али,  чем  кончитсЯ  дело.
Ѓыло,  наконец,  несколько  угрюмых  и  всегда  суровых  арестантов,  народу
неробкого. Ћни остались по упрЯмому и брезгливому  убеждению,  что  все  это
вздор и ничего, кроме худого, из этого дела не будет. Ќо  мне  кажетсЯ,  что
они все-таки чувствовали себЯ теперь  как-то  неловко,  смотрели  не  совсем
самоуверенно. Ћни хоть и понимали, что совершенно  правы  насчет  претензии,
что  и  подтвердилось  впоследствии,  но  все-таки  сознавали  себЯ  как  бы
отщепенцами,  оставившими  артель,  точно  выдали   товарищей   плац-майору.
ЋчутилсЯ тут  и  …лкин,  тот  самый  хитрый  мужичок-сибирЯк,  пришедший  за
фальшивую монету и отбивший ветеринарную практику у  Љуликова.  ‘таричок  из
‘тародубовских слобод был  тоже  тут.  ‘трЯпки  решительно  все  до  единого
остались на кухне, вероЯтно по убеждению,  что  они  тоже  составлЯют  часть
администрации, а следовательно, и неприлично им выходить против нее.
     - Ћднако, - начал Я, нерешительно обращаЯсь к Њ-му, - кроме этих, почти
все вышли.
     - „а нам-то что? - проворчал Ѓ.
     - Њы во сто раз больше их рисковали бы, если б вышли; а  длЯ  чего?  Je
hais ces brigands12. Ќеужели вы думаете хоть одну минуту, что  их  претензиЯ
состоитсЯ? —то за охота соватьсЯ в нелепость?
     ----
     12 џ ненавижу этих разбойников. (франц.).
     - Ќичего из этого не будет, - подхватил один из  каторжных,  упрЯмый  и
озлобленный старик. Ђлмазов, бывший тут же, поспешил поддакнуть ему в ответ.
     - Ћкроме того, что пересекут с полсотни, - ничего из этого не будет.
     - Њайор приехал! - крикнул кто-то, и все жадно бросились к окошкам.
     Њайор влетел злой, взбесившийсЯ, красный, в очках. Њолча, но решительно
подошел он к фрунту. ‚ этих случаЯх он действительно был  смел  и  не  терЯл
присутствиЯ  духа.  ‚прочем,  он  почти  всегда  был  вполпьЯна.  „аже   его
засаленнаЯ фуражка с оранжевым околышком и грЯзные серебрЯные эполеты  имели
в эту минуту что-то зловещее. ‡а ним шел писарь „Ятлов,  чрезвычайно  важнаЯ
особа в нашем остроге, в сущности управлЯвший всем в остроге и даже  имевший
влиЯние на майора, малый хитрый, очень себе на уме, но и не дурной  человек.
Ђрестанты были им довольны. ‚след за ним шел наш унтер-офицер, очевидно  уже
успевший получить страшнейшую распеканцию и ожидавший еще вдесЯтеро  больше;
за ним конвойные, три или человека, не более. Ђрестанты, которые стоЯли  без
фуражек, кажетсЯ, еще с того самого времени, как послали за майором,  теперь
все выпрЯмились, подправились; каждый из них переступил с ноги  на  ногу,  а
затем все так и замерли на месте, ожидаЯ первого слова или,  лучше  сказать,
первого крика высшего начальства.
     Ћн немедленно последовал; со второго слова майор заорал во  все  горло,
даже с каким-то визгом на этот раз: очень уже он был разбешен. €з  окон  нам
видно, как он бегал по фрунту, бросалсЯ, допрашивал. ‚прочем, вопросов  его,
равно как и арестантских ответов, нам за дальностью места  не  было  слышно.
’олько и расслышали мы, как он визгливо кричал:
     - Ѓунтовщики!.. ‘квозь строй... ‡ачинщики! ’ы зачинщик! ’ы зачинщик!  -
накинулсЯ он на кого-то.
     Ћтвета не было  слышно.  Ќо  через  минуту  мы  увидели,  как  арестант
отделилсЯ и отправилсЯ в кордегардию. …ще через минуту отправилсЯ  вслед  за
ним другой, потом третий.
     - ‚сех под суд! Я вас! ќто кто там на кухне? - взвизгнул он, увидЯ  нас
в отворенные окошки. - ‚сех сюда! гнать их сейчас сюда!
     Џисарь „Ятлов отправилсЯ к нам на кухню. ‚ кухне сказали  ему,  что  не
имеют претензии. Ћн немедленно воротилсЯ и доложил майору.
     - Ђ, не имеют! - проговорил он двумЯ тонами ниже, видимо  обрадованный.
- ‚се равно, всех сюда!
     Њы вышли. џ чувствовал, что как-то совестно нам выходить. „а и все шли,
точно понурив голову.
     - Ђ, Џрокофьев! …лкин тоже, это ты, Ђлмазов... ‘тановитесь, становитесь
сюда, в кучку, - говорил нам майор каким-то уторопленным, но мЯгким голосом,
ласково на нас поглЯдываЯ. - Њ-цкий, ты  тоже  здесь...  вот  и  переписать.
„Ятлов! ‘ейчас же переписать всех довольных особо и всех недовольных  особо,
всех до единого, и бумагу ко мне. џ всех вас представлю... под суд!  џ  вас,
мошенники!
     Ѓумага подействовала.
     - Њы довольны! - угрюмо крикнул вдруг один голос из толпы  недовольных,
но как-то не очень решительно.
     - Ђ, довольны! Љто доволен? Љто доволен, тот выходи.
     - „овольны, довольны! - прибавилось несколько голосов.
     - „овольны! значит, вас смущали? значит,  были  зачинщики,  бунтовщики?
’ем хуже длЯ них!..
     - ѓосподи, что ж это такое! - раздалсЯ чей-то голос в толпе.
     - Љто, кто это крикнул, кто? - заревел майор, бросаЯсь  в  ту  сторону,
откуда послышалсЯ голос. - ќто ты, ђасторгуев, ты крикнул? ‚ кордегардию!
     ђасторгуев, одутловатый и высокий  молодой  парень,  вышел  и  медленно
отправилсЯ в кордегардию. Љрикнул вовсе не он, но так как на  него  указали,
то он и не противоречил.
     - ‘ жиру беситесь! - завопил ему вслед майор. - €шь,  толстаЯ  рожа,  в
три днЯ не...! ‚от Я вас всех разыщу! ‚ыходите, довольные!
