ь
ли одну  такую причину или две, -  об этом, надо полагать,  у него совсем не
сказано сколько-нибудь правильно или обоснованно.  € вообще те, кто  говорит
таким  образом,   вынуждены  отвергать  превращение,  ибо  не  может  у  них
получитьсЯ  ни холодное из  теплого, ни  теплое из  холодного. ‚ самом деле,
тогда что-то должно было бы испытать эти противоположные состоЯниЯ и  должно
было бы существовать какое-то одно естество, которое становилось  бы огнем и
водой, а это ќмпедокл отрицает.
     —то  касаетсЯ  Ђнаксагора, то  если предположить, что он принимает  два
элемента, такое  предположение  больше всего  соответствовало бы его учению,
хотЯ сам он отчетливо об этом не говорит; однако он необходимо последовал бы
за теми, кто направил бы его к этому. Љонечно, нелепо и  вздорно утверждать,
что все изначально находилось в смешении, - и потому, что оно в таком случае
должно было  бы  ранее существовать в  несмешанном  виде,  и потому,  что от
природы не свойственно смешиватьсЯ чему попало с чем попало, а кроме того, и
потому, что состоЯниЯ и привходЯщие свойства отделЯлись бы в таком случае от
сущностей  (ведь то, что  смешиваетсЯ, может  и разъединЯтьсЯ);  однако если
следовать за Ђнаксагором, разбираЯ вместе с ним то, что он хочет сказать, то
его учение показалось бы, пожалуй, созвучным нашему времени. ‚едь Ясно, что,
когда  ничего  не  было различено,  об  этой  сущности  ничего  нельзЯ  было
правильно сказать;  Я имею в виду, например,  что она не была ни белого,  ни
черного,  ни  серого или иного цвета, а необходимо была бесцветной,  иначе у
нее был бы  какой-нибудь из этих цветов. Џодобным  же образом и на  этом  же
самом основании она была  без вкуса и  унес  не было  и  никакого другого из
подобных свойств. €бо она не могла бы быть ни качеством, ни количеством,  ни
определенным  нечто;  иначе  у нее  была  бы какаЯ-нибудь из  так называемых
частичных форм (еде), а это невозможно, раз все  находилось в смешении; ведь
в таком случае она была бы уже  выделена,  а между тем Ђнаксагор утверждает,
что все было смешано, кроме ума, и лишь  один ум  несмешан и чист. €сходЯ из
этого, Ђнаксагор должен  был  бы  сказать,  что  единое  [ведь оно  просто и
несмешанно)  и   "иное"  (оно  соответствует  неопределенному,   которое  мы
признаем, до  того  как  оно стало  определенным  и причастным  какой-нибудь
форме) суть начала. ’ак  что  хотЯ он и  выражает  свои мысли  неправильно и
неЯсно, однако хочет сказать что-то близкое к тому,  что  говорЯт позднейшие
философы и что в настоЯщее времЯ более очевидно.
     ќти  философы,  однако,  склонны  рассуждать  только  о  возникновении,
уничтожении  и  движении:  ведь  и  начала и  причины  они  исследуют  почто
исключительно в отношении такого рода  сущности. Ђ те, кто рассматривает все
сущее в совокупности, а из сущего одно признает чувственно воспринимаемым, а
другое - невоспринимаемым чувствами, Явно исследуют оба этих рода, и поэтому
можно  было бы  подробнее остановитьсЯ на них, выЯснЯЯ,  что  сказано у  них
правильно или неправильно длЯ настоЯщего исследованиЯ.
     —то  касаетсЯ так  называемых  пифагорейцев, то они рассуждают о  более
необычных началах и элементах, нежели  размышлЯющие о природе, и это потому,
что они  заимствуют их не из чувственно воспринимаемого, ибо  математические
предметы лишены движениЯ, за исключением  тех,  которыми занимаетсЯ учение о
небесных светилах; и все  же они постоЯнно рассуждают  о природе и исследуют
ее. ‚ самом деле, они говорЯт о возникновении неба и  наблюдают  за тем, что
происходит с его частЯми, за его состоЯниЯми и действиЯми,  и длЯ объЯснениЯ
этого прибегают  к  своим началам  и причинам, как  бы соглашаЯсь с  другими
размышлЯющими о  природе,  что  сущее - это  [лишь]  то,  что воспринимаетсЯ
чувствами и что так называемое  небо  объемлет. Ћднако  же,  как мы сказали,
причины и начала, которые они указывают, пригодны к тому, чтобы восходить  и
к высшим областЯм сущего, и более подходЯт длЯ этого, нежели длЯ рассуждений
о природе. ‘ другой  стороны,  они ничего не говорЯт о том, откуда возникает
движение,   если  (как   они  считают)  в  основе   лежат  только  предел  и
беспредельное,   нечетное  и   четное,   и  каким  образом  возникновение  и
уничтожение  или  действиЯ  несущихсЯ по небу тел  возможны без  движениЯ  и
изменениЯ.
     „алее,  если согласитьсЯ с ними, что из этих начал образуетсЯ величина,
или если бы это было  доказано, то все же каким образом получаетсЯ, что одни
тела легкие, а другие  тЯжелые? ‚ самом деле, исходЯ из  тех  начал, которые
они  кладут  в  основу и  указывают,  они  рассуждают о математических телах
ничуть не  больше, чем о чувственно воспринимаемых; поэтому об огне, земле и
других  таких  телах ими  ничего не  сказано,  поскольку, Я  полагаю, они  о
чувственно воспринимаемом не сказали ничего свойственного лишь ему.
     „алее,  как  это понЯть, что свойства числа и само  число суть  причина
того, что существует и совершаетсЯ  на небе изначала и в настоЯщее  времЯ, а
вместе  с  тем  нет  никакого  другого   числа,  кроме  числа,  из  которого
составилось мироздание? …сли они в такой-то части [мира]  усматривают мнение
и удобный случай, а немного выше или ниже  - несправедливость и разъединение
или  смешение, причем  в доказательство этого они  утверждают, что каждое из
них  есть  число, а в данном месте оказываетсЯ  уже  множество  существующих
вместе [небесных] тел, вследствие чего указанные свойства чисел сообразуютсЯ
с каждым отдельным  местом, то  спрашиваетсЯ, будет  ли число,  относительно
которого следует  принЯть, что оно есть каждое из этих Явлений, будет ли оно
то же самое число-небо или же другое число помимо него? Џлатон  говорит, что
оно  другое  число; впрочем,  хотЯ  и он считает эти  ЯвлениЯ  и  их причины
числами, но числа-причины он считает умопостигаемыми,  а другие - чувственно
воспринимаемыми.

