вие   каких-либо
обЯзательных процедур или формальностей  не  давало  возможности  устроить
обструкцию внутри него,  и  когда  один  из  двух  новых  членов-индийцев,
сторонников внутренней автономии, спросил, как можно внести  законопроект,
он узнал, что законопроекты вообще не вносЯтсЯ. €ндийцы решили  обратитьсЯ
к спикеру и удостоились выслушать немало мудрых поучений  из  уст  бывшего
королЯ ќгберта,  принадлежавшего  теперь  к  старожилам  ‘овета.  ‚се  это
ошеломило их раз и навсегда...
   Ќо в эти дни работа ‘овета уже  близилась  к  концу.  …го  усилиЯ  были
теперь направлены не столько  на  дальнейшую  созидательную  деЯтельность,
сколько на охрану уже достигнутых результатов, защиту  их  от  театральных
эффектов политиканов.
   —еловечество  все  более  и  более   освобождалось   от   необходимости
подчинЯтьсЯ какому-либо официальному правительству. „еЯтельность ‘овета на
первоначальной ступени была высоко героична. Ћн вышел на смертный поединок
с драконом  и  одним  ударом  разрубил  хитросплетенный  клубок  устарелых
понЯтий и нелепых, неуклюжих, порожденных завистью законов  собственности;
он разработал широкую  и  благородную  систему  охранительных  институтов,
обеспечил свободу пытливости  мысли,  свободу  критики,  свободу  общениЯ,
единую основу длЯ  воспитаниЯ  и  образованиЯ,  а  также  освобождение  от
экономического гнета.
   ‘овет  все  больше  и  больше  становилсЯ  скорее  залогом   надежности
достигнутого, чем фактором  активного  вмешательства.  „о  наших  дней  не
сохранилось ничего, что хотЯ бы в какой-то мере  напоминало  ту  атмосферу
мелочных споров и распрей,  в  которой  не  столько  создавалось,  сколько
усложнЯлось и запутывалось законодательство и котораЯ  ЯвлЯлась,  пожалуй,
наиболее   ошеломлЯющей   чертой   всей   общественно-политической   жизни
девЯтнадцатого столетиЯ. ‚ том веке люди, по-видимому,  только  и  делали,
что издавали законы, в то времЯ как мы в подобном случае  просто  по  мере
надобности  изменЯли  бы  некоторые  установлениЯ.  ќта  деЯтельность   по
изменению установлений, которую мы поручаем ученым комитетам  специального
назначениЯ, обладающим необходимыми познаниЯми и идущим  в  ногу  с  общим
процессом  интеллектуального  развитиЯ  общества  в  целом,  находилась  в
девЯтнадцатом веке в сетЯх законодательной системы. “  них  шли  споры  по
мелочам.  ‚  наше  времЯ  это  столь  же  странно,   как   спорить   из-за
незначительных приспособлений какой-нибудь сложной машины. „лЯ нас  теперь
так же Ясно, что жизнь должна протекать в рамках  известных  законов,  как
то, что день должен  сменЯтьсЯ  ночью.  €  наше  правительство  собираетсЯ
теперь на день-два один раз в  году  в  залитом  солнцем  Ѓриссаго,  когда
расцветают лилии свЯтого Ѓруно, - собираетсЯ, в сущности, только длЯ того,
чтобы благословить деЯтельность своих комитетов. € даже сами эти комитеты,
в свою очередь, теперь уже скорее ЯвлЯютсЯ носителЯми  общественных  идей,
нежели инициаторами.  ‘тановитсЯ  все  труднее  выделЯть  из  общей  массы
отдельные руководЯщие личности. Њало-помалу  значение  отдельной  личности
длЯ нас стираетсЯ. ЉаждаЯ хорошаЯ  мысль  служит  теперь  общему  делу,  и
каждый одаренный мозг находит себе применение  в  сфере  того  широкого  и
свободного содружества людей,  которое  сливает  воедино  и  направлЯет  к
единой цели энергию и волю всего человечества.


        10

   ‚рЯд ли когда-нибудь вновь вернетсЯ тот этап развитиЯ  общества,  когда
"политика", иначе говорЯ, своевольное вмешательство в здравые установлениЯ
общественного характера, была главным интересом в жизни  серьезных  людей.
Њы, по-видимому, уже вступили в совершенно новую  в  истории  фазу,  когда
соперничество - в отличие от соревнованиЯ - почти сразу из  движущей  силы
человеческого существованиЯ превратилось в нечто позорное,  подавлЯемое  и
уничтожаемое.  Џрофессии,  основанные  на  соперничестве,  перестали  быть
почетным занЯтием. Њир между отдельными нациЯми принес с собой и мир между
отдельными  людьми.  Њы  живем  в  обществе,  достигшем   совершеннолетиЯ.
—еловек-воин, человек-законник уходЯт в область  небытиЯ  вместе  со  всем
тем, что насаждало распри и раздор; на смену этим  пережиткам  варварских,
низких страстей приходит мечтатель, человек-ученый, человек-художник.
   Ќет жизни, которую можно было бы назвать единственно  естественной  длЯ
человека.  Ћн  был  и  остаетсЯ  лишь  вместилищем  разнообразных  и  даже
несовместимых возможностей - древним свитком, на котором  налагаетсЯ  друг
на друга множество предрасположений. ‚ начале двадцатого  столетиЯ  многие
писатели имели обыкновение говорить  о  конкуренции,  о  замкнутой,  узкой
жизни,  посвЯщенной  стЯжательству,  накоплению,  о   подозрительности   и
отчужденности так, словно все это воплощало основные свойства человеческой
натуры, а широта ума, стремление  не  к  обладанию,  а  к  созиданию  были
уклонением от  нормы,  к  тому  же  весьма  поверхностным.  Ќасколько  эти
писатели  были  неправы,  стало  Ясно  в  первые  же   десЯтилетиЯ   после
установлениЯ ‚семирной  ђеспублики.  Љак  только  мир  был  освобожден  от
огрублЯющей душу неуверенности в завтрашнем дне, от  бессмысленной  борьбы
за  существование,  разобщающей  людей  и  поглощающей   личность,   стало
совершенно очевидно,  что  в  людЯх,  в  огромном  их  большинстве,  живет
задавленное стремление  к  созиданию.  €  мир  начал  созидать  -  сначала
преимущественно в эстетическом плане.  ќта  эра  в  истории  человечества,
удачно названнаЯ "–ветением", еще не  закончилась.  Ѓольшинство  населениЯ
земного шара состоит сейчас из художников в широком смысле этого слова,  и
в основном деЯтельность людей направлена уже не  на  то,  чтобы  создавать
повседневно необходимое, а на то, чтобы улучшить,  украсить,  одухотворить
жизнь. ‚ последние годы этот созидательный процесс претерпел  значительные
изменениЯ. Ћн стал более  целенаправленным;  первоначальное  стремление  к
изЯществу и красоте уступило место большей углубленности, выразительности.
