н  был сумрачен,  хромал на правую ногу  и старалсЯ как
можно меньше обращать  на  себЯ внимание: должно быть,  его профессиональные
дела находились в это времЯ в плохом обороте.  Ћн одним движением головы, на
ходу,  вызвал  ’амару из зала и исчез с  ней  в ее комнате. Џриехал  также и
актер ќгмонт-‹аврецкий, бритый, высокий, похожий на придворного  лакеЯ своим
вульгарным и нагло-презрительным лицом.
     Џриказчики  из  гастрономического  магазина танцевали  со всем усердием
молодости  и  со  всей  чинностью,  которую  рекомендует самоучитель хороших
нравов ѓермана ѓоппе. ‚ этом смысле и девицы отвечали их намерениЯм. “ тех и
у  других  считалось  особенно приличным  и  светским  танцевать  как  можно
неподвижнее,  держа  руки   опущенными  вниз  и  головы  поднЯтыми  вверх  и
склоненными, с некоторым гордым и в  то  же времЯ утомленным и расслабленным
видом. ‚  антрактах,  между  фигурами, нужно было со  скучающим и  небрежным
видом обмахиватьсЯ платками... ‘ловом, все они делали вид, будто принадлежат
к самому  изысканному  обществу,  и  если  танцуют, то  делают  это,  только
снисходЯ  до  маленькой  товарищеской  услуги.  Ќо  все-таки  танцевали  так
усердно, что с приказчиков Љерешковского пот катилсЯ ручьЯми.
     ‘лучилось  уже два-три скандала  в разных домах. Љакой-то человек, весь
окровавленный, у которого лицо, при бледном свете лунного серпа, казалось от
крови черным,  бегал по улице, ругалсЯ и, нисколько не обращаЯ  вниманиЯ  на
свои  раны, искал  шапку,  потерЯнную  в  драке.  Ќа  Њалой џмской подрались
штабные писарЯ с матросской командой. “сталые  таперы и музыканты играли как
в бреду, сквозь сон, по механической привычке. ќто было на исходе ночи.
     ‘овершенно неожиданно в заведение Ђнны Њарковны вошло семеро студентов,
приват-доцент и местный репортер.
     VIII
     ‚се они,  кроме репортера,  провели целый день, с самого  утра, вместе,
справлЯЯ маевку со знакомыми барышнЯми. Љатались на лодках по „непру, варили
на той стороне реки, в густом горько-пахучем лознЯке,
     полевую кашу, купались-мужчины и женщины поочередно - в быстрой  теплой
воде, пили домашнюю запеканку, пели звучные малороссийские песни и вернулись
в  город только поздним вечером, когда темнаЯ бегучаЯ широкаЯ река так жутко
и весело плескалась о борта  их лодок, играЯ отражениЯми звезд,  серебрЯными
зыбкими дорожками от электрических фонарей и кланЯющимисЯ огнЯми баканов.  €
когда  вышли  на  берег, то у каждого горели ладони  от весел,  приЯтно ныли
мускулы рук и ног, и во всем теле была блаженнаЯ бодраЯ усталость.
     Џотом они проводили барышень по домам и у калиток и подъездов прощались
с ними долго и сердечно со смехом  и такими размашистыми  рукопожатиЯми, как
будто бы действовали рычагом насоса.
     ‚есь день  прошел  весело и  шумно, даже  немного крикливо и  чуть-чуть
утомительно, но  по-юношески  целомудренно, не пьЯно  и, что особенно  редко
случаетсЯ,  без малейшей тени взаимных обид или  ревности, или невысказанных
огорчений.  Љонечно, такому благодушному настроению помогало солнце,  свежий
речной ветерок, сладкие дыханиЯ трав и  воды, радостное ощущение крепости  и
ловкости  собственного тела при  купании  и  гребле и  сдерживающее  влиЯние
умных, ласковых, чистых и красивых девушек из знакомых семейств.
     Ќо, почти  помимо их сознаниЯ, их  чувственность  -  не  воображение, а
простаЯ, здороваЯ, инстинктивнаЯ  чувственность  молодых  игривых  самцов  -
зажигалась  от нечаЯнных  встреч их рук с женскими руками и  от товарищеских
услужливых объЯтий, когда приходилось помогать  барышнЯм входить в лодку или
выскакивать на  берег, от нежного запаха девичьих одежд, разогретых солнцем,
от женских кокетливо-испуганных  криков на реке, от зрелища  женских  фигур,
небрежно  полулежащих  с  наивной  нескромностью  в  зеленой  траве,  вокруг
самовара, от всех  этих  невинных вольностей, которые так обычны и неизбежны
на  пикниках, загородных прогулках  и речных  катаниЯх, когда в  человеке, в
бесконечной   глубине   его   души,   тайно   пробуждаетсЯ   от   беспечного
соприкосновениЯ с землей, травами,
     водой и  солнцем древний, прекрасный,  свободный,  но обезображенный  и
напуганный людьми зверь.
     €  потому в  два часа  ночи, едва  только закрылсЯ  уютный студенческий
ресторан "‚оробьи" и все восьмеро,  возбужденные алкоголем и обильной пищей,
вышли из прокуренного, чадного подземельЯ наверх,  на улицу,  в  сладостную,
тревожную темноту ночи, с  ее  манЯщими  огнЯми на  небе  и на  земле, с  ее
теплым,  хмельным  воздухом,  от которого жадно  расширЯютсЯ  ноздри,  с  ее
ароматами, скользившими из невидимых садов и цветников, то у каждого  из них
пылала голова и сердце тихо и томно таЯло от неЯсных желаний. ‚есело и гордо
было  ощущать после  отдыха новую,  свежую силу  во  всех  мышцах,  глубокое
дыхание  легких, красную упругую  кровь  в жилах,  гибкую  послушность  всех
членов. € - без слов, без  мыслей,  без сознаниЯ - влекло в  эту ночь бежать
без одежд по сонному лесу, обнюхивать торопливо следы чьих-то ног в росистой
траве, громким кличем призывать к себе самку.
     Ќо расстатьсЯ было теперь очень трудно. –елый день, проведенный вместе,
сбил  всех в привычное, цепкое стадо.  Љазалось, что если хоть один уйдет из
компании,  то нарушитсЯ  какое-то  наладившеесЯ  равновесие,  которое  потом
невозможно будет восстановить. € потому они медлили и топтались на тротуаре,
около  выхода  из трактирного подземельЯ,  мешаЯ  движению редких  прохожих.
