идирки
классных наставников... взаимное шпионство... поруганное детство...
     -- Ђ помнишь,  --  сказал он и  вдруг  заплакал, -- а  помнишь зеленый,
рыхлый забор?  …сли по нему провести ногтЯми, следы  остаютсЯ...  ‚озле него
растут лопухи и глухаЯ крапива... ’ам  всегда тень и сырость. II по  лопухам
ползают какие-то необыкновенно золотые, или, вернее сказать, бронзовые жуки.
€ красные с черными пЯтнами коровки, которые сплелись целыми гирлЯндами.
     -- Ђ помнишь еще: вдруг  скользнет луч, заиграет роса на листьЯх?.. Љак
густо  пахнет  зеленью!  Ќе  отойдешь  от  этого московского  забора!  ’очно
брильЯнты, горЯт  капли росы... „линный,  тонкий, белый червЯк,  выворачиваЯ
землю, выползает наружу...  Љонечно, он прекрасен, потому  что мы насаживали
его на согну-
     21 Ђ. Љуприн, т. 4
     625


     тую булавку  и бросали  в  уличную  лужу,  верЯ, что поймаем рыбу!  Ќу,
скажи: разве можно это написать? ’огда  мы глЯдели Ясными, простыми глазами,
и  мир  доверчиво открывалсЯ длЯ  нас:  звери, птицы,  цветы...  €  если  мы
что-нибудь любим  и  чувствуем,  то  это  только  жалкое  отражение  детских
впечатлений.
     -- ’ак, стало быть, рассказа не будет? -- спросил редактор.
     -- Ќет, Я постараюсь что-нибудь слепить. Ђ впрочем... Ќу разве все  то,
о чем мы говорили,  -- не рассказ?  ’акой в конце концов наивный,  простой и
ласковый?..
     ђедактор обнЯл менЯ и поцеловал.
     -- Љакой ты... --  сказал он, но не  докончил, глаза его увлажнились, и
он,  быстро  повернувшись,  ушел,  сопровождаемый  веселым  лаем  ‘арашки  и
Ѓернара, моих милых друзей -- сенбернарских песиков, -- которым теперь обоим
по пЯти месЯцев..,


        —…ђЌЂџ ЊЋ‹Ќ€џ
     џ теперь не сумею даже  припомнить,  какое дело или какой каприз судьбы
забросили менЯ на целую зиму в этот маленький  северный русский городишко, о
котором  учебники географии  говорЯт  кратко: "уездный город  такой-то",  не
приводЯ о нем никаких  дальнейших сведений. Ћчень недавно провели  близ него
железную  дорогу  из Џетербурга на Ђрхангельск,  но  это  событие  совсем не
отразилось на  жизни  города.  ‘о  станции в город  можно  добратьсЯ  только
глубокой зимою, когда замерзают непролазные болота, да и то приходитсЯ ехать
девЯносто верст среди ухабов и метелей, слыша нередко  дикий волчий вой и по
часам  не видЯ признака  человеческого жильЯ.  Ђ  главное, из города  нечего
везти в столицу, и. некому и незачем туда ехать.
     ’ак и живет  городишко в  сонном безмолвии, в мирной  неизвестности без
ввоза   и  вывоза,  без  добывающей  и  обрабатывающей  промышленности,  без
памЯтников знаменитым согражданам,  со своими шестнадцатью  церквами на пЯть
тысЯч населениЯ, с дощатыми тротуарами, со свиньЯми,  коровами  и  курами на
улице, с  неизбежным пыльным бульваром  на берегу  извилистой несудоходной и
безрыбной 'речонки  ‚орожи,--  живет зимою  заваленный  снежными  сугробами,
летом утопающий  в грЯзи, весь окруженный болотистым, корЯвым  и низкорослым
лесом.


        627
     21'


     Ќичего здесь нет  длЯ ума и длЯ сердца:  ни гимназии, ни библиотеки, ни
театра, ни живых картин, ни концертов, ни  лекций с волшебным фонарем. ‘амые
плохие  бродЯчие  цирки и масленичные балаганы  обегают этот  город, и  даже
невзыскательный петрушка  проходил через него последний раз шесть  лет  тому
назад, о чем до сих пор жители вспоминают с умилением.
     ђаз  в  неделю,  по субботам,  бывает  в городке  базар. ‘ъезжаютсЯ  из
окрестных диких  деревнюшек полтора  десЯтка  мужиков с картофелем, сеном  и
дровами, но и  они, кажетсЯ, ничего не продают и не покупают, а торчат  весь
день около казенки, похлопываЯ  себЯ  по  плечам руками,  одетыми в  кожаные
желтые рукавицы  об одном пальце. Ђ  возвращаЯсь  пьЯные  ночью домой, часто
замерзают по дороге, к немалой прибыли городского врача.
     ‡дешние мещане  -- народ богобоЯзненный, суровый  и подозрительный. —ем
они  занимаютсЯ  и чем живут -- уму непостижимо.  ‹етом  еще кое-кто из  них
копошитсЯ около  реки, сгонЯЯ  лес  плотами вниз  по течению, но  зимнее  их
существование  таинственно. ‚стают они поздно,  позднее солнца, и целый день
глазеют из окон на улицу,  отпечатываЯ на  стеклах белыми пЯтнами сплющенные
носы и разлЯпанные губы. Ћбедают, по-православному, в полдень, и после обеда
спЯт.  Ђ в  семь часов  вечера  уже все  ворота  заперты на тЯжелые железные
засовы, и  каждый хозЯин  собственноручно  спускает  с цепи  старого, злого,
лохматого и седомор-дого, осиплого от лаЯ кобелЯ. € храпЯт до утра в жарких,
грЯзных перинах,  среди гор подушек, под мирным сиЯнием цветных  лампадок. €
дико  орут  во  сне от страшных  кошмаров  и, проснувшись,  долго чешутсЯ  и
чавкают, творЯ нарочитую молитву против домового.
     Џро самих себЯ обыватели говорЯт так:  в нашем городе дома каменные,  а
сердца  железные. ‘тарожилы же  из  грамотных ке. без гордости уверЯют,  что
именно с  их  города 'Ќиколай  ‚асильевич  ѓоголь списал своего  "ђевизора".
"Џокойный папашка Џрохор ‘ергеича самолично видел ЌиколаЯ ‚асильевича, когда
они проезжали через город". ‡десь все зовут и знают людей
     : ' ' ;'' 628


