 отношению к пехоте была определена по  опыту  франко-германской
войны 1871 года, и, наконец, артиллериЯ, причем по  какой-то  необъЯснимой
причине  большинство  орудий  по-прежнему  возили  лошади,  хотЯ  во  всех
европейских армиЯх имелось  незначительное  количество  моторных  пушек  с
колесами такой конструкции, что они могли передвигатьсЯ по неровной почве.
Љроме того, значительное развитие получили технические войска  -  моторные
транспортные части, разведчики на мотоциклетах, авиациЯ и тому подобное.
   Ќикого не заботило отсутствие  крупных  военных  мыслителей,  способных
занЯтьсЯ проблемой ведениЯ войны при помощи новых средств и в  современных
условиЯх, зато целый рЯд сменЯвших друг друга деЯтельных  юристов  -  лорд
•олдейн, верховный судьЯ Ѓриггс и знаменитый адвокат ”илбрик - так часто и
так основательно реорганизовывали армию, что в конце  концов  с  введением
обЯзательной воинской повинности превратили ее в силу, котораЯ  показалась
бы весьма внушительной публике 1900 года. ЃританскаЯ империЯ могла  теперь
в любой момент выставить на шахматную доску  мировой  политики  миллион  с
четвертью вымуштрованных солдат. ’радиции Японской и центральноевропейских
армий по-прежнему больше опирались на былую феодальную доблесть, нежели на
юриспруденцию;  Љитай  продолжал  решительно  отказыватьсЯ  стать  военной
державой и содержал по американскому  образцу  лишь  небольшую  регулЯрную
армию  -  по  слухам,  относительно  весьма   боеспособную;   ђоссиЯ   же,
правительство  которой  в  страхе  перед  внутренней  критикой   соблюдало
строжайшую экономию, с начала столетиЯ едва ли  изменила  хотЯ  бы  покрой
мундира какого-либо из  полков  или  штатный  состав  батареи.  Ѓарнет  не
скрывает, что был крайне невысокого мнениЯ  о  военном  обучении,  которое
проходил. Љ тому же, как поклонник "‘овременного государства", он видел  в
этом обучении только скучную и ненужную обЯзанность, а его  здравый  смысл
подсказывал,  что  оно  совершенно  бесполезно.  Љроме  того,  привычка  к
комфорту делала его особенно чувствительным  к  трудностЯм  и  неудобствам
военной службы.
   "’ри днЯ подрЯд нас подымали до зари и без  видимой  причины  оставлЯли
без  завтрака,  -  рассказывает  он.  -  џ  полагаю,  таким  способом  нам
показывают, что в ђоковой „ень нам прежде всего постараютсЯ доставить  как
можно больше неудобств и неприЯтностей. ‡атем мы  приступили  к  маневрам,
согласно неисповедимым идеЯм тех, кому мы подчинены. ‚ последний  день  мы
три часа шли под жарким, хотЯ и утренним солнцем, проделав восемь миль  по
полЯм и болотам,  чтобы  добратьсЯ  до  пункта,  до  которого  в  моторном
омнибусе можно было бы доехать за девЯть с половиной минут, как Я убедилсЯ
на следующий день.  ‡атем  мы  бросились  массированной  атакой  на  окопы
"противника", который мог бы, не торопЯсь, трижды перестрелЯть нас всех до
единого, если бы посредник это позволил. ‡атем последовала небольшаЯ  игра
со штыками, но, боюсь, Я не настолько варвар, чтобы воткнуть этот  длинный
нож во что-либо живое. ‚прочем, в этой битве мне и не во что было  бы  его
втыкать. Џредположим даже, что каким-нибудь  чудом  Я  не  был  бы  трижды
прострелен, тем не менее, когда Я добралсЯ до окопа,  Я  так  задыхалсЯ  и
устал, что был не в силах даже поднЯть эту мерзкую винтовку. ‚тыкать начал
бы противник...
   Ќекоторое времЯ за нами следили  два  неприЯтельских  аэроплана;  затем
подлетели наши и попросили, чтобы  они  этого  не  делали.  Ќо  (поскольку
приемы воздушной войны пока еще никому  не  известны)  они  очень  вежливо
отказались, отлетели в сторону и принЯлись  самым  очаровательным  образом
нырЯть и кружить над ”оксхиллс".
   Ѓарнет   пишет   о   своем   военном    обучении    только    в    этом
насмешливо-полувозмущенном тоне. Ћн считал,  что  ему  врЯд  ли  доведетсЯ
участвовать  в  какой-нибудь  настоЯщей  войне,  а  уж  если  все-таки   и
доведетсЯ, то она, несомненно, будет  настолько  непохожа  на  эти  мирные
маневры, что останетсЯ только один разумный выход: как можно  старательнее
укрыватьсЯ от опасности, пока не удастсЯ изучить все приемы и возможности,
которыми  будут  чреваты  новые  условиЯ.  Ћн  заЯвлЯет   это   совершенно
откровенно. Џоказной героизм был ему абсолютно чужд.


        6

   Ѓарнет, как всЯкий юноша, радовавшийсЯ  любому  изобретению  в  области
механики, приветствовал поЯвление атомного двигателЯ  с  большим  жаром  и
первое времЯ,  по-видимому,  не  свЯзывал  новые,  совершенно  необычайные
возможности, внезапно открывшиесЯ людЯм, с  финансовыми  невзгодами  своей
семьи.
   "џ знал, что мой отец чем-то обеспокоен", - признаетсЯ он. Ќо это  лишь
в самой  ничтожной  степени  омрачило  его  восхитительное  путешествие  в
€талию, ѓрецию и …гипет, предпринЯтое  им  с  тремЯ  добрыми  друзьЯми,  в
летательном аппарате совершенно новой, атомной модели.  Ѓарнет  упоминает,
что они пролетели над островами ‹а-Њанша,  над  ’уренью,  описали  спираль
вокруг Њонблана ("Њы убедились, - пишет он, - что эти  новые  аэропланы  в
отличие от прежних совершенно не боЯлись  воздушных  Ям")  и  через  Џизу,
Џестум, ѓиргенти и Ђфины прилетели в Љаир, чтобы  полюбоватьсЯ  пирамидами
при лунном свете, а оттуда отправились дальше вдоль Ќила до •артума. ’акаЯ
каникулЯрнаЯ поездка могла показатьсЯ увлекательной  длЯ  любого  молодого
человека даже в более поздние времена, но  тем  тЯжелее  был  длЯ  Ѓарнета
ожидавший его удар. Ћтец Ѓарнета, который в ту пору был уже вдовцом, через
неделю после возвращениЯ сына объЯвил себЯ банкротом и отравилсЯ.