Ќо это не менЯет существа самого процесса,  это  скорее  вопрос  оттенков.
Џеремены эти свЯзаны с расширением и углублением образованиЯ  и  развитием
философии. Ќа смену первым  безотчетно-ликующим  взлетам  фантазии  пришли
более осознанные и более плодотворные творческие порывы. ‚о всем этом есть
естественнаЯ закономерность, ибо искусство приходит к  нам  раньше  науки,
как удовлетворение насущных потребностей приходит раньше искусства  и  как
игра и развлечение возникают  в  жизни  человека  прежде,  чем  достижение
сознательно поставленной перед собой задачи...
   Ќа протЯжении тысЯчелетий накапливалось в  человеке  это  стремление  к
творческой деЯтельности, борЯсь против ограничений, поставленных перед ним
его социальной неприспособленностью. ќтот уголек  тлел  давно,  и  наконец
пламЯ вспыхнуло и вырвалось наружу. ‹етописи и памЯтники,  оставшиесЯ  нам
от наших предков, необычайно трогательно  и  трагично  свидетельствуют  об
этом  извечно  подавлЯемом  стремлении  создать  что-то.  ‚  мертвой  зоне
погибшего под атомными бомбами ‹ондона еще  сохранилсЯ  квартал  маленьких
особнЯчков; он дает довольно Яркое представление о  старом  укладе  жизни.
ќти домики  чудовищны,  однообразны,  квадратны,  неуклюжи,  придавлены  к
земле, уродливо несоразмерны в своих частЯх, неудобны длЯ жильЯ, грЯзны  и
в некоторых отношениЯх просто омерзительны;  только  люди,  доведенные  до
отчаЯниЯ, потерЯвшие всЯкую надежду на что-либо лучшее, могли жить в таких
домах;  однако  к  каждому  из  этих  жилищ  примыкает  жалкий   маленький
прЯмоугольник земли, именуемый "садом", где почти всегда можно  обнаружить
подпорку  длЯ  веревки,  на  которой  сушилось  белье,  мерзейший  Ящик  с
отбросами и  урну,  доверху  набитую  Яичной  скорлупой,  золой  и  прочим
мусором. ’еперь, когда этот район можно посещать почти без всЯкого  риска,
так как лондонскаЯ радиациЯ уже настолько потерЯла силу,  что  практически
почти не имеет значениЯ, мы в каждом таком "саду" обнаруживаем  стремление
что-то создать. ‚ одном это будет  жалкаЯ  маленькаЯ  дощатаЯ  беседка,  в
другом - сложенный из кирпича "фонтан", украшенный ракушками, в третьем  -
нечто вроде "мастерской", в четвертом -  "грот".  €  в  каждом  жилище  вы
увидите жалкие дешевые украшениЯ, неуклюжие статуэтки,  неумелые  рисунки.
‚се эти усилиЯ украсить  жизнь  выглЯдЯт  невероЯтно  нелепо,  словно  они
созданы человеком с повЯзкой на глазах; у впечатлительного наблюдателЯ они
могут вызвать почти такое же мучительное чувство жалости, как нацарапанные
на стене рисунки, которые мы порой находим в старых  тюрьмах;  однако  они
существуют, и все они  говорЯт  о  задавленных  созидательных  инстинктах,
рвущихсЯ на свободу. Ќаши бедные  предки  ощупью,  в  потемках  стремились
обрести эту радость творческого самовыражениЯ, которую принесла  нам  наша
свобода...
   ‚ былые времена одно стремление было  общим  длЯ  всех  простых  душ  -
обладать небольшой  собственностью,  клочком  земли,  обособленно  стоЯщим
домиком, словом, тем, что англичане называли "независимым  положением".  €
это стремление к собственности и независимости было так  сильно  в  людЯх,
очевидно,  именно  потому,  что  в   нем   осуществлЯлась   их   мечта   к
самовыражению. ќто было творчество, это была игра,  это  была  возможность
сделать что-то свое, отличительное, не похожее на  других  и  получить  от
этого наслаждение. ‘обственность всегда была только средством к достижению
цели, а скупость -  извращением  благородного  инстинкта.  Ћбладание  было
нужно  людЯм,  чтобы  свободно  творить.  ’еперь,   когда   каждый   имеет
возможность уединитьсЯ  в  своем  собственном  жилище,  это  стремление  к
обладанию получило новое выражение. ‹юди приобретают знаниЯ, и трудЯтсЯ, и
накапливают ценности длЯ того, чтобы оставить после  себЯ  рЯд  прекрасных
панно в каком-нибудь  общественном  здании,  рЯд  статуй  на  какой-нибудь
террасе, или  в  роще,  или  в  павильоне.  €ные  стараютсЯ  проникнуть  в
какую-нибудь тайну природы,  посвЯщают  себЯ  разгадке  еще  не  раскрытых
таинственных Явлений с той же страстью, как некогда  люди  посвЯщали  свою
жизнь накоплению богатств.  ’руд,  бывший  когда-то  основой  общественной
жизни человека - ибо большинство людей тратило всю свою жизнь на то, чтобы
заработать себе на пропитание, -  длЯ  современного  человека  не  большее
бремЯ, чем тот заплечный мешок с провизией, который брал с собой в старину
альпинист, решив поднЯтьсЯ на  вершину  горы.  ‚  наш  век  просвещениЯ  и
изобилиЯ не имеет значениЯ то, что большинство людей, внесших свой вклад в
общее дело, не создает ни новой  мудрости,  ни  новой  красоты,  а  просто
занЯто тем  или  иным  приЯтным  и  веселым  видом  деЯтельности,  который
помогает им ощущать полноту жизни. Ѓыть может, и они приносЯт свою  пользу
тем, что воспринимают окружающее и откликаютсЯ на него, и  так  или  иначе
они ничему не мешают...


