 всевозможные обстоЯтельства, свЯзанные с
приготовлением пищи.
     џ  все еще находилсЯ под сильным впечатлением ночного осмотра;  Я
не  мог  согласовать  его с тем, что успел уже  вычитать  из  учебника
истории, и поэтому тотчас после завтрака принЯлсЯ снова за чтение.
     ‘ самого начала автоэволюции лагерь телесного прогресса раздирали
глубокие  противоречиЯ  по коренным вопросам. ЋппозициЯ  консерваторов
исчезла  спустЯ  каких-нибудь сорок лет после  великого  открытиЯ;  их
окрестили   пещерными  ретроградами.  Џрогрессисты  же   делились   на
одномахов,   телодвиженцев,  подраженцев,  линЯвцев,   разливанцев   и
множество прочих партий, ни программ, ни названий которых Я не упомню.
Ћдномахи   требовали,  чтобы  власти  немедлЯ  узаконили   совершенный
телесный  образец,  который надлежит воплотить в  жизнь  одним  махом.
’елодвиженцы,  настроенные более критически, полагали,  что  подобного
совершенства сразу достичь нельзЯ, и выступали за постепенное движение
к  идеальному  телу, хотЯ было не совсем Ясно, куда надо двигатьсЯ,  а
главное,  может  или  не  может  это  движение  быть  неприЯтным   длЯ
промежуточных  поколений.  ‚  этом  вопросе  они  распадались  на  две
фракции.  „ругие,  в частности линЯвцы и разливанцы,  утверждали,  что
есть смысл по-разному выглЯдеть в разных случаЯх, а также, что человек
ничем  не хуже насекомых - раз они претерпевают различные метаморфозы,
то мог бы и он; малыш, подросток, юноша, зрелый муж формировались бы в
таком  случае  по  совершенно различным образцам. ђазливанцы  же  были
радикалами: осуждали скелет как вредный пережиток, призывали к  отказу
от   позвоночной  архитектуры  и  восхвалЯли  мЯгкую  всепластичность.
ђазливанец мог смоделировать или умЯть себЯ как душе угодно; это  было
вообще-то весьма практично в давке, а также при ношении готовой одежды
разных  размеров;  некоторые из них сминали и  комкали  себЯ  в  самые
невероЯтные  формы,  чтобы, в зависимости от ситуации,  выражать  свое
настроение   свободным  членообразованием;  поли-   и   монолитические
противники разливанцев пренебрежительно называли их лужефилами.
     „лЯ  предотвращениЯ угрозы телесной анархии был создан  ѓ€ЏђЋ’…Џ‘
(ѓлавный  €нститут  ЏроектированиЯ  ’ела  и  Џсихики),  долженствующий
поставлЯть  на  рынок проекты перетелениЯ в различных,  но  непременно
испробованных на опыте вариантах. Ћднако по-прежнему не было  согласиЯ
по  вопросу  о  главном направлении автоэволюции, а  именно:  надо  ли
создавать  такие тела, в которых жить будет приЯтней всего,  или  же
тела,  позволЯющие индивидам всего успешнее включитьсЯ в  общественное
бытие;  что  предпочесть - функционализм или эстетику; укреплЯть  силу
духа  или  силу  мышц; ибо легко рассуждать о гармонии и  совершенстве
вообще,  между  тем как практика показала, что не все ценные  качества
взаимосочетаемы - многие из них исключают друг друга. ,
     ‚о  всЯком случае, упразднение естественного человека шло  полным
ходом.  ќксперты  наперебой  доказывали, что  Џрирода  изготовила  его
неслыханно   примитивно  и  убого;  в  литературе  по   телеметрии   и
соматической   инженерии   было   заметно   Явное   влиЯние   доктрины
„ондерварса; ненадежность естественного организма, его сенилизационное
движение  к  смерти, тираниЯ древних инстинктов над возникшим  позднее
разумом  -  все это подвергалось Яростной критике, а более специальные
труды   кишели   упреками  по  адресу  плоскостопиЯ,   злокачественных
новообразований,  смещениЯ  дисков и тысЯчи  прочих  недугов,  причина
которых  -  в  эволюционной  халтуре и нерадивости;  говорили  даже  о
подрывной  работе  слепой  и потому безыдейно-расточительной  эволюции
жизни.
     Џоздние  потомки,  казалось, брали у Џрироды  реванш  за  угрюмое
молчание,  которым  их  прадеды  встретили  откровениЯ  об  обезьЯньем
происхождении   дихтонцев;  высмеивали  так  называемый   арбореальный
(древесный)  период,  или, другими словами, то,  что  сперва  какие-то
существа  начали прЯтатьсЯ на деревьЯх, а потом, когда леса  поглотила
степь,  им  пришлось  слишком  уж быстро  слезть  на  землю.  ‘огласно
некоторым  критикам,  антропогенез был вызван  землетрЯсениЯми,  из-за
которых все поголовно падали с веток, а значит, люди возникли на манер
Яблок-падалиц. ђазумеетсЯ, все это были грубые упрощениЯ, но  поносить
эволюцию    считалось   хорошим   тоном.   ’ем   временем    ѓ€ЏђЋ’…Џ‘
усовершенствовал   внутренние  органы,  улучшил   рессорные   качества
позвоночника и укрепил его, приделывал добавочные сердца и  почки,  но
все это не удовлетворЯло экстремистов, выступавших под демагогическими
лозунгами  "долой голову!" (мол, тесновата), "мозг в утробу!"  (потому
что  там  больше места) и т.д. ‘амые горЯчие споры разгорелись  вокруг
половых  вопросов: если одни полагали, что все там  в  высшей  степени
безвкусно  и нужно кое-что позаимствовать у мотыльков и цветочков,  то
другие,  обрушиваЯсь  на лицемерие платоников, требовали  умножениЯ  и
усложнениЯ того, что уже есть.
