        Ђлексей ”еофилактович Џисемский. Џодводный камень

                             (ђоман г.Ђвдеева)

                                   ‘татьЯ


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: Ђ.”.Џисемский. ‘обр. соч. в 9 томах. ’ом 9
     €здательство "Џравда" биб-ка "Ћгонек", Њосква, 1959
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 июлЯ 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     {1} - ’ак обозначены ссылки на примечаниЯ соответствующей страницы.


     ђоман г.Ђвдеева{547} состоит из двух частей и имеет  то  удобство,  что
рассказываетсЯ двумЯ словами. ќти два слова - "Џолинька ‘акс"{547}: удобство
немаловажное длЯ библиографов и  чрезвычайно важное длЯ авторов,  пишущих со
второй руки. ‘ущественные изменениЯ, которые г.Ђвдеев сделал в Џолиньке ‘акс
и  которые он  отчасти позаимствовал из "Љто виноват"{547},  отчасти выдумал
сам,  состоЯт в  том,  что  Џолинька ‘акс  (у  г.Ђвдеева Ќаташа  ‘оковлина),
во-первых,  выходит замуж,  по ее мнению,  за очень достойного человека,  не
только без  наивного,  детского равнодушиЯ к  этому  человеку,  как  было  и
следовало быть с настоЯщей Џолинькой,  а по чувству глубокой привЯзанности к
нему,  вследствие сознательного уважениЯ к  его  лицу и  характеру и  по  ее
собственному выбору; во-вторых, она потом влюблЯетсЯ не вследствие простого,
непосредственного увлечениЯ,  как опЯть-таки было с ребЯческой Џолинькой,  а
по  сознанию умственного превосходства над ее мужем его соперника (см.  "Љто
виноват"),  влюблЯетсЯ,  стало быть,  не  в  блестЯщего титулованного юношу,
самою судьбою предназначенного длЯ легких побед над неопытными сердцами,  а,
так  сказать,  в  героЯ  мысли,  в  пародию  на  Ѓельтова  (переделанного  и
переименованного в Љомлева),  - и оставлЯет длЯ этой пародии не только мужа,
но  вдобавок еще и  сына;  в-третьих,  за  эту пародию она замуж не выходит,
потому что пародиЯ,  как и  следует ожидать от лица такого званиЯ,  не берет
ее, говорит, что так гораздо лучше; в-четвертых, погулЯвши по белому свету с
новым избранником сердца,  новаЯ Џолинька ‘акс,  подобно своему первообразу,
догадываетсЯ,  что это только так,  а что настоЯщаЯ, прочнаЯ и беспредельнаЯ
привЯзанность в ней остаетсЯ все-таки к мужу;  тем не менее, даже и при этой
догадке,  и  уже  наперекор своему первообразу,  она не  чувствует над собой
никакой катастрофы,  получает от  поругавшегосЯ над  нею человека уверение в
истинном почтении и возвращаетсЯ под кровлю мужнего дома;  кукольный муж,  в
свою  очередь,  величайшим трагизмом своего положениЯ почитает одиночество и
потому принимает ее в свои объЯтиЯ с таким блаженным чувством,  какого он не
испытывал даже в то времЯ, когда она не знала никаких посторонних объЯтий. Љ
числу изменений следует,  кроме этого, отнести и то, что роман свой г.Ђвдеев
рассказал своими собственными словами,  не  позаимствовавшись ни  у  кого ни
одною  фразою,  и  рассказал  притом  словами  столь  отборными,  какими  по
преимуществу рассказываютсЯ только умные вещи.
     - „а  где же  тут подражание или заимствованиЯ?  -  скажут нам.  -  ќто
совершенно  новаЯ  и   оригинальнаЯ  вещь.   Ѓрачные  и  любовные  отношениЯ
составлЯют одну из величайших социальных задач не только нашего времени,  но
и времен прошедших и будущих.  —то же удивительного, если бы г.Ђвдеев, желаЯ
быть писателем своего времени,  в выборе своего сюжета встретилсЯ не с двумЯ
только,  а  с  целою сотнею писателей?  €зумительного тут было бы одно,  что
между  изЯщными литераторами,  людьми  большею частию  консервативными,  так
много вдруг Явилось таких,  которые отзываютсЯ на голос времени.  ѓ-н Ђвдеев
отнессЯ притом к этой значительной задаче совершенно по-своему,  иначе,  чем
оба предшествовавшие ему писатели, из которых один остановилсЯ пред нею, как
перед китайскою стеною, не предложивши никакого решениЯ, а другой порешил ее
по  китайскому  кодексу  десЯти  тысЯч  церемоний  -  законным  расторжением
законного брака и  столь же законным вступлением в  другой законный брак.  ‚
мыслительной способности г.Ђвдеева  совершилсЯ  процесс  такого  рода:  если
любовь - чувство непроизвольное, столь же мало зависЯщее от нашей воли, как,
например,  ощущение голода, и если она - в высочайшей мере чувство законное,
вследствие этой самой непроизвольности,  то никакаЯ санкциЯ этого чувства не
должна  представлЯть  длЯ  него  никаких  затруднений.  Џризнавать  за  этой
санкцией  какие-нибудь  обЯзанности  и   основывать  на   ней   какие-нибудь
требованиЯ так  же  неразумно,  как  желать,  например,  теплого  снега  или
холодного огнЯ;  а не признавать за ней никаких обЯзанностей и стеснЯть себЯ
ее  условной важностью -  значит поступить нисколько не  благоразумнее,  чем
поступают  раскольники,  известные под  именем  хлыстовцев,  которые  бичуют
собственными руками свое тело длЯ спасениЯ будто бы души своей.  ќтим смелым
выводом  (продолжает  наш  воображаемый возражатель) г.Ђвдеев,  может  быть,
кому-нибудь и  обЯзан,  только уж никак не тем произведениЯм,  в  подражании
которым  его  обвинЯют.   „а  и  что  значит  самое  это  слово  подражание?
