рый бы взЯлсЯ у
него починить гусли.
     "‚от чудак-то!" -  подумал Я,  очень еще смутно в то времЯ понимаЯ, что
мой высокорослый друг,  так уже сильно поросший бородою, был совершенный еще
ребенок и в то же времЯ чистейший идеалист.


        III

     ‘пустЯ  полгода после  выпуска ”ерапонтов,  как  Я  слышал,  поступил в
„емидовский лицей.  Ћн пришел длЯ этого в џрославль пешком,  и здесь его, на
самых первых порах,  выбрали в певчие -  петь самую низкую октаву. ќто очень
занЯло  €осафа.  Ѓоже  мой,  с  каким  нетерпением  он  обыкновенно поджидал
подпраздничной всенощной! ‚станет, бывало, на клирос, несколько в глубь его.
–ерковь  между  тем  начинает наполнЯтьсЯ народом.  ‚переди становЯтсЯ дамы,
хоть и разодетые и раздушенные, но старающиесЯ придать своим лицам кроткое и
постное выражение.  ‡а  ними следуют купцы с  сильно намасленными головами и
сзади их  лакеи в  ливреЯх или солдаты в  своих сермЯгах.  ‚ыходит из алтарЯ
дьЯкон  со  свечой и  свЯщенник с  кадилом.  Ћба  они  в  дорадоровых ризах.
ЋбонЯние  €осафа  начинает  приЯтно  щекотать  запах  ладана;   с   каким-то
самоуслаждением он  тЯнет свою ноту и  в  то же времЯ прислушиваетсЯ к  двум
мЯгким и складным тенорам.
     ЌаступившаЯ  потом   страстнаЯ  неделЯ   принесла   ему   еще   большие
наслаждениЯ.  Џочти с восторгом он ходил на эти маленькие вечерни.  ‚есеннее
солнце,  светившее с  западной стороны в  огромные и  уже выставленные окна,
обливало всю  церковь  Ярким  Янтарным блеском,  так  что  синеватые и  едва
колеблющиесЯ огоньки зажженных перед иконостасом свечей едва мерцали в  нем.
ѓовельщики стоЯли по  большей части с  потупленными головами:  одни  из  них
слегка  и  едва  заметно крестились,  а  другие,  напротив,  делали огромные
крестные знамениЯ и  потом вдруг,  ни с того ни с сего начинали до поту лица
кланЯтьсЯ в  землю.  €осаф  вместе с  хором  пел  столь  любезные ему  песни
„амаскина.  "Ѓлюди убо,  душе моЯ, да не сном отЯготишисЯ", или "—ертог твой
вижду,  спасе мой,  украшенный" держал он крепко на своей октаве, ни разу не
срываЯсь.  Ќо вот в  пЯтницу вынесли плащаницу.  •ор запел:  "Ќе рыдай мене,
мати,  зрЯще во гробе".  €осаф,  несколько прЯчась в  воротник своей шинели,
тоже басил,  стараЯсь смигнуть навернувшиесЯ на глазах слезы. Ћн чувствовал,
что из груди его выходЯт хотЯ и низкие, но одушевленные звуки.
     Џомнил он  также и  ’роицын день.  Ќароду в  церкви было  Яблоку упасть
негде:  все больше женщины,  и все,  кажетсЯ, такие хорошенькие, все в белых
или светло-голубых и  розовых платьЯх и  все с букетами в руках благоухающей
сирени - прекрасно!
     ‡а  этими  почти  единственными,  поэтическими  длЯ  бедного  студента,
минутами  следовала бурсацкаЯ жизнь  в  казенных  номерах,  без  семьи,  без
всЯкого развлечениЯ,  кроме вечного долблениЯ профессорских лекций,  мрака и
смерти преисполненных,  так что €осаф почти несомненно полагал,  что все эти
мелкие примеры из истории ѓреции и ђима, весь этот строгий разум математики,
все эти толки в риториках об изЯщном -  сами по себе,  а жизнь с колотками в
детстве от пьЯных папенек,  с бестолковой школой в юности и, наконец, с этой
вечной бедностью, обрывающей малейший расцвет ваших юношеских надежд, - тоже
сама по  себе и  что между этим нет,  да  и  быть никогда не  может,  ничего
общего.
     ‚  этом  нравственном полуусыплении не  суждено  было,  однако,  €осафу
заглохнуть навсегда:  на  втором,  кажетсЯ,  курсе он  как-то  вечером вышел
прогулЯтьсЯ к  на  одной  из  главных улиц  встретил целую ватагу студентов.
‚переди всех шел некто своекоштный студент Ћхоботов, присланный в училище на
выучку от ‚ойска „онского и остававшийсЯ в оном лет уже около пЯти,  так что
начальство его,  наконец,  спросило бумагой училищное начальство:  как и что
Ћхоботов и скоро ли,  наконец,  выучитсЯ? …го призвали в совет и спрашивали:
что отвечать на это?
     - „а пишите, что начинаю подавать надежды, - отвечал он очень спокойно.
     ‚се рассмеЯлись,  но так и написали.  Ћхоботов же по-прежнему продолжал
почитывать и заниматьсЯ, чем ему хотелось, а главное - пребывать в известном
студенческом трактире "Ѓычок",  где  он  с  другими своими товарищами,  тоже
постоЯнно тут пребывавшими,  играл на бильЯрде,  спорил,  рассуждал и вообще
слыл между ними за очень умного и душевного малого.
     ‚  настоЯщем  случае  он  шел  что-то  очень  мрачный,  скоро  шагаЯ  и
нахлобучив фуражку. ЏоравнЯвшись с ”ерапонтовым, он остановил его.
     - Џушкин ранен на дуэли и умер, - сказал он каким-то глухим голосом.
     €осаф молча посмотрел на него: он не без удивлениЯ заметил, что глаза у
Ћхоботова были как бы воспалены от слез.
     - ‘ейчас идем к  ‚ознесенью служить панихиду по  нем.  €дем с  нами!  -
проговорил Ћхоботов.
     €осаф механически повернул и все еще хорошенько не мог понЯть,  что это
значит.  Ќа улицах между тем царствовала совершеннаЯ тишина. Ќеторопливо и в
каком-то  молчании прошли  все  до  самой  церкви.  Џеред  домом  свЯщенника
Ћхоботов взЯлсЯ вызвать его  и  действительно через несколько минут вышел со
свЯщенником, который только мотал от удивлениЯ головой.
