ѓайто ѓазданов. ‚озвращение Ѓудды

Ћцените этот текст:
ѓайто ѓазданов. ‚озвращение Ѓудды


     €здательство "•удожественнаЯ литература", м., 1990.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.


     џ умер, - Я долго искал  слов,  которыми  Я  мог  бы  описать  это,  и,
убедившись, что ни одно  из  понЯтий,  которые  Я  знал  и  которыми  привык
оперировать, не определЯло  этого,  и  то,  которое  казалось  мне  наименее
неточным, было свЯзано именно с областью смерти, - Я  умер  в  июне  месЯце,
ночью, в одно из первых лет моего пребываниЯ за границей. ќто было,  однако,
не более непостижимо, чем то, что Я был единственным человеком,  знавшим  об
этой смерти, и единственным ее свидетелем. џ увидел себЯ в горах; мне  нужно
было, с той абсурдной и непременной необходимостью, котораЯ  характерна  длЯ
событий, где личные соображениЯ человека почему-либо перестают играть всЯкую
роль, взобратьсЯ на высокую  и  почти  отвесную  скалу.  Љое-где  сквозь  ее
буровато-серую, каменную поверхность  неизвестно  как  прорастали  небольшие
колючие кусты,  в  некоторых  местах  даже  были  высохшие  стволы  и  корни
деревьев, ползущие вдоль изломанных вертикальных трещин. ‚низу, в том месте,
откуда Я двинулсЯ, шел узкий каменный карниз, огибавший скалу, а еще ниже, в
темноватой пропасти, горнаЯ река текла с далеким и заглушенным  грохотом.  џ
долго карабкалсЯ вверх, осторожно  нащупываЯ  впадины  в  камне  и  хватаЯсь
пальцами то за куст, то за корень дерева,  то  за  острый  выступ  скалы.  џ
медленно приближалсЯ к небольшой каменной  площадке,  котораЯ  была  мне  не
видна снизу, но откуда, как Я это почему-то знал, начиналась узкаЯ тропинка;
и Я не мог отделатьсЯ от тЯгостного и  непонЯтного  -  как  все,  что  тогда
происходило, - предчувствиЯ, что мне не суждено больше ее увидеть  и  пройти
еще раз по тесным  ее  поворотам,  неровным  винтом  поднимавшимсЯ  вверх  и
усыпанным сосновыми иглами. џ вспомнил потом, что мне казалось,  будто  менЯ
кто-то ждал наверху, чье-то нетерпеливое и жадное желание  менЯ  увидеть.  џ
поднЯлсЯ наконец почти до самого верха, ухватилсЯ  правой  рукой  за  четкий
каменный выступ площадки, и через несколько секунд Я  был  бы  уже  там,  но
вдруг твердый гранит сломалсЯ под моими  пальцами,  и  тогда  с  невероЯтной
стремительностью Я стал  падать  вниз,  ударЯЯсь  телом  о  скалу,  котораЯ,
казалось, летела вверх перед моими глазами. Џотом последовал  резкий  толчок
необычайной силы, после которого у менЯ  смертельно  заныли  мускулы  рук  и
захватило дыхание - и Я повис, судорожно держась  оцепеневшими  пальцами  за
высохшую ветку умершего дерева, гнездившегосЯ некогда  вдоль  горизонтальной
трещины камнЯ. Ќо подо мной была пустота. џ висел, глЯдЯ  остановившимисЯ  и
расширенными  глазами  на  то  небольшое   пространство   гранита,   которое
находилось в поле моего зрениЯ, и чувствуЯ, что  ветка  постепенно  и  мЯгко
смещаетсЯ  под  моей  тЯжестью.  ЌебольшаЯ  прозрачнаЯ  Ящерица  на  секунду
поЯвилась чуть выше моих пальцев, и Я отчетливо увидел ее голову,  ее  часто
поднимающиесЯ и опускающиесЯ бока  и  тот  мертвый  ее  взглЯд,  холодный  и
неподвижный, взглЯд, которым  смотрЯт  пресмыкающиесЯ.  ‡атем  неуловимым  и
гибким движением она метнулась вверх  и  исчезла.  Џотом  Я  услышал  густое
жужжание шмелЯ, то понижающеесЯ,  то  повышающеесЯ,  не  лишенное,  впрочем,
некоторой назойливой мелодичности  и  чем-то  похожее  на  смутное  звуковое
воспоминание, которое вот-вот должно проЯснитьсЯ.  Ќо  ветка  все  больше  и
больше оседала под моими пальцами, и ужас все глубже  и  глубже  проникал  в
менЯ. Ћн меньше всего поддавалсЯ описанию; в нем преобладало сознание  того,
что это последние минуты моей жизни, что нет силы в мире, котораЯ  могла  бы
менЯ спасти, что Я один, совершенно один, и что внизу, на страшной  глубине,
которую Я ощущал всеми своими мускулами, менЯ ждет смерть  и  против  нее  Я
безоружен. џ никогда не думал, что эти чувства - одиночество и ужас -  можно
испытывать не только душевно, но буквально всей поверхностью тела. € хотЯ  Я
был еще жив и на  моей  коже  не  было  ни  одной  царапины,  Я  проходил  с
необыкновенной быстротой, которую ничто не  могло  ни  остановить,  ни  даже
замедлить, через душевную  агонию,  через  ледЯное  томление  и  непобедимую
тоску. € только в самую последнюю секунду или часть секунды Я  ощутил  нечто
вроде кощунственно-приЯтного изнеможениЯ, странным образом  неотделимого  от
томлениЯ и тоски. € мне казалось, что если бы Я мог соединить в  одно  целое
все чувства, которые Я испытал за свою жизнь, то сила  этих  чувств,  вместе
взЯтых, была бы ничтожна по сравнению с тем, что Я испытал в  эти  несколько
минут. Ќо это была моЯ последнЯЯ мысль: ветка треснула и сломалась, и вокруг
менЯ завертелись с невыносимой быстротой,  как  в  огромном  кольце,  скалы,
кусты и уступы,  и  наконец,  через  бесконечно  долгое  времЯ,  во  влажном
воздухе, на камнЯх над рекой раздалсЯ тЯжелый хруст моего рухнувшего тела. ‚
течение еще одной секунды перед моими глазами стоЯло  неудержимо  исчезающее
зрительное изображение отвесной скалы и горной реки, потом оно пропало и  не
осталось ничего.
     ’аково было мое  воспоминание  о  смерти,  после  которой  непостижимым
образом Я продолжал существовать, если предположить, что Я все-таки  осталсЯ
самим собой. „о этого мне много раз, как большинству людей, снилось,  что  Я
откуда-то падаю, и каждый раз Я просыпалсЯ во времЯ падениЯ.  Ќо  в  течение
этого трудного подъема на скалу - и тогда, когда Я встретил  холодные  глаза
Ящерицы, и тогда, когда под моими пальцами подломилась ветка, - у менЯ  было
сознание, что Я не сплю. ‘ледовало  допустить,  что  в  этой  отчетливой  и,
собственно, прозаической катастрофе, совершенно лишенной  какого  бы  то  ни
было романтического оттенка или призрачности, - существовало чье-то  двойное
присутствие,  свидетелЯ  и  участника.  ќта  двойственность,  впрочем,  едва
намечалась и иногда переставала быть уловимой. € вот, вернувшись из небытиЯ,
Я вновь почувствовал себЯ в том мире, где Я до сих пор  вел  такое  условное
существование, не потому, чтобы этот мир вдруг внезапно изменилсЯ, а оттого,
что Я не знал, что же именно, в нестройном и случайном  хаосе  воспоминаний,
беспричинных тревог, противоречивых ощущений,  запахов,  чувств  и  видений,
определЯет очертаниЯ моего собственного бытиЯ, что  принадлежит  мне  и  что
другим  и  в  чем  призрачный  смысл  того  менЯющегосЯ  соединениЯ   разных
элементов, нелепаЯ совокупность которых теоретически  составлЯла  менЯ,  дав
мне имЯ, фамилию, национальность, год и место рождениЯ и мою  биографию,  то
есть долгую смену провалов, катастроф и превращений.  Њне  казалось,  что  Я
медленно возникаю опЯть здесь, куда как будто бы Я не должен был  вернутьсЯ,
- забыв все, что было до сих пор. Ќо это не было потерей памЯти в буквальном
смысле слова: Я только непоправимо забыл, что именно следует считать  важным
и что незначительным.
     џ чувствовал теперь во всех обстоЯтельствах необыкновенную призрачность
моей собственной жизни, многослойную  и  непременную,  независимо  от  того,
касалось ли это проектов и предположений или непосредственных и материальных
условий существованиЯ, которые могли  совершенно  изменитьсЯ  на  расстоЯнии
нескольких дней или нескольких часов.  ќто  состоЯние,  впрочем,  Я  знал  и
раньше, - и это была одна из вещей, которых Я не забыл. Њир состоЯл длЯ менЯ
из вещей и ощущений, которые Я узнавал,  -  так,  как  если  бы  Я  когда-то
давным-давно уже испытал их и  теперь  они  возвращались  ко  мне  точно  из
потерЯвшегосЯ во времени сна.  ќто  было  даже  в  тех  случаЯх,  когда  мне
приходилось сталкиватьсЯ с ними уже, наверное, в первый раз  в  моей  жизни.
‚ыходило так, словно в огромном и хаотическом сочетании самых  разнообразных
вещей Я почти ощупью искал тот путь, которым некогда прошел, неизвестно  как
и когда. Њожет быть, поэтому большинство событий оставлЯло  менЯ  совершенно
равнодушным и лишь некоторые редкие минуты, заключавшие в себе то  или  иное
совпадение и казавшиесЯ мне такими, с необыкновенной силой останавливали мое
внимание. Њне было бы  трудно  определить,  чем  именно  они  отличались  от
других, - каким-то  одним  необъЯснимым  оттенком,  какой-то  случайной,  но
очевидной  длЯ  менЯ  замечательностью.  Џочти  никогда  они   не   касались
непосредственно моей собственной судьбы или моих личных интересов, это  были
чаще всего непонЯтно как  возникающие  видениЯ.  “же  раньше  в  моей  жизни
бывало, что Я годами как-то Явно не принадлежал самому себе и принимал  лишь
внешнее и незначительное участие в том,  что  со  мной  происходило:  Я  был
совершенно равнодушен ко всему, что менЯ  окружало,  хотЯ  это  были  бурные
событиЯ, иногда заключавшие в себе смертельную опасность. Ќо Я  знал  о  ней
только теоретически и не мог проникнутьсЯ ее настоЯщим пониманием,  которое,
вероЯтно, вызвало бы ужас в моей душе и заставило бы менЯ жить иначе, чем  Я
жил. Њне нередко казалось, - когда Я оставалсЯ один и  мне  никто  не  мешал
погружатьсЯ в бесконечную последовательность  неЯсных  ощущений,  видений  и
мыслей, - что мне не хватает сил еще длЯ  одного  последнего  усилиЯ,  чтобы
сразу, в одном огромном  и  отчетливом  представлении  найти  себЯ  и  вдруг
постигнуть наконец скрытый смысл  всей  моей  судьбы,  котораЯ  до  сих  пор
проходила в моей памЯти  как  случайнаЯ  смена  случайных  событий.  Ќо  мне
никогда не удавалось этого сделать  и  даже  никогда  не  удавалось  понЯть,
почему тот  или  иной  факт,  не  имеющий  ко  мне  никакого,  казалось  бы,
отношениЯ, вдруг приобретал длЯ менЯ столь же  непонЯтную,  сколь  очевидную
важность.
     ’еперь начиналсЯ новый период моего существованиЯ. –елый рЯд необычайно
сильных ощущений, многие из которых  мне  никогда  не  пришлось  испытывать,
проходили через мою жизнь: зной безводных пространств и  нестерпимаЯ  жажда,
холодные волны северного морЯ, окружавшие менЯ со всех сторон, в  которых  Я
плыл часами к далекому и скалистому берегу, горЯчее  прикосновение  смуглого
женского тела, которого Я никогда не знал. џ  переносил  иногда  мучительные
физические боли, характерные длЯ неизлечимых  недугов,  описаниЯ  которых  Я
находил потом в медицинских книгах, - недугов, которыми Я никогда не  болел.
џ неоднократно был слепым, Я  много  раз  был  калекой,  и  одно  из  редких
ощущений физического  счастьЯ,  которое  Я  знал,  это  было  возвращающеесЯ
сознание и чувство того, что Я совершенно здоров и что, в  силу  непонЯтного
соединениЯ случайностей, Я нахожусь вне этих тЯгостных состоЯний болезни или
увечьЯ.
     Ќо, конечно, далеко не всегда Я переживал именно  это.  ’о,  что  стало
теперь совершенно неизменным, это все  та  же  страннаЯ  особенность,  из-за
которой Я почти не принадлежал себе.  Љак  только  Я  оставалсЯ  один,  менЯ
мгновенно окружало смутное движение огромного  воображаемого  мира,  которое
неудержимо увлекало менЯ с собой и за которым Я едва  успевал  следить.  ќто
был зрительный и звуковой хаос, составленный из множества разнородных вещей;
иногда это бывала музыка далекого марша, обрамленнаЯ со всех сторон высокими
каменными стенами, иногда это было безмолвное движение бесконечного зеленого
ландшафта, перерезанного невысокими горами, который клубилсЯ передо  мной  с
непонЯтной волнообразностью, иногда это была  далекаЯ  окраина  голландского
города с неизвестно как  возникавшими  каменными  корытами,  куда  с  ровным
журчанием  стекала  вода;  и,  углублЯЯ  это  Явное  нарушение   голландской
действительности, к ним шли, одна за другой, женщины с кувшинами на  голове.
‚о всем этом не было никогда никакой последовательности, и  этот  движущийсЯ
хаос  Явно  не  нес  в  себе  даже  отдаленную  возможность   сколько-нибудь
гармонической схемы. €  соответственно  этому,  в  те  времена  моей  жизни,
которые были отмечены таким  постоЯнным  присутствием  хаоса,  мое  душевное
существование приобретало столь же неверный и колеблющийсЯ  характер.  џ  не
мог быть уверен в длительности того или иного чувства, Я не знал, что придет
ему на смену завтра или через неделю. €  как  в  первых  книгах,  которые  Я
прочел, научившись азбуке,  менЯ  поразило,  что  люди  там  говорЯт  вполне
законченными фразами с классическим расположением подлежащих и  сказуемых  и
точкой на конце, в то времЯ - казалось мне - как на самом деле никто никогда
этого не делает, - так теперь мне представлЯлось почти непонЯтным,  что  тот
или иной человек может быть бухгалтером или министром, рабочим или епископом
и быть твердо убежденным, что именно это важнее и постоЯннее  всего,  словно
рЯса епископа  или  куртка  рабочего  таинственно  и  точно  соответствовали
подлинному назначению и призванию тех, на кого  они  были  надеты.  џ  знал,
конечно, что в данный отрезок времени и в данных условиЯх рабочий так же  не
становилсЯ епископом, как епископ не превращалсЯ в рабочего, и  это  нередко
продолжалось  до  тех  пор,  пока  смерть  не  уравнивала  их  с  неумолимым
безличием. Ќо Я чувствовал также, что мир, в котором одному из  них  суждено
быть таким, а второму другим, может вдруг оказатьсЯ условным и призрачным, и
тогда все опЯть неузнаваемо изменитсЯ. „ругими словами, то, в чем  проходило
мое существование, было лишено длЯ менЯ резко ограниченных и окончательных в
каком-то смысле очертаний, в нем не было ничего постоЯнного, вещи и понЯтиЯ,
его  составлЯвшие,  могли  менЯть  форму  и  содержание,  как   непостижимые
превращениЯ бесконечного сна. €  каждое  утро,  пробуждаЯсь,  Я  смотрел  со
смутным удивлением  на  те  же  рисунки  обоев  на  стенах  моей  комнаты  в
гостинице, которые всЯкий раз казались мне иными, чем накануне,  потому  что
от вчерашнего до сегоднЯшнего днЯ произошло множество изменений, и  Я  знал,
не думаЯ об  этом,  что  и  Я  успел  изменитьсЯ,  увлекаемый  неощутимым  и
неудержимым движением. џ жил тогда в почти отвлеченном  мире  и  никогда  не
находил в нем той логики мыслей или вещей,  котораЯ  казалась  некоторым  из
моих прежних учителей чем-то непременным и окончательным, каким-то  основным
законом всЯкой произвольной эволюции и всЯкого человеческого существованиЯ.
     € в эти же неверные  и  далекие  времена  Я  встретил  человека,  точно
нарочно вызванного из небытиЯ, чтобы поЯвитьсЯ передо мной именно в ту эпоху
моей жизни. ќто был, собственно, не человек, - это было какое-то неузнаваемо
искаженное напоминание о ком-то другом, некогда существовавшем.  …го  больше
не было, он исчез, но не бесследно, так как после него осталось  то,  что  Я
увидел, когда он впервые подошел ко мне и сказал:
     - Excusez-moi de voux deranger. Vous ne pourriez pas  m'avacer  un  peu
d'argent? {€звините, что Я вас побеспокоил,  не  могли  бы  вы  ссудить  мне
немного денег? (фр.)}
     “ него было темное лицо, покрытое густой рыже-седой  щетиной,  оплывшие
глаза и дрЯблые веки, на нем была чернаЯ, порваннаЯ шлЯпа,  длинный  пиджак,
похожий на короткое пальто, или короткое пальто, похожее  на  очень  длинный
пиджак, темно-серого цвета,  беловато-черные,  лопнувшие  во  многих  местах
башмаки и светло-коричневые штаны,  покрытые  бесчисленными  пЯтнами.  ѓлаза
его, однако, смотрели перед собой спокойно и Ясно. Ќо менЯ особенно  поразил
его голос, который совершенно не соответствовал его внешнему виду, -  ровный
и низкий голос с удивительными интонациЯми уверенности в себе. ‚ нем  нельзЯ
было не услышать звуковое отражение  какого-то  другого  мира,  чем  тот,  к
которому Явно принадлежал этот человек. Ќикакой бродЯга или нищий не  должен
был, не имел ни возможности, ни права говорить таким голосом. € если бы  мне
было нужно неопровержимое доказательство того, что этот человек  представлЯл
собой живое напоминание о другом, исчезнувшем, -  то  эти  интонации  и  эта
звуковаЯ  неожиданность  были  бы  убедительнее,  чем  любые  биографические
сведениЯ. ќто сразу же заставило менЯ отнестись к нему с большим  вниманием,
чем то, которое, Я уделил бы обыкновенному оборванцу, обращающемусЯ  ко  мне
за милостыней. ‚торое соображение, побудившее менЯ  насторожитьсЯ,  это  был
неестественно правильный французский Язык, на котором он говорил.
     ќто происходило в конце  апрелЯ  в  ‹юксембургском  саду;  Я  сидел  на
скамейке и читал заметки о путешествии Љарамзина.  Ћн  быстро  посмотрел  на
книгу и заговорил по-русски - очень чистым и правильным Языком,  в  котором,
однако, преобладали несколько архаические обороты: "счел бы  своим  долгом",
"соблаговолите принЯть во  внимание".  ‡а  очень  короткое  времЯ  он  успел
сообщить мне некоторые сведениЯ о себе,  которые  показались  мне  не  менее
фантастическими,  чем  его  вид,  -   там   фигурировало   туманное   здание
Џетербургского     университета,     который     он     некогда      кончил,
историко-филологический  факультет  и   какие-то   неточные   и   уклончивые
упоминаниЯ об огромном богатстве, которое он не то потерЯл, не то должен был
получить.