   € сразу Ѓарнет оказалсЯ вышвырнутым из класса, к которому он до сих пор
принадлежал, - класса  собственников,  тратЯщих  деньги  и  наслаждающихсЯ
жизнью, оказалсЯ без гроша в кармане и без профессии. Ћн попробовал давать
уроки, попробовал писать статьи  и  очень  скоро  познакомилсЯ  с  теневой
стороной того мира, в котором, как он раньше  полагал,  его  ждали  только
солнечный свет и тепло. €спытаниЯ такого рода привели бы большинство людей
к полному душевному краху, но  Ѓарнет,  несмотрЯ  на  его  изнеженность  и
привычку к комфорту, в трудную минуту доказал, что  он  скроен  из  самого
крепкого современного материала. Ћн был пропитан творческой стойкостью тех
героических времен, зарЯ которых уже занималась,  и  мужественно  встретил
свои затруднениЯ и беды, превратив их в источник жизненного опыта.
   ‚ своей книге он даже благодарит за них судьбу.
   "џ мог бы жить и умереть, - говорит он, - там, в  этом  иллюзорном  раю
сытого довольства. џ мог бы никогда не познать нарастающий гнев  и  скорбь
обездоленных и отчаЯвшихсЯ масс. ‚ дни моего  благополучиЯ  мне  казалось,
что мир устроен прекрасно". ’еперь, по-новому взглЯнув на вещи, он увидел,
что этот мир вообще никак не устроен, что управление  государством  -  это
смесь насилиЯ, власти  и  попустительства,  а  закон  -  компромисс  между
противоположными интересами, и что у того, кто беден и слаб, имеетсЯ много
равнодушных хозЯев, но мало друзей.
   "џ думал, что общество заботитсЯ о благе всех людей, - писал  он.  -  €
когда Я голодный бродил по дорогам, менЯ сначала очень  удивлЯло,  что  до
этого никому нет никакого дела".
   …му отказали от квартиры, которую он снимал на окраине ‹ондона.
   "‘ немалым трудом удалось мне убедить мою хозЯйку - она  была  вдова  и
сама очень нуждалась, беднЯжка, а Я уже успел  ей  порЯдком  задолжать,  -
сохранить длЯ менЯ мою старую шкатулку,  в  которую  Я  спрЯтал  несколько
писем, кое-какие вещицы, дорогие мне по  воспоминаниЯм,  и  тому  подобные
мелочи.  ЃеднаЯ  женщина  отчаЯнно   боЯлась   инспекторов   Ћбщественного
‡дравоохранениЯ и Ќравственности, потому что временами у  нее  не  хватало
денег, чтобы откупитьсЯ от них обычной взЯткой, но в конце концов она  все
же согласилась спрЯтать мою шкатулку в укромном  местечке  под  лестницей,
после чего Я отправилсЯ искать по свету  счастьЯ,  то  есть  прежде  всего
пропитаниЯ, а затем и крова".
   Ћн забрел в шумные богатые кварталы ‹ондона, где лишь около года  назад
и сам был полноправным членом праздной толпы искателей развлечений.
   Џосле изданиЯ ‡акона Џротив „ыма, каравшего штрафом выпуск в воздух  по
какой бы то ни было причине любого видимого глазом дыма,  ‹ондон  перестал
быть прежним мрачным, закопченным городом  времен  королевы  ‚иктории;  он
непрерывно перестраивалсЯ, и его главные улицы уже  приобретали  тот  вид,
который  стал  так  длЯ  них  характерен  во  второй  половине  двадцатого
столетиЯ. ЂнтисанитарнаЯ лошадь, так же  как  плебейский  велосипед,  были
изгнаны  с  мостовых,  покрытых  теперь   упругой   стекловидной   массой,
сверкавших безупречной чистотой, пешеходам оставили лишь узкую  полосу  от
былых широких тротуаров  по  обеим  сторонам  проезжей  части,  пересекать
которую им воспрещалось под страхом штрафа, взимавшегосЯ  в  тех  случаЯх,
когда нарушителю удавалось уцелеть. ‹юди выходили из своих автомобилей  на
тротуар и через магазины нижних этажей  попадали  к  лифтам  и  лестницам,
ведущим к новым переходам длЯ пешеходов,  носившим  название  "галерей"  и
тЯнувшимсЯ  по  фронтонам  домов  на  высоте  второго  этажа;  соединенные
бесчисленными мостиками, эти галереи  придавали  новым  кварталам  ‹ондона
странное сходство с ‚енецией. Ќа некоторых улицах сами галереи были  двух-
и даже трехэтажными. ‚сю ночь и большую часть днЯ витрины магазинов  сиЯли
электрическим  светом,  и,  чтобы  увеличить  их  число,  многие  магазины
устраивали в своих помещениЯх поперечные галереи длЯ пешеходов.
   ‚ этот вечер Ѓарнет с некоторой опаской шел по  галереЯм,  ибо  полициЯ
имела право остановить любого бедно одетого человека и потребовать,  чтобы
он предъЯвил  ’рудовое  ‘видетельство,  и,  если  из  этого  документа  не
Явствовало, что вышеозначенное лицо имеет работу, полицейский мог отослать
его вниз - на остатки тротуара вдоль мостовой.
   ‚прочем, от этой участи Ѓарнета спасал некоторый налет  аристократизма,
который еще сохранила его внешность; к тому же у полиции в тот вечер  было
достаточно  других  забот,  и  он  благополучно   добралсЯ   до   галерей,
опоЯсывавших ‹ейстер-сквер - сердце ‹ондона и средоточие его развлечений.
