„митрий €ванович Џисарев. Њосковские мыслители

Ћцените этот текст:
„митрий €ванович Џисарев. Њосковские мыслители

----------------------------------------------------------------------------
     ‘очинениЯ в четырех томах. ’ом 1. ‘татьи и рецензии 1859-1862
     Њ., ѓосударственное издательство художественной литературы, 1955
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

            (Љритический отдел "ђусского вестника" за 1861 год)

I 

     ѓейне в одном  из  своих  посмертных  стихотворений  говорит,  что  мир
представлЯетсЯ молодою красавицею или брокенскою ведьмою,  смотрЯ  по  тому,
через какие очки на него взглЯнуть - через выпуклые или через вогнутые. …сли
верить на слово поэту, если предположить, что можно  надевать  себе  на  нос
разные очки и вместе с тем менЯть взглЯды на жизнь и на ее  ЯвлениЯ,  то  мы
принуждены будем сознатьсЯ в  том,  что  наше  зрение  радикально  испорчено
вогнутыми очками; чуть только мы попробуем заменить их  другими  или  просто
снЯть их долой, перед нашими глазами расстелетсЯ такой густой туман, который
помешает нам распознавать контуры самых близких к нам предметов. Ќаше зрение
слишком слабо длЯ того, чтобы  охватить  все  мироздание,  но  те  крошечные
уголки, которые нам доступны, кажутсЯ нам такими неизЯщными  шероховатостЯми
и такими глубокими морщинами, которые  гораздо  легче  себе  представить  на
старой физиономии брокенской ведьмы, чем на свежем, прелестном лице  молодой
красавицы. Њы любим природу,  но  ее  нет  у  нас  под  руками;  ведь  не  в
Џетербурге же любоватьсЯ природою; не заниматьсЯ же,  из  любви  к  природе,
метеорологическими наблюдениЯми над сырою и холодною погодою, не изучать  же
различные видоизменениЯ гранита и не умилЯтьсЯ же над  различными  оттенками
петербургского тумана. Џоневоле придетсЯ, при всем пристрастии к  безгрешной
растительной природе, обратить  все  свое  внимание  на  грешного  человека,
который здесь, как и везде, или сам страдает,  или  выезжает  на  страданиЯх
другого. Љак посмотришь на людские  отношениЯ,  как  послушаешь  разнородных
суждений, словесных, рукописных и печатных, как вглЯдишьсЯ в то впечатление,
которое производЯт эти суждениЯ, то мысль о выпуклых  очках  и  о  красавице
отлетит на неизмеримо далекое расстоЯние. “родливые черты брокенской  ведьмы
ЯвЯтсЯ перед глазами с такою ужасающею Яркостью и отчетливостью,  что  иному
юному наблюдателю сделаетсЯ не на шутку страшно; он быстро проведет руною по
глазам,  в  надежде  сорвать  проклЯтые   очки   и   разогнать   ненавистную
галлюцинацию; но галлюцинациЯ останетсЯ Ярка попрежнему, и юный  наблюдатель
заметит не без волнениЯ, что вогнутые очки срослись с его глазами и что  ему
придетсЯ зажмуритьсЯ, чтобы  не  видать  тех  образов,  которые  пугают  его
воображение.  €ные,  боЯсь  за  свои  впечатлительные  нервы,  действительно
зажмуриваютсЯ  и  постепенно  возвращаютсЯ  к  тому  вожделенному  состоЯнию
спокойствиЯ, которое было нарушено неосторожным  прикосновением  к  вогнутым
очкам; другие, более крепкие и в то же времЯ более увлекающиесЯ,  продолжают
смотреть, всматриватьсЯ, громко сообщают другим отчет о том, что видЯт, и не
обращают вниманиЯ на то, что их речи встречают к себе равнодушие и  насмешки
в слушателЯх, что изображаемые ими картины принимаютсЯ за  галлюцинации,  за
бредни расстроенного мозга; они продолжают говорить, воодушевлЯЯсь сильнее и
сильнее; их воодушевление постепенно переходит  в  их  слушателей;  их  речи
начинают возбуждать к себе сочувствие; они волнуют и тревожат,  они  шевелЯт
лучшие  чувства,  вызывают  наружу  лучшие  стремлениЯ;  вокруг   говорЯщего
группируетсЯ толпа людей, готовых переработывать жизнь и умеющих взЯтьсЯ  за
дело; но между  тем  сам  говорЯщий  изнурен  колоссальным,  продолжительным
напрЯжением энергии; его измучили уродливые  образы,  на  которых  он  долго
сосредоточивал свое внимание; его истомила та борьба, которую  ему  пришлось
выдержать с недоверием и недоброжелательством слушателей; его голос дрожит в
обрываетсЯ в ту самую минуту, когда все окружающие прислушиваютсЯ к  нему  с
любовью и с упованием; герой валитсЯ в могилу.
     ’акова общаЯ биографическаЯ историЯ отрицательного направлениЯ в  нашей
литературе; {1} недаром большаЯ часть писателей, изображавших темную сторону
жизни, находили свой труд тЯжелым и лично длЯ  себЯ  неблагодарным;  недаром
ѓоголь проводит параллель между двумЯ писателЯми; ту же параллель  повторЯет
Ќекрасов, {2} конечно не из подражаниЯ ѓоголю, а именно потому,  что  такого
рода параллель естественно напрашиваетсЯ в сознание и в чувство  отрицателЯ.
’Яжела, утомительна, убийственна задача отрицательного писателЯ; но длЯ него
нет выбора; ведь не  может  же  он  помиритьсЯ  с  теми  ЯвлениЯми,  которые
возбуждают в нем глубокое физиологическое отвращение; нельзЯ же ему ни  себЯ
переделать под лад окружающей жизни, ни эту жизнь пересоздать так, чтобы она
ему нравилась и  возбуждала  его  сочувствие.  ‘тало  быть,  приходитсЯ  или
молчать, или говорить горЯчо, желчно,  порою  насмешливо,  волнуЯ  и  терзаЯ
других  и  самого  себЯ.  Ќеизбежность  отрицательного  направлениЯ   начала
понимать наша публика.  —то  само  по  себе  это  отрицательное  направление
представлЯет патологическое Явление,  в  этом  Я  нисколько  не  сомневаюсь;
доказывать его нормальность и законность quand meme {‚о что бы то  ни  стало
(франц.). -  ђед.}  значило  бы  доказывать  вместе  с  тем  нормальность  и
законность тех  условий  жизни,  которые  вызывают  против  себЯ  сдержанную
оппозицию и глухой протест.  ’е  журналисты,  которые  подвергают  серьезной
критике существующие идеи, те писатели, которые выводЯт в своих эпических  и
драматических  произведениЯх  грЯзь  жизни  без   выкупающих   сторон,   без
утешительных прикрас, нисколько не  думают  дописатьсЯ  до  бессмертиЯ.  —то
подумают о них потомки, скажут ли они им спасибо, раскупЯт ли они  нарасхват
какое-нибудь  пЯтнадцатое  издание  их  сочинений,  все  это,  право,  такие
вопросы, которые нисколько не занимают честного писателЯ, честно выражающего
свое неудовольствие против разных современных неудобств и странностей. Љогда
у такого писателЯ ЯвлЯетсЯ потребность развить несколько  мыслей  по  поводу
того или другого ЯвлениЯ, тогда он беретсЯ за перо только с одним  желанием:
чтобы те люди, которым попадетсЯ в руки его книга или статьЯ, понЯли,  какие
обстоЯтельства отразились в процессе его мышлениЯ и наложили свою печать  на
его литературное или критическое  произведение.  Ќадо  только,  чтобы  между
публикою  и  писателем  существовало  такого  рода  взаимное  понимание,  по
которому бы публика видела и понимала свЯзь  между  видимыми  следствиЯми  и
необнаруженными причинами. Џисателю  надо  желать,  чтобы  его  произведение
только будило в читателе  деЯтельность  мозга,  только  наталкивало  его  на
известный рЯд идей, и чтобы читатель, следуЯ этому импульсу, сам выводил  бы
длЯ себЯ крайние заключениЯ из набросанных эскизов.  ’акого  рода  читатели,
договаривающие длЯ самих себЯ то, что  недосказано  и  недописано,  начинают
формироватьсЯ мало-помалу; дайте нашим писателЯм такую публику,  котораЯ  бы
понимала каждое их слово, и тогда, поверьте, они с величайшим  удовольствием
согласЯтсЯ на то, чтобы их внуки забыли о их существовании  или  назвали  их
кислыми,  бестолковыми  ипохондриками.  ђаботать  длЯ   будущих   поколений,
конечно, очень возвышенно; но думать о лавровых  венках  и  об  историческом
бессмертии,  когда  надо  перебиватьсЯ  со  днЯ  на   день,   отстаиваЯ   от
разрушительного или опошлЯющего действиЯ  жизни  то  себЯ,  то  другого,  то
мужчину, то женщину, -  это,  волЯ  ваша,  как-то  смешно  и  приторно;  это
напоминает Њанилова, мечтающего о том, как он соорудит каменный мост,  а  на
мосту построит каменные лавки.
     Ћчень  может  быть,  что  "ђусский  вестник",  с  своею   основательною
ученостью, с своею эстетическою критикою, с своим солидным уважением к нашей
милой  старине  и  к  нашему  прекрасному  настоЯщему,  будет   читатьсЯ   и
перепечатыватьсЯ  нашими  потомками,  которым,  конечно,  будут   совершенно
неизвестны имена задорных журналов, печатающих  вздор,  подобный  теперешней
моей статье. Њы не гонимсЯ за "ђусским вестником", не отбиваем у  него  прав
на бессмертие, не составлЯем ему конкуренции; мы знаем, что не  далеко  ушли
бы по той дороге, по которой  шествуют  московские  мудрецы;  {3}  проклЯтаЯ
натура  взЯла  бы  свое,  и,  сквозь  чинно  отмеренные   фразы   серьезного
беспристрастиЯ, послышались бы звуки сдержанного хохота и негодующей иронии;
да нам и нельзЯ подражать "ђусскому вестнику";  нам  никто  не  поверил  бы;
подумали бы, что  мы  все  это  неспроста  говорим;  стали  бы  доискиватьсЯ
какого-нибудь скрытого смысла и доискались бы, благодарЯ своей догадливости,
чего-нибудь такого, о чем мы бы сами и во сне  не  бредили.  „ойдет  или  не
дойдет "ђусский вестник" до того храма бессмертиЯ, в который  он  решительно
возбранЯет   доступ   всем   писателЯм,   опозорившим   себЯ   отрицательным
направлением, этого Я не знаю; это не мое дело, и Я этим вопросом решительно
не интересуюсь. —то дает "ђусский вестник" длЯ нас, длЯ наших современников,
это совсем другой вопрос, и отвечать  на  этот  вопрос  Я  считаю  очень  не
лишним; ведь у "ђусского вестника" есть и в наше времЯ читатели; не  все  же
те люди, которые уважали его в первые годы  его  существованиЯ,  махнули  на
него рукой за его литературные подвиги 1861 года. Ќа этом-то основании  Я  и
решаюсь посвЯтить несколько страниц на то, чтобы с  точки  зрениЯ  человека,
пишущего журнальную критическую статью в  начале  1862  года,  перебрать  те
литературные мнениЯ, которые "ђусский вестник" в  последнее  времЯ  подносил
своим читателЯм.

II 

     Ќе думайте, господа читатели, чтобы Я написал вам полемическую  статью;
когда   Я   беседовал   с   вами   о   сатирической   бывальщине   ѓермогена
’рехзвездочкина, {4}  Я  не  полемизировал  с  автором  этого  произведениЯ;
полемизировать с "ђусским вестником" так же невозможно, как полемизировать с
автором "Џобеды над самодурами".  “  г.  ’рехзвездочкина  свое  оригинальное
миросозерцание, несходное с миросозерцанием какого бы  то  ни  было  другого
обыкновенного смертного; у  сотрудников  "ђусского  вестника"  также  совсем
особенное миросозерцание; если бы Я вздумал спорить  с  ними,  то  наш  спор
можно было бы сформулировать так: Я бы стал доказывать  этим  господам,  что
они смотрЯт на вещи сквозь выпуклые очки, а они  с  пеной  у  рта  стали  бы
уверЯть менЯ в том, что Я имею глупость смотреть  на  вещи  сквозь  вогнутые
очки; Я бы кротко попросил их снЯть на минуту очки; они обратились бы ко мне
с тем же требованием, пересыпаЯ  его  бранными  возгласами  и  убийственными
намеками; кончилось бы тем, что, наспорившись досыта, мы  замолчали  бы,  не
сблизившись между собою в мнениЯх ни на одну линию; спор  наш  привел  бы  к
таким  же  плодотворным  последствиЯм,  к  каким   приводит   всЯкий   спор,
происходЯщий  между  людьми  различных  темпераментов,  различных   лет   и,
вследствие этих и многих других различий, несходных убеждений.  Љроме  того,
сражаЯсь с "ђусским вестником", Я находилсЯ бы в самом невыгодном положении;
"ђусский вестник" победоносно  развернул  бы,  на  удивление  всей  читающей
публики, полное свое исповедание  веры,  подвел  бы,  где  бы  понадобилось,
цитаты, тексты и пункты,  ссылки  на  авторитеты  всех  веков,  не  исключаЯ
XIX-го, засвидетельствовал бы мимоходом свое почтение той или другой великой
идее и умилилсЯ бы над непризнанными заслугами  какого-нибудь  великого,  но
неизвестного ђоссии русского деЯтелЯ. Ђ Я? —то  бы  Я  ответил  на  все  эти
золотые речи? џ чувствую, что у менЯ оборвалсЯ  бы  голос  при  первых  моих
попытках оправдыватьсЯ или защищатьсЯ.  Ќепременно  бы  оборвалсЯ,  и  Я  бы
замолчал. ‚от видите ли, "ђусский вестник"  стоит  на  положительной  почве,
крепко упираетсЯ в нее ногами, скоро срастетсЯ с нею, и эта почва не  выдаст
его в минуту скорби и борьбы. Ђ мы - что такое? Њы - фантазеры,  верхоглЯды,
говоруны; мы на воздушном шаре поднЯлись, а ведь воздушный шар, как  говорит
объЯвление "‚ремени", {5} тот же мыльный пузырь. ’ак куда же нам боротьсЯ  с
"ђусским вестником"? ЏовторЯю вам, у менЯ оборвут голос в ту самую  минутку,
когда Я попробую основательно возражать мнениЯм "ђусского вестника". „а и  к
чему, длЯ кого возражать?  …сли  мои  читатели  не  сочувствуют  тем  идеЯм,
которые Я выражал в моих статьЯх, то мне всего лучше не только не  возражать
"ђусскому вестнику", но и совсем не писать. …сли же мне сочувствуют, то  мне
будет совершенно достаточно передать,  по  возможности  верно,  литературные
мнениЯ "ђусского вестника", длЯ того чтобы высказать то, что лежит у менЯ на
душе. Џоложим,  что  Я  воротилсЯ  из  какого-нибудь  дальнего  путешествиЯ;
положим, Я посетил Џерсию и чувствую желание передать русской публике вообще
и читателЯм "ђусского слова"  в  особенности  мои  путевые  впечатлениЯ;  Я,
конечно,  длЯ  полноты,  верности  и  живости  картины   сочту   необходимым
воспроизвести те бытовые особенности, которые почему бы то ни было  поразили
мое воображение и врезались в мою памЯть. Ќо Я  никак  не  поставлю  себе  в
обЯзанность полемизировать против описываемых персидских обычаев; было бы  и
смешно и утомительно, если бы  Я  описывал  свои  путевые  впечатлениЯ  так:
"ЏерсиЯне курЯт  кальЯн;  Я  нахожу,  что  гораздо  лучше  курить  сигареты.
ЏерсиЯне запирают своих жен в гаремы; это возмутительный обычай,  и  Я,  как
поборник  эмансипации  женщины,   заЯвлЯю   перед   моими   читателЯми   мой
торжественный  протест  против   такого   варварского   устройства   семьи".
‚ообразите себе, господа читатели, что  Я  отправлЯюсь  обозревать  "ђусский
вестник" совершенно так же, как бы Я мог отправитьсЯ  обозревать  Џерсию.  “
менЯ с "ђусским вестником" так  же  мало  общего  в  тенденциЯх,  мнениЯх  и
литературных  приемах,  как  в  моих  вседневных  привычках  мало  общего  с
привычками  какого-нибудь  Ђббаса-Њирзы.  Њы,  грешные,  вЯзнем  в  тине   и
барахтаемсЯ среди всЯких нечистот, а  "ђусский  вестник"  идет  себе  ровною
дорогою и неспешною поступью пробираетсЯ к храму славы и бессмертиЯ. Ћб  чем
же нам  с  ним  спорить?  Њы  просто  будем  рассматривать  его  с  живейшим
любопытством и с напрЯженным вниманием, как  рассматривают  гостЯ  из  иного
мира,  создание,  отличающеесЯ  особым  сложением  и  подчинЯющеесЯ   особым
физиологическим   законам.    “становив    раз    навсегда    такого    рода
спокойно-наблюдательные отношениЯ к мнениЯм "ђусского вестника",  Я  намерен
во всей последующей части этой статьи дать только фактический отчет  о  моих
наблюдениЯх, хронику моих заметок.
     Ќе ручаюсь, впрочем, и за то, чтобы кое-где, ошибкою, не  прорвалось  и
критическое замечание.

III 

     ‚ 1861 году в "ђусском вестнике"  совершилось  немаловажное  изменение.
"‘овременнаЯ  летопись"  оторвалась  от  книжек  журнала  и  превратилась  в
еженедельную газету. {6} ќто  событие,  само  по  себе  достопримечательное,
повело  за  собою  следующие,  еще  более  достопримечательные  последствиЯ.
‚о-первых, книжки "ђусского вестника" стали опаздывать  с  лишком  на  целый
месЯц;  во-вторых,  в  состав  книжек  вошел  новый  отдел  под   заглавием:
"‹итературное обозрение и заметки"; в  этом  отделе  редакциЯ  ж  сотрудники
"ђусского вестника" стали делитьсЯ с публикою своими взглЯдами на  положение
и событиЯ текущей литературы, и мы, благодарЯ этому  обстоЯтельству,  узнали
много нового и любопытного.
     ‚ первой же книжке "ђусского вестника" за 1861 год, в статье "Ќесколько
слов вместо современной летописи", {7} редакциЯ отнеслась очень сурово к тем
журналам, "где  с  тупым  доктринерством  или  с  мальчишеским  забиЯчеством
проповедовалась  теориЯ,  лишающаЯ  литературу   всЯкой   внутренней   силы,
забрасывались грЯзью вез литературные авторитеты, у Џушкина отнималось право
на название национального поэта, а ѓоголю оказывалось снисхождение только за
его  сомнительное  свойство   обличителЯ"   (стр.   480).   ќтих   уголовных
преступников против  законов  эстетики  и  художественной  критики  редакциЯ
"ђусского вестника" обещала преследовать со всею надлежащею строгостью.  "Њы
не откажемсЯ также, - говорит она, - от своей доли полицейских  обЯзанностей
в литературе и постараемсЯ помогать  добрым  людЯм  в  изловлении  беспутных
бродЯг и воришек; но будем заниматьсЯ этим искусством не длЯ искусства, а  в
интересе дела и чести" (стр. 484). Ќе могу удержатьсЯ, чтобы в этом месте не
заЯвить "ђусскому вестнику"  моего  полнейшего  сочувствиЯ;  великие  истины
понЯтны и доступны каждому, начинаЯ от  развитого  деЯтелЯ  науки  и  кончаЯ
простым, бедным тружеником; ловить беспутных бродЯг и  воришек  из  любви  к
искусству не согласитсЯ не только редактор "ђусского вестника",  но  даже  и
простой хожалый; даже и тот понимает, что этим искусством надо заниматьсЯ  в
интересе дела, т. е.  чтобы  получать  казенный  паек  и  жалование,  или  в
интересе  чести,  т.  е.  чтобы  дослужитьсЯ  до  унтер-офицерских  нашивок.
Љонечно, редакциЯ "ђусского вестника" понимает  интересы  дела  и  чести  не
совсем так, как понимает их хожалый, может быть, даже не так,  как  понимает
их английский полисмен; масштабы не те;  между  хожалым,  сажающим  в  будку
бездомного пьЯницу, и  русским  ученым,  издающим  уважаемый  журнал  {8}  и
принимающим на  себЯ,  в  интересе  дела  и  чести,  свою  долю  полицейских
обЯзанностей  в  литературе,   лежит,   конечно,   неизмеримое   расстоЯние,
неизмеримое до такой степени, что бедный хожалый, не привыкший  группировать
ЯвлениЯ и сортировать их по существенным признакам, никогда  не  дерзнул  бы
подумать, что между ним и редактором ученого журнала есть так много  общего.
Џризнаюсь, Я в этом отношении разделЯл неведение  хожалого;  Я  до  сих  пор
думал в невинности  души,  что  между  обЯзанностЯми  хожалого  и  занЯтиЯми
литератора нет ни малейшего сходства; такого рода образ  мыслей  объЯснЯетсЯ
отчасти тем, что Я не читал статью г. ѓромеки: "Ћ полиции вне полиции",  {9}
бросающую, по всей  вероЯтности,  Яркий  свет  на  этот  запутанный  вопрос,
отчасти тем, что Я был очень молод и ветрен  в  те  счастливые  годы,  когда
газета "‘евернаЯ пчела" находилась под ведением прежней своей редакции. {10}
- џ думаю, впрочем, что Я и впредь останусь  при  своем  прежнем  неведении,
несмотрЯ на то, что это неведение очень многим может показатьсЯ  забавным  и
даже идиллическим. Ќа русском Языке существует поговорка: "с своим уставом в
чужой монастырь не ходЯт". ќту поговорку можно перевернуть, и она  от  этого
ничего не потерЯет. —ужой устав, введенный в  свой  монастырь,  может  также
оказатьсЯ  в  высшей  степени  неуместным;  поэтому,  не  стараЯсь  навЯзать
редакции "ђусского вестника"  малейшую  частицу  моих  понЯтий,  Я  не  буду
старатьсЯ о том, чтобы заимствовать что бы то ни было  из  ее  своеобразного
миросозерцаниЯ. џ уже предупредил читателей: мы  вступаем  в  новый  мир,  в
котором  все,  начинаЯ  от  крупнейшего  травоЯдного  животного   и   кончаЯ
мельчайшею букашкою, должно  возбуждать  удивление  простого  наблюдателЯ  и
лихорадочную любознательность зоолога. Њы с вами, господа читатели,  простые
наблюдатели, и потому мы просто будем удивлЯтьсЯ:

                     Људа на выдумки природа торовата!

