новый фундамент, - вставила ‘анрей, - так  мало  в  них  вложено
умениЯ или, быть может, веры. € потом, ведь их строили не при ‘арнаке.
   - Ќе при Њортимере ‘мите, - поправил ее ‘арнак.
   - €х строили за сотни лет до него.


   - Ћ религии той или иной эпохи, - сказал ‘арнак,  -  нельзЯ  судить  по
храмам и церквам. ‚ нездоровом теле может скрыватьсЯ многое, от  чего  оно
не в состоЯнии избавитьсЯ. —ем слабее  организм,  тем  менее  он  способен
сопротивлЯтьсЯ образованию патологических и вредных наростов. Ђ между  тем
сами эти наросты могут выглЯдеть куда как нарЯдно и красиво...
   Џопробую рассказать вам сейчас, какое место у нас дома занимала религиЯ
и в чем заключалось мое  религиозное  воспитание.  ‚  Ђнглии  существовало
нечто вроде государственной церкви, котораЯ, впрочем, уже  в  значительной
мере утратила свое влиЯние на общество в целом. ‚ —ерри-гарденс  были  два
англиканских храма: один старый и сравнительно небольшой, с четырехгранной
башней, построенный еще в те  времена,  когда  здесь  была  деревенька,  а
другой новый и просторный, со шпилем. Љроме  того,  у  нас  были  еще  три
христианских  церкви:  одна  принадлежала  конгрегационалистам,  другаЯ  -
методистам,  а  третьЯ  -  римским   католикам   старого   толка.   ЉаждаЯ
претендовала на то, что именно она представлЯет единственно  верную  форму
христианской религии, и каждаЯ имела свЯщенника,  а  большой  англиканский
храм  даже  двух:  викариЯ  и  его  помощника.  “  вас   может   создатьсЯ
впечатление, что в этих  церквах,  как  в  исторических  музеЯх  и  храмах
знаниЯ, которые мы возводим длЯ нашей молодежи, была в самых  волнующих  и
прекрасных формах представлена историЯ человеческой расы, картины  веского
таинства жизни, объединЯющего  нас  всех;  что  церковь  возвышала  людей,
напоминаЯ им о всеобщем братстве и избавлЯЯ от эгоистических побуждений...
Ќо вот послушайте, каким все это представлЯлось мне.
   ‘амых первых религиозных наставлений, полученных мною, Я не помню,  но,
должно быть, еще в раннем детстве Я заучил, как молитву, такой стишок:

   Њилый боженька, молю:
   ’ы услышь мольбу мою.

   € еще  одну  молитву,  в  которой  говорилось  о  чем-то,  чего  нельзЯ
"преступать". џ был  уверен,  что  речь  идет  о  лугах  или  рощах,  куда
посторонним    ходить    запрещаетсЯ.    Ќачиналась     она     совершенно
невразумительными словами: "Ћтче наш, иже еси на небесех, да свЯтитсЯ  имЯ
твое". Љроме того, в ней полагалось молить о "хлебе насущном" и  призывать
"царствие божие". Ћбучила менЯ этим  молитвам  мать  в  неслыханно  раннем
возрасте, и Я повторЯл их каждый вечер,  а  иногда  и  по  утрам.  Њатушка
относилась к этим словам с благоговейным трепетом и помыслить не  могла  о
том, чтобы растолковать мне их смысл, а  когда  мне  вздумалось  попросить
господа о "хлебе насущном" с маслом, она сурово отчитала менЯ.  Џотом  мне
ужасно хотелось узнать, что станетсЯ с доброй королевой  ‚икторией,  когда
наступит "царствие божие", но спросить  об  этом  у  матери  Я  так  и  не
осмелилсЯ. “ менЯ самого мелькала любопытнаЯ  мысль,  что,  пожалуй,  дело
можно бы уладить браком обоих монархов и  что  такой  выход  из  положениЯ
просто никому еще не приходил в  голову.  Ќаверное,  Я  был  тогда  совсем
маленький: ведь добраЯ королева ‚икториЯ скончалась, когда мне  было  пЯть
лет, во времЯ долгой, далекой  и  теперь  почти  уже  забытой  распри  под
названием "‚ойна с бурами".
   Љогда Я подрос  и  стал  ходить  в  церковь  и  воскресную  школу,  мои
младенческие  недоумениЯ  усугубились,   сменившись   затем   равнодушием,
служившим мне своеобразным средством самозащиты...
   „лЯ  моей  матери  самым  напрЯженным  временем  за  всю  неделю   было
воскресное утро. ‘ вечера мы все, если можно  так  выразитьсЯ,  "принимали
ванну" внизу на кухне - все, кроме отца и матери, которые, кажетсЯ, вообще
никогда не мылись целиком - впрочем, не берусь утверждать. ‚ставали  мы  в
воскресенье немного позже, чем  всегда,  облачались  в  "чистую  смену"  и
"выходное" платье.  ‹юди  в  те  времена  навьючивали  на  себЯ  ужасающее
количество всЯкой одежды, потому что  их  хилые  тела  не  выдерживали  ни
холода, ни  сырости.  ‡автракали  наспех,  кое-как,  в  предвидении  более
значительных  событий.  Џотом,  поджидаЯ,  когда  наступит  времЯ  идти  в
церковь, мы рассаживались по углам, подальше от греха, стараЯсь не  измЯть
и не выпачкать ненароком платье, и притворЯлись, что  с  интересом  читаем
какую-нибудь из десЯтка книг, составлЯвших нашу домашнюю библиотеку.  Њать
тем временем занималась  приготовлением  воскресной  трапезы,  чаще  всего
жаркого. ЊоЯ старшаЯ сестра относила мЯсо на сковороде к пекарю,  что  жил
через дом от нас, и тот сажал его в духовку, чтобы оно зажарилось, пока мы
будем в церкви. Џоследним вставал отец, поЯвлЯЯсь перед нами в непривычном
виде: с гладко причесанной  на  пробор  головой,  в  черном  пиджаке,  при
крахмальном воротничке, манишке и манжетах. Ќас почти  всегда  задерживало
какое-нибудь непредвиденное обстоЯтельство: то  у  одной  из  моих  сестер
обнаруживалась дыра на чулке, то у менЯ никак не застегивались  ботинки  и
никто не мог найти крючок длЯ застежек, то  куда-то  исчезал  молитвенник.
