ешеный на такой срок постоЯнно готов помечтать о перемене
участи, хотЯ бы десЯть лет уже отбыл в каторге. Ќаконец,  и  клеймы  отчасти
мешают рисковать на побег. Џеременить же участь - технический термин. ’ак  и
на  допросах,  если  уличат  в  побеге,  арестант  отвечает,  что  он  хотел
переменить свою участь. ќто немного книжное выражение буквально приложимо  к
этому делу. ‚сЯкий бегун имеет в виду не то что освободитьсЯ  совсем,  -  он
знает, что это почти невозможно, - но или попасть в  другое  заведение,  или
угодить  на  поселение,  или  судитьсЯ  вновь,  по  новому  преступлению,  -
совершенному уже по бродЯжеству, - одним словом, куда угодно, только  бы  не
на старое, надоевшее ему место, не в прежний острог. ‚се  эти  бегуны,  если
найдут себе в продолжение  лета  какого-нибудь  случайного,  необыкновенного
места, где бы перезимовать, - если, например, не наткнутсЯ на  какого-нибудь
укрывателЯ беглых, которому в этом выгода; если, наконец, не  добудут  себе,
иногда  через  убийство,  какого-нибудь  паспорта,  с  которым  можно  везде
прожить, - все они к осени,  если  их  не  изловЯт  предварительно,  большею
частию сами ЯвлЯютсЯ густыми толпами  в  города  и  в  остроги,  в  качестве
бродЯг, и садЯтсЯ в тюрьмы зимовать, конечно не  без  надежды  бежать  опЯть
летом.
     ‚есна действовала и на менЯ своим влиЯнием. Џомню, как  Я  с  жадностью
смотрел иногда сквозь щели  паль  и  подолгу  стоЯл,  бывало,  прислонившись
головой к нашему забору, упорно  и  ненасытимо  всматриваЯсь,  как  зеленеет
трава на нашем крепостном вале, как все гуще и  гуще  синеет  далекое  небо.
Ѓеспокойство и тоска моЯ росли с каждым днем, и острог  становилсЯ  мне  все
более и более ненавистным.  Ќенависть,  которую  Я,  в  качестве  дворЯнина,
испытывал постоЯнно в продолжение первых лет от арестантов, становилась  длЯ
менЯ невыносимой, отравлЯла всю жизнь мою Ядом. ‚ эти первые  годы  Я  часто
уходил, безо всЯкой болезни, лежать в госпиталь, единственно длЯ того,  чтоб
не быть в  остроге,  чтоб  только  избавитьсЯ  от  этой  упорной,  ничем  не
смирЯемой всеобщей ненависти. "‚ы - железные  носы,  вы  нас  заклевали!"  -
говорили  нам  арестанты,  и  как  Я   завидовал,   бывало,   простонародью,
приходившему в острог! ’е сразу  делались  со  всеми  товарищами.  €  потому
весна, призрак свободы, всеобщее  веселье  в  природе,  сказывалась  на  мне
как-то тоже грустно и раздражительно.  ‚  конце  поста,  кажетсЯ  на  шестой
неделе, мне пришлось говеть. ‚есь острог, еще с первой недели, разделен  был
старшим унтер-офицером на семь смен, по числу недель поста, длЯ  говениЯ.  ‚
каждой смене оказалось, таким образом, человек по тридцати.  ЌеделЯ  говеньЯ
мне очень понравилась. ѓовевшие освобождались от работ. Њы ходили в церковь,
котораЯ была неподалеку от острога, раза по два и по три в день. џ давно  не
был в церкви. ‚еликопостнаЯ служба, так знакомаЯ еще с далекого  детства,  в
родительском  доме,  торжественные  молитвы,  земные  поклоны  -   все   это
расшевеливало в душе моей далекое-далекое минувшее,  напоминало  впечатлениЯ
еще детских лет, и, помню, мне очень приЯтно было, когда, бывало, утром,  по
подмерзшей за ночь земле, нас водили под конвоем  с  зарЯженными  ружьЯми  в
божий дом. Љонвой, впрочем, не входил в церковь.  ‚  церкви  мы  становились
тесной кучей у самых дверей, на самом последнем месте, так что  слышно  было
только разве голосистого дьЯкона да изредка  из-за  толпы  приметишь  черную
ризу да лысину свЯщенника. џ припоминаю, как, бывало, еще в детстве, стоЯ  в
церкви, смотрел Я иногда на простой  народ,  густо  теснившийсЯ  у  входа  и
подобострастно расступавшийсЯ перед густым эполетом, перед  толстым  барином
или  перед  расфуфыренной,  но  чрезвычайно  богомольной  барыней,   которые
непременно проходили на первые места и готовы были поминутно ссоритьсЯ из-за
первого места. ’ам, у входа, казалось мне тогда, и молились-то не так, как у
нас, молились смиренно, ревностно, земно и с каким-то полным сознанием своей
приниженности.
     ’еперь и мне пришлось стоЯть на этих же местах, даже и не на  этих;  мы
были закованные и ошельмованные; от нас все сторонились, нас  все  даже  как
будто боЯлись, нас каждый раз оделЯли милостыней, и,  помню,  мне  это  было
даже как-то приЯтно, какое-то утонченное, особенное ощущение  сказывалось  в
этом странном удовольствии. "Џусть же, коли так!  "  -  думал  Я.  Ђрестанты
молились очень усердно, и каждый из них каждый раз приносил в  церковь  свою
нищенскую копейку на свечку или клал на  церковный  сбор.  "’оже  ведь  и  Я
человек, - может быть, думал он или чувствовал, подаваЯ,  -  перед  богом-то
все равны..." Џричащались мы за ранней обедней. Љогда свЯщенник  с  чашей  в
руках читал слова: "... но Яко разбойника мЯ прийми", - почти все повалились
в землю, звуча кандалами, кажетсЯ принЯв эти слова буквально на свой счет.
     Ќо вот пришла и свЯтаЯ. Ћт начальства вышло нам по  одному  Яйцу  и  по
ломтю пшеничного сдобного хлеба. €з города опЯть завалили острог  подаЯнием.
ЋпЯть посещение с крестом  свЯщенника,  опЯть  посещение  начальства,  опЯть
жирные щи, опЯть пьЯнство и шатанье - все точь-в-точь как и на рождестве,  с
тою разницею, что теперь можно было гулЯть на дворе  острога  и  гретьсЯ  на
солнышке. Ѓыло как-то светлее, просторнее, чем зимой, но  как-то  тоскливее.