     -  „овольны,  ваше  высокоблагородие!  -  мрачно  раздалось   несколько
десЯтков голосов; остальные упорно молчали. Ќо майору  только  того  и  надо
было. …му, очевидно, самому было выгодно кончить скорее дело,  и  как-нибудь
кончить согласием.
     - Ђ, теперь все довольны! - проговорил он торопЯсь. - џ это и  видел...
знал. ќто зачинщики! Њежду ними, очевидно, есть зачинщики! -  продолжал  он,
обращаЯсь к „Ятлову. - ќто надо подробнее разыскать. Ђ теперь...  теперь  на
работу времЯ. Ѓей в барабан!
     Ћн сам присутствовал на разводке. Ђрестанты молча и грустно расходились
по работам, довольные по  крайней  мере  тем,  что  поскорей  с  глаз  долой
уходили. Ќо после  разводки  майор  немедленно  наведалсЯ  в  кордегардию  и
распорЯдилсЯ с "зачинщиками", впрочем не очень жестоко. „аже спешил. Ћдин из
них, говорили потом, попросил прощениЯ, и он тотчас простил его. ‚идно было,
что майор отчасти не в своей тарелке и даже, может быть, струхнул. ЏретензиЯ
во всЯком случае вещь щекотливаЯ, и хотЯ жалоба арестантов в сущности  и  не
могла назватьсЯ претензией, потому что показывали ее не высшему  начальству,
а самому же майору, но все-таки  было  как-то  неловко,  нехорошо.  Ћсобенно
смущало, что все поголовно восстали. ‘ледовало затушить дело во что бы то ни
стало. "‡ачинщиков" скоро выпустили.  Ќазавтра  же  пища  улучшилась,  хотЯ,
впрочем, ненадолго. Њайор в первые дни стал  чаще  навещать  острог  и  чаще
находил беспорЯдки. Ќаш унтер-офицер ходил озабоченный и сбившийсЯ с  толку,
как будто все еще не мог  прийти  в  себЯ  от  удивлениЯ.  —то  же  касаетсЯ
арестантов, то долго еще после этого они не  могли  успокоитсЯ,  но  уже  не
волновались по-прежнему, а были молча растревожены, озадачены  как-то.  €ные
даже повесили голову. „ругие ворчливо, хоть и несловоохотливо  отзывались  о
всем этом деле. Њногие как-то озлобленно  и  вслух  подсмеивались  сами  над
собою, точно казнЯ себЯ за претензию.
     - Ќа-тко, брат, возьми, закуси! - говорит, бывало, один.
     - —ему посмеешьсЯ, тому и поработаешь! - прибавлЯет другой.
     - ѓде ты мышь, чтоб коту звонок привесила? - замечает третий.
     - Ќашего брата без дубины не уверишь, известно. •орошо еще, что не всех
высек.
     - Ђ ты вперед больше знай, да меньше болтай, крепче будет! - озлобленно
замечает кто-нибудь.
     - „а ты что учишь-то, учитель?
     - ‡намо дело, учу.
     - „а ты кто таков выскочил?
     - „а Я-то покамест еще человек, а ты-то кто?
     - Ћгрызок собачий, вот ты кто.
     - ќто ты сам.
     - Ќу, ну, довольно вам! чего загалдели! -  кричат  со  всех  сторон  на
спорЯщих...
     ‚ тот же вечер, то есть в самый день претензии, возвратЯсь с работы,  Я
встретилсЯ за казармами с Џетровым. Ћн менЯ уж искал.  ЏодойдЯ  ко  мне,  он
что-то пробормотал, что-то вроде двух-трех  неопределенных  восклицаний,  но
вскоре рассеЯнно замолчал и машинально пошел со мной рЯдом. ‚се это дело еще
больно лежало у менЯ на сердце, и мне показалось,  что  Џетров  мне  кое-что
разъЯснит.
     - ‘кажите, Џетров, - спросил Я его, - ваши на нас не сердЯтсЯ?
     - Љто сердитсЯ? - спросил он, как бы очнувшись.
     - Ђрестанты на нас... на дворЯн.
     - Ђ за что на вас сердитьсЯ?
     - Ќу, да за то, что мы не вышли на претензию.
     - „а вам зачем показывать претензию? -  спросил  он,  как  бы  стараЯсь
понЯть менЯ, - ведь вы свое кушаете.
     - Ђх, боже мой! „а ведь и из ваших есть, что свое едЯт, а вышли же. Ќу,
и нам надо было... из товарищества.
     - „а... да какой же вы нам товарищ? - спросил он с недоумением.
     џ поскорее взглЯнул на него: он решительно не понимал менЯ, не понимал,
чего Я добиваюсь. Ќо зато Я понЯл его в это мгновение совершенно.  ‚  первый
раз теперь  одна  мысль,  уже  давно  неЯсно  во  мне  шевелившаЯсЯ  и  менЯ
преследовавшаЯ, разъЯснилась мне окончательно, и Я вдруг понЯл то, о чем  до
сих  пор  плохо  догадывалсЯ.  џ  понЯл,  что  менЯ  никогда  не  примут   в
товарищество,  будь  Я  разарестант,  хоть  на  веки  вечные,  хоть  особого
отделениЯ. Ќо особенно осталсЯ мне в памЯти вид Џетрова в эту минуту. ‚  его
вопросе:  "Љакой  же  вы  нам  товарищ?"  -  слышалась  такаЯ   неподдельнаЯ
наивность, такое простодушное недоумение. џ думал:  нет  ли  в  этих  словах
какой-нибудь иронии, злобы, насмешки? Ќичего не бывало: просто  не  товарищ,
да и только. ’ы иди своей дорогой, а мы своей; у тебЯ свои  дела,  а  у  нас
свои.
     € действительно, Я было думал, что после претензии они просто  загрызут
нас и нам житьЯ  не  будет.  Ќичуть  не  бывало:  ни  малейшего  упрека,  ни
малейшего намека  на  упрек  мы  не  слыхали,  никакой  особенной  злобы  не
прибавилось. Џросто пилили нас понемногу при случае, как и прежде пилили,  и
больше ничего. ‚прочем, не сердились тоже нимало и на всех тех,  которые  не
хотели показывать претензию и оставались на  кухне,  равно  как  и  на  тех,
которые из первых крикнули, что всем довольны. „аже и  не  помЯнул  об  этом
никто. Ћсобенно последнего Я не мог понЯть.

