 доверие тех, кто влюблен в жизнь.
     81
     Ћшибки  страдающего и  деЯтелЯ.  Љогда  богатый отнимает  собственность
бедного (например, властитель - возлюбленную  плебеЯ), то в сознании бедного
возникает  ошибка; он  полагает,  что его  обидчик  должен  быть совершенным
извергом, чтобы отнЯть у него то малое, что только и есть у него. Ќо богатый
ощущает ценность отдельного блага совсем не так  сильно, ибо он привык иметь
их много; поэтому он вовсе  не может перенестись в душу  бедного и далеко не
так  несправедлив, как  думает последний.  Ћба  имеют друг  о  друге  ложное
представление.  Ќесправедливость   могущественных,  котораЯ   больше   всего
возмущает в истории, совсем не так  велика,  как кажетсЯ. “же унаследованное
чувство,  что он есть высшее существо с более высокими притЯзаниЯми,  делает
его довольно холодным и оставлЯет его совесть спокойной; ведь даже все мы не
ощущаем  никакой  несправедливости,  когда  различие  между  нами  и  другим
существом очень велико, и, например,  убиваем комара  без  всЯких  угрызений
совести. Џоэтому  когда Љсеркс отнимает сына у отца и велит разрубить его на
части, потому  что он выразил  трусливое  и недопустимое недоверие ко  всему
походу, то это не свидетельствует о дурных качествах Љсеркса (которого  даже
все  греки изображают как  исключительно  благородного человека):  отдельный
человек устранЯетсЯ  в  этом  случае,  как  неприЯтное насекомое;  он  стоит
слишком низко, чтобы иметь  право  возбуждать  тЯжелые ощущениЯ у властителЯ
мира. € вообще жестокий человек жесток не в такой  степени,  как  это думает
его жертва; представлЯть страдание - не то же самое, что испытывать его. ’ак
же обстоит дело  с  несправедливым  судьей, с  журналистом, который  мелкими
нечестностЯми вводит в обман общественное мнение. Џричина и действие во всех
этих случаЯх  окружены совершенно различными группами чувств и мыслей, тогда
как непроизвольно  предполагают, что страдающий и деЯтель думают и чувствуют
одинаково, и, согласно  этому  допущению,  измерЯют вину одного по страданию
другого.
     82
     Љожа души. Џодобно тому как кости, мускулы, внутренности  и кровеносные
сосуды  окружены  кожей,  котораЯ  делает  выносимым  вид  человека,  так  и
побуждениЯ и страсти души прикрыты тщеславием: оно есть кожа души.
     83
     ‘он добродетели. Љогда добродетель выспитсЯ, она встает более свежей.
     84
     ’онкость  стыда.   ‹юди  не  стыдЯтсЯ  думать  что-нибудь  грЯзное,  но
стыдЯтсЯ, когда предполагают, что им приписывают эти грЯзные мысли.
     85
     ‡лоба редка. Ѓольшинство людей слишком занЯты  самими собой, чтобы быть
злобными.
     86
     ‘трелка весов. Њы хвалим или  порицаем, смотрЯ  по тому дает  ли нам то
или другое большую возможность обнаружить блеск нашего ума.
     87
     ‹ук.  18,  14 в  исправленном виде. Љто  унижает себЯ самого, тот хочет
быть возвышенным.
     88
     ЏрепЯтствование самоубийству.  ‘уществует  право, по которому мы  можем
отнЯть у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнЯть у него
смерть; это есть только жестокость.
     89
     ’щеславие. Ќам важно  хорошее  мнение людей, во-первых, потому, что оно
нам полезно, и, во-вторых, потому, что мы хотим доставить им радость (дети -
родителЯм,  ученики  -  учителЯм  и  благожелательные  люди  -  вообще  всем
остальным  людЯм).  ‹ишь  там,  где кому-либо  важно  хорошее  мнение  людей
независимо  от пользы или от его  желаниЯ доставить  радость, мы  говорим  о
тщеславии. ‚ этом случае  человек хочет доставить радость самому себе, но за
счет других людей, либо склонЯЯ последних к ложному мнению о себе, либо даже
рассчитываЯ на такую степень "хорошего мнениЯ", при которой оно должно стать
в  тЯгость  всем  остальным  (посредством  возбуждениЯ  зависти).  Ћтдельный
человек  обыкновенно  хочет  подтвердить мнением  других мнение, которое  он
имеет о себе, и укрепить  его в своих собственных глазах; но  могущественнаЯ
привычка к  авторитету  -  привычка, котораЯ так  же стара, как  человек,  -
заставлЯет многих  основывать собственную  веру в себЯ на  авторитете, т. е.
получать  ее  лишь из чужих  рук: они  доверЯют суждению других больше,  чем
собственному  суждению.  - €нтерес  к  самому  себе, желание доставить  себе
удовольствие достигают у тщеславного такой высоты,  что он склонЯет других к
ложной, преувеличенной  оценке  себЯ  самого и затем  все-таки  опираетсЯ на
чужой авторитет, т. е. он вводит в заблуждение  и все же сам верит в него. -
€так,  нужно  признатьсЯ, что  тщеславные люди хотЯт  нравитьсЯ  не  столько
другим, сколько самим себе, и что они заходЯт  в этом так  далеко, что  даже
пренебрегают  своими  выгодами:  ибо им  часто важно  сделать своих  ближних
неблагосклонными,  враждебными,  завистливыми,   т.  е.  настроить   их   на
невыгодный длЯ себЯ лад, только чтобы иметь  радость  и наслаждение от самих
себЯ.
     90
     ѓраница человеколюбиЯ. ‚сЯкий, кто объЯвлЯет, что кто-либо другой  есть
глупец или дурной  человек, сердитсЯ, если последнему  удаетсЯ показать, что
он на самом деле не таков.
     91
     Moralite  larmoyante.  ‘колько удовольствиЯ доставлЯет  нравственность!
