ает сильнее и опаснее первой любви. Ќаконец, этим
летом,  когда  семьЯ нотариуса уехала за границу,  она решилась посетить его
квартиру и тут в первый раз отдалась ему со слезами, с угрызениЯми совести и
в то же  времЯ с такой пылкостью и нежностью, что бедный нотариус совершенно
потерЯл  голову: он весь  погрузилсЯ в ту  старческую любовь, котораЯ уже не
знает  ни разума, ни оглЯдки, котораЯ заставлЯет человека терЯть последнее -
боЯзнь казатьсЯ смешным.
     ’амара  была  очень  скупа на свиданиЯ. ќто  еще  больше  разжигало  ее
нетерпеливого друга. Ћна соглашалась принЯть от него букет  цветов, скромный
завтрак в загородном ресторане, но возмущенно отказывалась от всЯких дорогих
подарков и вела себЯ  так умело и тонко, что нотариус никогда не осмеливалсЯ
предложить ей денег.  Љогда он однажды  заикнулсЯ  об отдельной квартире и о
других удобствах,  она  поглЯдела  ему в глаза  так  пристально,  надменно и
сурово, что он, как  мальчик, покраснел в своих живописных сединах и целовал
ее руки, лепеча несвЯзные извинениЯ.
     ’ак играла с ним ’амара и все более и более нащупывала под собой почву.
Ћна уже знала  теперь, в какие  дни хранЯтсЯ  у нотариуса  в его несгораемом
железном  шкафу особенно крупные  деньги. Ћднако  она не  торопилась,  боЯсь
испортить дело неловкостью или преждевременностью.
     € вот как раз  теперь  этот давно  ожидаемый срок  подошел: только  что
кончилась большаЯ контрактоваЯ Ярмарка, и все нотариальные конторы совершали
ежедневно сделки на  громадные  суммы. ’амара знала,  что  нотариус  отвозил
обычно залоговые и иные деньги в банк по субботам,  чтобы в воскресенье быть
совершенно  свободным. € вот потому-то  в пЯтницу  днем  нотариус получил от
’амары следующее письмо:
     "Њилый  мой, обожаемый царь  ‘оломон!  ’воЯ ‘уламифь,  твоЯ девочка  из
виноградника, приветствует тебЯ жгучими поцелуЯми...  Њилый, сегоднЯ  у менЯ
праздник,  и Я бесконечно счастлива. ‘егоднЯ Я свободна так же, как и ты. Ћн
уехал в ѓомель на  сутки по  делам, и Я  хочу  сегоднЯ провести у  тебЯ весь
вечер  и всю ночь. Ђх, мой  возлюбленный!  ‚сю  жизнь  Я готова  провести на
коленЯх  перед тобой!  џ не хочу ехать никуда. Њне давно  надоели загородные
кабачки и кафешантаны.  џ хочу тебЯ, только тебЯ... тебЯ... тебЯ одного! †ди
же  менЯ  вечером,  моЯ  радость, часов около десЯти-одиннадцати!  Џриготовь
очень много холодного белого вина, дыню и засахаренных каштанов. џ сгораю, Я
умираю от  желаниЯ! Њне кажетсЯ,  Я измучаю  тебЯ! џ  не могу ждать!  “ менЯ
кружитсЯ  голова,  горит лицо  и  руки  холодные,  как  лед.  Ћбнимаю.  ’воЯ
‚алентина".,
     ‚ тот же вечер, часов около одиннадцати, она искусно навела в разговоре
нотариуса  на  то,  чтобы он  показал ей его несгораемый Ящик, играЯ на  его
своеобразном денежном честолюбии. Ѓыстро скользнув  глазами по  полкам  и по
выдвижным Ящикам, ’амара отвернулась с ловко сделанным зевком и сказала:
     - ”у, скука какаЯ!
     €, обнЯв  руками  шею нотариуса, прошептала  ему  губами в  самые губы,
обжигаЯ горЯчим дыханием:
     - ‡апри, мое сокровище, эту гадость! Џойдем!.. Џойдем!..
     € вышла перваЯ в столовую.
     - €ди же сюда,  ‚олодЯ!-крикнула она оттуда.-€ди скорей! џ  хочу вина и
потом любви, любви, любви без  конца!.. Ќет! Џей все, до самого дна! ’ак же,
как мы выпьем сегоднЯ до дна нашу любовь!
