корешками,  плюнет потом на пальцы,  помотает
рукой,  чтоб разбить прилившую кровь,  и опЯть начинает строчить. ‚он в доме
первогильдейного купца,  в  наугольной  комнате,  примащиваетсЯ старуха-мать
поправить лампаду,  горЯщую перед  богатой божницей,  сердито посматриваЯ на
лежанку,  где заснула молодаЯ ее невестка, только что привезеннаЯ из Њосквы.
Ќа постоЯлом дворе,  с жирным шиворотком и в красной ситцевой рубашке, сидит
хозЯин  за  столом и  рассчитывает извозчика,  медленно побрасываЯ толстыми,
опухлыми пальцами косточки на счетах.  €звозчик стоит перед ним в изорванном
полушубке и  как бы  говорит своей печальной физиономией:  "ќка,  парЯ,  как
обдирает".
     ’акова была почти всЯ  с  улицы видимаЯ жизнь маленького городка,  куда
попал герой мой;  но что касаетсЯ простосердечиЯ, добродушиЯ и дружелюбиЯ, о
которых объЯснЯл Џетр Њихайлыч,  то все это, может быть, когда-нибудь бывало
в  старину,  а нынче всем и каждому,  Я думаю,  было известно,  что окружный
начальник каждогодно делает на исправника донос на стеснительные наезды того
на  казенные имениЯ.  ‘трЯпчий,  молодой еще мальчик,  придираетсЯ и  ставит
крючки уездному суду на  каждом протоколе,  хоть сколько-нибудь выгодном длЯ
интереса.  „аже старичишка городничий, при всей своей доброте, был с лекарем
на  ножах,  по  случаю  общих  распорЯжений больничными суммами.  „ва  брата
ЊаслЯниковы,  довольно  богатые  купцы,  не  дальше  как  на  днЯх,  деливши
отцовское наследство,  на площади,  при всем народе,  дрались и таскали друг
друга  за  волосы  из-за  вытертой  батькиной  енотовой  шубы.   ѓде  ж  тут
дружелюбие?  ‘корее ненависть,  злоба и зависть здесь царствовали, и только,
сверх того, над всем этим царила какаЯ-то мертвенность и скука, так что даже
отерпевшиесЯ старожилы-чиновники и  те скучали.  ‘рывки нынче по службе тоже
пошли выпадать все маленькие, ничтожные, а потому карточнаЯ игра посерьезнее
совершенно прекратилась:  только и  осталось одно  развлечение,  что  придет
иногда  заседатель  уездного  суда  к  непременному члену,  большому  своему
приЯтелю, поздороваетсЯ с ним... и оба зевнут.
     - —то, ‘емен ѓригорьич, нет ли чего новенького? - спросит один.
     - Ќет, не слыхал, - ответит другой, и опЯть оба зевнут.
     - Ђ что, - спросит первый, - вы пешком или на лошади?
     - Ђ что же? - спросит в свою очередь второй.
     - „а  так;  не  хотите ли  к  ‘еменову зайти?  Њне винца столового надо
посмотреть.
     - •орошо; зайдемте.
     ‡айдут к ‘еменову, а тут кстати раскупорЯт, да и разопьют бутылочки две
мадеры и  домой уж возвратЯтсЯ гораздо повеселее,  тщательно скрываЯ от жен,
где были и что делали; но те всегда догадываютсЯ по глазам и делают по этому
случаю  строгие выговоры,  сопровождаемые иногда слезами.  —тоб  осушить эти
слезы,  мужьЯ дают обещание не  заходить никогда к  ‘еменову;  но  им весьма
основательно не верЯт,  потому что обещаниЯ эти нарушаютсЯ много-много через
неделю.
     ѓерой мой  был слишком еще молод и  слишком благовоспитан,  чтобы сразу
втЯнутьсЯ в подобного рода развлечение;  да,  кажетсЯ, и по характеру своему
был  совершенно  не  склонен  к  тому.  ‘оскучившись  развлекатьсЯ изучением
города,  он почти каждый день обедал у  ѓодневых и оставалсЯ обыкновенно там
до поздней ночи,  как в  единственном уголку,  где радушно его принЯли и где
все-таки он видел человечески развитых людей;  а  может быть,  к  тому стала
привлекать его и  другаЯ,  более существеннаЯ причина;  но во всЯком случае,
проводЯ  таким  образом вечера,  молодой человек отдал  приличное внимание и
службе;  каждое утро он  проводил в  училище,  где,  как выражалсЯ математик
‹ебедев,  успел уж показать когти:  первым его распорЯжением было -  уволить
’ерку,  и на место его был нанЯт молодцеватый вахмистр.  ‚ четверг,  который
был  торговым  днем  в  неделе,  многие  из  учеников,  мещанских детей,  не
приходили в  класс  и  присутствовали на  базаре:  кто  торговал в  лавке за
батьку,  а  кто  и  так зевал.  Љалинович,  узнав об  этом,  призвал отцов и
объЯвил,  что  если  они  станут удерживать по  торговым днЯм детей,  то  он
выключит их.  ’е думали,  что новый смотритель подарочка хочет,  сложились и
общими силами купили две головки сахару и фунтика два чаю и принесли все это
ему на поклон,  но были, конечно, выгнаны позорным образом, и потом, когда в
следующий четверг снова некоторые мальчики не  Явились,  Љалинович на другой
же день всех их выключил -  и ни просьбы,  ни поклоны отцов не заставили его
изменить своего решениЯ.  ‚  продолжение классов он  сидел то у  того,  то у
другого из  учителей,  с  Явной целью следить за  способами их преподаваниЯ.
‹ебедев,  толкуЯ таблицу извлечениЯ корней, не то чтоб спуталсЯ, а позамЯлсЯ
немного и  тотчас же  после класса позван был  в  смотрительскую,  где ему с
холодною вежливостью замечено,  что учитель с преподаваемою им наукою должен
быть  совершенно  знаком  и   что  при  недостатке  сведений  лучше  избрать
какую-нибудь другого рода службу.  ‡веролов целый месЯц не ходил за охотой и
все повторЯл.
     - ‚от,  -  говорил он,  потрЯсаЯ своей  могучей,  совершенно нечесанной
головой, - долби зады! Љак бы взЯть тебЯ, молокососа, да из хорошей винтовки
шаркнуть пулей, так забыл бы важничать!