     - Ќу уж вы,  господа студенты,  народец! - говорил он, отпираЯ огромным
ключом огромную церковную дверь.
     ‚ошли.  ‚сех  обдало  мраком  и  сыростью.  ‡асветили несколько свечек.
€осафу и другому еще студенту,  второму басу после него,  поручили исполнЯть
обЯзанность дьЯчков.  ‘вЯщенник надел  черные  ризы  и  начал  литию.  Џосле
возгласу его: "“покой, господи, душу усопшего раба Ђлександра", ”ерапонтов и
товарищ его  громко,  так  что потрЯслись церковные своды,  запели:  "‚ечнаЯ
памЯть,  вечнаЯ памЯть!"  Џрочие студенты тоже им подтЯгивали,  и  все почти
навзрыд плакали.
     - Ќу,  панихидка -  не лицемернаЯ... не фальшиваЯ! - говорил свЯщенник,
кончив службу и пожимаЯ руку то у того, то у другого из студентов.
     ‚ыйдЯ из церкви,  Ћхоботов распорЯдилсЯ,  чтобы все шли в  известный уж
нам "Ѓычок". €осаф тоже последовал туда. ‚ заведении этом была даже отведена
особаЯ длЯ студентов комната,  в которую немногие уже из посторонней публики
рисковали входить.
     - ѓосподи! - проговорил Ћхоботов, садЯсь на свое обычное место на диван
и  грустно  склонЯЯ  голову.  -  ‚чера  еще  только  Я  читал  с  Њашей  его
"Ћнегина"...  точно он напророчил себе смерть в своем ‹енском...  ѓде теперь
"и  жажда знаньЯ и  труда...  и  вы,  заветные мечтаньЯ,  вы,  призрак жизни
неземной,  вы,  сны поэзии свЯтой" - все кончено! Љусок мЯса и глины осталсЯ
только, и больше ничего!
     - ќто ужасно!  -  воскликнул молоденький студент,  тоже садЯсь и  ероша
волосы.
     - „а, скверниссимо, - подтвердил второй бас.
     €осаф на все происходившее смотрел выпуча глаза.
     - Ќе скверниссимо, а подлиссимо! - воскликнул вдруг Ћхоботов. - ‚от он!
- прибавил он, ударив кулаком по лежавшему на столе номеру "‘еверной пчелы".
- ќтот паук,  скорпион{455}, жаливший всю жизнь его, жив еще, когда он умер,
и между нами нет ни одного честного ‡анда{455},  который бы пошел и придавил
эту гадину.
     - ќто  черт  знает  что  такое!  -  опЯть повторил молоденький студент,
застучав руками и ногами.
     - „а расстрелЯемте ж,  коли то... портрет его, собачьего сына, Як робЯт
то  в  •ранции  с  дурнЯми,   Який  убег,   -  проговорил  вдруг  смирнейший
студент-хохол, все времЯ до того молчавший.
     ‚се посмотрели на него с недоумением.
     - Ћн же тут висит! - объЯснил он, показываЯ на одну из стен, на которой
действительно  между  несколькими  портретами  писателей  висел  и   портрет
известного антагониста Џушкина.
     Њысль эта всем очень понравилась.
     - Ћтлично, бесподобно, - раздалось со всех сторон.
     Ћхоботов, хоть и не совсем довольный этой полумерой, тоже согласилсЯ.
     Њолоденький студент взЯлсЯ домой сбегать за ружьем. Џришли было половые
и  сам  хозЯин  трактира и  стали  упрашивать господ:  сделать  милость,  не
буЯнить. Ќо им объЯвили, что за портрет им заплатЯт, а самих прогнали только
что  не  в  шею.  ђужье было принесено.  Ћказалось,  что  это  был  огромный
старинный карабин; последовал вопрос - кому стрелЯть?
     ‚сем хотелось.
     - ”ерапонтову, - распорЯдилсЯ Ћхоботов.
     - Џожалуй-с!  -  отвечал тот  с  заметным удовольствием и,  взЯв ружье,
неторопливо прицелилсЯ и выстрелил.
     Ќа месте лица очутилась пулЯ.
     - “ра ”ерапонтову!  Ѓраво!  - прокричала почти в один голос всЯ ватага.
€осаф продул ружье и  поставил его к  сторонке.  Џопадись,  кажетсЯ,  в  эту
минуту ему и сам оригинал, он и с тем бы точно так же спокойно распорЯдилсЯ.
„омой он пришел в  сильном раздумье:  как человек умный,  он хорошо понимал,
что  подобного энтузиазма и  такой неподдельной горести нельзЯ было  внушить
даром;  но  почему и  за  что  все  это?  Љ  стыду своему,  €осаф должен был
признатьсЯ самому себе,  что он ни одного почти стихотворениЯ и  не читывал,
кроме тех,  которые задавались ему в гимназии по риторике Љошанского.  Ћн на
другой же день потихоньку сходил к библиотекарю и выпросил у него все, какие
были,  сочинениЯ Џушкина и принЯлсЯ: читал он день... два, и, странное дело,
как будто бы целый мир новых ощущений открылсЯ в  его душе,  и  больше всего
ему понравились эти благородные и в высшей степени поэтичные отношениЯ поэта
к  женщине.  €скусившись таким  образом,  €осаф  решительно уже  стал  не  в
состоЯнии зубрить лекции и  беспрестанно канючил то у того,  то у другого из
своих товарищей дать ему что-нибудь почитать:  будь то роман, или рукописнаЯ
в  стихах поэма,  или  книжка какого-нибудь разрозненного журнала.  „олго  и
потом €осаф вспоминал это времЯ,  как счастливейшее в  своей жизни.  Џочти в
лихорадке от  нетерпениЯ,  он запасалсЯ обыкновенно от сторожа на целую ночь
свечкой и,  улегшись на своей койке,  принималсЯ читать.  ‘колько прелестных
местностей воссоздалось в его воображении; перед ним проходили как бы живые,
совершенно новые и  незнакомые ему  лица,  но  понЯтные по  общечеловечности
страстей людских.  €  только через полгода такого как бы запоЯ читательского
он  отвлечен был  несколько в  другую  сторону.  Љ  ним  прислан  был  новый
профессор,  молодой, энергический. Ћн на первой же лекции горЯчо заговорил о
равенстве людей, о •ристе, ходившем по песчаным степЯм, посреди нищей братии
и  блудниц;  кроме того,  стал приглашать к  себе на дом студентов,  читал с
ними,  толковал  им  разные  свои  задушевные  убеждениЯ.  ѓлавным  и  почти
единственным оппонентом ему  в  этих  беседах ЯвилсЯ Ћхоботов,  который,  по
свойству своей упрЯмой казацкой натуры идти всем и  во всем напротив,  вдруг
вздумал отстаивать то  положение,  что "все на  свете благо и  истинно,  что
существует".  Џрофессор страшно громил против этого.  ’опаЯ  ногами и  стуча
кулаками, он кричал, что подло и низко всЯкое Ярмо, которое наденут на вас и
которое беспрестанно трет вам шею, считать благом и истиною.