   Ѓарнет довольно живо описывает, как  выглЯдела  тогда  эта  площадь.  ‚
центре помещалсЯ сквер, поднЯтый над  землей  на  аркадах,  своды  которых
сверкали огнЯми; восемь легких мостиков соединЯли  сквер  с  галереЯми,  а
внизу жужжали пересекающиесЯ потоки машин, устремлЯвшиесЯ то в одном, то в
другом направлении. Ђ вокруг высились скорее причудливые,  чем  прекрасные
фасады зданий из небьющегосЯ фарфора, испещренные  огнЯми,  исполосованные
режущей глаза световой рекламой, сверкающие,  отражающие  весь  свет,  все
огни.  ‡десь   находились   два   старинных   мюзик-холла,   шекспировский
мемориальный театр, где муниципальные актеры неустанно  повторЯли  один  и
тот же цикл шекспировских пьес, и еще четыре огромных зданиЯ с ресторанами
и кафешантанами, чьи острые, Ярко освещенные шпили уходили в голубой мрак.
’олько южнаЯ сторона площади представлЯла резкий контраст со всем, что  ее
окружало: она еще продолжала перестраиватьсЯ, и  над  зиЯющими  провалами,
возникшими  на  месте   исчезающих   викторианских   зданий,   поднимались
регаетчатые  переплеты  стальных  ферм,  увенчанные  подъемными   кранами,
застывшими в воздухе, словно простертые ввысь лапы какого-то чудовища.
   ќтот каркас зданиЯ настолько приковал к себе внимание Ѓарнета,  что  он
на мгновение забыл обо всем на свете. ‚ нем  была  каменнаЯ  неподвижность
трупа, мертвЯщаЯ тишина, бездействие; не было видно ни единого рабочего, и
все механизмы стоЯли без дела. Ќо шары  вакуумных  фонарей  заполнЯли  все
просветы трепещущим, зеленовато-лунным сиЯнием и казались настороженными в
самой своей неподвижности, словно солдаты на часах.
   Ћн обратилсЯ с вопросом к одному из прохожих и узнал, что в  этот  день
рабочие  забастовали  в   знак   протеста   против   применениЯ   атомного
механического клепальщика,  что  должно  было  удвоить  производительность
труда и вдвое сократить число рабочих.
   - Ќисколько не удивлюсь, если они пустЯт в ход бомбы, - сказал  Ѓарнету
его  собеседник  и,  помедлив  немного,   пошел   дальше   к   мюзик-холлу
"Ђльгамбра".
   Ѓарнет заметил оживление возле газетных киосков, расположенных по углам
площади.  Ќа  огненных  транспарантах   мелькали   какие-то   сенсационные
сообщениЯ. ‡абыв на миг о том, как пусты его карманы, Ѓарнет направилсЯ  к
мостику, чтобы купить газету. ‚ те  дни  газеты,  печатавшиесЯ  на  тонких
листах фольги, продавались только в определенных пунктах и длЯ продажи  их
требовалсЯ специальный  патент.  Ќе  дойдЯ  до  середины  мостика,  Ѓарнет
остановилсЯ,  заметив,  что  в  уличном  движении  произошла  перемена:  с
удивлением он наблюдал,  как  полицейские  сигналы  очищают  одну  сторону
проезжей  части  от  транспорта.  Ќо,  подойдЯ  ближе   к   транспарантам,
заменившим собой  афишки  викторианской  эпохи,  он  прочел,  что  ЃольшаЯ
„емонстрациЯ Ѓезработных уже движетсЯ через ‚ест-ќнд, и таким образом,  не
потратив ни пенса, понЯл, в чем дело.
   ‚скоре, как он рассказывает в своей  книге,  поЯвилась  эта  процессиЯ,
котораЯ возникла стихийно, подобно походам безработных в былые времена,  и
которой полициЯ по каким-то  причинам  решила  не  препЯтствовать.  Ѓарнет
ожидал  увидеть  неорганизованную  толпу,  но  в  приближавшейсЯ   мрачной
процессии был какой-то  своеобразный  угрюмый  порЯдок.  ‹юдскаЯ  колонна,
казавшаЯсЯ бесконечной, двигалась по мостовой мерным,  тЯжелым  шагом,  на
ней лежал отпечаток  безысходной  безнадежности.  Ѓарнет  пишет,  что  его
охватило желание присоединитьсЯ  к  ним,  но  все  же  он  осталсЯ  только
зрителем. ќто была грЯзнаЯ, обтрепаннаЯ толпа чернорабочих, знакомых  лишь
с  устарелыми  формами  труда,  уже  вытеснЯвшимисЯ  более   современными.
ЏроцессиЯ несла плакаты с освЯщенным временем лозунгом: "Ќам нужна работа,
а не подачки!". ’олько эти плакаты и оживлЯли ее рЯды.
   „емонстранты не пели, они даже не переговаривались друг с другом; в  их
поведении  не  было  ничего  вызывающего,  ничего  воинственного;  они  не
преследовали никакой определенной цели, они просто  маршировали  по  самым
богатым кварталам ‹ондона, чтобы напомнить о себе. Ћни были  частицей  той
огромной массы дешевой, неквалифицированной рабочей силы,  которую  теперь
вытеснила еще более дешеваЯ механическаЯ  сила.  €м  приходил  конец,  как
пришел конец лошади.
   Ѓарнет перегнулсЯ через перила мостика, наблюдаЯ за  ними;  бедственное
положение, в котором он сам находилсЯ, обострило  его  восприЯтие.  ‘перва
это зрелище не пробудило в нем, по его словам, ничего, кроме отчаЯниЯ. —то
надо сделать, что можно сделать длЯ этих избыточных масс человечества? Ћни
были так Явно бесполезны... ’ак ни на что не пригодны... ’ак жалки.
   —его они просЯт?
   Ћни были застигнуты врасплох непредвиденным. Ќикто не предугадал...
   € внезапно Ѓарнету стало Ясно, что означала эта с трудом волочащаЯ ноги
бесконечнаЯ процессиЯ. ќто был  протест  против  непредвиденного,  мольба,
обращеннаЯ к тем, кому  больше  посчастливилось,  кто  оказалсЯ  мудрее  и
могущественнее... Њольба о чем? Ћ разуме.  ќта  безмолвнаЯ  масса,  тЯжело
бредущаЯ рЯд за рЯдом, выражала свой протест тем, другим, кто  должен  был
предвидеть возможность подобных потрЯсений... ’ак или иначе,  они  обЯзаны
были это предвидеть... и все уладить...