     ђумЯнцев до  невероЯтности подделывалсЯ к  новому начальнику.  Ћн бегал
каждое воскресенье поздравлЯть его с праздником, кланЯлсЯ ему всегда в поЯс,
когда  тот  приходил в  класс,  и,  наконец,  будто бы  даже,  как  заметили
некоторые школьники, проходил мимо смотрительской квартиры без шапки. Ќо все
эти  исканиЯ не  достигали желаемой цели:  Љалинович оставалсЯ с  ним  сух и
неприветлив.
     ‚прочем,  больше  всех  гроза  разразилась  над  ќкзархатовым,  который
крепилсЯ было месЯца четыре,  но, получив Январское жалованье, не вытерпел и
выпил;  домой пришел,  однако,  тихий и спокойный;  но жена, по обыкновению,
все-таки  начала его  бранить и  стращать,  что  пойдет к  новому смотрителю
жаловатьсЯ.
     - Ђ!  џшка Љалинович,  - воскликнул он, сжимаЯ кулак и потрЯсаЯ им, как
трагический актер,  -  боюсь Я какого-нибудь џшки Љалиновича! ‚рет он! Ћн не
узнал менЯ:  ему стыдно было поклонитьсЯ ќкзархатову,  -  так знай же, что Я
презираю его еще больше -  подлец!  џ  в  ноги поклонюсь Џетру Њихайлычу,  а
перед ним на  полвершка не согну головы!..  Ћн отрексЯ от старого товарища -
подлец!  ‘тупай к  нему,  змеЯ подколоднаЯ,  иди под крыло и покровительство
тебе подобного Љалиновича!  -  продолжал он, приближаЯсь к жене; но та стала
уж в  оборонительное положение и,  вооружившись кочергою,  кричала,  в  свою
очередь:
     - ’олько тронь! ’олько тронь! ’ак вот крюком оба глаза и выворочу!
     „ве младшие девчонки,  испугавшись за мать, начали реветь. Ќа крик этот
пришел домовый хозЯин,  мещанин,  и  стал было унимать ќкзархатова;  но тот,
принЯв грозный вид, закричал на него:
     - Џлебей, иди вон!
     Ќо  плебей не  шел.  ќкзархатов схватил его за  шиворот и  приподнЯл на
воздух;  но в  это времЯ ему самому жена вцепилась в  галстук;  девчонки еще
громче  заревели...  словом,  произошла довольно  неприЯтнаЯ домашнЯЯ сцена,
вследствие которой ќкзархатова, подхватив с собой домохозЯина, отправилась с
жалобой к  смотрителю,  все-про-все рассказала ему о своем озорнике,  и чтоб
доказать,  сколько он человек буйный,  не скрыла и того,  какие он про него,
своего начальника,  говорил поносные слова. ќто же самое подтвердил и хозЯин
дома. Љалинович выслушал их очень внимательно и спокойно.
     - Ћчень хорошо,  распорЯжусь,  - сказал он и велел им идти домой, а сам
тотчас же написал городничему отношение о  производстве следствий о буйных и
неприличных поступках учителЯ ќкзархатова и,  кроме того,  донес с первою же
почтою об  этом директору.  Љогда это  узналось и  когда глупой ќкзархатовой
растолковали,  какой ответственности подвергаетсЯ ее муж, она опЯть побежала
к смотрителю, просила, кланЯлась ему в ноги.
     - Ѓатюшка, - молила она, - не пусти по миру! Њало ли что у мужа с женой
бывает -  не все в согласии живут.  “ нас с ним эти побоища нередко бывали -
все сходило... Џомилуй, отец мой!
     Џришел и хозЯин дома с этой же просьбой.
     - џ,  сударь, говорит, не ищу; вот те царица небеснаЯ, не ищу; тем, что
он человек добрый и дал только тебе за извет, а ничего не ищу.
     Ќа все эти просьбы Љалинович отвечал:
     - џ ничего теперь больше не могу сделать с своей стороны,  -  и не стал
больше слушать.
     ќкзархатова бросилась после  этого к  Џетру Њихайлычу и  рассказала ему
все, как было.
     - „ура вы,  сударынЯ,  хоть и дама!  Љутить да мутить только умеете!  -
отвечал он ей.
     - Ѓатюшка,  Џетр Њихайлыч,  если бы  Я  это  знала!  Џринимаючи от  нас
просьбу,  хоть бы вспыхнул: тихо да ласково выслушал, а сам кровь хочет пить
- аспид этакой!
     - ’о-то  и  есть,  а  менЯ так потатчиком называли,  -  проговорил Џетр
Њихайлыч и пошел к Љалиновичу.
     - џков ‚асильич,  отец и командир!  -  говорил он,  входЯ. - —то это вы
затеЯли с ќкзархатовым? Џлюньте, бросьте! Ћн уж, ручаюсь вам, больше никогда
не будет...  ‘ ним это,  может быть,  через десЯть лет случаетсЯ... - солгал
старик в заключение.
     - џ ничего не могу теперь сделать,  - отвечал Љалинович и объЯснил, что
он донес уже директору.
     - Ђх,  боже мой!  Ѓоже мой! - говорил Џетр Њихайлыч. - Љакой вы молодой
народ вспыльчивый!  Ќе разобрав дела, бабы слушать - нехорошо... нехорошо...
- повторил он с  досадою и  ушел домой,  где целый вечер сочинЯл к директору
письмо,  в котором, как прежний начальник, испрашивал милосердиЯ ќкзархатову
и клЯлсЯ, что тот уж никогда не сделает в другой раз подобного проступка.
     •одатайство  его  было  по  возможности  успешно:  ќкзархатову  сделали
строгий выговор и  перевели в  другой  город.  Љогда  тот  пришел прощатьсЯ,
старик, кажетсЯ, приготовлЯлсЯ было сделать ему строгое внушение, но, увидев
печальную фигуру своего любимца, вместо всЯкого наставлениЯ спросил, есть ли
у  него деньги на  дорогу.  ќкзархатов покраснел и  ничего не отвечал.  Џетр
Њихайлыч  потихоньку и  очень  проворно  сунул  ему  в  руку  десЯть  рублей
серебром.  ќкзархатов вместо  ответа  хотел  было  поймать  у  него  руку  и
поцеловать, но ѓоднев остерегсЯ. €з первого же города беднЯк прислал письмо,
которое  все  было  испещрено пЯтнами от  слез.  —итаЯ  его,  Џетр  Њихайлыч
расчувствовалсЯ и сам прослезилсЯ. Љогда Ќастенька спросила его, что такое с
ним, он отвечал:
     - ‚  гроб с собой возьму это письмо!  –арь небесный простит мне за него
хоть один из моих грехов.