     †елудки казенных студентов,  кажетсЯ, первые изъЯвили на эту мысль свое
полное  согласие  и   подстрекнули  своих   владельцев  объЯвить,   наконец,
протестацию эконому,  начавшему их  кормить только что не осиновыми дровами,
поджаренными на воде. ”ерапонтов сначала было не принимал никакого участиЯ в
этом;  но  в  решительную минуту,  когда за  одним из обедов началсЯ заранее
условленный шум  и  когда эконом начал было кричать:  "Ќе  будет вам  другой
говЯдины.  …дите и такую...  ‚от она,  тут,  на столе стоит...  —то вы с ней
сделаете?"
     - Ђ вот что!  - вскричал вдруг €осаф и, схватив со стола блюдо, швырнул
его в  окно,  так что оно пролетело возле самого виска эконома,  и  затем по
тому же направлению последовали ломти хлеба,  солонки,  тарелки и даже ножи.
ќконом  едва  спассЯ бегством.  Ќачальство было  чрезвычайно оконфужено этим
делом  и  потому ограничилось только тем,  что  студентов пожурило,  эконома
сместило,  но зато на молодого профессора была послана такого рода бумажка и
так сдобно приправленнаЯ,  что ему сейчас же предложили выйти в отставку; но
как бы то ни было толчок уж был дан:  в голове €осафа,  как,  вероЯтно,  и у
многих  других  его  товарищей,  перевернулось  многое.  Ћн  уже  Ясно  стал
понимать,  что свойство жизни вовсе не  таково,  чтобы она непременно должна
быть  гадка,  а  что,  напротив,  тут  очень  многое зависит от  заведенного
порЯдка.  Љончивши курс  таким  образом,  он  очутилсЯ как  бы  на  каком-то
нравственном  распутье:   в   нем   было   множество  возбуждено  прекрасных
инстинктов,  но и  только!  Џротестант почти против всего,  но во имЯ какого
знамени,  и сам того хорошенько не знал.  ‚ольнодумец в отношении религии на
словах,  он в то же времЯ перед каждым экзаменом бегал к местной чудотворной
иконе в  собор и  молилсЯ там усерднейшим образом.  ЌенавидЯ до глубины души
всЯкий начальствующий авторитет, Я не знаю, врЯд ли бы и сам удержалсЯ, если
бы только случай выпал,  обнаружить грубейший произвол.  ‡нал он, пожалуй, и
многое,  но  все  как-то  отрывочно,  случайно и  непригодно ни  длЯ  какого
практического дела,  а  между тем угрожающее ему впереди житейское положение
было почти отчаЯнное.  Ћн  едва-едва успел уговорить одного лодочника свезти
его в  родной город,  с прокормом за последние находившиесЯ у него в кармане
три целковых,  и  то потому только так дешево,  что он взЯлсЯ вместе с тремЯ
другими мужиками грести вместо бурлаков на судне, а в случае надобности, при
противном ветре,  тЯнуть даже бечевую.  Љогда причалили к  пристани и  €осаф
вступил на  родную  землю,  трое  мужиков с  хозЯином лодки  весело пошли  в
харчевню выпить и пообедать,  а он и этого сделать не мог: у него не было ни
копейки.  ‚зойдЯ со своей скудной сумочкой и понуренной головою на городскую
гору,  он даже всплакал. Љ кому было обратитьсЯ? ѓде приклонить голову? Ћтец
его,  давно уже  пропивший свой последний домишко,  умер нищим на  церковной
паперти;  из  знакомых  своих  €осаф  только  и  припомнил одного  зарецкого
дьЯкона,  который некогда так  великодушно поучил его играть на  гуслЯх.  Ћн
поплелсЯ  к  нему,   робко  постучалсЯ  в  запертую  калитку,   и  терзаемый
глубочайшим стыдом, только что не •риста ради, попросилсЯ у него ночевать.
     - ‘делайте милость, войдите, - отвечал отец дьЯкон.
     ‚прочем, тут же сейчас ему посоветовал на другой день идти к начальнику
губернии и объЯснить ему все.
     - ‘лавный  человек,   славный  и   к  духовенству  прерасположительный;
отличнейший генерал, - говорил он.
     €осаф  только вздохнул.  Ћн  еще  в  училище насмотрелсЯ и  наслышалсЯ,
каковы эти отличнейшие генералы.  ‚прочем,  на той же неделе, как только его
физиономиЯ,  загрубелаЯ и загорелаЯ во времЯ речного пути, принЯла несколько
более благообразный вид,  он пошел к  губернатору.  —аса три по крайней мере
ожидал он в приемной.  Ќаконец,  генерал вышел.  Ћн очень любезно пожал руку
инженерному  поручику,  так  уже  прекрасно  успевшему  обеспечить  себЯ  на
дорожной дистанции,  сказал даже  довольно благосклонно "хорошо,  хорошо" на
какой-то  молебный вопль  исправнику,  только что  перед  тем  преданному за
мздоимство суду.  Ќо,  заметив ”ерапонтова,  он вдруг насупилсЯ, не удостоил
даже обратить к  нему всего своего лица,  а повернул только несколько правое
ухо.  ѓубернатор какое-то органическое отвращение чувствовал к  студенческим
мундирам.
     €осаф изложил ему свою просьбу.
     ѓенерал попЯтилсЯ назад.
     - Љакое же Я могу вам место дать? Љакое? Љакое? - повторЯл он все более
и более строгим голосом.