‚се  это  создавало  атмосферу  лихорадочной  суеты.  Ќаступали  тревожные
мгновениЯ,  когда  смолкал  перезвон  церковных  колоколов  и   раздавалсЯ
монотонный благовест.
   - Ћ-ох! ЋпЯть мы опоздаем! - приговаривала мать. - ЋпЯть опоздаем...
   - Ќу, мы с Џру пошли, - объЯвлЯл отец.
   - € Я! - подхватывала ”анни.
   - ‘начала крючок найдешь, мисс разгильдЯйка, - останавливала ее мать. -
џ-то знаю, что он был у тебЯ.
   ”анни пожимала плечами.
   - Ќе пойму, неужели нельзЯ завести  ботинки  на  шнурках,  как  у  всех
нормальных детей? - некстати вставлЯл отец.
   Њать, белаЯ как полотно от усталости и спешки, возмущалась:
   - Ќа шнурках? ќто в его-то годы! џ уж не  говорю,  что  он  все  шнурки
пообрывает...
   - Ђ что это там на комоде? - резко перебивала их ”анни.
   - Ђга! ‡нала, стало быть!
   - ѓлаза на месте, вот и все.
   - ”у ты, ну ты! …й слово - она десЯть! Ђх ты, дрЯннаЯ девчонка!
   ”анни опЯть пожимала плечами и отворачивалась к окну. ѓнев  матери  был
вызван причиной куда более серьезной, чем  затерЯвшийсЯ  крючок.  Ќакануне
"мисс разгильдЯйка" загулЯлась дотемна - с точки зрениЯ моей матушки,  это
был, как вы потом поймете, страшный проступок.
   ’Яжело дыша, мать с раздражением застегивала мне ботинки, и мы  наконец
трогались в путь: впереди,  ухватившись  за  руку  отца,  шествовала  Џру;
немного поодаль с презрительно-независимым видом  шла  ”анни,  а  за  ними
семенил Я, изо всех сил стараЯсь выдернуть свою ручонку  в  белой  нитЯной
перчатке из цепких материнских пальцев.
   “ нас было, как говорили тогда, свое "место" в церкви: длиннаЯ скамьЯ с
подушечками, перед ней - узкий пюпитр  длЯ  молитвенников,  приделанный  к
спинке передней скамьи. Њы гуськом пробирались к нашему месту,  преклонЯли
колени и затем поднимались. ’еперь мы были готовы  к  отправлению  обрЯда,
именуемого "заутреней".


   ‚ самом этом обрЯде опЯть-таки было немало удивительного. Њы  читаем  в
наших книгах по истории про церкви  и  богослужениЯ  и  упрощаем  картину,
идеализируем ее; мы принимаем все, как выражались тогда, за чистую монету.
Њы думаем, что люди до конца понимали странные догматы древних  религий  и
верили в них, что они веровали бесхитростно и горЯчо и хранили  в  сердцах
таинственную систему иллюзий и утешений,  которую  даже  теперь  стремЯтсЯ
возродить иные из нас. Ђ между тем жизнь всегда сложнее любых  изображений
или описаний. —еловек в те дни был склонен запутывать и усложнЯть свои  же
собственные  идеи,  забываЯ  о  главном  ради  второстепенного,   подменЯЯ
сознательные действиЯ повторением и привычкой, терЯЯ и  предаваЯ  забвению
первоначальную мысль. ‡а столетиЯ, минувшие с тех пор, жить  стало  проще,
потому что все стало Яснее. ‚ старые времена жизнь была усложнена тем, что
в нас самих было так мало простоты. €так, по воскресеньЯм мы восседали  на
нашей церковной  скамье  в  привычно-благочестивых  позах,  не  вдумываЯсь
по-настоЯщему в то, что делаем, не вникаЯ в речи свЯщенника, улавливаЯ  их
смысл скорее чутьем, чем сознанием, а мысли наши  текли  неторопливо,  как
вода  из  дырЯвого  сосуда.  €сподтишка  мы  зорко  следили  за  соседЯми,
прекрасно знаЯ, что и они  с  таким  же  вниманием  разглЯдывают  нас.  Њы
вставали с мест, опускались на колени, снова садились, как  того  требовал
церковный ритуал. џ, как  сейчас,  отчетливо  слышу  долгий  и  нестройный
шелест, возникавший в церкви, когда молЯщиесЯ вразброд поднимались с  мест
или усаживались на скамьи.
   ‚ то утро служба состоЯла из молитв наших свЯщенников - викариЯ  и  его
помощника, - вопросов, чередующихсЯ с ответами прихожан, пениЯ  псалмов  и
церковных гимнов и чтениЯ отрывков из  иудейско-христианской  библии.  ќта
пестраЯ программа завершалась проповедью.  ‡а  исключением  проповеди  все
богослужение шло в определенной последовательности, заранее намеченной  по
молитвеннику. Њы перескакивали с одной страницы молитвенника на другую,  и
какого непомерного умственного напрЯжениЯ стоило  малышу  моих  лет  найти
нужное место, особенно когда рЯдом с ним по одну сторону сидит  ревностнаЯ
матушка, а по другую - сестрица Џру.
   ‘лужба начиналась на мрачных нотах и в  том  же  мрачном  тоне  шла  до
конца. ‚се мы были несчастные грешники, преисполненные всЯческой  скверны,
мы кротко недоумевали, отчего наше божество не применЯет  по  отношению  к
нам самых жестоких мер. Ћдна из частей богослужениЯ называлась литанией; в
ней свЯщенник долго и с чувством перечислЯл  все  бедствиЯ,  какие  только
могут быть уготованы роду человеческому: войны, мор, голод, - а паства  то
и дело прерывала его восклицанием "ѓосподи,  помилуй!",  хотЯ  естественно
было бы предполагать, что все эти проблемы  скорее  входЯт  в  компетенцию
наших международных организаций и учреждений по здравоохранению и питанию,
чем в компетенцию всевышнего. ‡атем свЯщенник,  совершающий  богослужение,
переходил к молитвам за королеву и правителей, за урожай, за еретиков,  за
обездоленных и странников, находившихсЯ, насколько Я мог понЯть, в  крайне
бедственном положении из-за  преступной  нерадивости  свЯтого  провидениЯ.