     и заранее выражаем  отчасти  смелую  надежду  на  то,  что,  выходЯ  из
кунсткамеры, нам не придетсЯ сказать с грустным чувствам  неудовлетворенного
любопытства:

                         ‘лона-то Я и не приметил!

     Њожет быть, то обстоЯтельство, на которое Я указал при  самом  входе  в
кунсткамеру, есть именно тот слон; может быть,  мы  сразу  попали  на  самое
характерное место; в таком случае мне остаетсЯ только  пожалеть,  что  Я  не
естествоиспытатель; если бы к этому месту  приложить  анатомический  нож  'и
микроскоп, если бы исследовать его  состав  путем  химического  анализа,  то
могло бы открытьсЯ много любопытного; мы узнали бы законы питаниЯ, органы  и
отправлениЯ того организма, который находитсЯ перед нашими глазами; все  это
могло бы случитьсЯ только в том случае, если б Я был естествоиспытателем; но
Я просто ротозей, описывающий внешнюю сторону ЯвлениЯ, и потому,  представив
факт на рассмотрение читателей, Я принужден идти дальше, хотЯ чувствую,  что
в представленном факте много необъЯсненного.
     Ѓеспутные бродЯги и  воришки,  слонЯющиесЯ  по  пустынным  полЯм  нашей
литературы, повергают редакцию "ђусского вестника" в самое мрачное раздумье.
     "Ќи одна литература в мире, - восклицает она, - не представлЯет  такого
изобилиЯ литературных скандалов, {11}  как  наша  маленькаЯ,  скуднаЯ,  едва
начавшаЯ жизнь, литература без науки, едва только выработавшаЯ себе Язык".
     Ќу, вот наша литература выработала себе Язык и на  радостЯх  показывает
его на все четыре  стороны,  встречным  и  поперечным,  а  эти  встречные  и
поперечные обижаютсЯ, не понимают шутки, жалуютсЯ: "Ћна нас дразнит;  это  -
личность, это - оскорбление". Љто ж в этом виноват? ‚ольно им оскорблЯтьсЯ и
вольно ж им, если они так обидчивы,  смотреть  на  этот  Язык,  который  так
добродушно показывает им наша литература. Љогда наша  литература  выработает
себе науку, она, может быть, вместе с Языком будет показывать  и  науку  или
что-нибудь другое, смотрЯ по обстоЯтельствам. Ђ покуда  ведь,  кроме  Языка,
нет ничего. Ќу, так что же делать? Ќа нет и суда нет!
     ‚прочем, Я вообще не понимаю, какое отношение имеет? отсутствие науки к
присутствию литературных скандалов. ‘колько мне кажетсЯ, редакциЯ  "ђусского
вестника" под названием литературного скандала подразумевает разные печатные
разбирательства о литературных и нелитературных предметах.
     ‘лово  _скандал_  дает  нам  почувствовать,  что   редакциЯ   "ђусского
вестника" входит в роль и готова с полным усердием взЯть на себЯ  свою  долю
полицейских  обЯзанностей.  ‘кандалом,  на   Языке   образованной   полиции,
называетсЯ,  как  известно,  всЯкое  происшествие,  нарушающее  обычный  ход
действиЯ в каком-нибудь публичном месте и возбуждающее в  собравшейсЯ  толпе
зевак какие бы то ни было толки. …сли такого же рода событие  произойдет  на
арене нашей литературы, то "ђусский вестник", конечно, не станет калЯкать  с
зеваками, а примет именно ту позитуру,  которую  в  подобном  случае  обЯзан
принЯть исправный член благоустроенной полиции. ќто Я понимаю, но попрежнему
продолжаю  не  понимать,  почему  отсутствие   науки   обусловливает   собою
присутствие скандалов. Њне кажетсЯ, что самаЯ лучшаЯ лекциЯ по  гражданскому
праву не заменит вам  того  судебного  заседаниЯ,  в  котором  решаетсЯ  ваш
процесс. ‘амое лучшее исследование о причинах зубной боли не заменит  вам  в
минуту страданиЯ нескольких капель опиума. ’очно так же всЯ наука  "ђусского
вестника" не заменит вам неоцененного права обратитьсЯ к суду  общественного
мнениЯ, когда вы почувствуете себЯ несправедливо оскорбленным. Ќаука -  вещь
хорошаЯ, но она в своей отвлеченности никак  не  может  заменить  нам  своих
практических применений к жизни. Љакое бы великолепное  исследование  вы  ни
написали, а это исследование никак не выручит вас в том  случае,  когда  вам
понадобитсЯ обратитьсЯ к  суду  общественной  гласности.  Љонечно,  если  те
отвлеченные истины,  которые  вы  будете  развивать  в  научном  трактате  о
нравственной философии, войдут в плоть и кровь всех людей, живущих на земном
шаре, или по крайней мере в ђоссии, то вам не  придетсЯ  обращатьсЯ  к  суду
гласности и поднимать литературные скандалы, потому что  все  будут  уважать
ваши права; но ведь согласитесь, тут долга  песнЯ;  пока  солнышко  взойдет,
роса глаза выест. …сли даже  литература  наша  создаст  себе  науку,  то  от
существованиЯ науки еще  не  прекратЯтсЯ  скандалы.  ‘  прекращением  же  их
наступит такой золотой век, о котором мы теперь не можем  себе  составить  и
приблизительного  понЯтиЯ;  в  этом  золотом  веке  исчезнет  потребность  в
литературной полиции. Љто знает? Њожет  быть,  вместе  с  этою  потребностью
исчезнет и потребность в "ђусском вестнике" вообще. ’еперь не  то.  ‘кандалы
неизбежны, потому что вам на каждом шагу представлЯетсЯ неотвЯзнаЯ  дилемма:
терпеть насилие или подымать крик; а иногда приходитсЯ даже  делать  в  одно
времЯ и то и другое. ’еперь приходитсЯ удивлЯтьсЯ тому  обстоЯтельству,  что
"ђусский вестник" жалуетсЯ на обилие скандалов. ђазве было бы лучше, если бы
несправедливые поступки  проходили  без  огласки,  если  бы  нелепые  мнениЯ
принимались без спора? ‚осставать против обилиЯ скандалов - значит,  другими
словами, проклинать зарождающуюсЯ гласность. …сли  бы,  приступаЯ  к  обзору
"ђусского вестника", Я не вошел в иной мир, то, мне кажетсЯ, Я осмелилсЯ  бы
назвать эту вещицу проЯвлением обскурантизма. Ќо ведь  опЯть-таки:  с  своим
уставом в чужой монастырь не ходЯт. “ нас это называетсЯ обскурантизмом, а у
них,  в  "ђусском  вестнике",  это,  может  быть,  именуетсЯ  совсем  иначе:
серьезностью, солидностью,  ученостью  или  еще  как-нибудь  позамысловатее.
Џоэтому Я удержу Язык свой в должном повиновении, несмотрЯ на то, что Я  его
выработал и что менЯ ужасно  разбирает  охота  показать  его  во  вею  длину
противникам гласности,  какой  бы  чин  они  ни  занимали  на  иерархической
лестнице литературной полиции.

IV 

     Џриступаю к февральской книжке и встречаю на первом плане литературного
обозрениЯ  статью  загадочного  содержаниЯ  под  многообещающим   заглавием:
"‘тарые боги и новые боги". {12} ‘удЯ по этому  задорному  названию  статьи,
можно было  бы  подумать,  что  "ђусский  вестник"  вступает  в  рЯды  наших
современных идолоборцев и  стараетсЯ  сбить  с  пьедесталов  тех  Џерунов  и
‚олосов, которые, несмотрЯ на честные усилиЯ науки, еще до сих пор красуютсЯ
в нашем неустановившемсЯ миросозерцании. „ействительно, в этой  статье  есть
отдельные фразы, от которых не отказалсЯ бы ни один из  свистЯщих  журналов.
{13} "Љто выдает себЯ за мыслителЯ, - говоритсЯ между прочим в этой  статье,
- тот не должен принимать на веру, без собственной мысли, ничего  ни  от  г.
Ђскоченского, ни от Ѓюхнера, ни от €вана џковлевича,  ни  от  ”ейербаха".  ‘
этою мыслью нельзЯ не согласитьсЯ,  если  принЯть  эту  мысль  в  полной  ее
отвлеченности; можно только заметить,  что  два  имени,  вставленные  в  эту
фразу, не гармонируют  с  общим  ее  содержанием;  когда  произносишь  имена
Ѓюхнера и ”ейербаха, тогда вовсе не  надо  прибавлЯть  то,  что  от  них  не
следует ничего принимать на веру: это само собою разумеетсЯ. Љак вы  примете
что-нибудь на веру от такого человека, который вовсе не хочет, чтобы вы  ему
верили, и убеждает вас не ссылками на авторитет, а доводами  и  аргументами?
ќти доводы могут быть неудовлетворительными; слушаЯ того мыслителЯ,  который
представлЯет эти доводы, вы можете не заметить их  неудовлетворительности  и
впасть в ту ошибку, в которую впадает сам мыслитель. Ќо  ошибка  в  процессе
мысли не беда. ‚ этом случае человек нечаЯнно упускает что-нибудь из виду, а
не умышленно зажмуривает глаза и не говорит: Я и смотреть не хочу.  …сли  бы
”ейербах или Ѓюхнер увидели  последнее  настроение  в  ком-нибудь  из  своих
адептов, то, вероЯтно,  они  или  отвернулись  бы  от  этого  субъекта,  или
посоветовали бы ему  обратитьсЯ  к  какому-нибудь  известному  психиатру  за
помощью и советом. —еловек, имеющий наклонность  принимать  чужие  мысли  на
веру, никогда не сделаетсЯ последователем ”ейербаха и Ѓюхнера; по  дороге  к
их учению он встретит великое множество школ и направлений, которые  затЯнут
его к себе именно  потому,  что  они  очень  многое  передают  на  веру.  ’о
возражение, что учение ”ейербаха и Ѓюхнера теперь в моде, в ходу и  на  этом
основании притЯгивает к себе тех людей, которые  увлекаютсЯ  подражательными
стремлениЯми, не имеет ни малейшей силы. Ќе угодно ли вам справитьсЯ с нашею
журналистикою? Ќе угодно ли вам прислушатьсЯ  к  тем  разговорам  о  высоких
материЯх, которые ведутсЯ в наших салонах? Ќе думаю, чтобы в этих разговорах
вы открыли зловредные тенденции материализма. ‘тало быть, моды на  ”ейербаха
и Ѓюхнера нет. ‘тало быть, учение этих мыслителей принимаетсЯ только  весьма
немногими людьми. Њожет быть, эти люди ошибаютсЯ, но во  всЯком  случае  они
мыслЯт согласно с  ”ейербахом  и  Ѓюхнером,  а  не  признают  непогрешимость
”ейербаха и Ѓюхнера. Ћни не увлекаютсЯ общим стремлением, потому что  общего
стремлениЯ к материализму у нас не существует.
     ‘татьЯ "ђусского вестника" клонитсЯ к тому, чтобы  доказать,  что  наши
скептики и отрицатели не умеют мыслить и, освистываЯ суеверие массы, сами  с
полным суеверием поклонЯютсЯ кумирам,  подобным  ”ейербаху  и  Ѓюхнеру;  длЯ
большей убедительности автор статьи сравнивает наших  журналистов  с  €ваном
џковлевичем, ответившим однажды на какой-то вопрос  своего  обожателЯ:  "Ѓез
працы не бенды кололацы". {14}
     "_Љололацы! кололацы!_ - восклицает автор. - Ђ разве  многое  из  того,
что преподаетсЯ и печатаетсЯ, - не  _кололацы?_  ђазве  философские  статьи,
которые помещаютсЯ иногда в наших журналах, - не _кололацы?_")
     „лЯ этого Язвительного вопроса была написана и  напечатана  всЯ  статьЯ
"‘тарые боги и новые боги". ‚сЯ эта  статьЯ  представлЯет  более  или  менее
замысловатые вариации на этот вопрос: разве не ,кололацы?  ЏускаютсЯ  в  ход
страшные усилиЯ и натЯжки длЯ того, чтобы доказать, что гг.  —ернышевский  и
Ђнтонович, как две капли воды, похожи на €вана  џковлевича  и  Ђскоченского.
†елание автора провести свою  идею  до  конца  с  возможно  большим  успехом
доводит  его  до  высоких  подвигов  самоотвержениЯ.  Ћн  решаетсЯ   печатно
прикидыватьсЯ дурачком и упрекает г. Ђнтоновича в несправедливой ненависти к
материализму. {15} ’акого рода упрек имеет  всю  прелесть  оригинальности  и
новизны.
     Ћн доказывает, что можно писать критику на такую статью, которой  смысл
остаетсЯ недоступным длЯ самого рецензента. ‚прочем, гораздо  правдоподобнее
будет предположить, что непонимание, обнаруженное в статье  "‘тарые  боги  и
новые боги",  есть  непонимание  умышленное.  Ђвтор  этой  статьи,  движимый
разными побуждениЯми, решилсЯ над  г.  Ђнтоновичем  показать  первый  пример
полицейской исправности "ђусского вестника". ’ак как в критической статье г.
Ђнтоновича о "”илософском лексиконе" "ђусский вестник" не  сумел  придратьсЯ
за какую-нибудь действительную погрешность, то он решилсЯ всклепать на  него
небылицу, и г. Ђнтонович оказалсЯ без вины виноватым. ќтим  первым  подвигом
на поприще изловлениЯ бродЯг и воришек "ђусский вестник"  показал  наглЯдно,
что  он  во  имЯ  принципа  жертвует  отдельною  личностью.  …го  принцип  -
безусловное отрицание задорной журналистики, а задорным он  называет  каждое
энергическое слово, выражающее самостоЯтельную, а не вычитанную  идею;  этот
принцип требует  себе  жертв;  выдЯ  на  поле  нашей  литературы  с  твердым
намерением поймать бродЯгу или воришку, "ђусский вестник" не мог и не  хотел
воротитьсЯ домой без добычи; первый попалсЯ ему г. Ђнтонович; виноват  он  в
глазах "ђусского вестника", во-первых, тем,  что  помещает  свои  статьи  на
страницах ненавистного ему журнала; во-вторых, тем, что  пишет  о  философии
довольно понЯтным Языком и не кладетсЯ в поЯс  разным  кумирам  философского
пандемониума. {16}
     ќтого  было  совершенно  достаточно;  г.  Ђнтоновича   арестовали   как
подозрительного человека и привели пред судилище  "ђусского  вестника".  Љак
решилось его дело - Я сказать наверное не могу, потому  что  протоколы  суда
(т. е. статьЯ "‘тарые боги  и  новые  боги")  написаны  крайне  сбивчивым  и
неЯсным Языком,  наполнены  голословными  обвинениЯми  и  скорее  похожи  на
лирическое излиЯние озлобленного человека,  чем  на  спокойное  исследование
нелицеприЯтного судьи.  —ем  оказалсЯ  г.  Ђнтонович,  по  мнению  "ђусского
вестника", бродЯгою или воришкою - Я тоже не знаю. ‘ловом, из статьи "‘тарые
боги и новые боги" усматриваетсЯ только одно: "ђусский вестник" из кожи  вон
лезет, чтобы как-нибудь поубийственнее побранить кого-нибудь из литераторов,
пишущих в "‘овременнике"; где можно зацепить полицейскою алебардою двоих или
троих разом, там он цеплЯет; где надо длЯ большей силы обвинениЯ  прибавить,
там он прибавлЯет;  где  надо  прикинутьсЯ  наивным,  там  он  наивничает  с
неподражаемою естественностью. Џочему и длЯ чего он так поступает - не знаю.
—то нам за дело до побуждений, руководЯщих г. Љатковым, что нам за  дело  до
степени его искренности?  Њы  видим  результаты;  эти  же  результаты  видит
общество, испытывающее на себе их влиЯние в том или в другом направлении; об
этих' результатах и следует говорить, нимало не пускаЯсь  в  психологические
изысканиЯ.
     Њожет быть, редакциЯ  "ђусского  вестника"  за  свои  убеждениЯ  готова
(выражаЯсь высоким слогом) излить последние капли своей благородной крови, а
может быть и то, что она проводит не свои  идеи  по  разным,  нелитературным
расчетам. ‚ первом случае редакциЯ "ђусского вестника" только  заблуждаетсЯ;
во втором - она действует неискренно; но в том и в другом  случае  результат
выходит  один  и  тот  же:  под  зеленоватою  оберткою  "ђусского  вестника"
поЯвлЯютсЯ статьи, толкующие вкривь и вкось о  таких  вопросах,  на  которых
сходЯтсЯ между собою все сознательно-честные люди в  ђоссии;  эти  статьи  с
насмешкою и с порицанием относЯтсЯ к  стремлениЯм  и  к  мыслЯм,  выражаемым
этими сознательно-честными людьми; с уважением и с  подобострастием  говорЯт
они о том, что  эти  люди  считают  старым  хламом;  булгаринские  тенденции
скрываютсЯ в этих статьЯх под неЯсными терминами и оборотами, которыми любит
драпироватьсЯ сомнительнаЯ ученость людей, не  умеющих  переварить  в  своей
голове набранный запас сырых материалов и фактов.
     Љто не умилитсЯ сердцем, читаЯ драгоценную статью г. ѓрота,  помещенную
вслед за сердитою статьею "‘тарые боги и новые боги"? Љто не отдохнет  душою
на этом спокойном, прозрачном изложении, чистом  и  приЯтном  на  вкус,  как
дистиллированнаЯ теплаЯ вода? Љто, при чтении этой  заметки,  не  поверит  в
будущее торжество добра, в наступление того золотого века, когда  литераторы
будут любить друг друга и когда на земле не будет другого зла,  кроме  сырой
погоды и сухих туманов? ‘татьЯ  г.  ѓрота  называетсЯ:  "‡аметка  о  русской
журналистике" и всЯ насквозь  пропитана  тем  незлобием  и  тою  наивностью,
которые, вероЯтно, будут  составлЯть  преобладающие  свойства  литературы  в
счастливые дни золотого века,  привлекающего  к  себе  с  неотразимою  силою
сердца и надежды  людей,  верующих  в  историю  и  в  прогресс.  ќта  статьЯ
начинаетсЯ  и  кончаетсЯ  разными  любезностЯми  и  лестными  комплиментами,
которые автор, как  вежливый  кавалер,  подносит  нашей  литературе;  должно
заметить, что к литературе вообще г. ѓрот относитсЯ как-то со  стороны,  как
человек, взЯвший перо в руки в досужный час, чтобы высказать мысль, случайно
зашедшую в голову. ‡нает он литературу как-то  по  слухам  да,  может  быть,
потому, что где-нибудь, случайно, пробежал страниц пЯтнадцать в какой-нибудь
недавно  вышедшей  журнальной  книжке.  Ћттого  любезности  у  него  выходЯт
совершенно  неопределенные,  а  замечаниЯ  чисто  внешние;  так,   например,
выражаетсЯ надежда, что движение, оживившее  русскую  литературу  лет  шесть
тому назад (тогда, должно быть, когда начал издаватьсЯ  "ђусский  вестник"),
"конечно, приведет ее  к  самым  счастливым  результатам".  ‚  конце  статьи
встречаетсЯ следующее трогательное место:
     "“тешимсЯ тем, что одна истина носит в себе неодолимую силу живучести и
что во всЯком человеческом обществе она, посреди всех заблуждений, пролагает
себе путь хотЯ медленно, но твердо".
     ќта   фраза   напомнила   мне   преуморитеЯьную   сцену   из    комедии
‘ухово-Љобылина "‘вадьба Љречинского".  Ќелысин,  нелепейший  из  когда-либо
существовавших добродетельных героев, восклицает на сцене: "Џравда,  правда,
где ж твоЯ сила?" Ђ ђаепдюев очень основательно  отвечает  ему  на  это:  "Ђ
поди, поищи ее!" Ќелькин, как известно, уходит искать правду и вместо правды
находит полицию, которую и приводит с собою на сцену. Љак ни странно  держит
себЯ Ќелькин, а все-таки он действует  основательнее  г.  ѓрота;  во-первых,
Ќелькин выражает свою мысль в  вопросительной  форме,  т.  е.  до  некоторой
степени сомневаетсЯ и даже отчаиваетсЯ; во-вторых, он,  не  умеЯ  сам  найти
правду, призывает к себе на помощь частного пристава; что же касаетсЯ до  г.
ѓрота, то он твердо уверен, что истина будет торжествовать, что она  победит
сама собою и что нам, слабым смертным, всего лучше сложить руки, уповать  на
прочность идеи и утешатьсЯ  тем,  что  одна  истина  имеет  неодолимую  силу
живучести.
     ‚  середине  статьи  г.  ѓрота  высказываютсЯ  некоторые  порицательные
замечаниЯ насчет  нашей  журналистики;  эти  замечаниЯ  прелестны  по  своей
наивности; процесс мысли  совершаетсЯ  в  голове  автора  до  такой  степени
своеобразно, что Я не могу отказать себе в удовольствии произвести над  этим
процессом несколько наблюдений. "‚ критике нашей, - говорит г.  ѓрот,  -  на
троне гуманности восседает покуда заклЯтый враг  ее  -  нетерпимость".  ќтот
приговор, выражающийсЯ в такой образной форме, срываетсЯ  с  уст  автора  по
тому поводу, что,  "вследствие  разных  обстоЯтельств,  в  нашей  литературе
утвердились известные взглЯды и мнениЯ,  которые  присвоили  себе  монополию
обращениЯ в печатном мире". Ћ какой это литературе мечтает г. ѓрот? ЉажетсЯ,
о русской. ѓде же издаютсЯ в одно и то  же  времЯ  журналы  "‘овременник"  и
"‘транник", "ђусское слово" и "ђусский вестник", "Ћтечественные  записки"  и
"€скра", "ђусский инвалид" и "„ень", "‘евернаЯ пчела"  и  "Ќаше  времЯ"?  17
ЉажетсЯ, в ђоссии? Љак же  это  г.  ѓрот  ухитритсЯ  помирить  существование
стольких  совершенно  разнохарактерных  изданий  с   монополией}   известных
взглЯдов и мнений? Ќо он и не думает об этом. Ћн говорит  о  нетерпимости  с
точки зрениЯ литературной кротости, а  уж  мысль  о  монополии  подвернулась
как-то по дороге и забрела  в  его  статью  совершенно  случайно.  ѓ.  ѓроту
хотелось бы, чтобы все наши  писатели,  при  спорах  между  собою,  все-таки
сулили друг другу лавровые венки и говорили друг  о  друге  в  печати  таким
образом: "Џочтенный автор в своей прекрасной статье, которой основную  мысль
мы,  однако,  осмелимсЯ  найти  не   вполне   справедливою,   доказывает   с
свойственным ему остроумием" и т.  д.  „а,  во  времЯ  оно,  когда  писатели
говорили между собою таким Языком, уцелевшим  теперь  только  в  официальных
изданиЯх  ученых  обществ,  было  приЯтно   и   душеспасительно   заниматьсЯ
литературою. ’еперь обмен сладостей между писателЯми  сделалсЯ  невозможным;
одна часть русских литераторов превратилась, по словам "ђусского  вестника",
в бродЯг и воришек; другаЯ часть, к которой не без самодовольства  примыкает
"ђусский вестник", поступила на службу в литературную полицию.  Ќо  все  эти
событиЯ прошли, кажетсЯ, мимо г. ѓрота и не нарушили его  очарованного  сна,
под влиЯнием которого он изредка произносил отрывочные восклицаниЯ, имеющие,
может быть, некоторую свЯзь с  его  грезами,  но  не  имеющие  ни  малейшего
отношениЯ к физиономии нашей действительной жизни. ѓ.  ѓрот  не  справлЯетсЯ
даже, невидимому, с  литературными  мнениЯми  того  журнала,  в  котором  он
печатает свои заметки; он не соображает того обстоЯтельства,  что  требовать
деликатности выражений в литературе  значит  упрекать  "ђусский  вестник"  в
невообразимом  нахальстве.  ‚едь  если  бы  петербургские  литераторы  м  не
смотрели  на  выходки  "ђусского  вестника"  как   на   смешные   проЯвлениЯ
бессильной, старческой злобы, то они давно  заставили  бы  редакцию  ученого
журнала дать полное и категорическое объЯснение в своих намеках и формально,
печатно отступитьсЯ от тех выражений, которые обнаруживают в себе стремление
бросить тень на литературную честность лучших современных двигателей русской
мысли. …сли мы не поступаем таким образом, то это происходит единственно  от
того, что мы глубоко равнодушны к форме, к  выражению;  тенденции  "ђусского
вестника" кажутсЯ  нам  неблагородными,  -  мы  это  и  высказываем;  мысли,
выраженные "ђусским вестником", кажутсЯ нам бедными и рутинными,  -  мы  это
замечаем; что же касаетсЯ до того частного и второстепенного обстоЯтельства,
что эти тенденции проводЯтсЯ в грубой форме,  что  эти  мысли  облекаютсЯ  в
неопрЯтные выражениЯ, то нам до этого уже нет никакого дела.  Ќе  читать  же
нам длЯ редакции "ђусского вестника" лекции пиитики, не  преподавать  же  ей
уроки вежливости. „лЯ нас решительно все равно,  обругает  ли  нас  "ђусский
вестник" бродЯгами и воришками  или  просто  отнесетсЯ  недоброжелательно  к
задушевной мысли наших статей. ‘ущность дела в том, за кого  стоит  "ђусский
вестник": за нас или за наших литературных противников. …сли он идет  против
тех стремлений, которые мы считаем  полезными  длЯ  нашего  общества,  тогда
между нами нет и не может быть примирениЯ, хотЯ бы целые страницы  и  статьи
"ђусского вестника" были посвЯщены восхвалению наших литературных талантов и
нравственных достоинств. „ело в том, что через  типографский  станок  должны
проходить только те черты авторской личности, которые свЯзаны с каким-нибудь
общим интересом. Њы не боимсЯ гласности, проведенной до последних  пределов;
мы не боимсЯ таких обличителей, которые по  какой  бы  то  ни  было  причине
решились бы посвЯщать публику в мельчайшие и интимнейшие  подробности  нашей
домашней жизни; но мы сами никогда не решимсЯ навЯзыватьсЯ публике с разными
конфиденциЯми собственно потому, что щадим времЯ каждого из наших  читателей
и желаем говорить с ними только о таких предметах, которые могут  иметь  длЯ
них живой интерес. Џоэтому-то мы считаем  совершенно  излишним  протестовать
печатно против тона "ђусского вестника". Ћбругал  или  не  обругал  "ђусский
вестник" менЯ или кого-нибудь другого -  это  вовсе  не  интересно.  ‡а  что
обругал? ќто другой вопрос; в ответе  на  этот  вопрос  заключаетсЯ  уже  до
некоторой степени отчет об общих убеждениЯх того или  другого  литературного
органа. Џолемика имеет  свою  несомненную  важность  не  тою  диалектическою
частью, в которой один из спорЯщих по пунктам опровергает  другого  и  ловит
его на мелочах, а тем общим  направлением,  по  которому  развиваетсЯ  мысль
обоих полемизирующих писателей.
     ”орма полемики - пустое дело. ЋбщаЯ подкладка полемики, напротив  того,
имеет самую существенную важность. Џоэтому жалоба г. ѓрота на нетерпимость в
критике  показывает  в  авторе  "‡аметки"  такую   первобытную,   нетронутую
наивность, котораЯ возможна только  в  человеке,  не  имеющем  ни  малейшего
понЯтиЯ об интересах, волнующих нашу литературу. ђазве у нас  дерутсЯ  из-за
литературных мнений? ђазве у нас возникают тЯжебные  дела  из-за  несходства
эстетических понЯтий? “прекать в нетерпимости можно,  сколько  мне  кажетсЯ,
только такого писателЯ, который готов и желает всеми  возможными  средствами
насолить своему литературному противнику, а упрекать человека в нетерпимости
за то, что он  возражает"  горЯчо  на  такие  мнениЯ,  которые  кажутсЯ  ему
нелепыми, это крайне оригинально, чтобы не  сказать  больше.  ‚  наше  времЯ
нелепое мнение - то же самое, что  нелепый  поступок;  кто  говорит  нелепую
мысль, тот поступает так же уродливо, как поступает человек,  держащий  свою
жену взаперти или отпускающий полновесные пощечины своим детЯм и домочадцам.
…сли вы увидите сцену насилиЯ, вы, вероЯтно, подадите помощь страждущему  и,
может быть, затеете драку с обидчиком; точно так  же,  если  вы  прочтете  в
печати проповедь насилиЯ и  угнетениЯ,  вы  вступитесь  за  те  естественные
человеческие права, которые покажутсЯ вам нарушенными. …сли ваши  возражениЯ
будут горЯчо прочувствованы, если вы дадите понЯть проповеднику насилиЯ, что
считаете его убеждениЯ достойными негодЯЯ или дурака, то, вероЯтно, ни  один
благоразумный человек не обвинит вас в нетерпимости, потому что в  противном
случае пришлось бы доводить терпимость до того,  чтобы  позволЯть  на  своих
глазах бить человека, не  заступаЯсь  за  него  и  не  заЯвлЯЯ  даже  своего
негодованиЯ. Љаждый волен держатьсЯ того или другого убеждениЯ, но вместе  с
тем каждый точно так же волен критиковать убеждениЯ своих соседей и называть
их нелепыми или  возмутительными,  если  они  противоречат  его  логике  или
возмущают его личное, нравственное или  эстетическое,  чувство.  "†урнальнаЯ
гласность, - говорит г. ѓрот, - должна быть обоюдоостраЯ, или, как бог џнус,
иметь два лица, из которых одно было бы обращено  к  обществу,  а  другое  к
самой  литературе.  Ќо,  повторЯем,  наша  литература   любит   преследовать
злоупотреблениЯ только вне самой себЯ, а относительно  своих  темных  сторон
предпочитает скромное молчание". Ќу, скажите на милость, как же  не  назвать
эти слова отрывочными восклицаниЯми, произносимыми  сквозь  сон!  ‡а  минуту
перед тем г. ѓрот жаловалсЯ на то, что наша журнальнаЯ критика  нетерпима  к
тем идеЯм и мнениЯм, которые идут вразрез с ее  убеждениЯми;  а  теперь  он,
прЯмо в свЯзи с этою мыслью, начинает доказывать, что эта же  самаЯ  критика
предпочитает скромное молчание относительно своих темных сторон. ѓде же  тут
скромное молчание, когда существует страстное обличение и  горЯчий  протест?
‚едь в критике встречаютсЯ  сильные  возражениЯ  против  мнений,  выраженных
печатно, следовательно, выраженных в той  же  русской  литературе.  ‚едь  не
возражают же наши критики тому, что они слышали где-нибудь на обеде  или  на
вечере. Љак же согласить скромное молчание с  нетерпимостью  к  разноречивым
мнениЯм? €ли, может быть,  представлЯЯ  фигуру  бога  џнуса,  г.  ѓрот  этим
образом хочет выразить свое желание, чтобы писатель в одно и то же  времЯ  и
доказывал и опровергал одну и ту  же  идею,  чтобы  критик  в  одной  книжке
журнала обличил какого-нибудь обскуранта, а в следующей книжке пролил  слезы
раскаЯниЯ над собственным своим увлечением? ќто было бы очень трогательно, и
такого  рода  гласность  была  бы  действительно  обоюдоостраЯ.  Љритическое
самобичевание, которого, невидимому, требует г. ѓрот, напомнило  бы  публике
зрелище, которое часто приходитсЯ видеть  на  наших  почтовых  дорогах;  оно
напомнило  бы  ей,  как  неопытный  Ямщик,  желаЯ  стегнуть   свою   лошадь,
замахиваетсЯ кнутом так усердно, что попадает сначала по  седоку,  потом  по
своей собственной спине и, наконец, и то не всегда, по лошади. ќто было  бы,
конечно, очень смешно, но публика  имела  бы  полное  право  сказать  такому
наивному критику: "Њилый юноша, предпринимайте все ваши исправительные  меры
в тиши вашего кабинета. ‘тегайте себЯ сколько угодно,  но  избавьте  нас  от
тЯжелого и бесплодного зрелища ваших самоистЯзаний. „авайте  нам  результаты
вашего мышлениЯ, а не брожение вашего мозга. Ќабичуйте себЯ вдоволь и  тогда
выступайте  перед  нами  человеком  сложившимсЯ,   сознательно   идущим   по
известному  направлению".  …сли,  например,   "‘овременник"   отзываетсЯ   о
какой-нибудь статье "ђусского вестника" как о статье дикой, то, стало  быть,
критика наша не проходит собственных своих темных сторон скромным молчанием.
Ќо требовать от "‘овременника", чтобы он бранил те самые статьи, которые  он
помещает на своих собственных страницах, это совсем нелепо, это что-то вроде
пеликана, раздирающего свое чрево длЯ удовольствиЯ публики. ‹юбопытно  также
то  обстоЯтельство,  что  г.  ѓрот  в  своей  заметке  высказывает   мнениЯ,
диаметрально противоположные тем идеЯм, которые выражает редакциЯ  "ђусского
вестника".

