 человеком" - и эта фраза будет заключать в себе все те ночи, когда она
мне принадлежала,  разгорЯченное  ее  лицо,  ее  груди,  сдавленные  в  моих
объЯтиЯх, гримаса в последнюю минуту и  все,  что  этому  предшествовало,  -
потом будут еще чьи-то объЯтиЯ и тот же  голос  с  теми  же  интонациЯми,  в
сущности, почти безличными, потому что она так говорила со мной, а до  этого
с другими,  и  это,  наверное,  звучало  одинаково  искренне  всегда:  какое
богатство чувственных возможностей и какаЯ бедность выражениЯ! „а,  конечно,
самаЯ прекраснаЯ девушка не может дать больше, чем она имеет. €  чаще  всего
она имеет столько, сколько у нас хватает душевной силы создать и представить
себе, - и поэтому „ульцинеЯ была несравненна. …ще один обман - если считать,
что действительность более права, чем воображение. € ‹еночка, может быть, не
заслуживает моего порицаниЯ: что мне мешает думать,  что  она  всегда  будет
принадлежать только мне, что она  никого  не  любила,  кроме  менЯ,  а  если
думала, что любила или будет любить, то это чудовищнаЯ  и  совершенно  ЯвнаЯ
ошибка, даже если она этого не  понимает?  €  даже  если  неизбежен  уход  и
неизбежна измена, то вот в какой-то промежуток времени все,  что  составлЯет
ее сущность, принадлежит мне,  и  это  самое  главное,  потом  будут  только
обрывки, которые достанутсЯ другим, и эти другие никогда уже не будут  знать
того, что она дала мне, всего душевного и физического богатства,  которое  Я
получил от нее, как дар, - и после этого что еще могло  у  нее  остатьсЯ?  џ
вдруг почувствовал ее так близко от себЯ, что  у  менЯ  поЯвилось  абсурдное
желание повернуть голову и посмотреть, не здесь ли она; Я  так  Ясно  ощущал
запах ее духов, движение ее тела под платьем, мне казалось, что  Я  вижу  ее
глаза и слышу эту внезапно падающую интонацию ее  голоса,  которую  удержала
навсегда моЯ благодарнаЯ памЯть. џ любил ее больше, чем кого бы то ни  было,
и, конечно, больше, чем себЯ, и вот, раз  в  жизни,  в  силу  этого  жадного
чувства Я приблизилсЯ бы к евангельскому идеалу - если бы …вангелие говорило
о такой любви. "‚спомните, что •ристос был неизменно печален". €  вот  опЯть
призрак Ђлександра ‚ольфа. ‚ авторе "I'll Come To-morrow" было нечто, на чем
мне не хотелось остановитьсЯ. Ќадо, однако, дойти  до  конца.  џ  чувствовал
себЯ бесконечно виноватым перед ним. „а, несомненно. Ќо все-таки Я два  раза
заметил в его глазах это страшное выражение: сначала, когда  он  узнал,  что
это Я стрелЯл в него, и поднЯлсЯ из-за стола, и потом, когда он  сказал  мне
"милый друг". ‚ конце концов, тогда, в ђоссии, это  он  скакал  за  мной  на
своем белом жеребце и, собственно, Я должен был оказатьсЯ жертвой, а не  он.
€ затем, недаром он все возвращалсЯ в своих разговорах к этому мгновенному и
насильственному прекращению ритма, непременно мгновенному и насильственному.

     „а, конечно.  €менно  он  был  носителем  все  той  же  неистребимой  и
непобедимой идеи. Ђнглийский писатель, автор "той книги", призрак Ђлександра
‚ольфа, этот всадник  на  апокалипсическом  белом  коне,  человек,  лежавший
тогда, после моего выстрела, на дороге, -  этот  человек  был  убийцей.  Ћн,
может быть, этого не хотел, он был, казалось  бы,  слишком  умен  и  слишком
культурен, чтобы  этого  хотеть.  Ќо  он  не  мог  не  знать  эту  безличную
притЯгательность убийства, которую так отдаленно и теоретически знал и Я и с
которой началась историЯ мира - в тот день, когда Љаин  убил  своего  брата.
‚от почему мое воображение так упорно возвращалось  к  нему  все  эти  годы.
‚оспоминание о нем неизменно свЯзывалось с представлением об  убийстве,  тем
более трагическим, что от него нельзЯ было  уйти,  так  как  эта  идеЯ  была
облечена в форму двойной неизбежности: нести с  собой  смерть  или  идти  ей
навстречу, убить или быть убитым; ничем другим  нельзЯ  было  остановить  то
слепое движение, которое олицетворЯл собой Ђлександр  ‚ольф.  €  это  вообще
было  одно  из  самых  непреодолимых  представлений,  заключавших   в   себе
одновременно вопрос и ответ, потому что во  все  времена  люди  отвечали  на
убийство убийством, будь это война или суд  присЯжных,  столкновение  чувств
или интересов, возмездие или справедливость, нападение или защита.
     ‚  чем  была  соблазнительность  именно  этой  формы   преступлениЯ   -
независимо от того,  как  это  понималось  или  какие  внешние  причины  или
побуждениЯ  вызывали  его?  ‚  этих  нескольких   секундах   насильственного
прекращениЯ   чьей-то   жизни   заключалась   идеЯ    невероЯтного,    почти
нечеловеческого могущества. …сли каждаЯ  каплЯ  воды  под  микроскопом  есть
целый мир, то каждаЯ человеческаЯ жизнь содержит в себе, в своей временной и
случайной оболочке, какую-то огромную вселенную. Ќо даже если отказатьсЯ  от
этих преувеличенных -  как  под  микроскопом  -  представлений,  то  все  же
остаетсЯ другаЯ очевидность. ‚сЯкое  человеческое  существование  свЯзано  с
другими  человеческими  существованиЯми,  те  в  свою  очередь  свЯзаны   со
следующими, и когда мы дойдем до логического конца  этой  последовательности
взаимоотношений, то мы  приблизимсЯ  к  сумме  людей,  населЯющих  громадную
площадь  земного  шара.  Ќад  каждым  человеком,  над  каждой  жизнью  висит
настоЯщаЯ угроза смерти во всем  ее  бесконечном  разнообразии:  катастрофа,
крушение поезда, землетрЯсение, бурЯ, война, болезнь,  несчастный  случай  -
какие-то  проЯвлениЯ  слепой  и  беспощадной   силы,   особенность   которых
заключаетсЯ в том, что мы никогда не можем заранее определить минуты,  когда
это произойдет, этот мгновенный перерыв в истории мира. "€бо не  ведаете  ни
днЯ, ни часа..." €  вот  тому  из  нас,  у  кого  хватит  душевной  силы  на
преодоление страшного сопротивлениЯ этому, вдруг даетсЯ возможность стать на
какое-то короткое времЯ сильнее судьбы и  случаЯ,  землетрЯсениЯ  и  бури  и
точно знать, что в такую-то секунду он остановит  ту  сложную  и  длительную
эволюцию чувств, мыслей и существований, то  движение  многообразной  жизни,
которое должно было бы  раздавить  его  в  своем  неудержимом  ходе  вперед.
‹юбовь, ненависть,  страх,  сожаление,  раскаЯние,  волЯ,  страсть  -  любое
чувство и любаЯ  совокупность  чувств,  любой  закон  и  любаЯ  совокупность
законов  -  все  бессильно  перед  этой  минутной  властью   убийства.   Њне
принадлежит эта власть, и Я тоже могу стать ее жертвой, и если  Я  испытывал
ее притЯгательность,  то  все  остальное,  находЯщеесЯ  вне  пределов  этого
представлениЯ, мне кажетсЯ призрачным, несущественным и  неважным,  и  Я  не
могу уже разделить того интереса ко множеству незначительных вещей,  которые
составлЯют смысл жизни длЯ миллионов людей. ‘ той минуты, что  Я  знаю  это,
мир длЯ менЯ становитсЯ другим и Я  не  могу  жить,  как  те,  остальные,  у
которых  нет  ни  этой  власти,  ни  этого  пониманиЯ,  ни  этого   сознаниЯ
необыкновенной хрупкости всего, ни этого ледЯного  и  постоЯнного  соседства
смерти.
     ќто было простым логическим  выводом  из  той  своеобразной  философии,
отрывки которой мне  излагал  ‚ольф,  проЯвлением  той  идеи  неподвижности,
совершенно длЯ менЯ неприемлемой, но  против  которой  можно  было  боротьсЯ
только ее же оружием; и применение этого способа борьбы невольно  приближало
ко мне зловещий и мертвый мир, призрак которого преследовал менЯ так  давно.
—то можно было еще противопоставить этой философии и почему каждое ее  слово
вызывало у менЯ внутренний и неизменный протест? џ тоже  знал  и  чувствовал
всю хрупкость так называемых положительных концепций, и  Я  тоже  знал,  что
такое смерть, но Я не испытывал ни страха перед ней, ни ее притЯжениЯ.  Ѓыло
нечто трудноопределимое,  что  не  позволЯло  мне  дойти  до  конца  в  этой
тЯгостной области пониманиЯ последних истин. џ так напрЯженно думал об этом,
что мне даже начало казатьсЯ, будто Я  слышу  какой-то  приближающийсЯ  шум,
так, точно он должен был, усиливаЯсь, дойти до менЯ.  Њне  казалось,  что  Я
знаю ответ на этот вопрос и знал его всегда и он был настолько естественен и
очевиден, что у менЯ никогда - в последнюю минуту - не могло  бы  возникнуть
сомнениЯ в том, каким именно он должен был быть. Ќо сейчас, сегоднЯ,  в  эту
минуту - Я не мог его найти.
     џ вынул папиросу  и  зажег  спичку,  котораЯ  вспыхнула  и  моментально
погасла, оставив после себЯ запах недогоревшего  фосфора.  €  тогда  Я  Ясно
увидел перед собой густые деревьЯ сада в медном свете луны  и  седые  волосы
моего учителЯ гимназии, который сидел рЯдом со мной на изогнутой  деревЯнной
скамье. Ѓыла раннЯЯ осень  и  ночь.  “тром  следующего  днЯ  начинались  мои
выпускные экзамены. џ работал весь вечер  и  потом  вышел  в  сад.  Љогда  Я
проходил по длинному гимназическому коридору, товарищи, которых Я  встретил,
сказали мне, что час тому назад одна из наших  учительниц,  молодаЯ  женщина
двадцати четырех лет, покончила с собой. ‚ саду Я увидел учителЯ,  сидевшего
на скамейке. џ сел рЯдом с ним, достал  папиросу,  зажег  спичку,  -  и  вот
тогда, как теперь, она сразу потухла, и Я почувствовал тот же самый запах.
     џ спросил его, что он  думает  о  смерти  этой  женщины  и  о  жестокой
несправедливости ее судьбы, если  можно  применить  к  таким  понЯтиЯм,  как
судьба и смерть, наши привычные слова - жестокий, печальный,  незаслуженный.
Ћн был очень умный  человек,  быть  может,  самый  умный  из  всех,  кого  Я
когда-либо  знал,  и  замечательный  собеседник.  „аже  люди  замкнутые  или
озлобленные чувствовали по  отношению  к  нему  необыкновенное  доверие.  Ћн
никогда не злоупотреблЯл ни в малейшей степени своим огромным -  душевным  и
культурным - превосходством над другими,  и  поэтому  говорить  с  ним  было
особенно легко.
     Ћн сказал мне тогда, между прочим:
     - Ќет, конечно, ни одной заповеди, справедливость которой можно было бы
доказать неопровержимым образом, как нет  ни  одного  нравственного  закона,
который был бы  непогрешимо  обЯзателен.  €  этика  вообще  существует  лишь
постольку, поскольку мы согласны ее принЯть. ‚ы спрашиваете менЯ о смерти. џ
бы сказал - о смерти и всех ее бесчисленных проЯвлениЯх.  џ  беру  смерть  и
жизнь условно, как два противоположных  начала,  охватывающих,  в  сущности,
почти все, что мы видим, чувствуем и постигаем. ‚ы знаете, что закон  такого
противопоставлениЯ  есть  нечто  вроде   категорического   императива:   вне
обобщениЯ и противопоставлениЯ мы почти не умеем мыслить.
     ќто было не похоже на то, что он говорил нам в классе. џ слушал его, не
пропускаЯ ни одного слова.
     - џ устал сегоднЯ, - сказал он, - надо идти  спать.  Ђ  вы  занимались,
готовились к экзамену? џ бы хотел быть на вашем месте.
     Ћн поднЯлсЯ со скамейки; Я встал тоже. ‹истьЯ были неподвижны,  в  саду
стоЯла тишина.
     - “ „иккенса где-то есть одна  замечательнаЯ  фраза,  -  сказал  он.  -
‡апомните ее, она стоит этого. џ не помню, как  это  сказано  буквально,  но
смысл ее такой: нам дана жизнь с непременным условием храбро защищать ее  до
последнего дыханиЯ. ‘покойной ночи.
     € вот теперь Я так же встал с кресла, как тогда со скамьи,  на  которой
сидел рЯдом с ним, и повторЯл эти слова, которые как-то особенно значительно
звучали сейчас:
     -  Ќам  дана  жизнь  с  непременным  условием  храбро  защищать  ее  до
последнего дыханиЯ.
     € в эту минуту затрещал телефон. џ снЯл трубку. ѓолос …лены  Ќиколаевны
спросил:
     - Људа ты пропал? џ по тебе соскучилась. —то ты сейчас делаешь?
     € после  того,  как  Я  услышал  первый  звук  этого  голоса,  привычно
измененный телефоном, Я сразу забыл все, о  чем  только  что  думал,  -  так
мгновенно и глубоко, точно этого никогда не существовало.
     - џ встаю с кресла, - сказал Я. -  ‚  левой  руке  Я  держу  телефонную
трубку. Џравой рукой Я кладу в карман пиджака папиросы  и  спички.  ‡атем  Я
смотрю на часы: теперь без пЯти шесть. ‚ четверть седьмого Я буду у тебЯ.

     Њы пообедали рано, часов в семь. Ћна была в легком  летнем  платье,  мы
сидели в ее комнате и пили чай с необыкновенно  вкусным  шоколадным  тортом,
который приготовила Ђнни; он трещал и  таЯл  во  рту,  и  в  нем  был  очень
приЯтный оттенок какой-то неуловимой прЯности.
     - Љак ты находишь торт?
     - ‡амечательный, - сказал Я. - ‚ нем, однако, есть что-то негритЯнское,
но, так сказать, приЯтно негритЯнское, вроде каких-то отдаленных отзвуков их
пениЯ.
     - ’ы впадаешь в лиризм только при очень определенных обстоЯтельствах.
     - Њожно узнать, какие это обстоЯтельства?
     -  Ћ,  это  очень  несложно.  …сть  две  вещи,  к  которым  ты   всегда
неравнодушен: это, во-первых, еда, во-вторых, женщины.
     - ‘пасибо за  лестное  мнение.  Њожно  тебе  выразить  в  таком  случае
сочувствие по поводу твоего выбора?
     - џ тебе не сказала, что нахожу эти черты отрицательными.
     џ был пьЯн от ее присутствиЯ, и это,  наверное,  было  в  моих  глазах,
потому что она заметила мне:
     - Љакой ты нетерпеливый, какой ты жадный! ’ебе необходимо держать  менЯ
именно так, обхватив рукой мое тело и сжимаЯ мне ребра?
     - Љогда мне будет шестьдесЯт лет, ‹еночка, Я буду думать о тщете  всего
земного и о неверности чувств. џ думаю об этом иногда даже теперь.
     - Ќаверное, тогда, когда  отсутствуют  именно  те  обстоЯтельства,  при
которых проЯвлЯетсЯ твоЯ склонность к лирике.
     џ замечал в ней новую черту, которой не  было  в  начале  нашей  с  ней
близости: она нередко дразнила менЯ, но всегда по-товарищески, без какого бы
то ни было желаниЯ сказать мне что-нибудь  действительно  неприЯтное.  Њожет
быть, это происходило оттого, что ее заражало мое ироническое  отношение  ко
многим вещам и она невольно впадала в этот тон.  Љроме  того,  мне  казалось
несомненным,  что  она  понемногу  обретала  ту  душевную   свободу   и   ту
непосредственность, отсутствие которых было так очевидно раньше.
     џ предложил ей поехать за  город  на  несколько  дней;  она  тотчас  же
согласилась. “тром следующего днЯ мы выехали на автомобиле из  Џарижа,  и  в
течение целой недели, без определенного  назначениЯ,  мы  путешествовали  на
расстоЯнии ста или ста  пЯтидесЯти  километров  от  города.  Ћднажды,  когда
неожиданно оказалось, что в резервуаре  больше  не  оставалось  бензина,  мы
вынуждены были ночевать в лесу, в автомобиле. Ѓыла гроза с сильным дождем, и
при свете молнии  Я  видел,  сквозь  забрызганные  стекла  машины,  деревьЯ,
обступавшие нас со всех  сторон.  …лена  Ќиколаевна  спала,  скорчившись  на
сиденье и положив мне на колени свою теплую и  тЯжелую  голову.  џ  сидел  и
курил; и когда Я опускал на секунду оконное стекло, чтобы стрЯхнуть пепел  с
папиросы, в мои уши врывалсЯ трепещущий звук бесчисленных капель по листьЯм;
пахло землей и мокрыми стволами деревьев. ѓде-то недалеко с влажным  хрустом
ломались маленькие ветки, потом дождь стихал на минуту, затем снова блестела
молниЯ, гремел гром и опЯть струи воды с прежней силой начинали  стучать  по
крыше автомобилЯ. џ боЯлсЯ двинутьсЯ, чтобы не разбудить  …лену  Ќиколаевну,
мои глаза слипались, и голова откидывалась  назад,  и  Я  думал,  засыпаЯ  и
тотчас же просыпаЯсь, о многих вещах одновременно и прежде всего о том,  что
как бы ни сложилась в дальнейшем моЯ жизнь и какие бы событиЯ ни  случились,
Я запомню навсегда эту ночь, голову женщины на моих коленЯх, этот дождь и то
состоЯние полусонного счастьЯ, которое Я ощущал тогда.  Џо  давней  привычке
задерживать каждое мое чувство и старатьсЯ его понЯть Я все искал, откуда  и
почему Я так давно и так слепо знал, что однажды Я испытаю это счастье и что
в нем даже не будет ничего неожиданного, точно  это  законнаЯ,  естественнаЯ
вещь, котораЯ всегда была мне суждена. € тогда же мне пришла мысль, что если
бы Я захотел понЯть это  все  и  найти  где-то  в  далеком  пространстве  ту
воображаемую минуту, с которой это началось, если бы Я захотел  выЯснить  до
конца, как это произошло, и почему  это  стало  возможно,  и  как  теперь  Я
оказалсЯ летом, в лесу,  ночью,  под  дождем  с  женщиной,  о  существовании
которой Я ничего не знал еще несколько месЯцев тому  назад  и  вне  которой,
однако, сейчас Я не мог бы представить себе свою жизнь, мне  нужно  было  бы
потратить годы труда и утомительных усилий памЯти, и Я мог  бы  написать  об
этом, наверное, несколько книг. ќтот ровный шум дождЯ, это ощущение  головы,
лежавшей на моих коленЯх, - и мои мускулы уже начали привыкать  к  отпечатку
этой круглой и нежной тЯжести,  которую  они  испытывали,  -  это  лицо,  на
которое Я смотрел в темноте, точно наклонЯЯсь над своей собственной судьбой,
и это незабываемое ощущение блаженной полноты, - как, в  конце  концов,  это
было  возможно?  ‡а  свою   жизнь   Я   видел   столько   трагического   или
отвратительного, Я  столько  раз  видел  измену,  трусость,  отступничество,
алчность, глупость и преступление, Я был настолько отравлен всем этим,  что,
казалось, Я не был уже способен почувствовать нечто, в чем было бы  хотЯ  бы
отдаленное отражение хотЯ бы кратковременного совершенства. ‚ эти часы Я был
далек от сомнений, которые обычно менЯ не покидали, от неизменного  ощущениЯ
печали, от насмешки, - в общем,  от  того,  что  составлЯло  сущность  моего
постоЯнного отношениЯ ко всему, что со мной происходило. Њне казалось,  если
бы не было того, что было теперь, то жизнь моЯ была бы прожита даром, и  это
всегда будет так, что бы ни случилось потом.
     џ никогда не ощущал этого с такой Ясностью, как в ту ночь; Я не мог  не
отдавать себе отчета в том, что этой особенной чистоты ощущений в моей жизни
не было никогда. ‚се было сосредоточено - в этот  промежуток  времени  -  на
одной-единственной мысли; и хотЯ она заключала в себе  все,  что  Я  знал  и
думал, и все, что предшествовало именно этому  промежутку  времени,  в  ней,
конечно, был тот элемент неподвижности, о котором  говорил  ‚ольф.  ‚  конце
концов, он, может быть, был прав: если бы мы не знали о смерти, мы не  знали
бы и о счастье, так как, если бы мы не  знали  о  смерти,  мы  не  имели  бы
представлениЯ о ценности лучших наших чувств, мы бы не знали, что  некоторые
из них никогда не повторЯтсЯ и что только теперь мы можем их понЯть во  всей
их полноте. „о сих пор это не было нам суждено, потом будет слишком поздно.
     ќто, в частности, было одной  из  причин,  которые  побуждали  менЯ  не
рассказывать …лене Ќиколаевне  историю  ‚ольфа.  џ  вовсе  не  собиралсЯ  ее
скрывать, наоборот, Я неоднократно думал, как именно Я ее расскажу. Ќо в эти
дни мне не хотелось, чтобы в тот мир, в котором мы жили, вошло нечто  чуждое
и враждебное ему. џ полагаю, что …лена Ќиколаевна  думала  так  же,  как  Я,
потому что за всю неделю она  не  вспомнила  о  "свидании  с  призраком",  о
котором Я ей говорил.
     џ неоднократно вспоминал о том, что если бы Я записал за это времЯ  все
мои разговоры с …леной Ќиколаевной,  то  получилсЯ  бы  какой-то  непонЯтный
вздор, обидный по отсутствию  мысли.  Ћн  сопровождал  те  переливы  чувств,
которые были характерны длЯ этого периода и вне которых  длЯ  нас  ничто  не
существовало и все окружавшее казалось забавным или смешным - узоры обоев  в
гостиницах, где мы ночевали, лица горничных или хозЯек, или меню обедов, или
костюмы наших соседей по  столу,  или  те  совершенно  незначительные  вещи,
которые их занимали, - потому что единственные вещи,  имевшие  действительно
важное значение, знали только мы двое, и больше никто.
     Њы вернулись в Џариж ровно через неделю. ЊенЯ ждала спешнаЯ  работа,  в
которой …лена Ќиколаевна, по обыкновению, принЯла деЯтельное участие. Џервый
день прошел как всегда. Ќо когда она разбудила менЯ на следующее утро,  менЯ
поразило  выражение  тревоги,  которое,  как  мне  показалось,  промелькнуло
несколько раз в ее глазах. ‡атем она ответила мне  невпопад  -  чего  с  ней
никогда не случалось до сих пор.
     - —то с тобой?
     - Ќичего, - ответила она. - ќто  может  быть  глупо,  но  мне  хотелось
спросить у тебЯ одну вещь.
     - „а?
     - ’ы менЯ действительно любишь?
     - Њне так казалось.
     - Њне это хотелось выЯснить.
     - ‘колько тебе лет?
     - Ќет, правда, это важно знать.
     џ рассталсЯ с ней,  как  обычно,  поздно  ночью,  она  жаловалась,  что
устала, и сказала, что завтра придет ко мне только в четыре часа днЯ.
     - •орошо, - сказал Я, - тебе будет полезно отдохнуть.
     ***
     џ сразу заснул крепким сном, но очень скоро проснулсЯ. ‡атем Я задремал
опЯть - и через час снова открыл глаза. џ не мог понЯть, что со мной, Я даже
подумал, не  отравилсЯ  ли  Я  чем-нибудь.  џ  испытывал  нечто  похожее  на
беспричинную тревогу, тем более непонЯтную, что  длЯ  нее  действительно  не
было, казалось бы, никаких оснований. Ќо сон решительно бежал от менЯ,  и  в
шестом часу утра Я встал. ’аких вещей со мной не случалось много лет.
     “бедившись окончательно в том, что Я больше не  засну,  Я  выпил  чашку
черного кофе, принЯл ванну и начал бритьсЯ. €з зеркала на менЯ смотрело  мое
лицо; и хотЯ Я видел его каждое утро моей жизни, Я все не мог  привыкнуть  к
его резкой некрасивости, как Я не мог привыкнуть к чужому и  дикому  взглЯду
моих собственных  глаз.  Љогда  Я  думал  о  себе,  о  чувствах,  которые  Я
испытывал, о вещах, которые, как мне  казалось,  Я  так  хорошо  понимал,  Я
представлЯл себе  самого  себЯ  чем-то  почти  отвлеченным,  так  как  иное,
зрительное воспоминание мне было тЯгостно и неприЯтно. ‘амые  лучшие,  самые
лирические или самые прекрасные видениЯ тотчас же исчезали, едва Я вспоминал
о своем физическом облике, - настолько чудовищно было его  несоответствие  с
тем условным и сверкающим миром, который возникал в  моем  воображении.  Њне
казалось, что не может быть большего контраста, чем тот, который  существует
между моей душевной жизнью и моей наружностью, и мне казалось иногда, что  Я
воплощен в чьей-то чужой и почти ненавистной оболочке. џ спокойно  переносил
вид своего голого тела, в сущности,  нормального,  на  котором  все  мускулы
двигались послушно и равномерно и были расположены именно  так,  как  нужно;
это было обыкновенное и невыразительное  тело  без  излишней  худобы  и  без
лишнего жира. Ќо там, где начиналось лицо, это переходило в нечто  настолько
противоположное тому, каким оно  должно  было,  казалось  бы,  быть,  что  Я
отводил от зеркала этот взглЯд чужих глаз и старалсЯ об этом  не  думать.  €
теперь, после бессонной ночи, это неприЯтное ощущение было еще сильнее,  чем
обычно.
     џ только что кончил одеватьсЯ и собиралсЯ сесть за работу, как вдруг  в
моей комнате раздалсЯ телефонный звонок. џ с удивлением посмотрел  на  часы;
было без двадцати шесть. џ не понимал, кто мне мог звонить так  рано.  Џосле
некоторого колебаниЯ Я снЯл трубку.  ‘овершенно  пьЯный  голос,  в  котором,
однако, Я уловил какие-то знакомые интонации, сказал:
     - „оброе утро, моЯ дорогаЯ.
     - —то это за историЯ?
     - ’ы менЯ не узнаешь?
     ќто был мужчина, которому хотелось, чтобы его принЯли за женщину,  -  и
тогда Я действительно узнал  этот  голос.  Ћн  принадлежал  одному  из  моих
товарищей по газетной работе, очень  милому  и  очень  беспутному  человеку.
‚ремЯ от времени он напивалсЯ буквально до  потери  рассудка,  и  это  почти
всегда сопровождалось неправдоподобными историЯми: то он хотел ночью ехать с
визитом к какому-то сенатору, который будто бы его  приглашал  на  днЯх,  то
отправлЯлсЯ на place de la Bourse посылать телеграмму своей тетке, жившей  в
‹ионе, о том, что он совершенно  здоров,  "вопреки  распространЯемым  о  нем
слухам".
     - Љак ты, наверное, догадалсЯ, - продолжал он более или менее свЯзно, -
Я встретил товарища,  который  менЯ  пригласил...  Ћдетт,  не  дергай  менЯ,
пожалуйста, Я вполне трезв.
     Ћдетт была его жена, очень спокойнаЯ и неглупаЯ женщина. —ерез  секунду
Я услышал ее голос, - она, по-видимому, отобрала у него трубку.
     - ‡дравствуйте, - сказала она, - этот пьЯный дурак звонил вам по делу.
     - ‘кажи ему, что это замечательный матерьЯл.
     - ќто дело в том,  что  ваш  протеже,  курчавый  Џьеро,  будет  вот-вот
арестован. ”илип на допросе сказал все, что мог. Ђндрей, - это был ее муж, -
настолько пьЯн, что не способен ни к чему. ЊатерьЯл длЯ статьи действительно
замечательный. џ знаю, что вы не любите гангстерских историй и мелодрам.  ‚ы
говорите, что это плохаЯ литература? џ бы вас не беспокоила, но речь идет  о
нашем хорошем знакомом. Џоезжайте к †ану; Я  бы  на  вашем  месте  захватила
револьвер. „а, на всЯкий случай.
     - ‘пасибо, Ћдетт, - сказал Я, - считайте, что Я перед вами в  долгу.  џ
еду.
     - •орошо, - ответила она, и аппарат щелкнул †ан, к  которому  Я  должен
был ехать, был инспектор полиции, Я его знал довольно давно, и у менЯ с  ним
были хорошие отношениЯ. Ћн обладал удивительным даром перевоплощениЯ -  или,
вернее, был жертвой своеобразного раздвоениЯ личности.  Љогда  он  вел  свою
профессиональную работу и  допрашивал,  например,  очередного  клиента,  его
шлЯпа всегда была сдвинута на затылок, папироса была в углу рта и он говорил
отрывисто, односложно и почти  исключительно  на  арго.  Ќо  как  только  он
обращалсЯ к следователю или журналисту, он мгновенно менЯлсЯ и превращалсЯ в
человека с Явно светскими претензиЯми: - …сли  вы  соблаговолите  дать  себе
труд  предварительно,  так  сказать,  проанализировать  некоторые   из   тех
данных... - Ќадо было полагать, что это именно он допрашивал ”илипа, который
был правой рукой курчавого Џьеро.  ‘удЯ  по  всему,  через  некоторое  времЯ
полицейский автомобиль должен был выехать в ‘евр, где скрывалсЯ Џьеро, и  на
этот раз ему врЯд ли удастсЯ уйти. џ задумалсЯ на минуту, потом снЯл  трубку
и позвонил. џ помнил, что телефон  стоЯл  у  постели  Џьеро.  —ерез  секунду
раздраженный женский голос спросил:
     - ‚ чем дело?
     - Џозовите Џьеро, - ответил Я.  -  ‘кажите  ему,  что  звонЯт  с  улицы
‹афайет.
     ќто было условное название.
     - …го нет, он еще не вернулсЯ. ”илип пропал с позавчерашнего утра, Я не
знаю, что думать.
     - ”илип выдал все, - сказал Я. - Џостарайтесь найти Џьеро где бы то  ни
было и во что бы то ни стало и предупредите его. ‘кажите ему,  чтобы  он  не
возвращалсЯ домой. —ерез час будет поздно.
     ‡атем  Я  повесил  трубку,  достал  из  письменного  стола   револьвер,
проверил, зарЯжен ли он - он был зарЯжен, - положил его в карман  пиджака  и
вышел из дому. Џотом Я взЯл такси и поехал к †ану.
     ‚се это отвлекло менЯ от той душевной тревоги, которую Я испытывал,  и,
сидЯ в автомобиле, Я думал теперь об участи "курчавого Џьеро",  "Pierrot  le
frise", которого Я хорошо знал и которого  мне  было  жаль,  хотЯ,  с  точки
зрениЯ классического правосудиЯ, он, казалось  бы,  не  заслуживал  никакого
сожалениЯ:  он  был  профессиональным  грабителем  и  на  его  совести  было
несколько человеческих жизней. џ познакомилсЯ с ним лет  шесть  тому  назад,
после того как он застрелил первую свою жертву, бывшего боксера Ђльберта.  џ
тогда случайно попал в кафе - это было часа в четыре утра, -  где  находилсЯ
его негласный штаб, о чем Я не имел ни малейшего представлениЯ. џ  сидел  за
столиком и писал. “ стойки  орали  и  ссорились  пьЯные  люди,  потом  вдруг
наступила мертваЯ тишина и кто-то - Я ничего тогда  еще  не  знал  о  нем  -
сказал с необыкновенной выразительностью и с неожиданной, после этих ревущих
голосов,  которые  напоминали  рычание  разъЯренных   зверей,   человеческой
интонацией:
     - ’ы хочешь, чтобы с тобой случилось то, что с Ђльбертом?
     Ћтвета не последовало. џ продолжал писать,  не  поднимаЯ  головы.  Љафе
опустело.
     - Ћни испугались, - сказал тот же голос. - Ђ это кто?
     ђечь шла обо мне.
     - Ќе знаю, - ответил хозЯин. - Џервый раз вижу.
     џ услышал шаги, приближавшиесЯ к моему столику, поднЯл глаза  и  увидел
человека среднего роста, очень плотно сложенного, с бритым мрачным лицом; он
был в светло-сером костюме и синей рубашке  с  Ярко-желтым  галстуком.  ЊенЯ
удивило жалобное выражение его глаз, объЯснЯвшеесЯ, по-видимому, тем, что он
был пьЯн. Ћн встретил мой взглЯд и спросил без всЯкой подготовки:
     - —то ты здесь делаешь?
     - Џишу.
     - Ђ? —то же ты пишешь?
     - ‘татью.
     - ‘татью?
     - „а.
     ќто его, казалось, удивило.
     - ’ы, значит, не из полиции?
     - Ќет, Я журналист.
     - ’ы менЯ знаешь?
     - Ќет.
     - ЊенЯ зовут курчавый Џьеро.
     ’огда Я вспомнил, что несколько дней тому назад  в  двух  газетах  были
заметки  о  смерти  боксера  Ђльберта,  судившегосЯ   четырнадцать   раз   и
многократно сидевшего в разных  тюрьмах.  ‡аметки  были  озаглавлены  "„рама
среди преступников" и "‘ведение счетов";  там  упоминалось  еще  о  какой-то
женщине, из-за которой  будто  бы  все  это  произошло.  "ЏолициЯ  почти  не
сомневаетсЯ, что виновник этого преступлениЯ - Џьер  „ьедоннэ,  по  прозвищу
"курчавый  Џьеро",  который  сейчас  усиленно  разыскиваетсЯ.  Џо  последним
сведениЯм,  он  успел  покинуть  Џариж  и  находитсЯ,  вероЯтнее  всего,  на
ђивьере".
     € вот этот самый Џьеро стоЯл передо мной, в кафе на бульваре St.Denis.

     - ’ы, значит, не уехал на ђивьеру?
     - Ќет.
     Џотом он сел против менЯ и задумалсЯ. —ерез несколько минут он спросил:
     - Ћ чем ты, собственно говорЯ, пишешь вообще?
     - Ћ чем придетсЯ, о самых разных вещах.
     - Ђ романов ты не пишешь?
     - „о сих пор не писал, но, может быть, когда-нибудь напишу. Џочему  это
тебЯ интересует?
     Њы разговаривали  с  ним  так,  точно  нас  давно  свЯзывали  дружеские
отношениЯ. Ћн спросил, как моЯ фамилиЯ и в каких газетах  Я  работаю.  Џотом
сказал, что при случае может мне  рассказать  много  интересного,  пригласил
менЯ как-нибудь зайти в это же кафе, и мы с ним расстались.
     Џотом Я встречалсЯ с ним еще много раз, и  он  действительно  рассказал
мне интересные вещи. Ќередко случалось, что, благодарЯ его откровенности,  Я
располагал  сведениЯми,  которыми  не  располагала  полициЯ,  так  как   его
осведомленность  в  определенной  области  была  исключительной.   Ћн   был,
несомненно, человек незаурЯдный, у него был природный ум, и  этим  он  резко
выделЯлсЯ среди своих "коллег",  которые  чаще  всего  отличались  столь  же
несомненной глупостью. Ћн так же, как большинство его товарищей по  ремеслу,
отчаЯнно играл на скачках  и  читал  каждый  день  газету  "Veine"  <"“дача"
(фр.)>, но, кроме этого,  он  иногда  читал  книги,  и  в  частности  романы
„екобра, которые ему очень нравились.
     - ‚от это написано! - говорил он мне. - Ђ? —то ты скажешь?
     Њне всегда казалось, что он плохо кончит, - не только потому,  что  его
ремесло было само по себе чрезвычайно опасным, но и по иной причине: его все
тЯнуло к каким-то длЯ него незаконным,  в  сущности,  вещам,  и  он  понимал
разницу между теми интересами,  которыми  он  жил,  и  теми,  которыми  жили
другие, бесконечно от него далекие люди.
     Ћн  как-то  приехал  на  "бюгати"  красного  цвета;  он  был  в   новом
светло-коричневом костюме, со своим любимым желтым галстуком, и  все  те  же
кольца блестели на его пальцах.
     - Љак ты все это находишь? - спросил он менЯ. - ‚  таком  виде  Я  могу
ехать на прием в посольство, как те типы, о которых пишут в газетах? Ђ?  "Њы
заметили..."
     џ отрицательно покачал головой; это его удивило.
     - ’ы находишь, что Я плохо одет?
     - „а.
     - џ? ’ы знаешь, сколько Я заплатил за костюм?
     - Ќет, но это неважно.
     џ никогда не думал, что моЯ отрицательнаЯ оценка его  манеры  одеватьсЯ
способна так его огорчить. Ћн сел против менЯ и сказал:
     - ЋбъЯсни мне, почему ты находишь, что Я одет не так, как нужно?
     џ объЯснил ему, как мог. Ћн был очень озадачен. џ прибавил:
     - Љроме того, только по тому, как ты одет, тебЯ очень  легко  отличить.
Љакой-нибудь тип, у которого есть известный опыт, - ты понимаешь, -  ему  не
нужно знать тебЯ в лицо или спрашивать  у  тебЯ  бумаги.  ’олько  по  твоему
костюму, галстуку и кольцам он будет знать, с кем имеет дело.
     - Ђ мой автомобиль?
     - ќто гоночнаЯ машина. ‡ачем она  тебе  в  городе?  €х  мало,  они  все
наперечет. ‚озьми среднюю машину темного цвета,  на  нее  никто  не  обратит
вниманиЯ.
     Ћн сидел молча, подперев голову рукой.
     - ’ы что? - спросил Я.
     - ЊенЯ переворачивает, когда ты так говоришь, - сказал он. - џ  начинаю
понимать то, что не нужно понимать. ’ы  говоришь,  что  книги,  которые  мне
нравЯтсЯ, плохие  книги.  ’ы  в  этом  знаешь  больше,  чем  Я.  џ  не  могу
разговаривать с тобой как равный, потому  что  у  менЯ  нет  образованиЯ.  џ
низший человек, je suis un inferieur <низший человек (фр.)>, вот в чем дело.
€, кроме этого, Я бандит. € другие люди выше менЯ.
     џ пожал плечами. Ћн внимательно на менЯ посмотрел и спросил:
     - ‘кажи мне откровенно: ты думаешь так же, как Я?
     - Ќет, - сказал Я
     - Џочему?
     - ’ы, конечно, бандит, сказал Я, - ты не  так  одеваешьсЯ,  как,  может
быть, следовало бы, и тебе не хватает известного образованиЯ. ‚се это верно.
Ќо если ты думаешь, что какой-нибудь известный человек, о котором ты читаешь
в газетах, банкир, министр, сенатор, лучше тебЯ, это ошибка. Ћн работает,  и
прежде всего - меньше  рискуем.  …му  говорЯт  "господин  председатель"  или
"господин министр". Ћн иначе - и лучше -  одет,  и  у  него,  конечно,  есть
некоторое образование, хотЯ тоже далеко не всегда.  Ќо  как  человек  он  не
лучше тебЯ, так что ты можешь не волноватьсЯ. Ќе знаю, утешает ли это  тебЯ,
но это, по-моему, так.
     Џьеро очень любил женщин,  и  большинство  его  "счетов",  которые  так
трагически кончались, бывали именно из-за женщин.
     - Њожет быть, из-за них-то ты  когда-нибудь  и  погибнешь  -  peut-etre
bien, tu mourras par les femmes <может быть, погибнешь из-за женщин  (фр.)>,
- сказал Я ему. - € главное, из-за таких, которые этого не стоЯт.
     ќто было нетрудно предвидеть. € то, что теперь,  когда  Я  подъезжал  в
такси к конторе †ана, местопребывание Џьеро стало известно тем, от кого  его
было нужнее всего скрыть, - этим он был тоже обЯзан женщине.
     …го положение было безвыходным. ‡а  последнее  времЯ  его  деЯтельность
стала особенно бурной, грабежи следовали за грабежами, и в полиции, наконец,
поднЯли на ноги всех, от кого можно было ожидать какой-нибудь помощи  в  его
деле. †енщина, из-за которой все это произошло, была женой ”илипа, помощника
Џьеро. ”илип был огромный мужчина, совершенный ѓеркулес,  не  боЯвшийсЯ,  по
его собственным словам, ничего и никого  на  свете,  кроме  своего  патрона,
который был знаменит тем, что стрелЯл без промаха.
     ќту женщину, котораЯ недавно стала любовницей Џьеро,  -  Я  думаю,  что
инспектор †ан именно поэтому и добилсЯ признаний ”илипа, - Я видел несколько
раз. ‘ тем неизменным дурным вкусом, который отличал всю  среду,  в  которой
она жила, ее прозвали Џантерой. “ нее  были  огромные,  дикие  глаза  синего
цвета под синими же ресницами, туго вьющиесЯ черные волосы, которым  никогда
не нужна была никакаЯ прическа, очень большой рот с крупными,  всегда  густо
накрашенными губами, маленькаЯ грудь и гибкое тело, - и Я никогда  не  видел
более свирепого существа. Ћна кусала своих любовников до  крови,  визжала  и
царапалась, и кажетсЯ, никто не  слышал,  чтобы  она  когда-нибудь  говорила
спокойным голосом. Ќедели три тому назад она бросила ”илипа и ушла к Џьеро -
и это она ответила мне по телефону, когда Я позвонил в ‘евр, перед  тем  как
ехать к инспектору †ану.
     Љогда Я вошел к нему, он сидел на стуле в своей сдвинутой шлЯпе. Џротив
него, поставив локти на колени,  сидел  ”илип  в  наручниках.  “  него  было
бледное и грЯзное лицо со следами засохших струй пота. Ћт него вообще сильно
пахло потом, он был очень грузен, в комнате было душно и жарко. †ан  говорил
ему:
     - Ќа этот раз довольно. ’ы хорошо сделал, что был откровенным. …сли  бы
ты молчал, Я бы недорого дал за твою шкуру. ’еперь  ты  посидишь  немного  в
тюрьме, и больше ничего. „лЯ человека с твоим здоровьем это пустЯки.
     џ посмотрел на ”илипа, он опустил глаза. „вое полицейских его вывели.
     - џ предполагаю, -  сказал  †ан,  обращаЯсь  ко  мне,  -  и  льщу  себЯ
надеждой, что вы разделЯете мое предположение... Я  предполагаю,  что  Џьеро
спит сейчас  сном  праведных.  Ќасколько  ходЯчие  выражениЯ  бывают  всегда
условны! Ќаши общие друзьЯ мне звонили, что вы хотели бы поехать с нами.  Ќе
так ли?
     - „а, - сказал Я, - менЯ ждет такси.
     - Њы выезжаем через пЯть минут.
     Ѓыло около семи часов утра, когда полицейский автомобиль остановилсЯ  в
нескольких метрах от маленького особнЯка, в котором жил  Џьеро.  ‘тавни  его
были затворены. “треннее солнце, уже горЯчее, освещало  неширокую  улицу.  ‚
этот ранний час было очень тихо.
     џ остановил такси позади полицейской машины и вышел,  хлопнув  дверцей.
ЊенЯ давила вЯлаЯ и тЯжелаЯ тоска. џ представил себе Џьеро, одного -  потому
что на помощь своей любовницы он не должен был, конечно, рассчитывать в этом
закрытом и темном доме, из которого он не мог уйти. €з  невысокого  бокового
окна можно было, правда, выпрыгнуть в маленький садик, примыкавший  к  дому,
но вдоль его решетки стоЯли полицейские. Ќикакое бегство в этих условиЯх  не
было возможно.
     Џолицейских было шесть человек.  Ќа  всех  лицах  было  одно  и  то  же
смешанное выражение мрачности и отвращениЯ. џ чувствовал, как мне  казалось,
что мое лицо выражало то же самое.
     Ћдин из полицейских постучал в дверь и крикнул, чтобы отворили.
     - Ћтойдите в сторону, - сказал †ан, - он может выстрелить.
     Ќо выстрела не последовало. џ начал надеЯтьсЯ, что Џьеро,  может  быть,
успели предупредить. Џосле слов инспектора наступила напрЯженнаЯ тишина,  за
которой чувствовалось в темном доме присутствие притаившегосЯ человека с его
страшным револьвером в руке. …го репутацию стрелка знали все полицейские.
     - Џьеро, - сказал †ан, - предлагаю тебе сдатьсЯ.  ’ы  нас  избавишь  от
тЯжелой работы. ’ы знаешь, что ты не можешь уйти.
     Ћтвета не было. Џрошла еще минута томительного молчаниЯ.
     - џ повторЯю, Џьеро, - сказал †ан, - сдавайсЯ.
     € тогда из этой тишины раздалсЯ голос, при  первых  звуках  которого  Я
почувствовал  холод  в  спине.  ќто  был  тот  же  непостижимо  спокойный  и
человечески выразительный голос Џьеро, который Я так хорошо знал  и  который
сейчас казалсЯ мне особенно страшен, потому что через несколько минут - если
бы не произошло чуда - он должен был замолкнуть навсегда. € то, что  в  этом
голосе  слышалась  свежаЯ  сила  молодого  и  здорового  человека,  казалось
невыносимо тЯгостно.
     - ‚се равно, - сказал он. - …сли Я сдамсЯ, менЯ ждет  гильотина.  џ  бы
хотел умереть иначе, je voudrais mourir autrement <мне бы  хотелось  умереть
иначе (фр.)>.
     ’о, что последовало за этим, произошло с неправдоподобной быстротой.  џ
услышал, как затрещали ветки в  саду,  затем  раздалсЯ  выстрел  и  один  из
полицейских, стоЯвших у решетки, грузно рухнул на землю. џ видел, как  Џьеро
вскарабкалсЯ на эту решетку - ему мешал револьвер, который он держал в руке,
- потом спрыгнул с нее уже на улицу, и в эту секунду выстрелы  затрещали  со
всех сторон. Ќикто из  полицейских,  кроме  того,  который  был  убит  возле
решетки, не был ранен, это казалось мне удивительным. Ћни  все  бросились  к
тому месту, где упал Џьеро.  џ  понЯл  потом,  почему  ни  один  из  них  не
пострадал: перваЯ  же  пулЯ  попала  Џьеро  в  руку,  в  которой  он  держал
револьвер, и размозжила ему пальцы. Ћн  лежал  буквально  в  луже  крови,  Я
никогда  не  думал,  что  у  человека  столько  крови.  Ќо  он  еще  хрипел.
Џолицейские стоЯли вокруг него. џ подошел вплотную. —то-то булькало не то  в
горле, не то в легких Џьеро. Џотом это бульканье прекратилось.  ѓлаза  Џьеро
встретили мой взглЯд, и тогда раздалсЯ его хрип:
     - ‘пасибо. Ѓыло слишком поздно.
     џ не знаю, как у него хватило силы это сказать. џ  стоЯл  неподвижно  и
слышал, как стучат мои зубы от бессильного волнениЯ, бешенства и внутреннего
нестерпимого холода.
     - ‚ы предупредили его? - спросил менЯ †ан. џ молчал  несколько  секунд.
Џьеро дернулсЯ в последний раз и умер. ’огда Я сказал:
     - џ думаю, что он бредил.
     ’руп Џьеро был увезен. Џолицейские уехали. „вое мужчин в рабочей одежде
пришли с тачкой песка и засыпали лужу крови на мостовой. ‘олнце  уже  стоЯло
высоко. џ расплатилсЯ с шофером  такси  и  пошел  пешком  по  направлению  к
Џарижу.
     џ не переставал ощущать душевную тошноту и тупую  печаль;  по  временам
мне становилось холодно, хотЯ день  был  почти  жаркий.  Ќа  следующее  утро
статьЯ о Џьеро должна была поЯвитьсЯ в газете. "’рагический конец  курчавого
Џьеро". џ представил себе редактора и его всегда возбужденное лицо и услышал
еще раз его хриплый и отчаЯнный голос: - Џоловина успеха - это заглавие. Ћно
хватает читателЯ. ќто уж ваше дело потом не отпустить его до конца.  Ќикакой
литературы. ЏонЯтно? - ‚начале, когда Я его мало знал  и  когда  Я  от  него
зависел, Я с досадой пожимал плечами. Џотом Я понЯл, что  он  был  по-своему
прав и что литература в газетных статьЯх была действительно неуместна.
     Љак Я это делал очень часто, Я вошел в  первое  сравнительно  приличное
кафе, потребовал бумаги и кофе и, курЯ папиросу за папиросой, начал статью о
Џьеро. џ, к