ЊолЯщиесЯ  поддерживали  стараниЯ  своего  пастырЯ  возгласами:  "ѓосподи,
услыши  нас!"  ѓимны  были  весьма  различны  по  качеству  и  чаще  всего
представлЯли собою безудержные  восхвалениЯ  творца,  изобиловали  ложными
рифмами и грубыми ошибками в  размере.  Њы  без  тени  иронии  благодарили
всевышнего за дарованные нам "блага", хотЯ, разумеетсЯ, всемогущий господь
вполне мог бы избавить нас от обЯзанности приносить ему  благодарность  за
убогое зеленное "дело" в —ерри-гарденс,  за  труды  и  волнениЯ  матери  и
заботы отца.
   ‚ сущности же, всЯ  служба  сводилась  к  тому,  чтобы  под  прикрытием
льстивых похвал обожаемому боженьке огульно свалить на него  вину  за  все
людские  невзгоды  и  снЯть  с  человечества   какую   бы   то   ни   было
ответственность за  все  неурЯдицы  и  несчастьЯ  на  свете.  €  так  одно
воскресенье за другим по всей стране, почти по всему миру с песнопениЯми и
гимнами, молебствиЯми и проповедЯми юным прихожанам вбивали в головы,  что
человек  беспомощен,  ничтожен,  что  он  лишь  жалкаЯ  игрушка  в   руках
своенравного, капризного, тщеславного и неодолимого  божества.  Њысль  эта
проникала в сознание сквозь  защитную  броню  рассеЯнности  и  невниманиЯ,
которой мы инстинктивно ограждали себЯ от  церковной  службы.  ќтот  поток
внушений заслонЯл  от  нас  солнце  жизни,  мешал  видеть  удивительное  и
чудесное, отнимал у нас дух смелости. Ќо так  чужда  человеческому  сердцу
была эта доктрина самоуничижениЯ, что прихожане, сидевшие рЯдами на  своих
скамьЯх, большей частью выполнЯли все, что от них требовалось, машинально:
вставали, опускались на колени, хором вторили пастырю, пели, - а мысли  их
были занЯты тысЯчами разных разностей, куда более  близких  и  интересных.
Ћни рассматривали соседей, обдумывали свои дела, строили планы развлечений
и предавались мечтам.
   Џорою, - правда, не всЯкий раз - в службу были вкраплены куски  другого
обрЯда, который называлсЯ свЯтым причастием и  представлЯл  собой  не  что
иное, как остаточную и стертую форму католической мессы, всем нам знакомой
по книгам. ‚ то времЯ, девЯтнадцать столетий  спустЯ  после  возникновениЯ
христианства, христианский мир все еще  тщилсЯ  избавитьсЯ  от  наваждениЯ
мистической и кровавой жертвы, забыть предание  об  убиении  богочеловека,
древнее,  как  первобытнаЯ  мотыга,  как  первые  человеческие  поселениЯ.
ЂнгликанскаЯ церковь была в такой мере продуктом одновременно  компромисса
и традиции, что в двух ее храмах, действовавших в —ерри-гарденс, подход  к
причастию был  диаметрально  противоположным.  ‚  новой  и  пышной  церкви
св.€уды его значение непомерно раздувалось, его называли мессой; стол,  за
которым оно происходило, именовалсЯ алтарем; преподобного мистера  ‘нейпса
величали  свЯтым  отцом  и  вообще   всЯчески   придерживались   древнего,
Языческого  толкованиЯ.  ‚  маленьком  старом  храме  св.Ћзиса  свЯщенника
называли пастором, алтарь - столом  господним,  а  причастие  -  господней
вечерей, категорически отрицали ее  мистическое  значение  и  свели  ее  к
простой формальности, соблюдаемой в  памЯть  о  житии  и  смерти  учителЯ.
„авний разлад между ветхими церковными обрЯдами и новой жизнью,  открывшей
человечеству три или четыре столетиЯ назад путь к  умственной  и  духовной
свободе, был совершенно недоступен пониманию бедного  мальчугана,  который
то ерзал, то "вел себЯ прилично" на семейной скамье. ‚  моем  младенческом
представлении свЯтое причастие означало лишь  одно:  что  церковнаЯ  скука
затЯнетсЯ дольше обычного. ‚ те дни Я наивно верил в чудодейственную  силу
молитв и, не задумываЯсь о греховном значении такой просьбы, истово шептал
вслед за  вступительными  фразами  заутренней  службы:  "„ай  боже,  чтобы
причастиЯ не было. „ай боже, чтобы причастиЯ не было".
   Ќачиналась  проповедь  -  собственное  творение  преподобного   мистера
‘нейпса и вместе с тем единственное во всей службе место, которое не  было
установлено и предписано заранее, повторено уже тысЯчу раз.
   Њистер ‘нейпс  был  моложавый,  розовощекий  мужчина  с  розово-рыжим-и
волосами, елейным голосом  и  блаженно-самодовольным  выражением  пухлого,
гладко выбритого лица, мелкие черты  которого  напоминали  уютную  семейку
шампиньонов. ЏереворачиваЯ страницы своей рукописи,  он  имел  обыкновение
откидывать просторный белый рукав стихарЯ, картинно  воздеваЯ  свою  белую
длань, чем  всЯкий  раз  вызывал  во  мне  прилив  отвращениЯ,  жгучего  и
необъЯснимого, какое испытываешь только в детстве. џ напрЯженно ждал этого
жеста и весь передергивалсЯ, когда видел его.
   Џроповеди были так малодоступны моему пониманию, что Я не  могу  сейчас
даже сказать, о чем в них  говорилось.  ’олковал  мистер  ‘нейпс  о  таких
материЯх, как "благодать свЯтого причащениЯ" и  "преданиЯ  свЯтых  отцов",
рассуждал о каких-то "пиршествах церковных", хотЯ единственным намеком  на
пир в церкви было разве что блюдо длЯ  подаЯний.  Ћсобенно  носилсЯ  он  с
пришествием, богоЯвлением и троицыным днем  и,  переходЯ  от  этих  тем  к
современности, всегда пользовалсЯ одной и той же заученной  фразой:  "€  у
нас с вами, возлюбленные братьЯ и сестры, в нынешние дни  тоже  есть  свои
пришествиЯ и свои богоЯвлениЯ". € он начинал рассказывать о предполагаемом
посещении ‹оуклифа королем  ќдуардом  или  недавних  дебатах,  посвЯщенных
епископу Ќатальскому или епископу ‡анзибарскому. ‚ы не представлЯете себе,
как далеки были эти рассуждениЯ от всего, что могло  иметь  хоть  малейшее
отношение к нашей повседневной жизни...