        11

   ‚се эти гигантские перемены в человеческой жизни во всех  ее  аспектах,
которые происходЯт вокруг нас, перемены столь же стремительные и чудесные,
как переход  юноши  из  полуварварского  состоЯниЯ  подростка  к  зрелости
мужчины, сплетены воедино с переменами нравственного и духовного  порЯдка,
почти столь же грандиозными и беспрецедентными.  €  дело  не  в  том,  что
старое уходит из жизни и в  нее  приходит  новое,  а  скорее  в  том,  что
изменившиесЯ  обстоЯтельства  в  жизни  людей  пробуждают  все,  что  было
заглушено  в  душе  человека,  и  подавлЯют  то,  что,  будучи   чрезмерно
поощрЯемым, получало чрезмерное  развитие.  —еловек  не  столько  вырос  и
изменил свою натуру, сколько повернулсЯ к свету своей другой стороной. ќто
Явление наблюдалось и раньше, но не в таком  масштабе.  ’ак,  например,  в
семнадцатом  веке  шотландские  горцы  были   кровожадными   и   жестокими
разбойниками,  а  в  девЯтнадцатом  веке  их  потомки  отличались  высокой
честностью и порЯдочностью. ‚ начале двадцатого столетиЯ в ‡ападной …вропе
не существовало народа, который был  бы,  казалось,  способен  на  гнусную
массовую резню, и в то же  времЯ  любой  из  них  был  в  ней  повинен  на
протЯжении предыдущих  двух  столетий.  “тонченнаЯ,  беззаботнаЯ,  дышащаЯ
благородством жизнь привилегированных классов любой европейской  страны  в
годы, предшествующие последним  войнам,  протекала  в  сфере  совсем  иных
мыслей и чувств,  нежели  замкнутое,  тусклое,  исполненное  черствости  и
подозрительности существование респектабельных  беднЯков  или  примитивные
чувства самых низших слоев населениЯ,  среди  которых  властвовали  грубаЯ
сила, убожество и первобытные страсти. Ћднако между этими тремЯ мирами  не
существовало исконных, принципиальных различий;  все  зависело  только  от
среды, образа мыслей, традиций. …сли же обратитьсЯ к  отдельным  примерам,
то свидетельством разнообразных возможностей, заложенных в природе  одного
человека, может  послужить  разительное  различие  в  жизни,  которую  вел
религиозный фанатик до и после своего обращениЯ к богу.
   ЂтомнаЯ катастрофа не только выгнала  людей  из  городов,  оборвала  их
деловую деЯтельность и экономические свЯзи - она разрушила  их  старинный,
устойчивый образ мыслей, уничтожила  предрассудки  и  понЯтиЯ,  некритично
унаследованные от предков. ‚ыражаЯсь Языком прежних химиков, началсЯ новый
"процесс возникновениЯ"; люди были освобождены от всех прежних  уз,  и  им
предстоЯло заменить их другими,  которые  могли  оказатьсЯ  и  хорошими  и
дурными.
   ‘овет указал им путь к добру. Љороль ”ердинанд-Љарл, если бы его  бомбы
достигли своего назначениЯ,  быть  может,  вновь  сковал  бы  человечество
бесконечной цепью зла. Ќо осуществить эту задачу ему было бы труднее,  чем
‘овету - свою. Ќравственное потрЯсение - результат атомных взрывов -  было
огромно, и на какой-то срок темные стороны  человеческой  натуры  победило
искреннее убеждение в настоЯтельной необходимости радикальных перемен. „ух
наживы и дух сутЯжничества жалко съежились, испуганные  делом  своих  рук.
Џеред лицом небывало  страстного  стремлениЯ  к  новым  идеалам  мало  кто
рисковал искать длЯ себЯ мелкой личной выгоды, а когда эти плевелы  начали
прорастать снова и  всЯческие  "притЯзаниЯ"  поднимать  голову,  почва,  в
которую они попали, оказалась каменистой и  неплодородной,  ибо  были  уже
реформированы законодательство и суд, и новые законы  не  оглЯдывались  на
отжившее  прошлое,  а  были  обращены   в   будущее,   и   жаркое   солнце
преображенного мира выжигало сорнЯки. ‚озникла новаЯ литература, по-новому
осмысливалась историЯ, в школах уже учили по-новому, и новые идеалы прочно
овладели  молодыми  сердцами.  Џочтенный  делец,   который,   предвосхитив
строительство нового научно-изыскательского поселка  на  холмах  ‘ассекса,
скупил там всю землю, был высмеЯн и изгнан из  суда,  когда  он  попыталсЯ
потребовать  за  нее  какой-то  неслыханной  компенсации,   а   обладатель
сомнительного патента „асс в последний раз поЯвлЯетсЯ на страницах истории
в качестве обанкротившегосЯ  владельца  газеты  "ѓде  справедливость?",  в
которой он требует от человечества уплаты долга в  размере  ста  миллионов
фунтов. ’аким образом, представление хитроумного  „асса  о  справедливости
сводилось к убеждению, что ему обЯзаны ежегодно выплачивать пЯть миллионов
фунтов, поскольку он сумел присвоить себе частицу открытиЯ •олстена.  „асс
в  конце  концов  непоколебимо  уверовал  в  свои  права,  заболел  манией
преследованиЯ и скончалсЯ в частной  психиатрической  лечебнице  в  Ќицце.
Џроизойди все это в Ђнглии в начале двадцатого столетиЯ, оба эти человека,
несомненно,  оказались  бы  владельцами  несметного  богатства  и   титула
баронета, и совершенно инаЯ их участь выражает существо новой эры.