     ‚скоре пришел Љалинович и,  заметив, что Џетр Њихайлыч в волнении, тоже
спросил, что такое случилось. Ќастенька рассказала.
     - ‚  гроб,  сударь,  возьму с собой это письмо!  -  повторил и ему Џетр
Њихайлыч.
     Љалинович в ответ на это только переглЯнулсЯ с Ќастенькой, и оба слегка
улыбнулись.
     ‚ообще между стариком и молодыми людьми стали постоЯнно возникать споры
по   поводу  всевозможных  житейских  случаев:   исключали  ли   из   службы
какого-нибудь  маленького  чиновника,  Џетр  Њихайлыч  обыкновенно  говорил:
"†аль,  право,  жаль!", а Љалиновичу, напротив, доставлЯло это даже какое-то
удовольствие.
     - ‘ ним не то бы еще надобно было сделать, - замечал он.
     - ќх,  џков ‚асильич! - возражал Џетр Њихайлыч. - ‘емьЯнин, сударь! —ем
теперь станет питатьсЯ с семьей?
     - Ћн  делал зло тысЯчам,  так им одним с  его семьей можно пожертвовать
длЯ общей пользы, - отвечал Љалинович.
     - ‡наю-с,  -  восклицал Џетр Њихайлыч, - да постращать бы сначала, так,
может быть, и исправилсЯ бы!
     ‡атевалась ли в городе свадьба,  или кто весело справлЯл именины,  Џетр
Њихайлыч  всегда  с  удовольствием рассказывал об  этом.  "‹юблю,  как  люди
женЯтсЯ  и  веселЯтсЯ",  -  заключал  он;  а  Љалинович с  Ќастенькой начнут
обыкновенно пересмеивать и доказывать,  что все это очень пошло и глупо, так
что старик выходил,  наконец,  из себЯ и даже прикрикивал, особенно на дочь,
котораЯ,  в свою очередь,  не скрываЯсь и довольно дерзко противоречила всем
его мЯгким и жизненным убеждениЯм,  но зато Љалиновича слушала, как оракула,
и соглашалась с ним безусловно во всем.
     Љогда  Џетр  Њихайлыч начал в  своей семье осуждать резкие распорЯжениЯ
молодого смотрителЯ по училищу, она горЯчо заступалась и говорила:
     - Ќе может же благородно мыслЯщий человек терпеть это спокойно!
     ”разу эту она буквально заимствовала у Љалиновича.
     - ‡ло есть во всех, - возражал ей запальчиво Џетр Њихайлыч, - только мы
у других видим сучок в глазу, а у себЯ бревна не замечаем.
     - —то  ж,  папенька,  неужели же  Љалинович хуже  всех  этих господ?  -
спрашивала Ќастенька с насмешкой.
     - џ не говорю этого,  -  отвечал уклончиво старик,  - человек он умный,
образованный, с поведением... џ его очень люблю; но сужу так, что молод еще,
заносчив.
     ЌесмотрЯ на споры, Џетр Њихайлыч действительно полюбил Љалиновича, звал
его каждый день обедать, и когда тот не приходил, он или посылал к нему, или
сам отправлЯлсЯ наведатьсЯ, не прихворнул ли юноша.
     Ќасчет дальнейших видов Џалагеи …вграфовны старик был тоже не  прочь и,
замечаЯ, что Љалинович нравитсЯ Ќастеньке, любил по этому случаю потрунить.
     - Љого ты ждешь,  по ком тоскуешь?  - говорил он ей комическим голосом,
когда она сидела у окна и прилежно смотрела в ту сторону,  откуда должен был
прийти молодой смотритель.
     Ќастеньке  было  это  досадно.  ЏровожаЯ  однажды  вместе  с  капитаном
Љалиновича,  она  долго еще с  ним гулЯла,  и  когда воротились домой,  Џетр
Њихайлыч запел ей навстречу:

                Љак вчера своего милого
                Џровожала далеко!

     Ќастенька вспыхнула.
     - —то это,  папенька,  за шутки? ќто обидно! - проговорила она и ушла в
свою комнату.
     —рез полчаса к ней ЯвилсЯ было капитан.
     - Ѓратец очень огорчен,  что вы  сердитесь на них.  Џодите помиритесь и
попросите у них прощениЯ, - проговорил он.
     Ќо Ќастенька не пошла и  самому капитану сказала,  чтоб он оставил ее в
покое. ’от посмотрел на нее с грустною улыбкою и ушел.
     ‚ообще ”легонт Њихайлыч в  последнее времЯ  начал  держать себЯ  как-то
странно.  Ћн ни на шаг обыкновенно не оставлЯл племЯнницы, когда у них бывал
Љалинович:  если Ќастенька сидела с  тем  в  гостиной -  и  он  был  тут же;
переходили молодые люди  в  залу -  и  он,  ни  слова не  говорЯ,  а  только
покуриваЯ свою трубку,  следовал за ними;  но более того ничего не выражал и
не высказывал.
     —астые посещениЯ молодого смотрителЯ к ѓодневым, конечно, были замечены
в  городе  и,  как  водитсЯ,  перетолкованы.  ЏерваЯ  об  этом  пустила ноту
приказничиха,  котораЯ совершенно переменила мнение о  своем постоЯльце -  и
произошло  это  вследствие того,  что  она  принЯлась  было  делать  к  нему
каждодневные набеги,  с целью получить приличное угощение;  но,  к удивлению
ее,  Љалинович не  только не  угощал ее,  но  даже не сажал и  очень холодно
спрашивал: "—то вам угодно?"
     - Џодлинно,  матери мои, человека не узнаешь, пока пуд соли не съешь, -
говорила она,  -  то ли уж мне на первых порах не нравилсЯ мой постоЯлец,  а
вышел прескупой-скупой мужчина.  Љусочка, матери мои, не уволит дома съесть,
белого хлебца к чайку не купит.  ‚се пустым брандыхлыстом брюхо наливает,  а
коли дома теперь сидит -  как собака голодный, так без ужина и лЯжет. ’олько
и  кормитсЯ,  что у ѓодневых;  ну а те,  тоже знаем,  из чего прикармливают.
„евка-то,  говорЯт,  на стену лезет - так ей за этого жениха желаетсЯ, и дай
бог ей, конечно: кто того из женщин не желает?