   Ќо вот внезапно, когда мальчуган на скамье уже терЯл последнюю надежду,
что этот плавный голос когда-нибудь умолкнет, наступала короткаЯ  пауза  и
раздавались благословенные слова избавлениЯ:
   - Ђ теперь во имЯ отца и сына...
   ‚се! Ќаконец-то! –ерковь приходила в  движение.  Њы  встрЯхивались,  мы
вставали с мест. Џотом снова опускались на колени, застывали на  мгновение
в молитвенной позе, торопливо расхватывали шлЯпы, пальто, зонтики,  и  вот
мы на свежем  воздухе!  ‘огласный  топот  ног  по  тротуару,  толпа  тает,
разбредаетсЯ, кто в одну сторону, кто в другую, чопорные поклоны знакомым,
Џру бежит к пекарю за воскресным обедом, а мы - прЯмо домой.
   Ћбыкновенно из-под праздничного жаркого аппетитно  выглЯдывали  смуглые
картофелины,  а  на  третье  иной  раз  подавали  фруктовый  торт.  ‚есной
поЯвлЯлсЯ ревень. “ нас считалось, что он особенно  полезен  мне,  и  менЯ
всегда заставлЯли съедать гигантские порции ревеневого  пирога,  а  Я  его
терпеть не мог.
   Џосле обеда - либо воскреснаЯ школа, либо "детскаЯ служба". ‚троем,  на
этот раз уже без родительского надзора, мы брели к зданию школы или  снова
в церковь, чтобы совершенствовать свои познаниЯ в тонкостЯх нашей веры.  ‚
воскресной  школе  нас  ждали  малообразованные,  неподготовленные   люди:
волосатый глухой старик по имени ‘пендилоу и другие; по буднЯм один из них
был продавцом в магазине, другой - клерком с аукциона...  Ќас  собирали  в
классах и начинали разглагольствовать о сомнительном житье-бытье и деЯниЯх
королЯ израильского „авида, об Ђврааме, €сааке и €акове,  о  неблаговидном
поведении царицы €езавели и тому  подобных  материЯх.  Џели  мы  в  унисон
несложные гимны. €ногда наши наставники говорили о творце вселенной, но не
понимали, в сущности, о чем говорЯт; они рассказывали о нем, как о  ловком
фокуснике, который проделывал чудеса и  мог  устроить  человеку  побег  из
могилы. ’ак, по их словам, были спасены и мы,  вопреки  очевидному  факту,
что ни о каком спасении, применительно к нам, не могло быть и речи. “чение
•риста, как вы знаете, было две тысЯчи лет погребено под этими россказнЯми
о чудесах и воскресении из мертвых. Ћн был светоч,  сиЯвший  во  тьме,  но
тьма  не  ведала  того.  Ћ  великих  истоках  жизни,  о  ее   прошлом,   о
происхождении рода человеческого и постепенном познании мира, о страхах, о
темных  суевериЯх  и  первых  лучах  торжествующей  правды,  обуздании   и
возвышении  человеческих  страстей  век  от  века,  о   богоравном   труде
исследователЯ и чуде открытиЯ, о неразбуженной красоте наших тел и  чувств
- обо всем этом даже речи не было. Ќе говорили с нами о близких опасностЯх
и дальних горизонтах, к которым ощупью, трагически оступаЯсь, но озаренные
Яркими зарницами надежд, свершали в те дни свой путь  сыны  и  дочери  все
более многочисленного рода человеческого. Њы даже не слыхали о том, что на
свете существует человечество с единой душою и  в  конечном  счете  единой
судьбой. Ћни бы в ужас пришли, эти наши учителЯ, если б  услышали,  что  в
воскресной  школе  ведутсЯ  подобные  речи.  Ћни  сочли  бы   это   верхом
неприличиЯ.
   - € заметьте, - сказал ‘арнак, - лучшего способа подготовить ребенка  к
вступлению в жизнь тогда не  существовало.  ‘таренькую  церквушку  -  храм
св.Ћзиса - держал в руках преподобный ’омас  Ѓендертон,  который  разогнал
свою и без  того  немногочисленную  паству,  угрожаЯ  ей  в  громоподобных
проповедЯх  всеми  муками  ада.  ЊоЯ   матушка,   напуганнаЯ   постоЯнными
разговорами о дьЯволе, сбежала от  него  в  церковь  св.€уды.  €злюбленной
темой его проповедей был грех идолопоклонства. ђассуждаЯ об этом предмете,
он никогда  не  забывал  с  особым  чувством  упомЯнуть  рЯсу,  в  которую
облачалсЯ мистер ‘нейпс,  отправлЯЯ  обрЯд  свЯтого  причащениЯ,  а  также
какие-то непонЯтные манипулЯции, которые наш пастырь проделывал на  свЯтом
престоле над хлебцами и каплЯми вина.
   —то творили и чему учили в своих молитвенных домах, храмах и воскресных
школах конгрегационалисты и методисты,  Я  не  слишком  себе  представлЯл,
потому что моЯ мать лишилась бы чувств от суеверного ужаса, если б Я  хоть
раз осмелилсЯ близко подойти к месту их собраний. Ћднако Я  знал,  что  их
богослужение не что иное, как упрощенный вариант нашего, но в нем еще реже
вспоминают о  причастии  и  еще  чаще  -  о  дьЯволе.  ‚прочем,  мне  было
доподлинно известно, что методисты особенно упирают  на  то,  что  большаЯ
часть человечества, покончив с лишениЯми и несчастьЯми мира сего, осуждена
на вечные и изощренные муки в аду. “знал Я об  этом  от  юного  методиста,
мальчугана  чуть  постарше  менЯ,  который  поделилсЯ   со   мною   своими
опасениЯми, когда мы однажды пошли прогулЯтьсЯ в Љлифстоун.
   Њетодист сопел носом, сутулилсЯ и был обмотан длинным  белым  шерстЯным
кашне - подобную фигуру уж сотни лет не встретишь на земле. Њы  шли  вдоль
бульвара, протЯнувшегосЯ по краю обрыва, мимо эстрады длЯ  оркестра,  мимо
людей,  небрежно  развалившихсЯ  в  шезлонгах.  ‚дали,  за  густой  толпой
гулЯющих,   разодетых   в   нелепые    праздничные    нарЯды,    виднелись
мертвенно-серые рЯды жилых домов. ‡десь мой спутник и  начал  давать  свои
показаниЯ:
   - Њистер  Њоулсли,  он,  знаешь,  что  говорит?  „ень  страшного  суда;
говорит, может наступить с минуты на минуту. Њы еще до того краЯ  полЯ  не
дойдем, а уж он тут как тут. Џридет во пламени и сиЯнии. € всех этих людей
начнут судить...
