебным делам: он был лучший ученик  нашего  слепого
ЏантелеЯ. Ќе говорЯ  ни  слова  моей  матери,  ЏрасковьЯ  €вановна  написала
письмецо к моему отцу и приказала ему сейчас приехать. Ћтец  мой  немедленно
исполнил приказание и, оставЯ вместо себЯ Њихайлушку,  приехал  в  —урасово.
Њать обрадовалась, но радость ее очень уменьшилась, когда  она  узнала,  что
отец приехал по приказанию тетушки. џ слышал кое-какие  об  этом  неприЯтные
разговоры.  —ерез  несколько  дней,  при  мне,  мой  отец  сказал  Џрасковье
€вановне: "џ исполнил, тетушка, вашу волю; но если Я оставлю дело без  моего
надзора, то Я его проиграю". ЏрасковьЯ €вановна отвечала, что это все  вздор
и что Њихайлушка побольше смыслит в  делах.  Ћтец  мой  осталсЯ,  но  весьма
неохотно. Џредсказание его сбылось: недели через две Њихайлушка воротилсЯ  и
объЯвил, что дело решено в пользу Ѓогдановых. Ћтец мой пришел в отчаЯние,  и
все уверениЯ Њихайлушки, что это ничего не  значит,  что  дело  окончательно
должно решитьсЯ в сенате (это говорил  и  наш  Џантелей),  что  тратитьсЯ  в
низших судебных местах - напрасный убыток, потому что,  в  случае  выгодного
длЯ нас решениЯ; противнаЯ сторона взЯла бы дело на  апеллЯцию  и  перенесла
его в сенат и что теперь это самое  следует  сделать  нам,  -  нисколько  не
успокаивали  моего  отца.  ЏрасковьЯ   €вановна   и   мать   соглашались   с
Њихайлушкой, и мой отец  должен  был  замолчать.  Њихайлушке  поручено  было
немедленно выхлопотать копию с решениЯ дела, потому  что  прошение  в  сенат
должен был сочинить поверенный, Џантелей ѓригорьич, в Ѓагрове.
     Њежду тем наступал конец сентЯбрЯ, и отец доложил  Џрасковье  €вановне,
что нам пора ехать, что к покрову он обещал воротитьсЯ  домой,  что  матушка
все нездорова и становитсЯ слаба; но хозЯйка наша  не  хотела  и  слышать  о
нашем отъезде. "‚се пустое, - говорила она, - матушка твоЯ совсем не  слаба,
и ей с дочками не скучно, да и внучек ей оставлен на утешение. џ отпущу  вас
к вашему празднику, к знаменью". Ћтец мой докладывал, что  до  знаменьЯ,  то
есть до 27 ноЯбрЯ, еще с лишком два месЯца и что в  половине  ноЯбрЯ  всегда
становитсЯ зимний путь, а мы приехали в карете. ЏрасковьЯ €вановна  признала
такое возражение справедливым и сказала: "Ќу, так и  быть,  отпускаю  вас  к
Њихайлину дню".
     Љак ни хотелось моему отцу исполнить обещание,  данное  матери,  горЯчо
им любимой, как ни хотелось ему в Ѓагрово, в свой дом, в свое  хозЯйство,  в
свой деревенский образ жизни, к деревенским своим занЯтиЯм и  удовольствиЯм,
но  мысль  ослушатьсЯ  Џрасковьи  €вановны  не  входила  ему  в  голову.  Ћн
повиновалсЯ, как и всегда. џ был огорчен  не  меньше  отца.  ‘  каждым  днем
более надоедала мне эта городскаЯ жизнь в деревне; даже мать  скорее  желала
воротитьсЯ в противное  ей  Ѓагрово,  потому  что  там  оставалсЯ  маленький
братец мой, которому пошел  уже  третий  год.  Ћтец  очень  грустил  и  даже
плакал. Џ.€.Њиницкий и Ђ.€.Љовригина, как самые  близкие  люди  к  Џрасковье
€вановне, решились попробовать упросить ее, чтоб она нас отпустила  или,  по
крайней мере, хоть одного моего отца. Ќо ЏрасковьЯ  €вановна  принЯла  такое
ходатайство с большим неудовольствием и сказала:  "ЂлексеЯ  Я,  пожалуй  бы,
отпустила, да это огорчит ‘офью Ќиколавну, а Я так ее люблю, что не  хочу  с
ней скоро расстатьсЯ и не хочу ее огорчить". „елать  было  нечего.  Ћтложили
мысль об отъезде, попринудили себЯ,  и  веселаЯ  чурасовскаЯ  жизнь  потекла
по-прежнему. Џришел покров. Џроснувшись довольно рано поутру, Я увидел,  что
отец мой сидит на постели и вздыхает. џ спросил его о причине, и  он,  встав
потихоньку, чтоб не разбудить мою мать, подошел ко мне,  сел  на  диван,  на
котором Я обыкновенно спал, и сказал вполголоса: "џ  уж  давно  не  сплю.  џ
видел дурной сон, ‘ережа. ‚ерно, матушка очень больна". ‘лезы  показались  у
него на глазах. Њне стало так жаль бедного  моего  отца,  что  Я  начал  его
обнимать и сам готов был заплакать. ‚ самую эту  минуту  проснулась  мать  и
очень удивилась,  увидЯ,  что  мы  с  отцом  обнимаемсЯ.  Ћна  подумала,  не
захворал ли Я; но отец рассказал ей, в чем состоЯло дело, рассказал также  и
свой сон, только так тихо, что Я ни одного слова не слыхал.  Њать  старалась
его успокоить и говорила, что он видел сон  страшный,  а  не  дурной  и  что
"праздничный сон - до обеда". ќти слова  запали  в  мой  ум,  и  Я  принЯлсЯ
рассуждать: "Љак же это маменька всегда говорила, что глупо  верить  снам  и
что все толкованиЯ их - совершенный вздор, а теперь сама сказала,  что  отец
видел  страшный,  а  не  дурной  сон?  ‘тало,  бывают  сны  дурные?   ‘тало,
праздничный сон сбываетсЯ до обеда? ‘егоднЯ большой  праздник.  ‚от  увидим,
что случитсЯ до обеда". ЉажетсЯ, мать успела успокоить  моего  отца,  потому
что после они разговаривали весело. ‚скоре все встали,  начали  одеватьсЯ  и
потом пошли к обедне. ЏрасковьЯ €вановна  была  уже  в  церкви.  Њало-помалу
собрались все гости и домашние: началась служба; свЯщенник и дьЯкон  были  в
новых золотых ризах. ЏросковьЯ €вановна  пела,  стоЯ  у  клироса,  вместе  с
своими певчими. Џо окончании обедни все поздравили ее с праздником и  весело
возвратились в дом, кто  пешком,  кто  в  дрожках  и  линейках,  потому  что
накрапывал дождь. ‚ гостиной нас ожидал чай и  кофе.  ‚друг  вошел  человек,
подал моему отцу письмо и сказал, что его привез нарочный из  Ѓагрова.  Ћтец
мой побледнел, руки у него  затрЯслись;  он  с  трудом  распечатал  конверт,
прочел первые строки, зарыдал, опустил письмо на колени и  сказал:  "Њатушка
отчаЯнно больна". ‚се  очень  встревожились,  но  мать  и  Я  были  особенно
поражены, потому что вспомнили сон. Ќе дочитываЯ письма,  отец  обратилсЯ  к
Џрасковье €вановне и твердым голосом сказал: "Љак вам угодно, тетушка, а  мы
сегоднЯ же едем; если вы не пустите ‘офью Ќиколавну, то  Я  поеду  один,  на
перекладных,  в  телеге".  ЏрасковьЯ  €вановна,  сама  очень  встревоженнаЯ,
торопливо сказала: "Џоезжайте все, Я  вас  не  держу".  Ћтец  ту  же  минуту
вышел, чтоб распорЯдитьсЯ к немедленному отъезду. Џисьмо  дочитали;  тетушка
’атьЯна ‘тепановна  писала:  "Џоспешите,  братец,  своим  приездом.  Њатушка
отчаЯнно больна. ’ретий день в жару и без памЯти. Џослали за свЯщенником.  џ
к вам посылаю нарочного, моего ЌиколаЯ. Џриказала ему и день  и  ночь  ехать
на переменных. Њатушка как опомнитсЯ на минутку, то все спрашивает  вас".  ‚
конце была приписка,  что  свЯщенник  приехал,  исповедовал  больную  глухою
исповедью и приобщил запасными дарами  и  говорит,  что  она  очень  трудна.
‚идно было,  что  Џрасковью  €вановну  сильно  взволновало  и  огорчило  это
известие. Ћна  не  пустила  моего  отца  к  покрову  в  Ѓагрово  без  всЯкой
основательной причины и, конечно,  очень  в  том  раскаивалась.  Џечально  и
строго было ее лицо, брови сдвинуты.  Ћна  долго  молчала;  молчали  и  все.
Џотом, сказав: "Ѓоже сохрани и помилуй,  если  он  не  застанет  матери!"  -
встала и ушла в свою спальню. ‘трах и жалость  боролись  в  моей  душе.  Њне
жалко было бабушку и еще более жалко моего отца. Ќо  скоро  суеверный  страх
взЯл верх, овладел всеми моими чувствами. Љ покрову отец обещал приехать,  в
покров видел дурной сон, и в тот же день, через несколько часов, - до  обеда
сон исполнилсЯ. —то же это значит? Њожно ли после этого не верить  снам?  Ќе
бог ли посылает их? € Я верил им, хотЯ мои сны не сбывались.
     Њать пошла укладыватьсЯ, и к обеду было  все  уложено.  Џодали  кушать.
ЏрасковьЯ €вановна наперед зашла к нам в кабинет. Ћна была  уже  спокойна  и
твердым голосом уговаривала моего отца не сокрушатьсЯ заранее, а  положитьсЯ
во всем на милость божию. "џ надеюсь, - между прочим,  сказала  она,  -  что
господь не накажет так строго  менЯ,  грешную,  за  мою  неумышленную  вину.
Ќадеюсь, что ты застанешь Ђрину ‚асильевну  живою,  и  что  в  день  покрова
божией матери, то есть сегоднЯ,  она  почувствует  облегчение  от  болезни".
Ћтец мой как будто несколько ободрилсЯ от ее слов. ЏрасковьЯ €вановна  взЯла
за руки моего отца и мать и повела их в  залу,  где  ожидало  нас  множество
гостей, съехавшихсЯ  к  празднику.  Ћна  посадила  нас  всех  около  себЯ  и
особенно занималась нами. Џокуда мы обедали, карета была подана  к  крыльцу.
Џосле стола,  выпив  кофею,  без  чего  ЏрасковьЯ  €вановна  не  хотела  нас
пустить, она перваЯ встала и,  помолЯсь  богу,  сказала:  "Џрощайте,  друзьЯ
мои.  Ѓлагодарю  ЂлексеЯ  ‘тепаныча  за  исполнение  моего  желаньЯ   и   за
послушание. Ђ тебЯ, ‘офьЯ Ќиколавна, за твою родственную  любовь  и  дружбу.
ЉажетсЯ, мы с тобой друг друга не разлюбим.  Џришлите  ко  мне  нарочного  с
известием об Ђрине ‚асильевне..."
     —ерез несколько минут  мы  уже  ехали  небольшой  рысью  и  по  грЯзной
дороге. Ћсенний мелкий дождь с ветром так и рубил  в  поднЯтое  окно,  подле
которого Я  сидел,  и  водЯные  потоки,  нагонЯЯ  и  перегонЯЯ  друг  друга,
невольно наблюдаемые мною, беспрестанно текли во всю длину стекла. Ќе  успел
Я  опомнитьсЯ,  как  уже  начало  становитьсЯ  темно,  и  сумерки,  как  мне
казалось, гораздо ранее  обыкновенного,  обхватили  нашу  карету.  —уть-чуть
светлела красноватаЯ полоса там, где село солнышко. “ нас  была  совершеннаЯ
тишина; никто не говорил ни одного слова.


Ћ‘…ЌЌџџ „ЋђЋѓЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

     Ќа другой день, часов в десЯть утра,  въехали  мы  в  ‘имбирск.  Џогода
стоЯла самаЯ неблагоприЯтнаЯ:  по  временам  шел  мелкий,  осенний  дождь  и
постоЯнно дул страшный ветер. Њы  остановились  в  том  же  доме,  выкормили
лошадей и сейчас поехали на перевоз. ‘пуск  с  ‘имбирской  горы  представлЯл
теперь несравненно более  трудностей,  чем  подъем  на  нее:  гора  ослизла,
тормоза не держали  и  карета  катилась  боком  по  косогору.  ЋставатьсЯ  в
экипаже было опасно, и мы, несмотрЯ на  грЯзь  и  дождь,  должны  были  идти
пешком.  ‚олга...  страшно  вообразить,  что  такое  была  ‚олга!  Ћна   всЯ
превратилась в водЯные бугры, которые ходили взад и вперед, желтые  и  бурые
около песчаных  отмелей  и  черные  посередине  реки;  она  билась,  кипела,
металась во все стороны и  точно  стонала;  волны  беспрестанно  хлестали  в
берег,  взбегаЯ  на  него  более,  чем  на   сажень.   Џо   всему   водЯному
пространству,  особенно  посреди  ‚олги,  играли  белЯки:   так   называютсЯ
всплески  воды,  когда  гребни  валов,  достигнув  крайней   высоты,   вдруг
обрушиваютсЯ и рассыпаютсЯ в брызги и белую  пену.  Ќевыразимый  ужас  обнЯл
мою душу, и одна мысль плыть по этому страшному пути леденила  мою  кровь  и
почти лишала менЯ сознаниЯ. Ќа берегу сказали нам, что теперь  перевозу  нет
и что все перевозчики разошлись, кто в кабак, кто в харчевню.  Ќо  отец  мой
немедленно хотел  ехать  и  послал  отыскать  перевозчиков;  сейчас  Явилось
несколько человек и сказали, что надо часок погодить,  что  перед  солнечным
закатом ветер постихнет и что тогда можно будет благополучно  доставить  нас
на ту сторону. Њежду  тем,  в  ожидании  этого  благополучного  часа,  стали
грузитьсЯ. ЋпЯть выбрали лучшую и  новую  завозню,  поставили  нашу  карету,
кибитку и  всех  лошадей.  ‚етер  в  самом  деле  стал  как  будто  утихать.
‡аметили, что с той стороны отвалила завознЯ, и наша  проворно  отчалила  от
пристани и пошла на шестах вверх около  берега,  намереваЯсь  взвестись  как
можно выше. ‘ нами остались Џараша и …всеич. Џриготовили и длЯ  нас  большую
косную лодку. џвилсЯ знакомый нам хозЯин,  или  перевозчичий  староста,  как
его иногда  называли;  он  сам  хотел  править  кормовым  веслом  и  отобрал
отличных шестерых гребцов, но предложил подождать  еще  с  полчасика.  ‘лава
богу, что он сделал нам  это  предложение,  потому  что  ветер,  утихнув  на
несколько минут, разыгралсЯ пуще прежнего, и пуще прежнего  закипела  ‚олга,
и сами перевозчики сказали, что "оно, конечно,  доставить  можно,  да  будет
маленько страховито; лодка станет нырЯть, и, пожалуй,  господа  напугаютсЯ".
’ут Я точно очнулсЯ от какого-то оцепенениЯ и со слезами принЯлсЯ просить  и
молить, чтоб сегоднЯ не ездить. ‚ первый раз Я видел, что отец  сердилсЯ  на
менЯ и говорил,  что  Я  "дрЯнь,  трусишка!"  "Ќу,  посмотри  на  сестру,  -
продолжал он, - ведь тебе стыдно! Ћна девочка, а  не  плачет  и  не  просит,
чтоб остались". ‘естрица моЯ точно не плакала. Ќо когда спросили ее: "’ы  не
боишьсЯ? •очешь ехать?" - она отвечала, что боитсЯ и ехать не  хочет.  Њать,
видЯ, что Я весь дрожу от страха, стала уговаривать отца остатьсЯ  до  утра.
Ћтец  все  не  соглашалсЯ.  Џеревозчики  молча  смотрели  на  нас  несколько
времени; наконец хозЯин сказал: "Ђли  до  утра,  ваше  благородие?  Ќа  заре
беспременно  ветер  затихнет,  и  мы  вас  мигом  доставим.  Џогодка   точно
разыгралась, и вашу завозню больно далеко снесет. ‚от она только  что  пошла
на перебой, а уж теперь  ниже  пристани.  ‚ерсты  две  снесет.  ЏридетсЯ  им
заночевать у ѓусиной ‹уки* и завтра наврЯд теперь им  добитьсЯ  до  пристани
прежде вас". ќти слова порешили дело. Ќо возник  вопрос,  где  ночевать,  на
чем спать и что есть? Џлатье, подушки, постели, съестные припасы - все  было
отправлено на ту сторону, а утренней зари надо дожидатьсЯ часов  двенадцать.
•озЯин вывел нас из затруднениЯ: он предложил  нам  свою  квартиру,  которую
нанимал длЯ себЯ и работников на самом берегу, а  что-нибудь  поесть  обещал
достать  нам  из  харчевни.  Њы   с   благодарностью   воспользовались   его
предложением; дождь порЯдочно уже нас вымочил,  и  мы  с  радостью  вошли  в
теплую избу, которую всю нам уступили. —аю в харчевне нельзЯ  было  достать,
но и тут помог нам хозЯин: под горою, недалеко  от  нас,  жил  знакомый  ему
купец; он пошел к нему с …всеичем, и через час мы уже пили чай  с  калачами,
который был и приЯтен, и весьма полезен всем нам; но ужинать  никто  из  нас
не хотел, и мы очень рано улеглись кое-как по лавкам на сухом сене.
     ______________
     * ѓусиною ‹укою называлсЯ длинный залив позади песчаной косы.  (Џримеч.
автора.)

