е вот что: имеете
вы состоЯние или нет?
     - “ менЯ ничего нет.
     - Ќо,  может  быть,  вам  угрожает наследство от  какой-нибудь бабушки,
тетушки?..
     - ‚се мое наследство в моей голове, - отвечал Љалинович.
     ЉнЯзь усмехнулсЯ.
     - Ќаследство,  - начал он с расстановкою, - если хотите, очень хорошее,
но  длЯ жизненных ресурсов совершенно уж  ненадежное:  головные товары,  mon
cher,  куда как туго продаютсЯ!..  —то, казалось бы, следовало обменивать на
вес брильЯнтов, то мы часто должны уступать за медь с примесью чугуна... „а,
мой милый молодой человек,  -  продолжал кнЯзь,  берЯ Љалиновича за руку,  -
выслушайте вы, бога ради, менЯ, старика, который вас полюбил, признает в вас
ум,  образование,  талант, - выслушайте несколько моих задушевных убеждений,
которые Я  купил  ценою горького собственного опыта!  ‚се  мы  обыкновенно в
молодости очень легко смотрим на  брак,  тогда как  это  самый важный шаг  в
жизни,  потому что  это  единственный почти случай,  где длЯ человека ошибка
непоправима.  Џошалили вы в молодости,  лениво и глупо провели пЯть -  шесть
лет;  но...  стоит опомнитьсЯ,  поработать год,  два,  -  и  все поправлено.
Џроигрались в пух в карты,  израсходовались на какую-нибудь любовь - ничего:
одинокому,  холостому  человеку  денежные  раны  не  смертельны.  ‡анЯли  вы
должность,  не соответствующую вам,  ступайте в отставку; потерЯли, наконец,
выгодную длЯ вас службу, - хлопочите и можете найти еще лучше... словом, все
почти ошибки,  шалости, проступки - все может быть поправлено, и один только
тЯжелый брачный башмак с ноги уж не сбросишь...
     - ‘ентенциЯ эта, кнЯзь, довольно стара, - заметил Љалинович.
     - …сли хотите,  даже очень стара, - подхватил кнЯзь, - но, к сожалению,
очень многими забываетсЯ,  и,  что длЯ менЯ всегда было удивительно: дураки,
руководствуЯсь  каким-то  инстинктом,   поступают  в   этом  случае  гораздо
благоразумнее,  тогда  как  умные люди  именно и  делают самые безрассудные,
самые пагубные длЯ себЯ партии.  “ менЯ теперь,  џков ‚асильич, у самого два
сына,  - продолжал кнЯзь, более и более одушевлЯЯсь, - и если они не беднЯки
совершенные,  то и  не богаты.  €  вот им мое отцовское правило:  на богатой
девушке и по любви должны женитьсЯ,  хоть теперь же, несмотрЯ на то, что оба
еще прапорщики,  потому что это своего рода шаг в  жизни;  на богатой и  без
любви,  если хотЯт,  пускай женЯтсЯ, но на бедной и по любви - никогда! ‚сей
моей родительской властью не допущу до этого.
     Љалинович улыбнулсЯ.
     - Џравило ваше,  кнЯзь,  уж  потому несправедливо,  что  оно совершенно
односторонне.  ‚ы  смотрите на брак решительно с  одной только хозЯйственной
стороны.
     - Ђ как же прикажете смотреть?  - возразил кнЯзь запальчиво. - Ќеужели,
милостивый  государь,  прикажете  принимать  в  расчет  эту  вашу  глубокую,
безумную любовь?  Mon  cher!  Mon  cher!  ‚ы  человек умный:  неужели вы  не
понимаете,  что такое эта любовь всех вас,  молодых людей? Ќичуть не больше,
как   замаскированное   стремление   полов,   возбужденнаЯ   и   задержаннаЯ
чувственность -  никак не больше.  €  поверьте,  брак есть могила этого рода
любви: мужа и жену свЯзывает более прочное чувство - дружба, котораЯ, честью
моею  заверЯю,  гораздо скорее может  возникнуть между  людьми,  женившимисЯ
совершенно холодно,  чем  между страстными любовниками,  потому что  они  по
крайней мере  не  падают  через  месЯц  после  свадьбы с  неба  на  землю...
‹юбовь!..   џ  не  могу  слышать  равнодушно,   когда  этот  вздор,  фантом,
порожденный разгорЯченным воображением,  чувство, которое родитсЯ и питаетсЯ
одними  только препЯтствиЯми,  берут  в  основание такого важного дела,  как
брак.  Ѓудь у  вас,  с позволениЯ сказать,  любовница,  с которой вы прожили
двадцать лет вашей жизни,  и  вот вы,  почти старик,  говорите:  "џ  на  ней
женюсь,  потому что Я ее люблю..." Њолчу, ни слова не могу сказать против!..
Ќо  как же  вы хотите заставить менЯ верить в  глубину и  неизменность любви
какого-нибудь молодого человека в двадцать пЯть лет и девчонки в семнадцать,
которые,  расчувствовавшись над  романами,  поклЯлись друг  другу  в  вечной
страсти?
     - ‚се это,  кнЯзь, может быть, очень справедливо, - возразил Љалинович,
- но  чрезвычайно обще  и  требует  слишком  многих  исключений.  Џо  вашему
правилу, очень бы немногим пришлось женитьсЯ.
     - Ќапротив, многим, - перебил кнЯзь, - и даже очень многим разрешаю это
удовольствие.  Џускай себе женЯтсЯ и тешатсЯ!.. ‹юди, мой милый, разделЯютсЯ
на два разрЯда: на человечество дюжинное, чернорабочее, которому самим богом
назначено  родитьсЯ,   вырасти  и   запречьсЯ  потом  с  тупым  терпением  в
какую-нибудь узкую деЯтельность,  - вот этим юношам Я даже советую женитьсЯ;
они  народЯт  десЯтки  такого  же  дюжинного  человечества  и,   посредством
благодетелей,  покровителей, взЯток, вскормЯт и воспитают эти десЯтки, в чем
состоит  их  главнаЯ  польза,   которую  они  приносЯт  обществу,   все-таки
нуждающемусЯ,   по  своим  экономическим  целЯм,   в  чернорабочих  по  всем
сословиЯм.  Ќо  есть,  mon  cher,  другой разрЯд людей,  гораздо уже повыше;
это...  как бы назвать...  забелка человечества:  если не гении, то все-таки
люди,  отмеченные каким-нибудь особенным талантом,  люди,  которым, наконец,
предназначено быть двигателЯми общества,  а не сносливыми трутнЯми;  и что Я
вас отношу к  этому именно разрЯду,  в  том вы сами виноваты,  потому что вы
далеко уж  выдвинулись из вашей среды:  вы не школьный теперь смотритель,  а
литератор,  следовательно,  человек,  вызванный на очень серьезное и широкое
поприще. ‚ам будет грех и стыдно каким-нибудь неблагоразумным браком спутать
себЯ на первых порах по рукам и по ногам.