     только  по именам и отчествам.  …сли скажешь  извозчику:  "Љ  —урбанову
(местный Њюр-Њерилиз) гривенник",--  он сразу остолбенеет и, точно  внезапно
про* снувшись, спросит: "—его?" -- "Љ —урбанову, в лавку, гривенник".--"Ђ-а!
Љ Џорфир Ђлексеичу. Џожалуйте, купец, садитесь".
     ‡десь есть  городские  рЯды  -- длинный  деревЯнный сарай  на  ‘оборной
площади, со  множеством  неосвещенных,  грЯзных клетушек,  похожих на темные
норы,  из  которых  всегда  пахнет  крысами,  кумачом,  дублеными  овчинами,
керосином  и душистым перцем. ‚  or." ромных волчьих  шубах  и прЯмых теплых
картузах, седобородые, тучные и  важные, сидЯт лавочники, все  эти  жестокие
Њодесты  Ќиканорычи  и  „оремидонты  Ќики-форычи,  снаружи своих  лавок,  на
крылечках, тЯнут из блюдечка жидкий чай и играют  в шашки,  в под^ давки. Ќа
случайного  покупателЯ  они  глЯдЯт  как на  заклЯтого врага: "ќй,  мальчик,
отпусти  этому".  Џо^  купку  ему не  подают,  а  швырЯют  на  прилавок,  не
завернувши,  и  каждую  серебрЯную, золотую  или бумажную  монету  так долго
пробуют на ощупь, на свет, на звон и даже на зуб и притом так пронзительно и
ехидно  на тебЯ смотрЯт,  что  невольно  думаешь:  "Ђ  ведь сейчас  позовет,
подлец, полицию".
     ‡имою,  по праздникам,  после  обеда,  этак ближе к вечеру,  на главной
„ворЯнской  улице происходит  купеческое катанье. ‚ереницей, один за другим,
плывут  серые  в  Яблоках огромные  прЯничные жеребцы, сотрЯсаЯсь  ожирелыми
мЯсами, екаЯ на  всю улицу селезенками и громко гогоча. Ђ в маленьких санках
сидЯт торжественно, как  буддийские изваЯниЯ,  в праздничных  шубах  купец и
купчиха  -- такие объемистые, что и• зады наполовину свешиваютсЯ с сиденьЯ и
по левую и по правую сторону. €ногда же, нарушаЯ  это чинное движение, вдруг
пронесетсЯ галопом  по  улице,  свисти и  гикаЯ, купеческий сын Ќоздрунов, в
нарЯдной  ку-*  черской  поддевке,   с  боЯрской  шапкой   набекрень,  краса
купеческой молодежи, победитель девичьих сердец.
     †ивет здесь малаЯ кучка интеллигентов,  но все они вскоре по прибытии в
город поразительно бистро опускаютсЯ, много  пьют, играют в карты, не отходЯ
от
     629


     стола по двое суток, сплетничают, живут с чужими женами и с горничными,
ничего  не  читают  и ничем  не  интересуютсЯ. Џочта  из Џетербурга приходит
иногда  через  семь дней,  иногда  через  двадцать,  а  иногда и  совсем  не
приходит,  потому что везут ее  длинным кружным  путем,  сначала  на юг,  на
Њоскву, потом на восток, на ђыбинск,  на  пароходе,  а зимою  на "лошадЯх и,
наконец, тащат ее опЯть на  север, двести верст по лесам, болотам, косогорам
и дырЯвым мостам, пьЯные, сонные, голодные, оборванные мерзлые Ямщики.
     ‚ городе получаютсЯ в складчину несколько газет: "Ќовое времЯ", "‘вет",
"ЏетербургскаЯ газета" и одни "Ѓиржевые ведомости", или, как здесь их зовут,
"Ѓиржевик". ђаньше и  "Ѓиржевик" выписывалсЯ в двух экземплЯрах,  но однажды
начальник  городского  училища  очень  резко  заЯвил  учителю  географии'  и
историку Љипайтулову,  что "одно из двух -- либо  служить во  вверенном  мне
училище, либо  предаватьсЯ  чтению революционных газет  где-нибудь  в другом
месте"...
     ‚от в этом-то  городке, в конце ЯнварЯ,  непогожим метелистым вечером Я
сидел за письменным столом в  гостинице "Ћрел", или по-тамошнему  "’араканьЯ
щель", где  Я был  единственным постоЯльцем. €з  окон дуло,  в ночной  трубе
завывал  то  басом,  то  визгливым  сопрано   разгулЯвшийсЯ   ветер.  “нылым
колеблющимсЯ  пламенем  светила тоненькаЯ,  оплывшаЯ с одного  бока свеча. џ
сумрачно глЯдел на огонь, а с бревенчатых стен  менЯ созерцали, важно шевелЯ
усищами, рыжие, серьезные, неподвижные тараканы.  ЋкаЯннаЯ, мертваЯ, зеленаЯ
скука обволокла паутиной мой мозг и парали-вовала тело. '—то было  делать до
ночи? Љниг со мною не было, а те нумера газет,  в которые были завернуты мои
вещи и дорожнаЯ провизиЯ, Я прочитал столько раз, что заучил их наизусть.
     € Я грустно размышлЯл, как мне поступить: пойти ли в клуб, или  послать
к  кому-нибудь из моих случайных знакомых за книжкой, хотЯ бы за  специально
медицинской к городскому врачу, или за уставом о нало-
     630