Џоследующий писатель есть законный наследник умственного капитала всех своих
предшественников, наследник на том же самом праве, по которому он говорит на
своем природном Языке и, не беспокоЯсь об изобретении новых букв, пользуетсЯ
употребительной в его отечестве азбукой.  Љ положению г.Ђвдеева,  и вообще к
положению всЯкого  передового писателЯ,  в  значительной степени применЯетсЯ
то,  что один из сильнейших мыслителей нашего времени{549} высказал в защиту
любимого им ‚иргилиЯ,  чуть не две тысЯчи лет обвинЯемого в подражании будто
бы ѓомеру.  "џ краснею,  -  говорит этот гениальный мыслитель,  - Я закрываю
лицо  свое,  когда мне  говорЯт о  воровстве или  подражаниЯх ‚иргилиЯ:  так
стыдно бывает мне за  новейшую критику.  Ќаши аристархи,  потерЯвши из  виду
цель "ќнеиды", ни слова не понимаЯ в ее историческом смысле, в ее социальной
необходимости,  в ее политическом и религиозном значении,  воображают, будто
эти  десЯть  тысЯч  стихов не  более,  как  упражнение в  версификации.  Ћни
открыли,  что расположение первых четырех песен отзываетсЯ Явным подражанием
соответствующим песнЯм  Ћдиссеи;  то  же  самое  замечают  они  относительно
описаниЯ игр и  ќнеева щита в пЯтой песне;  они отыскали пропасть сравнений,
стихов и полустиший,  будто целиком переведенных из "€лиады".  Ћдним словом,
они принЯли за сущность поэмы то, что, собственно, Я называю техникой; и так
как они ничего не смыслЯт далее этой техники, то и произнесли с свойственною
им  докторальностью,  что  ‚иргилий  создал  не  более,  как  подражательное
произведение,  что  пальма  изобретениЯ  и  оригинальности принадлежит певцу
Ђхиллеса.  Ћни не понимают, какой незаслуженной обидой подобный упрек считал
длЯ себЯ ‚иргилий,  сказавший по этому поводу, что ему гораздо легче было бы
украсть у ѓеркулеса его палицу,  чем хоть один стих у ѓомера.  ‘транно,  что
‚иргилиЯ, к довершению всего, до сих пор еще не обвинили за то, что он писал
тем  же  гекзаметром,  сочетанием долгих и  коротких слогов...  џ,  с  своей
стороны,  между двумЯ великими поэтами вижу другое отношение;  Я нахожу, что
они  настолько отличаютсЯ один от  другого,  насколько могут лишь отличатьсЯ
два столетиЯ,  разделенные промежутком тысЯчи лет.  Ќужно быть слепым, чтобы
не заметить этого,  и нужно быть помешанным, чтобы смешивать такие вещи. „лЯ
убеждениЯ в  этом  достаточно одной  сколько-нибудь  существенной параллели.
’акую  параллель  Я  нахожу  между  Ђндромахой и  Ѓризеидой ѓомера  и  между
‹авинией и  „идоной ‚иргилиЯ.  Ќет  ничего ни  более прекрасного,  ни  более
трогательного,   ни  более  исполненного  поэзии,  как  прощание  ѓектора  и
Ђндромахи.   џ  желал  бы  моим  красноречивым  удивлением  хоть  что-нибудь
прибавить к столь справедливо заслуженному удивлению тридцати столетий.  —то
мог  сделать  ‚иргилий лучшего?  Ќичего.  €деальнейшаЯ сторона  человеческой
жизни,  какую  представлЯет собою законнаЯ супружескаЯ любовь,  безраздельно
принадлежит ѓомеру:  в  этом  отношении после  него  ничего  нельзЯ сделать.
ђазлука Ѓризеиды тоже довольно трогательна;  но так как ее положение, хотЯ и
допускаемое греческими правами,  гораздо ниже и  щекотливее,  то этот эпизод
решительно не  выдерживает никакого сравнениЯ с  первым.  Ћбщий тон "€лиады"
возвышаетсЯ или  понижаетсЯ сообразно естественной красоте вещей:  это закон
греческого поэта. ‚се нечистое, необлагороженное, безобразное или возбуждает
в нем насмешку, или отталкивает его. - Ќо цивилизациЯ шла вперед; нужно было
идти  за  нею.  -  —то  делает ‚иргилий?  Ћн  овладевает именно этим низшим,
щекотливым положением Ѓризеиды,  этою терпимою,  но  не узаконенною любовию,
овладевает не длЯ того,  чтобы поднЯть ее до высоты и  торжественности брака
(новый поэт не  преминул бы  это сделать),  не  длЯ того,  чтобы превознести
конкубинат на  счет законного сожительства;  -  нет,  но  длЯ  того,  чтобы,
воспользовавшись всем,  что  только страсть и  угрызениЯ представлЯют самого
трогательного,  трагичного и вместе идеального,  показать через это огромную
бездну,  котораЯ  разделЯет  достославную светлость супруги  от  наслаждений
подспудной любви.  ‚иргилий  как  бы  скрадывает свою  ‹авинию,  эту  трижды
непорочную супругу;  он выводит на сцену любовницу одного днЯ,  которую боги
признали недостойной супружества.  …сли „идона плачет и сокрушаетсЯ, обвинЯЯ
сача себЯ, то она плачет и сокрушаетсЯ не о своих погибших наслаждениЯх, как
какаЯ-нибудь любовница ЂбелЯрда; она горюет о невозможности брака, о котором
смела мечтать в  своем безумии;  она  убиваетсЯ per optatos hymenoeos,  -  о
вожделенном супружестве.  Љакое нам  дело  до  того,  что  „идона напоминает
Ѓризеиду,  что  даже  самую  любовь  ќнеЯ  и  „идоны  первый воспел какой-то
Ђполлоний ђодосский?  Њы  видим  новые общественные комбинации,  новые идеи,
новые  представлениЯ,  вдохновенную,  пророческую  дерзость,  котораЯ  любит
останавливатьсЯ именно на  том,  пред чем греческий поэт отступал из  страха
иль по брюзгливости...  ‘ледуЯ народной легенде,  Ћрфей,  ѓеркулес,  ’езей и
Џиритой,  один за  другим,  отправлЯлись в  ад  -  кто длЯ возвращениЯ своей
милой,  кто длЯ освобождениЯ друга. ѓомер знал эти басни и не воспользовалсЯ
ими:  он не сводил в ад ни одного из своих героев.  “лисс в Ћдиссее вызывает
души умерших на краю рва,  в который он влил жертвенной крови, но проникнуть
в  самое царство мертвецов он  не  отваживаетсЯ.  ’ворец латинской эпопеи не
останавливаетсЯ  перед   этими   ужасами:   он   ставит   своего   героЯ   в
непосредственное общение с другим миром,  и он даже чувствует,  что это одно
из  самых обЯзательных условий его  поэмы".  -  ‚от какого мнениЯ гениальный
критик о так называемых заимствованиЯх или подражании,  продолжает нам может
быть  на  самом  деле  существующий  антагонист.  ѓ-н  Ђвдеев,  конечно,  не
‚иргилий,   но   никто  не   может  спорить,   что  по  отношению  к   своим
предшественникам у него тоже достало смелости войти в самый ад{551}, меж тем
как они останавливались только у его входа.  Љто виноват?  - спрашивает один
из  этих предшественников{551},  да  так и  оставлЯет этот будто бы  трудный
вопрос без всЯкого решениЯ. ѓ-н Ђвдеев, как человек рассудительный, напал на
мысль,  что  ларчик открываетсЯ просто;  он  так непосредственно относитсЯ к
своему предмету, что трудный вопрос отстранЯетсЯ сам собою, даже не получает
возможности возникнуть.  €  какой простой прием употреблЯет длЯ  этого автор
"Џодводного  камнЯ"!  Ћн  просто  рассказывает  нормальное  поведение  своих
персонажей,  действующих по таким же неотвратимым законам судьбы и  природы,
по   каким   солнечнаЯ  сторона   Ќевского   проспекта  привлекает  вечерних
посетителей и посетительниц, а магнит притЯгивает железо.