     —уть брезжилось, когда нас разбудили; даже одеватьсЯ было  темно.  Ѓоже
мой, как нам с сестрицей не хотелось вставать! €з теплого гнездышка идти  на
сырой и холодный осенний воздух, на самом рассвете,  когда  особенно  сладко
спитсЯ, да еще прЯмо  на  лодку!..  Ќо  отец  беспрестанно  торопил,  и  мы,
одевшись, почти бегом побежали  на  пристань:  краснаЯ  зарЯ  горела  сквозь
серое небо и предвещала сильный ветер. „ождЯ не  было,  но  нельзЯ  сказать,
чтоб было тихо: резкий ветерок уже упорно тЯнул и крупной  рЯбью  подергивал
водЯную поверхность. ѓребцы, держа в руках весла, сидели  на  своих  местах.
•озЯин поспешно перевел нас по доскам на лодку и усадил в ней по  лавкам  на
самой середине. ‘трах сжимал мое сердце, и Я сидел, как  говоритсЯ,  ни  жив
ни мертв. Њы недолго взводились вверх  и  скоро  пошли  на  перебой.  ѓребцы
работали с необыкновенным усилием,  лодка  летела;  но  едва  мы,  достигнув
середины ‚олги, вышли из-под защиты  горы,  подул  сильный  ветер,  страшные
волны  встретили  нас,  и  лодка  начала  то  подыматьсЯ  носом  кверху,  то
опускатьсЯ кормою вниз; Я вскрикнул, бросилсЯ к матери,  прижалсЯ  к  ней  и
зажмурил глаза. џ открыл их тогда, когда услышал, что  до  берегу  недалеко.
’очно, берег был уже близок, но в лодке происходила суматоха,  которой  Я  с
закрытыми глазами до тех  пор  не  замечал,  и  наш  кормщик  казалсЯ  очень
озабоченным и  даже  испуганным.  ѓребли  только  четверо,  а  двое  гребцов
выливали воду, один - каким-то длинным ковшом, а другой  -  шлЯпой.  ‚ода  в
лодке выступила уже сквозь пол и подмочила нам  ноги,  а  в  корме  было  ее
очень много. џ не вполне  понЯл  важность  происшествиЯ  и  очень  удивилсЯ,
когда отец, высадив нас  всех  на  берег,  накинулсЯ  с  бранью  на  хозЯина
гребцов. "Ђх ты, разбойник, - говорил мой отец, -  как  мог  ты  подать  нам
худую лодку! ‚едь ты нас едва не утопил! „а знаешь ли ты, что Я тебЯ  сейчас
отправлю к симбирскому городничему?" Ѓедный наш кормщик, стоЯ  без  шлЯпы  и
почтительно кланЯЯсь, говорил: "Џомилуйте, ваше благородие,  разве  Я  этому
делу рад, разве мне свой живот надоел? ‚едь и Я потонул бы  вместе  с  вами.
ѓрех такой вышел.  •отел  поусердствовать  вам,  самую  лучшую  посуду  дал,
новую; только большим господам ее дают. ‚сего раз  десЯть  была  в  деле.  ‘
успеньева днЯ ее и не трогали. ‚оды не было ни капли, как  мы  поехали.  “ма
не приложу, отчего такаЯ беда  случилась.  џ,  вестимо,  без  вины  виноват.
Џомилосердствуйте, простите, заставьте за себЯ век бога молить..."  -  и  он
повалилсЯ в ноги моему  отцу.  …му  сейчас  велели  встать  и  сказали,  что
прощают ему его вину и жаловатьсЯ не будут.
     ‡авозни нашей с каретой еще у пристани  не  было:  предсказание  нашего
хозЯина-кормщика сбылось из слова  в  слово.  Ћна  медленно  подвигалась  на
шестах снизу  и  находилась  еще  от  нас  не  менее  версты,  как  говорили
перевозчики. Ћтцу моему захотелось узнать, отчего  потекла  наша  лодка;  ее
вытащили на берег, обернули вверх дном  и  нашли,  что  у  самой  кормы  она
проломлена  чем-то  острым;  дыра  была  пальца  в  два  шириною.  Љак   это
случилось, никто объЯснить не мог. „олго  толковали  перевозчики  и  наконец
порешили, что это кто-нибудь со зла проломил железным ломом. Ћтверстие  было
довольно высоко над водою, и в тихую погоду  можно  было  плавать  на  лодке
безопасно, но гребни высоких валов попадали в дыру. …сли б  не  доглЯдели  и
не принЯлись вовремЯ выливать воду, лодка наполнилась бы ею, села глубже,  и
тогда гибель  была  неизбежна.  ’ут  только  Я  понЯл,  какой  опасности  мы
подвергались, и боЯзнь, отвращение от переправ  через  большие  реки  прочно
поселилась в моей душе. Ќаконец приплыла наша завознЯ; она точно ночевала  у
ѓусиной ‹уки, на мели, кое-как привЯзавшись  к  воткнутым  в  песок  шестам.
‹юди наши рассказывали, что  натерпелись  такого  страху,  какого  сроду  не
видывали, что не спали всю ночь и пробились с  голодными  лошадьми,  которые
не стоЯли на месте и несколько раз едва не опрокинули завозню.  Ќас  ожидала
новаЯ остановка и потерЯ времени:  надо  было  заехать  в  деревню  —асовню,
стоЯщую на самом берегу ‚олги, и  выкормить  лошадей,  которые  около  суток
ничего не ели.
     ЌельзЯ было узнать моего отца. ‚сегда тихий и спокойный,  он  рвалсЯ  с
досады, что столько времени пропадало даром, и беспрестанно  сердилсЯ.  Њать
принуждена была его уговаривать и успокаивать, что всегда,  бывало,  делывал
отец с нею, и Я с любопытством смотрел на эту перемену. Њать говорила  очень
долго и так хорошо, как и в книжках не  пишут.  Њежду  прочим,  она  сказала
ему, что безрассудно сердитьсЯ на ‚олгу и бурю,  что  такие  препЯтствиЯ  не
зависЯт от воли человеческой, и что грешно роптать на  них,  потому  что  их
посылает бог, что, напротив, мы должны благодарить  его  за  спасение  нашей
жизни... Ќо Я не умею так рассказать, как она говорила. Ќаконец  мало-помалу
отец мой успокоилсЯ, хотЯ все оставалсЯ очень грустен. ‚ыкормив лошадей,  мы
пустились в дальнейший путь. Њы не  жалели  своих  добрых  коней,  и  в  две
упрЯжки, то есть в два  переезда,  проехали  почти  девЯносто  верст,  и  на
другой день в обед были уже в  ‚ишенках.  ЏростоЯв  часа  четыре,  мы  опЯть
пустились в дорогу и ночевали в  деревне,  называемой  "Ћдин  двор".  ‘удьба
захотела испытать терпенье моего отца. Љогда душа его рвалась в  Ѓагрово,  к
умирающей матери, препЯтствиЯ вырастали  на  каждом  шагу.  ‚се  путешествие
наше  было  самое  неудачное,  утомительное,  печальное.  Џосле  постоЯнного
ненастьЯ, от  которого  размокла  черноземнаЯ  почва,  сначала  образовалась
страшнаЯ грЯзь, так что мы с трудом стали  уезжать  по  пЯтидесЯти  верст  в
день; потом вдруг сделалось холодно, и, поднЯвшись на заре,  чтоб  выбратьсЯ
поранее из грЯзного "Ћдного двора", мы увидели, что  грЯзь  замерзла  и  что
землЯ слегка покрыта снегом. ‘начала отец не встревожилсЯ  этим  и  говорил,
что  лошадЯм  будет  легче,  потому  что  подмерзло,  мы  же   с   сестрицей
радовались, глЯдЯ на опрЯтную белизну полей; но снег продолжал идти  час  от
часу сильнее и к вечеру выпал с лишком в полторы  четверти;  езда  сделалась
ужасно тЯжела, и мы едва тащились шагом, потому что мокрый снег  прилипал  к
колесам и даже тормозил их. ’ак ехали мы целый  следующий  день  и  проехали
только тридцать верст. Љ вечеру пошел дождь,  снег  почти  растаЯл,  и  хотЯ
дорога стала еще грЯзнее, но все  лошадЯм  было  легче.  ’ут  Явилась  новаЯ
беда: мать захворала, и так сильно, что, отъехав  двадцать  пЯть  верст,  мы
принуждены были остановитьсЯ и простоЯть более суток. Љак было  грустно  мне
и моей милой сестрице! Њы жили в грЯзной чувашской  избе.  Њать  лежала  под
пологом, отец с Џарашей беспрестанно подавали ей какие-то лекарства,  и  мы,
сидЯ в другом углу, перешептывались вполголоса между собой и молились  богу,
чтоб он послал маменьке облегчение.
     ’олько на седьмой день, довольно рано утром, добрались мы до  Ќеклюдова
и подъехали к крыльцу очень странно построенного дома Љальпинских,  всего  в
двадцати верстах от Ѓагрова. Њы с сестрицей никогда  там  не  бывали,  да  и
теперь бы отец не заехал,  но  так  пришлось,  что  надобно  было  выкормить
усталых лошадей. •озЯйка встретила мою мать в сенЯх и ушла с нею  в  дом,  а
отец высадил менЯ и сестру из кареты и повел за руку. ‚  зале  встретил  нас
€.Ќ.Љальпинский;  отец,  здороваЯсь  с  ним,  поспешно   спросил:   "Ђ   что
матушка?" - "ђазве вы не знаете?" - возразил  хозЯин.  "‚от  другаЯ  неделЯ,
как ничего не знаем", - отвечал отец. "Џриказала долго жить,  -  преспокойно
сказал Љальпинский, - скончалась в самый покров". Ѓоже мой, что сделалось  с
моим отцом! Ћн всплеснул руками, тихо промолвил: "‚  покров",  -  побледнел,
весь задрожал и, конечно бы упал, если б Љальпинский не подхватил его  и  не
посадил на стул. Њежду тем матери в гостиной успели уже  сказать  о  кончине
бабушки;  она  выбежала  к  нам  навстречу  и,  увидЯ  моего  отца  в  таком
положении, ужасно испугалась и бросилась  помогать  ему.  Џринесли  холодной
воды, вспрыснули ему лицо, облили голову, отец пришел в себЯ, и  ручьи  слез
полились по его бледному лицу. …му  дали  выпить  стакан  холодной  воды,  и
Љальпинский увел его к себе в кабинет, где отец  мой  плакал  навзрыд  более
часу, как маленькое дитЯ, повторЯЯ только иногда: "Ѓог судьЯ тетушке! Ќа  ее
душе этот грех!" Њежду тем вокруг него  шли  уже  горЯчие  рассказы  и  даже
споры между моими двоюродными тетушками, Љальпинской и ‹упеневской,  котораЯ
на  этот  раз  гостила  у  своей  сестрицы.  ‘   мельчайшими   подробностЯми
рассказывали  они,  как  умирала,  как  томилась  моЯ  беднаЯ  бабушка;  как
понапрасну звала к себе своего сына; как  на  третий  день,  именно  в  день
похорон, выпал такой снег, что не было возможности провезти  тело  покойницы
в Ќеклюдово, где и могилка была  длЯ  нее  вырыта,  и  как  принуждены  были
похоронить ее в Њордовском Ѓугуруслане, в  семи  верстах  от  Ѓагрова.  "‚от
бог-то все по-своему  делает,  -  говорила  ”лена  €вановна  ‹упеневскаЯ,  -
покойный дЯдюшка ‘тепан Њихайлыч, царство ему небесное,  не  жаловал  нашего
Ќеклюдова и слышать не хотел, чтоб его у  нас  похоронили,  а  косточки  его
лежат возле нашей церкви. ’етушка же так нас любила, как родных  дочерей,  и
всей душенькой желала и приказывала, чтоб положить ее в Ќеклюдове,  рЯдом  с
‘тепаном Њихайлычем,  а  пришлось  лечь  в  Њордовском  Ѓугуруслане  у  отца
‚асильЯ". Љатерина же €вановна ЉальпинскаЯ прибавлЯла вполголоса, как  будто
про себЯ: "’ак уж сами не захотели. ‚се генеральша. € провезти было можно  и
подождать было можно, снег-то всего лежал одни сутки".  Ќо  ”лена  €вановна,
вслушавшись,  возразила:  "Џолно,  матушка-сестрица,  что  ты   грешишь   на
…лизавету ‘тепановну и на всех. Џроезду не было ни на санЯх, ни на  колесах.
‚едь мы и сами поехали на похороны, да от  Ѓахметевки  воротились,  ведь  на
‘авруше-то мост снесло, а ждать тоже было нельзЯ, да и снег-то, может, и  не
сошел бы. Ќет, сестрица, не греши; уж так было угодно богу; а вот  братец-то
не  застал  Ђрины  ‚асильевны,  так  это  жалко".  ’акими-то   утешительными
разговорами успокаивали хозЯйки огорченного сына! Ќаконец  сестры  заспорили
и поднЯли крик. Њать упросила всех оставить  моего  отца  одного.  „аже  нас
выслала и сама с ним осталась. Џосле она сказала мне,  что  отец  долго  еще
плакал и, наконец заснул у нее на груди.  “  Љатерины  €вановны  Љальпинской
было три дочери и один сын, еще  маленький.  Њы  их  совсем  не  знали.  Ћни
сначала дичились  нас,  но  потом  стали  очень  ласковы  и  показались  нам
предобрыми; они старались нас утешить, потому что мы с сестрицей  плакали  о
бабушке, а Я еще более плакал о моем отце, которого мне было так  жаль,  что
Я и пересказать не  могу.  Ќас  потчевали  чаем  и  завтраком;  хотели  было
потчевать моего отца и мать, но Я заглЯнул к ним в дверь, мать  махнула  мне
рукой, и Я упросил, чтоб к ним не входили. —аса через два вышла к  нам  мать
и сказала: "‘лава богу, теперь  Ђлексей  ‘тепаныч  спокойнее,  только  хочет
поскорее ехать". Ќо лошадЯм надо было хорошенько отдохнуть и выкормитьсЯ,  а
потому мы пробыли еще часа два и даже пообедали; отец не выходил за  стол  и
ничего не ел. Џосле обеда мы распростились с  хозЯевами  и  тотчас  поехали.
‚сю остальную дорогу Я  смотрел  на  лицо  моего  отца.  Ќа  нем  выражалась
глубокаЯ, неутешнаЯ скорбь, и Я тут же подумал,  что  он  более  любил  свою
мать, чем отца; хотЯ он очень плакал при смерти дедушки, но такой  печали  у
него на лице Я не замечал. Њать старалась заговаривать с  ним  и  принуждала
отвечать на ее вопросы. Ћна с большим  чувством  и  нежностью  вспоминала  о
покойной бабушке и говорила моему отцу: "’ы можешь утешатьсЯ  тем,  что  был
всегда к матери самым почтительным сыном, никогда не  огорчал  ее  и  всегда
свЯто исполнЯл все ее желаниЯ. Ћна прожила длЯ женщины долгий век  (ей  было
семьдесЯт четыре года); она после смерти  ‘тепана  Њихайлыча  ни  в  чем  не
находила утешениЯ и сама желала скорее умереть". Ћтец мой отвечал,  проливаЯ
уже тихие слезы, что это все правда и что он бы не сокрушалсЯ  так,  если  б
только получил от нее последнее благословение, если б она  при  нем  закрыла
свои глаза. "’етушка всему причиной, - с  горЯчностью  сказал  мой  отец.  -
‡ачем она менЯ не  пустила?  €з  каприза..."  Њать  прервала  его  и  начала
просить, чтоб он не сердилсЯ и не винил Џрасковью €вановну, котораЯ  и  сама
ужасно огорчена, хотЯ и скрывала свои чувства, котораЯ не  могла  предвидеть
такого несчастьЯ. "Џравда, правда, - сказал мой отец со  вздохом,  -  видно,
уж так угодно богу", снова залилсЯ слезами и обнЯл мою мать. Њы с  сестрицей
во все времЯ плакали  потихоньку,  и  даже  Џараша  утирала  свои  глаза.  ‚
разговорах такого рода прошла всЯ  дорога  от  Ќеклюдова  до  Ѓагрова,  и  Я
удивилсЯ, как мы скоро доехали. Љарета  с  громом  взъехала  на  мост  через
Ѓугуруслан, и тут только Я догадалсЯ, что мы так  близко  от  нашего  милого
Ѓагрова. ќта мысль на ту минуту рассеЯла мое печальное расположение духа,  и
Я бросилсЯ к окошку, чтоб посмотреть на наш  широкий  пруд.  Ѓоже  мой!  Љак
показалсЯ он мне печален! „ул жестокий ветер, мутные валы  ходили  по  всему
пруду, так что напомнили мне ‚олгу; мутное небо  отражалось  в  них;  камыши
высохли, пожелтели, волны и ветер трепали их во все стороны, и они  глухо  и
грустно шумели. ‡еленые берега, зеленые  деревьЯ  -  все  пропало.  „еревьЯ,
берега, мельница и крестьЯнские избы - все было мокро, черно  и  грЯзно.  Ќа
дворе радостным лаем встретили нас ‘урка и ’резор (легаваЯ  собака,  которую
Я тоже очень любил); Я не успел им обрадоватьсЯ, как увидел, что на  крыльце
уже стоЯли двое дЯдей,  …рлыкин  и  Љаратаев,  и  все  четыре  тетушки:  они
приветствовали  нас  громким  вытьем,  какое  уже  слышал  Я  на  дедушкиных
похоронах.  Ќашу  карету  видели  еще  издали,  когда  она   только   начала
спускатьсЯ с горы, а потому не только  тетушки  и  дЯди,  но  всЯ  дворнЯ  и
множество крестьЯн и крестьЯнок толпою собрались у крыльца.


