 Љрыму.  Њне,  однако,  не  удалось его
видеть этой  зимой,  а  весной,  когда  он  приехал в  Њоскву,  он  попал  в
больницу{304} с обострившейсЯ болезнью. ‚ыписавшись оттуда, он известил менЯ
в  нескольких строках,  что здоровье его совсем плохо и  что он продает свои
сочинениЯ Њарксу  за  75  тысЯч{304},  что  это  дело  решенное,  и  их  уже
окончательно устроил ‘[ергеенко].  ђазумеетсЯ,  эта продажа была не особенно
выгодной длЯ —ехова,  но в ту пору,  при необходимости устроить себе удобный
приют в Љрыму,  может быть,  неизбежной.  „ача в Љрыму, в Ђутке, около џлты,
была  действительно построена превосходнаЯ.  €  сам  —ехов и  ЊариЯ Џавловна
заботливо внесли в  нее много изЯщества и  уюта.  Џо-прежнему там воцарилось
радушие и  ласка —ехова и  его  семейства.  ’олько не  было уже  отца Ђнтона
Џавловича:  он скончалсЯ раньше и  похоронен в Њоскве{304}.  Ќо сам —ехов не
мог помиритьсЯ с насильственной необходимостью жить вдали от ђоссии. Џривожу
выдержку из письма —ехова в то времЯ, когда он устраивал свою дачу:

     "Ѓольшое тебе спасибо,  что  вспомнил и  прислал письмо...  џ  в  џлте,
по-видимому поселюсь здесь,  и  уже  строю себе  дачу  длЯ  зимовок,  и  уже
приглашаю к  себе приЯтелей и  друзей,  и  даю при этом клЯтву,  что в своей
крымской даче Я  не буду заниматьсЯ виноделием и  поить своих друзей красным
мускатом...  ‡имою Я  буду  жить  в  џлте,  летом же,  начинаЯ с  апрелЯ,  в
‘ерпуховском уезде,  в Њелихове.  €так,  приезжай в Њелихово, там, обедаЯ, Я
приглашу тебЯ в  Љрым.  Љараси мои здравствуют и уже настолько созрели,  что
хочу дать им конституцию.  ‡доровье мое довольно сносно,  все еще не женат и
все еще не  богат,  хотЯ Њаркс и  купил мои произведениЯ /305/ за  75 тысЯч.
‚озникает вопрос: где деньги? €х не шлют мне, и, по-видимому, мой поверенный
‘.  пожертвовал их на какое-нибудь доброе дело или,  по совету ‹.Ќ.’олстого,
бросил их в печь...  Ќе забывай, пиши, пожалуйста, пиши, памЯтуЯ, что живу Я
в чужой стороне не по своей воле и сильно нуждаюсь в общении с людьми,  хотЯ
бы письменном"{305}.

     ‚  другом письме,  присланном мне  уже тогда,  когда —ехов окончательно
устроилсЯ в џлте, звучит такаЯ же грусть по ђоссии:

     "џ все в той же џлте. ЏриЯтели сюда не ездЯт, снегу нет, саней нет, нет
и жизни.  Cogito,  ergo sum*,  и,  кроме этого cogito,  нет других признаков
жизни...  ‚ообще напиши подробнее, дабы Я имел основание считать тебЯ добрым
человеком"{305}.
     ______________
     *  "џ  мыслю,  следовательно существую"  (лат.)  -  слова  французского
философа ђене „екарта (1596-1650).

     Ђ когда Я навестил —ехова в Љрыму, он говорил мне:
     - ’ебе нравитсЯ моЯ дача и  садик,  ведь нравитсЯ?  Ђ между тем это моЯ
тюрьма,  самаЯ обыкновеннаЯ тюрьма,  вроде Џетропавловской крепости. ђазница
только в том, что ЏетропавловскаЯ крепость сыраЯ, а эта сухаЯ.
     —ехов долго не мог примиритьсЯ с жизнью "не по своей воле" на юге, но в
конце  концов  полюбил свою  дачу,  о  которой много  заботилсЯ.  Ћн  ценил,
очевидно,  результаты своих трудов.  € когда,  незадолго перед его кончиной,
ЊариЯ Џавловна призналась ему,  что и она долго не могла примиритьсЯ с џлтой
и неизбежной потерей Њелихова,  а теперь ей здесь все дорого,  —ехов грустно
заметил:
     - ‚от  так  не  любЯ  замуж  выходЯт.  ‘начала  не  нравитсЯ,  а  потом
привыкают!
     € несмотрЯ на болезнь, котораЯ то усиливалась, то улучшалась настолько,
что  усыплЯла опасениЯ окружавших,  -  —ехов  работал,  работал,  работал...
Џоистине это  был огромный художник,  смысл существованиЯ которого состоЯл в
творчестве... ‚ последний раз мы виделись в Њоскве, куда он всегда стремилсЯ
при  первой возможности,  и  здоровье его  еще не  говорило о  такой близкой
опасности... /306/


     Ћсенью прошлого,  1904 года Я посетил Ќоводевичье кладбище. Ѓыл тихий и
теплый солнечный день. “ небольшого могильного холмика, под которым покоитсЯ
прах —ехова,  стоЯла толпа молодежи:  студенты, курсистки. Ќа холмике лежали
увЯдшие цветы и венки из живых,  тоже увЯдших цветов.  ’ут же лежал и совсем
свежий,  только что кем-то положенный букетик.  џ  знал,  что не только этот
могильный холмик, отныне дорогой длЯ всей ђоссии, осталсЯ от —ехова.
     Ћстались сочинениЯ,  которые бесконечно долго  будут давать наслаждение
людЯм; по этим сочинениЯм будут изучать современную —ехову жизнь. Ћсталась и
та слава, котораЯ по смерти писателЯ делаетсЯ славой его родной страны.
     —ехов умер рано,  в  самый разгар своего творчества,  и мог бы написать
еще много.  Ќо и того,  что он сделал, слишком достаточно, чтобы оправдать и
исчерпать смысл жизни огромного художника.  ‚се это Я  знал и  в этих мыслЯх
искал  утешениЯ.  ‚ерные сами  по  себе,  они,  однако,  не  могли  принести
утешениЯ:  передо мной вставал образ умного,  доброго, бесконечно правдивого
человека,  осененный тем могучим и неведомым, что принЯто называть талантом.