Џодумайте только о том море приЯтных слез, которое уже текло при рассказах о
благородных, великодушных поступках! - ќта прелесть жизни исчезла  бы,  если
бы распространилась вера в полную безответственность.
     92
     Џроисхождение справедливости.  ‘праведливость (правомерность) возникает
первоначально   среди  приблизительно  одинаково  могущественных,   как  это
правильно понЯл  ”укидид; где нет  точно различимого превосходства  в силе и
борьба  привела  бы к бесплодному  обоюдному  вреду,  там  возникает мысль о
соглашении  и  об  обсуждении  взаимных притЯзаний:  первоначальный характер
справедливости есть характер обмена. Љаждый  удовлетворЯет  другого тем, что
каждый получает то,  что  он больше ценит, чем другой. Љаждому дают, что  он
хочет иметь,  как  принадлежащее отныне  ему,  и  получают взамен  желаемое.
‘праведливость   есть,  следовательно,   воздаЯние   и  обмен  при   условии
приблизительного  равенства  сил;  так,  первоначально  месть принадлежит  к
области  справедливости,   она   есть  обмен.  ’ак  же  и  благодарность.  -
‘праведливость  естественно   сводитсЯ   к   точке  зрениЯ   рассудительного
самосохранениЯ, т. е. к следующему эгоистическому соображению: "‡ачем Я буду
бесполезно вредить  себе и при этом всё  же, быть может,  не  достигну своей
цели?"  - ’аково происхождение  справедливости. ЃлагодарЯ тому, что люди,  в
силу  своей  интеллектуальной  привычки,  забыли  первоначальную  цель   так
называемых  справедливых, правомерных  поступков, и особенно благодарЯ тому,
что в течение тысЯчелетий  дети  приучались восторгатьсЯ такими поступками и
подражать  им,  -   возникла  видимость,  будто   справедливый  поступок  не
эгоистичен. Ќа этой видимости же покоитсЯ его высокаЯ оценка, котораЯ, сверх
того, как  все оценки,  ещё  продолжает беспрерывно  расти;  ибо всё  высоко
ценимое   ЯвлЯетсЯ   предметом   самоотверженного  стремлениЯ,   подражаниЯ,
распространениЯ и растёт потому,  что ценность затраченного усилиЯ и усердиЯ
присчитываетсЯ ещё каждым отдельным человеком к  ценности почитаемой вещи. -
‘коль  мало нравственным выглЯдел  бы  мир  без забывчивости!  Џоэт  мог  бы
сказать, что Ѓог  поставил забвение как стража у порога храма  человеческого
достоинства.
     93
     Џраво  слабейшего.  Љогда кто-либо  подчинЯетсЯ  более  могущественному
противнику,  выговариваЯ при  этом условиЯ (например, осажденный город),  то
это основано  на том,  что в противном случае  можно уничтожить  себЯ, сжечь
город и тем причинить могущественному большой ущерб. Џоэтому здесь возникает
некоторого  рода   равенство   положениЯ,  на   почве  которого  могут  быть
установлены права.  Џротивник имеет  выгоду от нашего  сохранениЯ.  - ‚ этом
смысле существуют права в отношениЯх  между рабами и господами, именно в той
мере, в какой владение рабами полезно и важно господину. Џраво первоначально
совпадает  со  случаем,  когда  кто-либо  кажетсЯ  другому  ценным,  важным,
необходимым,  непобедимым  и т. п. ‚ этом  отношении  и слабейший имеет  еще
права, но меньшие. Ћтсюда знаменитое unusquisque tantum juris habet, quantum
potentia valet (или, точнее: quantum potentia valere creditur).
     94
     ’ри фазы доселе известной нравственности.  Џервым признаком, что  зверь
стал  человеком,  ЯвлЯетсЯ  то,  что  его  действиЯ  направлены  уже  не  на
благополучие данного мгновениЯ, а на длительное благосостоЯние, т.е. человек
становитсЯ  полезным,  целесообразным:   тут   впервые  прорываетсЯ   наружу
свободное господство разума.  …щё более высокаЯ ступень достигнута, когда он
начинает действовать на основании принципа чести, с его помощью  он включает
себЯ  в  круг  господствующих  чувств  и  подчинЯет  себЯ  им,  и это высоко
поднимает его  над  фазой, в  которой им  руководила только лично понимаемаЯ
полезность; он почитает и хочет  быть почитаемым, а это значит: он  понимает
зависимость своей пользы от того, что он думает о других и что другие думают
о  нём.  Ќаконец,  на высшей  ступени  доселе  известной  нравственности  он
действует на основании собственной оценки вещей и  людей; он сам  определЯет
длЯ себЯ и других, что достойно и что полезно; он стал законодателем мнений,
соответственно всё более  развивающемусЯ  понЯтию  полезного  и  достойного.
Џознание даёт  ему  возможность  предпочитать самое  полезное, т.  е.  общую
длительную  пользу,  своей личной пользе, всеобщее и  длительное  уважение -
временному признанию; он живёт и действует как индивид коллектива.
     95
     Њораль  зрелой  личности.  „о  сих пор  подлинным  признаком морального
действиЯ считалась  его  безличность; и  доказано,  что мотивом, по которому
хвалили  и  одобрЯли безличные  действиЯ,  была  вначале их  свЯзь  с  общей
пользой. Ќе предстоит ли существенное изменение этих взглЯдов теперь,  когда
всё лучше  начинают  понимать,  что именно наиболее личные  мотивы  полезнее
всего  и  длЯ  общего   блага;  так  что  именно  строго   личное  поведение
соответствует современному понЯтию моральности (как общеполезности)? ‘оздать
из себЯ  цельную личность и во  всём, что  делаешь, иметь  в виду её  высшее
благо -  это даёт  больше, чем  сострадательные  побуждениЯ и действиЯ  ради
других. Џравда,  все  мы ещё страдаем от недостаточного вниманиЯ к личному в
нас, оно плохо развито - признаемсЯ в этом; наше чувство, напротив, насильно
отвлекли от него и отдали в жертву государству,  науке,  всему нуждающемусЯ,
как будто это личное было чем-то дурным, что должно быть принесено в жертву.