     - џ  очень рад,  кнЯзь,  что  вы  договорились до  значениЯ литератора:
оно-то,  кажетсЯ,  и дает мне право располагать своим сердцем свободнее и не
подчинитьсЯ безусловно вашим экономическим правилам.
     - Mon cher!  -  воскликнул кнЯзь.  - ‡вание-то литератора, повторЯю еще
раз,  и  заставлЯет вас быть осмотрительным;  звание литератора,  милостивый
государь,  обЯзывает вас,  чтоб  вы  ради будущей вашей славы,  ради пользы,
которую  можете  принести  обществу,  решительно  оставались  холостЯком или
женились на богатой: последнее еще лучше.
     - џ на это смотрю совершенно иначе,  потому что все-таки верю некоторым
образом в себЯ и в свои силы, - проговорил Љалинович.
     - ‚ы смотрите на это глазами вашего услужливого воображениЯ,  а  Я сужу
об  этом  на  основании моей  пЯтидесЯтилетней опытности.  Џоложим,  что  вы
женитесь на  той девице,  о  которой мы  сейчас говорили.  Ћна прекраснейшаЯ
девушка,  и из нее,  вероЯтно,  выйдет превосходнаЯ жена,  котораЯ вас будет
любить,  сочувствовать всем вашим интересам;  но вы не забывайте, что должны
заниматьсЯ литературой,  и  тут сейчас же  возникнет вопрос:  где вы  будете
жить; здесь ли, оставаЯсь смотрителем училища, или переедете в столицу?
     - ‚ы,  кнЯзь,  говорите,  как будто бы  уж  Я  был женат,  -  возразил,
усмехнувшись, Љалинович.
     - Ќу да, - положим, что вы уж женаты, - перебил кнЯзь, - и тогда где вы
будете жить?  -  продолжал он,  конечно,  здесь,  по вашим средствам... но в
таком  случае,  поздравлЯю  вас,  теперь  вы  только  еще,  что  называетсЯ,
соскочили с университетской сковородки:  у вас прекрасное направление, много
мыслей,  много  сведений,  но,  много через два  -  три  года,  вы  все  это
растерЯете,  обленитесь,  опошлеете в этой глуши, мой милый юноша - поверьте
мне,  и потом вздумалось бы вам съездить,  например,  в Џетербург, в Њоскву,
чтоб освежить себЯ - и того вам сделать будет не на что: все деньжонки уйдут
на родины,  крестины,  на мамок,  на нЯнек, на то, чтоб ваша жена Явилась не
хуже другой одетою, чтоб квартирка была хоть сколько-нибудь прилично убрана.
‘емейнаЯ жизнь -  омут,  бездоннаЯ кадка длЯ денег. џ наследовал от отца, не
так,  как  вы,  а  все-таки  состоЯние,  которое могло  бы  менЯ  на  службе
поддержать,  если б  Я служил до генералиссимуса.  џ был,  наконец,  любимец
вельможи,  имел в  перспективе попасть в  флигель-адъютанты,  в тридцать лет
пристегнул бы,  навернЯк,  генеральские эполеты,  и потому можете судить, до
чего бы Я дошел в настоЯщем моем возрасте;  но женилсЯ по страсти на девушке
бедной,  хоть и прелестной,  в которой,  кажетсЯ,  соединены все достоинства
женские,  и  сразу же  должен был  оставить Џетербург,  бросить всЯкого рода
служебную карьеру и на всю жизнь закабалитьсЯ в деревне.
     - ‚ы,  однако,  кнЯзь,  в  вашей  семейной жизни  не  обеднели,  а  еще
разбогатели, - заметил Љалинович.
     ЉнЯзь покачал головой.
     - ђазбогател Я!..  - сказал он. - Ђ знаете ли, мой милый друг, чего мне
это стоит?  ‡наете ли,  что Я и мое образование,  которое по тому времени, в
котором Я начинал жить, было не совсем заурЯдное, и мои способности, которые
тоже из рЯда посредственных выходили, и, наконец, самое здоровье - все это Я
должен был растратить в себе и сделатьсЯ прожектером, аферистом, купцом, длЯ
того чтоб поддержать и воспитать семью,  как прилично моему роду.  Ђ сколько
нравственных  уступок!  ‘колько  дел  против  совести!  ‘колько  унижениЯ  и
расточенной лести перед людьми, которых бы знать никогда не хотел! € теперь,
когда все,  кажетсЯ, поустроил, так чувствую, что сам уж никуда не гожусь...
Ќе завидуйте и не берите с менЯ пример; потому-то Я и хочу предостеречь вас,
что знаю на себе все тЯжелые и горькие последствиЯ подобной ошибки.
     - џ не так избалован жизнью,  кнЯзь,  -  возразил Љалинович, - и не так
требователен:  длЯ менЯ будет достаточно,  если Я,  переселЯсь в  Џетербург,
найду там хоть мало-мальски безбедное существование.
     - „аже  безбедное существование вы  врЯд ли  там  найдете.  —тоб жить в
Џетербурге семейному человеку, надобно... возьмем самый минимум, меньше чего
Я уже вообразить не могу... надо по крайней мере две тысЯчи рублей серебром,
и  то с  величайшими лишениЯми,  отказываЯ себе в какой-нибудь рюмке вина за
столом, не говорЯ уж об экипаже, о всЯком развлечении; но все-таки помните -
две тысЯчи, и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за
ваш первый и, надобно сказать, прекрасный роман?
     Љалинович смешалсЯ:  ему стыдно было признатьсЯ,  что он не получил еще
ни копейки и только еще надеЯлсЯ получить.
     - џ получил пЯтьсот рублей серебром, - проговорил он.
     - Ђ сколько таких романов вы можете написать в год?  - продолжал кнЯзь.
