тель далекий и точно старший,  хотЯ многие члены нашей компании...
были  много  старше его".  „остаточно привнести в  это  впечатление малейшую
крупицу  недоброжелательства,  чтобы  получить  столь  распространенный одно
времЯ "портрет" —ехова -  этакого стороннего наблюдателЯ, живущего, "добру и
злу внимаЯ равнодушно".
     Њежду  тем   —ехов  просто  органически  не   принимал  те   стереотипы
общественного  мышлениЯ,   которые  были  еще  в  ходу,  в  обращении,  хотЯ
совершенно обесцененные нравственно и бесплодные литературно.
     ‚ыше уже упоминалось, что Ѓ.Ђ.‹азаревский не без основаниЯ считал самым
выдающимсЯ чеховским свойством терпение.  € действительно,  обращает на себЯ
внимание та,  запечатленнаЯ в  рЯде  мемуаров выдержка,  с  какой  "старший"
втолковывает очевидные длЯ него самого вещи "детЯм".  "џ же ничего сегоднЯ и
не отрицал в нашем литературном споре, - передает, например, чеховские слова
‚.Ќ.‹адыженский.  -  ’олько  не  надо  нарочно  сочинЯть стихи  про  дурного
городового! Ѓольше ничего". \19\
     Љ сожалению,  иные мемуаристы категорически убеждены, будто "старшие" -
это как раз они.
     "Џриходилось говорить и о тех конфликтах, которыми полна русскаЯ жизнь,
и о тех острых и больных вопросах,  которые давно стоЯт перед русскою жизнью
в  их строгой повелительности,  -  говорит,  к  примеру,  ‘.џ.…лпатьевский о
беседах с  —еховым даже в  Ялтинский период,  -  но  разговор о  них недолго
продолжалсЯ. ‹ицо его делалось усталым и скучным, говорил он слова скучные и
утомительные...  и  охотно переходил на другие темы,  и было видно,  что ему
скучно говорить и  хочетсЯ уйти  от  надоедливой темы  и  что  он  не  любит
острого, требовательного, повелительного".
     Њожно подумать,  будто это мемуары одного из тех,  описанных Љоровиным,
студентов, которые обличали —ехова в "безыдейности"!
     ‹юбопытно,  однако,  упоминание о  нелюбви писателЯ к "повелительному".
’ут  верно  уловлена  неприЯзнь —ехова  к  категоричности,  к  самодовольной
уверенности в обладании абсолютной истиной,  к укладыванию реальной жизни на
прокрустово ложе готовых,  априорных суждений.  ‚  этом отношении характерно
вежливо-решительное возражение  Ђнтона  Џавловича  ‚.‚.‚ересаеву  по  поводу
того,  "так"  или  "не  так"  уходЯт в  революцию девушки,  подобные героине
"Ќевесты": "’уда разные бывают пути".
     ‚от это представление о "разных путЯх" жизни вообще -  едва ли не самое
устойчивое качество —ехова -  человека и художника,  сообщавшее его уму, его
взглЯду на событиЯ и людей особую гибкость, тонкость, беспристрастность.
     €.….ђепин   наметанным  глазом  портретиста  подметил,   что   "тонкий,
неумолимый, чисто русский анализ преобладал в его глазах над всем выражением
лица".  A M.M.Љовалевский, как бы продолжаЯ эту мысль, писал, что "и в самом
литературном творчестве в  нем  выступала,  как  редко у  кого,  способность
точного анализа,  не примиримого ни с какой сентиментальностью и ни с какими
преувеличениЯми".
     ќто нежелание "сны золотые навевать" также выглЯдело в глазах некоторых
современников проЯвлением мнимого чеховского бесстрастиЯ и пессимизма, с чем
сам писатель решительно не соглашалсЯ:  "...какой Я  нытик?  Љакой Я "хмурый
человек",   какаЯ   Я   "холоднаЯ   кровь"...   Љакой   Я   "пессимист"?   -
печально-иронически жаловалсЯ он Ѓунину.  - ‚едь из моих вещей самый любимый
мой рассказ - "‘тудент".
     Џримечательнейший  эпизод  запечатлен  в   малоизвестных  воспоминаниЯх
‚ас.€.Ќемировича-„анченко.   Џрослушав   стихотворение  ‚ладимира  ‘оловьева
"Џанмонголизм",  исполненное черного пессимизма в отношении будущего, "—ехов
задумалсЯ,   потемнел  даже.   €  потом  вдруг  встал  и  заговорил  горЯчо,
возбужденно, даже... гневно, совсем не похоже на него и по возбуждению, и по
Языку:
     - ‚ыдержим,  и не такое еще выдерживали. Љрай громадных \20\ масштабов.
ЌельзЯ его судить и отпевать по событиЯм сегоднЯшним.  Ћни пройдут, а ђоссиЯ
останетсЯ..."*
     ______________
     * Ќемирович-„анченко ‚ас.€. Ќа кладбищах. ђевель, 1921, с. 52-53.