’еперь  мы  тоже  хотим  трудитьсЯ  длЯ  наших  ближних, но лишь  постольку,
поскольку мы находим в этой работе нашу высшую пользу - не более и не менее.
‚сё  сводитсЯ  лишь к  тому,  что  человек  считают  своей  пользой,  именно
незрелаЯ, неразвитаЯ, грубаЯ личность будет понимать её грубее всего.
     96
     Ќравы и нравственность.  Ѓыть моральным, нравственным, этичным - значит
оказывать повиновение издревле установленному закону  или обычаю.  Џри  этом
безразлично,  подчинЯютсЯ ли  ему насильно или охотно, - существенно только,
что   это  вообще  делают.  "•орошим"  называют  всЯкого,  кто   как  бы  по
прирожденному, унаследованному инстинкту, т. е. легко и охотно,  делает  то,
что считаетсЯ  нравственным (например, мстит, если мщение, как  у  греков  в
более  раннюю  эпоху,  принадлежит к  добрым нравам). …го называют  хорошим,
потому  что  он хорош  "длЯ  чего-нибудь";  но  так  как благожелательность,
сострадание и т. п. при всех изменениЯх нравов всегда ощущались как "хорошее
длЯ  чего-нибудь",  т.  е.  как  полезное,  то  теперь  называют   "хорошим"
преимущественно благожелательного, любвеобильного  человека.  Ѓыть  дурным -
значит быть "ненравственным" (безнравственным), чинить безнравье, восставать
против  обычаЯ, всё равно, разумен  ли  он  или  глуп;  но  нанесение  вреда
ближнему  ощущалось  всеми нравственными законами преимущественно как  нечто
вредное,  так что  теперь  при слове "злой" мы  главным  образом  думаем  об
умышленном нанесении вреда ближнему. Ќе "эгоистическое" и  "неэгоистическое"
есть основнаЯ противоположность,  котораЯ привела  людей к  различению между
нравственным   и  безнравственным,  между  добром  и   злом,  а  свЯзанность
традиционным законом и  отрешение от него. Џри  этом совершенно безразлично,
как возникла традициЯ, и во всЯком случае она возникла вне отношениЯ к добру
и злу  и  к какому-либо имманентному  категорическому императиву,  а  прежде
всего  в  интересах  сохранениЯ  общины,  народа;  любой  суеверный  обычай,
возникший   вследствие  ложно  истолкованного  случаЯ,   создаёт   традицию,
следовать  которой признаетсЯ нравственным; дело  в  том,  что  нарушить  её
опасно, вредно  длЯ общины  ещё  более,  чем длЯ  отдельного  человека  (ибо
божество  карает  за нечестие и нарушение своих прав всю общину и лишь через
неё косвенно -  отдельную личность). Ќо всЯкаЯ традициЯ становитсЯ тем более
почитаемой, чем древнее её происхождение, чем более оно забыто; её почитание
накоплЯетсЯ  от  поколениЯ  к   поколению,  традициЯ  под  конец  становитсЯ
свЯщенной и возбуждает благоговение;  и,  таким образом, мораль почитаниЯ во
всЯком случае древнее, чем мораль, требующаЯ неэгоистических поступков.
     97
     “довольствие  от обычаЯ.  ‡начительный  род удовольствиЯ  и  тем  самым
источник нравственности  возникает  из  привычки.  Џривычное  делают  легче,
лучше,  следовательно, охотнее,  при этом испытывают удовольствие и знают из
опыта, что привычное уже испытано,  т. е. полезно;  обычай,  с которым можно
жить,   свидетельствует    о    своей   целебности,   благодетельности,    в
противоположность   всЯким  новым,  еще  не   испытанным   приемам.   Ћбычай
представлЯет, следовательно, соединение  приЯтного с полезным  и вдобавок не
требует размышлениЯ.  ѓде  только человек  может  употребить принуждение, он
применЯет его, чтобы  внедрить и укрепить свои обычаи, ибо длЯ него они суть
испытаннаЯ  жизненнаЯ мудрость.  ’очно  так же союз людей  вынуждает каждого
отдельного члена  следовать одному  и тому же обычаю. ’ут имеет место ложное
заключение: так как с известным  обычаем чувствуешь себЯ хорошо  или так как
по  крайней мере с  его помощью сохранЯешь  существование,  то  этот  обычай
необходим, ибо  он считаетсЯ единственной возможностью  благополучной жизни;
чувство удовлетворениЯ жизнью как бы возникает только из него. ќто понимание
привычного  как  условиЯ  бытиЯ  проводитсЯ  до  мельчайших деталей  нравов;
поскольку знание действительных причинных свЯзей среди низко стоЯщих народов
и культур очень  невелико, то  люди с суеверным страхом озабочены, чтобы все
шло своим привычным порЯдком; даже если  обычай тЯжел, суров, обременителен,
он соблюдаетсЯ ради  своей мнимой высшей полезности. Ќе понимают, что та  же
степень благополучиЯ  может существовать и  при других  нравах  и  что  даже
достижимы  большие  степени его.  ‘ другой стороны,  Ясно сознаетсЯ, что все
обычаи, даже самые суровые, с течением времени становЯтсЯ приЯтнее и мЯгче и
что  даже  самый  строгий образ  жизни  может стать привычкой и  тем самым -
удовольствием.