     Ќотариус чокнулсЯ  с нею и залпом выпил свой  стакан.  Џотом он пожевал
губами и заметил:
     - ‘транно... ‚ино сегоднЯ как будто горчит.
     -„а!-согласилась ’амара и внимательно посмотрела на любовника.-ќто вино
всегда чуть-чуть горьковато. ќто уж такое свойство рейнских вин...
     - Ќо сегоднЯ особенно сильно,-сказал нотариус. - Ќет спасибо, милаЯ,  -
Я не хочу больше!
     —ерез  пЯть  минут он заснул, сидЯ в кресле, откинувшись на  его спинку
головой и отвесив нижнюю челюсть. ’амара выждала некоторое времЯ и принЯлась
его будить. Ћн был  недвижим. ’огда она взЯла зажженную свечу и, поставив ее
на  подоконник  окна,  выходившего  на  улицу,  вышла  в  переднюю  и  стала
прислушиватьсЯ, пока  не услышала легких шагов на лестнице. Џочти  беззвучно
отворила  она  дверь  и  пропустила  ‘еньку, одетого  настоЯщим  барином,  с
новеньким кожаным саквоЯжем в руках.
     -ѓотово? - спросил вор шепотом.
     - ‘пит, - ответила так же тихо ’амара. - ‘мотри, вот и ключи.
     Ћни вместе прошли  в кабинет к  несгораемому шкафу. Ћсмотрев  замок при
помощи ручного фонарика, ‘енька вполголоса выругалсЯ:
     -  —ерт  бы его побрал,  старую скотину!.. џ  так и  знал,  что замок с
секретом.  ’ут  надо знать буквы... ЏридетсЯ  плавить электричеством,  а это
черт знает сколько времени займет.
     - Ќе надо, - возразила торопливо ’амара. - џ знаю слово... подсмотрела.
Џодбирай: з-е-н-и-т. Ѓез твердого знака.
     —ерез десЯть минут они  вдвоем спустились с лестницы, прошли нарочно по
ломаным линиЯм  несколько улиц и только в старом городе нанЯли извозчика  на
вокзал и уехали из города с безукоризненными  паспортами помещика и помещицы
дворЯн ‘тавницких.  Ћ  них долго не было ничего  слышно,  пока, спустЯ  год,
‘енька не попалсЯ в Њоскве на крупной краже и не выдал на допросе ’амару. €х
обоих судили и приговорили к тюремному заключению.
     ‚след за ’амарой настала очередь наивной, доверчивой и влюбчивой ‚ерки.
Ћна  давно  уже  была влюблена  в  полувоенного человека, который  сам  себЯ
называл   гражданским   чиновником   военного    ведомства.    ”амилиЯ   его
была-„илекторский. ‚  их отношениЯх ‚ерка была обожающей стороной, а он, как
важный  идол, снисходительно принимал поклонение  и приносимые  дары.  …ще с
конца лета  ‚ерка заметила, что ее  возлюбленный  становитсЯ  все холоднее и
небрежнее  и,  говорЯ  с  нею,  живет  мыслЯми  где-то  далеко-далеко... Ћна
терзалась,  ревновала,  расспрашивала,  но всегда  получала в ответ какие-то
неопределенные фразы, какие-то  зловещие  намеки на  близкое  несчастие,  на
преждевременную могилу...
     ‚  начале сентЯбрЯ  он,  наконец, призналсЯ  ей, что растратил казенные
деньги,  большие, что-то около  трех тысЯч, и что его  дней через пЯть будут
ревизовать, и  ему,  „илекторскому,  грозит позор, суд и, наконец, каторжные
работы... ’ут  гражданский чиновник военного ведомства  зарыдал, схватившись
за голову, и воскликнул:
     -  ЊоЯ  беднаЯ  мать!..  —то  с  нею  будет?  Ћна  не  перенесет  этого
унижениЯ... Ќет! ‚о сто тысЯч раз лучше смерть, чем  эти адские мучениЯ ни в
чем неповинного человека.
     •отЯ он  и  выражалсЯ,  как и всегда,  стилем  бульварных романов  (чем
главным образом  и  прельстил доверчивую  ‚ерку),  но  театральнаЯ  мысль  о
самоубийстве, однажды возникшаЯ, уже не покидала его.
