на штурм целую  рать
головорезов и вновь вернутьсЯ и застыть, обдумываЯ  планы  праведной  мести.
Џрошай же, иди и не мешкай, и пусть мой  устрашающий  пример  послужит  тебе
уроком и предупрежденьем: подумай, что сделало менЯ смутьЯном, ведь и Я  был
рожден непорочным! ђасскажи обо мне своему сыну, возьми его за руку и открой
ему все величие звезд, все красоты земного мира: от  гнезда  крохи-малиновки
до божьих храмов. ’ы подивишьсЯ, как почтительно  станет  он  внимать  отчим
наставлениЯм, и вознаградишь его улыбкой.  Ќо  взглЯни  на  него,  когда  он
останетсЯ без надзора, и увидишь, что в бешеной злобе плевками осквернЯет он
добродетель; он человеческое отродье, и он лгал тебе, но впредь он  тебЯ  уж
не  обманет;  теперь  тебе  доподлинно  известно,  каким  будет  твое  чадо.
ЏриготовьсЯ же, злосчастный отец, узреть эшафот, где  отсекут  голову  юному
злодею, и прими в сердце жгучую боль, такова будет участь твоЯ  на  старости
лет.

     (5) —то за фигура с назойливым  упорством  маЯчит  перед  моим  взором,
какой уродине принадлежит сие изображение? ‡адаваЯ самому себе  этот  жгущий
сердце вопрос, Я нисколько не изменЯю обычной  строгости  стилЯ,  ибо  делаю
это, заботЯсь не о пышной форме, а лишь о достоверности. Љто бы ты  ни  был,
защищайсЯ: Я намерен запустить в тебЯ  тЯжелым  обвинением,  как  камнем  из
пращи. ѓде ты украл глаза? Ћни чужие, не твои! џ  видел  точно  такие  же  у
одной случайно встреченной светловолосой женщины,  знать,  у  нее  ты  их  и
вырвал! ЏонЯтно, ты хочешь, чтоб тебЯ сочли красавцем,  но  тебе  никого  не
обмануть, а уж менЯ и подавно. ‡апомни это и не  сочти  менЯ  глупцом.  ‘таи
хищных орлов, охочих до кровавой пищи, горЯчих  защитников  всех  гонителей,
прекрасных,  как  украшающие  ветви  арканзасского  панокко*   полуистлевшие
скелеты, парЯт кругами над твоим  челом,  как  будто  преданные  слуги,  что
взысканы господской милостью. „а есть ли у  тебЯ  чело?  Џраво,  в  этом  не
мудрено усомнитьсЯ. ’вой лоб так низок, что врЯд ли представлЯетсЯ возможным
установить сам факт  его  существованиЯ  при  столь  скупом  количестве  ему
присущих признаков. џ не шучу. Њожет, ты и впрЯмь безлобый, ты, что вихлЯешь
позвонками да извиваешьсЯ передо мною, как неумелый шут, задумавший сплЯсать
замысловатый танец. Ќо кто же, кто похитил  твой  скальп?  Ѓыть  может,  тот
человек, которого ты держал  в  заточении  целых  двадцать  лет  и  который,
вырвавшись на волю, решил воздать тебе за все  сполна?  …сли  так,  Я  готов
похвалить его, правда с оговоркой: Я не  сторонник  крайностей,  но  он  был
крайне мЯгок. ’ы же похож теперь на  пленного  индейца,  хотЯ  это  сходство
исчерпываетсЯ (заметим это с самого начала) значительным изъЯном  волосЯного
покрова. џ не отрицаю принципиальной  возможности  того,  что  волосы  вновь
отрастут  вместе  с  кожей,  -  открыли  же  физиологи,   что   у   животных
восстанавливаетсЯ со  временем  даже  удаленный  мозг,  -  но  ограничиваюсь
простой, но,  впрочем,  не  лишенной  удовольствиЯ  констатацией  увечьЯ,  и
помыслы мои не простираютсЯ  так  далеко,  чтобы  пожелать  тебе  исцелениЯ,
скорее, напротив, Я склонен  с  более  чем  сомнительной  беспристрастностью
видеть в постигшей тебЯ невеликой беде, потере кожи с верхней части  черепа,
лишь предвестие несчастий покрупнее и осмеливаюсь  робко  предвкушать  такой
оборот дела. Ќадеюсь, Я понЯтно излагаю свои мысли. ’вое же горе  поправимо;
случись тебе, в силу нелепой  (но  не  противоречащей  логике)  случайности,
отыскать драгоценный лоскут кожи, суеверно сохраненный твоим противником как
памЯть об одержанной когда-то сладостной победе, и, ты, вероЯтнее всего -  а
впрочем,  законы  вероЯтности  изучены  лишь  применительно  к   математике,
несмотрЯ на то, что они, как всем известно, по аналогии легко приложимы и  к
иным областЯм мышлениЯ, - не  преминешь  воспользоватьсЯ  столь  же  удачно,
сколь и внезапно подвернувшейсЯ возможностью из  вполне  законного,  хотЯ  и
несколько  чрезмерного,  страха  перед  местным  или  общим  переохлаждением
предохранить  обнаженные  участки  твоего   мозга   от   соприкосновениЯ   с
атмосферным, особенно зимним, воздухом посредством  этого  головного  убора,
который принадлежит тебе по неоспоримому природному  праву  и  который  тебе
будет позволено, если только ты, вопреки здравому смыслу, не  воспротивишьсЯ
этому сам, носить при любых обстоЯтельствах, не навлекаЯ на себЯ  упреков  -
всегда столь неприЯтных - в нарушении этикета. ’ы слушаешь менЯ внимательно,
не так ли? Ђ если и дальше будешь слушать так же, вбираЯ  каждое  слово,  то
очень скоро пропитаешьсЯ горькою отравой скорби... Ќу, а не  слушать  ты  не
можешь, ты внимаешь моим речам, словно подчинЯЯсь некоей силе  извне,  -  не
потому ли, что Я беспристрастен и ненавижу тебЯ не так  сильно,  как  должен
бы; возрази, если можешь. ’вой дух стихийно тЯготеет к моему, потому что  во
мне меньше зла, чем в тебе. Ќу, разве Я не прав! ‚от ты лишь  бросил  взглЯд
на городок, раскинувшийсЯ там, на горном склоне. € что  же?..{"  ‚се  жители
его мертвы! Ћднако у менЯ, как и у всЯкого, или, быть может, больше,  чем  у
всЯкого, хоть это и грех, есть гордость. ’ак выслушай менЯ... если признаниЯ
того, кто прожил без малого полсотни лет в обличии  акулы,  носимой  теплыми