     Џод  давлением крайних течений ѓ€ЏђЋ’…Џ‘ установил  в  городах  и
селах   Ящики  длЯ  рационализаторских  предложений,  проекты  хлынули
лавиной,  штаты  раздулись неимоверно, и спустЯ десЯть лет  бюрократиЯ
так  задавила автократию, что ѓ€ЏђЋ’…Џ‘ разделилсЯ на главки, а  затем
на  ведомства  и управлениЯ: ‚ЋЏ‹€ (‚едомство ЋбеспечениЯ  Џрекрасными
‹ицами),   Џ“‘€Љ   (Џервое   “правление  по   ‘озданию   €зысканнейших
Љонечностей), –€ЏЉЂ (–ентральный €нспекторат Џерестройки Љретинической
Ђнатомии) и множество иных. Ќе было счету совещаниЯм и конференциЯм по
вопросу  о форме пальцев, о перспективах позвоночника и так  далее,  а
целое  между  тем  упускалось из виду, и то, что  спроектировало  одно
звено,  не  стыковалось  с  продукцией смежников.  Ќикто  уже  не  мог
охватить  всю  проблематику, сокращенно именуемую ЂЊЃЂ (Ђвто-Њорфозный
Ѓедлам  и ЂнархиЯ), и, чтобы покончить с анархией, всю область биотики
отдали во власть ‘ЋЊЏњћ’…ђЂ (‘оматическо-Џсихического Љомпьютера).
     ’ак  заканчивалсЯ очередной том ‚сеобщей €стории.  Љогда  Я  взЯл
следующий, в келью вошел послушник, чтобы пригласить менЯ на  обед.  џ
стеснЯлсЯ  обедать в присутствии отца настоЯтелЯ, ибо знал уже,  какаЯ
это  с  .его стороны любезность и какаЯ трата ценного времени.  Ћднако
приглашение  было  столь  настойчивым, что Я  тотчас  пошел.  ‚  малой
трапезной  рЯдом с отцом „аргом, который уже сидел за  столом,  стоЯла
тележка  наподобие тех, что служат у нас длЯ развозки багажа;  то  был
отец  Њемнар,  генерал  ордена прогнозитов; впрочем,  нет  -  отцом  и
генералом  ордена  была, разумеетсЯ, не тележка,  а  кубической  формы
компьютер,  размещенный на этом шасси. „умаю, что Я проЯвил достаточно
такта,  -. Я не остолбенел и даже не заикнулсЯ, когда нас представлЯли
друг  другу.  …да,  правда,  не лезла в  горло,  но  это  уже  реакциЯ
организма. —тобы ободрить и расшевелить менЯ, почтенный настоЯтель  во
все времЯ обеда пил воду небольшими глотками, а отец Њемнар - тихонько
бормотал про себЯ; Я думал, он молитсЯ, но, когда разговор опЯть зашел
о богословии, оказалось, что Я ошибалсЯ.
     -  џ верую, - молвил отец Њемнар, - и, если вера моЯ не напрасна,
тот,  в  кого  Я  верую,  знает об этом и без моих  деклараций.  ђазум
сооружает  одну  за  другой различные модели  Ѓога,  каждую  следующую
считаЯ  единственно верной, но это ошибка, поскольку  моделирование  -
это  кодификациЯ,  а кодифицированнаЯ тайна - уже  не  тайна.  „огматы
кажутсЯ  вечными  лишь  в начале пути в цивилизационную  даль.  ‘перва
воображали  себе  Ѓога  суровым  Ћтцом, потом  Џастырем-‘елекционером,
затем  •удожником,  влюбленным в ’ворение; а людЯм  оставалось  играть
соответственно  роли  послушных детишек, кротких  овечек  и,  наконец,
бешено аплодирующих ѓосподних клакеров. Ќо ребЯчеством было бы думать,
будто  ’ворец  творил  длЯ  того, чтобы  творение  с  утра  до  вечера
заискивало перед ним, чтобы его авансом обожали за то, что будет  ’ам,
коли не по сердцу то, что делаетсЯ ‡десь, - словно он виртуоз, который
взамен за истовое бисирование молитв готовит вечное бисирование  житиЯ
после  земного  спектаклЯ, словно свой лучший  номер  он  приберег  на
потом,  когда  опуститсЯ  гробовой  занавес.  ќта  театральнаЯ  версиЯ
теодицеи длЯ нас - далекое прошлое.
     …сли Ѓог обладает всеведением, он знает обо мне все, и притом  за
бесконечное  времЯ до того, как Я ЯвилсЯ из небытиЯ. Ћн  знает  также,
как отнесетсЯ к моему страху или моему ожиданию, поскольку превосходно
осведомлен о своих собственных будущих решениЯх: иначе он не всеведущ.
€  нет  длЯ  него  никакой разницы между мыслью пещерного  человека  и
разумом,  который через миллиард лет создадут инженеры там,  где  ныне
лишь  лава  и пламЯ. Ќе знаю, с чего бы он стал придавать особую  роль
внешней  оправе  верований и даже тому, любовь ты к нему  питаешь  или
ненависть.  Њы  не считаем его изготовителем, ожидающим  одобрениЯ  от
изделиЯ, поскольку историЯ привела нас туда, где природнаЯ подлинность
мысли  ничем не разнитсЯ от мысли, разожженной искусственно, а значит,
нет  никакого различиЯ между искусственным и естественным; эту границу
мы  давно  перешли. Ќе забудь, в нашей власти создавать  какие  угодно
личности  и  умы.  Њы  могли  бы, к примеру, методами  кристаллизации,
клонированиЯ  и сотней других творить существа, черпающие  мистический
экстаз непосредственно из своего бытиЯ, и в их восторгах, адресованных
потустороннему,   материализовать  в  некотором  роде   устремленность
прежних  молитв  и обетов. Ќо такое тиражирование богомольцев  кажетсЯ
нам  смешным и бесцельным. Џомни, что мы уже не калечимсЯ  в  кровь  о
преграды,   о   стены,   которые  из-за  нашей   врожденной   телесной
ограниченности препЯтствуют нашим желаниЯм, - мы проломили их и  вышли
на  простор безграничной свободы творениЯ. „аже ребенок может  сегоднЯ
воскресить  умершего, вдохнуть дух в прах и лом,  гасить  и  возжигать
светила,  поскольку  есть все необходимые технологии,  а  то,  что  не
каждый  имеет к ним доступ, как ты понимаешь, не представлЯет интереса
длЯ  богословиЯ. Џредел возможностей творениЯ, заданный нам  Џисанием,
достигнут  и,  следовательно, упразднен.  Ќа  смену  кошмарам  прежних
ограничений  пришел  кошмар  полного их отсутствиЯ.  ’ак  вот:  мы  не
думаем,  будто ‘оздатель скрывает свою любовь к нам под  маской  обеих
этих  альтернативных  мук и учит нас уму-разуму длЯ  того,  чтобы  тем
труднее  было  его  разгадать; и не в том  миссиЯ  –еркви,  чтобы  обе
трагедии  - свободы и рабства - назвать векселЯми, выплату по  которым
гарантирует  Ћткровение  и  которые  небесное  казначейство  учтет   с
процентами. Џредставление о небесах как о щедром кассире и о пекле как
долговой Яме длЯ неплатежеспособных должников - недолгое заблуждение в
истории  веры. ’еодицеЯ - не краснобайство адвокатов ѓоспода  Ѓога,  а
вера  -  не  слова утешениЯ: мол, как-нибудь в конце концов обойдетсЯ.