- Ћдин...  ну, два, никак уж не больше, - отвечал он сам себе, - и это еще в
плодотворный год,  а  будут года хуже,  и  Я хоть не поэт и не литератор,  а
очень хорошо понимаю,  что изЯщною словесностью нельзЯ постоЯнно и одинаково
заниматьсЯ:  тут человек кладет весь самого себЯ и по преимуществу сердце, а
потому это  дело очень капризное:  надобно ждать известного настроениЯ души,
вдохновеньЯ,  наконец,  призваньЯ!..  ќто  не  ученый какой-нибудь труд  или
служебное занЯтие,  длЯ которого нужно только терпение,  чтоб отправлЯть его
каждодневно...  ‡начит,  из всего этого выходит,  что в хозЯйстве у вас,  на
первых порах  окажетсЯ недочет,  а  семьЯ между тем,  очень вероЯтно,  будет
увеличиватьсЯ с каждым годом -  и вот вам наперед ваше будущее в Џетербурге:
вы напишете,  может быть, еще несколько повестей и поймете, наконец, что все
писать никаких человеческих сил  не  хватит,  а  деньги между тем  все будут
нужней и нужней.  ‚ы насилуете себЯ, торопитесь, печатаете, мараете свое имЯ
и  потом из авторов переходите в  фельетонисты,  переводчики...  и тогда все
пропало:  загублено и ваше времЯ, и ваш талант, и даже ваше здоровье. ќто, Я
говорю,  когда вы будете женаты. ‚прочем, и холостой все равно: в Џетербурге
у  человека,  в  каком бы  он положении ни был,  развиваетсЯ шестое чувство:
жажда  денег...  ‘колько  соблазна!  ‘колько  роскоши кругом!  ‘колько самых
утонченных удовольствий! € длЯ всего этого будет у вас единственный денежный
источник -  литературные труды.  Mon  cher,  mon  cher!  -  продолжал кнЯзь,
покачав головой и  ударЯЯ себЯ в грудь.  -  Џушкин был человек с состоЯнием,
получал по червонцу за стих,  да и  тот постоЯнно и беспрерывно нуждалсЯ;  а
Џолевой,  так уж Я лично это знаю,  когда дал ему пЯтьсот рублей взаймы, так
он со слезами благодарил менЯ,  потому что у  него полтинника в это времЯ не
было в кармане.  ’ак вот вам наша русскаЯ литература!  Њы еще слишком далеки
от того,  чтоб чтение сделалось общим достоЯнием.  ‘колько человек вы видели
вчера у  менЯ и  длЯ кого из  них необходимы книги?  -  ни  длЯ кого,  кроме
—етверикова.  „аже вот этот господин,  наш предводитель,  человек неглупый и
очень богатый,  он, Я думаю, на грош не купил ни одной книжонки. —итает одну
"‘еверную пчелу",  да и  ту берет у  менЯ...  ‚  такой публике литераторы не
зажиреют!
     - ‚се это,  кнЯзь, Я очень хорошо сам знаю и на одну литературу никогда
не рассчитывал;  но если перееду в  Џетербург,  то буду искать там места,  -
проговорил Љалинович.
     - Џожалуй...  хорошо... - отвечал кнЯзь, - место вам дадут; но какое же
по  вашему  чину?  Ќикак  не  больше  канцелЯрского чиновника.  Њожет  быть,
где-нибудь   в   департаменте   сделают   вас   помощником,   а   много   уж
столоначальником;  но в таком случае проститесь с литературою. Џосле шести и
семи  часов  департаментских сидений,  возвратившись домой,  вы  разве годны
будете  только  на  то,  чтоб  отправитьсЯ в  театр  похохотать  над  глупым
водевилем  или  пробратьсЯ к  знакомому поиграть  в  копеечный преферанс;  а
вздумаете  соединить  то  и  другое,  так,  пожалуй,  выйдет  еще  хуже,  по
пословице:  за  двумЯ  зайцами погнавшись,  не  поймаешь ни  одного...  ‚от,
любезный мой џков ‚асильич,  что Я  хотел и  почти считал своей обЯзанностью
сказать  вам,  и  еще  раз  повторю:  обдумайте и  оглЯдите внимательно ваше
положение.
     - Ћчень вам благодарен, кнЯзь, - возразил Љалинович, - но из ваших слов
можно  вывести  странное  заключение,  что  литература должна  составить мое
несчастье, а не успех в жизни.
     - Џочему ж?  Ќет!.. - перебил кнЯзь и остановилсЯ на несколько времени.
- ’ут,  вот видите,  - начал он, - Я опЯть должен сделать оговорку, что могу
ли Я с вами говорить откровенно,  в такой степени, как говорил бы откровенно
с своим собственным сыном?
     - „остаточно вашего участиЯ, кнЯзь, чтоб вы имели полное право говорить
мне не только откровенно, но даже самую горькую правду, - отвечал Љалинович.
     - „а;  но тут не то,  -  перебил кнЯзь. - ’ут, может быть, мне придетсЯ
говорить о некоторых лицах и говорить такие вещи,  которые Я желал бы,  чтоб
знали вы да Я,  и в случае,  если мы не сойдемсЯ в наших мнениЯх,  чтоб этот
разговор решительно осталсЯ между нами.
     Љалинович посмотрел на кнЯзЯ,  все еще не догадываЯсь, к чему он клонит
разговор.
     - џ всегда был довольно скромен... - проговорил он.
     - Ћчень верю,  -  подхватил кнЯзь,  -  и  потому рискую говорить с вами
совершенно нараспашку о предмете довольно щекотливом.  „авеча Я говорил, что
бедному  молодому  человеку  женитьсЯ  на  богатой,  фундаментально  богатой
девушке, не быв даже влюблену в нее, можно, или, лучше сказать, должно.
     Џоследние слова кнЯзь говорил протЯжно и остановилсЯ, как бы ожидаЯ, не
скажет ли чего-нибудь Љалинович;  но тот молчал и смотрел на него пристально
и  сурово,  так что кнЯзь принужден был потупитьсЯ,  но потом вдруг взЯл его
опЯть за руку и проговорил с принужденною улыбкою:
     - ‚ы теперь принЯты в  дом генеральши так радушно,  с таким вниманием к
вам,  по крайней мере со стороны mademoiselle Џолины, и потому... что бы вам
похлопотать тут -  и,  -  боже мой!  -  какаЯ бы тогда длЯ вас и  длЯ вашего
таланта открылась будущность!  ’ысЯча душ,  батюшка, удивительно устроенного
имениЯ,  да денег, которым покуда еще счету никто не знает. ’огда поезжайте,
куда вы хотите:  в  Џетербург,  в  Њоскву,  в Ћдессу,  за границу...  Џишите
свободно,  не стесненные никакими другими занЯтиЯми, в каком угодно климате,
где только благоприЯтней длЯ вашего вдохновениЯ...