Ћбсуждали лицемерно, куда бы еще поехать, чтоб  доконать ночь. ‚ сад  ’иволи
оказывалось очень далеко, да к тому же еще за входные билеты платить, и цены
в  буфете  возмутительные,  и  программа  давно  окончилась.  ‚олодЯ  Џавлов
предлагал  ехать к  нему: у него есть дома дюжина пива и немного коньЯку. Ќо
всем показалось скучным идти  среди ночи  на  семейную  квартиру, входить на
цыпочках по лестнице и говорить все времЯ шепотом.
     -  ‚от что,  брательники...  Џоедемте-ка лучше  к девочкам,  это  будет
вернее, -  сказал решительно старый  студент ‹ихонин,  высокий, сутуловатый,
хмурый и  бородатый малый.  Џо убеждениЯм  он  был  анархист-теоретик,  а по
призванию - страстный игрок на бильЯрде,
     на бегах и в карты, - игрок с очень широким, фатальным размахом. ’олько
накануне он  выиграл в  купеческом клубе около тысЯчи рублей в макао, и  эти
деньги еще жгли ему руки.
     - - Ђ что ж? € верно, - поддержал кто-то. - Ђида, товарищи?!
     -  ‘тоит  ли?  ‚едь  это на  всю  ночь  заводиловка...  -  с  фальшивым
благоразумием и неискренней усталостью отозвалсЯ другой.
     Ђ третий сказал сквозь притворный зевок:
     -  Џоедемте лучше,  господа, по домам... а-а-а... спатиньки... „овольно
на сегоднЯ.
     -  ‚о  сне  шубы не  сошьешь,  -  презрительно заметил  ‹ихонин. - ѓерр
профессор, вы едете?
     Ќо  приват-доцент џрченко  уперсЯ и казалсЯ по-настоЯщему рассерженным,
хотЯ,  быть может, он и  сам не знал,  что  прЯталось у  него в каком-нибудь
темном закоулке души.
     - Ћставь менЯ в  покое, ‹ихонин. Џо-моему, господа,  это прЯмое и Явное
свинство -  то,  что вы собираетесь  сделать. ЉажетсЯ,  так  чудесно, мило и
просто провели  времЯ, -  так нет, вам  непременно  надо, как пьЯным скотам,
полезть в помойную Яму. Ќе поеду Я.
     - Ћднако,  если мне  не  изменЯет памЯть, - со спокойной Язвительностью
сказал ‹ихонин,  - припоминаю, что не далее  как прошлой осенью мы  с  одним
будущим  Њоммсеном  лили  где-то  крюшон  со  льдом в фортепиано, изображали
бурЯтского бога, плЯсали танец живота и все такое прочее?..
     ‹ихонин  говорил  правду. ‚  свои студенческие  годы и позднее,  будучи
оставленным  при  университете, џрченко  вел  самую шалую  и  легкомысленную
жизнь. ‚о всех трактирах, кафешантанах и других увеселительных местах хорошо
знали его маленькую, толстую,  кругленькую фигурку, его румЯные, отдувшиесЯ,
как у раскрашенного амура,  щеки и блестЯщие, влажные, добрые глаза, помнили
его торопливый, захлебывающийсЯ говор и визгливый смех.
     ’оварищи никогда не могли постигнуть, где он находил времЯ  длЯ занЯтий
наукой, но тем не менее все экзамены и очередные  работы он сдавал отлично и
с первого, курса был на виду у профессоров. ’еперь џрченко начинал понемногу
отходить от прежних товарищей и собутыльников.  “  него только что  завелись
необходимые  свЯзи с профессорским кругом,  на будущий  год  ему  предлагали
чтение лекции по римской истории, и нередко в  разговоре он  уже  употреблЯл
ходкое  среди   приват-доцентов   выражение:  "Њы,   ученые!"   ‘туденческаЯ
фамильЯрность,  принудительное  компанейство,  обЯзательное участие  во всех
сходках,  протестах  и  демонстрациЯх  становились  длЯ   него  невыгодными,
затруднительными к даже просто скучными. Ќо он знал цену  популЯрности среди
молодежи  и  потому не  решалсЯ  круто  разорвать с прежним  кружком.  ‘лова
‹ихонина, однако, задели его.
     - Ђх, боже мой, мало ли что мы делали, когда были мальчишками? ‚оровали
сахар,  пачкали  штанишки,  отрывали  жукам  крыльЯ,  -  заговорил  џрченко,
горЯчась и захлебываЯсь. - Ќо всему есть  предел и мера. џ вам, господа,  не
смею, конечно, подавать советов и учить вас, но надо быть последовательными.
‚се мы согласны, что проституциЯ - одно из величайших бедствий человечества,
а также согласны, что в этом  зле виноваты не женщины, а мы, мужчины, потому
что спрос родит предложение. €, стало быть, если, выпив лишнюю рюмку вина, Я
все-таки,  несмотрЯ на  свои  убеждениЯ,  еду к  проституткам, то Я совершаю
тройную подлость: перед несчастной глупой женщиной,  которую Я  подвергаю за
свой  поганый рубль самой  унизительной форме  рабства, перед человечеством,
потому что, нанимаЯ на  час или на  два публичную женщину длЯ своей скверной
похоти,  Я  этим  оправдываю  и  поддерживаю проституцию,  и,  наконец,  это
подлость перед своей собственной совестью и мыслью. € перед логикой.
     -  ”ью-ю! - свистнул  протЯжно  ‹ихонин и  проскандировал унылым тоном,
киваЯ  в  такт опущенной набок  головой.-Џонес философ  наш  обычный  вздор;
веревка - вервие простое.
     -  Љонечно,  нет   ничего  легче,  как  паЯсничать,  -  сухо  отозвалсЯ
џрченко.-Ђ по-моему, нет в печальной русской жизни более печального ЯвлениЯ,
чем эта расхлЯбанность и растленность мысли. ‘егоднЯ мы скажем себе: "ќ! ‚се
равно,  поеду  Я  в публичный  дом  или  не  поеду-от  одного  раза дело  не
ухудшитсЯ,  не  улучшитсЯ". Ђ через пЯть лет мы будет говорить: "Ќесомненно,
взЯтка-страшнаЯ гадость, но, знаете, дети... семьЯ..."  € точно так же через
десЯть лет мы, оставшись благополучными русскими  либералами, будем вздыхать
о  свободе  личности и  кланЯтьсЯ  в  поЯс мерзавцам,  которых  презираем, и
околачиватьсЯ  у  них  в  передних. "Џотому  что,  знаете ли,  - скажем  мы,
хихикаЯ, -  с  волками  жить,  по-волчьи  выть". …й-богу,  недаром  какой-то
министр назвал русских студентов будущими столоначальниками!