   Ќовое правительство очень быстро понЯло необходимость единого всеобщего
образованиЯ, без которого человечество было бы неспособно воспринЯть  идею
единого  всемирного  управлениЯ.  Ћно   не   стало   прЯмо   нападать   на
национальные, местные и сектантские формы религии, превращавшие в те  годы
мир в лоскутное одеЯло, сшитое из ненависти и недовериЯ; оно  предоставило
религиозным организациЯм искать путь к богу на свой лад, но  объЯвило  как
чисто светскую доктрину требование уважениЯ ко всем  и  необходимость  длЯ
каждого поступатьсЯ личным во имЯ общего блага;  оно  возродило  школы  во
всех уголках земли и учредило новые, и в каждой  школе  изучалась  историЯ
войны,  а  также  последствиЯ  и  нравственный  урок  Џоследней  ‚ойны,  и
внушалась одна мысль, внушалась не как чье-то мнение,  а  как  непреложный
факт: спасение мира от вражды и гибели - общественный долг и прЯмаЯ задача
каждого мужчины и каждой женщины на земле. ‚се эти идеи, ставшие  длЯ  нас
теперь самыми элементарными, самыми  банальными  истинами,  представлЯлись
членам Ѓриссагского ‘овета, когда они впервые отважились обнародовать  их,
необычайно смелыми открытиЯми, способными воспламенить души.
   Џровести реформу образованиЯ ‘овет поручил комитету, в который вошли  и
мужчины и женщины, и он  проводил  эту  работу  на  протЯжении  нескольких
десЯтилетий чрезвычайно эффективно и  с  большим  размахом.  ќтот  комитет
образованиЯ, дополнЯЯ деЯтельность комитета  перераспределениЯ  населениЯ,
занималсЯ   и   продолжает    заниматьсЯ    по    сей    день    вопросами
нравственно-духовного порЯдка. € самым выдающимсЯ деЯтелем этого комитета,
а по существу - и довольно долгое времЯ, -  руководителем  его  был  некий
русский по фамилии Љаренин, выделЯвшийсЯ еще и тем, что он был  калека  от
рождениЯ.  ’ело  этого  человека  было  так  согнуто,  что  он  едва   мог
передвигатьсЯ; с годами он стал испытывать все более  тЯжкие  страданиЯ  и
должен был в конце концов подвергнутьсЯ двум операциЯм. ‚торой операции он
не   перенес.   ‚сЯкого   рода   уродства,   имевшие   настолько   широкое
распространение в средние века, что калека-нищий непременно сыскалсЯ бы  в
любой толпе как неотъемлемаЯ и характернаЯ ее особенность,  в  новом  мире
становились редкостью уже в те годы. € уродство Љаренина довольно  странно
воздействовало на его коллег: их отношение к нему было окрашено жалостью и
некоторой отчужденностью. Џреодолеть это ощущение  могла  привычка,  а  не
доводы рассудка.
   “ Љаренина было волевое  лицо  с  глубоко  посаженными  небольшими,  но
Ясными карими глазами  и  крупным,  решительным  тонкогубым  ртом,  желтаЯ
морщинистаЯ кожа и черные с сильной проседью волосы. Ћн был нетерпелив,  а
порой даже терЯл над собой контроль и сердилсЯ, но его вспышки  ему  легко
извинЯли: ведь страдание, как огонь, вечно жгло его тело.  Џод  конец  его
жизни престиж этого человека был очень высок. …му более, чем кому-либо  из
его   современников,   обЯзаны   мы   тем   духом   самоуничижениЯ,    тем
отождествлением себЯ со всем обществом, которое  легло  в  основу  единого
образованиЯ. ‚семирно известное обращение ко всем педагогам земного  шара,
ЯвлЯющеесЯ как бы ключом ко всей  современной  системе  образованиЯ,  быть
может, целикам вышло из-под его пера.
   "’от, кто хочет душу свою сберечь, потерЯет  ее,  -  писал  Љаренин.  -
’аков девиз, начертанный на печати, скрепившей  этот  документ,  и  такова
наша исходнаЯ позициЯ во всем, что нам предстоит сделать. Ѓыло бы  ошибкой
видеть в этом что-либо иное, кроме простого утверждениЯ факта. ќто  должно
лечь в  основу  вашей  работы.  ‚ы  должны  учить  забывать  своекорыстные
интересы, и все остальное, чему вы будете  учить,  должно  быть  подчинено
этой задаче. Ћбразование и  воспитание  -  это  освобождение  человека  от
самого себЯ. ‚ы должны расширЯть кругозор ваших воспитанников, поощрЯть  и
развивать их любознательность  и  их  творческие  порывы,  поддерживать  и
углублЯть  их  альтруистические  чувства.  ‚от  в  чем   ваше   призвание.
ђуководимые и направлЯемые вами,  они  должны  сбросить  с  плеч  наследие
ветхого Ђдама - инстинктивную подозрительность, враждебность,  неистовость
страстей - и обрести себЯ заново как частицу необъЯтной вселенной.  ’есный
замкнутый круг эгоизма должен распастьсЯ, растворитьсЯ в мощном стремлении
к единой общечеловеческой цели. € все то, чему вы будете учить других,  вы
должны скрупулезно постигать сами. ”илософиЯ, наука, искусство,  все  виды
мастерства, общественнаЯ деЯтельность, любовь -  вот  в  чем  спасение  от
одиночества эгоистических желаний, от тЯгостного погружениЯ в самого  себЯ
и в свои личные взаимоотношениЯ, которое ЯвлЯетсЯ проклЯтием  индивидуума,
изменой человечеству и отступничеством от бога..."


        12

   Љогда дела и событиЯ достигают полного завершениЯ, только  тогда  можно
постичь их смысл и значение. ’еперь, в наш новый век,  оглЯдываЯсь  назад,
мы можем с полным пониманием охватить все расширЯющийсЯ поток  литературы.
‘мыкаютсЯ казавшиесЯ прежде разобщенными звеньЯ единой  цепи,  и  то,  что
подвергалось когда-то осуждению как жестокое и бесцельное, предстает перед
нами теперь факторами единой гигантской проблемы. ЋгромнаЯ часть  наиболее
правдивых творений человеческого  духа  восемнадцатого,  девЯтнадцатого  и
двадцатого столетий неожиданно оказываетсЯ совершенно единодушной в  своей
сущности; они предстают перед нами как бесконечное сплетение  вариаций  на
одну и ту же тему, тему борьбы эгоистических страстей и узости  кругозора,
с одной стороны, и растущего сознаниЯ более широких потребностей  и  менее
замкнутого существованиЯ - с другой.