     ‚ас.€.Ќемирович-„анченко не  всегда точен как мемуарист.  Ќо  в  данном
случае эта,  "не похожаЯ" на чеховскую,  речь выглЯдит вполне правдоподобно,
особенно если  вспомнить знаменитые слова  старика  из  повести "‚  овраге":
"†изнь долгаЯ - будет еще и хорошего, и дурного, всего будет. ‚елика матушка
ђоссиЯ!"
     ѓоворЯ  о  чеховской "прекрасной,  тоскливой,  самоотверженной мечте  о
грЯдущем, близком, хотЯ и чужом, счастье", Љуприн считал знаменательным, что
писатель "с одинаковой любовью ухаживал за цветами,  точно видЯ в них символ
будущей красоты, и следил за новыми путЯми, пролагаемыми человеческим умом и
знанием". ("Ћн с удовольствием глЯдел на новые зданиЯ оригинальной постройки
и   на  большие  морские  пароходы,   живо  интересовалсЯ  всЯким  последним
изобретением в области техники..." -  говоритсЯ далее;  то же отмечаетсЯ и в
воспоминаниЯх Њ.Ђ.—ленова.)
     †адный интерес к  жизни во  всем ее богатстве,  во всех ее возможностЯх
сказалсЯ и в отношении —ехова к искусству.
     ‚.Ђ.”аусек  сохранил  примечательную  фразу  Ђнтона  Џавловича:  "‹юблю
видеть  успех  других",   вполне  естественную  в  устах  этого  человека  с
"необыкновенно правильной душой", как метко выразилсЯ €.Ќ.Џотапенко, и, увы,
резко контрастировавшую с той злорадной реакцией, которую продемонстрировали
некоторые коллеги  писателЯ по  случаю  провала  "—айки" на  Ђлександринской
сцене.
     "Њне  не  приходилось,  -  пишет ™епкина-Љуперник,  -  видеть писателЯ,
который бы так тепло и с такой добротой относилсЯ к своим молодым собратьЯм,
как —ехов.  Ћн  постоЯнно за  кого-то  хлопотал по  редакциЯм,  чьи-то  вещи
устраивал и  искренно радовалсЯ,  когда  находил что-нибудь,  казавшеесЯ ему
талантливым. „остаточно вспомнить его отношение к молодому ѓорькому..."
     €.‹.™еглов рассказывает о "самом живом товарищеском участии",  принЯтом
—еховым в  судьбе его  пьесы.  Љуприн приводит многочисленные,  порой весьма
трогательные примеры заботливости и вниманиЯ, проЯвленных Ђнтоном Џавловичем
к "одному начинающему писателю", в котором угадываетсЯ сам мемуарист.
     "Ћн  был неизменно со  мной сдержанно нежен,  приветлив,  заботилсЯ как
старший...   но   в   то   же   времЯ  никогда  не  давал  чувствовать  свое
превосходство..."  -   благодарно  пишет  и  отнюдь  не  щедрый  на  похвалы
кому-нибудь Ѓунин.
     ‘ложным было  отношение —ехова  к  нарождавшимсЯ в  последние годы  его
жизни новым течениЯм в  литературе и  искусстве.  “же  в  образе Љонстантина
’реплева  проницательно  схвачены  характерные  черты   их   представителей,
вызывавшие у писателЯ двойственное отношение. \21\
     ‘ами поиски "новых форм", свежих выразительных средств, естественно, не
встречали у  —ехова,  новатора  по  природе,  никаких  возражений.  (Љстати,
фатальным образом историЯ с  сорвавшейсЯ "постановкой" пьесы ’реплева как бы
предвосхитила  судьбу  самой   "—айки"  в   Ђлександринском  театре  с   его
собственными ревнивыми Ђркадиными.)  Ћднако —ехов  подметил в  своем герое и
небезопасную агрессивность, наклонность "толкатьсЯ", по выражению ’ригорина,
подобную той,  которую писатель юмористически отмечал и  в дЯгилевском "Њире
искусства",  где,  по  словам  Ђнтона Џавловича,  "будто сердитые гимназисты
пишут".
     ‡аостренный и  почти уничтожающий отзыв —ехова о "декадентах",  который
сообщает  Ђ.‘еребров (’ихонов),  в  частности,  направлен против  непомерных
претензий некоторых "апостолов" русского символизма,  на  открытие никому до
них неведомых истин.  („о времен, когда и Џушкина вознамерились столкнуть "с
парохода современности", —ехов не дожил.)
     Ћ   Ядовитых  чеховских  насмешках  над  декадентами  с   удовольствием
вспоминает и Ѓунин.  Ћднако порой он,  быть может,  как это уже отмечалось в
литературе о  —ехове,  несколько сгущает краски  в  силу  своей  собственной
решительной антипатии к большинству представителей новых течений.
     ‚о  всЯком случае,  Ђнтон Џавлович благожелательно,  хотЯ и  с  большой
долей иронии, относилсЯ к Љ.„.Ѓальмонту, ценил ћ.Љ.Ѓалтрушайтиса, а в начале
творческого пути „.‘.Њережковского "замолвил слово"* за него перед ‘увориным
(что  не  помешало  "протежированному" вскоре  в  своей  известной книге  "Ћ
причинах  упадка  и   о   новых  течениЯх  современной  русской  литературы"
безапеллЯционно заЯвить,  что —ехов в  силу своего "слишком крепкого,  может
быть,    к   несчастью   длЯ   него,    несколько   равнодушного   здоровьЯ"
"маловосприимчив ко многим вопросам и течениЯм современной жизни"**).
     ______________
     *  "‘пасибо,  что  замолвили за  менЯ  слово  ‘уворину.  Ћн  согласилсЯ
издавать мою книгу", - писал —ехову Њережковский 16 декабрЯ 1891 года (ѓ‚‹).
     ** Њережковский „.‘. Џолн. собр. соч., т. XV ‘Џб. M. 1913, с. 286.

     ‚рЯд ли простой вежливостью объЯснЯетсЯ и чеховскаЯ просьба (в письме к
„Ягилеву)  передать  "глубокую  благодарность" „.‚.”илософову  за  статью  о
постановке "—айки" в  •удожественном театре.  Љонечно,  к содержащимсЯ в ней
"комплиментам" автору пьесы  как  "Яркому поэту эпохи упадка...  утонченному
эстету конца века"* —ехов, надо полагать, отнессЯ иронически как к очередной
попытке   залучить  его   в   союзники.   Ћднако   Ђнтона   Џавловича  могло
заинтересовать   настойчивое   стремление   критика   отделить   —ехова   от
"чеховщины",  по мнению ”илософова,  "подчеркнутой" в •удожественном театре.
Џод "чеховщиной" понимаетсЯ сведение многообразного содержаниЯ пьес писателЯ
преимущественно \22\  к  изображению "сумеречного",  тусклого  существованиЯ
героев,  преобладание элегически минорных  нот,  приглушенность сатирических
мотивов.   "...это  их  Ђлексеев  (‘таниславский.   -  Ђ.’.)  сделал  такими
плаксивыми",  - говорил —ехов ‘ереброву (’ихонову) о своих пьесах. ‚озможно,
что  именно в  противовес этой тенденции —ехов протестовал,  когда "‚ишневый
сад"  именовали  драмой,   и  склонен  был  скорее  считать  его  водевилем.
“тверждение   ”илософова,    что    "значение   —ехова   не    исчерпываетсЯ
"чеховщиной"**,  вполне отвечало собственным,  казалось бы - парадоксальным,
претензиЯм драматурга к постановкам, сделавшим его пьесы знаменитыми.
     ______________
     * Њир искусства, 1902, ќ 11, с. 50.
     ** Њир искусства, 1902, ќ 11, с. 49.