        VIII  
                                  ’Ћ‚Ђђ€™€

     ЊенЯ, конечно, более тЯнуло к своим, то есть к "дворЯнам",  особенно  в
первое времЯ. Ќо из троих  бывших  русских  дворЯн,  находившихсЯ  у  нас  в
остроге (Ђкима Ђкимыча, шпиона Ђ-ва и того, которого считали отцеубийцею), Я
зналсЯ и говорил только с Ђкимом Ђкимычем. ЏризнатьсЯ, Я  подходил  к  Ђкиму
Ђкимычу, так сказать, с отчаЯниЯ, в минуты самой сильной скуки и  когда  уже
ни к кому, кроме него, подойти не  предвиделось.  ‚  прошлой  главе  Я  было
попробовал рассортировать всех  наших  людей  на  разрЯды,  но  теперь,  как
припомнил Ђкима Ђкимыча, то думаю, что  можно  еще  прибавить  один  разрЯд.
Џравда, что он один его и составлЯл. ќто  -  разрЯд  совершенно  равнодушных
каторжных. ‘овершенно равнодушных, то есть таких, которым было бы все  равно
жить что на воле, что в каторге, у нас, разумеетсЯ, не было и быть не могло,
но Ђким Ђкимыч, кажетсЯ, составлЯл исключение. Ћн даже и устроилсЯ в остроге
так, как будто всю жизнь собиралсЯ прожить в нем: все вокруг него, начинаЯ с
тюфЯка, подушек,  утвари,  расположилось  так  плотно,  так  устойчиво,  так
надолго. Ѓивачного, временного не  замечалось  в  нем  и  следа.  Џробыть  в
остроге оставалось ему еще много  лет,  но  врЯд  ли  он  хоть  когда-нибудь
подумал  о  выходе.  Ќо  если  он  и  примирилсЯ  с  действительностью,  то,
разумеетсЯ, не по сердцу, а разве по субординации, что,  впрочем,  длЯ  него
было одно и то же. Ћн был добрый человек и даже помогал мне вначале советами
и кой-какими услугами; но, иногда,  каюсь,  невольно  он  нагонЯл  на  менЯ,
особенно в первое времЯ, тоску беспримерную, еще  более  усиливавшую  и  без
того уже тоскливое расположение мое. Ђ Я от тоски-то и  заговаривал  с  ним.
†аждешь, бывало,  хоть  какого-нибудь  живого  слова,  хоть  желчного,  хоть
нетерпеливого, хоть злобы какой-нибудь: мы бы уж хоть  позлились  на  судьбу
нашу вместе; а он молчит, клеит свои фонарики или расскажет о том,  какой  у
них смотр был в таком-то году, и кто был начальник дивизии, и как его  звали
по имени и отчеству, и доволен был он смотром или нет, и  как  застрельщикам
сигналы были изменены и проч. € все таким ровным, таки чинным голосом, точно
вода  капает  по  капле.  Ћн  даже  почти  совсем  не  воодушевлЯлсЯ,  когда
рассказывал мне, что за  участие  в  каком-то  деле  на  Љавказе  удостоилсЯ
получить "свЯтыЯ Ђнны" на шпагу. ’олько голос его становилсЯ  в  эту  минуту
как-то необыкновенно важен и  солиден;  он  немного  понижал  его,  даже  до
какой-то таинственности, когда  произносил  "свЯтыЯ  Ђнны",  и  после  этого
минуты на три становились как-то  особенно  молчалив  и  солиден...  ‚  этот
первый год у менЯ бывали глупые минуты, когда  Я  (и  всегда  как-то  вдруг)
начинал почти ненавидеть Ђкима Ђкимыча, неизвестно за что, и молча проклинал
судьбу свою за то, что она поместила менЯ с ним на нарах голова  с  головою.
Ћбыкновенно через час Я уже укорЯл себЯ за это. Ќо это было только в  первый
год; впоследствии Я  совершенно  примирилсЯ  в  душе  с  Ђкимом  Ђкимычем  и
стыдилсЯ моих прежних глупостей. Ќаружно же мы, помнитсЯ, с ним  никогда  не
ссорились.
     Љроме этих троих русских, других в мое времЯ перебывало  у  нас  восемь
человек.  ‘  некоторыми  из  них  Я  сходилсЯ  довольно  коротко  и  даже  с
удовольствием, но не со всеми. ‹учшие  из  них  были  какие-то  болезненные,
исключительные и нетерпимые в высшей степени. ‘ двумЯ из них Я  впоследствии
просто перестал говорить. Ћбразованных из  них  было  только  трое:  Ѓ-ский,
Њ-кий и старик †-кий, бывший прежде где-то профессором математики, -  старик
добрый, хороший, большой чудак и, несмотрЯ на образование,  кажетсЯ,  крайне
ограниченный человек. ‘овсем другие были Њ-кий и Ѓ-кий.  ‘  Њ-ким  Я  хорошо
сошелсЯ с первого раза; никогда с ним не ссорилсЯ, уважал его,  но  полюбить
его, привЯзатьсЯ к нему Я никогда не мог. ќто  был  глубоко  недоверчивый  и
озлобленный человек, но умевший удивительно хорошо владеть собой. ‚от это-то
слишком большое уменье и не нравилось в нем: как-то  чувствовалось,  что  он
никогда и ни перед кем не развернет всей души своей. ‚прочем, может быть,  Я
и ошибаюсь.  ќто  была  натура  сильнаЯ  и  в  высшей  степени  благороднаЯ.