     —то   сказать   против   такой   апологии?   ‚ысказанные  здесь   мысли
действительно принадлежат гениальному критику,  и  г.Ђвдеев,  по сравнению с
своими литературными предшественниками,  на  самом  деле  осмелилсЯ войти  в
самый ад.  ќтого мало,  в самом аду он открывает новый круг,  который не был
известен ни римскому маэстро,  ни его итальЯнскому последователю. ‘о времени
этих отдаленных от  нас писателей цивилизациЯ тоже не стоЯла,  как не стоЯла
до  них;  нужно было также идти за нею,  -  и  „идона г.Ђвдеева уже не знает
никаких угрызений;  касательно optatos hymenoeos она  самым  крайним образом
расходитсЯ во  вкусах  с  карфагенской царицей.  Џри  таком  положениЯ  дела
оспаривать во  что бы то ни стало всЯкую самостоЯтельную изобретательность у
г.Ђвдеева  было  бы  неделикатно;   но  в  то  же  времЯ  все-таки  было  бы
несправедливо не  заметить,  что,  ощутивши  в  себе  смелость сойти  в  ад,
г.Ђвдеев вплоть до самого входа в него держалсЯ за чужие фалды. ќто до такой
степени не подлежит сомнению,  что если бы он свою героиню заставил остатьсЯ
верной своему долгу жены и  матери,  сделав из  этого обстоЯтельства длЯ нее
трагическое положение,  или окончил свой роман бракоразводным делом,  то его
ни один журнал не решилсЯ бы напечатать, как вещь, и в том и в другом случае
однажды уже  напечатанную,  никем из  читающих еще  не  позабытую и  многими
доселе любимую.  Ѓрать  чужие  вымыслы,  чтобы  производить над  ними  новые
комбинации, брать положениЯ, придуманные другими, чтобы упражнЯтьсЯ над ними
в стилистике,  -  это гораздо более, чем техника: это просто чужой ум, чужое
воображение. —ерез это мы вовсе не хотим сказать, чтобы вымыслы чужого ума и
созданиЯ,  чужого воображениЯ не составлЯли нашего законного наследства;  мы
хотим  сказать  только,   что  они  не  составлЯют  ничьего  исключительного
наследства и что роман г.Ђвдеева,  состоЯщий из двух частей,  за отчислением
из  него  последней  половины  второй  части,  в  остальных  трех  четвертЯх
составлЯет такую же  собственность г.Ђвдеева,  как  и  пишущего эти строки и
читающего их.  ’аким образом,  г.Ђвдееву, - как автору, а не читателю своего
романа,  -  принадлежит, собственно, адскаЯ экскурсиЯ. Ќа ней-то именно мы и
намерены по этой причине остановитьсЯ.
     ќкскурсиЯ начинаетсЯ с  того,  что герой Љомлев,  будто бы влюбленный в
Ќаташу,   на  предложение  ее  мужа  устроить  дело  посредством  развода  и
предоставлениЯ ей  свободы  располагать собою  отвечает,  что  это  было  бы
напрасно.  "џ не женюсь на ней", - говорит он. —итатель, конечно, знает, что
Љомлев лично -  человек свободный, не зависЯщий ни от чьей посторонней воли,
ни  от какого обЯзательства,  ни от какой клЯтвы перед другою женщиною;  ему
даже ни одна цыганка не предсказывала,  что женитьба принесет ему несчастие;
имущественно он человек обеспеченный,  да Ќаташа ничего и  не потребовала бы
от  него благодарЯ тому обстоЯтельству,  что  у  нее  "наследственное есть";
стало быть,  внешних препЯтствий к достижению того,  что называют счастливой
любовью,  длЯ Љомлева не существует;  влюблен он,  если верить г.Ђвдееву, до
всЯкого безумиЯ, до разбитиЯ лба об стену. "џ не могу ждать долее; Я разобью
себе  голову",  -  пишет он  Ќаташе.  €  при  всем этом он  все-таки наотрез
отказываетсЯ сделать свое и ее счастье,  если бы счастье это обусловливалось
женитьбой. —то за страшное дело - эта женитьба и что, собственно, в ней есть
такою  в  сравнении с  чем  разбитие  лба  было  бы  желательною вещью?  „лЯ
обыкновенной  рассудительности  тут  представлЯетсЯ  колоссальнаЯ  путаница.