Ѓыло  мучительно грустно и  жаль,  бесконечно жаль человека в  лучшем смысле
этого слова... /307/


        €.H.ЏЋ’ЂЏ…ЌЉЋ

        Ќ…‘ЉЋ‹њЉЋ ‹…’ ‘ Ђ.Џ.—…•Ћ‚›Њ

                       Љ 10-летию со днЯ его кончины

     „есЯть лет прошло,  а Я до сих пор не мог написать о нем ни строчки.  ‚
то времЯ как другие уже написали о нем так много...
     ЊенЯ часто спрашивали:  почему? - и Я сам спрашиваю себЯ об этом и вижу
только одно: потому, что это тЯжело.
     ‹егко писать об умершем,  глЯдЯ со стороны; легко было писать о нем как
о  художнике,  рассказчике,  драматурге.  Ќо  всем этим он  длЯ  менЯ был не
больше,  чем длЯ других:  предметом восхищениЯ.  ѓлавное же,  чем он был длЯ
менЯ: человеком, которого Я нежно любил.
     Ќе другом,  - это Я считаю нужным сказать в самом начале и думаю, что у
него не  было ни одного друга,  -  но товарищем в  самом прекрасном значении
этого слова. Ѓыло у нас много общей жизни, и, должно быть, в этом и ответ.
     Љак писать об  умершем,  которого любил живым?  Џри всЯком воспоминании
плакать хочетсЯ.  …ще недавно пошел смотреть его "‚ишневый сад",  и хотелось
плакать, - не от пьесы, не над судьбой героев, а о нем.
     …го  судьба так  похожа на  судьбу вишневого сада:  и  его также срубил
беспощадный топор в самом роскошном цвету.
     „о сих пор не могу примиритьсЯ с тем,  что его нет. € даже не с фактом,
который  нелеп,   не  логичен  и  груб,   как  все  в  жизни,  а  с  ужасной
несправедливостью...
     Ђ впрочем - бесполезный разговор. /308/
     ћности Я его не знаю.  ЊоЯ перваЯ встреча с ним произошла, когда у него
было уже хорошее литературное имЯ. Ћн выпустил несколько книг, был написан и
поставлен на сцене "€ванов". ‡ародилась мысль о поездке на ‘ахалин.
     џ  говорю только о  встрече.  Љак это ни  странно,  но  знакомство наше
началось не с первой, а со второй встречи.
     ЏерваЯ же была что-то смутное.  џ  жил тогда в Ћдессе,  писал в местных
газетах,  служил в городской управе.  ЊоЯ прикосновенность к литературе была
самаЯ  скромнаЯ:  несколько  повестушек,  не  остановивших на  себе  ничьего
вниманиЯ.
     ѓостила в  городе труппа московского Њалого театра,  и приехал он.  Ћбо
мне он  не  имел ни малейшего понЯтиЯ,  но ему напел про менЯ живший тогда в
Ћдессе  его  товарищ  по  таганрогской  гимназии  -  писатель,  впоследствии
известный толстовец, Џ.Ђ.‘ергеенко, и привез его ко мне на дачу.
     Џо  всей  вероЯтности,   он  и  сам  был  удивлен  незначительностью  и
ненужностью этой  встречи.  џ  смотрел на  него снизу вверх и  ждал от  него
чего-то особенного.
     Ќо он был не из тех,  что любЯт производить впечатление.  Ќапротив (это
уж Я потом, гораздо позже, разглЯдел), когда он замечал, что от него ждут и,
что называетсЯ,  смотрЯт ему в  рот,  он как будто старалсЯ как можно меньше
отличатьсЯ от всех. Ћн тогда прЯтал себЯ.
     Џоговорили о  чем-то  местном и  случайном,  и  он  уехал,  должно быть
пожалев о потраченном времени.
     Љогда потом,  года через четыре,  мы встретились в  Њоскве,  мы точно в
первый раз увидели друг друга. ЋдесскаЯ встреча не оставила никаких следов.
     ‘ближение наше шло очень медленно,  - в этом отношении мы оба были люди
трудные.  “ менЯ это происходило скорее от неуверенности в себе,  у него же,
как Я думаю, от осторожности.
     …го   всегдашнее  спокойствие,   ровность,   внешний  холод   какой-то,
казавшейсЯ непроницаемой,  броней окружали его личность.  Љазалось, что этот
человек тщательно бережет свою душу от постороннего глаза.
     Ќо это не та скрытность, когда человек сознательно прЯчет что-то такое,
что ему неудобно показать и выгоднее держать под прикрытием.  Ќет,  это было
нечто /309/ совсем другое,  чего Я долго не мог понЯть в нем,  а потом -  не
знаю, понЯл ли, или только придумал длЯ себЯ правдоподобное объЯснение.
     Њне кажетсЯ,  что он весь был -  творчество.  Љаждое мгновение,  с  той
минуты,  как он,  проснувшись утром,  открывал глаза, и до того момента, как
ночью  смыкались его  веки,  он  творил непрестанно.  Њожет быть,  это  была
подсознательнаЯ творческаЯ работа, но она была, и он это чувствовал.
     ’ворчество стыдливо,  и  у  него это  было выражено Ярче,  чем  у  кого
другого. Ќикогда он не писал в присутствии кого бы то ни было.
     Љаждому художнику слова  ведомо  это  ощущение:  работаЯ в  присутствии
другого,  он  чувствует,  как  будто  тот  слышит его  мысли,  видит образы,
возникающие в его голове,  следит глазами за их чеканкой,  отделкой, за всем
интимным  процессом  творчества.   ќто  -   мучительное  чувство,   которого
обыкновенно не понимают и не признают домашние, близкие.
     "џ  тебе не  помешаю?.."  -  говорит жена или  сестра,  садитсЯ рЯдом и
читает книгу и...  мешает,  потому что  мысли и  образы стыдЯтсЯ,  бледнеют,
прЯчутсЯ.
     Ќо   Я   знал  писателей,   которые  свыкались  с   этим,   конечно  по
необходимости,  за отсутствием места,  и работа их терЯла в качестве. џ знал
одного,  который должен был  писать,  держа на  коленЯх ребенка,  потому что
иначе было  нельзЯ.  €  это  была трагедиЯ,  которую он  покорно переносил с
улыбкой.