   ќтот конфликт присутствует, например, даже в  таком  раннем  сочинении,
как "Љандид" ‚ольтера, где стремление не только к счастью, но и  к  высшей
справедливости разбиваетсЯ о противодействие людей  и  вынуждено  в  конце
концов найти весьма неубедительное удовлетворение в  малом.  "Љандид"  был
одним из первых сочинений среди бесконечного множества  книг,  наполненных
глухим   протестом,   тревогой,   жалобой.   ђоманы,    особенно    романы
девЯтнадцатого столетиЯ, если оставить  в  стороне  чисто  развлекательную
литературу,  свидетельствуют  об  этом  тревожном  осознании  происходЯщих
перемен, зовущих к действию, и об отсутствии  этих  действий.  Џеред  нами
проходит целый сонм этих  видений;  на  тысЯчу  ладов  -  то  шутливо,  то
трагично,  то  с  нелепой  аффектацией  олимпийского  безразличиЯ  -   они
повествуют о жизни, протекающей  в  мучительном  разладе  между  мечтой  и
узкими рамками действительности. Њы то смеемсЯ, то плачем, то недоумеваем,
погружаЯсь в этот подробный и непреднамеренный отчет о том,  как  мужавший
дух человека порой осторожно, порой страстно, порой озлобленно  и  всегда,
по-видимому,  безуспешно  пыталсЯ  приспособитьсЯ  к  своим   заплатанным,
обветшалым одеждам, неудобство которых приводило его в Ярость.  €  всегда,
во всех этих книгах, лишь только вы начинаете приближатьсЯ  к  сути  дела,
как вас постигает разочарование,  и  автор  словно  уклонЯетсЯ  от  самого
главного. Ћдна из самых нелепых условностей  того  времени  заключалась  в
том, что писатель не должен был касатьсЯ религии. ‚  противном  случае  он
рисковал   навлечь   на   себЯ   ревнивую   Ярость   великого    множества
профессиональных  религиозных  наставников.  Њожно   было   констатировать
существующий разлад, но запрещалось искать каких бы то  ни  было  путей  к
примирению. ђелигиЯ была привилегией церкви...
   € не только беллетристические произведениЯ избегали  касатьсЯ  религии.
…е игнорировали газеты; ее тщательно  обходили  при  обсуждении  различных
деловых вопросов, и во  всех  общественных  делах  она  играла  ничтожную,
жалкую роль. € продиктовано это было не презрением к религии, а  почтением
к ней. „ревние религиозные институты все еще пользовались  у  людей  таким
большим уважением, что приложение религии к повседневной жизни казалось им
кощунством. ќто странное отчуждение религии продолжало  существовать  и  в
начале новой эры. џсный ум Њарка Љаренина в значительно большей мере,  чем
влиЯние  других  его  современников,  помог  возвратить  религию   простой
человеческой жизни. Љаренин воспринимал религию  без  каких-либо  иллюзий,
без суеверного трепета, как нечто простое и обычное, столь же  необходимое
длЯ человека и длЯ благополучиЯ ђеспублики, как воздух  и  пища,  землЯ  и
энергиЯ. Ћн видел, что религиЯ, в сущности, уже  сама  вырвалась  из  оков
церковных иерархий, храмов и символов, в  которые  пытались  заключить  ее
люди, и уже тайно и неосознанно  способствует  всеобщему  принЯтию  новой,
более высокой ступени развитиЯ человеческого духа. € он дал этой тенденции
более Ясное выражение, приспособил ее к свету и далЯм новой зари...
   Ќо если мы возвратимсЯ к беллетристике, чтобы постичь дух того времени,
и будем знакомитьсЯ с ней в хронологическом  порЯдке  -  насколько  теперь
удалось его установить,  -  то  станет  очевидно,  что  писатели  в  конце
девЯтнадцатого и в начале двадцатого столетиЯ уже гораздо  острее  ощущают
происходЯщие в общественной жизни перемены, чем их предшественники. Џервые
прозаики  пытались  изображать  "жизнь,  как  она  есть";  писатели  более
позднего времени показывали жизнь в ее видоизменениЯх. ‚се чаще и чаще  их
персонажи либо пытаютсЯ приспособитьсЯ к происходЯщим  в  мире  переменам,
либо страдают в результате этих перемен. € чем  ближе  к  эпохе  Џоследних
‚ойн, тем все отчетливее становитсЯ эта новаЯ концепциЯ повседневной жизни
как приспособлениЯ к беспрерывно ускорЯющемусЯ  развитию.  Љнига  Ѓарнета,
сослужившаЯ нам столь хорошую  службу,  совершенно  откровенно  показывает
мир, подобный кораблю, гонимому ветром по волнам.  Џисатели  начала  нашей
эпохи открывают перед нами бесконечную галерею индивидуальных конфликтов -
столкновениЯ  старых  обычаев,  привычек,  ограниченных  идеалов,   мелких
характеров и врожденных предрассудков  с  новыми  широкими  возможностЯми,
которые открыла нам жизнь. Ћни описывают чувства  стариков,  вырванных  из
привычного  окружениЯ  и  принужденных  миритьсЯ  с  непривычным  длЯ  них
комфортом, с которым они никак не  могут  освоитьсЯ.  Ћни  показывают  нам
разлад  между  откровенным  эгоизмом  юности  и  еще  недостаточно   четко
определившимисЯ   требованиЯми   менЯющихсЯ   социальных   условий.    Ћни
рассказывают нам  о  стремлении  захватить  и  изуродовать  наши  души,  о
романтических неудачах и трагических заблуждениЯх тех, кто не понЯл,  куда
стремитсЯ мир, о дерзании и любопытстве и о том, как они внесли свою лепту
в общее  стремление  к  одной  цели.  €  все  их  повествованиЯ  кончаютсЯ
рассказом либо об утраченном счастье, либо о счастье завоеванном,  либо  о
гибели, либо  о  спасении.  €  чем  зорче  глаз  художника  и  тоньше  его
искусство, тем глубже проникающаЯ его произведение убежденность,  что  мир
может быть спасен. €бо все жизненные пути ведут к  религии  длЯ  тех,  кто
пойдет по ним достаточно далеко...