†€‡Ќњ ‚ ЃЂѓђЋ‚… ЏЋ‘‹… ЉЋЌ—€Ќ› ЃЂЃ“Љ€

     Њожно себе вообразить, сколько  тут  было  слез,  рыданий,  причитаний,
обниманьЯ и целованьЯ. Њать со мной и сестрицей скоро вошла в  дом,  а  отец
долго не приходил; он со всеми поздоровалсЯ и  со  всеми  поплакал.  Ќаконец
собрались в гостиную, куда привели и  милого  моего  братца,  который  очень
обрадовалсЯ нам с сестрицей. ‚ короткое времЯ нашей разлуки он вырос,  очень
похорошел и стал лучше говорить. „воюродные  сестры  наши,  …рлыкины,  также
были там. Њы увиделись с ними  с  удовольствием,  но  они  обошлись  с  нами
холодно. –елый вечер провели  в  печальных  рассказах  о  болезни  и  смерти
бабушки. “ ней было предчувствие, что она более не  увидит  своего  сына,  и
она, даже еще здороваЯ,  постоЯнно  об  том  говорила;  когда  же  сделалась
больна, то уже не сомневалась в близкой смерти и  сказала:  "Ќе  видать  мне
Ђлеши!" ‚прочем, причина болезни была случайнаЯ  и,  кажетсЯ,  от  жирной  и
несвежей пищи, которую бабушка любила. Џеред кончиной она не отдала  никаких
особенных приказаний, но поручала тетушке Ђксинье ‘тепановне,  как  старшей,
просить моего отца и мать, чтоб они  не  оставили  ’анюшу,  и,  сверх  того,
приказала сказать моей матери, что она перед ней виновата  и  просит  у  ней
прощеньЯ. ‚се это ЂксиньЯ ‘тепановна  высказала  при  всех,  к  изумлению  и
неудовольствию  своих  сестер.  Џосле  Я  узнал,  что  они  употреблЯли  все
средства и просьбы и даже  угрозы,  чтоб  заставить  Ђксинью  ‘тепановну  не
говорить таких, по мнению их, длЯ покойницы  унизительных  слов,  но  та  не
послушалась и даже сказала при них самих. Њать отвечала:  "џ  от  всей  души
прощаю, если матушка (царство ей небесное!) была против  менЯ  в  чем-нибудь
несправедлива. џ и сама была виновата перед ней и очень сокрушаюсь,  что  не
могла испросить у ней прощеньЯ. Ќо  надеюсь,  что  она,  по  доброте  своей,
простила менЯ". Џосле этого  долго  шли  разговоры  о  том,  что  бабушка  к
покрову просила нас приехать и в покров скончалась, что отец  мой  именно  в
покров видел страшный и дурной  сон,  и  в  покров  же  получил  известие  о
болезни  своей  матери.  ‚се  эти  разговоры  Я  слушал   с   необыкновенным
вниманием. ЏрипоминаЯ наше первое пребывание в Ѓагрове  и  некоторые  слова,
вырывавшиесЯ у моей матери, тогда же мною замеченные, Я  старалсЯ  составить
себе сколько-нибудь Ясное и определенное понЯтие: в чем могла быть  виновата
бабушка перед моею матерью и в чем была виновата мать перед  нею?  ‚ерование
же мое в предчувствие и  в  пророческие  сны  получило  от  этих  разговоров
сильное подкрепление.
     Ќа другой день, рано  поутру,  отец  мой  вместе  с  тетушкой  ’атьЯной
‘тепановной уехали в Њордовский Ѓугуруслан. •отЯ на следующий день,  девЯтый
после кончины бабушки, все собирались ехать туда, чтобы слушать  заупокойную
обедню и отслужить панихиду, но отец мой так нетерпеливо желал взглЯнуть  на
могилу матери и поплакать над ней, что не захотел  дожидатьсЯ  целые  сутки.
Ћн воротилсЯ еще  задолго  до  обеда,  бледный  и  расстроенный,  и  тетушка
’атьЯна ‘тепановна рассказывала, что  мой  отец  как  скоро  завидел  могилу
своей матери, то бросилсЯ  к  ней,  как  исступленный,  обнЯл  руками  сырую
землю, "да так и замер".  "Ќапугал  менЯ  братец,  -  продолжала  она,  -  Я
подумала, что он умер, и начала кричать, прибежал отец ‚асилий  с  попадьей,
и мы все трое насилу стащили его и почти бесчувственного привели  в  избу  к
попу; насилу-то он пришел  в  себЯ  и  начал  плакать;  потом,  слава  богу,
успокоилсЯ, и мы отслужили панихиду. Ћбедню Я  заказала,  и  как  мы  завтра
приедем, так и ударЯт в колокол".  -  џ  опЯть  подумал,  что  отец  гораздо
горЯчее любил свою мать, чем своего отца.
     ‚ тот же день послали нарочного к  Џрасковье  €вановне.  Њать  написала
большое письмо к ней, которое прочла вслух моему отцу:  он  только  приписал
несколько строк. € тогда показалось мне,  что  письмо  написано  удивительно
хорошо; но тогда Я не мог понЯть и оценить его достоинств. Џосле Я имел  это
письмо в своих руках - и был поражен изумительным тактом и даже  искусством,
с каким оно было написано: в  нем  заключалось  совершенно  верное  описание
кончины бабушки и  сокрушениЯ  моего  отца,  но  в  то  же  времЯ  все  было
рассказано с такою нежною пощадой и такою мЯгкостью, что  оно  могло  скорее
успокоить, чем растравить горесть Џрасковьи  €вановны,  которую  известие  о
смерти бабушки до нашего приезда должно было очень сильно поразить.
     ‚ девЯтый день, в день обычного поминовениЯ  по  усопшим,  рано  утром,
все, кроме нас, троих детей и двоюродных сестер,  отправились  в  Њордовский
Ѓугуруслан.  Ћтправились  также  и  ЉальпинскаЯ  с  ‹упеневской,  приехавшие
накануне. Њать хотела взЯть и менЯ, но Я был нездоров, да  и  погода  стоЯла
сыраЯ и холоднаЯ; Я чувствовал небольшой жар и головную  боль.  ‚ероЯтно,  Я
простудилсЯ,  потому  что  бегал  несколько  раз  смотреть  моих  голубей  и
Ястребов, пущенных в зиму. Ќа просторе Я  заглЯнул  в  бабушкину  горницу  и
нашел ее точно такою же, пустою и печальною, какою Я видел ее после  кончины
дедушки. ’от же Њысеич и тот же ‚аська ђыжий читали псалтырь по  усопшей.  џ
хотел было также почитать псалтырь, но не прочел и страницы, - каждое  слово
болезненно отдавалось мне в голову. Љ обеду  все  воротились  и  привезли  с
собой попа с попадьей, накрыли большой стол в зале, уставили его  множеством
кушаний;  потом  подали  разных  блинов  и  так  же  аппетитно  все   кушали
(разумеетсЯ, кроме отца и матери),  крестЯсь  и  поминаЯ  бабушку,  как  это
делали после смерти дедушки. џ почти ничего не ел, потому что  разнемогалсЯ,
даже дремал; помню только, что  мать  не  захотела  сесть  на  первое  место
хозЯйки и  сказала,  что  "покуда  сестрица  ’атьЯна  ‘тепановна  не  выйдет
замуж, - она будет всегда хозЯйкой у менЯ в доме". Џомню также, что оба  мои
дЯди, и даже ЉальпинскаЯ с ‹упеневской, много пили пива и наливок и к  концу
обеда были очень навеселе. ‚став из-за стола, Я прилег на канапе,  заснул  -
и уже ничего не помню, как менЯ перенесли на постель. џ пролежал в жару и  в
забытьи трое суток. Ћпомнившись, Я  сначала  подумал,  что  проснулсЯ  после
долгого сна. Њать сидела подле  менЯ  бледнаЯ,  желтаЯ  и  худаЯ,  но  какое
счастие выразилось на ее лице, когда она удостоверилась,  что  Я  не  брежу,
что жар совершенно из менЯ  вышел!  Љакие  радостные  слезы  потекли  по  ее
щекам! Љак она на менЯ смотрела, как целовала мои руки!.. Ќо Я с  удивлением
принимал ее ласки; Я еще более удивилсЯ, заметив,  что  голова  и  руки  мои
были чем-то обвЯзаны, что у менЯ болит грудь, затылок и  икры  на  ногах.  џ
хотел было встать с постели, но не имел сил приподнЯтьсЯ... ’ут только  мать
рассказала мне, что Я был болен, что Я лежал  в  горЯчке,  что  к  голове  и
рукам  моим  привЯзан  черный  хлеб  с  уксусом  и  толчеными  можжевеловыми
Ягодами, что на затылке и на груди у менЯ поставлены  шпанские  мушки,  а  к
икрам горчичники. Њожет быть, все это было не нужно, а  может  быть,  именно
дружное действие всех этих лекарств прервало горЯчку так скоро.  Ќичего  нет
приЯтнее выздоравливаньЯ  после  трудной  болезни,  особенно  когда  видишь,
какую радость производит оно во всех окружающих.  Џришел  отец,  сестрица  с
братцем, все улыбались, все обнимали и целовали менЯ, а  мать  бросилась  на
колени перед кивотом с образами, молилась и плакала. џ сейчас вспомнил,  что
маменька никогда при других не  молитсЯ,  и  подумал,  что  же  это  значит?
‘ердце сказало мне причину... Ќо мать уже перестала молитьсЯ и обратила  все
свое внимание, всю себЯ на  попечение  и  заботы  обо  мне.  ЋпасаЯсь,  чтоб
разговоры и присутствие других менЯ не взволновали, она не позволила  никому
долго у менЯ оставатьсЯ. џ в самом деле был так слаб, что утомилсЯ  и  скоро
заснул. ќто уже был сон настоЯщий, восстановитель  сил,  и  через  несколько
часов Я проснулсЯ гораздо бодрее и крепче. ’ут уже пришли ко мне  и  тетушки
ЂксиньЯ и ’атьЯна ‘тепановны, очень обрадованные, что  мне  лучше,  а  потом
пришел …всеич, который даже плакал от радости. Ћт  него  Я  узнал,  что  все
гости и родные на другой же  день  моей  болезни  разъехались;  одна  только
добрейшаЯ моЯ крестнаЯ мать, ЂксиньЯ ‘тепановна, видЯ в мучительной  тревоге
и страхе моих родителей, осталась в Ѓагрове, чтоб при  случае  в  чем-нибудь
помочь им, тогда как ее собственные дети, оставшиесЯ  дома,  были  не  очень
здоровы. Њать горЯчо ценила ее добрую и любЯщую душу и  благодарила  ее  как
умела. ‚идЯ, что мне  гораздо  лучше,  что  Я  выздоравливаю,  она  упросила
Ђксинью ‘тепановну уехать немедленно домой.
     ‚ыздоровление мое тЯнулось с неделю; но мне довольно  было  этих  дней,
чтоб понЯть и почувствовать материнскую любовь во всей ее силе. џ,  конечно,
и прежде знал, видел на каждом шагу, как любит менЯ  мать;  Я  наслышалсЯ  и
даже помнил, будто  сквозь  сон,  как  она  ходила  за  мной,  когда  Я  был
маленький и такой больной, что каждую минуту ждали моей смерти; Я знал,  что
неусыпные заботы матери спасли мне жизнь, но воспоминание и рассказы не  то,
что настоЯщее, действительно сейчас происходЯщее дело.  ЋбыкновеннаЯ  жизнь,
когда Я был здоров, когда никакаЯ опасность мне  не  угрожала,  не  вызывала
так Ярко наружу лежащего в глубине души, беспредельного чувства  материнской
любви. џ несколько лет срЯду не был болен, и вдруг в глуши, в  деревне,  без
всЯкой докторской помощи, в жару  и  бреду  увидела  мать  своего  первенца,
любимца души своей. ЏонЯтен испытанный ею  мучительный  страх  -  понЯтен  и
восторг, когда опасность миновалась. џ уже  стал  постарше  и  был  способен
понЯть этот восторг, понЯть любовь матери. ќта неделЯ много вразумила  менЯ,
много развила, и моЯ привЯзанность к  матери,  более  сознательнаЯ,  выросла
гораздо выше моих лет. ‘ этих пор, во все остальное времЯ пребываниЯ  нашего
в  Ѓагрове,  Я  беспрестанно  был  с  нею,  чему  способствовала  и  осеннЯЯ
ненастнаЯ погода. ђазумеетсЯ, половина времени  проходила  в  чтении  вслух,
иногда мать читала мне сама, и читала так хорошо, что Я слушал  за  новое  -
известное мне  давно,  слушал  с  особенным  наслаждением  и  находил  такие
достоинства в прочитанных матерью страницах, каких прежде не замечал.
     Њежду  тем  еще  прежде  моего  совершенного  выздоровлениЯ   воротилсЯ
нарочный, посланный с письмом к бабушке Џрасковье  €вановне.  Ћн  привез  от
нее, хотЯ  не  собственноручную  грамотку,  потому  что  ЏрасковьЯ  €вановна
писала с большим трудом, но  продиктованное  ею  длинное  письмо.  џ  говорю
длинное относительно тех писем, которые диктовались ею или  были  писаны  от
ее имени и состоЯли обыкновенно из нескольких  строчек.  ЏрасковьЯ  €вановна
вполне оценила, или, лучше сказать, почувствовала письмо  моей  матери.  Ћна
благодарила за него в сильных и горЯчих выражениЯх, часто называЯ  мою  мать
своим другом. Ћна очень огорчилась, что бабушка Ђрина ‚асильевна  скончалась
без нас, и обвинЯла себЯ за то, что удержала  моего  отца,  просила  у  него
прощеньЯ и просила его не сокрушатьсЯ, а покоритьсЯ воле божией. "…сли б  не
боЯлась наделать вам много хлопот, - писала она, - сама бы  приехала  к  вам
по первому снегу, чтоб разделить с вами это грустное времЯ. “  вас  ведь,  Я
думаю, тоска смертнаЯ; посторонних ни души, не с  кем  слова  промолвить,  а
сами вы только скуку да хандру друг на друга наводите. ‚от  бы  было  хорошо
всем  вам,  с  детьми  и  с  ’анюшей,  приехать  на  всю  зиму  в  —урасово.
Џодумайте-ка об этом. € Я бы об вас не стала беспокоитьсЯ и  скучать  бы  не
стала без  ‘офьи  Ќиколавны",  -  и  проч.  и  проч.  Џриглашение  Џрасковьи
€вановны приехать  к  ней,  сказанное  между  слов,  было  сочтено  так,  за
мимолетную мысль, мелькнувшую  у  ней  в  голове,  но  не  имеющую  прочного
основаниЯ. Ћтец мой сказал: "‚от еще что придумала тетушка! –елый  век  жить
в дороге да в  гостЯх;  да  эдак  и  от  дому  отстанешь".  ’етушка  ’атьЯна
‘тепановна прибавила, что куда ей, деревенщине, соватьсЯ в такой  богатый  и
модный дом, с утра до вечера набитый гостЯми, и что у ней теперь не  веселье
на уме. „аже мать  сказала:  "Љак  же  можно  зимою  тащитьсЯ  нам  с  тремЯ
маленькими  детьми".  ‘огласно  таким  отзывам,  было  написано   письмо   к
Џрасковье €вановне  и  отправлено  на  первой  почте.  Џредложение  ее  было
предано забвению.
     Ћтец мой целые дни проводил сначала в разговорах  с  слепым  поверенным
Џантелеем, потом  принЯлсЯ  писать,  потом  слушать,  что  сочинил  Џантелей
ѓригорьич (читал ученик его,  •орев)  и,  наконец,  в  свою  очередь  читать
Џантелею ѓригорьичу свое, написанное им самим. „ело состоЯло в том, что  они
сочинЯли вместе просьбу в сенат по  богдановскому  делу.  џ  слыхал  нередко
споры между ними, и довольно горЯчие, в  которых  слепой  поверенный  всегда
оставалсЯ победителем, самым почтительным и скромным. ѓоворили, что  он  все
законы знает наизусть, и Я этому верил,  потому  что  сам  слыхал,  как  он,
бывало, начнет приводить указы, их годы,  числа,  пункты,  параграфы,  самые
выражениЯ, - и так бойко, как будто разогнутаЯ книга  лежала  перед  его  не
слепыми, а  зрЯчими  глазами.  ‘обственнаЯ  речь  ЏантелеЯ  была  совершенно
книжнаЯ,  и  он  выражалсЯ  самыми  отборными  словами,   говорЯ   о   самых
обыкновенных предметах. Љ отцу моему, например,  он  всегда  обращалсЯ  так:
"‘облаговолите, государь мой  Ђлексей  ‘тепанович..."  и  т.д.  „иктовал  он
очень  скоро  и  горЯчо,  причем  делал  движениЯ  головой   и   руками.   џ
прокрадывалсЯ иногда в его горницу так тихо, что он  не  слыхал,  и  подолгу
стоЯл там, прислонЯсь к печке: Џантелей ѓригорьич сидел с ногами на  высокой
лежанке,  курЯ  коротенькую  трубку,  которую  беспрестанно   сам   вычищал,
набивал,  вырубал  огнЯ  на  трут  и  закуривал.  Ћн   говорил   громко,   с
одушевлением, и проворный писец €ван •орев  (Ѓольшак  по  прозванью),  давно
находившийсЯ постоЯнно при нем,  едва  поспевал  писать  и  повторЯть  вслух
несколько последних слов, им написанных. џ с благоговением смотрел на  этого
слепца, дивЯсь его великому уму и памЯти, заменЯвшим ему глаза.
     ЏроводЯ почти все свое времЯ неразлучно  с  матерью,  потому  что  Я  и
писал и читал в ее отдельной горнице, где обыкновенно и спал, -  там  стоЯла
моЯ кроватка и там был мой дом, - Я менее играл с сестрицей, реже виделсЯ  с
ней. џ уже сказал, что мать не была к ней так ласкова и нежна, как  ко  мне,
а потому естественно, что и сестрица не была и не могла быть с ней  нежна  и
ласкова, даже несколько  робела  и  смущалась  в  ее  присутствии.  Њать  не
высылала ее из своей  спальни,  но  сестрице  было  там  как-то  несвободно,
неловко, - и она неприметно  уходила  при  первом  удобном  случае;  а  мать
говорила: "ќта девочка совсем не имеет ко мне привЯзанности. ’ак и  смотрит,
как бы уйти от менЯ к своей нЯне".  Њне  самому  так  казалось  тогда,  и  Я
грустно молчал, не умеЯ оправдать сестрицу, и сам думал, что она мало  любит
маменьку. ‚ самом же деле, как после оказалось, она всегда любила свою  мать
гораздо горЯчее и глубже, чем Я.
     Џоведение тетушки ’атьЯны  ‘тепановны,  или,  лучше  сказать,  держанье
себЯ с другими, вдруг  переменилось,  по  крайней  мере,  она  казалась  уже
совершенно не такою, какою  была  прежде.  €з  девушки  довольно  веселой  и
живой, державшей себЯ в доме весьма свободно и самостоЯтельно,  как  следует
барышне-хозЯйке, она  вдруг  сделалась  печальна,  тиха,  робка  и  до  того
услужлива, особенно перед матерью,  что  матери  это  было  неприЯтно.  Њать
сказала один раз  моему  отцу:  "Ђлексей  ‘тепаныч,  посоветуй,  пожалуйста,
своей сестрице, чтоб она не  кидалась  мне  так  услуживать,  как  горничнаЯ
девка. Њне совестно  принимать  от  нее  такие  услуги,  и  вообще  это  мне
противно".  Ќо  отец  мой  совсем  иначе  смотрел  на  это  дело.  "Џомилуй,
матушка, - возразил он, -  Я  ничего  противного  в  этом  не  вижу.  ‘естра
привыкла уважать и услуживать старшему в доме. ’ак услуживала она  покойнику
батюшке, потом покойнице матушке, а теперь услуживает тебе, поэтому  что  ты
хозЯйка и госпожа в Ѓагрове". Њать не  стала  спорить,  но  через  несколько
дней, при мне, когда тетушка кинулась подать ей  скамеечку  под  ноги,  мать
вдруг ее остановила и сказала очень твердо: "Џрошу  вас,  сестрица,  никогда
этого не делать, если не хотите рассердить менЯ. Љстати, Я  давно  собираюсь
поговорить  с  вами  откровенно  о  теперешнем  нашем   положении;   сЯдьте,
пожалуйста, ко мне на постель и  выслушайте  менЯ  внимательно.  Њногое  вам
будет неприЯтно, но Я стану говорить не длЯ ссоры, а длЯ того,  чтоб  у  нас
на будущее времЯ не было причин  к  неудовольствиЯм.  џ  хочу,  чтоб  вы  не
ошибались на мой счет, не думали, что Я ничего не знаю и не понимаю. Ќет,  Я
очень хорошо знаю, что  сестры  ваши,  кроме  Ђксиньи  ‘тепановны,  менЯ  не
любили, клеветали на менЯ покойнику батюшке  и  желали  сделать  мне  всЯкое
зло. Џокойница матушка верила им во всем, на все смотрела их  глазами  и  по
слабости  своей  даже  не  смела  им  противитьсЯ;  вы  -  также;   но   вам
простительно: если роднаЯ мать была на стороне старших  сестер,  то  где  же
вам, меньшой дочери, пойти против них? ‚ы с  малых  лет  привыкли  верить  и
повиноватьсЯ им. џ не хочу притворЯтьсЯ, Я не люблю ваших сестер и помню  их
обиды; но мстить им никогда не буду. ‚ам же  Я  давно  все  простила  и  все
неприЯтное забыла. ‚ас уверЯли, что Я злодейка ваша,  и  вы  иногда  верили,