     ’ворческаЯ работа —ехова чужого глаза совсем не переносила,  и  так как
он  творил всегда и  даже в  непосредственное соприкосновение с  жизнью и  с
людьми вступал как-то  особенно,  по-своему,  творчески,  то  ему нужно было
прЯтать эту работу, и вот почему самые близкие люди всегда чувствовали между
ним и собою некоторое расстоЯние.
     € потому Я утверждаю,  что у —ехова не было друзей.  ’о обстоЯтельство,
что после его смерти объЯвилось великое множество его друзей,  Я  не склонен
объЯснЯть ни тщеславием,  ни самозванством.  џ  уверен,  что эти люди вполне
искренне считали себЯ его друзьЯми и  по своему настроению таковыми и  были,
то  есть они  любили его  настоЯщей дружеской любовью и  готовы были открыть
перед ним всю душу.  Њожет быть,  и открывали, и /310/ наверно так, - у него
было то неотразимое обаЯние,  которое каждую душу заставлЯло отдаватьсЯ ему,
- потому-то  он и  знал так хорошо тончайшие извилины человеческой души.  Ќо
он-то свою не раскрывал ни перед кем.
     Њожет быть, это-то знание, эта изумительнаЯ способность видеть человека
насквозь и  была причиной того,  что  он  не  мог никого близко подпустить к
своей  душе.   „уша  эта  была  какаЯ-то  необыкновенно  правильнаЯ.  Ѓывают
счастливцы  с  изумительно  симметрическим  сложением  тела.  ‚се  у  них  в
идеальной пропорции. ’акое тело производит впечатление чарующей красоты.
     “  —ехова же  была такаЯ душа.  ‚се  было в  ней  -  и  достоинства,  и
слабости.  …сли бы  ей  были свойственны только одни положительные качества,
она  была бы  так  же  одностороннЯ,  как  душа,  состоЯщаЯ из  одних только
пороков.
     ‚  действительности же в ней нарЯду с великодушием и скромностью жили и
гордость,  и тщеславие,  рЯдом с справедливостью -  пристрастие. Ќо он умел,
как  истинный мудрец,  управлЯть своими  слабостЯми,  и  оттого они  у  него
приобретали характер достоинств.
     “дивительнаЯ  сдержанность,   строгое  отношение  к   высказываемым  им
мнениЯм,  взвешивание каждого  слова  придавали какой-то  особенный вес  его
словам, благодарЯ чему они приобретали характер приговора.
     —итаЯ  многочисленные  воспоминаниЯ  о   —ехове,   Я  получаю  странное
впечатление:  все как будто боЯтсЯ,  чтобы он  хоть на  минуту не  показалсЯ
человеком с горЯчей кровью, с живыми человеческими страстЯми и человеческими
слабостЯми.
     Њожет быть, это оттого, что наиболее искренние воспоминаниЯ относЯтсЯ к
последнему периоду его жизни,  к  тому времени,  когда полную власть над его
организмом взЯла болезнь и  он,  сознательно или  нет,  тщательно берег свои
силы.  ЋбстоЯтельства так сложились,  что в эти годы, прожитые им в Љрыму, Я
его не видел.
     ‚  тот же  период,  когда мы  с  ним встречались в  Њоскве и  Њелихове,
отчасти в Џетербурге, он не был так бережлив. Њожно пожалеть об этом с точки
зрениЯ нашей художественной жадности.  …сли б  он  и  тогда берег свои силы,
может быть организм его смог бы  дальше боротьсЯ с  недугом и  мы владели бы
еще несколькими художественными созданиЯми. /311/
     Њожет быть.  Ќо  жизнь предъЯвлЯет свои права,  и  художника,  носителЯ
божественного  огнЯ,  так  же  неотразимо  влечет  к  ней,  как  и  простого
"поденщика ненужного".


     Њожет быть,  Я  не  знаю Њосквы или  пребывание мое  в  ней  в  течение
двух-трех  зим  как-нибудь  особенно сложилось,  но  у  менЯ  осталось такое
впечатление: там люди дома работают в одиночку, посещают друг друга по делам
и  в  семейные праздники.  Љогда  же  хотЯт  собратьсЯ тесным  кружком,  длЯ
дружеской беседы,  то  идут в  ресторан,  обыкновенно по окончании всех дел,
после театра, поздно за полночь и сидЯт долго, до утра.
     Ђ  в ресторане -  вино,  и с каждым получасом беседа становитсЯ живей и
горЯчей. Џод утро едут за город слушать цыган, а возвращаютсЯ домой под звон
колоколов, призывающих к заутрене.
     Ђ  днем каким-то чудом встают вовремЯ,  откуда-то набираютсЯ бодрости и
сил и занимаютсЯ делами.
     —ехов жил тогда в Њелихове, своем именьице, которое купил несколько лет
раньше,  и довольно часто приезжал в Њоскву. ЋстанавливалсЯ он обыкновенно в
"Ѓольшой Њосковской" гостинице, но мне, после долгих хлопот, удалось наконец
уговорить его останавливатьсЯ у менЯ.
     Ђ  жил  Я  на  Ѓольшой  Ќикитской,  занимаЯ две  скромные меблированные
комнаты в нижнем этаже.
     Џризнаюсь,  всЯкий его приезд был длЯ менЯ праздником, да и не длЯ менЯ
только, а и длЯ всех членов небольшого кружка.
     ‘ейчас же  об  этом  посылались известиЯ в  "ђусские ведомости" Њихаилу
Ђлексеевичу ‘аблину,  который почел бы  за  обиду,  если бы узнал об этом не
первый. ‘оиздатель "ђусских ведомостей", почтенного возраста человек, лет на
двадцать старше каждого из  нас,  он  питал  трогательную нежность к  Ђнтону
Џавловичу.  ‚сегда занЯтый по газете (он заведовал хозЯйственной частью),  с
виду суровый и  благодарЯ своей комплекции несколько тЯжеловесный на подъем,
он  оживлЯлсЯ и  обращалсЯ в  юношу,  когда приезжал —ехов,  и  уж тут дни и
вечера, сколько бы их ни было, превращались в праздники. /312/
     Ќам и  без того приходилось завтракать и  обедать в  трактирах.  Ќо это
делалось как  нечто  неизбежное,  а  тут  все  это  приобретало своего  рода
торжественность.
     Њосквич и  знаток Њосквы,  Њ.Ђ.‘аблин знал,  где что нужно есть и пить.
‡автракать,  например,  было необходимо у  ’естова,  и притом в виде закуски
есть не иначе как грудинку, вынутую из щей.