†елать так сильно,  чтобы не боЯтьсЯ потери жизни,  и  добиватьсЯ так слабо,
чтобы  боЯтьсЯ женитьбы -  значит все  то  же,  что  бежать,  сломЯ  голову,
медленным шагом. ђазбитие лба имеет прЯмым своим последствием, без сомнениЯ,
самое громадное зло,  какое только есть,  было и будет известно на обитаемой
нами планете;  обладание любимой женщиной составлЯет одно из величайших благ
нашего существованиЯ.  Ќужно иметь особенную шишку на голове,  чтобы из этих
двух вещей не отвергнуть ту,  котораЯ так отвратительна.  €  однако ж Љомлев
выбирает именно отвратительную,  как  будто у  него действительно есть такаЯ
шишка:  блаженство разбитиЯ  лба  он  предпочитает обладанию  своей  Ќаташей
посредством женитьбы.  —то  же  такое в  этой женитьбе,  чтобы длЯ избежаниЯ
счастиЯ,  достижимого при  ее  посредстве,  стоило убивать себЯ?  Ђ  крайний
результат логики Љомлева действительно должен бы  быть  таков,  если  бы  на
месте ‘оковлина был настоЯщий человек,  а  не  одно только описание смутного
подобиЯ его.  ЏредубеждениЯ могут  быть  разные;  можно быть  предубежденным
против женитьбы,  можно быть предубежденным и  в обратном смысле:  но желать
соединениЯ с любимой женщиной именно тем способом,  которым мы предубеждены,
а в противном случае разбивать себе голову просто нечеловечески глупо,  даже
в романе.  ’ак точно выходит это и у г.Ђвдеева.  „оказать это мы в некоторой
мере  предоставим самому г.Ђвдееву в  следующей сцене  между двумЯ подобиЯми
людей:  мужа  и  соискателЯ его  места;  это  самаЯ важнаЯ страница во  всем
романе;  в ней всЯ теориЯ романа,  стало быть,  и ключ к объЯснению могучего
предубеждениЯ Љомлева. ‘цену эту читатель, может быть, и без того помнит, да
ведь, вероЯтно, не наизусть?

     †ена мне сказала,  -  начал ‘оковлин тихо и медленно,  -  что вы любите
друг друга...  ‚ы  можете из этого заключить,  что она не принадлежит к  тем
женщинам,  которые любЯт и мужа и любовника, или терпЯт одного при другом. џ
не  стеснЯю ни ее чувства,  ни действий -  но ее положение мне близко,  и  Я
приехал спросить вас, что вы теперь намерены делать?
     € ‘оковлин прЯмо глЯдел в лицо Љомлева.
     ‡а Љомлевым была очередь смутитьсЯ.
     - Љогда любишь,  -  отвечал он,  пожав плечами,  -  то  не задаешь себе
вопросов и  целей:  любовь сама  по  себе  цель.  ‚прочем,  если бы  Я  имел
какие-нибудь  предположениЯ,  то  должен  сообщить их  Ќаталье  „митриевне и
сообразоватьсЯ с ее желаниЯми, а Я на это не имел ни времени, ни случаЯ...
     - џ полагал, - продолжал ‘оковлин тем же тоном, когда тот кончил, - что
вы  не принадлежите к  тем...  очень юным или всегда юным господам,  которые
смотрЯт легко на подобного рода вещи,  или просто никак не смотрЯт на них...
џ  думал,  что  прежде,  нежели разрушать семейное счастье,  или если вы  не
допускали его,  то  по  крайней мере  прочное общественное положение любимой
женщины - вы подумали, чем можете ей заменить его.
     - Љак же вы хотите,  -  мЯгко возразил Љомлев,  -  чтоб Я  распорЯжалсЯ
судьбой замужней женщины,  не  спросив ни  ее намерений,  не знаЯ,  наконец,
ваших, от которых она более зависит, чем от менЯ.
     - •орошо-с! - сказал ‘оковлин. - џ вам скажу мои намерениЯ. —тобы ничем
не стеснЯть Ќаталью „митриевну,  Я  буду хлопотать о  разводе с  ней.  Љогда
получу его, вы на ней можете женитьсЯ. ’ак-с? - спросил ‘оковлин.
     Љомлев с минуту подумал.
     - џ на ней не женюсь! - твердо сказал он.
     - ќто отчего? - быстро вставаЯ, спросил ‘оковлин, и всЯ кровь бросилась
ему в голову. - ‚ы, значит, не уважаете ее?
     - Ќапротив!  џ  никому не уступлю в уважении к ней,  но тем не менее не
женюсь, - тоже вставаЯ и заложив руку за борт сюртука, сказал Љомлев.
     ‘оковлин вопросительно посмотрел ему в глаза.
     - Ќе  женюсь потому,  -  спокойно продолжал Љомлев,  -  что  женитьба и
любовь, по-моему, две вещи разные. “ менЯ есть свои убеждениЯ о браке, и они
вам известны. џ женитьсЯ не располагал и теперь не вижу причин изменЯть свои
намерениЯ.

     ‘оковлин  попыталсЯ  было  возразить  против  этого  и  заговорил  было
совершенно дельно.  "‚ы находите,  - сказал он, - что гораздо удобнее любить
чужую жену,  не  принимаЯ на  себЯ  никаких обЯзательств?  Ђ  муж  между тем
прикрывает бесчестье.  ”лаг  прикрывает товар?"  Ќо  это  ненадолго;  Љомлев
забросал его фразами;  потому что г-ну Ђвдееву решительно не стоило никакого
труда вложить в уста Љомлева такие слова, которые будто бы выходЯт побойчее.
Ќо так можно распорЯжатьсЯ только с описаниЯми людей,  а не с самыми людьми.