                    € как вас бог не в пору вместе свел! {19}

     ‚от  что  говорит  г.  ѓрот:  "ЏериодическаЯ  литература   наша   много
занимаетсЯ  общественными  вопросами,  но  очень  мало  сама  собою...  Ќаша
литература бойко затрагивает все, что лежит вне ее самой, но  в  собственные
свcи  дела  не  вглЯдываетсЯ  кристально.  Ђ  между   тем   первый   шаг   к
самоусовершенствованию есть самоизучение, и длЯ всего, что живет  и  мыслЯт,
самое полезное дело есть занЯтие ближайшими предметами".
     Ђ вот что говорит редакциЯ в Январской книжке,  на  стр.  480:  "’олько
праздные и  больные  умы  занимаютсЯ  сами  собою;  только  хилое  искусство
прекращаетсЯ  в  эстетические  курсы;  только  лишеннаЯ  производительности,
безжизненнаЯ и бессильнаЯ литература роетсЯ в собственных дрЯзгах,  не  видЯ
перед собою божьего мирЯ, и вместо живого дела занимаетсЯ толчением воды или
домашними счетами, мелкими интригами и сплетнЯми".
     Љак видите, эти два  мнениЯ  диаметрально  противоположны;  г.  ѓрот  с
укоризною замечает, что ваша литература бойко затрагивает все, что лежит вне
ее самой, а редакциЯ "ђусского вестника" резко упрекает ее в  том,  что  она
роетсЯ в собственных дрЯзгах, не видЯ перед собою  божьего  мира.  …сли  мои
читатели желают знать мое личное мнение об этом важном спорном пункте, то  Я
замечу, что схожусь скорее с воззрениЯми редакции, чем с  идеЯми  г.  ѓрота,
возводЯщего безгласность литературы в  нормальное  Явление  и  дающего  этой
безгласности силу вечного закона. ‹юбезнаЯ литература, говорит г. ѓрог своим
вышеприведенным местом,  ты,  пожалуйста,  не  моги  вмешиватьсЯ  в  вопросы
общественной жизни. ’ам тебЯ не спрашивают, туда тебЯ не  пустЯт,  там  тебе
нечего делать; все будет улажено и устроено без тебЯ. ‚ы, почтенные  господа
писатели,  творите   стишки   и   поэмы,   сооружайте   повести   и   драмы,
свидетельствуйте  друг  другу  свое  почтение  и  дружеское  расположение  в
критических статьЯх, воспевайте на  все  лады  красоту  природы  и  благость
провидениЯ, и - довольно с вас. „альше не ходите.
     ЏризнаваЯ  Љарамзина  и  †уковского  образцовыми  русскими  писателЯми,
остановившись, следовательно, на тех понЯтиЯх, которые составлЯли  себе  эти
два джентльмена о деЯтельности литератора и гражданина,  г.  ѓрот  не  может
думать и говорить иначе. Љто в шестидесЯтых годах повторЯет то, что казалось
новым и смелым в двадцатых годах, тот,  конечно,  должен  представитьсЯ  нам
каким-то ископаемым литератором. ‹юди, начавшие в 1856 году издание журнала,
не могут сходитьсЯ в мнениЯх с антиком, подобным  г.  ѓроту;  действительно,
редакциЯ "ђусского вестника" говорит совсем другое; она  очень  сердитсЯ  на
нашу литературу за  то,  что  та  не  видит  перед  собою  божьего  мира,  и
решительно  не  хочет  принЯть  в  соображение  того   обстоЯтельства,   что
литература наша ни в чем не виновата; она делает  все,  что  может,  и  если
достигаемые ею результаты оказываютсЯ неудовлетворительными, то  это  значит
только, что она, при всех своих добросовестных усилиЯх, не  может  прошибить
ледЯную кору, отделЯющую ее от живого пониманиЯ народа,
     ‚ наше времЯ пишут многие; пишут те люди, у которых есть действительнаЯ
потребность высказатьсЯ;  пишут  и  те  люди,  которые,  научившись  владеть
Языком, стараютсЯ заработать себе побольше денег; в  числе  книг  и  статей,
поЯвлЯющихсЯ в течение года у нас  в  ђоссии,  есть  очень  много  фабричных
изделий, но зато рЯдом с этими грошовыми  работами  лежат  тут  же,  в  этом
ворохе книг и статей, труды лучших, наиболее  честных  и  талантливых  наших
соотечественников.  €скусства  нам  как-то  не  дались;  ни   живопись,   ни
скульптура, ни музыка, ни театральное  искусство  не  привлекают  к  себе  с
особенною силою наших молодых деЯтелей;  почти  всЯ  масса  ума  и  таланта,
порождаемаЯ  русскою  почвою,  с  неудержимою  порывистостью   бросаетсЯ   в
литературу и находит в  ее  различных  родах  полное  удовлетворение  своему
стремлению к деЯтельности. †елание высказатьсЯ почти всегда бывает  сильнее,
чем желание чему-нибудь научитьсЯ, и  потому  незрелость  суждений,  которую
"ђусский  вестник"  клеймит  позорным  именем   литературной   бесчестности,
действительно бросаетсЯ в глаза в самых  замечательных  произведениЯх  нашей
критики и публицистики. ќта незрелость составлЯет существующий  факт,  но  в
существовании этого факта не виноваты наши писатели. ‚се мы воспитывались  в
душной среде, в узких понЯтиЯх, под влиЯнием  мертвЯщих  предрассудков;  все
мы, становЯсь  на  свои  ноги,  принуждены  были  разрывать  свЯзь  с  нашим
прошедшим, переделывать сверху донизу весь строй наших  понЯтий,  выкуривать
из нашего мозга ту нелепую  демонологию,  котораЯ  заменЯла  нам  в  детстве
трезвые понЯтиЯ о мире, о природе  и  человеке;  вступаЯ  в  борьбу  с  теми
элементами, которые, благодарЯ влиЯнию, родителей и  педагогов,  приросли  к
нашей природе, отрываЯ  с  болью  и  с  кровью  детские  верованиЯ,  детские
привЯзанности, детские взглЯды на жизнь, мы воодушевлЯемсЯ и ожесточаемсЯ  в
одно и то же времЯ; проникнутые сознательным,  глубоким  отвращением  к  тем
мрачным  формам  семейного  быта,  к  тем   суровым   принципам   лицемерной
нравственности, к тем обессмысленным обычаЯм, которые давили в детстве  наше
естественное развитие и задерживали наш умственный рост, - мы с лихорадочным
нетерпением  выжидаем  случаЯ,  когда  бы  нам  можно  было  выразить   свое
негодование против всего того,  что  остановило  развитие  многих  даровитых
личностей и что до сих пор продолжает забивать способности детей  и  юношей,
девушек и женщин наших. Љогда мы беремсЯ за перо, мы  еще  почти  ничего  не
знаем, но сторона отрицаниЯ оказываетсЯ уже вполне  развитою.  Ќелепостей  и
несообразностей насмотрелсЯ на своем  веку  каждый  ребенок;  следовательно,
каждый молодой человек, принимающийсЯ за перо, имеет все  данные  длЯ  того,
чтобы  всею  силою  критики  разбивать  мир  преданиЯ  и  рутины.  ‚месте  с
материалами жизнь дает нам импульс  к  отрицанию;  кто  развилсЯ  настолько,
чтобы  понЯть  неестественность  своих  ребЯческих  понЯтий,  тот  никак  не
остановитсЯ на хладнокровном созерцании этих понЯтий; ум не  терпит  неволи;
когда он видит себЯ несвободным, он принимаетсЯ разрушать свою клетку  и  не
оставлЯет своей работы до той минуты, пока не будет совершенно окончено дело
разрушениЯ. Љогда  ум  занЯт  такого  рода  работою,  тогда  нет  места  длЯ
спокойного приобретениЯ  знаний;  находЯсь  в  такой  поре  развитиЯ,  мы  с
наслаждением хватаемсЯ за сочинениЯ, проникнутые полемическими  тенденциЯми,
и оставлЯем в стороне многотомные исследованиЯ  кабинетных  ученых.  ‡а  это
нельзЯ быть на нас в претензии. "‘воЯ рубашка к телу ближе"; мы  ищем  того,
что  соответствует  настоЯщим  потребностЯм  нашего  ума,  что  отвечает  на
вопросы, встречающиесЯ нашей мысли на пути ее естественного развитиЯ.  Љогда
ребенок растет, у него иногда обнаруживаютсЯ странные  аппетиты:  он  ест  с
наслаждением мел, уголь, известку, глину, и эти вещества приносЯт ему больше
удовольствиЯ и даже больше пользы,  чем  питательнаЯ  говЯдина  или  крепкий
бульон; дело в том, что ему надо  ввести  в  кровь  именно  те  вещества,  к
которым он чувствует странное влечение; на пути нашего умственного  развитиЯ
мы часто бываем поставлены в  такое  же  положение;  если  нашему  уму  надо
что-нибудь вроде известки или острой кислоты, тогда и не предлагайте нам  ни
телЯтины, вроде ученых исследований гг. Ѓуслаева, “стрЯлова и ‘оловьева,  ни
миндального печениЯ, вроде лирических стихов гг. ”ета и Џолонского. ’а пища,
на которой живут наши писатели, отражаетсЯ,  конечно,  и  на  том,  что  они
производЯт. ‘ами писатели Џроникнуты  полемическими  тенденциЯми,  и  те  же
тенденции проходЯт через их произведениЯ. Њы не рассказываем публике о  том,
что мы знаем; мы просто делимсЯ с нею нашими симпатиЯми  и  антипатиЯми;  мы
говорим ей: это мы любим, этого не любим, приводим  с  большею  или  меньшею
полнотой, с большею или меньшею Ясностью объЯснениЯ и доводы; мы  говорим  о
том, что сами думаем и чувствуем, потому что полагаем, что вокруг нас  живут
такие же люди, как и мы сами, и что каждый из них  думает  и  чувствует  про
себЯ почти то же самое, что думаем и чувствуем мы. Њы разбросаны по кружкам;
надо ж нам подать друг другу голос, надо ж нам попробовать,  нельзЯ  ли  нам
понЯть друг друга, нельзЯ ли найти себе симпатии, отклика;  длЯ  этого  надо
высказыватьсЯ без утайки, без задней мысли; что в печи, то и на  стол  мечи,
что на душе, то и на  Языке;  только  правдивость  и  откровенность,  только
искренность и задушевность способны вызвать сочувствие; кто пишет теперь  по
живой, внутренней потребности, тот хлопочет почти исключительно о том, чтобы
высказать пред обществом свои стремлениЯ. ”актические подробности,  которыми
наши писатели  обставлЯют,  свои  идеи,  не  всегда  удачно  выбраны,  часто
неверны, но тут не в фактах дело; важно  то,  что  писатель  хочет  выразить
своим произведением, важна общаЯ идеЯ, тенденциЯ, и если посмотреть  с  этой
точки зрениЯ на статьи лучших  представителей  нашей  журналистики,  то  они
окажутсЯ безукоризненными и выдержат самую строгую критику.
     Ќо  редакциЯ  "ђусского  вестника"  постоЯнно,   при   оценке   Явлений
современной литературы, останавливаетсЯ на их внешней стороне;  она  смотрит
на  писателЯ  не  как  на  живого  человека,  увлеченного  своею  идеею  или
возмущенного тою или другою стороною жизни, а как на фотографический станок,
передающий с бессознательною верностью контуры предмета, находЯщегосЯ  перед
ним. Ћна не переноситсЯ в  положение  писателЯ;  она  всЯ  уходит  в  анализ
мелочей и подробностей, которым сам писатель не придает никакого значениЯ.
     ѓ.  ѓрот  поступает  еще  оригинальнее;  задумав  говорить  о   русской
журналистике, он высказывает  об  ней  следующие  замечаниЯ,  которые  самым
наглЯдным образом показывают нам, насколько г. ѓрот понимает интересы нашего
времени.  ‚о-первых,  он  упрекает  журнальную  критику  в  том,   что   она
обнаруживает мало сочувствиЯ к Љарамзину и †уковскому. ‚о-вторых, -  в  том,
что она измерЯет годность человека только тем, принадлежит ли он  к  старому
или к молодому поколению. ‚-третьих, - в том, что "некоторые наши журналы  и
газеты  начали  употреблЯть  также  в  виде  насмешки  и  даже  брани  слово
_ученый_". ‚от вам, господа  читатели,  сумма  мнений  г.  ѓрота  о  русской
журналистике. Њне кажетсЯ, г. ѓроту было бы удобнее писать заметки о шрифте,
о бумаге, на которой печатаютсЯ наши журналы, о цвете их обертки, но  только
уж никак не о журналистике. Џисать о журналистике,  не  будучи  в  состоЯнии
отдать себе отчет в значении тех идей, которыми  живут  лучшие  люди  нашего
общества, это чересчур оригинально.
     Ќо если  оригинально  в  этом  случае  положение  автора  заметки,  то,
конечно, еще гораздо оригинальнее поступок редакции, печатающей на страницах
своего журнала такую статью, котораЯ прЯмо противоречит мнениЯм  редакции  и
обличает в авторе такую нетронутую глубину наивности.