     Ќе  только эти,  еще далеко не  полностью исследованные взаимоотношениЯ
—ехова  с  "декадентами" доказывают,  что  его  доброжелательность к  чужому
таланту,  готовность выслушать и  понЯть иное,  чем его собственное,  мнение
имели  определенные границы и  никогда не  превращались в  отступничество от
основных идейных и творческих принципов, которыми он руководствовалсЯ.
     “же в наше времЯ ‘ергей Ђнтонов в "Џисьмах о рассказе" обратил внимание
на  тот  эпизод из  воспоминаний €.‹.™еглова,  где последний "уличил" автора
"‘тепи" в стилистической небрежности.  ђечь шла о бабушке …горушки,  котораЯ
"до своей смерти была жива и носила с базара мЯгкие бублики".  "’огда он еще
не достиг совершенства стилЯ..." -  с комичной важностью заключал мемуарист,
хотЯ,  по справедливому замечанию Ђнтонова, этот "нескладный" оборот исходит
от самого малолетнего героЯ и прекрасно передает всю наивность его мышлениЯ.
—ехов пощадил самолюбие своего "критика" и  не  стал опровергать его мнениЯ,
но  исправлЯть мнимый  промах  и  не  подумал,  придав  своему  отказу самый
легкомысленный характер:  "Ђ  впрочем,  нынешнЯЯ публика не такие еще фрукты
кушает. Ќехай!"
     Ђ.‘еребров (’ихонов) колоритно запечатлел острый  спор  —ехова  с  ним,
когда он решил было превознести все написанное пользовавшимисЯ тогда громкой
известностью авторами,  к  которым и  сам Ђнтон Џавлович в общем благоволил.
ђечь  шла,  между прочим,  и  о  Њ.ѓорьком,  стремительно возраставшаЯ слава
которого ослеплЯла многих читателей,  подобных юному чеховскому собеседнику,
и  заставлЯла их,  по досадливому замечанию Ђнтона Џавловича,  "совсем не то
ценить в ѓорьком,  что надо" - не высокую художественную простоту его лучших
рассказов,   а  те  черты,   которые  представлЯлись  его  старшему  собрату
искусственными и излишне бравурными.
     ЏоразившаЯ  актеров  •удожественного  театра   величайшаЯ  деликатность
—ехова в  советах и  подсказках при воплощении его пьес,  о  которой в  один
голос свидетельствуют все участники и свидетели репетиций,  также сочеталась
с непреклонностью в главном.  "‹ишь одно он отстаивал особенно энергично,  -
отмечает Љ.‘.‘таниславский, только что \23\ писавший, что —ехов выражал свое
мнение "очень редко, осторожно и почти трусливо", - как и в "„Яде ‚ане", так
и  здесь (в "’рех сестрах".  -  Ђ.’.)  он боЯлсЯ,  чтобы не утрировали и  не
карикатурили  провинциальной жизни,  чтобы  из  военных  не  делали  обычных
театральных шаркунов с  дребезжащими шпорами..."  Ђ  будущей жене  писателЯ,
Ћ.‹.Љниппер, запомнилось его неожиданное изъЯвление недовольства исполнением
последнего акта  "—айки",  запомнилось как  пример того,  как  "решительно и
необычно длЯ него протестовал —ехов,  когда ему было что-то действительно не
по душе".
     €   конечно  же,   апофеозом  чеховской  принципиальности  и   открытым
проЯвлением его гражданского и  этического чувства был его знаменитый отказ,
совершенный вместе с  ‚.ѓ.Љороленко,  от  званиЯ почетного академика в  знак
протеста   против   позорного  аннулированиЯ  избраниЯ   в   Ђкадемию   наук
Ђ.Њ.ѓорького после выраженного царем неудовольствиЯ.  ќто  событие по  праву
запечатлелось в памЯти многих мемуаристов.
     “ некоторых тогда вообще впервые "открылись глаза" на истинного —ехова,
поскольку,  например,  четкаЯ  позициЯ,  которую  он  занЯл  по  отношению к
нашумевшему в  конце века  делу  „рейфуса и  котораЯ привела его  к  резкому
конфликту с ‘увориным, не получила столь широкой огласки.
     Ћднако,  разумеетсЯ, обилие мемуарных свидетельств о горЯчем сочувствии
писателЯ нараставшему общественному подъему и  его надеждах на будущее своей
родины  порождено  не  только  "прозрением"  мемуаристов,  но  и  очевидными
переменами в умонастроении самого —ехова.
     ђос не только новый чеховский дом в  џлте.  ђос и  сам писатель -  и  в
своих последних произведениЯх,  и в своем понимании событий,  хотЯ болезнь и
вынужденное  пребывание  в  Љрыму  остро  воспринималось им  как  величайшее
препЯтствие на пути познаниЯ новой, изменЯющейсЯ ђоссии.
     ‚оспоминаниЯ всех,  кто  бывал  у  —ехова  в  џлте,  говорЯт  о  жадном
"впитывании"  писателем  всех  доносившихсЯ до  него  сведений  о  том,  что
происходит в "эпицентре" нараставших событий.
     ‚  этой  свЯзи  примечательна  заметнаЯ  эволюциЯ  отношениЯ  —ехова  к
студенческим волнениЯм, которые прежде часто казались ему лишь одной из форм
поверхностного и  быстро "выветривающегосЯ" либерализма,  а  на рубеже веков
стали, по свидетельству мемуаристов, вызывать у писателЯ несравненно больший
интерес и сочувствие.
     ‘тремлением пополнить запас  своих  знаний о  жизни промышленной ђоссии
была,  очевидно,  продиктована и  поездка уже тЯжелобольного —ехова вместе с
‘аввой Њорозовым в  его уральские "владениЯ".  €нтересны также свидетельства
Ќ.ѓарина  (Њихайловского)  и  других,   что  писатель  лелеЯл  планы  нового
путешествиЯ на  „альний ‚осток по своей медицинской специальности в  свЯзи с
началом войны с џпонией.
     ђеакциЯ —ехова на событиЯ этой войны,  запечатленнаЯ в знаменитой книге
Љ.‘.‘таниславского "ЊоЯ жизнь в  искусстве" и  в  ныне публикуемой мемуарной
заметке ‚.‹.Љниппер-Ќардова,  по своей страстности \24\ и бескомпромиссности
живо   напоминает  отношение  передовой  части  русского  общества  середины
прошлого  века  к  Љрымской  войне,  чреватой  в  случае  победы  упрочением
реакционного порЯдка,  а в случае поражениЯ - возможностью "сильных и благих
потрЯсений",   если  воспользоватьсЯ  пушкинскими  словами.   „умаетсЯ,  что
чеховские  высказываниЯ на  этот  счет  близки  и  оценкам  современной  ему
радикальной публицистики.
     “вы,  сила  чеховского  духа,  его  мысли,  возраставшаЯ мощь  его  как
художника  находились  в  трагическом контрасте  с  неумолимо  развивавшейсЯ
болезнью.  ‚о многих воспоминаниЯх о  встречах с писателем в эти годы вольно
или невольно запечатлелись доныне ранЯщие сердце подробности его физического
угасаниЯ  -   все  возраставшие  слабость  и  худоба,   руки,   лежавшие  на
обострившихсЯ коленЯх, тЯжелые приступы кашлЯ и кровохарканьЯ, после которых
он, по собственному выражению, превращалсЯ в "стрекозиные мощи".
     ‚еличайшаЯ выдержка и  тут  не  изменЯла —ехову,  и  лишь в  некоторых,
запомнившихсЯ мемуаристам разговорах,  во  "вспыхивавших",  по свидетельству
‘таниславского,   "фразах  большого  томлениЯ  и  грусти",  слышитсЯ  тайный
отголосок той горькой мысли,  которой он напрЯмик и всерьез,  кажетсЯ,  лишь
однажды поделилсЯ в  мимолетном ночном дорожном разговоре с M.M.Љовалевским:
"Љак врач, Я знаю, что моЯ жизнь будет коротка".
     Ѓыть  может,  и  сюжет  "водевилЯ",  рассказанный  им  еще  в  Њелихове
’.‹.™епкиной-Љуперник ("пережидают двое дождь в пустой риге, шутЯт, смеютсЯ,
сушат зонты, в любви объЯснЯютсЯ - потом дождь проходит, солнце - и вдруг он
умирает  от  разрыва  сердца!"),  порожден  грустным  раздумьем  писателЯ  о
краткости отпущенных ему сроков.
     Ќачало века с общими и,  в частности,  самого —ехова надеждами не могло
не  обострить этого  ощущениЯ:  "...дождь  проходит,  солнце -  и  вдруг  он
умирает!"
     ‚  памЯти  современников не  доживший до  "солнца" писатель осталсЯ его
предвестником,  обладателем "необыкновенно правильной души", вносившим в мир
ноты    высочайшей    человечности   и    решительного   неприЯтиЯ    всЯкой
несправедливости.
     ‚ероЯтно,  —ехов при  его  величайшей скромности чувствовал себЯ крайне
неловко, когда ‹ев ’олстой в его присутствии со слезами на глазах восхищалсЯ
"„ушечкой", говорЯ:
     - ќто  -  как  бы  кружево,  сплетенное целомудренной девушкой;  были в
старину такие девушки-кружевницы,  "вековуши", они всю жизнь свою, все мечты
о счастье влагали в узор.
     Ќо   трудно  найти  слова,   которые  вернее  передавали  бы  ощущение,
порождаемое и творчеством писателЯ, и самой его личностью.
     "•орошо вспомнить о таком человеке,  -  писал ѓорький, - тотчас в жизнь
твою возвращаетсЯ бодрость, снова входит в нее Ясный смысл".