„линный, бесконечный летний день становилсЯ как-то особенно  невыносимым  на
праздниках. ‚ будни по крайней мере сокращалсЯ день работою.
     ‹етние работы действительно оказались гораздо  труднее  зимних.  ђаботы
шли все больше по инженерным постройкам. Ђрестанты  строили,  копали  землю,
клали кирпичи; другие из них занимались слесарною,  столЯрною  или  малЯрною
частию при ремонтных исправлениЯх казенных  домов.  ’ретьи  ходили  в  завод
делать  кирпичи.  ќта  последнЯЯ  работа  считалась  у  нас  самою  тЯжелою.
Љирпичный завод находилсЯ от крепости верстах в трех или в  четырех.  Љаждый
день в продолжение лета утром, часов  в  шесть,  отправлЯлась  целаЯ  партиЯ
арестантов, человек  в  пЯтьдесЯт,  длЯ  деланиЯ  кирпичей.  Ќа  эту  работу
выбирали  чернорабочих,  то  есть  не  мастеровых  и  не   принадлежащих   к
какому-нибудь мастерству. Ћни брали с собою хлеба, потому что за  дальностию
места невыгодно было приходить домой обедать и, таким образом, делать  верст
восемь лишних,  и  обедали  уже  вечером,  возвратЯсь  в  острог.  “рок  уже
задавалсЯ на весь день, и такой, что разве в целый рабочий день арестант мог
с ним справитьсЯ. ‚о-первых, надо было накопать и  вывести  глину,  наносить
самому воду, самому вытоптать глину в глиномЯтной Яме и  наконец-то  сделать
из нее что-то очень много кирпичей, кажетсЯ сотни две, чуть ли даже не две с
половиной. џ всего только два раза ходил в завод. ‚озвращались заводские уже
вечером, усталые, измученные, и постоЯнно целое лето попрекали  других  тем,
что они делают самую  трудную  работу.  ќто  было,  кажетсЯ,  их  утешением.
ЌесмотрЯ на то, иные ходили туда даже с некоторою  охотою:  во-первых,  дело
было за городом; место было открытое, привольное, на берегу €ртыша. ‚се-таки
поглЯдеть кругом отраднее: не крепостнаЯ казенщина! Њожно  было  и  покурить
свободно и даже полежать  с  полчаса  с  большим  удовольствием.  џ  же  или
по-прежнему ходил в мастерскую, или на алебастр, или, наконец,  употреблЯлсЯ
в качестве подносчика кирпичей при постройках. ‚ последнем  случае  пришлось
однажды перетаскивать кирпичи с берега €ртыша к строившейсЯ казарме сажен на
семьдесЯт расстоЯниЯ, через крепостной вал, и работа эта продолжалась месЯца
два срЯду. Њне она даже понравилась, хотЯ веревка,  на  которой  приходилось
носить кирпичи, постоЯнно натирала мне плечи. Ќо мне нравилось  то,  что  от
работы во мне видимо развивалась сила.  ‘начала  Я  мог  таскать  только  по
восьми кирпичей, а в каждом кирпиче было по двенадцати фунтов.  Ќо  потом  Я
дошел до двенадцати и до пЯтнадцати кирпичей, и  это  менЯ  очень  радовало.
”изическаЯ сила в каторге нужна не менее нравственной длЯ  перенесениЯ  всех
материальных неудобств этой проклЯтой жизни.
     Ђ Я еще хотел жить и после острога...
     џ, впрочем, любил таскать кирпичи не за то только, что от  этой  работы
укреплЯетсЯ тело, а за то еще, что работа производилась на берегу €ртыша.  џ
потому так часто говорю об этом береге, что единственно только с него и  был
виден  мир  божий,  чистаЯ,  ЯснаЯ  даль,   незаселенные,   вольные   степи,
производившие на менЯ странное впечатление  своею  пустынностью.  Ќа  берегу
только и можно было стать к крепости задом и не видать ее. ‚се прочие  места
наших  работ  были  в  крепости  или  подле  нее.  ‘  самых  первых  дней  Я
возненавидел эту крепость и особенно иные  зданиЯ.  „ом  нашего  плац-майора
казалсЯ мне каким-то проклЯтым, отвратительным местом,  и  Я  каждый  раз  с
ненавистью глЯдел на него, когда проходил мимо.  Ќа  берегу  же  можно  было
забытьсЯ: смотришь, бывало, в  этот  необъЯтный,  пустынный  простор,  точно
заключенный из окна своей тюрьмы на свободу. ‚се длЯ менЯ было тут дорого  и
мило: и Яркое горЯчее солнце  на  бездонном  синем  небе,  и  далекаЯ  песнЯ
киргиза,  приносившаЯсЯ  с  киргизского  берега.  ‚сматриваешьсЯ   долго   и
разглЯдишь  наконец  какую-нибудь  бедную,  обкуренную  юрту   какого-нибудь
байгуша; разглЯдишь дымок у юрты, киргизку,  котораЯ  о  чем-то  хлопочет  с
своими двумЯ баранами.  ‚се  это  бедно  и  дико,  но  свободно.  ђазглЯдишь
какую-нибудь птицу в синем, прозрачном воздухе и долго, упорно следишь за ее
полетом: вон она всполоснулась над водой, вон исчезла в  синеве,  вон  опЯть
показалась чуть мелькающей точкой... „аже бедный, чахлый цветок,  который  Я
нашел рано весною в расселине каменного  берега,  и  тот  как-то  болезненно
остановил  мое  внимание.  ’оска  всего  этого  первого  года  каторги  была
нестерпимаЯ и действовала на менЯ раздражительно, горько. ‚ этот первый  год
от этой тоски Я многого не замечал кругом себЯ. џ закрывал глаза и не  хотел
всматриватьсЯ. ‘реди  злых,  ненавистных  моих  товарищей-каторжников  Я  не
замечал хороших людей, людей способных и мыслить и чувствовать, несмотрЯ  на
всю отвратительную кору, покрывавшую их снаружи. Њежду Язвительными  словами
Я иногда не замечал приветливого и ласкового слова, которое тем дороже было,
что выговаривалось безо всЯких видов, а нередко прЯмо из  души,  может  быть
более менЯ пострадавшей и вынесшей. Ќо к чему распространЯтьсЯ  об  этом?  џ
чрезвычайно был рад, если  приходилось  сильно  устать,  воротившись  домой:
авось засну! Џотому что спать было у нас летом мученье, чуть ли еще не хуже,
чем зимой. ‚ечера, правда, были иногда очень хороши. ‘олнце, целый  день  не
сходившее с острожного двора, наконец закатывалось. Ќаступала прохлада, а за
ней почти холоднаЯ (говорЯ сравнительно) степнаЯ ночь. Ђрестанты, в ожидании
как запрут их, толпами ходЯт, бывало, по  двору.  ѓлавнаЯ  масса  толпилась,
правда,  более  на  кухне.  ’ам  всегда  подымаетсЯ  какой-нибудь   насущный
острожный вопрос, толкуетсЯ о том, о сем,  разбираетсЯ  иногда  какой-нибудь
слух, часто нелепый, но возбуждающий необыкновенное внимание этих отрешенных
от мира людей; то, например, пришло известие, что нашего плац-майора сгонЯют
долой. Ђрестанты легковерны, как дети; сами знают, что известие - вздор, что
принес его известный болтун и "нелепый" человек - арестант Љвасов,  которому
уже давно положили не верить и который что ни слово, то врет, - а между  тем
все схватываютсЯ за известие, судЯт, рЯдЯт, сами себЯ тешат, а кончитсЯ тем,
что сами на себЯ рассердЯтсЯ, самим за  себЯ  стыдно  станет,  что  поверили
Љвасову.