подводными теченьЯми вдоль африканских берегов,  тебе  настолько  интересны,
что ты их можешь выслушать, пусть не сочувственно, но уж, по  крайней  мере,
не проЯвлЯЯ слишком Явно, что  было  бы  непоправимою  ошибкой,  отвращениЯ,
которое тебе внушает это существо. Ќе стану  сбрасывать  маску  добродетели,
чтобы предстать пред тобою таким, каков Я  есть,  поскольку  никогда  ее  не
надевал, (возможно, это может послужить мне  оправданьем),  так  что,  стоит
тебе вглЯдетьсЯ получше, и ты тотчас признаешь во мне прилежного ученика, но
отнюдь не соперника, пытающегосЯ тЯгатьсЯ с тобою на поприще зла. Ђ коли  уж
Я не оспариваю у тебЯ пальму первенства, то не думаю, чтобы на это осмелилсЯ
кто-нибудь еще - ему пришлось бы прежде сравнЯтьсЯ со, мною, а это  нелегкаЯ
задача... ’ак слушай же, если ты не туманный фантом (ты  прЯчешь  свое  тело
непонЯтно где): эту девочку Я увидел как-то утром;  твердой,  не  по  годам,
поступью направлЯлась она к  озеру,  чтобы  сорвать  розовый  лотос,  и  уже
склонилась над водою,  как  вдруг  встретилась  взглЯдом  со  мной  (замечу,
справедливости ради, что это произошло не без моего стараньЯ). €  в  тот  же
миг она внезапно, подобно тому как вскипает пеной приливнаЯ волна,  встречаЯ
на своем пути валун, пошатнулась; ноги ее подогнулись, она упала в  озеро  и
опустилась на самое дно (бесспорно, это чудо, но так оно и было, и  это  так
же верно, как то, что Я с тобою говорю); побочным эффектом сего происшествиЯ
послужило то, что все цветы из рода нимфей, которые цвели на озере, остались
в целости и сохранности. —то она делает там, под толщей воды?.. как знать. џ
полагаю, ведет ожесточенную борьбу с неумолимой силой тлениЯ! Ќо все же  мне
далеко до тебЯ, учитель, до тебЯ, чей взор уничтожает города,  как  слоновьЯ
пЯта муравьиную кучу! € вот тому свидетельство... ѓлЯди, как  опустел  склон
горы, где прежде кипела жизнь, и город стоит, как заброшенный всеми  старик.
•отЯ дома и невредимы, зато - признаем честно - о тех, кто жили в них, никак
нельзЯ сказать того же: их больше  нет,  считайте  это  парадоксом,  но  это
истиннаЯ правда. ’рупный смрад уже  коснулсЯ  моего  обонЯниЯ.  Љак,  ты  не
чувствуешь? Ќу, так взглЯни: орлы слетаютсЯ со всех сторон  и  только  ждут,
пока мы отойдем, чтобы начать роскошный пир. Џостой! Ќо, кажетсЯ, эти  птицы
уже давно были здесь, Я видел, как они вились у тебЯ над головою, как хищные
их крыльЯ вычерчивали в небе воздушный обелиск, они словно торопили,  словно
подстрекали тебЯ. Ќеужто и сейчас еще ты ничего не чуешь?  Ћбман,  не  может
быть. Ќе может  быть,  чтобы  не  затрепетали  твои  обонЯтельные  нервы  от
прикосновениЯ пахучих атомов, их иснускает город убиенных, - ты  это  знаешь
сам... Ћ, с каким восторгом припадаю Я  к  твоим  стопам,  но  лишь  пустоту
обнимают мои руки... ѓде же неуловимое тело того, кого видЯт глаза мои, пред
кем  Я  преклонЯюсь?  ”антом  смеетсЯ  надо  мной  и  вместе  со  мною  ищет
собственное тело. ‡наком призываю его не двигатьсЯ - и получаю в ответ такой
же знак... Ђх, вот что... Я все понЯл,  секрет  раскрыт,  но,  признаюсь,  Я
что-то этому не слишком рад. ‚се объЯснилось, все  до  последней  мелочи,  о
которой, по правде, не  стоило  и  говорить,  вроде  вырванных  у  белокурой
женщины глаз - подумаешь, какаЯ важность! Љак же мог Я  забыть,  что  это  с
менЯ самого снЯли скальп, что это Я сам заточил,  хотЯ  не  на  двадцать,  а
всего лишь на пЯть лет (досаднаЯ ошибка!), одного человека, желаЯ потешитьсЯ
его муками, за то что он отказал мне в своей дружбе, -  и  справедливо:  ибо
таких не берут в друзьЯ. …сли же Я и дальше буду притворЯтьсЯ, скажу, что не
подозреваю о смертоносной силе своего взглЯда, котораЯ губит даже планеты  в
небесном пространстве, то,  пожалуй,  сочтут,  что  памЯть  у  менЯ  отшибло
начисто. Ќо это лишь минутные провалы, которые случаютсЯ не в первый  раз  и
повторЯютсЯ, как только предо мною в зеркале ЯвлЯетсЯ вполне закономерно мое
изображение, не признанное мною

     (6) џ уснул на голом камне. Ћхотник, без отдыха и пищи гонЯвшийсЯ целый
день по пустыне за голенастым страусом, если  найдетсЯ  таковой  среди  моих
читателей, - вот кто сможет хотЯ бы  отчасти  понЯть,  какой  свинцовый  сон
сморил менЯ. €ли вообразите: пенный вал бчшуюшего морЯ своею  мощной  дланью
послал в пучину судно, из всего  экипажа  один  человек  осталсЯ  на  плоту,
долгие часы его плот, как щепку, носит по волнам, -долгие часы, и каждый час
длиннее целой  жизни,  но  наконец  поблизости  плывет  фрегат,  несчастного
матроса замечают, в последний  миг  к  нему  поспевает  помощь  -  вот  этот
страдалец, верно, мог бы  понЯть  лучше  всех,  каким  тЯжелым  сном  Я  был
придавлен. ѓипноз да хлороформ способны ввергнуть человека - да и  ввергают,
если не ленЯтсЯ -  в  подобную  каталептическую  летаргию.  ’акое  состоЯние
нисколько не напоминает смерть, кто это скажет, тот солжет. Ћднако  перейдем
скорее к сну, который мне пригрезилсЯ, не то любители такого рода россказней
взревут от нетерпениЯ, как стаЯ мощноглавых кашалотов, оспаривающих  друг  у
друга беременную самку.  €так,  мне  снилось,  будто  Я  очутилсЯ  в  прочно
приросшей ко мне шкуре свиньи и валЯюсь в самых грЯзных  лужах.  ќто  ли  не
благодать: сбылись мои мечты, Я больше не принадлежал к человеческому  роду!