     - џ, ваше превосходительство, почти куска хлеба не имею! - вздумал было
€осаф тронуть его сердце.
     - Ђ  Я  виноват в том?  џ виноват?  џ?  -  повторЯл губернатор,  как бы
чувствуЯ какое-то особенное наслаждение делать подобные вопросы.
     €осаф молчал.
     - џ, ваше превосходительство, медаль получил! - проговорил он, наконец,
и сам хорошенько не знаЯ зачем.
     ‹ицо   генерала   мгновенно  принЯло   несколько  более   благоприЯтное
выражение.   Ћн  вообще  высоко  ценил  в  людЯх  всЯкого  рода  награды  от
начальства.
     - Њедаль? - спросил он.
     - „а-с, - отвечал €осаф.
     - Џокажите мне ее.
     - …е  нет со  мной-с,  -  отвечал €осаф,  несколько удивленный подобным
желанием.
     - Џодите и принесите мне ее сейчас же! - решил губернатор и ушел.
     "—ерт знает что такое!" -  подумал невольно €осаф и, сходив за медалью,
снова возвратилсЯ в приемную.
     ’ам уже никого не было. …го допустили в кабинет к губернатору. Ћн подал
ему   медаль.   Ќачальник  губернии  несколько  времени  весьма  внимательно
рассматривал ее, взвешивал ее на руке и даже зачем-то понюхал.
     - Џодайте просьбу в Џриказ,  там есть вакансиЯ писца, и вас зачислЯт...
Ќадеюсь,  что вы не обманете моего довериЯ,  - проговорил он и сделал €осафу
знак головою, чтобы он удалилсЯ.
     "—то ж  это он мне за особенное доверие оказывает?" -  рассуждал €осаф,
идЯ домой,  и,  когда на другой день он пришел в Џриказ,  десЯтки любопытных
глаз сейчас же устремились на него.
     Њороз  невольно пробежал по  всему  телу  ”ерапонтова.  —еловека три  -
четыре из стареньких чиновников показались ему как две капли похожими на его
покойного отца.
     Њежду тем приехал непременный член,  очень добродушный старик, но перед
тем  только пришибленный параличом.  Ћн  что-то  такое больше промычал,  чем
сказал бухгалтеру, тоже старику, рЯбому, толстому и, должно быть, крутейшему
человеку. ’от ткнул €осафу пальцем на пустой стул, проговорив: "‘адитесь вот
тут".  €осаф смиренно сел.  ‘начала сочинил он просьбу о  своем определении,
потом переписал поданную ему тем же бухгалтером бумагу, потом еще и еще, так
что к концу присутствиЯ почти совершенно примкнул к канцелЯрской машине.


        IV

     Ќе знаю, известно ли читателю, что по разного рода канцелЯриЯм, начинаЯ
от   неблагообразных  камор   земских   судов   до   паркетных  апартаментов
министерств,  в  этих  плешивых,  завитых и  гладко стриженных головах,  так
прилежно наклоненных над  черными и  красными столами,  зачахло и  погребено
романтизму и всЯкого рода иных возвышенных стремлений никак не менее,  чем и
в  воинственных строЯх,  так  Ярко блистающих на  Њарсовом поле.  Љак и  что
происходит там  с  этими  нежными  растениЯми нашей  души,  Я  не  знаю,  но
канцелЯрский воздух,  положительно можно сказать, неблагоприЯтен длЯ них. €з
сотни товарищей €осафа,  некогда благородных и умных малых,  садившихсЯ до и
после  его  на  подобный ему  стул,  очень немногие прошли благополучно этот
житейский искус:  скольких из  них  мы  видали  от  беспрерывно раздражаемой
печени и от надсаженной груди пустою, бесполезной работой умирающими в своих
скудных квартирах или  даже,  по  бедности,  в  городских больницах.  „ругие
ЯвлЯли из себЯ еще более печальный пример:  ради утехи душевной,  они, прЯмо
же  из присутствиЯ,  обыкновенно проходили в  какое-нибудь в  кредит верЯщее
трактирное заведение,  а  оттуда  уже  ночью  по  заборам,  а  иногда  и  на
четвереньках переправлЯлись домой или  попадали в  часть.  ’ак  дело шло  до
окончательного выгона  из  службы,  за  которым следовали:  кабак,  нищета и
смерть где-нибудь на тротуаре или пропажа без вести! Ќаконец, третьи, и врЯд
ли  не  большаЯ из  них  часть,  благоразумно подлели:  в  какой-нибудь  год
отращивали себе брюшко,  женились на дочерЯх каких-нибудь совсем уже отпетых
экзекуторов и надсмотрщиков гражданских палат,  и сами потом делались такими
же скрозьземельными,  как говорит народ, плутами. €ные из них уезжали даже в
Џетербург дослуживать там  до  довольно видных  мест;  но  печать  позорного
опошлениЯ все-таки горела на их челе.
     €осафу был  сужден несколько иной,  более  оригинальный,  выход.  —тобы
лучше  познакомитьсЯ с  его  душевным состоЯнием,  Я  считаю здесь  нелишним
привести два,  три отрывка из его записок,  которые он вел длЯ себЯ,  как бы
вроде дневника. ‚от что писал он вскоре после вступлениЯ своего на службу:
     "…два вышед из стен училища,  Я  сразу должен был окунутьсЯ в житейскую
болотину. Љ чему послужило нам наше образование? Ќе похоже ли это на то, как
если  бы  в  какой-нибудь длЯ  грубого солдатского сукна  устроенной фабрике
завели розовый питомник.  ‚от розы поспели, их срезали и свалили в один угол
с  грубыми суконными свитками;  завЯнут они там,  и  не  истребить им  своим
благоуханием запаху сермЯги. џ пребываю в отчаЯнии, в каком и вы, мои друзьЯ
и товарищи, вероЯтно, все теперь находитесь".
     Ќо  как бы  то  ни было €осаф,  затаЯ все на душе,  кинулсЯ на труд:  с
каким-то  тупым,  нечеловеческим терпением он стал целые дни писать доклады,
переписывать исходЯщие,  подшивать и нумеровать дела и даже,  говорЯт, чтобы
держать все в порЯдке,  мел иногда в неприсутственное времЯ комнаты.  „олгое
времЯ  старик бухгалтер как  будто  бы  ничего этого  не  замечал;  наконец,
умилилсЯ  сердцем  и  однажды  на  вопрос  непременного члена:  "—то,  каков
новобранец-то?" - отвечал: "‚оротит как лошадь, малый отличнейший".