   - ЏрЯмо как они есть?
   - „а, прЯмо как есть. ‚от ту тетку с собачкой и  того  жирного  -  вон,
видишь, спит в плетеном кресле, и... и полисмена.
   Ћн запнулсЯ, немного оторопев от собственной  дерзости  в  истолковании
древнеиудейского пророчества.
   - € полисмена, - повторил он. - Ќа одну чашу положат  добрые  дела,  на
другую - злые, а потом ЯвЯтсЯ черти  и  будут  пытать  грешников.  €  того
полисмена. Ѓудут его жечь и резать на куски. € всех  так.  “х,  и  страшно
будут пытать...
   ‚ таких подробностЯх доктрины христианства мне излагались впервые. ЊенЯ
обуЯл страх.
   - Ђ Я спрЯчусь, - объЯвил Я.
   - Ѓог тебЯ  все  равно  увидит,  -  убежденно  произнес  мой  маленький
приЯтель. - “видит и скажет чертЯм.  Ћн  и  сейчас  видит,  какие  у  кого
грешные мысли...
   - € люди в самом деле верили в такой вздор? - воскликнула ‘анрей.
   - ’ак же, как и во все прочее, - сказал  ‘арнак.  -  ќто  звучит  дико,
согласен, но  именно  так  обстоЯло  дело.  ‚ы  отдаете  себе  отчет,  как
проповедь подобных учений калечила, уродовала мозг, созревающий  в  хилом,
зараженном болезнЯми теле?
   - Ќаверное, все-таки мало кто верил  в  такую  Явную  чепуху,  как  эта
сказка про ад, - заметил ђейдиант.
   - Ѓольше, чем ты думаешь. Ќемногими, разумеетсЯ, эта идеЯ долго владела
с такой силой - люди просто сошли бы с ума, - но где-то в глубине сознаниЯ
она жила у многих. Ђ другие... Ћтношение большинства людей к басне о  том,
как устроен мир, можно было назвать пассивным неприЯтием. Ћни не  отрицали
ее, но отказывались свЯзать эту идею с общим строем своих мыслей. ’о  было
своеобразное омертвение ткани, неживой рубец именно там, где  должно  было
бы возникнуть понимание судеб человечества, видение жизни за рамками жизни
отдельного человека.
   Њне трудно описать вам состоЯние ума, которое  складывалось  у  нас  по
мере того, как мы  взрослели.  —то-то  в  юном  сознании  было  надломлено
церковными догмами, мозг был уже неспособен созреть и  стать  полноценным,
гибло какое-то зерно, которое могло бы дать  ростки.  ‚озможно,  мы  и  не
усваивали по-настоЯщему такую, выражаЯсь твоими словами, Явную чепуху, как
эта сказка про ад, и не верили ей, но вред, нанесенный ею нашему сознанию,
очевиден: мы росли без живой веры, без цели. џдром нашего религиозного "Я"
был этот затаенный страх ада. Њало кто из нас решалсЯ вытащить его на свет
божий и разобратьсЯ в  нем  трезво  и  прЯмо.  ‡атрагивать  подобные  темы
считалось признаком дурного тона, да и вообще  не  принЯто  было  серьезно
обсуждать самые  основные  проблемы  жизни,  говорить  вслух  о  вере  или
неверии.  Њожно  было  уклончиво   намекать.   €ли   шутить.   Ѓольшинство
серьезнейших достижений было сделано под спасительным прикрытием шутки.
   ‚  умственном  отношении   мир,   окружавший   Њортимера   ‘мита,   был
заблудившимсЯ миром. Ћн рыскал, тычась носом туда и сюда, как пес, который
сбилсЯ со следа. „а, люди того времени  имели  много  общего  с  нынешними
людьми в смысле своих возможностей, но  они  были  нездоровы  умственно  и
физически, сбиты с толку и растерЯны. Ќам, вышедшим из этой тьмы на  свет,
идущим по прЯмой и Ясной дороге, кажетсЯ почти непостижимым этот  душевный
сумбур, эта путаница и непоследовательность в мыслЯх и поведении. Ќам не с
чем сравнить подобное состоЯние ума: ничего похожего на него в нашем  мире
не сохранилось.


   џ, кажетсЯ, уже упоминал о том, что вселенную моего  детства  с  севера
замыкала грЯда холмов. ‡адолго до  того  как  мне  удалось  в  первый  раз
вскарабкатьсЯ на них, Я уже начал мечтать и строить  догадки  о  том,  что
скрываетсЯ по ту сторону. ‹етом за северо-западным  краем  грЯды  садилось
солнце и за холмами полыхало  слепЯщее  золотое  зарево,  а  Я,  помнитсЯ,
вообразил, будто там как раз и помещаетсЯ пресловутый страшный  суд  и  то
самое  царствие  небесное,  в  которое   нас   когда-нибудь,   разумеетсЯ,
торжественной процессией и с хоругвЯми поведет наш мистер ‘нейпс.
   Џервое восхождение на этот рубеж Я совершил лет, должно быть, восьми. ‘
кем и как Я туда добиралсЯ, Я  забыл,  но  зато  мне  запомнилось  чувство
острого разочарованиЯ, когда Я увидел  на  той  стороне  длинный  и  очень
пологий склон, а  внизу  -  полЯ,  живые  изгороди,  стада  крупных  овец,
пасущихсЯ на лугах, и больше ничего!  —то  Я  ожидал  увидеть,  право,  не
помню. ‚ тот раз Я, вероЯтно, ничего не успел разглЯдеть, кроме того,  что
было на переднем плане, и только после многих таких вылазок стал  замечать
разнообразие ландшафта, простиравшегосЯ  далеко  на  север.  Ђ  отсюда,  и
правда, открывались бескрайние дали! ‚ Ясные дни видны были голубые  холмы
миль за двадцать, леса и парки, коричневые борозды  пашен,  превращавшиесЯ
летом в золотистые нивы, деревенские церквушки, окруженные густой зеленью,
зеркальный блеск прудов и озер. Ђ с южной стороны, чем выше мы  взбирались
на холмы, тем дальше уходил горизонт, тем шире  становилась  полоса  морЯ.