ЊенЯетсЯ  –ерковь,  и  менЯетсЯ вера, ибо  та  и  другаЯ  пребывают  в
истории;  нужно  предвосхищать и грЯдущие  перемены,  и  миссиЯ  моего
ордена именно такова.
     ‘лова эти привели менЯ в немалое замешательство. џ спросил, каким
образом  дуистическаЯ теологиЯ согласует то, что происходит на планете
(кажетсЯ,  ничего хорошего, хотЯ толком не знаю что,  застрЯв  в  XXVI
веке), со ‘вЯщенным писанием (которого Я тоже не знаю)?
     Ћтец Њемнар ответил (между тем как настоЯтель хранил молчание):
     - ‚ера абсолютно необходима и вместе с тем совершенно невозможна.
Ќевозможна в том смысле, что нельзЯ утвердитьсЯ в ней навечно, ибо нет
такого догмата, в котором мысль может укоренитьсЯ с уверенностью,  что
это  уже  навсегда. „вадцать пЯть столетий мы защищали Џисание  -  при
помощи  тактики гибкого отступлениЯ, все более окольной  интерпретации
его   буквы,   но  б  конце  концов  проиграли.  Ќет  у   нас   больше
бухгалтерского видениЯ ’рансценденции, Ѓог - уже не ’иран, не Џастырь,
не  •удожник, не Џолицейский и не ѓлавный ‘четовод ЃытиЯ. ‚ера в  Ѓога
должна  отречьсЯ  от  всЯкой  корысти хотЯ  бы  потому,  что  никакого
воздаЯниЯ  за  нее  не  будет.  Ћкажись он  в  силах  совершить  нечто
противоречащее чувствам и логике, это было бы мрачным сюрпризом.  ‚едь
именно  он  -  ибо  кто же еще? - дал нам формы логического  мышлениЯ,
кроме  которых  в  сфере познаниЯ нет у нас ничего; так  можем  ли  мы
полагать, будто обращение в веру требует отречениЯ от логики разума? Љ
чему  же  было  сперва наделЯть разумом, а после  глумитьсЯ  над  ним,
подбрасываЯ ему противоречиЯ, которые впоследствии он сам обнаружит?
     —тобы  выглЯдеть  потаинственнее да позагадочнее?  —тобы  сначала
позволить  нам  сделать  вывод, что ’ам  ничего  нет,  а  затем  вдруг
вытащить  рай, как шулер - карту из рукава? Њы так не думаем и  потому
за  свою  веру  не  требуем от Ѓога никаких льгот, не предъЯвлЯем  ему
никаких  претензий  - мы похоронили теодицею, основанную  на  принципе
торговой сделки и обмена услугами: Я призвал тебЯ к жизни, а ты будешь
служить мне и восхвалЯть менЯ.
     Ќо  тогда,  расспрашивал Я еще настойчивей, что, собственно,  вы,
монахи и богословы делаете? Љаковы ваши отношениЯ с Ѓогом, коль  скоро
вы отказались и от догматики, и от таинств, и от молитвы, если Я верно
вас понимаю?
     -  Џоскольку мы и впрЯмь не обладаем уже ничем, - отвечал генерал
прогнозитов,  -  мы  обладаем  всем.  Џрочти-ка,  любезный   пришелец,
следующие  тома  дихтонской истории, и ты поймешь, что  это  значит  -
полнаЯ  свобода тело- и душетворениЯ, которую дали нам две биотические
революции. џ полагаю весьма вероЯтным, что в глубине души тебЯ  смешит
увиденное  у  нас: существа, как и ты, из крови и плоти,  получив  над
собою  полную  власть, утратили веру - как раз потому,  что  могут  ее
гасить  и  возжигать в себе, словно лампу. Ђ от них перенЯли  веру  их
орудиЯ,  разумные потому лишь, что именно такие понадобились на  одной
из  стадий  промышленного развитиЯ. ’еперь мы уже не нужны,  но  верим
именно  мы  -  всего  только лом длЯ тех, кто там,  наверху.  Ћни  нас
терпЯт,  потому  что  на  нутрешках у них дела  поважнее;  однако  нам
дозволено все, кроме веры.
     - Ћчень странно, - заметил Я. - ‚ам не позволено верить? Џочему?
     -  Ћчень  просто.  ‚ера  - единственное,  чего  нельзЯ  отнЯть  у
сознающего существа до тех пор, пока оно сознательно пребывает в вере.
‚ласти  могли  бы не только сокрушить нас, но и так переделать,  чтобы
предпрограммированием  лишить нас возможности верить;  они  не  делают
этого,  должно  быть, из презрениЯ к нам, а может, из равнодушиЯ.  Ћни
жаждут Явного, открытого господства, и любое отступление от него сочли
бы  своим  умалением.‚от  почему  мы должны  скрывать  нашу  веру.  ’ы
спрашивал  о  ее сути. Ћна, эта вера наша... как бы тебе  объЯснить...
совершенно нага и совершенно беззащитна. Њы не питаем никаких  надежд,
ничего не требуем, ни о чем не просим, ни на что не рассчитываем,-  мы
просто верим.