     џ  вынул  десЯть  франков  и  протЯнул  ему.  Ћн  поклонилсЯ,  сохранЯЯ
выражение идеально неуместного достоинства и снЯв  шлЯпу  с  какой-то  такой
волнообразностью движений, которой Я ни у  кого  не  видал.  ‡атем  он  ушел
неторопливой походкой, осторожно переставлЯЯ ноги в порванных башмаках. Ќо и
в его спине не  было  той  испуганной  настороженности  или  той  физической
несостоЯтельности, которые характерны длЯ людей этой категории. Ћн  медленно
удалЯлсЯ от менЯ; апрельское солнце уже садилось, и мое  воображение,  спеша
на несколько минут, как плохие часы, уже создавало  -  вдоль  люксембургской
ограды - то сумеречное освещение,  которое  должно  было  наступить  немного
позже и которого тогда еще не было. €  мне  запомнилась  эта  фигура  нищего
именно в сумерках, которые еще  не  наступили.  Ћна  двигалась  и  исчезала,
окруженнаЯ молочной мЯгкостью уходЯщего днЯ, и  в  таком  виде,  неверном  и
призрачном, напоминала мне некоторые образы моего  воображениЯ.  џ  вспомнил
потом, вернувшись домой, что такое освещение, в  котором  точно  чувствуетсЯ
только что исчезнувший  солнечный  луч,  оставивший  в  этом  воздухе  почти
неуловимый, но несомненный  след  своего  медленного  растворениЯ,  -  такое
освещение Я видел на некоторых картинах, и в  частности,  на  одном  полотне
Љорреджио, которого, однако, Я не мог восстановить в моей памЯти.
     Ќо усилиЯ памЯти незаметно длЯ менЯ переходили в нечто другое, не менее
привычное и только усилившеесЯ за последнее времЯ,  -  эту  непрекращающуюсЯ
смену видений, которые преследовали менЯ. џ видел то женщину в глухом черном
платье, проходившую тЯжелой походкой по узкой улице  средневекового  города,
то  полного  мужчину  в  европейском  костюме  и   очках,   растерЯнного   и
несчастного, который искал что-то, чего не мог найти, то  высокого  старика,
идущего по извилистой пыльной дороге,  то  широко  раскрытые  и  наполненные
ужасом женские глаза на бледном лице, которое Я  почему-то  давно  и  хорошо
знал. € одновременно с этим Я испытывал тЯгостные и чужие  чувства,  которые
смешивались с моими личными ощущениЯми, свЯзанными с тем или  иным  событием
моей жизни. € Я замечал, что некоторые душевные состоЯниЯ, вызванные  вполне
определенными причинами, продолжали существовать уже  после  того,  как  эти
причины исчезли, и Я спрашивал себЯ, что же  именно  предшествовало  чему  -
причины чувству или чувство причинам; и если это так, то  не  предопределЯло
ли  оно  в  некоторых  случаЯх  нечто  непоправимое  и  существенное,  нечто
принадлежащее к тому материальному миру, над которым, казалось  бы,  властны
лишь законы тЯготениЯ  и  соотношениЯ  чисел.  €  другой  неизменный  вопрос
возникал передо мной: чем Я был свЯзан с этими воображаемыми людьми, которых
Я никогда не выдумывал и которые поЯвлЯлись с такой же  неожиданностью,  как
тот, кто сорвалсЯ со скалы и в ком Я умер не так давно, как  эта  женщина  в
черном,  как  те,  кто  еще  несомненно  ждал   менЯ-с   упорной   жадностью
кратковременного и призрачного воплощениЯ во мне? Љаждый из них был не похож
на других, и их нельзЯ было спутать.  —то  свЯзывало  менЯ  с  ними?  ‡аконы
наследственности, линии которых расходились вокруг менЯ такими  причудливыми
узорами, чьи-то забытые воспоминаниЯ, непонЯтно почему  воскресавшие  именно
во мне, или,  наконец,  то,  что  Я  был  частью  чудовищно  многочисленного
человеческого коллектива и  времЯ  от  времени  та  непроницаемаЯ  оболочка,
котораЯ  отделЯла  менЯ  от  других  и  в   которой   была   заключена   моЯ
индивидуальность, вдруг терЯла свою непроницаемость  и  в  нее  беспорЯдочно
врывалось нечто, мне не принадлежавшее, - как волны, проникающие с разбега в
расщелину скалы? џ никому не мог рассказать об этом, знаЯ, что это  было  бы
принЯто, как бред или особеннаЯ форма сумасшествиЯ. Ќо это не было  ни  тем,
ни другим. џ был идеально здоров, все мускулы моего тела  функционировали  с
автоматической  точностью,  никакой  университетский  курс  не  казалсЯ  мне
трудным, логические и аналитические мои способности были нормальными.  џ  не
знал, что такое обморок, Я почти не знал физической  усталости,  Я  был  как
будто бы создан длЯ подлинного и реального мира.  €  вместе  с  тем  другой,
призрачный мир неотступно следовал за  мной  повсюду  и  почти  каждый  день
иногда в  комнате,  иногда  на  улице,  в  лесу  или  в  саду  Я  переставал
существовать, Я, как таковой, такой-то  и  такой-то,  родившийсЯ  там-то,  в
таком-то году, кончивший среднее учебное заведение несколько лет тому  назад
и слушавший лекции в таком-то университете, - и вместо менЯ с  повелительной
неизбежностью поЯвлЯлсЯ кто-то другой. ќтим превращениЯм предшествовали чаще
всего мучительные физические ощущениЯ, захватывавшие иногда всю  поверхность
моего тела.
     џ  помню,  как  однажды  ночью,   проснувшись,   Я   Явственно   ощутил
прикосновение к моему лицу моих длинных и жирных, неприЯтно пахнущих  волос,
дрЯблость моих щек и непонЯтно привычное чувство  моего  Языка,  касавшегосЯ
дыр в тех местах рта, где не хватало зубов. —ерез секунду, однако, понимание
того, что Я вижу это со стороны, и тЯжелый  запах,  который  Я  почувствовал
сначала,  исчезли.  Џотом  медленно,  как  человек,  постепенно  различающий
предметы в сумеречном освещении, -  которое,  кстати,  было  характерно  длЯ
начала почти каждого моего видениЯ, -  Я  узнал  то  очередное  и  тЯгостное
воплощение, которого Я стал жертвой. џ увидел себЯ старой женщиной с дрЯблым
и усталым телом нездоровой белизны. ‚ душной комнате, куда  через  маленькое
окно, выходившее в узкий и темный двор, теплыми  летними  волнами  вливалась
тЯжелаЯ вонь нищенского квартала, это одрЯхлевшее тело,  по  бокам  которого
свисали длинные и толстые груди и которого живот закрывал  жировой  складкой
начало таких же толстых ног, с  неправильными  и  черными  ногтЯми  пальцев,
лежало на серо-белой и влажной от пота простыне. ђЯдом с ним  спал,  закинув
голову с тугими и частыми завитками  черных  волос,  оскалив  по-собачьи,  в
тЯжелом сне, белые зубы, мальчишка-араб, спина и плечи которого были покрыты
прыщами.
     Ћбраз этой старой женщины недолго, однако, занимал мое воображение, она
постепенно терЯлась в полутьме, - и Я  вновь  находил  себЯ  на  моей  узкой
кровати. в  моей  комнате  с  высоким  окном  над  тихой  улицей  ‹атинского
квартала. “тром, когда Я проснулсЯ и потом опЯть закрыл глаза, Я увидел - на
этот раз совершенно отчетливо со стороны, - что араба уже не было в  комнате
и в кровати оставалсЯ только труп старухи и  запекшаЯсЯ  кровь  от  страшной
раны на шее. Ѓольше Я ее не  видел,  она  исчезла  навсегда.  Ќо  это  было,
несомненно, самое отвратительное ощущение, которое  Я  испытал  за  всю  мою
жизнь,  -  ощущение  этого  старого  тела,  жирного  и  дрЯблого  и  в  этой
мучительной мускульной несостоЯтельности.
     ‘ того днЯ, когда в ‹юксембургском саду  Я  встретил  впервые  пожилого
русского нищего, так отчетливо и неподвижно запечатлевшегосЯ в моей  памЯти,
- чернаЯ, порваннаЯ шлЯпа, щетина на лице, разваливающиесЯ  башмаки,  и  это
удивительное то ли пальто, то ли нечто похожее на  пиджак,  -  прошло  около
двух  лет.  ќто  были  длительные,  почти  бесконечные  годы   моей   жизни,
наполненные  безмолвным  роем  бредовых  видений,  в  которых   скрещивались
коридоры, ведущие неизвестно куда, вертикальные колодцы,  похожие  на  узкие
пропасти, экзотические деревьЯ и далекое побережье южного морЯ, черные реки,
текущие во сне, и непрерывнаЯ смена разных  людей,  то  мужчин,  то  женщин,
смысл поЯвлениЯ которых неизменно ускользал от моего пониманиЯ,  но  которые
были неотделимы от моего собственного существованиЯ. € почти каждый  день  Я
ощущал  эту  отвлеченную  душевную  усталость,  котораЯ   была   результатом
многообразного и неотступного безумиЯ, странным образом  не  задевавшего  ни
моего здоровьЯ, ни моих способностей и не мешавшего мне сдавать в свое времЯ
очередной    экзамен    или    отчетливо    запоминать    последовательность
университетских лекций. €ногда вдруг этот бесшумный  поток  прекращалсЯ  без
того, чтобы какой бы то ни  было  признак  указывал  мне,  что  это  вот-вот
случитсЯ; и тогда Я жил беспечно и бездумно, с наслаждением  вбираЯ  в  себЯ
зимний и влажный воздух парижской улицы и ощущаЯ с животной силой восприЯтиЯ
вкус мЯса, которое Я ел в ресторане,  разрываЯ  жадными  зубами  его  сочные
куски.
     ‚ один из таких дней Я сидел за  столиком  большого  кафе  на  бульваре
Montparnasse, пил кофе и читал газету. Џозади менЯ уверенный  мужской  голос
сказал, заканчиваЯ, по-видимому - судЯ по финальной  интонации,  -  какой-то
период, которого Я не слышал:
     - €  поверьте,  что  у  менЯ  достаточный  жизненный  опыт,  чтобы  это
утверждать.
     џ обернулсЯ. Њне показалось, что Я уловил нечто знакомое в звуке  этого
голоса. Ќо человек, которого Я увидел,  был  мне  совершенно  неизвестен.  џ
быстро осмотрел его: на нем было  плотное  пальто,  крахмальный  воротничок,
темно-красный галстук, синий костюм, золотые часы-браслет на руке. Ћн был  в
очках, перед ним лежала книга. ђЯдом с ним сидела  блондинка  лет  тридцати,
художница, которую Я несколько раз встречал у каких-то знакомых; она  курила
папиросу и невнимательно, казалось, слушала его. ‡атем он закрыл книгу, снЯл
очки, - он был, вероЯтно, дальнозорок, - и Я увидел его глаза. €  тогда,  не
верЯ самому себе,  Я  узнал  человека,  которому  Я  дал  десЯть  франков  в
‹юксембургском саду. Ќо Я мог его узнать только по глазам и по  голосу,  так
как в остальном между этим господином в кафе и тем оборванцем,  который  два
года тому назад подошел ко мне и попросил денег, не было  решительно  ничего
общего. џ никогда не думал, что платье может так изменить  человека.  ‚  его
превращении было нечто неестественное и неправдоподобное. ќто было  какое-то
обратное движение времени, казавшеесЯ совершенно  фантастическим.  „ва  года
тому назад этот человек  существовал  только  как  напоминание,  теперь  это
напоминание почти  чудесным  образом  вернулось  к  тому,  кто  ему  некогда
предшествовал и чье исчезновение должно было быть безвозвратным.  џ  не  мог
прийти в себЯ от искреннего изумлениЯ.
     •удожница  поднЯлась  и  ушла,  помахав  мне  на  ходу  рукой  в   знак
приветствиЯ и прощаниЯ одновременно. ’огда Я подошел к его столику и сказал:
     - Џростите,  мне  кажетсЯ,  что  Я  имел  удовольствие  с  вами  где-то
встречатьсЯ.
     - ‘адитесь, пожалуйста, - ответил он со спокойной  вежливостью.  -  ќто
делает честь вашей памЯти. ‚ы первый из всех, с кем Я был знаком  в  прежнее
времЯ и кто менЯ  узнал.  ‚ы  говорите,  что  мы  с  вами  встречались?  ќто
совершенно верно. ќто было в тот период времени, когда Я жил в  трущобе,  на
улице Simon le Franc.
     Ћн сделал неопределенный жест рукой.
     - ‚ы хотели бы знать, что со мной случилось? Ќу что ж, начнем  с  того,
что чудес на свете не бывает.
     - …ще несколько минут тому назад Я думал  так  же,  как  вы.  ’еперь  Я
начинаю в этом сомневатьсЯ.
     - Ќапрасно, - сказал он. - Ќет  ничего  более  неверного,  чем  внешний
аспект вещей. ‘троить на этом какие-либо утверждениЯ можно  только,  заранее
допустив  совершенную  произвольность.  —ерез  пЯть   минут   причины   моей
метаморфозы будут вам казатьсЯ абсолютно естественными.
     Ћн уперсЯ локтЯми в столик.
     - Ќе помню, говорил Я вам в те  времена...  €  он  рассказал  мне,  что
именно с ним произошло, и в этом действительно не было ничего  чудесного.  ‚
одном из балтийских государств, - он не сказал, котором, - жил  его  старший
брат, сохранивший после революции  довольно  крупное  состоЯние.  Џо  словам
моего собеседника, это был  жестокий  и  скупой  человек,  остро  и  заранее
ненавидевший всех, кто мог или  мог  бы  обратитьсЯ  к  нему  с  просьбой  о
деньгах. Ћн был одинок, и наследников у него не было. Ќекоторое  времЯ  тому
назад он утонул, купаЯсь в море, и наследство досталось его брату,  которого
в Џариже на улице Simon le Franc  разыскал  адвокат.  Џосле  того  как  были
выполнены формальности, он получил состоЯние,  оценивавшеесЯ  во  много  сот
тысЯч франков. ’огда он снЯл квартиру на улице  Њолитор  и  жил  там  теперь
один, проводЯ времЯ, как он сказал, в  чтении  и  приЯтном  бездействии.  Ћн
пригласил менЯ как-нибудь зайти к нему без предупреждениЯ,  в  такие-то  или
такие-то часы. …сли Я  хотел  уже  наверное  застать  его  дома,  Я  мог  бы
предварительно позвонить по телефону. Ќа этом мы с  ним  расстались.  џ  еще
оставалсЯ в кафе, а он ушел, и Я опЯть, как два года тому назад, смотрел ему
вслед. Ѓыл холодный, в отличие от прошлогоднего, апрельский день. Ћн шел  по
широкому проходу между столиками и медленно исчезал в  мЯгком  электрическом
свете, в новом тугом пальто и новой шлЯпе, и теперь уверенность его  походки
не могла бы  никому  показатьсЯ  неуместной,  даже  мне,  которого  она  так
поразила при нашей первой встрече.
     Ћставшись один, Я задумалсЯ -  сначала  беспредметно  и  созерцательно;
потом  в  этом  бесформенном  движении   мыслей   стали   поЯвлЯтьсЯ   более
определенные очертаниЯ, и Я начал вспоминать, что было в это  же  времЯ  два
года тому назад. ’еперь было холодно, тогда было тепло, и  тогда  Я  так  же
осталсЯ сидеть на скамейке ‹юксембургского сада, как  теперь  в  кафе  после
ухода этого человека. Ќо тогда Я  читал  Љарамзина:  и  тотчас  же,  забываЯ
прочитанную страницу, Я  все  возвращалсЯ  к  размышлениЯм  об  особенностЯх
девЯтнадцатого столетиЯ и о резком его отличии от двадцатого. џ думал даже о
разнице  политических  режимов,  -  мысль,  вообще  говорЯ,  занимавшаЯ  мое
внимание чрезвычайно редко, - и мне казалось, что девЯтнадцатый век не  знал
тех  варварских  и  насильственных  форм  государственности,  которые   были
характерны длЯ истории  некоторых  стран  именно  в  двадцатом  столетии.  џ
вспоминал  теории  „юркгейма  об  "общественном   принуждении",   contrainte
sociale,  и  опЯть,  отвлекаЯсь  от  университетского  курса,  переходил   к
суждениЯм более общего и более  спорного  порЯдка.  џ  думал,  что  глупость
государственного  насилиЯ  должна  казатьсЯ  современникам   гораздо   более
очевидной,  чем  так  называемым  будущим  историкам,  которым  должна  быть
непонЯтна именно личнаЯ тЯгостность этого гнета,  соединеннаЯ  с  отчетливым
пониманием  его  абсурдности.  џ  думал  еще,  что  государственнаЯ   этика,
доведеннаЯ  до  ее  логического  пароксизма,  -  как  кульминационный  пункт
какого-то коллективного  бреда,  -  неизбежно  приводит  к  почти  уголовной
концепции власти, и в такие периоды истории власть действительно принадлежит
невежественным преступникам и фанатикам, тиранам и сумасшедшим;  иногда  они
кончают жизнь на виселице или гильотине, иногда умирают своей смертью  и  их
гроб провожают безмолвные проклЯтиЯ тех, кто имел несчастье и позор быть  их
подданными. џ думал еще о ‚еликом €нквизиторе, и о  трагической  судьбе  его
автора, и о том, что личнаЯ, даже  иллюзорнаЯ  свобода  может  оказатьсЯ,  в
сущности, отрицательной ценностью, смысл и значение которой нередко остаютсЯ
неизвестными,  потому  что  в  ней  заключены,  с   предельно   неустойчивым
равновесием, начала противоположных движений.
     Ќо теперь Я был далек от  этих  мыслей,  они  казались  мне  темными  и
незначительными по сравнению с эгоистическими соображениЯми  о  моей  личной
судьбе, призрачнаЯ неверность которой не переставала занимать мое  внимание,
тем более что моЯ сегоднЯшнЯЯ встреча совпала  по  времени  с  концом  этого
счастливого  периода  существованиЯ,  в  котором  Я   тогда   находилсЯ,   и
блаженность - Я не мог найти другого слова - которого заключалась в том, что
Я жил эти недели, не видЯ снов и не думаЯ ни о чем.