хоть сердце у вас доброе; Я, напротив, желаю  вам  добра  и  докажу  это  на
деле. ‚ы знаете характер вашего брата: по своей мешкотности и  привычке  все
откладывать до завтра, он долго не собралсЯ бы устроить ваше  состоЯние,  то
есть укрепить в суде за вами крестьЯн и перевесть их на вашу землю,  котораЯ
также хотЯ сторгована, но еще не куплена.  …сли  Я  только  замолчу,  то  он
ничего не сделает, пожалуй, до тех самых пор, покуда вы не выйдете замуж;  а
как неустройство вашего состоЯниЯ может помешать вашему замужеству и  лишить
вас хорошего жениха, то Я даю вам слово,  что  в  продолжение  нынешнего  же
года все будет сделано. џ не отстану от  ЂлексеЯ  ‘тепаныча,  покуда  он  не
выполнит воли своих родителей и не  сдержит  своего  обещаниЯ.  ’огда,  имеЯ
свой собственный угол, если вы захотите жить со мной, то  сделаете  это  уже
добровольно, по вашему желанию. џ же, с моей стороны, очень буду рада,  если
вы останетесь у нас. џ не люблю домашнего хозЯйства и буду  благодарна  вам,
если  вы  будете  им  заниматьсЯ  по-прежнему.  Ќо  Я  требую,  чтоб  вы  не
вскакивали передо мной, не услуживали мне, чтоб вы  держали  тебЯ  со  мной,
как  равнаЯ  мне,  одним  словом,  как  вы  держали  себЯ  при  жизни  Ђрины
‚асильевны. ‘огласны ли вы?" ’атьЯна ‘тепановна давно разливалась  в  слезах
и несколько раз хотела было броситьсЯ обнимать "матушку-сестрицу",  а  может
быть, и поклонитьсЯ в ноги, но  мать  всЯкий  раз  останавливала  ее  рукой.
ђазумеетсЯ, ’атьЯна ‘тепановна охотно на все согласилась и не находила  слов
благодарить мою мать за ее "великие милости и благодеЯниЯ".  Ћна  прибавила,
что "все добро, оставшеесЯ после покойницы матушки, собрано,  переписано  ею
и  будет  представлено  сестрице".  Њать  с  горЯчностью  возразила:  "€  вы
думаете, что Я захочу  воспользоватьсЯ  какими-нибудь  вещами  или  платьЯми
после покойницы свекрови, когда у ней  осталась  незамужнЯЯ  роднаЯ  дочь?..
‚от как вы менЯ мало знаете. Њне ничего не надобно;  Я  и  видеть  этого  не
хочу; это все ваше". ‡асим последовала новаЯ и очень  горЯчаЯ  благодарность
от ’атьЯны ‘тепановны. ’огда только вполне объЯснилось  длЯ  менЯ  положение
матери, в котором жила она в семействе моего отца. Џрипомнив  все  слышанное
мною в разное времЯ от Џараши и вырывавшиесЯ иногда слова у матери во  времЯ
горЯчих разговоров с  отцом,  Я  составил  себе  довольно  Ясное  понЯтие  о
свойствах людей, с которыми она жила. Њожно себе представить,  каким  высшим
существом ЯвлЯлась мне моЯ мать! џ начинал смотреть на нее с  благоговением,
гордилсЯ ею и любил с каждым днем более.
     ‚друг, вовсе  неожиданно,  привезли  нам  с  почты  письмо  от  бабушки
Џрасковьи €вановны, и, к общему удивлению, вдвое длиннее первого!  ЏрасковьЯ
€вановна подробно высчитывала причины, по которым нам не следует  оставатьсЯ
эту зиму в Ѓагрове, и  уже  требовала  настоЯтельно,  чтоб  мы  после  шести
недель переехали к ней в —урасово, а великим  постом  воротились  бы  домой.
Џисьмо  состоЯло  из  таких  нежных  просьб  и  в  то  же  времЯ  из   таких
положительных  приказаний,  что  все  хотЯ   ни   слова   не   сказали,   но
почувствовали  невозможность  им  противитьсЯ.  Љ  ’атьЯне  ‘тепановне  было
приложено  особое  письмецо,  самое  ласковое  и   убедительное.   ЏрасковьЯ
€вановна  писала,  что  приготовит  ей  прекрасную,   совершенно   отдельную
комнату, в  которой  жила  „арьЯ  ‚асильевна,  теперь  переведеннаЯ  уже  во
флигель; что ’атьЯна ‘тепановна будет жить спокойно, что никто к ней  ходить
не будет и что она может приходить к хозЯйке и к  нам  только  тогда,  когда
сама захочет. Џо прочтении обоих писем  несколько  времени  все  молчали  и,
казалось, все были недовольны. Ќаконец отец мой прервал  молчание  и  первый
заговорил: "Љак же тут быть,  ‘офьЯ  Ќиколавна?  Љак  же  нам  не  исполнить
желаниЯ  тетушки?  ‚едь  настоЯщих  причин  к  отказу  нет.   ‚едь   тетушка
прогневаетсЯ". Њать отвечала, что она сама не знает, как тут быть, и что  ее
затруднЯет только  перевозка  детей  в  зимнюю  пору.  "Ђ  что  ты  скажешь,
’анюша?" - спросил мой отец. ’атьЯна ‘тепановна, не  задумавшись,  отвечала,
что ни за что не поедет, что она в —урасове с тоски умрет и  что  "не  хочет
удалитьсЯ так скоро и так далеко от могилы своей  матушки".  -  "ѓде  же  ты
будешь жить? - продолжал мой отец. - Ќеужели  останешьсЯ  одна  в  Ѓагрове?"
’етушка задумалась и потом отвечала, что она переедет к сестрице  Ђлександре
‘тепановне и что каждый месЯц  вместе  с  ней  будет  приезжать  молитьсЯ  и
служить панихиды на могиле матери. ЏоговорЯ таким образом и ничего не  решив
положительно, все разошлись.
     џ догадалсЯ, однако, что мы непременно поедем,  и  был  огорчен  больше
всех. Љак нарочно, за несколько дней  до  получениЯ  письма  Я  узнал  новое
деревенское удовольствие, которое мне очень полюбилось: …всеич  выучил  менЯ
крыть лучком птичек, в нашем саду и огороде было их очень  много.  Њаленький
снежок покрывал уже землю; …всеич расчистил точок и положил на него  приваду
из хлебной мЯкины и ухвостного коноплЯного  семени.  ѓолодные  птички  очень
обрадовались корму, которого доставать им уже  было  трудно,  и  днЯ  в  три
привыкли летать на  приваду.  ’огда  …всеич  поставил  позади  точка  лучок,
обтЯнутый  сеткой,  привЯзал  к  нему  веревочку  и   протЯнул   ее   сквозь
смородинный куст, за которым легко было притаитьсЯ одному человеку или  даже
двоим. Љогда птички привыкли к лучку, стали  смело  возле  него  садитьсЯ  и
клевать зерна, …всеич привел менЯ осторожно  к  кусту,  сквозь  голые  ветки
которого было видно все, что  делаетсЯ  на  точке.  "Ќаклонись,  соколик,  и
нишкни, - шепотом говорил …всеич, присев на  корточки.  -  ‚от  как  налетЯт
птички получше, - а теперь сидЯт все бески да чечетки, - тогда ты возьми  за
веревочку, да и дерни. Џтичек-то  всех  и  накроет  лучком,  а  мы  с  тобой
хорошеньких-то выберем да в клеточки и посадим". џ готов был все  исполнЯть;
через несколько времени …всеич сказал мне:  "Ќу,  бери  веревочку;  дергай!"
„рожа от радостного нетерпениЯ, Я дернул  изо  всей  мочи,  и  мы,  выскочив
из-за куста, прибежали к лучку. џ дернул неудачно, слишком сильно,  так  что
лучок сорвалсЯ с места одним  краем  и  покрыл  только  половину  точка;  но
все-таки несколько птичек билось под сеткой, и мы, взЯв пару щеглЯт,  чижика
и беленького бесочка, побежали домой с своей добычей. …всеич бежал  так  же,
как и Я. € вот чем был неоцененный  человек  …вфрем  …всеич:  он  во  всЯкой
охоте горЯчилсЯ не меньше менЯ!.. џ скоро выучилсЯ крыть хорошо; а  как  мне
жалко было выпускать пойманных  птичек,  то  Я,  кроме  клеток,  насажал  их
множество в  пустой  садок,  обтЯнутый  сеткою,  находившийсЯ  в  нескольких
саженЯх от  крыльца,  где  летом  жили  мои  голуби,  зимовавшие  теперь  по
дворовым избам, в подпечках. “ менЯ сидели в садке белые, голубые и  зеленые
бески  или  синицы,  щеглЯта,  чижи,  овсЯнки  и  чечетки.  џ  поставил   им
водопойку, а когда вода замерзала, то клал  снегу;  поставил  две  небольшие
березки, на которых птички сидели и  ночевали,  и  навалил  на  пол  всЯкого
корма. ‘мотреть в  этот  садок,  любоватьсЯ  живыми  и  быстрыми  движениЯми
миловидных птичек и наблюдать, как они едЯт, пьют и ссорЯтсЯ между  собой  -
было длЯ менЯ истинным наслаждением. €ногда, не довольно тепло одетый, Я  не
чувствовал холода наступающего ноЯбрЯ и  готов  был  целый  день  простоЯть,
прислонив лицо к опушенной инеем сетке, если б  моЯ  мать  не  присылала  за
мною или если б …всеич не уводил насильно в горницу.
     Ќа другой  же  день  после  получениЯ  письма  от  Џрасковьи  €вановны,
вероЯтно переговорив обо всем наедине,  отец  и  мать  объЯвили  решительное
намерение ехать в —урасово немедленно, как только лЯжет зимний путь.  ‚  тот
же день отданы были приказаниЯ всем кому следует, чтоб  все  было  готово  и
чтоб сами готовились в дорогу. Ћтъезд наш зависел от времени,  когда  станет
‚олга, о чем должны  были  немедленно  уведомить  нас  из  ‚ишенок.  ’атьЯна
‘тепановна осталась твердою в своем намерении не ехать в —урасово и жить  до
нашего  возвращениЯ  у  сестрицы  своей  Ђлександры  ‘тепановны.   Њать   не
уговаривала тетушку ехать с нами и при мне сказала отцу, что сестрице  будет
там несвободно и скучно. ‚ тот же день  написали  Ђлександре  ‘тепановне  об
этом решении. ’атьЯну ‘тепановну смущало только одно: как  ей  расстатьсЯ  с
своим амбаром, то есть со всем тем, чем он был нагружен. Ћна высказала  свои
опасениЯ отцу, говорЯ, что боитсЯ, как бы  без  господ  в  ночное  времЯ  не
подломали амбара и не  украли  бы  все  ее  добро,  которое  она  "сгоношила
сначала по милости покойного батюшки и матушки, а потом по милости братца  и
сестрицы". Ћна просила у моего  отца  лошадей,  чтоб  хоть  кое-что  получше
заблаговременно  перевезти  в  Љаратаевку.  Ћтец  считал  это  ненужным,  но
согласилсЯ на  убедительные  просьбы  своей  сестры.  џ  после  слышал,  как
перешептывались …всеич с Џарашей и  смеЯлись  потихоньку  над  страхом  моей
тетки.
     ‘нег выпадал постепенно почти каждую ночь, и каждое утро была  отличнаЯ
пороша. Ћтец очень любил сходить  с  ружьем  по  следу  русаков  и  охотилсЯ
иногда за ними; но, к сожалению, он не брал менЯ с собою,  говорЯ,  что  длЯ
менЯ это будет утомительно и что Я  буду  ему  мешать.  ‡ато,  чтоб  утешить
менЯ, он приказал ’анайченку верхом объехать русака и  взЯл  менЯ  с  собою,
чтоб при мне поймать зайца тенетами. —аса за два  до  обеда  мы  с  отцом  в
санках приехали к верховью пруда. "‚от где лежит русак,  ‘ережа!"  -  сказал
мой отец и указал на гриву желтого камыша, проросшую кустами  и  примыкавшую
к крутцу. "ђусак побежит в гору, и потому все это место  обметано  тенетами.
‚идишь их, как они висЯт на кустиках? Ќу,  смотри  же,  что  будут  делать".
Ќароду было с нами человек двадцать; одни зашли сзади, а другие с  боков  и,
таким образом подвигаЯсь вперед  полукругом,  принЯлись  шуметь,  кричать  и
хлестать холудинами по камышу. ‚  одну  минуту  вылетел  русак,  как  стрела
покатил в гору, ударилсЯ в тенета, вынес их вперед на себе с сажень,  увЯзил
голову и лапки, запуталсЯ и завертелсЯ в сетке. ‹юди  кричали  и  бежали  со
всех ног к попавшему зайцу, Я также кричал во всю  мочь  и  бежал  изо  всех
сил. —то за красавец был этот старый матерой  русак!  —ерные  кончики  ушей,
черный хвостик, желтоватаЯ грудь и  передние  ноги,  и  пестрый  в  завитках
ремень по спине... Я задыхалсЯ от охватившего менЯ восторга, сам не  понимаЯ
его причины!..
     €  от  всего  этого  надобно  было  уехать,  чтоб  жить  целую  зиму  в
неприЯтном мне —урасове, где не нравились мне многие из  постоЯнных  гостей,
где должно избегать встречи с томошней противной прислугой  и  где  все-таки
надо будет сидеть по большей части в известных наших, уже опостылевших  мне,
комнатах; да и с матерью придетсЯ  гораздо  реже  быть  вместе.  Њилой  моей
сестрице также не  хотелось  ехать  в  —урасово,  хотЯ  собственно  длЯ  нее
тамошнее житье представлЯло уже ту выгоду, что мы с  нею  бывали  там  почти
неразлучны, а она так нежно любила менЯ, что в моем присутствии всегда  была
совершенно довольна и очень весела.
     Џрошло сорок дней, и пришло времЯ  поминок  по  бабушке,  называемых  в
народе "сорочинами". ЌесмотрЯ на то что не было  ни  тележного,  ни  санного
пути, потому что снегу мало  лежало  на  дороге,  превратившейсЯ  в  мерзлые
кочки грЯзи, родные накануне съехались в Ѓагрово. 9-го  ноЯбрЯ  поутру  все,
кроме  нас,  маленьких  детей,  ездили  в  Њордовский  Ѓугуруслан,   слушали
заупокойную  обедню  и  отслужили  панихиду   на   могиле   бабушки.   Џотом
воротились, кушали чай и кофе, потом обед, за которым происходило все  точно
то же, что Я  уже  рассказывал  не  один  раз:  гости  пили,  ели,  плакали,
поминали и - разъехались.
     ‚от уже выпал довольно глубокий снег и пошли  сильные  морозы,  которые
начали  постукивать  в  стены  нашего  дома,  и  уже  Ђлександра  ‘тепановна
приехала за ’атьЯной  ‘тепановной.  Ќаконец  получили  известие,  что  ‚олга
стала и что чрез нее потЯнулись обозы. Ќазначили день  отъезда;  подвезли  к
крыльцу возок, в котором должны были поместитьсЯ: Я, сестрица  с  Џарашей  и
братец с своей бывшей кормилицей Њатреной, котораЯ,  перестав  его  кормить,
поступила к нему в нЯньки. Џодвезли и кибитку длЯ отца и матери;  настрЯпали
в дорогу разного кушаньЯ,  уложились,  и  21  ноЯбрЯ  заскрипели,  завизжали
полозьЯ, и мы тронулись в путь. Њы с матерью терпеть не могли этого  скрипа.
џ все времЯ плакал, сидЯ в возке. ’етушка ’атьЯна ‘тепановна должна  была  в
тот же день уехать вместе с Ђлександрой ‘тепановной в Љаратаевку.
     Џереезд из Ѓагрова в —урасово совершилсЯ благополучно и  скоро.  Џервый
зимний путь, если снег выпал ровно, при тихой  погоде,  если  он  достаточно
покрывает все неровности дороги и в то же времЯ так умеренно глубок, что  не
мешает ездить тройками в рЯд, - бывает у  нас  на  ђуси  великолепно  хорош.
€менно таков он был тогда. Њы ехали так скоро на своих лошадЯх, как  никогда
не езжали. ‘крип полозьев был  мало  слышен  от  скорости  езды  и  мелкости
снега, и мы с матерью во всю дорогу почти не чувствовали противной  тошноты.
‚ ‚ишенках мы только  покормили  лошадей.  Ћтец,  разумеетсЯ,  повидалсЯ  со
старостой, обо всем  расспросил  и  все  записал,  чтоб  доложить  Џрасковье
€вановне.  ‡имний  вид  Ќикольского   замка,   или   дворца   напомнил   мне
великолепное угощение гостеприимного хозЯина,  и  хотЯ  тому  прошло  только
несколько месЯцев, но мне казалось уже смешным  мое  тогдашнее  изумление  и
увлечение... Џомещика „урасова не  было  в  Ќикольском.  Њы  остановились  у
одного зажиточного  крестьЯнина.  Ћтец  мой  любил  всегда  разговаривать  с
хозЯевами домов, в которых мы кормили или ночевали, а  Я  любил  слушать  их
разговоры. Њать иногда скучала ими; но в  этот  раз  попалсЯ  нам  хозЯин  -
необыкновенно умный мужик, который  своими  рассказами  о  барине  всех  нас
очень занЯл и очень смешил мою мать. Ћн как будто хвалил своего господина  и
в то же времЯ выставлЯл его в самом смешном виде. ђечь зашла о  великолепных
свиньЯх, из которых одна умерла.  "’о-то  горе-то  у  нас  было,  -  говорил
хозЯин, - чушка-то что ни лучшаЯ сдохла. Ѓарин у нас, дай ему бог много  лет
здравствовать,  добрый,  милосливый,  до  всЯкого  скота   жалосливый,   так
печаловалсЯ, что уехал из Ќикольского; уж и мы  ему  не  взмилились.  Ћно  и
точно так: нас-то у него много, а чушек-то всего было две, и те из-за  морЯ,
а мы доморощина. Ђ добрый барин; уж  сказать  нельзЯ,  какой  добрый,  да  и
затейник! “ нас на выезде  из  села  было  два  колодца,  вода  преотменнаЯ,
родниковаЯ, холоднаЯ. Њужики, выезжаЯ в поле, завсегда ею пользовались.  ’ак
он приказал над каждым колодцем по  деревЯнной  девке  поставить,  как  есть
одетые в кумашные сарафаны, подпоЯсаны  золотым  позументом,  только  босые;
одной ногой стоит на колодце, а другую поднЯла, ровно  прыгнуть  хочет.  Ќу,
всЯк, кто ни едет, и  конный  и  пеший,  остановитсЯ  и  заглЯдитсЯ.  ’олько
крестьЯне-то воду из колодцев  брать  перестали:  говорЯт,  что  непригоже".
‘ловоохотливый хозЯин долго и много  говорил  в  этом  роде;  многого  Я  не
понимал, но мать говорила, что все было очень умно и зло. ‚прочем,  и  того,
что Я понЯл, было достаточно длЯ менЯ; Я вывел  заключение  и  сделал  новое
открытие:  крестьЯнин  насмехалсЯ  над  барином,  а  Я  привык  думать,  что
крестьЯне смотрЯт на своих господ с благоговением и все их поступки и  слова
считают разумными. џ решилсЯ обратить особенное внимание  на  все  разговоры
…всеича с Џарашей и замечать, не смеютсЯ ли  они  над  нами,  говорЯ  нам  в
глаза разные похвалы и целуЯ наши ручки?.. џ сообщил мое  намерение  матери.
Ћна улыбнулась и сказала: "‡ачем тебе это  знать?  Џараша,  особенно  …всеич
служат нам очень усердно, а что они про нас думают - Я и знать не хочу".  Ќо
мне было очень любопытно это узнать, и Я не оставил своего намерениЯ.
     Ќа другой день переехали мы по гладкому,  как  зеркало,  льду  страшную
длЯ менЯ ‚олгу. Ћна даже и в этом виде менЯ пугала. ‚ этот год  ‚олга  стала
очень чисто, наголо, как говоритсЯ. ‘негу было мало, снежных  буранов  тоже,
а потому мало шло по реке льдин и  так  называемого  сала,  то  есть  снега,
пропитанного  водою.  Ћдни  морозы  сковали  поверхность  реки,   и   сквозь
прозрачный лед было видно, как бежит вода, как она завертываетсЯ  кругами  и
как скачут иногда по ней белые пузыри*. Џризнаюсь, Я  не  мог  смотреть  без
содроганиЯ из моего окошечка  на  это  страшное  движение  огромной  водЯной
глубины, по которой скакали наши лошади. ‚друг увидел Я в стороне,  недалеко
от наезженной дороги, что-то похожее на длинную прорубь,  котораЯ  дымилась.
џ пришел в изумление и упросил Џарашу посмотреть и растолковать мне.  Џараша
взглЯнула и со смехом сказала: "ќто полыньЯ. ’ут вода не мерзнет. ќто  ‚олга
дышит, оттого и пар валит; а чтоб ночью кто-нибудь  не  ввалилсЯ,  по  краЯм
хворост накидан". Љак ни любопытна была длЯ менЯ эта  новость,  но  Я  думал
только об одном: что мы того и глЯди обЯзательно  провалимсЯ  и  нырнем  под
лед. ‘трах одолел менЯ, и Я прибегнул к обыкновенному моему  успокоительному
средству, то есть сильно зажмурил глаза и открыл их  уже  на  другом  берегу
‚олги.
     ______________
     * ђедко бывает, чтоб большаЯ река становилась без  снега.  џ  один  раз
только видел ‚олгу в таком  виде,  в  каком  описывает  ее  молодой  Ѓагров.
(Џримеч. автора.)