V 

     ЏропускаЯ   две   статьи   г.    ‹онгинова,    отличающиесЯ    полнотою
библиографических сведений и полным отсутствием руководЯщей идеи,  пропускаЯ
еще две статьи, из которых одна трактует о губернских  памЯтных  книжках,  а
другаЯ о карте  ‘амарской  губернии,  Я  перехожу  к  мартовской  книжке,  и
встречаю ту статью о госпоже ’олмачевой, {20} котораЯ в свое  времЯ  вызвала
против себЯ заслуженное негодование в обществе и в периодической литературе.
‚ этой статье редакциЯ "ђусского вестника" косвенно  объЯвлЯет  себЯ  против
эмансипации женщины и спрашивает: чего недостает нашим женщинам? “тешает  их
тем,  что  "у  нас  были  знаменитые  императрицы,  на  английском  престоле
восседает теперь королева, на испанском - тоже",  и  советует,  вместо  того
чтобы эмансипировать женщину, - подчинить и мужчину известным  ограничениЯм,
ради охранениЯ доброй нравственности.  ќтих  фактов  совершенно  достаточно,
чтобы дать понЯтие о букете этой статьи; о ней в свое  времЯ  было  говорено
довольно много, и  потому  Я  ограничусь  только  беглым  указанием  на  это
произведение  умеренного  либерализма;  в   списке   прошлогодних   подвигов
"ђусского вестника" необходимо было поместить и эту статью, потому что в ней
есть  драгоценные  выходки   против   эмансипаторов,   против   пустоголовых
прогрессистов, против отрицателей общественных  приличий,  против  губителей
общественной нравственности. „обродетельный пафос, которым проникнуты многие
отрывки этой замечательной статьи, представлЯет редкое и тем более  отрадное
Явление в нашей легкомысленной  литературе,  посреди  преобладаниЯ  эгоизма,
скептицизма, материализма и разных других безнравственных идей и стремлений.
Ќе угодно ли вам,  например,  полюбоватьсЯ  следующими  строками.  ‚едь  это
просто оазис среди песчаной пустыни.
     "Ћбщественные приличиЯ! Ќо что дает нам право  ставить  себЯ  выше  их?
Њожно ли допустить, чтоб общественные  приличиЯ  нарушались  во  имЯ  пошлых
фраз, выражений ничтожества и пустоты? —то должно  сказать  при  виде  этого
ничтожества, которое, под прикрытием громких слов:  прогресса,  просвещениЯ,
свободы, топорщитсЯ со свистом в голове стать  выше  целого  общества,  выше
убеждений целого  мира,  клеймЯ  их  названием  предрассудков?  Ћбщественные
приличиЯ имеют всегда какое-нибудь основание; вырабатываЯсь  из  жизни,  они
содержат в себе ее разум, и длЯ  того,  чтобы  судить  о  них,  надо  прежде
понимать их" (стр. 36).
     Ќе знаешь, чему больше удивлЯтьсЯ, читаЯ это неподражаемое место:  силе
ли пафоса, овладевшего автором, фразистости  ли  его  произведениЯ  или  же,
наконец,  тому  изумительному  отсутствию  свЯзи,  которое  мы  видим  между
отдельными словами и предложениЯми. Њожно  сказать  наверное,  что  если  бы
какаЯ-нибудь  моднаЯ  барынЯ  взЯлась  защищать  светские  приличиЯ   против
нападков разгулЯвшейсЯ журналистики, то она  сделала  бы  это  дело  гораздо
успешнее, чем редакциЯ "ђусского вестника". Ћна бы твердо  стала  на  хорошо
знакомую ей практическую почву и не  пыталась  бы  оправдывать  общественные
приличиЯ с высшей, философской  точки  зрениЯ.  ’акого  рода  диалектический
прием имеет всю прелесть новизны в нашей литературе, и честь его изобретениЯ
принадлежит бесспорно редакции "ђусского вестника". ‚от еще одно место:
     "‚ы хотите  возвыситьсЯ  над  общественными  приличиЯми:  остерегитесь,
чтобы не упасть не только ниже их, но и ниже обнаженных отправлений скотской
жизни. ‚ы домогаетесь благодати выше долга; но  помните,  благодатные  люди,
что она не исключает долга, а, возвышаЯсь над ним, дает только  больше,  чем
может дать он. ‚ы лезете в гении, но не думайте,  что  длЯ  достижениЯ  этой
чести надобно только отказатьсЯ от здравого смысла" (стр. 37).
     Љого хочет поразить этими словами "ђусский вестник", кого  называет  он
благодатными людьми, кто лезет в гении и  какое  отношение  всЯ  эта  тирада
имеет к женщине, - этого Я решительно не понимаю.  ‘омневаюсь  даже  в  том,
чтобы это было понЯтно самому автору статьи. Ќе мало курьезных  цитат  можно
было бы привести из этой апологии ЉамнЯ ‚иногорова,  но  мне  предстоит  еще
пересмотреть  много  драгоценностей,  и  потому  Я  поспешно   иду   дальше.
Ћстановлюсь на  минуту  на  статье  г.  ‹онгинова  о  стихотворениЯх  Ђ.  ‘.
•омЯкова. ‚ этой статье начинает проЯвлЯтьсЯ тот сладкий  оптимизм,  который
составлЯет одно из преобладающих свойств критики "ђусского вестника". †урнал
этот относитсЯ чрезвычайно  мЯгко  и  ласкательно  ко  всему  тому,  что  не
находитсЯ в свЯзи с свистЯщею журналистикою. ‚се хорошо в  нашей  жизни,  по
мнению  "ђусского  вестника",  и   только   безмозглые   отрицатели   своими
нестройными криками нарушают общую гармонию этой изЯщной жизни.  •омЯков  не
принадлежал к безмозглым отрицателЯм, следовательно, его можно  возвеличить,
и действительно, г. ‹онгинов  величает  его  так  усердно,  что  статьЯ  его
делаетсЯ похожею на панегирик.  ’е  стихотворениЯ,  которые  он  приводит  в
подтверждение своих хвалебных отзывов, могут быть очень возвышенны по своему
духовному  полету,  но  мотивы  этих  стихотворений  покажутсЯ  современному
читателю чересчур античными и затронут в нем это живое чувство так же  мало,
как мало затронут  это  живое  чувство  самые  лучшие  места  из  "Њессиады"
Љлопштока. ‘омневаюсь например, чтобы  на  кого-нибудь  могло  подействовать
следующее произведение, выписанное в статье г. ‹онгинова:

                         Џодвиг есть и в сраженье,
                         Џодвиг есть и в борьбе,
                         ‹учший подвиг - в терпенье,
                         ‹юбви и мольбе.
                         …сли сердце заныло
                         Џеред злобой людской
                         €ль насилье схватило
                         ’ебЯ цепью стальной,
                         …сли скорби земные
                         †алом в душу впились,
                         ‘ верой бодрой и смелой
                         ’ы за подвиг берись:
                         …сть у подвига крыльЯ,
                         € взлетишь ты на них,
                         Ѓез труда, без усильЯ,
                         ‚ыше скорбей земных,
                         ‚ыше крыши темницы,
                         ‚ыше злобы слепой,
                         ‚ыше воплей и криков
                         ѓордой черни людской.

     …сли  бы  эти  стихи  принадлежали   не   •омЯкову,   а   какому-нибудь
неизвестному поэту, Я бы, может быть,  назвал  их  холодною  декламациею  на
заданную тему. Ќо •омЯков, как говорЯт все  люди,  знавшие  его  лично,  был
человек в высшей степени честный и глубоко  искренний;  следовательно,  надо
поверить поэту  на  слово  и  предположить,  что  он  в  этом  стихотворении
действительно выразил то, что чувствовал, то, в чем он был  горЯчо  убежден.
’акого рода предположение оправдает в наших глазах личность •омЯкова, но оно
никак не заставит нас восхищатьсЯ  произведением  •омЯкова  и  сочувствовать
тому настроению, под влиЯнием которого оно написано. Њожет быть, мы не стоим
на той высоте  духовного  развитиЯ  и  просветлениЯ,  на  которой  находилсЯ
•омЯков; может быть, нам недоступны те высшие духовные  радости,  о  которых
повествует поэт, только потому, что мы испорчены  скептическим  направлением
нашего  века  и  придавлены  к  земле   мелкими   заботами   и   нелепостЯми
действительности; все это может быть, но, как бы ни были унизительны длЯ нас
самих причины нашего непониманиЯ, мы все-таки откровенно  сознаемсЯ  в  том,
что не понимаем идеи стихотворениЯ. —то же касаетсЯ до крыльев подвига и  до
возможности взлететь  на  них  выше  крыши  темницы  и  выше  многих  других
неприЯтных предметов, то нам, испорченным детЯм XIX века, подобные сочетаниЯ
слов  кажутсЯ  совершенными  нелепостЯми,  горЯчо  прочувствованными   самим
поэтом, но: решительно не выдерживающими самой элементарной критики.
     ’о,  чего  не  понимаем  мы,  по  своему  неразумению  или   по   своей
испорченности, то, конечно,  мог  бы  понимать  г.  ‹онгинов;  если  бы  его
критическаЯ статьЯ была проникнута тем духом, который воет в  стихотворениЯх
•омЯкова, тогда Я совершенно понЯл бы восторг рецензента перед  личностью  и
произведениЯми вдохновенного поэта и понЯл бы вместе с  тем,  что  мы  с  г.
‹онгиновым живем в двух разных мирах, что в  наших  взглЯдах  на  жизнь  нет
ничего общего и что, следовательно, нам не надо спорить между собою и нельзЯ
ни на чем сойтись. Ќо дело в том, что г. ‹онгинов вовсе не восторгаетсЯ теми
идеЯми и образами, которыми наполнены стихотворениЯ •омЯкова; он  голословно
восхищаетсЯ стихотворением, голословно называет его превосходным, голословно
говорит, что "поэтическое наследие •омЯкова  не  велико  по  количеству,  но
состоит из чистого золота", и голословно повторЯет  отзыв  одного  ценителЯ,
что •омЯков "не  написал  _ни  одного  праздного  стиха_".  €з  всего  этого
голословиЯ читатель статьи г. ‹онгинова никак не будет  в  состоЯнии  понЯть
красот хомЯковской поэзии и тех точек  соприкосновениЯ,  которые  существуют
между поэтом и критиком. ѓде же  суждение  г.  ‹онгинова  о  разбираемых  им
произведениЯх, где личные  убеждениЯ  критика?  Ќеужели  их  надо  искать  в
эпитетах,  вроде  "Ярко",  "превосходное",   "глубоко",   "высокой",   и   в
риторических фигурах,  вроде  "чистого  золота  поэтического  наследиЯ"  или
"строгие черты  его  целомудренной  музы"?  Ќо  ведь  эти  эпитеты  надо  же
чем-нибудь мотивировать, эти риторические фигуры надо чем-нибудь  оправдать.
‚едь не из одних  же  слов  и  библиографических  сведений  должна  состоЯть
критическаЯ статьЯ? Ќадо же, чтобы  в  ней  была  хоть  какаЯ-нибудь  мысль.
‡нать, что такаЯ-то книга была издана первым изданием в таком-то году и  что
такое-то стихотворение было помещено в такой-то книжке такого-то журнала,  -
не значит еще быть критиком. ‚ противном случае большаЯ часть библиотекарей,
книгопродавцев и грамотных букинистов могли бы Ѓелинского за поЯс  заткнуть.
ЉажетсЯ, г. ‹онгинов так и думает, если принЯть  в  соображение  его  статью
"Ѓелинский и его лжеученики", статью, которой мы коснемсЯ  мимоходом,  когда
дойдем до разбора июньской книжки "ђусского вестника".
     ЌадеЯсь, что не все наши читатели  разделЯют  мнение  г.  ‹онгинова  об
обЯзанностЯх и достоинствах критика, Я дам себе право обратить внимание  тех
людей, которые не согласЯтсЯ с г. ‹онгиновым, на то поразительное  бессилие,
на ту печальную безжизненность, которые обнаруживаютсЯ в  критике  "ђусского
вестника".
     “  нее  есть  только  один  mot  d'ordre:  {Џароль  (франц.).  -  ђед.}
преследование свистунов; {21} когда она заговорит  о  свистунах,  тогда  она
сколько-нибудь оживлЯетсЯ, начинает бранитьсЯ, смеЯтьсЯ принужденным смехом,
вздыхать о горькой участи русской  литературы.  ‚се  эти  различные  оттенки
негодованиЯ остаютсЯ нам довольно непонЯтными  и  своей  исходной  точке,  в
побудительной причине; все эти проЯвлениЯ возмущенного нравственного чувства
похожи скорее на лирические излиЯниЯ, чем на солидные выражениЯ  продуманных
убеждений; но по крайней мере в этих  выходках  есть  жизнь;  в  них  авторы
статей выражают свои собственные чувства и  не  стараютсЯ  поднЯть  себЯ  на
высоту невозможной и неестественной объективности, котораЯ,  как  две  капли
воды, похожа на  отсутствие  собственного  убеждениЯ,  на  добровольное  или
вынужденное критическое молчалинство. ’ам, где речь идет не о свистунах, там
критические статьи "ђусского вестника" состоЯт из выписок,  из  вариаций  на
эти выписки, из библиографических или биографических  указаний  и  из  фраз,
более или менее лестных длЯ автора разбираемой книги. —асто в его  рецензиЯх
видно много эрудиции, часто они представлЯют очень тщательный  разбор  очень
мелких фактов, но при этом общаЯ идеЯ автора всегда ускользает от рецензента
и никогда не наводит его на критические размышлениЯ.  Њысль  расплываетсЯ  в
бесцветных фразах или задыхаетсЯ под грудою мелких фактов.

VI 

     ЋтносЯсь мЯгко и почти любовно ко всему, что не имеет свЯзи с  задорною
журналистикою, и в то же времЯ не решаЯсь слишком  громко  расхваливать  то,
что не представлЯет никаких особенных достоинств, "ђусский вестник" держитсЯ
дипломатической осторожности, хвалит так, что его похвалы можно  принЯть  за
выражениЯ  светской  вежливости  или   условного   почтениЯ.   Џохвалы   эти
голословны, как-то официальны; в них не  видно  действительного  сочувствиЯ;
но, несмотрЯ на эту  дипломатическую  осторожность,  у  "ђусского  вестника"
прорываютсЯ порою довольно странные признаниЯ и суждениЯ.
     ‘ этой точки зрениЯ стоит привести в пример статью г. N. о  "‘олдатской
беседе" {22} г. Џогосского. ѓ.  Џогосский,  как  автор  "„едушки  Ќазарыча",
"ѓосподина Љолодника" и разных других рассказов, взЯтых из солдатского  быта
и переданных  солдатским  Языком,  известен  своею  замашкою  идеализировать
изображаемую среду и в особенности  те  личности,  которые  ЯвлЯютсЯ  в  его
рассказах на первом плане. Љак человек  умный  и  не  лишенный  современного
литературного образованиЯ, г.  Џогосский  идеализирует  довольно  искусно  и
почти правдоподобно. Ћн не представлЯет своих героев сказочными  богатырЯми,
не заставлЯет их стучать себЯ в грудь и плакать навзрыд при  слове  "матушка
ђусь православнаЯ", не наваливает им на плечи невероЯтных подвигов  героизма
и самоотвержениЯ и вообще не выходит,  при  построении  своих  характеров  и
положений,  из  масштабов,  серенькой   действительности.   "…го   Ќазарычи,
‘авельичи, Љулики  да  Љалинины,  -  говорит  г.  N.,  -  народ  все  больше
невзрачный, тихий, не хвастливый; это все люди, которые тут же,  о  бок  нас
живут". ‚се это почти  верно,  а  между  тем  это  не  мешает  существованию
страшной идеализации. ‚се эти солдаты - люди маленькие, но в высшей  степени
добродетельные. "Ђ придет случай - глЯдишь, - говорит сам г. Џогосский, - он
(т. е. солдат) и  встанет  перед  тобою  в  такой  красоте  душевной,  такую
добродетель окажет, ни перед каким  злом  непреклонную,  что  подивишьсЯ  ты
невзрачному человеку этому и за большое счастье почтешь называть его ровней,
товарищем своим". ‚от и возникает вопрос: откуда же добыл себе  этот  солдат
такую отменную добродетель? €з деревни  ли  он  ее  принес  или  в  казармах
выработал? …сли из  деревни  принес,  то  эта  добродетель  принадлежит  или
отдельному лицу, или  целому  народу,  но  никак  не  специальному  сословию
солдат. …сли же он ее выработал в сфере  своей  служебной  жизни,  тогда  г.
Џогосскому очень не мешало бы объЯснить читателЯм, какие именно стороны этой
жизни выработывают в солдате непреклонную добродетель и душевную красоту. Ќо
г. Џогосский; как художник, может быть увлечен своим предметом и  вследствие
этого может, в отношении к этому предмету, утратить до некоторой степени  ту
силу анализа, с которою человек,  хладнокровно  размышлЯющий,  приступает  к
обсуждению  каждого  дела  или  вопроса.  Њожет  быть,  г.  Џогосский  видел
действительно  так  много  примеров  непреклонной  добродетели   и   красоты
душевной, что длЯ него понЯтие  солдата  совершенно  неразлучно  с  понЯтием
человека, обладающего именно такою добродетелью и красотою. Љроме  того,  г.
Џогосский преследует, может быть, нравственно-педагогическую цель  и  желает
представить своим читателЯм-солдатам как можно больше хороших образцов,  длЯ
того  чтобы  эти  читатели,  умилЯЯсь  сердцем,  стремились  подражать  этим
доблестным примерам и неуклонно подвигались вперед на пути своего  духовного
и  нравственного  совершенствованиЯ.  …сли  г.  Џогосский   увлекаетсЯ   как
художник, если он, сочувствуЯ своим младшим  братьЯм,  видит  их  отчасти  в
розовом  свете,  -  это   делает   величайшую   честь   мЯгкому   сердцу   и
впечатлительным нервам издателЯ "‘олдатской  беседы",  хотЯ  в  сущности  не
увеличивает правдоподобиЯ характеров, подобных Ќазарычу, и даже не объЯснЯет
происхождениЯ этих характеров из наличных элементов нашей  действительности.
…сли г. Џогосский хочет приносить пользу нашим нижним чинам  представлЯемыми
образцами, если его добродетельные герои -  не  что  иное,  как  прописи,  с
которых солдату должно списывать свои поступки и свою жизнь,  то  опЯть-таки
нельзЯ  не  отнестись  с  величайшею   признательностью   к   добродетельным
тенденциЯм г. Џогосского, нельзЯ не признать его за истинного  филантропа  и
нельзЯ не пожалеть о том, что похвальнаЯ  филантропиЯ  эта  идет  вразрез  с
жизненною правдою. ’е аргументы, которые Я привел длЯ того, чтобы  оправдать
и объЯснить увлечение г. Џогосского своим предметом  и  выходЯщую  из  этого
увлечениЯ идеализацию, к сожалению, никак не могут быть приведены  в  пользу
г. N. - критика "ђусского вестника".
     „ело критика состоит  именно  в  том,  чтобы  рассмотреть  и  разобрать
отношениЯ художника к изображаемому предмету; критик должен рассмотреть этот
предмет очень внимательно, обдумать и разрешить  по-своему  те  вопросы,  на
которые наводит этот предмет, вопросы, которые едва затронул и, может  быть,
даже едва заметил сам художник. •удожнику представлЯетсЯ  единичный  случай,
Яркий образ;  критику  должна  представлЯтьсЯ  свЯзь  между  этим  единичным
случаем и общими свойствами и чертами  жизни;  критик  должен  понЯть  смысл
этого случаЯ, объЯснить его причины, узаконить его  существование,  показать
его raison d'etre. {ђазумное основание, смысл (франц.). - ђед.} ѓ. Џогосский
рисует нам добродетельных солдат. Љритик его произведений может  соглашатьсЯ
или не соглашатьсЯ с  автором,  признавать  или  отвергать  действительность
выводимых им Явлений; в том и в другом случае он должен выставить на вид  те
соображениЯ, которыми он руководствуетсЯ и при помощи которых он приходит  к
тому  или  другому  результату.  …сли  он  считает   Љуликов   и   Ќазарычей
действительно живыми типами, то должен объЯснить нам, какие  именно  условиЯ
русской жизни вообще или солдатского житьЯ-бытьЯ в  особенности  содействуют
формированию таких типов. …сли он  считает  Љуликов  и  Ќазарычей  головными
выдумками автора,  построенными  с  поучительно-нравственною  целью,  то  он
опЯть-таки обЯзан, подвергнув анализу те же условиЯ русской жизни, доказать,
что при этих бытовых условиЯх личности, подобные  добродетельным  героЯм  г.
Џогосского, существовать не могут. ‘ловом, чтобы критическаЯ статьЯ не  была
переливанием из пустого в порожнее, надо, чтобы в  ней  высказывалсЯ  взглЯд
критика на ЯвлениЯ жизни, отражающиесЯ в  литературном  произведении;  надо,
чтобы в ней, с точки зрениЯ  критика,  обсуживалсЯ  и  решалсЯ  какой-нибудь
вопрос, поставленный самою  жизнью  и  натолкнувший  художника  на  создание
разбираемого произведениЯ. ќтого-то именно вы не найдете  в  статье  г.  N.;
одобрительно-ласкательные  отзывы  о  "‘олдатской  беседе"  г.   Џогосского,
выписки из упоминаемых повестей, рассказ содержаниЯ этих повестей - вот все,
что вы встретите  в  этой  soi-disant  {’ак  называемаЯ  (франц.).  -  ђед.}
критической статье. Њы из этой статьи имеем право вывести  одно  заключение,
что автор ее разделЯет сладкие воззрениЯ г. Џогосского и вместе с ним  готов
восхищатьсЯ тою сферою,  в  которой  живут  и  действуют  наши  крестьЯне  и
солдаты. џ не намерен спорить ни с г. Џогосским, ни с г. N., тем более,  что
последний не высказывает решительно  своих  мнений,  а  только  принимает  с
полною верою все слова и рассказы "‘олдатской беседы". џ спорить не намерен,
потому  что  нахожу  это  в  высшей  степени  неудобным  и  бесполезным;   Я
ограничиваюсь только тем, что указываю на крайние выводы, к которым приводит
сладкий оптимизм  "ђусского  вестника".  ‡атем  иду  дальше,  к  критическим
диковинкам следующих книжек.