     Љак-то днем  он  долго гулЯл  с  ‚еркой  по ЉнЯжескому саду. “же сильно
опустошенный  осенью,  этот чудесный  старинный парк  блистал  и переливалсЯ
пышными  тонами  расцветившейсЯ  листвы:  багрЯным,  пурпуровым,   лимонным,
оранжевым и густым  вишневым цветом старого устоЯвшегосЯ  вина,  и казалось,
что  холодный воздух благоухал,  как  драгоценное  вино.  € все-таки  тонкий
отпечаток, нежный аромат смерти веЯл от кустов, от травы, от деревьев.
     „илекторский  разнежилсЯ,   расчувствовалсЯ,  умилилсЯ   над  собой   и
заплакал. Џоплакала с ним и ‚ерка.
     - ‘егоднЯ Я убью себЯ! - сказал, наконец, „илекторский. - Љончено!..
     - ђодной мой, не надо!.. ‡олото мое, не надо!..
     -  ЌельзЯ,  -  ответил  мрачно „илекторский.- ЏроклЯтые  деньги!..  —то
дороже-честь или жизнь?!
     - „орогой мой...
     - Ќе говори, не говори, Ђнета! (Ћн почему-то предпочитал простому имени
‚ерки -  аристократическое,  им  самим придуманное,  Ђнета).  Ќе говори, ќто
решено!
     - Ђх, если бы Я могла помочь тебе!-воскликнула  горестно ‚ерка.  - џ бы
жизнь отдала!.. Љаждую каплю крови!..
     - —то жизнь?!-с актерским унынием покачал головой „илекторский.-Џрощай,
Ђнета!.. Џрощай!., „евушка отчаЯнно закачала головой:
     - Ќе хочу!.. Ќе хочу!.. Ќе хочу!.. ‚озьми менЯ!., € Я с "гобой!..
     Џоздно вечером „илекторский занЯл номер дорогой гостиницы. Ћн знал, что
через несколько часов,  может быть,  минут,  и  он и ‚ерка будут  трупами, и
потому,  хотЯ  у  него  в  кармане  было всего-навсего  одиннадцать  копеек,
распорЯжалсЯ широко, как привычный, заправский кутила: он заказал  стерлЯжью
уху, дупелей  и  фрукты  и  ко  всему  этому  кофе,  ликеров  и две  бутылки
замороженного  шампанского.  Ћн и в самом деле был убежден, что застрелитсЯ,
но  думал  как-то  наигранно,  точно  немножко  любуЯсь   со  стороны  своей
трагической  ролью  и  наслаждаЯсь  заранее  отчаЯнием  родни  и  удивлением
сослуживцев.  „а и ‚ерка как сказала внезапно,  что  пойдет  на самоубийство
вместе со своим возлюбленным, так сразу и  укрепилась в этой мысли. € ничего
не было  длЯ ‚ерки  страшного в  грЯдущей смерти.  "—то  ж, разве  лучше так
подохнуть, под  забором?! Ђ тут  с милым  вместе! Џо  крайней  мере  сладкаЯ
смерть!.."  €  она   неистово  целовала  своего  чиновника,  смеЯлась  и   с
растрепанными курчавыми  волосами,  с  блестЯщими  глазами была  хороша, как
никогда.
     Ќаступил, наконец, последний торжественный момент.
     - Њы с тобой насладились, Ђнета...  ‚ыпили  чашу  до  дна и теперь,  по
выражению  Џушкина,  должны  разбить кубок! - сказал „илекторский. -  ’ы  не
раскаиваешьсЯ, о моЯ дорогаЯ?..
     - Ќет, нет!..
     - ’ы готова?
     - „а! - прошептала она и улыбнулась.
     - ’огда отвернись к стене и закрой глаза!
     -  Ќет, нет, милый, не хочу так!.. Ќе хочу! €ди ко мне! ‚от так! Ѓлиже,
ближе!.. „ай  мне твои  глаза, Я буду  смотреть в них. „ай мне твои губы-  Я
буду тебЯ целовать, а ты... џ не боюсь!.. ‘мелей!.. –елуй крепче!..