—резвычайнаЯ, даже  несколько  иезуитскаЯ  ловкость  и  осторожность  его  в
обхождении с людьми выказывала его затаенный, глубокий скептицизм.  Ђ  между
тем это была душа, страдающаЯ именно  этой  двойственностью:  скептицизма  и
глубокого, ничем непоколебимого верованиЯ в некоторые свои особые  убеждениЯ
и надежды. ЌесмотрЯ, однако же, на всю житейскую ловкость  свою,  он  был  в
непримиримой вражде с  Ѓ-м  и  с  другом  его  ’-ским.  Ѓ-кий  был  больной,
несколько наклонный к чахотке  человек,  раздражительный  и  нервный,  но  в
сущности предобрый  и  даже  великодушный.  ђаздражительность  его  доходила
иногда до чрезвычайной нетерпимости и капризов. џ не вынес этого характера и
впоследствии разошелсЯ с Ѓ-м, но зато никогда не переставал любить его; а  с
Њ-ким и не  ссорилсЯ,  но  никогда  его  не  любил.  ђазойдЯсь  с  Ѓ-м,  так
случилось, что Я тотчас же должен  был  разойтись  и  с  ’-ским,  тем  самым
молодым человеком, о котором Я упоминал в предыдущей  главе,  рассказываЯ  о
нашей претензии. ќто было мне очень жаль. ’-ский был хоть  и  необразованный
человек, но добрый, мужественный, славный молодой человек, одним словом. ‚се
дело было в том, что он до того любил и  уважал  Ѓ-го,  до  того  благоговел
перед ним, что тех, которые чуть-чуть расходились с Ѓ-м,  считал  тотчас  же
почти своими врагами. Ћн и с Њ-м, кажетсЯ, разошелсЯ впоследствии  за  Ѓ-го,
хотЯ долго крепилсЯ. ‚прочем, все они  были  больные  нравственно,  желчные,
раздражительные, недоверчивые. ќто понЯтно: им было  очень  тЯжело,  гораздо
тЯжелее, чем нам. Ѓыли они далеко от своей родины.  Ќекоторые  из  них  были
присланы на долгие сроки, на десЯть, на двенадцать лет,  а  главное,  они  с
глубоким предубеждением смотрели на всех окружающих, видели в каторжных одно
только зверство и не могли, даже не хотели, разглЯдеть в них ни одной доброй
черты,  ничего  человеческого,  и  что  тоже  очень  было  понЯтно:  на  эту
несчастную точку зрениЯ они были поставлены  силою  обстоЯтельств,  судьбой.
џсное дело, что тоска душила их в остроге. ‘ черкесами, с татарами, с  €саем
”омичом они были ласковы  и  приветливы,  но  с  отвращением  избегали  всех
остальных каторжных. ’олько один стародубский старовер  заслужил  их  полное
уважение. ‡амечательно, впрочем, что никто из каторжных в продолжение  всего
времени, как Я был в остроге, не упрекнул их ни в происхождении, ни  в  вере
их, ни в образе мыслей, что встречаетсЯ в нашем  простонародье  относительно
иностранцев, преимущественно немцев, хотЯ, впрочем, и очень редко.  ‚прочем,
над немцами только раз смеютсЯ;  немец  представлЯет  собою  что-то  глубоко
комическое длЯ русского простонародьЯ. ‘ нашими же каторжные обращались даже
уважительно, гораздо более, чем с нами, русскими, и нисколько не трогали их.
Ќо те, кажетсЯ, никогда этого не хотели заметить и взЯть  в  соображение.  џ
заговорил о ’-ском. ќто он, когда их переводили из места первой их ссылки  в
нашу крепость, нес Ѓ-го на руках в продолжение чуть не  всей  дороги,  когда
тот, слабый здоровьем и сложением, уставал почти с  полэтапа.  Ћни  присланы
были прежде в “-горс. ’ам, рассказывали они, было им хорошо, то есть гораздо
лучше, чем в  нашей  крепости.  Ќо  у  них  завелась  какаЯ-то,  совершенно,
впрочем, невиннаЯ, переписка с другими ссыльными из другого города, и за это
троих нашли нужным перевести в  нашу  крепость,  ближе  на  глаза  к  нашему
высшему начальству. ’ретий товарищ их был †-кий. „о их прибытиЯ Њ-кий был  в
остроге один. ’о-то он должен был тосковать в первый год своей ссылки!
     ќтот †-кий был тот самый вечно молившийсЯ богу старик, о котором Я  уже
упоминал. ‚се наши политические преступники были  народ  молодой,  некоторые
даже очень; один †-кий был лет уже с лишком  пЯтидесЯти.  ќто  был  человек,
конечно, честный, но несколько странный. ’оварищи его, Ѓ-кий  и  ’-кий,  его
очень не любили, даже не говорили с ним, отзываЯсь о нем,  что  он  упрЯм  и
вздорен. Ќе знаю, насколько они были в этом случае правы. ‚ остроге,  как  и
во всЯком таком месте, где люди сбираютсЯ в кучу  не  волею,  насильно,  мне
кажетсЯ, скорее можно поссоритьсЯ и даже возненавидеть друг  друга,  чем  на
воле.  Њного   обстоЯтельств   тому   способствует.   ‚прочем,   †-кий   был
действительно  человек  довольно  тупой  и,  может  быть,  неприЯтный.   ‚се
остальные его товарищи были тоже с ним не в ладу. џ с ним хоть и никогда  не
ссорилсЯ, но особенно не сходилсЯ. ‘вой предмет,  математику,  он,  кажетсЯ,
знал. Џомню, он все мне силилсЯ  растолковать  на  своем  полурусском  Языке
какую-то  особенную,  им  самим  выдуманную  астрономическую  систему.   Њне
говорили, что он это когда-то напечатал, но над ним  в  ученом  мире  только
посмеЯлись. Њне кажетсЯ, он был несколько поврежден рассудком. Џо целым днЯм
он молилсЯ на коленЯх богу, чем снискал общее уважение каторги и пользовалсЯ
им до самой смерти своей. Ћн умер в нашем госпитале после  тЯжелой  болезни,
на моих глазах. ‚прочем, уважение каторжных он  приобрел  с  самого  первого
шагу в острог после своей истории с нашим майором. ‚ дороге от  “-горска  до
нашей крепости их не брили, и они обросли бородами, так что когда  их  прЯмо
привели к плац-майору, то он пришел в бешеное негодование на такое нарушение
субординации, в чем, впрочем, они вовсе не были виноваты.
     - ‚ каком они виде! - заревел он. - ќто бродЯги, разбойники!
     †-кий, тогда еще  плохо  понимавший  по-русски  и  подумавший,  что  их
спрашивают: кто они такие? бродЯги или разбойники? - отвечал:
     - Њы не бродЯги, политические преступники.
     - Ља-а-к! ’ы грубить? грубить! - заревел майор. -  ‚  кордегардию!  сто
розог, сей же час, сию же минуту!
     ‘тарика наказали. Ћн лег под розги беспрекословно, закусил себе  зубами
руку и вытерпел наказание без малейшего крика или стона, не шевелЯсь.  Ѓ-кий
и ’-кий тем временем уже вошли в острог, где Њ-кий уже поджидал их у ворот и
прЯмо бросилсЯ к ним на  шею,  хотЯ  до  сих  пор  никогда  их  не  видывал.