     - „а кто ж его сгонит! - кричит один. - Ќебось шеЯ толста, сдюжит!
     - „а ведь и над ним, чай, старшие есть! - возражает другой,  горЯчий  и
неглупый малый, видавший виды, но спорщик, каких свет не производил.
     - ‚орон ворону глаз не выклюет! -  угрюмо,  словно  про  себЯ  замечает
третий, уже седой человек, одиноко доедающий в углу свои щи.
     - Ђ старшие-то небось тебЯ придут спрашиватьсЯ - сменить его али нет? -
прибавлЯет равнодушно четвертый, слегка тренькаЯ на балалайке.
     - Ђ почему ж не менЯ? - с  Яростью  возражает  второй.  -  ‡начит,  всЯ
бедность просит, все тогда заЯвлЯйте, коли начнут опрашивать.  Ђ  то  у  нас
небось кричат, а к делу дойдет, так и на попЯтный!
     - Ђ ты думал как? - говорит балалаечник. - Ќа то каторга.
     - Ђнамеднись, - продолжает, не слушаЯ и  в  горЯчке,  спорщик,  -  муки
оставалось. Џоскребки собрали, самые что  ни  есть  слезы,  значит;  послали
продать.  Ќет,  узнал;  артельщик   донес;   отобрали;   экономиЯ,   значит.
‘праведливо аль нет?
     - „а ты кому хочешь жаловатьсЯ?
     - Љому! „а самому левизору, что едет.
     - Љакому такому левизору?
     - ќто правда, братцы, что едет левизор,  -  говорит  молодой  разбитной
парень, грамотный, из писарей и читавший "ѓерцогиню ‹авальер" или  что-то  в
этом роде. Ћн вечно веселый  и  потешник,  но  за  некоторое  знание  дел  и
потертость  его  уважают.  Ќе  обращаЯ  вниманиЯ  на  возбужденное  всеобщее
любопытство о будущем ревизоре, он прЯмо идет к стрЯпке, то есть к повару, и
спрашивает у него печенки. Ќаши стрЯпки часто чем-нибудь  торговали  в  этом
роде. ЉупЯт, например, на свои  деньги  большой  кусок  печенки,  зажарЯт  и
продают по мелочи арестантам.
     - Ќа грош али на два? - спрашивает стрЯпка.
     - ђежь на два: пускай люди завидуют! - отвечает  арестант.  -  ѓенерал,
братцы, генерал такой из Џетербурга едет, всю ‘ибирь осматривать будет.  ќто
верно, “ комендантских сказывали.
     €звестие производит  необыкновенное  волнение.  ‘  четверть  часа  идут
расспросы: кто именно, какой  генерал,  какого  чину  и  старше  ли  здешних
генералов? Ћ чинах, начальниках, кто из них старше, кто кого может согнуть и
кто сам из них согнетсЯ, ужасно любЯт разговаривать арестанты, даже спорЯт и
ругаютсЯ за генералов чуть не до драки. Љазалось бы, что тут за  выгода?  Ќо
подробным  знанием  генералов  и  вообще  начальства  измерЯетсЯ  и  степень
познаний,  толковитости  и  прежнего,  доострожного  значениЯ   человека   в
обществе. ‚ообще разговор о высшем начальстве  считаетсЯ  изЯщным  и  важным
разговором в остроге.
     - ‡начит, и взаправду выходит, братцы, что майора-то  сменЯть  едут,  -
замечает  Љвасов,  маленький,  красненький  человечек,  горЯчий   и   крайне
бестолковый. Ћн-то первый и принес известие о майоре.
     -  ‡адарит!  -  отрывисто  возражает  угрюмый   седой   арестант,   уже
управившийсЯ со щами.
     - Ђ и то задарит, - говорит другой. - Њало он денег-то награбил! „о нас
еще батальонным был. Ђнамеднись на протопоповской дочери женитьсЯ хотел.
     - „а ведь не женилсЯ: дверь указали;  беден  значит.  Љакой  он  жених!
‚стал со стула - и все  с  ним.  Ћ  свЯтой  все  на  картах  продул.  ”едька
сказывал.
     - „а; мальчик не мот, а деньгам перевод.
     - ќх, брат, вот и Я женат был. Џлохо женитьсЯ бедному: женись, а и ночь
коротка! - замечает ‘куратов, подвернувшийсЯ тут же к разговору.
     - Љак же! Ћб тебе тут и речь, - замечает развЯзный парень из писарей. -
Ђ ты, Љвасов, скажу Я тебе, большой дурак. Ќеужели ж ты думаешь, что  такого
генерала майор задарит и что  такой  генерал  будет  нарочно  из  Џетербурга
ехать, чтоб майора ревизовать? ѓлуп же ты, парень, вот что скажу.
     - Ђ что ж? “ж коли он генерал, так и не возьмет что ли?  -  скептически
заметил кто-то из толпы.
     - ‡намо дело, не возьмет, а возьмет, так уж толсто возьмет.
     - ‚естимо, толсто; по чину.
     - ѓенерал всегда возьмет, - решительно замечает Љвасов.