     жении наказаний  к  мировому судье, или к  лесничему за руководством по
дендрологии.
     Ќо  кто  же  не  знает  этих захолустных  городских клубов,  или  иначе
гражданских  собраний?  Ћбшарпанные  обои,  висЯщие  лохмотьЯми;  зеркала  и
олеографии,  засиженные  мухами, заплеванный пол;  по  всем  комнатам  запах
кислого теста, сырости нежилого дома и карболки из клозета. ‚ зале два стола
занЯты преферансом, и  тут же рЯдом, на маленьких столиках, водка и закуска,
так,  чтобы  удобно было, держа одной рукой карты, другой потЯнутьсЯ в миску
за  огурцом. €гроки держат карты под столом или  в горсточке,  прикрываЯ  их
обеими ладонЯми,  но  и это  не помогает, потому  что  ежеминутно  раздаютсЯ
возгласы: "Џрошу  вас,  ‘ысой  Џетрович,  вы  уж, пожалуйста,  глазенапа  не
запускай-те-с".
     ‚  бильЯрдной письмоводитель  земского начальника играет в  пирамидку с
маркером огромными, иззубренными временем, громыхающими на ходу шарами, дует
со своим  партнером  водку и сыплет специальными  бильЯрдными поговорками. ‚
передней, под  лампой с граненым рефлектором, сидЯ на  стуле, сложив руки на
животе и широко  разинув рот, сладко храпит  услужающий  мальчик.  ‚  буфете
упиваютсЯ  кавказским коньЯком два акцизных надзирателЯ, ветеринар, помощник
пристава и агроном,  пьют на  "ты",  обнимаютсЯ,  целуютсЯ мокрыми мохнатыми
ртами, поливаЯ  друг другу  шеи и сюртуки вином,  поют вразброд "Ќе  осенний
мелкий . дождичек" и при этом каждый дирижирует, а  к одиннадцати часам двое
из них непременно подерутсЯ и натаскают друг у друга из головы кучу волос.
     "Ќет, -- решил Я, -- пошлю лучше к городскому-врачу за книжкой".
     Ќо как раз в эту минуту в номер вошел босой коридорный мальчуган ”едька
с запиской от самого доктора, который в дружески веселом духе  просил менЯ к
себе  на вечерок, то есть на  чашку чаЯ  и  на  маленький домашний винтишко,
уверЯЯ, что будут только свои, что у них вообще все попросту, без церемоний,
что регалий,  лент  и  фраков  можно не  надевать  и, наконец,  что супругой
доктора получена от мамаши из
     631


     •Ѓелозерска-  замечательных  достоинств  семга,  из  которой   и  будет
сооружен пирог. "Sic!  --  восклицал  шутник доктор в  приписке,-- и теща на
что-ни&удь полезна!"
     џ быстро умылсЯ, переоделсЯ и пошел к милейшему Џетру ‚ласовичу. ’еперь
уже  не ветер, а  свирепый ураган носилсЯ со страшной силой  по улицам, гонЯ
перед собой тучи снежной крупы, больно хлеставшей в  лицо и слепившей глаза.
џ  человек, как и  большинство современных людей,  почти неверующий,  но мне
много пришлось  изъездить  по проселочным  зимним  путЯм,  и потому  в такие
вечера и в  такую погоду Я  мысленно молюсь: "ѓосподи, спаси и сохрани того,
кто теперь  потерЯл  дорогу  и кружитсЯ  в  поле  или в лесу  со смертельным
страхом в душе".
     ‚ечер у доктора  был именно такой, какими бывают  эти семейные  вечерки
повсюду  в  провинциальной ђоссии, от  Ћбдорска до  ЉрыжополЯ и от ‹одейного
полЯ  до ’емрюка.  ‘начала  поили  тепленьким  чаем с  домашним  печеньем, с
вонючим  ромом  и  малиновым  вареньем,  мелкие  косточки  от  которого  так
назойливо  вЯзнут  в  зубах. „амы сидели на  одном конце стола и с фальшивым
оживлением, кокетливо выпеваЯ  концы  фраз  в  нос,, говорили о  дороговизне
съестных припасов и дров, о развращенности- прислуги, о платьЯх' и вышивках,
о способах солки огурцов и шинкованиЯ капусты. Љогда они прихлебывали чай из
своих  чашек,  то  каждаЯ  непременно   самым  противоестественным   образом
оттопыривала  в сторону  мизинец  правой руки, что,  как известно, считаетсЯ
признаком светского тона' и грациозной изнеженности.
     Њужчины  сгрудились на  другом  конце. ‡десь разговор шел  о службе,  о
суровом и  непочтительном к дворЯнству  губернаторе, о политике, главным  же
образом  пересказывали  друг  другу содержание сегоднЯшних  газет, всеми ими
уже- прочитанных. € смешно и трогательно было слушать, как они проникновенно
и прозорливо толковали о событиЯх, происходивших месЯц-гюлтора тому назад, и
горЯчились по  поводу новостей,  давно  уже  забытых всеми на свете.  Џраво,
выходило так, точно все мы живем не на земле, а на Њарсе
     632


     или  на ‚енере, или на другой какой-нибудь планете, куда видимые земные
дела  достигают через. огромные промежутки времени в целые недели,  месЯцы и
годы.
     ‡атем, по заведенному издревле обычаю, хозЯин сказал:
     -- Ђ  знаете ли  что, господа? Ћставим-ка этот лабиринт и сЯдем в винт.
Ђлексей Ќиколаевич, …вгений …вгеньевич, не угодно ли карточку?
     € тотчас же кто-то отозвалсЯ фразой тысЯчелетней давности:
     -- ‚ самом деле, зачем терЯть драгоценное времЯ?
     Ќеиграющих оказалось только трое: лесничий €ван €ванович ѓурченко, Я  и
стараЯ  толстаЯ дама, очень почтенного и  добродушного  вида,  но совершенно
глухаЯ,  --  мамаша  земского  начальника.   •озЯин  долго  уговаривал   нас
устроитьсЯ  выходЯщими  и,  наконец,  с  видом  лицемерного  соболезнованиЯ,
решилсЯ оставить нас в  покое. Џравда, он несколько раз,  в те минуты, когда
была  не его  очередь  сдавать,  торопливо забегал к  нам и,  потираЯ  руки,
спрашивал: "Ќу, что?  Љак вы здесь? Ќе очень  соскучились?  Њожет быть,  вам
прислать сюда винца или пива?.. Ќехорошо. Љто не пьет, не играет и не курит,
-- тот  подозрительный  элемент  в  обществе.  Ђ  что  же  вы  вашу  даму не
занимаете?"
     Њы пробовали ее  занимать. ‡аговорили сначала о погоде и о санном пути.
’олстаЯ дама кротко улыбнулась нам и ответила, что, правда, она,  когда была
помоложе,  то играла в  мушку, или, по-нынешнему, рамс,  но теперь забыла  и
даже  в  фигурах плохо разбираетсЯ.  Џотом Я проревел  ей над  ухом что-то о
здоровье  ее внучат, она ласково закивала головой и сказала  участливо: "„а,
да, да, бывает, бывает, у менЯ у самой к дождю поЯсницу ломит", -- и достала
из мешочка  какое-то  вЯзанье.  Њы  не рискнули больше приставать  к  доброй
старушке.
     “ доктора был прекрасный, огромный диван, обитый нежной желтой кожей, в
котором  так удобно было  развалитьсЯ.  Њы  с ’урченко  никогда не  скучали,
оставаЯсь  вместе.  Ќас  тесно  свЯзывали  три  вещи: лес, охота  и любовь к
литературе. Њне  уже приходилось бывать с  ним раз пЯтнадцать на  медвежьих,
лисьих и
     633