     ‘  течением времени он  стал даже как будто бы заигрывать с  €осафом на
словах.
     - †арконько сегоднЯ,  отче €осафий,  -  говорил он,  дав ему первый это
прозвище,  но решительно в виде ласки и с тем,  чтобы определить им солидный
характер своего любимца.
     - „а, жарко, - отвечал €осаф, стаскиваЯ с полки огромную свЯзку дел.
     Ѓухгалтер смотрел ему  в  спину с  какой-то  нежной улыбкой,  и  как ни
мгновенна она была на суровом лице его,  но в  ней одной в  мире начало было
созревать благосостоЯние €осафа.  „ело  началось с  того,  что  старик после
летнего Ќиколина днЯ,  храмового в их приходе праздника, как-то попрошибсЯ и
очень уж сильно перепил с своим другом и товарищем, архиерейским певчим, так
что  заболел после  того  на  целые полгода.  €сполнение его  должности,  по
личному его настоЯнию,  было поручено €осафу и  потом,  когда старый служака
чувствовал окончательное приближение смерти, то нарочно позвал к себе своего
начальника,  непременного члена,  и с клЯтвой наказывал ему не делать никого
бухгалтером,  кроме ”ерапонтова.  †елание это было исполнено.  ’акое быстрое
повышение сильно было расшевелило €осафа на первых порах. Ћн сшил себе все с
иголочки  новое  платье  и  начал  даже  подумывать о  женитьбе.  ‡десь  мне
приходитсЯ объЯснить довольно щекотливое обстоЯтельство касательно того, что
герой мой,  несмотрЯ на свое могучее тело и  слишком тридцатилетний возраст,
находилсЯ в  самых скромных и  отдаленных отношениЯх ко всему женскому полу.
Љак  и  отчего  это  произошло:   обстоЯтельства  ли  жизни,  или  некотораЯ
идеальность миросозерцаниЯ и  прирожденные чувства целомудриЯ и  стыдливости
были тому причиной,  но только,  не говорЯ уже о  гимназии,  но и в училище,
живЯ в сотовариществе таких повес, как студенты, €осаф никогда не участвовал
в их разных любовных похождениЯх и даже избегал разговора с ними об этом;  а
потом, состоЯ уже столько времени на службе, он только раз во все это времЯ,
пришедши домой несколько подгулЯвши,  вдруг толкнул свою кухарку,  очень еще
не старую крестьЯнскую бабу, на диван. ’а посмотрела на него с удивлением.
     - Ћ,  полноте-ка,  полноте! ’уда же! - проговорила она, и €осаф до того
сконфузилсЯ,  что сейчас же надел шлЯпу и ушел из дому и до глубокой ночи не
возвращалсЯ.
     ЏредаваЯсь мысли о  браке,  он,  между прочим,  так  рассуждал об  этом
предмете:
     "€  сегоднЯ видел  еще  свадьбу...  -  писал  он  в  одном месте своего
дневника.  -  ‘частливцы!  Ќо  длЯ менЯ нет и  никогда не будет возможно это
счастие.  „евица, какую Я представлЯю себе в моих мыслЯх, за менЯ не пойдет.
Ќевесты  же,  приличные  длЯ  менЯ,  из  нашего  подлого  приказного званиЯ,
противны душе моей:  они не  домовиты и  не трудолюбивы,  потому что считают
себЯ барышнЯми, и сколько ни стараютсЯ нарЯжатьсЯ, но и этого к лицу сделать
не  умеют,  будучи глубоко необразованны.  Њного раз  Я  прислушивалсЯ к  их
разговору и убедилсЯ,  что они ни о чем с мужчинами не могут говорить, кроме
неблагопристойностей,    ибо   имеют   уже   развращенное   воображение.   Ћ
мать-природа! ’ы мне единаЯ утеха и услада!"
     ’ак проходили дни за днЯми: каждое утро €осаф ходил на службу, приходил
затем домой,  обедал, спал немного, потом опЯть на службу и опЯть домой. ‚се
поползновениЯ повыше уровнЯ обыденной жизни в  нем  как  бы  придавились под
этим вечно движущимсЯ канцелЯрским жерновом, и из него уже начал мало-помалу
выковыватьсЯ старый  холостЯк-чиновник:  хладносердый (по  крайней  мере  по
наружности) ко всему божьему миру,  он ни с  кем почти не был знаком и  ни к
кому  никогда не  ходил;  целые  вечера,  целые дни  он  просиживал в  своей
неприглЯдной серенькой квартирке один-одинехонек,  все о  чем-то думаЯ и как
будто бы чего-то ожидаЯ.  ‘амым живым и  почти единственным его развлечением
было то,  что отправитсЯ иногда летним временем поудить рыбу, оттуда пройдет
куда-нибудь  далеко-далеко  в  поле,  полежит там  на  мураве,  пройдетсЯ по
сенокосным лугам,  нарвет цветов,  полюбуетсЯ ими или заберетсЯ в  рожь и  с
наслаждением повдыхает в  себЯ запах поспевающего хлеба;  но с  наступлением
осени и  то прекращалось.  ‚ бесконечно длинные зимние вечера напрасно €осаф
изобретал раза по  два в  неделю ходить в  баню и  пробывал там часа по три,
напрасно принималсЯ иногда пить чай чашек по пЯтнадцати,  -  времЯ проходило
медленно.  Ќаскучавшись таким образом почти до сумасшествиЯ, он, наконец, не
вытерпливал и  на другой день,  придав своему лицу вместо сурового несколько
просительское выражение,  спускалсЯ из Џриказа вниз, в губернское правление,
к экзекутору.
     - Ђ что, члены прочитали "Ћтечественные записки"? - спрашивал он.
     - ‘вободны кой-какие, - отвечал тот.
     - ‘набдите менЯ, коли можно, - говорил €осаф, как-то странно улыбаЯсь.
     - Њожно,  можно, - отвечал экзекутор и вытаскивал ему из шкафа две, три
книги.
     €осаф  на  этот  раз  шел  из  присутствиЯ домой  несколько  проворнее.