                                                               Ђ.’урков \25\


        Ђ.Џ.—…•Ћ‚
                              ‚ ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€џ•
                               ‘Ћ‚ђ…Њ…ЌЌ€ЉЋ‚ \26\


        Љ.Ђ.ЉЋђЋ‚€Ќ

        €‡ ЊЋ€• ‚‘’ђ…— ‘ Ђ.Џ.—…•Ћ‚›Њ


        I

     ќто было, если не ошибаюсь, в 1883 году.
     ‚  Њоскве,  на углу „ьЯковской и  ‘адовой,  была гостиница,  называемаЯ
"‚осточные  номера",  -  почему  "восточные" неизвестно...  ќто  были  самые
захудалые  меблированные  комнаты.   “  "парадного"  входа,   чтобы  плотнее
закрывалась входнаЯ дверь,  к ней приспособлены были висевшие на веревке три
кирпича...
     ‚ нижнем этаже жил Ђнтон Џавлович —ехов{1},  а наверху, на втором этаже
- €.€.‹евитан,  бывший в  то  времЯ еще учеником “чилища живописи,  ваЯниЯ и
зодчества.
     Ѓыла весна.  Њы вместе с ‹евитаном шли из школы,  с ЊЯсницкой,  - после
третьего,  последнего,  экзамена по живописи, на котором получили серебрЯные
медали: Я - за рисунок, ‹евитан - за живопись...{2}
     Љогда мы вошли в гостиницу, ‹евитан сказал мне:
     - ‡айдем к Ђнтоше (то есть —ехову)...
     ‚ номере Ђнтона Џавловича было сильно накурено, на столе стоЯл самовар.
’ут же  были калачи,  колбаса,  пиво.  „иван был завален листами,  тетрадЯми
лекций,  - Ђнтон Џавлович готовилсЯ к выпускным экзаменам в университете{3},
на врача.
     Ћн  сидел на краю дивана.  Ќа нем была сераЯ куртка,  в  то времЯ много
студентов ходили в таких куртках.  Љроме него,  в номере были незнакомые нам
молодые люди - студенты.
     ‘туденты горЯчо говорили,  спорили, пили чай, пиво и ели колбасу. Ђнтон
Џавлович  сидел  и  молчал,  лишь  изредка  отвечаЯ  на  обращаемые  к  нему
вопросы. \27\
     Ћн был красавец. “ него было большое открытое лицо с добрыми смеющимисЯ
глазами.  ЃеседуЯ с кем-либо, он иногда пристально вглЯдывалсЯ в говорЯщего,
но  тотчас же  вслед опускал голову и  улыбалсЯ какой-то особенной,  кроткой
улыбкой.  ‚сЯ его фигура,  открытое лицо,  широкаЯ грудь внушали особенное к
нему доверие,  -  от  него как  бы  исходили флюиды сердечности и  защиты...
ЌесмотрЯ на  его  молодость,  даже  юность,  в  нем  уже  тогда чувствовалсЯ
какой-то  добрый  дед,  к  которому  хотелось прийти  и  спросить о  правде,
спросить о  горе,  и  поверить ему что-то самое важное,  что есть у  каждого
глубоко на дне души.  Ђнтон Џавлович был прост и  естественен,  он ничего из
себЯ не  делал,  в  нем не  было ни  тени рисовки или любованиЯ самим собою.
ЏрирожденнаЯ скромность,  особаЯ мера,  даже  застенчивость -  всегда были в
Ђнтоне Џавловиче.
     Ѓыл  весенний,  солнечный день...  ‹евитан и  Я  звали Ђнтона Џавловича
пойти в ‘окольники.
     Њы  сказали  о  полученных  нами  медалЯх.   Ћдин  из  присутствовавших
студентов спросил:
     - —то же, на шее будете носить? Љак швейцары?
     …му ответил ‹евитан:
     - Ќет,  их  не  носЯт...  ќто просто так...  „аетсЯ в  знак отличиЯ при
окончании школы...
     - Љак на выставках собаки получают... - прибавил другой студент{4}.
     ‘туденты были другие, чем Ђнтон Џавлович. Ћни были большие спорщики и в
какой-то своеобразной оппозиции ко всему.
     - …сли у вас нет убеждений, - говорил один студент, обращаЯсь к —ехову,
- то вы не можете быть писателем...
     - ЌельзЯ же говорить,  что у менЯ нет убеждений,  - говорил другой, - Я
даже не понимаю, как это можно не иметь убеждений.
     - “ менЯ нет убеждений, - отвечал Ђнтон Џавлович.
     - ‚ы  говорите,  что вы человек без убеждений...  Љак же можно написать
произведение без идеи? “ вас нет идей?..
     - Ќет ни идей, ни убеждений... - ответил —ехов.
     ‘транно спорили эти студенты.  Ћни были,  очевидно,  недовольны Ђнтоном
Џавловичем. Ѓыло видно, что он не отвечал какой-то дидактике их направлениЯ,
их  идейному  и   поучительному  толку.   Ћни  хотели  управлЯть,   поучать,
руководить,  влиЯть.  Ћни знали все -  все понимали.  Ђ Ђнтону Џавловичу все
это, видимо, было очень скучно.
     - Љому нужны ваши рассказы?..  Љ  чему они  ведут?  \28\ ‚  них  нет ни
оппозиции,  ни  идеи...  ‚ы  не  нужны "ђусским ведомостЯм",  например.  „а,
развлечение и только...
     - € только, - ответил Ђнтон Џавлович.