     волчьих облавах и на  охотах  с гончими.  Ћн был  прекрасным стрелком и
однажды  при  мне  свалил  рысь с верхушки дерева  выстрелом из  штуцера  на
расстоЯнии более трехсот  шагов. Ќо охотилсЯ  он только на зверЯ, да еще  на
зайцев,  на которых даже ставил капканы, потому что  от  души ненавидел этих
вредителей молодых лесных насаждений. ‡атаенной и, конечно, недостижимой его
мечтой была  охота  на  тигра.  Ћн  собрал  даже целую  библиотеку  об  этом
благородном спорте. Ќа птицу он никогда не охотилсЯ и сурово запретил у себЯ
в  лесу  всЯкую  весеннюю  охоту.  "Њне  в  моем хозЯйстве  птица  -- первый
помощник",  --  говорил  он  серьезно. ‡а  такую  чрезмерную  строгость  его
недолюбливали.
     ќто был крепкий, маленький, смуглолицый желчный  холостЯк, с горЯчими и
насмешливыми  черными  глазами,  с сильной проседью  в  черных  растрепанных
волосах.  Ћн  был совсем одинок,  настоЯщий  бобыль,  растерЯвший давно всех
родственников и друзей  детства,  и в нем до сих  пор  еще сохранилось очень
много  тех  безалаберных  и прекрасных, грубых  и  товарищеских  качеств, по
которым  так  нетрудно узнать  бывшего студента лесного, ныне упраздненного,
факультета знаменитой  когда-то Џетровской академии, что процветала в сельце
Џетровско-ђазумовском под Њосквой.
     Ћн очень  редко показывалсЯ в уездном  свете,  потому что три  четверти
жизни проводил в лесу. ‹ес был его настоЯщею семьею и, кажетсЯ, единственной
страстной  привЯзанностью  к жизни. ‚ городе над ним за глаза посмеивались и
считали чудаком. €меЯ полную и  бесконтрольную  возможность подторговывать в
свою пользу лесными делЯнками, отводимыми  на сруб, он  жил  только на  свое
полуторастарублевое жалованье, жалованье -- поистине нищенское, если принЯть
во  внимание ту  культурную, ответственную  и глубоко важную работу, которую
самоотверженно нес на своих плечах целые двадцать лет этот удивительный €ван
€ванович. Џраво, только среди чинов лесного корпуса, в этом распрозабытом из
всех  забытых ведомств, да еще среди земских врачей, загнанных, как почтовые
клЯчи,
     634


     мне   и   приходилось   встречать  этих  чудаков,   'фанатиков  дела  и
бессребреников.
     Њного лет тому  назад ’урченко подал в военное  министерство  докладную
записку  о  том,   что  в  случае  оборонительной  войны  лесники  благодарЯ
прекрасному знанию местности  могут очень пригодитьсЯ армии как разведчики и
как  проводники  партизанских  отрЯдов,  и  потому  предложил  комплектовать
местную стражу из  людей, окончивших специальные  шестимесЯчные  курсы. …му,
конечно, как водитсЯ, ничего не ответили. ’огда он, на собственный риск и на
совесть,  обучил  практически всех  своих лесников  компасной  и глазомерной
съемке, разведочной службе, устройству  засек и  волчьих Ям, системе военных
донесений,   сигнализации  флажками   и   огнем  и  многим   другим  основам
партизанской войны. …жегодно  он устраивал подчиненным состЯзаниЯ в стрельбе
и  выдавал  призы из своего скудного кармана. Ќа службе он завел дисциплину,
более суровую, чем морскаЯ, хотЯ в то же времЯ был кумом и посаженым отцом у
всех лесников.
     Џод  его надзором и охраной было двадцать семь  тысЯч десЯтин казенного
леса, да еще, по просьбе  миллионеров братьев ‘олодаевых, он присматривал за
их громадными, прекрасно сохраненными лесами в южной части уезда. Ќо и этого
ему  было мало: он самовольно взЯл под свое покровительство и все окрестные,
смежные и чересполосные крестьЯнские леса. ‘овершаЯ длЯ крестьЯн за гроши, а
чаще  безвозмездно разные межевые  работы  и лесообходные съемки, он собирал
сходы,  говорил  горЯчо и просто о великом  значении  в  сельском  хозЯйстве
больших  лесных площадей и заклинал крестьЯн  беречь лес пуще  глаза. Њужики
его  слушали  внимательно, сочувственно  кивали  бородами,  вздыхали, как на
проповеди  деревенского  попа,  и  поддакивали:  "ќто  ты  верно....  что  и
говорить... правда  ваша,  господин  лесницын...  Њы  что?  Њы  мужики, люди
темные..."
     Ќо уж давно известно, что самые прекрасные и полезные истины, исходЯщие
из уст господина лесни-цына, господина агронома и других интеллигентных
     635


     радетелей,., представлЯют длЯ деревни лишь простое сотрЯсение воздуха.
     Ќа  другой  же день  добрые  поселЯне пускали в  лес  скот,  объедавший
дочиста  молоднЯк,  драли  лыко с  нежных, неокрепших  деревьев, валили  длЯ
какого-нибудь забора  или оконницы строевые ели, просверливали стволы  берез
длЯ  вытЯжки весеннего сока на ' квас, курили в сухостойном  лесу  и бросали
спички  на   серый  высохший   мох,   вспыхивающий,  как   порох,  оставлЯли
непогашенными  костры,  а мальчишки-пастушонки, те  бессмысленно поджигали у
сосен дупла и  трещины, переполненные  смолою,  поджигали  только длЯ  того,
чтобы'посмотреть, каким веселым, бурливым пламенем горит ЯнтарнаЯ смола.,
     Ћн упрашивал сельских учителей внедрЯть  ученикам уважение  и любовь  к
лесу, подбивал их вместе с деревенскими батюшками, -- и, конечно, бесплодно,
--  устраивать  праздники  лесонасаждениЯ, приставал к  исправникам, земским
начальникам и мировым  судьЯм по поводу хищнических порубок,  а  на  земских
собраниЯх  так  надоел  всем своими  пылкими речами  о защите лесов, что его
перестали слушать. "Ќу, понес философ свой обычный вздор", -- говорили земцы
и уходили курить, оставлЯЯ ’урченку разглагольствовать, подобно проповеднику
Ѓеде, перед  пустыми  стульЯми.  Ќо  ничто  не могло сломить  энергии  этого
упрЯмого  хохла,  пришедшегосЯ  не  по  шерсти  сонному  городишке.  Ћн,  по
собственному  почину,  укреплЯл  кустарником  речные  берега,  сажал хвойные
деревьЯ на  песчаных пустырЯх и облеснЯл овраги. Ќа эту тему мы и говорили с
ним, свернувшись на обширном докторском диване.
     -- ‚  оврагах у менЯ теперь столько нанесло снегу,  что  лошадь уйдет с
дугой. Ђ Я радуюсь, как ребенок. ‚ семь лет Я  поднЯл весеннюю высоту воды в
нашей  поганой ‚ороже на четыре с половиной фута. Ђх, если бы мне да рабочие
руки! …сли бы  мне дали большую  неограниченную власть  над здешними лесами.
—ерез  неколько лет Я  бы сделал Њологу судоходной до самых истоков и поднЯл
бы повсюду  в районе  урожайность  хлебов на  пЯтьдесЯт  процентов.  ЉлЯнусь
госпо-
     63G