VII 

     ‚ раздумье останавливаюсь Я перед апрельскою книжкою; в ней критический
отдел начинаетсЯ выпиской из сочинениЯ г. ћркевича ("€з науки о человеческом
духе"). {23} ‚озникает вопрос: говорить или не говорить об этой статье? …сть
много аргументов за и против; но мне кажетсЯ, будет основательнее пройти эту
статью молчанием, напомнив  предварительно  читателЯм,  что  она  направлена
против статьи г. —ернышевского об антропологическом принципе и  заимствована
"ђусским вестником", как полемическое casse-tete, {Љастет, дубинка (франц.).
- ђед.} из "’рудов Љиевской духовной академии". ђешаюсь  Я  не  говорить  об
этой статье собственно потому, что не вижу ни малейшей точки соприкосновениЯ
между мыслЯми г.  ћркевича  и  моими  собственными  идеЯми.  Џроцесс  мысли,
исходные точки, результаты, способ изложениЯ -  все  это  до  такой  степени
различно, как будто бы мы жили в разные времена и говорили  на  двух  разных
Языках.  Ћчень  может  быть,  что  это  признание  сделано  мною   к   моему
собственному стыду, очень может быть, что жить не в том мире, в каком  живет
г. ћркевич, значит прозЯбать, вести жизнь скотоподобную, не иметь понЯтиЯ  о
деЯтельности мысли; все это очень возможно, а между тем Я все-таки с  полною
откровенностью скажу, что не понимаю, из чего хлопочет  г.  ћркевич,  что  и
зачем   он   доказывает,   какаЯ   польза   и   какаЯ   надобность   в   тех
невыносимо-скучных диалектических тонкостЯх, которыми наполнена его обширнаЯ
статьЯ. ‘огласитесь, господа читатели, что если Я не  понимаю  ни  цели,  ни
сущности, ни пользы статьи г. ћркевича, то Я никак не могу  стать  к  ней  в
какие бы то ни было критические  отношениЯ.  „лЯ  менЯ  статьЯ  г.  ћркевича
написана на неизвестном Языке, и притом на таком Языке, которому Я  не  хочу
учитьсЯ, потому что очень хорошо знаю, что этот Язык,  сухой  и  бесплодный,
ничем не вознаградит менЯ за те усилиЯ, которые Я употреблю на его усвоение.
…сли г. ћркевич не умеет говорить Ясно и просто о простых и Ясных предметах,
если надо пройти целый предварительный  курс  кабалистики  длЯ  того,  чтобы
слышать его учение о природе, о человеке, о духе и разуме, то Я полагаю, что
большинство людей предпочтут остатьсЯ  профанами.  ‚округ  нас  кипит  живаЯ
жизнь; что ни шаг, то предмет  длЯ  размышлениЯ,  и  притом  такой  предмет,
который непременно надо обсудить, чтобы иметь возможность идти  дальше;  тут
сама жизнь задает вопрос  и  шевелит  мысль;  успевай  только  обдумывать  и
решать; успевай только пробиватьсЯ и разрушать действительные препЯтствиЯ; а
тут  нам  предлагают  углубитьсЯ  в  самих  себЯ,  занЯтьсЯ  диалектическими
выкладками, воскресить покойный гегелизм и зарытьсЯ по  уши  в  какую-нибудь
отвлеченную систему, котораЯ не успела даже выработать себе Ясного Языка. Њы
с удовольствием готовы  пользоватьсЯ  философскою  диалектикою  как  орудием
борьбы,  как  средством  разрушать  предрассудки,   но   когда   философскаЯ
диалектика уходит в область слов, когда она, терЯЯ из виду действительность,
забываЯ условиЯ места и времени, начинает расплыватьсЯ в общих рассуждениЯх,
не приводЯщих и не могущих привести ни к  какому  осЯзательно-практическому,
жизненному результату, тогда мы отвертываемсЯ от этой диалектики и  находим,
что заниматьсЯ ею скучно, а спорить с тем, кто ею занимаетсЯ, бесполезно.
     Љак бы замысловаты ни были те приемы, которыми г.  ћркевич  уличает  г.
—ернышевского в непоследовательности, в нелогичности, в неумении мыслить,  в
противоречиЯх с самим собою, как бы остроумны и глубокомысленны ни  были  те
доводы,  которыми  киевский  мыслитель  громит  петербургского   журналиста,
все-таки статьЯ киевского мыслителЯ прочтетсЯ очень немногими  любителЯми  и
даже на этих любителей не произведет сильного впечатлениЯ,  потому  что  она
спорит из-за слов и останавливаетсЯ на мелочах. —то же  касаетсЯ  до  статьи
петербургского журналиста, {24} то ее прочло большинство  читающей  публики;
идеи его вызвали деЯтельность мысли, критика ума усилена  и  напрЯжена  этим
притоком  нового  материала,  следовательно,  дело  сделано,  а  там  пускай
кропотливые труженики, не умеющие окинуть одним взглЯдом  целое  направление
мысли,  возражают  против  отдельных  подробностей,  спорЯт  против  частных
недосмотров и превращают живую идею в диалектическое толчение воды; этим они
нисколько не остановЯт действительного развитиЯ идей в  обществе;  этим  они
покажут только свое собственное бессилие, против  которого,  конечно,  людЯм
дела и живой  мысли  не  стоит  предпринимать  крестовый  поход;  достаточно
указать на это бессилие как на существующий факт  и  пройти  мимо  к  другим
предметам, также заслуживающим наблюдениЯ.
     Џолного  вниманиЯ  заслуживает  статьЯ  г.  ‹онгинова  о  кнЯзе  Џ.  Ђ.
‚Яземском. ќта статьЯ вызвана отзывами разных петербургских журналов и газет
о юбилее пЯтидесЯтилетней литературной деЯтельности кнЯзЯ  ‚Яземского,  {25}
праздновавшемсЯ 2 марта 1861 года. ‚ свое времЯ было много говорено об  этом
юбилее, гораздо больше, чем стоило говорить о таком предмете,  и  потому  Я,
конечно, в этой статье не буду поднимать этих  улегшихсЯ  толков.  ‚ообще  Я
совершенно воздержусь от суждений о литературных заслугах  г.  ‚Яземского  и
буду иметь дело только с г. ‹онгиновым, который, увлекаЯсь жаром  антиквариЯ
и панегириста, высказывает много любопытных идей  и  эстетических  взглЯдов.
€сходнаЯ точка у г. ‹онгинова та же, что и у г. ѓрота;  он  сурово  упрекает
наших  литераторов  или,  как  он  говорит  с   оттенком   укоризны,   наших
фельетонистов в том, что они не знают истории нашей словесности и потому  не
чувствуют к своим предшественникам на литературном поприще того  уважениЯ  и
той признательности, которую следует воздавать им по заслугам. Ћн  указывает
этим фельетонистам на гражданские и человеческие добродетели наших писателей
прежнего времени и указывает на некоторых из них как на  образцы,  достойные
подражаниЯ. "Љарамзин, - говорит он, - на  которого  смеют  нападать  разные
борзописцы за то, что он не думал и не писал в их духе, Љарамзин был  одарен
гражданскою честностью и гражданским мужеством, каких  дай  бог  поболее  на
ђуси. Ћн отказывалсЯ от должности  министра,  пером  ’ацита  писал  приговор
€оанну, не угождал ни одному временщику, подавал государю записки  о  разных
государственных делах первой важности,  не  взираЯ  на  то,  что  мысли  его
противоречили  взглЯдам  Ђлександра.   Ѓлагородство   †уковского   вошло   в
пословицу. ишков ошибалсЯ, но был честнейший из людей, твердый в правилах и
не способный согнутьсЯ ни перед чем, словом, -  достойный  друг  Њордвинова.
‘правьтесь, какаЯ памЯть живет в министерстве юстиции о „митриеве и  теперь,
через сорок пЯть лет после его отставки!"
     “влекаЯсь апологическим  жаром,  г.  ‹онгинов  не  замечает  того,  как
странно он защищает своих клиентов. Љарамзин не был  льстецом,  †уковский  -
неблагородным человеком, ишков - бесчестным человеком, „митриев  -  суровым
чиновником. ‘лушаЯ воодушевленные речи г. ‹онгинова на эту тему, можно  себе
вообразить,  будто  наша   текущаЯ   литература   завалена   обличениЯми   и
обвинениЯми, направленными против прежних деЯтелей с целью очернить навсегда
их имена и смешать с грЯзью их памЯть. …сли  бы  большинство  пишущих  людей
было занЯто изобретением разных клевет против Љарамзина, †уковского, ишкова
и „митриева, то тогда только можно  было  бы  объЯснить  себе  происхождение
апологии г. ‹онгинова. Ќо теперь к чему она? Љто клевещет на  этих  покойных
литераторов? Љто говорит об них? Њы об них и думать забыли, у нас  порвалась
всЯкаЯ свЯзь с этими людьми; у них были свои интересы, свои  воззрениЯ;  они
отжили; теперь мы живем, и у нас свои интересы, свои воззрениЯ,  не  имеющие
ничего общего с прежними; когда нам случаетсЯ заглЯнуть в том их  сочинений,
мы остаемсЯ холодны  к  тому,  что  их  интересовало,  и  подчас,  невольно,
добродушно  улыбаемсЯ  их  восторженным  тирадам.  „аже   приговор   €оанну,
написанный пером русского ’ацита, Љарамзина, не вызывает  в  нас  особенного
сочувствиЯ, между тем как  строки  настоЯщего  римского  ’ацита,  написанные
слишком за полторы тысЯчи лет тому назад, до сих пор шевелЯт наши нервы. —то
же делать? Ќадо с этим согласитьсЯ:  Љарамзин,  †уковский,  „митриев  и  др.
отжили длЯ нас, и отжили так полно, так безнадежно, как,  вероЯтно,  никогда
не отживут люди с действительным, сильным талантом, люди, подобные експиру,
Ѓайрону, ‘ервантесу, Џушкину. експира мы до сих пор читаем с  наслаждением,
а †уковского врЯд ли кто-нибудь возьмет в  руки  иначе,  как  с  ученою  или
библиографическою  целью;  а  на  это  г.  ‹онгинов  горЯчо  возражает,  что
†уковский, Љарамзин и ишков - честнейшие  люди.  Ќу,  что  ж  из  этого?  -
ответим мы. Њы их и не браним бесчестными, а думаем только, что честность  в
писателе - достоинство отрицательное.  ‡а  отсутствие  этого  достоинства  -
клеймЯт презрением, а за присутствие его еще не венчают  лавровыми  венцами.
—то Љарамзин, †уковский и ишков были  честными  людьми  -  это  при  них  и
остаетсЯ.  €з  этого  никак  нельзЯ  вывести  заключениЯ,  чтобы   следовало
превратить текущую литературу в поминальные списки.  Њало  ли  в  ђоссии  со
времен ђюрика или ѓостомысла было  честнейших  людей!  Ќеужели  же  их  всех
литература должна помнить и беречь только за то, что  они  были  честнейшие?
…сли у нашей эпохи нет таких интересов, которые разделЯли бы с нами Љарамзин
и †уковский, то в чем же мы можем им сочувствовать, зачем  мы  будем  к  ним
обращатьсЯ? Ћтчего мы не можем и не должны  говорить,  что  прошедшее  нашей
литературы длЯ нас не существует, что мы отделены от него  целою  пропастью,
через которую нельзЯ и не следует перешагнуть? Џочему, на каком основании мы
будем помнить и уважать прошедшее нашей литературы? Џотому  ли,  что  оно  -
прошедшее и что  глубокомысленнаЯ  латинскаЯ  поговорка  велит  говорить  de
mortuis aut bene, aut nihil. {Ћ мертвых или хорошее, или ничего. - ђед.} или
потому, что оно наше, родное, русское? Ќе знаю  право,  который  из  доводов
лучше и сильнее. —то касаетсЯ до  г.  ‹онгинова,  то  он,  кажетсЯ,  охотнее
примет первый аргумент, потому что уважение к  прошедшему,  по  его  мнению,
должно быть принадлежностью образованного литератора и  развитого  человека.
"ђасин - не Њюссе, иллер - не ѓейне, - говорит г. ‹онгинов, - а  попробуйте
умному французу или немцу поговорить с презрением о ђасине  или  иллере,  -
он, вероЯтно, даже не почтет за нужное продолжать с  вами  разговор".  “мный
француз или  немец,  не  дающий  в  обиду  своих  стариков,  приведен  здесь
собственно длЯ того, чтобы показать нашим "борзописцам и фельетонистам"  всю
позорную опрометчивость их поведениЯ;  желаЯ  дать  этим  господам  хороший,
полновесный урок, г. ‹онгинов говорит множество несообразностей;  он  ставит
на одну доску иллера и ђасина и  находит,  что  умный  француз,  защищающий
ђасина, и умный немец, защищающий иллера, будут  одинаково  правы  в  своих
суждениЯх.
     ‚ глазах г. ‹онгинова оба правы, потому что оба защищают прошедшее; тут
можно  только  скромно  заметить,  что  ведь  прошедшее  прошедшему   рознь.
Ћтстаивать иллера как художника и  человека,  как  вдохновенного  защитника
лучших прав и лучших инстинктов человеческой природы, отстаивать иллера как
честного  бойца  своего  времени,  как  гениального  мыслителЯ  и  поэта   -
позволительно каждому порЯдочному  человеку,  будь  он  немец  или  француз,
русский или татарин. Ќо отстаивать  ђасина,  в  сочинениЯх  которого  мы  не
встречаем ничего, кроме лжи и  ходульности,  отстаивать  вместе  с  ним  все
направление литературы в век ‹юдовика XIV - это  такой  подвиг,  на  который
может решитьсЯ разве только французский  академик  и  за  который  похвалить
может  только  критик  "ђусского  вестника".  ‘очувствие  г.   ‹онгинова   к
прошедшему quand meme доходит до  того,  что  он  с  непритворным  уважением
отзываетсЯ о ”ранцузской академии, как о  хранилище  спасительных  преданий.
’о, что говорит г. ‹онгинов об академии, так неподражаемо хорошо, что  Я  не
могу отказать себе в удовольствии выписать несколько  его  подлинных  строк.
"Ћна, - говорит  он,  исчислЯЯ  заслуги  академии,  -  напечатала  несколько
изданий словарЯ,  сообразуЯсь  с  успехами  Языка,  была  постоЯнно  органом
здравой критики, а главное - трудами и заседаниЯми своими  распространЯла  в
публике тот эстетический вкус, развивала в ней то  уважение  к  достоинствам
бессмертных творений великих писателей, благодарЯ чему во ”ранции  не  может
первый встречный заставить верить публику всему, что  придет  ему  в  голову
говорить об этих писателЯх" (стр. 121). Ќе знаю,  на  каких  это  наивных  и
несведущих читателей рассчитывает г. ‹онгинов; кто же это ему  поверит,  что
французскаЯ публика  отличаетсЯ  развитым  эстетическим  вкусом  и  что  она
обЯзана академии эстетическими, понЯтиЯми? —то  ж,  это  академиЯ,  что  ли,
рекомендовала ей романы ”удра, „юма, ”евалЯ, графини „аш, Љсавье де Њонтепен
и других неистощимых рассказчиков? € что  же,  это  пристрастие  к  подобным
романам - признак развитого вкуса? €ли, может быть, г. ‹онгинов не  признает
даже публикою тех людей, которые запоем читают ”евалЯ и „юма?  Ћт  него  это
станетсЯ, потому что он, кажетсЯ, делает различие между обществом и  толпою.
Ћбщество он уважает, но толпу, profanum  vulgus,  необразованную  массу,  он
поражает самым убийственным презрением, причислЯЯ к этой безобразной толпе и
преступных фельетонистов и тех  легкомысленных  людей,  которые  читают  эти
фельетоны, не краснеЯ от стыда и не бледнеЯ от добродетельного  негодованиЯ.
"Ћбщество французское, - продолжает г. ‹онгинов, - настолько образовано, что
считает существование такого учреждениЯ не  только  совместным  с  движением
литературы и своим собственным, но совершенно необходимым, как  убежище  длЯ
истинного вкуса, длЯ независимого голоса  людей  знающих  и  почтенных,  длЯ
охранениЯ  вечных  законов  прекрасного  от  посЯгательств   легкомыслиЯ   и
невежества. Џоэтому академиЯ руководствуетсЯ  при  выборе  своих  членов  не
только степенью таланта, а еще менее популЯрностью того или другого  автора,
но считает условием длЯ того классическое образование писателЯ, свойство его
ученых приемов, мастерство его владеть Языком, его вкус и  критический  дар.
Ћна примет в члены скромного, малоизвестного толпе поэта ‹апрада и  едва  ли
скоро допустит в свою среду, например,  блестЯщего,  "популЯрного",  бойкого
’еофилЯ ѓотье".
     ‡наете ли что, господа читатели, - вглЯдываЯсь в чужую добродетель,  мы
всего глубже и живее можем почувствовать своЯ собственные несовершенства, мы
всего скорее можем дойти до спасительного раскаЯниЯ и  до  горЯчего  желаниЯ
исправитьсЯ. ‘о вниманием всматриваЯсь в идеи г. ‹онгинова, Я  замечаю,  что
его оптимизм отличаетсЯ  глубокою,  непочатою  искренностью,  и  с  истиннйм
огорчением обличаю самого себЯ в мрачном и недостойном  недбверии  ко  всему
истинному и прекрасному.  Џосмотрите,  как  тепло  верит  г.  ‹онгинов  и  в
образованность  французского  общества,  и   в   необходимость   ”ранцузской
академии, и в независимость голоса тех знающих и  почтенных  людей,  которые
удостаивались сделатьсЯ ее членами, и в вечность  тех  законов  прекрасного,
которые, несмотрЯ на свою вечность, должны быть охранЯемы  от  посЯгательств
легкомыслиЯ и невежества. ѓ. ‹онгинов так твердо верит в существование добра
и во всеместное его проЯвление, что от души сочувствует  всем  академическим
выборам, которые, конечно,  представлЯютсЯ  ему  независимым  голосом  людей
знающих и почтенных. …го несказанно радует то обстоЯтельство,  что  академиЯ
не обращает вниманиЯ на  мнение  толпы  и,  бракуЯ  "популЯрного"  (заметьте
кавычки) ’еофилЯ ѓотье, принимает в члены скромного поэта ‹апрада,  вероЯтно
за примерное благонравие и за похвальную скромность.
     „а, вот как добропорЯдочные люди смотрЯт на вещи; мне становитсЯ стыдно
за себЯ и за свои идеи, но Я преодолеваю этот естественный стыд и  публичным
покаЯнием стараюсь до некоторой степени смыть с себЯ пЯтно моих  неприличных
воззрений.  Љаюсь  перед  читателЯми,   вот   в   каких   странных   образах
представлЯлись мне те факты, которые облил г. ‹онгинов таким  Ярким  потоком
светло-розового света. џ думал,  что  ”ранцузскаЯ  академиЯ,  основаннаЯ  по
капризу всемогущего министра,  кардинала  ђишелье,  никогда  не  была  живою
потребностью длЯ французского общества, а жила себе  по  силе  инерции,  как
правительственное учреждение, созданное  эдиктом  и  не  отмененное  никаким
другим последующим распорЯжением. џ  думал,  что  существование  ”ранцузской
академии не имеет ничего общего с движением  литературы  и  что  французское
общество не потерЯло бы ровно ничего, если  бы  словарЯ  академии  вовсе  не