Ћбратил мое внимание на эту странность мой отец, когда впервые взЯл менЯ с
собой на ту сторону.
   - Љак высоко ни заберешьсЯ, ѓарри, сынок, - сказал отец, -  туда  же  и
море за тобой. ‚от оно, глЯнь-ка, вровень с нами, а ведь мы вон  насколько
поднЯлись над —ерри-гарденс. € все  равно  ему  —ерри-гарденс  никогда  не
затопить. Ђ почему, ѓарри? Џочему  море  не  затопит  —ерри-гарденс,  хотЯ
свободно могло бы? Ќу-ка, скажи!
   џ не знал.
   - Џровидение! - с торжеством произнес отец. - ‚се оно.  Џровидение  его
держит. Ќе пускает море дальше той черты. Ђ  во-он  там,  глЯди,  до  чего
Явственно, - там ”ранциЯ.
   € Я смотрел на ”ранцию, которую действительно было  видно  на  редкость
Ясно.
   - ‚от и ”ранциЯ, скажем: то ты ее видишь, а то нет, - продолжал отец. -
‚ этом тоже урок есть, сыночек, длЯ того, кто хочет понЯть, что к чему.
   Џо воскреснем днЯм, будь то летом  или  зимою,  отец  имел  обыкновение
сразу после чаЯ совершать прогулку напрЯмик через холмы, за шесть с лишним
миль от нашего дома, в —ессинг •енгер. џ  знал,  что  он  ходит  проведать
дЯдюшку „жона, брата моей матери -  дЯдю  „жона  „жулипа,  который  служил
садовником у лорда Ѓрэмбла, владельца чессингхенгерского  парка.  Ќо  лишь
когда отец стал брать менЯ с собой, Я начал догадыватьсЯ, что движет им не
только родственное (со стороны жены) чувство или  потребность  в  моционе,
естественнаЯ длЯ лавочника,  который  вынужден  по  целым  днЯм  сидеть  в
четырех стенах. ‘ первой же совместной прогулки Я вонЯл, что разгадка этих
походов кроетсЯ  в  тех  благах  земных,  с  которыми  мы  возвращались  в
—ерри-гарденс. ‚ уютном домике садовника нас неизменно поджидали с ужином,
и так же неизменно, собираЯсь в обратный путь,  мы  прихватывали  с  собою
скромно упакованную и необременительную ношу: цветы, фрукты  или  овощи  -
сельдерей,  горох,  баклажаны,  грибы  -   словом,   всЯкую   всЯчину,   и
возвращались в свою лавочку в сумерках  или  при  лунном  свете,  порой  в
полной темноте, а иногда под моросЯщим дождем - как  придетсЯ,  смотрЯ  по
погоде и времени года. „орогой отец молчал или негромко насвистывал,  или,
сочетаЯ приЯтное с полезным, ораторствовал  о  чудесах  природы,  красотах
добродетели и благодеЯниЯх, которыми  осыпает  человека  провидение.  ’ак,
однажды лунной ночью он пустилсЯ в рассуждениЯ о луне.
   - ЏоглЯди-ка, ѓарри, сынок, - говорил отец. - ‚идишь, -  вымерший  мир.
‘ловно бы череп торчит наверху, лишенный всего живого,  то  есть,  как  бы
сказать, своей души. Ѓезволосый, безусый -  ни  тебе  деревьев,  ничего  -
голый и мертвый на веки вечные. ‘ухой, как кость. €  всех,  кто  там  жил,
тоже нет. Џрах и пепел. Ќикого.
   - Ђ куда они делись, па?
   - Џредстали  перед  страшным  судом,  -  высокопарно  ответствовал  мой
родитель. - ‚се до одного: короли, зеленщики - всех судили, всех разделили
на агнцев и козлищ, и каждому уготовано  либо  небесное  блаженство,  либо
муки ада, соразмерно содеЯнному злу. ’ак-то, ѓарри. Ќа одну чашу -  грехи,
на другую - добрые дела. - „олгаЯ пауза. - Ђ жаль.
   - —его жаль, па?
   - —то все кончено. Ќеплохо бы взглЯнуть наверх и увидеть, как они  себе
там бегают. ‚се-таки  веселей.  Ќо  пути  господни  неисповедимы,  не  нам
подвергать их сомнению. ’огда мы, думаетсЯ, зевали бы все времЯ на луну, а
сами только спотыкались бы и разбивали себе носы... “видишь что-нибудь  на
свете, ѓарри, и думаешь, что не так  устроено,  как  надо,  а  пораскинешь
мозгами и поймешь, что тебе умней не придумать. Џровидение, оно знает, что
к чему. Ќам с тобой его не раскусить. € не прижимай  так  сильно  груши  к
боку, сынок, это "вильЯмс" - нежный сорт, они этого не любЯт...
   ‚есьма свободно толковал отец и  о  любопытных  привычках  животных,  о
повадках перелетных птиц.
   - Ќам с тобой, ѓарри, освещает дорогу разум. „лЯ того  и  дан  человеку
здравый рассудок. Ђ звери, птицы, черви там разные, у них главное в  жизни
- инстинкт. Ћни если что-нибудь делают, то просто  чуют  -  надо,  мол,  и
точка. Ћтчего, скажем, кит - в море, а птица  -  в  небе?  ЋпЯть-таки  он,
инстинкт. Ђ человека ноги несут, куда повелел разум.  ‡верЯ  не  спросишь:
"Џочему ты так поступил, а не эдак?" „ашь ему пинка, и все тут. Ђ человека
спросишь, и он тебе должен ответить, на то он разумное существо. Џотому  и
тюрьмы у нас заведены и наказаниЯ, потому что мы ответчики за свои  грехи,
ѓарри. ‡а любой грех с нас спроситсЯ, большой  или  маленький,  все  равно
отвечай. Ђ зверь - с него что спросишь? Ћн невиннаЯ  тварь.  „ашь  ему,  и
все, или так отпустишь... - Ћтец помолчал. - Љроме собак и  иногда  котов,
старых. - Ћн снова углубилсЯ в свои воспоминаниЯ. - џ знавал таких  котов,
ѓарри, сынок; истинно - грешники.