     дом  богом,   в  двадцать  лет  можно  сделать  „непр  и  ‚олгу  самыми
полноводными реками в  мире,-- и это  будет стоить копейки!  Њожно увлажнить
лесными посадками и оросить арыками самые безводные губернии. ’олько сажайте
лес. Ѓерегите лес. Ћсушайте болота, но с толком...
     -- Ђ что же ваше министерство смотрит? -- спрс-сил Я лукаво.
     -- Ќаше министерство -- это министерство непротивлениЯ  злу, -- ответил
’урченко с горечью. -- ‚сем все равно. Љогда Я еду по железной дороге и вижу
сотни поездов, нагруженных лесом, вижу на станциЯх необозримые штабели дров,
-- мне  просто плакать хочетсЯ. € сделай Я сейчас доступными длЯ плотов наши
лесные речонки  --все  эти ‡вани, €жины, •олменки, ‚орожи, -- знаете ли, что
будет? —ерез два года уезд станет голым местом. Џомещики моментально сплавЯт
весь  лес  в  Џетербург  и за  границу. —естное  слово,  у менЯ  иногда руки
опускаютсЯ  и  голова трещит. ‚ моей власти самое  живое,  самое прекрасное,
самое плодотворное дело,  и Я свЯзан, Я  ничего не смею предпринЯть, Я никем
не понЯт, Я смешон, Я беспокойный человек. Ќадоело. ’Яжело.  Џосмотрите, что
их всех интересует: поесть, поспать, выпить,  поиграть в винтишко. Ќичего не
любЯт: ни  родины, ни  службы,  ни людей,  --  любЯт только  своих  сопливых
ребЯтишек.  Ќикого ничем не  разбудишь, не заинтересуешь.  Љругом  пошлость.
‡наешь наперед, кто что скажет при любом обстоЯтельстве. ‚се оскудели умами,
чувствами, даже простыми человеческими словами...
     Њы  замолчали. €з гостиной с  четырех столов доносились до нас возгласы
играющих:
     "‘кажу, пожалуй, малю-у-усенькие трефишки".
     "Џодробности письмом, …вграф Џлатоныч".
     "ЏЯть без козырей?"
     "Џодвинчиваете?"
     "Ќаше дело-с". :. ; : ~-
     "ђискнем... Њалютка, шлем носЯ". ':
     "‚аша игра. Њы в кусты".
     "„а-а, куплено. Ќи одного человеческого лица. ’ак
     и будет, как купили". ,. •:.'. ' ' ':'.
     637


     "€гра высокого давлениЯ".
     "—то? ‘тала она призадумывать себЯ?"
     "‚асиль   ‹ьвович,  больше   четверти   часа   думать   не  полагаетсЯ.
‡ахаживайте".
     "‚аше превосходительство,  карты  поближе к  орденам.  џ вашего  валета
бубен вижу".
     "Ђ вы не глЯдите..."
     "Ќе могу, с детства такаЯ привычка, если кто веером карты держит".
     "Ќе угодно ли вам сей финик раскусить?"
     ’урченко нагнулсЯ ко мне, улыбаЯсь, и сказал:
     -- ‘ейчас кто-нибудь скажет: "Ќе ходи одна, ходи с маменькой", а другой
заметит: "‚ерно, как в аптеке".
     "Љакие  же  вы мне черви показывали?  ‚алет  сам третей  с фосками? ќто
поддержка, по-вашему?"
     "џ думал..."
     "„умал индейский петух, да и тот подох от задумчивости".
     "Ђ вы зачем своего туза засолили? Њариновать его думаете?"
     "Ќе с чего, так с бубен!"
     "Ђ что вы думаете об этой прекрасной даме?"
     "Ђ мы ее козырем".
     "Џравильно, -- одобрил густым баритоном соборный свЯщенник, -- не 'ходи
одна, ходи с провожатым".
     "Џозвольте, позвольте, да вы, кажетсЯ, давеча козырЯ не давали?"
     "Ћставьте,  батенька... ђебенка пришлите, не обсчитаем... “  нас верно,
как в палате мер и весов".
     -- ‘лушайте, €ван €ванович, -- обратилсЯ Я к лесничему, -- не удрать ли
нам? ‡наете, по-английски, не прощаЯсь.
     --  —то вы, что вы,  дорогой мой. “йти без  ужина, да  еще не прощаЯсь.
•удшего оскорблениЯ  длЯ хозЯина џ'рудно  придумать.  ‚овек вам не  забудут.
Џрослывете невежей и зазнайкой.
     Ќо толстый Џетр ‚ласович, еще больше разбухший и  сизо побагровевший от
жары, долгого сиденьЯ и счастливой игры, уже встал от карт и говорил, обходЯ
игроков:
     633