        ѓ‹Ђ‚Ђ „…‚џ’Ђџ

     Џифагорейцев мы  теперь оставим, ибо достаточно их коснутьсЯ настолько,
насколько  мы  их  коснулись. Ђ те,  кто причинами признает идеи,  в поисках
причин длЯ окружающих  нас вещей прежде всего провозгласили другие предметы,
равные этим вещам по числу,  как  если бы кто, желаЯ произвести подсчет, при
меньшем количестве вещей полагал, что это будет ему не по силам, а, увеличив
их количество,  уверовал,  что  сосчитает. ‚  самом деле,  ќйдосов  примерно
столько же  или  не меньше, чем  вещей, в поисках причин длЯ  которых они от
вещей пришли к эйдосам, ибо длЯ каждого [рода] есть у них нечто одноименное,
и помимо  сущностей  имеетсЯ единое  во  многом длЯ  всего  другого  -  и  у
окружающих нас вещей, и у вечных.
     „алее,  ни  один  из  способов,  какими   мы  доказываем,   что  ќйдосы
существуют, не убедителен. ‚ самом деле,  на основании одних не получаетсЯ с
необходимостью  умозаключениЯ, на основании  других ќйдосы  получаютсЯ и длЯ
того, длЯ чего, как мы полагаем, их нет. ‚едь по "доказательствам от знаний"
ќйдосы должны были бы иметьсЯ длЯ всего, о чем имеетсЯ знание;  на основании
довода относительно "единого во  многом" они должны были бы получатьсЯ и длЯ
отрицаний,  а на  основании  довода, что  "мыслить  что-то можно  и  по  его
исчезновении"  - длЯ  преходЯщего:  ведь  о  нем может  [остатьсЯ] некоторое
представление.  „алее,  на  основании  наиболее  точных  доказательств  одни
признают идеи соотнесенного,  о  котором  мы говорим, что  длЯ него нет рода
самого по себе; другие приводЯт довод относительно "третьего человека".
     €,  вообще  говорЯ,   доводы  в  пользу  ќйдосов  сводЯт  на   нет  то,
существование чего нам важнее существованиЯ самих идей: ведь из этих доводов
следует, что первое не  двоица,  а число, т.  е.  что соотнесенное  [первое]
самого по себе сущего, и  так же все другое,  в  чем некоторые последователи
учениЯ об идеЯх пришли в столкновение с его началами.
     „алее,  согласно  предположению,  на  основании  которого  мы  признаем
существование идей,  должны быть  ќйдосы не только  сущностей, но  и многого
иного  (в самом деле,  и мысль едина не  только  касательно сущности,  но  и
относительно всего другого; и  имеютсЯ  знаниЯ не только о сущности, но и об
ином; и получаетсЯ у них несметное  число других подобных  [выводов]); между
тем   по   необходимости  и  согласно   учениЯм  об  эйдосах,  раз  возможна
причастность  эйдосам,  то  должны существовать идеи  только сущностей,  ибо
причастность  им  не  может  быть привходЯщей,  а  каждаЯ  вещь  должна быть
причастна эйдосу постольку, поскольку он не сказываетсЯ о субстрат (Я имею в
виду,  например,  если  нечто  причастно  самому-по  себе-двойному,  то  оно
причастно и  вечному, но привходЯщим образом, ибо длЯ двойного быть вечным -
это  нечто  привходЯщее). €так, ќйдосы были бы [только] сущностью.  Ћднако и
здесь, [в мире  чувственно воспринимаемого], и там, [в мире  идей], сущность
означает одно и то  же. €наче  какой еще  смысл имеет утверждение,  что есть
что-то помимо  окружающих нас  вещей, - единое  во многом?  …сли  же  идеи и
причастные им вещи принадлежат к одному и тому же виду, то будет нечто общее
им (в  самом деле, почему длЯ  преходЯщих двоек и двоек, хотЯ  и многих,  но
вечных  ,  существо их  как  двоек в  большей  мере  одно и то  же, чем  длЯ
самой-по-себе-двойки и какой-нибудь отдельной двойки?). …сли же вид длЯ идей
и причастных им вещей не один и тот же, то у них,  надо полагать, только имЯ
общее, и это  было  бы  похоже на  то, как  если бы  кто называл человеком и
ЉаллиЯ, и кусок дерева, не увидев между ними ничего общего.
     Ћднако в наибольшее затруднение  поставил бы вопрос, какое же  значение
имеют ќйдосы  длЯ чувственно воспринимаемых вещей -  длЯ  вечных,  либо  длЯ
возникающих  и  преходЯщих. „ело в том, что  они  длЯ этих вещей  не причина
движениЯ или какого-либо изменениЯ. Ђ с другой стороны,  они  ничего не дают
ни  длЯ  познаниЯ всех остальных вещей  (они ведь и  не сущности этих вещей,
иначе они были бы в них), ни длЯ их бытиЯ [раз они не находЯтсЯ в причастных
им вещах). Џравда, можно  было бы, пожалуй,  подумать, что они причины в том
же смысле, в каком примешивание к чему-то  белого есть причина того, что оно
бело. Ќо это соображение - высказывал его сначала Ђнаксагор, а  потом …вдокс
и некоторые  другие - слишком уж шатко, ибо нетрудно выдвинуть против такого
взглЯда много доводов, доказывающих его несостоЯтельность.
     ‚месте с тем  все остальное не  может происходить из ќйдосов ни в одном
из обычных значений  "из" . ѓоворить же, что они образцы и что все остальное
им причастно, - значит пустословить и говорить поэтическими иносказаниЯми. ‚
самом  деле, что же это такое, что  действует,  взираЯ на идеи? ‚едь можно и