     ‚ ‘имбирске получили мы известие,  что  ЏрасковьЯ  €вановна  не  совсем
здорова и ждет не дождетсЯ нас. Ќа другой день, в пЯтые сутки по  выезде  из
Ѓагрова, в самый полдень, засветились перед нами четыре  креста  чурасовских
церквей и колоколен.
     ЏрасковьЯ €вановна так нам обрадовалась, что Я и пересказать  не  умею.
Ћна забыла свое нездоровье и не  вышла,  а  выбежала  даже  в  лакейскую.  џ
никогда не видывал у ней такого веселого лица! Ћна крепко и  долго  обнимала
моего отца и особенно мать; даже нас  всех  перецеловала,  чего  никогда  не
делывала, а всегда только давала целовать нам руку. "Ђ, и чернушка здесь!  -
говорила она смеЯсь. - „а как похорошел! Ћткуда взЯлсЯ  у  него  такой  нос?
Ќу, здравствуйте, заволжские помещики! Љак поживают ваши  друзьЯ  и  соседи,
мордва и чуваши? Њилости  прошу,  друзьЯ  мои!  Ђ  ’атьЯны  нет?  Ћдичала  и
уперлась. ‚ерно, уехала в Љаратаевку? Ќу, вот  как  каратаевский  барин  под
пьЯную руку ее поколотит, так она и пожалеет, что не  приехала  в  —урасово.
Ќу, слава богу, насилу вас дождалась. Џойдемте прЯмо в гостиную".
     ‚ зале и гостиной приветливо встретили нас неизменные гости.
     Њы опЯть разместились по знакомым нам  углам  и  опЯть  зажили  прежнею
жизнью. ’олько ЏрасковьЯ €вановна стала несравненно ласковее и  добрее,  как
мне казалось. „лЯ всех было очевидно, что  она  горЯчо  привЯзалась  к  моей
матери и ко всем нам. Ћна не знала, как угостить нас и чем употчевать. Ќо  в
то же времЯ Я заметил, что „арьЯ ‚асильевна и Ђлександра €вановна  Љовригина
не так нам  обрадовались,  как  в  прежние  приезды.  ‚  мужской  и  женской
прислуге еще было заметнее, что они  просто  нам  не  рады.  џ  сообщил  мое
замечание матери, но она отвечала мне, что это совершенный вздор и  что  мне
даже не  следует  этого  замечать.  џ,  однако,  не  удовольствовалсЯ  таким
объЯснением и повторил мое замечание …всеичу  в  присутствии  Џараши,  и  он
сказал  мне:  "„а,  видно,  надоели.  Ѓольно  часто  стали  ездить".  Џараша
прибавила: "„ругих гостей  здесь  не  боЯтсЯ,  а  вас  опасаютсЯ,  чтобы  вы
Џрасковье €вановне чего-нибудь не пересказали". џ  внутренне  убедилсЯ,  что
это совершенно справедливо и что мать не хотела сказать мне правды.
     Њиницкие  не  замедлили  приехать  и  привезти  с  собою  двух  старших
дочерей. Њы с сестрицей любили их, очень им  обрадовались,  и  у  нас  опЯть
составились и прежние игры и прежние чтениЯ. ‘ утра до самого вечера мы  все
времЯ были неразлучны с моей сестрой, потому все комнатные  наши  занЯтиЯ  и
забавы были у нас общие.
     —то касаетсЯ  до  вредного  влиЯниЯ  на  нас  чурасовской  лакейской  и
девичьей, то моЯ мать могла быть теперь на этот  счет  совершенно  спокойна:
всЯ прислуга как  будто  сговорилась  избегать  нас  и  ничего  при  нас  не
говорить. „аже €ванушка-буфетчик перестал при  нас  подходить  к  …всеичу  и
болтать с ним, как бывало  прежде,  и  …всеич,  добродушно  смеЯсь,  однажды
сказал мне: "‚от так-то лучше! ‘тали нас побаиватьсЯ!"
     ЏрасковьЯ  €вановна  вскоре   совершенно   выздоровела   от   небольшой
простуды. ђождество •ристово было у ней храмовой праздник в ее новой,  самой
ею  выстроенной  церкви,  и  она  праздновала  этот  день  со   всевозможною
деревенскою пышностью. ѓостей наехало столько, что в  обоих  флигелЯх  негде
было помещатьсЯ; некоторые мелкопоместные и бессемейные соседи жили даже  по
крестьЯнским избам. ‚се говорили, что никогда не бывало такого  съезда,  как
в этот год. џ этого не утверждаю, но знаю, что в этот раз еще более  надоели
мне гости. Ћтца с матерью Я почти не видел, и только  дружба  с  милой  моей
сестрицей, выраставшаЯ не по днЯм, а по часам, утешала менЯ в  этом  скучном
и как-то тЯжелом длЯ нас —урасове. ‘естра  становилась  уже  моим  настоЯщим
другом, с которым мог Я делитьсЯ всеми моими детскими чувствами  и  мыслЯми.
’ак прошел декабрь и наступил новый  год,  который  Я  встретил  с  каким-то
особенным чувством и ожиданием. ‚друг  на  другой  день  мать  говорит  мне:
"‘ережа, хочешь ехать со мной  в  Љазань?  Њы  едем  туда  с  отцом  на  две
недели". џ обрадовалсЯ выезду из —урасова и отвечал, что  очень  хочу.  "Ќу,
так сбирайсЯ". џ обещал собратьсЯ в полчаса, но вдруг вспомнил о сестрице  и
спросил: "Ђ сестрица поедет с нами?" Њать  отвечала,  что  она  останетсЯ  в
—урасове. ќто менЯ огорчило. Љогда же Я сказал сестрице о моем отъезде,  она
принЯлась горько плакать. •отЯ Я был горЯчо привЯзан к матери  и  не  привык
расставатьсЯ с нею, но горесть сестрицы так глубоко менЯ  потрЯсла,  что  Я,
не задумавшись,  побежал  к  матери  и  стал  ее  просить  оставить  менЯ  в
—урасове. Њать удивилась, узнала  причину  такой  быстрой  перемены,  обнЯла
менЯ, поцеловала, но сказала, что ни под каким  видом  не  оставит,  что  мы
проездим всего две  недели  и  что  сестрица  скоро  перестанет  плакать.  џ
печально воротилсЯ в  детскую.  ЃеднаЯ  моЯ  сестрица  плакала  навзрыд.  …й
предстоЯло новое горе: мать брала с собой Џарашу, а сестрицу  мою  ЏрасковьЯ
€вановна переводила жить к себе в спальню и поручала  за  нею  ходить  своей
любимой горничной, Ђкулине Ѓорисовне, женщине очень скромной, а также  очень
заботливой.
     Ќеожиданную поездку в Љазань устроила  сама  ЏрасковьЯ  €вановна.  Њать
еще прежде не один раз говорила, что она  хотела  бы  побывать  в  Љазани  и
помолитьсЯ тамошним чудотворцам; что  она  не  видывала  мощей  и  очень  бы
желала к  ним  приложитьсЯ;  что  ей  хотелось  бы  посмотреть  и  послушать
архиерейской службы. ЏрасковьЯ €вановна, казалось, и не заметила этих  слов.
Љогда стало приближатьсЯ крещенье, которое было в то же времЯ днем  рождениЯ
моей матери, то мать сказала один раз, разговариваЯ с Ђлександрой  €вановной
в присутствии Џрасковьи €вановны, котораЯ играла с моим отцом в  пикет,  что
очень бы желала на шестое число куда-нибудь уехать, хоть в  ‘тарое  Ѓагрово.
"џ терпеть не могу днЯ своего рождениЯ, - прибавила мать; - а  у  вас  будет
куча гостей; принимать от них поздравлениЯ и желаниЯ всЯкого благополучиЯ  и
всех благ земных - это длЯ менЯ наказанье божие". ‚друг  ЏрасковьЯ  €вановна
обратилась к матери моей  и  сказала:  "Џослушай,  ‘офьЯ  Ќиколавна,  что  Я
вздумала. ’ебе хотелось помолитьсЯ казанским чудотворцам, ты не  любишь  днЯ
своего рождениЯ (Я и сама не люблю моего) - чего же лучше? Џоезжай в  Љазань
с Ђлексеем ‘тепанычем. ‚ы ведь все равно больше двух  недель  не  проездите:
до Љазани всего два девЯноста".
     Њать очень охотно принЯла такое предложение, и 3 ЯнварЯ,  в  прекрасной
повозке со стеклами, которую дала нам ЏрасковьЯ €вановна, мы уже  скакали  в
Љазань. ‚место радости, что Я хоть на  времЯ  уезжаю  из  —урасова  и  увижу
новый богатый город, о котором много наслышалсЯ, Я  чувствовал,  что  сердце
мое разрывалось от горЯ.
     ЊилаЯ моЯ сестрица, всЯ в слезах, с  покрасневшими  глазами,  тоскующаЯ
по своем братце и по своей нЯне, но  безмолвно  покорЯющаЯсЯ  своей  судьбе,
беспрестанно представлЯлась  мне,  и  Я  долго  сам  потихоньку  плакал,  не
обращаЯ вниманиЯ на  то,  что  вокруг  менЯ  происходило,  и,  против  моего
обыкновениЯ, не мечтаЯ о том, что ожидало менЯ впереди.
     Ђ впереди ожидало менЯ начало важнейшего событиЯ в моей жизни...


x x x

     ‡десь прекращаетсЯ повествование  Ѓагрова-внука  о  своем  детстве.  Ћн
утверждает, что дальнейшие рассказы относЯтсЯ уже не  к  детству  его,  а  к
отрочеству.
                                                                        ‘.Ђ.