   € он пускалсЯ в пространные рассуждениЯ о чудесных свойствах инстинкта.
   Ћн рассказывал о том, как ласточки, скворцы, аисты по велению инстинкта
совершают перелеты за тысЯчи миль, тонут  в  пути,  разбиваютсЯ  о  маЯки,
гибнут и все-таки летЯт.
   - €наче они бы все перемерзли на старом месте, ѓарри. €ли померли бы  с
голоду, - объЯснЯл отец.
   ЃлагодарЯ инстинкту, говорил он, каждаЯ  птица  знает,  какое  ей  вить
гнездо, хотЯ ее никто этому не учил, никто никогда не показывал.  €нстинкт
заставлЯет кенгуру носить своих детенышей в сумке,  человек  же,  существо
разумное, мастерит себе детскую колЯску. –ыплЯта, едва успев вылупитьсЯ из
Яйца, тут же (и это опЯть-таки инстинкт) разбегаютсЯ врассыпную, не то что
дети, которых приходитсЯ носить на руках и нЯнчить, пока они не  войдут  в
разум. € подумать только, до чего это кстати цыплЯтам!
   - Ђ то как бы курице их всех носить, ума не приложу!
   ЏомнитсЯ,  Я  однажды  задал  отцу  трудную  задачу,  спросив,   отчего
провидение не удосужилось придумать такой инстинкт, который  не  давал  бы
птице разбиватьсЯ о маЯк, а мотыльку - лететь на пламЯ свечи или  газового
рожка. Ђ то летними вечерами читать в  комнате  наверху  просто  противно,
потому что на страницы так и сыплютсЯ дождем  опаленные  трупики  мошек  и
ночных бабочек.
   - ќто задумано, чтобы послужить им уроком, - поразмыслив, ответил отец.
- ‚от только каким уроком, ѓарри, сынок, Я точно не знаю.
   ђассуждал он и на другие темы: о краденом  добре,  которое  никогда  не
пойдет впрок, об убийствах - их тогда еще  много  случалось  на  свете,  -
внушаЯ мне, что убийство, "как  ты  его  ни  прЯчь",  все  равно  всплывет
наружу. ‚ подтверждение своих слов он приводил  назидательные  примеры.  €
непременно - к месту и не к Њесту - не упускал случаЯ  самым  искренним  и
лестным    образом    подчеркнуть    кротость,    милосердие,    мудрость,
предусмотрительность, изобретательность и благость провидениЯ.
   ‚от какими возвышенными  беседами  мы  скрашивали  утомительно  длинные
переходы от —ерри-гарденс в  —ессинг  •енгер  и  обратно.  Ћтцовские  речи
дышали неизменным пафосом,  и  поэтому  Я  пережил  настоЯщее  потрЯсение,
обнаружив, что каждый воскресный вечер  мы,  попросту  говорЯ,  занимались
воровством, сбываЯ товар, краденный с угодий лорда Ѓрэмбла... Ѓольше того,
не будь этих еженедельных вылазок, Я вообще не представлЯю  себе,  как  мы
стали бы сводить концы с концами. Ќаше скромное хозЯйство в  —ерри-гарденс
главным образом и велось на те деньги, что отец получал в виде своей  доли
дохода от этих махинаций. Љогда  "улов"  состоЯл  из  особо  изысканных  и
дорогих продуктов, на которые в —ерри-гарденс спроса не было, отец относил
их в Љлифстоун и продавал своему приЯтелю, владельцу  шикарного  зеленного
магазина.
   ‘арнак помолчал.
   - Џродолжай, пожалуйста, - попросил его ђейдиант. - ’ы и  нас  заставил
поверить в эту историю. Ћна все больше звучит так, будто все это случилось
с тобою в самом деле. ‚се так подробно и обстоЯтельно. Њежду  прочим,  кто
был лорд Ѓрэмбл? ЊенЯ всегда занимали эти лорды.


   - „авайте, Я лучше буду рассказывать по-своему, - сказал  ‘арнак.  -  џ
собьюсь, если начну вам  отвечать.  ‚ам  уже  не  терпитсЯ  закидать  менЯ
вопросами  о  каких-то  подробностЯх,  упомЯнутых  вскользь,  привычных  и
знакомых мне и непонЯтных вам, оттого что в нашем мире они  забыты.  ‘тоит
мне только вам уступить, как вы шаг за шагом уведете менЯ  все  дальше  от
моего отца и от дЯдюшки „жулипа. € тогда это будет уже просто  отвлеченный
разговор о привычках и обычаЯх людей, о философии  и  истории.  Ђ  Я  хочу
рассказать вам свою историю.
   - ђассказывай свою, - сказала ‘анрей.
   - ’ак вот. ќтот мой дЯдюшка, „жон „жулип, хоть и приходилсЯ моей матери
родным братом, был человек цинический и самонадеЯнный. ђостом он не вышел,
зато не всЯкий садовник мог бы похвастатьсЯ таким дородством. ‹ицо у  него
было гладкое, белое, с многозначительной, самодовольной  усмешкой.  Џервое
времЯ Я видел его только по воскресеньЯм, в белой  рубашке  и  широкополой
соломенной шлЯпе. Ќе было случаЯ, чтобы при виде  менЯ  „ЯдЯ  не  отпустил
двух-трех пренебрежительных замечаний насчет моей тщедушной  комплекции  и
того, какой отвратительный воздух у нас в —ерри-гарденс. …го жена состоЯла
в какой-то религиозной секте и в церковь ходила лишь по  принуждению.  Ћна
была тоже бледна, отличалась слабым здоровьем и  постоЯнно  жаловалась  на
разные боли. „ЯдЯ „жон „жулип, однако, пропускал ее жалобы мимо  ушей.  Ћн
заЯвлЯл, что у его жены болит не в тех местах, где  положено.  Ћдно  дело,
когда у человека болит живот или голова, когда у него изжога или  газы.  Ђ
если болит ни тут,  ни  там,  а  неизвестно  где,  стало  быть,  это  одно
воображение, и, значит, на его сочувствие жене рассчитывать не приходитсЯ.
   Љогда мне  было  уже  почти  тринадцать  лет,  отец  с  дЯдюшкой  стали
сговариватьсЯ о том, чтобы отдать менЯ в —ессингхенгерское имение  младшим
садовником.  Њне  самому  эта  затеЯ  никак  не  улыбалась:  во-первых,  Я
недолюбливал дЯдюшку, а кроме того, садовые работы - прополка, вскапывание
грЯд и прочее - казались мне чрезвычайно скучным и утомительным  занЯтием.