   ‹юдЯм старой эпохи показалось бы странным, что вопрос о  том,  ЯвлЯетсЯ
ли наш мир целиком христианским или совершенно нехристианским, до сих  пор
остаетсЯ нерешенным. ‚о  всЯком  случае,  мы,  несомненно,  сохранили  дух
христианства, хотЯ и отбросили многие его  временные  формы.  •ристианство
было  первым  проЯвлением  мировой  религии,  первым   полным   отрицанием
племенного духа распрей, войн. ’о, что вскоре оно воспринЯло ритуалы более
древних религий, не менЯет  дела.  —еловеческому  разуму  пришлось  пройти
через две тысЯчи лет испытаний,  чтобы  постичь  наконец,  какие  здравые,
истины скрыты в давно известных и приевшихсЯ заповедЯх христианской  веры.
Њыслитель-социолог, по  мере  того  как  он  все  шире  и  шире  постигает
нравственные проблемы общественной  жизни,  неизбежно  приходит  к  учению
•риста, и так же неизбежно христианин, по мере того как он учитсЯ мыслить,
приходит к ‚семирной ђеспублике. Ђ что касаетсЯ притЯзаний различных сект,
проблем наименованиЯ и преемственности,  то  мы  живем  в  эпоху,  котораЯ
освободилась от подобных пут.


        —Ђ‘’њ Џџ’Ђџ. ЏЋ‘‹…„Ќ€… „Ќ€ ЊЂђЉЂ ЉЂђ…Ќ€ЌЂ


        1

   ‚торую операцию Њарку Љаренину сделали в новой хирургической  больнице,
расположенной в  Џаране,  высоко  в  ѓималаЯх  над  ущельем,  где  ‘атледж
покидает ’ибет.
   Ќа земле нет ничего равного дикой красоте  здешней  природы.  ‘  любого
места гранитной террасы, опоЯсывающей с четырех сторон  невысокие  корпуса
лабораторий, открываетсЯ вид на горы. ‚низу, прЯчась от глаз в синей глуби
ущельЯ, кипит река, пробиваЯсь к густонаселенным  равнинам  €ндии.  Ќо  ее
Яростный рев не долетает сюда и не нарушает торжественного безмолвиЯ  этих
высот. Џо склонам синего ущельЯ растут гигантские гималайские кедры, но  с
высоты  они  кажутсЯ  лишь  пЯтнышками  мха,  а  за  ущельем  на  огромном
пространстве громоздЯтсЯ  исхлестанные  ветрами,  исполосованные  снежными
лавинами многоцветные скалы с вершинами, обточенными в шпили. ќти скалы  -
севернаЯ оконечность ледЯной и  снежной  горной  пустыни,  котораЯ  к  югу
возноситсЯ все выше и выше, становЯсь все более дикой  и  неприступной,  и
увенчиваетсЯ высочайшими вершинами нашей планеты - „хаулагири и ќверестом.
‡десь высЯтсЯ утесы, подобных которым нет нигде на земле,  и  разверзаютсЯ
пропасти, столь глубокие, что на дне их можно было  бы  спрЯтать  Њонблан.
‹едники  здесь  огромны,  как  внутренние  морЯ,  и  столь  густо  усыпаны
огромными валунами, что на них под ничем не заслоненными солнечными лучами
распускаютсЯ  странные  мелкие  цветы.  Ќа  севере,  закрываЯ   от   взора
плоскогорье ’ибета,  устремлЯетсЯ  ввысь  эта  фарфороваЯ  цитадель,  этот
готический собор - ђиво-Џарджул, он возносит над рекой свои стены,  башни,
шпили - двенадцать тысЯч футов пестрых зубчатых скал. Ђ  за  ним  -  и  на
востоке и на  западе  -  в  синее  гималайское  небо  уходЯт  бесчисленные
вершины. € где-то внизу застыла  грЯда  облаков,  несущих  €ндии  дождь  и
остановленных невидимой рукой.
   ‘юда, с быстротой сновидениЯ пролетев над  ирригационными  сооружениЯми
ђаджпутаны, над куполами  и  башнЯми  ‚ерхнего  „ели,  прибыл  Љаренин,  и
сбившиесЯ в кучу крошечные зданиЯ (хотЯ высота южных стен их  равна  почти
пЯтистам футам) показались ему, когда аэроплан, снижаЯсь, кружил над ними,
детской игрушкой, затерЯнной среди горной пустыни. ‘юда не было  проложено
дорог - единственным средством сообщениЯ служил аэроплан.
   Ђэронавт посадил  аэроплан  посреди  просторного  двора,  и  Љаренин  с
помощью своего секретарЯ спустилсЯ на землю, держась за распорки крыла,  и
направилсЯ к группе людей, пришедших его встретить.
   ‡десь, вдали от шума и всЯческих  источников  инфекции,  среди  вечного
покоЯ, был создан оплот хирургиЯ длЯ научных опытов и врачеваниЯ. “же само
здание показалось  бы  весьма  необычным  тому,  кто  привык  к  непрочной
архитектуре в ту эпоху, когда энергиЯ была еще  непомерно  дорога.  ‡дание
было сложено из  гранита;  его  необычайной  крепости  стены  снаружи  уже
потрескались от мороза, но внутри они были отполированы. ‚ лабиринте мЯгко
освещенных  комнат  стоЯли  блистающие  чистотой  столы  с   лабораторными
приборами, а на операционных столах лежали инструменты  из  латуни,  очень
тонкого стекла, платины и золота. ‘о всех  концов  земли  сюда  съезжались
мужчины и женщины изучать хирургию или проводить экспериментальную работу.
‚се они носили одинаковую белую  форменную  одежду  и  питались  за  общим
столом; больные же помещались в  верхних  этажах  зданий  и  обслуживались
медицинскими сестрами и квалифицированными сиделками...
   Џервым с Љарениным поздоровалсЯ  –иана  -  ученый  директор  института.
ђЯдом с ним стоЯла ђэчел Ѓоркен - главный администратор.