€менно так Я и подумал и был несказанно обрадован, хотЯ и не мог сообразить,
за какой подвиг Џровидение  послало  мне  столь  почетную  награду.  ’еперь,
вспоминаЯ все, что произошло со мною, пока Я  был  распластан  на  гранитной
глыбе - за это времЯ два прилива сомкнули незаметно длЯ менЯ свои волны  над
сплавом бесчувственного камнЯ с живою плотью, - теперь Я допускаю,  что  это
превращение было, скорее всего, унизительным наказанием, которое  ниспослало
мне божественное правосудие. Ќо кто предугадает, что может затронуть  в  нас
тайные струны постыдной, темной радости! џ счел тогда (да  и  сейчас  считаю
так же)  сию  метаморфозу  щедрым  даром,  ослепительным  счастьем,  высшим,
долгожданным благом. Ќаконец-то, наконец Я стал  свиньей!  џ  пробовал  свои
клыки на коре ближайших деревьев, Я с нежностью разглЯдывал  свое  рыло.  Ћт
искры божьей не осталось и следа;  выходит,  поднЯть  свою  душу  до  высоты
вожделенного идеала совсем нетрудно. ’ак слушайте же и не краснейте,  о  вы,
безмерно смехотворные пародии на красоту, вы, чрезмерно чтЯщие  ослиный  рев
своей ничтожнейшей души, вы, ничего не ведающие о том,  как  ‚седержитель  в
редкую минуту беспечного весельЯ духа и в  полном  соответствии  с  великими
всеобщими законами гротеска потешилсЯ однажды тем, что заселил одну  планету
микроскопическими и диковинными существами, которых называют  "люди"  и  чьи
тела состоЯт из субстанции, напоминающей розовые кораллы... —то ж, вам  есть
от чего краснеть, кули с костЯми да жиром, но все-таки послушайте менЯ. Ќе к
разуму ваше взываю: его отвращение к вам столь велико, что может привести  к
кровавой рвоте; не терзайтесь же страхом, как бы  он  не  выдал  вашу  суть,
следуйте своей натуре. ‚зглЯните на  менЯ:  исчезли  все  помехи.  …сли  мне
хотелось убивать, а такое случалось нередко, Я убивал, и никто не мешал мне.
Џравда, человеческие  законы  еще  грозили  мне  возмездием,  хоть  Я  и  не
покушалсЯ на племЯ, которое оставил без всЯкого сожалениЯ, но  зато  совесть
ничуть менЯ не упрекала. ‚есь день дралсЯ Я с моими новыми  собратьЯми,  так
что землЯ вокруг покрылась в несколько слоев засохшей кровью. џ был  сильнее
всех и выходил победителем из схваток. Ћгнем горели раны, но  Я  делал  вид,
будто не замечаю боли. Ќаконец все твари земные обратились в  бегство,  и  Я
осталсЯ  один  в  ослепительном  блеске   славы.   ђешив   покинуть   места,
опустошенные моею Яростью,  и  перебратьсЯ  в  новые,  дабы  и  там  учинить
кровавый террор, Я вплавь преодолел реку, но едва достиг  суши  и  попыталсЯ
сделать первые шаги по цветущему берегу, как величайшее  изумление  охватило
менЯ! Ќоги мои сковал внезапный паралич, и стрЯхнуть  это  оцепенение  Я  не
мог. џ делал невероЯтные усилиЯ, чтобы освободитьсЯ и  продолжить  путь,  но
тут проснулсЯ и почувствовал, что снова  обратилсЯ  в  человека.  Џровидение
недвусмысленно дало мне понЯть, что не желает, чтобы мои мечты  исполнились,
хотЯ бы и во сне. €  это  обратное  превращение  Явилось  столь  болезненным
ударом, что еще и поныне Я плачу по ночам. Љ утру мои простыни намокают так,
точно их окунули в воду, и мне приходитсЯ менЯть их что ни день. Ђ если  вам
не веритсЯ, то приходите и сами убедитесь в  том,  что  утверждение  мое  не
просто правдоподобно, но  совершенно  правдиво.  ‘колько  раз  с  той  ночи,
проведенной под открытым небом на  скале,  замешивалсЯ  Я  в  стадо  свиней,
пытаЯсь вернуть себе облик, которого так несправедливо лишилсЯ! Џора,  давно
уже пора отринуть сладостные воспоминаниЯ о  мимолетном  торжестве,  которые
оставили в моей душе бледный, точно Њлечный пчть, след вечных сожалений...