Ќадобно  согласитьсЯ,  что  диалектика Љомлева  и  к  здравому  смыслу  и  к
великости того  интереса,  о  котором идет  дело  длЯ  ‘оковлина,  относитсЯ
одинаковым  образом:  чрезвычайно  бессильно.  ЌастоЯщий  человек  на  месте
‘оковлина мог  бы  вести себЯ более победоносно;  он  заставил бы  выдержать
Љомлева, положим, хоть такую беседу: - ѓ-н Љомлев, Я приехал говорить с вами
о деле,  которое длЯ менЯ действительно все,  и не только длЯ менЯ, но и длЯ
той женщины,  которую вы будто любите; к этому, как вам известно, у нас есть
еще сын;  а вы хотите танцевать передо мной на фразах: это с вашей стороны и
нехорошо и нечестно.  ‚ы говорите, что любовь сама по себе цель. Њы знали до
сих  пор философию длЯ философии,  искусство длЯ искусства;  вы  исповедуете
любовь длЯ любви;  это фраза и  притом одна из  самых бессмысленных.  „а  об
этаких пустЯках мне и  рассуждать с  вами не приходитсЯ.  ‹юбовь и женитьба,
по-вашему,  две вещи различные, то есть что же это значит? †енитьсЯ там, где
не любишь,  а где любишь,  там не женитьсЯ?  ќто все равно,  что садитьсЯ за
стол,  когда сыт по горло,  и избегать стола,  когда голоден. џ, разумеетсЯ,
хлопочу не об вас, но жена моЯ мне открылась, что она менЯ более не любит, а
жить с ней без любви,  par force*,  было бы дико, по-турецки. ‘обственно, по
вашей теории,  мне  тут бы  и  следовало держатьсЯ супружеской жизни;  ведь,
по-вашему,  в  этом-то всЯ и  задача,  чтобы женитьба была без любви;  но вы
должны согласитьсЯ,  что  вот теперешнЯЯ комбинациЯ наших взаимных отношений
делает ваши рассуждениЯ в высочайшей степени нелепыми.  ‚нутренние отношениЯ
между мною и моею женою порваны,  по крайней мере с ее стороны; цеплЯтьсЯ за
выгодные длЯ менЯ внешние условиЯ, чтобы удержать ее, Я считаю и безвыгодным
длЯ себЯ и  беззаконным перед высшею нравственностью;  а вы,  напротив,  все
значение и  придаете одной  только  внешности.  ѓ-н  Ђвдеев  заставлЯет вас,
по-видимому,   действовать  по  внутренним  побуждениЯм,  имеющим  будто  бы
некоторую глубину и  основательность;  но  это неправда:  вы стоите чисто за
внешность;  желаЯ ратовать против китаизма{555},  вы,  по милости г.Ђвдеева,
ЯвлЯетесь именно китайцем,  и притом в превосходной степени,  можно сказать,
китайским бонзою.  ‚ы менЯ извините, но Я должен вам сказать, что г.Ђвдеев и
в  других отношениЯх нас обоих дурачит.  Ћ  себе Я распространЯтьсЯ не буду,
неприлично;  но,  собственно,  вас  он  хочет представить человеком сильного
организма  и  нормального  человеческого поведениЯ;  вы  отчасти  даже  сами
поддаетесь этой лести,  потому что дым ее сладок: а между тем на посторонний
глаз вы  не  только не  сильный организм,  а  почти что и  не мужчина;  ваше
поведение не  только  не  нормально,  но  и  прЯмо  противоположно таковому.
Ќормальное  поведение  влюбленных,  в  особенности  если  это  действительно
сильные  организмы,   состоит  в  непосредственной  безрассудной,   то  есть
неуправлЯемой размышлением,  готовности на  всЯкое  сумасбродство.  ‚ы  тоже
сумасбродствуете;  но  вы  помешаны не  собственно на любви,  а  на какой-то
жалкой теорийке о  любви,  на каких-то жалких подразделениЯх ее на женатую и
холостую,  на чем-то таком, чему здравый смысл не может придумать приличного
названиЯ. ‚ы вчера писали жене моей, что разобьете себе голову; теперь, любЯ
в жене моей мать моего сына и уважаЯ ее законную склонность к вам,  Я говорю
вам,  что этого не нужно, а вы мне отвечаете: не женюсь. џ должен надеЯтьсЯ,
что вы откажетесь от своего предубеждениЯ,  основанного,  в свою очередь, на
величайшем предрассудке.
     ______________
     * насильно (франц.).

     - € не женюсь,  -  должен отвечать Љомлев.  -  џ сказал вам, что у менЯ
есть свои убеждениЯ о браке: Я не отступаю от них.
     - ‘вои  убеждениЯ?  Џослушайте,  г.Љомлев,  -  продолжал  бы  настоЯщий
‘оковлин, - Я знаю, что вы не любите запаха ростного ладану, и вы совершенно
вправе добиватьсЯ,  чтобы им около вас не пахло.  ЏредубеждениЯ могут быть и
против запахов; Я, например, очень люблю всЯкий смолистый запах и терпеть не
могу мускуса,  который вы  употреблЯете.  ’еперь вообразите,  что проездом в
какой-нибудь  саратовской или  оренбургской степи  вы  сбились  с  дороги  и
замерзаете;  представьте потом,  что  в  этом  неудобном положении вы  вдруг
нападаете на хутор,  состоЯщий из одной избы, в которой только что отслужили
молебен и,  стало быть,  накурили ладаном.  џ позволЯю себе говорить с, вами
таким образом,  во-первых,  потому,  что Я слушал же вашу теорию, во-вторых,
потому,  что ваш предрассудок касательно женитьбы на самом деле нисколько не
считаю  значительнее вашего  предубеждениЯ против ростного ладану:  оба  эти
предрассудка могут иметь условную уважительность,  даже в глазах других,  по
отношению к  вашим  вкусам,  и  оба  они  могут  быть  также  бессмысленны и
ничтожны,  смотрЯ по тому,  как вы прихотничаете и  дурачитесь:  в  пределах
рассудительности  или   с   потерею   всЯкого   благоразумиЯ.   Ћбращаюсь  к
приведенному случаю:  неужели длЯ  избежаниЯ неприЯтного длЯ  вас  запаха вы
решились бы замерзнуть?
     - „а,  Я решилсЯ бы,  -  должен сказать Љомлев,  -  если хочет остатьсЯ
тверд в своей решимости, - не женитьсЯ.
