ой, неземной красотой.
   „ни становились длиннее, снег начал оседать. Љаждый день покрывавшаЯ
его ледЯнаЯ корка таЯла, каждую ночь его вновь схватывало морозом;
беглецам приходилось пускатьсЯ в путь с рассветом и идти до поздней ночи,
а среди днЯ, когда подтаЯвший наст проваливалсЯ, не выдерживаЯ их тЯжести,
делать привал. ‘мока временно поразила снежнаЯ слепота, и ‹абискви,
обвЯзавшись ремнем вокруг талии, повела его за собой, точно на буксире. Ђ
когда она сама ослепла от сверкающего снега, уже он повел ее за собою,
обвЯзавшись ремнем. Џолумертвые от голода, они все глубже погружались в
какой-то сон наЯву и все шли и шли по этой воскресающей после зимы, но
пустынной земле, где они были единственными живыми существами.
   Љак ни изнурен был ‘мок, он теперь засыпал со страхом, - горькие и
страшные сны преследовали его в этом безумном сумеречном краю. ‚ечно ему
снилась еда, вечно она была перед ним, у самых губ, - и в последний миг
коварный властитель снов отнимал ее у него. Ћн задавал обеды своим старым
сан-францисским друзьЯм и сам жадно и нетерпеливо следил за всеми
приготовлениЯми, сам украшал стол гроздьЯми винограда с багрЯными осенними
листьЯми. ѓости запаздывали, и, пока он здоровалсЯ с ними, смеЯлсЯ,
отвечал шутками на шутки, его терзало одно желание - скорее сесть за стол.
€ вот он крадетсЯ к столу, никем не замеченный, хватает пригоршню черных
спелых маслин - и, обернувшись, видит перед собою нового гостЯ. Ћстальные
окружают его, и снова смех, шутки, остроты, и все времЯ его сводит с ума
мысль о спелых маслинах, которые он зажал в кулаке.
   Ћн давал немало таких обедов и всЯкий раз оставалсЯ ни с чем. Ћн
посещал пиршества достойные ѓаргантюа, где толпы гостей поедали без счета
целые туши зажаренных быков, выхватываЯ их из огромных жаровен и острыми
ножами отрезаЯ сочные ломти дымЯщегосЯ мЯса. Ћн стоЯл, разинув рот, и
смотрел снизу вверх на длинные рЯды индеек, - их продавали лавочники в
белых фартуках. € все покупали их, кроме ‘мока, а он никак не мог перейти
оживленную, людную улицу и все стоЯл, как прикованный, и смотрел разинув
рот. ‚от он снова ребенок, он сидит на слишком высоком стуле, размахиваЯ
ложкой, а перед ним в больших мисках - молоко и хлеб, и ему никак до них
не дотЯнутьсЯ. ’о он гналсЯ по горным пастбищам за пугливыми телками и
долгие века мучилсЯ в тщетном усилии поживитьсЯ молоком, то в зловонных
подземельЯх дралсЯ с крысами за объедки и отбросы. ‹юбаЯ пища сводила его
с ума, и он бродил по просторным конюшнЯм, где на целые мили тЯнулись
стойла, в них стоЯли откормленные кони, и он искал, где же ведра и
кормушки, куда им насыпают отруби и овес, - искал и не находил.
   ’олько один-единственный раз сон не обманул его. Ћн спассЯ от
кораблекрушениЯ, или, быть может, его высадили на необитаемый остров, и
вот, изголодавшийсЯ, он боретсЯ с грозным тихоокеанским прибоем, отдирает
от скал двустворчатые раковины и тащит их на отмель, где вдоволь сухих
водорослей, выброшенных волнами. Ћн разводит костер и кладет свою
драгоценную добычу на угольЯ. €з раковин бьет пар, створки раскрываютсЯ,
видна мЯкоть, розоваЯ, точно лососина. ’еперь они готовы, и здесь некому
выхватить кусок у него изо рта. Ќаконец-то, думает он сквозь сон,
наконец-то сон сбываетсЯ. Ќа этот раз он поест. Ћн был так уверен в этом -
и все же сомневалсЯ и уже готов был к неминуемому разочарованию: вот
сейчас видение исчезнет... Ќо наконец нежно-розоваЯ мЯкоть, горЯчаЯ,
сочнаЯ, у него во рту. Ћн вонзил в нее зубы. Ћн ест! —удо совершилось! ќто
разбудило его. Ћн проснулсЯ во мраке, лежа на спине, и услышал, что
бормочет, и взвизгивает, и мычит от радости. —елюсти его двигались, он
жевал, во рту у него было мЯсо. Ћн не шевельнулсЯ, и скоро тонкие пальцы
дотронулись до его губ и в рот ему проскользнул новый крохотный кусочек
мЯса. Ќо теперь он не стал есть - и больше от этого, чем от того, что он
рассердилсЯ, горько заплакала ‹абискви и еще долго всхлипывала в его
объЯтиЯх, пока наконец не уснула. Ђ он лежал без сна, изумлЯЯсь, как чуду,
силе женской любви и величию женской души.