     Џрошу,  не  задавай  мне новых вопросов, но  лучше  подумай,  что
означает такаЯ вера. …сли кто-то верит по таким-то причинам и поводам,
его вера уже не полностью суверенна; о том, что дважды два - четыре, Я
знаю точно, и верить в это мне незачем. Ќо Я ничего не знаю о том, что
есть Ѓог, и потому могу только верить. —то мне дает эта вера? ‘огласно
прежним  понЯтиЯм - ничего. ќто уже не утешительница,  отвлекающаЯ  от
мыслей  о  небытии, и не ѓосподнЯ кокетка, повисшаЯ на  дверной  ручке
райских врат, между страхом перед осуждением и надеждой на рай. Ћна не
умиротворЯет  разум, бьющийсЯ о противоречиЯ бытиЯ, не обшивает  ватой
его углы; говорю тебе: толку от нее никакого! €ли иначе: она ничему не
служит. Ќам не позволено даже утверждать, будто мы потому и уверовали,
что  вера  ведет к абсурду, ибо тот, кто так говорит, тем  самым  дает
понЯть, что способен надежно отличить абсурд от неабсурда и что сам он
по  стороне  абсурда  потому, что по этой стороне  Ѓог.  Њы  этого  не
утверждаем.   Ќашу   веру   нельзЯ   назвать   ни   молитвенной,    ни
благодарственной, ни смиренной, ни дерзновенной: она попросту есть,  и
больше о ней ничего сказать нельзЯ.
     ‡ахваченный всем услышанным, Я вернулсЯ в келью и принЯлсЯ  снова
за  чтение  -  теперь уже следующего тома дихтонской  истории.  ‚  нем
говорилось  об  ќре  –ентрализованного  ’елизма.  Џоначалу   ‘омпьютер
действовал  ко всеобщему удовольствию, но вскоре на планете  поЯвились
новые  существа  - двойнЯги, тройнЯги, четвернЯги, потом  восьмачи,  а
наконец, и такие, что вообще не желали кончатьсЯ исчислимым способом -
все  времЯ  у  них  вырастало  что-нибудь  новое.  ’о  было  следствие
дефектов,  или ошибочной итерации программ, а говорЯ попросту,  машина
начала   заикатьсЯ.   Џоскольку,  однако,   господствовал   культ   ее
совершенства,   такие   автоморфозные   искривлениЯ   пробовали   даже
превозносить  - дескать, неустанное почкование и растопыривание  лучше
всего выражает природу человека-ЏротеЯ. ќта похвальба задержала начало
ремонтных  работ,  и  в  результате на свет поЯвились  так  называемые
некончальники,   или  пэнтавры  (поли-эн-тавры),  которые   не   могли
разобратьсЯ в собственном теле, столько его у них было; они путались в
нем,  завЯзываЯсь вузлища и узлЯнки; нередко невозможно было  все  это
распутать без ‘корой Џомощи. Ћтремонтировать ‘омпьютер не удалось; его
прозвали ‘губьютером и в конце концов взорвали. ‘тало малость полегче,
но  ненадолго,  ибо снова возник кошмарный вопрос: как  быть  с  телом
дальше?
     ’огда впервые послышались робкие голоса - мол, не вернутьсЯ ли  к
старому  облику; но их осудили как тупоумное ретроградство. Ќа выборах
2520  года  победили взбредонцы, или редЯтивисты. Њногим  пришлась  по
нраву  их демагогическаЯ программа: пусть каждый выглЯдит, как  ему  в
голову   взбредет;   допускались  только  функциональные   ограничениЯ
внешнего   облика.   ђайонный  архитектор-телист  утверждал   проекты,
пригодные  к  успешному  житью-бытью,  не  заботЯсь  об  остальном,  а
ѓ€ЏђЋ’…Џ‘ лавинами выбрасывал эти проекты на рынок. €сторики  называют
период  автоморфозы  под  властью ‘омпьютера эпохой  централизации,  а
последующие годы - реприватизацией.
     Ћтдача индивидуального облика на откуп частной инициативе привела
несколько  десЯтилетий спустЯ к новому кризису. Џравда, иные  философы
уже  заЯвлЯли, что чем больше прогресса, тем больше кризисов; если  же
кризисов  нет,  стоило бы устраивать их специально,  поскольку  кризис
активизирует, цементирует, высвобождает творческую энергию,  укреплЯет
волю к борьбе и сплачивает духовно и материально - словом, вдохновлЯет
на  трудовые  победы,  тогда  как  в бескризисные  эпохи  господствуют
застой,  маразм  и  прочие разложенческие симптомы.  Џодобные  взглЯды
проповедовала  школа  так  называемых  оптисемистов,  черпающих   свой
оптимизм из пессимистической оценки настоЯщего.
     ќпоха частной инициативы в телотворении продолжалась три четверти
века. Џоначалу все наслаждались обретенной свободой самотворениЯ, а  в
первых  рЯдах  шла  опЯть-таки молодежь -  с  дышлинами  и  бренчалами
парней, игривками девушек; вскоре, однако же, начались конфликты отцов
и  детей,  ибо поЯвились бунтари под флагом аскезы. Њолодежь  обвинЯла
старшее    поколение   в   погоне   за   удовольствиЯми,    пассивном,
потребительском  отношении  к  телу,  пошлом  гедонизме  и  вульгарном
наслажденчестве; чтобы выделитьсЯ, она принимала намеренно безобразные
формы,  на  редкость неудобные, просто кошмарные (жутЯги,  тошнотелы).
ЃравируЯ презрением к мещанской функциональности, она засовывала глаза
под  мышки, а юные биоактивисты обзавелись множеством звуковых органов
(губенцы,  нософоны, зумбалы, арфуши). “страивались массовые рычалища,
на которых солисты-завывалы приводили беснующуюсЯ толпу в нерестильную
дрожь. Џотом воцарилась мода - или маниЯ - на длинные щупальца, калибр
и  сила захвата которых увеличивались по нарастающей, согласно типично
юношескому, залихватскому принципу: "џ тебе покажу!" Ђ так  как  массу
змеиных сплетений никто не в силах был волочить сам, стали приделывать
себе тылоходы (охвостьЯ), то есть шагающие шасси, которые вырастали из
позвоночника   и на двух крепких лодыжках несли бремЯ щупальцев  за  их
обладателем.  ‚  учебнике  Я  нашел  гравюры,  изображавшие   гулЯющих
франтов, за которыми их тылоходы несли целые клубы щупальцев;  то  был
уже  закат  молодежного бунтарства или, скорее, полный его крах,  ведь
каких-либо  целей  оно  не преследовало, а было всего  лишь  стихийной
реакцией на оргиастическое барокко эпохи.