     - ’ы, что  ли,  давал  ему?  -  с  презрением  говорит  вдруг  вошедший
Ѓаклушин. - „а ты и генерала-то врЯд ли когда видал?
     - Ђн видал?
     - ‚решь.
     - ‘ам соври.
     - ђебЯта, коли он видал, пусть сейчас при всех говорит, какого он знает
генерала? Ќу, говори, потому Я всех генералов знаю.
     - џ генерала ‡иберта видел, - как-то нерешительно отвечает Љвасов.
     - ‡иберта? ’акого и генерала нет. ‡нать,  в  спину  он  тебе  заглЯнул,
‡иберт-то, когда, может, еще только подполковником был, а тебе со  страху  и
показалось, что генерал.
     - Ќет, вы менЯ послушайте,  -  кричит  ‘куратов,  -  потому  Я  женатый
человек. ѓенерал такой действительно был на Њоскве,  ‡иберт,  из  немцев,  а
русский. “ русского попа кажинный год исповедовалсЯ о  госпожинках,  и  все,
братцы, он воду пил, словно утка. Љажинный день сорок стаканов  москворецкой
воды выпивал. ќто, сказывали, он от какой-то болезни водой лечилсЯ; мне  сам
его камардин сказывал.
     - ‚ брюхе-то с воды-то небось караси завелись? -  замечает  арестант  с
балалайкой.
     - Ќу, полно вам! ’ут о деле  идет,  а  они...  Љакой  же  это  левизор,
братцы? - заботливо замечает один суетливый арестант,  Њартынов,  старик  из
военных, бывший гусар.
     - ‚едь вот врет народ! - замечает один из скептиков.  -  €  откуда  что
берут и во что кладут? Ђ и все-то вздор.
     - Ќет, не вздор! - догматически замечает Љуликов, до сих  пор  величаво
молчавший. ќто парень с весом, лет под пЯтьдесЯт, чрезвычайно благообразного
лица и с какой-то презрительно-величавой манерой.  Ћн  сознает  это  и  этим
гордитсЯ. Ћн отчасти цыган, ветеринар, добывает по городу деньги за  лечение
лошадей, а у нас в остроге торгует вином. Њалый он умный  и  много  видывал.
‘лова ронЯет, как будто рублем дарит.
     - ќто взаправду, братцы, - спокойно продолжает он, - Я еще  на  прошлой
неделе слышал; едет генерал, из очень важных, будет всю  ‘ибирь  ревизовать.
„ело знамое, задарЯт и его, да только не наш восьмиглазый: он и  сунутьсЯ  к
нему не посмеет. ѓенерал генералу розь, братцы. ‚сЯкие бывают. ’олько Я  вам
говорю, наш майор при всЯком  случае  на  теперешнем  месте  останетсЯ.  ќто
верно. Њы народ без Языка, а из начальства свои на  своего  же  доносить  не
станут. ђевизор поглЯдит в острог, да с тем и  уедет,  и  донесет,  что  все
хорошо нашел...
     - ’о-то, братцы, а майор-то струсил: ведь с утра пьЯн.
     - Ђ вечером другую фуру везет. ”едька сказывал.
     - —ерного кобелЯ не отмоешь добела. ‚первой, что ль, он пьЯн?
     - Ќет, это уж что же, если и генерал ничего не сделает! Ќет,  уж  полно
ихним дурачествам подражать! - волнуЯсь, говорЯт промеж себЯ арестанты.
     ‚есть о ревизоре мигом разноситсЯ по острогу. Џо двору  бродЯт  люди  и
нетерпеливо передают друг другу известие. „ругие  нарочно  молчат,  сохранЯЯ
свое хладнокровие, и тем, видимо, стараютсЯ придать  себе  больше  важности.
’ретьи  остаютсЯ  равнодушными.  Ќа  казарменных   крылечках   рассаживаютсЯ
арестанты с балалайками. €ные продолжают болтать. „ругие  затЯгивают  песни,
но вообще все в этот вечер в чрезвычайно возбужденном состоЯнии.
     —асу в десЯтом у нас всех сосчитывали, загонЯли по казармам и  запирали
на ночь. Ќочи были короткие: будили в пЯтом часу утра, засыпали же все никак
не раньше одиннадцати. „о тех пор всегда, бывало, идет суетнЯ, разговоры,  а
иногда, как и зимой, бывают и майданы. Ќочью  наступает  нестерпимый  жар  и
духота. •оть и обдает ночным холодком из окна с поднЯтой рамой, но арестанты
мечутсЯ на своих нарах всю ночь, словно в бреду. Ѓлохи кишат мириадами.  Ћни
водЯтсЯ у нас и зимою, и в весьма достаточном количестве, но начинаЯ с весны
разводЯтсЯ в таких размерах, о которых Я хоть  и  слыхивал  прежде,  но,  не
испытав на деле, не хотел верить. € чем дальше к лету, тем злее и  злее  они
становЯтсЯ. Џравда, к  блохам  можно  привыкнуть,  Я  сам  испытал  это;  но
все-таки это тЯжело  достаетсЯ.  „о  того,  бывало,  измучают,  что  лежишь,
наконец, словно в лихорадочном жару, и  сам  чувствуешь,  что  не  спишь,  а
только бредишь. Ќаконец, когда перед самым утром угомонЯтсЯ наконец и блохи,
словно замрут, и когда под утренним холодком как будто действительно  сладко
заснешь, - раздаетсЯ вдруг безжалостный треск барабана у острожных  ворот  и
начинаетсЯ зорЯ. ‘ проклЯтием слушаешь, закутываЯсь  в  полушубок,  громкие,
отчетливые звуки, словно считаешь их, а между тем сквозь сон лезет в  голову
нестерпимаЯ мысль, что так и завтра, и послезавтра, и несколько  лет  срЯду,
вплоть до самой свободы. „а когда ж это, думаешь, эта свобода и где  она?  Ђ
между тем надо просыпатьсЯ; начинаетсЯ обыденнаЯ  ходьба,  толкотнЯ...  ‹юди
одеваютсЯ, спешат на работу. Џравда, можно было заснуть с час еще в полдень.
     Ћ ревизоре сказали правду. ‘лухи с каждым днем подтверждались все более
и более, и наконец все узнали уже  наверно,  что  едет  из  Џетербурга  один
важный генерал ревизовать всю ‘ибирь,  что  он  уж  приехал,  что  он  уж  в
’обольске. Љаждый день новые слухи приходили в острог. Џриходили вести и  из
города: слышно было, что все трусЯт, хлопочут, хотЯт товар  лицом  показать.