     „ругой  великий  знаток  этого  дела,  ‚укол  Њихайлович  ‹авров,  знал
потаенные уголки,  где можно было получить какую-то необыкновенную ветчину и
изумительную белорыбицу,  котораЯ таЯла во  рту,  как  масло.  ‘  этой целью
ездили куда-то далеко,  на неведомый мне край Њосквы,  в  места,  куда Я без
посторонней помощи ни за что не попал бы.
     ‚  дальнейший репертуар  входили  "Ѓольшой  Њосковский",  "ќрмитаж",  а
иногда и путешествие за город на тройке.
     ‹юбил отдыхать с нами ‚.Ђ.ѓольцев.  ЏопиваЯ красное вино,  которое было
вредно длЯ его сердца, он держал остроумные, подчас едкие речи и поддерживал
дружески-высокий тон.
     Џосле спектаклЯ иногда урывал час-другой и приезжал Ђ.€.ћжин,  вместе с
ним  выступали  на  очередь  театральные темы,  а  красное  вино  заменЯлось
шипучим.
     Ђнтон  Џавлович иногда ворчал и  слегка упиралсЯ,  но  его  легко  было
уговорить.  Ќе мог же он не принимать в расчет,  что все это - по случаю его
приезда,  и  не решилсЯ бы нанести кровную обиду Њ.Ђ.‘аблину,  который в его
обществе молодел на двадцать лет.
     € он,  легонько покашливаЯ, с чуть-чуть сердитым лицом, покорно ехал, а
потом оживлЯлсЯ,  вступал в  дружеский спор с  ѓольцевым и  был неистощим по
части очаровательных,  до упаду смешных глупостей и милых неожиданностей,  в
которых он был неподражаемый мастер.
     ‚.Њ.‹авров,  наш  общий приЯтель,  бывал с  нами редко,  и  то  это  уж
означало   какой-нибудь   тЯжеловесный   обед   с   сложной   программой   и
"посторонними" участниками, то есть людьми хорошо знакомыми, но не близкими.
     € уж тут была обЯзательна его речь -  своеобразнаЯ,  почти от начала до
конца  казавшаЯсЯ  безнадежно  запутанной,   с  отступлениЯми,  с  попутными
анекдотами,  с /313/ невероЯтными, но необыкновенно характерными словечками,
но всегда кончавшаЯсЯ какой-нибудь Яркой и уморительной неожиданностью.
     ђаньше,  когда Я мало знал его,  Я всегда при начале его речи испытывал
опасение,  что  вот  человек зайдет в  такие  дебри,  откуда ему  никогда не
выпутатьсЯ.  Ќо потом Я  бывал спокоен за конец и всегда находил в его речах
своеобразную прелесть.
     Ќе  мог  обойтись без  речи,  конечно,  и  ‚.Ђ.ѓольцев,  великий мастер
дружеских речей,  щедро расточавший красноречие,  ум, а также и Яд, которым,
впрочем, он никого не отравлЯл.
     ‡ато  домосед ‚.Њ.‹авров иногда ознаменовывал приезд —ехова из  деревни
чем-то  вроде раута у  себЯ  дома.  ќто  были  бесконечно длинные,  вкусные,
сытные,  с  обильным возлиЯнием и  достаточно веселые  обеды,  многолюдные и
речистые,  затЯгивавшиесЯ далеко за  полночь и  носившие на  себе  отпечаток
самобытности хозЯина.  —ехова они утомлЯли,  и  потому (однако ж единственно
поэтому)  он  шел  на  них  неохотно,  но  личность ‚.Њ.‹аврова  его  сильно
интересовала.
     ќто  был самородок "своей собственной складки".  —еловек,  образовавший
себЯ исключительно своими личными усилиЯми, отдавший состоЯние на литературу
и затем весь ушедший в свой журнал - "ђусскаЯ мысль".
     Љ изумлению,  Я узнал однажды,  что он также и самоучка-математик и,  в
качестве такового,  в  молодости получил  даже  какую-то  почетную премию  в
Ђнглии за решение объЯвленной математической задачи.
     ‘трастный любитель литературы,  он читал все выходЯщее в свет. Џисатели
были его  первые гости:  подаренный ему экземплЯр с  автографом он  принимал
трепетными руками и нес в свой шкап бережно, как свЯтыню.
     Ќо это,  разумеетсЯ,  не мешало ему в издательском деле быть купцом,  а
где надо - слегка и поприжать того же самого писателЯ.
     Ћн  прекрасно знал польский Язык (кстати,  никогда не  хотел объЯснить,
где он ему научилсЯ) и был не только почитателем,  но и,  несомненно, лучшим
переводчиком польских авторов.
     Џомню,  как однажды,  благодарЯ этому своему пристрастию, он поставил в
довольно странное положение /314/  целое общество препочтенных писателей,  в
том числе, если памЯть мне не изменЯет, и —ехова.
     ‚   Џольше   праздновали  юбилей   (кажетсЯ,   25-летней   литературной
деЯтельности) ѓенриха ‘енкевича{314}.  ‹авров,  который перевел и поместил в
"ђусской мысли" почти  все  произведениЯ этого автора и  находилсЯ с  ним  в
переписке,  разумеетсЯ не  преминул и  в  Њоскве устроить юбилейный обед.  ‚
"ќрмитаже" собралось человек двадцать пЯть  литераторов,  говорились речи  и
пили за  единение народностей,  за польскую литературу и  за талантливого ее
представителЯ, польского юбилЯра. ‚се было искренне, трогательно и хорошо.
     ‚  заключение послали  юбилЯру  в  ‚аршаву сердечное поздравление,  под
которым все подписались поименно.
     Ќа  следующий день на  имЯ ‹аврова была получена ответнаЯ телеграмма от
юбилЯра:
     "Ѓлагодарю, если это искренно".
     Ѓедный ‹авров долго после этого ни  с  кем  не  заговаривал о  польской
литературе.
     ‚  Њоскве —ехов оставалсЯ по  нескольку дней,  но  в  эти дни ничего не
писал.  …го  манера работать вдали от  людских глаз  -  здесь,  где  он  был
постоЯнно на виду у всех, была неосуществима.
     Ђ в гостинице у него был "свой" номер (кажетсЯ, пЯтый), который и потом
долго еще называлсЯ "чеховским номером", и это знали, и туда стучались.