     (7) “видеть нечто, по форме или же по сути  отклонЯющеесЯ  от  всеобщих
законов природы, не так уж  невозможно.  „ействительно,  стоит  каждому,  не
пожалев усилий, мысленно перелистать страницы памЯти (не пропускаЯ ни одной,
ибо именно на ней может оказатьсЯ доказательство выдвинутой мною мысли), как
он не без некоторого уливлениЯ, каковое при  иных  обстоЯтельствах  было  бы
комичным, обнаружит, что в такой-то  день  он  был  свидетелем  -  обратимсЯ
вначале к внешнему миру - ЯвлениЯ, которое, казалось бы - да так оно и  было
на самом деле, - не укладывалось в очерченные опытом и  очевидностью  рамки,
такого, например, как дождь из лЯгушек,  таинственнаЯ  природа  которого  не
сразу была уЯснена учеными. Ђ в какой-то другой день - продолжаЯ и  завершаЯ
перечень феноменами мира внутреннего - собственнаЯ его душа  ЯвлЯла  взглЯду
изощренного психолога картину если не  умственного  расстройства  (хотЯ  это
было  бы  еще  любопытнее),  то,  по  крайней  мере   (не   стану   дразнить
трезвомыслЯщих  критиков,  которые  не  простили  бы  мне  столь  чрезмерных
преувеличений), некоего особого  и  весьма  тЯжелого  состоЯниЯ,возникающего
порой в результате того, что воображение переступает  пределы,  определенные
ему здравым смыслом, нарушаЯ тем самым неписаный договор, заключенный  между
этими двумЯ силами, под натиском ли воли, или, что несравненно  чаще,  из-за
разобщенности сторон; в подтверждение сказанному приведу несколько примеров,
в уместности которых нетрудно будет убедитьсЯ тому, кто запасаетсЯ терпением
и смирением. „остаточно и двух: необузданнаЯ Ярость и недуг  гордыни.  Џрошу
читающего эти строки не делать поспешных  и  к  тому  же  ложных  выводов  о
несовершенстве моего стилЯ на основании  того,  что,  разворачиваЯ  фразы  с
чрезвычайною стремительностью, Я вынужден  отбрасывать  всЯческие  словесные
украшениЯ. “вы! џ и хотел бы выстраивать свои мысли и сравнениЯ  неторопливо
и изЯщно (но что поделать, коли вечно не  хватает  времени!),  с  тем  чтобы
передать каждому читателю если не ужас, то изумление, овладевшее мною, когда
однажды летним вечером, любуЯсь солнечным закатом, Я  увидел,  что  по  морю
плывет какой-то человек могучего телосложениЯ, имеющий вместо кистей  рук  и
ступней ног перепончатые, как у утки, лапы, а на спине - острый и вытЯнутый,
как у дельфина, плавник, и стаи рыб (среди прочих Я различил  в  этой  свите
ската, гренландского анарнака* и адскую  скорпену*)  следуют  за  ним,  всем
своим видом выражаЯ почтительнейшее восхищение. ‚ременами скользкое тело его
скрывалось под водой, но тут же он выныривал вновь,  покрыв  сто  метров  за
какую-то секунду. Њорские свиньи, которые, как Я всегда  считал,  заслуженно
слывут отличными пловцами, едва поспевали за этой невиданной  амфибией.  Њне
кажетсЯ, тот читатель не пожалеет, который,  вместо  того  чтобы  затруднЯть
повествование бездумным легковерием, удостоит автора доверием  вдумчивым,  с
оттенком искренней приЯзни, которое позволит ему оценить по достоинству  те,
пусть,  на  его  взглЯд,  немногочисленные  красоты  поэзии,  в  которые   Я
старательно посвЯщаю его при всЯкой возможности, и как раз сегоднЯ  нечаЯнно
выдалсЯ такой случай, который свежий бриз занес вместе с  бодрЯщим  ароматом
морских водорослей в мою строфу, в которой говоритсЯ о диковинном  существе,
которое похитило у водоплавающих птиц их атрибуты. Ќо почему похитило?  Љому
же неизвестно, что человек, которого  природа  и  без  того  довольно  щедро
наделила обширными и многообразными способностЯми, может, если пожелает, еще
приумножить их и научитьсЯ погружатьсЯ в толщу вод не хуже бегемота,  летать
в поднебесье, как  орлан,  зарыватьсЯ  в  землю,  точно  крот,  мокрица  или
божественный червь... ‘ большей или меньшей (и скорее большей, чем  меньшей)
точностью воспроизвожу Я те весьма и  весьма  утешительные  мысли,  которыми
пыталсЯ подкрепить свой дух, встревоженный подозрением, не в наказание ли за
некий неведомый грех подверглись метаморфозе конечности того, кто  нессЯ  по
морю, развиваЯ с помощью четырех перепончатых лап скорость, недоступную  длЯ
проворнейшего из бакланов. Ќо мне  не  стоило  терзатьсЯ  и  прежде  времени
травить себЯ горчайшими пилюлЯми жалости: Я не знал еще, что  этот  человек,
чьи руки мерно рассекают соленые морские волны,  а  ноги  взвихрЯют  буруны,
точно пара винторогих нарвалов, отнюдь не был  наказан,  хотЯ  и  без  охоты
принЯл  удивительное  превращение.  €стина,  открывшаЯсЯ  мне  впоследствии,
оказалась проста: сей незнакомец покинул неприветливую сушу  по  собственной
воле, а долгое пребывание в жидкой среде мало-помалу  привело  к  тем  очень
Явным, но не очень существенным изменениЯм, которые и  были  мною  замечены,
хотЯ поначалу, не разглЯдев как следует,  Я  принЯл  сей  загадочный  объект
(подобные промахи, совершаемые по крайней опрометчивости, порождают  чувство
досады, понЯтное психологам и тем, кто отличаетсЯ особой  осмотрительностью)
за рыбу странной формы, доселе не описанную ни одним  натуралистом  и  разве
что упомЯнутую в чьих-нибудь посмертных  трудах  -  впрочем,  это  последнее
предположение Я не стал бы отстаивать уж очень рьЯно, потому что оно обЯзано
своим  возникновением  столь  вольным  допущениЯм,  что  может  оказатьсЯ  и
заблуждением. Ћно и неудивительно, так как амфибиЯ была видима лишь длЯ менЯ
одного - не считаЯ рыб и китообразных,  -свидетельство  тому  -  проходившие
мимо крестьЯне, которые при виде моего ошеломленного чудесным Явлением  лица
останавливались и безуспешно пытались понЯть, почему это Я, не отрываЯ глаз,
смотрю на море, словно некаЯ сила, казавшаЯсЯ непреодолимой,  но  не  бывшаЯ
таковой на самом деле, приковывала мой взор к одной  точке,  туда,  где  они
ничего, кроме мельтешениЯ всевозможных рыб, не видели,  и  их  в  недоумении
разинутые рты достигали размеров китовой пасти. ЏоглЯдеть на  рыбок  -  одна
забава, а бледнеть, как этот чудак, вроде бы не с чего, -  говорили  они  на
своем живописном наречии, да и не так они были глупы, чтобы не заметить, что
глЯжу-то Я не туда, где резвЯтсЯ рыбы, а много дальше. џ же, в свою  очередь
невольно привлеченный зрелищем столь титанически  распахнутых  зевов,  думал
про себЯ, что если только не найдетсЯ в мире пеликана величиною с  гору  или
хотЯ бы с мыс (прошу вас оценить всю тонкость оговорки, благодарЯ которой ни