     - €ли профессорами, - вставил ‹ихонин.
     -  Ќо  самое  главное,  -  продолжал џрченко,  пропустив  мимо ушей эту
шпильку, -  самое главное то,  что  Я вас всех видел сегоднЯ на реке и потом
там... на  том берегу...  с  этими милыми, славными девушками. Љакие  вы все
были внимательные, порЯдочные, услужливые,  но едва  только вы  простились с
ними, вас уже тЯнет  к  публичным женщинам. Џускай каждый из вас  представит
себе  на  минутку, что все  мы были в  гостЯх у его сестер  и  прЯмо  от них
поехали в џму... —то? ЏриЯтно такое предположение?
     -  „а, но должны  же существовать какие-нибудь клапаны длЯ общественных
страстей?  - важно  заметил Ѓорис  ‘обашников, высокий,  немного надменный и
манерный  молодой  человек,  которому  короткий  китель,  едва  прикрывавший
толстый зад, модные, кавалерийского  фасона брюки, пенсне на  широкой черной
ленте  и фуражка  прусского  образца  придавали  фатоватый  вид.  -  Ќеужели
порЯдочнее пользоватьсЯ ласками своей горничной или вести за углом интригу с
чужой женой? —то Я могу поделать, если мне необходима женщина!
     - ќх, очень обходима! - досадливо сказал џрченко и слабо махнул рукой.
     Ќо тут вмешалсЯ студент, которого в товарищеском кружке звали ђамзесом.
ќто был изжелта-смуглый горбоносый человек маленького роста; бритое лицо его
казалось треугольным благодарЯ широкому, начинавтему лысеть двумЯ взлысинами
лбу,  впалым  щекам  и  острому  подбородку. Ћн  вел  довольно странный  длЯ
студента образ жизни. ‚ то времЯ,  когда его коллеги  занимались  вперемежку
политикой, любовью, театром и немножко  наукой, ђамзес весь ушел в  изучение
всевозможных  гражданских  исков  и  претензий,  в  крючко-творные  тонкости
имущественных, семейных, земельных и иных деловых процессов, в запоминание и
логический разбор  кассационных  решений. ‘овершенно добровольно, ничуть  не
нуждаЯсь   в  деньгах,  он   прослужил  один   год   клерком   у  нотариуса,
другой-письмоводителем у  мирового судьи,  а  весь  прошлый год,  будучи  на
последнем  курсе,  вел  в  местной  газете  хронику  городской управы и  нес
скромную    обЯзанность   помощника   секретарЯ   в   управлении   синдиката
сахарозаводчиков.  €  когда этот  самый  синдикат  затеЯл известный  процесс
против одного из своих членов, полковника  Ѓаскакова, пустившего  в  продажу
против договора избыток сахара, то ђамзес в самом начале предугадал и  очень
тонко мотивировал именно то  решение, которое  вынес впоследствии  по  этому
делу сенат.
     ЌесмотрЯ  на его сравнительную молодость, к его мнениЯм прислушивались,
-  правда,  немного  свысока,-довольно  известные  юристы.  Ќикто из  близко
знавших  ђамзеса не сомневалсЯ, что он сделает блестЯщую  карьеру, да и  сам
ђамзес вовсе не скрывал своей уверенности в том, что к  тридцати  пЯти годам
он   сколотит    себе    миллион   исключительно    одной   практикой,   как
адвокат-цивилист.  …го нередко выбирали товарищи  в председатели  сходок и в
курсовые   старосты,   но   от   этой  чести  ђамзес   неизменно  уклонЯлсЯ,
отговариваЯсь  недостатком  времени.   Ћднако  он  не   избегал   участиЯ  в
товарищеских третейских судах, и его доводы - всегда неотразимо  логичные  -
обладали  удивительным  свойством   оканчивать   дела  миром,  к   обоюдному
удовольствию судЯщихсЯ сторон.  Ћн так же, как и  џрченко,  знал хорошо цену
популЯрности среди  учащейсЯ  молодежи, и  если  даже поглЯдывал  на людей с
некоторым презрением, свысока, то никогда, ни  одним движением своих тонких,
умных, энергичных губ этого не показывал.
     -  Ќикто  вас  и  не  тЯнет,  ѓаврила  Џетрович,  непременно  совершать
грехопадение,-сказал  ђамзес  примирительно.  -  Љ чему  этот  пафос  и  эта
меланхолиЯ,  когда  дело  обстоит  совсем просто?  ЉомпаниЯ  молодых русских
джентльменов  хочет  скромно  и  дружно провести остаток ночи, повеселитьсЯ,
попеть  и  принЯть  внутрь  несколько  галлонов вина  и пива. Ќо все  теперь
закрыто, кроме этих самых домов. Ergo!.. '
     -   ‘ледовательно,   поедем   веселитьсЯ   к   продажным   женщинам?  Љ
проституткам? ‚ публичный дом? - насмешливо и враждебно перебил его џрченко.
     -  Ђ хотЯ бы? Ћдного философа,  желаЯ его  унизить, посадили  за обедом
куда-то около музыкантов. Ђ он, садЯсь, сказал: "‚от верное средство сделать
последнее  место  первым".  €,  наконец, Я  повторЯю: если ваша  совесть  не
позволЯет вам,  как  вы выражаетесь, покупать женщину, то вы можете приехать
туда   и   уехать,   сохранЯЯ   свою   невинность   во  всей   ее   цветущей
неприкосновенности.
     - ‚ы передергиваете,  ђамзес,-возразил с  неудовольствием џрченко. - ‚ы
мне напоминаете тех мещан, которые еще затемно собрались глазеть на смертную
казнь, и говорЯт: мы здесь  ни при чем, мы против смертной  казни,  это  все
прокурор и палач.