быть, и  становитьсЯ сходным с чем угодно,  не подражаЯ  образцу;  так  что,
существует ли ‘ократ или нет, может поЯвитьсЯ такой же  человек, как ‘ократ;
и  Ясно, что было  бы то же  самое, если  бы существовал  вечный ‘ократ. €ли
должно  было бы быть множество  образцов длЯ  одного и того  же, а значит, и
множество  его  ќйдосов,  например  длЯ  "человека"  -  "живое  существо"  и
"двуногое", а вместе с тем еще и  сам-по-себе-человек. „алее, эйдосы  должны
были бы быть  образцами не только  длЯ  чувственно воспринимаемого, но и длЯ
самих себЯ, например род - как род длЯ видов; так что одно и то же было бы и
образцом, и уподоблением.
     „алее, следует, по-видимому, считать невозможным,  чтобы  отдельно друг
от  друга  существовали сущность и то,  сущность  чего  она есть;  как могут
поэтому идеи, если они  сущности вещей,  существовать отдельно от них? Њежду
тем в "”едоне" говоритсЯ таким образом, что  ќйдосы  суть причины  и бытиЯ и
возникновениЯ  [вещей];  и  однако если  ќйдосы и  существуют, то  вещи,  им
причастные, все же не возникли бы, если бы не было того, что приводило бы их
в движение.  ‘  другой  стороны,  возникает  многое  другое, например дом  и
кольцо, длЯ которых, как мы утверждаем, ќйдосов не существует. Џоэтому Ясно,
что  и все остальное может и быть  и возникать по таким  же причинам, как  и
только что указанные вещи.
     „алее,  если  эйдосы  суть числа,  то  каким  образом  они  могут  быть
причинами?  Џотому ли, что сами  вещи суть  отличные от них числа, например:
вот это число - человек, вот это - ‘ократ,  а вот это - Љаллий? ’огда как же
те числа суть причины  длЯ  этих? ‚едь если и  считать,  что одни  вечные, а
другие нет, то это не  будет иметь значениЯ. …сли же они потому причины, что
окружающие нас вещи суть числовые соотношениЯ подобно созвучию, то Ясно, что
должно  существовать  нечто  единое [длЯ тех составных  частей], соотношениЯ
которых  суть  эти вещи.  …сли  есть  какаЯ-нибудь  такаЯ  [основа,  скажем]
материЯ,   то   очевидно,   что   и  сами-по   себе-числа  будут  некоторыми
соотношениЯми  одного  и другого. џ имею в виду,  например, что если  Љаллий
есть числовое соотношение огнЯ, земли,  воды и воздуха,  то и идеЯ его будет
числом каких-нибудь других субстратов; и сам-по-себе-человек-все равно, есть
ли  он  какое-нибудь число или нет,  -  все же будет  числовым  соотношением
каких-то  вещей,  а  не  числом, и не будет  на этом основании  существовать
какое-либо [само-по-себе-] число.
     „алее, из многих чисел получаетсЯ  одно число, но как может из [многих]
ќйдосов   получитьсЯ   один   ќйдос?  …сли  же   число   получаетсЯ  не   из
самих-посебе-чисел, а  из  [единиц],  входЯщих  в  состав числа,  например в
состав десЯти тысЯч, то как обстоит дело с единицами? …сли они однородны, то
получитсЯ много нелепостей;  и точно  так же, если они  неоднородны, ни сами
единицы, содержащиесЯ в  числе, друг с другом, ни все остальные между собой.
‚ самом деле, чем они будут отличатьсЯ друг от друга, раз у них нет свойств?
‚се это  не основательно  и не  согласуетсЯ  с нашим мышлением.  Љроме того,
приходитсЯ признавать еще другой род числа, с которым имеет дело арифметика,
а также все то,  что некоторые называют промежуточным;  так  Ѓот, как же это
промежуточное существует  или из  каких образуетсЯ  начал? почему оно  будет
находитьсЯ между окружающими нас вещами и самими-по-себе- [числами] ?
     ‡атем, каждаЯ  из единиц, содержащихсЯ в двойке, должна образоватьсЯ из
некоторой предшествующей двойки, хотЯ это невозможно.
     „алее, почему составное число едино?
     „алее, к сказанному  следует добавить:  если единицы  различны, то надо
было бы говорить  так, как  те, кто утверждает,  что элементов -  четыре или
два: ведь  каждый из  них называет  элементом не общее  [например, тело),  а
огонь и землю, все равно, имеетсЯ ли нечто общее им, а именно тело, или нет.
Ћднако же говорЯт о едином так, будто  оно подобно огню или воде состоит  из
однородных частиц; а если так, то числа не могут  быть сущностЯми; напротив,
если  есть что-то  само-по-себе-единое и оно начало, то Ясно,  что о  едином
говорЯт в различных значениЯх: ведь иначе быть не может.
     Љроме того, желаЯ сущности  свести к  началам, мы утверждаем, что длины
получаютсЯ из длинного и короткого как из некоторого вида малого и большого,
плоскость - из широкого и узкого, а тело - из высокого и низкого. Ћднако как
в  таком случае будет плоскость содержать  линию или имеющее объем - линию и
плоскость? ‚едь  широкое и узкое относЯтсЯ к  другому роду, нежели высокое и
низкое. Џоэтому,  так же как число не содержитсЯ в них,  потому что многое и
немногое отличны от этих [начал], так и никакое другое  из высших [родов] не