     Ќо с незнакомым человеком еще как-нибудь можно разделатьсЯ, если занЯт,
- ну, сослатьсЯ на эту занЯтость. Ќо бывало хуже: друзьЯ, вот именно из тех,
что  впоследствии,  после  его  смерти,  почувствовали себЯ  его  друзьЯми и
поведали об этом миру.
     €ной  "друг"  приехал по  своим  делам  из  Џетербурга и,  благополучно
окончив свои  дела,  решил  провести вечерок с  —еховым.  ’ут  уж,  при  его
исключительной боЯзни обидеть, - длЯ него была настоЯщаЯ беда.
     џ знал,  например, одного писателЯ{314} (ныне умершего), который считал
себЯ закадычным другом —ехова,  и Ђнтон Џавлович относилсЯ к нему искренне и
сердечно,  но совершенно не мог выносить его,  как он говорил, "трагического
смеха".
     € помню,  что однажды,  пробыв в Њоскве только один день,  Ђ.Џ.  пришел
домой и объЯвил, что сейчас же уезжает в Њелихово. /315/
     - Џочему?
     - ‚стретил  N.  ‚чера  приехал.  Ћстановил извозчика,  заключил менЯ  в
объЯтиЯ,  узнал,  что Я живу здесь,  и объЯвил,  что сегоднЯ придет к нам на
весь вечер.  ‚от и тебе велел кланЯтьсЯ.  Ќу, так ты уж его прими, а обо мне
скажи... ну, скажи что хочешь.
     € сколько Я ни доказывал ему, что это можно устроить как-нибудь проще -
уйти куда-нибудь, послать N записку, - он оставалсЯ непоколебим:
     - ‚се равно он найдет менЯ и  будет смеЯтьсЯ.  ‚едь он юморист и ужасно
любит смеЯтьсЯ, - а это трагедиЯ.
     €  он  в  тот же день уехал в  деревню,  несмотрЯ на то,  что у  него в
"ђусской мысли" было дело, длЯ которого он вновь приехал в Њоскву дней через
пЯть.
     Ќо к чему он чувствовал непобедимый,  почти панический ужас,  так это к
торжественным выступлениЯм,  в  особенности если  подозревал,  что  от  него
потребуетсЯ активное участие.
     Њне  памЯтен  один  приезд  в   Њоскву  покойного  „.‚.ѓригоровича.   ‚
Џетербурге перед этим был  справлен его  юбилей.  Ѓыло что-то  необыкновенно
торжественное, кажетсЯ единственное и небывалое в летописЯх литературы.
     ’ак  как  писатель иногда  помещал  свои  вещи  в  "ђусской мысли",  то
‚.Њ.‹авров захотел устроить ему в Њоскве "филиальное чествование"{315}.
     Љонечно,  это не могло быть даже и тенью петербургского юбилеЯ,  но все
же  -  "ќрмитаж",  несколько десЯтков приглашенных,  заранее предусмотренные
речи.
     ‘амо  собою разумеетсЯ,  что  был  специальный расчет на  присутствие в
Њоскве Ђнтона Џавловича.  ‘ одной стороны,  хотелось показать петербургскому
литератору лучшее,  что есть в  литературной Њоскве и чем она гордитсЯ,  а с
другой - имелись в виду особые отношениЯ между —еховым и ѓригоровичем.
     ‚едь  старый  писатель первый  заметил талант —ехонте в  его  маленьких
рассказах,  печатавшихсЯ в  сатирических журналах,  обратил на него внимание
‘уворина, написал ему трогательное отеческое письмо{315}.
     Ђнтону Џавловичу все  это  было поставлено на  вид -  и  уж  само собою
разумелось, что он будет украшением "филиального чествованиЯ". /316/
     Ђнтон Џавлович впал в мрачность.  –елый день с ним ни о чем нельзЯ было
говорить.  Ћн,  обыкновенно ко  всему и  ко всем относившийсЯ с  добродушной
терпимостью, длЯ всех находивший извинЯющие объЯснениЯ, вдруг сделалсЯ строг
ко  всему и  ко  всем,  просто огрызалсЯ,  так  что  лучше было  к  нему  не
приставать.
     Љ  вечеру он  стал мЯгче.  Љ  нему вернулсЯ его обычный юмор,  и  он от
времени до  времени прерывал свое  молчание отрывочными фразами из  какой-то
неведомой, по-видимому, речи:
     - ѓлубокоуважаемый и досточтимый писатель...  Њы собрались здесь тесной
семьей...  - Џотом, после молчаниЯ, опЯть: - Ќаша дружнаЯ писательскаЯ семьЯ
в вашем лице, глубокочтимый...
     - —то это ты? - спросил Я.
     - Ђ  это  Я  из  твоей  речи,  которую  ты  скажешь на  обеде  в  честь
ѓригоровича.
     - Џочему же из моей? ’ы бы лучше из своей что-нибудь.
     - ’ак Я же завтра уезжаю.
     - Људа?
     - ‚ Њелихово.
     џ возмутилсЯ:
     - Љак же так?  ѓригорович,  его письмо...  ’акие отношениЯ...  Ќаконец,
разочарование ‹аврова и всех прочих...
     € тут он начал приводить свои доводы:
     - ‚едь это  же  понЯтно.  џ  был открыт ѓригоровичем и,  следовательно,
должен сказать речь.  Ќе просто говорить что-нибудь,  а  именно речь.  € при
этом непременно о том,  как он менЯ открыл.  €наче же будет нелюбезно. ѓолос
мой должен дрожать и  глаза наполнитьсЯ слезами.  џ,  положим,  этой речи не
скажу,  менЯ долго будут толкать в бок,  Я все-таки не скажу,  потому что не
умею.  Ќо встанет ‹авров -  и расскажет,  как ѓригорович менЯ открыл.  ’огда
подыметсЯ сам ѓригорович,  подойдет ко мне,  протЯнет руки и заключит менЯ в
объЯтиЯ и  будет плакать от умилениЯ.  ‘тарые писатели любЯт поплакать.  Ќу,
это его дело,  но самое главное,  что и Я должен буду плакать,  а Я этого не
умею.  ‘ловом,  Я не оправдаю ничьих надежд. ‚едь ты же на себе испытал, что
значит не плакать от умилениЯ.