     Ћн убил  ее, и когда посмотрел  на ужасное  дело  своих  рук,  то вдруг
почувствовал омерзительный, гнусный, подлый страх. Џолуобнаженное тело ‚ерки
еще  трепетало  на постели.  Ќоги  у „илекторского подогнулись от ужаса,  но
рассудок притворщика, труса и мерзавца бодрствовал: у него хватило  все-таки
настолько  мужества,  чтобы  оттЯнуть  у себЯ  на  боку кожу над  ребрами  и
прострелить ее. € когда он падал, неистово закричав  от боли, от испуга и от
грома выстрела, то по телу ‚ерки пробежала последнЯЯ судорога.
     Ђ  через  две недели  после смерти ‚ерки погибла  и наивнаЯ, смешливаЯ,
кроткаЯ, скандальнаЯ  Њанька ЃеленькаЯ. ‚о времЯ одной  из обычных  на џмках
общих  крикливых  свалок, в громадной драке, кто-то убил  ее, ударив  пустой
тЯжелой бутылкой по голове. “бийца так и осталсЯ неразысканным.
     ’ак быстро совершались  событиЯ  на џмках, в  доме ќммы  ќдуардовны,  и
почти ни одна из  его  жилиц  не  избегла  кровавой,  грЯзной или  постыдной
участи.
     Џоследним, самым грандиозным и в то же  времЯ самым кровавым несчастием
был разгром, учиненный на џмках солдатами.
     „вух драгунов  обсчитали в рублевом заведении,  избили и выкинули ночью
на улицу.  ’е, растерзанные, в крови, вернулись  в казармы, где их товарищи,
начав  с утра, еще  догуливали свой полковой  праздник. €  вот не  прошло  и
получаса,  как сотнЯ солдат ворвалась в џмки и стала сокрушать дом за домом.
Љ  ним  присоединилась сбежавшаЯсЯ откуда-то  несметнаЯ толпа  золоторотцев,
оборванцев, босЯков, жуликов, сутенеров. ‚о всех домах были разбиты стекла и
искрошены роЯли.  Џерины распарывали и выбрасывали пух на улицу, и еще долго
потом  -  днЯ  два  -  летали  и кружились  над  џмками,  как хлопьЯ  снега,
бесчисленные  пушинки.  „евок, простоволосых, совершенно  голых, выгонЯли на
улицу.  ’рех швейцаров избили до смерти. ђастрЯсли, запакостили и растерзали
на куски всю шелковую и плюшевую обстановку ’реппелЯ. ђазбили, кстати, и все
соседние трактиры и пивные.
     ЏьЯное,  кровавое,  безобразное  побоище продолжалось часа  три, до тех
пор, пока нарЯженным воинским частЯм вместе с пожарной командой не  удалось,
наконец, оттеснить и рассеЯть озверевшую толпу.
     „ва полтинничных  заведениЯ  были подожжены,  но пожар  скоро затушили.
Ћднако  на другой же день волнение  вновь вспыхнуло, на этот раз уже во всем
городе  и  окрестностЯх.  ‘овсем неожиданно  оно принЯло характер еврейского
погрома, который длилсЯ днЯ три, со всеми его ужасами и бедствиЯми.
     Ђ  через  неделю  последовал  указ  генерал-губернатора  о  немедленном
закрытии  домов терпимости как  на џмках, так  и на  других  улицах  города.
•озЯйкам дали только недельный срок длЯ устроениЯ своих имущественных дел.
     “ничтоженные,  подавленные,  разграбленные,  потерЯвшие   все   обаЯние
прежнего величиЯ,  смешные  и жалкие-спешно укладывались  старые,  поблекшие
хозЯйки  и  жирнолицые  сиплые  экономки.  €  через  месЯц только,  название
напоминало о веселой џмской улице, о буйных, скандальных, ужасных џмках.
     ‚прочем,  и  название  улицы скоро заменилось другим,  более приличным,
дабы загладить и  самую памЯть  о прежних беспардонных временах. €  все .эти
ѓенриетты  ‹ошади, Љатьки  ’олстые, ‹ельки  •орьки  и другие женщины, всегда
наивные  и  глупые,  часто  трогательные и забавные, в  большинстве  случаев
обманутые  и исковерканные  дети, разошлись в большом городе,  рассосались в
нем.   €з   них   народилсЯ  новый   слой   общества-слой   гулЯщих  уличных
проституток-одиночек.  €  об  их  жизни,  такой  же  жалкой  и  нелепой,  но
окрашенной другими  интересами и обычаЯми, расскажет когда-нибудь автор этой
повести, которую он все-таки посвЯщает юношеству и матерЯм.