     - Џышно сказано и отчасти  верно, ѓаврила Џетрович. Ќо именно к нам это
сравнение может  и не  относитьсЯ.  ЌельзЯ,  видите  ли, лечить какую-нибудь
тЯжкую болезнь  заочно, не видавши самого  больного. Ђ ведь все  мы, которые
сейчас здесь  стоим на улице и  мешаем прохожим, должны будем когда-нибудь в
своей  деЯтельности столкнутьсЯ  с ужасным  вопросом  о проституции,  да еще
какой проституции - русской!  ‹ихо-нин,  Я, ЃорЯ  ‘обашников и Џавлов  - как
юристы. Џетровский  и ’олпыгин -  как медики. Џравда,  у ‚ельтмана особеннаЯ
специальность  - математика. Ќо ведь  будет же он  педагогом,  руководителем
юношества и, черт побери, даже отцом! Ђ уж если пугать букой, то лучше всего
самому на  нее прежде посмотреть.  Ќаконец и  вы  сами, ѓаврила Џетрович,  -
знаток мертвых Языков и будущее светило гробокопательства,  - разве длЯ  вас
не  важно и  не поучительно сравнение хотЯ бы  современных публичных домов с
какими-нибудь  помпейскими лупанарами или с институтом свЯщенной проституции
в ”ивах и в Ќиневии?..
     - Ѓраво,  ђамзес,  великолепно! - взревел  ‹ихо-нин. - € что  тут долго
толковать, ребЯта? Ѓерите профессора под жабры и сажайте на извозчика!
     ‘туденты, смеЯсь и толкаЯсь, обступили џрченко, схватили  его под руки,
обхватили за талию. ‚сех их одинаково тЯнуло к женщинам, но ни у кого, кроме
‹ихонина,  не  хватало смелости взЯть  на себЯ  почин.  Ќо  теперь  все  это
сложное, неприЯтное и лицемерное  дело счастливо  свелось к простой,  легкой
шутке над  старшим товарищем.  џрченко и  упиралсЯ, и сердилсЯ,  и  смеЯлсЯ,
стараЯсь  вырватьсЯ.  Ќо  в это времЯ к возившимсЯ  студентам подошел рослый
черноусый городовой, который уже давно глЯдел на них зорко и неприЯзненно.
     -  ѓоспода стюденты, прошу не скоплЯтьсЯ.  Ќевозможно!  Џроходите, куда
ишли.
     Ћни двинулись гурьбою вперед. џрченко начинал понемногу смЯгчатьсЯ.
     -  ѓоспода, Я,  пожалуй, готов с вами  поехать... Ќе подумайте, однако,
что менЯ убедили софизмы египетского фараона ђамзеса... Ќет, просто мне жаль
разбивать компанию...  Ќо  Я  ставлю  одно условие: мы там  выпьем,  поврем,
посмеемсЯ и все прочее... но  чтобы ничего больше, никакой грЯзи... ‘тыдно и
обидно думать, что  мы, цвет  и  краса  русской  интеллигенции,  раскиснем и
пустим слюни от вида первой попавшейсЯ юбки.
     - ЉлЯнусь! - сказал ‹ихонин, поднимаЯ вверх руку.
     - џ за себЯ ручаюсь, - сказал ђамзес.
     - € Я!  €  Я!  …й-богу,  господа,  дадимте  слово...  џрченко  прав,  -
подхватили другие.
     Ћни  расселись по  двое  и  по трое  на извозчиков,  которые уже давно,
зубоскалЯ и  переругиваЯсь, вереницей  следовали за ними, и поехали. ‹ихонин
длЯ  верности сам  сел  рЯдом  с приват-доцентом, обнЯв  его за талию,  а на
колени к  себе  и соседу посадил маленького ’олпыгина, розового  миловидного
мальчика, у  которого, несмотрЯ на его двадцать три года, еще белел на щеках
детский - мЯгкий и светлый - пух.
     - ‘танциЯ у „орошенки! - крикнул ‹ихонин вслед  отъезжавшим извозчикам.
- “ „орошенки остановка, - повторил он, обернувшись назад.
     “ ресторана „орошенки все остановились, вошли в общую залу и столпились
около стойки. ‚се были сыты, и никому не хотелось ни пить, ни закусывать. Ќо
у  каждого  оставалсЯ еще в душе темный след  сознаниЯ,  что вот сейчас  они
собираютсЯ сделать  нечто  ненужно-позорное,  собираютсЯ принЯть  участие  в
каком-то судорожном, искусственном  и вовсе не веселом веселье. €  у каждого
было стремление  довести себЯ через опьЯнение  до того туманного и радужного
состоЯниЯ, когда все-все равно и  когда голова  не знает, что делают руки  и
ноги и что болтает Язык. €, должно быть, не одни студенты, а все случайные и
постоЯнные посетители џмы испытывали  в большей или меньшей  степени  трение
этой внутренней душевной занозы, потому что „орошенко торговал исключительно
только поздним вечером  и ночью, и никто у него не засиживалсЯ, а так только
заезжали мимоходом, на перепутье.
     Џока  студенты пили коньЯк,  пиво  и водку, ђамзес  все приглЯдывалсЯ к
самому  дальнему  углу  ресторанного зала, где  сидели двое: лохматый, седой
крупный старик  и против него, спиной к  стойке, раздвинув по столу  локти и
опершись подбородком на сложенные друг на  друга кулаки,  сгорбилсЯ какой-то
плотный, низко остриженный господин в сером костюме. ‘тарик перебирал струны
лежавших перед ним гуслей и тихо напевал сиплым, но приЯтным голосом:
     „олина моЯ, долинушка, ђаздолье широ-о-о-окое.
     -  Џозвольте-ка,  ведь  это  наш  сотрудник,  - сказал  ђамзес  и пошел
здороватьсЯ  с  господином  в сером  костюме. —ерез минуту  он подвел его  к
стойке и познакомил с товарищами.
     - ѓоспода, позвольте вам представить моего соратника по газетному делу.
‘ергей  €ванович  Џлатонов.  ‘амый ленивый  и самый  талантливый из газетных
работников.
     ‚се перезнакомились  с  ним,  невнЯтно пробурчав  свои  фамилии. " -  €
поэтому выпьем, - сказал ‹ихонин.
     џрченко  же спросил  с утонченной  любезностью, котораЯ никогда  его не
покидала:
     - Џозвольте, позвольте, ведь Я же с вами немного знаком, хотЯ и заочно.
Ќе вы ли были в университете, когда профессор ЏриклоЯский защищал докторскую
диссертацию?
     - џ, - ответил репортер.
     - Ђх, это очень приЯтно, - мило улыбнулсЯ џрченко и длЯ чего-то еще раз
крепко пожал  Џлатонову руку.  -  џ  читал потом  ваш  отчет:  очень  точно,
обстоЯтельно и ловко составлено... Ќе будете ли добры?.. ‡а ваше здоровье!
     - ’огда позвольте и мне,  - сказал Џлатонов. - Ћнуфрий ‡ахарыч, налейте
нам еще... раз, два, три, четыре... девЯть рюмок коньЯку...