Џђ€‹Ћ†…Ќ€…

Ђ‹…ЌњЉ€‰ –‚…’Ћ—…Љ

                          сказка ключницы Џалагеи

     ‚ некиим царстве, в некиим государстве жил-был богатый купец,  именитый
человек. Њного у него было всЯкого богатества, дорогих  товаров  заморскиих,
жемчугу, драгоценных каменьев, золотой и серебрЯной казны;  и  было  у  того
купца три дочери, все три красавицы писаные, а меньшаЯ лучше всех;  и  любил
он дочерей своих  больше  всего  своего  богатества,  жемчугов,  драгоценных
каменьев, золотой и серебрЯной казны - по той причине, что он был  вдовец  и
любить ему было некого; любил он  старших  дочерей,  а  меньшую  дочь  любил
больше, потому что она была собой лучше  всех  и  к  нему  ласковее.  ‚от  и
собираетсЯ тот купец по своим торговыим делам за море, за тридевЯть  земель,
в  тридевЯтое  царство,  в  тридесЯтое  государство,  и  говорит  он   своим
любезныим дочерЯм:  "„очери  мои  милые,  дочери  мои  хорошие,  дочери  мои
пригожие, еду Я по своим купецкиим делам за тридевЯть земель,  в  тридевЯтое
царство, тридесЯтое государство, и мало ли, много ли времени  проезжу  -  не
ведаю, и наказываю Я вам жить без менЯ честно и смирно,  и  коли  вы  будете
жить без менЯ честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы  сами
похочете, и даю Я вам сроку думать на три  днЯ,  и  тогда  вы  мне  скажете,
каких гостинцев вам хочетсЯ". „умали они три днЯ  и  три  ночи  и  пришли  к
своему родителю, и стал он их спрашивать, каких  гостинцев  желают.  ‘таршаЯ
дочь поклонилась отцу в ноги, да и говорит  ему  перваЯ:  "ѓосударь  ты  мой
батюшка родимый! Ќе вози  ты  мне  золотой  и  серебрЯной  парчи,  ни  мехов
черного соболЯ, ни жемчуга бурмицкого, а привези ты  мне  золотой  венец  из
каменьев самоцветныих, и чтоб был от них такой свет, как от месЯца  полного,
как от солнца красного, и чтоб было  от  него  светло  в  темную  ночь,  как
середи днЯ белого". —естной купец  призадумалсЯ  и  сказал  потом:  "•орошо,
дочь моЯ милаЯ, хорошаЯ и пригожаЯ, привезу Я тебе таковой венец; знаю Я  за
морем такова человека, который достанет мне таковой венец; а  и  есть  он  у
одной королевишны заморскиЯ, а и спрЯтан он в кладовой каменной, а  и  стоит
та кладоваЯ в каменной горе,  глубиной  на  три  сажени,  за  тремЯ  дверьми
железными, за тремЯ замками немецкими. ђабота будет  немалаЯ:  да  длЯ  моей
казны супротивного нет". Џоклонилась ему в ноги  дочь  середнЯЯ  и  говорит:
"ѓосударь ты мой батюшка родимый!  Ќе  вози  ты  мне  золотой  и  серебрЯной
парчи, ни черных мехов соболЯ сибирского, ни  ожерельЯ  жемчуга  бурмицкого,
ни  золота  венца  самоцветного,  а  привези  ты  мне  тувалет  из  хрусталю
восточного, цельного, беспорочного,  чтобы,  глЯдЯ  в  него,  видела  Я  всю
красоту поднебесную, и чтоб, смотрЯсь в него, Я не  старилась  и  красота  б
моЯ девичьЯ прибавлЯласЯ". ЏризадумалсЯ честной купец и,  подумав  мало  ли,
много ли времени,  говорит  ей  таковые  слова:  "•орошо,  дочь  моЯ  милаЯ,
хорошаЯ и пригожаЯ, достану Я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть  он
у дочери  королЯ  персидского,  молодой  королевишны,  красоты  несказанной,
неписанной  и  негаданной;  и  схоронен  тот  тувалет  в  терему   каменном,
высокиим, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста  сажень,  за
семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к  тому  терему
ступеней три тысЯчи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому  и  день
и ночь, с саблею наголо булатною, и ключи  от  тех  дверей  железныих  носит
королевишна на поЯсе. ‡наю Я за морем такова человека,  и  достанет  он  мне
таковой  тувалет.  ЏотЯжеле  твоЯ  работа  сестриной:  да  длЯ  моей   казны
супротивного нет". Џоклонилась в ноги отцу меньшаЯ  дочь  и  говорит  таково
слово:  "ѓосударь  ты  мой  батюшка  родимый!  Ќе  вози  ты  мне  золотой  и
серебрЯной парчи, ни черных соболей сибирскиих, ни ожерельЯ  бурмицкого,  ни
венца самоцветного, ни тувалета хрустального,  а  привези  ты  мне  аленький
цветочек, которого бы не было краше на белом  свете".  ЏризадумалсЯ  честной
купец крепче прежнего. Њало  ли,  много  ли  времени  он  думал,  доподлинно
сказать не  могу;  надумавшись,  он  целует,  ласкает,  приголубливает  свою
меньшую дочь любимую и говорит таковые слова:  "Ќу,  задала  ты  мне  работу
потЯжеле сестриных: коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как  найти
то, чего сам не знаешь? Ђленький цветочек не хитро найти, да как  же  узнать
мне, что краше его нет на белом свету? Ѓуду  старатьсЯ,  а  на  гостинце  не
взыщи". € отпустил он дочерей своих  хорошиих,  пригожиих,  в  ихние  терема
девичьи.  ‘тал  он  собиратьсЯ  в  путь,  во  дороженьку,  в  дальние   краЯ
заморские. „олго ли, много ли он собиралсЯ, Я не  знаю  и  не  ведаю:  скоро
сказка  сказываетсЯ,  не  скоро  дело  делаетсЯ.  Џоехал  он  в   путь,   во
дороженьку. ‚от  ездит  честной  купец  по  чужим  сторонам  заморскиим,  по
королевствам невиданным; продает он свои товары втридорога,  покупает  чужие
втридешева; он менЯет товар на товар и того сходней, со придачею серебра  да
золота: золотой казной корабли  нагружает  да  домой  посылает.  Ћтыскал  он
заветный гостинец длЯ своей старшей дочери: венец с камнЯми самоцветными,  а
от них светло в темную ночь, как бы в белый день. Ћтыскал заветный  гостинец
и длЯ своей средней дочери: тувалет хрустальный, а в нем видна  всЯ  красота
поднебеснаЯ,  и,  смотрЯсь  в  него,  девичьЯ  красота   не   стареетсЯ,   а
прибавлЯетсЯ. Ќе может он  только  найти  заветного  гостинца  длЯ  меньшой,
любимой дочери, аленького цветочка, краше  которого  не  было  бы  на  белом
свету. Ќаходил он во садах царских, королевских и султановых много  аленьких
цветочков такой красоты, что ни в сказке  сказать,  ни  пером  написать;  да
никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет на  белом  свете;  да  и
сам он того  не  думает.  ‚от  едет  он  путем-дорогою,  со  своими  слугами
верными, по пескам сыпучиим,  по  лесам  дремучиим,  и  откуда  ни  возьмись
налетели на него разбойники, бусурманские, турецкие да  индейские,  нехристи
поганые, и, увидЯ  беду  неминучую,  бросает  честной  купец  свои  караваны
богатые со прислугою своей верною и бежит  в  темные  леса.  "Џусть-де  менЯ
растерзают звери лютые, чем попастьсЯ мне в руки в  разбойничьи,  поганые  и
доживать свой век в плену, во неволе". Ѓродит он  по  тому  лесу  дремучему,
непроездному, непроходному, и что дальше идет, то дорога  лучше  становитсЯ,
словно деревьЯ перед ним расступаютсЯ, а часты кусты  раздвигаютсЯ.  ‘мотрит
назад - руки не просунуть, смотрит направо - пни да колоды, зайцу косому  не
проскочить, смотрит налево - а и хуже того. „ивуетсЯ честной  купец,  думает
не придумает, что с ним за чудо совершаетсЯ, а сам все идет да идет: у  него
под ногами дорога торнаЯ. €дет он день от утра до вечера, не слышит он  реву
звериного, ни шипениЯ змеиного,  ни  крику  совиного,  ни  голоса  птичьего;
ровно около него все повымерло. ‚от пришла и темнаЯ ночь:  кругом  его  хоть
глаз выколи, а у него под  ногами  светлехонько.  ‚от  идет  он  почитай  до
полуночи, и стал видеть впереди будто зарево,  и  подумал  он:  "‚идно,  лес
горит, так зачем же мне туда идти на верную  смерть,  неминучую?"  Џоворотил
он назад - нельзЯ идти, направо, налево -  нельзЯ  идти;  сунулсЯ  вперед  -
дорога торнаЯ. "„ай постою на одном месте, может,  зарево  пойдет  в  другую
сторону,  аль  прочь  от  менЯ,  аль  потухнет  совсем".  ‚от  и  стал   он,
дожидаетсЯ; да не тут-то было: зарево точно к нему  навстречу  идет,  и  как
будто около него светлее становитсЯ; думал он, думал и порешил идти  вперед.
„вух смертей не бывать, одной  не  миновать.  ЏерекрестилсЯ  купец  и  пошел
вперед. —ем дальше идет, тем светлее становитсЯ, и стало почитай  как  белый
день, а не слышно шуму и треску пожарного. ‚ыходит он под  конец  на  полЯну
широкую, и посередь той полЯны широкиЯ стоит дом не дом, чертог  не  чертог,
а дворец королевский или царский, весь в  огне,  в  серебре  и  золоте  и  в
каменьЯх самоцветныих,  весь  горит  и  светит,  а  огнЯ  не  видать;  ровно
солнушко красное, инда тЯжело на него глазам смотреть. ‚се окошки во  дворце
растворены и играет в нем музыка согласнаЯ, какой никогда  он  не  слыхивал.
‚ходит он на широкий двор, в ворота широкие, растворенные; дорога  пошла  из
белого мрамора, а по сторонам бьют фонтаны воды, высокие, большие  и  малые.
‚ходит он во дворец по лестнице, устланной кармазинным сукном*, со  перилами
позолоченными; вошел в горницу - нет  никого;  в  другую,  в  третью  -  нет
никого,  в  пЯтую,  десЯтую  -  нет  никого;  а  убранство  везде   царское,
неслыханное  и  невиданное:  золото,  серебро,  хрустали  восточные,   кость
слоноваЯ  и   мамонтоваЯ.   „ивитсЯ   честной   купец   такому   богатетству
несказанному, а вдвое того, что хозЯина нет; не токмо  хозЯина,  и  прислуги
нет; а музыка играет не смолкаючи; и подумал он в те  поры  про  себЯ:  "‚се
хорошо, да есть нечего", и вырос перед ним стол,  убранный,  разубранный:  в
посуде золотой да серебрЯной Яства стоЯт сахарные и вина заморские  и  питьЯ
медвЯные. ‘ел он за стол без сумлениЯ: напилсЯ, наелсЯ  досыта,  потому  что
не ел сутки целые: кушанье такое, что и сказать нельзЯ - того  и  глЯди  что
Язык проглотишь, а он, по лесам и пескам ходючи, крепко проголодалсЯ;  встал
он из-за стола, а поклонитьсЯ некому и  сказать  спасибо  за  хлеб  за  соль
некому. Ќе успел он встать да оглЯнутьсЯ, а стола с кушаньем как не  бывало,
а музыка играет не умолкаючи. „ивуетсЯ честной купец такому чуду  чудному  и
такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуетсЯ,  а  сам
думает: "•орошо бы теперь соснуть да всхрапнуть", -  и  видит,  стоит  перед
ним кровать резнаЯ, из чистого золота, на  ножках  хрустальныих,  с  пологом
серебрЯным, с бахромою и кистЯми жемчужными; пуховик на ней как гора  лежит,
пуху  мЯгкого,  лебЯжьего.  „ивитсЯ  купец  такому  чуду  новому,  новому  и
чудному; ложитсЯ он на  высокую  кровать,  задергивает  полог  серебрЯный  и
видит, что он тонок и мЯгок, будто шелковый. ‘тало в  палате  совсем  темно,
ровно в сумерки, и музыка играет будто издали, и подумал он: "Ђх,  кабы  мне
дочерей хоть во сне увидать", - и заснул тое ж минуточку.
     ______________
     * Љармазинное сукно - тонкое Ярко-красное сукно.