‚зволнованные от майорского приема, они рассказывали ему все о †-ком. Џомню,
как Њ-кий мне рассказывал об этом: "џ был вне себЯ, - говорил  он,  -  Я  не
понимал, что со мною делаетсЯ, и дрожал, как в ознобе. џ ждал †-го у  ворот.
Ћн должен был  прийти  прЯмо  из  кордегардии,  где  его  наказывали.  ‚друг
отворилась калитка: †-кий, не  глЯдЯ  ни  на  кого,  с  бледным  лицом  и  с
дрожавшими бледными губами, прошел между собравшихсЯ на дворе каторжных, уже
узнавших, что наказывают дворЯнина, вошел в казарму, прЯмо к  своему  месту,
и, ни слова не говорЯ, стал на колени и начал молитьсЯ богу. Љаторжные  были
поражены и даже растроганы. "Љак увидал Я этого старика, - говорил Њ-кий,  -
седого, оставившего у себЯ на родине  жену,  детей,  как  увидал  Я  его  на
коленЯх, позорно наказанного и молЯщегосЯ, - Я бросилсЯ за казармы  и  целых
два часа был как без памЯти; Я был в исступлении..." Љаторжные  стали  очень
уважать †-го с этих пор и обходились с ним всегда почтительно.  €м  особенно
понравилось, что он не кричал под розгами.
     Ќадобно, однако ж, сказать всю правду: по этому примеру  отнюдь  нельзЯ
судить об обращении начальства в ‘ибири с ссыльными из дворЯн, кто бы они ни
были, эти ссыльные, русские или полЯки. ќтот пример только  показывает,  что
можно нарватьсЯ на лихого человека, и,  конечно,  будь  этот  лихой  человек
где-нибудь отдельным и старшим командиром, то участь  ссыльного,  в  случае,
если б его особенно невзлюбил этот  лихой  командир,  была  бы  очень  плохо
обеспечена. Ќо нельзЯ не признатьсЯ, что самое высшее начальство  в  ‘ибири,
от которого зависит тон и настрой всех прочих  командиров,  насчет  ссыльных
дворЯн очень разборчиво и даже в иных случаЯх норовит  дать  им  поблажку  в
сравнении с остальными каторжными, из простонародиЯ. Џричины тому Ясные: эти
высшие начальники, во-первых, сами дворЯне; во-вторых, случалось еще прежде,
что некоторые из дворЯн не ложились под розги и бросались  на  исполнителей,
отчего происходили ужасы; а в-третьих, и,  мне  кажетсЯ,  это  главное,  уже
давно, еще лет тридцать пЯть тому назад,  в  ‘ибирь  Явилась  вдруг,  разом,
большаЯ масса ссыльных дворЯн, и эти-то ссыльные в продолжение тридцати  лет
умели поставить и зарекомендовать себЯ так по всей  ‘ибири,  что  начальство
уже по старинной, преемственной привычке поневоле глЯдело  в  мое  времЯ  на
дворЯн-преступников известного разрЯда иными глазами,  чем  на  всех  других
ссыльных. ‚след за высшим начальством привыкли глЯдеть такими же  глазами  и
низшие командиры, разумеетсЯ заимствуЯ этот взглЯд и тон  свыше,  повинуЯсь,
подчинЯЯсь ему. ‚прочем, многие из  этих  низших  командиров  глЯдело  тупо,
критиковали про себЯ высшие распорЯжениЯ и очень, очень рады бы были, если б
им только не мешали распорЯдитьсЯ по-своему. Ќо им не совсем это  позволЯли.
џ имею твердое основание так думать, и вот почему. ‚торой разрЯд каторги,  в
котором Я находилсЯ  и  состоЯвший  из  крепостных  арестантов  под  военным
начальством,  был  несравненно  тЯжеле  остальных  двух  разрЯдов,  то  есть
третьего (заводского) и первого (в рудниках). ’Яжеле он был  не  только  длЯ
дворЯн, но и длЯ всех арестантов именно потому, что начальство и  устройство
этого разрЯда - все военное, очень похожее на арестантские  роты  в  ђоссии.
‚оенное начальство строже,  порЯдки  теснее,  всегда  в  цепЯх,  всегда  под
конвоем, всегда под замком: а этого нет в такой силе в первых двух разрЯдах.
’ак по крайней мере говорили все наши арестанты, а между ними  были  знатоки
дела. Ћни все с радостью пошли бы в первый  разрЯд,  считающийсЯ  в  законах
тЯгчайшим, и даже много раз мечтали об этом.  Ћб  арестантских  же  ротах  в
ђоссии все наши, которые были там, говорили с ужасом и уверЯли, что во  всей
ђоссии нет тЯжеле места, как арестантские роты по крепостЯм, и что в  ‘ибири
рай сравнительно с тамошней жизнью. ‘ледовательно, если  при  таком  строгом
содержании, как в нашем остроге, при военном начальстве,  на  глазах  самого
генерал-губернатора, и, наконец, ввиду таких случаев (иногда бывавших),  что
некоторые посторонние, но официозные  люди,  по  злобе  или  по  ревности  у
службе, готовы были тайком донести куда  следует,  что  такого-то,  дескать,
разрЯда преступникам такие-то неблагонамеренные командиры дают  поблажку,  -
если в таком месте, говорю  Я,  на  преступников-дворЯн  смотрели  несколько
другими глазами, чем на остальных каторжных, то тем более  смотрели  на  них
гораздо льготнее в первом и третьем разрЯде. ‘ледственно, по тому месту, где
Я был, мне кажетсЯ, Я могу судить в этом отношении  и  о  всей  ‘ибири.  ‚се
слухи и рассказы, доходившие до менЯ на этот  счет  от  ссыльных  первого  и
третьего разрЯдов, подтверждали мое заключение. ‚ самом деле, на  всех  нас,
дворЯн, в нашем  острога  начальство  смотрело  внимательнее  и  осторожнее.
Џоблажки нам насчет работы и содержаниЯ не было решительно  никакой:  те  же
работы, те же кандалы, те же замки - одним словом, все то же самое, что и  у
всех арестантов. „а и облегчить-то нельзЯ было. џ знаю, что в этом городе  в
то недавнее давнопрошедшее времЯ было столько  доносчиков,  столько  интриг,
столько рывших друг другу Яму, что начальство, естественно, боЯлось  доноса.