     - Ќет, уж так нельзЯ... вы - наш гость, коллега, - возразил ‹ихонин.
     -  Ќу, какой  же Я ваш  коллега, - добродушно засмеЯлсЯ репортер.-џ был
только  на первом курсе  и то  только полгода,  вольнослушателем.  Џолучите,
Ћнуфрий ‡ахарыч. ѓоспода, прошу... Љончилось тем, что через полчаса  ‹ихонин
и џрченко ни за что не хотели расстатьсЯ с репортером и потащили его с собой
в џму. ‚прочем, он и не сопротивлЯлсЯ.
     - …сли Я вам не  в тЯгость,  Я буду очень рад, -  сказал он просто.-’ем
более, что у менЯ сегоднЯ сумасшедшие деньги. "„непровское  слово" заплатило
мне  гонорар,  а  это такое же чудо, как выиграть  двести тысЯч  на билет от
театральной вешалки. ‚иноват, Я сейчас...
     Ћн подошел к старику, с которым раньше сидел, сунул ему в руку какие-то
деньги и ласково попрощалсЯ с ним.
     - Људа Я еду, дедушка, туда тебе ехать нельзЯ,
     завтра опЯть там же встретимсЯ, где и сегоднЯ. Џрощай!
     ‚се  вышли  из  ресторана.  ‚ дверЯх ЃорЯ  ‘обашников,  всегда  немного
фатоватый  и  без нужды высокомерный,  остановил  ‹ихонина  и  отозвал его в
сторону.
     - “дивлЯюсь  Я тебе,  ‹ихонин, - сказал  он брезгливо. -  Њы  собрались
своей тесной компанией,  а тебе  непременно  нужно  было  затащить какого-то
бродЯгу. —ерт его знает, кто он такой!
     - Ћставь, ЃорЯ, - дружелюбно ответил ‹ихонин. - Ћн парень теплый.
     IX
     - Ќу, уж это, господа, свинство! - говорил ворчливо џрченко на подъезде
заведениЯ Ђнны Њарковны.-…сли  уж поехали, то по крайности надо было ехать в
приличный, а не в какую-то трущобу. Џраво, господа, пойдемте лучше  рЯдом, к
’реппелю, там хоть чисто и светло.
     -  Џожалуйте,  пожалуйте,   синьор,  -  настаивал  ‹ихонин,  отворЯЯ  с
придворной  учтивостью  дверь  перед приват-доцентом,  кланЯЯсь и  простираЯ
вперед руку. - Џожалуйте.
     - „а ведь мерзость... “ ’реппелЯ хоть женщины покрасивее.
     ђамзес, шедший сзади, сухо рассмеЯлсЯ.
     - ’ак,  так, так, ѓаврила  Џетрович. Ѓудем  продолжать в  том же  духе.
Ћсудим  голодного воришку, который  украл с лотка пЯтачковую булку,  но если
директор банка растратил  чужой миллион на рысаков и  сигары, то смЯгчим его
участь.
     - Џростите, не понимаю этого сравнениЯ,  - сдержанно ответил џрченко. -
„а по мне все равно;
     идемте.
     -  € тем более, -  сказал ‹ихонин, пропускаЯ вперед приват-доцента,-тем
более  что  этот дом хранит … себе столько исторических  преданий. ’оварищи!
„есЯтки студенческих  поколений смотрЯт  на нас с  высоты этих  вешалок,  и,
кроме того, в силу обычного права,
     „ети  и учащиесЯ здесь платЯт половину, как в  паноптикуме.  Ќе так ли,
гражданин ‘имеон?
     ‘имеон  не  любил,  когда  приходили большими компаниЯми, - это  всегда
пахло скандалом в недалеком будущем; студентов  же он  вообще презирал за их
мало  понЯтный ему Язык, за склонность к  легкомысленным шуткам, за безбожие
и, главное-за то,  что  они постоЯнно  бунтуют против начальства и  порЯдка.
Ќедаром же в тот  день,  когда на Ѓессарабской площади казаки, мЯсоторговцы,
мучники и рыбники избивали студентов, ‘имеон, едва узнав об этом, вскочил на
проезжавшего  лихача и, стоЯ, точно  полицеймейстер, в пролетке, помчалсЯ на
место драки, чтобы  принЯть в ней участие. “важал он людей солидных, толстых
и пожилых, которые приходили в одиночку, по секрету, заглЯдывали опасливо из
передней в залу, боЯсь  встретитьсЯ со знакомыми, и  очень скоро и торопливо
уходили,   щедро   даваЯ   на   чай.   ’аких   он   всегда   величал   "ваше
превосходительство".
     €  потому,   снимаЯ  легкое  серое  пальто  с   џрченко,  он  мрачно  и
многозначительно огрызнулсЯ на шутку ‹ихонина:
     - џ здесь не гражданин, а вышибала.
     - ‘ чем имею честь поздравить, - с вежливым поклоном ответил ‹ихонин.
     ‚ зале  было  много народу. Ћттанцевавшие приказчики сидели около своих
дам, красные  и мокрые, быстро  обмахиваЯсь платками;  от  них  крепко пахло
старой козлиной  шерстью.  Њишка-певец  и его  друг бухгалтер, оба лысые,  с
мЯгкими,  пушистыми  волосами  вокруг  обнаженных  черепов, оба  с  мутными,
перламутровыми, пьЯными глазами, сидели друг против  друга, облокотившись на
мраморный столик, и  все  покушались  запеть  в  унисон  такими  дрожащими и
скачущими голосами, как будто  бы кто-то  часто-часто  колотил их  сзади  по
шейным позвонкам:
     —у-у-уют пра-а-в-ду,
     а ќмма ќдуардовна и ‡осЯ изо всех сил уговаривали их не безобразничать.
‚анька-‚станька мирно дремал на
     стуле,  свесив  вниз  голову,  положив одну длинную ногу  на  другую  и
обхватив сцепленными руками острое колено.
     „евицы сейчас же узнали некоторых из студентов и побежали им навстречу.
     -   ’амарочка,   твой   муж  пришел-‚олоденька.   €   мой   муж   тоже!
Њишка!-взвизгнула  Ќюра,  вешаЯсь на  шею  длинному,  носастому,  серьезному
Џетровскому.-‡дравствуй, Њишенька.  —то  так  долго не приходил? џ за  тобой
соскучилась.
     џрченко с чувством неловкости озиралсЯ по сторонам.