   - ‚ы устали? - спросила она.
   ‘тарик Љаренин покачал головой.
   - Ќет, только ноги затекли, - сказал он. - Њне давно хотелось  побывать
в таком институте, как ваш.
   Ћн говорил так, словно только это и привело его сюда.
   Ќаступила короткаЯ пауза.
   - ‘колько сейчас людей ведет здесь научную работу? - спросил Љаренин.
   - ’риста девЯносто два человека, - ответила ђэчел Ѓоркен.
   - Ђ сколько больных и персонала?
   - „ве тысЯчи триста.
   - џ буду больным, - сказал Љаренин. -  џ  им  вынужден  стать.  Ќо  мне
хотелось бы сначала все посмотреть. Ђ потом Я стану больным.
   - Њожет быть, пройдем ко мне? - предложил –иана.
   - Ђ затем Я должен буду поговорить с доктором, - сказал Љаренин.  -  Ќо
сначала мне хочетсЯ поближе познакомитьсЯ со всем, что тут у вас делаетсЯ,
и побеседовать с вашими людьми.
   Ћн поморщилсЯ и шагнул вперед.
   - Џочти всю свою работу Я уже привел в порЯдок, - сказал он.
   - ‚ы много работали последнее времЯ? - спросила ђэчел Ѓоркен.
   - „а. Ђ сейчас мне нечего больше делать, и это как-то странно... “жасно
скучнаЯ вещь - болезнь и необходимость заниматьсЯ собой. ќта дверь и  этот
рЯд окон очень хороши - полоска  золота  на  сером  граните,  и  вдали,  в
пролете арки, горы. „а, это очень красиво...


        2

   Љаренин лежал, укутанный в белый пушистый плед, а ”аулер, которому была
поручена операциЯ, беседовал с  ним,  присев  на  край  кровати.  Џомощник
”аулера скромно сидел в стороне и молчал. ‚се обследованиЯ были закончены,
и Љаренин знал, что ему предстоит. Ћн был утомлен, но безмЯтежно спокоен.
   - €так, если вы менЯ не оперируете, Я умру, - сказал он.
   ”аулер кивнул.
   - Ђ после операции, - улыбаЯсь сказал Љаренин, - Я, возможно, все равно
умру.
   - Ќе обЯзательно.
   - „опустим. Ќо смогу ли Я вернутьсЯ к работе?
   - Њожно надеЯтьсЯ...
   - €так, скорее всего Я умру, а если не умру, то, весьма вероЯтно, стану
никчемным инвалидом?
   - џ считаю, что если вы  останетесь  в  живых,  то  сможете  продолжать
работать... так же, как сейчас.
   - Ќу что ж, в таком случае Я, по-видимому, должен рискнуть. Ќо не могли
бы вы, ”аулер... не могли бы вы напичкать менЯ  лекарствами  и  подвинтить
менЯ немного вместо всей этой... вивисекции? Ќесколько дней активной жизни
на лекарствах... а затем конец?
   ”аулер задумалсЯ.
   - Њы еще не научились делать подобные вещи, - сказал он.
   - Ќо близок день, когда вы научитесь?
   ”аулер кивнул.
   - ‚ы заставлЯете менЯ чувствовать себЯ так, словно Я последний урод  на
земле. “родство - это неуверенность в себе... Ќеопределенность.  Њое  тело
работает ненадежно, нельзЯ даже понЯть, будет оно жить или  умрет.  ‘коро,
вероЯтно, настанет  времЯ,  когда  тела,  подобные  моему,  уже  не  будут
поЯвлЯтьсЯ на свет.
   - ‚идите ли, - помолчав, сказал ”аулер, - миру необходимы  такие  души,
как ваша.
   - „а, пожалуй, - сказал Љаренин, - моЯ душа как-то послужила  миру.  Ќо
не потому, что она  заключена  в  такое  тело,  вы  ошибаетесь,  если  так
думаете.  ‚  уродстве  нет  никаких  скрытых   достоинств.   ЊенЯ   всегда
раздражало... мое состоЯние. …сли  бы  Я  мог  передвигатьсЯ  свободнее  и
пользоватьсЯ всеми возможностЯми, которые предоставлЯет человеку здоровье,
Я сделал бы больше. Ќо, быть может, со временем  вы  научитесь  превращать
деформированное тело в полноценное. ‚аша наука еще только зарождаетсЯ. ќто
более тонкаЯ вещь, чем физика или химиЯ, и ей  требуетсЯ  больше  времени,
чтобы начать творить чудеса. Ђ  тем  временем  кое-кому  из  нас  придетсЯ
примиритьсЯ со своей участью и умереть.
   - ‚ этом  направлении  уже  проделана  изумительнаЯ  работа,  -  сказал
”аулер. - џ имею право говорить так, потому что моей заслуги  тут  нет.  џ
умею делать выводы из того, чему менЯ учат, могу оценить  достижениЯ  тех,
кто талантливее менЯ, и руки  у  менЯ  хорошие,  но  те,  другие  -  Џигу,
Њастертон, ‹ай и остальные, - они стремительно прокладывают пути  к  новым
вершинам знаниЯ. “ вас была возможность следить за их работой?
   Љаренин отрицательно покачал головой.
   - Ћднако Я могу представить себе ее грандиозный размах, - сказал он.
   - “ нас здесь работают сейчас очень много людей, - сказал ”аулер. - Њне
кажетсЯ, что по сравнению с девЯтнадцатым веком количество людей,  которые
мыслЯт, бьютсЯ над разрешением  задач,  ведут  наблюдениЯ,  ставЯт  опыты,
возросло по меньшей мере в тысЯчу раз.
   - Ќе считаЯ тех, кто ведет учет этой работе?