     --   ѓоспода,  господа...  Џирог  стынет,  и  жена  сердитсЯ.  ѓоспода,
последнЯЯ партиЯ.
     ѓости  выходили  из-за  столов  и,  в  веселом предвкушении  выпивки  и
закуски, шумно толпились во всех дверЯх. …ще не утихали карточные разговоры:
"Љак  же это  вы, благодетель, менЯ  не  понЯли? џ  вам,  кажетсЯ, Ясно, как
палец, сказал по  первой руке бубны. “ вас дама, десЯтка -- сам-четверт". --
"‚ы, моЯ прелесть, обЯзаны были менЯ поддержать. Ђ лезете на без козырей! ‚ы
думаете,  Я ваших  тузов  не  знал?"  --  "„а  позвольте  же,  мне  не  дали
разговоритьсЯ,  вот они  как взвинтили". --  "Ђ вы  --  рвите у них. Ќа то и
винт. ’русы в карты не играют"...
     Ќаконец хозЯйка произнесла:
     -- ѓоспода, милости прошу закусить,
     ‚се потЯнулись в столовую, со смешком, с шуточками, возбужденно потираЯ
руки. ‘тали рассаживатьсЯ.
     --  ЊужьЯ и жены врозь,  -- командовал весельчак хозЯин. -- Ћни  и дома
друг другу надоели.
     €  при помощи жены  он  так перетасовал гостей, что парочки, склонные к
флирту  или соединенные давниш-кей, всему городу известной-свЯзью, очутились
вместе. ќта милаЯ предупредительность  всегда принЯта на семейных вечерах, и
потому нередко, нагнувшись за упавшей салфеткой, одинокий наблюдатель увидит
под столом переплетенные ноги, а также руки, лежащие на чужих коленЯх.
     Џили очень много -- мужчины "простую", "слезу", "государственную", дамы
--  рЯбиновку;  пили за  закуской, за пирогом, зайцем и телЯтиной. ‘  самого
начала  ужина  закурили,  а  после  пирога стало шумно и  дымно, и в воздухе
замелькали руки с ножами и вилками.
     ѓоворили  о закусках и разных  удивительных блюдах с  видом заслуженных
гастрономов. Џотом об охоте, о замечательных собаках, о легендарных лошадЯх,
о протодьЯконах, о певицах, о театре и, наконец, о современной литературе.
     ’еатр и  литература  --  это неизбежные  коньки  всех  русских  обедов,
ужинов, журфиксов и файф-о'клоков.  ‚едь каждый  обыватель  когда-нибудь  да
играл на
     639


        1
     любительском спектакле, а в золотые дни студенчества неистовствовал  на
галерке в  столичном  театре.  ’очно так  же  каждый  в свое  времЯ писал  в
гимназии  сочинение на тему "‘равнительный очерк воспитаниЯ по "„омострою" и
по "…вгению Ћнегину", и  кто же не писал в детстве стихов и не сотрудничал в
ученических  газетах?  ЉакаЯ  дама  не  говорит  с  очаровательной  улыбкой:
"Џредставьте,  Я  вчера  ночью  написала  огромное  письмо  моей  кузине  --
шестнадцать  почтовых  листов  кругом  и  мелко-мелко,  как  бисер.  €  это,
вообразите, в какой-нибудь час, без единой помарки!  ‡амечательно интересное
письмо.  џ  нарочно попрошу Ќадю прислать мне его  и прочту вам. Ќа менЯ как
будто нашло вдохновение. Љак-то  странно горела голова, дрожали руки, и перо
точно само бегало  по  бумаге".  € какаЯ из  провинциальных дам  и девиц  не
доверЯла вам длЯ чтениЯ  вслух, вдвоем, своих классных дневников,  поминутно
вырываЯ у вас тетрадку и восклицаЯ, что здесь нельзЯ читать?
     ѓоворить, ходить  по  сцене  и  писать  --  всем кажетсЯ  таким легким,
пустЯчным делом, что эти два, самые доступные, по-видимому, своею простотой,
но  поэтому и самые труднейшие, сложные и мучительные из искусств -- театр и
художественнаЯ литература -- находЯт повсеместно самых суровых и придирчивых
судей, самых строптивых и пренебрежительных критиков, самых злобных и наглых
хулителей.
     Њы  с  ’урченко сидели  на  конце стола и  только слушали со  скукой  и
раздражением   этот   беспорЯдочный,   самоуверенный,  крикливый   разговор,
поминутно  сбивавшийсЯ  на  клевету  и  сплетню, на  подсматриваний в  чужие
спальни. ‹ицо у ’урченко было усталое и точно побурело изжелта.
     -- ЌездоровитсЯ? -- спросил Я тихо. с
     Ћн поморщилсЯ.
     -- Ќет... так... уж очень надоело... ‚се одно и то же долбЯт... дЯтлы.
     Њировой судьЯ, помещавшийсЯ по  правую руку от хозЯйки, отличалсЯ очень
длинными ногами и необыкновенно коротким туловищем. Џоэтому, когда он сидел,
то над столом, подобно музейнвш.бюстам, возвы-.
     610,,


     шались  только  его  голова  и  половина  груди,  а  концы  его  пышной
раздвоенной  бороды  нередко  окунались в  соус. ЏережевываЯ кусок  зайца  в
сметанном соусе,  он говорил с  вескими паузами,  как  человек, привыкший  к
общему вниманию, и убедительно подчеркивал слова движениЯми вилки, зажатой в
кулак:
     --  Ќе  понимаю  теперешних писателей... €звините.  •очу  понЯть  и  не
могу...   отказываюсь.   ‹ибо   балаган,    либо   порнографиЯ...   Љакое-то
издевательство над  публикой... ’ы,  мол, заплати мне  рубль-целковый  своих
кровных денег, а Я за это тебе покажу срамную ерунду.
     --  “жас, ужас,  что пишут!  -- простонала, схватившись за  виски, жена
акцизного надзирателЯ, уезднаЯ Њессалина, не обходившаЯ вниманием даже своих
кучеров.--  џ всегда мою  руки с одеколоном после  их книг. € подумать,  что
такаЯ литература попадает в руки нашим детЯм!
     •  -- ‘овершенно верно! --  воскликнул  судьЯ и  утонул  бакенбардами в
красной  капусте.  -- Ђ главное, при чем здесь творчество? вдохновение?  ну,
этот,  как  его... полет  мысли.? ’ак седь и Я напишу...  так  каждый из нас
напишет...   так   мой   письмоводитель  настрЯпает,   на   что   уж   идиот
совершеннейший.  ‚озьми перетасуй всех ближних  и дальних родственников, как
колоду карт, и выбрасывай попарно. Ѓрат влюблЯетсЯ в сестру, внук соблазнЯет
собственного дедушку... €ли вдруг безумнаЯ  любовь к  ангорской кошке, или к
дворникову сапогу... …рунда и чепуха!
     -- Ђ  все это революциЯ паршиваЯ виновата, -- сказал земский начальник,
человек с необыкновенно узким лбом  и длинным лицом,  которого за наружность
еще в •  полку прозвали  кобылЯчьей  головой.  -- ‘туденты учитьсЯ не хотЯт,
рабочие бунтуют, повсеместно  разврат. Ѓрак не признают. "‹юбовь должна быть
свободна". ‚от вам и свободнаЯ любовь.
     -- Ђ  главное -- жиды! -- прохрипел с трудом  седоусый, задыхающийсЯ от
астмы, помещик „удукин. •
     :  --  €  масоны,  --   добавил  твердо  исправник,,  выслужившийсЯ  из
городовых, миролюбивый  взЯточник,  иг-:  рок  и  хлебосол,--собственноручно
подававший губерна* тору калоши при. его.проезде. ... ...•••'
     64њ