     98
     “довольствие и социальный инстинкт. €з своих отношений к людЯм  человек
извлекает новый род удовольствиЯ, вдобавок к тем приЯтным ощущениЯм, которые
он  получает от самого себЯ, благодарЯ чему область приЯтных ощущений вообще
значительно возрастает. Ѓыть  может, кое-что относЯщеесЯ сюда он унаследовал
уже от животных, которые Явно испытывают удовольствие, когда играют  друг  с
другом,  особенно  матери  с  детенышами.  ‡атем  надо  вспомнить о  половых
отношениЯх,  которые делают  каждую  самку  интересной  длЯ каждого  самца в
отношении  удовольствиЯ,   и   обратно.   —увство  удовольствиЯ   на   почве
человеческих  отношений  делает  человека  в  общем  лучше;  общаЯ  радость,
совместно  пережитое   удовольствие  повышают   последнее,  дают  отдельному
человеку прочность, делают его добродушнее, отнимают  недоверие  и  зависть:
ибо  человек чувствует  себЯ  хорошо  и видит,  что  и  другие  так  же себЯ
чувствуют.   Ћднородные    проЯвлениЯ   удовольствиЯ   возбуждают   фантазию
сочувствиЯ,  сознание одинаковости людей;  тот же  эффект  производЯт  общие
страданиЯ,  одни и  те  же  непогоды,  опасности,  враги.  Ќа этом создаетсЯ
древнейший союз  между людьми; смысл  его сводитсЯ к  общему устранению  или
противодействию грозЯщей опасности в интересах каждого отдельного  человека.
€ таким образом, социальный инстинкт вырастает из удовольствиЯ.
     99
     Ќевинное  в   так  называемых  злых  действиЯх.   ‚се  "злые"  действиЯ
мотивированы  инстинктом  самосохранениЯ  или,  еще  точнее,  стремлением  к
удовольствию  и  к   предупреждению  страданиЯ  индивида;  но,   будучи  так
мотивированы, они не суть злые действиЯ. "Џричинение страданий само по себе"
не существует,  кроме  как  в мозгу философа,  и  столь же  мало  существует
"причинение  удовольствиЯ  само  по себе"  (сострадание  в  шопенгауэровском
смысле).  ‚  догосударственном  состоЯнии  мы убиваем  существо  -  будь  то
обезьЯна или человек, - которое срывает на наших глазах плод с дерева, когда
мы голодны и сами стремимсЯ  к дереву, -  как бы мы это сделали с  животными
еще  и  теперь  при путешествии  по пустынным  местностЯм. -  ‡лые действиЯ,
которые  возмущают  нас теперь больше всего,  свЯзаны  с  заблуждением,  что
другой, который совершает их против нас, обладает свободной волей, т. е. что
от его усмотрениЯ зависело не причинить нам этого зла. ќта вера в усмотрение
возбуждает  ненависть,  жажду   мести,  злокозненность,   всю  озлобленность
воображениЯ, тогда как на  животное  мы гневаемсЯ гораздо меньше, потому что
рассматриваем его как безответственное существо. ЏричинЯть  страдание не  из
инстинкта самосохранениЯ, а ради возмездиЯ - есть следствие ложного суждениЯ
и  потому  тоже  невинно.  Ћтдельный  человек  в  состоЯнии,  предшествующем
государству,  может ради устрашениЯ вести  себЯ сурово и жестоко в отношении
других   существ,  чтобы  такими  устрашающими   знаками  своего  могущества
обеспечить  свое  существование.  ’ак  поступает  насильник,  могущественный
человек, первоначальный основатель государства, который подчинЯет себе более
слабых.  Ћн имеет  право на  это, как еще  и теперь  государство признает за
собой  это  право,  или,  точнее  говорЯ:   нет  права,  которое  могло   бы
воспрепЯтствовать  ему в  этом. Џочва длЯ  всЯкой  нравственности может быть
расчищена лишь тогда,  когда более крупный индивид или коллективный индивид,
например общество, государство,  подчинЯет отдельных людей,  т. е. устранЯет
их  разъединенность  и  включает  их  в  союз.  Ќравственности  предшествует
принуждение, и даже  она сама еще некоторое времЯ есть принуждение, которому
подчинЯютсЯ  во  избежание страданий. Џозднее она  становитсЯ  обычаем,  еще
позднее - свободным повиновением и, наконец,  почти  инстинктом; тогда  она,
как  все издавна  привычное  и  естественное,  свЯзана  с удовольствием  - и
называетсЯ добродетелью.
     100
     ‘тыд. ‘тыд  существует всюду, где есть "таинство";  последнее  же  есть
религиозное  понЯтие,  которое  в древнюю  пору  человеческой культуры имело
большой объем. ‚сюду существовали  замкнутые области, к которым божественное
право запрещало доступ, за исключением точно определенных условий; сначала в
чисто пространственном смысле: известных мест не должна  была  касатьсЯ нога
непосвЯщенных, и близость их возбуждала трепет  и ужас. ќто чувство  нередко
переноситсЯ на разные иные области, например на половые отношениЯ, которые в
качестве привилегии и адитона более зрелого возраста должны были быть скрыты
от  взоров  юношества, ко  благу последнего; в охране  и соблюдении свЯтости
этих  отношений участвуют  многие  божества, которые  мыслились  как  стражи
супружеской  опочивальни.   (Џо-турецки  это  помещение  поэтому  называетсЯ
"гаремом", "свЯтилищем", т. е.  обозначаетсЯ тем же словом, что и преддверие
мечети.)  ’ак  и  царскаЯ власть  в качестве  центра,  излучающего  блеск  и
могущество,   ЯвлЯетсЯ  длЯ  подчиненных   таинством,   возбуждающим  трепет
загадочности и стыдливости. ’очно так же  весь мир внутренних состоЯний, так
называемаЯ "душа", еще и теперь есть длЯ всех  не-философов  таинство, после
того как в  течение  долгих эпох  считалось,  что  душа  имеет  божественное
происхождение и достойна общениЯ с богами: она есть, таким образом, адитон и
возбуждает стыд.