     - Ќам  бы как-нибудь...  ‡наете ли... отдельный кабинетик,  - деликатно
сказал он подошедшей  ќмме ќдуардовне. - €  дайте, пожалуйста, какого-нибудь
красного вина... Ќу там еще кофе... ‚ы сами знаете.
     џрченко  всегда внушал прислуге и  метрдотелЯм доверие своей щегольской
одеждой и вежливым, но барским обхождением. ќмма  ќдуардовна охотно закивала
головой, точно стараЯ, жирнаЯ цирковаЯ лошадь.
     - Њожно, можно... Џройдите,  господа, сюда, в гостиную. Њожно, можно...
Љакого  ликеру? “ нас  только бенедиктин. ’ак бенедиктину? Њожно, можно... €
барышнЯм позволите войти?
     - …сли уж это так необходимо? - развел руками со вздохом џрченко.
     €  тотчас же девушки одна за  другой  потЯнулись в маленькую гостиную с
серой  плюшевой  мебелью  и голубым фонарем. Ћни входили,  протЯгивали  всем
поочередно непривычные  к рукопожатиЯм, негнущиесЯ ладони, называли коротко,
вполголоса, свое имЯ: ЊанЯ, ЉатЯ,  ‹юба... ‘адились к кому-нибудь на колени,
обнимали за шею и, по обыкновению, начинали клЯнчить:
     - ‘тудентик, вы такой красивенький... Њожно мне спросить апельцынов?
     - ‚олоденька, купи мне конфет! •орошо?
     - Ђ мне шоколаду.
     -  ’олстенький!  -ластилась  одетаЯ   жокеем  ‚ера  к   приват-доценту,
карабкаЯсь к нему на  колени, - у менЯ есть подруга одна, только она больнаЯ
и не может
     выходить в залу. џ ей снесу Яблок и шоколаду? ЏозволЯешь?
     - Ќу уж это выдумки про подругу! Ђ главное, не лезь ты ко мне со своими
нежностЯми. ‘иди,  как сидЯт умные дети, вот здесь,  рЯдышком на кресле, вот
так. € ручки сложи!
     - Ђх, когда  Я не могу!..-извивалась от кокетства ‚ера, закатываЯ глаза
под верхние веки. - Љогда вы такие симпатичные.
     Ђ  ‹ихонин  на  это профессиональное  попрошайничество  только важно  и
добродушно  кивал  головой,  точно ќмма ќдуардовна, и  твердил,  подражаЯ ее
немецкому акценту:
     - Њощно, мощно, мощно...
     - ’ак Я скажу, дусЯ,  лакею,  чтобы  он отнес  моей подруге  сладкого и
Яблок? - приставала ‚ера.
     ’акаЯ  навЯзчивость  входила в  круг их негласных  обЯзанностей.  Њежду
девушками   существовало   даже   какое-то   вздорное,   детское,   странное
соревнование в умении "высадить гостЯ из денег",  - странное потому, что они
не  получали от  этого никакого барыша,  кроме разве некоторого благоволениЯ
экономки или  одобрительного слова хозЯйки. Ќо в  их мелочной, однообразной,
привычно-праздной жизни было вообще  много  полуребЯческой, полуистерической
игры.
     ‘имеон принес кофейник, чашки, приземистую  бутылку бенедиктина, фрукты
и конфеты  в стеклЯнных  вазах и весело и легко захлопал пивными  и  винными
пробками.
     -  Ђ  вы  что же не пьете? - обратилсЯ џрченко к репортеру Џлатонову. -
Џозвольте... џ не ошибаюсь? ‘ергей €ванович, кажетсЯ?
     - ’ак.
     - Џозвольте предложить вам, ‘ергей €ванович,  чашку кофе. ќто освежает.
€ли, может быть, выпьем с вами вот этого сомнительного лафита?
     - Ќет, уж  вы разрешите мне  отказатьсЯ. “ менЯ свой напиток... ‘имеон,
дайте мне...
     - ЉоньЯку! - поспешно крикнула Ќюра.
     - € с грушей! - так же быстро подхватила Њанька ЃеленькаЯ.
     -  ‘лушаю,  ‘ергей  €ванович,  сейчас,  - неторопливо,  но  почтительно
отозвалсЯ  ‘имеон  и,   нагнувшись  и  крЯкнув,   звонко  вырвал  пробку  из
бутылочного горла.
     - ‚ первый раз слышу, что в џме подают  коньЯк! - с удивлением произнес
‹ихонин. - ‘колько Я ни спрашивал, мне всегда отказывали.
     -  Њожет  быть, ‘ергей €ваныч знает такое  петушиное слово?  -  пошутил
ђамзес.
     - €ли состоит здесь на каком-нибудь особом почетном положении? - колко,
с подчеркиванием вставил Ѓорис ‘обашников.
     ђепортер  вЯло, не  поворачиваЯ  головы,  покосилсЯ на ‘обашникова,  на
нижний рЯд пуговиц его короткого франтовского кителЯ, и ответил с растЯжкой:
     - Ќичего нет почетного в том, что Я могу  пить  как лошадь и никогда не
пьЯнею, но зато Я ни с  кем и не ссорюсь и никого не  задираю. Ћчевидно, эти
хорошие  стороны моего характера  здесь  достаточно  известны, а потому  мне
оказывают доверие.
     - Ђх, молодчинище! - радостно  воскликнул ‹ихонин, которого восхищала в
репортере  какаЯ-то  особеннаЯ,  лениваЯ,  немногословнаЯ  и  в  то же времЯ
самоувереннаЯ небрежность. - ‚ы и со мной поделитесь коньЯком?
     - Ћчень, очень  рад, - приветливо ответил Џлатонов  и вдруг поглЯдел на
‹ихонин   а  со  светлой,  почти  детской  улыбкой,  котораЯ   скрасила  его
некрасивое,  скуластое  лицо. - ‚ы  мне  тоже сразу  понравились. €  когда Я
увидел вас еще  там, у „орошенки, Я сейчас же подумал, что вы вовсе не такой
шершавый, каким кажетесь.
     -  Ќу  вот  и  обменЯлись  любезностЯми,  -  засмеЯлсЯ  ‹ихонин.  -  Ќо
удивительно, что мы именно здесь ни разу с вами не встречались. Џо-видимому,
вы таки частенько бываете у Ђнны Њарковны?
     - „аже весьма.
     - ‘ергей €ваныч у нас самый главный гость! -  наивно взвизгнула Ќюра. -
‘ергей €ваныч у нас вроде брата!
     - „ура! - остановила ее ’амара.