     - Ђ почему вы, позвольте вас спросить, подписываетесь —ехонте?.. Љ чему
такой китайский псевдоним?..
     —ехов засмеЯлсЯ.
     - Ђ  потому,  -  продолжал студент,  -  что  когда  вы  будете доктором
медицины,  то  вам  будет совестно за  то,  что  вы  писали без  идеи и  без
протеста...
     - ‚ы правы... - отвечал —ехов, продолжаЯ смеЯтьсЯ.
     € прибавил:
     - Џоедемте-ка  в  ‘окольники...   Џрекрасный  день...  ’ам  уже  цветут
фиалки... ‚оздух, весна.
     € мы отправились в ‘окольники.
     Ћт  Љрасных ворот мы  сели  на  конку и  проехали мимо  вокзалов,  мимо
Љрасного пруда и  деревЯнных домов с  зелеными и красными железными крышами.
Њы ехали по окраине Њосквы...
     „орогой ‹евитан продолжал прерванный разговор.
     - Љак  вы  думаете?..  -  говорил он.  -  ‚от у  менЯ тоже так-таки нет
никаких идей... Њожно мне быть художником или нет?
     - Ќевозможно, - ответил студент, - человек не может быть без идей...
     - Ќо вы же крокодил!..  -  сказал студенту ‹евитан. - Љак же мне теперь
быть?.. Ѓросить?..
     - Ѓросить...
     Ђнтон Џавлович, смеЯсь, вмешалсЯ в разговор:
     - Љак же  он  бросит живопись?..  Ќет!  €саак хитрый,  не бросит...  Ћн
медаль на шею получил...  †дет теперь ‘танислава...  Ђ ‘танислав, это не так
просто... ’ак и называетсЯ: ‘танислав, не бей менЯ в морду...
     Њы смеЯлись, студенты сердились.
     - ЉакаЯ же идеЯ, если Я хочу написать сосны на солнце, весну...
     - Џозвольте...   сосна  -   продукт,  понимаете?..  Џродукт  стройки...
Џонимаете?.. „рова - народное достоЯние... ќто природа создает длЯ народа...
Џонимаете?.. - горЯчилсЯ студент, - длЯ народа...
     - Ђ мне противно, когда рубЯт дерево... Ћни такие же живые, как и мы, и
на них поют птицы...  Ћни -  птицы - лучше нас... џ пишу и не думаю, что это
дрова. ќто Я не могу думать... Ќо вы же крокодил!.. - говорил ‹евитан.
     - Ђ  почему это  птицы  певчие лучше нас?..  Џозвольте...  -  негодовал
студент. \29\
     - ќто и  Я обижен,  -  сказал Ђнтон Џавлович,  -  €саак,  ты должен это
доказать.
     - Џотрудитесь доказать...  -  серьезно  настаивал  студент,  смотрЯ  на
‹евитана своими острыми глазами с выражением чрезвычайной важности.
     Ђнтон Џавлович смеЯлсЯ.
     - ѓлупо... - отрезал ‹евитан.
     - ‚от скоро ‘окольники, мы уже подъезжаем...
     ‘идевшаЯ рЯдом  с  ‹евитаном какаЯ-то  тетка  из  мещанок протЯнула ему
красное пасхальное Яйцо и сказала:
     - ‘ъешь,  красавчик... (‹евитан был очень красив.) Ѓатюшка мой помер...
Ќынче сороков... ЏомЯни его...
     ‹евитан и  —ехов рассмеЯлись.  ‹евитан взЯл Яйцо и  спросил,  как звали
отца, чтобы знать кого поминать...
     - „а ты што, красавчик, нешто поп?
     Ѓаба была немножко навеселе.
     - ‘туденты,  студенты...  Ђ народ -  под мышкой книжка,  боле ничего...
тоже...
     Њы приехали к кругу в ‘окольники.
     ‚ыходЯ из вагона, баба, ехавшаЯ с нами, обернувшись к ‹евитану, сказала
на прощание:
     - ЏомЯни родителЯ...  ‡вали Ќикита Ќикитич... Ђ как семинарию окончишь,
волосы у  тебЯ будут хороши...  Џриходи в Џечатники...  Ђнфису Ќикитишну все
знают... Ќакормлю... Ќебось голодные, хоша ученые...
     Ђнтон  Џавлович  смеЯлсЯ,  студенты  были  серьезны.  “  студентов была
какаЯ-то придавленность.  Љазалось, что забота-старуха по пЯтам преследовала
их.  Ћни были полны каких-то  навЯзчивых идей.  —то-то тЯжелое и  выдуманное
тЯготело над ними,  как какаЯ-то служба,  сковывающаЯ их молодость. “ них не
было  простоты и  уменьЯ  просто отдатьсЯ минуте жизни.  Ђ  весна  была  так
хороша!  Ќо когда ‹евитан,  указываЯ на красоту леса,  говорил: "Џосмотрите,
как  хорошо",  -  один из  студентов ответил:  "Ќичего особенного...  просто
тоска... ‹ес, и черт с ним!.. —то тут хорошего..."
     - Ќичего-то вы, цапка, не понимаете! - повторил ‹евитан.
     Њы шли по аллее.
     ‹ес был таинственно прекрасен.  ‚ лучах весеннего солнца верхушки сосен
красноватыми огнЯми  сверкали  на  глубоком  темно-синем  небе.  Ѓез  умолку
свистели дрозды,  и  кукушки  вдали  таинственно отсчитывали,  сколько  кому
осталось лет жизни на этой нашей тайной земле. \30\
     ‘туденты, с пледами на плечах, тоже оживились и запели:

                ‚ыпьем мы за того,
                Љто "—то делать?" писал,
                ‚ыпьем мы за него,
                ‡а его идеал...

     Ђнтон Џавлович и  ‹евитан шли рЯдом,  а впереди шли студенты...  €здали
видно было, как большие их волосы лежали на их пледах, что было модно тогда.
     - —то это там летит?.. - крикнул один из них, обращаЯсь к ‹евитану.
     - ќто, вероЯтно, сокол... - пошутил Ђнтон Џавлович.
     ‹етела ворона!
     - Ђ  в ‘окольниках,  должно быть,  и нет больше соколов...  -  прибавил
—ехов. - џ никогда не видал, какой сокол... ‘окол Ясный... Ћ чем задумались,
соколики...  „олжно быть,  сокола и  охота  с  ними  были  распространены на
ђуси...
     Њы  подошли к  краю  леса.  Џеред нами  была  просека,  где  лежал путь
железной дороги.  Џоказались столы,  покрытые скатертЯми.  Њного народу пило
чай...  ‘амовары дымились...  Њы тоже сели за один из столиков,  -  чаепитие
было принЯто в ‘окольниках. ‘разу же к нам подошли разносчики...
     Ѓулки, сухари, балык, колбаса копченаЯ наполнЯли их лотки...
     - Џожалуйте, господа хорошие...
     Ћколо  нас  за  другим  столом разместились сильно подвыпившие торговцы
типа Ћхотного рЯда и недружелюбно оглЯдывали нас.
     - ‚ы студенты...  -  заговорил один,  сильно пьЯный,  обращаЯсь в  нашу
сторону, - которые ежели... - и он показал нам кулак.
     „ругой уговаривал его не приставать к нам.
     - Ќе лезь к им... —ево тебе... Њож, они и не студенты... —ево тебе...
     - ‘луга  служи,  шатун шатайсЯ...  -  говорил в  нашу  сторону пьЯный с
осовелыми глазами...
     ‚идно было,  что  мы  не  нравились этой  компании -  трудно понимаемаЯ
вражда к нам, "студентам", прорывалась наружу.
     Ђнтон Џавлович вынул маленькую книжечку и что-то быстро записал в ней.
     € помню, он сказал мне, когда мы шли обратно: \31\
     - Ђ в весне есть какаЯ-то тоска... ѓлубокаЯ тоска и беспокойство... ‚се
живет, но, несмотрЯ на жизнь природы, есть непонЯтнаЯ печаль в ней.
     Ђ  когда мы расстались с нашими студентами,  он сказал,  улыбаЯсь мне и
‹евитану:
     - ќти студенты будут отличными докторами...  Ќарод они хороший...  €  Я
завидую им, что у них головы полны идей...