     101
     Ќе  судите.  Ќужно остерегатьсЯ,  чтобы при изучении прошедших  эпох не
впасть  в  несправедливую  брань.  Ќесправедливость  рабства,  жестокость  в
подчинении личностей и народов нельзЯ измерЯть нашей мерой. €бо в те времена
инстинкт справедливости еще не достиг современного развитиЯ. Љто имеет право
упрекнуть   женевца   Љальвина   в   сожжении   врача   ‘ервета!   ќто   был
последовательный  поступок, вытекавший  из его  убеждений, и  точно  так  же
инквизициЯ со своей точки зрениЯ была  права; лишь  господствовавшие  мнениЯ
были  ложны и имели следствиЯ, которые  кажутсЯ  жестокими, потому  что  эти
мнениЯ  стали нам чуждыми. ‚прочем,  что значит  сожжение одного человека по
сравнению  с  муками ада  почти длЯ всех! € все же это представление владело
тогда  миром,  причем   его  неизмеримо  большаЯ   жестокость   не  наносила
существенного  ущерба представлению  о Ѓоге. € у  нас политические  сектанты
наказываютсЯ   жестоко  и  сурово;   но  так  как  мы  приучились  верить  в
необходимость государства, то здесь мы не ощущаем жестокости так сильно, как
в тех  случаЯх,  где  мы  отвергаем  соответствующие воззрениЯ. †естокость в
отношении  животных у детей и итальЯнцев сводитсЯ  к  непониманию: животному
именно  в силу интересов церковного учениЯ  было  отведено  слишком  далекое
место  позади  человека. - Њногое ужасное  и  бесчеловечное  в  истории, что
кажетсЯ  почти немыслимым, смЯгчаетсЯ также тем,  что отдающий  приказание и
выполнЯющий  его  суть различные  лица: первый  не  видит  зрелища мучений и
потому  не  имеет  сильного  наглЯдного  впечатлениЯ,  последний  повинуетсЯ
начальнику  и не  чувствует  за собой  никакой  ответственности. Ѓольшинство
правителей и  военачальников  благодарЯ отсутствию  у  них воображениЯ легко
кажутсЯ  жестокими  и суровыми,  не  будучи в  действительности таковыми.  -
ќгоизм не есть зло, потому  что представление  о "ближнем" - это слово имеет
христианское происхождение и не соответствует истине - в  нас весьма  слабо,
так   что   в   отношении   ближнего   мы   чувствуем  себЯ   свободными   и
безответственными,  почти  как  в  отношении растениЯ  и  камнЯ. —то  другой
страдает - этому надо учитьсЯ; и вполне этому никогда нельзЯ научитьсЯ.
     102
     "—еловек  поступает   всегда   хорошо".  Њы  не   обвинЯем   природу  в
безнравственности,   когда  она  ниспосылает  нам  грозу  и  заставлЯет  нас
промокнуть до нитки; почему же мы называем безнравственным человека, который
причинЯет нам вред? Џотому  что здесь мы принимаем  произвольно  действующую
свободную волю, там же -  необходимость. Ќо  это различение ошибочно. „алее:
даже   намеренное  нанесение   вреда  мы  не  при   всех  условиЯх  называем
безнравственным; например,  мы  без  колебаний,  сознательно  убиваем комара
просто потому,  что его жужжание  нам  неприЯтно, мы сознательно  наказываем
преступника и причинЯем ему страданиЯ, чтобы защитить себЯ самих и общество.
‚  первом случае сознательно  причинЯет страдание личность, чтобы  сохранить
себЯ  или даже просто чтобы  избегнуть неприЯтности; во  втором  случае  это
делает  государство.  ‚сЯкаЯ мораль допускает намеренное нанесение вреда при
необходимой самообороне - т. е. когда дело идет о самосохранении. Ќо обе эти
точки  зрениЯ достаточны,  чтобы  объЯснить все  злые действиЯ,  совершаемые
людьми  против  людей:  человек хочет  получить  удовольствие  или избегнуть
страданиЯ; в каком-либо смысле  дело всегда идет о самосохранении.  ‘ократ и
Џлатон правы: что бы человек  ни делал, он  всегда  поступает хорошо,  т. е.
делает  то, что  кажетсЯ  ему хорошим (полезным),  смотрЯ  по  развитию  его
интеллекта, по степени его разумности.
     103
     Ќевинное в злобе. ‡лоба имеет своею целью не страдание другого человека
само по себе, а наше собственное наслаждение,  например наслаждение чувством
мести или сильным нервным возбуждением.  “же каждый случай, когда мы дразним
кого-то, показывает, что нам доставлЯет удовольствие испытывать нашу силу на
другом и  приобретать радостное чувство  собственного превосходства. ‘остоит
ли безнравственное в том, чтобы получать удовольствие  от страданиЯ  других?
…сть  ли злорадство  -  дьЯвольское чувство, как говорит  опенгауэр?  Ќо мы
наслаждаемсЯ среди  природы  ломанием  ветвей,  бросанием камней, борьбой  с
дикими  зверЯми,  и притом  именно чтобы сознавать свою силу. ‘ледовательно,
знание  того,  что  другой  страдает  от  нас,  должно  здесь  обусловливать
безнравственность того самого дела, в отношении которого мы в других случаЯх
чувствуем себЯ безответственными?  Ќо если бы мы  этого не знали,  то мы  не
имели бы  и наслаждениЯ от собственного превосходства - наслаждениЯ, которое
только и  узнаетсЯ  по страданию другого, как  когда  мы дразним  кого-либо.
‚сЯкое  удовольствие  само по себе  не хорошо и не  дурно; откуда же беретсЯ
определение, что нельзЯ  причинЯть страданиЯ  другим,  чтобы  таким  образом
получать удовольствие  от самого себЯ? ’олько из  соображений  пользы, т. е.
имеЯ в виду последствиЯ, возможное страдание, когда  можно  ожидать кары или
мести  от  потерпевшего  или  от замещающего  его  государства  -  лишь  эти
соображениЯ могли первоначально дать основание отказатьсЯ от таких действий.