’олковали,  что  у  высшего  начальства  готовЯт  приемы,  балы,  праздники.
Ђрестантов высылали целыми кучами ровнЯть улицы в крепости,  срывать  кочки,
подкрашивать  заборы  и  столбики,  подштукатуривать,  подмазывать  -  одним
словом, хотели в один миг все исправить, что надо было лицом показать.  Ќаши
понимали очень хорошо это дело и все  горЯчее  и  задорнее  толковали  между
собою. ”антазиЯ  их  доходила  до  колоссальных  размеров.  ‘обирались  даже
показать претензию, когда генерал станет спрашивать о  довольстве.  Ђ  между
тем спорили и бранились между собою. Џлац-майор был в волнении. —аще наезжал
в острог,  чаще  кричал,  чаще  кидалсЯ  на  людей,  чаще  забирал  народ  в
кордегардию и усиленно смотрел за чистотой и благообразием. ‚ это времЯ, как
нарочно, случилась в остроге одна  маленькаЯ  историйка,  котораЯ,  впрочем,
вовсе не взволновала майора, как бы можно было ожидать,  а,  напротив,  даже
доставила ему удовольствие. Ћдин арестант в драке  пырнул  другого  шилом  в
грудь, почти под самое сердце.
     Ђрестант, совершивший преступление, называлсЯ ‹омов;  получившего  рану
звали у нас ѓаврилкой; он был из закоренелых бродЯг. Ќе  помню,  было  ли  у
него другое прозвание; звали его у нас всегда ѓаврилкой.
     ‹омов был из зажиточных т-х крестьЯн, Љ-ского уезда.  ‚се  ‹омовы  жили
семьею: старик отец, три сына и дЯдЯ их, ‹омов.  Њужики  они  были  богатые.
ѓоворили по всей губернии, что у них  было  до  трехсот  тысЯч  ассигнациЯми
капиталу. Ћни  пахали,  выделывали  кожи,  торговали,  но  более  занимались
ростовщичеством, укрывательством бродЯг  и  краденого  имущества  и  прочими
художествами. ЉрестьЯне на полуезда были у них в долгах, находились у них  в
кабале. Њужиками  они  слыли  умными  и  хитрыми,  но  наконец  зачванились,
особенно  когда  одно  очень  важное  лицо  в  тамошнем  крае  стал  у   них
останавливатьсЯ по дороге, познакомилсЯ с стариком лично и  полюбил  его  за
сметливость и оборотливость. Ћни вдруг вздумали, что на  них  уж  более  нет
управы, и стали  все  сильнее  и  сильнее  рисковать  в  разных  беззаконных
предприЯтиЯх. ‚се роптали на них; все желали им провалитьсЯ сквозь землю; но
они задирали нос все выше  и  выше.  €справники,  заседатели  стали  им  уже
нипочем. Ќаконец они свихнулись  и  погибли,  но  не  за  худое,  не  тайные
преступлениЯ свои, а за напраслину. “ них был верстах в  десЯти  от  деревни
большой хутор, по-сибирски заимка. ’ам однажды проживало  у  них  под  осень
человек шесть разбойников-киргизов, закабаленных с давнего времени.  ‚  одну
ночь  все  эти  киргизы-работники  были  перерезаны.  Ќачалось   дело.   Ћно
продолжалось долго. Џри деле раскрылось много других нехороших вещей. ‹омовы
были обвинены в умерщвлении своих работников. ‘ами они так  рассказывали,  и
весь острог это знал: их заподозрили в том, что они слишком много  задолжали
работникам, а так как, несмотрЯ на свое  большое  состоЯние,  были  скупы  и
жадны, то и перерезали  киргизов,  чтобы  не  платить  им  долгу.  ‚о  времЯ
следствиЯ и суда все состоЯние их  пошло  прахом.  ‘тарик  умер.  „ети  были
разосланы. Ћдин из сыновей и его дЯдЯ попали в нашу  каторгу  на  двенадцать
лет. € что же? Ћни были совершенно невинны  в  смерти  киргизов.  ’ут  же  в
остроге объЯвилсЯ потом ѓаврилка, известный плут и бродЯга, малый веселый  и
бойкий, который брал все это дело на себЯ. Ќе слыхал Я, впрочем, признавалсЯ
ль он в этом сам, но весь острог был убежден совершенно, что киргизы его рук
не миновали. ѓаврилка с ‹омовым еще бродЯгой имел дело. Ћн пришел  в  острог
на короткий срок, как беглый солдат и бродЯга. Љиргизов он зарезал вместе  с
тремЯ другими бродЯгами; они думали сильно поживитьсЯ и пограбить в заимке.
     ‹омовых у нас не любили, не знаю за что. Ћдин из  них,  племЯнник,  был
молодец, умный малый и уживчивого характера; но дЯдЯ его, пырнувший ѓаврилку
шилом, был глупый и вздорный мужик. Ћн со многими еще допрежь того ссорилсЯ,
и его порЯдочно бивали. ѓаврилку все любили за веселый и складный  характер.
•оть ‹омовы и знали, что он преступник, и они за его дело пришли, но  с  ним
не ссорились; никогда, впрочем, и не сходились; да и он не  обращал  на  них
никакого вниманиЯ. € вдруг вышла ссора  у  него  с  дЯдей  ‹омовым  за  одну
противнейшую девку. ѓаврилка стал хвалитьсЯ ее благосклонностью; мужик  стал
ревновать и в один прекрасный полдень пырнул его шилом.
     ‹омовы хоть и разорились под судом, но жили в остроге богачами. “  них,
видимо, были деньги. Ћни держали самовар, пили чай. Ќаш майор знал об этом и
ненавидел  обоих  ‹омовых  до  последней  крайности.  Ћн  видимо  длЯ   всех
придиралсЯ к ним и вообще добиралсЯ до них. ‹омовы объЯснЯли  это  майорским
желанием взЯть с них взЯтку. Ќо взЯтки они не давали.
     Љонечно, если б ‹омов хоть немного дальше просунул  шило,  он  убил  бы
ѓаврилку. Ќо дело кончилось  решительно  только  одной  царапиной.  „оложили
майору. џ помню, как он прискакал,  запыхавшись  и,  видимо,  довольный.  Ћн
удивительно ласково, точно с родным сыном, обошелсЯ с ѓаврилкой.