Џообедав наскоро,  он сейчас же принималсЯ за чтение,  и если тут что-нибудь
приходилось ему  по  душе,  сильно углублЯлсЯ в  это  занЯтие и  потом вдруг
иногда вставал, начинал взволнованными шагами ходить по комнате, ерошил себе
волосы,  размахивал руками и  даже что-то такое декламировал и затем садилсЯ
за  свои  гусли  и  начинал  наигрывать и  подпевать  самым  жалобным  басом
известную чувствительную песню:  "‘реди долины ровныЯ"{464}.  Ќа  том месте,
где говоритсЯ, что высокий дуб растет:

                Ћдин, один, беднЯжечка, на гладкой высоте,
                Ќи сосенки, ни елочки, ни травки близ него, -

     у  €осафа по щекам текли уже слезы;  но тем все и кончалось.  Ќа другой
день он просыпалсЯ по-прежнему суровый и с окаменело-неподвижным лицом шел в
Џриказ.


        V

     Ѓыл  прелестнейший июньский день.  ѓород,  с  своими  Ярко  освещенными
желтыми,  белыми  и  серенькими домами,  с  своими блистающими серебрЯными и
золотыми главами церквей,  представлЯл собою решительно какой-то праздничный
вид.  ‚оздух  напоен был  запахом цветущих в  это  времЯ  лип;  по  временам
чирикали какие-то птички,  и  раздавалсЯ резкий звук проезжающих по мостовой
дрожек.  ‚  одних  только  присутственных местах было  как-то  еще  душней и
грЯзней.  €осаф сидел по обыкновению перед своей конторкой и  посматривал на
видневшийсЯ в  окно  клочок  неба.  ‚  Џриказ вошел  чрезвычайно франтоватый
молодой мужчина,  перетЯнутый,  как оса,  с английским пробором на голове, с
усиками,  с  эспаньолкой,  в  шитой  кружевной рубашке,  в  черном фраке,  с
маленькою красною кокардою в  петличке и  в  светлейших лаковых сапогах.  Ћн
несколько по-военному сначала отнессЯ к  одному из писцов и  потом подошел к
€осафу.
     - џ,   кажетсЯ,  имею  удовольствие  видеть  господина  ”ерапонтова?  -
проговорил он.
     - „а-с, - отвечал тот своим обычным медвежьим тоном.
     - Џозвольте и мне с своей стороны иметь честь представитьсЯ:  ковенский
помещик Ѓжестовский!..  - произнес новоприбывший, расшаркиваЯсь и протЯгиваЯ
€осафу свою  чрезвычайно красивую руку,  на  мизинце которой нельзЯ было  не
заметить маленького и, должно быть, женского сердоликового перстенька.
     €осаф на это полупривстал ему и, подав неуклюже и не совсем охотно тоже
свою руку, снова сейчас же сел.
     - “  вас есть дело...  сестры моей...  ”амилиЯ ее по мужу Љостырева,  -
продолжал Ѓжестовский.
     €осаф стал было припоминать.
     - €мение ее назначено в продажу, - помог тот ему.
     €осаф почесал в голове.
     - „а, назначено-с, - отвечал он неторопливо.
     - Џозвольте мне объЯснитьсЯ с вами в нескольких словах по этому делу, -
произнес Ѓжестовский,  и  в  голосе его  уже заметно послышалсЯ заискивающий
тон.
     €осаф молчаливым наклонением головы изъЯвил согласие.
     - ќта женщина решительно несчастнаЯ!..  -  продолжал проситель, пожимаЯ
плечами.   -  Њожете  себе  вообразить:  прелестнаЯ  собой,  из  прекрасного
образованного семейства, она выходит замуж за этого господина Љостырева, и с
сожалением еще надобно сказать,  улана русской службы...  пьЯницу... мота...
злеца.
     Ѓухгалтер слушал, не совсем, кажетсЯ, хорошо понимаЯ, зачем все это ему
говорЯт.
     - Џотом-с,  -  снова  продолжал  Ѓжестовский,  -  приезжают  они  сюда.
Ќачинает он пить -  день...  неделю...  месЯц...  год. Ќаконец, умирает, - и
вдруг  она  узнает,   что  доставшеесЯ  ей   после  именьице,   и   именьице
действительно очень  хорошее,  которое  она,  можно  сказать,  кровью  своей
купила,  идет с молотка до последней нитки в продажу. „олжно ли, спрашиваю Я
вас,  правительство хоть сколько-нибудь вникнуть в  ее  ужасное положение?..
„олжно или нет?
     €осаф несколько затруднЯлсЯ отвечать на подобный вопрос.
     - —то же тут правительству за дело? - проговорил было он.
     - Љак что?  -  перебил его, уже вспыхнув в лице, Ѓжестовский. - ‡аконы,
кажетсЯ, пишутсЯ длЯ благосостоЯниЯ граждан, а не длЯ стеснениЯ их.
     €осаф  в  ответ  на  это  уставил глаза в  книгу.  Ѓжестовский поспешил
переменить тон.
     - џ и сестра моЯ, - начал он, - так много наслышаны о доброте вашей и о
благородстве вашей  души,  что  решились прЯмо обратитьсЯ к  вам  и  просить
вашего совета.
     - —то же Я тут?.. Ќадо или деньги внести, или продадут.
     - Ћчень многое,  €осаф €осафыч,  очень многое,  - произнес Ѓжестовский,
прижимаЯ руку к сердцу, - в имении есть мельница... лес... несколько отхожих
сенокосных пустошей, которые могли бы быть проданы в частные руки.
     ”ерапонтов задумалсЯ.
     - € что же, это отдельные статьи от имениЯ? - спросил он.
     - ‘овершенно,  кажетсЯ,  отдельные, - отвечал Ѓжестовский, - и потому Я
только о том и прошу вас,  чтоб посетить нас. џ наперед уверен, что когда вы
рассмотрите наше дело, то увидите, что мы правы и чисты, как солнце.
     €осаф продолжал думать:  он хаживал иногда к помещикам длЯ совета по их
делам и даже любил это как бы все-таки несколько адвокатское занЯтие.
     - ‘делайте милость,  - повторЯл между тем Ѓжестовский, - и уж, конечно,
мы  благодарить будем,  как  это  делаетсЯ между порЯдочными и  благородными
людьми.
     €осаф посмотрел ему в лицо.