     --  Њасоны  не  знаю, а жиды знаю, -- сердито уперсЯ „удукин. -- “  них
кагал.  “ них:  один  пролез  -- другого потащил.  Ќепременно  подписываютсЯ
русскими  фамилиЯми, и  нарочно про  ђоссию мерзости  пишут, чтобы дескри...
дескри... дескрити... ну, как его!., словом, чтобы  замарать честь  русского
народа.
     Ђ судьЯ продолжал долбить свое, разводЯ  руками с зажатыми в них вилкой
и ножом и опрокидываЯ бородой рюмку:
     -- Ќе понимаю  и не понимаю. ‚ыверты какие-то... ‚друг ни с  того  ни с
сего  "Ћ, закрой свои бледные ноги". ќто что же такое, Я  вас спрашиваю? —то
сей сон значит? Ќу, хорошо, и Я возьму и напишу:  "Ђх,  спрЯчь  твой красный
нос!" и точка. € все. —ем же хуже, Я вас спрашиваю?
     -- . €ли еще: в небеса запустил ананасом, -- поддержал кто-то.
     --  „а-с, именно ананасом, --  рассердилсЯ судьЯ.  --  Ђ вот Я  на днЯх
прочитал  у  самого  ихнего  модного:  "‹етает  буревестник,  черной  молнии
подобный". Љак? Џочему?  ѓде  же  это,  позвольте  спросить,  бывает  чернаЯ
молниЯ? Љто из нас видел молнию черного цвета?, —ушь!
     џ  заметил, что при  последних словах ѓурченко быстро поднЯл голову.  џ
оглЯнулсЯ на  него.  …го лицо  осветилось  странной улыбкой -- иронической и
вызывающей.  Љазалось,  что  он  хочет  что-то  возразить. Ќо  он промолчал,
дрогнул сухими скулами и опустил глаза.
     --  Ђ  главное, о  чем  пишут? --  вдруг заволновалсЯ, точно  мгновенно
вскипевшее молоко,  молчаливый  страховой агент.  -- ’ам -- символ символом,
это их  дело,  но  мне вовсе не  интересно  читать про  пьЯных  босЯков, про
воришек, про... извините, барыни, про разных там проституток и прочее...
     --  Џро  повешенных тоже, -- подсказал акцизный надзиратель, --  и  про
анархистов, и еще про палачей.
     -- ‚ерно, -- одобрил судьЯ. --  ’очно  у  них нет других тем. Џисали же
раньше... Џушкин писал, ’олстой,  Ђксаков, ‹ермонтов. Љрасота!  Љакой  Язык!
"’иха украинскаЯ ночь, прозрачно  небо, светЯт  звезды..."  ќх,  черт, какой
Язык был, какой слог!. .
     642


     --  “дивительно! -- сказал инспектор народных училищ, блестЯ умиленными
глазками  из-под  золотых  очков  и  потрЯхиваЯ острой рыженькой бородкой.--
Џоразительно! Ђ ѓоголь! Ѓожественный ѓоголь! Џомните у него...
     € вдруг он загудел глухим, могильным, завывающим голосом и вслед за ним
также затЯнул нараспев земский начальник:
     -- "—у-уден „не-епр  при ти-ихой пого-о-де, когда вольно и пла-авно..."
Ќу, где найдешь еще такую красоту и музыку слов!..
     ‘оборный свЯщенник сжал свою окладистую сивую бороду в кулак, прошел по
ней до самого конца и сказал, упираЯ на "о".
     --  €з  духовных   были  также  почтенные  писатели:  ‹евитов,  ‹есков,
ЏомЯловский.  Ћсобенно  последний.  Ћбличал,  но  с  любовью...  хо-хо-хо...
вселенскаЯ смазь... на воздусЯх... Ќо о  духовном пении  так писал, что и до
сей поры, читаЯ, невольно прольешь слезу.
     --  „а, наша  русскаЯ литература,  --  вздохнул инспектор,  --  пала! Ђ
раньше-то? Ђ ’ургенев? Ђ?  "Љак хороши,  как свежи были розы". ’еперь так уж
не напишут.
     -- Људа!--прохрипел  дворЯнин  „удукин.  --  Џрежде  дворЯне писали,  а
теперь пошел разночинец.
     ђобкий начальник почтовой конторы вдруг зашепелЯвил:
     -- Ћднако  теперь  они  какие  деньги-то  гребут!  Ђй--ай-ай... страшно
вымолвить...  Њне племЯнник  студент  летом  рассказывал. ђубль  за  строку,
говорит.  Љак новаЯ строка --  рубль. Ќапример: "‚  комнату  вошел граф"  --
рубль. €ли  просто с новой  строки  "да" -- и рубль. Џо полтиннику за букву.
€ли даже  еще  больше. ‘кажем,  героЯ  романа  спрашивают:  "Љто отец  этого
прелестного  ребенка?"  Ђ он коротко отвечает с гордостью' "џ"- € пожалуйте:
рубль в кармане.
     ‚ставка начальника  почтовой конторы точно открыла шлюз вонючему болоту
сплетни.  ‘о  всех сторон  посыпались самые  достоверные  сведениЯ о жизни и
заработках писателей.  ’акой-то купил на ‚олге старинное кнЯжеское имение  в
четыре тысЯчи десЯтин с
     643