     Љалинович был  озадачен:  выражение лица его сделалось еще мрачнее;  он
никак не  ожидал подобной откровенной выходки со  стороны кнЯзЯ и  несколько
времени молчал, как бы сбираЯсь с мыслЯми, что ему отвечать.
     - ‚аше предложение,  кнЯзь,  длЯ менЯ даже несколько обидно, потому что
оно сильно отзываетсЯ насмешкою, - проговорил он глухим голосом.
     - Ќасмешкой? - спросил удивленный кнЯзь.
     - Ќасмешкой, - повторил Љалинович, - потому что, если б Я желал избрать
подобный путь длЯ своей будущности,  то  все-таки это было бы  гораздо более
несбыточный замысел, чем мои надежды на литературу, которые вы старались так
ловко разбить со всех сторон.
     - Ѓудто это так? - возразил кнЯзь. - Ѓудто вы в самом деле так думаете,
как говорите,  и никогда сами не замечали, что мое предположение имеет много
вероЯтности?
     - џ  никогда ничего не  думал об  этом и  никогда ничего не замечал,  -
отвечал сухо Љалинович.
     ЉнЯзь покачал головой.
     - Џолноте,  молодой человек!  -  начал он.  - ‚ы слишком умны и слишком
прозорливы,  чтоб сразу не понЯть те отношениЯ,  в  какие с  вами становЯтсЯ
люди.  ‚прочем,  если вы  по  каким-либо важным длЯ  вас  причинам желали не
видеть и  не замечать этого,  в  таком случае лучше прекратить наш разговор,
который ни к чему не поведет, а из менЯ сделает болтуна.
     ЏроговорЯ это, кнЯзь замолчал; Љалинович тоже ничего не возразил, и оба
они дошли молча до усадьбы.


        VII

     ђезультатом предыдущего разговора было то,  что кнЯзь,  несмотрЯ на все
свое старание,  никак не мог сохранить с  Љалиновичем по-прежнему ласковое и
любезное обращение;  какаЯ-то холодность и  полувнимательнаЯ важность начала
проглЯдывать в каждом его слове.  ’от сейчас же это заметил и на другой день
за чаем просил проводить его.
     - Ђ  Я  думал,  что  вы  еще  у  нас  погостите,  -  проговорил кнЯзь и
переглЯнулсЯ с кнЯжной.
     - Ќет, мне нужно быть в городе, - отвечал Љалинович.
     - †аль; но удерживать не смеем. Љогда же вы, однако, думаете выехать?
     - џ просил бы сегоднЯ же.
     - ‡ачем же сегоднЯ? - возразил кнЯзь, но таким тоном, что Љалинович еще
настоЯтельнее повторил:
     - Њне необходимо сегоднЯ.
     ЉнЯзь позвонил и приказал вошедшему лакею,  чтоб приготовлен был фаэтон
четверней.
     Њолча  прошел  потом  чайный завтрак,  с  окончанием которого Љалинович
церемонно раскланЯлсЯ с дамами,  присовокупив, что он уже прощаетсЯ. ЉнЯгинЯ
ласково  и  несколько раз  кивнула  ему  головой,  а  кнЯжна  только  слегка
наклонила свою прекрасную головку и  тотчас же отвернулась в другую сторону.
Ќа лице ее нельзЯ было прочитать в эти минуты никакого выражениЯ.
     Њистрисс Ќетльбет присела.
     - Adieu, monsieur! - произнес ле ѓран, крепко сжимаЯ ему руку.
     ”аэтон между тем стоЯл уж у крыльца.
     Љалинович сошел  в  свою  комнату и  начал сбиратьсЯ.  ЉнЯзь пришел его
проводить. ђадушие и приветливость как будто бы снова возвратились к нему на
прощанье.
     - Ћчень, очень вам благодарен, - говорил он, целуЯ и обнимаЯ гостЯ.
     Љалинович с своей стороны благодарил за ласковый и обЯзательный прием.
     - € пожалуйста,  -  продолжал кнЯзь,  сжимаЯ и не выпускаЯ его руку,  -
чтоб недавний наш разговор осталсЯ между нами.
     Љалинович просил,  бога ради, не беспокоитьсЯ об этом, тем более что он
не будет иметь даже возможности разглашать этого разговора, потому что через
месЯц, вероЯтно, совсем уедет в Џетербург.
     - Ђ!  ‚ы думаете в Џетербург?  -  спросил кнЯзь совершенно простодушным
тоном и потом,  все еще не выпускаЯ руки Љалиновича, продолжал: - ‘ богом...
от души желаю вам всЯкого успеха и, если встретитсЯ какаЯ-нибудь надобность,
не забывайте нас,  ваших старых друзей: черкните строчку, другую. —ем только
могу быть полезен,  Я готов служить вам. Њожет быть, даже изменитсЯ и взглЯд
ваш  на  жизнь,  теперь  немножко  еще  студенческий.  Џетербург  длЯ  этого
прекрасный учитель.  Ќапишите тогда...  может быть,  и  придумаем что-нибудь
сделать.
     Љалинович очень  хорошо понЯл,  в  какой огород кидал кнЯзь каменьЯ,  и
отвечал,  что  он  считает за  величайшее длЯ  себЯ одолжение это позволение
писать, а тем более право относитьсЯ с просьбою. Ћни расстались.
     ‚  серьезном и  мрачном настроении духа выехал герой мой.  Ћн не мечтал
уже  на  этот  раз  о  благоухающей кнЯжне  и  не  восхищалсЯ окружавшей его
природой, в которой тоже, как бы под лад ему, заварилась кутерьма; надвинули
со всех сторон облака,  и  потемнело,  как в  сумерки.  ‚  воздухе сделалось
душно.  Ќахохлившись и с разинутыми ртами сидели на кочках вороны:  ласточки
летали по самой земле.  •оть бы травка, хоть бы листок на дереве шелохнулсЯ.
‚се,  как бы в  ожидании чего-то,  затихло,  и  только изредка прорезывалась
молниЯ и  глухо  погремливало.  ‘тал  наконец накрапывать дождик,  и  вдруг,
где-то уж очень близко,  верескнул с  раскатом удар,  хлынул,  как из ведра,
ливень и бестолково задул,  нагибаЯ деревьЯ и крутЯ пылью,  ветер. Љалинович
опустил фордек и  еще  более погрузилсЯ в  размышлениЯ.  ‘  самого приезда в
маленький городишко он  был в  отношении самого себЯ в  каком-то тумане.  Ќа
самых  первых  порах  его  встретила,   как  мы  видели,  любовь  Ќастеньки.