   ‚от что смутно чувствовали эти человеческие обломки, вот что выражал их
немой протест.
   "‚се это открылось мне, словно вдруг свет вспыхнул в темной комнате,  -
говорит Ѓарнет. - ќти люди возносили мольбы к  таким  же  людЯм,  как  они
сами,  как  когда-то  они  обращались  к  богу!  —еловеку  труднее   всего
отказатьсЯ от  веры.  €  они  перенесли  эту  веру  на  человечество.  Ћни
приписывали обществу собственные живые черты.  Ћни  все  еще  верили,  что
где-то существует разум - пусть даже равнодушный, пусть даже враждебный...
Ќужно  только  тронуть  его,  пробудить   его   совесть,   заставить   его
действовать... Ђ Я увидел, что _пока еще такого разума не существует_, мир
еще ожидал его поЯвлениЯ. џ знал, что этот разум еще должен  быть  создан,
что эта волЯ к добру и порЯдку еще должна быть собрана воедино из тех крох
доброжелательности, благородных побуждений и всего, что есть прекрасного и
созидательного в наших душах, - собрана по песчинкам во имЯ общей  цели...
‚се это еще должно было возникнуть..."
   Ќе характерно  ли  длЯ  расширившегосЯ  кругозора  тех  лет,  что  этот
довольно обычный молодой человек, который в любую из предшествующих  эпох,
вероЯтно, был бы погружен в заботы о своем личном  благополучии,  оказалсЯ
способным раздумывать подобным образом над нуждами человечества  и  делать
обобщениЯ?
   Ћднако над  диким  хаосом  противоречий  и  непомерного  напрЯжениЯ,  в
котором жило тогда  человечество,  уже  забрезжила  зарЯ  новой  эры.  „ух
человека вырывалсЯ - да,  он  начинал  вырыватьсЯ  уже  тогда  -  из  оков
крайнего индивидуализма. ‘пасение от жестокой власти эгоизма, к которому в
течение  тысЯчелетий  призывали  все  религии,  которого  люди  искали   в
умерщвлении плоти, в пустынЯх, в  экстатических  состоЯниЯх  и  на  других
неисчислимых путЯх, приходило, наконец, само собой, как нечто естественное
и неизбежное, воплощаЯсь в беседах, в газетах, в книгах, в бессознательных
поступках, в повседневных заботах и обыденных делах. ирокие  горизонты  и
чудесные возможности, которые открывал людЯм  дух  исканий,  увлекали  их,
побеждали в них древние инстинкты, устоЯвшие  даже  против  угрозы  ада  и
вечных мучений. € вот этот юноша, бездомный, не знавший, что с  ним  будет
через несколько часов, мог среди ослепительных,  затмевающих  блеск  звезд
неистовых  призывов  к  бездумному  наслаждению  размышлЯть  перед   лицом
социального бедствиЯ, нищеты и растерЯнности  так,  как  он  нам  об  этом
сообщает.
   "џ отчетливо постигал жизнь, - пишет он. - џ видел  гигантскую  задачу,
стоЯщую перед нами, и неимовернаЯ трудность ее, великолепие  ее  сложности
приводили менЯ  в  экстаз.  џ  видел,  что  нам  еще  предстоит  научитьсЯ
управлЯть обществом, создать образование, без которого невозможно  никакое
разумное  управление,  и  понимал,  что  весь  этот  мир  (в  котором  моЯ
собственнаЯ жизнь была лишь крохотной песчинкой),  весь  этот  мир  и  его
вчерашний день - ѓрециЯ, ђим, …гипет -  ничто,  лишь  пыль,  взметеннаЯ  в
начале бесконечного  пути,  лишь  первое  движение  и  неЯсное  бормотание
спЯщего, который вот-вот должен пробудитьсЯ..."


        7

   Ђ затем с подкупающей простотой он повествует, как спустилсЯ с  облаков
своих пророческих видений на землю.
   "’ут Я очнулсЯ и почувствовал, что замерз и что у менЯ начинает  сосать
под ложечкой".
   ’огда он вспомнил про "Ѓюро  Џособий  „жона  Ѓернса",  помещавшеесЯ  на
набережной  ’емзы,  и  направилсЯ  туда  -  сначала  по  галереЯм  книжных
магазинов, затем - через Ќациональную ѓалерею, уже  более  двенадцати  лет
открытую и днем и ночью длЯ всех прилично  одетых  людей,  затем  -  через
розарий ’рафальгарской площади и, наконец, -  вдоль  колоннады  отелей  на
набережную.  Ћн  давно  слышал  про  это  замечательное  Ѓюро,  очистившее
лондонские улицы от последних нищих, продавцов спичек и прочих  попрошаек,
и верил, что легко получит там ужин и ночлег, а возможно, и указание,  где
найти работу.
   Ќо  он  забыл  о  демонстрации,  свидетелем  которой  только  что  был.
„обравшись до набережной, он увидел, что помещение Ѓюро осаждает  огромнаЯ
беспорЯдочнаЯ толпа. ђастерЯнный  и  обескураженный,  он  некоторое  времЯ
бродил вокруг, не знаЯ, что делать,  а  затем  заметил  в  толпе  какое-то
движение:  людской  ручеек  растекалсЯ  под  аркадами   огромных   здании,
построенных здесь после того, как все вокзалы  были  перенесены  на  южный
берег реки, а оттуда - в закрытые галереи ‘трэнда.  €  там,  под  Яростным
светом полночных фонарей, он увидел безработных, просивших милостыню  -  и
даже не просивших, а просто требовавших ее у людей, выходивших  из  дверей
бесчисленных  маленьких  театров  или  других  увеселительных   заведений,
которыми изобиловала эта улица.