        II

     Њного  прошло времени после этой  прогулки нашей в  ‘окольниках,  и  по
приезде в  Љрым,  в  џлту -  весной 1904 года{5} -  Я был у Ђнтона Џавловича
—ехова в доме его в ‚ерхней Ђутке.  Ќа дворе дачи,  когда Я вошел в калитку,
передо мной,  вытЯнув шею,  на  одной ноге  стоЯл журавль.  “видев менЯ,  он
расправил крыльЯ  и  начал  прыгать и  делать  движениЯ,  танцуЯ  -  как  бы
показываЯ мне, какие выкрутасы он умеет разделывать.
     Ђнтона Џавловича Я застал в его комнате. Ћн сидел у окна и читал газету
"Ќовое времЯ".
     - Љакой милый журавль у  вас,  -  сказал Я Ђнтону Џавловичу,  -  он так
забавно танцует...
     - „а, это замечательнейшее и добрейшее существо... Ћн любит всех нас, -
сказал Ђнтон Џавлович.  -  ‡наете ли,  он весной прилетел к нам вторично. Ћн
улетал на зиму в путешествие в другие, там, разные страны, к гиппопотамам, и
вот опЯть к  нам пожаловал.  …го мы так любим,  Њаша (сестра) и  Я...  -  не
правда ли,  странно это и таинственно?.. - улететь и прилететь опЯть... џ не
думаю,  что это только за лЯгушками,  которых он в саду здесь казнит... Ќет,
он горд и доволен еще тем,  что его просЯт танцевать.  Ћн - артист, и любит,
когда мы смеемсЯ на его забавные танцы. Ђртисты любЯт играть в разных местах
и улетают. †ена вот улетела в Њоскву, в •удожественный театр...
     Ђнтон Џавлович взЯл бумажку со  стола,  свернутую в  короткую трубочку,
закашлЯлсЯ и, плюнув в нее, бросил в банку с раствором.
     ‚  комнате Ђнтона Џавловича все было чисто прибрано,  светло и просто -
немножко,  как у больных. Џахло креозотом. Ќа столе стоЯл календарь и веером
вставленные в  особую  подставку  много  фотографий -  портреты  артистов  и
знакомых.  Ќа стенах были тоже развешаны фотографии - тоже портреты, и среди
них - ’олстого, Њихайловского, ‘уворина, Џотапенки, ‹евитана и других. \32\
     ‚  комнату  вошла  ЊарьЯ  Џавловна  и  сказала,   что  прислуга-кухарка
заболела,  лежит, что у ней сильнаЯ головнаЯ боль. Ђнтон Џавлович сначала не
обратил на это вниманиЯ, но потом внезапно встал и сказал:
     - Ђх,  Я и забыл...  ‚едь Я доктор...  Љак же,  Я ведь доктор... Џойду,
посмотрю, что с ней...
     €  он  пошел на кухню к  больной.  џ  шел за ним и,  помнитсЯ,  обратил
внимание на его подавшуюсЯ под натиском болезни фигуру;  он был худ,  и  его
плечи,   остро  выдаваЯсь,  свидетельствовали  об  обессиливавшем  его  злом
недуге...
     ЉухнЯ была в  стороне от дома.  џ осталсЯ на дворе с журавлем,  который
опЯть  танцевал  и  так  развеселилсЯ,  подпрыгиваЯ,  что  расправил крыльЯ,
полетел ввысь, сделал круг над садом и опЯть опустилсЯ передо мной.
     - †урка,  журка!..  -  позвал Я его, и он близко подошел ко мне и боком
смотрел своим острым глазом,  вероЯтно,  дожидаЯсь награды за  искусство.  џ
подал ему пустую руку.  Ћн посмотрел и что-то прокричал...  —то?  ‚ероЯтно -
"мошенник!"  или еще что-нибудь худшее,  так как Я ничего ему не заплатил за
представление.
     Џосле Я показал Ђнтону Џавловичу бывшие со мной только что написанные в
Љрыму свои вещи,  думаЯ его  немножко развлечь...  -  это  были ночью спЯщие
большие корабли... Ћн попросил менЯ оставить их у себЯ.
     - Ћставьте... џ еще хочу посмотреть их, один... - сказал он...
     Ђнтон Џавлович собиралсЯ ехать в  Њоскву.  џ  не  советовал ему  делать
этого - он выглЯдел совсем больным и сипло кашлЯл. ‡а обедом он говорил мне:
     - Ћтчего вы не пьете вино?..  …сли бы Я был здоров,  Я бы пил...  џ так
люблю вино...
     Ќа всем лежала печать болезни и грусти.
     џ  сказал  ему,  что  хочу  купить в  Љрыму  маленький кусочек земли  и
построить себе здесь мастерскую, но не в џлте, а где-нибудь около.
     - Њаша,  -  сказал он сестре, - знаешь что, отдадим ему свой участок...
•отите,  в  ѓурзуфе,  у самых скал...  џ там жил два года,  у самого морЯ...
‘лушай, Њаша, Я подарю эту землю Љонстантину Ђлексеевичу... •отите?.. ’олько
там очень море шумит,  "вечно"...{6} •отите?.. - € там есть маленький домик.
џ буду рад, что вы возьмете его...
     џ поблагодарил Ђнтона Џавловича,  но и Я у самого морЯ не смог бы жить,
- Я не могу спать так близко от него, и у менЯ всегда сердцебиение... \33\
     ќто была последнЯЯ моЯ встреча с Ђ.Џ.—еховым.
     Џосле Я  жил в ѓурзуфе и построил себе там мастерскую.  € из окна моего
был виден домик у скалы, где когда-то жил Ђнтон Џавлович. ќтот домик Я часто
воспроизводил в своих картинах{7}.  ђозы... и на фоне морЯ интимно выделЯлсЯ
домик Ђнтона Џавловича.  Ћн  давал настроение далекого краЯ,  и  море шумело
около бедного домика,  где жила душа великого писателЯ, плохо понЯтого своим
временем.
     - ЊенЯ  ведь  женщины  не   любЯт...   ЊенЯ  все  считают  насмешником,
юмористом, а это неверно... - не раз говорил мне Ђнтон Џавлович. \34\


        ‚.ѓ.ЉЋђЋ‹…ЌЉЋ

        ЂЌ’ЋЌ ЏЂ‚‹Ћ‚€— —…•Ћ‚

     ЏечатаетсЯ по изданию 1960 года, стр. 135.