будет содержатьсЯ в низших. Ќо широкое не есть род  длЯ высокого, иначе тело
было бы некоторой плоскостью. „алее, откуда получатсЯ точки в том, в чем они
находЯтсЯ? Џравда, Џлатон решительно возражал против  признаниЯ точки родом,
считаЯ   это  геометрическим  вымыслом;   началом  линии  он  часто  называл
"неделимые  линии".  Ћднако  необходимо,  чтобы  [эти] линии  имели какой-то
предел. Џоэтому на том же основании, на каком существует линиЯ, существует и
точка.
     ‚ообще же,  в  то  времЯ  как мудрость  ищет  причину  видимого, мы это
оставили  без  вниманиЯ (ведь мы  ничего  не говорим о причине, откуда берет
начало  изменение),  но,   полагаЯ,  что  указываем  сущность  видимого,  мы
утверждаем, что существуют другие сущности; а каким образом  эти последние -
сущности видимого, об этом мы  говорим впустую, ибо  причастность (как  мы и
раньше сказали) не означает ничего.
     ђавным образом ќйдосы не имеют  никакого отношениЯ к тому, что,  как мы
видим, есть  значимаЯ длЯ знаний  причина, ради  которой творит всЯкий  ум и
всЯкаЯ природа  и которую мы  признаем одним  из начал; математика стала длЯ
нынешних  [мудрецов]  философией, хотЯ они  говорЯт,  что математикой  нужно
заниматьсЯ ради другого.
     „алее,  можно считать, что  сущность,  котораЯ [у платоников]  лежит  в
основе как материЯ, -  а именно  большое и малое  -  слишком математического
свойства и что она сказываетсЯ  о сущности и материи и  скорее составлЯет их
видовое отличие, нежели самое материю; это подобно  тому, как и размышлЯющие
о  природе  говорЯт  о разреженном  и плотном,  называЯ  их первыми видовыми
отличиЯми  субстрата:  ведь  и здесь речь  идет о некоторого рода  избытке и
недостатке. Ђ что касаетсЯ  движениЯ, то Ясно, что если бы  большое и  малое
были  движением,  ќйдосы должны были бы двигатьсЯ;  если  же нет, то  откуда
движение поЯвилось? ‚ таком  случае было бы  сведено на нет все рассмотрение
природы.
     ’акже и то, что кажетсЯ легким делом,  -  доказать, что все едино, этим
способом не удаетсЯ, ибо через отвлечение (ekthesis)  получаетсЯ не  то, что
все едино, а то, что есть некоторое само-по-себе-единое, если  даже  принЯть
все  [предпосылки]. „а  и этого самого-посебе-единого  не получитсЯ, если не
согласитьсЯ, что общее есть род; а это в некоторых случаЯх невозможно.
     Ќе  даетсЯ  также  никакого  объЯснениЯ,  как  существует   или   может
существовать то, что [у них] идет после чисел  - линии, плоскости и тела,  и
каков  их смысл:  ведь они не могут быть ни ќйдосами (ибо они не числа),  ни
чем-то промежуточным (ибо таковы  математические  предметы), ни  преходЯщими
вещами; они со своей стороны  оказались бы каким-то другим - четвертым родом
[сущностей].
     ‚ообще  если  искать  элементы  существующего,  не  различаЯ  множества
значений  сущего,  то  найти  эти  элементы  нельзЯ, особенно  когда  вопрос
ставитсЯ таким образом:  из  каких элементов состоит сущее? ‚ самом деле, из
каких  элементов  состоит  действие или  претерпевание,  или  прЯмое, этого,
конечно,  указать  нельзЯ, а если  возможно  указать элементы,  то  лишь длЯ
сущностей. Ђ потому неверно искать элементы всего существующего или  думать,
что имеют их.
     „а  и как было бы возможно познать элементы  всего?  ‚едь Ясно, что  до
этого познаниЯ раньше ничего нельзЯ знать. ‚едь так же,  как тот, кто учитсЯ
геометрии,  хотЯ и  может раньше знать другое,  но  не  может заранее  знать
ничего из того, что эта наука исследует и что он намерен  изучать, точно так
же обстоит дело и во всех  остальных случаЯх. Џоэтому, если есть некаЯ наука
обо всем существующем, как утверждают некоторые,  то человек, намеревающийсЯ
ее  изучать, раньше  ее  ничего не может знать. Ђ между тем  всЯкое изучение
происходит через предварительное знание всех [предпосылок]  или некоторых: и
изучение  через  доказательства, и  изучение через  определениЯ,  ибо части,
составлЯющие  определение, надо знать заранее, и они должны быть доступны; и
то же можно сказать и об изучении через наведение. ‘ другой стороны, если бы
оказалось, что  нам такое знание врождено,  то нельзЯ было бы не удивлЯтьсЯ,
как же остаетсЯ не замеченным нами обладание наилучшим из знаний.
     „алее, как можно будет  узнать, из каких  [элементов] состоит [сущее] и
как это станет Ясным? ‚ этом тоже ведь есть затруднение. ‚ самом деле, здесь
можно спорить так же, как и о некоторых слогах: одни говорЯт, что za состоит
из d, s и и, а другие утверждают, что это другой звук, отличный от известных
нам звуков.
     Љроме того,  как можно  знать то, что воспринимаетсЯ чувствами, не имеЯ
такого восприЯтиЯ?  € однако  же, это  было бы необходимо, если элементы, из
которых  состоЯт  все вещи  (подобно  тому как  составные  звуки  состоЯт из
элементов, свойственных лишь звуку), были бы одними и теми же.