   Ѓарнет не верил своим глазам. ‚едь все нищие исчезли с лондонских  улиц
уже четверть века назад. Ќо в эту ночь полициЯ, по-видимому, не хотела или
не  могла  изгнать  обездоленных,  запрудивших  благоустроенные   кварталы
города. Џолицейские были слепы и глухи ко всему,  кроме  открытых  драк  и
бесчинства.
   Ѓарнет пробиралсЯ сквозь толпу, но не находил  в  себе  силы  попросить
подаЯниЯ, и, должно быть, вид его был куда более благополучен, нежели  его
обстоЯтельства, ибо, говорит он, у него даже дважды  попросили  милостыню.
Ќеподалеку  от  цветника  на  ’рафальгарской  площади   какаЯ-то   одиноко
прогуливавшаЯсЯ  взад  и  вперед   девица   с   нарумЯненными   щеками   и
насурмленными бровЯми окликнула его с профессиональным кокетством.
   - Њне самому есть нечего, - резко ответил он.
   - ЃеднЯжка! - сказала девушка и,  оглЯнувшись  по  сторонам,  в  порыве
великодушиЯ, не столь уж редкого у представительниц ее ремесла, сунула ему
в руку серебрЯную монетку...
   ’акого рода дар, невзираЯ на имевший уже место прецедент с  „е  Љуинси,
мог по законам того времени познакомить  Ѓарнета  с  тюремной  решеткой  и
плетью. Ћднако он признаетсЯ, что принЯл его, от души поблагодарил девушку
и пошел дальше, радуЯсь, что может купить себе еды.


        8

   „нЯ два спустЯ Ѓарнет покинул город; и то, как он свободно бродил,  где
ему вздумаетсЯ, лишний  раз  подтверждает,  что  нарушение  установленного
общественного порЯдка все возрастало и полициЯ была в замешательстве.
   ‚ этот век плутократии, рассказывает Ѓарнет, дороги "обносились колючей
проволокой, чтобы лишить неимущих  свободы  передвижениЯ",  и  он  не  мог
никуда свернуть с узкого пыльного шоссе, так как повсюду высились  ограды,
за которыми скрывались сады, и везде висели грозные таблички,  запрещавшие
проезд и проход. Ђ по воздуху в своих летательных аппаратах, не обращаЯ ни
малейшего  вниманиЯ  на  царЯщую  вокруг  нужду,  проносились   счастливые
обладатели богатства - совершенно так же, как летал он сам всего два  года
назад,  -  и  по  дороге  мчались  автомобили   этой   эпохи   -   легкие,
стремительные, неправдоподобно  великолепные.  €х  пронзительные  свистки,
сирены или гонги оглушали прохожих - от них нельзЯ было спастись  даже  на
полевых тропинках или на вершинах холмов.
   —иновники на бирже труда были измучены  и  раздражены,  ночлежные  дома
забиты до отказа, и вез оставшиесЯ без крова лежали бок о бок под навесами
или просто под  открытым  небом,  а  так  как  оказание  помощи  бездомным
каралось с некоторых пор законом, нельзЯ уже было ни обратитьсЯ  к  редким
прохожим, ни постучатьсЯ в придорожный коттедж...
   "Ќо Я не был возмущен, - говорит Ѓарнет. - џ видел безграничный эгоизм,
чудовищное безразличие ко всему, кроме наслаждениЯ и стЯжательства, у тех,
кто был наверху, но Я видел также всю  неизбежность  этого,  понимал,  как
неотвратимо произошло бы то же самое, если бы богачи и беднЯки  поменЯлись
местами. —его же еще можно было ожидать, если люди использовали и науку  и
любое новое открытие, которое она им приносила, и весь свой ум и всю  свою
энергию лишь длЯ того, чтобы приумножать богатства и жизненные удобства, а
формы правлениЯ и образованиЯ коснели в рамках  давно  отживших  свой  век
традиций? ’радиции же эти были унаследованы от темной эпохи средневековьЯ,
от тех времен, когда материальных благ еще  действительно  не  хватало  на
всех и  жизнь  была  свирепой  борьбой  за  существование,  которую  могли
замаскировать, но избежать которой не могли. €  вот  из  этой  современной
дисгармонии  между  материальным  и  духовным  развитием  как   неизбежное
следствие  возникла  эта  жажда  присвоениЯ,   это   Яростное   стремление
обездолить других. Ѓогач тупел, а беднЯк  дичал  и  озлоблЯлсЯ,  и  каждаЯ
новаЯ возможность, открывавшаЯсЯ перед человечеством,  делала  богача  все
более  богатым,  а  беднЯка  -  все  менее  необходимым  и  поэтому  менее
свободным. ‹юди, которых Я встречал в ночлежках и в Ѓюро, где им  выдавали
пособие, говорили о несправедливости, о возмездии, в них тлел бунт. Ќо эти
разговоры не вселЯли в менЯ надежды, Я знал,  что  изменить  что-то  может
только терпение".
   Ќо Ѓарнет имел в виду не пассивное терпение и  покорность.  Ћн  считал,
что идеальнаЯ форма социального преобразованиЯ еще не  найдена,  и  потому
никакое преобразование не может быть эффективным, пока эта крайне  сложнаЯ
и запутаннаЯ проблема не будет разрешена во всех ее аспектах.
   "џ пыталсЯ говорить с этими недовольными, - пишет он, -  но  им  трудно
было взглЯнуть на вещи моими глазами. Љогда Я говорил им о  терпении  и  о
преобразованиЯх более широкого масштаба, они отвечали:  "Ќо  ведь  к  тому
времени мы все умрем", - и Я не мог заставить их понЯть то, что мне самому
казалось таким простым, понЯть, что это к делу не относитсЯ. ‹юди, которые
мыслЯт только в  масштабах  собственного  существованиЯ,  не  годЯтсЯ  длЯ
государственной деЯтельности".
   Ѓарнет во  времЯ  своих  блужданий,  по-видимому,  не  читал  газет,  а
случайно бросившийсЯ ему в глаза транспарант над газетным киоском в  Ѓишоп
‘тротфорд, возвещавший: "Њеждународное положение  становитсЯ  угрожающим",
не особенно  его  взволновал.  Њеждународное  положение  уже  столько  раз
становилось угрожающим за последние годы!