     -  ќто мне  странное-продолжал ‹ихонин.-  џ тоже-завсегдатай. ‚о всЯком
случае, можно только позавидовать общей к вам симпатии.
     -Њестный  староста!-сказал, скривив сверху вниз губы, Ѓорис ‘обашников,
но сказал  настолько  вполголоса,  что  Џлатонов,  если  бы захотел,  мог бы
притворитьсЯ, что он ничего не расслышал.  ќтот репортер давно уже возбуждал
в Ѓорисе какое-то слепое и колючее раздражение. ќто  еще ничего, что он  был
не из своего стада.  Ќо Ѓорис, подобно многим студентам (а также и офицерам,
юнкерам  и  гимназистам), привык  к тому,  что  посторонние "штатские" люди,
попадавшие случайно  в  кутЯщую студенческую компанию, всегда держали себЯ в
ней   несколько  зависимо.  и  подобострастно,  льстили  учащейсЯ  молодежи,
удивлЯлись  ее смелости, смеЯлись ее  шуткам, любовались ее  самолюбованием,
вспоминали  со  вздохом  подавленной  зависти  свои студенческие  годы.  Ђ в
Џлатонове  не  только  не  было  этого  привычного  вилЯниЯ   хвостом  перед
молодежью,  но,  наоборот,  чувствовалось  какое-то рассеЯнное, спокойное  и
вежливое равнодушие.
     Љроме того, сердило ‘обашникова - и сердило мелкой ревнивой  досадой-то
простое и вместе предупредительное внимание, которое репортеру  оказывали  в
заведении все, начинаЯ со швейцара и кончаЯ мЯсистой, молчаливой Љатей.  ќто
внимание сказывалось в том, как его слушали, в той торжественной бережности,
с которой ’амара наливала ему рюмку, и в том, как Њанька ЃеленькаЯ заботливо
чистила  длЯ него грушу, и в удовольствии ‡ои, поймавшей ловко  брошенный ей
репортером  через стол  портсигар,  в  то  времЯ  как она  напрасно  просила
папиросу  у двух заговорившихсЯ  соседей, и в том, что  ни одна из девиц  не
выпрашивала у него ни  шоколаду,  ни фруктов,  и в их живой благодарности за
его  маленькие  услуги  и угощение. "Љот!"  -  злобно  решил  было про  себЯ
‘обашников, но и сам себе не поверил: уж очень  был некрасив и небрежно одет
репортер и, кроме того, держал себЯ с большим достоинством.
     Џлатонов  опЯть  сделал  вид,  что  не  расслышал  дерзости,  сказанной
студентом. Ћн только нервно скомкал
     в пальцах  салфетку  и  слегка  отшвырнул ее от себЯ.  € опЯть его веки
дрогнули в сторону Ѓориса ‘обашникова.
     -  „а,  Я  здесь,  правда,  свой  человек,  -  спокойно  продолжал  он,
медленными кругами двигаЯ рюмку по столу. - Џредставьте себе: Я в этом самом
доме обедал изо днЯ в день ровно четыре месЯца.
     - Џет? ‘ерьезно? - удивилсЯ и засмеЯлсЯ џрченко.
     -  ‘овсем  серьезно.  ’ут  очень недурно кормЯт, между прочим. ‘ытно  и
вкусно, хотЯ чересчур жирно.
     - Ќо как же это вы?..
     -  Ђ  так,  что  Я  подготовлЯл  дочку  Ђнны  Њарковны,  хозЯйки  этого
гостеприимного  дома, в гимназию. Ќу и выговорил  себе условие,  чтобы часть
месЯчной платы вычитали мне за обеды.
     - —то  за  страннаЯ фантазиЯ!-сказал џрченко.- €  это  вы  добровольно?
€ли... Џростите,  Я боюсь  показатьсЯ вам  нескромным... может  быть,  в это
времЯ... крайнЯЯ нужда?..
     -  ‚овсе нет. Ђнна Њарковна  с менЯ  содрала раза в три дороже, чем это
стоило бы в студенческой столовой. Џросто мне хотелось пожить здесь поближе,
потеснее, так сказать, войти интимно в этот мирок.
     - Ђ-а! џ, кажетсЯ, начинаю понимать!-просиЯл џрченко. - Ќаш новый друг,
-  извините  за  маленькую фамильЯрность,  -  по-видимому,  собирает бытовой
материал?  €, может  быть,  через несколько лет мы  будем иметь удовольствие
прочитать...
     - ’рррагедию  из публичного  дома! - вставил громко, по-актерски, Ѓорис
‘обашников.
     ‚  то времЯ,  когда репортер отвечал џрченку,  ’амара  тихо  встала  со
своего  места,  обошла  стол и,  нагнувшись  над  ‘обашниковым, сказала  ему
шепотом на ухо:
     -  Њиленький,  хорошенький, вы  бы лучше  этого  господина не  трогали.
…й-богу, длЯ вас же будет лучше.
     -  —той-та?  - высокомерно взглЯнул  на  нее студент,  поправлЯЯ  двумЯ
расставленными пальцами пенсне, - Ћн - твой любовник? Љот?
     -  ЉлЯнусь вам  чем хотите, он ни разу в  жизни ни  с одной из  нас  не
оставалсЯ. Ќо, повторЯю, вы его не задирайте.
     - Ќу да! Ќу конечно! - возразил ‘обашников, презрительно кривлЯЯсь. - “
него такаЯ прекраснаЯ  зашита, как  весь публичный  дом. €, должно быть, все
вышибалы с џмской - его близкие друзьЯ и приЯтели.
     - Ќет, не то,-возразила ласковым шепотом  ’амара.-Ђ то, что  он возьмет
вас  за  воротник и  выбросит в  окно, как  щенка.  џ такой воздушный  полет
однажды уже видела. Ќе дай бог никому. € стыдно, и опасно длЯ здоровьЯ.
     - Џошла вон, сволочь! - крикнул ‘обашников, замахиваЯсь на нее локтем.
     - €ду, миленький,-кротко ответила ’амара и отошла от  него своей легкой
походкой. ‚се на мгновение обернулись к студенту.
     - Ќе буЯнь, барбарис!-погрозил ему пальцем ‹ихонин. - Ќу, ну, говорите,
- попросил он репортера, - все это так интересно, что вы рассказываете.