- ‘острадание столь же мало имеет своей целью удовольствие другого человека,
как злоба - его страдание само по себе. €бо оно таит в  себе по меньшей мере
два элемента (а может быть, и более) личного  удовольствиЯ и, таким образом,
ЯвлЯетсЯ  самонаслаждением:  во-первых,  удовольствие  от  эмоции  -  таково
сострадание в  трагедии  - и, во-вторых,  поскольку  оно влечёт  к действию,
удовольствие удовлетворениЯ  от  обнаружениЯ силы. …сли к тому же страдающаЯ
личность нам особенно близка, то, практикуЯ сострадание, мы освобождаем себЯ
самих  от страданиЯ. - ‡а вычетом нескольких философов, люди  всегда ставили
сострадание  довольно  низко  в   иерархии  моральных   чувств  -  и  вполне
справедливо.
     104
     ЌеобходимаЯ самооборона. …сли вообще признавать необходимую самооборону
морально допустимой,  то  нужно  допустить  также  почти все проЯвлениЯ  так
называемого безнравственного эгоизма:  человек  причинЯет  страданиЯ, грабит
или  убивает,  чтобы сохранить  или оберечь себЯ, чтобы предупредить  личную
невыгоду; человек лжёт, когда хитрость и обман ЯвлЯютсЯ верными средствами к
самосохранению.  Ќамеренное  нанесение  вреда,   когда  дело  идет  о  нашем
существовании или обеспечении  (сохранении нашего благополучиЯ), допускаетсЯ
моралью;  само  государство  наносит  вред  с  этой  точки  зрениЯ,  налагаЯ
наказаниЯ. ‚ ненамеренном нанесении  вреда,  конечно, не может  быть  ничего
безнравственного -  тут властвует случай. Ќо  существует ли вид  намеренного
нанесениЯ  вреда,  где дело не  шло бы о  нашем существовании, о  сохранении
нашего  благополучиЯ?  ‘уществует  ли  нанесение   вреда  из  чистой  злобы,
например,  в случае жестокости?  Љогда человек  не  знает,  что его действие
причинЯет страдание, то это не есть злое действие; так, ребенок  не жесток и
не  зол  в  отношении  животного:  он  исследует и  разрушает его,  как свою
игрушку. Ќо знает  ли кто когда-либо,  в какой  мере его  действие причинЯет
страдание  другому? ‚  пределах собственной нервной системы  мы остерегаемсЯ
страданий; если бы она  простиралась дальше, именно вплоть до наших ближних,
то  мы никому не причинЯли бы  страданиЯ (за исключением тех случаев, где мы
причинЯем страданиЯ самим себе, например когда  мы режем себЯ ради исцелениЯ
или  трудимсЯ  и  напрЯгаемсЯ  ради сохранениЯ  здоровьЯ). Њы  заключаем  по
аналогии,  что нечто приносит боль другому,  и благодарЯ воспоминанию и силе
воображениЯ сами можем при этом чувствовать себЯ нехорошо. Ќо  какаЯ разница
остаетсЯ все же между зубной болью и болью  (состраданием), которую вызывает
вид  зубной боли. €так, при  нанесении  вреда из  так  называемой злобы мера
причинЯемого страданиЯ нам во всЯком случае неизвестна; а поскольку действие
приносит  удовольствие  (чувство  собственной  силы,  собственного  сильного
возбуждениЯ), действие совершаетсЯ, чтобы сохранить благополучие личности, и
тем  самым  подпадает  под   точку  зрениЯ,  близкую  к  оценке  необходимой
самообороны и  необходимой  лжи.  Ѓез  удовольствиЯ  нет  жизни;  борьба  за
удовольствие  есть борьба за  жизнь.  ‚едет ли отдельный человек эту  борьбу
так, что люди называют его добрым, или так, что они называют его злым, - это
определЯетсЯ мерой и устройством его интеллекта.
     105
     ‚ознаграждающаЯ справедливость. Љто сполна постиг  учение о совершенной
безответственности,  тот совсем не может подвести  так называемую карающую и
вознаграждающую справедливость  под  понЯтие справедливости - если последнЯЯ
должна  состоЯть  в  том,  чтобы  воздавать  каждому  своё.  €бо   тот,  кто
наказываетсЯ, не заслуживает наказаниЯ: он употреблЯетсЯ лишь  как средство,
чтобы отпугнуть других от совершениЯ впредь известных  действий; и точно так
же  тот,  кто  вознаграждаетсЯ,  не  заслуживает  этой награды:  он  не  мог
поступить  иначе, чем поступил. ‘ледовательно, награда  имеет значение  лишь
как  поощрение  его  и  других,  т.  е. как  мотив длЯ дальнейших  действий;
одобрительные  возгласы посылаютсЯ  тому,  кто ещё  участвует в скачке, а не
тому,  кто  уже достиг  цели.  Ќи  награда, ни  наказание  не есть  что-либо
заслуженное самим человеком; они  назначаютсЯ ему из соображений пользы, без
того,  чтобы он  мог  по  справедливости  притЯзать  на  них. Ќужно сказать:
"Њудрый  не  награждает  за  хороший поступок"  - по аналогии с  изречением:
"Њудрый  наказывает  не  за  дурной поступок,  а длЯ  того,  чтобы впредь не
поступали  дурно".  …сли  бы  отпали  награда  и  наказание,  то  отпали  бы
сильнейшие  мотивы, которые  влекут  к известным  действиЯм  и отвлекают  от
других; польза людей требует их сохранениЯ; и поскольку наказание и награда,
порицание и  похвала сильнее  всего  действуют на  тщеславие,  та же  польза
требует и сохранениЯ тщеславиЯ.
     106
     “  водопада.  Љогда  мы  смотрим   на  водопад,  нам   кажетсЯ,  что  в
бесчисленных  изгибах, извивах и преломлениЯх волн видно присутствие свободы
воли и произвола; на самом деле все  необходимо, каждое движение  может быть
математически вычислено. ’ак обстоит дело и с человеческими поступками: будь
мы всеведущими, мы могли  бы наперед вычислить каждый поступок, каждый успех
познаниЯ,  каждое  заблуждение, каждое злое  дело.  ‘ам действующий, правда,
погружен  в  иллюзию  произвола;  если  бы на  одно  мгновение  колесо  мира
остановилось и имелсЯ бы всеведущий разум, чтобы использовать эту остановку,
то  он смог бы предсказать нам будущность каждого существа  вплоть  до самых
отдаленных эпох и  наметить каждую колею, по которой еще должно катитьсЯ это
колесо. ‘амообман действующего, допущение свободы  воли принадлежат к  числу
данных при вычислении этого механизма.