     ’ут Ђ.Џ.  имел в виду маленькую историю, котораЯ произошла со мной года
три  раньше,  когда  ЂкадемиЯ  /317/  поощрила  менЯ  половинной  Џушкинской
премией.  „.‚.ѓригорович,  участвовавший в заседании,  оказал мне совершенно
исключительную и  ужасно трогательную любезность:  прЯмо из Ђкадемии приехал
ко мне,  которого к тому же не знал и никогда не видал,  -  чтобы сообщить о
лестном длЯ менЯ событии.
     €  что же?  џ  огорчил его.  ‘мущенный,  растерЯвшийсЯ,  Я только и мог
пожать его руку и простыми словами, как умел, высказать ему благодарность. €
старик потом кому-то жаловалсЯ,  вспоминаЯ,  как в  прежние времена писатели
были   отзывчивы;   приводил  известный  рассказ  о   встрече  Ѓелинского  с
„остоевским...{317}
     Ђ  все  то,  что  говорил —ехов,  совсем  не  казалось ему  шуткой.  Ћн
действительно испытывал страдание,  представлЯЯ себЯ  героем нарисованной им
сцены.  €,  в сущности,  сцена была изображена вполне правдиво. ’ак именно и
должно было произойти.
     € вот за два днЯ до юбилейного обеда, когда из Џетербурга была получена
телеграмма,  что юбилЯр приедет,  Ђнтон Џавлович уложил свои дорожные вещи и
уехал в деревню, давши мне на прощанье такого рода ответственное поручение:
     - Ђ ты там как-нибудь уж... уладь. ѓлавное, успокой ‹аврова.
     Ќо  уладить было  трудно.  ‚.Њ.‹авров чуть  не  заболел,  когда узнал о
бегстве Ђ.Џ.  ‘амый главный кирпич из  его  великолепной постройки выпал,  и
самаЯ постройка грозила развалитьсЯ.
     Ќо, разумеетсЯ, все обошлось. ѓригорович приехал, обед состоЯлсЯ.
     џ  на  нем  оскандалилсЯ на  всю  жизнь:  внЯв  увещаниЯм ‚.Ђ.ѓольцева,
покусилсЯ на речь о  —ехове,  то есть о  том,  как он страстно желал быть на
обеде, чтобы самому лично и т.д., но болезнь заставила его уехать в деревню.
€ господь наказал менЯ за ложь.
     ‘  первых же слов Я,  никогда еще в  жизни не выступавший с  публичными
речами,  сбилсЯ.  џ  только и  успел  упомЯнуть об  Ђнтоне Џавловиче —ехове,
который...
     Ђ милый старик, видЯ, должно быть, мое затруднение, сейчас же и выручил
менЯ и  сам заговорил о  —ехове,  о  том,  как он открыл его талант,  о  его
письмах, словом - все то, что мы теперь так хорошо знаем. /318/
     ‚  Њелихове Ђ.Џ.,  окруженный родными,  вел  тихую  жизнь,  наполненную
чтением книг,  которых выписывал множество, и неторопливой работой. †или тут
отец его,  Џавел …горыч,  мать, …вгениЯ џковлевна, сестра, ЊарьЯ Џавловна, и
младший брат, Њихаил Џавлович.
     Ќо,  несмотрЯ на присутствие в доме старших родных, главой его был Ђ.Џ.
‚о всем господствовали его вкусы, все делалось так, чтобы ему нравилось.
     Љ матери своей он относилсЯ с нежностью, отцу же оказывал лишь сыновнее
почтение,  -  так по  крайней мере мне казалось.  ЏредоставлЯЯ ему все,  что
нужно длЯ обстановки спокойной старости,  он помнил его былой деспотизм в те
времена,  когда в  ’аганроге главой семьи и  кормильцем был еще он.  ‚  иные
минуты,   указываЯ  на  старика,   который  теперь  стал  тихим,   мирным  и
благожелательным,  он вспоминал,  как,  бывало,  тот заставлЯл детей усердно
посещать церковные службы и при недостатке усердиЯ не останавливалсЯ и перед
снЯтием штанишек и постегиванием по обнаженным местам.
     Љонечно,  это  вспоминалось без малейшей злобы,  но,  видимо,  оставило
глубокий след  в  его  душе.  €  он  говорил,  что  отец тогда был  жестоким
человеком.
     € не только того не мог простить Ђ.Џ.  отцу, что он сек его - его, душе
которого  было  невыносимо  всЯкое  насилие,   -   но  и  того,   что  своим
односторонне-религиозным воспитанием он омрачил его детство и  вызвал в душе
его протест против деспотического навЯзываниЯ веры, лишил его этой веры.
     "Љогда Я теперь вспоминаю о своем детстве,  - говорит он в одном письме
к €.‹.™еглову,  - то оно представлЯетсЯ мне довольно мрачным. ђелигии у менЯ
теперь нет.  ‡наете, когда, бывало, Я и два мои брата среди церкви пели трио
"„а исправитсЯ" или же "Ђрхангельский глас", на нас все смотрели с умилением
и  завидовали моим родителЯм,  мы же в это времЯ чувствовали себЯ маленькими
каторжниками".
     € далее, говорЯ о школьниках известного в то времЯ педагога ђачинского:
"если в  их  душах радость,  то  они счастливее менЯ и  братьев,  у  которых
детство было страданием"{318}.
     €  хотЯ в  то времЯ все это уже давно кончилось и старик уже совершенно
перестал быть действующим лицом в  его жизни,  а  только сидел и,  постоЯнно
молЯсь и  /319/ читаЯ душеспасительные книги,  беззаботно доживал свой  век,
радуЯсь знаменитости своего сына,  и  хотЯ Ђ.Џ.  относилсЯ к нему дружески и
почтительно и ни единым намеком не напоминал о прошлом,  но прошлое оставило
слишком глубокий след в чуткой душе и не было забыто.
     € мне всегда казалось, что к отцу он относилсЯ без той теплоты, котораЯ
согревала его отношениЯ к  матери,  сестре и братьЯм.  Ћсобенно же к матери,
котораЯ при  таганрогском главенстве Џавла …горовича едва ли  имела в  семье
тот голос,  на какой имела право.  ’еперь, когда главой семьи сделалсЯ Ђ.Џ.,
она получила этот голос.