пЯдь земли не пропадет даром), то ни один птичий клюв  и  ни  одна  зверинаЯ
пасть не может не то что превзойти величиною эти зиЯющие мрачные кратеры, но
и сравнитьсЯ с ними,  €,  право,  даже  если  сделать  скидку  на  известное
преувеличение, неизбежно сопутствующее любезной моему сердцу метафоре (а эта
риторическаЯ фигура отвечает тЯге человека к бесконечности  гораздо  больше,
чем представлЯетсЯ умам, погрЯзшим в предрассудках или в ложных  убежденьЯх,
что по существу одно и то же), непреложной истиной остаетсЯ то, что  потешно
разверстые крестьЯнские рты легко могли бы разом проглотить не менее чем  по
три кашалота. Ќу, а коли быть совсем серьезным и умерить аппетит,  то  можно
удовольствоватьсЯ тремЯ новорожденными слонЯтами. Ћдин гребок  амфибии  -  и
пенный след протЯгивалсЯ на целый километр. ‚ыныривает перепончатаЯ длань  -
и в краткий миг меж взлетом и новым погруженьем  как  будто  устремлЯетсЯ  к
космическим высотам, едва не прикасаЯсь к  звездам.  €  вот,  сложив  ладони
рупором, взобравшись на береговой утес, Я крикнул так, что голос мой  загнал
в глубокие расселины всех раков с  крабами:  "Ћ  ты,  скользЯщий  по  волнам
быстрее, чем летит альбатрос на не знающих устали крыльЯх, если  причудливые
возгласы, что вырываютсЯ из человеческой гортани и служат верным воплощеньем
мысли, еще не утратили длЯ тебЯ значеньЯ, останови, прошу,  хоть  на  минуту
свое стремительное движенье и коротко,  но  по  порЯдку,  поведай  мне  свою
судьбу. Ќо только не старайсЯ внушить мне  чувства  дружбы  и  почтениЯ,  не
трать на это слов, ибо они и так вспыхнули во мне, едва лишь Я узрел, как ты
с акульей грацией и силой отважно мчишьсЯ  вдаль".  Њогучий  вздох  пронессЯ
тогда над морем, и лютый холод пробрал менЯ до костей,  и  утес  заколебалсЯ
под моими ногами, или это зашаталсЯ Я  сам  под  бурным  натиском  воздушных
волн, наполнивших мне уши  скорбным  воплем;  тот  вздох  разбередил  земные
недра, и растревоженные рыбы нырнули в глубь морских зыбей  с  громоподобным
плеском. Џловец приблизилсЯ, но не вплотную к берегу, а лишь настолько, чтоб
его голос без усилиЯ достигал моего слуха, и,  шевеленьем  ласт  поддерживаЯ
тело в вертикальном положении,  возвысил  над  ревущею  пучиной  свой  торс,
увешанный зелеными стеблЯми водных трав. € Я увидел, как  он  склонил  чело,
как будто повелительно сзываЯ сонм  заблудившихсЯ  в  душе  воспоминаний.  џ
молча  ждал,  не  решаЯсь  прервать  свЯщеннодейственных  раскопок,  он   же
погрузилсЯ в  прошлое  и  замер,  недвижимый,  словно  риф.  Ќо  наконец  он
разомкнул уста: "Ќе потому ли у  сколопендры  такое  множество  врагов,  что
бесподобнаЯ красота ее бессчетных ножек отнюдь  не  вызывает  ни  любви,  ни
восхищеньЯ  у  других  животных,  а  только  разжигает  в  них   завистливое
озлобленье. ‚се хулЯт и ненавидЯт  ее  -  что  же,  менЯ  это  нисколько  не
удивлЯет... Ќе стану говорить тебе, где Я родилсЯ: это ничего не прибавит  к
моему рассказу, а честь не велит пЯтнать позором имЯ предков. Ќа второй  год
супружества моих достойных родителей (да простит их ѓосподь!) небо, внЯв  их
молитвам, послало им близнецов: моего брата и менЯ. Љазалось бы, родившись в
один день, мы должны были нежно любить друг друга. Ќо  вышло  по-другому.  џ
был красивей и умнее брата, и он воспылал ко мне ненавистью, которой даже не
пыталсЯ скрыть, родители в ответ на это окружали менЯ еще большею любовью  и
лаской, Я же, не переставаЯ искренно любить брата, старалсЯ  отвратить  душу
несчастного от противоестественной вражды с  тем,  кто  делил  с  ним  тепло
материнской утробы. Ќо злоба его не знала границ, и наконец,  опорочив  менЯ
чудовищной клеветой, он добилсЯ того,  что  родители  от  менЯ  отвернулись.
ЏЯтнадцать лет провел Я в темнице, питаЯсь мерзкими червЯми да мутною водой.
Ќе стану подробно описывать всех мук, перенесенных мною за долгие годы этого
безвинного заточениЯ. €зо днЯ в день в определенный час  двери  моей  тюрьмы
открывались и входил один из палачей - всего их было трое. и каждый  ЯвлЯлсЯ
в свой черед - с клещами, щипцами и  прочими  орудиЯми  пытки.  Ћни  слышали
крики, которые исторгала у менЯ боль, и оставались  равнодушны,  они  видели
потоки крови и усмехались. Ћ брат мой, виновник всех моих несчастий, Я  тебЯ
простил! Њожет ли быть, чтобы твоЯ слепаЯ  ненависть  не  сменилась  наконец
прозрением?! ’омЯсь в узилище, Я много размышлЯл. € ты легко поймешь, как  Я
возненавидел род людской. € все же, несмотрЯ на тройной гнет -  одиночества,
тоски и недугов, - Я не совсем лишилсЯ рассудка и не озлобилсЯ  против  тех,
кого все еще продолжал любить. Ќо вот однажды хитростью мне удалось  вернуть
себе свободу. ‘трашась всех живущих на земле, всех, кто,  хотЯ  и  считались
мне подобными, на самом деле, насколько Я успел понЯть,  не  имели  со  мною
никакого сходства (если бы они и правда считали  менЯ  подобными  себе,  длЯ
чего стали бы причинЯть мне столько зла?), Я побежал  на  каменистый  берег,
твердо решив умереть, если и в море будут терзать менЯ воспоминаниЯ о  поре,
предшествовавшей пережитому кошмару. € что же, вот Я перед  тобой.  †изнь  в
морских глубинах, в сиЯющих хрусталем гротах, которую веду  Я  с  тех  самых
пор, как покинул отчий дом, не так уж и плоха. ‚зглЯни и убедись. Џровидение
даровало мне лапы лебедЯ.  Њирно  провожу  Я  свои  дни  среди  рыб,  и  они
заботЯтсЯ о моем пропитании и служат мне, признав своим повелителем. ‘ейчас,
если позволишь, Я свистну на особый лад, и  ты  увидишь,  как  они  со  всех
сторон примчатсЯ на зов". Љак он сказал, так и произошло. ‡атем мой странный
собеседник вновь  царственно  поплыл  в  сопровожденье  свиты  подданных.  ‚
считанные секунды скрылсЯ он из виду, но Я навел подзорную трубу  и  все  же
разглЯдел его, пока он не исчез совсем за горизонтом. Ћн греб  одной  рукою,
другой же тер глаза,  налившиесЯ  кровью  от  неимоверного  усилиЯ,  которое
пришлось ему приложить, чтобы заставить себЯ приблизитьсЯ к суше. € все лишь
ради менЯ, лишь затем, чтоб утолить  праздное  мое  любопытство.  ‘  досадой
отшвырнул Я трубу, проклинаЯ ее ненужную зоркость; ударившись о камень,  она
разбилась вдребезги, и волны унесли осколки: то был прощальный жест, которым
Я почтил несчастное и благородное созданье, в котором Ясный ум соседствует с
горЯчим сердцем, ЯвившеесЯ мне как будто бы во сне. Ќо не во  сне,  а  наЯву
случилось все, чему Я был свидетелем в тот летний вечер.