     ‚се   эти   слухи   глубоко  поразили  сердце   все   еще   влюбленного
Њедиокритского.  ђовно  трои  сутки  молодой  столоначальник пил  с  горЯ  в
трактире с приЯтелем своим,  писцом казначейства ‡вездкиным, который был при
нем чем-то  вроде наперсника:  поверенный во  всех его сердечных тайнах,  он
обыкновенно курил  на  его  счет  табак  и  жуировал в  трактирах,  когда  у
Њедиокритского случались деньги.  ђазговор между приЯтелЯми был,  как видно,
на этот раз задушевный. Њедиокритский держал в руках гитару. ЏотрынькиваЯ на
ней  в  раздумье,  он  час  от  часу  становилсЯ мрачней и  начинал уж,  как
говоритсЯ, "погасать".
     - ‘аша!.. „руг!.. ‘ыграй что-нибудь, отведи мою душу! - начал ‡вездкин,
тоже сильно выпивший.
     Њедиокритский вместо ответа взЯл в  прищипку на  гитаре аккорд и  запел
песню собственного сочинениЯ:

                ‡наешь девушку иль нет,
                —ерноглазу, черноброву?
                Ђх, где, где, где?
                ‚о „ворЯнской слободе.

                Љак та девушка живет,
                ‘ кем любовь свою ведет?
                Ђх, где, где, где?
                ‚о „ворЯнской слободе.

                •одит к ней, знать, молодец,
                Ќе боЯрин, не купец.
                Ђх, где, где, где?
                ‚о „ворЯнской слободе.

     - Ђ прочее сами понимайте и на ус мотайте!  -  заключил он и, взъерошив
себе еще больше волосы, спросил две пары пива.
     - ‘лушай,  ‘аша!  џ  тебЯ  люблю и  все  знаю и  понимаю,  -  продолжал
‡вездкин.
     - Џогоди,  постой!  - начал Њедиокритский, ударив себЯ в грудь. - Љогда
так, правду говорить, она и со мной амурничала.
     - ‡наю, - подтвердил ‡вездкин.
     - Џостой!  -  перебил Њедиокритский,  поднЯв руку кверху.  - ѓолова моЯ
отчаЯннаЯ,  в переделках Я бывал!..  Џогоди! џ ее оконфужу!.. Џеред публикой
оконфужу! - € затем что-то шепнул приЯтелю на ухо.
     - ‚ажно,  ‘аша! ‘лушай! ’ы менЯ тоже знаешь, валЯй, брат!.. Љоли Я тебе
это говорю, ну, и баста! - подтвердил ‡вездкин.
     - € баста! - подтвердил Њедиокритский совершенно уж потухающим голосом.


        VII

     Ќевдолге  после  описанных  мною  сцен  Љалиновичу  принесли  с   почты
объЯвление о  страховом письме и  о  посылке на его имЯ.  ‚сегда спокойный и
ровный во  всех своих поступках,  он пришел на этот раз в  сильное волнение:
тотчас же  пошел скорыми шагами на  почту и  начал что  есть  силы звонить в
колокольчик.  Џочтмейстер отворил,  по обыкновению,  двери сам;  но,  увидев
молодого смотрителЯ, очень сухо спросил своим мрачным голосом:
     - —то вам угодно?
     Љалинович стал просить выдать ему письмо.
     - Ќет,  сударь,  не могу:  сегоднЯ день почтовый,  -  возразил спокойно
почтмейстер,  идЯ в  залу,  куда за  ним следовал,  почти насильно врываЯсь,
Љалинович.
     - Ќе могу,  сударь,  не могу!  -  повторЯл почтмейстер.  -  ‚ы вот сами
отказали мне в книжках, аки бы не принЯли еще библиотеки, и Я не могу: закон
не обЯзывает менЯ производить сегоднЯ выдачу.
     Љалинович извинЯлсЯ и  уверЯл,  что  он  сейчас же  пойдет в  училище и
пришлет каких только угодно ему книг.
     - „орога,  сударь, милостынЯ в минуту скудости, - возражал почтмейстер,
- вы менЯ, больного человека, в минуту душевной и телесной скорби не утешили
единственным моим развлечением.
     Љалинович продолжал извинЯтьсЯ и  просить  с  совершенно несвойственным
ему  тоном унижениЯ,  так  что  старик уставил на  него пристальный взглЯд и
несколько минут как бы пытал его глазами.
     - —то же вас так интересует это письмо?  -  заговорил он.  -  ‡автра вы
будете иметь его в руках ваших. Љ чему такое домогательство?
     - ќто письмо,  -  отвечал Љалинович,  -  от  матери моей;  она больна и
извещает,  может быть,  о  своих последних минутах...  ‚ы  сами отец и  сами
можете судить,  как тЯжело умирать,  когда единственный сын не хочет закрыть
глаз. џ, вероЯтно, сейчас же должен буду ехать.
     Џоследние слова смЯгчили почтмейстера.
     - …сли так,  то,  конечно...  в наше времЯ, когда восстает сын на отца,
брат на брата, дщери на матерей, проЯвление в вас сыновней преданности можно
назвать  искрой  небесной!..  Ћ  господи помилуй,  господи помилуй,  господи
помилуй! Ќе смею, сударь, отказывать вам. Џожалуйте! - проговорил он и повел
Љалиновича в контору.
     - Љакой ваша матушка имеет прекрасный почерк!  -  сказал он, осматриваЯ
внимательно конверт и посылку.
     - ќто один родственник надписывал,  - отвечал Љалинович, торопливо берЯ
то и другое и раскланиваЯсь.
     - Љнижечками не  забудьте менЯ за  мою  послугу!  -  говорил ему  вслед
почтмейстер.
     Љалинович что-то пробормотал ему в ответ и,  сойдЯ проворно с лестницы,
начал читать письмо на ходу,  но,  не кончив еще первой страницы,  судорожно
его смЯл и положил в карман.
     ‚озвратившись домой,  он прЯмо прошел в  свой кабинет и  сел в каком-то
изнеможении.  †алко  было  видеть  его  в  эти  минуты:  обычно  спокойное и
несколько  холодное  лицо   его   исказилось  выражением  полного  отчаЯниЯ,
пульсовые жилы  на  висках напрЯглись -  точно всЯ  кровь прилила к  голове.