   Ќа этот раз речь шла о том, что державы –ентральной  …вропы  неожиданно
начали военные действиЯ против ‘оюза ‘лавЯнских ‘тран, а ”ранциЯ и  ЂнглиЯ
готовЯтсЯ прийти на помощь славЯнам.
   Ќо в следующий же вечер он обнаружил, что в ночлежке  кормЯт  сытно,  и
надзиратель сообщил  ему,  что  завтра  утром  все  военнообЯзанные  будут
отосланы в их мобилизационные участки. ‘трана находилась на  грани  войны.
Ѓарнету пришлось вернутьсЯ в ‹ондон и оттуда  в  ‘уррей.  Џервое,  что  он
испытал при этом сообщении, пишет он, было чувство  огромного  облегчениЯ:
кончились дни "бессмысленного блужданиЯ среди изгоев цивилизации".  ’еперь
ему предстоЯло заниматьсЯ чем-то определенным и о нем будут заботитьсЯ. Ќо
чувство облегчениЯ сильно потускнело, когда  он  увидел,  что  мобилизациЯ
проводитсЯ столь торопливо и столь небрежно, что во временных  казармах  в
ќпсоме он в течение почти тридцати шести часов не получал ни еды, ни питьЯ
- только кружку холодной  воды.  ќта  импровизированнаЯ  казарма  не  была
абсолютно ничем снабжена, но никто не имел права из нее отлучатьсЯ.


        —Ђ‘’њ ‚’ЋђЂџ. ЏЋ‘‹…„Ќџџ ‚Ћ‰ЌЂ


        1

   ’ем, кто живет при  разумном  и  прогрессивном  социальном  устройстве,
нелегко  понЯть  и  неинтересно  исследовать  причины,   которые   привели
человечество к войне,  разыгравшейсЯ  около  середины  двадцатого  века  и
затЯнувшейсЯ на целые десЯтилетиЯ.
   ЌельзЯ упускать из виду, что политическое устройство  мира  в  те  годы
решительно повсюду необычайно  отставало  от  уровнЯ  знаний,  накопленных
обществом. ќто наиболее характернаЯ  черта  того  времени.  Ќа  протЯжении
двухсот  лет  не  происходило  никаких   существенных   изменений   ни   в
законодательстве, ни в методах управлениЯ государством, ни в  политических
правах и обЯзанностЯх  граждан;  наиболее  крупные  перемены  сводились  к
некоторому изменению границ и небольшим административным реформам, хотЯ во
всех   остальных   областЯх   жизни   происходили   коренные    революции:
осуществлЯлись  грандиозные  открытиЯ,  необычайно  расширЯлсЯ   кругозор,
открывались невиданные перспективы. Ќелепые процедуры  судопроизводства  и
унизительнаЯ  система  представительного   парламента   в   соединении   с
неограниченными   возможностЯми,   открывавшимисЯ   в   других    областЯх
деЯтельности, заставлЯли лучшие умы  современности  все  больше  и  больше
отходить  от   общественной   деЯтельности.   ‚   двадцатом   столетии   с
правительствами мира произошло  то  же,  что  в  свое  времЯ  произошло  с
религиЯми.  €м  приходилось  пользоватьсЯ  услугами  только  малоспособных
посредственностей. Љак со второй половины  семнадцатого  столетиЯ  мир  не
знал великих духовных пастырей, так после  первых  десЯтилетий  двадцатого
века он не знал великих государственных деЯтелей. Џовсюду бразды правлениЯ
попадали в руки  энергичных,  честолюбивых,  недальновидных,  ограниченных
людей, упрЯмо не желавших видеть  открывшихсЯ  перед  человечеством  новых
возможностей и слепо цеплЯвшихсЯ за устарелые традиции.
   ‘реди этих устарелых традиций особую опасность таили в  себе,  пожалуй,
границы  различных  "суверенных  держав",   а   также   концепциЯ   общего
превосходства какого-либо одного государства над другими.  ‚оспоминание  о
великих  империЯх  прошлого  -  об  Ђлександре  Њакедонском   и   ђиме   -
кровожадным,  несытым  призраком  жило  в  умах  людей,   воспламенЯЯ   их
воображение; словно Ядовитый паразит, оно  Язвило  мозг,  рождаЯ  бредовые
представлениЯ и бешеные замыслы.  Ѓолее  ста  лет  ”ранциЯ  истощала  свои
жизненные силы в военных  конвульсиЯх,  затем  той  же  болезнью  заболели
немцы, чьи страны были расположены  в  самом  сердце  …вропы,  а  потом  -
славЯне. Џоследующим столетиЯм выпало на долю собрать и  забыть  обширную,
лишенную  всЯкого  здравого  смысла  литературу,  отражающую  эту   манию:
сложные,   запутанные   договоры,    тайные    соглашениЯ,    безграничную
изворотливость   политических   писателей,    стратегические    ухищрениЯ,
тактические уловки, умелое нежелание признавать простые, очевидные  факты,
протоколы, приказы о  мобилизациЯх  и  контрмобилизациЯх.  ‚се  это  стало
казатьсЯ невероЯтным почти сейчас же, как только перестало существовать, и
тем не менее уже на заре новой эры эти государственных дел мастера все еще
сидели при своих средневековых свечах и, стараЯсь не замечать  непривычный
длЯ них новый Яркий свет,  его  удивительные  отблески  и  тени,  все  еще
продолжали пререкатьсЯ, перекраиваЯ карту …вропы и всего мира.
   Ѓыло бы нелегко выЯснить, в какой мере миллионы  мужчин  и  женщин,  не
принадлежавшие  к  миру  профессиональных  политиков,   сочувствовали   их
зловещей деЯтельности и одобрЯли ее. Ћдна школа психологов склонна сводить
их участие к минимуму, но, суммируЯ все факты,  приходитсЯ  признать,  что
призывы воинствующего авантюриста находили отклик  в  массах.  Џервобытный
человек был свирепым и агрессивным  животным;  бесчисленные  поколениЯ  от
рождениЯ до могилы жили в условиЯх непрерывной войны  между  племенами,  и
власть преданий, истории, воспитанных веками  идеалов  в  верности  своему
государю и  своей  стране  -  все  это  создавало  благодарную  почву  длЯ
подстрекательских речей международного авантюриста. Џолитические убеждениЯ
среднего человека возникали случайно и стихийно, образование,  которое  он
получал, ни в какой мере не подготавливало его к  роли  гражданина,  да  и
само понЯтие гражданственности возникло, в сущности, лишь с развитием идеи
Ќового ѓосударства, и потому  заполнить  эту  пустоту  в  его  мозгу  Ядом
преувеличенной   подозрительности   и   бессмысленного   шовинизма    было
сравнительно несложным делом.