     € уж платила она ему какой-то благоговейной нежностью. Љазалось, забота
о  том,  чтобы всЯкое желание Ђ.Џ.  было тотчас же,  как по щучьему веленью,
исполнено,  составлЯла цель  ее  жизни.  ‚сЯкаЯ  перемена в  его  настроении
отражалась в  ее лице.  …го привычки и маленькие капризы были изучены.  …му,
например,  не нужно было заЯвлЯть о  том,  что он хочет есть и пора подавать
обед  или  ужин,  а  стоило  только  остановитьсЯ перед  стенными  часами  и
взглЯнуть на них.  ‚  ту же минуту она била тревогу,  вскакивала,  бежала на
кухню и торопила все и всех.
     ЃратьЯ  его  в  то  времЯ  были  уже  взрослые люди,  и  каждый занимал
определенное положение.  ‘тарший,  Ђлександр Џавлович, жил в Џетербурге, и Я
не имел возможности близко наблюдать его отношениЯ к Ђ.Џ.  „ругие же, €ван и
Њихаил,  к  которым  он  относилсЯ  по-товарищески,  помимо  чисто  братской
привЯзанности,  выделЯли его  как  главу  семьи,  благодарЯ таланту которого
скромное и дотоле неведомое имЯ - —ехов - было окружено почетным ореолом.
     Љогда  в  Њелихово  приезжали  гости,  которые  были  Ђнтону  Џавловичу
приЯтны,  он  превращалсЯ в  заботливого хозЯина и  проЯвлЯл самое  радушное
гостеприимство и,  главное,  -  заботу о  том,  чтобы все были сыты и хорошо
спали.
     ‚ изданных письмах Ђ.Џ. он часто упоминает о том, что Я пел в Њелихове.
ќто правда.  Њузыкой и  пением в  Њелихове были наполнены наши дни.  •орошаЯ
музыкантша  ‹.‘.Њизинова,  большаЯ  приЯтельница  Ђ.Џ.  и  всей  его  семьи,
садилась за роЯль,  Я  пел.  Ђ Ђнтон /320/ Џавлович обыкновенно заказывал те
вещи,  которые ему особенно нравились. Ѓольшим расположением его пользовалсЯ
—айковский, и его романсы не сходили с нашего репертуара.
     Ќо в письмах Ђ.Џ.  стыдливо умолчал о том,  что и он сам пел, - правда,
не романсы,  а  церковные песнопениЯ.  €м научилсЯ он в  детстве,  когда под
руководством отца пел в церкви.
     “  него был довольно звучный басок.  Ћн отлично знал церковную службу и
любил  составлЯть домашний  импровизированный хор.  Џели  тропари,  кондаки,
стихири,  пасхальные  ирмосы.  Џрисаживалась  к  нам  и  подпевала  и  ЊарьЯ
Џавловна,  сочувственно гудел  Џавел …горыч,  а  Ђнтон Џавлович основательно
держал басовую партию.
     €  это,  видимо,  доставлЯло ему искреннее удовольствие.  ѓлЯдЯ на  его
лицо, казалось, что в такие часы он чувствовал себЯ ребенком.
     џ не знаю,  как он работал,  когда был один.  ќтого,  кажетсЯ, никто не
знал.  Њожет быть, тогда он сидел за столом не отрываЯсь. Ќо в те дни, когда
в Њелихове бывали гости, он почти все времЯ был с ними.
     Ќо, несомненно, он и тогда работал. ’ворческаЯ деЯтельность не покидала
его ни на минуту.  € случалось, что во времЯ шумного разговора или музыки он
вдруг  исчезал,  но  не  надолго:  через  несколько минут  он  поЯвлЯлсЯ,  и
оказывалось,  что в это времЯ он был у себЯ в кабинете,  где написал две-три
строчки,  которые сложились в  его  голове.  ’ак  делал он  довольно часто в
течение днЯ.
     Ќо вечером,  когда,  около полуночи, все расходились по своим комнатам,
ложились в  постели и в доме потухали огни,  в его кабинете долго еще горела
лампа.  ’огда он работал,  как хотел,  иногда засиживаЯсь долго, а на другой
день вставал позже других...
     Љак относилсЯ —ехов к своему врачебному званию?  „олжен сказать,  что Я
почти никогда не  вспоминал о  том,  что он  врач;  ничем он не давал повода
вспомнить об этом, никогда не вел он разговора о медицине и медицинском.
     Љонечно,  особенно  распространЯтьсЯ об  этом  перед  неспециалистом  и
невеждой не было и  смысла,  но ведь это прорываетсЯ.  Љогда у человека есть
влечение и /321/ любовь к какому-нибудь делу, то они будут сквозить во всем.
“ него же этого не было заметно.
     “ кого-то Я прочитал,  будто Ђнтон Џавлович страстно любил лечить.  ‚от
чего  Я  никогда не  находил в  нем.  Љогда к  нему обращались за  врачебным
советом,  он отделывалсЯ самыми общими местами,  и видно было,  что он хотел
поскорее кончить этот разговор.
     Њожет быть,  это  объЯснЯлось скрытой досадой,  что  он  так  отошел от
медицины,  на  которую потратил столько лет и  энергии,  или просто это было
сознание,  что он в  этом деле сильно отстал и не может стоЯть на надлежащей
высоте.
     ‚едь тут,  за  что бы  он  ни взЯлсЯ,  он непременно сделает хуже,  чем
другие  врачи,   которые  практикуютсЯ  и  следЯт  за  наукой.  Ђ  ему  была
свойственна какаЯ-то особеннаЯ гордость совести:  все делать как следует.  €
он никогда не бралсЯ за то, чего не мог сделать наилучшим образом. ‚едь вот,
например,  он всегда мечтал о том,  чтобы иметь публицистические статьи.  Ћб
этом он упоминает и в своих письмах.  Ќо он не писал их,  потому что они ему
не удавались.  ’о есть они были бы не хуже всего того,  что пишетсЯ,  но это
его не удовлетворЯло.
     Џоэтому он,  не  отказываЯ в  советах,  когда  к  нему  приставали,  не
углублЯлсЯ и  ограничивалсЯ средствами,  которые если и  не  помогут,  то во
всЯком случае не могут повредить: сода, касторка, компрессы, припарки...
     Љогда в  Њелихове приходили к нему мужики и бабы с нарывами и глубокими
порезами и ему об этом сообщали,  он кривилсЯ -  должно быть,  опЯть-таки от
сознаниЯ,  что может сделать не так, как следует, но не отказывал, принимал,
с величайшим вниманием осматривал, резал, вычищал и перевЯзывал.
     џ  думаю,  что если б за операцией пришел к нему помещик,  он послал бы
его к специалистам.  Ќо длЯ мужика специалист недостижим,  и все равно лучше
ему никто не сделает.