     “же за день до этого мной овладело смутное беспокойство,  беспричинное,
как всегда, и потому особенно тЯгостное. Ћно усилилось через день и затем не
покидало  менЯ  больше.  Њне  стало  казатьсЯ,  что  мне  угрожает  какаЯ-то
опасность, столь же неопределеннаЯ, сколь непонЯтнаЯ. …сли бы  Я  не  привык
давно к неотступности этого призрачного мира, который так неизменно следовал
за мной, Я бы, может  быть,  стал  боЯтьсЯ,  что  у  менЯ  начинаетсЯ  маниЯ
преследованиЯ. Ќо особенность моего положениЯ заключалась именно в том,  что
в отличие от людей, пораженных подлинным безумием, которые  были  бы  твердо
убеждены, что их действительно преследует кто-то невидимый и  неуловимый,  у
кого множество агентов - кондуктор автобуса, прачка, полицейский, незнакомый
господин в  очках  и  в  шлЯпе,  -  Я  знал,  что  моЯ  тревога  объЯснЯетсЯ
исключительно и всецело произвольным скачком воображениЯ. џ знал, что,  живЯ
так, как жил Я, не располагаЯ почти никакими личными средствами,  не  будучи
свЯзан ни с какими политическими организациЯми, не занимаЯсь  никаким  видом
общественной  деЯтельности  и  вообще  не  выделЯЯсь  решительно  ничем   из
анонимной многомиллионной массы парижского населениЯ, Я не  мог  быть  целью
преследованиЯ со стороны кого бы то  ни  было.  Ќе  существовало  ни  одного
человека в мире,  длЯ  которого  моЯ  жизнь  могла  представлЯть  какой-либо
интерес, не было никого, кто мог бы мне позавидовать. џ  прекрасно  понимал,
что моЯ смутнаЯ тревога совершенно беспредметна и что длЯ нее нет и не может
быть никаких оснований. Ќо непостижимым образом Я продолжал ее испытывать, и
ЯвнаЯ очевидность  ее  необоснованности  не  могла  вывести  менЯ  из  этого
состоЯниЯ. Ћднако, в противоположность  маньЯкам,  которых  внимание  бывает
напрЯжено до крайности и от которых не ускользает  ни  одна  подробность  из
того, что происходит  вокруг  них  и  в  чем  они  упорно  ищут  присутствиЯ
преследующего их врага, Я жил и двигалсЯ точно  окруженный  легким  туманом,
лишавшим предметы и людей резкой отчетливости контуров.
     џ  засыпал  и  просыпалсЯ  с  этим  ощущением  бесформенной  тревоги  и
предчувствиЯ. ’ак проходили дни, и это продолжалось до той минуты, когда Я -
были сумерки парижского вечера, - бродЯ без цели по  улицам  незнакомой  мне
части города, свернул в узкий проход между домами.  Ѓыло  уже  почти  совсем
темно. Џроход оказалсЯ удивительно длинным, и когда Я дошел до его конца,  Я
очутилсЯ перед глухой стеной, откуда  под  прЯмым  углом  начиналсЯ  поворот
влево. џ  направилсЯ  к  выходу,  который,  по  моим  расчетам,  должен  был
находитьсЯ где-то близко. ‡а поворотом было еще темнее.  џ  шел  вдоль  двух
стен и смутно различал, что в одной из них времЯ от времени попадались ниши,
назначение которых мне представлЯлось загадочным.  џ  прошел  так  несколько
десЯтков метров в мутной темноте, над которой было беззвездное небо;  стоЯла
полнаЯ тишина, нарушаемаЯ только звуком моих шагов по неровной  мостовой.  €
вдруг, когда Я поравнЯлсЯ с одной из тех ниш, которые  Я  заметил  в  начале
прохода,  оттуда  с  необычайной  быстротой  и   совершенной   беззвучностью
рванулась чьЯ-то чернаЯ тень, и Я  за  одну  короткую  часть  секунды  успел
испытать тот смертельный ужас, к которому давно  уже  был  подготовлен  этим
непрекращающимсЯ, многодневным состоЯнием тревоги. ‡атем Я  почувствовал  на
своей шее цепкие пальцы  человека,  который  так  неожиданно  и  необъЯснимо
бросилсЯ на менЯ. Љак это ни покажетсЯ странно, с этого момента  Я  перестал
испытывать и  отвлеченную  тревогу,  и  непосредственный  ужас.  „лЯ  этого,
впрочем, у менЯ не оставалось времени. Ќо в том, что происходило тогда,  уже
было нечто реальное и несомненное, была действительность, а  не  неотразимаЯ
абстракциЯ. €нстинктивным движением Я  напрЯг  мускулы  шеи.  Џо  неистовому
зажиму пальцев, охвативших мое горло, было очевидно,  что  они  принадлежали
взрослому  и  сильному  мужчине,   на   стороне   которого   вдобавок   была
неожиданность нападениЯ. Ќо одновременно с этим мне было Ясно, что,  вопреки
кажущемусЯ превосходству его положениЯ  и  отчаЯнности  моего  собственного,
преимущество в конечном итоге должно было остатьсЯ за мной. џ  понЯл  это  в
первую же секунду; Я много времени  занималсЯ  разными  видами  спорта  и  в
частности борьбы, и мне нетрудно было определить,  что  нападавший  на  менЯ
человек не имел об этом никакого представлениЯ и мог  полагатьсЯ  только  на
свою физическую силу. Ћн, вероЯтно, ожидал, что Я схвачу его за кисти рук  и
попытаюсь их отвести от моей шеи - естественнаЯ  и  чаще  всего  бесполезнаЯ
защита неподготовленного  человека.  Ќо  Я  нащупал  в  темноте,  уже  почти
задыхаЯсь, его мизинцы, и потом резким движением обеих  рук  одновременно  Я
отогнул их назад, ломаЯ их нижние суставы. Ћн сразу ахнул и застонал, и  мне
стало непривычно легко дышать после того, как он отпустил мое горло.  ’еперь
он безмолвно корчилсЯ  передо  мной  в  темноте,  и  в  обычное  времЯ  это,
наверное, вызвало бы мое сострадание. Ќо Я находилсЯ в припадке внезапной  и
бешеной злобы - так, точно этот неизвестный человек воплощал в себе  причину
той длительной тревоги, которую  Я  испытывал  все  это  времЯ,  так,  точно
виновником этого был именно он. џ толкнул его  в  одно  плечо,  одновременно
притЯнув к себе другое, и когда он, не успев понЯть этого, повернулсЯ ко мне
спиной, Я сзади захватил правой рукой, согнутой почти под прЯмым углом,  его
шею. Џальцами левой руки Я зажал кисть правой и стал затЯгивать этот мертвый
узел, ни на секунду его не ослаблЯЯ. ‘ловом, Я сделал  то,  что  должен  был
сделать он, чтобы попытатьсЯ менЯ задушить, и чего он  не  сделал,  подписав
этим свой смертный приговор. Ћн дернулсЯ  несколько  раз,  но  Я  знал,  что
положение его было безнадежно. Џотом, когда всЯкое сопротивление  кончилось,
Я разжал руки, и его труп тЯжело и мЯгко упал к моим ногам. Ѓыло так  темно,
что Я не мог рассмотреть как следует его лица, Я заметил только, что у  него
были небольшие усы и черные, курчавые волосы.
     џ прислушалсЯ. Џо-прежнему вокруг менЯ  стоЯла  совершеннаЯ  тишина,  и
когда Я сделал первый шаг, то звук его мне показалсЯ  тревожно  громким.  Ќе
оборачиваЯсь, Я пошел вперед. ‚далеке наконец показалсЯ  неверный  свет,  по
всей видимости, уличного фонарЯ, и Я вздохнул  свободно.  Ќо  в  ту  минуту,
когда Я почти дошел уже до выхода из этой ловушки, менЯ  что-то  ударило  по
голове с необыкновенной силой, и Я потерЯл сознание.
     Њне смутно казалось в забытьи, что менЯ куда-то везут. Џо-видимому,  ко
мне был применен довольно сильный наркоз,  потому  что  бессознательное  или
полусознательное мое состоЯние было неестественно долгим.  Љогда  Я  наконец
открыл глаза, Я лежал на узкой каменной скамье в небольшой камере с  высоким
потолком и тремЯ серыми стенами. —етвертой стены не было: на ее  месте  сиЯл
огромный световой прорез. џ совершенно потерЯл представление о  времени.  ‡а
глухой деревЯнной дверью послышались шаги  и  раздались  голоса,  говорившие
что-то, чего Я не разобрал. Џотом они удалились. џ осмотрел камеру и  только
тогда увидел, что Я был не один: справа от менЯ на  второй  каменной  скамье
сидел, прислонившись к стене и поджав под  себЯ  ноги,  какой-то  человек  в
лохмотьЯх. ѓлаза его были закрыты, но губы беззвучно  шевелились.  ‡атем  он
повернул голову ко мне, веки  его  медленно  поднЯлись,  и  Я  встретил  его
взглЯд-прозрачный, пустой и холодный настолько, что мне сразу  стало  не  по
себе.  ‚се,  что  происходило  потом,  Я  помнил  совершенно  отчетливо,  за
исключением одной подробности, которой не могли восстановить никакие  усилиЯ
моей памЯти: Я не помнил, на каком Языке мы говорили, сначала он и Я,  затем
все остальные. Њне казалось, что некоторые  фразы  были  сказаны  по-русски,
другие по-французски, третьи по-английски или по-немецки.
     - Џозвольте вас приветствовать, - сказал человек в  лохмотьЯх,  и  менЯ
удивил тускло-невыразительный его голос. - Ќе имею удовольствиЯ  знать  вашу
фамилию.
     џ назвал себЯ и спросил, не может ли он объЯснить мне, где Я нахожусь и
почему Я сюда попал.
     - ‚ы находитесь в здании предварительного заключениЯ.
     - ‚ здании предварительного заключениЯ? - повторил Я с изумлением. - Ќо
по какому поводу?
     - ‚ ближайшем будущем вам, вероЯтно, будет предъЯвлено  соответствующее
обвинение, - какое именно, Я не знаю.
     ‚ световом  прорезе,  почти  задеваЯ  его  крылом,  медленно  пролетела
огромнаЯ птица с голой шеей. …е поЯвление здесь и ответы  моего  собеседника
показались мне настолько неправдоподобными, что Я спросил:
     - ‚ какой стране все это происходит?
     - ‚ы находитесь на территории –ентрального ѓосударства.
     Џочему-то  Я  нашел  этот  ответ  удовлетворительным;   вероЯтно,   это
объЯснЯлось тем, что действие наркоза еще не окончательно прошло. џ встал  с
некоторым усилием, сделал несколько  шагов,  приблизилсЯ  к  просвету,  Явно
заменЯвшему окно, - и невольно отшатнулсЯ: он выходил во двор, и камера была
на необыкновенной высоте, вероЯтно тридцатого этажа.
     Џротив дома, отделеннаЯ от  него  расстоЯнием  в  сорок  или  пЯтьдесЯт
метров, возвышалась сплошнаЯ стена.
     - Ѓегство отсюда невозможно, - сказал мой сосед,  следивший  за  каждым
моим движением.
     џ кивнул головой. Џотом Я сказал ему, что отказываюсь понимать,  почему
Я сюда попал, что  не  знаю  за  собой  никакой  вины  и  что  все  это  мне
представлЯетсЯ  совершенно  абсурдным.  ‡атем  Я  спросил  его,  за  что  он
арестован и что ему грозит. ’огда он первый раз улыбнулсЯ и ответил,  что  в
данном случае речь идет о Явном недоразумении и что ему  лично  не  угрожает
никакое наказание.
     - Ђ что именно случилось с вами? - спросил он.
     џ подробно рассказал ему о тех  малоубедительных  фактах,  которые  так
неожиданно привели менЯ сюда. Ћн попросил менЯ сообщить  ему  еще  некоторые
данные из моей биографии и, выслушав менЯ до конца, сказал,  что  он  вполне
удовлетворен моими объЯснениЯми и что он ручаетсЯ за мое  освобождение.  Њне
должно было показатьсЯ, что такое заЯвление со стороны оборванного арестанта
звучит по меньшей мере странно. Ќо Я принЯл его всерьез;  мои  аналитические
возможности еще не вернулись ко мне.
     —ерез  некоторое  времЯ  дверь  камеры  отворилась  и  два  вооруженных
солдата, один из которых прокричал мою  фамилию,  повели  менЯ  по  длинному
коридору с розовыми стенами и многочисленными поворотами. Ќа каждом повороте
висел громадный, все один и тот  же,  портрет  какого-то  пожилого,  бритого
человека с лицом, напоминавшим лицо среднего мастерового, но с неестественно
узким лбом и маленькими глазами. Ќа человеке этом было нечто  среднее  между
пиджаком и мундиром,  увешанное  орденами,  ЯкорЯми  и  звездами.  Ќесколько
статуй и бюстов этого же мужчины  были  расставлены  вдоль  стен.  Њы  дошли
наконец - в полном безмолвии - до двери,  через  которую  менЯ  втолкнули  в
комнату, где за большим столом сидел немолодой человек в  очках.  Ћн  был  в
каком-то странном, полувоенном, полуштатском костюме, напоминавшем по покрою
тот, который был изображен на портретах и статуЯх.
     Ћн начал с того, что вынул из Ящика стола огромный револьвер и  положил
его рЯдом с пресс-папье. ‡атем, резким движением поднЯв голову  и  глЯдЯ  на
менЯ в упор, он сказал:
     - ‚ам, конечно, известно, что только чистосердечное признание может вас
спасти?
     Џосле длительной ходьбы по коридору - солдаты шли  скорым  шагом,  и  Я
должен  был  идти  с  такой  же  быстротой  -  Я   чувствовал,   что   почти
полуобморочное состоЯние, в  котором  Я  до  сих  пор  находилсЯ,  сменилось
наконец чем-то более нормальным. џ опЯть ощущал свое тело так,  как  всегда,
то, что было перед моими глазами, Я видел совершенно Ясно, и теперь длЯ менЯ
было очевиднее, чем когда-либо, что все происходЯщее  со  мной  -  результат
Явного недоразумениЯ. Ћдновременно с этим тюремнаЯ обстановка и  перспектива
произвольного допроса казались мне раздражающими. џ  посмотрел  на  сидЯщего
человека в очках и спросил:
     - Џростите, пожалуйста, кто вы такой?
     - ‡десь вопросов не задают! - резко ответил он.
     - ‚ этом есть какое-то противоречие, - сказал Я. - Њне показалось,  что
в вашем голосе, когда вы обратились ко мне,  зазвучала  Явно  вопросительнаЯ
интонациЯ.
     - Џоймите, что речь идет о вашей жизни,  -  сказал  он.  -  „иалектикой
заниматьсЯ теперь поздно. Ќо, может быть, вам полезно будет  напомнить,  что
вы обвинЯетесь в государственной измене.
     - Ќи более ни менее?
     - Ќи более ни менее. € не стройте себе  никаких  иллюзий:  это-страшное
обвинение. ЏовторЯю, что только полное признание может вас спасти.
     - ‚ чем же выражаетсЯ моЯ государственнаЯ измена?
     -  ‚ы  имеете  наглость  это   спрашивать?   •орошо,   Я   вам   скажу.
ѓосударственнаЯ измена заключаетсЯ уже в  том,  что  вы  считаете  возможным
допускать преступный принцип законности псевдогосударственных идей,  которые
противоречат великой теории –ентрального ѓосударства,  выработанной  лучшими
гениЯми человечества.
     - ’о, что вы говорите, настолько нелепо и наивно,  что  на  это  как-то
неловко отвечать. џ хотел бы только вам заметить, что возможность  допущениЯ
того или иного принципа есть теоретическое положение, а не факт,  в  котором
можно обвинЯть человека.
     - „аже здесь, в трибунале центральной власти, вы говорите таким Языком,
в  котором  каждое  слово  отражает   вашу   преступность.   Џрежде   всего,
представитель власти, а в частности следователь, длЯ  вас  непогрешим  и  ни
одно из его выражений не может быть названо ни наивным, ни нелепым. Ќо  дело
не только в этом, хотЯ  теперь,  после  того,  что  вы  сказали,  ваша  вина
усугублЯетсЯ  еще  одним  пунктом:  оскорбление  представителей  центральной
власти. ‚ы обвинЯетесь в государственной измене, в заговоре на  жизнь  главы
государства и, наконец, в убийстве гражданина ќртелЯ, одного из наших лучших
представителей вне пределов нашей территории.
     - Љто такой ќртель?
     - —еловек, которого вы убили. Ќе пытайтесь этого отрицать:  центральной
власти известно все. Џолное сознание,  это  -  последний  жест,  который  вы
можете сделать и которого от вас ждет государство и общественное мнение всей
страны.
     - …динственное, на что Я могу ответить, касаетсЯ ќртелЯ.  ќтот  человек
был наемным убийцей. џ находилсЯ в состоЯнии  законной  самозащиты.  ќртель,
по-видимому, никогда до тех пор не имел  дела  с  людьми,  которые  привыкли
защищать свою  жизнь,  и  его  неловкость  его  погубила.  —то  же  касаетсЯ
остальных   обвинений,   то   это   невежественный   вздор,   очень    дурно
характеризующий умственные способности того, кто его выдумал.
     - ‚ы будете жестоко раскаиватьсЯ в ваших словах.
     - Ћбращаю ваше внимание на то,  что  глагол  "раскаиватьсЯ"  составлЯет
неотъемлемую часть понЯтий Явно религиозного происхождениЯ. Њне было странно
его слышать в устах представителЯ центральной власти.
     - —то вы скажете во времЯ очной ставки с вашими сообщниками?
     џ пожал плечами.
     - „овольно! - сказал он и выстрелил из револьвера: пулЯ вошла  в  стену
метра на полтора выше моей  головы.  „верь  отворилась,  и  те  же  солдаты,
которые привели менЯ, вошли в комнату.
     - Ћтведите обвинЯемого в камеру, - сказал следователь.
     ’олько тогда, возвращаЯсь в камеру,  взглЯдываЯ  времЯ  от  времени  на
портреты и статуи, Я подумал, что действовал неправильно  и  не  должен  был
отвечать следователю так, как Я отвечал. Њне  надо  было  просто  доказывать
ему, что Я никак не могу быть тем, за кого он менЯ  принимает.  ‚место  того
чтобы занЯть именно эту  позицию,  Я  говорил  с  ним  так,  точно  принимал
какую-то абсурдную законность его аргументации и. не будучи с ней  согласен,
так сказать, диалектически, Я все-таки оставалсЯ в том же плане, что  и  он.
‚месте с тем было очевидно, что Я был совершенно  чужд  миру,  в  который  Я
попал. ‹ица конвоировавших менЯ солдат отражали полное отсутствие  какой  бы
то ни было мысли или какого бы то ни было душевного движениЯ. Џортреты  были
похожи  на  олеографии,  выполненные  мастеровым,  которого   художественное
убожество невольно вызывало жалость и презрение; статуи были такими же.  ’о,
что говорил мне следователь, носило  печать  такой  же  свирепой  умственной
нищеты. и в мире, из которого Я пришел, подобный человек не мог бы  занимать
никакого места в судебном аппарате.
     ‚ернувшись в камеру, Я собиралсЯ рассказать о допросе моему соседу,  но
менЯ тотчас же увели опЯть, на этот раз в другом направлении, и Я  попал  ко
второму следователю, который обращалсЯ со мной несколько иначе, чем первый.
     - Ќам  известно,  -  сказал  он,  -  что  мы  имеем  дело  с  человеком
сравнительно культурным, а не простым наемником той  или  иной  политической
организации, котораЯ нам враждебна. ‚ы знаете, что мы окружены врагами и это
вынуждает нас к сугубой осторожности и заставлЯет нас иногда принимать меры,
которые могут показатьсЯ слишком  крутыми,  но  которых  не  всегда  удаетсЯ
избежать. €менно так произошло с вами. Њы знаем, или во всЯком случае  хотим
надеЯтьсЯ, что ваша вина меньше, чем это может показатьсЯ на первый  взглЯд.
Ѓудьте откровенны с нами, это и в ваших, и в наших интересах.
     Џо тому, как он говорил, было понЯтно, что он, конечно, гораздо опаснее
первого  следователЯ.  Ќо  Я  был  почти  рад  этому:  с  ним   можно   было
разговаривать другим Языком.
     - џ понимаю ваше раздражение во времЯ первого допроса, - продолжал  он.
- Џроизошла ошибка, чрезвычайно досаднаЯ: следователь, к которому вы попали,
обычно ведет только самые простые дела, хотЯ неизменно  стремитсЯ  к  вещам,
Явно превышающим его компетенцию. Ћн, видите  ли,  выдвинулсЯ  по  партийной
линии, к нему нельзЯ предъЯвлЯть особенно строгих требований. Ќо перейдем  к
делу. ‚ам известно, в чем вы обвинЯетесь?
     - џ хотел бы знать, - сказал Я, - за  кого  менЯ  принимают.  „лЯ  менЯ
очевидно, что все происходЯщее сейчас - результат недоразумениЯ, которое мне
хотелось бы выЯснить. ЊоЯ фамилиЯ - Я назвал свою фамилию - такаЯ-то, Я живу
в Џариже и учусь в университете, на  историко-филологическом  факультете.  џ
никогда - как это легко установить при самом поверхностном  следствии  -  не
занималсЯ политической деЯтельностью и не состоЯл ни  в  какой  политической
организации. ЋбвинениЯ в том, что  у  менЯ  были  какие-то  террористические
намерениЯ, настолько абсурдны и произвольны, что останавливатьсЯ на них Я не
считаю нужным. џ допускаю, что человек, за которого менЯ принимают, мог быть
и террористом, и вашим политическим противником. Ќо  ко  мне  это  не  имеет
никакого отношениЯ. € Я надеюсь, что ваш  государственный  аппарат  окажетсЯ
все-таки достаточно рационально организованным, чтобы это установить.
     - ‘тало быть, вы утверждаете, что ђозенблат ошибсЯ? …сли так,  то  дело
принимает длЯ вас действительно трагический оборот.
     - Љто такой ђозенблат? џ впервые слышу эту фамилию и никогда  не  видел
этого человека.
     - џ должен сказать, что вы сделали  все,  чтобы  никто  и  никогда  его
больше не увидел: вы его задушили.
     - Џозвольте, полчаса тому назад  мне  сказали,  что  его  фамилиЯ  была
ќртель.
     - ќто ошибка.
     - Љак, опЯть ошибка?
     - џ никогда не ценил ђозенблата, Я лично, -  продолжал  следователь.  -
Љогда вы назвали его наемным убийцей, вы были недалеки от истины.  Ќесчастье
заключаетсЯ в том, что он был единственным, кто мог вас  спасти.  ‚ы  лишили
его этой возможности. “ нас лежит его секретный  рапорт  о  вас  и  о  вашей
деЯтельности. Џриведенные там сведениЯ слишком подробны и точны, чтобы  быть
вымышленными. Љ тому же этот человек был абсолютно лишен фантазии.
     - Ћчень может быть, что сведениЯ, которые заключаютсЯ  в  его  рапорте,
совершенно точны. Ќо единственное и самое важное соображение в данном случае
- это что речь идет о ком-то другом, а не обо мне.
     - „а, но как это доказать?
     - ќтот человек, в частности, не мог быть похож  на  менЯ  как  близнец.
Љроме  того,  он  носил,  Я  полагаю,   другую   фамилию.   …сть,   наконец,
отличительные признаки: возраст, цвет волос, рост и так далее.
     - ђапорт ђозенблата, весьма обстоЯтельный во всем другом, не  содержит,
к сожалению, именно этих указаний.  Љроме  того,  строго  говорЯ,  почему  Я
должен верить вам, а не ему?
     - ‚ы можете не верить мне. Ќо нет ничего проще, как навести  справки  в
Џариже.
     - Њы всЯчески избегаем контакта с иностранной полицией.
     џ начинал понимать, что  мое  положение  безвыходно.  ‘удебный  аппарат
–ентрального ѓосударства отличалсЯ полным отсутствием гибкости и какого-либо
интереса  к  обвинЯемому;  функции  его   были   чисто   карательными.   ’от
примитивизм, который характерен длЯ всЯкого правосудиЯ, здесь был доведен до
абсурда. ‘уществовала одна  схема:  всЯкий  попадавший  в  суд  обвинЯлсЯ  в
преступлении  против   государства   и   подлежал   наказанию.   ‚озможность
невиновности  обвинЯемого  теоретически  существовала,   но   ею   надлежало
пренебрегать.  Џо-видимому,  в  моих  глазах  отразилось  нечто  похожее  на
отчаЯние, потому что следователь сказал:
     - Ѓоюсь, что доказать ошибку у вас нет материальной возможности.  ’огда
вам остаетсЯ или упорствовать в бесплодном отрицании и тем  самым  умышленно
идти на смерть,  или  подписать  признание  и  примиритьсЯ  с  тем,  что  вы
проведете некоторое времЯ в заключении, после чего вас снова ждет свобода.
     - Џолагаете ли вы, что обвинЯемый должен быть в первую очередь честен?
     - Ќесомненно.
     - ‚ таком случае Я не могу подписать признание в том, чего Я никогда не
делал: поступаЯ так, Я бы сознательно ввел в заблуждение судебные  инстанции
–ентрального ѓосударства.
     - €деологически вы правы. Ќо вопрос не в этом. ‚ы вынуждены действовать
в пределах ваших возможностей. Ћни, к сожалению, недостаточно широки, тут  Я
с вами согласен. Ћпределим их еще раз. Џолное отрицание вины  и  возможность
высшей меры наказаниЯ - с  одной  стороны.  Џризнание  и  временное  лишение
свободы - с другой. ‚се остальное-теориЯ. ‘оветую вам подумать  об  этом.  џ
вызову вас в ближайшее времЯ.
     ‚ернувшись в камеру, Я подробно рассказал  своему  соседу  о  первом  и
втором допросе. Ћн слушал менЯ, сидЯ все в той же позе и закрыв глаза. Љогда
Я кончил, он сказал:
     - ќто легко было предвидеть.
     џ еще раз посмотрел на его лохмотьЯ и на небритое его лицо и  вспомнил,
что этот человек обещал мне освобождение.
     - ‚ы думаете, можно что-нибудь сделать?
     - ‚идите ли, - сказал он, не отвечаЯ, - Я знаю эти  законы  лучше,  чем
любой следователь. ќто, собственно, не законы, это дух системы,  а  не  свод
тех или иных положений.
     Ћн говорил так, точно читал лекцию.
     - Ћтсутствие элементарных правовых норм ухудшаетсЯ еще тем, что рЯдовые
работники  судебного  ведомства  отличаютсЯ  чудовищной  некультурностью   и
смешивают свои функции с функциЯми некоего юридического  палача.  ‚ы  можете
разбить их аргументацию и доказать им как дважды  два  четыре,  что  они  не
правы и их обвинительный акт составлен с наивной глупостью, что  чаще  всего
соответствует действительности. Ќо это не играет никакой роли. ‚ас все равно
приговаривают к наказанию, - не потому, что вы виноваты и  это  доказано,  а
потому  что  так  понимаютсЯ   заданиЯ   центрального   правосудиЯ.   ‚сЯкое
рассуждение в принципе вещь наказуемаЯ и отрицательнаЯ. ‘пор  с  юстицией  -
государственное преступление, так  же  как  сомнение  в  ее  непогрешимости.
‘уществует десЯток формул, каждаЯ из которых  есть  выражение  особого  вида
невежественной  глупости;   в   этот   десЯток   формул   втискиваетсЯ   всЯ
многообразнейшаЯ деЯтельность миллионов и миллионов людей.  ЃоротьсЯ  против
этой системы, которую трудно определить в двух словах...
     - џ бы сказал: свирепый идиотизм.
     - Џрекрасно. ЃоротьсЯ, стало быть,  против  этого  свирепого  идиотизма
рациональным путем невозможно. Ќадо действовать иначе. Љакие  методы  борьбы
вы применили, когда ќртель-ђозенблат хотел вас задушить?
     - ’е, которым менЯ научили преподаватели спорта.
     - •орошо. …сли бы вы действовали иначе, вас бы уже наверное не было  на
свете.
     - Ћчень возможно, - сказал Я. € Я вспомнил тьму, зажим пальцев на  моей
шее и то, как Я начал задыхатьсЯ.
     - ‚ данном случае, знаЯ, что вы ничего не достигнете  ни  тем,  что  вы
правы, ни тем, что вы можете это  доказать,  вы  должны  действовать  другим
путем. џ нашел этот путь; мне это стоило очень дорого, но теперь Я не  боюсь
ничего. Њой способ действиЯ непогрешим, и поэтому  Я  обещал  вам,  что  вас
освободЯт. џ еще раз вам это подтверждаю.
     - €звините менЯ, но если вы располагаете таким могущественным средством
борьбы, то как могло случитьсЯ, что вы оказались там же, где Я?
     - џ вам сказал уже, что это-недоразумение, - ответил он, пожав плечами.
- ЊенЯ арестовали ночью, когда Я спал.
     - Љакое же это средство?
     Ћн долго молчал, и губы его беззвучно шевелились,  как  в  первый  раз,
когда Я его увидел. Џотом он сказал, не поднимаЯ головы:
     - џ гипнотизер. ‡аключение следователЯ ему диктую Я.
     - Ђ если он не поддаетсЯ гипнозу?
     - ’акого случаЯ Я еще не встречал. Ќо даже если он  не  поддаетсЯ  этой
форме гипноза, он поддаетсЯ другой.
     - €наче говорЯ...
     - €наче говорЯ, Я заставил бы его покончить жизнь самоубийством и  дело
бы перешло к другому, который бы мне подчинЯлсЯ.
     - …ще одно, - сказал Я, удивлЯЯсь уверенности, с которой он говорил.  -
‘ледователь в ближайшее времЯ вызовет менЯ, но вас при  этом  не  будет.  ‚ы
можете подчинить себе его волю на расстоЯнии?
     - ќто было  бы  значительно  труднее.  Ќо  нас  с  вами  вызовут  почти
одновременно.
     - Љак вы можете это знать?
     - Љогда вас допрашивал первый следователь, менЯ допрашивал второй.
     Џотом этот спокойный человек погрузилсЯ в полное молчание, которого  не
нарушал в течение  тех  трех  дней,  что  длилось  мое  ожидание  следующего
допроса, на котором  должны  были  произойти  -  если  верить  ему  -  такие
невероЯтные событиЯ. „ва раза в сутки нам приносили пищу, которой Я  не  мог
есть сначала, настолько она была отвратительна.  ’олько  на  третий  день  Я
проглотил несколько ложек какой-то светло-серой жидкости и съел кусок  плохо
выпеченного и упруго-противного хлеба. џ чувствовал себЯ ослабевшим, но  мое
сознание оставалось  совершенно  Ясным.  Њой  сосед  за  все  это  времЯ  не
притронулсЯ к пище. —аще всего он оставалсЯ неподвижным, и  было  непонЯтно,
как его мускулы и суставы выдерживали это  длительное  напрЯжение.  ‹ежа  на
своей каменной  койке,  Я  думал  о  том,  насколько  действительность  была
фантастической и как во всем, что менЯ окружало, был  Ясно  ощущаемый  смысл
непроницаемой безвыходности: геометрическаЯ  совокупность  стен  и  потолка,
заканчивающаЯсЯ открытым выходом в тридцатиэтажную пропасть, где то  светило
солнце, то шел дождь, и постоЯнное, неподвижное присутствие  со  мной  этого
удивительного оборванца. Ћдин раз, чтобы как-нибудь  прервать  это  каменное
безмолвие, Я начал свистать арию из "Љармен", но мой свист звучал так тускло
и дико и был так Явно не к месту, что Я тотчас же  прекратил  его.  џ  успел
много раз обдумать во  всех  подробностЯх  то,  что  со  мной  случилось,  и
констатировать, что, несмотрЯ на несомненное присутствие  в  этом  известной
последовательности, соединение тех фактов, которые Я восстанавливал в  своей
памЯти, должно было, конечно, показатьсЯ совершенно  иррациональным.  Њеньше
всего Я  думал  об  опасности,  котораЯ  мне  угрожала,  и  вопреки  внешней
неправдоподобности того, что обещал мне  мой  сосед,  Я  верил  каждому  его
слову.
     Ќаконец вечером третьего днЯ за мной пришли.  џ  поднЯлсЯ  и  ощутил  в
первый раз за все времЯ необыкновенный холод внутри, быть может,  отдаленный
страх смерти, быть может, темную боЯзнь  неизвестности.  џ  знал  во  всЯком
случае, что Я лично был лишен возможности защищатьсЯ. € Я успел  подумать  о
том, насколько все было проще и насколько Я меньше был в опасности тогда,  в
этом темном парижском проходе, когда руки неизвестного  убийцы  сжимали  мне
горло.  ’огда  спасение  моей  жизни  зависело  от  менЯ,  от  элементарного
присутствиЯ духа и привычной  длЯ  менЯ  быстроты  движений.  ’еперь  Я  был
беззащитен.
     ЊенЯ ввели в кабинет следователЯ. Ћн предложил  мне  сесть  и  дал  мне
папиросу. Џотом он спросил:
     - ‚ы обдумали то, что Я вам говорил в прошлый раз?
     џ кивнул головой. Ћщущение холода внутри непонЯтным образом мешало  мне
говорить.
     - ‚ы подпишете ваше признание?
     Њне  потребовалось  сделать  над  собой  необыкновенное  усилие,  чтобы
ответить на вопрос следователЯ отрицательно. ‚месте с тем Я знал, что только
слово "нет" могло менЯ - может быть - спасти. Њне казалось, что  у  менЯ  не
хватит сил произнести его, и Я понЯл в эту секунду, почему люди сознаютсЯ  в
преступлениЯх, которых  они  не  совершали.  ‚се  мускулы  моего  тела  были
напрЯжены, лицо мое налилось кровью, у менЯ было ощущение,  что  Я  поднимаю
огромную тЯжесть. Ќаконец Я ответил:
     - Ќет.
     € после этого все сразу ухнуло передо мной, и  мне  показалось,  что  Я
терЯю сознание. Ќо Я Явственно услышал голос следователЯ:
     - Ќам удалось выЯснить, что ваши показаниЯ,  довольно  убедительные  на
первый взглЯд, - это отЯгчает вашу вину, - ложь. ’от, кто был  вашей  правой
рукой в организации, которую вы возглавлЯли, выдал  вас  и  подписал  полное
признание.
     џ вдруг сразу почувствовал себЯ легче. Ќо у менЯ было впечатление,  что
мой голос звучал очень неуверенно.
     - Ќи человека, ни  организации,  о  которых  вы  говорите,  никогда  не
существовало. ‚аша система обвинениЯ абсурдна.
     € в это времЯ дверь открылась и солдаты ввели моего соседа  по  камере.
Џотом они удалились. џ быстро посмотрел на  него;  мне  показалось,  что  он
сразу стал выше ростом.
     - ‚ы  не  будете  отрицать,  что  узнаете  этого  человека?  -  спросил
следователь.
     - “знаю.
     Ћн Явно хотел еще что-то прибавить, но удержалсЯ.  Ќаступило  молчание.
Ћн встал со своего кресла и сделал несколько  шагов  по  комнате.  ‡атем  он
подошел к окну и отворил его. Џотом он зигзагами вернулсЯ к своему месту, но
не сел, а осталсЯ стоЯть в неестественной  и  неудобной  позе  полусогнутого
человека. “ менЯ было впечатление, что с ним происходит нечто необъЯснимое и
тревожное.
     - ‚ы плохо себЯ чувствуете? - спросил  Я.  Ћн  не  ответил.  —еловек  в
лохмотьЯх пристально смотрел на него, стоЯ  неподвижно  и  не  произносЯ  ни
слова.
     ‘ледователь опЯть подошел к окну и высунулсЯ из него наполовину.  Џотом
он сел наконец за стол и начал писать. Ќесколько раз он рвал листы бумаги  и
бросал их в корзину. ќто продолжалось довольно  долго.  ‹ицо  его  покрылось
каплЯми пота, руки дрожали. ‡атем он встал и сказал сдавленным голосом:
     - „а. џ понимаю, что вы стали жертвами чудовищной ошибки. џ обещаю вам,
к_а_к  в_ы  т_о_г_о  т_р_е_б_у_е_т_е,  произвести по этому поводу строжайшее
расследование и жестоко наказать тех, кто в этом виноват. –ентральнаЯ власть
в моем лице просит вас принЯть ее извинениЯ. ‚ы свободны.
     Ћн позвонил. ‚ошел офицер в голубом мундире. Ћн передал ему пропуск, мы
вышли из кабинета и опЯть углубились  в  бесконечные  переходы  и  коридоры,
стены которых были  густо  увешаны  все  теми  же  картинами,  и  получалось
впечатление, что мы идем вдоль  какого-то  портретного  строЯ  полуофицеров,
получиновников, многочисленных и одинаковых. Ќаконец мы  дошли  до  огромных
ворот, которые беззвучно распахнулись перед нами. ’огда Я  повернул  голову,
чтобы обратитьсЯ к моему спутнику, но  чуть  не  остановилсЯ  от  изумлениЯ.
—еловека в лохмотьЯх больше не  было.  ђЯдом  со  мной  шел  высокий  бритый
мужчина в прекрасном европейском костюме, и на  его  лице  была  насмешливаЯ
улыбка. Љогда ворота так же бесшумно затворились за нами  и  раньше,  чем  Я
успел сказать слово, он  сделал  мне  приветственный  жест  рукой,  повернул
направо и исчез. ‘колько Я ни искал его глазами, Я не мог его найти.
     Ѓыл душный летний вечер, на улицах горели  фонари,  гудели  проезжавшие
автомобили, зажигались зеленые и красные  огни  на  перекрестках.  €спытываЯ
счастливое чувство свободы, Я думал одновременно о том, что Я буду делать  в
этом чужом городе чужой страны, где Я никого  не  знаю  и  где  у  менЯ  нет
пристанища. Ќо Я продолжал идти. Ђвтомобильное движение  стало  затихать.  џ
перешел неширокую реку по мосту,  с  обеих  сторон  которого  были  огромные
статуи русалок, потом пересек какой-то бульвар и начал подниматьсЯ по улице,
отходившей оттуда несколько вкось. ’ам уже было совсем тихо.  џ  прошел  так
двести или триста метров. Ќа повороте этой улицы, за которой шла другаЯ, всЯ
застроеннаЯ одноэтажными или двухэтажными особнЯками, неЯркий фонарь освещал
металлическую синюю дощечку, прибитую к стене. џ подошел к ней вплотную -  и
тогда с удивительной  медленностью,  точно  из  далекого  сна,  белые  буквы
латинского алфавита, сначала совершенно расплывчатые, потом затвердевающие и
становЯщиесЯ все более и более отчетливыми, возникли  перед  моими  глазами.
Ћни поЯвились, затем стали мутными и  снова  расплылись,  но  через  секунду
поЯвились опЯть. џ вынул папиросу и закурил, обжигаЯ себе пальцы спичкой,  -
и только тогда Я понЯл счастливую последовательность этих знаков.  Ќа  синей
таблице белой краской были выведены слова: 16 Arr-t. Rue Molitor.
     џ давно привык к припадкам моей душевной болезни, и в том, что  у  менЯ
оставалось от моего  собственного  сознаниЯ,  в  этом  небольшом  и  смутном
пространстве, которое временами почти переставало существовать, но в котором
все-таки заключалась моЯ последнЯЯ надежда на возвращение в реальный мир, не
омраченный хроническим безумием, - Я старалсЯ стоически переносить эти уходы
и провалы в чужое или воображаемое бытие. € все-таки  каждый  раз,  когда  Я
оттуда возвращалсЯ, менЯ охватывало отчаЯние. ‚ невозможности победить  этот
необъЯснимый недуг было нечто вроде сознаниЯ своей обреченности и  какого-то
нравственного увечьЯ, которое делало менЯ не похожим на других, точно  Я  не
заслуживал общедоступного счастьЯ быть таким же, как все. ‚ тот вечер, когда
Я прочел эти буквы на синей дощечке, - после  нескольких  секунд  радости  Я
испытал нечто похожее на тЯгостное чувство человека, которому  еще  раз  был
подтвержден неумолимый диагноз.  ‚ечерний  Џариж  показалсЯ  мне  иным,  чем
всегда, и, конечно, не таким, каким он был,  и  эта  перспектива  фонарей  и
листьев, освещенных фонарЯми, только оттенЯла с трагической  убедительностью
ту непоправимую печаль, которую Я ощущал. џ думал о том, что мне предстоит в
будущем и как сложитсЯ моЯ жизнь, мое подлинное существование,  которое  мне
было так трудно нащупать и  отыскать  в  этой  массе  болезненных  искажений
фантазии, преследовавших менЯ. џ не мог довести до конца  ни  одной  задачи,
требующей длительного усилиЯ или  длЯ  разрешениЯ  которой  была  необходима
известнаЯ и непрерывнаЯ последовательность. „аже в мои  отношениЯ  с  людьми
всегда входил или всегда мог войти тот элемент бредового затмениЯ,  которого
Я мог ожидать каждую минуту и который искажал все. џ  не  мог  быть  целиком
ответственен  за  свои  поступки,  не  мог   быть   убежден   в   реальности
происходившего,  мне  нередко  было   трудно   определить,   где   кончаетсЯ
действительность и где начинаетсЯ бред. € теперь, когда  Я  шел  по  Џарижу,
этот город казалсЯ мне не более убедительным,  чем  столица  фантастического
–ентрального ѓосударства.  џ  начал  свое  последнее  путешествие  именно  с
Џарижа; но где и когда Я  мог  видеть  нечто  похожее  на  тот  воображаемый
лабиринт, куда менЯ повлекло властное  движение  моего  безумиЯ?  ђеальность
этого прохода была,  однако,  предельна,  и  Я  помнил  его  поворот  и  эти
непонЯтные углублениЯ его стен не менее Ясно, чем все дома улицы, на которой
Я действительно жил  в  ‹атинском  квартале.  џ  знал,  конечно,  что  улица
существует, а проход возник только в моем  воображении;  но  эта  бесспорнаЯ
разница между улицей  и  проходом  была  лишена  длЯ  менЯ  той  каменной  и
неподвижной убедительности, которую она должна была иметь.
     ‡атем мои мысли принЯли другое направление. Џочему  именно  Я  очутилсЯ
здесь, в этом квартале Џарижа, а не в другом, не на Њонмартре, например, или
на Ѓольших бульварах? ‚рЯд ли это могло быть случайным. џ не мог  вспомнить,
куда Я направлЯлсЯ, когда Я вышел из дому, и что побудило  менЯ  предпринЯть
это путешествие. ‚о всЯком случае, Я шел, не видЯ ни домов, ни улиц,  потому
что в это же  времЯ  Я  находилсЯ  в  тюрьме  –ентрального  ѓосударства;  но
все-таки Я двигалсЯ в определенном направлении  и,  вероЯтно,  не  ошибсЯ  в
маршруте, хотЯ было очевидно, что та часть моего сознаниЯ, котораЯ вела менЯ
всю дорогу, действовала вне какого бы то ни было контролЯ  с  моей  стороны.
Ћна должна была быть автоматически безошибочна,  как  это  случаетсЯ  всЯкий
раз, когда  человек  не  думает  о  том,  что  он  делает,  и  его  движениЯ
приобретают быстроту и точность, которые были бы  невозможны,  если  бы  эти
движениЯ направлЯлись сознанием. ’от факт, что  Я  оказалсЯ  здесь,  не  был
случайным. Ќо куда Я мог идти? Ќесколько лет тому  назад  Я  часто  проходил
этой дорогой, потому что тут жила женщина, с которой Я был близок,  и  в  те
времена Я знал каждый дом  и  каждое  дерево  на  этом  пространстве.  Ќо  Я
рассталсЯ с ней уже давно, и после этого улицы, ведущие к ее дому,  потерЯли
их прежний волнующий вид, и их ровные  перспективы,  в  конце  которых  было
здание и квартира на пЯтом этаже, где был сосредоточен длЯ менЯ  целый  мир,
одновременно прозрачный и теплый,  -  представали  передо  мной  неузнаваемо
чужими.
     џ не мог вспомнить и почувствовал себЯ  настолько  усталым,  что  решил
прекратить эти бесплодные поиски и вернутьсЯ домой. ‚ конце концов,  это  не
имело особенного значениЯ. џ долго ехал  в  метро,  потом  вышел  оттуда  на
станции  "Ћдеон"  и  направилсЯ  к  своей   гостинице,   побуждаемый   одним
непреодолимым желанием - лечь и  заснуть;  и  когда  Я  наконец  оказалсЯ  в
постели, была уже ночь, на улице слышались редкие шаги, женский голос пел из
незримого граммофона "Autrefois je riais de 1'amour" {Ѓыло  времЯ,  когда  Я
смеЯлсЯ  над  любовью  (фр.).},  Я  быстро  погружалсЯ  в  печальный   мрак,
беззвездный и теплый, как эта ночь,  и  вдруг,  в  последнюю  секунду  моего
пребываниЯ по эту сторону  сна,  Я  вспомнил,  что  собиралсЯ  быть  сегоднЯ
вечером на rue Molitor, у моего знакомого, того самого, который так  чудесно
и неожиданно разбогател.

                                 ----------

     џ попал к нему несколькими днЯми позже. Ќа этот раз ни его квартира, ни
телефон на письменном  столе,  ни  книги  на  этажерках,  ни  необыкновеннаЯ
чистота, котораЯ была видна повсюду, не удивили менЯ, -  во-первых,  потому,
что Я не мог быть больше удивлен, чем тогда,  когда  встретил  его  в  кафе,
во-вторых, оттого, что, прожив годы в  нищенских  притонах,  он  должен  был
естественно испытывать тЯготение именно к  вещам  противоположного  порЯдка:
вместо апокалиптической грЯзи - чистота, вместо небрежности -  аккуратность,
вместо заплеванного каменного пола - блестЯщий паркет. ‘овершенно так  же  в
его манере держатьсЯ  и  во  всех  его  движениЯх  чувствовалась  судорожнаЯ
напрЯженность свежего барства,  со  стороны  казавшаЯсЯ,  особенно  вначале,
несколько стеснительной.
     Љогда Я пришел к нему, - это было часа в четыре пополудни, - он был  не
один. “ него сидел в какой-то выжидательно-унизительной позе, - и Я  подумал
еще раз, насколько то, что в статьЯх об искусстве или  о  театре  называлось
"пластикой", насколько это находилось в жестокой и почти всегда  непременной
зависимости от условий жизни, среды и состоЯниЯ  здоровьЯ  и  как  это  было
по-немому выразительно, - небольшой человек лет пЯтидесЯти, с  неопределенно
серыми волосами и маленькими глазами, избегавшими глаз собеседника.  Ћн  был
очень бедно одет; он  держал  в  руках  помЯтую  и  грЯзную  кепку,  котораЯ
когда-то была светло-серой, - это можно было заметить по тому, что у  самого
его козырька, защищенные кнопкой, виднелись светлые клетки материи. Љогда  Я
вошел, человек с кепкой, до этого что-то говоривший, замолчал и посмотрел на
менЯ сердито и испуганно в одно  и  то  же  времЯ.  Ќо  хозЯин  дома  встал,
поздоровалсЯ со мной, - он  был  подчеркнуто  любезен,  -  попросил  у  менЯ
извинениЯ и сказал своему посетителю:
     - ‚ы можете продолжать, Я вас слушаю. ‚ы говорите, что это произошло  в
‹ионе?
     - „а, да, в ‹ионе. ’ак вот, изволите  видеть,  после  того  как  Я  был
арестован...
     € он довольно складно рассказал,  как  он  ехал  на  мотоциклете,  сбил
нечаЯнно с ног прохожего и  как  после  этого  началась  длиннаЯ  сериЯ  его
несчастий. Џо тому, как  он  это  говорил,  без  запинки  и  с  удивительной
невыразительностью, так, точно речь шла не о нем, а о каком-то третьем лице,
участь которого вдобавок ему совершенно  безразлична,  было  видно,  что  он
повторЯл эту историю много раз и она даже длЯ него  самого  потерЯла  всЯкую
убедительность. џ не знаю, отдавал ли он себе в этом отчет. ‚се сводилось  к
тому, что после выхода из тюрьмы у него отобрали  бумаги  и  теперь  он  был
лишен возможности поступить на какую бы то ни было работу и  оказалсЯ  таким
образом в безвыходном, как он сказал, положении. Љогда он  произнес  это,  Я
вдруг вспомнил, что однажды  уже  видел  его  и  слышал  именно  эти  слова,
интонациЯ которых никогда, по-видимому, не менЯлась. џ даже вспомнил, где  и
в каких обстоЯтельствах  это  происходило:  это  было  возле  Њонпарнасского
вокзала, и его  слушателем  тогда  был  грузный  мужчина  с  полукупеческой,
полуразбойничьей бородой и таким  же  лицом  -  широким,  хамским  и  важным
одновременно. Џосле этих слов  о  безвыходности  он  сделал  паузу  и  потом
сказал, несколько отвернувшись и равнодушно всхлипнув два раза, что если ему
не помогут, то ему остаетсЯ только самоубийство. Ћн прибавил, взмахнувши при
этом рукой, с небрежным отчаЯнием, что он лично давно потерЯл вкус к  жизни,
- он выразилсЯ иначе, но смысл был именно такой, - а вот жены ему жаль, она,
быть может, не вынесет этого, она и так всегда тЯжко  хворает  не  по  своей
вине. Њне казалось, что упоминание о вине было по меньшей мере странным,  но
он тотчас же поЯснил, что второй муж его жены - сам он был третьим - заразил
ее сифилисом, и вот теперь это, как он сказал, все времЯ  отражаетсЯ  на  ее
здоровье.
     - „а, - задумчиво сказал хозЯин, - действительно...
     € потом спросил совершенно другим голосом:
     - Љто вам дал мой адрес?
     - Љак вы говорите?
     - џ вас спрашиваю, кто вам дал мой адрес?
     - џ, извините, проходил, так вот подумал, может, здесь русские живут...
     - Ћдним словом, не хотите говорить. „ело ваше. ’олько Я - то знаю,  что
ваша фамилиЯ Љалиниченко, арестованы вы были не в ‹ионе, а в Џариже, и не за
то, что кого-то сбили мотоциклетом, а за кражу.
     —еловек с кепкой пришел в необыкновенное волнение и сказал, заикаЯсь от
злобы, что раз о  нем  такое  несправедливое  мнение,  то  он  лучше  уйдет.
Џриниженность его исчезла, и маленькие его глаза принЯли свирепое выражение.
Ћн встал и быстро вышел, не попрощавшись.
     - ‚ы его знаете? - спросил Я.
     - Љонечно, - ответил он. - Њы все более или менее знаем друг  друга,  Я
хочу сказать, все, кто принадлежит или принадлежал к этой среде.  Ћн  только
не думал, что Џавел Ђлександрович  ™ербаков,  живущий  в  этой  квартире,  и
адрес, который ему дал ЉостЯ ‚оронов, хотЯ он мне клЯлсЯ, что никому его  не
сообщит, - что этот ™ербаков-тот же самый,  который  жил  на  Rue  Simon  le
Franc. €наче он, конечно, не стал бы мне рассказывать  историю  с  ‹ионом  и
мотоциклетом, которую ему придумал и сочинил  за  тридцать  франков  —ернов,
бывший писатель, потому что у него самого не хватило бы на это воображениЯ.
     - Ћн же изобрел больную жену?
     - Ќе совсем, - сказал ™ербаков. - †енат мой посетитель никогда не  был,
насколько Я знаю, в этой среде многие юридические формальности не нужны,  но
женщина, с которой он живет, действительно сифилитичка. Ќе могу вам сказать,
впрочем, была ли и она когда-нибудь замужем;  сомневаюсь.  ‘огласитесь,  что
это не имеет значениЯ. Ђ теперь, после всего этого,  разрешите  мне  наконец
сказать, что Я рад вас видеть у себЯ.
     € разговор тотчас же принЯл  совершенно  другой  характер,  подчеркнуто
культурный; в нем, как и во  всем  остальном,  чувствовалось  желание  Џавла
Ђлександровича забыть о том,  что  предшествовало  теперешнему  периоду  его
жизни.  Ќо  начал  он  все-таки  -  иначе  он  не  мог  -  именно  с   этого
сопоставлениЯ.
     - џ так долго был лишен, - сказал он, - доступа к  тому  миру,  который
некогда был моим... Њожет быть, потому, что Я плохой философ и  уж  наверное
не стоик. џ хочу сказать, что длЯ философа внешние условиЯ жизни - вспомните
пример ќзопа - не должны были бы играть никакой роли в развитии человеческой
мысли. Ќо должен вам сознатьсЯ, что некоторые материальные  подробности,  во
власти которых может оказатьсЯ человек, - насекомые,  грЯзь,  холод,  дурные
запахи...
     Ћн сидел в глубоком кресле, курил папиросу, и перед  ним  стоЯла  чашка
кофе.
     -... ‚се это действует самым неприЯтным образом. Њожет быть, это  закон
душевной мимикрии,  который  идет  слишком  далеко.  ќто,  в  конце  концов,
понЯтно: мы знаем иногда, какие обстоЯтельства обуславливают начало действиЯ
того или иного биологического закона, но мы не можем предвидеть,  когда  это
действие прекратитсЯ, и не  можем  быть  уверены,  что  оно  во  всем  будет
целесообразно. Џочему, собственно, оттого, что Я живу в недостаточно хороших
условиЯх, король ‹ир или „он-Љихот терЯют длЯ менЯ значение? Ђ между тем это
так.
     џ слушал его рассеЯнно, перед моими глазами,  упорно  возвращаЯсь,  все
вставал тот апрельский день позапрошлого года, когда Я его  увидел  впервые,
его декоративные лохмотьЯ и темное, небритое лицо. ’еперь  над  его  головой
стоЯли книги в тЯжелых кожаных переплетах, и это медлительное щегольство его
речи ни в какой степени не могло казатьсЯ неуместным. џ провел с  ним  целый
вечер  и  ушел,  уносЯ  с  собой  воспоминание  об   этой   неправдоподобной
метаморфозе, которую Я все никак не мог переварить и в  которой  было  нечто
резко  противоречившее  всему,  что  Я   до   сих   пор,   сознательно   или
бессознательно, считал приемлемым. ќтот человек начиналсЯ в области фантазии
и переходил в действительность, и в его  существовании  -  длЯ  менЯ  -  был
элемент роскошной абсурдности какого-нибудь персидского сказаниЯ, и Я не мог
к этому привыкнуть.
     —ерез некоторое времЯ после этого мне  пришлось  -  совсем  случайно  -
опЯть столкнутьсЯ с обитателЯми rue Simon le Franc.  џ  встретил  одного  из
моих бывших товарищей по гимназии, которого Я давно потерЯл из  вида,  но  о
котором времЯ  от  времени  читал  в  газетах,  чаще  всего  по  поводу  его
очередного ареста или судебного приговора.  ќто  был  удивительный  человек,
хронический алкоголик, который прожил целую жизнь в пьЯном тумане и которого
только необыкновенное здоровье  предохранЯло  от  могилы.  ‚  начале  своего
пребываниЯ во  ”ранции  он  работал  на  разных  фабриках,  но  этот  период
продолжалсЯ недолго: он сошелсЯ с какой-то состоЯтельной женщиной,  проводил
с ней времЯ во всевозможных кабаре, затем уличил ее в неверности, стрелЯл  в
ее нового любовника, попал за это в тюрьму и, выйдЯ оттуда,  стал  вести  уж
совершенно  беспорЯдочную  жизнь,  о  которой  было  трудно  составить  себе
сколько-нибудь свЯзное  представление.  ’о  он  работал  садовником  на  юге
”ранции, то ехал в ќльзас, то оказывалсЯ в какой-то пиренейской деревне.  Ќо
большей частью он жил все-таки в Џариже, в далеких его  трущобах,  от  одной
темной истории к другой, и когда он рассказывал об этом, в его повествовании
всегда  фигурировали  освобождениЯ  за  недостатком  улик   и   выЯснившиесЯ
недоразумениЯ. ‚прочем, следить за его  рассказом  не  было  просто  никакой
возможности, нельзЯ было  определить,  где  кончаетсЯ  его  пьЯнство  и  где
начинаетсЯ его сумасшествие; во всЯком случае, ни  о  какой  хронологической
последовательности того, что он говорил, не могло быть и речи.
     - ’ы понимаешь, как раз когда Я приехал из вейцарии, она мне  говорит,
что эта самаЯ итальЯнскаЯ художница хотела уехать в ‘ицилию, но в это  времЯ
приходит, можешь себе представить,  полицейский  инспектор  по  поводу  того
греческого журналиста и спрашивает менЯ, что Я делал две недели тому назад в
‹юксембурге, а она говорит, что доктор, который лечил англичанина, подвергсЯ
ночью нападению, - голова  вдребезги,  понимаешь,  тЯжело  раненный,  решает
прЯмо обратитьсЯ к моделистке, котораЯ живет возле Porte d'Orleans.
     Ћн говорил так, точно каждый его собеседник был подробно осведомлен обо
всех, кого он упоминал. ‚месте с тем Я никогда не слыхал даже от него самого
ни о художнике, ни о греческом журналисте, ни о докторе и не был уверен, что
они вообще существовали в том временном и случайном их облике, в  каком  они
возникали из его слов. ‚ постепенной  атрофии  его  умственных  способностей
или,  скорее,  в  невероЯтном  их  смешении  понЯтие  о   времени   исчезало
совершенно, он не  знал,  в  котором  году  мы  живем,  и  какаЯ-то  внешнЯЯ
последовательность   его   собственного   существованиЯ   казалась   чудесно
неправдоподобной. ’ак он бродил по Џарижу, в многолетнем пьЯном  безумии,  и
было удивительно, что он как-то попадал домой и кого-то еще  узнавал.  Ќо  в
последние годы он сильно сдал, был болен чахоткой и  не  мог  уже  жить  как
раньше. џ как-то встретил его на улице, он попросил у менЯ денег, Я дал  ему
то, что у менЯ было с собой, а через несколько дней получил от него  письмо,
в котором он писал, что лежит больной в своем номере  гостиницы  и  что  ему
нечего есть. џ поехал туда.
     Ћн жил на окраине города, недалеко от боен, - и Я нигде не видел  более
свирепой нищеты. ‚низу,  у  стойки,  небрежно  споласкивал  стаканы  мутного
стекла татуированный человек с ублюдочно-уголовным лицом, сказавший мне, что
Њишель живет  в  номере  тридцать  четыре.  Џо  лестнице,  узкой  и  крутой,
спускались и поднимались какие-то подозрительные субъекты, и на каждом этаже
был  свой  собственный,  особенный  оттенок  тЯжелой  вони,  которой   было,
казалось, пропитано все здание. Њишка лежал на кровати небритый, осунувшийсЯ
и худой. ђЯдом с изголовьем постели сидела женщина лет шестидесЯти, густо  и
неумело накрашеннаЯ, в черном пальто и ночных туфлЯх. Љогда Я  вошел,  Њишка
сказал ей по-русски:
     - ’еперь ты можешь уходить.
     Ћна поднЯлась, произнесла невыразительным  голосом:  "„о  свиданиЯ!"  -
открыв рот, в котором не хватало многих зубов, и ушла. џ молча посмотрел  ей
вслед. Њишка спросил:
     - ’ы ее разве не помнишь?
     - Ќет.
     - ќто ‡ина.
     - ЉакаЯ ‡ина?
     - ’а самаЯ, знаменитаЯ.
     џ никогда не слышал ни о какой знаменитой ‡ине.
     - —ем знаменитаЯ?
     - Ќатурщица, красавица. Ћна была любовницей  всех  великих  художников.
Ћна была моей любовницей тоже, но сейчас, ты понимаешь,  это  дело  прошлое,
длЯ менЯ женщины больше не существуют, мне дыханиЯ не хватает. ќто  как  раз
незадолго до того, как Я был в ‚ерсале, когда имел  дело  с  этим  албанским
архитектором, у которого было недоразумение с моей швейцаркой...
     - Џодожди, подожди, - сказал Я. - ђасскажи мне лучше о ‡ине.
     - Ћна теперь живет с таким стрелком, - сказал Њишка. Ћн был  совершенно
трезв, - вероЯтно в первый  раз  за  очень  долгое  времЯ.  -  ЊелкаЯ  такаЯ
сволочь, у менЯ с ним было дело лет пЯть тому назад, он у менЯ  деньги  было
украл, которые Я получил тогда от этой  англичанки,  она  как  раз  выходила
замуж и...
     - “крал или не украл?
     - Ћн-то украл, да потом отдал, Я его прикрутил. ’акаЯ мышастаЯ сволочь,
знаешь. Ќу, она его, конечно, сифилисом заразила. Ћн-то  вообще  всегда  был
стрелок, он рассказывает историю с мотоциклетом, как его в ‹ионе арестовали.
џ ему говорю - какой там ‹ион, когда Я тебЯ по версальской тюрьме помню, - а
хуже нет тюрьмы, клЯнусь честью, тысЯчу раз лучше  ‘антэ,  боже  тебЯ  упаси
попасть в версальскую, это Я тебе товарищеский совет даю. Ђ ему всю  историю
жизни написал Ђлексей Ђлексеевич —ернов, - вот это,  брат,  талант.  “  менЯ
даже одна его вещь есть, напечатана на машинке.
     € он действительно достал с полки грЯзно-серую тетрадку,  углы  которой
были сильно обтрепаны, и протЯнул ее мне. ќто  был  рассказ  —ернова  "Џеред
грозой". џ прочел первые строки:
     "Ќад величественным, как всегда, Џетербургом спускались зимние сумерки.
Џетр €ванович Ѓелоконников, богатый человек сорока лет,  принадлежавший  как
по своему происхождению, так и по образованию, которое он получил в пажеском
корпусе, к большому свету северной  Џальмиры,  шел  по  тротуару,  распахнув
шубу. Ћн только что рассталсЯ с Ѓетти, котораЯ была его любовницей, и из его
головы не выходила мраморнаЯ белизна ее груди и жгучие ласки  ее  роскошного
тела".
     џ расспрашивал Њишку об этих людЯх, которых он хорошо знал. ЌесмотрЯ на
бессвЯзность его рассказа, Я все-таки выЯснил, что Ђлексей Ђлексеевич —ернов
был тот болезненного вида оборванный  старик,  который  просил  милостыню  у
выхода из русской церкви и которого Я видел много раз. џ узнал также, что  у
‡ины была дочь, ‹ида, лет двадцати шести, котораЯ была одно времЯ замужем за
каким-то французом; он скоропостижно умер; подозревали отравление, и у  ‹иды
были неприЯтности. џ успел заметить, что на Языке Њишки слово "неприЯтности"
чаще всего значило "тюрьма". ’еперь она где-то на улицах продавала цветы.
     џ вернулсЯ в гостиницу Њишки через несколько дней, по там его больше не
было, и никто не мог мне сказать, куда он делсЯ. ’олько много позже Я узнал.
что он умер от чахотки приблизительно через месЯц после моего свиданиЯ с ним
в одном из санаториев под  Џарижем.  Џримерно  в  эти  же  дни,  проходЯ  по
бульвару ѓарибальди, Я заметил группу, котораЯ  шла  по  тротуару  навстречу
мне. ќто были ‡ина, мышастый стрелок, тот самый, которого Я  видел  у  Џавла
Ђлександровича в день моего визита к нему, и молодаЯ  женщина,  очень  бедно
одетаЯ, с нечесаными  белокурыми  волосами  -  ‹ида,  такаЯ,  какой  мне  ее
описывал Њишка. Ћни все шли почти рЯдом. ‹ида чуть-чуть позади. џ видел, что
посередине тротуара лежал большой окурок, к которому они приближались. Љогда
они подошли к этому месту совсем близко, мышастый  человек  Явно  хотел  уже
нагнутьсЯ, но в ту же  секунду  с  необыкновенной  ритмической  точностью  и
быстротой ‡ина толкнула его плечом так, что он едва не упал.
     ‡атем небрежным и безошибочным движением она подобрала окурок и тем  же
шагом пошла дальше. џ невольно вспомнил джигитов, которые, сползаЯ с  седла,
подхватывают платок, лежащий на земле, в то времЯ как лошадь продолжает идти
прежним карьером. џ видел, что ‹ида улыбнулась, и не мог не заметить, что  в
ее испитом и нездоровом, несмотрЯ на молодость, лице  была  несомненнаЯ,  но
чем-то почти тревожнаЯ привлекательность.
     Ђ вечером того днЯ, когда Я встретил эту группу и когда в  моей  памЯти
были  свежи  недавние  событиЯ  -  визит  к  ™ербакову,   посещение   Њишки,
соображениЯ, свЯзанные с мышастым стрелком, ‡иной и ее  дочерью,  -  вечером
этого днЯ менЯ отделЯло от них огромное  расстоЯние,  и  все  это  перестало
занимать мое внимание. „нем Я почувствовал  непонЯтную  усталость,  вернулсЯ
домой и проспал три часа подрЯд. ‡атем Я встал, умылсЯ  и  пошел  обедать  в
ресторан, а из ресторана опЯть домой. Ѓыло  около  девЯти  часов  вечера.  џ
долго стоЯл у окна и смотрел вниз, на узкую  улицу.  ‚се  было  как  всегда:
цветные стекла публичного дома, находившегосЯ напротив, были освещены, и над
ними легко было прочесть надпись "Au panier fleuri" {"‚  цветочной  корзине"
(фр.).}, консьержки сидели на  стульЯх,  каждаЯ  перед  своей  дверью,  и  в
вечерней тишине  Я  слышал  их  голоса,  переговаривающиесЯ  о  погоде  и  о
дороговизне; на углу улицы и бульвара, возле витрины книжного  магазина,  то
показывалсЯ, то скрывалсЯ силуэт Њадо, вышедшей на свою  работу  и  ходившей
взад и вперед все на одном и том же  пространстве  -  тридцать  шагов  туда,
тридцать шагов обратно; где-то неподалеку  играло  механическое  пианино.  џ
знал на этой улице всех, как Я знал ее  запахи,  вид  каждого  дома,  стекла
каждого окна и то убогое подобие существованиЯ, характерное длЯ  каждого  из
ее обитателей, в котором Я никак не мог понЯть  главного:  что,  собственно,
вдохновлЯло этих людей в жизни, которую  они  вели?  Љаковы  могли  быть  их
желаниЯ, надежды, стремлениЯ и во имЯ какой, собственно, цели каждый из  них
послушно и терпеливо делал все одно и то же каждый день? —то  могло  в  этом
быть - кроме темного биологического закона, которому они  все  повиновались,
не знаЯ  его  и  никогда  о  нем  не  думаЯ?  —то  вызвало  их  к  жизни  из
апокалиптического небытиЯ? ‘лучайное и, может быть, минутное соединение двух
человеческих тел однажды вечером или однажды ночью, несколько  десЯтков  лет
тому назад? € Я вспомнил,  что  говорил  низенький  сорокалетний  мужчина  в
кепке, Џоль, служивший шофером на грузовике и живший двумЯ домами ниже менЯ,
за очередным стаканом красного вина:
     - J'ai pas connu mes  parents,  c'est  a  s'demander  s'il  ont  jamais
existe. Tel, que vous m'voyez, j'ai ete trouve dans une poubelle, au  24  de
la rue Caulaincourt. Je  suis  un  vrai  parisien,  moi  {џ  не  знаю  своих
родителей, более того, Я сомневаюсь, существовали ли они вообще ’аким, каким
вы менЯ видите, менЯ нашли в мусорном Ящике на улице Љоленкур, 24. ’ак что Я
настоЯщий парижанин (фр.).}.
     € когда Я один раз спросил Њадо, на что она рассчитывает  в  будущем  и
как может сложитьсЯ  ее  жизнь,  она  посмотрела  на  менЯ  пустыми,  сильно
подведенными глазами и, дернув плечом, ответила, что она никогда  не  терЯла
времени на такого рода размышлениЯ. Џотом она помолчала секунду  и  сказала,
что будет работать до того днЯ, пока не умрет - jusqu'au  jour  ou  je  vais
crever, parce que je suis poitrinare {„о того днЯ, когда Я  сдохну,  ведь  у
менЯ больные легкие (фр.).}.
     џ отошел от окна. Њеханическое пианино  безжалостно  продолжало  играть
одну арию за другой. Њне казалось, что Я все глубже и  глубже  погружаюсь  в
неопределенный душевный туман. џ старалсЯ представить  себе  наиболее  полно
все, что Я мог объЯть своим воображением, - то, каким мир был сейчас: темное
небо над Џарижем, огромные его  пространства,  тысЯчи  и  тысЯчи  километров
океана, рассвет над Њельбурном, поздний вечер в Њоскве, шипение морской пены
у берегов ѓреции, горЯчий полдень в Ѓенгальском заливе, прозрачное  движение
воздуха над землей и времЯ, неудержимо уходЯщее в прошлое.  ‘колько  человек
успело умереть с той минуты, что Я подошел к окну,  сколько  их  агонизирует
сейчас, когда Я думаю об этом, сколько тел корчитсЯ в смертельных судорогах,
- тех, длЯ кого уже наступил последний и неумолимый день их жизни? џ  закрыл
глаза, и передо мной возник "‘трашный суд" Њикеланджело,  и  одновременно  с
этим Я почему-то вспомнил его последнее письмо, в котором он говорит, что не
может больше писать. џ вспомнил эти строки и ощутил холод в спине: эта рука,
котораЯ не могла писать, высекла из мрамора „авида и ЊоисеЯ -  и  вот  гений
его растворилсЯ в том же самом небытии, из которого он возник; и каждое  его
произведение - это была кажущаЯсЯ победа над смертью  и  над  временем.  „лЯ
того чтобы эти понЯтиЯ - времЯ и смерть - поЯвились передо мной во  всей  их
непоправимости, нужно было  проделать  долгий  путь  медленного  углублениЯ,
нужно было победить звуковую неубедительность этой  последовательности  букв
"р", "е", "м", и только тогда проЯвлЯлась эта бесконечнаЯ перспектива  моего
собственного умираниЯ. ‘троки письма Њикеланджело звучали  в  моих  ушах,  Я
отчетливо видел печатную страницу, дату "ђим, 28 декабрЯ 1563 года" и адрес:
"‹ионардо ди Ѓуанорроти ‘имони, ”лоренциЯ". "џ  получил  в  последнее  времЯ
много писем о г. тебЯ и не ответил. …сли Я так поступил, то это оттого,  что
моЯ рука мне больше не повинуетсЯ". —ерез два месЯца после этого, в  феврале
1564 года, он умер. ‚спомнил ли он  еще  о  трагической  грандиозности  этой
волны мускулов и тел, которые его неумолимое  вдохновение  так  повелительно
сталкивало в ад - бесчисленными и безошибочными  движениЯми  единственной  в
мире руки, той самой, котораЯ потом отказалась ему служить, - в  дни,  когда
стала так очевидна иллюзорность  его  нечеловеческого  могущества  и  земнаЯ
напрасность его неповторимого гениЯ? џ сидел в кресле  и  думал  с  холодным
исступлением о том, что, в сущности,  несостоЯтельно  все  и,  в  частности,
любаЯ отвлеченнаЯ мораль и даже недосЯгаемое духовное величие христианства -
потому что мы ограничены временем и потому  что  есть  смерть.  џ,  конечно,
давно знал эти мысли, всю мою жизнь, как их знали миллионы людей до менЯ, но
лишь изредка они переходили из теоретического пониманиЯ в ощущение, и  тогда
всЯкий раз Я испытывал особенный и ни с чем не сравнимый ужас. ‚се, в чем  Я
жил, и все, что окружало менЯ, терЯло всЯкий смысл и всЯкую  убедительность.
€ тогда у менЯ поЯвлЯлось  неизменное  и  странное  желание  -  исчезнуть  и
растворитьсЯ, как призрак во сне, как  утреннее  пЯтно  тумана,  как  чье-то
далекое воспоминание.  Њне  хотелось  забыть  все,  что  Я  знал,  все,  что
составлЯло, собственно, менЯ, вне чего нельзЯ  было,  казалось,  представить
себе мое существование, эту совокупность абсурдных и случайных  условностей,
- так, точно мне хотелось бы доказать себе, что у  менЯ  не  одна  жизнь,  а
несколько, и, стало быть, тем, в чем Я живу сейчас, вовсе не ограничены  мои
возможности. џ видел, в теоретической  и  умозрительной  перспективе,  целую
последовательность постепенных моих превращений, и  в  этой  множественности
обликов, возникавших  передо  мной,  была  надежда  на  какое-то  призрачное
бессмертие.  џ  видел  себЯ  композитором,  шахтером,   офицером,   рабочим,
дипломатом, бродЯгой, в каждом превращении была своеобразнаЯ убедительность,
и мне начинало казатьсЯ, что Я действительно не знал,  каким  менЯ  застанет
завтрашний день и какое пространство будет отделЯть менЯ после этой ночи  от
сегоднЯшнего вечера. ѓде буду Я и что будет  со  мной?  џ  прожил,  как  мне
казалось, столько чужих жизней, Я столько раз  содрогалсЯ,  испытываЯ  чужие
страданиЯ, Я столько раз чувствовал с необыкновенной отчетливостью  то,  что
волновало других людей, нередко умерших и  далеких  от  менЯ,  что  Я  давно
потерЯл представление о своих собственных очертаниЯх. € в  этот  вечер,  как
всЯкий раз, когда Я долго оставалсЯ один, Я был  окружен  точно  чувственным
океаном неисчислимого множества воспоминаний, мыслей, переживаний и  надежд,
которым предшествовало и  за  которыми  следовало  смутное  и  непреодолимое
ожидание. Џод конец подобное состоЯние так утомлЯло менЯ, что  все  начинало
путатьсЯ в моем воображении, и тогда Я либо уходил  в  кафе,  либо  старалсЯ
сосредоточить внимание на какой-нибудь одной и вполне определенной идее  или
системе  идей,  либо,  наконец,  вызывал   в   своей   памЯти   какую-нибудь
спасительную мелодию, за которой заставлЯл себЯ следить. џ лег в совершенном
бессилии на кровать - и вдруг вспомнил "Ќеоконченную симфонию"; она  звучала
в вечернем безмолвии  моей  комнаты,  и  через  несколько  минут  мне  стало
казатьсЯ, что Я вновь в  концертном  зале:  черный  фрак  дирижера,  сложный
воздушный танец его палочки, за движениЯми которой,  в  побежденной  тишине,
идут  музыкальные  переливы-струны,  смычки,  клавиши,  -  очередной  и,   в
сущности, почти чудесный возврат далекого вдохновениЯ, остановленного  много
лет тому назад тем же слепым и беспощадным законом,  в  силу  которого  рука
Њикеланджело стала неподвижной. Ќаступала ночь, на  небе  поЯвились  звезды,
внизу спали консьержки, светилась вывеска "Au  panier  Fleuri",  и  на  углу
двигалась, как маЯтник, Њадо,  и  все  это  проходило  сквозь  "Ќеоконченную
симфонию", не омрачаЯ и не нарушаЯ ее, постепенно расплываЯсь  и  исчезаЯ  в
этом движении звуков, в этой призрачной победе  воспоминаний  и  воображениЯ
над действительностью и над очевидностью.

                                 ----------

     џ бывал у Џавла Ђлександровича почти каждую  неделю  и  подолгу  с  ним
разговаривал. Њне все хотелось выЯснить, в частности, как он  мог  дойти  до
этого состоЯниЯ, в котором находилсЯ, когда Я его встретил, и как, дойдЯ  до
этого состоЯниЯ, он сумел сохранить  то,  что  так  резко  отличало  его  от
товарищей по несчастью. џ знал, что человеку, ставшему  нищим,  обычно  путь
назад отрезан навсегда, не  только  в  смысле  возвращениЯ  к  матерьальному
благополучию, - многие нищие были сравнительно богаты, Я неоднократно  видал
таких, - но главным образом в том, что  называлось  общественной  иерархией:
оттуда люди не поднимались. џ никогда,  конечно,  не  ставил  этого  вопроса
прЯмо, Я даже не намекал на это. Ќо, сопоставлЯЯ некоторые из  почти  всегда
случайных  высказываний  Џавла  Ђлександровича,  Я  составил  себе  об  этом
представление, не лишенное правдоподобности. —то-то произошло в  начале  его
жизни за границей, Я никогда не мог узнать, что именно, какаЯ-то катастрофа,
свЯзаннаЯ, как мне казалось, с женщиной. Џосле этого он начал пить и  спилсЯ
совершенно. ’ак продолжалось много лет, и, вероЯтно, ничего не могло бы  его
спасти, если бы он не  захворал.  Ћн  свалилсЯ  однажды  ночью  на  улице  и
пролежал так  несколько  часов,  пока  его  не  подобрали  и  не  отвезли  в
госпиталь. ’ам его подвергли всестороннему  осмотру,  сделали  все  анализы,
которые были необходимы,  лечили  несколько  месЯцев,  и  когда  он  наконец
почувствовал  себЯ  значительно  лучше,  врач  ему  сказал,  что  он   может
существовать только при одном условии-полном воздержании о г алкоголЯ. Џавел
Ђлександрович тотчас же убедилсЯ в том, что доктор говорил  правду:  выпитый
стакан вина немедленно вызывал у него рвоты и  мучительное  заболевание.  Ћн
отказалсЯ от всЯких напитков и через некоторое времЯ стал  почти  нормальным
человеком. …го вс грече со мной в ‹юксембургском саду предшествовало полтора
года его жизни, в течение которых он не пил. Ћн давно уже понимал  тЯгостный
позор своего положениЯ; но он был не молод, физически слаб,  в  его  прошлом
было много лет того существованиЯ, какое и теперь вели его  товарищи,  и  он
полагал, что если в ближайшем будущем ничего не изменитсЯ, то  ему  остаетсЯ
только один выход - самоубийство.
     ’аково было внешнее объЯснение того, что с ним произошло. Ќо было,  как
мне  казалось,  и  другое  -  постоЯнное  и  пассивное   сопротивление   той
несомненной культуры, котораЯ была  длЯ  него  характерна,  этому  глубокому
падению,  какой-то  внутренний,  быть  может  почти  бессознательный,  почти
органический стоицизм, который он сам так упорно отрицал.
     џ не мог, конечно, не заметить, что в его квартире живет женщина,  хотЯ
Я ее ни разу не видел, и Џавел Ђлександрович никогда не обмолвилсЯ  об  этом
ни  одним  словом.  Ќо  Я  неоднократно  замечал  следы  ее  присутствиЯ:  в
пепельнице лежали окурки, на которых отпечатались накарминенные  губы,  едва
ощутимый запах духов иногда оставалсЯ в комнате. ‚ конце концов,  что  могло
быть более естественно? € вот однажды, когда Я пришел, как всегда, к  восьми
часам вечера, на столе было не два, а три прибора.
     - Њы сегоднЯ будем обедать втроем, - сказал Џавел Ђлександрович, - если
вы ничего не имеете против этого.
     - Ќаоборот, наоборот, - поспешно сказал Я. ‚ эту же секунду  Я  услышал
шаги, повернул голову - и вздрогнул от удивлениЯ  и  необъЯснимо  тЯгостного
чувства, мгновенно менЯ охватившего: Я увидел  молодую  женщину,  в  которой
тотчас же узнал дочь ‡ины, хотЯ с того днЯ,  что  Я  встретил  ее  на  улице
вместе с ее матерью и мышастым стрелком, она изменилась совершенно. Ћна была
хорошо одета, на ней было синее шелковое платье, довольно широкое, в крупных
складках, белокурые волосы были  завиты,  губы  накарминены,  глаза  немного
подведены. Ќо в ее лице оставалось то же самое, что Я заметил, когда  увидел
се впервые, и что было чрезвычайно трудно определить - нечто  притЯгательное
и неприЯтное одновременно.
     Ћна подала мне руку и  извинилась,  сказав,  что  ей  не  всегда  легко
говорить по-русски. Ћна картавила и во  времЯ  разговора  действительно  все
сбивалась на французский Язык, - и тут она  была  беззащитна.  Ћна  говорила
приблизительно так, как говорЯт на улицах бедных парижских окраин, и Я опЯть
вздрогнул, услышав эти знакомые интонации, эту  движущуюсЯ  звуковую  массу,
убогую и вместе с тем чем-то неподдельно трагическую.  ‚прочем,  она  больше
молчала, изредка поднимаЯ то на ™ербакова, то на менЯ свой взглЯд, несколько
раздражавший  менЯ  выражением  какой-то   вздорной,   как   мне   казалось,
значительности. …й было двадцать шесть лет,  на  вид  ей  можно  было  дать,
однако, больше, потому что кожа ее лица  успела  потерЯть  упругую  свежесть
ранней молодости, и оттого, что в ее голосе слышалась легкаЯ хрипота,  когда
она его понижала. Ќо и в этом была своеобразнаЯ привлекательность...
     ‚ тот вечер Я не знал о ней почти ничего. џ мог бы узнать все, но Њишки
уже  не  было  в  живых.  “  менЯ.  впрочем,  оставались  другие   источники
осведомлениЯ, которыми Я воспользовалсЯ несколько позже: Я пригласил в  кафе
одного из русских бродЯг, которого знал по виду, и на третьем  стакане  вина
он рассказал мне многое об ее жизни. Ќо это произошло через пЯть  или  шесть
дней после нашего обеда втроем.
     Џавел Ђлександрович,  как  всегда,  не  прикоснулсЯ  к  вину,  Я  выпил
несколько глотков. ‡ато  ‹ида  выпила  четыре  стакана.  Џосле  ужина  Џавел
Ђлександрович  спросил  менЯ,  люблю  ли  Я  цыганские  романсы.  џ  ответил
утвердительно.
     - ’огда Я приглашаю вас на небольшой любительский концерт, - сказал он.
     Њы пошли на другую половину квартиры, где мне до сих пор не приходилось
бывать. Ќа полу лежал бобрик, стены были оклеены синими обоЯми.  ‚  гостиной
стоЯло пианино. Џавел Ђлександрович сел перед ним, несколько раз  дотронулсЯ
до клавиш и сказал:
     - Ќу, ‹ида...
     Ћна начала петь вполголоса, но сразу же было видно, что  она,  конечно,
музыкальна, что она не способна сфальшивить или  ошибитьсЯ  в  ритме.  —ерез
минуту она, казалось, забыла о нас и пела так, точно была одна в комнате,  -
одна или перед многочисленной аудиторией. џ знал  почт  весь  ее  репертуар,
довольно обширный, в который входили французские песенки, цыганские  романсы
и множество других вещей самого разного и случайного  происхождениЯ.  Ќо  до
этого вечера Я не представлЯл себе, что это может звучать именно так. ‚ свое
исполнение, которому никак нельзЯ было отказать ни в некотором искусстве, ни
в музыкальной убедительности, она вносила никогда не изменЯющую ей,  никогда
не прерывающуюсЯ, тЯжелую чувственность, которой эти вещи  были  чаще  всего
лишены. ‚ звуках ее голоса, то протЯжных, то коротких, то глубоких, в  самых
разных его оттенках повторЯлось все  одно  и  то  же,  с  такой  неотступной
настойчивостью, что  под  конец  это  перерастало  и  пианино,  и  пение,  и
последовательность рифмованных слов и становилось просто тЯгостным.  ‚  этом
было необъЯснимое звуковое бесстыдство, и когда  Я  закрывал  глаза,  передо
мной сразу возникала белаЯ пропасть воображаемой кровати и в ней голое  тело
‹иды и смутный и неверный силуэт  мужчины,  склоненный  над  ней.  Ќо  самым
неприЯтным в этом было нечто, похожее на личное напоминание, -  на  то,  что
каждый ее слушатель тоже  не  был  и  не  мог  быть  совершенно  чужд  этому
чувственному миру, в котором было нечем дышать. € уже тогда Я понЯл,  слушаЯ
ее пение, что было бы достаточно, быть  может,  одной  случайности,  и  менЯ
неудержимо потЯнуло бы к  ней,  и  против  этой  притЯгательности  могли  бы
оказатьсЯ бессильны и мое невольное к ней презрение, и упорнаЯ моЯ  душевнаЯ
болезнь, влекущаЯ менЯ в то холодное и отвлеченное пространство, от которого
Я не мог уйти. џ думал обо всем этом, и  мне  вдруг  стало  бесконечно  жаль
Џавла Ђлександровича; надо было полагать, что в том мире, которого она  была
живым и непреодолимым напоминанием,  ему  была  суждена  печальнаЯ  роль  ее
бледного спутника, - как в этом звуковом соединении роЯлЯ и  голоса  он  мог
быть только аккомпаниатором. џ внимательно смотрел на ‹иду, - на ее  красный
рот, на ее  глаза,  принимавшие  времЯ  от  времени  какое-то  сонно-влажное
выражение,  на  ритмическое  покачивание  ее  узкого   тела,   которым   она
сопровождала свое пение.

                ЏроглЯнет солнца луч сквозь запертые ставни,
                € снова, как вчера, кружитсЯ голова,
                Њне слышитсЯ твой смех, наш разговор недавний,
                Љак струнный перебор, звучат твои слова.

     € вдруг Я вспомнил ‡ину, ее мать, старое, неумело накрашенное ее  лицо,
беззубый рот и потухший глаза и ревматические ноги в ночных туфлЯх. ‡атем  Я
перевел взглЯд на ‹иду, черты ее лица на секунду расплылись и  удалились,  и
тогда со внезапным холодком в спине Я увидел мгновенно исчезнувшее  сходство
‹иды с ее матерью. „о этого, однако, было пока что  далеко  -  и  надо  было
думать, что в течение нескольких долгих лет еще много раз  узкое  тело  ‹иды
будет двигатьсЯ в этом  колеблющемсЯ  ритме  и  чьи-то  другие  глаза  будут
смотреть на нее с таким же жадным  вниманием,  с  каким  Я  смотрел  на  нее
теперь. Љогда она кончила петь, у менЯ было впечатление, что Я  пьЯн;  почти
тотчас же после этого Я  ушел,  сославшись  на  необходимость  готовитьсЯ  к
экзамену, и только на улице Я почувствовал себЯ свободным.
     Ќесколькими днЯми позже Я разыскал  одного  из  моих  старых  знакомых,
пожилого русского стрелка, которого Я издали узнал, потому  что  его  нельзЯ
было спутать ни с кем: волосы на его лице росли отдельными  и  разрозненными
пучками. Њне пришлось два или  три  раза  видеть  его  бритым,  и  тогда  он
становилсЯ похожим на других  людей.  Ќо  в  обычное  времЯ,  когда  он  был
нормально небрит, в этой странной растительности его лица было  нечто  почти
ботаническое, что-то похожее на пЯтна  серого  мха,  пробивающегосЯ  кое-где
сквозь камень. џ пригласил его в небольшое кафе, заказал ему красного вина и
сандвичи, - он очень мало ел, как все алкоголики, - и спросил его, знает  ли
он ‡ину, ее мужа и дочь. ‘начала он  отвечал  уклончиво,  но  вино  на  него
быстро подействовало, и он рассказал мне все, что ему было известно об этом,
как он выразилсЯ, семействе. Њне, однако, стоило  большого  труда  заставить
его говорить именно о том, что менЯ интересовало, потому что он все сбивалсЯ
на бесконечное повествование  о  какой-то  кнЯгине,  бывшей  его  любовнице,
которую он, по его словам, никак не  мог  забыть  и  котораЯ  сделала  такую
прекрасную карьеру в Џариже, что, впрочем, было понЯтно, так  как  она  была
вообще женщиной исключительной. џ все не мог взЯть в толк, что это  была  за
карьера, тем более что, как сказал мой собеседник, нужны  были  долгие  годы
терпениЯ и осторожности, прежде чем кнЯгинЯ достигла своей цели.  Џод  конец
это все-таки выЯснилось: кнЯгинЯ, оказываетсЯ, служила горничной  у  богатой
старухи, котораЯ плохо видела и плохо слышала и которую  она  систематически
обкрадывала. € когда старуха умерла, оставив свое состоЯние каким-то дальним
родственникам, у кнЯгини оказались очень порЯдочные деньги. €менно тогда она
пренебрегла, как он сказал, его любовью и всецело ушла в свою личную  жизнь.
Ћн Явно искал моего сочувствиЯ, Я покачал головой и  заметил  неопределенно,
что бывает всЯкое и что лучшаЯ участь не всегда есть удел наиболее достойных
людей. Ћн пожал мне руку с пьЯным и искренним чувством и перешел  наконец  к
‡ине и ‹иде. €х историю он рассказывал мне с такими подробностЯми,  которых,
казалось бы, никто не мог знать, но он говорил о них  гак,  точно  они  всем
были известны. Џрежде всего, по его словам, ‡ина сама не знала,  кто  именно
был  отцом  ‹иды,  потому  что  вела  в  эти   времена   крайне   рассеЯнное
существование. „о двенадцати лет ‹ида жила в деревне и только потом приехала
к матери. Љогда ей было четырнадцать лет,  она  стала  любовницей  мышастого
стрелка; ‡ина это узнала, был страшный скандал, она  набросилась  на  своего
сожителЯ и ранила его ножницами - в  припадке  женской  ревности,  -  сказал
стрелок. Џотом, однако, все "вошло в колею", особенно после того,  как  ‹ида
сбежала из дому и пропала на четыре года. Љак именно она их провела, не знал
никто, даже мой собеседник.  Ћдин  из  его  друзей,  ЏетЯ  ’арасов,  правда,
говорил ему, что видел, как ‹ида в ’унисе что-то продавала на набережных; но
Џете ’арасову нельзЯ было верить до конца, так как он пил мертвую, и  о  нем
вообще стрелок отзывалсЯ неодобрительно, утверждаЯ, что он человек неверный.
‚последствии, однако, оказалось, что ‹ида действительно была в ’унисе. ‡атем
она вернулась домой, и по ее виду можно было подумать, что она долго болела.
     - Ћни все жили тогда на улице Simon le Franc? - спросил Я.
     Ќет, они, оказываетсЯ, никогда там  не  жили:  у  них  была  постоЯннаЯ
квартира на rue de F-Eglise St. Martin.
     - Љвартира? - сказал Я с удивлением. џ помнил эту улицу, мне  казалось,
что там вообще не могло быть квартир, там стоЯли деревЯнные бараки, где жили
польские чернорабочие, арабы и китайцы, а на углу был "Bar Polski", один  из
самых мрачных притонов, какие Я видел в своей  жизни.  Џравда,  по  описанию
моего собеседника, в квартире ‡ины, состоЯвшей все-таки из двух  комнат,  не
было ни воды, ни газа, ни даже электричества.  Њне  было  неловко  спросить,
откуда ‡ина брала деньги на бедное свое существование, Я знал,  что  в  этой
среде подобные вопросы неуместны. Ќо стрелок мне объЯснил, что ‡ина  и  ‹ида
хорошо зарабатывали, потому что ходили по дворам и пели, а мышастый  стрелок
им аккомпанировал на гармонике. ќто продолжалось до тех пор,  пока  ‡ина  не
охрипла навсегда по неизвестной причине. „еньги, однако, у них не держались,
так как ‡ина пила, а ее сожитель играл на скачках и то, что ‡ина не успевала
пропить, он проигрывал. Ќа ‹иду нельзЯ  было  рассчитывать,  она  жила  дома
только временами, а не так давно вышла даже замуж за молодого  француза,  от
которого отреклись родители и который вскоре  умер,  впрыснув  себе  слишком
большую дозу морфиЯ, после чего ‹ида  была  арестована,  но  выпущена  через
несколько дней. ‡атем мой собеседник сообщил мне, что теперь  ‹ида  живет  с
Џашкой ™ербаковым, про которого он тоже рассказал довольно обстоЯтельно, и в
общем то, что он говорил, соответствовало  действительности.  џ  не  мог  не
подивитьсЯ необыкновенной осведомленности  этого  человека.  Ћн  знал  также
биографию мышастого стрелка и злополучную историю с мотоциклетом, сочиненную
—ерновым, произведениЯ которого ему тоже были хорошо  известны.  Ћ  мышастом
стрелке он сказал, что тот  в  ђоссии  был  когда-то  бухгалтером  не  то  в
Ђстрахани, не то в Ђрхангельске, с начала войны служил  по  интендантству  и
приехал за границу с кое-какими  деньгами,  но  быстро  разорилсЯ,  проиграв
большую часть их в Њонте-Љарло, а то, что осталось, - на скачках. €  даже  с
‡иной он познакомилсЯ на скаковом поле Auteuil,  в  тот  исторический  день,
когда он поставил чуть ли  не  все,  что  у  него  было,  на  знаменитого  и
несравненного ”араона  ’ретьего,  лучшую  лошадь,  когда-либо  скакавшую  во
”ранции. †окей,  однако,  был  подкуплен  завистливым  конкурентом  и,  ведЯ
”араона  в  хлысте,  проиграл  на  финише,  так  что  к  этому  нельзЯ  было
придратьсЯ.  Љогда  мой  собеседник  рассказывал  мне  об  этом,   он   Явно
волновалсЯ. Ћн обнаружил, кроме того, такое  знание  скаковой  терминологии,
что его компетентность в этой области не могла вызвать никаких сомнений, - и
Я подумал, что, в сущности говорЯ, количество причин, которые доводЯт  людей
до Rue Simon le Franc, довольно незначительно и  причины  эти  почти  всегда
одни и те же. - џ потерЯл состоЯние, но Я приобрел ‡ину, - произнес будто бы
мышастый стрелок после этого днЯ. - ќто тоже, наверное, —ернов  придумал,  -
сказал Я, не удержавшись.
     Ќа этом мы расстались, и мой собеседник ушел, выразив надежду, что  все
рассказанное останетсЯ  между  нами.  ќто  была,  казалось  бы,  ненужнаЯ  и
автоматическаЯ фраза, не имевшаЯ никакого смысла, хотЯ бы потому,  что,  как
он сказал мне в  начале  разговора,  событиЯ,  о  которых  шла  речь,  "были
известны всем". Џравда, Я не принадлежал к  числу  этих  "всех",  и  в  моем
интересе  к  этому  миру  было  нечто  незаконное  и.   быть   может,   даже
неопределенно-враждебное. ’ак, во всЯком случае,  могло  ему  казатьсЯ.  ќто
было в какой-то мере понЯтно, и  если  бы  Я  был  на  его  месте,  Я  тоже,
вероЯтно, подумал бы о бесцеремонности  и  неуместности  того,  что  молодой
человек, прилично одетый, вдруг вторгаетсЯ почему-то в ту  область,  котораЯ
отделена  от  него  безвозвратной  последовательностью  падений  -   скачки,
алкоголь, морфий, тюрьма, сифилис, милостынЯ, - бессильный разврат и  грЯзь,
болезни и физическаЯ слабость, ежедневнаЯ  перспектива  смерти  на  улице  и
совершенное, не  допускающее  ни  малейшего  намека  ни  на  какую  иллюзию,
отсутствие надежды какого бы то ни было улучшениЯ. џ  думаю,  что  он  хотел
сказать именно это, когда произнес фразу о том, что наш  разговор  останетсЯ
между нами. Ќо он, конечно, не мог знать, что, несмотрЯ на  внешнюю  разницу
между нами, мое положение было, быть  может,  не  менее  печальным,  хотЯ  и
по-другому, чем то, в котором он находилсЯ.
     Ќо никто вообще, ни один человек на свете, кроме Љатрин, не знал о том,
что Я был болен этим своеобразным душевным недугом,  сознание  которого  так
неизменно угнетало менЯ. Ћсобенно мучительным было понимание  неравенства  и
превосходства других людей надо мной. џ знал, что  в  любую  минуту  Я  могу
потерЯть ощущение действительности и погрузитьсЯ в тЯгостный бред, становЯсь
на  это  времЯ  совершенно  беззащитным.  Љ  счастью,  Я  обычно  чувствовал
приближение такого припадка, но иногда он обрушивалсЯ на менЯ внезапно, и  Я
с тревогой думал о том, что могло бы случитьсЯ,  если  бы  это  произошло  в
университетской аудитории, в библиотеке, на улице или во времЯ  экзамена.  џ
делал все, чтобы избавитьсЯ от этого, Я усиленно занималсЯ  спортом,  каждое
утро принимал холодный душ и мог  сказать,  что  физически  Я  был  идеально
здоров. Ќо это ничему не помогало. Њожет быть, думал Я, если  бы  Я  пережил
землетрЯсение или крушение кораблЯ  в  открытом  море  или  вообще  какую-то
трудновообразимую, почти космическую катастрофу, может  быть,  это  было  бы
спасительным толчком и позволило бы мне сделать первый, самый трудный шаг на
том обратном пути к действительности, которого Я так  тщетно  искал  до  сих
пор. Ќо ничего подобного не происходило и, казалось, не могло произойти,  по
крайней мере в ближайшем будущем.