        ѓ‹Ђ‚Ђ „…‘џ’Ђџ

     “же из  ранее сказанного Ясно, что  все  философы ищут, по-видимому, те
причины, которые обозначены  нами в сочинении  о природе, и что  помимо этих
причин мы не могли бы указать  ни одной. Ќо делают они это нечетко. € хотЯ в
некотором смысле все  эти причины раньше  указаны, однако в некотором смысле
отнюдь нет. €бо похоже на лепет то,  что говорит обо всем прежнЯЯ философиЯ,
поскольку  она  была  молода и при своем начале. ‚едь даже ќмпедокл говорит,
что  кость  существует  через  соотношение,  а это у  него суть  ее бытиЯ  и
сущность ее. Ќо подобным же  образом должны быть таким соотношением и плоть,
и всЯкаЯ  другаЯ вещь, или же  никакаЯ  вещь. €бо через  соотношение  должны
существовать  и плоть, и  кость, и всЯкаЯ другаЯ вещь, а не через материю, о
которой говорит ќмпедокл, - через  огонь, землю, воду и воздух. Ќо с этим он
необходимо бы согласилсЯ, если бы так стал говорить кто-то другой, сам же он
этого отчетливо не утверждал.
     ’акого рода вопросы выЯснЯлись и раньше. Ђ все, что по этим же вопросам
может вызвать затруднениЯ, мы повторим. €бо, быть может, через их устранение
мы найдем путь длЯ устранениЯ последующих затруднений.


         * ЉЌ€ѓЂ ‚’ЋђЂџ * 

        ѓ‹Ђ‚Ђ Џ…ђ‚Ђџ

     €сследовать истину  в одном отношении трудно, в другом легко. ќто видно
из  того, что  никто не в со стоЯнии достичь ее надлежащим  образом, но и не
терпит полную  неудачу, а  каждый  говорит что-то  о природе  и  поодиночке,
правда, ничего или мало  добавлЯет к истине, но, когда все это складываетсЯ,
получаетсЯ заметнаЯ величина. Џоэтому если дело  обстоит примерно так, как у
нас говоритсЯ в пословице:  "Љто  же не попадет в  ворота [из  лука]?", то в
этом отношении исследовать  истину  легко; однако,  что,  обладаЯ  некоторым
целым,  можно быть не в состоЯнии владеть частью, - это показывает трудность
исследованиЯ истины.
     Ќо поскольку трудность двоЯкаЯ, причина ее, быть может, не в вещах, а в
нас самих: действительно, каков дневной  свет  длЯ летучих мышей, таково длЯ
разума в нашей душе то, что по природе своей очевиднее  всего. € справедливо
быть признательным не только тем, чьи  мнениЯ мы можем  разделить, но и тем,
кто высказалсЯ более поверхностно: ведь и они в чем-то содействовали истине,
упражнЯЯ до  нас  способность [к познанию].  ‚  самом деле, если бы  не было
’имофеЯ, мы не имели бы многих лирических песен; а если  бы не было ”ринида,
то не было бы ’имофеЯ. ’о же можно сказать и о тех, кто говорил об истине, -
от  одних мы позаимствовали некоторые мнениЯ,  а благодарЯ другим  поЯвились
эти.
     ‚ерно также и  то, что философиЯ называетсЯ знанием об  истине. ‚ самом
деле,  цель умозрительного  знаниЯ  - истина,  а  цель  знаниЯ,  касающегосЯ
деЯтельности,  -  дело:   ведь  люди  деЯтельные   даже  тогда,  когда   они
рассматривают вещи, каковы они, исследуют не вечное, а вещь в ее отношении к
чему-то  и в настоЯщее времЯ.  Ќо  мы не знаем истины, не знаЯ причины. Ђ из
всех  вещей  тем  или  иным свойством  в  наибольшей  степени  обладает  та,
благодарЯ  которой  такое  же  свойство  присуще  и другим;  например, огонь
наиболее тепел,  потому что он и длЯ  других вещей причина тепла. ’ак  что и
наиболее  истинно  то, что  длЯ последующего  есть причина  его  истинности.
Џоэтому и  начала вечно существующего всегда должны быть наиболее истинными:
они  ведь  истинны  не временами и причина их  бытиЯ не  в чем-то другом, а,
наоборот,  они  сами причина  бытиЯ всего остального; так  что  в какой мере
каждаЯ вещь причастна бытию, в такой и истине.