     Ћднако ж менЯ, например, он вылечил от экземы, которой наградили менЯ в
одной из  лучших московских парикмахерских на  Љузнецком мосту.  ‘пециалисты
прижигали,   вырывали  волосы  и  вообще  истЯзали  менЯ  самыми  последними
средствами, а он взглЯнул и сказал:
     - Џустое. ‚от Я тебе выпишу салициловую мазь. /322/
     € выписал. € от этой мази экзема моЯ прошла бесследно.
     € все-таки утверждение,  будто он любил лечить,  остаетсЯ произвольным.
€ногда он будто и сам себЯ хотел уверить в этом и, например, своему товарищу
по гимназии писал:  "Њедицина -  моЯ законнаЯ жена, литература - незаконнаЯ.
Ћбе,  конечно,  мешают друг другу,  но  не  настолько,  чтобы исключать друг
друга"{322}.
     Ќо на это нельзЯ смотреть иначе,  как на шутку. Џусть за год перед этим
он  даже исполнЯл обЯзанности участкового врача (по  случаю холеры) в  своем
уезде и своею деЯтельностью заслужил даже особую благодарность земцев.
     Ќо это вытекало скорее из сознаниЯ долга, чем из любви к делу. € даже в
период этой работы,  котораЯ с  виду увлекала его и ради которой он на времЯ
почти совсем отказалсЯ от  писаниЯ,  он в  одном из своих писем ‘уворину так
характеризовал это занЯтие:
     "„уша  моЯ  утомлена.  ‘кучно.  Ќе  принадлежать себе,  думать только о
поносах,  вздрагивать по ночам от собачьего лаЯ и стука в ворота (не за мной
ли  приехали?),  ездить  на  отвратительных лошадЯх  по  неведомым дорогам и
читать  только про  холеру и  ждать  только холеры и  в  то  же  времЯ  быть
совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людЯм,  которым служишь, - это,
сударь мой, такаЯ окрошка, от которой не поздоровитсЯ"{322}.
     Ќо  думаЯ  так,  он  носилсЯ по  своему  участку,  входил в  сношениЯ с
местными помещиками,  уговаривал их жертвовать деньги. €, получив от земства
на это какую-то сотню рублей, устроил свой участок образцово.
     €  окружавшие его люди в  самом деле должны были думать,  что он  любит
лечить и  обожает свое лечебное призвание,  а  на  литературу смотрит как на
нечто второстепенное. Ђ он в это времЯ писал:
     "Ќехорошо быть  врачом.  €  страшно,  и  скучно,  и  противно.  Њолодой
фабрикант женилсЯ,  а  через  неделю  зовет  менЯ:  "Ќепременно сию  минуту,
пожалуйста"...  ‚се это противно,  должен Я это сказать. „евочка с червЯми в
ухе, поносы, рвота, сифилис - тьфу! ‘ладкие звуки и поэзиЯ, где вы?"{322}
     ЉажетсЯ,  Ясно и  не  может быть подвергнуто сомнению,  что  искреннего
влечениЯ к врачебной деЯтельности /323/ Ђ.Џ.  не питал{323}.  ‡аблуждение же
наблюдателей объЯснЯетсЯ тем,  что  за  влечение они принимали исключительно
развитое в  нем  чувство долга,  которое заставлЯло его с  улыбкой на  губах
делать то, что было ему неприЯтно и даже противно...
     ’акова  была  его  деЯтельность по  холере.  Ћн  держалсЯ мнениЯ,  что,
получив  медицинское  образование  и  живЯ  в  местности,  которой  угрожает
эпидемиЯ,  он  не  имеет права отказатьсЯ от применениЯ своих познаний.  Ћн,
который считалсЯ равнодушным к общественным вопросам,  как раз равнодушиЯ-то
и не признавал и относилсЯ к нему с строгим осуждением.
     Њежду прочим,  длЯ доказательства его любви к лечению приводЯт примеры:
как  он  не  отходил от  постели своей опасно заболевшей жены и  сам  ставил
термометр,  компрессы и  т.п.,  с каким вниманием он осматривал и выслушивал
больного тогда  артиста Њосковского •удожественного театра  Ђртема.  Ќо  это
говорит только о том, что он любил жену и дружески относилсЯ к Ђртему.
     Ќаверно,  можно было бы привести и другие подобные случаи.  Ќо длЯ того
чтобы ухаживать за  страдающими близкими людьми,  не надо даже быть врачом и
любить медицину.  „остаточно только их любить и обладать хорошим сердцем. ’о
же самое по отношению к  заболевшим близким людЯм делают и  не врачи,  с той
лишь разницей, что они в этих случаЯх могут быть менее полезны.
     Ђ  себЯ он не лечил вовсе.  ‘транно,  непостижимо относилсЯ он к своему
здоровью.  †изнь любил он каждой каплей своей крови и страстно хотел жить, а
о здоровье своем почти не заботилсЯ.
     ‡нал ли он о своем недуге?  Њожет быть,  сомневалсЯ, может быть, у него
была надежда, что его нет, но мысль о нем допускал и иногда, кашлЯЯ и считаЯ
причиной бронхит, как бы полушутЯ произносил это слово: "чахотка"...
     „а,  слово это  всегда было у  него на  уме,  как будто он  считал себЯ
присужденным рано или поздно сделатьсЯ жертвой этой болезни, но находил, что
времЯ длЯ этого еще не наступило.
     Ѓрату  своему  он  пишет  из  Њосквы  в  октЯбре 1893  года:  "Њаленько
покашливаю,  но до чахотки еще далеко.  /324/ ѓеморрой.  Љатар кишек. Ѓывает
мигрень, иногда днЯ по два. ‡амираниЯ сердца. ‹еность и нерадение"{324}.
     Ћн  видит и  перечислЯет все ее признаки,  но как бы нарочно отводит от
нее глаза.  "џ жив и  здоров,  -  пишет он через несколько дней ‘уворину,  -
кашель против прежнего стал сильнее,  но  думаю,  что  до  чахотки еще очень
далеко"{324}.  Ђ еще позже,  когда кто-то в Џетербурге сообщил, будто у Ђ.Џ.
чахотка:  "„лЯ  чего распускать все  эти  странные,  ненужные слухи,  ведомо
только богу,  создавшему длЯ чего-то сплетников и  глупцов.  —ахотки у  менЯ
не