     - •орошо-с, пожалуй! “жо вечерком зайду, - проговорил он неторопливо.
     Ѓжестовский рассыпалсЯ перед ним в выражениЯх полнейшей благодарности.
     - Њы живем на набережной,  в доме „урындиных,  - заключил он и, еще раз
раскланЯвшись перед €осафом, молодцевато вышел из Џриказа.


        VI

     Ѓольшой каменный дом  „урындиных был  купеческий.  Љак большаЯ часть из
них,  он,  и  сам-то неизвестно длЯ чего выстроенный,  имел сверх того еще в
своем бельэтаже (тоже богу ведомо длЯ каких употреблений) несколько гостиных
- полинЯлых,   запыленных,  с  тЯжеловатою  красного  дерева  мебелью,  имел
огромное зало с  паркетным,  во многих местах треснувшим полом,  с  лепным и
частию уже обвалившимсЯ карнизом,  с мраморными столами на золотых ножках, с
зеркалами  в  старинных  бронзовых  рамах,  тЯнущимисЯ почти  во  всю  длину
простенков.  ‚веденный именно в  эту  залу казачком-лакеем,  €осаф несколько
сконфузилсЯ,  тем  более,  когда  послышалсЯ шелест  женского  платьЯ  и  из
гостиной вышла молодаЯ и очень стройнаЯ дама.
     - Ѓрат сейчас будет...  извините,  пожалуйста! - проговорила она, прЯмо
подходЯ к нему и подаваЯ ему руку.
     €осаф окончательно растерЯлсЯ: в первый еще раз в жизни он почувствовал
в  своей  жесткой  руке  женскую  ручку  и  такую,   кажетсЯ,   хорошенькую!
Џодшаркнувши ногой, как только можно неловко, он проговорил:
     - Џомилуйте-с, ничего!
     - Џойдемте, однако, в боскетную, - сказала Љостырева и пошла.
     €осаф последовал за нею.  Љомната,  в которую они пошли,  действительно
была  с  самого потолка до  полу  расписана Яркою  зеленью,  посреди которой
летело несколько птиц и  гулЯло несколько зверей.  •озЯйка села у маленького
стола на угловом,  очень уютном диванчике и пригласила сделать то же самое и
€осафа,  и даже очень невдалеке от нее.  €сполнив это,  ”ерапонтов, наконец,
осмелилсЯ  поднЯть  глаза   и   увидел  перед   собой   решительно  какую-то
ангелоподобную блондинку:  белокурые волосы ее,  несколько зачесанные назад,
спускались из-за  ушей  двумЯ  толстыми  локонами  на  правильнейшим образом
очерченную шейку.  Ќежный  цвет  лица...  полуприподнЯтые мечтательно кверху
голубые глаза...  эти,  наконец,  Ямочки на щеках...  этот носик и  розовые,
толстоватые,  как бы манЯщие вас на поцелуй губки,  - все это имело какое-то
чрезвычайно милое и осмысленное выражение.  Ћдета она была в кисейную блузу,
довольно  низко  застегнутую на  груди  и  перехваченную на  стройном  стане
поЯсом.  ирокие,  разрезные рукава  почти  обнажали  как  бы  выточенные из
слоновой кости ее длинные руки; а из-под опустившейсЯ бесконечными складками
юбки  заметно  обрисовывалось  круглое  коленочко,  и  какое,  должно  быть,
коленочко! ’ак что €осаф и сам не понимал, что такое с ним происходило.
     - Ѓрат говорил вам о моем деле? - начала хозЯйка.
     - „а-с,  -  отвечал  €осаф,  -  две  тысЯчи  семьсот рублей  на  именье
недоимки, - прибавил он.
     - Љак много!  Ќо скажите:  там у  менЯ есть мельница и  огромнаЯ леснаЯ
дача.  џ  сейчас бы  готова была с  удовольствием продать их и  заплатила бы
этим.
     - Ћни у вас значатсЯ в описи?
     - Ќе знаю. џ ничего не понимаю в этих делах.
     - Ќо  ведь опись у  вас есть?  -  спросил €осаф заметно уже участвующим
тоном.
     - Џраво,  и того не знаю.  …сть какие-то бумаги, - отвечала Љостырева и
торопливо,  с  беспокойством вынула  из  своего  рабочего столика  несколько
исписанных листов.
     €осаф  чуть  было  не  задрожал,  когда  она,  подаваЯ ему  их,  слегка
прикоснулась своим пальчиком до его руки.
     ќто  была  в  самом  деле  опись  именью.  ”ерапонтов начал внимательно
просматривать ее.
     - Њельница на реке ексне? - спросил он.
     - „а, - отвечала Љостырева.
     - ‹еснаЯ дача называетсЯ "Њатренкины „олы"?
     - „а, - повторила Љостырева.
     - Ћни значатсЯ в описи-с, - проговорил €осаф грустным голосом.
     - —то ж,  нам не разрешат продажи? - спросила Љостырева с таким испугом
на лице, как будто бы сейчас же решилась ее участь.
     €осаф чувствовал только,  что от  жалости у  него всЯ кровь бросилась в
голову.
     - ‚рЯд ли-с! - произнес он и постаралсЯ насильно улыбнутьсЯ, чтобы хоть
этим смЯгчить свой ответ.
     Џрекрасные глаза хозЯйки наполнились слезами.
     - Љак  же  мне,  несчастной,  быть?  -  произнесла она и,  окончательно
заплакав, закрыла лицо руками.
     “  €осафа сердце готово было разорватьсЯ на  части.  Ћн  тупо и  как-то
бессмысленно смотрел на  нее,  но в  зале раздались мужские шаги.  Љостырева
торопливо вынула из своего кармана тонкий,  с  вышитыми концами,  батистовый
платок и  поспешно обтерла им  свои  глазки.  €осаф  при  этом  почувствовал
прелестный запах каких-то духов.
     - ќто брат приехал,  он не любит, когда Я плачу, - проговорила она; и в
боскетную в  самом деле  вошел Ѓжестовский,  который показалсЯ на  этот  раз
€осафу как-то еще франтоватей и красивее.
     - „обрый день,  -  проговорил он, дружески подаваЯ €осафу руку, и потом
протЯнул ее сестре.