   € вот кончились их последние припасы. Ќеприступные вершины остались
позади, уже не так круты были невысокие перевалы, наконец-то открывалсЯ
перед ними путь на запад. Ќо и силы их пришли к концу, еды не осталось ни
крошки, и однажды, проснувшись поутру, они не смогли встать. ‘мок кое-как
поднЯлсЯ на ноги, упал - и уже ползком, на четвереньках стал разводить
костер. Ќо все попытки ‹абискви оказались тщетными, - всЯкий раз она снова
падала, совсем обессиленнаЯ. ‘мок упал подле нее, слабаЯ усмешка тронула
его губы, - зачем же он как заведенный, стараетсЯ разжечь никому не нужный
костер? ѓотовить нечего и гретьсЯ не надо - тепло. ‹асковый ветерок
вздыхает в ветвЯх елей, и отовсюду из-под исчезающего на глазах снега
доноситсЯ звон и пение невидимых ручейков.
   ‹абискви лежала неподвижно, почти без дыханиЯ, и минутами ‘моку
казалось, что она уже мертва. Љ концу днЯ его разбудило беличье цоканье.
‚олоча за собой тЯжелое ружье, он потащилсЯ по талому, размЯкшему снегу.
Ћн то полз на четвереньках, то вставал и, шагнув к белке, падал и
растЯгивалсЯ во всю длину, а белка сердито цокала и неторопливо, словно
дразнЯ, уходила от него. “ него не было сил быстро вскинуть ружье и
выстрелить, а белка ни минуты не сидела спокойно. Ќе раз ‘мок падал в
снежную слЯкоть и плакал от слабости. € не раз огонек жизни готов был
угаснуть в нем и на него обрушивалась тьма. Ћн не знал, сколько времени
пролежал в обмороке в последний раз, но когда очнулсЯ, был уже вечер, он
весь продрог, и мокраЯ одежда, заледенев на нем, примерзла к насту. Ѓелка
исчезла, и, усталый, измученный, он все же кое-как приполз назад к
‹абискви. Ћн так ослабел, что проспал всю ночь мертвым сном и никакие
сновидениЯ не тревожили его.
   ‘олнце уже поднЯлось, все та же белка стрекотала в ветвЯх, когда он
проснулсЯ оттого, что рука ‹абискви коснулась его щеки.
   - Џоложи руку мне на сердце, любимый, - сказала она Ясным, но еле
слышным голосом, прозвучавшим словно издалека. - ‚ моем сердце - любовь,
моЯ любовь в твоей руке.
   Љазалось, прошли часы, прежде чем она снова заговорила:
   - Џомни, на юг дороги нет. Ћлений народ хорошо это знает. €ди на
запад... там выход... ты почти дошел... ты дойдешь...
   ‘мок забылсЯ сном, похожим на смерть, но еще раз ‹абискви разбудила
его.
   - Џоцелуй менЯ, - сказала она. - Џоцелуй, и Я умру.
   - Њы умрем вместе, любимаЯ, - ответил он.
   - Ќет! - —уть заметным, бессильным движением руки она заставила его
замолчать.
   ‘лабый голос ее звучал едва слышно, и все же ‘мок расслышал каждое
слово. ‘ трудом дотЯнувшись до капюшона своей парки, она вытащила из его
складок небольшой мешочек и вложила ему в руку.
   - Ђ теперь поцелуй менЯ, любимый. Џоцелуй менЯ и положи руку мне на
сердце.
   Ћн прижалсЯ губами к ее губам, и снова тьма нахлынула на него, а
когда сознание вернулось, он понЯл, что теперь он один и скоро умрет. € он
устало обрадовалсЯ тому, что скоро умрет.
   Ћн ощутил под рукой мешочек и, мысленно посмеиваЯсь над своим
любопытством, потЯнул завЯзки. €з мешочка посыпались крохи съестного. Ћн
узнал каждую крошку, каждый кусочек - все это ‹абискви украла сама у себЯ.
’ут были остатки лепешек, припрЯтанные давным-давно, когда еще Њак-Љен не
потерЯл мешка с мукой; надкусанные ломтики и обрезки оленьего мЯса и
крошки оленьего сала; заднЯЯ нога зайца, даже не тронутаЯ; заднЯЯ ножка
белой ласки и часть передней ножки; лапка овсЯнки и ее крылышко, которое
‹абискви надкусила, но не стала есть... жалкие огрызки, трагические
жертвоприношениЯ: она отдавала свою жизнь, эти крохи отнимала у нее,
терзаемаЯ голодом, безмернаЯ любовь.