     - ’ак,  наконец,  вот что:  мне просто завидно, что вы так легко хотите
получить счастье,  что не решаетесь длЯ него отказатьсЯ от самого ничтожного
предрассудка.  ‘о  мною  делаетсЯ  наоборот.  џ  говорю  это  с  нестерпимым
страданием,  и говорю не длЯ того, разумеетсЯ, чтобы вас тронуть, и, будь вы
человек сколько-нибудь рассудительный,  Я бы вовсе не говорил этого. ‘о мною
делаетсЯ наоборот.  џ  лишаюсь моего счастьЯ,  и вы заставлЯете менЯ сделать
усилие над  моим  предрассудком,  что  жене  моей неудобно -  жить с  вами и
продолжать носить мое имЯ,  и что матери моего сына даже вовсе неудобно быть
вашей  любовницей.  Ѓудемте боротьсЯ с  предрассудками:  ваш  -  личнаЯ ваша
прихоть;   мой  -   общественное  мнение.   ‚аше  орудие  борьбы  состоит  в
застращивании жены моей,  что вы размозжите себе лоб;  мое - в том, что жене
моей  просто нельзЯ без  моего согласиЯ оставить моего дома...  ну,  хоть  в
полицейском отношении. Ќеужели вы в самом деле разобьете голову?
     - ђазобью! - должен проскрежетать Љомлев.
     - Ќу,  такаЯ вам и  дорога.  ’олько знайте,  что вы с  этого времени во
мнении  жены  моей  -  человек падший:  вы  дали  мне  полнейшую возможность
доказать ей не только, что вы ее не любите, но что вы и не в своем уме.
     €звестно,  что ‘оковлин не воспользовалсЯ своим выгодным положением. Ћн
не попыталсЯ доказывать жене своей ни того, что Љомлев гораздо более обожает
свое самодурство,  чем ее,  ни  того,  что он совсем бы принадлежал к  числу
полупомешанных,  если бы его не спасала приличнаЯ наружность. Ћдного усилиЯ,
одного речистого слова достаточно было ‘оковлину,  чтобы убедить в этом свою
Ќаташу:  она  вспомнила бы  при  этом  первое объЯснение Љомлева:  "—то  же?
„овольно терпеть и  молчать!" ‚спомнила бы его лаконическое "буду ждать",  и
более чем вероЯтно, что взглЯд своего мужа она принЯла бы за самый близкий к
правде,  а  любовь свою  -  за  простое кипение крови,  за  избыток сил.  Ќо
‘оковлин ничего не  сделал длЯ  достижениЯ такого результата.  ‚место всЯкой
попытки на  борьбу с  своим  соперником и  очень вероЯтного поражениЯ его  в
сердце  Ќаташи  он  ведет  себЯ...  впрочем,  он  никак  не  ведет  себЯ,  а
разговаривает с своей Ќаташей таким образом:

     - Ќу,  Я  был у него,  -  сказал он тихо,  как будто отдаваЯ ей отчет в
поручении.  -  џ  говорил ему,  что  готов выхлопотать развод,  чтоб он  мог
женитьсЯ на тебе... но... он не согласилсЯ.
     ‘оковлин робко взглЯнул на Ќаташу.
     Ћна всЯ вспыхнула.
     - џ  это говорю не длЯ того,  -  торопливо заговорил опЯть ‘оковлин,  -
чтобы осуждать его. Ќет! Ћн имеет на это свои причины; он тебе скажет их.
     - џ сама этого не хочу!  - нетерпеливо сказала Ќаташа, перебиваЯ его. -
„овольно и одного обманывать!
     - Љакой же тут обман? ѓде же обман? ђазве ты обманула менЯ?.. € проч.

     ‘оковлин  опЯть  заговорил  вздор,   соображаЯсь  с   общим  маршрутом,
составленным г.Ђвдеевым длЯ своей экскурсии; следует позабыть о нем.
     - ‘ударынЯ!  ‚ы сами не хотите? Ќо предложите Љомлеву эту меру хоть длЯ
узнаниЯ степени любви его к вам:  вы увидите, что он жалкий комедиант. ‚ы не
хотите и этого; вы в нем уверены, вы предубеждены в его пользу. Ќам остаетсЯ
только проникнутьсЯ удивлением к вашему характеру,  жалеть о том, что любовь
ваша простираетсЯ на такого человека,  как Љомлев,  и  желать того,  чтоб вы
были  вероЯтны.  ‚ы  не  то  что  Љомлев,  которым,  в  сущности,  ничего не
доказываетсЯ,  так  как  подобные господа во  имЯ  своих  идеек скорее имеют
кровожадную наклонность попользоватьсЯ чем-нибудь около других, чем потерЯть
свое.  ‚аше "не хочу!" имеет торжественность жертвоприношениЯ, оно равнЯетсЯ
призыву на  великий подвиг.  ‚ы собственным примером хотите показать,  что и
там  можно  носить  гордо  свою  голову,  где  другие  созданиЯ вашего  пола
обыкновенно поникают.  ‚ы  сознаете,  что  тайное  падение есть  последствие
грубой силы,  остаток варварских времен,  и  вы  не  унижаетесь до него:  вы
хотите возвести его на  степень нормального поступка.  ‘ловом,  вы  с  вашим
героическим "не хочу" храбры,  возвышенны;  но,  сударынЯ, вы невероЯтны, вы
выдуманы,  вы  скопированы,  и  мы  имеем причины опасатьсЯ,  что из  вашего
поведениЯ выйдет  пародиЯ на  возвышенное дело,  а  не  самое  дело.  ‚ы  не
приготовлены к подвигу: нам известно ваше воспитание и то, как вы росли, как
вышли замуж и как жили замужем целые шесть лет, мы знаем наперечет все лица,
с которыми вы сближались, и все разговоры, которые вы слышали, не исключаЯ и
споров между вашим супругом и Љомлевым;  из книг,  которые вы читали,  самое
видное место принадлежит,  без сомнениЯ,  романам †орж-‡анда; но всего этого
еще мало, чтобы вы могли нажить такое смелое убеждение, которое вы обращаете
в такое отважное поведение. ‘ударынЯ! Ќе делайте этого решительного шага: вы
не  совершите подвига,  вы  только сделаете из  себЯ сатиру на весь ваш пол;
г.Ђвдеев  -   опасный  путеводитель.   Џосмотрите,  как  он  объЯснЯет  ваше
возвышенное не  хочу:  "„овольно одного обманывать!"  ђазве ваша  теперешнЯЯ
любовь предполагает уже другую, последующую, и разве вы сказали бы это, если
бы  вы  любили  не  по  теории любовь длЯ  любви?  ‘просите у  влюбленных по
непосредственному,  собственному чувству,  а  не по указанию какого бы то ни
было автора, - так ли они чувствуют. …динодушные показаниЯ их будут состоЯть
в  том,  что  одно  из  неотделимых  свойств  любви  есть  уверенность в  ее
неистощимости и  нескончаемости и  что  любовь измерЯет себЯ вечностью.  ќто
гордо,  самонадеЯнно,  помешанно,  но это так. Њы сами знаем одного из таких
людей, который безумствует следующим образом:

                € если б Я с тобою вечно
                Њог говорить и рассуждать, -
                ‚се много, много бесконечно
                Њне оставалось бы сказать.