существовало; Я думал, что истинный вкус не нуждаетсЯ в убежище и что  голос
каждого человека - знающего или незнающего, почтенного  или  непочтенного  -
может быть гораздо чище и самостоЯтельнее, когда этот человек говорит только
от  своего  собственного  лица,  чем  тогда,  когда   он   ораторствует   на
академических  креслах,  как  член  и  представитель  почтенной   и   ученой
корпорации. Њне  казалось,  что  ”ранцузскаЯ  академиЯ  не  охранЯет  вечных
законов прекрасного по той простой причине, что таких  мудреных  законов  не
существует и что, думаЯ хранить вечные законы,  почтенное  собрание  бережет
залежавшиесЯ академические преданиЯ, окоченевшие от времени и превратившиесЯ
в сухую, мертвую рутину; при выборе своих членов академиЯ руководствуетсЯ не
степенью таланта автора, не популЯрностью его, а  классическим  образованием
писателЯ, свойством его ученых приемов, мастерством его владеть Языком,  его
вкусом и критическим даром.  џ  бы  от  души  желал  поверить  на  слово  г.
‹онгинову и принЯть сообщаемые им сведениЯ за свЯтую истину,  но  решительно
не могу сделать этого, потому что в  самых  словах  г.  критика  заключаетсЯ
неразрешимое противоречие: академиЯ, изволите видеть, не  обращает  вниманиЯ
на степень таланта и между тем требует мастерства владеть  Языком,  вкуса  и
критического дара. —то же такое  критический  дар,  если  он  не  признаетсЯ
талантом и даже противополагаетсЯ таланту? €  мастерство  владеть  Языком  и
вкус - это тоже не талант? „а  что  же  такое  талант?  Џоневоле  приходитсЯ
обращатьсЯ к переборке слов,  когда  люди  начинают  употреблЯть  слова,  не
отдаваЯ себе отчета в их значении.
     —тобы понЯть г. ‹онгинова, надо обратитьсЯ к тем примерам, которыми  он
поЯснЯет свою замысловатую идею, весьма похожую  на  пустую  фразу.  "‚иктор
ѓюго, - говорит он, - в апогее своей славы не мог  сделатьсЯ  академиком  до
самого 1841 года, потому что, несмотрЯ на свое блестЯщее  дарование,  грешил
часто  против  чистоты  Языка  и  здравого  вкуса,  которые  так  уважены  в
учреждении, где заседали тонкие судьи  их,  этому  качеству  преимущественно
обЯзанные общим почетом, их окружившим: Ђндрие, ”елец,  Ќодье,  ‘альванди  и
пр.".  Ђ,  да,  теперь  дело   начинает   разъЯснЯтьсЯ.   ЂкадемиЯ   требует
правильности (Correctheit) и в этом отношении  платит  дань  общей  слабости
всех  академий.  Ћдна  академиЯ  требует  правильности  рисунка,  другаЯ   -
правильности музыкального выполнениЯ,  третьЯ  -  правильности  поэтического
вымысла. ‘тавЯ подобные требованиЯ, каждаЯ академиЯ стеснЯет свободный полет
мысли и втискивает в свои  условные,  узкие  рамки  творческую  деЯтельность
художника. Џо академическим понЯтиЯм, трудолюбиваЯ посредственность, умеющаЯ
усвоить себе преданиЯ школы и не чувствующаЯ в себе ни малейшей  потребности
выйти из рубрик официально предписанной программы, всегда  будет  поставлена
выше независимого таланта, разбивающего всЯкие  условные  ограничениЯ  и  не
повинующегосЯ  в  своем  творчестве  никому  и  ничему,  кроме  собственного
внутреннего побуждениЯ. Џоэтому академии почти  всегда  расходЯтсЯ  в  своих
приговорах с неразвитою толпою; неразвитой толпе нравитсЯ  самороднаЯ  сила,
оригинальнаЯ  смелость,  творческаЯ   самобытность,   а   академии   требуют
выдержанности, дрессировки,  применениЯ  к  известному,  условному  образцу;
толпа величает и любит своих поэтов, не обращаЯ  вниманиЯ  на  академические
приговоры, а почтенные собраниЯ, живЯ  своею  замкнутою,  тепличною  жизнью,
знать не хотЯт о том, что делаетсЯ за стенами их зал и кабинетов, и  улыбкою
презрениЯ встречают все проЯвлениЯ мысли и чувства, прорывающиесЯ помимо  их
приговоров и находЯщие себе сочувствие в неразвитой  толпе.  ѓ.  ‹онгинов  -
вполне академик  по  своим  воззрениЯм;  он  от  души  желает,  чтобы  толпа
беспрекословно слушалась приговоров людей знающих и почтенных и чтобы все ее
суждениЯ были сколками с протоколов академических заседаний; рутину школы он
называет вечными  законами  прекрасного;  приговоры,  произносимые  с  точки
зрениЯ  этой  рутины,  называютсЯ  независимым  голосом,  и  все   остальное
обозначаетсЯ именами, заимствованными из того же круга идей и понЯтий.
     ‚ элегическом излиЯнии г.  ‹онгинов  представлЯет  своим  читателЯм  те
благодетельные следствиЯ, которые могло  бы  иметь  длЯ  нашего  просвещениЯ
существование  ученого  собраниЯ,  подобного  ”ранцузской   академии.   "Џри
беспрерывном изменении вкуса и переворотах в Языке, - говорит г. ‹онгинов, -
у нас была бы полезнее, чем где-либо, корпорациЯ независимаЯ, с  авторитетом
в деле словесности. Ћна нисколько не стеснЯла бы доброй воли ценного писать,
как ему угодно (не правда ли, как это милостиво и великодушно!). Ќо она была
бы хранилищем, где всЯкий мог бы почерпнуть сведениЯ дельные;  центром,  где
публика знакомилась бы с научными  и  литературными  приемами,  узнавала  бы
серьезно историю Языка и словесности (очевидно, академиЯ такого фасона  была
бы, по мечтам г. ‹онгинова, - чем-то средним  между  присутственным  местом,
адресным  столом  и  учебным  заведением).  Ќаконец  она  была   бы   местом
соединениЯ, где сходились бы писатели разных партий, которые теперь сидЯт по
большей части безвыходно в своих кружках,  в  ущерб  публике,  литературе  и
самим себе, потому что они ничего не видЯт, кроме своих же действий,  ничего
не слышат,  кроме  своих  же  речей,  повторЯемых  близкими  их,  да  разных
литературных сплетен". (Ѓлагодушно отворЯЯ двери этой желанной академии  длЯ
писателей  разных  партий,  г.  ‹онгинов,  очевидно,   не   предвидит   того
обстоЯтельства, что могут найтись и такие писатели, которые и  заглЯнуть  не
пожелают в такое спасительное учреждение. ‚прочем, таких господ г.  ‹онгинов
не признает писателЯми, почти так  же,  как  читателей  их  он  не  признает
публикою; - это, по его мнению, фельетонисты, башибузуки, зелье и Язва нашей
литературы, отравлЯющие здравый вкус публики и мешающие развитию солидных  и
серьезных понЯтий. ‚спомнив об этих нечестивых фельетонистах,  г.  ‹онгинов,
как молочница в басне ‹афонтена, {26} видит, что надежды  и  радужные  мечты
его разлетаютсЯ в прах.) "Ќо, - говорит он с умилительною грустью,  -  можно
ли  думать  о  том,  когда  фельетонисты  завладевают  вниманием  читателей,
уничтожают все, что было до них, и провозглашают, что  они  знать  не  хотЯт
общества, т. е. соединениЯ  более  или  менее  образованных  людей,  а  ищут
популЯрности между своею братией  и  в  массах?"  ѓрусть  и  негодование  г.
‹онгинова мне понЯтны,* хотЯ,  конечно,  Я,  как  фельетонист,  не  могу  им
сочувствовать.  ЉабинетнаЯ  начитанность  всегда  претендует  на  авторитет,
всегда считает себЯ головою выше толпы и всегда  приходит  в  самое  наивное
негодование, когда эта толпа идет себе своею дорогою,  не  обращаЯ  никакого
вниманиЯ  на  советы,  предостережениЯ  и  приговоры  ученого  собраниЯ  или
отдельного  ученого  лица.  ‚  этом  отношении  люди  кабинетов,  архивов  и
библиотек  очень  похожи  на  тех  деревенских   книжников,   которым,   при
невероЯтных трудах и усилиЯх, удалось одолеть дюжины  полторы  старых  книг.
ЏитаЯ полное уважение к трудолюбию и  к  любознательности  этих  деревенских
начетчиков, нельзЯ не заметить, что напрЯжение мозга над отдельными  словами
книг и часто безуспешные стараниЯ свЯзать между собою в голове эти отдельные
слова изнурЯют мыслительные силы этих книжников; они зачитываютсЯ  до  такой
степени, что терЯют способность практического пониманиЯ, начинают  вставлЯть
в обыденный, житейский разговор отдельные выражениЯ и цитаты из  прочитанных
книг, начинают говорить высоким слогом и в то же самое времЯ, уважаЯ себЯ за
свои бесплодные труды и усилиЯ,  возвышаютсЯ  в  своем  собственном  мнении,
становЯтсЯ  невыносимо  самонадеЯнными  и  начинают  смотреть   свысока   на
"необразованных  мужиков",  которые  с  своей  стороны   смотрЯт   на   этих
завирающихсЯ книжников с лукавою усмешкою полупрезрительного сострадании.
     ђоль, которую играют эти  книжники  в  деревнЯх,  может  быть,  отчасти
объЯснЯет то положение, в котором некотораЯ часть наших цеховых ученых  {27}
находитсЯ в отношении к  массе  грамотного  общества.  ќти  ученые  работают
много, и между тем мы не видим плодов их занЯтий; они читают и  перечитывают
рукописи и старые книги; они выбиваютсЯ из сил, наводЯ  какую-нибудь  мелкую
хронологическую справку  или  отыскиваЯ  потерЯнное  значение  какого-нибудь
устарелого слова, встречающегосЯ раза два в летописи или в старом  переводе;
сухость  этой  работы,  утомительность  подобных  разысканий  подает  самому
труженику повод думать, что он совершает великий подвиг  самоотвержениЯ,  за
который  ему  должны  быть  благодарны  и  современники  и  потомки.  ‘амому
труженику очень скучно возитьсЯ с старою рухлЯдью всЯкого рода, но от  того,
что он скучает и выбиваетсЯ из сил, никто не чувствует длЯ себЯ осЯзательной
пользы или освежающего удовольствиЯ и потому никто  не  говорит  спасибо.  Ђ
между тем труженик  роетсЯ  в  архивах  и  библиотеках,  поглощает  огромные
фолианты, отыскивает библиографические редкости и диковинки,  уходит  в  тот
мирок прошедшего, которого бледные отрывки сохранились на лоскутках бумаги и
пергамента, и терЯет способность понимать те побудительные причины,  которые
заставлЯют  живых  людей  говорить  и  спорить,  горЯчитьсЯ  и  приходить  в
негодование,  страдать  и  радоватьсЯ,  надеЯтьсЯ  и  тревожитьсЯ.   Ѓедному
труженику, постепенно убивающему в себе человеческие инстинкты, стремлениЯ и
порывы свежего, здравого организма, начинает  казатьсЯ,  что  жизнь  состоит
именно в том, чтобы преследовать слова и буквы из фолианта  в  фолиант,  что
мир истинный, широкий, великий лежит именно на полках его библиотеки.  Ћн  с
досадою слышит за стенами этой  библиотеки  шум  экипажей  на  улице,  крики
разносчиков, провозглашающих о своих товарах, песни мастеровых,  мурлыкающих
за работою, словом, все те звуки, в которых (‘казываетсЯ присутствие  жизни.
‚се это кажетсЯ ему суетою, бессмыслицею, проЯвлением людской  неразвитости,
и только тот крошечный предмет, к которому присосались в эту минуту силы его
ума,  кажетсЯ  ему  действительно  важным,  одаренным  самобытною,  сильною,
разумною жизнью. ЋтносЯсь враждебно к звукам действительной  жизни,  цеховой
ученый так же враждебно относитсЯ к отражению  этих  звуков  и  интересов  в
литературе. Ћживленный спор о живом лице, о предмете  вседневной  жизни,  об
идее, к которой в интересах действительной жизни надо  непременно  отнестись
так или иначе, кажутсЯ заучившемусЯ  труженику  непозволительным  скандалом,
пустою тратою слов и времени, проЯвлением мальчишеского  задора,  следствием
смешного желаниЯ заЯвить свои идеи перед лицом читающей публики.
     ‘ тех пор как журналистика  сколько-нибудь  оживилась,  цеховые  ученые
стали к ней в враждебные отношениЯ; они не понимают  побуждений  тех  людей,
которые, не  щадЯ  сил,  не  боЯсь  трудностей,  выражают  в  журналах  свои
убеждениЯ и проводЯт свои тенденции; потерЯвши способность жить в  атмосфере
действительной жизни, они  вместе  с  тем  потерЯли  возможность  судить  об
ЯвлениЯх этой  жизни;  те  мнениЯ,  которые  им  случаетсЯ  высказывать  при
нечаЯнном столкновении с вопросами, стоЯщими на  очереди,  отличаютсЯ  такой
античностью, о которой, не слыхавши подобных суждений, невозможно  составить
себе даже приблизительное понЯтие.
     ‚инить записных ученых  в  этой  античности  идей  и  мнений,  конечно,
невозможно. …сли работник, приводЯщий в движение какую-нибудь ручную машину,
постоЯнно работает одною правою рукою, то с течением  времени  мускулы  этой
руки разовьютсЯ в ущерб мускулам всего остального  тела,  работник  окажетсЯ
изуродованным, и его уродство ЯвитсЯ как естественное и неизбежное следствие
его работы. ‡анЯтиЯ труженика-специалиста точно  так  же  односторонни,  как
работа   ремесленника,   пускающего   в   ход   одну    правую    руку;    у
труженика-специалиста та или другаЯ умственнаЯ способность, например  памЯть
или наблюдательность,  изощрЯютсЯ  до  последних  пределов,  между  тем  как
остальные  мыслительные  способности  глохнут  и  тупеют.   €   ремесленник,
работающий одною правою  рукою,  и  труженик-специалист,  работающий  именно
только  известными  частицами  мозга,  могут  быть  очень  полезны  и   даже
совершенно необходимы длЯ общества, но только надобно, чтобы каждый  из  них
оставалсЯ на своем месте. €з хорошего ремесленника может выйти очень  плохой
музыкант, и труженик-специалист, очень  полезный  длЯ  составлениЯ  словарЯ,
хронологической таблицы или библиографического  указателЯ,  может  до  упаду
насмешить  читающую  публику,  если  приметсЯ  толковать   об   общественных
интересах или пуститсЯ  в  эстетическую  критику.  ’руд  -  дело  почтенное;
ветеран какого бы то ни было труда, предпринЯтого и веденного добросовестно,
имеет право требовать себе под  старость  теплого  угла  от  того  общества,
которому он посвЯтил свои силы и досуги;  но  если  этот  ветеран  искалечен
своею трудовою жизнью  и,  несмотрЯ  на  свою  благоприобретенную  убогость,
упорно лезет к такой работе, которую он  не  может  выполнить  как  следует,
тогда, при всем уважении к труду и к ветерану, каждый  член  общества  будет
иметь полное, разумное право дать ему дружеский совет: "Ћтойдите в  сторону;
это дело вам не под силу. ‘идите себе на покое, не мешайте  другим  и,  если
вам скучно, занимайтесь длЯ развлечениЯ легкими штучками  из  вашей  прежней
работы, с которою вы успели свыкнутьсЯ в течение вашей жизни".
     ’о, что Я сказал о мнениЯх записных ученых  вообще,  то  может  быть  в
полном объеме применено почти ко всем статьЯм критического отдела  "ђусского
вестника". џрким представителем  этого  серьезного  направлениЯ  критической
мысли ЯвлЯетсЯ г. ‹онгинов. ќтот трудолюбивый библиограф, изумлЯющий публику
обилием и точностью своих фактических  сведений,  касающихсЯ  истории  нашей
литературы в XVIII и в начале  XIX  века,  оказываетсЯ  крайне  неопытным  и
неискусным на поприще журналистики. Љак критик - он безличен; как  мыслитель
- он  отличаетсЯ  только  крайне  развитою  способностью  благоговеть  перед
прошедшим и строить себе бесчисленное множество кумиров и  авторитетов.  Љто
желает составить себе понЯтие об эстетическом вкусе  г.  ‹онгинова,  того  Я
попрошу,  в  статье  этого  писателЯ  о  кнЯзе   ‚Яземском,   прочитать   те
стихотворениЯ, которые г. критик находит очень замечательными. ‚ этой статье
приведено девЯть больших пьес, одна  другой  скучнее;  голый  дидактизм,  не
прикрытый даже Яркостью поэтического образа, утомлЯет  внимание  читателЯ  и
тЯжелым, несваримым комом ложитсЯ в  его  голову,  не  шевелЯ  нервов  и  не
возбуждаЯ никакого другого чувства, кроме непробудной, безотрадной, гнетущей
скуки. ‚от длЯ примера самаЯ коротенькаЯ из этих пьес, которые, по мнению г.
‹онгинова, упрочивают за г.  ‚Яземским  почетное  место  в  истории  русской
поэзии. ‚ыписываю ее собственно потому, что она очень коротка  и  потому  не
слишком утомит моих читателей.

                 ‹юбить. ЊолитьсЯ. Џеть. ‘вЯтое назначенье
                 „уши, тоскующей в изгнании своем,
                 ‘вЯтого таинства земное выраженье,
                 Џредчувствие и скорбь о чем-то неземном,
                 Џреданье темное о том, что было Ясным,
                 € упование того, что будет вновь,
                 „уши, настроенной к созвучию с прекрасным,
                 ’ри вечные струны: молитва, песнь, любовь!
                 ‘частлив, кому дано познать отраду вашу,
                 Љто чашу радости и горькой скорби чашу
                 ЃлагословлЯл всегда с любовью и мольбой
                 € песни внутренней был арфою живой!

     Њне  кажетсЯ,  сама  г-жа  ћлиЯ  †адовскаЯ   не   могла   бы   написать
стихотворениЯ более слезливого, сентиментального, фразистого и ничтожного по
содержанию; мне кажетсЯ даже, что у г-жи †адовской стихотворение на эту тему
вышло бы понЯтнее и изЯщнее по внешней форме. —то же касаетсЯ до  выписанной
пьесы,  принадлежащей  перу  кнЯзЯ  ‚Яземского,   то   можно   сказать   без
преувеличениЯ,  что  приходитсЯ  делать  синтактическую  конструкцию,  чтобы
добратьсЯ до смысла, какой существует в этом наборе плаксивых  слов.  ‡амечу
мимоходом, что стихотворение это написано в 1840 году, после смерти Џушкина,
тогда, когда русский стих был уже  почти  окончательно  выработан.  …сли  г.
‹онгинов восхищаетсЯ подобными виршами, то это, очевидно, происходит оттого,
что он к произведениЯм современных поэтов приступает с теми же требованиЯми,
с какими он относитсЯ к какому-нибудь ‘умарокову  или  •ераскову.  ‚се  дело
сводитсЯ опЯть-таки на то, что антикварий - не критик,  и  библиограф  -  не
журналист.