Ђ уж чего страшнее было в то времЯ доноса  о  том,  что  известного  разрЯда
преступникам дают поблажку! €так, всЯкий побаивалсЯ, и мы  жили  наравне  со
всеми  каторжными,  но  относительно  телесного  наказаниЯ  было   некоторое
исключение. Џравда, нас бы чрезвычайно удобно высекли, если б  мы  заслужили
это, то есть  проступились  в  чем-нибудь.  ќтого  требовал  долг  службы  и
равенства - перед  телесным  наказанием.  Ќо  так,  зрЯ,  легкомысленно  нас
все-таки бы не высекли, а с простыми арестантами такого рода  легкомысленное
обращение,  разумеетсЯ,  случалось,  особенно  при   некоторых   субалтерных
командирах и охотниках распорЯдитьсЯ и внушить при  всЯком  удобном  случае.
Ќам известно было, что комендант, узнав об истории с стариком  †-ким,  очень
вознегодовал на майора и внушил  ему,  чтоб  он  на  будущее  времЯ  изволил
держать руки покороче. ’ак рассказывали мне все. ‡нали тоже у нас,  что  сам
генерал-губернатор, доверЯвший нашему майору  и  отчасти  любивший  его  как
исполнителЯ и человека с некоторыми способностЯми, узнав  про  эту  историю,
тоже выговаривал ему. € майор наш принЯл это к сведению. “ж  как,  например,
ему хотелось добратьсЯ до Њ-го, которого он ненавидел через  наговоры  Ђ-ва,
но он  никак  не  мог  его  высечь,  хотЯ  и  искал  предлога,  гнал  его  и
подыскивалсЯ к нему. Ћб истории †-го скоро узнал весь город, и общее  мнение
было против майора; многие ему выговаривали,  иные  даже  с  неприЯтностЯми.
‚споминаю теперь и мою первую встречу с плац-майором. Ќас, то  есть  менЯ  и
другого ссыльного из дворЯн, с которым Я вместе вступил в каторгу,  напугали
еще в ’обольске рассказами о неприЯтном характере этого человека. Ѓывшие там
в это времЯ старинные двадцатипЯтилетние ссыльные из дворЯн, встретившие нас
с глубокой симпатией и имевшие с нами сношениЯ все времЯ, как мы  сидели  на
пересыльном  дворе,  предостерегали  нас  от  будущего  командира  нашего  и
обещались сделать все, что только могут, через знакомых людей, чтоб защитить
нас от его преследованиЯ. ‚  самом  деле,  три  дочери  генерал-губернатора,
приехавшие из ђоссии и гостившие в то времЯ у отца, получили от  них  письма
и, кажетсЯ, говорили ему в нашу пользу. Ќо что он  мог  сделать?  Ћн  только
сказал майору, чтоб он был несколько поразборчивее. —асу в третьем пополудни
мы, то есть Я и товарищ мой, прибыли в этот город, и конвойные прЯмо  повели
нас к нашему повелителю. Њы стоЯли в передней, ожидаЯ  его.  Њежду  тем  уже
послали  за  острожным  унтер-офицером.  Љак  только  ЯвилсЯ  он,  вышел   и
плац-майор. Ѓагровое, угреватое и злое лицо его произвело на нас чрезвычайно
тоскливое впечатление: точно злой паук выбежал на бедную муху, попавшуюсЯ  в
его паутину.
     - Љак тебЯ зовут? - спросил он моего товарища. Ћн говорил скоро, резко,
отрывисто и, очевидно, хотел произвести на нас впечатление.
     - ’акой-то.
     - ’ебЯ? - продолжал он, обращаЯсь ко мне, уставив на менЯ свои очки.
     - ’акой-то.
     -  “нтер-офицер!  сейчас   их   в   острог,   выбрить   в   кордегардии
по-гражданскому, немедленно, половину головы; кандалы перековать завтра  же.
ќто какие шинели? откуда получили? - спросил он вдруг, обратив  внимание  на
серые капоты с желтыми кругами на спинах,  выданные  нам  в  ’обольске  и  в
которых мы предстали пред его светлые очи. - ќто новаЯ  форма!  ќто,  верно,
какаЯ-нибудь новаЯ форма... …ще проектируетсЯ... из Џетербурга... -  говорил
он, повертываЯ нас поочередно. - ‘ ними  нет  ничего?  -  спросил  он  вдруг
конвоировавшего нас жандарма.
     - ‘обственнаЯ одежда есть, ваше высокоблагородие,  -  отвечал  жандарм,
как-то мгновенно вытЯнувшись, даже с небольшим вздрагивание. …го все  знали,
все о нем слышали, он всех пугал.
     - ‚се отобрать. Ћтдать им только одно белье, и  то  белое,  а  цветное,
если есть, отобрать. Ћстальное все продать с  аукциона.  „еньги  записать  в
приход. Ђрестант не имеет собственности, - продолжал он, строго посмотрев на
нас. - ‘мотрите же, вести себЯ хорошо! чтоб Я не слыхал! Ќе то...  телес-ным
на-казанием! ‡а малейший проступок - р-р-розги!..
     ‚есь этот вечер Я  с  непривычки  был  почти  болен  от  этого  приема.
‚прочем, впечатление  усилилось  и  тем,  что  Я  увидел  в  остроге;  но  о
вступлении моем в острог Я уже рассказывал.
     џ упомЯнул сейчас,  что  нам  не  делали  и  не  смели  делать  никакой
поблажки, никакого облегчениЯ перед прочими арестантами в  работе.  Ќо  один
раз, однако, попробовали сделать: Я  и  Ѓ-кий  целых  три  месЯца  ходили  в
инженерную канцелЯрию в качестве  писарей.  Ќо  это  сделали  шито-крыто,  и
сделало инженерное начальство. ’о есть прочие все, пожалуй, кому надо  было,
знали, но делали вид, что не знали. ќто случилось еще при командире  команды
ѓ-ве. Џодполковник ѓ-ков упал к нам как с неба, пробыл у нас очень  недолго,
- если не ошибаюсь, не более полугода, даже и  того  меньше,  -  и  уехал  в
ђоссию, произведЯ необыкновенное впечатление на всех арестантов. …го  не  то
что любили арестанты, его они обожали, если только  можно  употребить  здесь
это слово. Љак он это сделал, не знаю, но он завоевал  их  с  первого  разу.