                € если б Я единым словом
                Џоэму стройную рождал,
                € с этим словарем столь новым
                „уши Я все б не рассказал.

                € если б океан с волнами
                ‘вой дивный говор отдал мне,
                ‚се было бы нельзЯ словами
                Њне душу выразить вполне,

                € если б вечность доживала
                —асы последние свои,
                ’ы все, ты все бы не узнала
                Џоследних слов моей любви.

     ‘тихи эти кажутсЯ сумасшедшими, но тот, кто безумствует ими, мучитсЯ об
одном:  что они недостаточно выражают силу его чувства.  ‚аша теориЯ "любовь
длЯ любви" имеет тот недостаток,  что она отнимает у вашего поступка чистоту
и  возвышенность,  тогда как любовь без всЯкой теории могла бы придать ему и
ту и другую. Ћстаньтесь при вашем не хочу, но не ездите, по крайней мере, за
границу:  в деле,  которое вы защищаете вашим телом и вашим поведением,  это
чрезвычайно важно;  в  нем  именно  только это  одно  и  важно.  Џоезжайте в
Џетербург;  не  употреблЯйте там никаких усилий скрывать вашу биографию и  в
особенности ваши настоЯщие отношениЯ к  Љомлеву;  не  называйте себЯ ни  его
сестрой,  ни  дальней  или  близкой родственницей,  а  между  тем  добейтесь
уважаемого общественного положениЯ, по крайней мере, держите себЯ так, чтобы
думающие  о  вас  с  неуважением и  избегающие  вашего  общества  возбуждали
отвращение к своим предрассудкам,  как возбуждает его всЯкое варварство, или
казались смешными,  как  это  бывает  со  всЯким  невежеством.  Љомлев,  без
сомнениЯ, будет отговаривать вас: уж такаЯ у него душонка; но вы настойте на
своем,  -  он стоит такого урока,  -  хорошо вам было бы также проучить его,
обнаружив больше  чувствительности к  вашему сыну  и  навЯзав его  попечению
вашего   слишком  благоразумно-безрассудного  поклонника:   поступите  таким
способом,  и мы готовы простить и самому Љомлеву его незаслуженное счастие и
вас готовы считать поучительной. Ќо это было бы противно теории. ‚ы едете за
границу,  и  едете с тем,  чтобы возвратитьсЯ оттуда все-таки не с Љомлевым.
ќто водилось до вас и  будет водитьсЯ после вас.  ‚аш пол от этого ничего не
выиграл;  количество положительных прав его нисколько не  увеличилось.  ‚ами
также ничего не  доказываетсЯ,  как не  доказываетсЯ и  Љомлевым.  ЏоступаЯ,
по-видимому, наперекор предрассудку, вы на самом деле не хотите поднЯть даже
соломинки к  действительному разрушению предрассудка.  ‘  тех  пор,  как  вы
отправлЯетесь  за   границу,   вы  в   такой  же  степени  возбуждаете  наше
любопытство, как "ЏриключениЯ английского милорда"{560}: не вы перваЯ, не вы
последнЯЯ.  Ќа  ваш способ держать себЯ за границей накинут глубокий покров,
но  ни  длЯ  кого не  тайна,  что и  между заграничными людьми вы  или вовсе
избегаете тесных кружков и сближений, или вы не только сестра, родственница,
но  и  законнаЯ супруга  Љомлева.  ‚стречи  с  вашими  соотечественниками вы
непременно избегали;  Љомлев встречаетсЯ с  ними,  но  к  себе их  не водит.
‘ознанием неудобства вести такую жизнь вы  избавлЯете,  наконец,  и  себЯ от
невозможного героизма гордо  носить  голову в  вашем  положении и  выручаете
г.Ђвдеева,  которому предстоЯл неподъемный длЯ  него  труд дать место такому
положению в ђоссии:  вы возвращаетесь в дом вашего невероЯтного супруга. —то
означает  промежуток  времени,  проведенный вами  вне  этого  дома?  Ќичего;
простой,  ничем не  осмысленный случай.  —то означаете,  наконец,  вы  сами:
пророчество или сатиру?  Ќи  то,  ни  другое:  длЯ пророчества в  вас нет ни
вдохновениЯ,  ни правды;  длЯ сатиры в вас нет...  опЯть-таки ни правды,  ни
вдохновениЯ.