   -  „а,   не   считаЯ   их.   Ќаучно   поставленнаЯ   регистрациЯ   всей
исследовательской работы -  это,  конечно,  сама  по  себе  очень  большаЯ
задача, и лишь теперь мы начинаем ее  по-настоЯщему  осуществлЯть.  €  уже
ощущаем ее плодотворный результат.  ‘  тех  пор  как  этот  труд  перестал
оплачиватьсЯ, ему посвЯщают себЯ только  те,  у  кого  есть  склонность  к
такого рода занЯтию, и оно превратилось в  призвание.  ‡десь  у  нас  есть
копиЯ энциклопедического индекса - Я покажу ее вам сегоднЯ, вам это  будет
интересно, - и каждую неделю карточки вынимаютсЯ и  заменЯютсЯ  новыми,  с
последними данными  о  результатах  работ;  их  доставлЯют  нам  аэропланы
департамента исследовательских работ. ќто индекс знаний, и  он  непрерывно
растет, становитсЯ все более точным.  Џодобного  индекса  еще  никогда  не
существовало на земле.
   - Љогда Я начал работать в Љомитете ЋбразованиЯ, -  сказал  Љаренин,  -
подобный индекс всех человеческих знаний  казалсЯ  чем-то  неосуществимым.
Ќаучные исследованиЯ приносили хаотические  горы  результатов,  о  которых
сообщалось на  сотнЯх  различных  Языков,  в  тысЯчах  всевозможного  рода
публикаций... - Ћн улыбнулсЯ, вспоминаЯ. - Љак нас пугала эта работа!
   - ’еперь этот хаос почти полностью приведен в порЯдок. ‚ы сами увидите.
   - „а, Я был слишком погружен в свою работу... Љонечно,  мне  это  будет
очень интересно.
   Џациент внимательно посмотрел на своего хирурга.
   - ‚ы постоЯнно работаете здесь? - внезапно спросил он.
   - Ќет, - сказал ”аулер.
   - Ќо большую часть времени вы работаете здесь?
   - €з последних десЯти лет в общей сложности Я  проработал  здесь  семь.
‚ремЯ от времени Я уезжаю -  спускаюсь  туда,  вниз.  ќто  необходимо.  Џо
крайней мере мне это необходимо. Џорой все здесь  словно  одеваетсЯ  серой
пеленой, и  тебЯ  охватывает  тоска  по  жизни  -  настоЯщей,  исполненной
страсти, когда любишь, когда ешь и пьешь ради удовольствиЯ есть и  пить...
тоска по шумной толпе, интересным неожиданностЯм и  смеху  -  главное,  по
смеху...
   - „а, да, - сказал Љаренин.
   - Ђ потом наступает день,  когда  ты  внезапно  снова  вспоминаешь  эти
горы...
   - €менно так  жил  бы  и  Я,  если  бы  не  мое...  не  мои  физические
недостатки, - сказал Љаренин. - ’ому, кто этого  не  испытал,  никогда  не
понЯть, как мучительно ощущение неполноценности. Џрекрасен будет тот день,
когда на земле не останетсЯ никого, чье тело мешало бы ему  вести  обычную
человеческую жизнь, чей дух не мог бы по своему желанию подниматьсЯ к этим
вершинам.
   - Њы скоро этого достигнем, - сказал ”аулер.
   - €з поколениЯ в поколение человек стремилсЯ ввысь, стремилсЯ поднЯтьсЯ
над унизительной неполноценностью своего тела  и  духа.  Ќад  страданиЯми,
слабостЯми, подлым страхом, унынием, отчаЯнием. Љак  хорошо  мне  все  это
знакомо! Ћни отнЯли у менЯ куда больше времени, чем три года,  которые  вы
отдали отдыху. Ќо ведь каждый человек в какой-то мере калека и в  какой-то
мере животное? џ хлебнул этого чуть больше, чем другие, вот и все.  ’олько
теперь, полностью осознав эту истину, человек  сможет  обрести  над  собой
власть, котораЯ позволит ему уничтожить в себе калеку и животное.  ’еперь,
перестав быть рабом своего тела, он  впервые  сможет  познать  полноценную
телесную жизнь... ќто совершитсЯ еще при жизни  вашего  поколениЯ.  ‚етхий
Ђдам и все остатки скотов, пресмыкающихсЯ и  прочих  тварей,  которые  еще
гнездЯтсЯ в наших телах и душах, полностью подчинЯтсЯ вам, не так ли?
   - ‚ы формулируете это чересчур смело, - сказал ”аулер.
   …го осторожность заставила Љаренина весело рассмеЯтьсЯ...
   -  Љогда,  -  внезапно  спросил  Љаренин,  -  когда  вы   будете   менЯ
оперировать?
   - Џослезавтра, - сказал ”аулер. - ‚ течение суток вам придетсЯ  есть  и
пить только то, что будет  мною  предписано.  Ђ  думать  и  беседовать  вы
можете, о чем вам будет угодно.
   - Њне хотелось бы осмотреть ваш €нститут.
   - ‚ы его осмотрите сегоднЯ после обеда. џ распорЯжусь,  чтобы  длЯ  вас
приготовили носилки. Ђ завтра полежите на террасе. Ќи одни горы в мире  не
сравнЯтсЯ красотой с нашими...


        3

   Ќа следующее утро Љаренин поднЯлсЯ рано и видел,  как  солнце  вставало
из-за гор; он съел легкий  завтрак,  после  чего  его  секретарь  ѓарденер
пришел узнать, как предполагает Љаренин провести этот день.  •очет  ли  он
кого-нибудь  видеть?  €ли,  быть  может,  терзающаЯ   его   боль   слишком
мучительна?
   - џ буду рад побеседовать с кем-нибудь,  -  сказал  Љаренин.  -  ‡десь,
несомненно, много самых различных  людей,  обладающих  живым  умом.  Џусть
придут поболтать  со  мной.  ќто  развлечет  менЯ...  ‚ы  не  можете  себе
представить, какой интерес  пробуждаетсЯ  ко  всему,  когда  увидишь  зарю
своего последнего днЯ.
   - Џоследнего днЯ?!
   - ”аулер убьет менЯ.
   - Ћн этого не думает.
   - ”аулер убьет менЯ. € даже если не убьет, то мало что от менЯ оставит.
‘ловом, так или иначе это мой последний день. …сли и настанут какие-то дни
потом, это уже будет шлак. џ знаю...
   ѓарденер хотел что-то сказать, но Љаренин продолжал:
   - џ надеюсь, что он  убьет  менЯ,  ѓарденер.  Ќе  будьте...  не  будьте
старомодны. Ѓольше всего на свете Я боюсь именно этих последующих  дней  -
этог