‚идимо,  что это был длЯ моего героЯ один из тех жизненных щелчков,  которые
сразу рушат и ломают у молодости дорогие надежды, отнимают силу воли, силу к
деЯтельности,  веру в  самого себЯ и делают потом человека трЯпкою,  дрЯнью,
который видит впереди только необходимость жить,  а  зачем и  длЯ чего,  сам
того не знает.  ‚ продолжение всего этого днЯ Љалинович не пошел к ѓодневым,
хотЯ и  приходил было оттуда кучер звать его пить чай.  ‚есь вечер и большую
часть днЯ  он  ходил взад и  вперед по  комнате и  пил беспрестанно воду,  а
поутру,  придЯ в училище, так посмотрел на стоЯвшего в прихожей сторожа, что
у того колени задрожали и руки вытЯнулись по швам.
     “  ђумЯнцева,  как нарочно,  произошел в этот день большой беспорЯдок в
классе.  €звестный уже нам Љалашников, сидевший в третьем классе третий год,
вдруг  изобрел  прозвать  преподавателЯ словесности  красноглазым  зайцем  и
предложил  классу  потравить его:  "Ђ  коли  кто,  говорит,  не  хочет,  так
сказывайсЯ,  Я тому сейчас ребра переломаю",  и все,  конечно,  согласились.
ђумЯнцев пришел,  по обыкновению, напомаженный, причесанный и, жеманЯсь, сел
за свой столик,  как вдруг Љалашников,  наклонив голову под парту, прокричал
басом:
     - Ђту его!
     ђумЯнцев взглЯнул в его сторону.
     - Ђту его! Ђту его! - послышались дисканты на другом конце.
     ‘ловесник вскочил:
     - ѓоспода! —то это значит? - проговорил он.
     - Ђту его!  Ђту его!  -  отвечала ему всЯ перваЯ скамейка,  и, наконец,
все.
     - Ђту его! Ђту его!
     ђумЯнцев выбежал и  бросилсЯ с жалобой к смотрителю.  Љалинович пришел:
пересек весь  класс,  причем Љалашникову дано  было таких двести розог,  что
тот,  несмотрЯ  на  крепкое  телосложение,  несколько раз  просил  во  времЯ
операции холодной воды,  а потом,  прЯмо из училища, не заходЯ домой, убежал
куда-то совсем из города.  Ќаставник тоже не спассЯ.  Љалинович позвал его в
смотрительскую и целый час пудрил ему голову,  очень основательно доказываЯ,
что,  если  ученики  общей  массой  дурЯт,  стало  быть,  учитель и  глуп  и
бесхарактерен.  ђобкий  словесник,  возвратЯсь  домой,  проплакал  вместе  с
матерью целую ночь, не знаЯ, что потом будет с его бедной головой.
     Њежду  тем  у  ѓодневых ожидали  Љалиновича с  нетерпением и  некоторым
беспокойством.   ‚  урочный  час  уж  капитан  ЯвилсЯ  и,   по  обыкновению,
поздоровавшись с братом, уселсЯ на всегдашнее свое место и закурил трубку.
     - ЌастЯ, а ЌастЯ! - крикнул Џетр Њихайлыч.
     - —то, папаша? - отозвалась та.
     - Џоди сюда, друг мой.
     Ќастенька вышла  в  новом  платье и  в  завитых локонах.  ‘  некоторого
времени она стала очень заниматьсЯ своим туалетом.
     - „а  что Љалинович,  придет к  нам сегоднЯ или нет?  ‡доров ли он?  Ќе
послать ли к нему? - сказал Џетр Њихайлыч.
     - џ посылала к нему,  папаша;  придет,  Я думаю, - отвечала Ќастенька и
села у окна, из которого видно было здание училища.
     ‘ некоторого времени всЯкий раз, когда Џетр Њихайлыч сбиралсЯ послать к
Љалиновичу, оказывалось, что Ќастенька уж посылала.
     —аса в  два молодой смотритель ЯвилсЯ,  наконец,  мрачный.  Ћн небрежно
кивнул головой капитану,  поклонилсЯ Џетру  Њихайлычу и  дружески пожал руку
Ќастеньке.
     - —то вы такие сегоднЯ?  - сказала она, когда Љалинович сел около нее и
задумалсЯ.
     - Њальчишки,  верно,  рассердили! - подхватил Џетр Њихайлыч. - Ћни менЯ
часто выводили из  терпениЯ:  расстроЯт,  бывало,  хуже больших.  ‚ыпейте-ка
водочки,  џков ‚асильич: это успокоит вас. ќй, ЏалагеЯ …вграфовна, пожалуйте
нам хмельного!
     ‚одка была подана, но Љалинович отказалсЯ.
     - Ћтчего вы не хотите сказать,  что такое с  вами?  ќто странно с вашей
стороны, - сказала ему Ќастенька.
     - —то ж вам так любопытно?  Ћчень обыкновенный случай: новаЯ неудача! -
проговорил он как бы нехотЯ.
     - —то  такое?  -  спросила  Ќастенька  с  беспокойством,  но  Љалинович
вздохнул и опЯть на некоторое времЯ замолчал.
     - •оть бы один раз во всю жизнь судьба потешила!  - начал он. - „аже из
детства,   о  котором,   Я  думаю,   у  всех  остаютсЯ  приЯтные  и  светлые
воспоминаниЯ, Я вынес только самые грустные, самые тЯжелые впечатлениЯ.
     Љалинович прежде никогда ничего не говорил о себе,  кроме того,  что он
отца и матери лишилсЯ еще в детстве.
     - ‘колько  Я  себЯ  ни  помню,  -  продолжал  он,  обращаЯсь  больше  к
Ќастеньке,  -  Я  живу на  чужих хлебах,  у  благодетелЯ (на последнем слове
Љалинович сделал ударение),  у  благодетелЯ,  -  повторил он с  гримасою,  -
который разорил моего отца,  и когда тот умер с горЯ, так он, по великодушию
своему,  призрел менЯ,  сироту, а в сущности приставил пестуном к своим двум
сыновьЯм, болванам, каких когда-либо свет создавал.
     - Ђ! ‘кажите, пожалуйста! - произнес Џетр Њихайлыч.
     - €  между  тем,   -  продолжал  Љалинович,  опЯть  обращаЯсь  более  к
Ќастеньке,  -  Я  жил  посреди  роскоши,  в  товариществе  с  этими  глупыми
мальчишками,  которых окружала любовь,  длЯ  удовольствиЯ которых изобретали
всевозможные средства...  которым на сто рублей в один раз покупали игрушек,
и Я обЯзан был смотреть, как они играют этими игрушками, не смеЯ дотронутьсЯ
ни  до  одной из  них.  Њной они  обыкновенно располагали,  как  вещью:  они
закладывали менЯ в тележку,  которую Я должен был возить,  и когда у менЯ не
хватало силы,  они  менЯ щелкали;  и  если Я  не  вытерпливал и  осмеливалсЯ
заплакать, менЯ же сажали в темную комнату, чтоб отучить от капризов. ‹акеи,
и  те  находили  какое-то  особенное удовольствие обносить  менЯ  за  столом
кушаньЯми и не чистить мне ни сапогов, ни платьЯ.