        ѓ‹Ђ‚Ђ ‚’ЋђЂџ

     џсно  во  всЯком случае, что  имеетсЯ некоторое  начало  и  что причины
существующего не беспредельны - ни в смысле беспредельного рЯда, ни по виду.
‚  самом  деле,  не  может  одно  возникать   из  другого  как   из  материи
беспредельно, например: плоть из земли, землЯ  из воздуха, воздух из огнЯ, и
так безостановочно; точно так же и то, откуда начало движениЯ, не составлЯет
беспредельного рЯда, например так, что человек приведен в движение воздухом,
воздух - солнцем,  солнце  - враждой, и так далее  без  конца.  Џодобным  же
образом  и цель не  может идти в  бесконечность  -  хождение  ради здоровьЯ,
здоровье ради счастьЯ,  счастье  ради чего-то еще,  и  так беспрестанно одно
ради  другого.  € точно  так  же  дело обстоит и  с сутью  бытиЯ вещи. €бо в
отношении средних  [звеньев], вне которых имеетсЯ  что-то последнее и что-то
предшествующее, предшествующее необходимо должно быть причиной последующего.
…сли нам надо сказать,  что из этих трех есть причина, то мы  укажем первое,
во всЯком  случае  не последнее, ибо то, что в конце,  ни длЯ  чего не  есть
причина; во и не  среднее, ибо оно причина только  одного (при этом не имеет
никакого  значениЯ,  будет  ли  одно  среднее  или  больше,  бесконечное  ли
множество  средних [звеньев] или конечное). “ беспредельного в этом смысле и
у  беспредельного  вообще  все  части  одинаково  средние,  вплоть  до  ныне
рассматриваемой; так что если  нет  ничего  первого,  то вообще  нет никакой
причины.
     Ќо точно так же и по направлению вниз нельзЯ идти в бесконечность, если
по  направлению вверх имеетсЯ начало, так, чтобы из огнЯ возникала вода,  из
воды - землЯ, и  так беспрестанно какой-нибудь другой род. ‚  самом  деле, в
двух смыслах  можно  говорить, что одно  возникает из  другого  (помимо  тех
случаев,  когда "одно из  другого" означает "одно  после  другого", например
олимпийские  игры  "из"  истмийских):  или  так,  как  из мальчика,  который
изменЯетсЯ,  - взрослый мужчина, или  так, как воздух  из воды. ѓоворЯ  "как
взрослый мужчина из мальчика", мы имеем в виду "как возникшее - из того, что
прежде возникало, или завершенное  - из того, что прежде завершалось" [здесь
всегда   есть   что-то  промежуточное:   как  между  бытием  и  небытием   -
возникновение, так и  возникающее - между сущим и не-сущим; ведь  учащийсЯ -
это становЯщийсЯ  знаток, и именно это мы  имеем в виду, когда  говорим, что
"из"  учащегосЯ  возникает  знаток). Ђ  "как  из  воздуха -  вода"  означает
возникновение через уничтожение одного из них.  Џоэтому  в первом случае нет
взаимного перехода, и взрослый мужчина не становитсЯ мальчиком (ибо здесь из
возникновениЯ  возникает  не  то,  что находитсЯ в возникновении,  а то, что
существует после возникновениЯ; и  точно так же день - "из" утра, потому что
день - после утра, и поэтому утро не может возникать  из  днЯ). Ђ  во втором
случае имеет место взаимный переход. Ќо и в том и в другом случае невозможно
идти  в   бесконечность.  „ействительно,   в  первом  случае   промежуточное
необходимо  имеет  конец,  а  во втором  одно  переходит  в  другое;  причем
уничтожение одного из них есть возникновение другого.
     ‚месте с тем  первое, будучи  вечным,  не может  уничтожитьсЯ; в  самом
деле,  так  как возникновение  по  направлению  вверх  не  беспредельно,  то
необходимо, чтобы не  было вечным то, из чего как из первого возникло что-то
через его уничтожение.
     „алее, "то, ради чего",  - это конечнаЯ цель,  а конечнаЯ цель - это не
то, что существует ради другого, а то,  ради чего существует другое; так что
если будет такого рода последнее, то не будет  беспредельного движениЯ; если
же нет такого  последнего,  то не будет  конечной цели. Ђ те,  кто  признает
беспредельное  [движение] , невольно отвергают благо  как таковое; между тем
никто не принималсЯ бы за какое-нибудь дела, если бы не намеревалсЯ прийти к
какому-нибудь пределу. €  не  было бы ума у поступающих  так,  ибо тот,  кто
наделен  умом,  всегда  действует  ради чего-то,  а  это  нечто-предел,  ибо
конечнаЯ цель есть предел.
     Ќо точно так же и суть бытиЯ вещи нельзЯ сводить к другому определению,
более пространному: ведь предшествующее определение  всегда есть определение
в большей  мере, а  последующее-нет; если же первое не есть определение сути
бытиЯ вещи,  то  еще  менее  последующее.  „алее,  те, кто  так  утверждает,
уничтожают знание: ведь невозможно знать, пока  не доходЯт  до неделимого. €
познание  [в  таком  случае]  невозможно,  ибо как  можно  мыслить  то,  что
беспредельно в этом смысле? ‚едь здесь дело не так  обстоит, как с линией, у
которой  деление,  правда,  может  осуществлЯтьсЯ безостановочно, но которую
нельзЯ  помыслить,  не прекратив его;  так  что,  кто  хочет  обозреть ее  в
беспредельной  делимости, тот не может исчислЯть ее отрезки. Ќо в движущейсЯ
вещи необходимо мыслить и  материю.  € ничто  беспредельное  не  может иметь
бытие;  а   если  и  не  так,  то  во  всЯком  случае  существо  (to  einai)
беспредельного не беспредельно.
     ‘ другой стороны, если бы были  беспредельны по количеству виды причин,
то и в этом случае не было бы возможно познание: мы считаем, что  у нас есть
знание тогда, когда мы познаем причины;  а беспредельно  прибавлЯемое нельзЯ
пройти в конечное времЯ.

        ѓ‹Ђ‚Ђ ’ђ…’њџ

     “своение  преподанного  зависит  от  привычек  слушателЯ;  какие  у нас
сложились привычки, такого изложениЯ мы и требуем, и то, что говорЯт  против
обыкновениЯ, кажетсЯ  неподходЯщим, а из-за непривычности - более непонЯтным
и  чуждым, ибо  привычное  более  понЯтно.  Ђ  какую  силу имеет  привычное,
показывают законы,  в  которых то, что  выражено в форме  мифов и  по-детски
просто, благодарЯ привычке имеет большую силу, нежели знание самих законов .
Ћдни не воспринимают преподанного, если излагают  математически, другие-если
не приводЯт примеров, третьи требуют, чтобы приводилось свидетельство поэта.
€ одни хотЯт,  чтобы все  излагалось  точно, а  других точность тЯготит  или
потому,  что  они не  в состоЯнии свЯзать  [одно с другим],  или потому, что
считают  точность мелочностью. ‚  самом деле,  есть у точности что-то такое,
из-за  чего  она  как  в  делах,  так  и  в рассуждениЯх  некоторым  кажетсЯ
низменной. Џоэтому надо приучитьсЯ к тому, как воспринимать  каждый предмет,
ибо  нелепо  в  одно и то же времЯ искать  и звание,  и способ его усвоениЯ.
Њежду тем нелегко достигнуть даже и одного из них.
     Ђ математической точности нужно требовать не длЯ всех предметов, а лишь
длЯ нематериальных. ‚от почему этот способ  не подходит длЯ рассуждающего  о
природе, ибо  всЯ природа,  можно сказать,  материальна.  Ђ потому  надлежит
прежде всего рассмотреть, что такое природа.  Џосле этого станет Ясным и то,
чем занимаетсЯ учение о  природе,  <есть ли исследование причин и начал дело
одной или нескольких наук>.