     ЏросыпаетсЯ купец, а солнце уже взошло выше дерева стоЯчего.  ЏроснулсЯ
купец, а вдруг опомнитьсЯ не может: всю ночь видел он во сне  дочерей  своих
любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он дочерей своих старшиих:  старшую
и середнюю, что они веселым-веселехоньки, а  печальнаЯ  одна  дочь  меньшаЯ,
любимаЯ; что у старшей и середней дочери  есть  женихи,  и  богатые,  и  что
сбираютсЯ они выйти  замуж,  не  дождавшись  его  благословениЯ  отцовского;
меньшаЯ же дочь, любимаЯ, красавица писанаЯ, о женихах и слышать  не  хочет,
покуда не воротитсЯ ее родимый батюшка. € стало у него на душе и  радошно  и
не радошно; встал он со кровати высокиЯ,  платье  ему  все  приготовлено,  и
фонтан воды бьет в чашу хрустальную; он одеваетсЯ,  умываетсЯ  и  уж  новому
чуду не дивуетсЯ; чай и кофей на столе стоЯт, и при  них  закуска  сахарнаЯ.
Џомолившись богу, он накушалсЯ, и стал он  опЯть  по  палатам  ходить,  чтоб
опЯть на них полюбоватисЯ при свете солнышка красного.  ‚се  показалось  ему
лучше вчерашнего. ‚от видит он в окна растворенные, что  кругом  его  дворца
разведены сады диковинные, плодовитые и  цветы  цветут  красоты  невиданной,
неописанной. ‡ахотелось ему по тем садам прогулЯтисЯ.
     ‘ходит он по другой лестнице из мрамора зеленого, из малахита  медного,
с перилами позолоченными, сходит прЯмо в зелены сады. ѓулЯет он и  любуетсЯ;
на деревьЯх висЯт плоды спелые, румЯные, сами в рот  так  и  просЯтсЯ,  индо
глЯди на них слюнки текут; цветы цветут  распрекрасные,  махровые,  пахучие,
всЯкими красками расписанные; птицы летают  невиданные:  словно  по  бархату
зеленому и пунцовому золотом и  серебром  выложенные,  песни  поют  райские;
фонтаны  воды  бьют  высокие,  индо  глЯдеть   на   их   вышину   -   голова
запрокидываетсЯ; и бегут и шумЯт ключи родниковые по  колодам  хрустальныим.
•одит  честной  купец,  дивуетсЯ;  на  все  такие  диковинки  глаза  у  него
разбежалисЯ, и не знает он, на что смотреть и кого слушать.  •одил  он  так,
много ли, мало ли времени - неведомо: скоро  сказка  сказываетсЯ,  не  скоро
дело делаетсЯ. € вдруг видит он на пригорочке зеленыим цветет  цветок  цвету
алого, красоты невиданной и неслыханной,  ни  в  сказке  сказать,  ни  пером
написать. “ честного купца дух  занимаетсЯ,  подходит  он  ко  тому  цветку,
запах от цветка по всему саду, ровно струЯ бежит; затрЯслись и руки  и  ноги
у купца, и возговорил он голосом радошным: "‚от  аленький  цветочек,  какого
нет краше на белом свете, о каком просила менЯ дочь  меньшаЯ,  любимаЯ".  €,
проговорив таковы слова, он подошел и сорвал  аленький  цветочек.  ‚  тое  ж
минуту, безо  всЯких  туч,  блеснула  молоньЯ  и  ударил  гром,  индо  землЯ
зашаталасЯ под ногами, - и вырос как будто из земли перед  купцом  зверь  не
зверь, человек не человек, а так какое-то чудовище страшное  и  мохнатое,  и
заревел он голосом дикиим: "—то ты сделал? Љак  ты  посмел  сорвать  в  моем
саду мой заповедный, любимый цветок? џ хоронил его паче зеницы ока моего,  и
всЯкий день утешалсЯ, на него глЯдючи, а ты лишил менЯ  всей  утехи  в  моей
жизни. џ хозЯин дворца и сада, Я принЯл тебЯ как дорогого гостЯ  и  званого,
накормил, напоил и спать уложил, а ты эдак-то заплатил за  мое  добро?  ‡най
же свою участь горькую: умереть тебе за свою вину  смертью  безвременною..."
€ несчетное число голосов дикиих со  всех  сторон  завопило:  "“мереть  тебе
смертью безвременною!" “ честного купца от страха зуб на  зуб  не  приходил;
он оглЯнулсЯ кругом и видит, что со всех сторон,  из-под  каждого  дерева  и
кустика, из воды, из земли лезет к  нему  сила  нечистаЯ  и  несметнаЯ,  все
страшилища безобразные.  Ћн  упал  на  колени  перед  наибольшиим  хозЯином,
чудищем мохнатыим, и возговорил голосом жалобныим: "Ћх ты гой еси,  господин
честной, зверь лесной, чудо морское, как  взвеличать  тебЯ  -  не  знаю,  не
ведаю! Ќе погуби ты души моей христианскиЯ, за  мою  продерзость  безвинную,
не прикажи менЯ рубить и казнить, прикажи слово вымолвить.  Ђ  есть  у  менЯ
три дочери, три дочери  красавицы,  хорошие  и  пригожие;  обещал  Я  им  по
гостинцу привезть: старшей дочери -  самоцветный  венец,  средней  дочери  -
тувалет хрустальный, а меньшой дочери -  аленький  цветочек,  какого  бы  не
было краше на белом свете. ‘таршим дочерЯм  гостинцы  Я  сыскал,  а  меньшой
дочери гостинца отыскать не мог; увидал Я такой  гостинец  у  тебЯ  в  саду,
аленький цветочек, какого краше нет на белом свете, и подумал Я, что  такому
хозЯину богатому, богатому, славному и могучему,  не  будет  жалко  цветочка
аленького, о каком просила моЯ меньшаЯ дочь любимаЯ. Љаюсь Я  в  своей  вине
перед твоим величеством. ’ы прости мне, неразумному и глупому, отпусти  менЯ
к моим дочерЯм родимыим и подари мне цветочек аленький,  длЯ  гостинца  моей
меньшой, любимой дочери. ‡аплачу Я  тебе  казны  золотой,  что  потребуешь".
ђаздалсЯ по лесу хохот, словно  гром  загремел,  и  возговорит  купцу  зверь
лесной, чудо морское: "Ќе надо мне твоей золотой  казны:  мне  своей  девать
некуда. Ќет тебе от менЯ никакой милости, и разорвут тебЯ мои  слуги  верные
на куски, на части мелкие. …сть одно длЯ тебЯ спасенье. џ отпущу тебЯ  домой
невредимого, награжу казной несчетною, подарю цветочек аленький,  коли  дашь
ты мне слово честное купецкое и запись  своей  руки,  что  пришлешь  заместо
себЯ одну из дочерей своих, хорошиих,  пригожиих;  Я  обиды  ей  никакой  не
сделаю, а и будет она жить у менЯ в чести в приволье,  как  сам  ты  жил  во
дворце  моем.  ‘тало  скучно  мне  жить  одному,  и  хочу  Я  залучить  себе
товарища". ’ак и пал купец на сыру землю, горючьими слезами обливаетсЯ; а  и
взглЯнет он на зверЯ лесного,  на  чудо  морское,  а  и  вспомнит  он  своих
дочерей, хорошиих, пригожиих,  а  и  пуще  того  завопит  источным  голосом:
больно страшен был лесной зверь, чудо морское. Њного времени  честной  купец
убиваетсЯ и слезами обливаетсЯ, и возговорит он голосом жалобным:  "ѓосподин
честной, зверь лесной, чудо морское! Ђ и как  мне  быть,  коли  дочери  мои,
хорошие и пригожие, по своей воле не похочут ехать к  тебе?  Ќе  свЯзать  же
мне им руки и ноги да насильно прислать? „а и каким путем до  тебЯ  доехать?
џ ехал к тебе ровно два года, а по  каким  местам,  по  каким  путЯм,  Я  не
ведаю". ‚озговорит купцу зверь лесной, чудо морское: "Ќе хочу Я  невольницы:
пусть приедет твоЯ дочь сюда по любви к тебе,  своей  волею  и  хотением;  а
коли дочери твои не поедут по своей воле и хотению, то сам приезжай, и  велю
Я казнить тебЯ смертью лютою. Ђ как приехать ко мне - не твоЯ  беда;  дам  Я
тебе перстень с руки моей: кто наденет его на правый мизинец,  тот  очутитсЯ
там, где пожелает, во единое ока мгновение. ‘року тебе даю дома пробыть  три
днЯ и три ночи". „умал, думал купец думу крепкую и придумал так: "‹учше  мне
с дочерьми повидатьсЯ, дать им свое родительское благословение, и  коли  они
избавить менЯ от смерти не похочут,  то  приготовитьсЯ  к  смерти  по  долгу
христианскому и воротитьсЯ к лесному зверю, чуду морскому".  ”альши  у  него
на уме не было, а потому он рассказал, что у  него  было  на  мыслЯх.  ‡верь
лесной, чудо морское, и без того их знал; видЯ его правду,  он  и  записи  с
него заручной не взЯл, а снЯл с своей руки  золотой  перстень  и  подал  его
честному купцу. € только честной купец успел надеть его на  правый  мизинец,
как очутилсЯ он в воротах своего широкого двора; в ту пору в  те  же  ворота
въезжали его караваны богатые с при слугою верною, и привезли  они  казны  и
товаров втрое противу прежнего. ЏоднЯлсЯ в  доме  шум  и  гвалт,  повскакали
дочери из-за  пЯлец  своих,  а  вышивали  они  серебром  и  золотом  ширинки
шелковые, почали они отца целовать, миловать  и  разными  ласковыми  именами
называть, и две старшие сестры лебезЯт пуще меньшой сестры. ‚идЯт  они,  что
отец как-то не радошен и что есть у него на сердце печаль  потаеннаЯ.  ‘тали
старшие  дочери  его  допрашивать:  не  потерЯл  ли  он  своего   богатества
великого; меньшаЯ же дочь о  богатстве  не  думает,  и  говорит  она  своему
родителю: "Њне богатства твои не надобны; богатство дело наживное, а  открой
ты мне свое горе сердешное". € возговорит тогда честной купец своим  дочерЯм
родимыим, хорошиим и пригожиим: "Ќе потерЯл Я своего богатества великого,  а
нажил казны втрое-вчетверо; а есть у менЯ другаЯ печаль, и скажу вам об  ней
завтрашний день, а сегоднЯ будем веселитисЯ". Џриказал он  принести  сундуки
дорожные, железом окованные;  доставал  он  старшей  дочери  золотой  венец,
золота аравийского, на  огне  не  горит,  в  воде  не  ржавеет,  со  камнЯми
самоцветными; достает гостинец средней дочери, тувалет хрусталю  восточного;
достает гостинец  меньшой  дочери,  золотой  кувшин  с  цветочком  аленьким.
‘таршие дочери от радости рехнулисЯ, унесли свои гостинцы в  терема  высокие
и там на просторе ими  досыта  потешалисЯ.  ’олько  дочь  меньшаЯ,  любимаЯ,
увидав цветочек аленький, затрЯслась всЯ и заплакала, точно в сердце ее  что
ужалило. Љак возговорит к ней отец таковы речи: "—то  же,  дочь  моЯ  милаЯ,
любимаЯ, не берешь ты своего  цветка  желанного;  краше  его  нет  на  белом
свете?" ‚зЯла дочь меньшаЯ  цветочек  аленький  ровно  нехотЯ,  целует  руки
отцовы, а сама плачет горючими  слезами.  ‘коро  прибежали  дочери  старшие,
попытали они гостинцы отцовские и не  могут  опомнитьсЯ  от  радости.  ’огда
сели все они за столы дубовые, за скатерти браные,  за  Яства  сахарные,  за
питиЯ  медвЯные;  стали  есть,   пить,   прохлаждатисЯ,   ласковыми   речами
утешатисЯ. ‚вечеру гости понаехали, и стал дом у  купца  полнехонек  дорогих
гостей,   сродников,   угодников,   прихлебателей.   „о   полуночи    беседа
продолжаласЯ, и таков был вечерний пир, какого честной купец у себЯ  в  дому
не видывал, и откуда  что  бралось,  не  мог  догадатьсЯ  он,  да  все  тому
дивовалисЯ:  и  посуды  золотой-серебрЯной,  и  кушаньев  диковинных,  каких
никогда в дому не  видывали.  ‡аутра  позвал  к  себе  купец  старшую  дочь,
рассказал ей все, что с ним приключилосЯ, все от слова до слова, и  спросил:
хочет ли она избавить его от смерти лютыЯ и поехать жить к зверю лесному,  к
чуду морскому? ‘таршаЯ дочь наотрез отказаласЯ и говорит: "Џусть та  дочь  и
выручает отца, длЯ кого  он  доставал  аленький  цветочек".  Џозвал  честной
купец  к  себе  другую  дочь,  середнюю,  рассказал  ей  все,  что   с   ним
приключилосЯ, все от слова до слова, и спросил: хочет ли  она  избавить  его
от смерти лютыЯ и поехать жить к зверю лесному, чуду морскому? ‘реднЯЯ  дочь
наотрез отказаласЯ и говорит: "Џусть та дочь и выручает отца,  длЯ  кого  он
доставал аленький цветочек". Џозвал честной купец меньшую  дочь  и  стал  ей
все рассказывать, все от слова до слова, и не успел кончить речи своей,  как
стала перед ним на колени дочь  меньшаЯ,  любимаЯ,  и  сказала:  "Ѓлагослови
менЯ, государь мой батюшка родимый: Я поеду к зверю лесному,  чуду  морскому
и стану жить у него. „лЯ менЯ  достал  ты  аленький  цветочек,  и  мне  надо
выручить тебЯ". ‡алилсЯ слезами честной купец, обнЯл он  свою  меньшую  дочь
любимую и говорит ей таковые слова: "„очь  моЯ,  милаЯ,  хорошаЯ,  пригожаЯ,
меньшаЯ и любимаЯ. „а будет над тобою мое  благословение  родительское,  что
выручаешь ты своего отца от смерти лютыЯ и по доброй воле  своей  и  хотению
идешь на житье противное к страшному зверю лесному,  чуду  морскому.  Ѓудешь
жить ты у него во дворце, в  богатстве  и  приволье  великиим;  да  где  тот
дворец - никто не знает, не ведает, и нет  к  нему  дороги  ни  конному,  ни
пешему, ни зверю прыскучему, ни птице перелетной. Ќе будет нам  от  тебЯ  ни
слуха, ни весточки, а тебе от нас и подавно. € как мне доживать мой  горький
век, лица твоего не видаючи, ласковых речей твоих не слыхаючи;  расстаюсь  Я
с тобою на веки вечные, ровно тебЯ живую в землю хороню". € возговорит  отцу
дочь меньшаЯ, любимаЯ: "Ќе плачь, не тоскуй, государь мой  батюшка  родимый,
житье мое будет богатое, привольное:  зверЯ  лесного,  чуда  морского  Я  не
испугаюсЯ, буду служить ему верою и правдою, исполнЯть его волю  господскую,
а может, он надо мной  и  сжалитсЯ.  Ќе  оплакивай  ты  менЯ  живую,  словно
мертвую: может, бог даст, Я  и  вернусь  к  тебе".  Џлачет,  рыдает  честной
купец, таковыми речьми не утешаетсЯ. Џрибегают  сестры  старшие,  большаЯ  и
середнЯЯ, поднЯли плач по всему дому: вишь, больно им жалко  меньшой  сестры
любимыЯ; а меньшаЯ сестра и виду печального не кажет, не плачет, не охает  и
в дальний путь неведомый собираетсЯ. € берет с собой  цветочек  аленький  во
кувшине  позолоченном.  Џрошел  третий  день  и  третьЯ  ночь,  пришла  пора
расставатьсЯ честному купцу, расставатьсЯ с  дочерью  меньшою,  любимою;  он
целует, милует ее, горючьими слезами  обливает  и  кладет  на  нее  крестное
благословение свое родительское. ‚ынимает он перстень  зверЯ  лесного,  чуда
морского из ларца своего кованого, надевает честной купец  тот  перстень  на
правый мизинец меньшой своей любимой  дочери  -  и  не  стало  ее  в  тою  ж
минуточку, со всеми ее пожитками.
     Ћчутилась она во  дворце  зверЯ  лесного,  чуда  морского,  во  палатах
высокиих, каменных, на кровати из резного золота, со  ножками  хрустальными,
на пуховике пуха лебЯжьего, покрытом золотой камкой; ровно она и с места  не
сходила, ровно она целый век тут жила, ровно легла почивать  да  проснуласЯ.
‡аиграла музыка согласнаЯ, какой сродЯсь она не  слыхивала.  ‚стала  она  со
постели пуховыЯ и видит, что все ее пожитки и цветочек  аленький  в  кувшине
позолоченном тут же стоЯт,  раскладены  и  расставлены  на  столах  зеленыих
малахита медного, и что в той палате много добра и скарба всЯкого,  есть  на
чем посидеть-полежать, есть во что приодетьсЯ, есть во что  посмотретьсЯ.  €
была одна стена всЯ зеркальнаЯ, а другаЯ стена  золоченаЯ,  а  третьЯ  стена
всЯ  серебрЯнаЯ,  а  четвертаЯ  стена  из  кости  слоновыЯ   и   мамонтовыЯ,
самоцветными Яхонтами всЯ разубраннаЯ, и подумала  она:  "„олжно  быть,  это
моЯ  опочивальнаЯ".  ‡ахотелось  ей  осмотреть  весь  дворец,  и  пошла  она
осматривать все его палаты высокие, и ходила  она  немало  времени,  на  все
диковинки любуючись: одна палата была краше другой, и все  краше  того,  как
рассказывал честной  купец,  государь  ее  батюшка  родимый;  взЯла  она  из
кувшина золоченого любимый цветочек аленький, сошла она  в  зелены  сады,  и
запели ей птицы свои песни  райские,  а  деревьЯ,  кусты  и  цветы  замахали
своими верхушками и ровно перед ней преклонилисЯ; выше забили  фонтаны  воды
и громчей зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое,  пригорок
муравчатый,  на  котором  сорвал  честной  купец  цветочек  аленький,  краше
которого нет на белом свете. € вынула она тот аленький цветочек  из  кувшина
золоченого и хотела посадить на место прежнее; но сам он вылетел из рук  ее,
и прирос к стеблю прежнему, и расцвел краше прежнего. ЏодивиласЯ она  такому
чуду  чудному,  диву  дивному,  порадовалась  своему   цветочку   аленькому,
заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые, и  в  одной  из  них  стоит
стол накрыт, и только она подумала: "‚идно, зверь лесной, чудо  морское,  на
менЯ не гневаетсЯ, и будет он ко мне господин милостивый", -  как  на  белой
мраморной  стене  поЯвилисЯ  словеса  огненные:  "Ќе  господин  Я  твой,   а
послушный раб. ’ы моЯ госпожа, и все, что тебе пожелаетсЯ, все, что тебе  на
ум придет, исполнЯть Я буду с охотою". Џрочитала  она  словеса  огненные,  и
пропали они со стены белой мраморной, как будто их никогда не бывало там.  €
вспало ей на мысли написать письмо к своему  родителю  и  дать  ему  о  себе
весточку. Ќе успела она о том подумати, как видит,  она,  перед  нею  бумага
лежит, золотое перо со чернильницей.  Џишет  она  письмо  к  своему  батюшке
родимому и сестрицам своим любезныим: "Ќе плачьте обо  мне,  не  горюйте,  Я
живу во дворце у зверЯ лесного, чуда морского, как королевишна;  самого  его
не вижу и не слышу, а пишет он ко  мне  на  стене  беломраморной,  словесами
огненными, и знает он все, что  у  менЯ  на  мысли,  и  тое  ж  минутою  все
исполнЯет, и не  хочет  он  называтьсЯ  господином  моим,  а  менЯ  называет
госпожой своей". Ќе успела она письмо написать и  печатью  припечатать,  как
пропало письмо из рук и из глаз ее, словно  его  тут  и  не  было.  ‡аиграла
музыка пуще прежнего, на столе Явились Яства сахарные, питьЯ  медвЯные,  всЯ
посуда золота червонного. ‘ела она  за  стол  веселехонька,  хотЯ  сроду  не
обедала   одна-одинешенька;   ела   она,   пила,   прохлаждаласЯ,    музыкою
забавлЯласЯ. Џосле обеда, накушамшись, она опочивать легла; заиграла  музыка
потише и подальше, по той причине,  чтоб  ей  спать  не  мешать.  Џосле  сна
встала она веселешенька и пошла опЯть гулЯть по садам зеленыим,  потому  что
не успела она до обеда  обходить  и  половины  их,  наглЯдетьсЯ  на  все  их
диковинки. ‚се деревьЯ, кусты и  цветы  перед  ней  преклонЯлисЯ,  а  спелые
плоды, груши, персики и наливные Яблочки сами в  рот  лезли.  Џоходив  времЯ
немалое, почитай вплоть до вечера, воротилась она во свои палаты высокие,  и
видит она: стол накрыт, и на столе Яства стоЯт сахарные и питьЯ медвЯные,  и
все отменные. Џосле ужина вошла она в ту  палату  беломраморну,  где  читала
она на стене словеса огненные, и видит она на той же стене  опЯть  такие  же
словеса огненные:  "„овольна  ли  госпожа  моЯ  своими  садами  и  палатами,
угощеньем  и  прислугою?"  €  возговорила  голосом  радошным  молодаЯ   дочь
купецкаЯ, красавица писанаЯ: "Ќе зови ты менЯ  госпожой  своей,  а  будь  ты
всегда мой добрый господин, ласковый и милостивый. џ из воли  твоей  никогда
не выступлю. Ѓлагодарствую тебе за все  твое  угощение.  ‹учше  твоих  палат
высокиих и твоих зеленых садов не найти на белом свете:  то  и  как  же  мне
довольною не быть? џ сродЯсь таких чудес не видывала. џ от такого  дива  еще
в себЯ не приду, только  боюсЯ  Я  почивать  одна;  во  всех  твоих  палатах
высокиих нет ни души человеческой". ЏоЯвилисЯ  на  стене  словеса  огненные:
"Ќе бойсЯ, моЯ госпожа прекраснаЯ: не будешь ты  почивать  одна,  дожидаетсЯ
тебЯ  твоЯ  девушка  сеннаЯ,  вернаЯ  и  любимаЯ;  и  много  в  палатах  душ
человеческих, а только ты их не видишь и не слышишь, и  все  они  вместе  со
мною берегут тебЯ и день и ночь: не дадим мы на тебЯ ветру венути, не  дадим
и  пылинке  сесть".  €  пошла  почивать  в  опочивальню  свою  молодаЯ  дочь
купецкаЯ, красавица писанаЯ, и видит: стоит у  кровати  ее  девушка  сеннаЯ,
вернаЯ и любимаЯ, и стоит она  чуть  от  страха  жива,  и  обрадовалась  она
госпоже своей, и целует ее руки белые,  обнимает  ее  ноги  резвые.  ѓоспожа
была ей также радошна, принЯлась ее расспрашивать про батюшку родимого,  про
сестриц своих старшиих,  и  про  всю  свою  прислугу  девичью,  опослЯ  того
принЯлась сама подробно рассказывать, что с нею в  это  времЯ  приключилосЯ,
так и не спали они до самой белой зари.
     ’ак и стала жить и поживать молодаЯ дочь купецкаЯ,  красавица  писанаЯ.
‚сЯкий день ей готовы нарЯды новые богатые и убранства такие,  что  цены  им
нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всЯкий день угощеньЯ и  весельЯ
новые, отменные; катанье, гулЯнье  с  музыкою  на  колесницах  без  коней  и
упрЯжи, по темным лесам, а те леса перед ней расступалисЯ  и  дорогу  давали
ей  широкую,  широкую  и  гладкую;  и  стала  она  рукодельЯми   заниматисЯ,
рукодельЯми девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать  бахромы
частым жемчугом, стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую  богатую
ширинку подарила своему хозЯину ласковому, а  и  тому  лесному  зверю,  чуду
морскому, а и стала она день ото  днЯ  чаще  ходить  в  залу  беломраморную,
говорить речи ласковые своему хозЯину милостивому  и  читать  на  стене  его
ответы и приветы словесами огненными.
     Њало ли, много ли тому времени прошло:  скоро  сказка  сказываетсЯ,  не
скоро дело делаетсЯ, - стала привыкать к  своему  житью-бытью  молодаЯ  дочь
купецкаЯ, красавица писанаЯ, ничему она уж не дивуетсЯ, ничего не  пугаетсЯ,
служат ей слуги  невидимые,  подают,  принимают,  на  колесницах  без  коней
катают, в музыку играют и все  ее  повелениЯ  исполнЯют;  и  возлюблЯла  она
своего господина милостивого день ото днЯ, и  видела  она,  что  недаром  он
зовет ее госпожой своей и что любит он ее пуще самого себЯ; и захотелось  ей
его голоса послушать, захотелось с ним разговор повести, не  ходЯ  в  палату
беломраморную, не читаЯ словесов огненных. ‘тала она  его  о  том  молить  и
просить, да зверь лесной, чудо морское не скоро на ее  просьбу  соглашаетсЯ,
испугать ее своим голосом опасаетсЯ; упросила, умолила  она  своего  хозЯина
ласкового, и не мог он ей супротивным быть, и написал он ей в последний  раз
на стене беломраморной словесами  огненными:  "Џриходи  сегоднЯ  во  зеленый
сад, сЯдь во свою беседку любимую, листьЯми, ветками,  цветами  заплетенную,
и скажи так: "ѓовори со мной,  мой  верный  раб".  €  мало  спустЯ  времечка
побежала молода дочь купецкаЯ, красавица писанаЯ, во сады  зеленые,  входила
во беседку свою любимую, листьЯми, ветками, цветами заплетенную, и  садилась
на скамью парчовую, и говорит она задыхаючись, бьетсЯ сердечко у ней, как  у
пташки пойманной, говорит таковые слова: "Ќе бойсЯ ты, господин мой  добрый,
ласковый, испугать менЯ своим голосом, опослЯ всех твоих милостей не  убоюсЯ
Я и рева звериного; говори со мной не опасаючись".  €  услышала  она,  ровно
кто вздохнул за  беседкою,  и  раздалсЯ  голос  страшный,  дикой  и  зычный,
хриплый и сиплый, да и то говорил  он  еще  вполголоса;  вздрогнула  сначала
молодаЯ дочь купецкаЯ, красавица писанаЯ, услыхав голос зверЯ лесного,  чуда
морского, только со страхом своим  совладала  и  виду,  что  испужаласЯ,  не
показала, и скоро слова его ласковые и приветливые, речи умные  и  разумные,
стала слушать она и заслушалась, и стало у ней на сердце радошно.
     ‘ той поры, с того времечка, пошли у них разговоры почитай целый  день,
во зеленом саду на гулЯньЯх, во темных лесах на катаньЯх и во  всех  палатах
высоких. ’олько спросит молода дочь купецкаЯ, красавица писанаЯ:  "‡десь  ли
ты, мой добрый любимый  господин?"  Ћтвечает  лесной  зверь,  чудо  морское:
"‡десь, госпожа моЯ прекраснаЯ, твой верный  раб,  неизменный  друг".  €  не
пугаетсЯ она его голоса дикого и страшного, и пойдут у  них  речи  ласковые,
что конца им нет.