Љалинович, сам не знаЯ как, увлексЯ ее порывистою и безрассудною страстью, а
под минутным влиЯнием чувственности стал с  нею в те отношениЯ,  при которых
разрыв   сделалсЯ  бесчеловечен  и   бесчестен.   Џотом   этот   неожиданный
литературный успех,  приветствие в доме генеральши,  кнЯзь,  кнЯжна, мечты о
ней -  все это следовало так быстро одно за другим...  Ќо разговор с  кнЯзем
как  бы  отрезвил  его:  все  советы,  замечаниЯ и  убеждениЯ того  пали  на
плодотворную почву.  ‘емена практических начал были обильно заложены в  душе
моего героЯ. ‚се, что говорил кнЯзь, ему еще прежде представлЯлось смутно, в
предчувствии -  теперь же стало только Ясней и  наглЯдней.  ‚переди были две
дороги:  на одной невеста с  тысЯчью душами...  однако,  ведь с  тысЯчью!  -
повторЯл Љалинович,  как  бы  стараЯсь внушить  самому  себе  могущественное
значение этой цифры,  но  тут  же,  как бы  наступив на  какое-нибудь гадкое
насекомое,  делал  гримасу.  Ќа  другой  дороге,  продолжал  он  рассуждать,
литература с ее заманчивым успехом,  с независимой жизнью в Џетербурге, где,
что  бы  кнЯзь  ни  говорил,  широкое  поприще длЯ  исканиЯ счастиЯ беднЯку,
который имеет уже некоторые права.  €з всего этого уж, конечно, самое лучшее
- уехать навсегда в  Џетербург.  Ќо  как  же  Ќастенька?..  —то  делать!  Ќе
женитьсЯ  же  на  ней  теперь,  когда  это  неминуемо должно  было  отравить
бедностью всю  будущность!  ‹учше разом сделать операцию,  чем  мучитьсЯ всю
жизнь!..  - ’ак говорило благоразумие в молодом человеке, но совесть в то же
времЯ точно буравом вертела сердце.
     ‚ъехав в  город,  он  не утерпел и  велел себЯ везти прЯмо к  ѓодневым.
Ќужно ли  говорить,  как  ему  там обрадовались?  ЏерваЯ увидела его ЏалагеЯ
…вграфовна, мывшаЯ, с засученными рукавами, в сенЯх посуду.
     - Ђй,  батюшка,  џков ‚асильич!  -  вскрикнула она, стыдливо обдергиваЯ
заткнутый фартук.
     - Ђ!  ‘олнышко наше красное!  Ћткуда взошло и поЯвилось?  -  воскликнул
Џетр Њихайлыч. - Ќастенька! - кричал он. - џков ‚асильич приехал.
     - Ђх!.. - воскликнула та и вбежала.
     Љалинович поцеловал у  ней руку.  Ќастенька,  делаЯ вид,  что как будто
целует его в голову, поцеловала просто в губы.
     - Ђх, как Я рада, что ты приехал! - обмолвилась она.
     Џетр Њихайлыч сделал добродушную гримасу:
     - Ћй, ой! ‚от как: на ты уж дело пошло!
     Ќастенька немножко покраснела.
     - —то ж  -  Я могу ему говорить ты:  мы с ним друзьЯ,  -  сказала она и
протЯнула Љалиновичу руку.
     - Љонечно, - подхватил тот и еще раз поцеловал ее руку.
     Љапитана на этот раз не было налицо: он отправилсЯ с ‹ебедевым верст за
двадцать в болото за красной дичью. ‚ошла ЏалагеЯ …вграфовна.
     - —аю прикажете али кушать будете?.. - обратилась она к Љалиновичу.
     - —его тут спрашивать,  стараЯ!  „авай нам и того и сего!  -  подхватил
Џетр Њихайлыч.
     - Ќет, Я попросил бы съесть чего-нибудь, - отвечал Љалинович.
     - Ќу,  покушать,  так покушать... †ивей! Њарш! - крикнул Џетр Њихайлыч.
ЏалагеЯ  …вграфовна пошла  было...  -  Џостой!  -  остановил  ее,  очень  уж
довольный приездом Љалиновича,  старик.  -  ’ам кнЯжеский кучер. €зволь ты у
менЯ,  сударынЯ,  его накормить,  вином,  пивом напоить. ‹ошадкам дай овса и
сена! ‚се это им за то, что они нам џкова ‚асильича привезли.
     - Ќакормим!  Џуще  всего  не  знают без  вас!  -  отвечала с  насмешкой
экономка и  скрылась,  а  Ќастенька принЯлась накрывать на  стол.  Љалинович
просил было ее не беспокоитьсЯ.
     - —то ж,  если Я хочу, если это доставлЯет мне удовольствие? - отвечала
она,  и когда кушанье было подано,  села рЯдом с ним, наливала ему горЯчее и
переменЯла  даже  тарелки.  Џетр  Њихайлыч  тоже  не  осталсЯ  праздным:  он
собственной  особой  слазил  в   подвал  и,   достав  оттуда  самой   лучшей
наливки-лимоновки,  которую Љалинович по  преимуществу любил,  уселсЯ против
молодых людей и  стал смотреть на  них  с  каким-то  умилением.  Љалиновичу,
наконец, сделалось тЯжело переносить их искреннее радушие.
     "Ѓоже  мой!  Љак  эти  люди  любЯт  менЯ,  и  между  тем  какой  черной
неблагодарностью Я  должен  буду  заплатить им!"  -  мучительно думал  он  и
решительно не имел духа,  как прежде предполагал,  сказать о своем намерении
ехать в Џетербург и только, оставшись после обеда вдвоем с Ќастенькой, обнЯл
ее и долго, долго целовал.
     - ’ы плачешь?  - спросила она, почувствовав, что с глаз его упала ей на
щеку слеза.
     - Ќет,  это так, - отвечал Љалинович и потом опЯть ее обнЯл и сказал ей
что-то на ухо.
     - •орошо, - отвечала Ќастенька.
     ‚о  весь  остальной вечер он  был  мрачен.  ‡атаенные в  душе страданиЯ
поднЯли в нем по обыкновению желчь.  Џетр Њихайлыч спросил было, как у кнЯзЯ
проводилось времЯ. Љалинович сделал гримасу.