     ‡амечательно,  что роман г.Ђвдеева читаетсЯ отлично; составлен он очень
складно; рассказан превосходно; действующие в нем лица на первый взглЯд люди
хорошего общества и образованиЯ,  и люди,  по-видимому,  умные;  а между тем
почти об  каждом из  отдельных положений можно доказать,  что оно нелепо,  о
людЯх,  что один из них полоумный и деспот,  а другой ходит по нитке,  будто
боЯсь разбудить сердитого барина; и что объЯснЯютсЯ и поступают они до такой
степени странно,  что можно удивлЯтьсЯ,  как это они не  удивлЯютсЯ взаимным
нелепостЯм. ќто ничего, что "Џодводный камень" почти всеми прочитан и что он
даже почти всем понравилсЯ:  не читать таких произведений в нашей литературе
- значит зарыватьсЯ; роман г.Ђвдеева имеет все условиЯ, чтобы быть читаемым;
а  что касаетсЯ до  того,  что он  нравитсЯ при прочтении,  то  по этому еще
нельзЯ судить, будет ли он нравитьсЯ и спустЯ некоторое времЯ, в особенности
спустЯ долгое времЯ;  "’амарин" этого самого автора был  в  свое  времЯ тоже
очень замечен, что, однако, не мешает ему быть очень забытым. —его недостает
этому писателю?  “м,  блеск,  занимательность -  все это у него есть.  Ћн не
богат изобретательностию;  он даже вовсе не изобретателен;  недостаток этого
свойства он  заменЯет начитанностию:  зато начитанностию своею он пользуетсЯ
так искусно,  что на первых порах она легко прослывает за оригинальность. Ќо
в этом-то все и дело: ума и начитанности достаточно длЯ того, чтобы написать
дельную,  доказательную статью,  а  если нравитсЯ диалогическаЯ форма,  то с
ними можно написать,  пожалуй, разговор в царстве мертвых; но их мало, чтобы
написать доказательный роман  или  другое какое-нибудь произведение одной  с
ним категории:  драму,  поэму и даже маленькие стишки,  о которых, то есть о
стишках,  вообще принЯто думать,  будто ими ничего не доказываетсЯ, кроме их
собственной   бесполезности.   ЏроизведениЯм  г.Ђвдеева   недостает   одного
свойства,  такого ничтожного,  что теперь самое название его употреблЯетсЯ с
большими  оговорками:   им   недостает  художественности.   …сли  слово  это
кому-нибудь не нравитсЯ,  хотЯ совершенно напрасно,  можно сказать иначе: им
недостает доказательности;  потому что в произведениЯх того рода,  в котором
пишет г.Ђвдеев,  художественность есть доказательность. Ќедостает ее потому,
что,  верно,  в уме г.Ђвдеева нет той специальности,  котораЯ необходима длЯ
того,  чтобы  доказывать по  этому  способу.  Ќашему  журналу  не  один  раз
вменЯлось в упрек,  на Языке довольно жестком, будто он исповедует искусство
длЯ искусства,  то есть пищу длЯ пищи, гимнастику длЯ гимнастики и проч. ќто
и прежде было не совсем так{562}, а теперь вовсе не так. Њы наравне со всеми
рассудительными людьми признаем,  что  пища употреблЯетсЯ или длЯ насыщениЯ,
если это  хлеб или  говЯдина,  или  длЯ  услаждениЯ вкуса,  если это сладкие
пирожки и конфекты, и что к гимнастике обращаютсЯ или длЯ развитиЯ сил, пока
они еще способны развиватьсЯ, или длЯ поддержаниЯ их, когда они уже потерЯли
способность  к  развитию.   ‚  искусстве  мы  видим{562}  один  из  способов
обнаруживать   истину   и,    если   угодно,   доказывать   ее,   проводить,
распространЯть,   -   способ  длЯ   обнаружениЯ  некоторого  разрЯда  истин,
единственно применимый и  удобный и  длЯ  всех  других истин,  доступных длЯ
обнаружениЯ  и   доказательства  посредством  него,   в  высочайшей  степени
энергичный и верный.  ‚сем известно,  а может быть,  и не всем,  может быть,
одним  только  специалистам известно,  что  на  художественные выставки  длЯ
получениЯ степени  или  длЯ  достижениЯ других  целей  нередко  доставлЯютсЯ
портреты  с  лиц,  неизвестных  присЯжным  ценителЯм,  и  что,  однако,  эти
присЯжные ценители,  если они действительно знатоки, произносЯт безошибочный
приговор о  сходстве или несходстве портрета с  незнакомым им человеком.  Ќе
говорЯ об общем выражении,  они могут указывать даже черты, которые отнимают
сходство или  придают его,  и  в  этом случае имеют возможность так же  мало
ошибатьсЯ в своих соображениЯх,  как,  например, члены академии наук в своих
суждениЯх о  вероЯтности или невероЯтности какого-нибудь ЯвлениЯ природы,  о
котором они  получили известие от  своего  иностранного корреспондента.  —то
этим доказываетсЯ? „оказываетсЯ, что этот способ длЯ обнаруживаниЯ правды, в
своей верности,  не  уступает точным наукам{562} и  что  точность составлЯет
даже  необходимое условие  доказательности по  этому  способу;  доказываетсЯ
также,  что слово художественность не следует произносить с оговорками,  тем
более с иронией,  и особенно с Ядовитой,  потому что степень этого-то именно
качества в  портрете и  служит  длЯ  присЯжных ценителей орудием к  открытию
сходства или  несходства между  живописью и  живым человеком,  так  как  это
качество по  отношению к  произведению искусства есть  его  логика,  здравый
смысл,  сила доказательств. Љогда мы говорим поэтому, что "Џодводный камень"
г.Ђвдеева,   нарЯду  с  другими  его  произведениЯми,  страдает  отсутствием
художественности,  то мы говорим не какую-нибудь бессмысленную фразу,  вроде
следующей:  "ђоман  г.Ђвдеева  не  удовлетворЯет требованиЯм  искусства  длЯ
искусства",  или:  "‚ романе г.Ђвдеева нет того, чего нам хочетсЯ, без чего,
конечно,  он никому не может нравитьсЯ";  мы хотим сказать то же самое,  что
было  бы  сказано  словами  о  какой-нибудь  журнальной статье:  "‘татьЯ эта
бездоказательна",  или:  "‘татьЯ  эта  наполнена одними  парадоксами",  или,
наконец:  "‘татьЯ эта недобросовестна и  поверхностна".  ‚от что нам хочетсЯ
сказать о романе г.Ђвдеева, когда мы выражаем свое мнение о недостатке в нем
художественности. € действительно, в романе г.Ђвдеева нет ни убедительности,
ни художественной добросовестности, ни глубины и воздержности от парадоксов,
выражаемых, разумеетсЯ, не словами и фразами, а живыми лицами, их действиЯми
и  положениЯми.  ‚сего этого нет у  него потому,  что он  вовсе не  способен
доказывать истину в  той форме мышлениЯ,  которую он избрал длЯ себЯ:  он на
роман смотрит как на  статью и  преследует в  нем свою утлую теорийку вроде:
"любовь   длЯ   любви",   или:   "об   отношениЯх   несвободных   женщин   к
праздношатающимсЯ хлыщам",  а может быть,  и какую-нибудь другую: потому что
хорошенько понЯть этого нельзЯ.  ‘ г.Ђвдеевым случилось то же, что случилось
бы  с  человеком,  который бы  длЯ  дока