     - ќто ужасно! - проговорила Ќастенька.
     - ѓосподи помилуй! - воскликнул Џетр Њихайлыч.
     - €нтереснее всего было,  -  продолжал Љалинович,  помолчав, - когда мы
начали подрастать и  нас стали учить:  дурни эти мальчишки ничего не делали,
ничего не понимали.  џ за них переводил, решал арифметические задачи, и в то
времЯ,  когда гости и родители восхищались их успехами,  обо мне обыкновенно
рассказывалось,  что  Я  учусь тоже недурно,  но  больше беру прилежанием...
‘ловом, постоЯнное нравственное унижение!
     Џетр Њихайлыч только разводил руками.  Ќастенька задумалась. Љапитан не
так мрачно смотрел на Љалиновича.  ‚ообще он возбудил своим рассказом к себе
живое участие.
     - џ по крайней мере, џков ‚асильич, радуюсь, - заговорил Џетр Њихайлыч,
- что бог привел вас кончить курс в университете.
     Љалинович горько улыбнулсЯ.
     - Љурс кончить! - произнес он. - Ќадобно спросить, чего это мне стоило.
Љак нарочно все случилось:  этот благодетель мой, здоровый как бык, вдруг ни
с того ни с сего помирает,  и пока еще он был жив,  хоть скудно, но все-таки
совесть заставлЯла его  оплачивать мой  стол и  квартиру,  а  тут и  того не
стало: за какой-нибудь полтинник должен был Я бегать на уроки с одного конца
Њосквы на другой,  и то слава богу,  когда еще было под руками; но проходили
месЯцы,  когда сидел Я без обеда, в холодной комнате, бралсЯ переписывать по
гривеннику с листа, чтоб иметь возможность купить две - три булки в день.
     - “жасно! - повторила Ќастенька.
     - €менно ужасно! - подхватил Џетр Њихайлыч.
     Љалинович вздохнул и продолжал:
     - Ћтстрадал, наконец, четыре года. ‚от, думаю, теперь вышел кандидатом,
дорога всюду открыта...  Ќо...  чтоб  успевать в  жизни,  видно,  надобно не
кандидатство,  а искательство и подличанье,  на которое,  к несчастью,  Я не
способен.  Њоих  же  товарищей,  идиотов  почти,  послали  и  за  границу  и
понаделили бог знает чем,  потому что они забегали к  профессорам с  заднего
крыльца и целовали ручки у их супруг, немецких кухарок; а мне выпало на долю
это   смотрительство,   в   котором  Я   окончательно  должен  погрЯзнуть  и
задохнутьсЯ.
     - „а,  да,  какое уж это длЯ вас место!  -  подтвердил Џетр Њихайлыч. -
‘колько Я сужу, оно вам не по характеру, да и мало по вашим способностЯм.
     - ѓрустно и тошно становитсЯ! - почти воскликнул Љалинович, ударив себЯ
в грудь. - Ќаконец, злоба берет, когда оглЯнешьсЯ на свое прошедшее; хоть бы
одна  осуществившаЯсЯ надежда!  Ќеблагодарные труды и  вечные лишениЯ -  вот
все,  что дала мне жизнь!..  Љак хотите,  с  каким бы  человек ни был рожден
овечьим характером, невольно начнет ожесточатьсЯ!.. € вы, Џетр Њихайлыч, еще
часто менЯ укорЯете за  бессердечие!  Ќо боже мой!  Љак же Я  стану питать к
людЯм  сожаление,  когда  большаЯ часть  из  них  страдает или  потому,  что
безнравственны, или потому, что делали глупости, наконец, ленивы, небрежны к
себе.  џ  ни  в  чем этом не виноват и  все-таки страдаю...  џ  хочу и  буду
вымещать на порочных людЯх то, что сам несу безвинно.
     Џри   последних  словах   лицо   молодого  человека  принЯло   какое-то
ожесточенное выражение.
     - ‚ы совершенно правы в ваших чувствах, - сказала Ќастенька.
     - џ,  сударь,  не осуждаю вас,  Я желаю только, чтоб господь бог умирил
ваше сердце, - только! - проговорил Џетр Њихайлыч.
     Љалинович встал и начал ходить по комнате,  ни слова не говорЯ. •озЯева
тоже молчали, как бы боЯсь прервать его размышлениЯ.
     - —то  ж  вас так сегоднЯ именно встревожило?  -  проговорила Ќастенька
голосом, полным участиЯ.
     - ’о, что Я не говорил вам, но, думаЯ хоть каким-нибудь путем выбитьсЯ,
- написал повесть и  послал  ее  в  Џетербург,  в  одну  редакцию,  где  она
провалЯлась около года, и теперь получил назад при этом письме. Ќе хотите ли
полюбопытствовать и прочесть?  - проговорил Љалинович и бросил из кармана на
стол письмо, которое Џетр Њихайлыч взЯл и стал было читать про себЯ.
     - —итайте, папенька, вслух! - проговорила с досадою Ќастенька.
     Џетр Њихайлыч начал:

                              "‹юбезный друг.
     ’ы,  Я  думаю,  проклинаешь менЯ за мое молчание,  хоть Я и не виноват:
повесть твою Я  сейчас же  снес по  назначению,  но  ответ получил только на
днЯх. Њне возвратили ее с таким приговором, что редакциЯ запасена материалом
уж на целый год.  Ќе огорчайсЯ этой неудачей:  роман твой,  по-моему,  очень
хорош,  но всЯ штука в  том,  что редакции у нас вроде каких-то свЯтилищ,  в
которые доступ простым смертным невозможен,  или, проще сказать, у редактора
есть  свой  кружок приЯтелей,  с  которыми он  имеет  свои,  конечно,  очень
выгодные длЯ него денежные счеты.  Ћни наполнЯют у него все рубрики журнала,
производЯ каждого из среды себЯ,  посредством взаимного курениЯ, в гении; из
этого ты  можешь понЯть,  что пускать им новых людей не длЯ чего;  кто бы ни
был,  посылаЯ свою статью, смело может быть уверен, что ее не прочтут, и она
провалЯетсЯ с старым хламом, как случилось и с твоим романом".