     (8) Љаждую ночь, все вновь и  вновь,  распинаЯ  истерзанную  памЯть  на
широко распахнутых крылах, Я воскрешал в воображении один и  тот  же  образ,
твой образ, ”альмер... каждую  ночь...  ‘ветлые  кудри,  нежный  овал  лица,
решительный взор запечатлелись  в  моем  сознанье...  да,  особенно  светлые
кудри... Ќо что это за безволосый, гладкий, словно черепаший панцирь,  череп
- прочь, уберите прочь!.. …му было четырнадцать, а мне лишь годом больше. „а
замолчи же, страшный голос! ‡ачем мне выдавать себЯ? Ќо это  говорю  Я  сам.
’еперь Я понЯл: это моЯ мысль приводит в движение мой Язык и  шевелит  моими
губами - это говорю Я сам. ќто Я начал рассказ  о  своей  юности,  это  менЯ
ужалила в самое сердце совесть, и это говорю - по-видимому, так... -  и  это
говорю Я сам. Њне было только годом больше, чем ему...  лишь  годом  больше,
чем ему... кому же? Ћ ком Я говорю? ‚ то давнее времЯ он, кажетсЯ, был  моим
другом. „а-да, он был мне другом, а имЯ Я уже сказал и больше ни за  что  не
повторю, нет, ни за что! Ќаверное, не нужно повторЯть и  то,  что  мне  было
лишь годом больше. Ђ  может,  нужно?  —то  ж,  повторю,  но  только  горьким
шепотом: мне было только годом больше. Ќо Я был гораздо сильнее и употреблЯл
это превосходство лишь затем, чтобы защитить и поддержать в невзгодах  жизни
того, кто мне доверилсЯ, и никогда не  помыкал  им  как  слабейшим.  Ћн  был
слабее, да, помнитсЯ, он был слабее... ‚ то давнее времЯ  он,  кажетсЯ,  был
моим другом. џ был сильнее... Љаждую ночь... Ћсобенно светлые  кудри...  как
всем известно, лысые не редкость,  известны  и  причины  сего  малоприЯтного
ЯвлениЯ: старость, горе, болезнь - вее три эти фактора вместе или  каждый  в
отдельности. Џо крайней мере, именно такое объЯснение дал бы, обратись  Я  к
нему, ученый муж. ‘тарость, горе, болезнь. Ќо Я (а в этом деле Я не  уступлю
ученым), Я знаю еще  одну  причину  облысениЯ.  Ђ  было  так:  однажды  друг
остановил мою руку с кинжалом, которую Я занес над грудью женщины,  Я  же  в
гневе схватил его за волосы своей железной дланью и раскрутил, так, что  его
светлые кудри  остались  зажаты  у  менЯ  в  кулаке,  а  сам  он,  повинуЯсь
центробежной силе, отлетел и со всего размаху врезалсЯ в могучий дуб...  „а,
Я знаю еще одну причину... однажды светлые кудри остались в моем кулаке... €
сам не уступлю ученым... „а-да, Я уже называл его имЯ. џ это  совершил...  а
сам он, повинуЯсь центробежной силе, со всего  размаху...  —етырнадцать  лет
ему было... ‚ припадке буйного безумьЯ,  не  разбираЯ  дороги,  помчалсЯ  Я,
прижимаЯ к груди кровавый комок, который с тех пор  храню,  как  драгоценную
реликвию... а за мною бежали детишки... детишки и старухи, швырЯли  камни  и
вопили: "‚от волосы ”альмера!" Џрочь,  уберите  прочь  этот  гадкий,  словно
черепаший панцирь, этот безволосый череп... Љровавый комок... Ќо это  говорю
Я сам... Ћн был слабее, помнитсЯ, слабее... „етишки и старухи...  Ћн  был...
что Я хотел сказать?.. ах, да, был,  помнитсЯ,  слабее.  †елезной  дланью...
Џогиб ли он от этого удара? ђазбилсЯ ли о ствол... совсем, совсем  разбилсЯ?
Џогиб ли он от этого удара?.. Ќе ведаю, не видел, Я закрыл глаза, не знаю  и
узнать боюсь. Ћсобенно светлые кудри... ‚ тот день  Я  спассЯ  бегством,  но
совесть мучительно гложет менЯ и поныне... Љаждую ночь... Њечтающий о  славе
юноша, склонившийсЯ над письменным столом, в своей каморке под самой крышей,
вдруг слышит средь  ночной  тиши  какой-то  шорох;  не  знаЯ,  что  это,  он
поднимает свою отЯжелевшую от напрЯженных дум  и  чтеньЯ  пыльных  фолиантов
голову, глЯдит по сторонам, но не находит ничего такого,  что  объЯснило  бы
происхожденье того чуть слышного, но Явственного ыороха. € наконец замечает:
горЯчаЯ воздушнаЯ струЯ, что поднимаетсЯ от свечки к потолку, слегка колышет
лист бумаги, пришпиленный к стене. Џод самой крышей...  €  как  мечтающий  о
славе юноша вдруг слышит непонЯтный шорох, Я слышу голос, певучий  голос,  Я
слышу тихий оклик: "Њальдорор!" Џока же юноша не понЯл, откуда исходит звук,
ему казалось, будто это шелест комариных крылышек... над  письменным  столом
склонившись...  џ  лежу  на  атласном  ложе,  но  не   сплю.   ‘   полнейшим
хладнокровьем убеждаюсь, что глаза мои открыты, хотЯ уже давно настало времЯ
ночных маскарадов, час розовых домино. Ќикогда, о никогда никто из  смертных
не мог бы так трепетно и нежно, точно серафим,  произнести  три  слога,  что
составлЯют мое имЯ! Љомариные крылышки... Љак ласков  его  голос...  ’ак  он
простил менЯ? Ћн отлетел и со всего размаху... "Њальдорор!"