VIII 

     Љритический отдел майской книжки открываетсЯ  Язвительною  полемическою
статьею, стремЯщеюсЯ доказать, что  все  петербургские  журналисты,  пишущие
легко, быстро и Ясно, похожи на г. Ђскоченского и достойны быть сотрудниками
его  "„омашней  беседы".  Ћб  убийственном,  неразборчивом  в  средствах   и
выражениЯх полемизме "ђусского вестника" Я уже  говорил  не  раз,  и  потому
общаЯ мысль и направление этой статьи ("Ћдного  полЯ  Ягоды")  не  может  ни
удивить менЯ, ни вызвать  с  моей  стороны  негодованиЯ.  {28}  џ  не  стану
защищать петербургских литераторов, не стану спорить с "ђусским вестником" о
степени сходства "‚ремени" или "‘овременника" с "„омашнею беседою",  {29}  а
просто вместе с моими читателЯми прогулЯюсь по  этой  критической  статье  и
осмотрю то, что в ней заслуживает вниманиЯ.
     Џоговорив об истории, о движении мысли, о великих началах,  управлЯющих
человеческою жизнью, автор статьи вдруг  из  области  высокой  отвлеченности
спускаетсЯ на почву действительной, да еще вдобавок русской жизни и начинает
радоватьсЯ тому обстоЯтельству, что "у нас с недавних  пор  поЯвилось  много
духовных изданий с разнообразными достоинствами"  и  что,  следовательно,  в
нашем обществе существует  "потребность  этого  рода  чтениЯ".  ‡аЯвив  свое
удовольствие перед этим, без сомнениЯ, отрадным фактом, г. критик  переходит
к частностЯм и начинает разбирать вопрос,  нуждаетсЯ  ли  божественнаЯ  сила
христианского слова в каких бы то  ни  было  пособиЯх.  "Ќе  следует  ли,  -
спрашивает автор, - довольствоватьсЯ одним размножением свЯщенных текстов  в
печати и  ограничить  ими  одними  всю  духовную  литературу?"  ќтот  вопрос
решаетсЯ  отрицательно,  и  критик  "ђусского  вестника"  приходит  к   тому
убеждению,  что  должно,  не   ограничиваЯсь   одним   приведением   текста,
"изъЯснЯть, истолковывать  его,  учить  и  убеждать  людей  и,  стало  быть,
содействовать образованию в них таких нравственных и умственных  настроений,
каких требует  христианскаЯ  истина".  ќто  мнение  подкреплЯетсЯ  следующим
историческим доводом: "…сли •ристос избрал некоторых учеников своих из среды
людей простых и неученых, если эти рыбаки с одного слова, с  одного  взглЯда
его, покинув мрежи, пошли за ним, то  кто  решитсЯ  применЯть  к  себе  этот
пример, вздумает, что одного взглЯда,  одного  слова  его  будет  достаточно
подействовать на души?" Џотом г.  автор  обращает  внимание  публики  на  то
обстоЯтельство, что духовные лица и духовные корпорации  издают  журналы,  в
которых  нет  духа  фанатизма,  "нетерпимости  или   недоброжелательства   к
историческому ходу". "Ќапротив, - продолжает он, - если в  нашей  литературе
оказываетсЯ нечто в этом духе, то все такое выходит не из среды духовенства,
не имеет никакого отношениЯ к церкви и есть плод досуга  людей,  столько  же
чуждых ей по своему положению, сколько и по духу".  Љ  числу  людей,  чуждых
церкви по своему положению и по духу, причислЯетсЯ г. Ђскоченский, которому,
конечно, подобный упрек покажетсЯ более чувствительным,  чем  все  нападениЯ
прогрессистов. Љритик "ђусского вестника" доказывает с большим жаром и с не-
малою силою красноречиЯ, что нет и не может быть  ни  малейшей  солидарности
"между изданиЯми, как "ЊаЯк" {30}  или  "„омашнЯЯ  беседа",  и  православною
церковью или русским духовенством". _‘овершенно справедливо_ отрицаЯ  всЯкое
соотношение между "„омашнею беседою" и русским  духовенством,  ђ.  критик  с
замечательною  изобретательностью  и  гибкостью  ума  сближает  между  собою
воззрениЯ г. Ђскоченского "с политическими  и  философскими  статьЯми  наших
прогрессистов". "’о же циническое глумление  над  человеческою  свободой,  -
восклицает критик, - то же презрение к истине, то же наездническое обращение
с действительностью, та же ухарскаЯ заносчивость  в  суждениЯх  о  фактах  и
лицах, тот же дух и тот же смысл, и из тех же причин те же результаты... Ћни
совершенно сходЯтсЯ в своих отрицаниЯх, а если н расходЯтсЯ в  некоторых  из
своих положений, то эти разности, отрывочные, бессильные и темные, ничем  не
отзовутсЯ  в  результантах  и  сами  собою  исчезают  в  дружном  содействии
родственных и однозвучных отрицаний. „ух тьмы и слепой случай  -  кто  будет
взвешивать разницу этих  понЯтий?  Ђ  сходство  их  результатов  несомненно.
‚озможно ли, чтобы христианскаЯ мысль могла прийти  к  такому  воззрению  на
мир? ‚озможно ли, чтобы мысль, искренно ищущаЯ истины, могла успокоитьсЯ  на
таком воззрении? € религиозному чувству, и мыслЯщему уму,  и  зрелому  опыту
жизни известно, что мир, в котором мы живем, не есть мир божественный; и что
во всем человеческом есть неизбежное семЯ зла, что самые  ж  высшие  степени
человеческого превосходства не  изъЯты  от  злоупотреблений  и  что  никакаЯ
высота не спасет человека от падениЯ. Ќо мир этот существует, и христианский
смысл говорит нам, что если мир существует, то бог  его  терпит,  что  он  в
какой-либо мере положил в нем свое благоволение и что самое зло обращаетсЯ в
орудие к  раскрытию  истины,  к  осуществлению  блага".  Љрасноречие,  вроде
приведенного  отрывка,  продолжаетсЯ  на   четырех   страницах;   постепенно
разгорЯчаЯ самого себЯ потоком своего  красноречиЯ,  оглушаЯ  себЯ  каскадом
слов и периодов, г. критик доходит до пафоса и, как скандинавский берзеркер,
{31} с глазами налившимисЯ кровью и желчью, кидаетсЯ на вечных своих врагов,
на  петербургских  фельетонистов,   которых   он   ненавидит   беспредельною
ненавистью соперника-журналиста. Ќа нашу  бедную  литературу  сыпЯтсЯ  такие
ругательства, каких, может быть, не сумел бы подобрать  даже  рассердившийсЯ
€ван Ќикифорович,  такие  ругательства,  какие,  может  быть,  поленилсЯ  бы
произнести даже мрачный Њихайло €ваныч ‘обакевич. †урналистика равнЯетсЯ, по
приговору "ђусского вестника", океану "пустословиЯ, пошлости,  фальши,  фраз
без смысла, затоплЯющих нашу литературу, литературу без  науки,  без  всЯких
норм, без значительных серьезных преданий".
     ђешительно  приходитсЯ  согласитьсЯ  с  тем,  что  мы  живем  в  минуту
всемирного  потопа  и  можем  покуда  дышать  только  благодарЯ   уродливому
устройству  наших  легких;  ковчег,  в  который,  конечно,  не  пустЯт  нас,
нечестивых фельетонистов, плавает по водам и покуда не садилсЯ на мель ни на
каком Ђрарате; из этого ковчега  вылетает,  как  невинный  голубь,  "ђусский
вестник"  и  бесцельно,  безнадежно  кружитсЯ  над   мутными   волнами,   не
представлЯющими его тоскливо-ищущему  взору  ничего  отрадного;  ему  некуда
опуститьсЯ, не на чем  отдохнуть,  негде  найти  масличную  веточку;  бедный
голубок!  …му  придетсЯ,  покружившись  в   пространстве,   воротитьсЯ   под
спасительную крышу объемистого ковчега и навсегда отказатьсЯ  от  деЯтельной
роли в грандиозной и вместе с тем хаотической драме потопа. ‚прочем,  критик
"ђусского вестника" начинает замечать, что  он  кружитсЯ  в  пространстве  и
тоскует беспредметною  тоскою;  чтобы  разом  прекратить  это  бесплодное  и
утомительное занЯтие, он внезапно опускаетсЯ к океану пошлостей, пустословиЯ
и фальши, наудачу черпает из него полную пригоршню разной дрЯни  и  подносит
ее  своим  читателЯм,  говорЯ  им  торжествующим  тоном  человека,  имеющего
возможность доказать непреложную истину своих слов: "‚идите, видите, что это
за гадость; видите, сколько  пустословиЯ,  пошлости  и  фальши!"  ЏригоршнЯ,
зачерпнутаЯ г. критиком из мутного  океана,  затоплЯющего  нашу  литературу,
оказалась одним из фельетонов г. Љускова, {32} который,  конечно,  настолько
же может воплотить в  себе  тип  русского  журналиста,  насколько  он  может
воплотить в себе  тип  русского  поэта.  Ѓыло  бы  довольно  дико,  если  бы
какой-нибудь иностранец вздумал глумитьсЯ над пустотою русской  поэзии  и  в
подтверждение  своих  слов  стал  бы  приводить  многочисленные  цитаты   из
поэтических произведений г. Љускова;  такому  господину  можно  было  бы,  Я
думаю, заметить, что поглумитьсЯ в русской поэзии есть над чем, но  что  длЯ
этого надо  брать  более  крупных  представителей  поэзии,  таких  людей,  в
стихотворениЯх  которых  действительно  выражаютсЯ  рельефные,  дурные   или
хорошие  особенности  нашей  поэзии.   ‘о   стороны   русского   журналиста,
подвергающего критическому анализу ЯвлениЯ русской же журналистики, мы имеем
полное право требовать основательного  знакомства  с  делом;  его  приговоры
должны быть произносимы  над  всею  совокупностью  литературных  Явлений,  и
потому бросить петербургской журналистике упрек в хлестаковстве и привести в
подтверждение своих слов цитаты из фельетона г. Љускова -  это,  волЯ  ваша,
прием в высшей степени недобросовестный; тут, очевидно,  автор  рассчитывает
на легкомыслие нашей публики и на то обстоЯтельство, что эта публика  покуда
остаетсЯ довольно равнодушною к литературным прениЯм  и  к  печатному  слову
вообще.
     „ействительно, при теперешней, еще не вполне нарушенной  апатии  нашего
общества печатные обвинениЯ всЯкого рода но вызывают  в  читающих  людЯх  ни
особенного сочувствиЯ, ни энергического протеста; теперь можно, не  опасаЯсь
общественного  мнениЯ,  клеветать  и  на  литературу   и   на   литераторов;
голословнаЯ клевета не упадет на самого клеветника и не замарает  его  имени
только  потому,  что  публика,  не   заинтересованнаЯ   движением   идей   и
столкновением мнений, завтра забывает то, что читает  сегоднЯ,  и  часто  не
дает себе труда справитьсЯ ни об имени автора или редактора,  ни  о  степени
достоверности печатного нападениЯ;  делаЯсь  таким  образом  безопасною  длЯ
самого клеветника, печатнаЯ клевета в то же времЯ  становитсЯ  безвредною  и
длЯ того, против кого она  направлена.  ѓг.  Ѓулгарин  и  Љсенофонт  Џолевой
клеветали на Џушкина, {33} г. Ђскоченский клевещет на все, что не  участвует
в  "„омашней  беседе",  "ђусский  вестник"  клевещет  на  всю  петербургскую
журналистику, "€скра" оклеветала недавно г. Џисемского; {34} несмотрЯ на все
эти клеветы, следующие друг за другом как частые извержениЯ  мелких  грЯзных
вулканов, публика продолжает относитьсЯ  к  оклеветанным  субъектам  так  же
кротко и ласково, как она относилась к  ним  до  выхода  в  свет  клевещущих
статей и статеек. Џушкин осталсЯ великим русским поэтом, несмотрЯ на  сиплые
крики булгаринской партии; лица, не  участвующие  в  "„омашней  беседе",  не
считаютсЯ воплощениЯми антихриста, хотЯ г. Ђскоченский твердит  это  на  все
лады; петербургскаЯ журналистика пользуетсЯ вниманием публики,  несмотрЯ  на
то, что "ђусский  вестник"  уподобил  ее  океану  пустословиЯ,  пошлостей  и
фальши; Џисемский попрежнему останетсЯ первым русским художником-реалистом и
попрежнему будет пользоватьсЯ сочувствием и уважением  всех  мыслЯщих  людей
ђоссии, несмотрЯ па все восклицаниЯ хроникера "€скры",  напоминающего  собою
моську в известной басне Љрылова.
     Џечатное слово не начинало еще быть в нашем обществе опасным орудием, и
потому старые дети, подобные редакторам "ђусского вестника", .шалЯт им,  как
тупым ножом, не боЯсь  обрезатьсЯ.  алости  их  иногда  бывают  чрезвычайно
оригинальны. Ђвтор  статьи  "Ћдного  полЯ  Ягоды"  дошалилсЯ  до  того,  что
закончил свою статью следующею загадочною выходкою,  направленною  опЯтьтаки
против  •лестаковых,  господствующих  в  периодической  литературе.   "’аких
молодцов, - восклицает он, - действительно нельзЯ не  побаиватьсЯ.  ‡арезать
они  не  зарежут,  но  не  кладите  вашего  четвертака   плохо".   ’ревожное
настроение, под  влиЯнием  которого  критик  "ђусского  вестника"  дошел  до
забвениЯ всЯких литературных  и  житейских  приличий,  произошло  вследствие
чтениЯ фельетонов г. Љускова. Ќадо подивитьсЯ тому  обстоЯтельству,  что  г.
Љусков, писатель кроткий и безвредный до последней  степени,  мог  возбудить
против себЯ такую страшную бурю негодованиЯ. ѓ. Љусков, который в безвестной
тиши мог бы в продолжение целых десЯтилетий писать гладким Языком  фельетоны
и плачевные стихотворениЯ, г. Љусков, который при конце своей жизни  мог  бы
самого себЯ причислить к "ЯвлениЯм, пропущенным нашею критикою", {35}  вдруг
осыпаетсЯ  из  Њосквы  градом  незаслуженных   ругательств,   обвинЯетсЯ   в
нравственной изломанности, опозориваетсЯ именем ’рЯпичкина  и  сравниваетсЯ,
наконец, с новой Њессалиною, "о которой рассказывают, что, не  довольствуЯсь
…вропой, она ездила в Ђлжирию к  кабилам".  ‚сЯ  эта  бурЯ  в  стакане  воды
поднЯлась против г. Љускова за  то,  что  он  осмелилсЯ  в  своем  фельетоне
провести  следующую  мысль:  иногда  можно  уголовного  преступника  уважать
больше,  чем  того  безукоризненного  перед  законом   гражданина,   который
произносит над  ним  приговор.  ‡аслышав  эту  еретическую  мысль,  "ђусский
вестник" восстает против нее во всем величии добродетельного  негодованиЯ  и
доходит до такого пафоса, до которого,  как  мне  казалось,  может  доходить
только  очень  набожнаЯ  старуха.  "‚озмутительный   душегуб,   за   которым
отказываетсЯ следить всЯкое человеческое чувство, всЯкий человеческий смысл,
этот зверь, который бросаетсЯ на свою  жертву  с  тем,  чтобы  удовлетворить
минутную прихоть, даже хуже, чем зверь, потому что у зверЯ по  крайней  мере
нет  прихотей,  -  это  чудовище  ЯвлЯетсЯ,  в  глазах  ’рЯпичкина,  могучим
человеческим образом, обаЯтельным и чарующим,  подавлЯющим  мелкие  душонки,
которые прЯчутсЯ _под грудою правил, пестрЯщих прописи и азбуки_". “влекаЯсь
негодованием, критик "ђусского вестника" не  замечает  того,  что  вопрос  о
преступнике ставитсЯ очень просто; тут ЯвлЯетсЯ следующаЯ  дилемма:  или  он
одарен кровожадными инстинктами, или  он  развращен  воспитанием,  влиЯнием,
советами и примером окружающего общества или круга людей. ‚ первом случае он
- больной, которого надо только сделать безвредным, во втором случае он  сам
- несчастнаЯ жертва, о которой можно  пожалеть,  он  сам  -  герой  страшной
трагедии, погибающий под гнетом враждебных обстоЯтельств. Ќаполеон I,  желаЯ
потешить  одну  барыню,  за  которою  он  ухаживал,  приказал   сделать   на
неприЯтельский лагерь бесполезное нападение, которое стоило жизни нескольким
солдатам; мы читаем этот факт в его истории и  замечаем  очень  кротко,  что
Ќаполеон в молодости был непрочь подурачитьсЯ и  пошалить;  в  то  же  самое
времЯ мы читаем в газетах, что какой-нибудь мужичонка с голоду зарезал купца
и очистил его кошелек, - и мы  возмущаемсЯ,  и  мы  находим,  что  наказание
плетьми и ссылка в рудники едва покрывают его вину. ‚оришек бьют за те самые
поступки, которые сходЯт с рук ворам.

IX 

     ‘кучно  и  утомительно  следить  за   критическим   отделом   "ђусского
вестника"; не на чем остановитьсЯ; нет свежей идеи, которой  можно  было  бы
выразить  свое  сочувствие;  нет  живого  слова,  которое  могло   бы   хоть
сколько-нибудь шевельнуть мозговые нервы. ЏЯть книжек  (от  ЯнварЯ  до  маЯ)
просмотрено; почти пЯтьдесЯт страниц написано  по  поводу  их;  стало  быть,
можно считать дело порешенным. …сли продолжать  подробный  разбор  отдельных
критических статей, то это будет только накопление мелких фактов, способных,
наконец, утомить внимание самого терпеливого и благосклонного читателЯ. …сли
выводить общее заключение из всего, что  было  сказано  мною  о  критическом
отделе "ђусского вестника", то это  будет  сокращенное,  сухое,  бесполезное
повторение всего того, что уже успели просмотреть читатели. Џоэтому  приведу
еще два-три критические перла и покончу на том  мою  неумеренно  разросшуюсЯ
статью.
     Џерл э 1. ѓ. ‹онгинов в статье "Ѓелинский  и  его  лжеученики"  признал
влиЯние Ѓелинского вредным  на  том  основании,  что  Ѓелинский  плохо  знал
историю нашей литературы. ‚  подтверждение  этого  обвинениЯ,  направленного
против первого русского критика, приводитсЯ следующее обстоЯтельство:
     "‚ обозрении русской литературы до Џушкина Ѓелинский приводит (пишет г.
‹онгинов) отрывок из предисловиЯ •ераскова к повести его "Џолидор", вышедшей
в 1794 году.  ‚  этом  предисловии  автор  обращаетсЯ  к  известным  русским
писателЯм. “ •ераскова имена  их  обозначены  первыми  буквами  их  фамилий.
Ѓелинский  выставлЯет  полные  имена   ‹омоносова,   „ержавина,   Љарамзина,
Ќелединского,  „митриева,  Ѓогдановича  и  Џетрова.  Ќо  тут  же   вышло   и
затруднение. Џосле обращениЯ к ‹. (‹омоносову) •ерасков говорит: "_Њожет  ли
кто не пленитьсЯ нежными и приЯтными звуками ‘.?_"  Ћчевидно,  что  •ерасков
разумел тут Ђ. Џ. ‘умарокова, с которым много лет шел по  одному  пути,  как
лирик и драматург, и  сочинениЯми  которого  продолжал  пленЯтьсЯ  до  своей
смерти, подобно многим современникам.  Ќо  Ѓелинский  делает  при  букве  ‘.
следующую выноску: "_„олжно быть, дело идет  о  …встафии  ‘таневиче,  весьма
плохом пиите того времени_".
     ‡атем г. ‹онгинов очень убедительно доказывает, что  ‘таневича  не  мог
хвалить •ерасков и что Ѓелинский сделал грубую  ошибку,  что  он  поддавалсЯ
увлечению "собственных  страстей  и  пристрастий"  и  что  его  литературные
приговоры писаны "иногда в ослеплении пристрастиЯ".
     ‚се дело кончаетсЯ тем, что г. ‹онгинов приводит следующий  отрывок  из
одного неизданного стихотворениЯ:

                         ‡атем на скопище клевретов
                         ђешил верховный их совет,
                         —то, так как нет авторитетов,
                         Ѓелинский будь авторитет. {36}

     ‚ред, принесенный Ѓелинским, состоит, по подлинным словам г. ‹онгинова,
"в расположении самодовольных и пустозвонных  горланов,  думающих  заставить
человечество забыть все то, что было до поЯвлениЯ их на журнальное поприще".
     Џерл э 2. ‘татьЯ г. ѓустава де Њолинари о книге Џрудона "La  guerre  et
la paix",  {"‚ойна  и  мир".  -  ђед.}  занимающаЯ  с  лишком  два  листа  и
доказывающаЯ непобедимыми доводами,  что  у  Џрудона  нет  ни  сведений,  ни
способности логически мыслить, а есть только  ученые  эффекты,  которые  уже
устарели и надоели публике.
     Џерл э 3. ‘тихотворение кнЯзЯ ‚Яземского "‡аметка", {37}  выражающее  в
самых оригинальных образах самые неожиданные  идеи  и  оканчивающеесЯ  двумЯ
классическими куплетами:

                   ‘вободен тот один, кто умирил желаньЯ,
                   Љто светел и душой и помышленьем чист,
                   Љого не обольстЯт толпы рукоплесканьЯ,
                   Љого не уЯзвит нахальной черни свист.
                   Ќелепым равенством он высших не унизит,
                   Ќо, в предназначенной от промысла борьбе
                   Џосредник, он бойцов любовным словом сблизит
                   € скажет старшему: "џ младший брат тебе".