     - Ќет, Я ничего не собираю, - продолжал спокойно и серьезно репортер.-Ђ
материал  здесь  действительно  огромный,  прЯмо подавлЯющий, страшный...  €
страшны вовсе  не громкие фразы о торговле женским мЯсом, о белых рабынЯх, о
проституции, как о разъедающей  Язве больших  городов, и  так  далее  и  так
далее... стараЯ, всем надоевшаЯ, шарманка!  Ќет, ужасны будничные, привычные
мелочи,  эти деловые, дневные, коммерческие расчеты,  эта тысЯчелетнЯЯ наука
любовного обхождениЯ, этот прозаический  обиход, устоЯвшийсЯ веками.  ‚ этих
незаметных  пустЯках  совершенно  растворЯютсЯ  такие  чувства,  как  обида,
унижение, стыд.  ЋстаетсЯ  сухаЯ профессиЯ,  контракт,  договор,  почти  что
честнаЯ  торговлишка, ни  хуже,  ни  лучше какой-нибудь бакалейной торговли.
Џонимаете ли,  господа,  в  этом-то весь  и ужас,  что  нет никакого  ужаса!
Њещанские будни - и только.  „а еще привкус  закрытого учебного  заведениЯ с
его наивностью, грубостью, сентиментальностью и подражательностью.
     -  ќто  верно,  -  подтвердил  ‹ихонин,  а  репортер  продолжал,  глЯдЯ
задумчиво в свою рюмку:
     - —итаем мы в публицистике,  в передовых статьЯх разные вопли суетливых
душ.  €  женщины-врачи тоже стараютсЯ  по  этой части и  стараютсЯ  довольно
противно. "Ђх, регламентациЯ! Ђх, аболиционизм! Ђх, живой товар!  Љрепостное
положение!  •озЯйки, эти  жадные гетеры! ќти гнусные  выродки  человечества,
сосущие кровь  проституток!.."  Ќо  ведь  криком  никого  не испугаешь  и не
проймешь. ‡наете,  есть поговорочка: визгу  много, а  шерсти  мало. ‘трашнее
всЯких  страшных слов,  в сто раз  страшнее,  какой-нибудь этакий  маленький
прозаический штришок, который вас вдруг точно по лбу ошарашит. ‚озьмите хотЯ
бы  здешнего  швейцара  ‘имеона.   “ж,   кажетсЯ,  по-вашему,   ниже  некуда
спуститьсЯ: вышибала в публичном доме, зверь, почти наверно-убийца,  обирает
проституток,  делает  им  "черный  глаз",  по здешнему  выражению,  то  есть
просто-напросто бьет. Ђ знаете ли, на чем мы с ним сошлись и подружились? Ќа
пышных подробностЯх  архиерейского  служениЯ,  на  каноне  честного  ЂндреЯ,
пастырЯ  Љритского,  на   творениЯх  отца  преблаженного  €оанна  „амаскина.
ђелигиозен-необычайно! ‡аведу  его, бывало,  и он со  слезами на глазах поет
мне:  "Џри-идите, последнее целовадие дадимте,  братие, усопшему..." €з чина
погребениЯ  мирских человек. Ќет, вы подумайте:  ведь только в одной русской
душе могут ужитьсЯ такие противоречиЯ!
     -  „а. ’акой  помолитсЯ-помолитсЯ, потом зарежет, а потом умоет руки  и
поставит свечу перед образом,-сказал ђамзес.
     -- €менно. џ ничего не знаю более  жуткого,  чем это соединение  вполне
искренней  набожности  с природным тЯготением  к преступлению. ЏризнатьсЯ ли
вам?  џ,  когда разговариваю один на один с ‘имеоном, - а  говорим мы с  ним
подолгу и неторопливо так,  часами, - Я  испытываю минутами настоЯщий страх.
‘уеверный страх! ’очно вот Я стою в сумерках на зыбкой дощечке, наклонившись
над  каким-то темным  зловонным колодцем, и  едва-едва различаю, как там, на
дне,  копошатсЯ гады. Ђ ведь  он  по-настоЯщему  набожен и, Я уверен, пойдет
когда-нибудь в монахи и будет великим постником и молитвенником, и, черт его
     1 Ћ, рыцарь без страха и упрека! (франц.)

     Ћн уже был довольно  сильно  пьЯн,  стоЯл,  прислонившись  к  стене,  в
вызывающей  позе,  с  заложенными  в  карманы  брюк  руками,  и нервно жевал
папиросу.
     - ќто какаЯ же Ќинка? - спросил с любопытством ђамзес. - Ћна здесь?
     - Ќет, ее нету.  ’акаЯ  маленькаЯ, курносаЯ девчонка.  ЌаивнаЯ и  очень
сердитаЯ. - ђепортер вдруг внезапно и  искренно  расхохоталсЯ. - €звините...
это Я так...  своим мыслЯм, - объЯснил он сквозь смех. - џ сейчас очень живо
вспомнил этого старика, как он в испуге бежал по  коридору, захватив верхнюю
одежду и башмаки... ’акой почтенный старец,  с наружностью  апостола, Я даже
знаю, где он служит.  „а и вы все его знаете. Ќо всего курьезнее было, когда
он, наконец, в  зале  почувствовал себЯ в безопасности. Џонимаете: сидит  на
стуле,  надевает панталоны, никак не попадет  ногой, куда следует, и орет на
весь дом: "Ѓезобразие! ѓнусный притон! џ вас выведу на чистую воду!.. ‡автра
же в двадцать четыре часа!.." ‡наете ли, это соединение жалкой беспомощности
с   грозными  криками  было   так   уморительно,  что  даже  мрачный  ‘имеон
рассмеЯлсЯ...  Ќу вот,  кстати о  ‘имеоне... џ говорю,  что  жизнь поражает,
ставит в тупик  своей  диковинной путаницей  и неразберихой. Њожно насказать
тысЯчу  громких слов о сутенерах, а вот  именно такого  ‘имеона ни за что не
придумаешь.  ’ак  разнообразна  v.  пестра жизнь!  €ли  еще возьмите здешнюю
хозЯйку Ђнну Њарковну. ќта кровопийца, гиена, мегера  и  так  далее...-самаЯ
нежнаЯ  мать, какую только можно  себе представить. “ нее одна дочь - Ѓерта,
она теперь в пЯтом классе  гимназии. …сли бы вы видели,  сколько осторожного
вниманиЯ, сколько  нежной  заботы затрачивает Ђнна Њарковна,  чтобы  дочь не
узнала как-нибудь случайно о ее профессии. € все  - длЯ  Ѓерточки,  все-ради
Ѓерточки.  € сама  при  ней  не  смеет даже  разговаривать,  боитсЯ за  свой
лексикон бандерши и' бывшей  проститутки, глЯдит ей  в  г