        Џеснь V

     (1) Ќе сетуй на менЯ, читатель, коль скоро моЯ проза не  пришлась  тебе
по вкусу. Џризнай за моими  идеЯми,  по  крайней  мере,  оригинальность.  ’ы
человек почтенный, и все, что ты говоришь, несомненно, правда, но только  не
всЯ. Ђ  полуправда  всегда  порождает  множество  ошибок  и  заблуждений!  “
скворцов особаЯ манера летать*, их стаи  летЯт  в  строгом  порЯдке,  словно
хорошо  обученные  солдаты,  с  завидной   точностью   выполнЯющие   приказы
полководца. ‘кворцы послушны инстинкту, это он велит им все времЯ стремитьсЯ
к центру стаи, меж тем как  ускорение  полета  постоЯнно  отбрасывает  их  в
сторону, и в результате все это птичье множество, объединенное общей тЯгой к
определенной точке, бесконечно и беспорЯдочно кружась и сталкиваЯсь  друг  с
другом, образует нечто подобыое клубЯщемусЯ вихрю, который, хотЯ и не  имеет
общей направлЯющей, все же Явственно вращаетсЯ  вокруг  своей  оси,  каковое
впечатление достигаетсЯ  благодарЯ  вращению  отдельных  фрагментов,  причем
центральнаЯ часть этого клубка хотЯ и постоЯнно увеличиваетсЯ в размерах, но
сдерживаетсЯ противоборством прилегающих витков  спирали  и  остаетсЯ  самой
плотной сравнительно с другими слоЯми частью стаи, они же в свою очередь тем
плотнее, чем ближе к середине.
     Ћднако же столь диковинное коловращение ничуть не  мешает  скворцам  на
диво быстро продвигатьсЯ в податливом эфире, приближаЯсь с каждою секундой к
концу утомительных странствий, к цели долгого паломничества. ’ак не смущайсЯ
же, читатель, странною манерой, в которой сложены мои строфы,  сколь  бы  ни
были они эксцентричны, незыблемой основой их остаетсЯ  поэтический  лад,  на
который настроена моЯ душа. Љонечно, исключениЯ не составлЯют правил, но все
же мое своеобразие остаетсЯ в рамках возможного. Њежду литературой  в  твоем
понимании и тем, какой она представлЯетсЯ мне,  как  между  двумЯ  полюсами,
лежит бесконечное множество форм промежуточных, которые легко можно  множить
и множить, однако это не только  не  принесло  бы  пользы,  но  и  могло  бы
чрезвычайно сузить и извратить глубоко  философическую  категорию,  ибо  она
утратит всЯкий смысл, если отбросить то, что было изначально в ней заложено,
то есть ее всеохватность. ‚думчивый созерцатель, ты способен восторгатьсЯ  с
хладною душою, что ж, глЯдЯ на тебЯ, Я восхищаюсь... Ђ  ты  менЯ  понЯть  не
хочешь! Ѓыть может, ты нездоров, тогда последуй  моему  совету  (лучшему  из
всех, какие Я в силах дать тебе!) и пойди  погулЯй  на  свежем  воздухе.  ’ы
прав, это не бог весть что... € все же прогулка взбодрит тебЯ, а после снова
приходи ко мне. Ќе плачь, успокойсЯ, Я не хотел тебЯ расстроить. Ќу что, мой
друг, не правда ли, мои песни уже нашли в тебе какой-то отзвук?  ’ак  отчего
не сделать еще шаг? ѓраница меж нашими вкусами - твоим и  моим  -  невидима,
неуловима, а значит, ее и вовсе нет. Ќо если так,  подумай  (Я  лишь  слегка
касаюсь этой темы), уж не вступил ли ты в союз с упрЯмством,  любимым  чадом
мула*, которое питает нетерпимость. € Я не  обратилсЯ  бы  к  тебе  с  таким
упреком, когда б не знал, что ты неглуп.  Џоверь:  замыкатьсЯ  в  хрЯщеватый
панцирь некоей, незыблемой в твоих глазах, аксиомы вредно длЯ  тебЯ  самого.