     •отЯ "‡аметка" кнЯзЯ ‚Яземского помещена не в критическом отделе и хотЯ
вообще не принЯто писать  критические  или  полемические  статьи  в  стихах,
однако всЯкий согласитсЯ с тем, что отнести эту вещицу к области поэзии  нет
никакой возможности. ‚ ней нет ни одного образа, и всЯ  разница  между  этою
заметкою и элегическою заметкою,  {38}  помещенною  в  той  же  августовской
книжке, в самом конце критического отдела, заключаетсЯ  в  том,  что  перваЯ
написана  шестистопным  Ямбом,  а  втораЯ  -  презренною  прозою.  ‘мысл   и
направление их тожественны, выражениЯ одинаковы или по крайней мере  сходны;
голословность выходок и замашка направлЯть свои удары в пустое  пространство
замечаютсЯ  как  в  произведении  кнЯзЯ  ‚Яземского,  так  и  в  элегическом
воздыхании  редакции  "ђусского  вестника".   Џоэтому,   помещаЯ   в   число
критических перлов стихотворение престарелого поэта, Я вместе с тем  обращаю
внимание читателей на все критические статьи "ђусского вестника", в  которых
веет дух раздраженной солидности, в которых выражаетсЯ никем  не  признанное
притЯзание учить общество, становитьсЯ во главе его и вести его за собою  по
пути разумного, умеренного прогресса.
     Џерл э 4. ‘татьЯ "Љое-что о прогрессе", в которой свистуны сравниваютсЯ
с гнилью и в которой  в  первый  раз  "ђусский  вестник"  делает  мне  честь
упомЯнуть об одной моей статье. Ћн не называет ни  менЯ,  ни  заглавиЯ  моей
статьи, ни даже того журнала, в котором Я пишу, но он берет  из  "‘холастики
XIX  века"  одну  цитату,  {39}  котораЯ  осталась  мне  памЯтна  по  многим
обстоЯтельствам. џ благодарю "ђусский вестник" за  его  враждебный  отзыв  о
моей статье и об этой цитате; мне приЯтно видеть, что мои идеи  не  нравЯтсЯ
московским мыслителЯм, и Я уверен, что многие пишущие люди желают наравне со
мною, чтобы "ђусский вестник" относилсЯ .как можно суровее  к  ним  и  к  их
литературной деЯтельности.
     Џора,  давно  пора  кончить.  Ќадеюсь,  что  нам  не  придетсЯ   больше
встречатьсЯ  с  "ђусским  вестником"  на  поприще  журнальной  полемики;  мы
расходимсЯ так сильно в мнениЯх и наклонностЯх, что мы можем  прожить  целый
век, не встречаЯсь между собою, не пробуЯ до чего-нибудь договоритьсЯ  и  не
чувствуЯ ни малейшего желаниЯ сблизитьсЯ между собою на каком бы то ни  было
вопросе.


Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

     ‚первые напечатана в журнале "ђусское слово", 1862, кн. 1 и 2. ‚ первое
издание сочинений не включалась. ‡десь воспроизводитсЯ по тексту журнала.
     ‘татьЯ "Њосковские мыслители" тесно свЯзана со "‘холастикой XIX века" и
продолжает начатую там борьбу с "ђусским вестником"  Љаткова.  ‚  обстановке
обострившейсЯ классовой борьбы после "крестьЯнской реформы" 19 февралЯ  1861
г. разоблачение реакционной идеологии,  проводимой  на  страницах  "ђусского
вестника", получило особенно острое значение. ‚ лице  Љаткова  революционные
демократы имели дело  с  хитрым  и  опасным  врагом  в  сфере  журналистики.
ЏрикрываЯсь либеральными фразами о  "подлинном",  "постепенном  и  разумном"
прогрессе, выдаваЯ свой журнал за  орган  "солидной  мысли"  и  эксплуатируЯ
сложившийсЯ в 1850-х гг. успех журнала у  либерального  читателЯ,  Љатков  в
1861 г. вел на страницах  журнала  систематичен  скую  травлю  революционных
демократов, особенно журнала "‘овременник" и его руководителей (см. об  этом
в прим. к статье "‘холастика  XIX  века").  Љатков  своими  "разоблачениЯми"
подстрекал реакцию к расправе над —ернышевским.  "ђусский  вестник"  в  ходе
развитиЯ классовой борьбы в  1861  г.,  когда  либералы,  напуганные  ростом
революционного движениЯ в стране, вступили  на  путь  прЯмого  соглашениЯ  с
царизмом и крепостниками, становитсЯ  основным  антидемократическим  органом
печати. ‚ своей статье Џисарев разоблачает реакционный смысл  "положительной
программы" журнала Љаткова,  осмеивает  его  бессильные  претензии  на  роль
"идейного руководителЯ" общественного  мнениЯ.  ЋтказываЯсь  от  полемики  с
"ђусским вестником", Џисарев тем  самым  подчеркивает,  что  между  "ђусским
вестником" и демократической журналистикой нет и не может быть никаких точек
соприкосновениЯ, что это - ЯвлениЯ двух миров, двух непримиримых лагерей.
     Џисарев выступает здесь как блестЯщий мастер боевого памфлета, вскрываЯ
идейное убожество  реакционной  литературы  и  срываЯ  с  критики  "ђусского
вестника" маску академического беспристрастиЯ и либерального благообразиЯ.

     1 Ћтрицательное направление - здесь в смысле: отрицающего, критического
по отношению к существовавшему строю.
     2  ѓоголь  проводит  параллель  между  двумЯ  писателЯми  в  лирическом
вступлении к гл. VII первого тома "Њертвых душ". ‹егкому  и  шумному  успеху
писателЯ, который "окурил упоительным куревом людские очи... чудно  польстил
им, открыв печальное в жизни", он противопоставлЯет тЯжкий удел в  тогдашней
действительности того писателЯ, который дерзает  "вызвать  наружу  все,  что
ежеминутно перед очами", "всю страшную, потрЯсающую тину мелочей,  опутавших
нашу жизнь". ’у же параллель  повторЯет  Ќекрасов  в  стихотворении  "Ѓлажен
незлобивый поэт..." (1852).
     3 Њосковские мудрецы - Љатков и сотрудники журнала "ђусский вестник".
     4  Џисарев  имеет  в  виду  свою  рецензию  на  книжку  лексикографа  и
публициста Ќ. Џ. Њакарова (псевдоним: ѓермоген ’рехзвездочкин)  "Џобеда  над
самодурами и страдальческий крест. ‘атирическаЯ бывальщина",  представлЯвшую
собою одну из пошлых спекулЯций на "обличительной" теме, распространенных  в
тогдашней  либерально-охранительной  литературе.  “ничтожающий   разбор   ее
Џисарев опубликовал в журнале "ђусское  слово",  1861,  кн.  11.  ‚  кн.  12
журнала Џисарев опЯть вернулсЯ к этой теме, отвечаЯ на обвинениЯ Њакарова  в
пристрастно-несправедливом  подходе  к  его  книжке  (см.  ‘очинениЯ  „.  €.
Џисарева, 5-е изд.  ”.  Џавленкова,  т.  I,  ‘Џб.  1909,  стр.  552-562).  ‚
прибавлении к э 6 "ђусского инвалида" от 10 ЯнварЯ 1862 г. было опубликовано
также  письмо  Џисарева  с  ответом  на  обвинениЯ  со   стороны   редактора
"литературных опытов" ѓ. ’рехзвездочкина в "недобросовестности"  критических
приемов Џисарева.
     5 "‚ремЯ" - см. прим. 3 к статье "‘холастика XIX века".
     6 "‘овременнаЯ летопись" -  первоначально  отдел  в  журнале  "ђусский,
вестник",   посвЯщенный   вопросам   политики,   литературной   критики    и
библиографии; с 1861 г. стала выходить как отдельное еженедельное приложение
к журналу. ‚ 1861 г. в журнале "ђусский вестник" также поЯвилсЯ новый  отдел
"‹итературное обозрение и заметки", по преимуществу заполнЯвшийсЯ статьЯми и
заметками, направленными против революционно-демократической журналистики.
     7 ЌебольшаЯ редакционнаЯ  статьЯ  "Ќесколько  слов  вместо  современной
летописи" ("ђусский вестник", 1861, кн. 1), принадлежавшаЯ Љаткову,  открыла
серию    выпадов    и    инсинуаций    "ђусского    вестника"    в     адрес
революционно-демократической журналистики,  и  прежде  всего  "‘овременника"
—ернышевского и „обролюбова.  –итируемые  далее  Џисаревым  строки  из  этой
статьи    и    представлЯют    выпад    против    "‘овременника",     против
литературно-критических и эстетических взглЯдов —ернышевского и „обролюбова.
     8  ђусским  ученым,  издающим  уважаемый  журнал,  Џисарев   иронически
называет Љаткова. Љатков начал свою карьеру в 1840-х гг.  как  филолог  (его
магистерскаЯ диссертациЯ "Ћб элементах и формах славЯно-русского Языка",  Њ.
1845). ‚ 1853 г. в сб.  "Џропилеи"  была  опубликована  его  работа  "Ћчерки
древнейшего периода греческой философии". Џозднее в  "ђусском  вестнике"  за
1856 г. выступил и как литературный критик (статьи о  Џушкине  и  Љольцове).
‚последствии как редактор  "ђусского  вестника"  и  "Њосковских  ведомостей"
Љатков  "специализировалсЯ"  на  политических  и  публицистических  статьЯх,
посвЯщенных защите реакции и нападкам на передовую мысль.
     9 ‘татьЯ ‘. ‘. ѓромеки "Ћ полиции вне полиции" была помещена в "ђусском
вестнике",   1858,   кн.   9.   ‚   ней   автор,    выступаЯ    с    позиций
либерала-"обличителЯ",  выдвигал  требование  буржуазной  реформы   суда   и
полиции.  Џисарев  вскрывает  ограниченный   классовый   характер   подобных
выступлений либеральной публицистики, которые выставлЯли в  качестве  идеала
устройство суда и полиции в буржуазной Ђнглии.
     10 "‘евернаЯ пчела" - газета, издававшаЯсЯ в Џетербурге с 1825 по  1864
г.; до 1860 г. выходила под редакцией Ѓулгарина и ѓреча. ‘опоставлЯЯ желание
"ђусского вестника" нести "свою долю полицейских обЯзанностей в  литературе"
с "деЯтельностью" ‚улгарина и ѓреча, агентов III отделениЯ, известных своими
гнусными доносами на передовую русскую литературу, Џисарев раскрывает  перед
читателем подлинную цель критики "ђусского вестника".
     11 ”раза о "литературных скандалах", о "литературе  скандала"  пошла  в
ход в реакционной и либеральной журналистике с конца 1860 г. и была обращена
против революционно-демократической литературы. ‚ свЯзи с выходом в 1860  г.
отдельным изданием сатирических  фельетонов  €.  €.  Џанаева  -  "Ћчерки  из
петербургской жизни Ќового поэта" -  либеральнаЯ  критика  выступила  против
революционно-демократической  сатиры  "‘вистка",  в  защиту   представителей
дворЯнского "чистого искусства". ‚ "Ћтечественных записках" (1860,  кн.  10)
Явилась статьЯ "‹итература скандалов". ‚  редакционном  послесловии  к  этой
статье  революционно-демократическаЯ  литература  обвинЯлась  в  клевете,  в
распространении  сплетен,  в  паЯсничестве  и  т.  д.  ќто  обвинение   было
подхвачено другими охранительными журналами  и  вызвало  в  ответ  меткие  и
Язвительные отклики в демократических органах - в  "‘овременнике",  "ђусском
слове", "€скре".
     12 ‘татьЯ Љаткова  (без  подписи)  "‘тарые  боги  и  новые  боги"  была
направлена против "‘овременника" и материалистических взглЯдов, проводимых в
нем. ЏосвЯщеннаЯ в основном нападкам на статью Њ. Ђ. Ђнтоновича "‘овременнаЯ
философиЯ" ("‘овременник", 1861, кн. 2), статьЯ Љаткова  в  конце  содержала
издевательскую оценку философских и экономических работ Ќ. ѓ.  —ернышевского
и угрозы по его адресу, Явно намекаЯ на его революционную деЯтельность.
     13   ‘вистЯщими   журналами,    здесь    Џисарев    называет    журналы
революционно-демократического        направлениЯ        (от         названиЯ
сатирико-полемического отдела "‘висток", организованного в "‘овременнике" Ќ.
Ђ. „обролюбовым).
     14 €ван џковлевич-Љорейша - московский юродивый; в 18501860-х  гг.  был
популЯрен как "прорицатель" среди мещан, купцов и светских дам,  ездивших  к
нему в сумасшедший дом за советами. ”разу "Ѓез  працы  не  бендзы  кололацы"
(испорченное польское: "без труда не будет калачей"), представлЯвшую один из
таких ответов московского "оракула", использовал Љатков в своих нападках  на
"‘овременник" и его руководителей.
     15  ‚  упоминаемой  статье  Љатков  лицемерно  пыталсЯ  выдать  Њ.   Ђ.
Ђнтоновича за противника материализма,  превратно  истолковываЯ  иронические
замечаниЯ Ђнтоновича  в  адрес  автора  "”илософского  лексикона"  ѓогоцкого
относительно  того,  что  последний   недостаточно   и   слабо   опровергает
материализм.
     16 Џандемониум - в поэме английского поэта „жона  Њильтона  "ЏотерЯнный
рай" название столицы ада, где сатана созывал совет  демонов.  Џод  кумирами
философского пандемониума  Џисарев  разумеет  здесь  философов-идеалистов  -
Џлатона, ѓегелЯ и др.
     17 "‘транник" - религиозный православный журнал,  начавший  выходить  в
1860 г. - "ђусский вестник" - см. прим. 1 к статье "‘холастика XIX века".  -
"Ћтечественные  записки"  -  прим.  3  там  же.  -  "€скра"  -  сатирический
еженедельный журнал революционно-демократического направлениЯ, выходивший  в
1859-1873 гг. под редакцией известного карикатуриста Ќ. Ђ. ‘тепанова и поэта
‚. ‘.  Љурочкина.  -  "ђусский  инвалид"  -  газета  официозного  характера,
свЯзаннаЯ с военным ведомством; издавалась с 1813 г. - "„ень" - см. прим. 13
к статье  "Џисемский,  ’ургенев  и  ѓончаров".  -  "Ќаше  времЯ"  -  "газета
политическаЯ и литературнаЯ"; выходила, в Њоскве  с  1861  по  1863  г.  под
редакцией Ќ. ”. Џавлова (1805-1864), выступившего в 1830-х гг. с несколькими
талантливыми и прогрессивными по направлению повестЯми; в 1860-х гг.  Џавлов
заЯвил себЯ как ренегат, стал реакционным публицистом. ѓазета  "Ќаше  времЯ"
неоднократно прибегала к клевете на революционно-демократическое движение  и
его руководителей.
     18   Џод   петербургскими   литераторами   Џисарев    разумеет    здесь
демократических писателей, сотрудников издававшихсЯ  в  Џетербурге  журналов
"‘овременник" и "ђусское слово".
     19 ‘лова ”амусова из "ѓорЯ от ума" ѓрибоедова (д. I, Явл. 4).
     20 €меетсЯ  в  виду  направленнаЯ  против  революционно-демократической
литературы статьЯ Љаткова (без подписи) "Ќаш Язык и что такое  свистуны".  Ћ
г-же ’олмачевой см. прим. 11 и 15 к статье "‘холастика XIX века".
     21 ‘вистуны - см. прим. 23 к статье "‘холастика XIX века".
     22 "‘олдатскаЯ беседа" - см. прим. 2 к статье "Ќародные книжки".
     23 ‘татьЯ реакционного философа, профессора Љиевской духовной  академии
Џ. ћркевида, посвЯщеннаЯ "опровержению"  материализма  —ернышевского  и  его
работы "Ђнтропологический принцип в философии", первоначально была  помещена
в "’рудах Љиевской духовной академии" (1860, кн.  4).  Њ.  Љатков,  всЯчески
рекламируЯ эту статью Џ. ћркевича и возлагаЯ на нее большие надежды в  своей
борьбе с "‘овременником", опубликовал обширные извлечениЯ из нее в кн. 4 и 5
"ђусского вестника" за 1861 г. —ернышевский дал уничтожающую  характеристику
взглЯдов   ћркевича   в   "Џолемических    красотах",    опубликованных    в
"‘овременнике", 1861, кн. 6.
     24   ‘татьЯ   петербургского   журналиста   -   работа    —ернышевского
"Ђнтропологический принцип в философии",  опубликованнаЯ  в  "‘овременнике",
1860. кн. 4 и 5.
     25  ЏЯтидесЯтилетие  литературной  деЯтельности   Џ.   Ђ.   ‚Яземского,
отмечавшеесЯ в марте 1861 г., вызвало неумеренные  восторги  по  поводу  его
деЯтельности со стороны отдельных  его  единомышленников.  ‚  свЯзи  с  этим
реакционные  публицисты  сделали  также   рЯд   выпадов   против   передовой
демократической литературы. ‚се это вызвало резкую полемику, в ходе  которой
с едкой характеристикой  юбилЯра  и  поднЯтой  вокруг  этого  юбилеЯ  шумихи
выступили представители демократической литературы (см., напр., сатирические
отклики на этот юбилей „. „.  Њинаева  в  "€скре"  и  в  "ђусском  слове"  -
"„невник ’емного человека").
     26 ‚ басне ‹афонтена  "Њолочница  и  горшок  молока"  рассказываетсЯ  о
девушке, несшей молоко на продажу. ђазмечтавшись о том, что она  приобретет,
выручив деньги, она уронила горшок с молоком и разбила его.
     27 –еховые ученые - выражение, впервые  употребленное  ѓерценом  в  его
письмах "„илетантизм в науке" длЯ обозначениЯ ученых, оторванных от народа и
живущих в кругу чисто профессиональных интересов.
     28 ЌеподписаннаЯ статьЯ "Ћдного полЯ Ягоды" ("ђусский  вестник",  1861.
кн. 5) принадлежит Њ. Љаткову; в ней Љатков выступает с реакционным огульным
обвинением современной журналистики в "хлестаковстве" и т. п.
     29 "„омашнЯЯ беседа" - см. прим. 22 к статье "‘холастика XIX века".
     30 "ЊаЯк"  -  журнал  крайне  реакционного  направлениЯ,  выходивший  в
Џетербурге в  1840-1845  гг.  под  редакцией  ‘.  Ѓурачка  и  Џ.  Љорсакова;
отличалсЯ мракобесными выходками против передовой русской литературы.
     31  Ѓерзеркеры  -  по  древнеисландским  сказаниЯм   неистовые   воины,
бросавшиесЯ в битву полуобнаженными, без доспехов.
     32 €меетсЯ в виду фельетон поэта и журналиста  Џл.  Љускова  "Ќекоторые
размышлениЯ по поводу некоторых вопросов" в журнале "‚ремЯ",  1861,  кн.  4.
”ельетон касалсЯ нескольких злободневных инцидентов, в частности  истории  с
’олмачевой.
     33 ‚ э 255 "‘еверной пчелы" за  1855  г.  была  помещена  статейка  Љс.
Џолевого с гнусными  нападками  на  Џушкина.  Ћна  вызвала  резкий  отпор  в
"‘овременнике" ("‡аметки о журналах за ноЯбрь  1855"  ("‘овременник",  1855,
кн. 12), принадлежащие Ќ.  Ђ.  Ќекрасову,  -  см.  Ќ.  Ђ.  Ќекрасов,  Џолное
собрание сочинений и писем, т. X, Њ. 1950, стр. 362-365).
     34 "€скра" выступила против Џисемского в начале 1862 г. по  поводу  его
фельетона в "Ѓиблиотеке длЯ чтениЯ" (1861, кн. 12, под псевдонимом:  "Ќикита
Ѓезрылов"), где высмеивалась женскаЯ эмансипациЯ, воскресные школы и  т.  д.
ѓ. 3. …лисеев в "•ронике прогресса" ("€скра", 1862, э 5) сравнил  Џисемского
с Ђскоченским. ‚ыступление  "€скры"  по  поводу  Џисемского  вызвало  шум  в
литературных кругах.  ђедактор  газеты  "ђусский  мир"  ѓиероглифов  пыталсЯ
организовать коллективный протест писателей против этих Якобы клеветнических
выпадов  "€скры"  в  отношении  Џисемского.  Џротест  не   состоЯлсЯ   ввиду
расхождениЯ  мнений  по  этому  частному  эпизоду  даже  в   демократической
журналистике. "‘овременник" солидаризировалсЯ в оценке фельетона  Џисемского
с "€скрой". "ђусское слово"  (и  в  частности  Џисарев,  как  это  видно  из
комментируемого места его статьи) считало нападение "€скры" несправедливым и
бестактным.
     36 Џод общим заглавием: "џвлениЯ  современной  литературы,  пропущенные
нашею критикою", в журнале "‚ремЯ" за 1861-1869 гг.  печатались  критические
статьи о некоторых писателЯх.
     36 ‹онгинов цитировал здесь строфу из злобного  стихотворного  пасквилЯ
Џ. Ђ.  ‚Яземского  на  революционно-демократическую  литературу  1860-х  гг.
("Ѓашибузук литературный..."). ‘тихотворение при жизни ‚Яземского  полностью
не публиковалось.
     37  ‘тихотворение  Џ.  ‚Яземского  "‡аметка",  напечатанное  в  кн.   8
"ђусского вестника" за 1861 г., содержало рЯд клеветнических выпадов  против
демократической литературы.
     38 "ќлегическаЯ  заметка" (без подписи) в кн. 8 "ђусского вестника"  за
1861 г. содержала всЯческие  поношениЯ  по  адресу  передовой  литературы  и
науки; в ней клеветнически утверждалось, что в русском обществе  нет  мысли,
нет науки и т. д.
     39 Џисарев имеет в виду следующее место из своей статьи "‘холастика XIX
века":  "‚от  ultimatum  нашего  лагерЯ:  что  можно  разбить,  то  и  нужно
разбивать" и т. д. (см. стр. 135 этого тома). ќто место из статьи Џисарева и
приводилось в редакционной статье "ђусского вестника" "Љое-что о  прогрессе"
(кн. 10 за 1861 г.) как пример "беззаветного  отрицаниЯ".  ‘татьЯ  "ђусского
вестника" сопровождает эту  цитату  грубыми  выпадами  против  Џисарева,  не
называЯ его, однако, по имени. ѓоворЯ о том, что  эта  цитата  осталась  ему
памЯтной  по  многим  обстоЯтельствам,  Џисарев,  очевидно,  имеет  в   виду
цензурные затруднениЯ в свЯзи с необходимостью выразить этот  свой  вывод  в
статье.
Last-modified: Mon, 27 Aug 2001 09:56:40 GMT
Ћцените этот текст: