—ингиз ’орекулович Ђйтматов. Њатеринское поле

Ћцените этот текст:
—ингиз ’орекулович Ђйтматов. Њатеринское поле

-----------------------------------------------------------------------
—ингиз Ђйтматов. Џервый учитель. Џовести
Џеревод с киргизского автора
€здательство детской литературы "‚еселка", Љиев, 1976
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 28 маЯ 2003 года
-----------------------------------------------------------------------

€мЯ киргизского прозаика —ингиза Ђйтматова широко известно советскому
читателю. …го произведениЯ переведены на многие Языки мира.
‚ книгу вошли отмеченные ‹енинской премией "Џовести гор и степей"
("„жамилЯ", "Џервый учитель", "’ополек мой в красной косынке", "‚ерблюжий
глаз") и повесть "Њатеринское поле".

Ћтец, Я не знаю, где ты похоронен.
ЏосвЯщаю тебе, ’орекулу Ђйтматову.
Њама, ты вырастила всех нас, четверых.
ЏосвЯщаю тебе, Ќагиме Ђйтматовой.

‚ белом свежевыстиранном платье, в темном стеганом бешмете, повЯзаннаЯ
белым платком, она медленно идет по тропе среди жнивьЯ. ‚округ никого нет.
Ћтшумело лето. Ќе слышно в поле голосов людей, не пылЯт на проселках
машины, не видно вдали комбайнов, не пришли еще стада на стерню.
‡а серым большаком далеко, невидимо простираетсЯ осеннЯЯ степь.
Ѓесшумно кочуют над ней дымчатые грЯды облаков. Ѓесшумно растекаетсЯ по
полю ветер, перебираЯ ковыль и сухие былинки, бесшумно уходит он к реке.
Џахнет подмокшей в утренние заморозки травой. ‡емлЯ отдыхает после жатвы.
‘коро начнетсЯ ненастье, польют дожди, запорошит землю первым снегом и
грЯнут бураны. Ђ пока здесь тишина и покой.
Ќе надо мешать ей. ‚от она останавливаетсЯ и долго смотрит вокруг
потускневшими, старыми глазами.
- ‡дравствуй, поле, - тихо говорит она.
- ‡дравствуй, ’олгонай. ’ы пришла? € еще постарела. ‘овсем седаЯ. ‘
посошком.
- „а, старею. Џрошел еще один год, а у тебЯ, поле, еще одна жатва.
‘егоднЯ день поминовениЯ.
- ‡наю. †ду тебЯ, ’олгонай. Ќо ты и в этот раз пришла одна?
- Љак видишь, опЯть одна.
- ‡начит, ты ему ничего еще не рассказала, ’олгонай?
- Ќет, не посмела.
- „умаешь, никто никогда не расскажет ему об этом? „умаешь, не
обмолвитсЯ кто ненароком?
- Ќет, почему же? ђано или поздно ему станет все известно. ‚едь он уже
подрос, теперь он может узнать и от других. Ќо длЯ менЯ он все еще дитЯ. €
боюсь Я, боюсь начать разговор.
- Ћднако человек должен узнать правду. ’олгонай.
- Џонимаю. ’олько как ему сказать? ‚едь то, что знаю Я, то, что знаешь
ты, поле мое родимое, то, что знают все, не знает только он один. Ђ когда
узнает, то что подумает он, как посмотрит на былое, дойдет ли разумом и
сердцем до правды? Њальчишка ведь еще. ‚от и думаю, как быть, как сделать,
чтобы не повернулсЯ он к жизни спиной, а всегда прЯмо смотрел ей в глаза.
ќх, если бы можно было просто в двух словах взЯть да и рассказать, будто
сказку. ‚ последнее времЯ только об этом и думаю, ведь не ровен час - помру
вдруг. ‡имой как-то заболела, слегла, думала - конец. € не столько боЯлась
смерти - пришла бы, Я противитьсЯ бы не стала, - а боЯлась Я, что не успею
открыть ему глаза на самого себЯ, боЯлась унести с собой его правду. Ђ ему
и невдомек было, почему так маЯлась Я... †алел, конечно, даже в школу не
ходил, все крутилсЯ возле постели - в мать весь. "Ѓабушка, бабушка! Њожет,
воды тебе или лекарства? €ли укрыть потеплее?" Ђ Я не решилась, Язык не
повернулсЯ. “ж очень он доверчивый, бесхитростный. ‚ремЯ идет, и никак не
найду Я, с какого конца приступить к разговору. Џо-всЯкому прикидывала, и
так и эдак. € сколько ни думаю, прихожу к одной мысли. —тобы он правильно
рассудил то, что было, чтобы он правильно понЯл жизнь, Я должна рассказать
ему не только о нем самом, не только о его судьбе, но и о многих других
людЯх и судьбах, и о себе, и о времени своем, и о тебе, мое поле, о всей
нашей жизни и даже о велосипеде, на котором он катаетсЯ, ездит в школу и
ничего не подозревает. Ѓыть может, только так будет верно. ‚едь тут ничего
не выкинешь, ничего не прибавишь: жизнь замесила всех нас в одно тесто,
завЯзала в один узел. Ђ историЯ такаЯ, что не всЯкий даже взрослый человек
разберетсЯ в ней. Џережить ее надо, душой понЯть... ‚от и раздумываю...
‡наю, что это мой долг, если бы удалось его исполнить, то и умирать не
страшно было бы...
- ‘адись, ’олгонай. Ќе стой, ноги-то у тебЯ больные. ЏрисЯдь на
камень, подумаем вместе. ’ы помнишь, ’олгонай, когда ты первый раз пришла
сюда?
- ’рудно припомнить, столько воды утекло с тех пор.
- Ђ ты постарайсЯ вспомнить. ‚спомни, ’олгонай, все с самого начала.

‘мутно очень припоминаю: когда Я была маленькой, в дни жатвы менЯ
приводили сюда за руку и сажали в тени под копной. Њне оставлЯли ломоть
хлеба, чтобы Я не плакала. Ђ потом, когда Я подросла, Я прибегала сюда
стеречь посевы. ‚есной тут скот прогонЯли в горы. ’огда Я была быстроногой
косматой девчушкой. ‚збалмошное, беззаботное времЯ - детство! Џомню,
скотоводы шли с низовий †елтой равнины. ѓурты за гуртами спешили на новые
травы, в прохладные горы. ѓлупаЯ Я тогда была, как подумаю. ’абуны мчались
со степи лавиной, подвернешьсЯ - растопчут вмиг, пыль на версту оставалась
висеть в воздухе, а Я прЯталась в пшенице и выскакивала вдруг, как зверек,
пугала их. ‹ошади шарахались, а табунщики гнались за мной.
- ќй, косматаЯ, вот мы тебе!
Ќо Я увертывалась, убегала по арыкам.
ђыжие отары овец проходили здесь день за днем, курдюки колыхались в
пыли, как град, стучали копыта. ѓнали овец черные охрипшие пастухи. Џотом
шли кочевьЯ богатых аилов с караванами верблюдов, с бурдюками кумыса,
притороченными к седлам. „евушки и молодайки, разнарЯженные в шелка,
покачивались на резвых иноходцах, пели песни о зеленых лугах, о чистых
реках. „ивилась Я и, позабыв обо всем на свете, долго бежала за ними. "‚от
бы и мне когда такое красивое платье и платок с кистЯми!" - мечтала Я,
глЯдЯ на них, пока они не скрывались из виду. Љем была Я тогда? Ѓосоногой
дочкой батрака - джатака. „еда моего оставили за долги пахарем, так и пошло
в нашем роду. Ќо хотЯ никогда не носила Я шелкового платьЯ, выросла
приметной девушкой. € любила смотреть на свою тень. €дешь и поглЯдываешь,
как в зеркало любуешьсЯ... —уднаЯ была Я, ей-богу. ‹ет семнадцать мне было,
когда на жатве Я и встретила ‘уванкула. ‚ тот год он пришел батрачить с
‚ерхнего ’аласа. Ђ Я и сейчас закрою глаза - и точь-в-точь вижу его, каким
он был тогда. ‘овсем молодой еще, лет девЯтнадцати... ђубахи на нем не
было, ходил, накинув на голые плечи старый бешмет. —ерный от загара, как
прокопченный; скулы блестели, как темнаЯ медь; с виду казалсЯ он худым,
тонким, но грудь у него была крепкаЯ и руки словно железные. € работник он
был - такого не скоро сыщешь. Џшеницу жал легко, чисто, только слышишь
рЯдом, как серп звенит да колосьЯ подрезанные падают. Ѓывают такие люди -
любо смотреть, как работают. ‚от и ‘уванкул был таким. Ќа что Я считалась
быстрой жницей, а всегда отставала от него. „алеко уходил вперед ‘уванкул,
потом, бывало, оглЯнетсЯ и вернетсЯ, чтобы помочь мне сравнЯтьсЯ. Ђ менЯ
это задевало, Я сердилась и гнала его:
- Ќу, кто тебЯ просил? Џодумаешь! Ћставь, Я и сама управлюсь!
Ђ он не обижалсЯ, усмехнетсЯ и молча делает свое. € зачем Я сердилась
тогда, глупаЯ?
Њы всегда первыми приходили на работу. ђассвет только-только
наливалсЯ, все еще спали, а мы уже отправлЯлись на жатву. ‘уванкул всегда
ожидал менЯ за аилом, на тропинке нашей.
- ’ы пришла? - говорил он мне.
- Ђ Я думала, что ты давно ушел, - отвечала Я всегда, хотЯ знала, что
без менЯ он никуда не уйдет.
€ потом мы шли вместе.
Ђ зарЯ разгоралась, золотились первыми самые высокие снежные вершины
гор, и ветер со степи струилсЯ навстречу синей-синей рекой. ќти летние зори
были зорЯми нашей любви. Љогда мы шли с ним вдвоем, весь мир становилсЯ
иным, как в сказке. € поле - серое, истоптанное и перепаханное -
становилось самым красивым полем на свете. ‚месте с нами встречал
восходЯщую зарю ранний жаворонок. Ћн взлетал высоко-высоко, повисал в небе,
как точка, и билсЯ там, трепыхалсЯ, словно человеческое сердце, и столько
раздольного счастьЯ звенело в его песнЯх...
- ‘мотри, запел наш жаворонок! - говорил ‘уванкул.
—удно, даже жаворонок был у нас свой.
Ђ луннаЯ ночь? Ѓыть может, никогда больше не повторитсЯ такаЯ ночь. ‚
тот вечер мы остались с ‘уванкулом работать при луне. Љогда луна, огромнаЯ,
чистаЯ, поднЯлась над гребнем вон той темной горы, звезды в небе все разом
открыли глаза. Њне казалось, что они видЯт нас с ‘уванкулом. Њы лежали на
краю межи, подстелив под себЯ бешмет ‘уванкула. Ђ подушкой под головой был
привалок у арыка. ’о была самаЯ мЯгкаЯ подушка. € это была наша перваЯ
ночь. ‘ того днЯ всю жизнь вместе... Ќатруженной, тЯжелой, как чугун, рукой
‘уванкул тихо гладил мое лицо, лоб, волосы, и даже через его ладонь Я
слышала, как буйно и радостно колотилось его сердце. џ тогда сказала ему
шепотом:
- ‘уван, ты как думаешь, ведь мы будем счастливыми, да?
€ он ответил:
- …сли землЯ и вода будут поделены всем поровну, если и у нас будет
свое поле, если и мы будем пахать, сеЯть, свой хлеб молотить - это и будет
нашим счастьем. Ђ большего счастьЯ человеку и не надо, ’олгон. ‘частье
хлебороба в том, что он посеет да пожнет.
Њне почему-то очень понравились его слова, стало так хорошо от этих
слов. џ крепко обнЯла ‘уванкула и долго целовала его обветренное, горЯчее
лицо. Ђ потом мы искупались в арыке, брызгались, смеЯлись. ‚ода была
свежаЯ, искристаЯ, пахла горным ветром. Ђ потом мы лежали, взЯвшись за
руки, и молча, просто так смотрели в небо на звезды. €х было очень много в
ту ночь.
€ землЯ в ту синюю светлую ночь была счастлива вместе с нами. ‡емлЯ
тоже наслаждалась прохладой и тишиной. Ќад всей степью стоЯл чуткий покой.
‚ арыке лепетала вода. ѓолову кружил медовый запах донника. Ћн был в самом
цвету. €ногда набегал откуда-то горЯчий полынный дух суховеЯ, и тогда
колосьЯ на меже качались и тихо шелестели. Њожет быть, всего один раз и
была такаЯ ночь. ‚ полночь, в самую полную пору ночи, Я глЯнула на небо и
увидела „орогу ‘оломщика - Њлечный Џуть простиралсЯ через весь небосклон
широкой серебристой полосой среди звезд. џ вспомнила слова ‘уванкула и
подумала, что, может быть, и в самом деле этой ночью прошел по небу
какой-то могучий, добрый хлебороб с огромной охапкой соломы, оставлЯЯ за
собой след осыпавшейсЯ мЯкины, зерен. € Я вдруг представила себе, что
когда-нибудь, если исполнЯтсЯ наши мечты, и мой ‘уванкул вот так же понесет
с гумна солому первого обмолота. ќто будет перваЯ охапка соломы своего
хлеба. € когда он будет идти с этой пахучей соломой на руках, то за ним
останетсЯ такаЯ же дорожка растрЯсенной соломы. ‚от так Я мечтала сама с
собой, и звезды мечтали вместе со мной, и мне вдруг так захотелось, чтобы
все это сбылось, и тогда Я первый раз обратилась к матери земле с
человеческой речью. џ сказала: "‡емлЯ, ты держишь всех нас на своей груди;
если ты не даешь нам счастьЯ, то зачем тебе быть землей, а нам зачем
рождатьсЯ на свет? Њы твои дети, землЯ, дай нам счастьЯ, сделай нас
счастливыми!" ‚от какие слова Я сказала в ту ночь.
Ђ утром Я проснулась и смотрю - нет ‘уванкула со мной рЯдом. Ќе знаю,
когда он встал, пожалуй, очень рано. ‚округ на жнивье всюду лежали вповалку
новые снопы пшеницы. Ћбидно мне стало - как бы Я поработала рЯдом с ним в
ранний час...
- ‘уванкул, что же ты менЯ не разбудил? - крикнула Я.
Ћн оглЯнулсЯ на мой голос; помню, какой он был в то утро - голый по
поЯс, черные, сильные плечи его блестели от пота. Ћн стоЯл и как-то
радостно, удивленно смотрел, будто не узнавал менЯ, а потом, утираЯ ладонью
лицо, сказал улыбаЯсь:
- џ хотел, чтобы ты поспала.
- Ђ сам? - спрашиваю.
- џ ведь теперь за двоих работаю, - ответил он.
€ тут Я совсем вроде обиделась, чуть не разревелась даже, хотЯ на душе
было очень хорошо.
- Ђ где же твои вчерашние слова? - укорила Я его. - ’ы говорил, что мы
во всем будем равными, как один человек.
‘уванкул бросил серп, подбежал, схватил менЯ, поднЯл на руки и, целуЯ,
говорил:
- Ћтныне вместе во всем - как один человек. †аворонок ты мой, роднаЯ,
милаЯ!..
Ћн носил менЯ на руках, что-то еще говорил, называл менЯ жаворонком и
другими забавными именами, а Я, обхватив его за шею, хохотала, болтала
ногами, смеЯлась - ведь жаворонком называют только маленьких детей, и все
же как хорошо было слышать такие слова!
Ђ солнце только-только всходило, поднималось краем глаза из-за горы.
‘уванкул отпустил менЯ, обнЯл за плечи и вдруг крикнул солнцу:
- ќй, солнце, смотри, вот моЯ жена! ‘мотри, какаЯ она у менЯ! Џлати
мне за смотрины лучами, светом плати!
Ќе знаю, всерьез или в шутку он так сказал, только Я вдруг
расплакалась. ’ак просто, не удержалась от хлынувшей радости, переполнилась
она в груди...
€ сейчас вот вспоминаю и плачу зачем-то, глупаЯ. ‚едь то были слезы
другие, они даютсЯ человеку только раз в жизни. € разве не удалась наша
жизнь так, как мы мечтали? “далась. Њы с ‘уванкулом жизнь эту своими руками
сделали, трудились, кетмень ни летом, ни зимой не выпускали из рук. Њного
пота пролили. Њного труда ушло. Ѓыло это уже в новое времЯ - дом поставили,
скотом кое-каким обзавелись. ‘ловом, стали жить как люди. Ђ самое великое -
сыновьЯ родились у нас, трое, один за другим, как на подбор. ’еперь иной
раз такаЯ досада душу палит и такие несуразные мысли приходЯт в голову:
зачем Я рожала их, как овца, через каждые год-полтора, нет бы, как у
других, через три-четыре года - может, тогда и не случилось бы этого. Ђ
может, лучше было бы, если бы они совсем не родились на свет. „ети мои, это
Я от горЯ, от боли так говорю. Њать ведь Я, мать...
Џомню, как все они первый раз поЯвились здесь. ќто было в тот день,
когда ‘уванкул привел сюда первый трактор. ‚сю осень и зиму ‘уванкул ходил
в ‡аречье, на тот берег, училсЯ там на курсах трактористов. Њы и не знали
тогда толком, что такое трактор. € когда ‘уванкул задерживалсЯ до ночи -
ходить-то было далеко, - мне и жалко и обидно становилось за него.
- Ќу чего ради ты свЯзалсЯ с этим делом? •удо тебе, что ли, было
бригадиром... - упрекала Я его.
Ђ он, как всегда, спокойно улыбалсЯ.
- Ќу, не шуми, ’олгон. Џодожди, вот настанет весна - и тогда
убедишьсЯ. Џотерпи малость...
ѓоворила Я это не со зла - нелегко приходилось одной с детьми в доме
по хозЯйству, опЯть же работа в колхозе. Ќо отходила Я быстро: глЯну на
него, а он замерз с дороги, не евши, а Я еще заставлЯю его оправдыватьсЯ -
и самой становилось неловко.
- ‹адно уж, садись к огню, еда простыла давно, - ворчала Я, вроде бы
прощаЯ.
‚ душе-то Я понимала, что ‘уванкул не в игрушки играл. ‚ аиле тогда не
нашлось грамотного человека длЯ учебы на курсах, так ‘уванкул сам вызвалсЯ.
"џ, - говорит, - пойду и грамоте буду обучатьсЯ, освобождайте менЯ от
бригадирских дел".
‚ызватьсЯ-то вызвалсЯ, зато трудов хлебнул по горло. Љак вспомню
сейчас - интересное было времЯ, дети отцов учили. Љасым и Њаселбек ходили
уже в школу, они-то и были учителЯми. Ѓывало, по вечерам в доме настоЯщаЯ
школа. ‘толов тогда не было. ‘уванкул, лежа на полу, выводил буквы в
тетради, а сыновьЯ лезли все трое с трех сторон и каждый учил. ’ы, говорЯт,
отец, прЯмей держи карандаш, да глЯди - строка-то вкривь пошла, да за рукой
следи - дрожит она у тебЯ, вот так пиши, а тетрадь вот так держи. Ђ то
вдруг заспорЯт между собой и каждый доказывает, что он лучше знает. ‚
другом бы деле отец цыкнул на них, а тут слушал с уважением, как настоЯщих
учителей. Џока одно слово напишет, замучаетсЯ вконец: пот градом льет с
лица ‘уванкула, будто он не буквы писал, а на молотилке у барабана
подавальщиком стоЯл. Љолдуют они всей кучей над тетрадью или букварем,
глЯжу на них, и менЯ смех разбирает.
- „ети, да оставьте вы в покое отца. —то вы из него, муллу собираетесь
сделать, что ли? Ђ ты, ‘уванкул, не гонись за двумЯ зайцами, выбирай одно -
или тебе муллой быть, или трактористом.
‘ердилсЯ ‘уванкул. Ќе глЯнет, покачает головой и тЯжко вздохнет:
- ќх ты, тут такое дело, а ты с шутками.
Ћдним словом - и смех и горе. Ќо как бы ни было, а все-таки ‘уванкул
добилсЯ своего.
ђанней весной - только сошел снег и установилась погода - за аилом
однажды что-то затарахтело, загудело. Џо улице сломЯ голову промчалсЯ
вспугнутый табун. џ выскочила со двора. ‡а огородами шел трактор. —ерный,
чугунный, в дыму. Ћн быстро приближалсЯ к улице, а вокруг трактора народу
сбежалось со всего аила. Љто на коне, кто пеший, шумЯт, толкаютсЯ, как на
базаре. џ тоже кинулась вместе с соседками. € первое, что Я увидела, - мои
сыновьЯ. ‚се трое стоЯли на тракторе возле отца, крепко ухватившись друг за
дружку. Њальчишки свистали им, шапки кидали, а они такие гордые, куда там,
словно герои какие, и лица их сиЯли. ‚от ведь сорванцы эдакие, спозаранку
еще убежали на реку; оказываетсЯ, трактор отцовский встречали, а мне ничего
не сказали, побоЯлись, что не отпущу. Ђ оно и правда, испугалась Я за детей
- а вдруг что случитсЯ - и крикнула им:
- Љасым, Њаселбек, „жайнак, вот Я вам! ‘лезьте сейчас же! - но в
грохоте мотора и сама не услышала свой голос.
Ђ ‘уванкул понЯл менЯ, улыбнулсЯ и кивнул головой - мол, не бойсЯ,
ничего не случитсЯ. Ћн сидел за рулем гордый, счастливый и очень
помолодевший. „а он и в самом деле был тогда еще молодым черноусым
джигитом. € вот тогда, словно бы впервые, Я увидела, как похожи были
сыновьЯ на отца. €х всех четверых можно было принЯть за братьев. Ћсобенно
старшие - Љасым и Њаселбек - точь-в-точь не отличить от ‘уванкула, такие же
поджарые, с крепкими коричневыми скулами, как темнаЯ медь. Ђ младшенький
мой, „жайнак - тот больше походил на менЯ, светлее обликом, глаза у него
были черные, ласковые.
’рактор, не останавливаЯсь, вышел за околицу, и мы все гурьбой
повалили следом. Ќам любопытно было, как же трактор будет пахать? € когда
три огромных лемеха легко врезались в целину и пошли отваливать тЯжелые,
как гривы жеребцов, пласты, - все заликовали, загалдели и толпой, обгонЯЯ
друг друга, нахлестываЯ приседающих на запЯтки, храпЯщих коней, двинулись
по борозде. Ќе понимаю, почему Я тогда отделилась от других, почему Я
отстала тогда от людей, но вдруг очутилась одна, да так и осталась стоЯть,
не могу идти. ’рактор уходил все дальше и дальше, а Я стоЯла обессиленнаЯ и
смотрела вслед. Ќо не было в тот час на свете человека счастливее менЯ! €
не знала Я, чему больше радоватьсЯ: тому ли, что ‘уванкул привел в аил
первый трактор, тому ли, что в тот день Я увидела, как подросли наши дети и
как здорово они были похожи на отца. џ смотрела им вслед, плакала и
шептала: "‚сегда бы вам так рЯдышком с отцом, сынки мои! …сли бы выросли вы
такими же людьми, как он, то ничего мне больше не надо!.."
’о была самаЯ лучшаЯ пора моего материнства. € работа спорилась в моих
руках, Я всегда любила работать. …сли человек здоров, если руки-ноги целы -
что может быть лучше работы?
‚ремЯ шло, сыновьЯ как-то незаметно, дружно поднЯлись, словно
тополЯ-одногодки. Љаждый стал определЯть свою дорогу. Љасым пошел по
отцовскому пути: трактористом стал, а потом на комбайнера выучилсЯ. Ћдно
лето ходил в штурвальных по ту сторону реки - в колхозе "Љаинды" под
горами. Ђ через год вернулсЯ комбайнером в свой аил.
„лЯ матери все дети равны, всех одинаково носишь под сердцем, и все же
Њаселбека Я вроде больше любила, гордилась им. Њожет, оттого, что тосковала
о нем в разлуке. ‚едь он, как рано оперившийсЯ птенец, первым улетел из
гнезда, рано ушел из дома. ‚ школе он с самого детства училсЯ хорошо, все
книгами зачитывалсЯ - хлебом не корми, только книгу дай. Ђ когда закончил
школу, то сразу уехал в город на учебу, учителем решил стать.
Ђ младший - „жайнак - красивый, ладный вышел собою. Ћдна беда: дома
почти не жил. €збрали его в колхозе секретарем комсомольским, вечно у него
то собраниЯ, то кружки, то стенгазета, то еще что. Џосмотрю, как парнишка
пропадает днем и ночью, - зло берет.
- ‘лушай, непутевый, ты бы уж взЯл гармонь свою, подушку да поселилсЯ
бы в конторе колхозной, - говорила Я ему не раз. - ’ебе все равно где жить.
Ќи дома, ни отца, ни матери тебе не надо.
Ђ ‘уванкул заступалсЯ за сына. Џереждет, пока Я пошумлю, а потом
скажет как бы между делом:
- ’ы не расстраивайсЯ, мать. Џусть учитсЯ жить с людьми. …сли бы он
болталсЯ без толку, Я бы ему и сам шею намылил.
‘уванкул к тому времени вернулсЯ снова на свою прежнюю бригадирскую
работу. Ќа тракторы села молодежь.
Ђ самое важное вот что: Љасым женилсЯ вскоре, перваЯ невестка порог
перешагнула в дом. Љак там у них было, не расспрашивала, но когда Љасым
проходил лето штурвальным в ‡аречье, там, видать, и приглЯнулись они друг
другу. Ћн привез ее из Љаиндов. Ђлиман была молоденькой девушкой, горЯнка
смуглаЯ. ‘начала Я обрадовалась тому, что невестка попалась пригожаЯ,
красиваЯ и проворнаЯ. Ђ потом как-то быстро полюбила ее, очень она мне по
душе пришлась. Њожет, оттого, что втайне Я всегда мечтала о дочери,
хотелось мне иметь дочку свою. Ќо не только поэтому - просто она была
толковаЯ, работЯщаЯ, ЯснаЯ такаЯ, как стеклышко. џ и полюбила ее, как свою,
родную. Њногие, случаетсЯ, не уживаютсЯ между собой, а мне посчастливилось;
такаЯ невестка в доме - это большое счастье. Љ слову сказать, настоЯщее,
неподдельное счастье, как Я понимаю, это не случай, оно не обрушиваетсЯ
вдруг на голову, будто ливень в летний день, а приходит к человеку
исподволь, смотрЯ как он к жизни относитсЯ, к людЯм вокруг себЯ; по
крупице, по частице собираетсЯ, одно другое дополнЯет, получаетсЯ то, что
мы называем счастьем.
‚ тот год, когда пришла Ђлиман, памЯтное лето выдалось. •леба созрели
рано. ђано началсЯ и разлив на реке. ‡а несколько дней до жатвы прошли в
горах сильные ливни. „аже издали заметно было, как там, наверху, снег таЯл,
словно сахар. € забурлила в поймище гремучаЯ вода, понеслась в желтой пене,
в мыльных хлопьЯх, приносила с гор огромные ели с комлем, била их в щепки
на перепадах. ‚ особенности в первую ночь страшно до самого рассвета ухала
и стонала река под кручей. Ђ утром глЯнули - старых островов как не было,
начисто смыло за ночь.
Ќо погода стоЯла жаркаЯ. Џшеница подходила ровно, зеленоватаЯ понизу,
а поверху желтизной наливалась. ‚ то лето конца-краЯ не было спеющим нивам,
хлеба колыхались в степи до самого небосклона. “борка еще не начиналась, но
мы загодЯ выжинали вручную по краЯм загонов проезд длЯ комбайна. Ќа работе
мы с Ђлиман держались рЯдышком, так что некоторые женщины вроде бы стыдили
менЯ:
- ’ы бы уж сидела дома припеваючи, чем соревноватьсЯ с невесткой
своей. “важение имей к себе.
Ђ Я думала иначе. Љакое к себе уважение - дома сидеть... „а и не
усидела бы Я дома, люблю жатву.
’ак мы и работали вместе с Ђлиман. € вот тогда заметила Я то, чего
никогда не забуду. Ќа краю полЯ среди колосьев цвела в ту пору дикаЯ
мальва. Ћна стоЯла до самой макушки в крупных белых и розовых цветах и
падала под серпами вместе с пшеницей. ‘мотрю, Ђлиман наша набрала букет
мальвы и, как бы тайком от менЯ, понесла куда-то. џ поглЯдываю незаметно,
думаю: что ж она будет делать с цветами? „обежала она до комбайна, положила
цветы на ступеньки и молча прибежала назад. Љомбайн стоЯл наготове у
дороги, со днЯ на день ждали начала уборки. Ќа нем никого не было, Љасым
куда-то отлучилсЯ.
џ прикинулась, будто ничего не заметила, не стала смущать -
застенчиваЯ она еще была, но в душе крепко обрадовалась: значит, любит. ‚от
и хорошо, спасибо тебе, невестушка, благодарила Я про себЯ Ђлиман. € до сих
пор вижу, какаЯ она была в тот час. ‚ красной косыночке, в белом платье, с
большим букетом мальвы, а сама разрумЯнилась, и глаза блестЯт - от радости,
от озорства. —то значит молодость! ќх, Ђлиман, невестушка моЯ незабвеннаЯ!
Ћхотница была до цветов, как девчонка. Џо весне снег лежит еще сугробами, а
она приносила из степи первые подснежники... ќх, Ђлиман!..
Ќа другой день началась жатва. Џервый день страды - всегда праздник,
никогда в этот день не видела Я сумрачного человека. Ќикто не объЯвлЯет
этот праздник, но живет он в самих людЯх, в их походке, в голосе, в
глазах... „аже в тарахтенье бричек и в резвом беге сытых коней живет этот
праздник. Џо правде говорЯ, в первый день жатвы никто толком не работает.
’о и дело шутки, игры загораютсЯ. ‚ то утро тоже, как всегда, было шумно и
людно. ‡адорные голоса перекликались из одного краЯ в другой. Ќо веселей
всех было у нас, на ручной жатве, потому что молодаек и девушек здесь целый
табор был. Ѓедовый народ. Љасым, как на грех, проезжал тем часом на своем
велосипеде, полученном в премию от Њ’‘. Ћзорницы перехватили его на пути.
- Ђ ну, комбайнер, слезай с велосипеда. ’ы почему не здороваешьсЯ со
жницами, зазналсЯ? Ђ ну, кланЯйсЯ нам, кланЯйсЯ своей жене!
Ќасели со всех сторон, заставили Љасыма поклонитьсЯ в ноги Ђлиман,
прощениЯ просить. Ћн и так и эдак:
- €звините, любезные жницы, промашка получилась. Ћтныне буду вам
кланЯтьсЯ за версту.
Ќо этим Љасым не отделалсЯ.
- ’еперь, - говорЯт, - давай прокати нас на велосипеде, как барышень
городских, да чтоб с ветерком!
€ наперебой пошли подсаживать друг дружку на велосипед, а сами следом
бегут, со смеху покатываютсЯ. ‘идели бы уж смирно, так нет - крутЯтсЯ,
визжат.
Љасым от смеха еле на ногах держитсЯ.
- Ќу, хватит, довольно, отпустите, черти! - умолЯет он.
Ђ те нет, только одну прокатит - другаЯ цеплЯетсЯ.
Ќаконец Љасым осерчал не на шутку:
- „а вы что, посбесились, что ли? ђоса просохла, мне комбайн выводить,
а вы!.. ђаботать пришли или в шутки играть? Ћтстаньте!
Ћх и смеху было в тот день. Ђ небо какое было в тот день -
голубое-голубое, а солнце как Ярко светило!
Џриступили мы к работе, замелькали серпы, солнце жарче припекло, и
застрекотали на всю степь цикады. ‘ непривычки всегда тЯжело, пока не
втЯнешьсЯ, но весь день не покидало менЯ утреннее настроение. ироко,
светло было на душе. ‚се, что видели глаза мои, все, что Я слышала и
ощущала, - все, казалось мне, создано длЯ менЯ, длЯ моего счастьЯ, и все,
казалось мне, полно необыкновенной красоты и радости. Ћтрадно было видеть,
как кто-то скакал куда-то, нырЯЯ в высоких волнах пшеницы, - может, то был
‘уванкул? Ћтрадно было слышать звон серпов, шелест падающей пшеницы, слова
и смех людей. Ћтрадно было, когда неподалеку проходил комбайн Љасыма,
заглушал собой все другое. Љасым стоЯл у штурвала, то и дело подставлЯл
пригоршни под бурую струю обмолота, падающего в бункер, и каждый раз,
поднесЯ зерно к лицу, вдыхал его запах. Њне казалось, что Я сама дышу этим
теплым, еще молочным запахом спелого зерна, от которого голова идет кругом.
Ђ когда комбайн приостановилсЯ напротив нас, Љасым крикнул, словно бы с
вершины горы:
- ќй, ездовой, торопись! Ќе задерживай!
Ђ Ђлиман схватила кувшин с айраном.
- Џобегу, - говорит, - пить отнесу ему!
€ пустилась бежать к комбайну. Ћна бежала по новой комбайновой стерне
стройнаЯ, молодаЯ, в красной косынке и белом платье и, казалось, несла в
руках не кувшин, а песню любЯщей жены. ‚се в ней говорило о любви. Ђ Я
как-то невольно подумала: "‚от бы и ‘уванкулу испить айрана", - и
оглЯнулась по сторонам. Ќо где там! ‘ началом страды не найдешь бригадира,
день-деньской он в седле, скачет из конца в конец, хлопот у него по горло.
Љ вечеру на полевом стане длЯ нас был уже готов хлеб из пшеницы нового
урожаЯ. ќту муку приготовили заранее, обмолотив снопы с обкоса, который мы
начали неделю назад. Њного раз за свою жизнь приводилось мне есть первый
хлеб нового урожаЯ, и всЯкий раз, когда Я подношу ко рту первый кусок, мне
кажетсЯ, совершаю свЯтой обрЯд. •леб этот хотЯ и темного цвета и немного
клейкий, словно бы испеченный из жидко замешанного теста, но ни с чем на
свете несравним его сладковатый привкус и необыкновенный дух: пахнет он
солнцем, молодой соломой и дымом.
Љогда проголодавшиесЯ жнецы пришли на полевой стан и расположились на
траве у арыка, солнце уже садилось. Ћно пылало в пшенице на дальнем краю.
‚ечер обещал быть светлым и долгим. Њы собрались подле юрты на траве.
Џравда, ‘уванкула еще не было, он должен был скоро подоспеть, а „жайнак,
как всегда, исчез. “катил на братнином велосипеде в красный уголок листок
какой-то вывешивать.
Ђлиман расстелила на траве платок, высыпала Яблоки-скороспелки,
принесла горЯчих лепешек, налила в чашку квасу. Љасым вымыл в арыке руки и,
сидЯ у скатерти, неторопливо разломил лепешки на куски.
- ѓорЯчие еще, - сказал он, - бери, мама, ты первой отведай нового
хлеба.
џ благословила хлеб и, когда откусила от ломтЯ, ощутила во рту вроде
бы какой-то незнакомый вкус и запах. ќто был запах комбайнерских рук -
свежего зерна, нагретого железа и керосина. џ брала новые ломти, и все они
припахивали керосином, но никогда не ела Я такого вкусного хлеба. Џотому
что это был сыновний хлеб, его держал в своих комбайнерских руках мой сын.
ќто был народный хлеб - тех, кто вырастил его, тех, кто сидел в тот час
рЯдом с сыном моим на полевом стане. ‘вЯтой хлеб! ‘ердце мое переполнилось
гордостью за сына, но об этом никто не знал. € Я подумала в ту минуту о
том, что материнское счастье идет от народного счастьЯ, как стебель от
корней. Ќет материнской судьбы без народной судьбы. џ и сейчас не отрекусь
от этой своей веры, что бы ни пережила, как бы круто жизнь не обошлась со
мной. Ќарод жив, потому и Я жива...
‚ тот вечер ‘уванкул долго не поЯвлЯлсЯ, некогда было ему. ‘темнело.
Њолодежь жгла костры на обрыве у реки, песни пела. € среди многих голосов Я
узнавала голос своего „жайнака... Ћн там у них гармонистом был, заводилой.
‘лушала Я знакомый голос сына и говорила ему про себЯ: "Џой, сынок, пой,
пока молод. ЏеснЯ очищает человека, сближает людей. Ђ потом услышишь
когда-нибудь эту песню и будешь вспоминать о тех, кто вместе с тобой пел ее
в этот летний вечер". € снова Я стала думать о своих детЯх - такова,
наверно, природа материнскаЯ. „умала Я о том, что Љасым, слава богу, стал
уже самостоЯтельным человеком. ‚есной они с Ђлиман отделЯтсЯ, дом уже
начали строить, хозЯйством своим обзаведутсЯ. Ђ там и внуки пойдут. ‡а
Љасыма Я не беспокоилась: работник он вышел в отца, покоЯ не знал. ’емно
уже было в тот час, но он еще кружил на комбайне - осталось немного загон
закончить. ’рактор и комбайн при фарах шли. € Ђлиман там с ним. ‚ страдное
времЯ минуту вместе побыть - и то дорого.
‚спомнила Я Њаселбека и затосковала. Ќа прошлой неделе прислал он
письмо. Џисал, что нынешним летом не удастсЯ ему приехать домой на
каникулы. Ћтправили его с детьми куда-то на озеро €ссык-Љуль, в
пионерлагерь на практику. Ќу что ж, ничего не поделаешь, раз он такую
работу себе выбрал, значит по душе. ѓде бы ни был, главное - чтоб здоров
был, рассуждала Я.
‘уванкул вернулсЯ поздно. Ћн наспех поел, и мы с ним поехали домой.
“тром надо было по хозЯйству управитьсЯ. Ќа вечер приглЯдеть за скотиной Я
попросила соседку нашу Ђйшу. Ћна, беднЯжка, часто болела. „ень поработает в
колхозе, а два дома. Ѓолезнь у нее была женскаЯ, поЯсницу ломило, потому и
осталась с одним сынишкой - Ѓекташем.
Љогда мы ехали домой, уже стоЯла ночь. „ул ветерок. ‹унный свет
качалсЯ на колосьЯх. ‘тремена задевали метелки созревшего кураЯ, и в воздух
бесшумно поднималась терпкаЯ теплаЯ пыльца. Џо запаху слышно было - цвел
донник. —то-то очень знакомое было в этой ночи. Ќа душе защемило. џ сидела
на коне сзади ‘уванкула, на седельной подушке. Ћн всегда предлагал мне
садитьсЯ впереди, но Я любила так ездить, ухватившись за его ремень. € то,
что он ехал в седле усталый, неразговорчивый - намоталсЯ ведь за день, и
то, что он временами клевал носом, а потом вздрагивал и ударЯл каблуками
конЯ, - все это было мне дорого. џ смотрела на его сутулившуюсЯ спину и,
прислонив голову, думала, жалела: "‘тареем мы понемногу, ‘уван. Ќу что ж,
времЯ-то идет. Ќо недаром, кажетсЯ, жизнь проживаем. ќто самое главное. Ђ
ведь, сдаетсЯ, совсем недавно мы были молодыми. Љак быстро пролетают годы!
€ все-таки жить еще интересно. Ќет, рано нам сдаватьсЯ. „ел еще много.
•очетсЯ долго жить с тобой..."
€ Я распрЯмилась, поднЯла голову, глЯнула на небо - и в груди что-то
дрогнуло: высоко среди Ясных звезд, через весь небосклон, как тогда,
широкой серебристой полосой простиралась „орога ‘оломщика. € мне опЯть
почудилось, что и в самом деле кто-то только что прошел там с огромной
охапкой соломы нового урожаЯ и растрЯс ее по пути. ’ам, наверху, золотистые
соломинки, ость и мЯкина шевельнулись, будто от прикосновениЯ ветра. Њожно
было даже разглЯдеть просыпавшиесЯ вместе с мЯкиной зерна. "Ѓоже мой!" -
подивилась Я, разом мне вспомнилось: и та перваЯ ночь, и наша любовь, и
молодость, и тот могучий хлебороб, о котором Я грезила. ‡начит, все
сбылось, все, о чем мы мечтали! „а, землЯ и вода стали нашими, мы пахали,
сеЯли, молотили свой хлеб - значит, исполнилось то, о чем мы думали в
первую ночь. Љонечно, не знали мы, что придут новые времена, что наступит
новаЯ жизнь, но земнаЯ мечта простого человека, выходит, совпала с желанием
времени, желанием добра и справедливости. ЋхваченнаЯ этими мыслЯми, Я
сидела не шелохнувшись и молчала. ‘уванкул оглЯнулсЯ и сказал:
- ’ы что, уснула, ’олгонай? “стала... Ќу, ничего, сейчас доберемсЯ до
дома. џ тоже намаЯлсЯ. - Џотом он помолчал и спросил: - Ђ может, на новую
улицу завернем?
- ‡авернем, - согласилась Я.
ЌоваЯ улица строилась на пустыре, что примыкал к окраине аила.
“лицы-то самой еще не было. ‚есной только усадьбы нарезали длЯ молодых.
Љое-где стены уже стоЯли. Љасым и Ђлиман тоже здесь усадьбу получили. ‚от
нам и захотелось взглЯнуть по пути, что там у них делаетсЯ. „нем-то в
уборочное времЯ не всегда бывает свободнаЯ минута отлучитьсЯ по своим
делам. Љасым, Ђлиман и „жайнак еще с весны кирпичей саманных наделали,
теперь они просыхали, сложенные в штабелЯ. Љанавы прокопали под фундамент
да на прошлой неделе навозили с реки бутового камнЯ. •орошо, что успели до
разлива. Љамень лежал сваленный посреди двора большой кучей. ‘уванкул
осталсЯ доволен работой молодых.
- Ќу что, ж начало есть. ЉамнЯ вполне хватит, еще и останетсЯ, -
сказал ‘уванкул. - ‡акончим уборку - стены поставим, крышу наведем, а
остальное по мелочи потом докончим весной. „о зимы все равно не управитьсЯ.
Љак ты думаешь, правильно Я говорю, ’олгонай?
- Џравильно, - ответила Я, - главное - стены под крышу подвести, а
остальное успеетсЯ. - €, вспомнив о „жайнаке, Я засмеЯлась. - ‚от „жайнак
наш все не унимаетсЯ, говорит, на собрании они постановление записали:
назвать новую улицу Љомсомольской. Ђ Ђлиман подшучивает над ним. "’ы, -
говорит, - „жайнак, как Ќасреддин, - ребенок не родилсЯ еще, а имЯ даешь.
’ы, мол, женись сначала, дом поставь, улицу построй, тогда и придумывай
название". Ђ „жайнак спорит. "’ы, - говорит, - ничего не понимаешь".
‘уванкул тогда покачал головой, усмехнулсЯ.
- ‚ерно, такой уж он нетерпеливый уродилсЯ. Ђ название улицы он таки
правильно придумал. ‚едь все это стройки новых, молодых хозЯев. ђастем,
прибавлЯетсЯ народ из года в год. ‚ аиле уже не вмещаемсЯ, новые улицы
застраиваем. ќто хорошо. Ќу, а когда улица станет, то посмотришь, сын твой
будет прав...
‚ тот час, когда мы вели этот разговор, мы не подозревали, что ночь
эта была самаЯ проклЯтаЯ из всех ночей...

Џодними голову, ’олгонай, возьми себЯ в руки.
- •орошо. —то же мне остаетсЯ делать? Џостараюсь. ’ы помнишь, землЯ
роднаЯ, тот день?
- Џомню... џ ничего не забываю, ’олгонай. ‘ тех пор как стоит мир,
следы всех веков во мне, ’олгонай. Ќе всЯ историЯ в книгах, не всЯ историЯ
в людской памЯти - она всЯ во мне. € жизнь твоЯ, ’олгонай, тоже во мне,
моем сердце. џ слышу тебЯ, ’олгонай. ‘егоднЯ твой день.

Ќа другое утро солнце еще не всходило, мы приступили к работе. ‚ тот
день мы начали жать новую полосу, хлеба на самом обрыве у реки. Џолоска
была такаЯ, что комбайну не развернутьсЯ, а колос уже сухой стоЯл - с краю
всегда раньше поспевает. ’олько мы развернулись цепочкой, сжали снопа по
два, как вдруг на той стороне показалсЯ скачущий всадник. Ћн выскочил из-за
крайних дворов ‡аречьЯ и, оставлЯЯ за собой хвост пыли, поскакал прЯмиком,
через кустарники, через камыши, точно за ним кто гналсЯ. Љонь вынес его на
прибрежный галечник. Ќо он, не сворачиваЯ, погнал конЯ прЯмо по камнЯм к
реке. Њы удивленно разогнули спины: что за нужда гонит этого человека,
почему он не сворачивает к мосту, который был ниже верстах в двух по
течению? ‚садник оказалсЯ русским парнем. Ћн с ходу понукнул рыжего жеребца
к воде, и мы все замерли: что он, ищет гибели? ђазве можно в такое времЯ
шутить с рекой: при разливе не то что конЯ - верблюда унесет, костей не
соберешь.
- ќ-эй, куда ты, остановись, остановись! - закричали мы.
Ћн что-то кричал нам, размахиваЯ руками, но из-за гула реки ничего не
разобрать, слышно было только протЯжное:
- ...а-а-а-а...
Њы ничего не понЯли. € тогда он вздыбил рыжего жеребца и, нахлестываЯ
плетью, бросил его в стремнину. ‚ода сразу подхватила всадника. ‘реди
бурунов только мелькала голова конЯ с прижатыми ушами и оскаленной мордой.
‚садник обеими руками уцепилсЯ за гриву. ”уражку снесло с его головы, она
закружилась на волнах. Њы метались по обрыву. ‚ода быстро уносила всадника,
но он, приноровЯсь к течению, наискось пробивалсЯ к берегу. …го снесло
далеко, и вышел он на берег ниже мельницы. ‚се мы облегченно вздохнули.
Ћдни восхитились смелостью всадника, хвалили его: "Њолодец!" - кто-то
сказал, что неспроста это, надо бы разузнать, а другой недовольно вставил:
- ЏьЯный дурак какой-то, куражитсЯ, а вы будете бегать следам!
Ќа том успокоились. Ќадо было работать. "Ћно и правда, - подумала Я, -
трезвый человек не стал бы так рисковать собой".
Љогда комбайн Љасыма вдруг сразу заглох и остановилсЯ - а он в тот
день обкашивал загон возле мельницы, - Я не придала этому значениЯ: ремень
приводной соскочил или цепь порвалась, мало ли какаЯ поломка могла быть на
работе. Ђлиман жала пшеницу недалеко от менЯ, и вдруг она вскрикнула
пронзительным, страшным голосом:
- Њама!
џ встрепенулась. Ћна стоЯла бледнаЯ-бледнаЯ, выронив серп из руки.
- —то с тобой? ‡меЯ, что ли? - бросилась Я к ней.
Ћна молчала. џ глЯнула в ту сторону, куда смотрели ее широко
раскрытые, испуганные глаза, и обмерла. ‚озле комбайна раздавались какие-то
крики, со всех сторон прЯмо по пшенице бежали люди, скакали конные, а иные,
стоЯ в рост на бричках, нахлестывали кнутами коней.
- —то-то случилось, мама! - закричала Ђлиман и бросилась бежать.
—ьи-то слова резанули ухо:
- Џод нож кто-то попал! €ли в барабан закрутило! Ѓежим!
€ все жнецы кинулись вслед за Ђлиман.
"‘охрани, боже! ‘охрани, боже!" - взмолилась Я, воздеваЯ на бегу руки;
прыгаЯ через арык, с маху упала, вскочила и снова пустилась бежать. Ћх, как
Я бежала тогда по пшенице! Љрикнуть хочу, чтобы подождали менЯ, но не могу,
голос пропал.
Љогда Я добежала, наконец, то вокруг комбайна шумела толпа. џ ничего
не расслышала, не разобрала. ђванулась через толпу: "‘тойте! Ћтойдите!"
‹юди расступились, Я потЯнулась к сыну, как незрЯчаЯ, с дрожащими руками,
Љасым шагнул навстречу, подхватил менЯ.
- ‚ойна, мама! - услышала Я его голос будто издали.
џ глЯнула на него, словно не понимала, что это за слово такое.
- ‚ойна? ’ы говоришь, война? - переспросила Я.
- „а, мама, война началась, - ответил он.
Ђ до менЯ все еще неЯсно доходило, что таилось за этим словом.
- Љак война? Џочему война? ’ы говоришь, война? - повторЯла Я это
странное, это страшное слово и потом вдруг ужаснулась и тихо заплакала от
пережитого страха и этой неожиданной вести.
‘лезы потекли по моему лицу, а женщины, глЯдЯ на менЯ, заголосили,
запричитали.
- ’ише! Ђ ну, замолчите! - раздалсЯ в толпе чей-то мужской голос.
‚се разом примолкли, словно ожидаЯ, что он, человек этот, скажет
что-то такое, что, мол, это неправда. Ќо он ничего не сказал. € никто
ничего не сказал. ’олько стало так тихо в степи, что Явственно донессЯ с
реки громыхающий гул воды. Љто-то шумно вздохнул, шевельнулсЯ. ‚се опЯть
насторожились, но никто не проронил ни слова. € опЯть стало так тихо в
степи, что слышна стала жара, как тонкий писк комара над ухом. € тогда,
оглЯдываЯ стоЯщих вокруг людей, Љасым негромко пробормотал, словно бы длЯ
себЯ:
- ’еперь надо быстрей управлЯтьсЯ с хлебом, а не то под снегом
останетсЯ. - Ћн помолчал и вдруг, резко вскинув голову, приказал
штурвальному: - —то стоишь? ‡аводи мотор! Ђ вы все, что смотрите? Ќе успеем
с уборкой - вам же придетсЯ туго! „авай за работу!..
Ќарод зашевелилсЯ. € только тогда Я заметила русского парнЯ из
‡аречьЯ. Ћн стоЯл в мокрой с головы до ног одежде, держа под уздцы
потемневшего жеребца. Љогда люди задвигались, нарочный словно очнулсЯ,
медленно поднЯл поникшую русую голову и стал подтЯгивать подпруги седла. €
Я увидела, что он был совсем молоденький парень, ровесник моему „жайнаку,
только рослый, широкий в плечах. Њокрые прЯди волос прилипли ко лбу, на
губах и лице - свежие ссадины, а глаза его, совсем еще мальчишечьи, в тот
час смотрели с таким суровым страданием, что Я понЯла: только что он
оставил юность, только что возмужал, сегоднЯ, в одно утро. Ћн тЯжело
вздохнул и, садЯсь в седло, сказал одному из наших аильских ребЯт:
- ‘лушай, друг, ты скачи сейчас, разыщи председателЯ, бригадиров,
передай, чтоб немедленно отправлЯлись в райком. Ђ Я поеду; мне еще в два
колхоза. - ‘ этими словами он сел на конЯ и тронул поводьЯ.
Ќо тот, к кому он обращалсЯ, остановил его:
- Џостой, шапку-то у тебЯ унесло. Ќа, надень мою. †арко сегоднЯ.
Њы долго смотрели вслед юному гонцу и слушали, как тревожно рокотала
сухаЯ дорога под копытами рыжего, уносЯщегосЯ птицей жеребца. Џыль вскоре
скрыла всадника. Ђ мы еще стоЯли у дороги, каждый, видимо, думаЯ о чем-то
своем, и, когда разом взревели моторы комбайна и трактора, люди вздрогнули
и посмотрели друг на друга.
‘ этой минуты началась новаЯ жизнь - жизнь войны...
Њы не слышали грохота сражений, но слышали наши сердца и крики людей.
‘колько жила Я на свете, не знала такой палЯщей жары, такого зноЯ. Џлюнешь
на камень - и слюна кипит. Ђ хлеба созрели сразу, за три-четыре днЯ: сплошь
стоЯли сухие и желтые, простирались под самый полог неба и ждали жатвы.
Љакое богатство было! € тЯжело мне было смотреть, сколько добра пропадало в
спешке. ‘колько было потоптано, растерЯно, растрЯсено по дорогам. Њы так
спешили, что не успевали вЯзать снопы, кидали пшеницу вилами в мажары - и
быстрей на молотилку, на тока, а колосьЯ сыпались и сыпались по пути. Ќо и
это ладно, еще тЯжелее было смотреть на людей. Љаждый день уходили по
повесткам в армию, а те, что оставались, работали. € в полуденную жару, и в
душные суховейные ночи - на жатве, на молотьбе, на обозах все работали и
работали, не знаЯ сна, не покладаЯ рук. Ђ работы прибавлЯлось и
прибавлЯлось, потому что мужчин оставалось все меньше и меньше. Љасым,
бедный сын мой, неужто думал он сам одолеть то, что было уже невпроворот:
жатва безнадежно затЯгивалась, а он как одержимый гонЯл свой комбайн по
полю. € комбайн его не смолкал ни днем, ни ночью, снимал хлеб полосу за
полосой, металсЯ в тучах раскаленной пыли с загона на загон. ‚се эти дни
Љасым не сходил с комбайна, не отходил от штурвала. „нЯми стоЯл он на
мостике под жгучим ветром, как коршун всматривалсЯ в мутное марево, за
которым скрывались еще не убранные хлеба. †утко и жалко мне было смотреть
на сына, на его черное лицо, на его ввалившиесЯ, заросшие бородой щеки.
‘ердце обливалось кровью. "Ћй, пропадет он, свалитсЯ на солнце", - думала
Я, но сказать не решалась. ‡нала Я по злому блеску в его глазах, что не
отступитсЯ он, до последнего часу будет стоЯть на жатве.
€ час тот пришел. Љак-то прибежала Ђлиман к комбайну и вернулась
оттуда с поникшей головой.
- Џовестку прислали ему, - тихо сказала она.
- Љогда?
- ’олько что, с нарочным сельсовета.
џ знала, что рано или поздно придет черед Љасыму идти в армию, как и
многим другим. € все же, когда услышала Я эту весть, ноги мои подогнулись.
€ такаЯ боль заныла в намаЯвшихсЯ руках, что Я выронила серп и сама села на
землю.
- —то ж он там делает, собиратьсЯ надо, - проговорила Я, с трудом
совладев с дрожащими губами.
- Љ вечеру, говорит, приду. џ пойду, мама, а вы скажите отцу. €
„жайнака не видно сегоднЯ. ѓде он пропадает?..
- €ди, Ђлиман, иди. „а тесто поставь. џ подойду скоро, - сказала Я ей.
Ђ сама как сидела, так и осталась сидеть на жнивье. „олго сидела так.
‘ил не было поднЯть с земли платок, упавший с головы. € вот тогда, смотрю
Я, муравьи цепочкой бегут по тропке. Ћни тоже трудились, тащили солому,
зерна и не подозревали, что рЯдом сидел человек со своим горем, тоже
труженик, во всЯком случае не меньше, чем они, труженик, который завидовал
в ту минуту даже им, муравьЯм, этим крошечным работЯгам. Ћни могли спокойно
делать свое дело. …сли бы не война, разве стала бы Я завидовать муравьиной
жизни? ‘тыдно говорить...
’ем временем „жайнак прикатил на своей бричке. Ћн в те дни на
комсомольском обозе работал по вывозке хлеба на станцию. ‚идно, узнал о
повестке брата и приехал за мной. „жайнак соскочил с брички, поднЯл платок
и накинул мне на голову.
- Џоедем, мама, домой, - сказал он и помог мне встать на ноги.
€ мы молча поехали. ‡а последние дни „жайнак неузнаваемо изменилсЯ,
посерьезнел. —ем-то он очень напоминал мне того русского парнЯ, нарочного.
’акаЯ же суроваЯ душа поселилась в его детских глазах. ‚ эти дни он также
распростилсЯ с юностью. Њногие тогда распростились с ней... „умаЯ о
„жайнаке, вспомнила, что давно уже нет вестей от Њаселбека. "—то там с ним?
‚ армию взЯли или что? Џочему не пишет, почему не может прислать хоть бы
коротенькую весточку? ‡нать, отвык от дома, позабыл отца-мать, зачерствел
там в городе. „а и какаЯ сейчас учеба, лучше бы уж приезжал домой, что там
теперь делать", - уныло думала Я, сидЯ на бричке, и потом спросила у
„жайнака:
- „жайнак, ты вот ездишь на станцию, как там, не слыхать случайно,
скоро закончитсЯ война?
- Ќет, мама, не скоро, - ответил тогда „жайнак. - Џлохи сейчас наши
дела. Ќемец все гонит и гонит. ‚от если бы нашим удалось где-нибудь
удержатьсЯ да обломать им разок бока, тогда мы пошли бы. „умаю, скоро это
случитсЯ. - Ћн замолчал, погонЯЯ коней, потом оглЯнулсЯ и сказал мне: - Ђ
ты, мама, боишьсЯ? Ћчень, да? Ђ ты не думай, не надо, мама, тебе думать, не
беспокойсЯ. ‚се будет хорошо, вот посмотришь.
ќх, глупый мой мальчишка, это он решил успокоить менЯ так, пожалел! „а
разве же можно было не думать? ‡акрой Я глаза, заткни уши - и все равно
думать не перестала бы.
Џриехали домой, а там Ђлиман сидит плачет; тесто еще не замесила. ‡ло
взЯло менЯ, хотела было пристыдить ее: "—то, мол, ты лучше других, что ли,
все идут, не один твой муж. ђазнюнилась, руки опустила. ЌельзЯ так. Љак же
мы будем жить дальше?" Ќо раздумала, не стала выговаривать. Џожалела
молодость ее. Ђ может, напрасно, может, надо было сразу, с первых дней
опалить ей душу, чтобы потом ей легче было. Ќе знаю, только Я тогда ничего
не сказала.
Љасым пришел к вечеру, почти на закате солнца. Љак только он поЯвилсЯ
в воротах, Ђлиман бросила подтапливать очаг, в слезах кинулась к нему,
повисла на шее.
- Ќе останусь, не останусь Я без тебЯ, умру!
Љасым пришел прЯмо с комбайна, как был - в пыли, в грЯзи, в мазуте. Ћн
снЯл с плеч руки жены и сказал:
- Џостой, Ђлиман. ѓрЯзный Я очень. ’ы бы дала мне мыла, полотенце,
пойду искупаюсь в реке.
Ђлиман обернулась, глЯнула на менЯ, Я понЯла. ‘унула ей ведро
порожнее:
- Џринеси заодно воды.
‚ тот вечер они вернулись с реки поздно, луна уже на три четверти
поднЯлась. „ома Я управлЯлась сама да „жайнак помогал. Ђ к полуночи и
‘уванкул заЯвилсЯ. џ-то все ждала, думала, куда он запропастилсЯ. Ђ он,
оказываетсЯ, еще днем поскакал в горы, иноходца саврасого привел из табуна.
Њы его еще жеребенком покупали длЯ Љасыма, когда он трактористом начал
работать. „обрый был иноходец, резвый на побежку, с крепкими гулкими
копытами, в белых чулках задние ноги. Ќа весь аил был известный, девушки в
песнЯх пели:

...Љак заслышу иноходца по дороге,
‚ыбегаю глЯнуть со двора...

Ћтец решил, видно, чтобы сын поездил на своем саврасом иноходце хоть
день-два на прощанье.
ђано утром мы все выехали из аила в военкомат. Њы с Ђлиман на бричке
„жайнака, а Љасым с отцом на своих конЯх. ’о было времЯ самых больших
мобилизаций. Ќароду было еще много. Љак глЯнула Я на шоссейную дорогу -
черным-черно, один конец в Ѓольшом ущелье, а другого не видно. Џонаехало
народу со всех поселков на конЯх, на быках. Ђ в райцентре двинутьсЯ некуда
от людей, от бричек. € детишки здесь, и старики, и старухи. € все возле
своих толкутсЯ, ни на шаг не отстают. Љто плачет, а кто уже и подвыпил. Ќо
недаром говоритсЯ: народ - море, в нем есть глубины и мели. ’ак же и здесь,
в этих гомонЯщих проводах на войну, были твердые, Ясные джигиты, которые
крепко держались, говорили к слову и даже веселили народ, пели и плЯсали
под гармонь. Љиргизские и русские песни сменЯли друг друга, а "Љатюшу" пели
все. ‚от тогда-то Я и узнала эту песню.
Њобилизованные не вместились в широком дворе военкомата, их построили
рЯдами посреди главной улицы села и стали выкликать каждого по фамилии и
имени. Ќарод сразу затих, затаил дыхание. ѓлЯнула Я на тех, кто уходил на
войну, - горЯчаЯ волна подкатила к горлу. ‚се они были как на подбор -
молодые, здоровые джигиты. €м бы только жить да жить, да работать. Љаждый
раз, когда выкликали кого-нибудь по списку, он отвечал "Я" и бросал взглЯд
в нашу сторону. џ невольно всЯ вздрогнула, когда услышала: "‘уванкулов
Љасым", и новаЯ волна горЯчей боли застлала мне глаза. "џ", - ответил
Љасым. Ђ Ђлиман крепко стиснула мою руку. "Њама", - прошептала она. —то ж Я
могла поделать, понимала Я; трудно, страшно было ей расставатьсЯ, но кто
может стоЯть в стороне от народа, да еще в лихие дни. ќх, Ђлиман моЯ,
Ђлиман, и она понимала, что это нужда военнаЯ, нужда всей страны, но не
знала Я в жизни женщины, котораЯ бы так любила своего мужа, как она.
‚ тот день мы вернулись в аил, узнали, что отправка будет через сутки.
Љасым уговорил нас уехать домой: незачем, мол, здесь томитьсЯ, забегу по
дороге попрощатьсЯ. Ѓлаго колхоз наш лежит у большака. Њы оставили длЯ
Ђлиман лошадь ‘уванкула, а сами поехали вместе с другими на телеге. „жайнак
тоже оставалсЯ в районе, он должен был везти на своей бричке мобилизованных
на станцию.
Ќочью, войдЯ в опустевший дом, Я дала себе волю, зашлась слезами.
‘уванкул вскипЯтил чай, налил мне погуще, заставил выпить и потом сказал,
сидЯ рЯдом:
- Љто мы были с тобой, ’олгонай? ‚от с этим народом мы стали людьми.
’ак давай поровну будем делить с ним все - добро и беды. Љогда хорошо было,
все были довольны, а теперь, выходит, каждый будет думать только о себе да
на судьбу свою плакатьсЯ? Ќет, так будет нечестно. ‡автра держи себЯ в
руках. …сли Ђлиман убиваетсЯ - так это дело другое, она не видела в жизни
того, что мы видели. Ђ ты - мать. ‡апомни это. Ђ потом учти, если война
подзатЯнетсЯ, то и Я уйду, и у Њаселбека годы выходЯт, и его могут
призвать. …сли потребуетсЯ, все уйдем. ’ак что, ’олгонай, готовь себЯ ко
всему, привыкай...
Ќа другой день после полуднЯ началась отправка. Љасым и Ђлиман
опередили колонну, прискакали на рысЯх. Љасыму разрешили заехать домой
попрощатьсЯ. ѓлаза Ђлиман опухли, как волдыри, - видно, всю дорогу плакала.
Љасым старалсЯ держатьсЯ, крепилсЯ, но и ему было нелегко. ‚от уж не знаю,
что заставило Љасыма придумать такое: то ли он побоЯлсЯ за Ђлиман, решил
как-то облегчить ей расставание, то ли и вправду ему было сказано так, но
он, как только сошел с конЯ, сразу попросил нас не ехать на станцию. Љасым
сказал, что, может быть, еще вернетсЯ домой, потому что трактористов и
комбайнеров решили пока не призывать до конца уборки. € если приказ
поспеет, то их могут вернуть со станции. ’еперь-то Я понимаю, что он
пожалел Ђлиман, пожалел нас. „о станции почти день езды, а каково
возвращатьсЯ назад - ведь дорога станет нескончаемой, слез не хватит. Ђ
тогда Я поверила; говорЯт, надежда живет в человеке до смерти. Ќо когда мы
вышли провожать его к большаку, Я уже сомневалась.
Џо дороге с Љасымом прощались все, кто работал на уборке. Џрибежали
жнецы, возчики, молотильщики с гумна, и комбайн оказалсЯ неподалеку.
Џомощники Љасыма остановили комбайн поблизости и тоже прибежали проститьсЯ.
ѓоворЯт, кузнец, уходЯ на войну, прощаетсЯ с наковальней и молотом. Ђ
Љасым мой был мастером, кузнецом своего дела. Љогда комбайн остановилсЯ,
Љасым, разговариваЯ с односельчанами, глЯнул на дорогу. ‚ тот момент
растЯнувшаЯсЯ колонна мобилизованных с обозом, с конЯми, с красным знаменем
во главе только показывалась на повороте.
- Ќа, отец, подержи! - Љасым отдал поводьЯ саврасого ‘уванкулу, а сам
направилсЯ к комбайну. Ћн обошел его, оглЯдел со всех сторон. € потом вдруг
взбежал на мостик. - „авай, ќшенкул, гони! ѓони, как тогда! - крикнул он
трактористу.
Њоторы, что чуть слышно работали на пол-оборотах, зарокотали,
взревели, комбайн загрохотал, залЯзгал цепЯми и, выбрасываЯ из молотилки
соломенный буран, пошел захлестывать пшеницу мотовилами. Ђ Љасым подставил
лицо горЯчему ветру, смеЯлсЯ, расправлЯЯ плечи, и, казалось, обо всем
забыл. Ћни с трактористом о чем-то перекрикивались, кивали головами,
развернулись в конце загона и снова пошли. Љомбайн летел по полю, как
степнаЯ птица. € мы все забыли на минуту о войне. ‹юди стоЯли со
счастливыми глазами, но больше всех горда была Ђлиман. Ћна тихо шла
навстречу комбайну и тихо смеЯлась. Љомбайн остановилсЯ. Њы снова
помрачнели. Ђ Ѓекташ - сынишка соседки нашей Ђйши, ему было тогда лет
тринадцать, он в то лето соломщиком работал на комбайне - кинулсЯ к Љасыму
и стал целовать его, плакать. џ губы себе искусала, хотела закричать в
голос, но, помнЯ наказ ‘уванкула, не посмела. Љасым поднЯл на руки Ѓекташа,
поцеловал его, поставил парнишку к штурвалу и медленно сошел по лесенке
вниз. Њы его обступили. ‡десь он простилсЯ с помощниками своими, со
штурвальным и трактористом. Ќадо было поторапливатьсЯ. Љолонна на большаке
поравнЯлась уже с нами.
‚от так мы провожали Љасыма. Ђ когда настала минута садитьсЯ ему на
конЯ, то Ђлиман, беднаЯ Ђлиман, не посмотрела ни на старших, ни на малых -
крикнула и замертво повисла у него на плечах. Ђ сама без кровинки в лице,
только глаза горЯт. Њы ее силком оторвали. Ќо она вырвалась и снова
бросилась к мужу. € вот так каждый раз, как дитЯ малое, тащила Љасыма за
руку, не давала ему ногу вдеть в стремЯ. Њолила его:
- Џостой! Њинутку! …ще одну минутку!
Љасым целовал ее, уговаривал:
- „а не плачь ты так, Ђлиман! ‚от увидишь, Я завтра же вернусь со
станции. Џоверь мне!
€ тогда ‘уванкул сказал снохе:
- ’ы иди, Ђлиман, проводи его сама до дороги. Ђ мы простимсЯ здесь. Ќе
будем задерживать. - ‘уванкул взЯл сына за руку и тихо сказал: - Џосмотри
мне в глаза.
Ћни посмотрели друг другу в глаза.
- ’ы менЯ понЯл? - спросил отец.
- „а, отец, понЯл, - ответил сын.
- Ќу, отправлЯйсЯ с богом! - ‘уванкул сел на конЯ и, не оглЯдываЯсь,
поскакал прочь.
ЏрощаЯсь со мной, Љасым сказал:
- …сли будет письмо от Њаселбека, пришлите его адрес.
Љасым и Ђлиман пошли к дороге, ведЯ на поводу саврасого иноходца. џ не
спускала с них глаз. Љолонна на большаке уже уходила. ‘начала Ђлиман
бежала, ухватившись за стремЯ, потом Љасым нагнулсЯ с седла, поцеловал ее в
последний раз и пустил саврасого большой иноходью. Ђ Ђлиман все бежала и
бежала за пылью копыт. џ пошла следом, привела ее домой.
Ќа другой день к вечеру со станции вернулсЯ „жайнак, расседланный
иноходец был привЯзан к заднику брички.

‚дали шла битва, лилась кровь, а нашей битвой была работа. Џравильно
предупреждал Љасым: сколько мы ни старались, а последние хлеба снег
прихватил на корню и на гумнах. Љартошка кое-где осталась под снегом, не
успели выкопать. Њужчины уходили один за другим, изо днЯ в день, все на
фронт. Ђ мы с утра до вечера в колхозе, разговоры только о войне - как там
да что там, и самым желанным человеком в домах стал почтальон.
Џосле того как проводили Љасыма, неделю спустЯ пришло письмо от
Њаселбека. ‚ первом письме он писал, что его с товарищами по учебе призвали
в армию, местопребывание пока там же, в городе. Ћн просил не печалитьсЯ,
что не пришлось увидетьсЯ, попрощатьсЯ - кто мог знать, что так случитсЯ,
жалеть об этом не надо, самое главное - вернутьсЯ с победой. ‚торое письмо
он прислал уже из Ќовосибирска. Џисал, что учитсЯ там в командирском
училище, и фотокарточку свою прислал. ќта карточка и сейчас висит под
стеклом, потускнела уже. ЉрасиваЯ фотографиЯ: военнаЯ форма ему идет,
густые волосы зачесаны назад, а глаза смотрЯт чуточку печально, задумчиво.
’аким он мне и снитсЯ до сих пор... Ђлиман только раз видела Њаселбека,
когда он приезжал на денек на свадьбу брата.
- ‘мотри, мама, а Њаселбек наш красивый парень, оказываетсЯ, -
говорила она, разглЯдываЯ фотографию. - ‚ тот раз Я его и не разглЯдела
толком из-за занавесок, неудобно мне было, невесте, пЯлить оттуда глаза,
постеснЯлась. ‚от хорошо было бы, если бы он вернулсЯ и нашел себе девушку,
такую же образованную, как он сам, и красивую. Џравда, хорошо было бы, да,
мама?
џ соглашалась и сама начинала мечтать об этом дне.
„о середины зимы более или менее спокойно было у менЯ на душе, письма
получала от сыновей и довольствовалась этим. Ќо тут пришло письмо от
Љасыма, что направлЯютсЯ они в сторону фронта. € затаилсЯ в душе страх,
сердце замирать стало. Ђ тут еще ‘уванкула начали то и дело вызывать по
повесткам в военкомат. —то ни день - то на комиссию, то на учет, то на
переучет. Ћн прЯмо извелсЯ, разрываЯсь между поездками в военкомат и
бригадирскими делами в колхозе. џ почему-то не думала, что ‘уванкула
возьмут в армию: ведь без бригадира в колхозе все равно что без рук. Ћднако
призвали и его. “знала Я об этом на току, где мы домолачивали прихваченный
снегом хлеб. џ как узнала - уткнула вилы в солому, прислонилась лицом к
холодному черенку и стоЯла так, с мыслЯми не могла собратьсЯ. Љак быть, как
жить дальше? „вое сыновей уже там, теперь муж уходит туда же, на фронт...
’ут и сам ‘уванкул прискакал, молча слез с конЯ, подошел ко мне и
сказал:
- Џошли домой, собиратьсЯ надо.
џ ехала на лошади, а он шел рЯдом, сказал, что разговаривать на ходу
будет удобнее. Ќо разговор наш не клеилсЯ, больше молчали. Ќе оттого что не
о чем было, а оттого, что тЯжело было, сковывалось все внутри, слово
выдавить страшно. ’ак мы и двигались - Я на коне, а он пешком. Њутные,
серые тучи застилали небо. ‘ †елтой равнины тЯнуло сиверком, поземка
пошевеливалась, кураи посвистывали к бурану. џ глЯнула по сторонам - поле
лежало унылое и пустое. Ѓез людей, без звуков, без движениЯ, холодное и
сумрачное.
‘уванкул шел, курил цигарку за цигаркой. Џотом взЯл менЯ за руку.
- ‡амерзла? - спросил он.
џ ничего не сказала. € он, собираЯсь что-то сказать, промолчал. Њожет,
хотел поделитьсЯ думкой: "‚от, мол, ухожу вслед за сыновьЯми. Љак оно там
будет, суждено ли вернутьсЯ домой или же нет... Њожет, нынче навеки
распрощаемсЯ. …сли так, то что ж, столько лет прожили мы в дружбе и
согласии. …сли что, простим друг другу. Ќеизвестно ведь, как обернетсЯ
судьба". •отел ли он сказать эти слова или другие, кто его знает, только
тогда, глЯдЯ мне в лицо, он стоЯл молча, прикусив губу. Њне бросилось в
глаза, что в бурых усах его начал пробиватьсЯ седой волос. ђаньше Я этого
как-то не замечала.
‚спомнила Я, как мы с ‘уванкулом встретились на этом поле молодыми,
как двадцать два года вместе трудились здесь, проливали пот, детей растили,
хлеб растили, и всЯ наша жизнь в мгновенье предстала перед глазами. Ќе
думала, не гадала Я никогда, что придетсЯ нам так разлучатьсЯ, быть может
навсегда. ‚спомнила, как мы летом, в первый день жатвы, ночью ехали на коне
по этой же дороге. “видела, что новаЯ улица на краю аила осталась
заброшенной и недостроенной, увидела на усадьбе Ђлиман и Љасыма кучу камней
и кирпичей, упала на гриву конЯ и зарыдала. „олго плакала Я. ‘уванкул молча
терпеливо ждал, а потом сказал:
- ’ы, ’олгон, выплачь сразу все, что на душе, тут никого нет, но
отныне при людЯх не показывай слез. ’ы теперь остаешьсЯ не только хозЯйкой
дома, не только головой над Ђлиман и „жайнаком - тебе придетсЯ и бригадиром
остатьсЯ вместо менЯ. Ѓольше некому.
џ еще пуще залилась слезами:
- Ќа кой черт мне твое бригадирство? Љак ты можешь говорить об этом в
такой час? Ќе нужно мне ничего. ‘лышать даже не хочу!
Ќо вечером менЯ вызвали в контору правлениЯ колхоза. ‡десь был наш
новый председатель - раненый фронтовик “сенбай, ‘уванкул и еще несколько
стариков, аильных аксакалов. “сенбай сразу сказал мне:
- —то ни говори, тетушка ’олгонай, а придетсЯ по-мужски, крепко
подпоЯсатьсЯ и сесть на бригадирского конЯ. ‡емлю, и воду, и народ нашего
аила никто лучше вас не знает. Њы вам верим, верим еще и потому, что вам
верит наш лучший бригадир, которого мы теперь, стиснув зубы, провожаем на
фронт. Ќичего не поделаешь. ‘ завтрашнего днЯ беритесь за работу, тетушка
’олгонай.
Ђксакалы тоже стали советовать. ‚ общем уговорили менЯ, согласилась Я
быть бригадиром. „а и как было не согласитьсЯ? ђазве Я не понимала, какое
времЯ мы переживали? Џравильно Я поступила, хотЯ бы даже потому, что это
была последнЯЯ волЯ моего ‘уванкула. ‚ ту ночь он до утра не спал, все
наказы мне давал. Ќачинай готовитьсЯ к весне, тЯгло поставь на отдых,
ремонтируй плуги, бороны, брички... Џрисмотри за многодетными семьЯми, за
стариками... ’о делай так, это эдак... ќх, беспокойный человек мой, милый
муж мой, друг сердечный...
€ до самого утра не утихала на дворе метель, ветер гудел в трубе.
‘уванкула мы провожали тоже на большаке. Ћн сел в бричку „жайнака
вместе с такими же пожилыми людьми, и они укатили по бурану, скрылись в
снежной мгле. Ћх, как холодно было, лютый ветер лицо обжигал. џ шла
медленно, часто оглЯдывалась и всхлипывала, плакала.
‘ того днЯ, как сказал наш председатель “сенбай, туго подпоЯсалась Я,
села на конЯ и вступила в свои обЯзанности бригадира. € сейчас эта работа
не из легких, не каждому по плечу, а тогда и подавно - мука одна. ‡доровых
мужчин не осталось - больные да хромые, а остальные работники - женщины,
девушки, дети, старики. ‚се, что добывали, отдавали фронту. Ђ в хозЯйстве
телеги без колес, упрЯжь - обрывки веревочные, хомуты разбитые, в кузнице и
углЯ нет. ‘тали мы жечь джерганак колючий по суходолу в поймище, тем и не
давали угаснуть горну. Ђ житье - не прежнее, голод застучалсЯ в дома. € все
же мы делали все, чтобы не остановилось хозЯйство колхозное, тЯнули его
сколько хватало сил. Љак вспомню теперь: ради дела к кому с добрым словом
подойдешь, к кому с выговором, а то чуть и не за волосы таскались, всЯкое
бывало, чего Я только не натерпелась тогда... Ђ все равно и сейчас в ноги
кланЯюсь народу за то, что в те дни народ не разбрелсЯ, осталсЯ народом.
’огдашние женщины - теперь старухи, дети - давно отцы и матери семейств,
верно, они и забыли уже о тех днЯх, а Я всЯкий раз, как увижу их,
вспоминаю, какими они были тогда. ‚стают они перед глазами такими, какими
были - голые и голодные. Љак они работали тогда в колхозе, как они ждали
победы, как плакали и как мужались! Ќе знают они, что бессмертные дела
совершили. € никогда, что бы ни приходилось переносить, как бы ни сгибались
плечи мои, никогда не пожалею Я, что работала бригадиром. ‘ самого рассвета
Я была уже на ногах, на колхозном дворе, потом целый день в седле, то туда
надо, то сюда, то в степь, то в горы, с вечера до поздней ночи в конторе -
вот так и не замечала, как пролетали дни. Ѓыть может, менЯ это и спасло. €
пусть иной раз с досады, с горЯ ругали менЯ, хватали за горло, бросали
работу - не в обиде Я. Ќет, в таких случаЯх Я больше наваливала работу на
„жайнака и Ђлиман, днем и ночью не было им покоЯ, и тоже не каюсь, что
гонЯла их безжалостно. Ђ не то тЯгостные мысли, страх задавили бы нас -
ведь три человека из одной семьи на войне, разве можно было не думать? Ћт
Љасыма второй месЯц не было ни слуху ни духу. Њы с Ђлиман прЯчем глаза,
чтобы не заговорить о том, что и без того страшно, - о Љасыме. …сли
разговаривали, то о том, о сем, о работе, о хозЯйстве по дому. Љак дети,
старались не напоминать.
‚ один из зимних дней с утра побежала Я в кузницу помочь. ’ам
перековывали наших рабочих коней. ‘мотрю, председатель наш “сенбай летит на
рысЯх, а в руке у него бумажка небольшаЯ, с ладонь. ’елеграмма, говорит,
вам срочнаЯ. “ менЯ дух перехватило. ‘лышу только, как в кузнице молоты
стучат по наковальне, точно бьют менЯ по груди. ‚идно, лица на мне не было.
- „а вы что, тетушка ’олгонай! - вскричал председатель. - ќто же
телеграмма от Њаселбека, из Ќовосибирска. „а подойдите же, возьмите, не
бойтесь! - €, нагнувшись с седла, отдал мне эту бумажку. - ‚ы, - говорит, -
немедленно отправлЯйтесь на станцию, сын ваш будет проезжать, хочет
увидетьсЯ, просит встретить. џ там велел заложить вам бричку, сена, овса
лошадЯм велел прихватить. Ќе стойте, собирайтесь в дорогу.
€ такаЯ радость обуЯла менЯ! ‡асуетилась Я, забегала по кузнице и не
знаю, что делать. Љузнецы прогнали менЯ.
- ‘ами, - говорЯт, - управимсЯ, бригадир, езжай быстрей на станцию,
чтобы не опоздать.
€ побежала Я домой. ‘ама толком не понимаю, что к чему. ‡наю только
одно: что Њаселбек просит приехать на станцию, что Њаселбек просит
увидетьсЯ. Ѓегу по улице, жарко от мороза, пот прошиб. Ѓегу и сама с собой
разговариваю, как ненормальнаЯ:
- —то значит просит? „а Я, сынок мой, пешком тысЯчу верст буду бежать
к тебе, как на крыльЯх долечу!
ќх, мать, мать... Ќе подумала Я в тот час, куда же проезжает мой сын,
в какую сторону.
Џрибежала домой, наспех всЯкой снеди наделала, мЯса наварила, ведь там
небось Њаселбек не один, а с товарищами, пусть угостит их домашней
стрЯпней. “ложила все это в переметный курджун, и в тот же день мы с Ђлиман
выехали на станцию. ‘перва Я хотела поехать с „жайнаком. Ќо он сам
отказалсЯ.
- Ќет, - говорит, - мама, лучше будет, если поедет Ђлиман, а Я дома
останусь по хозЯйству. ’ак оно будет вернее.
Џотом-то Я понЯла, правильно поступил мой младший сын. •оть и
мальчишка он был, а неглупый. Ћн-то, оказываетсЯ, догадывалсЯ, что
творилось на душе Ђлиман в те дни, как она переживала и страдала. „жайнак
сам сбегал на сенной двор, где работала Ђлиман, сам позвал жену брата.
„авно Я не видела невестку такой радостной. ‡асветилась всЯ, загорелась,
захлопотала больше, чем Я, и стала торопить менЯ:
- Ѓыстрей, мама, быстрей собирайсЯ. ‚от твоЯ шуба, вот платок пуховый,
одевайсЯ, поехали!
€ в дороге тоже места себе не находила.
- ЏогонЯй, погонЯй быстрей! - торопила она возчика, а иногда
выхватывала у него из рук вожжи и сама, гикаЯ, нахлестывала лошадей.
Ѓричка ходко катила по наезженному насту, лошади шли бодро, мЯгко
гремели, мЯгко постукивали колеса на смазанных осЯх. ‚сю дорогу шел снег -
ровный такой, веселый. ‘тоЯл легкий морозец. Ђлиман была в снегу, но она не
знала, как это ей идет. ‘нег густо налипал ей на голову, на полушалок, на
выбившиесЯ прЯди волос, на воротник, и ее смуглое лицо с разлившимсЯ на
щеках румЯнцем, ее сиЯющие черные быстрые глаза и белые зубы казались еще
красивее. ‚ молодости человеку все идет - даже снег. Ђлиман не умолкала всю
дорогу. ’о она просила менЯ молчать, когда сойдет с поезда Њаселбек, не
говорить о ней: узнает он ее или нет? ’о собиралась незаметно подойти к
Њаселбеку сзади и закрыть ему глаза: что скажет он, перепугаетсЯ, наверно,
скажет, кто это еще здесь с шутками глупыми? € сама смеЯлась, хохотала над
своими придумками. ќх, Ђлиман, Ђлиман, невестушка моЯ сердечнаЯ! Ќеужто
думала она, что не догадываюсь Я, почему она вела себЯ так? „а она и сама
проговорилась. ‡амолчала вдруг, перестала смеЯтьсЯ и тихо пробормотала:
- Њаселбек очень похож на Љасыма. Ћни как близнецы, правда ведь?
џ сделала вид, будто не расслышала. Ђ она помолчала, думаЯ о чем-то
своем, и потом снова выхватила вожжи у паренька и снова, гикаЯ, погнала
лошадей.
Љ вечеру мы были уже на станции. ’олько остановили мы бричку - и сразу
же побежали с Ђлиман на пути, словно Њаселбек должен тотчас же прибыть. ’ам
никого не было. Њы оглЯделись по сторонам и приуныли, стоим, как сироты,
куда идти, что делать - не знаем. Њежду рельсами по шпалам бежала поземка.
Џаровоз ползал взад и вперед, со скрежетом и лЯзгом страгивал заиндевевшие,
примерзшие к месту вагоны. ‚ проводах посвистывал ветер.
Ќам не приходилось раньше встречать поезда, мы даже не догадались
расспросить кого-нибудь что к чему - когда поезд надо ждать. ’ем временем
издали послышалсЯ гудок паровоза, показалсЯ поезд.
- €дем, мама! - сказала Ђлиман.
“ менЯ коленки задрожали, страшно стало. Џоезд быстро приближалсЯ. ‚от
и паровоз прошел в снежной пыли. Џоезд остановилсЯ. Њы бросились бежать
вдоль состава. ‚ вагонах было битком народу. †енщины, дети, но много и
солдат. Љто его знает, кто они были и куда ехали. Њы останавливались возле
каждого вагона и спрашивали:
- ‡десь ‘уванкулов Њаселбек? ‘кажите, пожалуйста, нет здесь
‘уванкулова Њаселбека?
Ћдни отвечали, что не знают, другие молчали, а иные усмехались. Џока
мы бегали, поезд тронулсЯ и ушел. ‚сего-то три минуты, оказываетсЯ,
остановка на нашей станции. Њы остались стоЯть, словно птицу выпустили из
рук. ’ут к нам подошел пожилой русский железнодорожник в черном полушубке,
в валенках. џ заметила его, как он выходил навстречу поезду. Ћн спросил
нас, кого мы ожидаем. Њы рассказали ему, дали почитать телеграмму
Њаселбека. Ћн надел очки, долго шевелил губами и сказал затем:
- ‘ын ваш едет воинским эшелоном. Ђ какой эшелон и в какой час он
будет проходить по станции - неизвестно. …сли не опоздает, то должен
сегоднЯ ночью или завтра прибыть. Ђ может быть, эшелон уже прошел. ‘колько
теперь эшелонов каждый день в ту или другую сторону проноситсЯ, иные и не
останавливаютсЯ даже, напролет идут.
Њы совсем повесили головы.
- ќх, война, война, - вздохнул железнодорожник, - перевернула все
вверх дном. Ќу что ж вы будете стоЯть на ветру? €дите на станцию, там
комнатка длЯ ожидающих есть. ‘идите там, а когда поезда будут проходить,
выходите встречать... „ругого выхода нет.
‚ станционной комнатке было человек десЯть. Ћни лежали на скамейках.
†изнь, должно быть, погонЯла их по дорогам, по станциЯм, привыкли, наверно,
чувствовали себЯ здесь как дома. Ћдни спокойно спали, другие
переговаривались, курили, в углу двое пили из жестЯных кружек горЯчий
кипЯток - обжигались, дули на воду, а один тихо наигрывал на гитаре и
что-то тихо напевал себе под нос. „есЯтилинейнаЯ лампа с разбитым
нечищенным стеклом помигивала, коптила. ЋглЯдевшись в полутьме, мы с Ђлиман
тоже примостились с краю скамейки. Џосидели немного, но тут послышалсЯ шум
поезда, и мы опрометью кинулись к двери. ‚етер во тьме рванул за полы и
рукава. Џоезд был сплошь из товарных вагонов. ‘олдат в них не видно было,
но мы бежали вдоль поезда и выкрикивали:
- ‡десь ‘уванкулов Њаселбек?
- ‘уванкулов Њаселбек здесь?
Ќикто не откликалсЯ, никого не было. Љогда мы вернулись на станцию,
там уже все спали.
- Њама, прилЯг немного, отдохни, а Я постерегу поезд, - сказала
Ђлиман.
џ прислонила голову к плечу невестки, думала, вздремну, но где там.
Љакой мог быть сон? „а и как можно думать о сне, если не только слухом -
сердцем, разумом угадываешь приближение поездов, но даже чуешь под ногами
за тридевЯть земель первое неуловимое содрогание пола и сразу
спохватываешьсЯ. ‘ какой бы стороны поезд ни шел, мы вскакивали, хватали
курджун и выбегали на пути.
ќшелоны шли, но ни в одном из них Њаселбека не было. ‚ полночь снова
заходила землЯ под ногами, мы спохватились, выскочили наружу. ‘ обоих
концов ущельЯ одновременно послышались раскатистые гудки паровозов, поезда
шли сразу с двух сторон. ђастерЯлись мы, заметались и очутились посреди
двух колей. ‘ оглушительно нарастающими гудками сошлись поезда и, не
останавливаЯсь, все быстрей и быстрей набираЯ бег, пошли напролет. €
застучали колеса, заревел ветер, замотал нас в снежном вихре, норовЯ кинуть
под вагоны.
- Њама! - закричала Ђлиман и, обхватив менЯ, прижала к столбу фонарЯ,
крепко стиснула в объЯтиЯх и не отпускала.
џ всматривалась в проносЯщиесЯ, как молнии, окна: а вдруг увижу
Њаселбека, а вдруг мой сын там и Я не знаю об этом? ђельсы стонали под
бегущими колесами, так же как сердце мое, охваченное страхом за сына.
Џоезда промчались мимо, уносЯ за собою тучи снега, а мы долго еще стоЯли,
прижавшись, у фонарЯ.
„о самого рассвета мы с Ђлиман не присели, то и дело бегали
взад-вперед вдоль эшелонов. Џеред рассветом, когда буран вдруг стих, на
станцию подошел с запада еще невиданный нами эшелон: вагоны все обгорелые,
с сорванными крышами и выбитыми дверЯми. ‚о всем эшелоне - ни живой души. ‚
пустых вагонах тишина, как на кладбище. Џахло дымом, горелым железом,
обуглившимисЯ досками и краской.
Ќаш вчерашний железнодорожник в черном полушубке подошел с фонарем.
Ђлиман спросила у него шепотом:
- —то это за эшелон?
- Ѓомбили его, - шепотом ответил он.
- Ђ куда теперь эти вагоны?
- Ќа ремонт, - так же тихо ответил железнодорожник.
џ слушала этот разговор и думала о тех, кто ехал в этих вагонах, кто в
дыму, криках и пламени рассталсЯ с жизнью, о тех, кому оторвало руки и
ноги, кто оглох и ослеп навеки... Ђ ведь эти бомбы - лишь отголосок войны.
—то же тогда сама она?
„олго стоЯл разбитый эшелон на станции, потом тихо тронулсЯ и,
печально погромыхиваЯ, укатил куда-то. ‘мотрела Я ему вслед с черной тоской
в душе: вон и Њаселбек отправитсЯ туда, откуда пришел разбитый эшелон. Ђ
что с Љасымом? Љак ‘уванкул? Ћн писал, что находЯтсЯ они где-то под
ђЯзанью. ‚едь это, наверно, не так уж далеко от фронта...
Ќастало утро. Џора было уезжать - сено у лошадей кончилось. Ђ вдруг
Њаселбек не проезжал еще, тогда как? ‘только ждали, разве не обидно будет?
Џо-всЯкому думали, решали мы с Ђлиман. Ќо уехать не посмели.
Џогода была, как и вчера, ветренаЯ, холоднаЯ. Ќедаром называют
станционное ущелье караван-сараем ветров. ‚друг тучи развеЯлись, и солнышко
проглЯнуло. "ќх, - подумала Я, - вот бы и сын мой блеснул вдруг, как
солнышко из-за туч, поЯвилсЯ бы на глаза хоть разок..."
€ тут послышалсЯ вдали шум поезда. Ћн шел с востока. Њощный двукратный
гудок паровоза прокатилсЯ по ущелью.
‡емлЯ затрЯслась под ногами, рельсы загудели. ‘ грохотом, в дыму, в
пару, с красными колесами, с жаркими огнЯми пронеслись два черных паровоза,
за ними на платформах - танки, пушки, укрытые брезентом, подле них часовые
в шубах, с винтовками в руках, мелькнули солдаты в приоткрытых дверЯх
теплушек, и пошли - вагон за вагоном - проносить на мгновение лица, шинели,
обрывки песен, слов, звуки гармоней и балалаек. ‡асмотрелись мы. ’ем
временем прибежал какой-то человек с красными и желтыми флажками в руках,
закричал на ухо:
- Ќе остановитсЯ! Ќе остановитсЯ! Џрочь! Џрочь с путей! - € стал
отталкивать нас.
‚ эту минуту раздалсЯ рЯдом крик:
- Њама-а-а! Ђлима-а-ан!
Ћн! Њаселбек! Ђх ты, боже мой, боже! Ћн проносилсЯ мимо нас совсем
близко. ‚сем телом перегнулсЯ из вагона, держась одной рукой за дверь, а
другой махал нам шапкой и кричал, прощалсЯ. џ только помню, как вскрикнула:
"Њаселбек!" € в тот короткий миг увидела его точно и Ясно: ветер растрепал
ему волосы, полы шинели бились, как крыльЯ, а на лице и в глазах - радость,
и горе, и сожаление, и прощание! €, не отрываЯ от него глаз, Я побежала
вдогонку. Њимо прошумел последний вагон эшелона, а Я еще бежала по шпалам,
потом упала. Ћх, как Я стонала и кричала! ‘ын мой уезжал на поле битвы, а Я
прощалась с ним, обнимаЯ холодный железный рельс. ‚се дальше и дальше
уходил перестук колес, потом и он стих.
€ сейчас еще порой кажетсЯ мне, будто сквозь голову проноситсЯ этот
эшелон и долго стучат в ушах колеса.
Ђлиман добежала всЯ в слезах, опустилась рЯдом, хочет поднЯть менЯ и
не может, захлебываетсЯ, руки трЯсутсЯ. ’ут подоспела русскаЯ женщина,
стрелочница. € тоже: "Њама! Њама!" - обнимает, плачет. Ћни вдвоем вывели
менЯ на обочину, и, когда мы шли к станции, Ђлиман дала мне солдатскую
шапку.
- ‚озьми, мама, - сказала она. - Њаселбек оставил.
ЋказываетсЯ, он бросил мне свою шапку, когда Я бежала за вагоном.
џ ехала домой с этой шапкой в руках; сидЯ в бричке, крепко прижимала
ее к груди.
Ћна и сейчас висит на стене. ЋбыкновеннаЯ солдатскаЯ сераЯ ушанка со
звездочкой на лбу. €ногда возьму в руки, уткнусь лицом и слышу запах сына.

- ‘кажи, землЯ роднаЯ, когда, в какие времена так страдала, так
мучилась мать, чтобы только один раз, только мельком увидеть своего сына?
- Ќе знаю, ’олгонай. ’акой войны, как в твое времЯ, мир не знал.
- ’ак пусть Я буду последней матерью, котораЯ так ждала сына. Ќе
приведи бог никому обнимать железные рельсы и битьсЯ головой о шпалы.
- Љогда ты возвращалась домой, еще издали можно было догадатьсЯ, что
ты не встретилась с сыном. ’ы была желтаЯ, с запавшими, измученными
глазами, как после долгой болезни.
- “ж лучше бы Я действительно пролежала месЯц в горЯчке.
- ЃеднаЯ моЯ ’олгонай. ‚ тот год седина побила твою голову. Ђ какие
были прежде тЯжелые и густые твои косы... Њолчаливой ты стала тогда,
суровой. Њолча приходила сюда и уходила, стиснув зубы. Ќо мне-то понЯтно
было, по глазам видела - с каждым разом трудней и трудней становилось тебе.
- „а, мать землЯ, поневоле станешь такой. …сли бы только Я одна была -
ведь не осталось ни одной семьи, ни одного человека, не схваченного за
горло войной. € когда приходили черные бумаги - похоронные - и в аиле в
один день сразу в двух-трех домах поднимались плач и проклЯтьЯ, вот тогда
закипала кровь и месть темнила глаза, сжигала сердце. џ горжусь, что именно
в те дни Я была бригадиром, хлебала свое и чужое горе, делила с народом все
невзгоды, голод и холод. Џотому и выстоЯла Я, за других выстоЯла, а иначе
упала бы Я и война растоптала бы менЯ в пыль. ЏонЯла Я тогда, что на войну
только одна управа - битьсЯ, боротьсЯ, побеждать. €наче смерть! ‚от
потому-то, поле мое родимое, Я поЯвлЯлась здесь всегда на коне и не
тревожила тебЯ, молча здоровалась и молча поворачивала назад.

Ќастал день, когда от Љасыма пришло письмо. џ вскочила на конЯ и пошла
галопом, не разбираЯ пути, через арыки, через сугробы, с письмом в руке.
Ђлиман и „жайнак разбрасывали здесь кучи навоза, и Я закричала им на скаку:
- ‘уйунчу, суйунчу - радость!
Љак же было не порадовать их! ‚едь от Љасыма два месЯца подрЯд не было
ни строчки, не знали мы, что с ним. Ђ в письме он писал, что два раза стоЯл
в обороне под Њосквой и оба раза вышел живым. Џисал, что немцы
остановились, что сломали им зубы, и о том, что полк ихний отвели на
передышку.
Ђ Ђлиман как обрадовалась! ‘прыгнула с брички - и наперегонки с
„жайнаком, обогнала его.
- Њама, масла в твои уста! - ‘хватила письмо дрожащими руками, зашлась
от счастьЯ, читать не может. ’олько твердит одно: - †ив! †ив-здоров!
’ут подбежали женщины, обступили ее.
- Ђ ну, прочти, Ђлиман, что пишет муж? Њожет, о наших что знает?
Ђ она:
- ‘ейчас, милые, сейчас! - € ни строчки не может прочесть.
„жайнак не утерпел:
- „ай-ка сюда, людЯм надо прочесть. - ‚зЯл письмо и стал читать вслух.
Ђ Ђлиман присела на корточки, хватает снег горстЯми и прикладывает ко
лбу. „жайнак кончил читать, она встала и даже лицо забыла утереть, стоит с
тающими ручейками на лице, разгорЯченнаЯ, радостнаЯ.
- Ќу, теперь пойдемте работать! - тихо сказала она и медленно пошла по
снегу.
ла и тихо оглЯдывалась по сторонам. Ћ чем она думала в тот час - кто
ее знает, может, о том, как летом бежала она здесь по жнивью к мужу с
кувшином в руке. Ђ может, о том, как Љасым прощалсЯ здесь с комбайном.
Ђлиман, казалось мне, заново переживала все дорогое ей, памЯтное. ѓлаза ее
то улыбались, то меркли. Ћна долго смотрела в сторону большака, вспоминала,
наверное, как уходил по дороге саврасый иноходец, как гудела под копытами
землЯ и как она бежала за Љасымом.
Ђ „жайнак шел рЯдом и стал дразнить ее, тормошить:
- „а ты очнись, наконец, приди в себЯ. ’ы понимаешь, что над тобой
теперь будет смеЯтьсЯ весь аил. Џисьмо не могла прочитать, эх ты! џ вот
напишу Љасыму, скажу, что жену твою отдал в школу, снова в первый класс,
азбуку учить!
Ђлиман принЯлась колотить его, а потом они побежали к бричке и
гонЯлись друг за другом.
Ђ Я шла и думала. Љонечно, кому же и защищать народ, если не таким
джигитам, как мои сыновьЯ! ’олько бы они живыми вернулись, с победой. Ђ все
остальное переживем, перетерпим, пусть кожа да кости останутсЯ, только бы
до победы дожить. ‘корей бы уж, скорей бы победа! € потому что это было не
только моим желанием, а мечтой и целью всего народа, ради этого на все шла,
со всем соглашалась.
„аже когда самый младший и последний мой сын „жайнак ушел на фронт, а
ему восемнадцати еще не было, стиснула Я зубы, смолчала, стерпела.
Љ концу зимы частенько стали его вызывать в военкомат. Ќе его одного,
а многих ребЯт, обучали их там военному строю. Ќу, это было дело привычное,
Я и не очень беспокоилась. ЏогонЯют, погонЯют их там дней десЯть и
распускают по домам. Ћднажды он что-то быстро вернулсЯ домой, на второй же
день.
- —то это тебЯ так скоро отпустили? - удивилась Я. - €ли совсем
освободили?
- Ќет, мама, - ответил „жайнак, - завтра Я снова уйду. ђазрешили денек
побывать дома. ‚ этот раз нас подольше задержат, так что ты не беспокойсЯ.
Ђ Я и поверила, нет чтобы догадатьсЯ. ‚едь он как-то странно вел себЯ
в тот день, словно собиралсЯ в дальний путь. ‘ молотком, с гвоздЯми ходил
целое утро, что-то подбивал, приколачивал. Ђ потом, смотрю, дров наколол
кучу, навоз убрал на задворье, сено, что было сложено на крыше сараЯ,
перебрал, подсушил. Љ вечеру пришла, смотрю - он двор вымел, привел в
порЯдок развалившиесЯ конские Ясли. Ћни нужны были, когда отец был дома, он
любил конЯ держать при себе.
- ‡ачем ты возишьсЯ, сынок, летом успеешь починить, - сказала Я ему.
Ќо он ответил, что надо сделать тогда, когда времЯ есть, а потом
некогда будет. € тогда недомыслила Я, не подумала ни о чем. ‚едь он
добровольно ушел на фронт, по комсомольскому призыву. Ђ узнали мы об этом,
когда „жайнак был уже в пути. Џисьмо передал он с товарищем со станции. ‚от
ведь негодник этакий, сынок мой бедный, хоть ты и написал письмо, но разве
можно было так уходить, не простившись? „а пусть Я с ума сойду, все равно
надо было сказать. Ћн просил в том письме у нас с Ђлиман прощениЯ за то,
что молча ушел. ’ак, говорит, легче, отрубить одним разом. џ, говорит,
хотел, чтобы вы меньше переживали, чтобы сразу узнали о моем решении и,
узнав, примирились, согласились со мной. Љто его знает, может, он и прав.
Љонечно, трудно ему было сказать мне в лицо, а может, побоЯлсЯ, что Я стану
плакать, отговаривать, упрашивать...
€ сейчас, когда Я уже лишилась его и прошло уже столько лет, Я веду с
ним разговор так же, как с матерью землей.
„жайнак, послушай менЯ! Џусть тебЯ не мучит совесть, не в обиде Я,
нет. џ тогда еще простила тебЯ, „жайнак, сынок мой младшенький, жеребенок
мой, весельчак мой! „умаешь, Я не понимала, почему ты ушел, не простившись,
почему ты оставил менЯ одну, почему ты оставил юность, молодость, жизнь
свою будущую? ’ы был озорной, шумный парень, и не все знали, как ты любил
людей. Ќе смог ты спокойно смотреть на наши страданиЯ и ушел. ’ы очень
хотел, чтобы люди оставались людьми, чтобы война не калечила в людЯх живую
человеческую душу, чтобы она не вытравлЯла из них доброту и сострадание. €
ты все сделал длЯ этого. Ќа свете остаютсЯ жить только добрые дела, все
остальное исчезает. € твое доброе дело осталось жить. ’ы давно погиб,
пропал без вести. ’ы писал, что ты парашютист. —то три раза ходил в тыл
врага. € вот в какую-то темную ночь сорок четвертого года ты спрыгнул с
самолета вместе со своими товарищами, чтобы помогать партизанам, и пропал
без вести. Џогиб ли ты в бою, или шальнаЯ пулЯ настигла, или попал в плен,
или в болоте утонул - никто не ведает. Ќо если б ты был жив, то хоть
маленькаЯ весточка объЯвилась бы за эти годы. „а, „жайнак, вот так и не
стало тебЯ. ’ы ушел совсем молодым, восемнадцати лет, и не очень крепко
осталсЯ в памЯти людей. Ќо Я помню тебЯ и всЯкий раз вспоминаю, как ты ушел
на фронт, не посмев сказать мне об этом, потому что ты любил и жалел менЯ.
‚споминаю, как ты отдал мальчику на станции свой полушубок. “видел на
станции семью эвакуированную - мать и четверых детей - и отдал старшему
мальчишке, совсем раздетому, полушубок, а сам вернулсЯ домой в одном
пиджачке - зуб на зуб не попадает. Њожет быть, и он, став взрослым
человеком, иногда вспоминает тебЯ, мальчишку, потому что теперь ты намного
моложе его, а он намного старше. Ќо ты был его учителем. ‚едь добро не
лежит на дороге, его случайно не подберешь. „обру человек у человека
учитсЯ.
ќх, что теперь говорить, словами не поможешь. ‘колько людей война
погубила! …сли бы не война, каким красивым, душевным человеком жил бы на
свете мой „жайнак!
‘ын мой, обидно мне, из двенадцати цветов жизни ты не сорвал ни
одного. ’ы только начинал жить, и Я даже не знаю, какую девушку ты любил...
ЏоследнЯЯ свеча горит в душе моей, скоро она погаснет. Ќо Я все помню,
помню и тот злосчастный день, когда приехал за мной тот старик на пахоту.
Ѓыло это ранней весной. Џодснежники еще не сходили, бороньба только
начиналась. ‘ †елтой равнины шел понизу теплый ветер, зЯбь просыхала, трава
на солнце пошла зеленеть.
‚ тот день мы как раз только начали пахоту. џ ехала на коне шажком
вслед за трактором, вдыхала земной дух борозды и подумывала про себЯ, что
очень давно нет вестей от ‘уванкула и Љасыма.
’ем временем приехал сюда старик наш один, вроде бы не по очень
срочному делу. џ ему сказала:
- Љстати приехали, аксакал, благословите с добрым началом пахоты.
Ћн развернул ладони, сидЯ на коне, и, поглаживаЯ бороду, прошептал:
- Џусть покровитель хлеборобов „ыйкан-баба побудет здесь, пусть урожай
будет, как половодье. - Ђ потом сказал мне: - ’ебЯ, ’олгонай, вызывает
начальник какой-то из района. Џриказал, чтобы ты Явилась в контору. џ за
тобой приехал.
- •орошо, сейчас поедем, аксакал.
Џодъехала Я к плугарЯм, предупредила, что к вечеру приеду проверить
работу, и мы направились к аилу. ‚ том, что менЯ вызвал уполномоченный,
ничего удивительного не было. Ћбычное дело, особенно с началом посевной
много их разных наезжает в аил. …хали не торопЯсь, разговаривали о том, о
сем, о житье-бытье нашем, и старик в разговоре как-то осторожно вставил:
- ‘пасибо тебе, ’олгонай, что в такое лихолетье служишь ты на коне
народу. •отЯ и женщина ты, но всем нам голова. ’ак и держись, ’олгонай,
крепче держись в седле. …сли что, мы все тебе опора, а ты нам. Љонечно, и
тебе нелегко, знаем. ‘удьба человеческаЯ как горнаЯ тропа: то вверх, то
вниз, то вдруг пропасть впереди. Ћдному, случаетсЯ, не под силу, а всем
миром одолеть можно... ’ак-то оно в жизни нашей суетной...
Њы ехали уже по улице, и Я заметила возле нашего двора вроде бы толпу
людей. џ увидела их головы за дувалом. Ќо почему-то не придала этому
значениЯ. ‘тарик вдруг взЯл за повод моего конЯ и сказал мне, не глЯдЯ в
глаза:
- ‘лезай, ’олгонай, ты должна спешитьсЯ.
џ удивленно уставилась на него. ’олько он сам слез с лошади и, берЯ
менЯ под руку, повторил:
- ’ы должна слезть с седла, ’олгонай.
‚се еще не соображаЯ, в чем дело, но уже охваченнаЯ каким-то страшным
предчувствием, уже мертваЯ, Я медленно спешилась и увидела Ђлиман, идущую к
дому вместе с тремЯ женщинами. Ћни в тот день работали на очистке арыков.
Ђлиман несла кетмень на плече. Ћдна из женщин взЯла ее кетмень с плеча. €
тут Я все разом понЯла.
- —то вы? —то вы надумали? - закричала Я на всю улицу.
Љогда Я закричала, из двора соседки Ђйши выбежали женщины. Њолча,
быстро подошли ко мне, схватили за руки и сказали:
- Љрепись, ’олгонай, лишились мы наших соколов, погибли ‘уванкул и
Љасым.
џ услышала в ту минуту, как вскрикнула Ђлиман, как заголосили все
разом:
- Ѓоорумой - братьЯ наши! Ѓоорумой!
€ больше уже ничего не слышала, оглохла сразу. Ћглохла, наверно, от
своего крика. € закачалась улица, чудилось мне, деревьЯ падают, дома
падают. ‚ жуткой тишине мелькали перед глазами то облака в небе, то
какие-то искаженные немые лица. џ вырывалась, силилась освободить зажатые в
чьих-то руках свои руки. џ не понимала, кто менЯ держит, что за толпа у
ворот. џ видела только Ђлиман. ‚идела ее с беспощадной Ясностью. Ћна была
страшна, с изодранным в кровь лицом, с разлохмаченными волосами, в
изорванном платье. …е удерживали женщины, закрутив руки за спину, а она
вырывалась изо всех сил ко мне и кричала так сильно, что Я ничего не
слышала. џ тоже рвалась к ней. “ менЯ было только одно желание - быстрей
прийти к ней на помощь. Ќо прошла, казалось, целаЯ вечность, пока мы
наконец сошлись. € только тогда, когда Ђлиман бросилась ко мне на шею, Я
наконец услышала ее надсадный, хриплый крик:
- Њама, вдовы мы, мама! Ќесчастные вдовы! Џогасло наше солнце. —ерный
день! Њама! —ерный день!
„а, мы были вдовами. „ве вдовы - свекровь и невестка, мы оплакивали
свою судьбу, обнимаЯсь и обливаЯ друг друга горючими слезами.
Ќо нам с Ђлиман не пришлось вволю поголосить. Ќа седьмой день пришли
колхозники, чтобы еще раз почтить памЯть погибших, и сказали нам:
- ѓод круглый траур держать и то было бы мало. Њы будем их помнить, но
живой человек должен жить. ’о, что они недожили, пусть доживут Њаселбек и
„жайнак. (Ћт „жайнака мы тогда еще почти каждую неделю получали письма.)
Џусть они вернутсЯ с победой. Ђ вам мы разрешаем выходить на работу. ‚ремЯ
сейчас посевное, землЯ не ждет. ‡ажмите сердца в кулак. Ѓудьте с нами. €
пусть это будет нашей местью врагу.
Џосоветовались мы с Ђлиман и согласились с народом.
“тром, когда мы собирались на работу, председатель “сенбай принес две
бумажки. ќто, говорит, похоронные, сберегите их. ЏохороннаЯ Љасыма прибыла
в колхоз, оказываетсЯ, еще полмесЯца тому назад. Ћн погиб в наступлении под
Њосквой, в деревне Ћреховка. Џока собирались сообщить об этом, подоспела и
похороннаЯ ‘уванкула. Ћн тоже погиб в большом наступлении под …льцом.
Ћдносельчанам нашим ничего не оставалось, как сказать правду. € пришлось им
сделать это в один и тот же день. Ќу, а дальше рассказывать нечего. ‘нова
крепко подпоЯсалась Я и снова села на бригадирского конЯ.
‚едь если бы Я стала сетовать, судьбу проклинать, руки опустила, то
что было бы с Ђлиман? Ћна так убивалась, что мне страшно становилось. ѓорЯ
у менЯ было не меньше, Я потерЯла сразу мужа и сына, утрата была двойнаЯ, и
все-таки положение мое было иное. Њало ли, много ли, мы с ‘уванкулом
прожили большую жизнь. ‚сЯкое видели, всЯкое испытали - и трудно жили и
счастливо. „етей имели, семью имели, вместе трудились. € если бы не война,
вместе были бы до конца дней. Ђ много ли познали Ђлиман и Љасым? †изнь длЯ
них всЯ была в будущем, всЯ в мечтах. ‚ самую пору молодости срубила их
война топором. Љонечно, со временем затЯнулись бы раны в душе Ђлиман. ‘вет
не без людей, нашла бы, может быть, человека, которого и полюбила бы даже.
€ жизнь вернулась бы с новыми надеждами. „ругие солдатки так и поступили.
Љончилась война, они вышли замуж. Љто удачно, кто не совсем удачно, но они
не остались одинокими, все они теперь матери, жены. Њногие из них нашли
свое счастье. Ќо не все люди одинаковы. …сть такие, что быстро забывают о
горе, быстро переступают на новую дорогу, другие мучительно, отчаЯнно
топчутсЯ на месте, не находЯ в себе сил уйти по памЯти прошлого. ‚от и
Ђлиман, на беду свою, оказалась такой. Ќе сумела она забыть былое, не
смогла примиритьсЯ с судьбой. ‡десь есть и моЯ непростительнаЯ вина. ‘лаба
Я оказалась, не осилила жалость свою...
‚есной бригада наша копала головные арыки. џ тоже была там. Ћднажды
закончили мы работу рано, до захода солнца, и народ стал расходитьсЯ по
домам. Њне надо было еще завернуть к плугарЯм, и Я сказала Ђлиман, чтобы
она не ждала менЯ. алаш плугарей был неподалеку. Ћни как раз ужинали. џ
потолковала с ними о делах и, выйдЯ из шалаша, собиралась было сесть на
конЯ, как увидела Ђлиман. Ћна, оказываетсЯ, не ушла. Ћсталась одна и ходила
по перелогу, собирала тюльпаны. ‚едь она, как девчонка какаЯ, любила цветы.
ќх, Ђлиман, Ђлиман, горемычнаЯ моЯ невестушка. ‚ руках у нее было штук
десЯть больших тюльпанов. Ћна их собиралась, наверно, домой понести. џ как
увидела ее с цветами, пот горЯчий проступил на лбу. ‚спомнила, как она
тогда на обкосе загона набрала дикой мальвы и тоже стоЯла с цветами вот так
же. ’олько тогда косынка на ней была краснаЯ, а цветы белые, а теперь она
была повЯзана черным платком и в руках держала красные цветы. ‚от и всЯ
разница. Ќо как это резануло по сердцу! Ђ Ђлиман поднЯла голову, оглЯделась
по сторонам, потом понурилась, уныло уставилась на цветы, вроде бы: кому их
теперь и куда?.. € вдруг встрепенулась всЯ, упала лицом вниз и стала рвать
свои цветы в клочьЯ, хлестала ими землю, потом утихла, уткнулась в руки и
лежала так, передергиваЯ плечами. џ спрЯталась за шалаш. Ќе стала ее
тревожить. Џусть, думаю, поплачет, может, легче ей станет. Ђ она вскочила
на ноги и помчалась по перелогу к большаку. џ перепугалась, на конЯ - и за
ней. ‘трашно мне было видеть, как убегала моЯ невестка, как бежала она в
черном платке по красному полю.
- Ђлиман! Ћстановись! —то с тобой? Ћстановись, Ђлиман! - кричала Я ей,
а она не останавливалась.
„обежала до дороги, по которой уходил когда-то саврасый иноходец, тут
лишь Я догнала ее.
- Њама! Ќе говори мне ничего. Њама, не говори мне ничего. Ќе надо!
џ натЯнула поводьЯ, а она подбежала, схватилась за гриву конЯ,
ткнулась к моей ноге и зарыдала. џ молчала. Ђ что мне было ей говорить?
Џотом она поднЯла голову, а лицо все в глине, в слезах, и сказала
всхлипываЯ:
- Џосмотри, мама, как светит солнце. Џосмотри, какое небо, а степь
какаЯ, в цветах! Ђ Љасым не вернетсЯ, да? Ќикогда не вернетсЯ?
- Ќет, не вернетсЯ, - ответила Я.
Ђлиман тЯжело вздохнула.
- Џрости менЯ, мама, - тихо сказала она. - •отела добежать туда и
умереть там вместе с ним.
€ Я не выдержала, заплакала, ничего не сказала. Ќо если бы Я была
мудрой, дальновидной матерью, Я должна была ей твердо сказать: "’ы что,
дитЯ маленькое? Ќе ты одна, сколько овдовело таких, как ты, - не сосчитать.
Џеретерпи. Љак тебе ни дико это слышать - забудь Љасыма. —то прошло, того
не вернешь. Џридет времЯ - найдетсЯ человек по душе. …сли не возьмешь себЯ
в руки, тебе же будет хуже. Ќе смей так убивать себЯ. ’ы еще молода и
должна жить". € как Я каюсь теперь, что не посмела сказать этой грубой,
этой единственной правды. € потом сколько раз подходили удобные случаи, на
Языке стоЯли эти слова, Я так и не решилась их высказать. ЉакаЯ-то
неодолимаЯ сила удерживала менЯ. „а и сама Ђлиман не хотела менЯ выслушать.
…сть, оказываетсЯ, у каждого слова свое времЯ, когда оно ковкое, как
раскаленное железо, а если упустишь времЯ - слово остывает, каменеет и
лежит на душе тЯгостным грузом, от которого не так-то просто освободитьсЯ.
ќто Я говорю теперь, когда прошло столько лет, а тогда в каждодневной
суматохе, в каждодневных заботах и нехватках колхозных некогда было
одуматьсЯ, сообразить толком что к чему. ‚се ожиданиЯ, все помыслы были
только об одном - скорей бы победа, скорей бы конец войне, а все остальное
потом. „умалось: кончитсЯ война - и все само собой станет на свое место. Ђ
оно, оказываетсЯ, не совсем так...

- Њать землЯ, почему не падают горы, почему не разливаютсЯ озера,
когда погибают такие люди, как ‘уванкул и Љасым? Ћба они - отец и сын -
были великими хлеборобами. Њир извечно держитсЯ на таких людЯх, они его
кормЯт, поЯт, а в войну они его защищают, они первые становЯтсЯ воинами.
…сли бы не война, сколько бы еще дел сделали ‘уванкул и Љасым, сколько
людей одарили они плодами своего труда, сколько еще полей засеЯли бы,
сколько еще зерна намолотили бы. € сами, сторицею вознагражденные трудами
других, сколько бы еще радостей жизни увидели бы! ‘кажи мне, мать землЯ,
скажи правду: могут ли люди жить без войны?
- ’ы задала трудный вопрос, ’олгонай. Ѓыли народы, бесследно
исчезнувшие в войнах, были города, сожженные огнем и засыпанные песками,
были века, когда Я мечтала увидеть след человеческий. € всЯкий раз, когда
люди затевали войны, Я говорила им: "Ћстановитесь, не проливайте кровь!" џ
и сейчас повторЯю: "ќй, люди за горами, за морЯми! ќй, люди, живущие на
белом свете, что вам нужно - земли? ‚от Я - землЯ! џ длЯ всех вас
одинакова, вы все длЯ менЯ равны. Ќе нужны мне ваши раздоры, мне нужна ваша
дружба, ваш труд! Ѓросьте в борозду одно зерно - и Я вам дам сто зерен.
‚откните прутик - и Я выращу вам чинару. Џосадите сад - и Я засыплю вас
плодами. ђазводите скот - и Я буду травой. ‘тройте дома - и Я буду стеной.
Џлодитесь, умножайтесь - Я длЯ всех вас буду прекрасным жилищем. џ
бесконечна, Я безгранична, Я глубока и высока, менЯ длЯ всех вас хватит
сполна!" Ђ ты, ’олгонай, спрашиваешь, могут ли люди жить без войны. ќто не
от менЯ - от вас, от людей, зависит, от вашей воли и разума.
- Љак подумаешь, землЯ роднаЯ, ведь самых лучших тружеников твоих,
самых лучших мастеров убивает война. Ђ Я не согласна с этим, всей жизнью
своей не согласна!
- Ђ ты, ’олгонай, думаешь, Я не страдаю от войн? Ќет, Я очень страдаю.
џ очень тоскую по крестьЯнским рукам, Я вечно оплакиваю детей своих,
хлеборобов, мне всегда не хватает ‘уванкула, Љасыма, „жайнака и всех
погибших солдат. Љогда Я остаюсь непаханой, когда нивы остаютсЯ несжатыми,
а хлеба необмолоченными, Я зову их: "ѓде вы, мои пахари, где вы, мои
сеЯтели? ‚станьте, дети мои, хлеборобы, придите, помогите мне, задыхаюсь Я,
умираю!" € если бы тогда пришел ‘уванкул с кетменем в руках, если бы Љасым
привел свой комбайн, если бы „жайнак пригнал свою бричку! Ќо они не
откликаютсЯ...
- ‘пасибо тебе, землЯ, на том. ‡начит, ты так же тоскуешь о них, как и
Я, так же оплакиваешь их, как и Я. ‘пасибо тебе, землЯ.

’ретий и четвертый годы войны и радовали и омрачали: врага изгонЯли
шаг за шагом - душа ликовала, но что ни день, все трудней и трудней
становилась жизнь. Ћсенью еще куда ни шло, колоски собирали по жнивью,
картошку копали в огородах, а с середины зимы начиналсЯ голод. Ћсобенно
весной да в желтые летние дни туго приходилось, иные едва-едва пробивались
дикими кореньЯми, травой да чуть забеленной молоком водичкой. Њы с Ђлиман
обе работали, и за подол нам детишки не цеплЯлись. Ќо лучше бы они
цеплЯлись. Ќевыносимо становилось на душе, когда у других, у многодетных,
детишки с раздутыми животами и опухшими лицами глЯдели в руки, безмолвно
просЯ хлеба. …сли бы мне сказали: "€ди и ты на фронт, умри там - и война
кончитсЯ, дети будут сытыми", - Я не задумалась бы. ’олько бы не видеть их
голодных глаз. Љак-то Я поделилась этими мыслЯми с Ђлиман, она посмотрела
на менЯ и потом сказала:
- џ бы тоже так поступила. ‚едь самое страшное то, что дети не
понимают, почему они должны голодать. ‚зрослые-то хоть утешают себЯ, знают
причины, знают, что будет этому когда-нибудь конец. Ђ дети не понимают.
Џока не вернутсЯ их отцы, мы должны хлеб добывать им. Ќам с тобой, мама,
только это и осталось. Ђ то ведь и жить не стоит...
‚се безраздельно принадлежало только войне: и жизнь, и труд, и волЯ, и
даже детскаЯ кашка - все, все до единой крупицы уходило в ненастную утробу
войны. Ћднако были и такие, что не хотели делитьсЯ с войной ничем; да зачем
скрывать, были такие люди. Ћни тоже урывали от нашего куска.
Љак-то Я заблудилась. ќто произошло в сорок третьем году, кажетсЯ, в
середине зимы, или нет, к концу зимы дело было. ‚ степи уже темнели
прогалины голой земли, но окна еще замерзали по ночам.
Љто его знает, в какой час ночи - все давно спали, - только вдруг
заколотил кто-то в окно, думала, стекла полетЯт.
- ’олгонай! Ѓригадир! ‚ставай! Џроснись! - кричал кто-то с улицы.
Њы перепугались, и обе, Я и Ђлиман, вскочили с постелей.
- Њама! - прошептала Ђлиман в темноте, и так тревожно, словно ждала
какого-то чуда.
ќх, проклЯтаЯ, никогда не покидающаЯ надежда! “ менЯ тоже сердце
зашлось от страха и смутной радости: "Њожет, вернулсЯ кто из наших?" - и Я
приникла к окну.
- Љто тут? Љто ты?
- ‚ыходи, ’олгонай! Ѓыстрей! ‹ошадей увели! - ответил голос за окном.
Џока Ђлиман зажигала лампу, Я быстро натЯнула сапоги, надела чапан и
выскочила на улицу. Џрибежали на конюшню, там были уже люди и сам
председатель. Ћказалось, что воры трех лошадей увели, в том числе и нашего
саврасого иноходца - Я его в колхоз передала. ќто были лучшие мерины нашей
бригады, мы их готовили к пахоте. Љонюх говорил, что пошел на сеновал
задать лошадЯм полночное сено, вернулсЯ, а в конюшне темно, фонарь не
горит. ђешил, что ветер задул, потому не спеша зажег свет, глЯнул - с краю
три стойла свободные.
‚ то времЯ длЯ колхоза потерЯть три рабочие лошади - все равно что
сейчас десЯть тракторов потерЯть. Ђ если подумать поглубже, то это все
равно что у каждого солдата на фронте отнЯть по куску хлеба. Њы оседлали
лошадей, некоторые прихватили ружьЯ, и все кинулись в погоню. € если бы
догнали воров, то не пожалели бы. —естное слово, не пожалели бы!
‡а аилом мы разделились на кучки по нескольку человек и поехали в
разные стороны. “ менЯ под седлом был племенной жеребец, горЯчий,
поджимистый, в побежку просилсЯ. џ дала ему повод. Џомню, перемахнула через
большак и направилась в сторону гор. ‡а мной скакали еще двое наших. ‚друг
оглЯнулась - нет их. ’о ли они свернули в сторону, то ли Я свернула.
ЋшибитьсЯ было не мудрено: луна хоть и просвечивала, но свет ее был
обманчив - шагах в двадцати все сливалось в темную мглу. Ќо не об этом
думала Я тогда: только бы догнать конокрадов; так досадно и обидно было,
что не замечала, куда уносит менЯ конь, и когда он внезапно остановилсЯ,
смотрю - впереди глубокий овраг. Џод самыми горами очутилась. ‹уна
осторожно шла над темным хребтом, звезды туманились. ‚округ ни огонька.
Џонизу скользил порывистый ветерок, шевелил сухостойные кураи, тонко
посвистывал. Ќа развалинах старой глинобитной гробницы перекликались совы.
џ спустилась на коне в овраг. Ќичего не слышно. ’олько вспугнула
лисицу. Ћна выскочила из камыша и понеслась, сизо-голубаЯ в лунном свете.
Ѓольше никого не видать кругом.
џ повернула в аил. …хала над обрывом и вспоминала: поговаривают, что
„женшенкул - был у нас такой в аиле - сбежал из армии, что с ним двое таких
же, как сам он, дружков откуда-то с †елтой равнины и что прЯчутсЯ они в
горах. џ не очень-то верила этим слухам. Ќе понимала Я, как можно прЯтать
свою голову, когда все в опасности. ‚ыходит, что кто-то должен идти
сражатьсЯ, погибать, а кто-то может отсиживатьсЯ за его спиной? Ќет, врЯд
ли кто пойдет на такое бесстыдство, думала Я. Ђ тут вдруг усомнилась. ‚
аиле мы все знаем друг друга, как пЯть своих пальцев. ‚роде не было людей,
которые могли бы пойти на конокрадство. „а и конь не иголка, в воротнике
его не припрЯчешь. ’ем более сразу трех лошадей. ‡начит, воры пришли
откуда-то. „олжно быть, сейчас, как волки, рыскают в горах и в степи. …сли
правда, что „женшенкул в бегах, то, пожалуй, это дело его рук, думалось
мне. Ћднако уверенности в этом не было: как-никак не пойман - не вор, а
видеть никто не видел.
’ри лошади - упрЯжка одного двухлемешного плуга. “прЯжь эту мы
восстановили с горем пополам, объездили молоднЯк, четверку, запрЯгли в
плуг. †аль, но ничего не поделаешь. Ђ тут нагрЯнула посевнаЯ, и началось
такое, что не до воров было и не до самого бога. ќто была, пожалуй, самаЯ
тЯжелаЯ весна в моей жизни. Ќарод что - народ не виноват. ‹юди хотели
работать и старались, но с пустым желудком не очень-то наработаешь. ’ого,
что прежде за день делали, теперь на неделю хватало. ‡апаздывали работы,
затЯгивалась посевнаЯ. Ђ тут еще беда - семЯн в колхозе нет. “ж мы до
зернышка вымели, выскребли закрома, кое-как свели концы с концами, но план
бригады все же выполнили.
‚ эти дни Я крепко призадумалась над нашей жизнью. Ќа трудодни мы
ничего не получали, что было из прежних запасов, давно съели. Љак быть? Џо
миру расходитьсЯ, разбрестись куда глаза глЯдЯт? Ќет, это значит потерЯть
себЯ. Ќу что же дальше? •орошо, дотЯнем до осени, перебьемсЯ зиму, а там
опЯть же весна и опЯть же придетсЯ заставлЯть работать полуголодных,
ослабевших людей. € не работать нельзЯ.
Џо-всЯкому думала Я, ночей не спала, и осенила менЯ мысль такаЯ:
распахать залежь - была у нас небольшаЯ на отшибе, - с тем чтобы урожай
поделить по семьЯм. Џосоветовалась с председателем, до района дошла,
объЯснила, что план мы свой выполнили, а это сверх плана, своими силами,
специально длЯ себЯ на трудодни, поддержать чтобы народ. Љто-то мне из-за
стола бросил:
- ’ы сталинский устав колхоза нарушаешь!
џ не утерпела:
- Ђ пусть он провалитсЯ, этот устав! …сли мы будем голодными, кто вас
будет кормить?
- Ђ ты, - говорит, - знаешь, куда Њакар телЯт не гонЯл?
- ‡наю. ЋтправлЯйте, если от этого легче станет. ’олько подумайте
сначала, кто будет хлеб сеЯть длЯ солдат на фронте.
‡ашумели, в райком толкнулись. ‚ общем разрешили, сказали: под личную
ответственность. Ђ дело-то было не в ответственности, а в семенах. ‚
колхозе - хоть шаром покати, что было, все высеЯли. Џомозговала Я и собрала
свою бригаду, всех от мала до велика. Ќе то что собрание, а так, вроде
семейный совет устроили.
- „авайте подумаем, как быть нам, - сказала Я. - Ќа то, что посеЯно на
полЯх, не надо надеЯтьсЯ. ‘ами знаете, там все длЯ фронта, а если что
останетсЯ - на семена. Ќо у нас, если найдем семена, есть возможность
посеЯть хлеб длЯ помощи многодетным, старикам и сиротам. …сли верите мне, Я
беру на себЯ эту ответственность. „ело сейчас стоит за тем, чтобы каждый из
нас отдал на семена золотые крупицы, то, что еще приберегаем мы на дне
мешочков и сусеков. Ќе гневайтесь на менЯ, пусть мы оторвем кусок от своего
рта, пусть мы будем голодать - дотЯнем как-нибудь на молоке до жатвы, но
зато каждое зернышко вернетсЯ нам сторицей. Џоднатужьтесь, родные, стисните
зубы, отважьтесь на такой подвиг ради себЯ, ради детей своих. Ќе пожалеете.
Џоверьте моему материнскому слову. Џомогите мне, пока есть еще времЯ
посеЯть...
Ќа сходке вроде бы все поддержали менЯ. Ќо когда коснулись дела,
пришлось туго, просто страшно. Ћсобенно страшно было мне, когда выбегали из
дворов многодетные матери, когда они проклинали все на свете: и войну, и
жизнь такую, и детей, и колхоз, и менЯ. € все же люди с кровью отрывали от
сердца, давали каждый сколько мог и что мог: кто полпуда, а кто пригоршню.
Џонимала Я, что люди отдавали свое последнее, и все же Я брала. ‘обирала
все, высыпала в мешки по горсточке. € так обходила Я с бричкой двор за
двором, умолЯла, просила, ругалась, выхватывала из рук. € только одно
утешение было, что осенью люди поблагодарЯт менЯ, что осенью каждаЯ
горсточка вернетсЯ пудом.
Ќикогда не забыть мне, как Я обошлась с соседкой своей, Ђйшой. Ћна
ведь болезненнаЯ была. ђано овдовела, муж ее, †аманбай, умер еще до войны.
€ осталась она одна, хвораЯ, с единственным сыном - Ѓекташем. …сли не
болела, работала в колхозе, у себЯ на огороде, коровенку имела - тем и
кормилась и растила сына. Ѓекташ в ту пору был уже работником, надежный
вырос парнишка. ‚ тот день как раз на его бричке и ездили мы по дворам.
Љогда поравнЯлись с их двором, Я спросила его:
- Ѓекташ, есть у вас дома что-нибудь?
- …сть немного, - ответил, помедлив, парнишка. - ‚ торбочке, за
печкой.
- Ќу, так иди принеси, - сказала Я.
- Ќет, тетушка ’олгонай, сами пойдите, - попросил он.
Ђйше нездоровилось в те дни. Ћна сидела на кошме, укутав поЯсницу
теплым платком.
- Ђйша, Я пришла получить то, что все дают, - сказала Я.
- ‚се, что у нас есть, вон там, - показала она на торбу за печкой.
- ‘колько есть. Ќе длЯ утехи отдаешь. „лЯ семЯн. Џоле готово, сева
ждет, не задерживай, Ђйша, - поторопила Я.
Ђ она прикусила губу и молча опустила голову. Ћх, нужда проклЯтаЯ, до
чего доводит людей.
- Ђйша, подумай: ну, десЯть, пЯтнадцать дней тебе легче было бы
перебиватьсЯ. Ќо подумай и о будущей зиме, о весне подумай. ђади сына
твоего прошу, Ђйша. Ћн ждет на улице с бричкой.
Ћна поднЯла глаза и с мольбой посмотрела на менЯ.
- …сли бы было что, думаешь, жалко? ’ы же знаешь, ’олгонай, соседка
ведь Я твоЯ...
џ почувствовала, что не устоЯть мне перед ее мольбой, но тут же
отбросила в сторону жалость.
- џ сейчас тебе не соседка, а бригадир! - отрезала Я. - Ћт имени
народа забираю у тебЯ это зерно! - ‚стала и взЯла в руки торбу.
Ђйша отвернулась.
‚ торбе было килограммов семь пшеницы. џ хотела унести все, но не
посмела. € отсыпала половину зерна в порожнее ведро. € сказала ей:
- ‘мотри, Ђйша, Я половину беру. Ќе обижайсЯ.
Ћна обернулась. € Я увидела слезы, стекавшие по ее лицу к подбородку.
Њне стало не по себе. џ опрометью кинулась из дома. Ђх, почему Я не
поставила торбу на место? Ќо откуда же мне было знать, что случитсЯ с
собранными мною семенами?
‡ерна набралось два больших мешка. Њы его пропустили через решето,
провеЯли, очистили от сорнЯков, по зернышку перебирали. € Я сама свезла
семена к пашне. Џовременить бы мне в тот день. Ќо ведь оставалось еще
допахать край загона. Ђ мне не терпелось быстрей засеЯть это поле. ‘
рассветом сама собралась сеЯть вручную. ‚се было готово - семена, пашнЯ,
все получалось так, как задумала.
‚ечером вернулась Я с работы домой, и что-то беспокойно стало на душе,
места себе не находила. „нем Я велела Ѓекташу и еще одному пареньку отвезти
на бричке бороны к полю. „ети, как ни говори, это дети. Ќе совсем уверена
была Я, выполнили ли они мое поручение. € Я сказала Ђлиман:
- ‘ъезжу-ка Я к ребЯтам. ЏоглЯжу, что они делают.
‘ела на конЯ и поехала.
‡а аилом пошла рысью: сумерки сгущались, темнеть начинало уже.
Џодъезжаю к месту, смотрю - быки стоЯт на пашне в Ярме. € рЯдом никого нет.
‡ло взЯло на мальчишку-плугарЯ: до сир пор тЯгло не распрЯжено, томитсЯ в
Ярме. Ќу, думаю, подожди у менЯ, парень, Я тебе дам нагонЯй. „винулась Я
разыскивать его, смотрю - бричка с боронами опрокинута набок. € тут тоже
никого нет.
- ќй, ребЯта! ѓде вы? Ћткликнитесь! - позвала Я.
Ќикто не отозвалсЯ, ни души вокруг. „а что с ними? Људа они
запропастились? Џерепугалась Я. Џоскакала к шалашу, спрыгнула с лошади.
‡асветила спичку. ђебЯта лежали в шалаше свЯзанные, избитые в кровь,
ободранные, во ртах трЯпье какое-то набито. џ вырвала клЯп изо рта Ѓекташа.
- ‘емена? ѓде семена? - вскричала Я несвоим голосом.
- ‡абрали! €збили! - прохрипел он и мотнул головой в ту сторону, куда
исчезли воры.
Ђ дальше не помню, что было. ‘роду не гнала Я так конЯ, как в ту ночь.
—то там ночь - тьма могильнаЯ была нипочем. …сли бы дом мой сожгли и
разграбили, ничего не сказала бы. …сли бы осенью с гумна похитили десЯть
мешков хлеба - стерпела бы: мыши тоже утаскивают. Ќо за эти семена, за этот
хлеб наш будущий - да Я придушила бы своими руками.
ЋказываетсЯ, Я гналась по следам воров и вскоре увидела их. €скры
заметила из-под копыт. Њешки воры везли перед собой на седлах. “ходили в
сторону гор.
“видев их, Я стала кричать, просить:
- Ћставьте мешки, это семена! Ћставьте, это семена! ‘емена это!
Ћни не оборачивались. ђасстоЯние между ними быстро сокращалось, и Я
увидела, что один из них, тот, что с краю, ехал на иноходце. џ сразу узнала
его. Љак было не узнать саврасого иноходца? Џо побежке узнала, по белым
чулкам на задних ногах. € тогда Я крикнула:
- ‘той, Я знаю тебЯ! ’ы „женшенкул! ’ы „женшенкул! ’еперь ты не уйдешь
от менЯ! ‘той!
Ћн и в самом деле оказалсЯ „женшенкулом. Ћтделившись от других, он
повернул ко мне навстречу. Ћгонь вспыхнул во тьме, что-то прогрохотало. €,
уже падаЯ с конЯ, Я понЯла, что это был выстрел. Ђ сначала Я подумала, что
просто споткнулась лошадь.
ЏридЯ в себЯ, Я почувствовала тупую, тЯжелую, ломившую спину боль. €з
головы сочилась кровь, она затекала к затылку холодным студнем. ђЯдом со
мной хрипела, издыхаЯ, лошадь, она еще сучила ногами, пытаЯсь встать.
Љлокочущий предсмертный вздох вырвалсЯ из ее груди, голова глухо стукнулась
о землю, и лошадь утихла. € все вокруг утихло - утихла всЯ жизнь. џ лежала
не шелохнувшись, не пытаЯсь даже встать. ‚се теперь было длЯ менЯ
безразлично. € жизнь не имела смысла. џ думала о том, как убить себЯ. Ѓыла
бы поблизости круча, доползла бы и бросилась вниз головой. џ не
представлЯла себе, как, какими глазами теперь буду глЯдеть на людей. € тут
Я увидела в небе „орогу ‘оломщика. ’усклаЯ, туманнаЯ река Њлечного Џути
напомнила мне мутные слезы, стекавшие по лицу Ђйши. € Я встала на колени,
потом на ноги, пошатнулась, снова упала и, рыдаЯ от горЯ и обиды, стала
выкрикивать проклЯтьЯ:
- —тоб тебЯ кровь войны проклЯла, „женшенкул! “битые пусть проклЯнут
тебЯ, „женшенкул! „ети пусть проклЯнут тебЯ, „женшенкул!
џ плакала и кричала, пока не обессилела.
„олго лежала Я. Џотом послышались чьи-то шаги, и кто-то позвал менЯ:
- ’етушка ’олгонай! ѓде вы? ’етушка ’олгонай!
Џо голосу узнала Ѓекташа и отозвалась. Ѓекташ прибежал запыхавшись,
упал на колени, приподнЯл мою голову:
- ’етушка ’олгонай, что с вами, вы ранены?
- Ќет, расшиблась, - успокоила Я его. - ‹ошадь вот убило пулей.
- Ќу это не так страшно, мы вам сейчас поможем! - обрадовалсЯ Ѓекташ.
€ добавил: - Ђ мЯсо не пропадет. ђаздадим по дворам.
ђебЯта привезли менЯ домой на бричке. „нЯ три провалЯлась в постели,
спину не отпускало. € сейчас, когда непогодит, ломит порой. ‚ те дни многие
приходили наведать менЯ, справитьсЯ о здоровье. ‘пасибо за это людЯм, но
больше всего спасибо за то, что никто не укорил менЯ, никто не напомнил,
будто ничего не случилось. Њожет быть, люди догадывались, что мне и так
было тЯжело. Љак вспомню, что труды наши пропали даром, что пашнЯ осталась
незасеЯнной, а зерно, которое Я оторвала от плачущих детей, стало добычей
этих подлых бандитов, - такаЯ горечь жгла душу, что в глазах меркло.

- „а, ’олгонай, не только ты, но и Я, землЯ, чувствовала эту боль. ’о
пустое поле саднило все лето, как зиЯющаЯ рана. „олго не утихала боль.
‘амые страшные раны наносЯтсЯ мне тогда, когда полЯ остаютсЯ незасеЯнными,
’олгонай. Ђ сколько полей осталось бесплодными из-за войны! ‘амый
смертельный враг мой тот, кто начинает войну.
- ’ы права, мать землЯ. Ќе об этом ли писал мой сын Њаселбек? ’ы
помнишь, землЯ, письмо Њаселбека?
- Џомню, ’олгонай.
- „а, мы с тобой помним. ‘егоднЯ день поминовениЯ, мать землЯ. ‘егоднЯ
мы снова все вспомним.
- ‚спомним, ’олгонай. ‚едь Њаселбек был не только твоим сыном, он и
мой сын - сын земли. Џовтори мне его письмо, ’олгонай.

Љогда приходили люди проведать о моем здоровье, Я думала, что они из
сочувствиЯ ко мне старались как-то умолчать о случившемсЯ и поэтому
говорили большей частью о новостЯх, о работе, о погоде; но была,
оказываетсЯ, еще одна причина. џ потом догадалась об этом. Ђ они-то знали,
что менЯ ждет.
Љак-то заглЯнула к нам Ђйша, принесла мне чашку сметаны. Љогда она
переступила порог, мне стало очень стыдно. џ не знала, что говорить,
молчала, сидЯ на постели. Ђ она сказала мне:
- ’ы не думай, ’олгонай, о том, что было. € прости мою слабость. Ђ Я
обиды не держу. ‡а тебЯ, если надо, и жизнь отдать мне не жалко. Ѓекташ мой
теперь у нас помощник на два двора. Ћн тебЯ, ’олгонай, больше даже любит,
чем менЯ. Ђ Я рада этому. ‡начит, вырастет он понЯтливым человеком...
џ только промолвила:
- ‘пасибо на слове, Ђйша.
“тром другого днЯ мне было уже легче, и Я вышла во двор кое-что по
хозЯйству присмотреть. Ќо быстро утомилась и села возле окна, на солнышке
посидеть. Ђлиман тоже была дома. Ћна стирала белье во дворе. џ ей говорила,
чтобы она выходила на работу, но она ответила, что сам председатель
предложил ей остатьсЯ на денек дома, чтобы Я не была одна.
‚ ту весну большаЯ стараЯ ЯблонЯ - ее еще сам ‘уванкул сажал - так
густо зацвела, словно заново набралась сил и помолодела. Ђ когда сады
цветут, воздух чист, все дали открываютсЯ. ‘идела Я так, любовалась всем
вокруг, а тем временем почтальон наш старик ’емирчал пожаловал. ‡дравствуй,
мол, ’олгонай, как поживаешь? Ђ сам, против обыкновениЯ, что-то очень
заторопилсЯ, что-то очень ему не по себе было, кашлЯл надсадно и жаловалсЯ
на кашель; на прошлой неделе, говорит, простыл, замучилсЯ совсем; а потом,
как бы между прочим, говорит:
- ЉажетсЯ, тебе письмо есть какое-то. - € достает его из сумки.
џ даже обиделась на такое равнодушие:
- „а что же ты сразу не сказал? Ћт кого?
- „а вроде от Њаселбека, - пробормотал он.
Ћт радости Я сначала не обратила вниманиЯ на то, что письмо это было
не такое, как всегда, треугольником, а в твердом белом конверте с печатными
буквами. ’ут пришел на костылЯх фронтовик Ѓектурсун, сосед наш. џ подумала,
что у него с раненой ногой хуже стало - еле притащилсЯ. Ћн иногда приходил
к нам посидеть, поговорить. Ѓектурсун поздоровалсЯ, взЯл конверт. Ћт
Њаселбека, говорит.
- Ђ что у тебЯ руки дрожат? „а ты не стой на костылЯх, садись, прочти
мне, - попросила Я.
Ћн с трудом сел на кошму: нога у него не подгибалась. „рожащими
пальцами вскрыл конверт и начал читать. ќх, сынок мой, ведь Я с первых слов
все понЯла.

"Џонимаешь, мама, - писал он, - пройдет времЯ, и ты поймешь менЯ,
убедишьсЯ, что Я сделал правильно. „а, ты обЯзательно скажешь, что сын твой
поступил честно. € все-таки, хотЯ ты и поймешь, где-то в глубине твоего
сердца останутсЯ невысказанные мне слова: "Љак же ты мог, сынок, так просто
уйти из этого светлого мира? ‡ачем Я тебЯ родила, зачем растила?" „а, мама,
ты мать и вправе спросить с менЯ, но на твои вопросы ответит потом историЯ.
Ђ Я сейчас могу лишь сказать, что мы не выпросили себе войну и не мы ее
затеЯли, это огромнаЯ беда всех нас, всех людей. € мы должны проливать свою
кровь, отдавать свои жизни, чтобы сокрушить, чтобы уничтожить это чудовище.
…сли мы этого не сделаем, то не достойны будем имени —еловека. џ никогда не
жаждал совершать геройства на войне. џ готовил себЯ к самой скромной
профессии - Я хотел быть учителем. џ очень хотел им быть. Ќо вместо мела и
указки мне пришлось взЯть в руки оружие и стать солдатом. Ќе моЯ в этом
вина. ‚ремЯ мое оказалось такое. џ не успел дать детЯм ни одного урока.
—ерез час Я иду выполнЯть задание ђодины. ‚рЯд ли Я вернусь живым. џ
иду туда, чтобы сохранить в наступлении жизнь многим своим товарищам. џ иду
ради народа, ради победы, ради всего прекрасного, что есть в человеке.
ќто мое последнее письмо, это мои последние слова. Њама! „а, тысЯчу
раз Я буду повторЯть твое материнское имЯ и все-таки останусь перед тобой в
неоплатном долгу. Џрости менЯ, мама, за горе, которое Я приношу тебе. Ќо ты
пойми, мама, это не безрассуднаЯ жертвенность, нет. ’ак учила менЯ жить
сама жизнь. € это мой первый и последний урок детЯм, которых Я должен был
учить. џ иду по своей воле и убеждению. џ горжусь, что выполнЯю свой самый
высокий долг перед людьми.
Ќе плачь, мама, пусть никто не плачет. ‚ таких случаЯх никто не должен
плакать.
Џрости, мама, и прощай.
Џрощайте, горы мои - Ђла-’оо! Љак Я любил вас! ’вой сын - учитель,
лейтенант Њаселбек ‘уванкулов.
”ронт, 9 марта 1943 г. 12 часов ночи".

Љак во сне Я поднЯла тЯжелую голову. ‚о дворе безмолвной толпой стоЯли
люди. Ќикто не плакал. Њаселбек просил, чтобы никто не плакал. †енщины
поднЯли менЯ под руки. € когда Я встала, то ветер набежал на Яблоню и
посыпались тучей белые лепестки цветов. Ћни бесшумно падали нам на головы.
‡а белой нашей Яблоней, за белыми вершинами далеких гор синело бесконечно
чистое и бездонное небо. Ђ во мне, в душе моей, поднималсЯ крик. Њне
хотелось кричать на весь белый свет. Ќо Я молчала. џ выполнЯла последнюю
волю моего сына, он просил, чтобы Я не плакала. џ не знаю, что делала
Ђлиман. џ увидела, как она медленно шла ко мне с вытЯнутыми руками. Ћна
подошла совсем близко, посмотрела мне в глаза, отвернулась и пошла, закрыв
лицо ладонЯми.
‚от так Я лишилась и своего среднего сына. Ћсталась мне шапка его.

- Ђ мне осталось имЯ его, ’олгонай. џ его родина. Ќароду остались
слова его, ’олгонай. Ћни его землЯки.
- „а, мать землЯ, все это так. € колхоз наш называетсЯ его именем.
Џисьмо Њаселбека прислали в сельсовет его однополчане вместе со своим
письмом. Ћни писали, что никогда не забудут своего товарища, будут
гордитьсЯ его подвигом и что ђодина будет всегда чтить его памЯть. Ћни
писали, что Њаселбек перед большим наступлением наших войск взорвал
вражеский склад боеприпасов, от взрыва этого смело все живое вокруг. џ
склонЯю голову перед героЯми и перед сыном своим Њаселбеком, славой
которого горжусь. Ќо ничто, никакаЯ слава не может мне возместить его
живого. Џусть спросЯт любую мать, никакаЯ мать не мечтает о такой славе.
Њатери рождают детей длЯ жизни, длЯ простого, земного счастьЯ...
- ’ы права, ’олгонай. џ всегда помню ту весну, когда пришла победа, Я
всегда помню тот день, когда вы, люди, встречали солдат с фронта, но Я до
сих пор не могу сказать, ’олгонай, чего было больше - радости или горЯ.

‚ тот день нам пришел черед пахать свой огород колхозным плугом. Њы
заканчивали пахоту, когда вдруг на улице послышалась какаЯ-то беготнЯ и
шум. Ђлиман побежала узнать, в чем дело, и вернулась мигом.
- Њама, собирайсЯ быстрей, - заторопила она менЯ. - Ќарод идет солдат
встречать.
Џлуг, быки в Ярме так и остались на пашне. „ействительно, весь аил -
конные, пешие, сгорбленные старики и старухи, дети, раненые на костылЯх -
все куда-то бежали. Ќа бегу передавали, что какой-то проезжий (зареченский
как будто) сказал кому-то, что солдаты возвращаютсЯ по домам, что на
станцию прибыли два эшелона, там ребЯта со всех аилов и что они уже в
дороге и с часу на час должны подоспеть. Ќикто не спрашивал, правда ли это.
‹юди хотели этой правды, люди мечтали об этом долгожданном дне, поэтому ни
у кого не было никаких сомнений.
Њы сбежались на окраину аила, туда, где закладывалась до войны новаЯ
улица. Љонные не слезали с седел, пешие поднЯлись на пригорок у арыка,
мальчишки забрались на развалины недостроенных стен, а иные вскарабкались
на деревьЯ. € все ждали и смотрели на дорогу. Ћдни, нетерпеливо перебиваЯ
друг друга, рассказывали о добрых снах, виденных накануне, другие собрали
по пригоршне камешков, стали гадать на них. € во всем этом: и в снах, и в
гаданиЯх, и в других предчувствиЯх и приметах - видели люди хорошие,
желанные предзнаменованиЯ. ‚споминаю Я теперь и думаю, что если бы люди во
всем мире всегда так ждали, охваченные одним чувством, всегда так любили
своих сыновей, братьев, отцов и мужей, как мы их ждали и любили, то на
земле, может быть, не было бы войны.
Љогда разговоры в толпе утихали, каждый молча думал о своем, опустив
голову. ‹юди ждали решениЯ судьбы. Љаждый спрашивал себЯ: кто вернетсЯ, а
кто нет? Љто дождетсЯ, а кто нет? Ћт этого зависела жизнь и дальнейшаЯ
судьба.
‚от в такую минуту один мальчишка вдруг крикнул с дерева: "€дут!" €
все замерли, натЯнулись, как струны комуза, а потом все разом глухо
повторили: "€дут!" - и снова замолчали в ожидании, снова стало тихо. Ћчень
тихо. Ќо затем, словно опомнившись, все зашумели: "ѓде? ѓде идут? ѓде?" - и
снова замолчали. ‚переди на большаке показалась бричка. Ћна резво катила по
дороге, остановилась на развилке, где отходит проселок к нашему аилу, и с
брички соскочил солдат. Ћн взЯл свою шинель, вещевой мешок, распрощалсЯ с
возницей и зашагал в нашу сторону. ‚ толпе никто не проронил ни слова, все
молча и удивленно смотрели на дорогу, по которой шел всего лишь один солдат
с шинелью и вещевым мешком, перекинутым через плечо. Ћн приближалсЯ, но
никто из нас не двинулсЯ с места. Ќа лицах людей застыло недоумение. Њы все
еще ждали какого-то чуда. Њы не верили своим глазам, потому что мы ожидали
не одного, а многих.

‘олдат подходил все ближе и ближе, потом остановилсЯ в нерешительности
- тоже оробел, увидев на окраине аила безмолвную толпу людей. Ћн, наверно,
подумал, что это за люди, почему они молчат, почему они стоЯт как
вкопанные? Њожет быть, они кого-то ждут? ‘олдат раза два оглЯнулсЯ на
дорогу, но, кроме него, на ней не было ни души. Ћн снова зашагал к нам, и
снова остановилсЯ, и снова оглЯнулсЯ назад. ЃосоногаЯ девчонка, что стоЯла
впереди нас, неожиданно выкрикнула:
- ќто мой брат! Ђширалы! Ђширалы! - €, сорвав с головы косынку,
кинулась к нему со всех ног.
Ѓог ее знает, как она его узнала, только крик ее, как выстрел, вывел
нас из оцепенениЯ. ‡а ней побежали мальчишки, девушки.
- „а ведь это он, Ђширалы! ќто он! - зашумели голоса, и тогда все,
старые и малые, все мы хлынули толпой к солдату.
ЉакаЯ-то могучаЯ сила подхватила всех нас и понесла, как на крыльЯх.
Љогда мы бежали к солдату, раскрыв объЯтьЯ, то мы несли вместе с собой всю
свою жизнь, все пережитое и выстраданное, наши муки ожиданиЯ и наши
бессонные ночи, наши поседевшие волосы, наших постаревших девушек, наших
вдов и сирот, наши слезы и стоны, наше мужество несли мы
солдату-победителю. € он вдруг, понЯв, что это встречают его, тоже побежал
нам навстречу.
€ когда мы бежали всей толпой, мне почудилось, что мимо проноситсЯ с
грохотом эшелон; ветер бьет в лицо, Я слышу крик: "Њама-а! Ђлима-ан!" - и в
ушах стучат, стучат колеса.
Љонные первыми доскакали до солдата, на лету подхватили его шинель и
вещевой мешок, а самого взЯли за руки с двух сторон.
Ћ, Џобеда! Њы так долго ждали тебЯ. ‡дравствуй, Џобеда! ‡дравствуй!
Џрости наши слезы! Џрости мою невестку Ђлиман за то, что она билась головой
на груди Ђширалы и спрашивала его, трЯсЯ за плечи: "ѓде? ѓде мой Љасым?"
Џрости всех нас, Џобеда. ‘только жертв мы принесли ради тебЯ. Џрости за
наши крики: "ѓде остальные? ѓде мой? ѓде мой? ѓде же все другие? Љогда
вернутсЯ все?" Џрости солдат! Ђширалы за то, что он отвечал всем нам:
"‚ернутсЯ родные мои, все вернутсЯ. ‘коро вернутсЯ, завтра вернутсЯ".
Џрости нас, Џобеда, прости. ЋбнимаЯ и целуЯ Ђширалы, Я думала в ту минуту о
„жайнаке, о Њаселбеке, о Љасыме, о ‘уванкуле: из них никто не вернулсЯ.
Џрости менЯ, Џобеда...
Њы шли молча. Ђлиман все еще изредка и неожиданно всхлипывала, тЯжело,
шумно вздыхала, словно ей не хватало воздуха. ‹ицо ее было сумрачно, она
смотрела только под ноги себе и, понурив голову, о чем-то напрЯженно
думала. џ догадывалась: мрачные мысли одолевают ее. „а, Ђлиман очень
страдала. џ это видела по ее лицу, по ее тоскливым взглЯдам и прикушенной
губе. џ знала, о чем она думала, и говорила ей про себЯ: "Ќу что ж,
невестушка, верно, придетсЯ нам расстатьсЯ. ’еперь-то уж небось ты
окончательно похоронила Љасыма. Ђ что ж делать? Ќе умирать же за умершим и
не вечно тебе куковать вдовой. ‚се кончено. ’ы уйдешь. Ќичего не поделаешь
- уйдешь, конечно. Ќу что ж, Я не в обиде. Ќе по воле своей и не по прихоти
уходишь. ‘удьба такаЯ. ќх, судьба, судьба... ‡нала бы ты, Ђлиман, как жалко
мне разлучатьсЯ. †или мы с тобой, как мать с дочерью. Ѓудешь уходить,
благословлю тебЯ, как дочь свою, буду молитьсЯ за твое счастье. ’ебе еще
жить, молода ты и красива, найдетсЯ кто-нибудь. ѓлавное, чтобы человек
хороший попалсЯ. Ђ сможет ли он быть длЯ тебЯ таким, как Љасым? Љто его
знает. € помочь тебе Я ничем не могу. Ћдна лишь просьба: когда уйдешь, то
вспоминай менЯ хоть изредка. Ќикого у менЯ нет теперь, кроме тебЯ. ‚едь Я
остаюсь в доме совсем одна, одна в целом свете. Џодумать страшно. € нет мне
утешениЯ на старости лет: не успела ты родить мне внука. Ќо длЯ тебЯ это,
может быть, к лучшему. € ты не смотри на менЯ. Ќе губить же тебе молодость
свою из-за менЯ, старухи. џ свое отжила. Ђ тебе жить. Љогда надумаешь,
тогда и скажешь. ’ы свободна уйти в любой день. “йдешь со спокойной
совестью. Ђ Я буду всегда тебЯ помнить, любить и благодарить тебЯ..."
’ак Я шла, думала и готовилась сказать эти слова. € Ђлиман,
оказываетсЯ, знала, что у менЯ на уме. Љогда люди живут душа в душу, они
понимают друг друга с полуслова, с полунамека. € все-таки она сказала не
то, чего Я ожидала.
Њы шли мимо заброшенной улицы. € Я на беду свою глЯнула на бывшую
стройку Ђлиман и Љасыма: на дворе там все так же, как пЯть лет тому назад,
серой громадной кучей лежали навезенные камни, а кирпичи давно превратились
в груду обломков. ‘ тех пор как началась война, недостроеннаЯ улица совсем
заглохла. Љаждое лето усадьбы зарастали репьем и лебедой. ‘тены осели,
пообвалились, и даже внутри домов росли колючки, выглЯдывали из пустых
глазниц окон. „о самой осени здесь бродили лишь телЯта на приколе да
грустно куковали удоды. ќти хохлатые птицы любЯт запустение кладбищ. Ћни и
в тот час сидели на развалинах, как на могильниках, нежились тихой теплынью
весны и вполголоса, уныло перекликались.
"Ѓоже! - подивилась Я пустоте. - ѓде же остались люди, что хотели
здесь жить, иметь свой дым над очагом? € бедному Љасыму моему не довелось
построить здесь свой первый дом!" Џусто, горестно стало на душе. Ђ Ђлиман,
придерживаЯ менЯ за руку, жалеючи, улыбнулась.
- Њама, - сказала она, - ну что ты так поникла? €ли совсем уж
разуверилась в жизни? Ќе надо, мама. Џонимаю, тЯжело. Ќо ты крепкаЯ у менЯ.
’ы у менЯ... - Ћна запнулась, собираЯсь что-то сказать, и, наверно,
раздумав, виновато улыбнулась. - ’ы у менЯ просто хорошаЯ. „авай сЯдем
здесь на бугорок, поговорим, мама.
"Ќу вот сейчас скажет, скажет, что уйдет", - подумала Я. ѓорЯчей
волной нахлынула жалость к себе и к ней, и Я ответила, стараЯсь унЯть
задрожавший голос:
- •орошо, сЯдем поговорим.
Њы присели на бугорок на краю дороги. „а, сели мы с ней так, вдвоем -
свекровь и невестка, чтобы решить свою судьбу, как нам дальше быть.
Ђлиман потупилась и, вздохнув, заговорила:
- Ќу вот, мама, война проклЯтаЯ кончилась. € ты теперь думаешь,
наверно, как нам жить дальше. - Ћна замолчала, и Я молчала. Ђлиман поднЯла
глаза, серьезно и прЯмо посмотрела мне в лицо. - Ќе печальсЯ, мама, -
грустно улыбнулась она. - „умаешь, не осталось нам от счастьЯ ничего, ну
маленько, чуточку хотЯ бы. Ќе может быть, чтобы из четырех человек не
вернулсЯ ни один. Ќет, ты постой, мама, не перебивай, послушай менЯ. —естно
говорю, не мне тебЯ утешать и обманывать себЯ Я не стала бы. ’ы поверь мне,
мама, сердце мне подсказывает так: „жайнак должен вернутьсЯ. Џропал без
вести - это значит, что живой. ‚едь никто не видел его убитым. Ђ может, он
в плену или с партизанами скрывалсЯ в лесах, а теперь вдруг объЯвитсЯ. €ли
лежит где тЯжело раненный и не может сообщить об этом. ‚сЯкое может быть.
‚от увидишь - возьмет да вернетсЯ, упадет как снег на голову. „авай
подождем, мама, не будем хоронить прежде времени. Ѓыли же случаи - ты же
сама слышала, - живыми оказывались не то что там без вести пропавшие, а
даже те, на которых приходила чернаЯ бумага. ‚от в соседнем аиле и еще
где-то у казахов †елтой равнины уже оплакивали, поминки справили, а мертвые
оказались живыми, вернулись. Ђ Я верю, точно знаю, „жайнак наш живой,
вернетсЯ скоро. Ќикак не должно быть, чтобы из четырех человек ни один не
вернулсЯ. „авай повременим, мама, долго ждали, подождем еще. Ђ обо мне не
беспокойсЯ, если раньше Я была тебе невесткой, то теперь Я тебе как сын,
вместо всех сыновей...
Ђлиман замолчала, и мы долго еще сидели молча. Ѓыла уже середина маЯ.
„алеко-далеко от нас собирались в тучу облака и словно бы наливались черным
дымом. ’ам погромыхивал гром. Ћттуда тЯнуло прохладным духом дождЯ. ‚ той
дали шел светлый ливень. Ћн проливалсЯ струЯщимисЯ потоками, блистал на
солнце и незримыми широкими шагами ходил по земле: то уходил в горы, то
спускалсЯ вниз, то снова поднималсЯ в горы, то снова опускалсЯ к степи. џ
смотрела в ту сторону, не отрываЯ глаз. „алеким дождевым ветром обдавало
мое горЯчее лицо. џ ничего не говорила Ђлиман. ‘лова мои длЯ нее были там:
такие же щедрые и светлые, как этот светлый далекий ливень.
„а, будут идти дожди, будут расти хлеба, будет жить народ - и Я с ним
буду жить. џ так думала не потому, что Ђлиман пожалела менЯ, не потому, что
она из милосердиЯ сказала, что не оставит менЯ одну. Ќет, Я радовалась
другому. Љто говорит, что война делает людей жестокими, низкими, жадными и
пустыми? Ќет, война, сорок лет ты будешь топтать людей сапогами, убивать,
грабить, сжигать и разрушать - и все равно тебе не согнуть человека, не
принизить, не покорить его.
Ђ моЯ Ђлиман была человеком! ђади кого крепила она в себе веру в то,
что наш „жайнак, спрыгнувший темной ночью с парашютом в стан врагов и
бесследно пропавший той же ночью, непременно жив и непременно вернетсЯ?
ђади кого убеждала она себЯ, что мир не так уж несправедлив, как нам
кажетсЯ? € Я не посмела разрушить эту веру, Я не посмела смутить ее надежды
на лучшее и даже поверила ей. Ђ что, если правда „жайнак жив? ‡начит, не
будет никакого чуда, если в один прекрасный день он вернетсЯ. џ поверила,
как дитЯ. џ этого хотела. € уже мечтала об этом дне, когда Ђлиман нарушила
молчание. Ћна перваЯ вспомнила, что огород осталсЯ недопаханным.
- Њама, а ведь у нас плуг простаивает. Џошли, живей! ‡емлЯ пересохнет,
- заторопила она.
Њы прибежали на огород. Ѓыки, волоча за собой плуг, давно уже паслись
на траве за огородом. Ђлиман пригнала их назад, мы снова установили плуг в
борозду и продолжали пахоту. ‘транно, как мало надо человеку! Џорой одного
доброго слова ему хватит, чтобы воскреснуть из мертвых. ’ак случилось и с
Ђлиман. €ли мне так казалось? Ќо вдруг она превратилась в прежнюю,
довоенную Ђлиман. ‚се в ней засветилось, и каждое слово ее, каждаЯ улыбка и
движение - все было таким, как когда-то. Ћна забросила на межу свой
коротенький бешмет, подоткнула платье, засучила рукава, косынку сбила на
затылок и ловко погонЯла быков.
- ќй, белоголовый, цоб-цобе! ќй, куцехвостый, цоб-цобе! - покрикивала
она на них, хлестко хлопаЯ длинным кнутом.
Ђлиман хотела, чтобы Я немного приободрилась, чтобы Я работала, жила.
Џотому-то она и вела себЯ так в тот памЯтный день. Ћна оборачивалась на
ходу и, смеЯсь, говорила мне:
- Њама, полегче налегай на чапыги - камень пойдет наверх. Џобереги
свою силушку!
Љогда осталось нам еще два-три круга пройти по огороду, и дождь
подоспел. ќто был шумный, веселый ливень. „ождь сначала потрогал спины
волов первыми редкими каплЯми, призадумалсЯ - и затанцевал сразу всеми
струЯми, заиграл, будто в ладоши захлопал, вмиг всполошил весь аил.
‡акудахтав, растопырив крыльЯ, побежали куры с цыплЯтами. †енщины срывали
белье с веревок и тоже бежали к домам. Ќа улицу выскакивали детвора и
собаки. Ћни носились в дождевой кутерьме наперегонки. ђебЯтишки пели
песенку:

„ождик, дождик, подожди,
Њне с тобою по пути...

- Ќамокнем! Џобежим переждем! - сказала Я Ђлиман.
Ћна мотнула головой:
- Ќичего, мама, не раскиснем! - € как девчонка, захохотав от щекотки
дождЯ, стала быстрей погонЯть быков.
€ Я заразилась ее весельем. ‹юбовалась ею и шептала про себЯ: "‘ветлаЯ
моЯ, дождеваЯ! ЉакаЯ бы ты счастливаЯ была! ќх, жизнь, жизнь..." ’еперь-то
Я понимаю, что все это она делала длЯ менЯ. Ћна очень хотела, чтобы Я
забыла о войне, о горе, чтобы Я веселей глЯнула на жизнь. Ђлиман
подставлЯла руки и лицо струЯм дождЯ и говорила мне:
- ‘мотри, мама, какой дождь! ‘мотри, какой чистый дождь! ѓод будет
урожайный! –об-цобе, дождь, лей, поливай щедрей, цоб-цобе! - € хлестала
кнутом струи дождЯ и парные спины волов.
‘меЯлась она и не знала, наверно, какаЯ она была красиваЯ под дождем,
в намокшем платье, тонкаЯ, с крутыми грудЯми и сильными бедрами, с сиЯющими
от счастьЯ глазами и с разгорЯченным румЯнцем на щеках. Ѓудь же ты еще раз
трижды проклЯта, война!
Љогда ливень поредел и ушел гулЯть дальше, Ђлиман примолкла. ‘
сожалением смотрела она вслед уходЯщему дождю, прислушивалась к его
стихающему за рекой шуму, быть может, думаЯ о том, что и дождь не вечен,
что и он быстро проходит. Ћна печально вздохнула. ‚спомнила ли она о Љасыме
или еще что, но, глЯнув на менЯ, снова улыбнулась.
- ‚от, кстати, по дождю и засеем кукурузу! - сказала она и побежала
домой.
Ђлиман принесла в ведерке намоченную кукурузу. ‚зЯла полную пригоршню
набухших, крупных зерен.
- Њама, - сказала она мне. - Џусть „жайнак вернетсЯ, пока поспеют
молочные початки! - € швырнула по огороду первую горсть.
Ќикогда не забыть мне этот день. Љак новорожденный ребенок, выглЯнуло
из-за облаков омытое дождем чистое солнце. Џо темной влажной пашне Ђлиман
шла босаЯ и, улыбаЯсь, разбрасывала через каждый шаг семена. Ћна сеЯла не
просто зерна, а зерна надежды, добра, ожиданиЯ.
- ‚от посмотришь, мама, - говорила она при этом. - ‘будутсЯ мои слова.
џ еще сама испеку „жайнаку молочную кукурузу в горЯчей золе. Џомнишь, он
всегда дралсЯ со мной из-за початков. Ћднажды он вытащил из золы горЯчий
початок, сунул за пазуху - и бежать от менЯ. Ђ початок как припечет ему
живот. Ћн завертелсЯ, словно ужаленный. –елое ведро воды выплеснул себе на
грудь. Ђ Я нет чтобы ему помочь как-то, со смеху покатываюсь и приговариваю
все одно: "’ак тебе и надо! ’ак тебе и надо!" Џомнишь, да, мама? - смеЯлась
она, вспоминаЯ этот забавный случай.
€ за это спасибо ей...

- „а, ’олгонай, долго вы ждали „жайнака.
- „олго, мать землЯ. Љукуруза поспела не один раз, а два, три раза
поспела, а „жайнак наш так и не вернулсЯ. € никаких известий о нем не
объЯвилось. ’ы же помнишь, сколько раз Я приходила к тебе со слезами, горем
своим делилась...
- Џриходила, ’олгонай. „а, много раз приходила ты ко мне. Џлакала,
спрашивала, как быть с невесткой, не погубить бы ее молодую жизнь. Ќо ничем
Я не могла помочь тебе, ’олгонай. € сейчас вот уже прошло столько лет, но и
сейчас ничего не скажу тебе.

†изнь шла своим чередом, колхоз стал понемногу налаживатьсЯ, житье
полегчало и вместе с этим тускнела памЯть о войне, стирались ее следы в
душах людей.
Њы с Ђлиман все так же работали в колхозе. ђаботу бригадирскую Я
передала молодым сразу же, как солдаты вернулись с фронта.
- ’ри года без вас поработала, походила по мукам, а теперь вы
вернулись, беритесь за дело сами, - сказала Я ребЯтам. - Ђ менЯ увольте,
постарела Я за эти годы, буду вам и так помогать.
’огдашнЯЯ молодежь менЯ и сейчас зовет: "Ѓригадир-апа", стало быть,
уважают еще...
•отЯ жизнь и вошла в свою колею, мы с Ђлиман так и не обрели покоЯ.
Ќикто этого не замечал, но в душе мы постоЯнно страдали, постоЯнно думали
об одном и том же. Ќа первый взглЯд, казалось бы, чего легче - с глазу на
глаз откровенно потолковали: так и так, мол, пусть каждый пойдет по своей
дороге, пусть каждый устраивает свою жизнь. „а, суть была очень проста.
…сли бы невесткой моей была не Ђлиман, а какаЯ-нибудь другаЯ женщина, если
бы не была она так добра со мной, Я, недолго думаЯ, сказала бы ей в глаза,
что, мол, нечего засиживатьсЯ - пока не поздно, найди себе мужа и уходи. Ђ
ей, Ђлиман, не решалась сказать этих слов. ‚едь как ни подстилай слова
помЯгче, как их ни выбирай, а смысл остаетсЯ тот же - грубый и жестокий
смысл. џ не имела права гнать ее поневоле. Ћднажды как-то заехали к нам по
пути ее родственники из Љаиндов. —тобы совесть моЯ была чиста, Я заставила
себЯ сказать им, что, мол, Ђлиман свободна и Я готова благословить ее. Ќо
Ђлиман им так отрезала, что мне было неудобно перед людьми и за себЯ и за
нее. Ћна и говорить им запретила об этом. “ менЯ, мол, своЯ голова есть,
уйду Я или не уйду, когда уйду - это дело мое, и не вмешивайтесь в нашу
жизнь. ЉаЯлась Я потом, что поспешила. ѓлаза прЯтала от Ђлиман. Ђ она,
умница моЯ, все понЯла, словом не обмолвилась, как будто бы ничего и не
было. ‚от так мы и жили, жалели друг друга, обманывались надеждами на
возвращение „жайнака; потом и эти надежды иссЯкли, а времЯ шло, и уже стало
поздно... Љак это получилось, Я и сама не знаю. Ђил-то наш на скотопрогоне.
€здавна гонЯют здесь скот - весной в горы, а осенью - с гор, в степь.
Ѓывает, что задерживаютсЯ у нас скотоводы по нескольку дней. Ћтдых дают
себе и отарам.
Ћсенью сорок шестого года гонЯл здесь свою отару по суходолу в поймище
один молодой чабан из соседнего аила. ‚идно, солдат бывший, на нем еще была
сераЯ шинель, ездил он на хорошем коне, с ружьем через плечо, шубу возил с
собой, притороченную к седлу. —асто он проносилсЯ рысью по аилу. Ќу,
носитсЯ - и ладно, мало ли людей ездит по дорогам, кому какое дело. џ его и
знать-то не знала.
‚ ту осеннюю пору свадьбы шли в аиле. Љто-то устроил в честь свадьбы
сына козлодранье на конЯх. —абан этот оказалсЯ ловким наездником. Њы с
Ђлиман собирались на свадьбу сходить. Џока она принарЯжалась, по улице
проскакал кто-то и словно упал у ворот. џ выбежала глЯнуть. ќто был тот
чабан. Љонь с запала горЯчилсЯ под ним, приплЯсывал, сам он ладно
красовалсЯ в седле, с плетью в зубах, с подвернутыми рукавами гимнастерки.
Ђ у самых ворот лежала туша козла. Џобедитель игры волен бросить его в
любой двор. ’олько Я почему-то так растерЯлась, что и не знала, что
сказать.
- ’ы к чему это, сынок? - сорвалось у менЯ с Языка.
Ђ он спросил:
- „ома кто?
- Ђ кого тебе надо? - говорю.
’огда он пробормотал, мол, уронил козла, подхватил его с земли и,
развернув конЯ, умчалсЯ вверх по улице. ’ут подоспела погонЯ за ним.
“видели, что он ушел с козлом, и тоже следом помчались на конЯх. ‚от и все.
Џосле этого Я его не встречала. Ђ тогда вроде обидно было. ђаз уж привез в
дом козла, должен его оставить хозЯевам - обычай такой. Ђ может быть, и в
самом деле уронил случайно? ’ак почему же козел лежал не на улице, а под
воротами? —то это могло значить?
Љогда из дома вышла Ђлиман, Я сразу все понЯла. Ќа ней был цветастый
полушалок, шелковое платье. Ћна окинула менЯ быстрым взглЯдом, опустила
голову, застыдилась.
- Џойдем, мама, - тихо сказала она.
Ѓез слов стало Ясно, почему прискакал сюда этот чабан. џ вспомнила,
что вот уже несколько дней по вечерам Ђлиман ходит по воду на реку, хотЯ за
двором в арыке полно воды, и возвращаетсЯ поздно. Ѓольно стало на сердце.
Ќе потому, что Я ревновала ее - а может быть, и ревновала, - но дело было в
другом. ‚едь Я сама молила бога, чтобы Ђлиман не засиделась во вдовах,
чтобы она быстрее нашла себе мужа, Я желала ей этого, как счастьЯ, а тут
страх вдруг охватил менЯ. ‡абеспокоилась Я, будто не невестку, а дочь
родную должна выдать замуж. ЃоЯлась Я, как бы она не ошиблась, каково-то ей
будет в новом доме, да к каким людЯм попадет, да что за муж окажетсЯ. € на
свадьбе, и по дороге, когда возвращалась домой, и дома не выходило у менЯ
это из головы.
"’ы хорошо узнала его, Ђлиман? —то он за человек? Ќе торопись,
доченька Ђлиман, смотри не ошибись. “знай хорошенько человека", - просила Я
ее про себЯ. € думала, как бы не оказатьсЯ помехой на пути молодых. Љак бы
так сделать, чтобы Ђлиман не стеснЯлась менЯ, как бы осторожно дать ей
знать, что она вольна поступать, как считает сама нужным. € Я старалась
скрыть свою тревогу, разговаривала с ней, как обычно, даже шутила,
смеЯлась, чтобы она не насторожилась и, не дай бог, не подумала, что Я не
одобрЯю ее. € все-таки знала она, оказываетсЯ, о чем Я тревожилась.
‚ечером, когда Ђлиман взЯла ведро и пошла по воду, Я облегченно
вздохнула, словно гора свалилась с плеч. ‚от и хорошо: пусть встретитсЯ с
ним, подумала Я. Ќо она быстро вернулась назад. Ќа реку не пошла, а
принесла воды из арыка.
- Њама, - сказала она, ставЯ ведро на место. - џ воды согрею, помой
себе голову.
- “спеетсЯ, - говорю, - доченька, завтра есть день, если тебе куда
надо...
Ќо она перебила менЯ:
- ‡автра на работу, некогда будет. ’ы помой, мама, Я тебе волосы
расчешу гребнем.
Ќагрев котел воды, Ђлиман принЯлась возитьсЯ со мной, как с маленькой
девочкой, котораЯ сама не может вымыть себе голову. ‘перва она заставила
менЯ мыть волосы кислым молоком, потом душистым мылом, потом водой и снова
мылом, и все времЯ не отходила ни на шаг, то и дело менЯла воду, горЯчую
мешала с холодной и ковшом поливала мне на голову. ‚ другой раз Я бы не
утерпела, сказала, чтобы она оставила менЯ в покое, но в тот вечер Я не
могла так поступить. џ чувствовала себЯ виноватой, потому что из-за менЯ
она не пошла на свидание. "‚от ведь беда, ну зачем она это сделала?" -
досадовала Я и на себЯ и на нее. Ђ Ђлиман как будто была очень довольна
всем и, лишь расчесываЯ мне гребнем косы, сказала грустно:
- Њама, когда-то косы твои были густые, наверно, и ты ведь молода
была.
Ћна тихонько погладила менЯ по голове и ласково коснулась ладонЯми
моего лица. џ не поднимала глаз - слезы навертывались. "‘тало быть,
прощаетсЯ со мной", - думала Я с тоской. Џотом она заплела мне косы и
достала из сундука свои давнишние духи. Љасым их покупал, а она все
берегла. џ стала отмахиватьсЯ:
- „а что ты, Ђлиман, бог с тобой! ‡ачем мне это? ‘тыдно на старости-то
лет, люди засмеют!
Ђ она и слушать не хотела, смеЯлась, развеселившись, надушила мне
лицо, шею, голову, вылила все, что оставалось в пузырьке. Ђ потом стала
обнимать менЯ, рассматривать со всех сторон.
- Ќу вот, смотри, какаЯ ты у менЯ молодаЯ и красиваЯ стала! -
радовалась она своей затее.
џ тоже повеселела. Џосле чаЯ Ђлиман сказала:
- Ђ теперь будем отдыхать, мама. џ тебе сейчас постелю.
‚ ту ночь мы обе не спали. Ђлиман думала о чем-то своем, вздыхала в
углу, ворочалась с боку на бок. Ђ у менЯ душа была полна ею. ’о мне
виделось, как Ђлиман бежала по пшенице к комбайну с букетом дикой мальвы.
Љак она положила мальву на ступеньки комбайна и как озорно побежала назад.
’о мне виделось, как она не давала Љасыму сесть на конЯ, как она, словно
малое дитЯ, с плачем цеплЯлась за его руку. ’о вспоминалась наша поездка на
станцию. —удилось, мы быстро едем на бричке, Ђлиман сидит со мной рЯдом с
морозным румЯнцем во всю щеку и всЯ запорошена снегом. ‘нег налип на
полушалок, на выбившиесЯ прЯди волос, на воротник, и она от этого кажетсЯ
еще красивей. ’о мне виделось, как она кинулась ко мне с распростертыми
руками: "Њама-а! ‚довы мы, несчастные вдовы!" ’о виделось, как она убегала
от менЯ в черном платке по красному полю тюльпанов. ‚се, что свЯзывало нас,
перебрала Я в памЯти и вдруг представила себе, как она уходит с тем
чабаном, угонЯЯ его отару по суходолу. Ѓудто слышу ее голос: "Џрости, мама,
ухожу Я. Ќе поминай лихом, прощай, мама!" џ бежала за ней по крутоЯру,
махала рукой и тоже прощалась: "Џрощай, свет мой! ‡акатилась звезда моЯ.
Џрощай, Ђлиман! Ѓудь счастлива, прощай!.. ќй, парень! - кричала Я чабану. -
‘мотри не обижай ее, береги мою невестку. Ђ не то проклЯну тебЯ, страшной
клЯтвой проклЯну!" ‘лезы стекали по лицу на подушку. џ тихо плакала,
укрывшись с головой, чтобы не услышала Ђлиман.
Ќа другой день, вернувшись с работы, Ђлиман никуда не пошла. Ћсталась
вечером дома. Џосле этого чабан угнал куда-то отару и больше не поЯвлЯлсЯ.
Ђлиман, видно, переживала это, ходила хмураЯ.
"Џлюнула бы на менЯ и ушла с ним, коли он по душе тебе, - ругала Я ее
про себЯ и жалела: - ќх, беднЯжка ты моЯ, горемычнаЯ. € на что ты уродилась
такаЯ на беду свою!" Ќо дни шли, и понемногу все это забылось.
ђанней весной тот чабан снова поЯвилсЯ у нас. џ приметила его в
поймище, где он пас овец. € снова Ђлиман стала уходить по вечерам и
возвращалась поздней ночью. џ ей ничего не говорила. ‘ама она должна была
решать свою судьбу.
Љак-то ночью Я долго ждала Ђлиман. Ђил весь спал, и Я прилегла было,
прикрутила лампу, но не спалось. Ќеспокойно, тЯжело было на душе. ЋжидаЯ
Ђлиман, Я прислушивалась к каждому шороху за окном. Ќа дворе стоЯла луна,
тучи иногда задевали ее краем, погода была тихаЯ, весеннЯЯ. ‡нобило менЯ.
Ќе от холода, а от одиночества. “куталась Я в шубу и задремала сидЯ. Ђ
потом проснулась, испугавшись чего-то; смотрю - Ђлиман поЯвлЯетсЯ в дверЯх.
Џуговицы на платье сорваны, видна голаЯ грудь, волосы растрепаны и глаза
помутневшие. Џервый раз Я видела ее пьЯной. Џереступив порог, она
зашаталась, едва не упав, схватилась за печку и замотала головой. “ менЯ
мороз пробежал по коже.
- —то смотришь? - спросила она, поднЯв голову. - Ќу что ты смотришь на
менЯ? „а, Я пьЯна. „а, Я пила водку. Ђ что мне остаетсЯ делать? Љому же
пить, если не мне, а? —то? Њолчишь?
Ћнемела Я, слова не в силах была выдавить. †утко было глЯдеть, до чего
невестка моЯ докатилась. Ђлиман стоЯла все так же, держась за печь. Ћпустив
голову, она вдруг зашептала:
- Њама, ты ничего не знаешь. Ђ Я... Я... Я сегоднЯ... Џомнишь, когда
провожали Љасыма, мы ходили на реку. ‚от там... - €, не договорив,
вскрикнула, схватилась за голову, упала на пол и забилась в плаче.
€ только тогда Я пришла в себЯ. Љинулась к ней, схватила ее, прижала к
груди:
- —то с тобой, Ђлиман? —то ты плачешь? Ќу скажи! Ћпечалилась? €ли
обидел кто? ‘кажи, скажи мне! €ли на менЯ в обиде? …сли в обиде, выскажи
все, что на душе...
- Ќет, нет, мама, мамочка! - захлебывалась Ђлиман в слезах. - ЃеднаЯ
моЯ, несчастнаЯ, одинокаЯ моЯ! Ќичего-то ты не знаешь... Ђ если бы и знала,
что бы ты могла сделать? Ћй, мама, мама, ой, мама!
„олго еще она стонала, уткнувшись в менЯ мокрым лицом. Ђ потом
понемногу успокоилась и уснула. Ќо и во сне она продолжала всхлипывать и
жалобно стонать. „о самого рассвета просидела Я у ее изголовьЯ и все
думала: как нам быть дальше? —то делать? ђешила поговорить с ней начистоту.
Ќо утром она не стала разговаривать со мной. € без того ей было тошно.
Њолча глазами просила не напоминать ей о том, что случилось ночью, только
когда мы выходили на работу, тихо сказала в воротах:
- Џрости менЯ, мама.
€ Я не стала больше тревожить ее.
Џрошло месЯца три. ‹етом было следствие по делу того самого дезертира
„женшенкула. Џосле войны он не решалсЯ открыто вернутьсЯ в аил, но украдкой
по ночам, оказываетсЯ, бывал дома. ‘крывалсЯ он где-то в Љазахстане,
промышлЯл там спекулЯцией, перепродавал ворованный скот и вот попалсЯ.
‚ыЯснились его прошлые дела, и „женшенкула привезли к нам в аил на очное
дознание. Љо мне тоже прискакал рассыльный из сельсовета, говорит:
- ‚ызывают тебЯ свидетелем.
џ пошла. Ќа улице встретила Ђлиман. Ћна возвращалась с работы.
“сталаЯ, понураЯ, шла она в сторонке от всех. Џотемнела она лицом в то
лето. Њне стало жалко ее, и, чтобы не сидела она дома одна, Я сказала ей:
- €дем, детка, сходим в контору. „омой вернемсЯ вместе.
Ђ она ответила:
- Ќет, мама. —то мне там делать? џ пойду домой, голова что-то болит.
- Ќу, иди, - сказала Я ей. - „а прилЯг, отдохни. Љорову Я сама буду
доить.
‚озле сельсовета стоЯла глухо крытаЯ машина. Ќа крыльце толпились
люди, вызванные как свидетели, и те, что завернули сюда по пути с работы.
„авненько Я не видела „женшенкула, почитай лет семь. ‚идно, дурнаЯ жизнь
шла ему впрок. ‡доровенный, толсторожий, сидел он на скамейке у окна,
угрюмо поглЯдываЯ исподлобьЯ, и огрызалсЯ в ответ кому-то:
- ’ы говоришь, что Я вор, а вы менЯ ловили руками, вы менЯ видели
глазами? Ќет! ’ак вот не возводи напрасно поклеп. Њожешь говорить сто раз,
и все это пустое. ”акты, факты нужны!
“слышав это, Я рванула приоткрытое окно и крикнула с улицы:
- ’ы врешь, сволочь! ’ебе факты нужны - вот Я - факт!
- Њамаша, войдите сюда, - попросил менЯ следователь, привстав из-за
стола.
џ вошла и сразу заговорила:
- „а, мы тебЯ не ловили на месте преступлениЯ. „а нам и некогда было
гонЯтьсЯ за тобой. Њы тогда ногтЯми пахали землю, мы тогда хлеб добывали
длЯ фронта. Њы тогда колоски собирали, чтобы прокормить детей. Ђ ты угонЯл
наших лошадей - с плуга срывал тЯгло рабочее. ’ы тогда вырывал из рук
последние семена, собранные по зернышку, от детей отрывали мы, а ты от нас.
‡начит, ты был врагом. € когда Я догнала тебЯ, Я крикнула: "‘той, Я знаю
тебЯ! ’ы „женшенкул!.. ‘той!" ’ы обернулсЯ и выстрелил в менЯ. ‚от тебе
факты!
џ замолчала, и следователь сказал мне:
- ‘пасибо вам, мамаша. ’еперь вы свободны. Њожете идти домой.
џ выходила из сельсовета, как вдруг к двери выскочила жена
„женшенкула. Ћна, как бешенаЯ, накинулась на менЯ с криком:
- Ђх ты, карга одинокаЯ! ’ы все правды ищешь, и правда карает тебЯ.
’ак тебе и надо. Њало было, теперь поплачешь. Ћткуда живот у твоей
невестки, а? Џод носом у тебЯ твоЯ шлюха забрюхатела, а ты правды ищешь.
‚от и поищите теперь вместе, бесстыжие твари!
‹юди оттащили ее от менЯ в угол, зажали ей рот, но Я сказала им:
- Ћтпустите ее, не троньте! - € молча пошла домой.
’о ли пыль по дороге была такаЯ горЯчаЯ, то ли стыд жег мои ноги, но
сначала Я чуть не бежала. Ђ потом медленно побрела, стала собиратьсЯ с
мыслЯми. Ќикогда мне в голову не приходило такое, а ведь можно было
догадатьсЯ. ‚ последнее времЯ Ђлиман как-то странно изменилась,
неразговорчивой стала, нелюдимой, сторонилась даже подруг своих. џ
приписывала это тому, что с чабаном тем у нее ничего не получилось. Ћн еще
весной ушел в горы, и след его простыл. „умала, что не поладили они, вот
она и переживает. Ћднако дело-то оказалось совсем другое. Ђх, какаЯ беда!
Ќо кто мог знать, что так получитсЯ. ђастерЯлась Я, не представлЯла, что
делать. Ќа другой день вечером Ђйша позвала менЯ к себе заглЯнуть на
огонек. ‡а чаем и за разговорами она сказала между прочим:
- Ђ жена „женшенкула ночью переехала куда-то из аила.
џ промолчала. Љакое мне было дело? Џереехала, ну и пусть. Љаждый волен
себе. € только потом, года через два, Я узнала: пришли ночью люди к жене
„женшенкула, погрузили все ее добро на брички и сказали: "…зжай, куда
хочешь. ’ебе у нас в аиле нет места". Џосле этого никто никогда не
напоминал мне о нашей с Ђлиман беде. Њожет быть, самой ей и говорили
что-нибудь, может быть, люди всЯкое думали про себЯ, кто жалел, а кто
осуждал ее, но мне никто не намекал об этом, и за это людЯм великое
спасибо. Џрошло столько лет, но все по-прежнему уважают менЯ.
Џосле того как Я узнала, что Ђлиман беременна, у нас с ней ничего не
изменилось. †или, работали, советовались обо всем, как и раньше. Ћ своем
будущем материнстве Ђлиман не заговаривала. ’о ли не решалась, то ли
откладывала до поры до времени. џ тоже молчала об этом, щадила ее гордость.
Ђ главное - в душе Я не осуждала ее. Џрава такого не имела, потому что всЯ
ее жизнь проходила на моих глазах, все Я видела, все понимала и в чем-то
сама была виновата. € поэтому Я сразу сказала себе: если Ђлиман совершила
грех, то это и мой грех, если она родит, то это и мой ребенок и весь стыд,
все тЯготы и муки возьму на себЯ. џ знала, так же как и она, что рано или
поздно наступит день, когда мы поневоле заговорим и простим друг другу
долгое молчание. € все же мы откладывали разговор сегоднЯ на завтра, завтра
на послезавтра. Ћднажды Я все-таки проговорилась.
Љ концу лета, когда Ђлиман носила уже пЯтый или шестой месЯц, как-то
рано утром Я погнала корову к стаду. Њальчишка-пастушок звенел в то утро,
как кочеток. ‘тадо поравнЯлось с нашим двором. ЏогонЯЯ коров, пастушок
улыбалсЯ мне во всю рожицу.
- ’етушка ’олгонай! - сказал он. - ‘уйунчу - давайте мне плату за
хорошую весть! ‘ноха деда „жоробека родила!
- „а ну! Љогда родила?
- Ќа рассвете.
- Њальчик или девочка?
- „евочка, тетушка ’олгонай. ‘казали, что имЯ ее будет †аворонок.
Џотому что родилась она на заре, как жаворонок!
- ‚от и хорошо. Џусть долго живет. ‘пасибо за добрую весть.
Ћчень тронуло менЯ, что этот мальчишка-сирота так радовалсЯ тому, что
кто-то родилсЯ на свет. „овольнаЯ этим, Я пошла домой. € как это могло
случитьсЯ, что в ту минуту Я забыла о том, о чем думала и днем и ночью? џ
крикнула в воротах:
- Ђлиман, ты слышала новость? ‘ноха „жоробека родила. „евочку.
‘лышала? ЃеднЯжка так тЯжело переносила; слава богу, благополучно... - €,
не договорив, осеклась, словно камень попал на больной зуб.
Ђлиман стоЯла молча, опустив глаза и добела прикусив губу. —то
подумала она в тот миг? Њожет, у нее мелькнула мысль, что, когда она родит,
никто не будет с такой радостью оповещать об этом людей. Њне стало
невыносимо жарко от стыда за свою неловкость. Ќе смеЯ взглЯнуть ей в глаза,
Я подсела к очагу и принЯлась подкладывать кизЯки в огонь, хотЯ в этом не
было никакой нужды. Љогда Я обернулась, Ђлиман все так же, опустив глаза,
стоЯла у стены. ‘ердце защемило от жалости. џ заставила себЯ встать и
подойти к ней.
- —то с тобой, тебе нездоровитсЯ? - спросила Я.
- Ќет, мама, - ответила она.
- Њожет, тебе трудно на работе - полежала бы дома.
- „а нет, не трудно, мама. ’абак низать - какаЯ же трудность, -
сказала она и пошла на работу.
’огда Я решила, что больше тЯнуть нельзЯ. Ќадо сейчас же сказать, что
ей нечего стыдитьсЯ, что все новорожденные одинаковы и что ее ребенок будет
длЯ менЯ родным. Ѓуду нЯнчить его, как нЯнчила своих детей. Џусть она
поймет это. Џусть не вешает головы. Џусть живет гордо. ‘мотрит людЯм в
глаза смело - она имеет право быть матерью.
‘ этими мыслЯми Я выбежала за ней, окликнула ее:
- Ђлиман, подожди минутку. ђазговор есть, постой!
Ћна сделала вид, что не услышала, ушла, не оглЯнувшись.
‚есь день переживала Я, думала: "Ќет, так дальше нельзЯ. ‚ечером скажу
обЯзательно. ’ак будет легче ей и мне". Ќо не пришлось мне исполнить свое
намерение. ‚ечером, когда Я вернулась с работы, Ђлиман не было дома.
Џодождала и забеспокоилась. —то с ней? Џочему так долго не возвращаетсЯ?
‘обралась идти искать и, выйдЯ из дому, увидела Ѓекташа. Ћн молча вошел в
калитку с большой охапкой зеленой травы. ’ак же молча бросил траву в
кормушку корове и только тогда сказал негромко:
- ’етушка ’олгонай, Ђлиман передала, чтобы вы ее не искали. Ћна
сказала, что уезжает к себе, в Љаинды.
Ќоги мои подкосились, Я села на порог.
- Љогда уехала?
- Џосле обеда. —аса два тому назад. “ехала на попутной машине.
џ сидела как побитаЯ. ’ак тошно, так беспросветно было на душе, точно
час мой смертный настал. Ѓекташ стал успокаивать менЯ:
- „а вы не волнуйтесь, тетушка ’олгонай. офер посадил ее в кабину. ‚
кабине хорошо, - говорил он.
"ќх, Ѓекташ, Ѓекташ, если бы дело было только в этом", - думала Я про
себЯ. € все же Я была благодарна ему за его бесхитростное утешение. ‚ ту
пору он был уже рослым парнем. ђаботал в колхозе ездовым. Џосмотрела Я на
него и удивилась, как быстро он вытЯнулсЯ, раздалсЯ в плечах. € походка и
голос стали уже мужскими. € лицо спокойное, приветливое. џ его мальчишкой
еще любила, и в такой горький длЯ менЯ час хорошо было, что он пришел ко
мне. Ѓекташ принес воды из арыка, поставил самовар, полил водой двор и стал
подметать.
- ‚ы отдыхайте, тетушка ’олгонай, - сказал он. - џ сейчас кошму
постелю под Яблоней. Њама придет. ѓоворит, соскучилась то вашему чаю. Ћна
сейчас придет.
Џосле того как ушла Ђлиман, дни стали бесконечными. € как Я могла до
этого считать себЯ одинокой? ‚овсе не знала Я, оказываетсЯ, что такое
настоЯщее одиночество. Џотерпела днЯ три, а потом стало невмоготу. „ом не
дом и жизнь не жизнь. ‚ пору хоть уйти куда-нибудь скитатьсЯ по свету. Ђ
как подумаю, что там с Ђлиман, - еще тЯжелей становилось. •орошо, если
родственники в Љаиндах принЯли ее подобру, а что, если издеваютсЯ: когда-то
слушать не желала - не ваше, мол, дело, сама знаю, не вмешивайтесь, а
теперь пришла опозореннаЯ приют искать, теперь мы тебе нужны стали. Њогли
ей так сказать? Љонечно, могли. € если сказали, каково-то ей там? ѓордаЯ
она, снесет ли эти упреки? Ќе дай бог, руки еще наложит на себЯ. ќх,
Ђлиман, Ђлиман, была бы ты рЯдом со мной, сама бы весь позор принЯла, но в
обиду никому не дала. ‚сЯкое думала, по-всЯкому гадала. Ђ потом сказала
себе: "Ќет, так не годитсЯ. Џоеду узнаю, посмотрю сама. Ѓуду упрашивать,
может, послушаетсЯ, вернетсЯ домой. Љакое счастье было бы, если бы она
снова вернулась. Ђ если не захочет вернутьсЯ, ну что ж, ничего не
поделаешь. Ѓлагословлю ее, поплачу и приеду назад". ’ак Я решила и на
другой день собралась в путь. „ом и корову поручила Ђйше. Ѓекташ остановил
на улице попутную машину, села Я в кузов и отправилась в Љаинды.
Љогда мы выехали за аил и двинулись по проселку, Я заметила женщину,
идущую по тропинке в жнивье. ‘разу узнала - Ђлиман! ђоднаЯ, ненаглЯднаЯ
моЯ, она возвращалась ко мне домой. џ заколотила кулаками по кабине: "‘той!
‘той! Ћстановись!" Њашина с разгона прошла еще немного, остановилась, Я
схватила курджун и скатилась с кузова. ‚ налетевшей пыли все вокруг сразу
скрылось, как в густом тумане. џ подумала даже, не во сне ли видела мою
Ђлиман. Љогда пыль ушла вслед за машиной, Я снова увидела ее.
- Ђлима-ан! - крикнула Я изо всей мочи.
Ќе помню, как добежала. Џомню только, обнимались мы, целовались,
плакали. € так истосковались, оказываетсЯ, друг по дружке, что и слов-то не
находили, как сказать об всем, что думано и передумано было за эти дни.
‹аскала Я, гладила лицо Ђлиман и все говорила одно и то же:
- ‚ернулась, да? ‚ернулась, доченька моЯ. ‚ернулась ко мне, к матери
своей! ‚ернулась!
Ђлиман отвечала:
- „а, вернулась! ‚ернулась, мама, к тебе. ‚ернулась!
€ когда мы стоЯли так, обнЯвшись, ребенок ее вдруг шевельнулсЯ внутри
и раза два толкнул ножкой в живот. Њы обе услышали эти толчки. Ђлиман
положила руки на живот и стала осторожно гладить его ладонЯми. € глаза ее в
ту минуту будто перевернули всю мою жизнь. € как мне могли приходить в
голову скверные мысли о ней! Ћ свЯтое материнство! Ћдна лишь такаЯ каплЯ
счастьЯ окупит море твоих страданий. џ прижалась к ее щеке и, не
удержавшись, заплакала:
- ЌенаглЯднаЯ моЯ, сердечнаЯ, ласковаЯ! Љак Я боЯлась за тебЯ!
Ћна успокаивала:
- Ќе плачь, мама. Џрости менЯ, глупую. Ќе уйти мне никогда от тебЯ.
Џопробовала - ничего не получилось: не вытерпела Я, все времЯ тосковала о
тебе.
џ решила, что подошел самый удобный случай длЯ нашего откровенного
разговора, и сказала ей:
- ’ы почему ушла, обиделась?
Ћна молчала, точно обдумываЯ свой ответ, а потом со вздохом сказала:
- Ќе спрашивай менЯ об этом, мама. ‡ачем тебе это? ’ы мне ничего не
говори, и Я ничего не буду тебе говорить. Ќе мучай менЯ, мама, и так мне
тошно.
ЋпЯть она уклонилась от разговора. € вот так всЯкий раз. Љак она не
понимала, что этим делала себе только хуже!
Ћсень в том году была затЯжнаЯ и очень дождливаЯ. Ќе было днЯ, чтобы
не капало сверху. € в эти серые, долгие ненастные дни мы большей частью
сидели дома. € так же, как сама осень, томилась Ђлиман. ‚се больше
мрачнела, вовсе перестала разговаривать и смеЯтьсЯ. ‚се думала о чем-то.
‘давалось мне: последние дни донашивала она ребенка. Љак ни старалась Я
расшевелить немного ее, приободрить шуткой, лаской, ничего из этого не
получалось. Ќе дитЯ же она маленькое, чтобы ее печаль можно было развеЯть
шуткой. „а не только Я - и другие пытались как-то помочь ей в беде, но что
можно было сделать? Ѓекташ однажды привез нам соломы. ѓоворит, мать снова
слегла. € Я пошла попроведать Ђйшу. †ар был у нее, кашлЯла. џ ее пожурила
немного.
- ‘ама, - говорю, - ты виновата. ‡наешь, что беречьсЯ тебе надо, так
нет, куда там, разъезжать стала по гостЯм, да в такую погоду.
Ћна виновато улыбнулась. ‚озразить-то ей было трудно, потому что до
этого ездили они, четыре женщины, на бричке Ѓекташа в соседний аил в гости
к кому-то, на свадьбу. Љогда Я собиралась было уже уходить, Ђйша задержала
менЯ.
- Џостой, - говорит, - ’олгонай, если не осерчаешь, разговор есть у
менЯ к тебе.
- Ќу, говори. - џ вернулась от дверей.
- ‚ нижний аил мы ездили не на свадьбу. ђодственников там у менЯ нет,
ты это и сама знаешь. ‡адумали мы одно дело, хотЯ и без разрешениЯ на то от
тебЯ, так ты прости нас, ’олгонай, хотели, как лучше. Ќашли мы этого парнЯ,
чабана, ну и взЯли его в оборот. ѓоворим: так и так, Ђлиман уже на сносЯх,
последние дни, а ты и глазу не кажешь. Љак же так получаетсЯ? Ќехорошо
вроде! Ћднако ничего у нас не вышло из этого. ‚о-первых, жена у него есть,
а во-вторых, совести у него нет. ЋтрексЯ: не знаю ничего и знать не хочу.
Ќи в какую. „а тут еще жена его пронюхала, в чем дело. „а такаЯ скандальнаЯ
баба оказалась, накричала, наорала на нас, срам один. Ћбесчестила и
прогнала. Ђ в пути дождь застиг холодный, промокли до ниточки, вот и слегла
Я. Ќо и это ладно, как же теперь с Ђлиман-то, а? - € Ђйша, зажимаЯ рот,
заплакала.
- Ќе плачь, Ђйша, - сказала Я ей. - Џока Я жива, в обиду ее не дам! -
€ вышла. Ђ что Я еще могла сказать?
ЏотЯнулись трудные дни, роды приближались, и тут уж Я не спускала глаз
с Ђлиман. Ћна во двор - и Я за ней. Ќи на шаг не отставала. ЃоЯлась, как бы
не упустить схватки. Ђ не то стала бы Я разве надоедать ей?
Ђ однажды смотрю - оделась она тепло, платком укуталась.
- ’ы куда, - говорю, - доченька?
- Ќа реку пойду, - ответила она.
- Ќе ходила бы ты, что там делать, на реке, в такую сырость? Џосиди
лучше дома.
- Ќет, пойду.
- Ќу, тогда и Я пойду. Ћдну тебЯ не отпущу, - сказала Я.
Ђ она так глЯнула на менЯ - и все, что наболело у нее на душе за эти
дни, всю свою злобу сорвала на мне.
- „а что ты привЯзалась ко мне? —его тебе надо от менЯ? —то ты ходишь
по пЯтам, как тень? Ћставь менЯ в покое. „умаешь, подохну Я, что ли, не
подохну! - •лопнула дверью и ушла.
Ѓудто по сердцу моему хлопнула она дверью. Ћчень обиделась Я. €,
однако, не усидела, опЯть же вышла на задворье глЯнуть, где Ђлиман. Ќе
видно было ее, ушла она в поймище.
„ождь моросил мелкий-мелкий, почти невидимый, будто холодным паром
обдавало. ‚етер таскал за космы седые тучи. ‚ саду было неуютно. „еревьЯ
стоЯли голые, озЯбшие, с мокрыми, потемневшими ветвЯми. Ќарод весь сидел по
домам. Ѓезлюдно кругом. ‡а дымной мглой вдали едва угадывались гребни
темного хребта.
Џодождала Я немного и потом пошла следом: пусть как хочет ругает менЯ,
но хуже будет, если лЯжет где-нибудь в сырости, когда начнутсЯ схватки.
‚ыйдЯ на тропу за огородом, Я увидела Ђлиман. Ћна возвращалась. ла
медленно, едва передвигаЯ ноги и понуро опустив голову. Џоспешив домой, Я
поставила чай, быстренько наделала оладий на сметане и Яйцах. Џотом
расстелила на кошме чистую скатерть и принесла Яблок-зимовок, выбрала самые
красные. Ђлиман вошла и, увидев скатерть, молча грустно улыбнулась мне.
- ‡амерзла, доченька? ‘адись, чай попей, покушай оладий, - сказала Я
ей.
- Ќет, ничего мне не хочетсЯ кушать, мама. „ай вот одно Яблоко.
Џопробую, - ответила она.
- Њожет, у тебЯ где болит, Ђлиман, ты скажи мне, - стала допытыватьсЯ
Я.
Ќо она опЯть сказала:
- Ќе спрашивай менЯ, мама. џ какаЯ-то сама не своЯ. Ќенавижу себЯ. €
тебЯ обругала ни за что. ‹учше оставь менЯ в покое. - € махнула рукой.
Ќаступила ночь, и, укладываЯсь спать, Я с обидой думала, что теперь
Ђлиман не нравитсЯ все, что бы Я ей ни сказала, и с этой обидой уснула.
Ћбычно Я часто просыпалась по ночам, поглЯдывала, как там Ђлиман, а тут сон
придавил менЯ, словно камнем. …сли бы Я знала, разве сомкнула бы Я глаза -
да десЯть ночей подрЯд не прислонила бы голову к стене...
Ќе помню, когда и отчего Я вдруг проснулась. ѓлЯнула - а Ђлиман нет на
месте. ‘просоньЯ-то не сразу сообразишь. Џодумала сначала, что вышла на
двор. Џодождала немного. Ќет, не слышно. Џотом потрогала постель Ђлиман.
Џостель холоднаЯ, и у менЯ сердце похолодело: давно уже она встала! Љое-как
оделась и выскочила во двор. Ћбошла все углы, сбегала на огород, выскочила
на улицу. ‘тала звать ее: "Ђлиман! Ђлиман!" - не отзывалась. ’олько собаки
всполошились, залаЯли по дворам. Њуторно стало мне: значит, ушла! Људа же
она ушла в такую темную ночь? —то делать теперь? Њожет, догоню? Ѓросилась
снова в дом, фонарь засветила и с фонарем в руках пошла искать. Ќо, выходЯ
из дверей, услышала, будто застонал кто и вскрикнул в сарае. Љинулась через
двор, рванула двери сараЯ - и фонарь чуть не выронила из рук, застыла, не
верЯ своим глазам: Ђлиман лежала на соломе навзничь. ђожала. Њеталась в
горЯчке.
- „а что же ты это? Џочему не сказала? - закричала Я и бросилась к
ней.
•отела помочь, стала приподнимать ее и содрогнулась, когда на руку мне
навернулсЯ пропитанный кровью подол платьЯ. Ђлиман горела, как огонь. Ћна
тЯжело и с хрипом выдыхала:
- “мираю... “мираю...
‚идно, давно уже она маЯлась.
- “паси боже! “паси боже! - взмолилась Я, понЯв, что ей самой не
разродитьсЯ, что спасти ее может только доктор.
џ оставила ее и побежала к Ђйше, заколотила в окна изо всех сил:
- ‚ставайте, вставайте быстрей! Ѓекташ, запрЯгай бричку. Џлохо с
Ђлиман! Ѓыстрей, милый, плохо с ней!
ђазбудила их, прибежала назад, дала Ђлиман воды. ‡убы ее стучали по
кружке, било ее как в лихорадке, кое-как сделала она два глотка и снова
скрутилась, заохала. ’ут подоспела Ђйша, запыхалась, на ногах едва
держитсЯ, больнаЯ ведь лежала. Љак увидела, что с Ђлиман, - с лица сошла,
запричитала:
- Ђлиман, милаЯ, да что ж это такое? Ђлиман, деточка моЯ! Ќе бойсЯ. ‚
больницу повезем!

Љ счастью, Ѓекташ в тот день вернулсЯ домой поздно и потому лошадей не
отвел на конюшню, а поставил у себЯ под навесом. Ћн быстро пригнал бричку
во двор. Њы набросали в нее сена, постель постелили, подушки подложили и
втроем кое-как вынесли Ђлиман из сараЯ, положили в бричку. € тут же, не
медлЯ, поехали в больницу.
Ђх, эта разбитаЯ осеннЯЯ дорога, ах, эта темнаЯ проклЯтаЯ ночь...
Ѓольница была тогда только в ‡аречье, а мост через реку в объезд далеко
внизу.
Љак только мы выехали из аила, у Ђлиман снова начались схватки, она
закричала, стала сбрасывать с себЯ все. џ держала ее голову у себЯ на
коленЯх. ’о и дело укрывала одеЯлом, то и дело подносила к лицу фонарь -
все смотрела ей в глаза, успокаивала. € Ѓекташ успокаивал:
- Џотерпи, Ђлиман. ‘коро приедем. ‚от увидишь, сейчас приедем. „о
моста уже рукой подать.
„о моста еще было кто его знает сколько. Џогнать бы лошадей вскачь, да
никак нельзЯ - растрЯсет Ђлиман. Ђ тут дождь припустил сильнее. ‚се будто
сошлось одно к одному - тьма непроглЯднаЯ, холодный дождь, грЯзь да ухабы.
Ђлиман билась в судорогах, стонала, кричала и вдруг как-то сразу затихла,
захрипела.
- Ђлиман! Ђлиман! —то с тобой? - всполошилась Я, обнЯла ее, посветила
фонарем. Ќа менЯ глЯдели ее горЯщие глаза.
- Ћстановитесь! “мираю Я! Ћстановитесь! - проговорила она черными,
запекшимисЯ губами и стала задыхатьсЯ.
Њы остановили бричку.
- Џодними мне голову выше, - попросила она. - ‚оздуху не хватает. - €
заплакала. €, торопЯсь, глотаЯ слезы, стала говорить: - Њама, родненькаЯ...
ѓорит у менЯ все внутри, сил нет... “мираю Я... ‘пасибо тебе за все, мама.
Џрости менЯ... …сли бы Љасым был жив. Ћ-ой, Љасым, умираю Я... Џрости
менЯ...
џ взмолилась перед ней:
- Ќет, доченька, не умрешь ты. Џотерпи, потерпи, роднаЯ. ‚от уже до
моста недалеко. ‘лышишь, не умрешь ты!
…е снова скрутило. ‘тиснув зубы и терЯЯ сознание, сна забилась из
последних сил.
- Ѓекташ, - приказала Я. - Ѓери ее под руки, поднимай! Ѓыстрей! „а не
стыдись ты, ради бога!
Ѓекташ поднимал Ђлиман, а Я старалась помочь ребенку. Џотом Ѓекташ
заплакал навзрыд, и тут снова вдруг вспомнилсЯ мне грохот эшелона, и пошли,
пошли стучать в ушах колеса; ветер донес крик: "Њама-а! Ђлима-ан!" € сейчас
же раздалсЯ крик новорожденного. Ћ жизнь, почему ты так жестока, почему ты
так слепа! ђебенок родилсЯ, а Ђлиман умирала. џ успела только завернуть в
подол мокрое, голое тельце, глЯнула, а она, мать Ђлиман, уже безжизненно
висела на руках Ѓекташа. ѓолова откинулась набок, руки болтались как плети.
- Ђлиман! - вскрикнула Я не своим голосом и схватила ее руку; пульс
пропадал.
‚ одно мгновение на глазах у менЯ столкнулись жизнь и смерть!
Љогда мы повернули назад, рассвет уже занималсЯ. ‚ сумеречном свете
кружились крупные белые снежинки. Ћни мЯгко опускались на дорогу. ‚округ
была тишина - ни звука, во всем мире была белаЯ тишина. € в этой белой тиши
бесшумно тащились усталые лошади с белыми гривами и белыми хвостами,
беззвучно рыдал Ѓекташ, сидЯ на бричке. Ћн не погонЯл лошадей, лошади сами
шли. Ћн всю дорогу плакал. Ђ Я шла рЯдом по обочине дороги, укрыв ребенка
под чапан у себЯ на груди, и белый снег на земле казалсЯ мне черным.

‚от так война в последний раз напомнила о себе. „орога, по которой Я
шла в то утро, была самой трудной дорогой в моей жизни, и мне казалось, что
лучше умереть, чем так жить... Ђ младенец, пригревшийсЯ у менЯ на руках,
пошевеливалсЯ теплым, мЯконьким комочком и не переставал плакать. Ќесла его
и говорила: "Љакой же ты несчастный родилсЯ, с первым криком своим
распрощалсЯ с матерью". € вдруг откуда-то издалека донеслась мысль: "Ђ ведь
жизнь не совсем погибла, осталсЯ росточек". Ќо тут же подумала: "„а какой
же он жилец, если не попробовал даже материнского молока. Ќет, надолго не
хватит его". Ќо так хотелось, чтобы ребенок осталсЯ жив, что Я взмолилась
судьбе: "Ќу, оставь в живых хоть этого! Ќе дай ему умереть. Њожет, выживет!
Њожет, выкарабкаетсЯ как-нибудь?" ‚от так и шла, отчаивалась, надеЯлась и
снова отчаивалась, и незаметно наступило утро, когда мы добрались до аила.
‘нег все так же бесшумно и густо валил, все так же стоЯла вокруг белаЯ
тишина. € среди этой тишины заброшенные развалины недостроенной улицы
показались еще более страшными. Ћт того, что здесь было начато семь лет
назад, остались лишь жалкие следы. ‘нег кружил над безжизненной улицей,
заметаЯ сугробами зиЯющие пустотой руины и унылые заросли сухих колючек и
кураев. Ќа бывшем дворе Ђлиман и Љасыма, точно в памЯть их забот и
мечтаний, все так же лежали груда камней и куча кирпичей.
Ќавсегда успокоеннаЯ, Ђлиман лежала бледнаЯ, с закрытыми глазами.
ѓолова моталась из стороны в сторону, снег падал на ее лицо и не таЯл.
“ первых дворов аила Ѓекташ спрыгнул с брички и первый раз в жизни
громким мужским плачем оповестил людей о смерти человека. €з дворов стал
выбегать народ, нас обступили со слезами. Џрибежала Ђйша, заголосила на всю
улицу, взЯла у менЯ ребенка и понесла его к себе домой.
—ерез день мы похоронили Ђлиман. Џо обычаю женщине не положено идти на
кладбище, но Я пошла, и никто ничего не сказал мне: в доме у менЯ не было
мужчин, чтобы Я могла соблюсти обычай. џ сама схоронила Ђлиман, сама
уложила ее на дно могилы и сама бросила первую горсть земли. ‚ тот день
тоже шел густой, пушистый снег. ЉраснаЯ куча глины быстро стала белой
горкой.
‚есной Я посадила на могиле Ђлиман цветы. Љаждую весну сажаю. ‚едь она
очень любила цветы.
Ќу, а дальше снова началась жизнь. ‚ первые дни †анболота кормила
грудью сноха деда „жоробека, а потом Я стала давать ему козье молоко.
•ватили мы с ним горЯ вдосталь, стоит ли об этом говорить. Ћдним словом,
было ему написано на роду остатьсЯ в живых, и он выжил. € за это благодарю
судьбу. ’еперь ему двенадцать лет. „октор, что лечил его маленького, -
нынче известный в округе человек, и сейчас при встрече спрашивает:
- Ќу как, бабушка, внучек-то растет?
- ‘лава богу, - говорю, - джигит уже!
Ћн смотрит на менЯ и улыбаетсЯ:
- ‚от и хорошо, расти его человеком.
‡нает он нас с †анболотом давно. †анболоту было тогда года полтора.
Љонечно, болезненным рос он. Ћднажды простыл сильно и занемог не на шутку.
‘мотрю, губы посинели, глаз не открывает и дышит едва-едва. ‘хватила Я его
- и быстрей в больницу. € опЯть же ночью да в зимнее времЯ вброд перешла
реку. „октор оказалсЯ молоденьким парнем, недавно, наверно, учение кончил.
Љак увидал менЯ, что дрожу от холода в мокрой одежде, перепугалсЯ, замахал
руками.
- „а вы с ума сошли, кто вам разрешил ходить по воде? ѓде его
родители?
- џ ему и отец и мать, сынок. Ќе дай ему помереть. …сли помрет, жить
не буду, - сказала Я ему.
‚сю ночь он возилсЯ с малышом, через каждые два часа уколы делал. Њне
дал сухую одежду, лекарствами поил, однако утром свалилась Я в жару, кровью
захаркала. ‹ежала Я в горЯчем тумане, в забытьи. Џомню только, что доктор
подходил к изголовью, клал мне руку на лоб и говорил:
- Ќе сдавайсЯ, мамаша, держись. ‚нучек твой смеетсЯ уже, выздоровел.
- Љоли так, и Я вытЯну, - прошептала Я.
Њожет, поэтому и выжила Я, что внук осталсЯ жив.
‹етом в этом году интересный случай был. Ќа каникулах бегал он по
улицам, а потом смотрю - выволок во двор велосипед Љасыма. ’от самый,
двадцать лет висел он в сарае под крышей. „а, вытащил, стало быть, и давай
ремонтировать. Ќу, Я ничего не сказала, мальчишка ведь, думала, повозитсЯ,
повозитсЯ и бросит. ђемонтировать-то там было нечего: железо все в ржавчине
и резина полопалась. Џрибегали друзьЯ его и тоже смеЯлись. ќто, говорЯт,
рухлЯдь, допотопнаЯ машина. Ђ он, упрЯмый, сопит и делает свое. Ќе знаю,
получилось бы у него что-нибудь или нет, если бы не Ѓекташ. Ћн тоже
ввЯзалсЯ в это дело. € тоже с самым серьезным видом, как мальчишка, хотЯ он
и отец семейства. Ѓекташ любит †анболота, если что - и в школу сходит к
учителЯм. †енилсЯ он, когда Ђйша была еще жива. “мерла она года через три
после Ђлиман. Љрепко убивалась Я по подруге своей. ‘колько мы с ней
повидали горЯ! Ђ Ѓекташ хорошим вышел человеком. ђазумный, работЯщий. ’рое
детей у него, жена - ѓульсун - добраЯ соседка. Ђ сам он давно уже
комбайнером работает.
’ак вот однажды †анболот поЯвилсЯ с велосипедом, начищенным,
смазанным, и сам весь в масле.
- Ѓабушка, - сказал он, - смотри, какой стал отцовский велосипед!
“ менЯ и руки отнЯлись: радостно и горько мне стало от этих слов. Ђ он
загордилсЯ.
- џ, - говорит, - и ездить уже умею. ‚от смотри!
Ќа седло сесть - ноги не достают педалей, так он прицепилсЯ сбоку к
велосипеду, перегнулсЯ весь и поехал, завихлЯл из стороны в сторону:
вот-вот свалитсЯ.
- ‘лезь, упадешь! - прикрикнула Я.
Ђ он еще пуще. ‚ ворота - и на улицу. џ за ним. ђазогналсЯ по дороге
да как полетит с размаху вместе с велосипедом. ‘ильно ушибсЯ. џ добежала,
поднЯла его с земли, стала ругать:
- “битьсЯ хочешь, что ли? €шь, что выдумал! Ќе смей больше ездить!
Ђ он говорит:
- џ больше не буду падать, бабушка. ќто Я попробовать хотел, Я ведь
еще не падал с велосипеда.
џ рассмеЯлась. ‘мотрю, Ѓекташ стоит у калитки. ‚роде бы так просто,
стоит и поглЯдывает. Ћн ничего не сказал, и Я ничего не сказала. Ќо мы без
слов понЯли друг друга.
Ђ тут вскоре жатва началась. Ѓекташ как-то зашел к нам вечером.
- •очу, - говорит, - вашего †анболота в помощники взЯть на комбайн.
- …сли подходит, бери, - согласилась Я.
ђазрешить-то разрешила, а через два днЯ пошла проведать. „итЯ ведь
еще: может, трудновато будет.
†анболот мой работал на комбайне соломщиком. Ћн увидел менЯ и
закричал, будто с вершины горы:
- Ѓабушка! џ здесь!
Ђ Ѓекташ, стоЯ у штурвала, помахал мне рукой, поклонилсЯ.
„о самого вечера сидела Я в тени под деревом у арыка и смотрела на
жатву. Њашины пылили взад-вперед по дороге, отвозЯ обмолот на тока.
‚ сумерках пришли комбайнеры отдохнуть. †анболот шагал устало и гордо,
подражаЯ Ѓекташу, и, так же молча и так же фыркаЯ, стал умыватьсЯ по поЯс в
арыке. Ђ когда увидел узелок в моих руках, обрадовалсЯ:
- Ѓабушка, ты Яблоки принесла?
- Џринесла, - ответила Я.
€ тогда он подбежал, обнЯл менЯ и поцеловал.
Ѓекташ прыснул со смеху.
- —то ж ты важничал? „авно бы так. Ќу, поласкайсЯ, поласкайсЯ, а то
некогда будет.
“жинать сели мы на траву подле полевого вагона. •леб был горЯчий,
только что испеченный. †анболот разломил лепешки и сказал:
- Ѓери, бабушка!
џ благословила хлеб и, откусив от ломтЯ, услышала знакомый запах
комбайнерских рук. •леб припахивал керосином, железом, соломой и спелым
зерном. „а-да, в точности как тогда! џ проглотила хлеб со слезами и
подумала: "•леб бессмертиЯ, ты слышишь, сын мой Љасым! € жизнь бессмертна,
и труд бессмертен!"
„омой менЯ комбайнеры не отпустили. ѓоворЯт, вы у нас гостьЯ,
оставайтесь ночевать в поле. Њне постелили на соломе. ѓлЯдела Я в ту ночь в
небо, и чудилось мне, что Њлечный Џуть усеЯн свежей золотистой соломой,
рассыпанными зернами и шелухой обмолота. € в той звездной выси, сквозь
„орогу ‘оломщика, как далекаЯ песнЯ, уходит эшелон, удалЯетсЯ стук его
колес. ‡асыпала Я под этот затихающий стук и думала, что сегоднЯ пришел на
свет новый хлебороб. Џусть долго живет он, пусть будет у него столько
зерна, сколько звезд на небе.
Ђ на рассвете Я поднЯлась и, чтобы не мешать комбайнерам, пошла в аил.
„авно Я не видела такой великой зари над горами. „авно Я не слышала
такой песни жаворонка. Ћн взлетал все выше и выше в Яснеющее небо, повис
там серым комочком и, словно человеческое сердце, неустанно билсЯ,
трепыхалсЯ, неумолчно звенел на всю степь. "‘мотри, запел наш жаворонок!" -
говорил когда-то ‘уванкул. —удно, даже жаворонок был у нас свой. € ты
бессмертен, жаворонок мой!

- Ћ поле мое заветное, ты сейчас отдыхаешь после жатвы. Ќе слышно
здесь голосов людей, не пылЯт на дорогах машины, не видно комбайнов, не
пришли еще стада на стерню. ’ы отдало людЯм свои плоды и теперь лежишь, как
женщина после родов. ’ы будешь отдыхать до взмета зЯби. ‘ейчас здесь нас
двое - ты да Я, и больше никого. ’ы знаешь всю мою жизнь. ‘егоднЯ день
поминовениЯ, сегоднЯ Я поклонЯюсь памЯти ‘уванкула, Љасыма, Њаселбека,
„жайнака и Ђлиман. Џока Я жива, Я их никогда не забуду. Џридет времЯ,
расскажу обо всем †анболоту. …сли наделен с рождениЯ разумом и сердцем, то
он поймет все. Ђ как же быть с другими, со всеми людьми, живущими на белом
свете? “ менЯ есть разговор к ним. Љак дойти до сердца каждого человека?
ќй, солнце, сиЯющее в небе, ты ходишь вокруг земли, скажи ты людЯм.
ќй, туча дождеваЯ, пролейсЯ над миром светлым ливнем и каждой каплей
своей скажи!
‡емлЯ, мать-кормилица, ты держишь всех нас на своей груди, ты кормишь
людей во всех уголках света. ‘кажи ты, роднаЯ землЯ, скажи ты людЯм!
- Ќет, ’олгонай, ты скажи. ’ы - —еловек. ’ы выше всех, ты мудрее всех!
’ы - —еловек! ’ы скажи!

- ’ы уходишь, ’олгонай?
- „а, ухожу. …сли жива буду, приду еще. „о свиданиЯ, поле.
Last-modified: Sun, 08 Jun 2003 09:20:45 GMT
Ћцените этот текст:

—ингиз ’орекулович Ђйтматов. Њатеринское поле

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18