     - —то, дружок, можешь в госпиталь так дойти али нет? Ќет, уж лучше  ему
лошадь запречь. ‡апречь сейчас лошадь! - закричал он впопыхах унтер-офицеру.
     - „а Я, ваше высокоблагородие, ничего не  чувствую.  Ћн  только  слегка
поколол, ваше высокоблагородие.
     - ’ы не знаешь, ты не знаешь, мой милый; вот увидишь... Њесто  опасное;
все от места зависит; под самое сердце угодил, разбойник! Ђ  тебЯ,  тебЯ,  -
заревел он, обращаЯсь к ‹омову,  -  ну,  теперь  Я  до  тебЯ  доберусь!..  ‚
кордегардию!
     € действительно добралсЯ. ‹омова судили, и хоть  рана  оказалась  самым
легким поколом, но намерение было очевидное. Џреступнику  набавили  рабочего
сроку и провели сквозь тысЯчу. Њайор был совершенно доволен...
     Ќаконец прибыл и ревизор.
     Ќа второй же день по прибытии в город он приехал и к нам в острог. „ело
было в праздник. …ще за несколько дней у нас  было  все  вымыто,  выглажено,
вылизано. Ђрестанты выбриты заново. Џлатье на них было белое, чистое.  ‹етом
все ходили, по положению, в полотнЯных белых куртках и панталонах. Ќа  спине
у каждого был вшит черный круг, вершка  два  в  диаметре.  –елый  час  учили
арестантов,  как  отвечать,  если  на  случай  высокое  лицо  поздороваетсЯ.
Џроизводились репетиции. Њайор суетилсЯ как угорелый. ‡а  час  до  поЯвлениЯ
генерала все стоЯли по своим местам как истуканы и  держали  руки  по  швам.
Ќаконец в час пополудни генерал  приехал.  ќто  был  важный  генерал,  такой
важный, что, кажетсЯ, все начальственные сердца должны были дрогнуть по всей
‡ападной ‘ибири с  его  прибытием.  Ћн  вошел  сурово  и  величаво;  за  ним
ввалилась большаЯ свита сопровождавшего его местного  начальства;  несколько
генералов, полковников. Ѓыл один штатский, высокий и  красивый  господин  во
фраке и башмаках, приехавший тоже из Џетербурга и державший себЯ чрезвычайно
непринужденно и  независимо.  ѓенерал  часто  обращалсЯ  к  нему,  и  весьма
вежливо. ќто необыкновенно  заинтересовало  арестантов:  штатский,  а  такой
почет, и еще от такого генерала! ‚последствии узнали его фамилию  и  кто  он
такой,  но  толков  было  множество.  Ќаш  майор,  затЯнутый,  с   оранжевым
воротником, с налитыми кровью глазами, с багровым угреватым лицом,  кажетсЯ,
не произвел  на  генерала  особенно  приЯтного  впечатлениЯ.  €з  особенного
уважениЯ к высокому посетителю он был без очков. Ћн стоЯл поодаль, вытЯнутый
в  струнку,  и  всем  существом  своим  лихорадочно  выжидал  мгновениЯ   на
что-нибудь    понадобитьсЯ,    чтоб    лететь    исполнЯть    желаниЯ    его
превосходительства. Ќо он ни на что не  понадобилсЯ.  Њолча  обошел  генерал
казармы, заглЯнул на кухню, кажетсЯ, попробовал щей. …му указали менЯ: так и
так, дескать, из дворЯн.
     - Ђ! - отвечал генерал. - Ђ как он теперь ведет себЯ?
     - Џокамест удовлетворительно, ваше превосходительство, - отвечали ему.
     ѓенерал кивнул головою и минуты через две вышел из острога.  Ђрестанты,
конечно, были ослеплены  и  озадачены,  но  все-таки  остались  в  некотором
недоумении. Ќи о какой претензии на майора,  разумеетсЯ,  не  могло  быть  и
речи. „а и майор был совершенно в этом уверен еще заранее.

        VI  
                             ЉЂ’Ћђ†Ќ›… †€‚Ћ’Ќ›…

     Џокупка ѓнедка,  случившаЯсЯ  вскоре  в  остроге,  занЯла  и  развлекла
арестантов гораздо приЯтнее высокого посещениЯ. ‚ остроге у  нас  полагалась
лошадь длЯ привоза воды, длЯ вывоза нечистот и проч. „лЯ ухода определЯлсЯ к
ней арестант. Ћн же с ней и ездил, разумеетсЯ  под  конвоем.  ђаботы  нашему
коню было очень достаточно и утром и вечером. ѓнедко служил у нас уже  очень
давно. ‹ошадка была добраЯ, но поизносившаЯсЯ. ‚ одно прекрасное утро, перед
самым Џетровым  днем,  ѓнедко,  привезЯ  вечернюю  бочку,  упал  и  издох  в
несколько минут. Ћ нем пожалели, все собрались кругом,  толковали,  спорили.
Ѓывшие у нас отставные кавалеристы, цыганы, ветеринары и проч. выказали  при
этом даже много особенных познаний по лошадиной части, даже поругались между
собою, но ѓнедка не воскресили. Ћн  лежал  мертвый,  со  вздутым  брюхом,  в
которое  все  считали  обЯзанностью  потыкать  пальцем;  доложили  майору  о
приключившейсЯ воле божией, и он решил, чтоб немедленно была  куплена  новаЯ
лошадь. ‚ самый Џетров день, поутру, после обедни, когда все у  нас  были  в
полном сборе, стали приводить продажных лошадей. ‘амо собою разумеетсЯ,  что
препоручить  покупку  следовало  самим  арестантам.  “  нас  были  настоЯщие
знатоки,  и  надуть  двести  пЯтьдесЯт  человек,  только   этим   прежде   и
занимавшихсЯ, было трудно.  џвлЯлись  киргизы,  барышники,  цыгане,  мещане.
Ђрестанты с нетерпением  ждали  поЯвлениЯ  каждого  нового  конЯ.  Ћни  были
веселы, как дети. ‚сего более им льстило, что  вот  и  они,  точно  вольные,
точно действительно из своего кармана покупают себе лошадь  и  имеют  полное
право купить. ’ри конЯ было приведено и  уведено,  пока  покончили  дело  на
четвертом. ‚ходившие барышники с некоторым изумлением и как  бы  с  робостью
осматривались кругом и даже изредка оглЯдывались на конвойных, вводивших их.
„вухсотеннаЯ ватага такого народу, бритаЯ, проклейменнаЯ, в цепЯх и  у  себЯ
дома, в своем каторжном гнезде, за  порог  которого  никто  не  переступает,
внушала к себе своего рода уважение. Ќаши же истощались в  разных  хитростЯх
при испытании каждого приводимого конЯ. Људа-куда они  ему  ни  заглЯдывали,
чего у него ни ощупали и вдобавок с  таким  деловым,  с  таким  серьезным  и
хлопотливым видом,  как  будто  от  этого  зависело  главное  благосостоЯние
острога.  —еркесы  так  даже  вскакивали  на  лошадь  верхом;  у  них  глаза
разгорались, и бегло болтали они на своем  непонЯтном  наречии,  скалЯ  свои
белые зубы и киваЯ своими смуглыми горбоносыми лицами. €ной из русских так и
прикуетсЯ всем вниманием к их спору, точно в глаза  к  ним  вскочить  хочет.
‘лов-то не понимает, так  хочет  хоть  по  выражению  глаз  догадатьсЯ,  как
решили: годитсЯ ли конь  или  нет?  €  даже  странным  показалось  бы  такое
судорожное внимание иному постороннему наблюдателю. Ћ чем бы,  кажетсЯ,  тут
так особенно хлопотать иному арестанту,  и  арестанту-то  какому-нибудь  так
себе, смиренному, забитому, который даже перед иным из своих  же  арестантов
пикнуть не смеет! ’очно он сам длЯ себЯ покупал лошадь, точно и в самом деле
длЯ него не все равно было,  какаЯ  ни  купитсЯ.  Љроме  черкесов,  наиболее
отличались бывшие цыгане и барышники: им уступали и первое  место  и  первое
слово. ’ут даже произошел некоторого  рода  благородный  поединок,  особенно
между  двумЯ  -  арестантом  Љуликовым,  прежним   цыганом,   конокрадом   и
барышником, и  самоучкой-ветеринаром,  хитрым  сибирским  мужичком,  недавно
пришедшим в острог и уже  успевшим  отбить  у  Љуликова  всю  его  городскую
практику. „ело в том, что наших острожных самоучек-ветеринаров весьма ценили
во всем городе, и не только мещане или купцы,  но  даже  самые  высшие  чины
обращались в острог, когда у них заболевали лошади,  несмотрЯ  на  бывших  в
городе нескольких настоЯщих ветеринарных врачей. Љуликов до прибытиЯ …лкина,
сибирского мужичка,  не  знал  себе  соперника,  имел  большую  практику  и,
разумеетсЯ, получал денежную благодарность. Ћн сильно цыганил и шарлатанил и
знал гораздо менее, чем  выказывал.  Џо  доходам  он  был  аристократ  между
нашими. Џо бывалости, по уму, по смелости и решимости он уже давно внушал  к
себе невольное уважение всем арестантам в  остроге.  …го  у  нас  слушали  и
слушались. Ќо говорил он мало: говорил, как рублем дарил,  и  все  только  в
самых  важных  случаЯх.  Ѓыл  он  решительный  фат,  но  было  в  нем  много
действительной, неподдельной энергии. Ћн был уже в летах, но  очень  красив,
очень умен. ‘ нами, дворЯнами, обходилсЯ как-то утонченно вежливо и вместе с
тем с необыкновенным достоинством. џ думаю, если б нарЯдить его  и  привезть
под видом какого-нибудь графа в какой-нибудь столичный клуб, то он бы и  тут
нашелсЯ, сыграл бы в вист, отлично бы поговорил, немного, но с  весом,  и  в
целый вечер, может быть, не раскусили бы, что  он  не  граф,  а  бродЯга.  џ
говорю серьезно: так он был умен, сметлив и быстр на соображение. Љ тому  же
манеры его были прекрасные, щегольские. „олжно быть, он видал в своей  жизни
виды. ‚прочем, прошедшее его было покрыто мраком неизвестности. †ил он у нас
в особом отделении. Ќо с прибытием …лкина, хоть и мужика, но зато хитрейшего
мужика,  лет  пЯтидесЯти,  из  раскольников,  ветеринарнаЯ  слава   Љуликова
затмилась. ‚ какие-нибудь два месЯца он отбил у него почти всю его городскую
практику. Ћн вылечивал, и очень легко, таких лошадей, от которых Љуликов еще
прежде давно отказалсЯ. Ћн даже вылечивал  таких,  от  которых  отказывались
городские ветеринарные лекарЯ. ќтот  мужичок  пришел  вместе  с  другими  за
фальщивую монету. Ќадо было ему ввЯзатьсЯ, на старости  лет,  в  такое  дело
компаньоном! ‘ам же он, смеЯсь над собой, рассказывал у  нас,  что  из  трех
настоЯщих золотых у них вышел  всего  только  один  фальшивый.  Љуликов  был
несколько  оскорблен  его  ветеринарными  успехами,  даже  слава  его  между
арестантами начала было меркнуть. Ћн держал любовницу в форштадте,  ходил  в
плисовой поддевке, носил серебрЯное кольцо, серьгу и  собственные  сапоги  с
оторочкой, и  вдруг,  за  неимением  доходов,  он  принужден  был  сделатьсЯ
целовальником, и потому все ждали, что теперь при покупке ѓнедка враги, чего
доброго, пожалуй, еще подерутсЯ. †дали с любопытством. “ каждого из них была
своЯ партиЯ. Џередовые из обеих партий уже начинали волноватьсЯ и помаленьку
уже перекидывались ругательствами. ‘ам …лкин уже  съежил  было  свое  хитрое
лицо в самую саркастическую улыбку. Ќо оказалось не то: Љуликов и не подумал
ругатьсЯ, но и без ругани поступил мастерски. Ћн начал  с  уступки,  даже  с
уважением выслушал критические мнениЯ своего соперника, но,  поймав  его  на
одном слове, скромно и настойчиво заметил ему, что он ошибаетсЯ,  и,  прежде
чем …лкин успел опомнитьсЯ и оговоритьсЯ,  доказал,  что  ошибаетсЯ  он  вот
именно в том-то и  в  том-то.  Ћдним  словом,  …лкин  был  сбит  чрезвычайно
неожиданно и искусно, и хоть верх все-таки осталсЯ за ним, но и  куликовскаЯ
партиЯ осталась довольна.
     - Ќет, ребЯта, его, знать, не скоро собьешь, за себЯ постоит;  куды!  -
говорили одни.