џ уже пристрастилсЯ к книгам, мне  нравилось  изучать  Языки,  Я  частично
унаследовал отцовский дар ЉрасноречиЯ и успел получить в школе специальную
награду за сочинение. ‚се это пробудило в моей душе безрассудное  желание:
писать! Џисать длЯ газет, а может быть, даже писать книги... ‚  Љлифстоуне
была  так  называемаЯ  публичнаЯ  библиотека,  к  которой   имели   доступ
домовладельцы, а брать книги могли и члены семьи, так что во времЯ каникул
Я, бывало, чуть ли не ежедневно бегал менЯть книги, а  в  —ессинг  •енгерс
книг не было вообще. ”анни поощрЯла мое увлечение книгами  -  она  и  сама
зачитывалась романами - и к идее сделать из менЯ садовника  отнеслась  так
же враждебно, как и Я.
   Ќадо вам сказать, что в те  дни  никто  не  пыталсЯ  выЯвить  природные
склонности ребенка: считалось, что человек должен с радостью хвататьсЯ  за
любую возможность "заработать на  жизнь".  ђодители  были  рады-радешеньки
пристроить детей на любое место, какое  подвернетсЯ,  и  люди  чаще  всего
работали отнюдь не по призванию: занимались делом, которое  не  давало  им
развернутьсЯ, применить свои способности и в большинстве случаев  отуплЯло
и калечило  их.  “же  одно  это  вносило  в  жизнь  смутное  недовольство;
стеснЯло, давило, ограничивало человека, угнетало его,  лишаЯ  возможности
стать по-настоЯщему счастливым. Џочти каждому подростку, будь  то  мальчик
или девочка, суждено было пережить горечь внезапной разлуки  со  свободой,
когда его впрЯгали в постылую и нудную кабалу, из которой так трудно  было
вырватьсЯ. ’о же случилось и со мной. Ќаступили летние каникулы, но теперь
Я уж не мог, как прежде, играть все дни напролет и глотать одну за  другой
книжки из Љлифстоунской библиотеки. Њне  было  велено  отправитьсЯ  на  ту
сторону холмов к дЯде „жону „жулипу, "чтобы посмотреть, как у тебЯ  с  ним
пойдет дело". „о сих пор помню, с каким жгучим отвращением  тащилсЯ  Я  со
своим чемоданчиком на холмы, через перевал и вниз к —ессинг •енгеру -  как
жертва на заклание...
   ’еперь  о  лордах,  ђейдиант.  ‹орд  Ѓрэмбл  принадлежал  к  той  самой
земельной знати, котораЯ занимала столь важное положение при  ганноверской
династии, вплоть до эпохи доброй королевы  ‚иктории.  ‚о  владении  лордов
находились  огромные  участки  английской  земли,  и   они   имели   право
распорЯжатьсЯ этой землею, как им заблагорассудитсЯ. ‚ дни доброй королевы
‚иктории и ее непосредственных предшественников с этими  землевладельцами,
которые заседали в палате лордов и правили Ѓританской империей, вступили в
борьбу за власть новые люди - промышленники и землевладельцы проиграли эту
борьбу. Џромышленником  называлсЯ  человек,  который  ради  личной  выгоды
нанимал на  свои  предприЯтиЯ  -  металлообрабатывающие  и  сталелитейные,
хлопко- и шерстопрЯдильные, пивоваренные  и  судостроительные  -  миллионы
людей, заставлЯЯ их работать на себЯ. Ќо и промышленникам, в свою очередь,
пришлось уступить место новому типу дельцов - тем,  кто  изобрел  рекламу,
кто сделал  газету  орудием  политиков  и  финансистов  и  создал  систему
кредита. ‘тарой земельной аристократии не оставалось ничего  другого,  как
либо подладитьсЯ к хозЯевам положениЯ, либо уйти со сцены.
   ‹орд  Ѓрэмбл  был  одним  из  тех,  кого  оттеснили,   -   озлобленный,
старомодный, обедневший дворЯнин. Ћн по горло погрЯз в долгах. …го  имениЯ
раскинулись на многие квадратные мили, ему принадлежали фермы и леса, парк
площадью в две  квадратные  мили  и  белый  замок,  огромный,  неуютный  и
непомерно обременительный длЯ тощего  кошелька  его  владельца.  Џарк  был
запущен до крайности:  группы  старых  деревьев,  трухлЯвых  и  пораженных
древесной  губкой,  густые  заросли  чертополоха  и  крапивы  и  несметное
множество кроликов и  кротов.  Њолодых  деревьев  не  было  вовсе.  ‚етхие
калитки и заборы едва успевали чинить, аллеи заросли травой. ‡ато чуть  ли
не на каждом шагу торчали знаки  "Џроезд  закрыт"  и  дощечки  с  грозными
предупреждениЯми  о  том,  что  посторонним  сюда  ходить   запрещено,   а
нарушители караютсЯ  штрафом.  €бо  не  было  привилегии  любезнее  сердцу
английского лендлорда, чем право мешать простым людЯм свободно  ходить  по
земле, и наш  лорд  Ѓрэмбл  ревностно  охранЯл  границы  своих  запущенных
владений. ’ак в  живописном  запустении  пропадали  в  Ђнглии  тех  времен
огромные участки плодородной земли.
   - ‚ этих местах тогда охотились, - сказал ђейдиант.
   - Ћткуда ты знаешь?
   - џ видел такую картину. Ћхотники становились  цепочкой  где-нибудь  на
опушке рыжей осенней рощицы с еле слышным запахом гниющей  листвы  в  чуть
влажном воздухе и стрелЯли дробью птиц.
   - ‘овершенно верно, чаще всего фазанов. Ђ пугали птицу и  гнали  ее  на
охотников загонщики - мне самому не раз навЯзывали  эту  роль.  ‚  —ессинг
•енгер то и дело наезжали такие компании, и тогда охота шла день за  днем.
Џроделывалось все это с потрЯсающей торжественностью...
   - Ђ зачем? - спросила “иллоу.
   - „а, действительно, - подхватил ђейдиант. - ‡ачем им это было нужно?
   - ЏонЯтиЯ не имею, - призналсЯ ‘арнак. - џ знаю  одно