     ‘тарик не в состоЯнии был читать далее и бросил письмо.
     - Љак же редактор может не прочесть?  - воскликнул он с запальчивостью.
- ‚ этом его прЯмое назначение и обЯзанность.
     - …го  назначение  и  обЯзанность  набивать  свой  карман,   -   сказал
Љалинович.
     - €менно!  -  подтвердил Џетр Њихайлыч. - Џосле этого они не проводники
образованиЯ,   а  алтынники;  после  этого  им  бы  в  лавке  сидеть,  а  не
словесностью заниматьсЯ! ‚озбранЯть ход новым дарованиЯм - тьфу!
     Љалинович продолжал ходить взад и вперед.
     - Џослушайте, вы прочтете нам ваш роман? - сказала Ќастенька.
     - Џожалуй, как-нибудь выберем времЯ, - отвечал Љалинович.
     - —его  тут  выбирать!..  Ћткладывать нечего:  извольте сегоднЯ же  нам
прочесть.  џ  вот немного сосну,  а  вы между тем достаньте вашу тетраду,  -
подхватил Џетр Њихайлыч.
     - џ за тетрадью, папенька, пошлю Љатю, - сказала Ќастенька, - а сами вы
не должны ходить, без вас найдут, - прибавила она Љалиновичу.
     - •орошо, - отвечал тот.
     Џосле обеда Џетр Њихайлыч тотчас отправилсЯ в свой кабинет, а Ќастенька
села рЯдом и довольно близко около Љалиновича.
     - ‚ы давно написали ваш роман? - сказала она.
     - ѓода полтора, - отвечал тот.
     - Ђ нынче вы пишете что-нибудь?
     - Џишу и нынче, - отвечал Љалинович с расстановкой.
     - —то ж вы нынче пишете?
     - ‡накомое вам.
     - ‡накомое мне?  -  повторила Ќастенька, потупившись. - ‚ы и это должны
нам прочесть: это длЯ менЯ еще интереснее, - прибавила она.
     - Ћно еще не кончено.
     - Ћтчего?
     - Ћттого, что не от менЯ зависит: Я не знаю, чем еще кончитсЯ.
     - Ђ Я думаю, что вы должны знать.
     - Ќет, не знаю... - отвечал Љалинович.
     ’акими намеками молодые люди  говорили вследствие присутствиЯ капитана,
который и  не  думал идти к  своим птицам,  а  преспокойно уселсЯ тут же,  в
гостиной, развернул книгу и будто бы читал, закуриваЯ по крайней мере шестую
трубку. Ќастенька начала с досадою отмахивать от себЯ дым.
     - ‚аш страж не оставлЯет вас, - сказал Љалинович по-французски.
     - Ќесносный!  -  отвечала она тихо и  с  маленькой гримасой,  а  потом,
обратившись к дЯде, сказала:
     - —то вы, дЯденька, за охотой не ходите! Њне очень хочетсЯ дичи... •оть
бы сходили и убили что-нибудь.
     - ђужье в починку отдал... попортилось... - отвечал капитан.
     - ‚озьмите у ‹ебедева.
     - €х дома, кажетсЯ, нет-с. Ћни верст за тридцать на облаву пошли.
     - Ќет, он дома: сегоднЯ был в училище, - возразил Љалинович.
     Љапитан покраснел.
     - Љ ихним ружьЯм Я не привык-с, мне из них ничего не убить-с, - отвечал
он, заикаЯсь.
     ЏонЯтно,  что  капитан  безбожно лгал.  Ќастенька сделала  нетерпеливое
движение,  и когда подошла к ней „ианка и,  положив в изъЯвление своей ласки
на  колени ей морду,  занесла было туда же и  лапу,  она вдруг,  чего прежде
никогда не бывало, ударила ее довольно сильно по голове, проговорЯ:
     - ‚аша собака, дЯденька, вечно измарает мне платье.
     - ‚енез-иси! - сказал капитан.
     „ианка посмотрела с удивлением на Ќастеньку,  как бы не понимаЯ, за что
ее треснули, и подошла к своему патрону.
     - €си, куш! - повторил строго капитан, и „ианка смиренно улеглась у его
ног.
     Ќапрасно  в   продолжение  получаса  молодые  люди  молчали,   напрасно
заговаривали о предметах,  совершенно чуждых длЯ капитана:  он не трогалсЯ с
места и продолжал смотреть в книгу.
     - …сть с вами папиросы? - сказала, наконец, Ќастенька Љалиновичу.
     - …сть, - отвечал он.
     - „айте мне.
     Љалинович подал.
     - Ђ сами хотите курить?
     - Ќедурно.
     - Џойдемте,  Я вам достану огнЯ в моей комнате,  - сказала она и пошла.
Љалинович последовал за ней.
     ‚ойдЯ в свою комнату, Ќастенька как бы случайно притворила дверь.
     Љапитан,  оставшись один, сидел некоторое времЯ на прежнем месте, потом
вдруг встал и  на  цыпочках,  точно подкрадываЯсь к  чуткой дичи,  подошел к
дверЯм племЯнницыной комнаты и приложил глаз к замочной скважине. Ћн увидел,
что  Љалинович сидел  около  маленького столика,  потупЯ  голову,  и  курил;
Ќастенька помещалась напротив него и пристально смотрела ему в лицо.
     - ‚ы не можете говорить,  что у вас нет ничего в жизни!  - говорила она
вполголоса.
     - —то ж у менЯ есть? - спросил Љалинович.
     - Ђ любовь,  -  отвечала Ќастенька, - котораЯ, вы сами говорите, дороже
длЯ  вас  всего на  свете.  Ќеужели она не  может вас сделать счастливым без
всего... одна... сама собою?
     - Џо  моему характеру и  по  моим  обстоЯтельствам надобно,  чтоб  менЯ
любили  слишком много  и  даже  слишком безрассудно!  -  отвечал Љалинович и
вздохнул.
     Ќастенька покачала головой.
     - ’ак  неужели еще  мало вас любЯт?  Ќе  грех ли  вам,  Љалинович,  это
говорить,  когда нет минуты,  чтоб не думали о вас;  когда все радости,  все
счастье в  том,  чтоб видеть вас,  когда хотели бы  быть первой красавицей в
мире,  чтоб нравитьсЯ вам,  -  а  все  еще вас мало любЯт!  Ќеблагодарный вы
человек после этого!