     - …лкин больше знает! - замечали другие, но как-то уступчиво  замечали.
Ћбе партии заговорили вдруг в чрезвычайно уступчивом тоне.
     - Ќе то что знает, у него только  рука  полегче.  Ђ  насчет  скотины  и
Љуликов не сробеет.
     - Ќе сробеет парень!
     - Ќе сробеет...
     Ќового ѓнедка наконец выбрали  и  купили.  ќто  была  славнаЯ  лошадка,
молоденькаЯ, красиваЯ, крепкаЯ и с  чрезвычайно  милым,  веселым  видом.  “ж
разумеетсЯ, по всем другим  статьЯм  она  оказалась  безукоризненною.  ‘тали
торговатьсЯ: просили тридцать рублей, наши давали двадцать пЯть. ’орговались
горЯчо и долго, сбавлЯли и уступали. Ќаконец самим смешно стало.
     - —то ты из своего кошелЯ, что ли,  деньги  брать  будешь?  -  говорили
одни. - —его торговатьсЯ-то?
     - Љазну, что ль, жалеть? - кричали другие.
     - „а все же, братцы, все же это деньги, - артельные...
     - Ђртельные! Ќет, видно, нашего брата, дураков,  не  сеют,  а  мы  сами
родимсЯ...
     Ќаконец за двадцать восемь рублей торг состоЯлсЯ.  „оложили  майору,  и
покупка была решена. ђазумеетсЯ, тотчас же вынесли хлеба с солью и с  честию
ввели нового ѓнедка в острог. ЉажетсЯ, не было арестанта, который  при  этом
случае не потрепал его по шее или не погладил  по  морде.  ‚  этот  же  день
запрЯгли ѓнедка возить воду, и все  с  любопытством  посмотрели,  как  новый
ѓнедко повезет свою бочку. Ќаш водовоз ђоман поглЯдывал на нового  конька  с
необыкновенным самодовольствием. ќто был мужик лет пЯтидесЯти, молчаливого и
солидного характера. „а и все русские кучера бывают чрезвычайно солидного  и
даже молчаливого характера, как будто действительно  верно,  что  постоЯнное
обращение с лошадьми придает человеку какую-то особенную солидность  и  даже
важность. ђоман был тих, со всеми  ласков,  несловоохотен,  нюхал  из  рожка
табак и постоЯнно с  незапамЯтных  времен  возилсЯ  с  острожными  ѓнедками.
Ќовокупленный был уже третий. “ нас были все уверены,  что  к  острогу  идет
гнедаЯ масть, что нам это будто бы к дому. ’ак подтверждал и ђоман.  Џегого,
например, ни за что не купили бы. Њесто  водовоза  постоЯнно,  по  какому-то
праву, оставалось навсегда за ђоманом, и у нас никто никогда и не вздумал бы
оспаривать у него это право. Љогда пал прежний ѓнедко, никому и в голову  не
пришло, даже и майору, обвинить  в  чем-нибудь  ђомана:  волЯ  божиЯ,  да  и
только, а ђоман хороший  кучер.  ‘коро  ѓнедко  сделалсЯ  любимцем  острога.
Ђрестанты хоть и суровый народ, но  подходили  часто  ласкать  его.  Ѓывало,
ђоман, воротЯсь с реки, запирает ворота, отворенные  ему  унтер-офицером,  а
ѓнедко, войдЯ в острог, стоит с бочкой и ждет его, косит  на  него  глазами.
"Џошел один!" - крикнет ему ђоман, и ѓнедко тотчас же повезет один,  довезет
до кухни и остановитсЯ, ожидаЯ стрЯпок и парашников с  ведрами,  чтоб  брать
воду. "“мник, ѓнедко! - кричат ему, - один привез!.. ‘лушаетсЯ".
     - €шь в самом деле: скотина, а понимает!
     - Њолодец, ѓнедко!
     ѓнедко мотает головою и фыркает, точно он и в  самом  деле  понимает  и
доволен похвалами. € кто-нибудь непременно тут же вынесет ему хлеба с солью.
ѓнедко ест и опЯть закивает головою,  точно  проговоривает:  "‡наю  Я  тебЯ,
знаю! € Я милаЯ лошадка, и ты хороший человек! "
     џ тоже любил подносить ѓнедку хлеба. Љак-то приЯтно было смотреть в его
красивую морду и чувствовать на ладони его  мЯгкие,  теплые  губы,  проворно
подбиравшие подачку.
     ‚ообще наши арестантики могли бы любить  животных,  и  если  б  им  это
позволили, они с охотою развели бы в остроге множество  домашней  скотины  и
птицы. €, кажетсЯ, что бы больше  могло  смЯгчить,  облагородить  суровый  и
зверский характер арестантов, как не такое, например, занЯтие? Ќо  этого  не
позволЯли. Ќи порЯдки наши, ни место этого не допускали.
     ‚ остроге во  все  времЯ  перебывало,  однако  же,  случайно  несколько
животных. Љроме ѓнедка, были у нас собаки, гуси, козел ‚аська,  да  жил  еще
некоторое времЯ орел.
     ‚ качестве постоЯнной острожной собаки жил у нас,  как  уже  и  сказано
было мною прежде, арик, умнаЯ и добраЯ собака, с которой Я был в постоЯнной
дружбе. Ќо так как уж собака вообще у всего простонародьЯ считаетсЯ животным
нечистым, на которое и вниманиЯ не следует обращать, то и на  арика  у  нас
почти никто не обращал вниманиЯ. †ила  себе  собака,  спала  на  дворе,  ела
кухонные выброски и никакого особенного интереса ни  в  ком  не  возбуждала,
однако всех знала и всех в остроге считала своими хозЯевами. Љогда арестанты
возвращались с работы, она уже по крику у кордегардии: "…фрейтора!" -  бежит
к воротам, ласково встречает каждую  партию,  вертит  хвостом  и  приветливо
засматривает в глаза каждому вошедшему, ожидаЯ хоть какой-нибудь ласки. Ќо в
продолжение многих лет она не добилась никакой ласки ни от кого, кроме разве
менЯ. ‡а это-то она и любила  менЯ  более  всех.  Ќе  помню,  каким  образом
поЯвилась у  нас  потом  в  остроге  и  другаЯ  собака,  Ѓелка.  ’ретью  же,
ЉультЯпку, Я сам завел, принесЯ ее как-то с работы, еще щенком.  Ѓелка  была
странное создание. …е кто-то переехал  телегой,  и  спина  ее  был