     107
     Ѓезответственность   и   невинность.   ‘овершеннаЯ   безответственность
человека за его  действиЯ  и  за его  существо есть горчайшаЯ каплЯ, которую
должен проглотить  познающий, если он привык считать ответственность  и долг
охранной грамотой  своей человечности.  ‚се  его  оценки, отличиЯ, антипатии
обесценены этим и признаны  ложными; глубочайшее чувство, которое он питал к
страдальцу и герою, было жертвой  заблуждениЯ; он не имеет права ни хвалить,
ни порицать, ибо нелепо  хвалить и порицать природу и  необходимость. Љак он
смотрит на хорошее произведение искусства, любЯ его, но не хвалЯ, потому что
оно не отвечает за себЯ, как  он смотрит на растение, так должен он смотреть
на  человеческие  поступки   и  на  свои  собственные   поступки.  Ћн  может
восхищатьсЯ  их силой, красотой, полнотой, но не  имеет права находить в них
какие-либо заслуги: химический процесс и борьба элементов, мучениЯ больного,
жаждущего  выздоровлениЯ, содержат столь  же  мало заслуги, как и  состоЯниЯ
душевной борьбы и нужды, когда человек раздираетсЯ различными мотивами, пока
наконец он не решитсЯ  в пользу сильнейшего  - как обыкновенно говоритсЯ (на
самом же деле  пока сильнейший  мотив не  решит  нашей  участи). Ќо все  эти
мотивы, какие бы высокие названиЯ мы им ни давали, выросли из тех же корней,
которые мы считаем вместилищем злых Ядов; между  добрыми и  злыми поступками
нет  родового различиЯ, а разве только различие в  степени. •орошие поступки
суть утонченные дурные: дурные поступки суть те  же хорошие поступки в более
грубом  и  глупом виде. …динственное стремление  личности  к самонаслаждению
(включаЯ сюда страх  его утраты) удовлетворЯетсЯ  при всех условиЯх, как  бы
человек ни  поступал,  -  т. е.  как  бы он ни был  вынужден поступать:  оно
удовлетворЯетсЯ и в действиЯх тщеславиЯ, мести, наслаждениЯ,  пользы, злобы,
хитрости,  и  в  действиЯх  самопожертвованиЯ, состраданиЯ,  познаниЯ.  Њера
рассудительности определЯет, куда  кого  повлечет  это  стремление;  каждому
обществу, каждой личности всегда  дана шкала ценности  благ, по  которой они
определЯют  свои  действиЯ  и  оценивают  чужие.  Ќо  это  мерило  постоЯнно
изменЯетсЯ, многие действиЯ получают  название злых,  будучи только глупыми,
ибо  степень разумности,  которою  они  определены, была  весьма  низкой.  ‚
известном  смысле  еще  и  теперь все  действиЯ  глупы,  ибо высшаЯ  степень
человеческой разумности,  котораЯ может  быть теперь достигнута, несомненно,
будет еще  превзойдена;  и тогда ретроспективному взору все наши  поступки и
суждениЯ  будут  видетьсЯ  столь  же  ограниченными и  необдуманными,  сколь
ограниченными и необдуманными представлЯютсЯ  нам поступки и суждениЯ  диких
народов. - Џостигнуть  все  это - значит ощутить глубокую боль, но затем это
приносит и  утешение: такаЯ боль есть мука родов. Ѓабочка  хочет  прорватьсЯ
сквозь  свою  пелену,  она гложет  и разрывает  ее  - и вот,  ее ослеплЯет и
туманит  непривычный  свет, царство свободы. ‚  лице людей, способных на эту
печаль,  -  а  как  мало  таких людей!  -  делаетсЯ  первый опыт,  может  ли
человечество из морального превратитьсЯ в мудрое человечество. ‘олнце нового
…вангелиЯ  бросает свой первый луч  на высочайшие вершины в душе этих людей;
тогда туманы сгущаютсЯ  сильнее прежнего и рЯдом  лежат полосы самого Яркого
света и самых темных сумерек. ‚се необходимо - так говорит новое познание; и
само  это  познание  тоже необходимо. ‚се невинно;  и познание  есть путь  к
уЯснению этой невинности. …сли наслаждение, эгоизм, тщеславие необходимы длЯ
созиданиЯ моральных Явлений и длЯ их высшего плода - восприЯтиЯ истинности и
справедливости   познаниЯ,  -   если  заблуждение  и  ошибки  фантазии  были
единственным  средством, с  помощью которого человечество  могло  постепенно
возвыситьсЯ до  такой степени самоозарениЯ  и  самоискуплениЯ,  - кто  имеет
право презирать  эти  средства?  Љто может  быть  печальным, узрев  цель,  к
которой  ведут эти пути? Џравда, все  в области морали не вечно,  изменчиво,
шатко,  все течет  -  но  все  также объемлетсЯ потоком,  который движетсЯ к
единой  цели.  Џусть в  нас  продолжает  ещё  господствовать  унаследованнаЯ
привычка  к  ложным  оценкам,  к ложной любви  и  ненависти, но под влиЯнием
растущего  познаниЯ она станет слабее: новаЯ привычка - привычка  пониманиЯ,
воздержаниЯ от любви и ненависти, привычка созерцаниЯ - постепенно вырастает
в  нас  на той  же почве  и, может  быть, через несколько  тысЯчелетий будет
достаточно могущественна,  чтобы дать человечеству силу  столь же  правильно
созидать мудрого, невинного (сознающего  свою невинность) человека, как  она
теперь  созидает  неумного,  несправедливого,  сознающего  свою  греховность
человека   -   ибо   последний   есть   не  противоположность   первого,   а
подготовительнаЯ ступень к нему.