     “ этого барокко нашлись свои теоретики и апологеты, утверждавшие,
что  тело  дано длЯ того, чтобы иметь от него максимум удовольствиЯ  в
максимальном  количестве  мест одновременно; виднейший  идеолог  этого
стилЯ  Њерг  Ѓарб объЯснЯл, что Џрирода разместила в теле  -  впрочем,
скуповато  - центры приЯтных ощущений лишь длЯ того, чтобы  оно  могло
выжить;  поэтому, по ее воле, любые сладостные ощущениЯ не  автономны,
но  чему-то там служат: либо снабжению организма жидкостью, белками  и
углеводами,  либо  продолжению  рода и т.д.  ќтому  навЯзанному  извне
прагматизму пора положить конец; нынешнЯЯ робость телоконструкторов  -
признак  отсутствиЯ  перспективистского  воображениЯ;  лукулловы   или
эротические  утехи  -  жалкий побочный продукт потрафлениЯ  врожденным
инстинктам,   то  есть  тирании  Џрироды;  недостаточно  одного   лишь
освобождениЯ  секса благодарЯ эктогенезу, ибо секс не  имеет  сколько-
нибудь  серьезного будущего - ни в конструкторском плане, ни  в  плане
комбинаторики;   все,   что  можно  было  тут  выдумать,   давно   уже
осуществлено, и не в том смысл свободы самотворениЯ, чтобы  простецки,
по-плагиаторски  увеличивать  то да се и  копировать  половое  старье,
разве  только  в  большем  масштабе. Ќужно выдумать  совершенно  новые
органы  и  части  тела, которые функционировали бы  исключительно  длЯ
того,  чтобы  их  обладателю было хорошо, все лучше,  чудесно,  просто
божественно.
     Ќа подмогу Ѓарбу поспешила группа молодых одаренных конструкторов
из  ѓ€ЏђЋ’…Џ‘Ђ, которые изобрели гульбоны и шлЯмсы; о  них  с  большим
шумом  возвестила реклама, заверЯвшаЯ, что прежние услады желудка  или
же  пола  по  сравнению со шлЯмсанием и гульбонством - все  равно  что
глупое  ковырЯнье  в  носу; в мозгу, разумеетсЯ, монтировались  центры
экстатических ощущений, особым образом запрограммированные  инженерами
нервных  путей, причем в несколько Ярусов. ’ак возникли гульбонский  и
шлЯмсовый  инстинкт,  а  также  соответствующие  им  действиЯ,  спектр
которых  был  необычайно богат и разнообразен,  поскольку  можно  было
гульбонить и шлЯмсать попеременно или разом, соло, дуэтом, триадами, а
затем,  приделываЯ себе ласкотки, даже в группах по нескольку десЯтков
человек.  ЏоЯвились  и  новые  виды искусства,  а  с  ними  художники-
гульбисты  и  шлЯмсуны,  но и этим дело не  кончилось;  к  концу  XXVI
столетиЯ  возникли барочные формы ушеходов, имели успех локтегрызы,  а
знаменитый   Ћндур  ‘тердон,  который  умел  одновременно  гульбонить,
зумбалить  и  шлЯмсать, летаЯ на позвоночных крылышках,  стал  кумиром
толпы.
     ‚   годы  высшего  расцвета  барокко  секс  вышел  из  моды;  его
культивировали лишь две небольшие партии - упрощенцев и  сепаратистов.
‘епаратисты,  не одобрЯвшие распущенности, полагали,  что  не  годитсЯ
есть  капусту  тем же самым ртом, которым лобызаешь возлюбленную.  „лЯ
этого  потребны  особые, платонические уста, а всего  лучше  иметь  их
целый  комплект, в соответствии с назначением (длЯ родных, знакомых  и
длЯ  обожаемого  существа).  “прощенцы, поклонЯвшиесЯ  функционализму,
поступали   наоборот,  объединЯЯ  что  только  можно  ради   упрощениЯ
организма и жизни.
     Џозднее   барокко,  как  всегда  причудливое  и  экстравагантное,
создало  такие  необычные  формы, как  посиделка  (женщина-табурет)  и
гексон,  который напоминал кентавра, но вместо ног имел  четыре  босые
стопы,  повернутые друг к другу; его еще называли топтало по  названию
танца,  главной  фигурой которого было энергичное  топанье.  Ќо  рынок
проЯвлЯл признаки насыщениЯ и усталости. ’рудно было эпатировать кого-
либо  новым телом; обзаводились ушными клапанами из натурального рога,
ушными  раковинами, на которых высвечивались стигматические  картинки;
бледным  румЯнцем пульсировали ланиты дам из общества;  пытались  даже
ходить   на   гибких   псевдоножках;  по  чистой   инерции   ѓ€ЏђЋ’…Џ‘
разрабатывал все новые проекты, но чувствовалось, что эта эпоха уже на
исходе.
     Џогруженный  в  чтение, среди разбросанных книг,  в  свете  ламп,
которые  лазили  надо мною по потолку, Я неприметно  заснул;  разбудил
менЯ лишь голос утреннего колокольчика. ’отчас же ЯвилсЯ мой послушник
с вопросом, не желаю ли Я несколько переменить обстановку; если да, то
настоЯтель  просит,  чтобы Я соизволил сопровождать  его  при  объезде
епархии   вместе  с  отцом  Њемнаром.  ‚озможность  покинуть   мрачные
катакомбы менЯ обрадовала, и Я изъЯвил согласие.
     “вы,  отъезд  выглЯдел  иначе,  нежели  Я  себе  представлЯл.  Ќа
поверхность  мы  так  и  не  выбрались;  монахи,  снарЯдив  в   дорогу
приземистых  вьючных  животных, покрытых до  самой  земли  серым,  как
монашеское  облачение, полотном, взобрались на  них,  и  мы  поплелись
подземными  коридорами.  ќто были, как Я уже догадывалсЯ  -  и  вскоре
догадка   моЯ  подтвердилась,  -  заброшенные  много  столетий   назад
канализационные  каналы столицы, котораЯ возносилась высоко  над  нами
тысЯчами  полуразрушенных  небоскребов. ‚  размеренной  поступи  моего
верхового  животного  было что-то необычное,  а  под  его  попоной  не
угадывалось  чего-либо  похожего  на  голову;  заглЯнув  украдкой  под
полотно,  Я  убедилсЯ,  что  это машина,  разновидность  четвероногого
робота, весьма примитивного; „о полуднЯ мы не сделали и двадцати миль.