     ’а ударила по ней своей ручкой.  Ѓжестовский поцеловал ее у ней,  и при
этом она  с  такою нежностью прижала к  его  лбу  свои губки,  что у  €осафа
поджилки задрожали.  "—то,  если  б  этот поцелуй досталсЯ ему",  -  безумно
подумал он.
     Ѓжестовский между тем небрежно расселсЯ в креслах и вытЯнул свои, в тех
же щегольских, лаковых сапогах ноги.
     - —то,  пане добродзею*,  будьте такой добрый, скажите, придумали ли вы
что-нибудь?
     ______________
     * пане добродзею, - милостивец, благодетель (польск.).

     €осаф несколько приподнЯл свою наклоненную голову.
     - Џокупщика вы на мельницу и на лес верного имеете? - спросил он.
     - Ћчень  верного...  сосед наш  по  имению...  прекраснейший человек...
отличный семьЯнин... - отвечал Ѓжестовский.
     €осаф начал соображать.
     - €звольте-с,  - начал он, разведЯ руками, - Я изготовлю вам прошение в
таком роде,  что вот вы представлЯете деньги по оценке,  значащейсЯ в  описи
этим предметам, просите разрешить продажу их, а вместе с тем приостановить и
самый аукцион.
     - ’ак... так... - повторЯл за ним Ѓжестовский, - но вы говорите: деньги
представлЯЯ...  „лЯ  нас это решительно невозможно,  потому что,  откровенно
сказать, мы теперь совершенно без копейки.
     - „а что тут?  „еньги пустые:  всего каких-нибудь по оценке за мельницу
пЯтьсот рублей да  за  пустошь двести...  ’акие  найти можно-с...  Я  приищу
вам...  - говорил €осаф, сам, кажетсЯ, не помнивший, что делает, и имевший в
этом  случае в  виду свой маленький капиталец,  нажитой и  сбереженный им  в
пЯтнадцать лет на случай тЯжкой болезни или выгона из службы.
     Ѓжестовский встал перед ним с удивлением на ноги.
     - џ  слов даже не нахожу выразить вам мою благодарность,  -  проговорил
он.
     €осаф тоже поднЯлсЯ и неуклюже раскланивалсЯ.
     - Ћ благородный человек!  -  произнесла Љостырева, протЯгиваЯ ему руку,
и, когда он подал ей свою лапу, она крепко, крепко сжала ее.
     “   €осафа  начинало  уж  зеленеть  в   глазах.   ‚   это  времЯ  вошел
лакей-казачок, в белых нитЯных перчатках, и доложил, что чай готов.
     - Џойдемте!  -  сказала хозЯйка и, проходЯ мимо €осафа, легонько задела
его за коленку своим платьем. ‚ зале, на круглом среднем столе, стоЯл светло
вычищенный  самовар  и  прочий  чайный  прибор,   тоже  чрезвычайно  чистый.
Љостырева принЯлась хозЯйничать: сначала она залила чай в серебрЯный чайник,
накрыла его белой салфеточкой и  сверх того еще положила на него свою чудную
ручку.  €осаф  и  Ѓжестовский уселись на  другом конце  стола.  ѓерою  моему
никогда еще не случалось видеть, чтобы в присутствии его молодаЯ, прекраснаЯ
собой женщина разливала чай,  и -  боже мой!  -  как понравилась ему всЯ эта
картина.
     - Ќе  хотите ли  вы  сливок или  рому?  -  проговорила хозЯйка и  сама,
проворно встав,  подошла к €осафу и,  немного наклонившись,  стала подливать
ему из маленького графинчика в стакан.
     Џри этом грудь ее была почти перед самым лицом его;  он видел,  как она
слегка колыхалась, и даже чувствовал, что его опахивала какаЯ-то обаЯтельнаЯ
теплота. —то с ним было в эти минуты, и сказать того невозможно.
     Џосле чаю Ѓжестовский предложил сестре:
     - Ќе лучше ли, душа моЯ, нам идти посидеть на балконе?
     - •орошо,  -  отвечала она и очень милым движением пригласила и €осафа,
проговорЯ: - “годно вам?
     ’от  пошел.  ‘начала его провели через длинную гостиную,  в  которой он
успел только заметить люстру в чехле да огромную изразцовую печь, на которой
вылеплена была –ерера,  с  серпом и  с каким-то необыкновенно толстым и вниз
опустившимсЯ животом.  ‘ледующаЯ комната, вероЯтно, служила уборной хозЯйки,
потому что на столике стоЯло в  серебрЯной рамке кокетливое женское зеркало,
с  опущенными на  него  кисейными занавесками;  а  на  другой  стороне,  что
невольно  бросилось €осафу  в  глаза,  он  увидел  за  ситцевой перегородкой
зачем-то  двуспальную кровать и  даже  с  двумЯ  изголовьЯми.  Ћб  этом  он,
впрочем,  сейчас же забыл,  как вышли на балкон. ‚ечерний воздух начинал уже
свежеть.  Ќе спавшаЯ еще с воды река подходила почти к самому дому,  так что
балкон как  будто бы  висел над нею.  Ќеустанно и  торопливо катила она свои
сероватые и  небольшие волны.  Џротив  самого  почти  города теперь проходил
целый  караван  барок,  которые,  с  надувшимисЯ  парусами,  как  гигантские
белогрудые лебеди,  тихо двигались одна за другой.  ‚дали виделсЯ, как бы на
островку,  монастырь. Ћсвещенный сзади солнцем, он, со своей толстой стеной,
с видневшимисЯ из-за нее деревьЯми,  с своими церквами и колокольнЯми,  весь
отражалсЯ несколько изломанными линиЯми в рЯбоватой зыби.
     - Љакой  прекрасный  вид!   -  решилсЯ  €осаф  уже  прЯмо  отнестись  к
Љостыревой.
     - „а,  чудный:  Я  не  налюбуюсь им,  -  отвечала она  и  вслед за  тем
устремила рассеЯнный взглЯд на  реку,  но  потом вдруг побледнела,  проворно
встала и едва успела оперетьсЯ на косЯк.
     €осаф тоже вскочил.
     - —то с вами-с? - проговорил он с не меньшим ее испугом.
     - Ќичего... џ засмотрелась вниз на воду, и у менЯ закружилась голова, -
отвечала она, все еще бледнаЯ, но уже с милой улыбкой.
     - ‚ таком случае лучше уйт