     - ЉнЯзь -  это такой мошенник,  каких когда-либо Я встречал,  - отвечал
он.
     - ’алейран, ’алейран! - подтверждал Џетр Њихайлыч.
     - ЉнЯгинЯ идиотка, - продолжал Љалинович.
     - “жаснаЯ идиотка; это Я тогда же заметила, - подтвердила уж Ќастенька.
- Ђ что кнЯжна?.. - спросила она. - ќто тоже идиотка?
     Љалинович несколько замЯлсЯ.
     - Ќет,  как это можно!.. ’акаЯ прелестнаЯ девица, нет! - отвергнул Џетр
Њихайлыч.
     - ђешительно идиотка!  -  повторила Ќастенька.  - ‚оображает, что очень
хороша собой, и не дает себе труда подумать и понЯть, как она глупа.
     - Ћна не то,  что глупа... - начал Љалинович, - но это идеал пустоты...
„евушка,  в  которой,  может быть,  от  природы и  было кое-что,  но все это
окончательно изломано, исковеркано воспитанием папеньки.
     - “жасно!  - подхватила Ќастенька. - Љогда ты читал у них, мне было так
досадно за тебЯ.  ђазве кто-нибудь из них понЯл, что ты написал? ‘идели все,
как сороки.
     - ѓде ж как сороки?..  Ќравилось,  особенно этой генеральской дочери, -
заметил Џетр Њихайлыч.
     - Ќу, да, Џолине, потому что она умней тут всех, - возразила Ќастенька,
- и слушала по крайней мере внимательно,  может быть, потому, что влюблена в
џкова ‚асильича.
     - ‚ероЯтно, - подтвердил Љалинович и вздохнул.
     „омой он ушел часов в  двенадцать;  и когда у ѓодневых все успокоилось,
задним двором его квартиры опЯть мелькнула чьЯ-то тень, спустилась к реке и,
пробираЯсь по берегу,  скрылась против беседки, а на рассвете опЯть эта тень
мелькнула, и все прошло тихо...


        VIII

     —ерез   неделю   Љалинович  послал   просьбу   об   увольнении  его   в
четырехмесЯчный отпуск и  написал кнЯзю о своем решительном намерении уехать
в Џетербург,  просЯ его снабдить,  если может, рекомендательными письмами. ‚
ответ на  это тотчас же получил пакет на имЯ одного директора департамента с
коротенькой запиской от  кнЯзЯ,  в  которой поЯснено было,  что  человек,  к
которому он пишет,  готов будет сделать длЯ него все, что только будет в его
зависимости.  ђаспорЯжаЯсь таким  образом,  Љалинович  никак  не  имел  духу
сказать о том ѓодневым,  и -  странное дело! - в этом случае по преимуществу
его останавливал возвратившийсЯ капитан:  стыдЯсь самому себе признатьсЯ, он
начинал чувствовать к нему непреодолимый страх.  …му казалось, что Ќастеньку
и  Џетра  Њихайлыча  можно  еще  было  как-нибудь  спасительно обмануть,  но
”легонта Њихайлыча нет.  ‚ремЯ между тем шло: отпуск был прислан, и скрывать
долее не  было уже  никакой возможности.  ‡аранее приготовившись на  слезы и
упреки  со   стороны  Ќастеньки,   на   удивление  Џетра   Њихайлыча  и   на
многозначительное молчание капитана и  решившись все  это отпарировать своей
холодностью,  Љалинович решилсЯ и  пришел нарочно к ѓодневым к самому обеду,
чтоб застать всех в сборе.  ‘сылаЯсь на сырую погоду,  он выпил из стоЯвшего
на столе графина огромную рюмку водки и проговорил:
     - ‘ейчас получил Я отпуск.
     - Ћтпуск? - повторил Џетр Њихайлыч.
     - „а,  думаю съездить в Џетербург, - продолжал, насколько мог спокойно,
Љалинович.
     - ‚ Џетербург? - спросила уж Ќастенька и побледнела.
     - ‚ Џетербург,  - отвечал Љалинович, и голос у него дрожал от волнениЯ.
- џ  еще  у  кнЯзЯ  получил  письмо  от  редактора:   предлагает  постоЯнное
сотрудничество и  пишет,  чтоб сам приехал войти в личные с ним сношениЯ,  -
прибавил он,  солгав от  первого до последнего слова.  Џетр Њихайлыч сначала
было нахмурилсЯ, впрочем, ненадолго.
     - Џожалуй,  что и надобно съездить... - произнес он, с глубокомысленным
видом.
     - Ђ надолго ли вы думаете ехать? - спросила Ќастенька.
     ‚опрос этот острым ножом кольнул Љалиновича в сердце.
     - ЊесЯца на три, на четыре, - отвечал он.
     - Ќадобно  съездить;  сидЯ  здесь,  ничего  не  сделаешь!..  Ќепременно
надобно!.. - повторил старик, почти совершенно успокоенный последним ответом
Љалиновича.  -  € вы,  пожалуйста,  ЌастасьЯ Џетровна, не отговаривайте: три
месЯца не век! - прибавил он, обращаЯсь к дочери.
     - џ не отговариваю. Ћтчего не съездить, если это необходимо? - отвечала
Ќастенька,  хотЯ на глазах ее навернулись уж слезы и  руки так дрожали,  что
она не в состоЯнии была держать вилки.
     Љалинович вздохнул свободнее.
     "Ќу, не ожидал Я, чтоб так легко это устроилось", - подумал он и, желаЯ
представить свой  отъезд как  очень обыкновенный случай,  принЯлсЯ было быть
веселым,  но не мог: сидевшие перед ним жертвы его эгоизма мучили и обличали
его.   Ќевольно  задумавшись,   он  взглЯдывал  только  искоса  на  ”легонта
Њихайлыча, как бы желаЯ угадать, что у того на душе; но капитан во все времЯ
упорно  молчал.  Џетр  Њихайлыч,  глЯдЯ  на  дочь,  котораЯ была  бледна как
мертваЯ, тоже призадумалсЯ. “шедши после обеда в свой кабинет по обыкновению
отдохнуть,  он,  слышно было,  что не спал: сначала все ворочалсЯ, кашлЯл и,
наконец,  постучал в  стену,  что было всегда длЯ Џалагеи …вграфовны знаком,
чтоб она  ЯвлЯлась.  ’а  пришла,  и  между ними началсЯ шепотом разговор,  в
котором больше слышалсЯ голос Џетра Њихайлыча;  экономка же  отвечала только
своей поговоркой: "ќ... э... э... хе... хе..."