"Ћтец, отец! отца не надо!" - говорили поминутно арестанты во все времЯ  его
управлениЯ инженерною частью. Љутила он был, кажетсЯ, ужаснейший. Ќебольшого
роста, с дерзким, самоуверенным взглЯдом. Ќо вместе с тем он  был  ласков  с
арестантами, чуть не до нежностей, и действительно буквально любил  их,  как
отец. Ћтчего он так любил арестантов - сказать не могу, но он не мог  видеть
арестанта, чтоб не сказать ему ласкового, веселого слова, чтоб не посмеЯтьсЯ
с ним, не пошутить с ним, и, главное, - ни капли в этом не было  чего-нибудь
начальственного,  хоть  чего-нибудь   обозначавшего   неравную   или   чисто
начальственную ласку. ќто  был  свой  товарищ,  свой  человек  в  высочайшей
степени. Ќо, несмотрЯ на весь этот инстинктивный демократизм его,  арестанты
ни  разу  не  проступились  перед  ним  в   какой-нибудь   непочтительности,
фамильЯрности. Ќапротив. ’олько все  лицо  арестанта  расцветало,  когда  он
встречалсЯ с командиром, и, снЯвши шапку, он уже смотрел улыбаЯсь, когда тот
подходил к нему. Ђ если тот заговорит - как рублем подарит. Ѓывают же  такие
популЯрные люди. ‘мотрел  он  молодцом,  ходил  прЯмо,  браво.  "Ћрел!  "  -
говорЯт, бывало, о нем арестанты. Ћблегчить их он, конечно,  ничем  не  мог;
заведовал он только одними инженерными работами, которые и при  всех  других
командирах шли в своем всегдашнем, раз заведенном  законном  порЯдке.  ђазве
только, встретив случайно партию на  работе,  видЯ,  что  дело  кончено,  не
держит, бывало, лишнего времени и отпустит до  барабана.  Ќо  нравилась  его
доверенность   к    арестанту,    отсутствие    мелкой    щепетильности    и
раздражительности,  совершенное  отсутствие  иных  оскорбительных   форм   в
начальнических отношениЯх. ЏотерЯй он тысЯчу рублей - Я думаю, первый вор из
наших, если б нашел их, отнес бы к нему. „а, Я уверен, что так  было  бы.  ‘
каким глубоким участием узнали арестанты, что  их  орел-командир  поссорилсЯ
насмерть с нашим ненавистным майором. ќто случилось в первый же месЯц по его
прибытии. Ќаш майор был  когда-то  его  сослуживец.  Ћни  встретились  после
долгой разлуки и закутили  было  вместе.  Ќо  вдруг  у  них  порвалось.  Ћни
поссорились, и ѓ-в сделалсЯ ему смертельным врагом. ‘лышно  было  даже,  что
они подрались при этом случае, что с нашим майором могло случитьсЯ: он часто
диралсЯ. Љак услышали это арестанты, радости их не было конца. "Ћсьмиглазому
ли с таким ужитьсЯ! тот орел, а  наш...",  и  тут  обыкновенно  прибавлЯлось
словцо, неудобное в печати. “жасно интересовались у нас тем, кто из них кого
поколотил. …сли б слух об их драке оказалсЯ неверным (что, может быть, так и
было), то, кажетсЯ, нашим арестантикам было бы это очень досадно.  "Ќет,  уж
наверно командир одолел, - говорили они, - он маленький,  да  удаленький,  а
тот, слышь, под кровать от него залез". Ќо скоро ѓ-ков  уехал,  и  арестанты
опЯть впали в уныние. €нженерные командиры были у нас, правда, все  хорошие:
при мне сменилось их трое или четверо;  "да  все  не  нажить  уж  такого,  -
говорили арестанты, - орел был, орел и заступник". ‚от этот-то  ѓ-ков  очень
любил всех нас, дворЯн, и под  конец  велел  мне  и  Ѓ-му  ходить  иногда  в
канцелЯрию. Џо отъезде же его это устроилось более  правильным  образом.  €з
инженеров были люди (из них особенно один), очень нам симпатизировавшие.  Њы
ходили, переписывали бумаги, даже почерк наш  стал  совершенствоватьсЯ,  как
вдруг от высшего начальства последовало немедленное повеление поворотить нас
на прежние работы: кто-то уж успел донести!  ‚прочем,  это  и  хорошо  было:
канцелЯриЯ стала  нам  обоим  очень  надоедать.  Џотом  мы  года  два  почти
неразлучно ходили с Ѓ-м на одни работы, чаще же всего в мастерскую. Њы с ним
болтали; говорили об наших надеждах, убеждениЯх. ‘лавный был он человек;  но
убеждениЯ его иногда были очень странные, исключительные. —асто у некоторого
разрЯда людей, очень умных, устанавливаютсЯ иногда совершенно парадоксальные
понЯтиЯ. Ќо за них столько было в жизни выстрадано, такою дорогою ценою  они
достались, что оторватьсЯ от них уже слишком больно, почти невозможно. Ѓ-кий
с болью принимал каждое возражение и с едкостью  отвечал  мне.  ‚прочем,  во
многом, может быть, он был и правее менЯ, не знаю; но мы наконец расстались,
и это было мне очень больно: мы уже много разделили вместе.
     Њежду тем Њ-кий с годами все  как-то  становилсЯ  грустнее  и  мрачнее.
’оска  одолевала  его.  Џрежде,  в  первое  мое  времЯ  а  остроге,  он  был
сообщительнее, душа его все-таки чаще и больше вырывалась наружу. “же третий
год жил он в  каторге  в  то  времЯ,  как  Я  поступил.  ‘начала  он  многим
интересовалсЯ из того, что в эти года случилось на свете и об чем он не имел
понЯтиЯ, сидЯ в остроге;  расспрашивал  менЯ,  слушал,  волновалсЯ.  Ќо  под
конец, с годами, все это как-то стало в  нем  сосредоточиватьсЯ  внутри,  на
сердце. “гли покрывались золою. Ћзлобление росло в нем более  и  более.  "Je
hais ces brigands",  -  повторЯл  он  мне  часто,  с  ненавистью  смотрЯ  на
каторжных, которых Я уже успел узнать ближе,  и  никакие  доводы  мои  в  их
пользу на него не действовали. Ћн не понимал, что Я говорю; иногда, впрочем,
рассеЯнно соглашалсЯ; но назавтра же опЯть повторЯл: "Je hais ces brigands".
Љстати: мы с ним часто говорили по-французски, и за  это  один  пристав  над
работами, инженерный солдат „ранишников, неизвестно по  какому  соображению,
прозвал нас фершелами. Њ-кий воодушевлЯлсЯ, только вспоминаЯ про свою  мать.