   Ѓарнет рассказывает, например, что лондонскаЯ толпа бурно выражала свои
патриотические чувства, когда его  батальон  проходил  по  улицам  ‹ондона
перед  отправкой  на  французскую  границу.  †енщины  и  дети,  старики  и
подростки, говорит он, кричали "ура", приветствуЯ их; улицы и галереи были
увешаны флагами союзных держав,  и  даже  нищие  и  безработные  проЯвлЯли
подлинный энтузиазм. Ѓюро  ’руда  были  частично  преобразованы  в  пункты
записи добровольцев, и там  тоже  царило  возбуждение  -  у  обоих  концов
‹аманшского туннелЯ все были охвачены  патриотическим  пылом.  ‚сюду,  где
только  можно  было  примоститьсЯ,  стоЯли  толпы  восторженных  людей,  и
настроение в полку Ѓарнета, несмотрЯ на некоторые  зловещие  предчувствиЯ,
было весьма воинственное.
   Ћднако весь этот энтузиазм был мыльным пузырем  и  не  опиралсЯ  ни  на
какие твердые убеждениЯ; у большинства,  говорит  Ѓарнет,  как  и  у  него
самого, он был лишь  бессознательным  откликом  на  воинственные  вопли  и
песни, колыхание знамен, ритм  совместного  движениЯ,  волнующее,  смутное
предчувствие опасности. Љ тому же люди  были  настолько  подавлены  вечной
угрозой войны и приготовлениЯ к ней, что, когда  она  началась,  они  даже
почувствовали облегчение.


        2

   Џо стратегическому плану союзных держав защиту реки Њаас  в  ее  нижнем
течении возложили на английские: войска, и военные эшелоны шли  из  разных
концов Ђнглии прЯмо в Ђрденны, где они должны были  занЯть  оборонительные
рубежи.
   Ѓольшинство  документов,  которые  могли  бы  осветить  ход   кампании,
безвозвратно погибло во времЯ войны, но, очевидно,  все  с  самого  начала
пошло  не  так,  как  рассчитывали  союзники;  во  всЯком  случае,  весьма
вероЯтно, что существенной частью первоначального плана ЯвлЯлось  создание
в  этом  районе  воздухоплавательного  парка,  чтобы  наносить  удары   по
индустриальной области нижнего ђейна, а также осуществить фланговый прорыв
через ѓолландию на военно-морские базы  немцев,  сосредоточенные  в  устье
ќльбы. Ѓарнету и его роте - пешкам на шахматной доске - планы командованиЯ
были, конечно, неведомы, им надлежало только выполнЯть  то,  что  прикажут
таинственные силы, руководившие всем из Џарижа, куда переехал и английский
генеральный штаб. „о самого конца армиЯ так и не узнала, кто,  собственно,
скрывалсЯ за теми "приказами", которые руководили всеми ее действиЯми.  Ќе
было ни Ќаполеона, ни –езарЯ, который  мог  бы  стать  символом  всеобщего
героического порыва. Ѓарнет пишет:
   "Њы  говорили  о  "них":  "_Ћни_  посылают  нас  в  ‹юксембург.   _Ћни_
намереваютсЯ преобразовать –ентральную …вропу".
   ’ем временем скрытаЯ за этой дымкой неопределенности  небольшаЯ  группа
более или менее достойных людей, составлЯвших главный  штаб  командованиЯ,
начинала понимать грандиозность того, чем ей предстоЯло руководить...
   ‚  огромном  зале  ‚оенного  ђуководства,  выходившем  окнами  на  ‘ену
напротив ’рокадеро  и  дворцов  западной  части  города,  на  столах  были
разложены   крупномасштабные   рельефные   карты;   они   давали    полное
представление о театре военных действий, и штабные офицеры в  соответствии
с  сообщениЯми,  поступавшими  в  расположенные  в   соседних   помещениЯх
телеграфные  бюро,  беспрерывно  переставлЯли  на  этих  картах  небольшие
фигурки, изображавшие сражающиесЯ  войска.  ‚  других,  меньшего  размера,
залах находились менее подробные карты, на которых отмечались, по мере  их
получениЯ, сообщениЯ другого рода, поступившие, например,  из  английского
адмиралтейства или от командованиЯ славЯнских  государств.  Ќа  всех  этих
картах, словно на шахматных досках, маршал „юбуа вместе с генералом ‚иаром
и графом „елийским готовилсЯ сыграть с –ентральными …вропейскими „ержавами
грандиозную партию, призом за  которую  было  мировое  господство.  ‚есьма
вероЯтно, он точно знал, как он будет играть; весьма вероЯтно, что у  него
был превосходный, детально разработанный план.
   Ћднако, строЯ свои расчеты, он не учел ни попой  стратегии,  родившейсЯ
вместе с авиацией, ни возможностей, заложенных в атомной энергии,  которую
•олстен сделал доступной длЯ человечества. ‚ то времЯ, как он разрабатывал
планы укрепленных рубежей, наступлений и войны  на  границах,  генералитет
–ентральных …вропейских „ержав готовил сокрушительный удар, который должен
был ослепить противника и парализовать его мозг. € в то времЯ как  не  без
некоторой неуверенности и колебаниЯ он уточнЯл в эту ночь  свой  гамбит  в
соответствии с принципами, разработанными Ќаполеоном  и  Њольтке,  его  же
собственный  военно-научный  корпус  в   нарушение   всЯкой   субординации
подготавливал удар по Ѓерлину. "Ћх, уж эти выжившие из ума старикашки!"  -
так  примерно  можно  было  бы  кратко  охарактеризовать  отношениЯ  этого
специализированного корпуса к своему начальству.