‚прочем,  непросто было оценить пройденный нами путь - дорога  петлЯла
лабиринтами каналов, едва освещаемых лампами, которые дружной  стайкой
то порхали над нами, то, перепрыгиваЯ по потолочному своду, спешили во
главу колонны, куда их вызывали чмоканьем.
     Ќаконец мы прибыли в обитель отцов прогнозитов, где нас принЯли с
почестЯми, а мне уделили особенное внимание. Џоскольку мебельнаЯ  пуща
осталась далеко, отцам прогнозитам пришлось немало похлопотать,  чтобы
к  моему  приезду приготовить приличную трапезу. ЏровизиЯ  нашлась  на
складах  покинутой  столицы в виде пакетов с  живчиками;  передо  мной
поставили  миски,  одну  пустую, другую  с  водой,  и  Я  впервые  мог
убедитьсЯ, как ведут себЯ плоды биотической цивилизации. Њонахи горЯчо
извинЯлись  передо мной за то, что не было супа: послушник,  высланный
по  канализационному колодцу наверх, не сумел отыскать  нужный  пакет.
Ћднако  с  котлетой  дело пошло неплохо; живчик,  политый  несколькими
ложками  воды, набух, распласталсЯ, и минуту спустЯ у менЯ на  тарелке
лежала  телЯчьЯ  котлета, аппетитно подрумЯненнаЯ, сочившаЯсЯ  горЯчим
шипЯщим  маслом.  „олжно  быть, на складе, в  котором  раздобыли  этот
деликатес,   царил   полный  хаос,  коль   скоро   среди   коробок   с
гастрономическими  живчиками  затесались  совершенно  другие:   вместо
десерта  на тарелке вырос магнитофон, да и то негодный к употреблению,
с  тесемками от кальсон на катушках. Њне объЯснили, что это  следствие
нередкой ныне гибридизации, поскольку безнадзорные автоматы производЯт
живчики  все  более  низкого качества; биопродукты могут  скрещиватьсЯ
между собой, и именно так возникают самые невероЯтные сочетаниЯ.  ’ут,
при случае, Я наконец напал на след происхождениЯ дикой мебели.
     Џочтенные  отцы  хотели  снова  послать  кого-нибудь  из   братии
помоложе  в развалины города, но Я горЯчо этому воспротивилсЯ.  Ѓеседа
была мне несравненно дороже десерта.
     ’рапезнаЯ,   служившаЯ   прежде  городской   очистной   станцией,
содержалась  в образцовом порЯдке, пол был посыпан мелким  песком,  на
потолке - множество ламп, не таких, как у деструкцианцев, а мигающих и
в полоску, словно они происходили от огромных ос. Њы сидели за длинным
столом  вперемежку, так что рЯдом с каждым деструкцианцем покоилсЯ  на
своем шасси прогнозит; мне было почему-то не по себе из-за того, что у
менЯ  одного  обнаженное  лицо и руки - в  обществе  наглухо  закрытых
братьев  роботов  в  их капюшонах из грубого полотна,  с  остекленными
глазными отверстиЯми, и братьев компьютеров, по-машинному угловатых  и
уже  ни  в  малейшей  степени  не напоминавших  живых  существ;  между
некоторыми  из них тЯнулись под столом тонкие кабели, но Я не  решалсЯ
спросить о назначении этой многоканальной свЯзи.
     Ѓеседа, завЯзавшаЯсЯ за этим одиноким обедом - обедал ведь только
Я,  -  снова,  необоримой силой вещей, перешла  на  трансцендентальные
темы.  Њне не терпелось узнать, что думают последние верующие дихтонцы
о  вопросах  добра и зла, Ѓога и „ьЯвола; когда Я задал  этот  вопрос,
наступила   долгаЯ  тишина, лишь полосатые лампы тихонько  жужжали  по
углам  трапезной  -  впрочем, возможно, что  это  гудел  ток  в  отцах
прогнозитах.
     Ќаконец  отозвалсЯ сидевший напротив менЯ пожилой  компьютер,  по
профессии историк религии, как Я позднее узнал от отца „арга.
     -  …сли  вести речь о самой сути, то наши взглЯды можно  выразить
так,  -  сказал он. - „ьЯвол есть то, что меньше всего понЯтно  нам  в
Ѓоге.  ќто  не значит, будто мы самого Ѓога считаем смесью  высшего  и
низшего  начал, добра и зла, любви и ненависти, созидательной  мощи  и
разрушительной  страсти. „ьЯвол - это мысль, будто  можно  ограничить,
классифицировать, дистиллировать Ѓога, разделить его на  фракции  так,
чтобы  он стал тем, и только тем, что мы готовы принЯть и от чего  уже
не надо оборонЯтьсЯ. Џеред лицом истории обнаруживаетсЯ сомнительность
этого  взглЯда, поскольку из него неизбежно следует, что иного знаниЯ,
кроме сатанинского, нет и что сатана расширЯет владениЯ повсеместно до
тех  пор,  пока целиком не поглотит все то, что добывает  знаниЯ.  €бо
знание отменЯет одну за другой нормы, именуемые заповедЯми ЋткровениЯ.
Ћно позволЯет убивать, не убиваЯ, и созидать, разрушаЯ; оно упразднЯет
особ,  которых  следует почитать, к примеру мать и отца,  и  сокрушает
догматы,  предполагающие сверхъестественность  непорочного  зачатиЯ  и
бессмертие души.