"Ћна стара, она больнаЯ, - говорил он мне, - она любит менЯ более  всего  на
свете, а Я здесь не знаю, жива она или нет? „овольно уж длЯ  нее  того,  что
она знала, как менЯ гонЯли сквозь строй..." Њ-кий был не  дворЯнин  и  перед
ссылкой был наказан телесно. ‚споминаЯ об этом, он стискивал зубы и старалсЯ
смотреть в сторону. ‚ последнее времЯ он все чаще и чаще стал  ходить  один.
ђаз поутру, в двенадцатом часу,  его  потребовали  к  коменданту.  Љомендант
вышел к нему с веселой улыбкой.
     - Ќу, Њ-кий, что ты сегоднЯ во сне видел? - спросил он его.
     "џ так и вздрогнул, - рассказывал, воротЯсь к нам, Њ-кий. -  Њне  будто
сердце пронзило".
     - ‚идел, что письмо от матери получил, - отвечал он.
     - ‹учше,  лучше!  -  возразил  комендант.  -  ’ы  свободен!  ’воЯ  мать
просила... просьба ее услышана. ‚от письмо ее, а вот и приказ о тебе. ‘ейчас
же выйдешь из острога.
     Ћн воротилсЯ к нам бледный, еще  не  очнувшийсЯ  от  известиЯ.  Њы  его
поздравлЯли. Ћн жал нам руки своими дрожащими, похолодевшими руками.  Њногие
арестанты тоже поздравлЯли его и рады были его счастью.
     Ћн вышел на поселенье и осталсЯ в нашем  же  городе.  ‚скоре  ему  дали
место. ‘начала он часто приходил к нашему острогу и, когда мог, сообщал  нам
разные новости. Џреимущественно политические очень интересовали его.
     €з остальных четырех, то есть кроме Њ-го, ’-го, Ѓ-го и †-го, двое  были
еще очень молодые люди, присланные на короткие сроки,  малообразованные,  но
честные, простые, прЯмые. ’ретий, Ђ-чуковский, был уже слишком  простоват  и
ничего особенного не  заключал  в  себе,  но  четвертый,  Ѓ-м,  человек  уже
пожилой, производил на всех нас прескверное впечатление.  Ќе  знаю,  как  он
попал в разрЯд таких преступников, да и сам он отрицал это. ќто была грубаЯ,
мелкомещанскаЯ душа, с привычками и правилами лавочника,  разбогатевшего  на
обсчитанные копейки. Ћн был безо  всЯкого  образованиЯ  и  не  интересовалсЯ
ничем, кроме своего ремесла. Ћн был малЯр,  но  малЯр  из  рЯду  вон,  малЯр
великолепный. ‘коро начальство узнало о его способностЯх, и весь город  стал
требовать Ѓ-ма длЯ малеваньЯ стен и потолков. ‚ два года он  расписал  почти
все казенные квартиры. ‚ладетели квартир платили ему от себЯ, и жил он  таки
небедно. Ќо всего лучше было то, что на работу с ним стали посылать и других
его товарищей. €з троих, ходивших с ним постоЯнно,  двое  научились  у  него
ремеслу,  и  один  из  них,  ’-жевский,  стал  малевать  не  хуже  его.  Ќаш
плац-майор, занимавший тоже казенный дом, в свою очередь потребовал  Ѓ-ма  и
велел  расписать  ему  все  стены  и  потолки.  ’ут  уж  Ѓ-м  постаралсЯ:  у
генерал-губернатора не было так расписано. „ом был деревЯнный,  одноэтажный,
довольно дрЯхлый и чрезвычайно шелудивый снаружи: расписано же внутри  было,
как во дворце, и майор был в восторге... Ћн потирал руки и поговаривал,  что
теперь непременно женитсЯ.  "Џри  такой  квартире  нельзЯ  не  женитьсЯ",  -
прибавлЯл он очень серьезно. Ѓ-мом был он все более и более доволен, а  чрез
него и другими, работавшими с ним вместе. ђабота шла  целый  месЯц.  ‚  этом
месЯце майор совершенно  изменил  свое  мнение  о  всех  наших  и  начал  им
покровительствовать. „ошло до того, что однажды вдруг он потребовал  к  себе
из острога †-го.
     - †-кий! - сказал он, - Я тебЯ оскорбил. џ тебЯ высек напрасно, Я  знаю
это. џ раскаиваюсь. Џонимаешь ты это? џ, Я, Я - раскаиваюсь!
     †-кий отвечал, что он это понимает.
     - Џонимаешь ли ты, что Я, Я, твой начальник, призвал тебЯ с  тем,  чтоб
просить у тебЯ прощениЯ! —увствуешь ли ты это? Љто ты передо  мной?  червЯк!
меньше червЯка: ты  арестант!  а  Я  -  божьею  милостью  13  майор.  Њайор!
понимаешь ли ты это?
     ----
     13 Ѓуквальное выражение, впрочем в мое времЯ употреблЯвшеесЯ  не  одним
нашим майором, а и многими мелкими командирами, преимущественно вышедшими из
нижних чинов. (Џрим. автора).

     †-кий отвечал, что и это понимает.
     - Ќу, так теперь Я мирюсь с тобой. Ќо чувствуешь ли, чувствуешь ли  это
вполне, во всей полноте? ‘пособен ли ты это понЯть и почувствовать? ‘ообрази
только: Я, Я, майор... и т. д.
     †-кий сам рассказывал мне всю эту сцену. ‘тало быть, было же и  в  этом
пьЯном, вздорном и  беспорЯдочном  человеке  человеческое  чувство.  ‚зЯв  в
соображение его понЯтиЯ и развитие, такой поступок можно было считать  почти
великодушным. ‚прочем, пьЯный вид, может быть, тому много способствовал.
     Њечта его не осуществилась: он не  женилсЯ,  хотЯ  уж  совершенно  было
решилсЯ, когда кончили отделывать его квартиру. ‚место женитьбы он попал под
суд, и ему велено было подать в отставку. ’ут уж  и  все  старые  грехи  ему
приплели. Џрежде в этом городе он был, помнитсЯ, городничим... “дар упал  на
него  неожиданно.  ‚  остроге  непомерно  обрадовались  известию.  ќто   был
праздник, торжество! Њайор, говорЯт, ревел, как  стараЯ  баба,  и  обливалсЯ
слезами. Ќо делать нечего. Ћн вышел в отставку, пару серых продал, потом все
имение и впал даже в бедность.