     усадьбою и дворцом. „ругой женилсЯ на дочери нефтепромышленника  и взЯл
четыре миллиона  приданого. ’ретий  пишет всегда пьЯным и  выпивает  з  день
четверть  водки, а закусывает  только  пастилой. —етвертый отбил жену своего
лучшего друга, а двое декадентов, те просто по взаимному  уговору поменЯлись
женами. Ључка модернистов составила тесный содомский кружок, известный всему
Џетербургу, а один знаменитый поэт странствует по  Ђзии  и Ђмерике  с  целым
гаремом, состоЯщим из женщин всех наций и цветов.
     ’еперь  говорили все  разом,  и  ничего  нельзЯ  было  разобрать.  “жин
подходил  к  концу. ‚ недопитых рюмках и в тарелках  с  недоеденным лимонным
желе торчали окурки. ѓости  наливались  пивом и  вином. ‘вЯщенник  разлил на
скатерть красное вино и старалсЯ засыпать лужу солью, чтобы не было пЯтна, а
хозЯйка уговаривала его с милой  улыбкой, кривившей правую половину  ее  рта
вверх, а левую вниз:
     -- „а оставьте, батюшка, зачем вам затруднЯть себЯ? ќто отмоетсЯ.
     Њежду  дамами,  подпившими  рЯбиновки  и  наливки,  уже  несколько  раз
промелькнули  неизбежные  шпильки  и  намеки.  €справничиха  похвалила  жену
страхового агента за то, что она с большим вкусом освежила свое прошлогоднее
платье -- "совсем и узнать нельзЯ". "‘траховиха ответила  с нежной  улыбкой,
что  она, к сожалению, не может по два  раза  в  год  выписывать  себе новые
платьЯ из Ќовгорода, что они с мужем  -- люди хотЯ бедные, но честные, и что
им неоткудова брать взЯток. "Ђх, взЯтки --  это  ужаснаЯ пошлость! -- охотно
согласилась  исправничиха.  --  € вообще на  свете много гадости, а вот  еще
бывает,  что   некоторых  замужних  дам  поддерживают  чужие  мужчины".  ќто
замечание  перебила  уже  акцизнаЯ  надзирательница  и заговорила  что-то  о
губернаторских калошах. ‚ воздухе  назревала бурЯ, и уже висел над  головами
обычный трагический возглас: "Њоей ноги не будет больше р. этом доме!" -- но
находчиваЯ  хозЯйка  быстро  предупредила катастрофу, встав из-за  стола  со
словами:
     -- Џрошу извинить, господа. Ѓольше ничего нету.
     644


     ЏоднЯлась суматоха. „амы  с пылкой  стремительностью  целовали хозЯйку,
мужчины жирными губами лобызали у нее  руку и тискали руку доктора.  ЃольшаЯ
часть гостей вышла  в  гостиную  к картам,  но несколько человек осталось  в
столовой допивать коньЯк и пиво. —ерез  несколько минут они  запели фальшиво
•и  в унисон "Ќе осенний мелкий дождичек",  и каждый .обеими руками управлЯл
хором. ќтим  промежутком мы с  лесничим воспользовались и  ушли, как  нас ни
задерживал добрейший Џетр ‚ласович.
     ‚етер  к  ночи  совсем  утих,  и чистое,  безлунное, синее  небо играло
серебрЯными   ресницами   Ярких  звезд.  Ѓыло   призрачно  светло  от   того
голубоватого фосфорического сиЯниЯ, которое  всегда излучает из себЯ свежий,
только что улегшийсЯ снег.
     ‹есничий шел со мной рЯдом и что-то бормотал про себЯ. џ давно уже знал
за  ним эту его  привычку разговаривать с самим собою,  свойственную  многим
людЯм,  живущим в  безмолвии, -- рыбакам, лесничим,  ночным караульщикам,  а
также  тем,  которые  перенесли  долголетнее  одиночное  заключение, --  и Я
перестал обращать на эту привычку внимание.
     --  „а, да, да... -- бросал он отрывисто из воротника шубы. -- ѓлупо...
„а... ѓм... ѓлупо, глупо... € грубо... ѓм...
     Ќа  мосту  через  ‚орожу горел фонарь.  ‘  всегдашним странным чувством
немного волнующей, приЯтной бережности ступал Я на ровный, прекрасный, ничем
не запЯтнанный снег, мЯгко, упруго и скрипуче подававшийсЯ под  ногою. ‚друг
’урченко остановилсЯ около фонарЯ и обернулсЯ ко мне,
     -- ѓлупо! -- сказал он громко и решительно. -- Џоверьте мне, милый мой,
-- продолжал  он, слегка прикасаЯсь  к  моему рукаву,  -- поверьте, не режим
правительства,, не  скудость земли, не  наша  бедность и темнота  виноваты в
том, что мы, русские,  плетемсЯ  в хвосте  всего  мира.  Ђ  все  это соннаЯ,
лениваЯ,  ко  всему  равнодушнаЯ,  ничего  не  любЯщаЯ,  ничего  не  знающаЯ
провинциЯ, все равно -- служащаЯ, дворЯнскаЯ, купе-


     ческаЯ или  мещанскаЯ.  Џосмотрите  на  них,  на  сегоднЯшних.  ‘колько
апломба,  сколько  презрениЯ ко всему,  что вне их куриного кругозора!  ’ак,
походЯ, и развешивают Ярлыки:  "…рунда, чепуха, вздор,  дурак..." Џопугаи! €
главное, -- он, видите ли, этого и этого не понимает, и, стало быть, это уже
плохо  и  смешно.  ’ак ведь он дифференциального исчислениЯ не  понимает  --
значит, и оно чепуха? € Џушкина не понимали. €  —ехова  недавно не понимали.
ѓоворили о его "‘тепи":  что за чушь --  овечьи мысли! „а разве овцы думают?
"–веты   улыбались   мне  в   тишине,   спросонок..."  …рунда!  ђазве  цветы
когда-нибудь смеютсЯ! € нынче ведь тоже. "џ, говорит, сам так напишу..."
     -- Ђ насчет черной молнии? -- спросил Я.
     -- „а, да... "ѓде же  это бывает чернаЯ молниЯ?"  Џремилый человек этот
судьЯ, но что он видел в своей жизни? Ћн -- школьный и кабинетный продукт...
Ђ Я вам  скажу, что  Я сам, собственными глазами, видел черную молнию и даже
раз десЯть подрЯд. ќто было страшно.
     -- ‚от как, -- молвил Я недоверчиво. •
     -- €менно так.  џ  с детства в лесу, на  реке, в поле. џ видел и слышал
поразительные вещи, о которых не люблю рассказывать, потому что все равно не
поверЯт. џ, например, наблюдал не только любовные хороводы журавлей, где все
они  плЯшут и поют огромным  кругом, а парочка танцует посредине, -- Я видел
их  суд над слабым перед осенним отлетом. џ мальчишкой-реалистом,  живучи  в
Џолесье, видел град  с большой мужской кулак величиною,  гладкими ледышками,
но не круглой формы, а в виде как бы шлЯпки молодого белого гриба, и плоскаЯ
сторонка  слоистаЯ. ‚  пЯть  минут  этот  град  разбил  все  окна  в бол