     . . . \47\


        €.‹.‹…ЋЌ’њ…‚-™…ѓ‹Ћ‚

        €‡ ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€‰ ЋЃ ЂЌ’ЋЌ… —…•Ћ‚…


        1. Џ…ђ‚Ћ… ‡ЌЂЉЋЊ‘’‚Ћ

     Ћдно из  самых дорогих украшений моего рабочего стола -  портрет Ђнтона
—ехова с дружеской надписью: "...на добрую нежную памЯть о старине глубокой,
когда мы познакомились..."
     ‚ самом деле, когда мы познакомились?
     Ќа  фотографии помечено "12 ЯнварЯ 1902 г.";  а  познакомились мы...  в
декабре 1887 года... ‘тарина, нельзЯ сказать, чтобы особенно глубокаЯ!..
     ‡накомство произошло в  большой  зале  ресторана гостиницы "Њосква";{1}
помню даже такую мелочь -  именно за  последним столом у  окна,  что  против
входа в  залу,  -  тем более помню,  что за  этим самым столом,  по странной
случайности,   не   раз  приходилось  скромно  пировать  со  свежеиспеченным
офицериком Љаспийского полка ‘еменом Ќадсоном...
     ‡аочно,  по  сочинениЯм,  мы знали друг друга достаточно;  но свидетьсЯ
пришлось здесь лишь впервые;  да,  кажетсЯ,  и  в Џетербурге —ехов был тогда
впервые{2}, по крайней мере в качестве литературной знаменитости.
     Ќе застав Ђ.Џ.  в номере гостиницы, Я оставил ему записку и сошел вниз,
в зал ресторана...  ‚ ожидании,  заказал стакан чаю,  взЯл какую-то газету и
уже  было  углубилсЯ в  чтение,  когда  услышал  вдруг  около  себЯ  мЯгкий,
деликатный оклик:
     - Џо всей видимости... ™еглов?
     џ бросил газету...
     Џередо мной стоЯл высокий стройный юноша,  одетый очень невзыскательно,
по-провинциальному, с лицом \48\ открытым и приЯтным, с густой копной темных
волос,  зачесанных назад.  ѓлаза его весело улыбались, левой рукой он слегка
пощипывал свою молодую бородку.
     џ полюбопытствовал в свою очередь:
     - Џо всей видимости... —ехов?
     € мы оба рассмеЯлись.
     —ерез какие-нибудь четверть часа Я  уже  беседовал с  —еховым по  душе,
точно с  человеком,  с которым познакомилсЯ десЯть лет тому назад;  а затем,
когда в  третьем часу пополуночи мы с  ним прощались на подъезде палкинского
ресторана (куда мы  перекочевали из  "Њосквы"),  он звал менЯ по-приЯтельски
"†аном", а Я его "Ђнтуаном"...
     €  вот  пробежало семнадцать с  лишком  лет,  а  эти  нежные  дружеские
отношениЯ как  завЯзались сразу,  под веселую руку,  так и  остались душевно
неприкосновенными на всю жизнь,  невзираЯ на разность литературных положений
и всЯческие житейские превратности.
     Ќе умею вам сказать,  как это так случилось: это секрет —ехова, который
он унес с  собой в могилу,  -  чудесный секрет...  брать человека в душевный
плен  прЯмо  с  места!   Ќе  Я  один,   разумеетсЯ,   испытал  на  себе  эту
непосредственность чеховского захвата;  хотЯ должен оговоритьсЯ,  что далеко
не   на   всех   распространЯл  он   в   одинаковой   мере   свое   душевное
гостеприимство...
     Ќа моих глазах, между прочим, произошло такое "мирное пленение" ЂлексеЯ
Ќиколаевича Џлещеева.
     Ђл.Ќик., с первых же рассказов —ехова, поЯвившихсЯ на страницах "Ќового
времени"{3},  сделавшийсЯ  его  горЯчим  почитателем,  с  нетерпением ожидал
поЯвлениЯ в  Џетербурге самого автора.  —ехов же почему-то предпочел ЯвитьсЯ
первый раз к маститому поэту вместе со мной,  как с давним приЯтелем Ђ.Ќ., и
всю дорогу от гостиницы до квартиры Џлещеева сильно волновалсЯ...
     —ехов удивительно умел владеть собой,  и  это чуть ли  не  единственный
случай на моей памЯти,  когда Я его видел таким;  видимо, он чуЯл, что через
скромный  плещеевский  порог  ему   отмыкалась  заветнаЯ  дверь  в   большую
литературу.
     Ђлексей Ќиколаевич,  при входе —ехова,  пришел в некоторое трогательное
замешательство.
     - Ђнтон Џавлович, наконец-то! Ќу, вот, как Я рад...
     Ђнтон  Џавлович на  радушный прием полусконфуженно пробормотал какую-то
любезность.  Њы  сели.  Љак  теперь помню,  Џлещеев,  длЯ  начала разговора,
осведомилсЯ  у  —ехова  об  одном  общем  московском  знакомом.  —ехов  \49\
чуть-чуть улыбнулсЯ и  обронил по  адресу московского знакомого добродушное,
но чрезвычайно меткое замечание,  заставившее нас рассмеЯтьсЯ...  € вот,  не
прошло получаса,  как милейший Ђ.Ќ. был у —ехова в полном "душевном плену" и
волновалсЯ в  свою  очередь,  тогда как  —ехов быстро вошел в  свое  обычное
философски-юмористическое настроение.  ‡аглЯни кто-нибудь  случайно тогда  в
кабинет  Џлещеева,  он  наверное бы  подумал,  что  беседуют давние  близкие
друзьЯ...  и  ни  за  что бы не поверил,  что один из трех был совсем новый,
приезжий гость.  „а,  ЯвилсЯ —ехов к Џлещееву почти чужим человеком, а вышел
от него закадычным приЯтелем...
     ‚  этот первый приезд —ехова в Џетербург редкий день что не приходилось
с ним видетьсЯ:  то мы виделись у Џлещеева или у Ђ.‘.‘уворина, то сходились,
заранее сговорившись,  в театре, то засиживались за поздним ужином у Џалкина
или в "Њалом џрославце";  несколько раз он был у менЯ, несмотрЯ на то, что Я
тогда жил очень далеко от центра города - на Џетербургской стороне...
     ќкое,  подумаешь,  славное времЯ было!..  „аже  выражение "знакомство с
—еховым" как-то  сюда  не  укладываетсЯ -  вернее было бы  назвать тогдашнее
настроение -  "опьЯнение —еховым"...  опьЯнение его талантом,  умом, юмором,
всей  его  личностью,  чуждой фразы и  мелочной условности.  €  Я  ли  один,
спрашиваетсЯ,  испытал  это  чувство?  ‚  большей  или  меньшей  степени его
переживали  все  соприкасавшиесЯ  тогда  с  —еховым...   Ђ  кого  только  не
перебывало тогда  в  его  узеньком  полутемном номерке  гостиницы  "Њосква",
начинаЯ  с  маститых  литературных знаменитостей и  кончаЯ  неведомыми юными
дебютантами? ќтот месЯц его пребываниЯ в Џетербурге{4} вышел словно "медовый
месЯц" чеховской славы, и сам —ехов заметно был захвачен искренним радушием,
теснившим его  со  всех  сторон.  ЋтличавшийсЯ чисто хохлацкой замкнутостью,
—ехов в этот раз, против воли, сбивалсЯ со своего основного сдержанного тона
и распахивалсЯ подчас с юношеской беззаботностью.
     ѓрешный человек, Я, в свою очередь, принимал эти случайные товарищеские
излиЯниЯ с одинаковой беспечностью и, счастливый душевной близостью дорогого
человека,  меньше всего помышлЯл о нем как о литературной знаменитости,  чьи
мысли и  замечаниЯ просЯтсЯ в  записную книжку...  „о  записываньЯ ли было в
этом  чудесном угаре  дружбы  и  молодости?  €  только  теперь,  когда  угар
рассеЯлсЯ,  вижу,  сколько драгоценнейших перлов безжалостно \50\ утерЯно...
„алекие  воспоминаниЯ,   словно  морскаЯ  пучина  -   сиди  и  жди,  пока  с
возмущенного дна не выкинутсЯ на берег,  вместе со всЯким посторонним сором,
случайные редкие перлы!
     Ђ   сколько  погибло,   между   прочим,   тонких  "чеховских  сюжетов",
импровизированных под  наплывом  известного  настроениЯ  и  затем  бесследно
таЯвших в разгаре дальнейшей беседы.  ‚ моей памЯти уцелели два-три из них и
то, как в дымке тумана, без Ярких подробностей, оживлЯвших тогда пересказ...
     Ћдин отрывок оставил во мне особенно сильное, неизгладимое впечатление.
Ђ историЯ была самаЯ будничнаЯ... "Њолодой муж, учитель гимназии, собираетсЯ
утром  на  службу.   †ена,   к  его  удивлению,   еще  не  вставала,  и  он,
встревоженный,  идет в  спальню и будит...  ’а нехотЯ поднимаетсЯ,  спускает
ноги с  кровати и  вЯло натЯгивает чулок на левую ногу...  Ќа его вопрос она
сипло произносит одно слово:  "ЌездоровитсЯ".  ‘лово самое обыкновенное,  но
голос,  каким оно произнесено,  тусклый, безучастный взглЯд, какие-то темные
пЯтна,  видные на груди от спустившейсЯ с плеча рубахи, - все это заставлЯет
молодого   педагога