     Њежду тем  оставшиесЯ в  зале  Ќастенька,  Љалинович и  капитан сидели,
погруженные в свои собственные мысли.
     - Џойдемте гулЯть,  мне пройтись хочетсЯ,  - сказала, наконец, вставаЯ,
Ќастенька, обращаЯсь к Љалиновичу.
     ’от посмотрел на нее.
     - •олодно сегоднЯ.  Џожалуй,  еще простудишьсЯ:  что за удовольствие! -
возразил он.
     - Ќет ничего:  Я в теплом платье, - отвечала Ќастенька и стала надевать
шлЯпку.
     Љалинович не трогалсЯ с места.
     - Ђ  вы пойдете с  нами?  -  отнессЯ он к  капитану,  видимо,  не желаЯ
остатьсЯ на этот раз с Ќастенькой вдвоем.
     - Ќикак нет-с!  - отвечал отрывисто капитан и, взЯв фуражку, но позабыв
трубку  и  кисет,  пошел.  „ианка  тоже  поднЯлась  было  за  ним  и,  желаЯ
приласкатьсЯ, загородила ему дорогу в дверЯх. Љапитан вдруг толкнул ее ногою
в  бок  с  такой силой,  что  она  привскочила,  завизжала и,  поджав хвост,
спрЯталась под стул.
     - ‚се вертишьсЯ под ногами...  покричи еще у  менЯ;  удавлю каналью!  -
проговорил,  уходЯ,  ”легонт Њихайлыч,  и  по  выражению глаз его можно было
верить,  что  он  способен был  в  настоЯщую минуту  удавить свою  любимицу,
котораЯ,  как бы понЯв это, спустЯ только несколько времени осмелилась выйти
из-под стула и,  отворив сама мордой двери,  нагнала своего патрона, куда-то
пошедшего  не  домой,  и  стала  следовать  за  ним,  сохранЯЯ  почтительное
отдаление.
     ‚се это Љалинович видел, и все это показалось ему подозрительно.
     "Људа пошел этот медвежонок?" - думал он, машинально идЯ за Ќастенькой,
котораЯ была тоже в  ажитации.  Ѓыстро шла она;  глаза и  щеки у ней горели.
‘коро миновали главную улицу,  прошли потом переулок и очутились, наконец, в
поле.
     - Људа же мы идем?  -  спросил,  наконец,  Љалинович, поднимаЯ голову и
осматриваЯ окрестность.
     - Ќа  могилу к  матушке.  џ  давно не  была  и  хочу,  чтоб  ты  сходил
поклонитьсЯ ей, - отвечала Ќастенька.
     Љалиновича подернуло.
     "—ас от часу не легче!" - подумал он и с чувством невольного отвращениЯ
поглЯдел на видневшеесЯ невдалеке кладбище.  –ерковь его была деревЯннаЯ,  с
узенькими окнами, стекла которых проржавели от времени и покрылись радужными
отливами.  ЌебольшаЯ,  приземистаЯ  колокольнЯ  покачнулась набок.  ‚сЯ  она
обшита была узорно вырезанным тесом,  и  на крыше,  тоже узорной,  росли уже
трава и мох.  Џогост был сплошь покрыт могилами, над которыми возвышались то
белые,  то  черные  деревЯнные кресты.  Џростоту  эту  нарушала одна  только
мраморнаЯ колонка с  горевшим на солнце золотым крестом и  золотой подписью,
поставленнаЯ над  могилой  недавно  умершего  откупщика.  Ќастенька  подвела
Љалиновича к  могиле  матери,  которую  покрывала четвероугольнаЯ из  дикого
камнЯ плита, с иссеченным на верхней стороне изречением: ЏомЯни мЯ, господи,
егда приидеши во царствии твоем.  ‘лова эти начертать на вечном жилище своей
жены придумал сам Џетр Њихайлыч.
     - ЏомолимсЯ!  - сказала Ќастенька, становЯсь на колени перед могилой. -
‘тань и ты,  - прибавила она Љалиновичу. Ќо тот осталсЯ неподвижен. –елый ад
был у него в душе;  он желал в эти минуты или себе смерти, или - чтоб умерла
Ќастенька.  Ќо испытание еще тем не кончилось:  намолившись и  наплакавшись,
беднаЯ девушка взЯла его за руку и положила ее на гробницу.
     - ЏоклЯнись мне,  †ак,  -  начала она,  глотаЯ слезы,  -  поклЯнись над
гробом матушки,  что ты  будешь любить менЯ вечно,  что Я  буду твоей женой,
другом.  €наче мать менЯ не  простит...  џ  третью ночь вижу ее во сне:  она
мучитсЯ за менЯ!
     - Ќастенька!..  Љ  чему  все  эти  мелодраматические сцены?..  …й-богу,
тЯжело и без того! - воскликнул Љалинович, не могший более владеть собой.
     - Ќет,  †ак,  поклЯнись:  это  будет одно длЯ  менЯ утешение,  когда ты
уедешь, - отвечала настойчиво Ќастенька.
     - ЉлЯнусь... - проговорил он.
     € в самый этот момент с шумом выпорхнула из растущей около густой травы
какаЯ-то чернаЯ масса и понеслась по воздуху. Љалинович побледнел и невольно
отскочил. Ќастенька оставалась спокойною.
     - —его же ты испугалсЯ? ќто ворон, - проговорила она.
     - Џодобные сцены хоть у кого расстроЯт нервы, - отвечал Љалинович.
     - ‡а что ж ты сердишьсЯ?
     - џ не сержусь.
     - Ќет,  ты сердишьсЯ. Ќынче ты все сердишьсЯ. Џрежде ты не такой был!..
- сказала со вздохом Ќастенька. - „ай мне руку, - прибавила она.
     Љалинович подал. ‚ойдЯ в город, он проговорил: "‡десь неловко так идти"
и хотел было руку отнЯть, но Ќастенька не пустила.
     - Ќет,  ничего; пойдем так... Џускай все видЯт: Я хочу этого! - сказала
она.
     Љалинович пожал только плечами и всю остальную дорогу шел погруженный в
глубокую задумчивость.  …го неотвЯзно беспокоила мысль:  где теперь капитан,
что он делает и что намерен делать?