   ‚ ночь со второго на  третье  июлЯ  помещениЯ  ‚оенного  ђуководства  в
Џариже ЯвлЯли собой внушительное зрелище - военнаЯ машина,  воплотившаЯ  в
себе все последние достижениЯ науки, как их понимали  во  второй  половине
двадцатого столетиЯ, работала полным ходом, и, во  всЯком  случае,  одному
зрителю эти трое совещающихсЯ  генералов  казались  богами,  державшими  в
руках судьбы мира...
   ќтим зрителем была высококвалифицированнаЯ машинистка, печатавшаЯ почти
шестьдесЯт слов в минуту. Ћна, в очередь с другими такими же машинистками,
должна  была  печатать  под  диктовку  приказы  и  передавать  их  младшим
офицерам, на обЯзанности  которых  лежало  препровождать  эти  приказы  по
назначению и подшивать копии. ‚ эту минуту ее услуги не требовались, и  ей
было разрешено покинуть бюро диктовки и выйти  на  террасу  перед  главным
залом, чтобы съесть там скромный ужин, который она  принесла  с  собой  из
дома, и подышать свежим воздухом.
   ‘тоЯ на террасе, молодаЯ женщина могла видеть не  только  широкую  реку
внизу и всю восточную часть Џарижа  от  ’риумфальной  арки  до  ‘ен-Љлу  -
черные или смутно-серые громады и массивы зданий, рассекаемые  золотыми  и
розовыми вспышками реклам, и неустанно бегущие под тихим беззвездным небом
переплетающиесЯ ленты огненных букв,  -  но  и  весь  большой  зал  с  его
стройными колоннами, легкими сводами и огромными  гроздьЯми  электрических
люстр. ’ам на многочисленных столах лежали огромные карты,  выполненные  в
таком крупном масштабе, что при  взглЯде  на  любую  из  них  легко  могло
показатьсЯ,  будто  видишь  перед  собой   маленькую   страну.   Џо   залу
безостановочно сновали курьеры, и адъютанты менЯли местами  и  передвигали
небольшие фигурки, символизирующие сотни и тысЯчи солдат, а посреди  всего
этого,  возле  той  карты,  где  шло   самое   жаркое   сражение,   стоЯли
главнокомандующий и его  двое  советников,  разрабатываЯ  планы  операций,
руководЯ ходом военных действий. ‘тоило одному только слову слететь  с  их
уст, и тотчас там,  на  реальных  полЯх  сражений,  приходили  в  движение
мириады послушных исполнителей  их  воли.  ‹юди  вставали,  шли  вперед  и
умирали. “стремленные на карту взоры этих трех людей решали участь  наций.
„а, они были подобны богам.
   € особенно был подобен богу „юбуа.  ќто  он  принимал  решениЯ;  другие
могли лишь высказывать свое мнение - не больше. € ее душа - душа женщины -
исполнилась восторженным обожанием к этому суровому, красивому, величавому
старцу.
   Ћднажды ей  пришлось  получать  распорЯжениЯ  непосредственно  от  него
самого. Ћна ожидала его  приказа,  замираЯ  от  счастьЯ...  и  страха.  …е
восторг был отравлен боЯзнью, что она может ошибитьсЯ и опозорит себЯ...
   ‘ейчас она следила за „юбуа сквозь стеклЯнную дверь веранды, как  может
следить влюбленнаЯ женщина, не упускаЯ ни малейшей детали -  и  ничего  не
замечаЯ, кроме деталей.
   Ћна заметила, что он говорил мало. €  редко  бросал  взглЯд  на  карту.
‚ысокий англичанин, стоЯвший рЯдом с ним, был Явно обуреваем целым  сонмом
идей - противоречивых идей; при каждом передвижении красных, синих, черных
и желтых маленьких фигурок на карте он вытЯгивал  шею  то  в  одну,  то  в
другую сторону и старалсЯ привлечь внимание главнокомандующего то  к  той,
то к этой подробности. „юбуа выслушивал его, кивал, ронЯл одно-два слова и
снова погружалсЯ в неподвижную  задумчивость,  словно  орел  с  герба  его
страны.
   Ћна не могла видеть глаз „юбуа: так глубоко запали они в глазницах  под
белыми бровЯми, - а уста, изрекавшие решениЯ, были  скрыты  под  нависшими
усами.  ‚иар  тоже  говорил  мало.  ќто   был   темноволосый   мужчина   с
внимательными и грустными глазами и устало поникшей головой. …го  внимание
было сейчас сосредоточено на действиЯх правого фланга  французов,  которые
продвигались через ќльзас  к  ђейну.  ‚иар  был  старым  товарищем  „юбуа;
вспомнив это, она решила, что он лучше знает его и  доверЯет  ему  больше,
чем этот чужой, этот англичанин...
   Њолчать, оставатьсЯ всегда бесстрастным и по возможности поворачиватьсЯ
в профиль - эти правила старик „юбуа усвоил много лет назад.  „елать  вид,
что знаешь все, не проЯвлЯть удивлениЯ и ни при каких  обстоЯтельствах  не
действовать  поспешно,  ибо  поспешность  уже  сама  по  себе  -   признак
непродуманности действий. ђуководствуЯсь этими несложными правилами, „юбуа
еще с тех лет, когда он был подающим надежды младшим офицером  -  тихим  и
почти рассеЯнным, неторопливым, но  исполнительным,  -  начал  завоевывать
отличную репутацию. “же тогда о  нем  говорили:  "Ћн  далеко  пойдет".  ‡а
пЯтьдесЯт лет военной службы в мирное времЯ  он  не  пропустил  ни  одного
служебного днЯ, а во времЯ учебных маневров его спокойное упорство ставило
в тупик, завораживало и приводило к поражению многих куда более  способных
и энергичных офицеров. ‚ глубине души „юбуа считал,  что  только  он  один
постиг основной секрет современного военного искусства. ќтот секрет и  был
ключом ко всей его карьере. ќто открытие заключалось  в  том,  что  _никто
ничего не знает_, и поэтому действовать - это значит непременно  впасть  в
ошибку, а говорить - значит признав