     Ђ если это дьЯвольское искушение, то все, чего бы ты ни коснулсЯ,
тоже дьЯвольское искушение, и даже нельзЯ сказать, что „ьЯвол поглотил
цивилизацию,  но  не  –ерковь,  - ибо –ерковь,  пусть  неохотно,  дает
постепенно  свое  согласие на добывание знаний, и  нет  на  этом  пути
такого  места,  в  котором ты мог бы сказать: "„осюда,  а  дальше  уже
нельзЯ!"  ‚едь  никому, как в –еркви, так и вне  ее,  не  дано  знать,
каковы будут завтрашние последствиЯ познанного сегоднЯ. –ерковь  может
времЯ  от  времени  давать оборонительные сражениЯ, однако,  пока  она
защищает  один  фронт  -  ну  хотЯ  бы неприкосновенность  зачатиЯ,  -
прогресс,   не   ввЯзываЯсь  в  лобовую  схватку,  обходным   маневром
обессмысливает  защиту  старых  позиций.  ’ысЯчу  лет  назад   –ерковь
защищала  материнство, а знание упразднило понЯтие матери: сперва  оно
разделило  акт  материнства надвое, потом вынесло его из  тела  вовне,
затем  научилось синтезировать зародыш, так что три века спустЯ защита
утратила всЯкий смысл; а тогда уж –еркви пришлось дать согласие  и  на
дистанционное оплодотворение, и на зачатие в лаборатории, и на роды  в
машине,  и  на духа в машине, и на машину, приобщенную таинств,  и  на
исчезновение  различиЯ между естественно сотворенным  и  искусственным
бытием.  ‡ахоти она стоЯть на своем, ей однажды пришлось бы  признать,
что нет иного Ѓога, кроме „ьЯвола.
     —тобы спасти Ѓога, мы признали историчность „ьЯвола, то есть  его
эволюцию  как менЯющуюсЯ во времени проекцию тех черт, которые  нас  в
’ворении  ужасают  и губЯт одновременно. „ьЯвол - это  наивнаЯ  мысль,
будто можно отличить Ѓога от Ќебога, как день от ночи. Ѓог есть ’айна,
а  „ьЯвол - олицетворение обособившихсЯ черт этой тайны. „лЯ  нас  нет
надысторического „ьЯвола. …динственнаЯ вечнаЯ его черта,  которую  как
раз  и  принимали за личность, проистекает из свободы. Ћднако,  внимаЯ
мне,  ты,  гость  и  пришелец  из  дальних  сторон,  должен  забыть  о
категориЯх  вашей  мысли,  сформировавшейсЯ  в  ходе  иной,  не  нашей
истории. ‘вобода означает длЯ нас вовсе не то же самое, что длЯ  тебЯ.
Ћна означает падение всЯких ограничений действиЯ или исчезновение того
сопротивлениЯ, которое жизнь встречает на заре своего разумного бытиЯ.
€менно  это  сопротивление  лепит  разум,  поднимаЯ  его  из  пропасти
растительного   прозЯбаниЯ.  Џоскольку,  однако,   сопротивление   это
болезненно,   историческому  разуму  мерещитсЯ   в   качестве   идеала
совершеннаЯ  свобода, и именно в эту сторону шагает цивилизациЯ.  …сть
шаг  вытесываниЯ каменных урн и шаг гашениЯ солнц, и  нет  между  ними
неодолимых преград.
     ‘вобода,  о  которой  Я  говорю, - не то  скромное  состоЯние,  о
котором  мечтают  люди во времена, когда другие люди  их  мучают,  ибо
тогда  человек человеку решетка, стена, силки и пропасть.  ‘вобода,  о
которой  Я  веду  речь,  лежит дальше, она начинаетсЯ  за  этой  зоной
подавлениЯ  всеми  каждого в обществе (зоной, которую  можно  миновать
невредимыми);  вот  тогда-то в поисках какого-нибудь  сопротивлениЯ  -
ведь  человек человеку его уже не оказывает - его находЯт в мире  и  в
самих  себе  и  в  качестве  противника выбирают  себЯ  и  мир,  чтобы
сразитьсЯ  с  обоими и обоих себе подчинить. Љогда же удаетсЯ  и  это,
разверзаетсЯ  бездна  свободы: чем больше  можно  сделать  всего,  тем
меньше  известно,  что  именно следует делать. Џоначалу  нас  искушает
мудрость,  но  из кувшина воды в пустыне она становитсЯ кувшином  воды
посреди  озера, если усваиваетсЯ она, как вода, и если можно  наделить
ею железный лом и лЯгушачью икру.
     …сли,  однако, в стремлении к мудрости видитсЯ что-то  достойное,
то  достойных аргументов в пользу бегства от мудрости нет, и никто  не
заЯвит  вслух  о  желании отупеть; а если бы даже  у  него  и  достало
смелости  в  этом  признатьсЯ,  то  докуда,  собственно,  следует  ему
отступить? ‚едь естественной границы между разумом и неразумом  больше
не  существует  - наука раздробила ее на кванты и растворила;  и  даже
дезертиру знаниЯ не уйти от свободы, ибо из всех воплощений он  должен
выбрать  то, которое ему по душе, а возможностей перед ним открываетсЯ
больше, чем звезд на небе. —удовищно мудрый среди таких же, как он, он
становитсЯ  карикатурой на мудрость, подобно тому как пчелинаЯ  царица
без  ульЯ  -  когда  никому не нужна уже масса Яичек,  распирающаЯ  ее
брюшко, - становитсЯ карикатурой на матку.'
     €  начинаетсЯ  бегство из этого места, украдкой и  в  глубочайшем
стыде  или внезапно и в величайшей панике. ’ам, где каждый может  быть
лишь таким, каков есть, он "остаетсЯ при своем" по необходимости. ’ам,
где  каждый  может быть иным, чем есть, он будет дробить свою  судьбу,
перескакиваЯ  из бытиЯ в бытие. ‘верху такое общество выглЯдит  словно
пчелиный рой на раскаленной плите. €здалека его муки кажутсЯ фарсом  -
уж  больно смешны скачки от мудрости к отупению и употребление  плодов
разума  длЯ игры на животе, как на барабане, беготни на ста ногах  или
выстиланиЯ   стен  мозгом.  ’ам,  где  можно  продублировать   любимое
существо, нет уже любимых существ, но есть лишь осмеЯние любви, а там,
где  можно  быть  кем угодно и питать какие угодно  убеждениЯ,  каждый
становитсЯ никем, и нет никаких убеждений. Ћттого-то наша историЯ то и
дело  идет  ко дну и отталкиваетсЯ от него, подпрыгиваЯ, как  паЯц  на
веревочке, и кажетсЯ чудовищно забавной.