     Љапитан действительно замышлЯл не  совсем длЯ  него приЯтное:  выйдЯ от
брата, он прошел к ‹ебедеву, который жил в ‘олдатской слободке, где никто уж
из господ не жил,  и происходило это,  конечно, не от скупости, а вследствие
одного несчастного случаЯ,  который постиг математика на  самых первых порах
приезда его на службу:  целомудренно воздерживаЯсь от всЯкого рода страстей,
он  попробовал  раз  у  исправника  поиграть  в  карты,  выиграл  немного  -
понравилось... и с этой минуты карты сделались длЯ него какой-то ненасытимой
страстью:   он  всюду  начал  шататьсЯ,   где  только  затевались  карточные
вечеринки;  схватывалсЯ с  мещанами и даже с лакеЯми в горку -  и не корысть
его  снедала  в  этом  случае,  но  ощущениЯ игрока  были  приЯтны  длЯ  его
мужественного сердца.  ЏодвизаЯсь таким  образом около  года,  он  наскочил,
наконец,  на известного уж нам помещика Џрохорова,  который, кроме того, что
чисто делал артикулы ружьем,  еще чище их делал картами, и с ним играть было
все равно,  что ходить на медведЯ без рогатины: навернЯк сломает! Ћн порешил
‹ебедева в несколько часов рублей на пЯтьсот серебром.  ‡веролов побледнел и
униженно стал просить поиграть еще с  ним в долг.  Џрохоров согласилсЯ,  и к
утру уж был в выигрыше тысЯч пЯть на ассигнации.
     - Ѓудет!  -  проговорил,  наконец,  математик,  вздохнув,  как  пароваЯ
машина, и тотчас же сходил к маклеру и принес на себЯ вексель.
     Ќеуклонно с  тех  пор  начал  он  в  уплату  долга  отдавать из  своего
жалованьЯ две трети,  поселившись длЯ того в  крестьЯнской почти избушонке и
ограничив свою пищу хлебом,  картофелем и  кислой капустой.  „аже в  гостЯх,
когда предлагали ему чаю или трубку,  он отвечал басом:  "Ќет-с; у менЯ дома
этого нет,  так зачем уж  баловатьсЯ?"  €з  собственной убитой дичи зверолов
тоже никогда ничего не ел,  но,  стараЯсь продать как можно подороже,  копил
только деньгу длЯ кредитора.
     "‡ачем вы  платите?  ‚ас  ведь,  наверное,  обыграли",  -  говорили ему
некоторые.  -  "Ќичего Я не знаю-с;  Я проиграл и должен платить", - отвечал
‹ебедев с стоическою твердостию.
     ‚  тот самый день,  как пришел к нему капитан,  он целое утро занималсЯ
приготовлением себе длЯ стола картофельной муки, которой намолов собственной
рукой около четверика,  пообедал плотно щами  с  забелкой и,  съев при  этом
фунтов пЯть черного хлеба, заснул на своем худеньком диванишке, облаченный в
узенький  ситцевый  халат,   из-под   которого  выставлЯлись  его  громадные
выростковые сапоги  и  виднелась волосатаЯ грудь,  покрытаЯ,  как  у  €сава,
густым  волосом.   ‡астав  хозЯина  спЯщим,   ”легонт  Њихайлыч,   по  своей
деликатности,  вероЯтно бы, в обыкновенном случае ушел домой, но на этот раз
начал будить ‹ебедева, и нужно было несколько сильных толчков, чтоб прервать
богатырский сон зверолова;  наконец,  он  пошевелилсЯ,  приподнЯлсЯ,  открыл
налившиесЯ кровью глаза, протер их и, узнав приЯтелЯ, произнес:
     - Ђ, ваше благородие!
     - €звините, Я вас разбудил, - сказал капитан.
     ЌесмотрЯ на  тесную дружбу,  он  всегда говорил ‹ебедеву,  как  и  всем
другим: вы, и тот отвечал ему тем же.
     - Ќичего-с!  Ћгонька,  Я думаю, вам в трубочку нужно, - сказал ‹ебедев,
окончательно  приходЯ  в  себЯ  и  приглаживаЯ  свои  щетиноподобные волосы,
растопырившиесЯ во всевозможные стороны.
     - Ќет-с,  Я трубку забыл,  -  отвечал капитан, хватаЯсь за пуговицу, на
которой обыкновенно висел кисет.
     - Ќу,   так  садитесь!  -  произнес  математик,  подвигаЯ  одной  рукой
увесистый стул, а другой доставаЯ с окна деревЯнную кружку с квасом, которую
и выпил одним приемом до дна.
     Љапитан сел.
     - Ќу-с,  -  продолжал ‹ебедев,  - а крусановские болота, батенька, мы с
вами прозевали:  в  прошлое воскресенье все казначейство ходило,  и ворон-то
всех, чай, расшугали, а все вы...
     - Ќекогда  было-с,  -  отвечал капитан краснеЯ -  Явный  знак,  что  он
говорил неправду.
     - Ќекогда?..  Љакого черта вы делаете?  -  возразил,  зеваЯ, зверолов и
потЯнулсЯ, напомнив собой в своей избушонке льва в клетке.
     ‘обственно,  на это замечание капитан ничего не ответил,  но, посеменив
руками и ногами, вдруг проговорил:
     - ‘мотритель ваш в Џетербург едет?
     ‹ебедев, кажетсЯ, не обратил на это особенного вниманиЯ.
     - Љак же! Ћтпуск уж получил на четыре месЯца, - отвечал он.
     Ћба приЯтелЯ на некоторое времЯ замолчали.
     - ’еперича они едут в Џетербург, а может, и совсем оттуда не приедут? -
начал капитан больше вопросом.
     - Џрах его побери! Џускай убираетсЯ, куда хочет! - отвечал ‹ебедев.
     Љапитан опЯть посеменил руками и ногами.
     - ’еперича,  хоша бы в доме братца...  —то ж? Ќадобно сказать: они были
принЯты заместо родного сына... - начал он, но голос у него оборвалсЯ.
     - —то говорить! €звестно!.. - подтвердил ‹ебедев.
     - Ђ хоша бы и братец, - продолжал капитан, - не холостой человек, имеет
дочь девицу.
     - €звестно! - повторил ‹ебедев.
     - Ђ хоша бы и здесь,  -  снова продолжал капитан,  -  не темные леса, а
город: не зажмешь каждому рот... мало ли что говорЯт.
     ‹ебедев значительно откашлЯнулсЯ,  или, скорее, рыкнул, понЯв, наконец,
к чему клонит капитан.
     - ђазговоров много идет, - произн