        Ћ’„…‹ ’ђ…’€‰:
     ђ…‹€ѓ€Ћ‡ЌЂџ †€‡Ќњ
     108
     „войнаЯ  борьба  со злом. Љогда нас  постигает бедствие,  то  его можно
одолеть либо устранением  его причины, либо изменением действиЯ, которое оно
оказывает на  наше  сознание, - т. е. истолкованием его  как  блага,  польза
которого, быть  может, уЯснитсЯ нам позднее. ђелигиЯ  и искусство (равно как
метафизическаЯ  философиЯ)  пытаютсЯ воздействовать на  изменение  сознаниЯ,
отчасти через изменение нашего суждениЯ о переживании  (например, с  помощью
положениЯ:   "кого  Ѓог  любит,  того   Ћн  и  наказывает"),  отчасти  через
пробуждение  наслаждениЯ скорбью и  вообще эмоцией  (что  образует  исходную
точку  трагического искусства). —ем  более  человек  склонен перетолковывать
бедствие и приспособлЯтьсЯ к  нему, тем менее он способен  усмотреть причины
бедствиЯ и устранить  их; временное смЯгчение боли и  наркотизациЯ, которыми
обыкновенно  пользуютсЯ, например, при зубной боли,  удовлетворЯт  его и при
более серьезных страданиЯх. —ем  более падает  господство религий  и всЯкого
рода  наркотических  искусств, тем  основательнее  люди обращают внимание на
действительное устранение бедствий;  правда,  это  наносит ущерб сочинителЯм
трагедий:  ибо  материал  длЯ  трагедии  все сокращаетсЯ,  так  как  область
неумолимого  и  неотвратимого рока  все больше сужаетсЯ, - и еще вреднее это
длЯ  свЯщеннослужителей:  ибо  они  доселе  жили наркотизацией  человеческих
бедствий.
     109
     ‘корбь есть познание. Љак хорошо  было бы, если бы  ложные  утверждениЯ
свЯщеннослужителей, будто существует Ѓог, который требует от нас добра, есть
страж и свидетель каждого поступка, каждого мгновениЯ, каждой мысли, который
нас  любит и  через все  несчастьЯ  ведет  нас к  лучшему,  -  если  бы  эти
утверждениЯ можно было  заменить истинами, которые были бы столь же целебны,
успокоительны и  утешительны,  как  подобные заблуждениЯ! Ќо таких  истин не
существует философиЯ может противопоставить здесь в лучшем случае опЯть-таки
метафизические  видимости (т.  е.  в  сущности тоже не истины). Ќо  трагедиЯ
состоит  в том,  что в  эти  догмы религии и метафизики  нельзЯ верить, если
соблюдать  в сердце и  голове строгий  метод  истины; и  с  другой  стороны,
благодарЯ развитию человечества  мы стали столь нежными,  раздражительными и
чувствительными к страданию, что нуждаемсЯ в  сильнейших средствах исцелениЯ
и утешениЯ; отсюда возникает опасность,  что человек может  истечь кровью от
познаниЯ истины. ќто выражает Ѓайрон в бессмертных стихах:
     Sorrow is knowledge: they who know the most
     Must mourn the deepest o'er the fatal truth,
     The tree of knowledge is not that of life.
     Џротив   такой  печали   нет  лучшего  средства,   как   обратитьсЯ   к
торжественному  легкомыслию ѓорациЯ, по  крайней мере в  самые  тЯжелые часы
душевного затмениЯ, и вместе с ним сказать себе:
     Quid aeternis minorem
     consiliis animum fatigas?
     Cur non sub alta vel platano vel hac pinu jacentes -
     Ќо  во всЯком случае легкомыслие или меланхолиЯ всЯкого рода лучше, чем
романтическаЯ  реакциЯ и  дезертирство - возврат к христианству в какой-либо
форме:  ибо  с ним, при современном состоЯнии  знаний,  абсолютно невозможно
согласитьсЯ,  не  запЯтнав  навсегда  своей  интеллектуальной  совести  и не
пожертвовав  ею  перед  лицом  самого  себЯ  и  других.   Џусть  эта  скорбь
мучительна, но без скорби нельзЯ стать вождем и воспитателем человечества; и
горе тому, кто хотел бы стремитьсЯ к этому и уже не имел бы чистой совести.
     110
     €стина  в  религии.  ‚  эпоху  ЏросвещениЯ  значение  религии  не  было
справедливо оценено - в этом нет сомнениЯ; но  точно так же бесспорно, что в
последующей   реакции  на   просветительские  идеи  человечество  опЯть-таки
значительно уклонилось от  справедливости, относЯсь к  религиЯм  с  любовью,
даже  с  влюбленностью,  и  усматриваЯ  в  них  более глубокое, а  иногда  и
глубочайшее понимание  мира;  науке  будто бы  нужно только  освободить  это
понимание от его догматического покрывала, чтобы обладать в мифической форме
самой "истиной". Џолагают - таково утверждение всех противников ЏросвещениЯ,
- что религии содержат, sensu allegorico применительно к пониманию толпы, ту
древнюю мудрость, котораЯ есть истиннаЯ мудрость, так как всЯ истиннаЯ наука
Ќового времени приводит к ней, а не уводит от нее; так что между древнейшими
и всеми последующими мудрецами  человечества царит гармониЯ и даже тождество
убеждений, и  прогресс знаний - если еще говорить о таковом - относитсЯ не к
существу знаний, а лишь к  способу их выражениЯ. ‚се это понимание религии и
науки насквозь  ошибочно, и  никто уже не решилсЯ  бы теперь разделЯть  его,
если  бы  красноречие  опенгауэра  не  взЯло  его  под  свою  защиту -  это
громогласное  красноречие, которое все  же  лишь через  поколение нашло себе
слушателей. Ќес