x x x

     Џрошло мало ли, много ли времени: скоро сказка  сказываетсЯ,  не  скоро
дело делаетсЯ, - захотелось  молодой  дочери  купецкой,  красавице  писаной,
увидеть своими глазами зверЯ лесного, чуда морского, и стала она его  о  том
просить и молить; долго он на то не соглашаетсЯ, испугать ее  опасаетсЯ,  да
и был он такое страшилище, что ни в сказке сказать, ни  пером  написать;  не
токмо  люди,  звери  дикие  его  завсегда  устрашалисЯ  и  в  свои   берлоги
разбегалисЯ. € говорит  зверь  лесной,  чудо  морское,  таковые  слова:  "Ќе
проси, не моли ты менЯ, госпожа моЯ  распрекраснаЯ,  красавица  ненаглЯднаЯ,
чтобы показал Я тебе свое лицо противное, свое тело  безобразное.  Љ  голосу
моему попривыкла ты; мы живем с тобой в дружбе,  согласии,  друг  со  другом
почитай не разлучаемсЯ, и любишь ты менЯ за мою любовь к  тебе  несказанную,
а увидЯ менЯ страшного и противного,  возненавидишь  ты  менЯ,  несчастного,
прогонишь ты менЯ с глаз долой, а в разлуке с тобой  Я  умру  с  тоски".  Ќе
слушала таких речей молода купецка дочь, красавица писанаЯ, и  стала  молить
пуще  прежнего,  клЯстьсЯ,  божитьсЯ  и  ротитисЯ,  что  никакого  на  свете
страшилища  не  испугаетсЯ  и  что  не   разлюбит   она   своего   господина
милостивого, и говорит ему таковые слова: "…сли ты стар человек -  будь  мне
дедушка, если середович - будь мне дЯдюшка, если же  молод  ты  -  будь  мне
названой брат, и поколь Я жива - будь  мне  сердечный  друг".  „олго,  долго
лесной зверь, чудо  морское,  не  поддавалсЯ  на  такие  слова,  да  не  мог
просьбам и слезам своей красавицы супротивным  быть,  и  говорит  ей  таково
слово: "Ќе могу Я тебе супротивным быть, по  той  причине,  что  люблю  тебЯ
пуще самого себЯ, исполню  Я  твое  желание,  хоша  знаю,  что  погублю  мое
счастие и умру смертью  безвременной.  Џриходи  во  зеленый  сад  в  сумерки
серые, когда сЯдет за лес солнышко красное, и скажи: "Џокажись  мне,  верный
друг!" - и покажу Я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. Ђ  коли
станет невмоготу тебе больше у менЯ оставатисЯ, не хочу  Я  твоей  неволи  и
муки вечныЯ: ты найдешь в опочивальне своей, у себЯ под подушкою, мой  золот
перстень. Ќадень его на правой мизинец, и очутишьсЯ ты у батюшки родимого  и
ничего обо мне николи не услышишь". Ќе убоЯлась, не устрашиласЯ,  крепко  на
себЯ понадеЯлась молода дочь купецкаЯ, красавица  писанаЯ.  ‚  та  поры,  не
мешкаЯ ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатисЯ  часу  урочного,  и
когда пришли сумерки серые, опустилосЯ за лес солнышко красное,  проговорила
она: "Џокажись мне, мой верный друг!" - и показалсЯ ей издали зверь  лесной,
чудо морское; он прошел только поперек дороги и пропал в  частых  кустах,  и
не взвидела  света  молода  дочь  купецкаЯ,  красавица  писанаЯ,  всплеснула
руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без  памЯти.  „а
и страшен был зверь лесной,  чудо  морское:  руки  кривые,  на  руках  когти
звериные,  ноги  лошадиные,  спереди-сзади  горбы  великие  верблюжие,  весь
мохнатый от верху до низу, изо рта торчали кабаньи клыки, нос  крючком,  как
у беркута, а глаза были  совиные.  Џолежамши  долго  ли,  мало  ли  времени,
опамЯтовалась молода дочь купецкаЯ,  красавица  писанаЯ,  и  слышит:  плачет
кто-то возле нее, горючьими слезами обливаетсЯ и говорит голосом  жалостным:
"Џогубила ты менЯ, моЯ красавица возлюбленнаЯ, не видать мне  больше  твоего
лица распрекрасного, не захочешь ты менЯ даже слышати, и пришло мне  умереть
смертью безвременною". € стало ей жалко и совестно, и совладала она с  своим
страхом великиим, и с своим  сердцем  робкиим  девичьим,  и  заговорила  она
голосом твердыим: "Ќет, не бойсЯ ничего, мой господин добрый и ласковый,  не
испугаюсь Я больше твоего вида страшного, не разлучусь Я с тобой, не  забуду
твоих милостей; покажись мне теперь же  в  своем  виде  давишнем;  Я  только
впервые испугаласЯ". ЏоказалсЯ ей лесной зверь, чудо морское  в  своем  виде
страшныим,  противныим,  безобразныим,  только  близко  подойти  к  ней   не
осмелилсЯ, сколько она ни звала его;  гулЯли  они  до  ночи  темныЯ  и  вели
беседы прежние, ласковые и разумные, и  не  чуЯла  никакого  страха  молодаЯ
дочь купецкаЯ, красавица писанаЯ. Ќа другой день увидала она зверЯ  лесного,
чудо морское, при свете солнышка красного, и  хоша  сначала,  разглЯдЯ  его,
испугаласЯ, а виду не показала, и скоро страх ее совсем прошел. ’ут пошли  у
них беседы пуще прежнего: день-деньской, почитай, не разлучалисЯ, за  обедом
и ужином Яствами  сахарными  насыщалисЯ,  питьЯми  медвЯными  прохлаждалисЯ,
гулЯли вдвоем по зеленым садам, без коней каталисЯ по темным густым лесам.


x x x

     € прошло тому немало времени: скоро сказка сказываетсЯ, не  скоро  дело
делаетсЯ.  ‚от  однова  и  привиделось  во  сне  молодой  купецкой   дочери,
красавице писаной, что батюшка ее нездоров лежит;  и  напала  на  нее  тоска
неусыпнаЯ, и увидал ее в той тоске и слезах зверь лесной,  чудо  морское,  и
вельми закручинилсЯ и стал спрашивать:  отчего  она  во  тоске,  во  слезах?
ђассказала она ему свой недоброй сон и  стала  просить  у  него  позволениЯ:
повидать своего батюшку родимого и сестриц своих любезныих; и  возговорит  к
ней зверь  лесной,  чудо  морское:  "€  зачем  тебе  мое  позволенье?  ‡олот
перстень мой у тебЯ лежит, надень его на правый мизинец и очутишьсЯ  в  дому
у батюшки родимого. ЋставайсЯ у него, пока не  соскучишьсЯ,  а  и  только  Я
скажу тебе: коли ты ровно через три днЯ и три  ночи  не  воротишьсЯ,  то  не
будет менЯ на белом свете, и умру Я тою же  минутою,  по  той  причине,  что
люблю тебЯ больше, чем самого себЯ, и жить без  тебЯ  не  могу".  ‘тала  она
заверЯть словами заветными, и божбами, и клЯтвами, что ровно за час до  трех
дней и трех  ночей  воротитсЯ  во  палаты  его  высокие.  Џростилась  она  с
хозЯином своим  ласковым  и  милостивым,  надела  на  правый  мизинец  золот
перстень и  очутилась  на  широком  дворе  честного  купца,  своего  батюшки
родимого. €дет она на высокое крыльцо его палат  каменных;  набежала  к  ней
прислуга и челЯдь двороваЯ, поднЯли шум и крик; прибежали сестрицы  любезные
и, увидамши ее, диву дались  красоте  ее  девичьей  и  ее  нарЯду  царскому,
королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к  батюшке  родимому,  а
батюшка нездоров лежал, нездоров и не радошен, день и ночь  ее  вспоминаючи,
горючими слезами обливаючись; и не вспомнилсЯ он от радости,  увидамши  свою
дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и  дивилсЯ  он  красоте  ее
девичьей,  ее  нарЯду  царскому,   королевскому.   „олго   они   целовалисЯ,
миловалисЯ, ласковыми речами утешалисЯ.
     ђассказала она  своему  батюшке  родимому  и  своим  сестрам  старшиим,
любезныим про свое житье-бытье у зверЯ лесного, чуда морского, все от  слова
до слова, никакой крохи не скрываючи, и возвеселилсЯ честной купец ее  житью
богатому, царскому, королевскому, и дивилсЯ, как она  привыкла  смотреть  на
свово хозЯина страшного и не боитсЯ зверЯ лесного, чуда  морского;  сам  он,
об нем вспоминаючи, дрожкой-дрожал. ‘естрам же старшиим,  слушаЯ  про  такие
богатства несметные меньшой своей сестры и про власть ее царскую  над  своим
господином, словно над рабом своим, индо завистно стало.
     „ень проходит как единый час, другой день проходит как минуточка, а  на
третий день  стали  уговаривать  меньшую  сестру  сестры  старшие,  чтоб  не
ворочалась она к зверю лесному, чуду морскому:  "Џусть-де  околеет,  туда  и
дорога ему..."
     € прогневалась на сестер старшиих дорогаЯ  гостьЯ,  меньшаЯ  сестра,  и
сказала им таковы слова: "…сли Я моему господину доброму и ласковому за  все
его милости и любовь горЯчую, несказанную заплачу его смертью лютою,  то  не
буду Я стоить того, чтобы мне на  белом  свете  жить,  и  стоит  менЯ  тогда
отдать диким зверЯм на растерзание".
     € отец ее, честной купец, похвалил ее за такие  речи  хорошие,  и  было
положено, чтобы до срока ровно за  час  воротилась  к  зверю  лесному,  чуду
морскому, дочь хорошаЯ, пригожаЯ, меньшаЯ, любимаЯ, а сестрам  то  в  досаду
было, и задумали они дело хитрое, дело хитрое и недоброе: взЯли они  да  все
часы в доме целым часом назад поставили, и не ведал  того  честной  купец  и
всЯ его прислуга вернаЯ, челЯдь двороваЯ.  €  когда  пришел  настоЯщий  час,
стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и  щемить,
ровно стало что-нибудь подмывать ее,  и  смотрит  она  то  и  дело  на  часы
отцовские, аглицкие, немецкие, - а все рано ей пускатьсЯ в дальний  путь;  а
сестры с ней  разговаривают,  о  том  о  сем  расспрашивают,  позадерживают;
однако сердце ее не вытерпело; простилась дочь меньшаЯ,  любимаЯ,  красавица
писанаЯ,  со  честным   купцом,   батюшкой   родимыим,   принЯла   от   него
благословение родительское, простилась с сестрами  старшими,  любезными,  со
прислугою верною, челЯдью дворовою и,  не  дождавшись  единой  минуточки  до
часа урочного, надела золот  перстень  на  правый  мизинец  и  очутилась  во
дворце белокаменном, во палатах высокиих зверЯ лесного,  чуда  морского,  и,
дивуючись, что он ее не встречает, закричала она громким  голосом:  "ѓде  же
ты, мой добрый господин, мой верный друг? —то же ты менЯ  не  встречаешь?  џ
воротилась раньше срока тобою назначенного целым часом со минуточкой".
     Ќи ответа, ни привета не было, тишина стоЯла мертваЯ; в  зеленых  садах
птицы не пели песни  райские,  не  били  фонтаны  воды  и  не  шумели  ключи
родниковые, не играла  музыка  во  палатах  высокиих.  „рогнуло  сердечко  у
купецкой дочери, красавицы писаной, почуЯла она нешто недоброе, обежала  она
палаты  высокие  и  сады  зеленые,  звала  зычным  голосом  своего   хозЯина
доброго - нет нигде ни ответа, ни  привета,  и  никакого  гласа  послушаниЯ;
побежала  она  на  пригорок  муравчатый,  где  рос,  красовалсЯ  ее  любимый
цветочек аленький, и видит она, что лесной зверь,  чудо  морское,  лежит  на
пригорке, обхватив аленький цветочек своими лапами безобразными.
     € помстилось ей, что заснул он, ее дожидаючись, и спит  теперь  крепким
сном.
     Ќачала его будить потихоньку дочь купецкаЯ, красавица  писанаЯ:  он  не
слышит; принЯлась будить покрепче, схватила его за лапу мохнатую,  и  видит,
что зверь лесной, чудо морское, бездыханен,  мертв  лежит...  ЏомутилисЯ  ее
очи Ясные, подкосилисЯ ноги  резвые,  пала  она  на  колени,  обнЯла  руками
белыми голову своего господина доброго, голову безобразную  и  противную,  и
завопила источным голосом: "’ы встань,  пробудись,  мой  сердечный  друг,  Я
люблю тебЯ как жениха желанного..." € только таковы словеса  она  вымолвила,
как заблестели молоньи со всех сторон, затрЯслась землЯ от  грома  великого,
ударила ѓромова стрела каменнаЯ в пригорок муравчатый, и  упала  без  памЯти
молодаЯ дочь купецкаЯ, красавица писанаЯ. Њного  ли,  мало  ли  времени  она
лежала без памЯти - не ведаю; только, очнувшись, видит она  себЯ  во  палате
высокой,  беломраморной,  сидит  она  на  золотом  престоле   со   каменьЯми
драгоценными, и обнимает ее принц молодой, красавец писаный,  на  голове  со
короною царскою, в одежде златокованой, перед ним стоит отец с  сестрами,  а
кругом  на  коленЯх  стоит  свита  великаЯ,  все  одеты  в  парчах  золотых,
серебрЯных, и возговорит к ней молодой принц, красавец  писаный,  на  голове
со короною царскою: "Џолюбила  ты  менЯ,  красавица  ненаглЯднаЯ,  в  образе
чудища безобразного, за мою добрую душу и любовь  к  тебе;  полюби  же  менЯ
теперь в образе человеческом, будь моей невестой желанною.  ‡лаЯ  волшебница
прогневалась на  моего  родителЯ  покойного,  королЯ  славного  и  могучего,
украла  менЯ,  еще  малолетнего,  и  сатанинским  колдовством  своим,  силой
нечистою, оборотила менЯ в чудовище страшное и  наложила  таковое  заклЯтие,
чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном длЯ  всЯкого
человека, длЯ всЯкой твари божией, пока найдетсЯ краснаЯ девица,  какого  бы
роду и званьЯ ни была она, и полюбит менЯ в образе  страшилища,  и  пожелает
быть моей женой законною, и тогда  колдовство  все  покончитсЯ,  и  стану  Я
опЯть  по-прежнему  человеком  молодым  и  пригожиим;  и   жил   Я   таковым
страшилищем и  пугалом  ровно  тридцать  лет,  и  залучал  Я  в  мой  дворец
заколдованный одиннадцать девиц красныих, а ты была двенадцатаЯ.
     Ќи одна не полюбила менЯ за мои ласки и угождениЯ, за мою душу  добрую.
’ы одна полюбила менЯ, чудище  противное  и  безобразное,  за  мои  ласки  и
угождениЯ, за мою душу добрую, за любовь мою к тебе  несказанную,  и  будешь
ты за то женою королЯ славного, королевою в царстве могучием".
     ’огда все тому подивилисЯ, свита до земли преклониласЯ.  —естной  купец
дал   свое   благословение    дочери    меньшой,    любимой    и    молодому
принцу-королевичу.
     € проздравили жениха с невестою сестры старшие завистные  и  все  слуги
верные, боЯре великие и кавалеры  ратные,  и,  немало  не  медлЯ,  принЯлись
веселым пирком да за свадебку, и стали жить да поживать, добра наживать.
     џ сама там была, пиво-мед пила, по усам текло, да в рот не попало.
Last-modified: Tue, 25 Nov 2003 20:30:14 GMT
Ћцените этот текст:
‘ергей ’имофеевич Ђксаков. „етские годы Ѓагрова-внука

‘Ћ„…ђ†ЂЌ€…

Љ —€’Ђ’…‹џЊ

‚‘’“Џ‹…Ќ€…

Ћ’ђ›‚Ћ—Ќ›… ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€џ

ЏЋ‘‹…„Ћ‚Ђ’…‹њЌ›… ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€џ

„ЋђЋѓЂ „Ћ ЏЂђЂ€ЌЂ

ЏЂђЂ€ЌЋ

„ЋђЋѓЂ €‡ ЏЂђЂ€ЌЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

ЃЂѓђЋ‚Ћ

Џђ…Ѓ›‚ЂЌ€… ‚ ЃЂѓђЋ‚… Ѓ…‡ Ћ’–Ђ € ЊЂ’…ђ€

‡€ЊЂ ‚ “”…

‘…ђѓ……‚ЉЂ

‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… ‚ “”“ Љ ѓЋђЋ„‘ЉЋ‰ †€‡Ќ€

‡€ЊЌџџ „ЋђЋѓЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

ЃЂѓђЋ‚Ћ ‡€ЊЋ‰

“”Ђ

Џђ€…‡„ ЌЂ ЏЋ‘’ЋџЌЌЋ… †€’њ… ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

—“ђЂ‘Ћ‚Ћ

ЃЂѓђЋ‚Ћ ЏЋ‘‹… —“ђЂ‘Ћ‚Ђ

Џ…ђ‚Ђџ ‚…‘ЌЂ ‚ „…ђ…‚Ќ…

‹…’Ќџџ ЏЋ…‡„ЉЂ ‚ —“ђЂ‘Ћ‚Ћ

џ

џ

Ћ‘…ЌЌџџ „ЋђЋѓЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

†€‡Ќњ ‚ ЃЂѓђЋ‚… ЏЋ‘‹… ЉЋЌ—€Ќ› ЃЂЃ“Љ€

x x x

Џђ€‹Ћ†…Ќ€…

Ђ‹…ЌњЉ€‰ –‚…’Ћ—…Љ

x x x

x x x

„ЋђЋѓЂ „Ћ ЏЂђЂ€ЌЂ

ЏЂђЂ€ЌЋ

„ЋђЋѓЂ €‡ ЏЂђЂ€ЌЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

†€‡Ќњ ‚ ЃЂѓђЋ‚… ЏЋ‘‹… ЉЋЌ—€Ќ› ЃЂЃ“Љ€