‚едь нарЯду с твоей есть и другие, и они столь  же  незыблемы.  Џоложим,  ты
охоч до леденцов (природа тоже любит пошутить), что ж, никто не  усмотрит  в
этом преступленьЯ, но и люди, отличные от тебЯ по темпераменту и по масштабу
дарований и потому предпочитающие перец и мышьЯк, столь же  вольны  в  своих
пристрастиЯх, что отнюдь не означает, будто они желают навЯзать свой вкус  в
этом невинном вопросе тем, на кого наводит ужас какаЯ-нибудь землеройка  или
формула площади поверхности куба. ѓоворю  это  по  опыту,  не  желаЯ  никого
подстрекать. € как коловратки и  тихоходки  могут  выдержать  нагревание  до
температуры кипениЯ воды*, не терЯЯ при  этом  жизнеснособности,  так  и  ты
сможешь постепенно привыкнуть к едкой сукровице,  котораЯ  накапливаетсЯ  от
раздражениЯ, вызываемого моим замысловатым витийстиом. Џочему бы и нет, ведь
удалось же пересадить живой крысе хвост  от  дохлой.  ‚от  и  ты  постарайсЯ
пересадить в свою голову разнообразные плоды моего мертворожденного ума.  Ќу
же, будь благоразумен! Љак раз сейчас, пока Я  пишу  эти  строчки,  духовную
атмосферу пронзают новые токи, а значит, надо, не  робеЯ,  не  отводЯ  глаз,
достойно встретить их. Ќо что это, отчего ты скривилсЯ? „а еще  передернулсЯ
так, что эту гримасу и не повторить без долгой и упорной тренировки?  Џойми,
во всем нужна  привычка,  и  поскольку  то  непроизвольное  отврашение,  что
вызывали у тебЯ первые страницы, заметно  убывает,  обратно  пропорционально
растущему усердию в чтении - так истекает гной  из  вскрытого  фурункула,  -
есть надежда, что, хотЯ твои мозги еще воспалены, ты скоро вступишь  в  фазу
полного выздоровлениЯ, „а, ты определенно пошел на поправку, разве  что  еще
бледен лицом. Ќо ничего, крепись! ты наделен недюжинным умом,  с  тобой  моЯ
любовь и вера в окончательное исцеленье, а  чтобы  избавитьсЯ  от  последних
симптомов недуга, ты должен принЯть особые снадобьЯ. „лЯ  начала  вЯжущее  и
тонизирующее; это несложно: вырви руки у собственной матери (если она у тебЯ
еще есть), изруби на мелкие куски и съешь  за  один  день,  сохранЯЯ  полную
невозмутимость. …сли  же  матушка  твоЯ  чересчур  стара,  выбери  длЯ  этой
операции предмет помоложе и посвежее, чьи кости легко берет пила  хирурга  и
чьи плюсны при ходьбе служат  надежною  точкой  опоры  ножному  рычагу,  ну,
например, свою сестру. Њне тоже жаль ее, ведь доброта моЯ не напускнаЯ,  как
та, которую рождает восторженный, но хладный ум. —то ж, мы с тобой уроним по
слезе, свинцовой и неудержимой, над  этою  столь  дорогой  нам  девой  (хоть
никакими доказательствами ее девства Я не располагаю). €  будет.  ђекомендую
тебе  также  отличное  смЯгчающее  средство:   смесь   из   кисты   Яичника,
Язвительного  Языка,  распухшей  крайней  плоти  и  трех  красных   слизней,
настоЯннаЯ на  гнойных  гонорейных  выделениЯх.  €  если  ты  исполнишь  эти
предписаниЯ, моЯ поэзиЯ примет тебЯ в свои объЯтиЯ и  обласкает,  как  вошь,
котораЯ впиваетсЯ лобзаньЯми в живой волос, покуда не выгрызет его с корнем.

     (2) Ќа кочке предо мною возвышалсЯ некто. €здалека Я  плохо  видел  его
голову,  неЯсно  различал  ее  очертаниЯ,  но  сразу  уловил  в  ней  что-то
необыкновенное. џ страшилсЯ приблизитьсЯ к сей неподвижной фигуре,  и  пусть
бы, кроме пары собственных ног, приставили мне конечности трех сотен  крабов
(не считаЯ тех, что предназначены длЯ захвата и измельчениЯ пищи), Я и тогда
не тронулсЯ  бы  с  места,  если  бы  одно  событие,  как  будто  бы  весьма
незначительное, не обложило непосильной данью мое любопытство и не заставило
его выйти из  берегов.  Ћткуда  ни  возьмись,  поЯвилсЯ  скарабей,  поспешно
направлЯющийсЯ к вышеозначенной кочке, - именно к ней, несомненно к ней,  он
сам прикладывал все силы, чтобы сделать очевидным свое стремленье к  ней,  -
катЯ перед собою по земле при помощи всех усиков и лапок  шар,  состоЯщий  в
основном из экскрементов. ‚еличиною же сие членистоногое было  чуть  поболее
коровы! Љто сомневаетсЯ  в  моих  словах,  прошу  пожаловать  ко  мне,  и  Я
представлю  недоверчивым  неоспоримые  свидетельские   показаниЯ.   „онельзЯ
удивленный, Я пошел за ним следом, держась, однако же, поодаль. —то будет он
делать с этим огромнейшим черным шаром? Ђ ты,  читатель,  гордЯщийсЯ  (и  не
напрасно) своею проницательностью, сможешь ли ты угадать? Ќу, так и быть, не
стану  подвергать  столь  тЯжкому  испытанию  твою  нетерпеливую  страсть  к
загадкам. Ќо знай -  и  это  легчайшее  наказание  из  всех,  какие  Я  могу
придумать - Я открою (все-таки открою!) тебе эту  тайну  не  раньше,  чем  в
самом конце твоей жизни, когда ты  поведешь  ученый  диспут  с  подступающей
агонией... а может быть, в конце  строфы.  Њежду  тем  скарабей  уже  достиг
подножьЯ кочки. ‚ то времЯ как Я хотЯ и следовал за ним, но был еще довольно
далеко, ибо, подобно  поморникам,  опасливым  и  как  будто  вечно  голодным
птицам, которые обитают в приполЯрных областЯх, а в зоны умеренного  климата
залетают лишь изредка*, Я тоже двигалсЯ вперед с медлительной опаской. € все
еще не мог понЯть, что это за существо на кочке, к которому  Я  приближалсЯ.
Ќасколько мне известно, семейство пеликаньих состоит из  четырех  раздельных
видов: глупышей, пеликанов, бакланов и фрегатов. Ќо  надо  мной  возвышалась
сераЯ фигура, и то был не глупыш. Ќа пригорке стоЯло немое  изваЯние,  и  то
был не фрегат. Њой взор приковывала окаменевшаЯ плоть, и то был  не  баклан.
’еперь Я Ясно видел человека, чей мозг лишен варолиева  моста*.  ‹ихорадочно
рылсЯ Я в памЯти, пытаЯсь  вспомнить,  где,  в  каких  холодных  или  жарких
странах Я видел этот длинный, широкий, уплощенный сверху, с выпуклым гребнем
с  ноготком  на  конце,  загнутым  книзу,  клюв,  эти  сборчатые  краЯ,  это
надклювье, состоЯщее из двух сходЯщихсЯ  на  конце  лучей,  этот  промежуток
между ними, затЯнутый кожной перепонкой, этот большой желтого  цвета  мешок,
идущий  вдоль  всей  шеи  и  сильно  растЯжимый,  эти   узкие,   вертикально
прорезанные, почти неразличимые, спрЯтанные в желобке у  основаниЯ  ноздри*.
Љогда бы  это  существо  с  дыханием  простого  легочного  типа,  снабженное
волосЯным покровом, было птицею до самых пЯт, а не только до плеч, мне  было
бы не так уж затруднительно распознать его:  вы  и  сами  увидите,  что  это
совсем нетрудно. € все же Я не стану делать окончательного  заключениЯ,  ибо
длЯ полной уверенности мне потребовалось  бы  иметь  перед  собою  на  сто