   ‘ безумным смехом он отбросил все это на лед и снова забылсЯ.
   …му приснилсЯ сон. ћкон пересох. Ћн бродил по обнажившемусЯ дну,
среди грЯзных луж и изодранных льдами скал, подбираЯ крупные самородки. €х
тЯжесть начинала утомлЯть его, но тут он открыл, что они съедобные. € он
стал жадно есть. ‚ конце концов что толку было в золоте, которое люди
ценЯт так высоко, если бы им нельзЯ было насытитьсЯ?
   Љогда ‘мок проснулсЯ, настал новый день. ѓлаза уже не застилала
пелена. Ћн больше не ощущал знакомой голодной дрожи во всем теле.
ђадостнаЯ легкость пронизывала все его существо, точно в него вливалась
весна. Ѓлаженное чувство охватило его. Ћн обернулсЯ, чтобы разбудить
‹абискви, увидел ее и вспомнил все. Ћн стал искать глазами крохи пищи,
которые накануне разбросал по снегу. Ћни исчезли. € он понЯл, что это и
были золотые самородки его сна, его бреда. ‚ бреду, во сне он вернулсЯ к
жизни, ибо ‹абискви отдала ему свою жизнь; она вложила ему в руку свое
сердце и открыла ему глаза на тайну, имЯ которой - душа женщины.
   Ћн поразилсЯ тому, что может двигатьсЯ с такой легкостью, - у него
хватило сил отнести ее закутанное в меха тело к обнажившемусЯ на солнце
песчаному откосу, подрубить его топором и похоронить ‹абискви под обвалом.
   ’ри днЯ, не имеЯ больше ни крошки во рту, он пробиралсЯ на запад. Ќа
третий день он свалилсЯ под одинокой елью на берегу большой реки, уже
свободной ото льда, и понЯл, что это Љлондайк. ‘лабость и забытье
одолевали его, но он еще успел развЯзать свою поклажу, улыбнутьсЯ на
прощанье сиЯющему миру и закутатьсЯ в одеЯло.
   ђазбудило его сонное попискиванье. “же наступили сумерки. ‚ ветвЯх
ели у него над головой примостились на ночлег белые куропатки. Ћстрый
голод заставил его действовать, хотЯ все движениЯ его были бесконечно
медленны. „олгих пЯть минут прошло, пока ему удалось наконец поднЯть ружье
к плечу, еще пЯть минут, лежа на спине, он старательно целилсЯ вверх и все
не решалсЯ спустить курок. Џотом выстрелил и промахнулсЯ. Ќи одна
куропатка не упала, но ни одна и не улетела. Ћни только сонно,
бессмысленно копошились и шуршали в ветвЯх. Џлечо у него болело. ‚торой
выстрел пропал, потому что он невольно вздрогнул от боли, нажимаЯ курок.
„олжно быть, в один из этих трех дней он упал и расшиб плечо, хотЯ никак
не мог вспомнить, когда и как это случилось.
   Љуропатки не улетели. Ћн свернул одеЯло, осторожно засунул его между
правым боком и рукой. “перев приклад ружьЯ в этот меховой сверток, он
выстрелил еще раз, и с дерева упала куропатка. Ћн жадно схватил ее, но
мЯса почти не оказалось, - пулЯ крупного калибра вырвала его, оставив
только жалкий комок измЯтых перьев. Ђ куропатки все не улетали, и он
решил: стрелЯть - так только в голову! ’еперь он целил только в голову. Ћн
зарЯжал все снова и снова... Њимо... Џопал! ѓлупые куропатки, которым лень
было улететь, дождем посыпались на него - он отнимал у них жизнь, чтобы
утолить свой голод, чтобы жить. €х было девЯть, и вот наконец он свернул
голову девЯтой. € потом долго лежал, не шевелЯсь, и сам не понимал, почему
он и смеетсЯ и плачет.
   Џервую куропатку он съел сырую. Џотом лег и уснул, и эта поглощеннаЯ
им жизнь вернула к жизни его тело. ‘реди ночи он проснулсЯ, мучимый
голодом, и у него хватило сил развести огонь. „о самого рассвета он жарил
куропаток и ел, и его стосковавшиесЯ от бездельЯ челюсти перетирали в
порошок хрупкие косточки. Џотом он весь день спал, проснулсЯ среди ночи и
снова уснул, и солнце нового днЯ разбудило его.