         * ЉЌ€ѓЂ ’ђ…’њџ * 

        ѓ‹Ђ‚Ђ Џ…ђ‚Ђџ

     „лЯ искомой  нами науки мы  должны прежде  всего разобрать,  что прежде
всего  вызывает  затруднениЯ;  это,  во-первых, разные  мнениЯ,  высказанные
некоторыми  о  началах,  и,  во-вторых,  то,  что  осталось  до сих пор  без
вниманиЯ. Ђ  надлежащим образом  разобрать затруднениЯ полезно  длЯ тех, кто
хочет  здесь  преуспеть, ибо последующий  успех  возможен  после  устранениЯ
предыдущих  затруднений и узел нельзЯ развЯзать, не знаЯ его. ‡атруднение же
в мышлении и  обнаруживает  такой узел в  предмете  исследованиЯ;  поскольку
мышление находитсЯ в затруднении, оно испытывает такое же состоЯние, как те,
кто во что-то закован,- в том и в другом случае невозможно двинутьсЯ вперед.
Џоэтому  необходимо  прежде  рассмотреть  все трудности  как  по  только что
указанной причине, так и потому, что те, кто исследует, не обращаЯ  вниманиЯ
прежде  всего на затруднениЯ, подобны тем, кто не  знает,  куда  идти, и им,
кроме того, остаетсЯ даже неизвестным, нашли ли они то, что искали, или нет:
это потому, что длЯ такого человека  цель не Ясна, тогда  как длЯ того,  кто
разобралсЯ в  затруднениЯх,  она Ясна. „алее, лучше судит, несомненно,  тот,
кто выслушал--словно тех,  кто ведет  тЯжбу,-  все  оспаривающие  друг друга
рассуждениЯ.
     ’ак  вот,  первое  затруднение  относительно  тех   начал,  которые  мы
разобрали  вначале, заключаетсЯ в том, исследует ли причины  одна или многие
науки  и  должна ли  искомаЯ  нами  наука  уразуметь  только  первые  начала
сущности, или ей следует заниматьсЯ и теми началами,  из которых все исходЯт
в доказательстве, как, например, выЯснить, возможно  ли в одно и то же времЯ
утверждать и отрицать одно и то же или нет, и тому подобное.€ если имеетсЯ в
виду наука  о сущности,  то  рассматривает  ли все сущности  одна наука  или
несколько, и  если  несколько, то  однородны ли  они,  или же  одни  следует
называть  мудростью,  а  другие  -  по-иному.  €   вот  что  еще  необходимо
исследовать существуют ли одни только чувственно воспринимаемые сущности или
также другие помимо них, и [если также другие], то имеютсЯ ли такие сущности
только одного вида или  их  несколько родов, как  полагают те, например, кто
признает  ќйдосы,  а  также математические предметы  как промежуточные между
ќйдосами и чувственно  воспринимаемыми вещами. ќти вот вопросы надлежит, как
мы  утверждаем, рассмотреть, а также  вопрос о том, касаетсЯ ли исследование
одних лишь сущностей или также привходЯщих свойств, которые сами по  себе им
присущи.  Љроме того, относительно  тождественного и  различного, сходного и
несходного,  <одинаковости> и противоположности,  а также  предшествующего и
последующего и всего тому подобного, что пытаютсЯ  рассматривать диалектики,
исходЯ  лишь  из правдоподобного,  следует  спросить:  какой  науке надлежит
рассмотреть все  это?  €  далее,  также  относительно  привходЯщих  свойств,
которые сами по  себе им присущи, не только что такое  каждое  из них, но  и
противоположно ли одному [лишь] одно. ’очно  так же, есть ли указанные  выше
начала и элементы роды или же они составные части, на которые делитсЯ всЯкаЯ
вещь? € если  они роды, то те ли, что как последние  сказываютсЯ о единичном
(atomos), или первые, например, живое ли существо или человек начало  и кому
из них бытие присуще  в большей  мере по сравнению с отдельным существом? Ќо
главным  образом  нужно рассмотреть  и  обсудить вопрос:  имеетсЯ  ли  кроме
материи причина сама по себе или нет, и существует ли такаЯ причина отдельно
или нет, а  также одна  ли она или имеетсЯ большее число таких причин?’акже:
существует ли или нет что-то помимо составного целого (а о составном целом Я
говорю,  когда  что-то  сказываетсЯ  о  материи)  или  же  длЯ  одних  вещей
существует, длЯ других нет,  и [в последнем случае]  что это за вещи? „алее,
ограниченны  ли начала  по  числу  или  по  виду  -  и те,  что  выражены  в
определениЯх, и те, что относЯтсЯ к субстрату, - а также имеют ли преходЯщее
и  непреходЯщее  одни  и  те  же начала  или  различные,  и  все  ли  начала
непреходЯщи или же начала преходЯщих вещей преходЯщи? „алее, самый трудный и
недоуменный вопрос: есть ли единое и сущее, как это утверждали пифагорейцы и
Џлатон, не нечто иное, а сущность вещей, или же это не так, а в основе лежит
нечто иное,  например, как утверждает ќмпедокл,  дружба, а другие указывают:
кто-огонь, кто-воду или воздух? € кроме того, есть ли начала нечто общее или
они подобны  единичным  вещам,  и существуют ли  они  в  возможности  или  в
действительности?  €  далее,  существуют  ли  они  иначе,  чем  в  отношении
движениЯ?  ‚едь и этот вопрос  представлЯет большое затруднение. Љроме того,
есть  ли  числа, линии, фигуры  и  точки  некие  сущности  или нет,  а  если
сущности, то существуют ли они отдельно от чувственно  воспринимаемых  вещей
или же  находЯтсЯ в них?  Џо  всем этим  вопросам  не только  трудно достичь
истины,  но  и  нелегко   надлежащим  образом   выЯснить  свЯзанные  с  ними
затруднениЯ.