     Љапитан покраснел, как вареный рак, и стал еще внимательнее слушать.
     - ‹юбовь доказываетсЯ жертвами, - сказал Љалинович, не переменЯЯ своего
задумчивого положениЯ.
     - Ђ  разве вам не  готовы принести жертву,  какую вы только потребуете?
…сли б длЯ вашего счастьЯ нужна была жизнь, Я сейчас отдала бы ее с радостью
и благословила бы судьбу свою... - возразила Ќастенька.
     Љалинович улыбнулсЯ.
     - ќто говорЯт все женщины,  покуда дело не  дойдет до первой жертвы,  -
проговорил он.
     - ‡ачем же говорить,  когда не чувствуешь?  ‘ какою целью?  -  спросила
Ќастенька.
     - €з кокетства.
     - Ќет,  Љалинович,  не говорите тут о кокетстве!  ‚ы вспомните, как вас
полюбили?  ‚ первый же день,  как вас увидели; а через неделю вы уж знали об
этом... ќто скорей сумасшествие, но никак не кокетство.
     ЏроговорЯ это, Ќастенька отвернулась; на глазах ее показались слезы.
     - Џомиримтесь!  - сказал Љалинович, берЯ и целуЯ ее руки. - џ знаю, что
Я,  может быть, неправ, неблагодарен, - продолжал он, не выпускаЯ ее руки, -
но не обвинЯйте менЯ много: одна любовь не может наполнить сердце мужчины, а
тем более моего сердца, потому что Я честолюбив, страшно честолюбив, и знаю,
что честолюбие не безрассудное во мне чувство.  “ менЯ есть ум, есть знание,
есть,  наконец, сила воли, какаЯ немногим даетсЯ, и если бы хоть раз шагнуть
удачно вперед, Я ушел бы далеко.
     - ‚ы должны быть литератором и будете им! - проговорила Ќастенька.
     - Ќе  знаю...  врЯд  ли!  Њежду людьми есть счастливцы и  несчастливцы.
Џосмотрите вы в жизни:  один и глуп,  и бездарен,  и ленив,  а между тем ему
плывет счастье в  руки,  тогда  как  другой каждый ничтожный шаг  к  успеху,
каждый кусок хлеба должен завоевывать самым усиленным трудом:  и Я, кажетсЯ,
принадлежу к  последним.  -  ‘казав  это,  Љалинович взЯл  себЯ  за  голову,
облокотилсЯ на стол и снова задумалсЯ.
     - Џослушайте,  Љалинович,  что ж  вы так хандрите?  ќто мне грустно!  -
проговорила Ќастенька вставаЯ.  -  Ќе извольте хмуритьсЯ -  слышите?  џ  вам
приказываю!  - продолжала она, подходЯ к нему и кладЯ обе руки на его плечи.
- €звольте на менЯ смотреть весело.  ѓлЯдите же на менЯ:  Я хочу видеть ваше
лицо.
     Љалинович взглЯнул на нее,  взЯл тихонько ее за талию, привлек к себе и
поцеловал в голову.
     ‘  лица  капитана капал  крупными каплЯми  пот;  руки  делали  какие-то
судорожные движениЯ и,  наконец,  голова затекла,  так что он  принужден был
приподнЯтьсЯ  на  несколько  минут,  и  когда  потом  взглЯнул  в  скважину,
Љалинович, обнЯв Ќастеньку, целовал ей лицо и шею...
     - Ђнастаси...  - говорил он страстным шепотом, и дальше - увы! - тщетно
капитан старалсЯ прислушиватьсЯ: Љалинович заговорил по-французски.
     - ‡ачем?..  -  отвечала Ќастенька,  скрываЯ на  груди его свое пылавшее
лицо.
     - Ќо,   друг   мой...   -   продолжал  Љалинович  и   опЯть   заговорил
по-французски.
     - Ќет, это невозможно! - отвечала Ќастенька, выпрЯмившись.
     - Ћтчего же?
     - ’ак...  -  отвечала  Ќастенька,  снова  обнимаЯ  Љалиновича  и  снова
прижимаЯсь к его груди. - џ тебЯ боюсь, - шептала она, - ты менЯ погубишь.
     - Ђнгел мой!  ‘окровище мое! - говорил Љалинович, целуЯ ее, и продолжал
по-французски...
     Ќастенька слушала его внимательно.
     - Ќет, - сказала она и вдруг отошла и села на прежнее свое место.
     ‹ицо  Љалиновича в  минуту изменилось и  принЯло строгое выражение.  Ћн
начал опЯть говорить по-французски и говорил долго.
     - Ќет!  -  повторила Ќастенька и  пошла к дверЯм,  так что капитан едва
успел отскочить от  них  и  уйти в  гостиную,  где  уже сидел Џетр Њихайлыч.
Ќастенька вошла вслед за ним: лицо ее горело, глаза блистали.
     - ѓде же наш литератор? - спросил Џетр Њихайлыч.
     - Ћн,  Я  думаю,  сейчас придет,  -  отвечала Ќастенька,  села к окну и
отворила его.
     - Џолно,  душа моЯ!  —то это ты  делаешь?  •олодно,  -  заметил ей Џетр
Њихайлыч.
     - Ќет, папаша, ничего, позвольте... мне душно... - отвечала Ќастенька.
     ‚ошел Љалинович.
     - Њилости просим!  Џортфель ваша здесь,  принесена. €звольте садитьсЯ и
читать, а мы будем слушать, - сказал Џетр Њихайлыч.
     - Ќет,  Џетр  Њихайлыч,  извините менЯ:  Я  сегоднЯ не  могу читать,  -
отвечал Љалинович.
     - ќто  что  такое?  Ћтчего  не  можете?  -  спросил  с  удивлением Џетр
Њихайлыч.
     - —то-то нездоровитсЯ; в другое времЯ как-нибудь.
     - Џолноте,  что за вздор! Ќеужели вас эти редакторы так опечалили? ‚рут
они:  мы заставим их напечатать!  - говорил старик. - Ќастенька! - обратилсЯ
он к дочери. - “говори хоть ты как-нибудь џкова ‚асильича; что это такое?
     Ќастенька ничего не сказала и только посмотрела на Љалиновича.
     - ђешительно сегоднЯ не могу читать,  -  отвечал тот и,  взЯв портфель,
шлЯпу и поклонившись всем общим поклоном, ушел.
     - ‚от тебе и  раз!  -  проговорил Џетр Њихайлыч.  —то с  ним сделалось!
Ќ