   ‘ удивлением он увидел, что костер Ярко разгорелсЯ, пожираЯ свежую
порцию хвороста, а сбоку на углЯх стоит закопченный кофейник, окутанный
облаком пара. “ огнЯ, так близко, что ‘мок мог дотЯнутьсЯ до него рукой,
сидел Њалыш, курил самокрутку и пристально всматривалсЯ в лицо друга. ѓубы
‘мока дрогнули, но ему не удалось выговорить ни слова: что-то перехватило
горло, в груди закипали слезы. Ћн протЯнул руку за самокруткой и жадно
вдохнул дым, еще и еще.
   - „авно Я не курил, - негромко, спокойно сказал он наконец. - Ћчень,
очень давно.
   - € не ел, как видно, вон до чего отощал, - ворчливо прибавил Њалыш.
   ‘мок кивнул и показал на белые перьЯ куропаток, раскиданные вокруг.
   - ‡ато недавно поел, - ответил он. - ‚от от чашки кофе Я бы не
отказалсЯ. џ уже забыл, какой у него вкус. € от лепешек не откажусь и от
сала.
   - € от бобов? - подсказал Њалыш.
   - Ќу, бобы - это пища богов! ЋказываетсЯ, Я опЯть изрЯдно
проголодалсЯ.
   Ћдин стрЯпал, другой ел - и между делом они коротко рассказали друг
другу, что с каждым произошло с тех пор, как они расстались.
   - Љлондайк вскрылсЯ, - сказал в заключение Њалыш, - надо было
дождатьсЯ, пока пройдет лед. ‘обрал Я шестерых ребЯт - молодец к молодцу,
ты их всех знаешь, - снарЯдили мы две лодки. „винулись полным ходом, где
шестами отпихивались, где бечевой тЯнули, где волоком волокли. Ќо на
водопадах пришлось бы застрЯть на целую неделю. ’ут Я оставил ребЯт
перетаскивать лодки через скалы. —уЯло мое сердце, что надо
поторапливатьсЯ. Џрихватил побольше еды и пошел. џ так и знал, что отыщу
тебЯ где-нибудь тут еле живого.
   ‘мок кивнул и крепко стиснул Њалыша.
   - —то ж, пойдем, - сказал он.
   - Ќу нет, дудки! - возмутилсЯ Њалыш. - Њы с места не двинемсЯ по
крайней мере днЯ два. ’ебе надо отдохнуть и подкормитьсЯ.
   ‘мок покачал головой.
   - „а ты посмотри на себЯ, - уговаривал Њалыш.
   ‡релище было неутешительное. ‘мок оброс бородой, но видно было, что
лицо у него жестоко обморожено - черно-багровое и все в струпьЯх. ™еки
провалились, и даже сквозь бороду и усы, кажетсЯ, можно было пересчитать
все зубы под натЯнувшейсЯ кожей. ’ак же туго она обтЯгивала и лоб и скулы
под глубоко запавшими глазами. ЉлочковатаЯ борода была не золотистаЯ, как
бы ей полагалось, а грЯзно-чернаЯ, опаленнаЯ у костров на привалах, и всЯ
в копоти.
   - „авай укладывай вещи, - сказал ‘мок. - Њне надо идти.
   - ’ы же слаб, как младенец. ’ы не можешь и шагу ступить. € что за
спешка?
   - Њалыш, Я иду за тем, что всего дороже на Љлондайке, и Я не могу
ждать. ‚от и все. „авай укладывайсЯ. „ороже этого нет ничего в целом мире.
Џеред этим ничто золотые озера и золотые горы, и жизнь, полнаЯ
приключений, это даже лучше, чем быть настоЯщим мужчиной и питатьсЯ
медвежатиной.
   “ Њалыша глаза на лоб полезли от изумлениЯ.
   - Ѓоже милостивый, - сказал он хрипло. - „а ты что? ‘овсем спЯтил?
   - ‚овсе нет. Ќаверно, человеку не мешает хорошенько поголодать, и
тогда у него раскроютсЯ глаза. ‚о всЯком случае, Я научилсЯ видеть. џ
увидел такое... Џрежде мне и не снилось, что это возможно. ’еперь Я знаю,
что такое женщина.
   Њалыш уже открыл рот, губы его насмешливо вздрагивали, глаза
смеЯлись, но ‘мок не дал ему сострить.
   - Ќе надо, - сказал он мЯгко. - ’ы не знаешь, а Я знаю.
   € Њалыш удержалсЯ от шутки.
   - •а, - сказал он, - мне и гадать не надо, и так Ясно, кто она. ‚се
кинулись осушать Ќежданное озеро, а „жой ѓастелл и с места не тронулась.
Ћна сидит в „оусоне и ждет, когда Я вернусь и привезу тебЯ. Ђ если не
привезу, она поклЯлась продать все, что у нее есть, и нанЯть целую армию
охотников, и отправитьсЯ в Ћленью страну, и вышибить дух из старика ‘насса
и всей его орды... Ќо постой, куда же ты, дай Я хоть уложусь, пойдем
вместе!