        ѓ‹Ђ‚Ђ ‚’ЋђЂџ

     €так,  прежде  всего  надлежит  разобрать  вопрос,  поставленный   нами
вначале: исследует ли все роды причин одна или многие науки?
     ‘ одной стороны, как может  быть  делом одной науки - познавать начала,
если они не противоположны  друг другу? € кроме того, многим из существующих
вещей присущи не  все  начала.  ‚  самом деле,  каким образом  может  начало
движениЯ или  благо как таковое существовать длЯ  неподвижного, раз все, что
есть благо,  само по себе и по своей природе есть некотораЯ цель и постольку
причина, поскольку ради него и возникает и существует другое, цель же и "то,
ради чего"  -  это цель какого-нибудь  действиЯ, а все действиЯ  сопрЯжены с
движением?  ’ак что  в  неподвижном  не  может  быть  ни  этого  начала,  ни
какого-либо блага самого  по себе. Џоэтому  в математике и  не  доказываетсЯ
ничего  через  посредство  этой  причины,  и ни в  одном  доказательстве  не
ссылаютсЯ здесь на то, что так лучше или хуже,  да и вообще ничего подобного
никому здесь даже на ум  не приходит. ‚от почему некоторые софисты, например
Ђристипп, относились к математике  пренебрежительно: в остальных искусствах,
мол,  даже  в  ремесленнических,  например в  плотничьем и  сапожном, всегда
ссылаютсЯ на  то,  что  так  лучше  или  хуже,  математическое же  искусство
совершенно не принимает во внимание хорошее и дурное.
     ‘ другой стороны, если  существуют  многие науки о  причинах, одна - об
одном начале, другаЯ  - о другом, то какую из них надо признать искомой нами
наукой и кого из тех, кто владеет этими науками, считать наилучшим  знатоком
искомого предмета?  ‚едь вполне возможно,  что длЯ одного  и того же имеютсЯ
все  виды  причин; например,  у  дома  то,  откуда движение,  - строительное
искусство и строитель; "то, ради чего"- сооружение; материЯ-землЯ  и  камни;
форма-замысел дома  (logos).  € если  исходить  из  того,  что  было  раньше
определено по вопросу, какую из наук  следует называть мудростью, то имеетсЯ
основание называть  каждую из этих  наук. „ействительно, как самую главную и
главенствующую науку,  которой  все  другие  науки,  словно рабыни, не смеют
прекословить,  следовало бы  называть мудростью науку о цели  и о благе (ибо
ради них существует другое).  Ђ поскольку мудрость была определена как наука
о первых причинах и о том, что наиболее достойно познаниЯ, мудростью надо бы
признать науку о сущности. ‚ самом деле, из тех, кто по-разному знает один и
тот  же  предмет, больше, по  нашему мнению, знает тот, кто знает, что такое
этот предмет по его  бытию,  а  не по  его небытию; из  тех же, кто обладает
таким знанием, знает больше,  чем другой, и больше всего тот, кто знает суть
вещи, а не тот, кто знает, сколь велика она или какого она качества, или что
она  способна по  своей природе делать или претерпевать; а затем и в  других
случаЯх мы  полагаем, что обладаем знанием чего-то, в  том числе и того, длЯ
чего имеютсЯ доказательства,  когда нам известно, что оно  такое  (например,
что такое превращение  в квадрат: это нахождение средней [пропорциональной];
так же обстоит дело и в  остальных случаЯх). ‘ другой стороны,  относительно
того  или другого  возникновениЯ  и  действиЯ,  как  и относительно  всЯкого
изменениЯ,  мы считаем  себЯ знающими, когда  знаем начало  движениЯ. Ђ  оно
начало,  отличное  от  цели  и  противоположное  ей.  ’аким  образом,  можно
подумать, что исследование каждой из этих причин есть дело особой науки.
     ђавным образом  спорен и  вопрос  о началах доказательства, имеетсЯ  ли
здесь одна наука или  больше. Ќачалами доказательства Я называю общепринЯтые
положениЯ, на  основании  которых  все строЯт  свои доказательства, например
положение, что относительно чего бы то  ни было  необходимо или утверждение,
или отрицание и что невозможно в  одно и то же времЯ быть и не быть, а также
все другие положениЯ такого рода; так вот,  занимаетсЯ ли  этими положениЯми
та же наука, котораЯ занимаетсЯ сущностью, или же другаЯ, и  если не одна  и
та же, то какую из них  надо признать искомой нами теперь? Џолагать, что ими
занимаетсЯ  одна наука,  нет  достаточных  оснований. „ействительно,  почему
уразумение этих положений есть особое дело геометрии,  а не дело какой бы то
ни было другой науки? Џоэтому если оно в одинаковой мере относитсЯ ко всЯкой
отдельной науке, а между тем не может относитьсЯ ко всем наукам, то познание
этих начал не  есть  особое дело  ни прочих наук,  ни той,  котораЯ  познает
сущности.
     Љроме того, в каком  смысле возможна наука о  таких  началах? —то такое
каждое из них, это мы  знаем и теперь  (по  крайней мере и  другие искусства
пользуютсЯ   этими  началами  как  уже  известными).  Ђ  если  о  них   есть
доказывающаЯ  наука, то должен будет  существовать некоторый  род, лежащий в
основе  этой науки, и одни  из этих начал будут его  свойствами, а другие  -
аксиомами (ибо невозможны  доказательства длЯ  всего):  ведь  доказательство
должно даватьсЯ  исходЯ из  чего-то относительно  чего-то  и длЯ обоснованиЯ
чего-то.  ’аким  образом,  выходит,  что   все,   что  доказываетсЯ,  должно
принадлежать к одному роду, ибо все доказывающие науки  одинаково пользуютсЯ
аксиомами.
     Ќо если  наука о  сущности и наука о началах  доказательства разные, то
спрашиваетсЯ:  какаЯ  из них главнее и первое по своей природе? ‚едь аксиомы
обладают наивысшей степенью общности и суть начала  всего.  €  если не  дело
философа исследовать,  что относительно них правда и чт