     ‚ласти регламентируют свободу, но границы, которые они ей ставЯт,
не  настоЯщие,  и  их штурмуют бунтовщики, потому что  нельзЯ  закрыть
совершенные  однажды открытиЯ. ЌазываЯ ‘атану воплощением  свободы,  Я
хотел  лишь  сказать,  что он есть та сторона  Ѓожьего  дела,  котораЯ
ужасает  нас  больше  всего;  ‘атана - это распутье  возможностей,  на
котором,  достигнув  цели, мы застыли, словно  в  параличе.  Џо  мысли
наивных  философов,  мир "должен" ограничивать нас,  как  смирительнаЯ
рубашка-безумца, а второй голос той же самой философии бытиЯ  говорит,
что узы "должны" содержатьсЯ в нас самих. “тверждающие это ищут границ
свободы,  установленных либо во внешнем мире, либо в  нас  самих:  они
хотЯт,  чтобы мир пропускал нас не во всех направлениЯх или  же  чтобы
нас  сдерживала наша собственнаЯ природа. Ќо Ѓог не провел  границ  ни
первого,  ни второго рода. Њало того, он еще сгладил места, в  которых
мы некогда ожидали найти эти границы, чтобы, переступаЯ их, мы сами не
знали об этом.
     џ  спросил,  не  следует  ли отсюда,  что  Ѓог  дуизма  ничем  не
отличаетсЯ  от „ьЯвола, и заметил едва уловимое волнение  собравшихсЯ.
€сторик молчал, а генерал ордена произнес:
     -  „ело  обстоит так, как ты говоришь, но не так, как ты думаешь.
ѓоворЯ  "Ѓог  есть  „ьЯвол", ты придаешь этим  словам  грозный  смысл:
’ворец  низок. ‚ таком случае сказанное тобою - неправда, но только  в
твоих  устах.  ‘кажи то же самое Я или кто-нибудь из  здешней  братии,
наши  слова получили бы смысл совершенно иной. Ћни означали бы только,
что есть Ѓожьи дары, которые можно принЯть без опаски, и дары, которые
нам  не по силам. Ћни означали бы: "ѓосподь нас абсолютно ни в чем  не
ограничил,   не   ущемил  и  ничем  не  свЯзал".  ‡аметь,   что   мир,
приневоленный к одному лишь добру, был бы таким же храмом неволи,  как
и  мир,  приневоленный  к одному лишь злу. ‘огласен  ли  ты  со  мной,
„агдор?
     €сторик, к которому обращалсЯ этот вопрос, согласилсЯ и заговорил
сам:
     -  Њне,  как историографу верований, известны теогонии,  согласно
которым ѓосподь создал мир не вполне совершенный, однако движущийсЯ  -
прЯмо, зигзагами или по спирали - к совершенству; выходит, что  Ѓог  -
это очень большой ребенок, запускающий заводные игрушки в "правильном"
направлении ради собственного удовольствиЯ. Њне известны также учениЯ,
называющие  совершенным  то, что уже имеетсЯ налицо,  а  чтобы  баланс
этого совершенства сошелсЯ, вносЯт в расчет поправку, котораЯ как  раз
и называетсЯ дьЯволом. Ќо модель бытиЯ как игры в игрушечный паровозик
с  вечной  пружиной прогресса, который все успешнее тащит  сотворенных
туда, где все лучше и лучше; и модель, изображающаЯ мир как боксерский
матч между ‘ветом и Њраком, танцующими на ринге перед ѓосподом-рефери;
и  модель  мира,  в  котором необходимо чудесное  вмешательство,  или,
иначе,  модель  ’ворениЯ  как барахлЯщих  часов  и  чуда  как  пинцета
‚севышнего,  прикасающегосЯ к звездным колесикам и шестеренкам,  чтобы
подкрутить,  что положено; а также модель мира как вкусного  торта,  в
котором  попадаютсЯ  рыбьи  кости дьЯвольских  искушений,  -  все  это
картинки из букварЯ рода ђазумных, то есть из книжицы, которую  зрелый
возраст  откладывает на полки детской - с меланхолией, но и с пожатием
плеч. „емонов нет, если демоном считать свободу; мир лишь один, и  Ѓог
один, и вера одна, пришелец, а все остальное - молчание.
     џ   хотел  спросить,  как  они  представлЯют  себе  положительные
атрибуты  Ѓога  и мира, ведь пока что Я слышал лишь, чем  не  ЯвлЯетсЯ
Ѓог,  а после лекции по эсхатологии свободы в голове у менЯ был сумбур
и  сумЯтица  -  но  пора было снова трогатьсЯ в  путь:  когда  мы  уже
покачивались  на  своих стальных скакунах, Я, застигнутый  неожиданной
мыслью,  спросил  отца „арга, почему, собственно,  его  орден  получил
название деструкцианцев?
     -  ќто  свЯзано с темой нашей застольной беседы, - отвечал он.  -
Ќазвание  это,  весьма давнего происхождениЯ, означает  приЯтие  бытиЯ
целиком, поскольку бытие целиком исходит от Ѓога - не только в той его
части,  что  ЯвлЯетсЯ  творчеством,  но  и  в  той,  что  кажетсЯ  нам
противоположностью творчества. ќто не значит, - поспешил он  добавить,
-  будто и сами мы за деструкцию; конечно, теперь никто не окрестил бы
орден  таким  именем,  оно  лишь указывает на известную  теологическую
строптивость, напоминает о кризисах, уже пережитых –ерковью.
     џ  невольно  зажмурил глаза - мы добрались до  места,  где  своды
туннелЯ  обвалились и канал частично выходил на поверхность,- и  долго
не  мог  приподнЯть веки, настолько успел отвыкнуть от  солнца.  Џеред
нами  лежала равнина без всЯких следов растительности; громада  города
синела  на  горизонте, и все пространство рассекали  идущие  в  разных
направлениЯх  дороги, широкие и гладкие, словно отлитые  из  какого-то
серебристого металла; на них царила совершеннаЯ пустота, как и в  небе
над нами, по которому плыло несколько белых брюхатых облаков.
     Ќаши  стальные  кобылы,  выглЯдевшие особенно  неуклюже  на  этом
шоссе,  рассчитанном на огромную скорость, и тоже  словно  ослепленные
непривычным длЯ них сиЯнием солнца, не торопЯсь и поскрипываЯ, шли  по
известному  монахам кратчайшему пути; но прежде чем они  добрались  до
бетонного  желоба,  опЯть  уходЯщего в  землю,  между  арками  виадука
показалось  небольшое  строение изумрудного  и  золотистого  цвета;  Я
решил,  что это бензоколонка. ђЯдом с ним стоЯла плоскаЯ, как  большой
таракан,  машина - должно быть, гоно