     џ продолжал бывать у Џавла  Ђлександровича,  и  если  бы  не  постоЯнно
угадывавшеесЯ присутствие ‹иды, - хотЯ ее Я видел сравнительно  редко,  -  Я
мог бы сказать, что  только  там  Я  находил  настоЯщий  душевный  отдых.  ‚
спокойной уютности той жизни, которую теперь вел Џавел  Ђлександрович,  было
нечто усыплЯюще-приЯтное, и это чувствовалось во  всем,  начинаЯ  от  теплых
интонаций его  голоса  и  кончаЯ  удивительной  мЯгкостью  его  кресел.  Њне
казалось, что даже в его обедах было то же самое; Я нигде не ел до  сих  пор
такого бархатного супа, таких котлет, такого шоколадного крема. џ  относилсЯ
к нему с самым искренним расположением и испытывал тЯгостное чувство,  когда
думал о том, что с ним может случитьсЯ что-нибудь нехорошее.  ‚ероЯтно,  эта
мысль не преследовала бы менЯ, если бы Я мог забыть о ‹иде. џ,  конечно,  не
позволЯл себе задавать Џавлу Ђлександровичу какие бы  то  ни  было  вопросы,
касавшиесЯ этой стороны его жизни; он в свою очередь тоже никогда не говорил
об этом. Ќо однажды, во времЯ одного из моих очередных  визитов,  он  сказал
мне, - это происходило в пЯтницу  вечером,  -  что  завтра,  в  субботу,  он
уезжает из Џарижа. Ћн хотел снЯть на лето дачу возле ”онтенбло  и  собиралсЯ
поехать туда, чтобы не спеша осмотреть  окрестности,  побродить  по  лесу  и
окончательно решить, стоит ли там поселитьсЯ в летние месЯцы.
     - џ много лет не был в лесу, - сказал он. - Ќо Я не  забыл  о  чувстве,
которое  Я  всЯкий  раз  там  испытывал,   -   чувстве   временности   всего
существующего. Џосмотришь на дерево, которому несколько  сот  лет,  и  вдруг
особенно Ясно  ощутишь  свою  собственную  кратковременность.  џ  вам  потом
расскажу о своих впечатлениЯх. Ђ ‹ида остаетсЯ одна в Џариже. Џригласили  бы
ее в кинематограф, а?
     - „а, да, конечно, с удовольствием, -  сказал  Я.  €  в  ту  же  минуту
подумал, что непременно сошлюсь потом на недостаток времени  и  сделаю  все,
чтобы от этого уклонитьсЯ.
     Ќо на следующий день,  к  вечеру,  мне  стало  казатьсЯ,  что  нарушить
обещание, данное  Џавлу  Ђлександровичу,  было  бы  с  моей  стороны  просто
некорректно. џ смутно отдавал себе отчет, что это было оправдание  столь  же
искусственное, сколь несостоЯтельное. Ќо Я не задержалсЯ  на  этой  мысли  и
позвонил ‹иде по телескопу. Ћна ответила, что ждет менЯ, и Я  поехал  к  ней
после обеда. Ћна была готова, и мы отправились в кинематограф.
     џ хорошо запомнил фильм, который мы видели, фамилию артиста,  игравшего
главную  роль,  и  его  многочисленные  приключениЯ.  ќто  было  тем   более
удивительно, что через  несколько  минут  после  начала  сеанса  Я  случайно
коснулсЯ горЯчей руки ‹иды и все помутилось в моих глазах.  џ  понимал,  что
происходит нечто непоправимое, но не мог остановитьсЯ. џ обнЯл правой  рукой
ее плечи, которые мЯгким и гибким движением приблизились ко мне, и  с  этого
момента Я совершенно переслал владеть собой. Љогда мы вышли из кинематографа
и свернули в первую улицу, - Я не мог говорить  от  волнениЯ,  она  тоже  не
произносила ни слова, - Я прижал к себе ее талию,  ее  губы  приблизились  к
моему рту, Я почувствовал прикосновение се тела под легким платьем и  ощутил
нечто вроде влажного ожога. ЏрЯмо над моей головой горела вывеска гостиницы.
Њы вошли туда и поднЯлись по  лестнице  вслед  за  горничной,  котораЯ  была
почему-то в черных чулках. - "Ќомер девЯть", - сказал внизу мужской голос.
     Ќад кроватью было вделано в стену большое прЯмоугольное зеркало, против
кровати стоЯли зеркальные ширмы, несколько в глубине -  зеркальный  шкаф,  и
через несколько минут во всех этих сверкающих поверхностЯх  отразились  наши
тела.  ‚  этой  фантастической   множественности   отражений   было   что-то
апокалиптически-кошунственное, и Я подумал об Ћткровении свЯтого €оанна.
     - On dirait de la parlouze {Њожно подумать, что  эго  групповаЯ  любовь
(фр.).}, - сказала ‹ида. “ нее было сухое  и  горЯчее  тело,  и  все  то  же
ощущение ожога не покидало менЯ. Њне казалось, что Я никогда не забуду  этих
часов. џ  начинал  терЯть  себЯ  в  этом  неожиданном  богатстве  физических
ощущений,  и  в  неизменной  притЯгательности  ее  тела  было  нечто   почти
беспощадное. ‘лова, которые она произносила  сквозь  жадно  стиснутые  зубы,
казались до удивительности странными, - так, точно в этом горЯчем воздухе им
не было места, они звучали бесполезным напоминанием о том,  чего  больше  не
существовало. ’еперь Я находилсЯ в ином мире, которого Я, конечно,  не  знал
до сих пор во всей его женской неотразимости. ‚от  о  чем  она  пела  в  тот
вечер, когда Я ее  слушал!  Љак  бледно  теперь,  едва  слышным  музыкальным
лепетом,  звучал  в  моей  памЯти  аккомпанемент  пианино!  Ћбрывки   мыслей
проносились в моей голове. Ќет, Я никогда не представлЯл себе, что могу быть
всецело захвачен физической страстью,  такой  сплошной,  что  она  почти  не
оставлЯла места ни длЯ чего другого. џ  пристально  смотрел  вниз,  на  лицо
‹иды, исступленное и  одухотворенное,  на  полуоткрытые,  широкие  ее  губы,
чем-то напоминавшие мне  изуверские  линии  рта  какой-то  каменной  богини,
которую Я видел однажды - но Я забыл, где и когда.  ‚  зеркалах  по-прежнему
двигались многочисленные руки, плечи, бедра и ноги, и Я  начинал  задыхатьсЯ
от этого впечатлениЯ множественности.
     - Њой дорогой, - сказала ‹ида невыразительным голосом, и мне  казалось,
что этим звукам трудно было пробитьсЯ через густую  чувственную  муть,  -  Я
никогда не любила так, как тебЯ.
     Ћна лежала теперь рЯдом со мной, усталаЯ  и  точно  измЯтаЯ  длительным
напрЯжением. Ќо постепенно ее голос становилсЯ глубже и звучнее.
     - Je n'ai pas eu de chance dans ma vie {Њне в жизни не везло (фр.).}, -
продолжала она, - потерЯла невинность, когда мне было четырнадцать лет.
     Ћна переходила все времЯ с французского на  русский  и  с  русского  на
французский.
     - ’ы не знаешь любовника моей матери?  Ћн  уже  тогда  был  старик,  он
мЯгкий, как трЯпка, он не мужчина. Њне было больно и  скучно,  мне  хотелось
плакать от того, что все так отвратительно. Est  ce  que  tu  me  comprends?
Dis-moi que tu me  comprends  {’ы  менЯ  понимаешь?..  ‘кажи,  что  ты  менЯ
понимаешь (фр.).}.
     џ кивнул головой. Ћна лежала голаЯ, - рЯдом со мной, надо мной  и  подо
мной, - отражаЯсь в неподвижном блеске зеркал. € мне опЯть  стало  казатьсЯ,
как это иногда случалось, - что из  страшной,  стеклЯнной  глубины  на  менЯ
смотрЯт пристальные и остановившиесЯ глаза, в которых Я с холодным отчаЯнием
узнаю свой собственный взглЯд.
     Њне нужны были необыкновенные усилиЯ, чтобы  победить  охватившее  менЯ
отвращение к ‹иде и к себе самому.  …е,  впрочем,  Я  был  склонен  обвинЯть
меньше, чем себЯ. ‚ моем поведении был элемент такой Явной подлости, которой
Я до сих пор за собой не знал. Џосле этого кто мог сказать, на что Я был еще
способен и какаЯ другаЯ низость остановила бы менЯ? ‚се, что во мне  было  -
как  Я  думал  -   отдаленно   положительного,   оказалось   сметено   одной
случайностью, и,  стало  быть,  какова  же  была  ему  цена?  „ругие,  более
непосредственные соображениЯ занимали менЯ. џ думал, что если  бы  речь  шла
только обо мне, никто - и в первую очередь Џавел Ђлександрович
     не узнал бы об этом вечере с ‹идой. Ќо в ней Я не мог быть уверен.  Ћна
была способна рассказать это следующему своему любовнику, она могла, в конце
концов,  признатьсЯ  Џавлу  Ђлександровичу,  и  это  поставило  бы  менЯ   в
безвыходное положение. Љак Я мог сделать это несуществующим и сколько  бы  Я
дал, чтобы вернуть то, что было в начале вечера? џ лежал рЯдом с ней и думал
об этом. —тобы не видать  ее,  Я  закрыл  глаза,  и  передо  мной  поЯвилась
привычнаЯ мЯгкаЯ мгла, та самаЯ, из которой Я столько раз уходил и в которую
столько раз возвращалсЯ, переходЯ из одного мира в  другой  и  вновь  находЯ
себЯ в  этой  беззвучной  пропасти,  после  каждой  душевной  катастрофы.  џ
погрузилсЯ в знакомое безмолвие, пустое и мертвое настолько, что там  глохли
отзвуки даже едва минувшего несчастьЯ, потому что там больше ничто не  имело
значениЯ. …ще какой-то свет,  слабеЯ,  мерцал  передо  мной,  где-то  далеко
умирали последние смутные звуки, доходившие до менЯ. € рЯдом со мной, в этом
безмолвном пространстве, лежало голое тело ‹иды, неподвижное, как труп.
     - Monsieur, la seance est terminee  {Њсье,  сеанс  окончен  (фp.).},  -
сказал издалека чей-то женский голос.
     Џотом он приблизилсЯ и повторил:
     - La seance est terminee, monsieur.
     џ открыл глаза.  џ  сидел  в  опустевшем  зале  кинематографа,  полотно
потухшего экрана было уже закрыто занавесом.  ‘лужащаЯ,  сказавшаЯ  мне  эти
слова, смотрела на менЯ с удивлением и сочувствием.
     -  Excusez-moi,  -  сказал  Я.  -  Merci  de  m'avoir  reveille,  m-lle
{€звините... ‘пасибо, что разбудили менЯ, мадемуазель (фр.).}.
     џ вышел из кинематографа. Ќа небе  были  звезды,  ночь  была  теплаЯ  и
тихаЯ. ‘тоЯли настоЯщие каменные  дома,  с  железными,  запертыми  ставнЯми,
видны были неподвижные повороты  улиц,  окна  кафе  были  Ярко  освещены.  €
кажетсЯ, в первый раз за все времЯ мое возвращение к  действительности  было
не только лишено того печального оцепенениЯ, которым обычно  сопровождалось,
но в нем было нечто почти мажорное. џ думал, что  усилиЯ  воли  когда-нибудь
восторжествуют над моим недугом и все, что так  неотступно  преследует  менЯ
теперь, исчезнет не  на  времЯ,  а  навсегда.  €  тогда  начнетсЯ,  конечно,
настоЯщаЯ жизнь. Џозже, всЯкий  раз,  когда  ко  мне  возвращались  видениЯ,
свЯзанные с воображаемой встречей, ‹идой, гостиницей и зеркалами,  Я  тотчас
же начинал думать о другом, хотЯ Я знал и не мог себЯ  обманывать:  то,  что
мне казалось отвратительным, в сущности,  произошло,  и  если  это  не  было
облечено в осЯзаемую форму свершившегосЯ факта,  то  это  была  случайнаЯ  и
лишеннаЯ  значениЯ  подробность.  Ќо  именно  отсутствие  факта  было   моим
неопровержимым доводом, моим бесспорным оправданием -  и  в  тот  вечер  эта
обманчиваЯ очевидность казалась мне счастливым разрешением вопроса.

                                 ----------

     —ерез  некоторое  времЯ  после  этого  Я  опЯть   обратилсЯ   к   моему
осведомителю, которого найти было нетрудно: если это происходило днем, нужно
было идти в кафе возле Place Maubert, где бывали обычно собиратели  окурков:
ночью  надо  было  отправлЯтьсЯ  на  Њонпарнас.  “  этого  человека  в   его
бесконечных странствиЯх через Џариж были места, куда он неизменно  приходил,
как другие люди приходЯт в клуб.
     Џосле второго стакана вина он готов был рассказать все, что  угодно,  -
то, что он действительно знал, то, что он слышал, и  даже  то,  чего  он  не
знал, но что составлЯло предмет его размышлений. Џравда, о  чем  бы  ни  шла
речь, начинал он всегда с одного и того же - со своей  кнЯгини,  которой  он
все не мог простить измены.
     - ‚от мы с вами  тут  беседуем,  -  сказал  он,  вытираЯ  губы  не  без
некоторой очень своеобразной кокетливости, мизинцем правой руки,  -  а  она,
стерва, нежитсЯ под атласным одеЯлом в своей квартире. Ћна не знает, что она
у менЯ в руках.
     - Џочему она у вас в руках?
     - Њилый человек, да пойди Я куда нужно, да скажи кому следует: месэ, ву
саве арижин са ришес? {Њсье, вы  понимаете  происхождение  этого  богатства?
(искаж. фр.).}
     Ћн очень бегло говорил по-французски,  произносЯ,  однако,  твердо  все
носовые звуки и ставЯ всюду русское "а" вместо французского "о".
     € он пристально смотрел на менЯ своими выцветшими и пьЯными глазами.
     -  Ќо  только  она  подозревает,  конечно, что ЉостЯ ‚оронов всегда был
д_ж_е_н_т_е_л_е_м_е_н,  -  и  это слово он выговаривал совсем по-своему, - и
что он не способен это сделать. ‚ы знаете, как мое прозвище?
     џ ответил, что не имею об этом представлениЯ.
     - ‚от это прозвище мне и дали, - сказал  он,  -  джентелемен.  ‚от  он,
перед вами стоит - ЉостЯ ‚оронов, джентелемен, поручик императорской  армии.
‚ приказе было  написано:  "отличилсЯ"  -  как  сейчас  эти  слова  помню  -
"неустрашимым   мужеством,   подаваЯ   пример    офицерскому    составу    и
подчиненным...". ‚от какому человеку она  изменила.  €  почему?  Џотому  что
ЉостЯ ‚оронов не захотел себЯ скомпрометировать, милый человек, вот почему.
     џ плохо представлЯл, что он, собственно, хотел этим сказать  и  чем  он
мог себЯ скомпрометировать  с  кнЯгиней,  но  не  настаивал,  боЯсь  слишком
длительных объЯснений. Ћн смотрел на менЯ и Явно искал сочувствиЯ,  как  это
бывало всЯкий раз, когда разговор касалсЯ его личной жизни. џ  опЯть  сказал
несколько слов о превратностЯх судьбы.
     - ‘удьба, это,  знаете,  одна  видимость,  -  сказал  он.  -  ’о  есть,
понимаете, вот какой-нибудь человек живет и думает, что все замечательно,  а
на самом деле - дурак дураком.
     џ спросил „жентльмена, следует ли  рассматривать  это  утверждение  как
чисто философскую мысль или в нем содержитсЯ какой-нибудь намек.
     - € то и другое, - сказал он. - ‘ одной стороны, эго вообще  правильно,
а с другой, вот, возьмите Џашку ™ербакова, например. џ ничего не  говорю,  Я
его, слава Ѓогу, давно знаю. Ћн  человек  неплохой,  интеллигентный,  нашего
крута.
     џ быстро взглЯнул на  него.  Ћн  стоЯл  передо  мной,  в  засаленном  и
обтрепанном пиджаке, в  удивительно  узких  и  дырЯвых  штанах,  небритый  и
мрачный; желтый окурок, прилипший к его губе, слегка дымилсЯ.
     - ‚от он живет теперь как барин, - харч, конечно, квартира  и  девочка,
как полагаетсЯ.
     Ћн покачал головой и выпил остаток вина. џ подозвал гарсона  и  заказал
ему следующий стакан.
     - ‹юблю, когда человек понимает, - сказал „жентльмен, - русские  же  мы
люди, в конце  концов.  „а,  так  вот  Џашка.  Ђ  девочка-то  его  едва-едва
переносит, потому что любит Ђмара.
     - Љакого Ђмара?
     - Љоторый ее любовник. Ђ вы не знали?
     - Ќет.
     - Ђ вы ее как-нибудь о нем спросите. Ћна с ним еще в ’унисе спуталась.
     - Ћн что, араб?
     - •уже, - сказал „жентльмен. - ‡начительно хуже. Ћтец  его  араб,  мать
полька. Ћн в ’унисе попалсЯ в каком-то грЯзном деле, сел, конечно, в тюрьму.
"“ него были неприЯтности", - сказал бы Њишка. Ћна его оттуда и выписала.
     - Љто?
     - ‹ида, конечно. Ђ вы что, удивлЯетесь?
     - „а нет, это понЯтно.
     - ’олько все это между нами.
     - Њожете быть спокойны.
     ‚о всем.  что  рассказал  мне  „жентльмен,  не  было,  конечно,  ничего
неожиданного; наоборот, казалось бы скорее удивительным, если  бы  это  было
иначе.  Ќо  Я  не  мог  отделатьсЯ   от   неприЯтного   чувства   за   Џавла
Ђлександровича. Љак случилось, однако, что он так мало, по-видимому, знал  о
‹иде? Љак могло быть, что, имеЯ вполне определенное представление о мышастом
стрелке и о ‡ине, он пропустил в этом самое главное биографию ‹иды?  џ  знал
со  слов  „жентльмена,  что  Џавел  Ђлександрович  только   слышал   об   ее
существовании, но увидел ее впервые совсем недавно, на улице, и его  тронуло
то, что она была так Явно бедна и несчастна, - и с этого все началось.  Ћна,
вероЯтно, рассказала ему о себе и только то, что  нашла  нужным  рассказать,
скрыв от него все остальное. Ћн, кроме того, был на тридцать лет старше  ее,
и против этой разницы  в  возрасте  оказались  бессильны  и  его  постоЯнное
недоверие к людЯм, и его личный душевный опыт. Ќо все-таки - не мог же он  в
такой степени обманыватьсЯ на ее счет? џ всегда предполагал, что  дочь  ‡ины
не должна быть мечтательной девушкой с далекими глазами, а после того, как Я
ее увидел и услышал ее пение, у менЯ не оставалось больше никаких сомнений в
ее нравственном облике. € то, что таких очевидных вещей не знал - или  делал
вид, что не знал, - Џавел Ђлександрович,  оставалось  только  объЯснить  его
невольным и катастрофическим ослеплением.
     Џрошло несколько недель. € вот, так же случайно, как в тот раз, когда Я
встретил на бульваре ѓарибальди ‡ину, мышастого стрелка и ‹иду,  Я  оказалсЯ
однажды вечером на площади Ѓастилии. џ очень давно не бывал в этом районе. џ
поехал туда потому, что в одном из больших кафе этого  квартала  должен  был
выступать с речью знаменитый испанский революционер,  высказываниЯ  которого
давно привлекали мое внимание отсутствием  в  них  наивной  глупости,  столь
неизменной  в  обычных  речах  политических  ораторов.  Ћн  читал  лекцию  о
социализме и пролетариате; он был талантливый человек, и в его изложении эти
вещи приобретали какое-то человеческое содержание, и, слушаЯ его, Я невольно
думал о том, в какой степени подлинный смысл  этих  проблем  был  искажен  и
изуродован  десЯтками  невежественных  и  неумных  политических  чиновников,
которые почему-то считались представителЯми  рабочего  класса  и  стоЯли  во
главе синдикатов, партий или правительств. ‹екциЯ  кончилась  немного  позже
одиннадцати часов вечера. Љогда Я проходил по площади мимо знаменитой своими
повсеместно рекламируемыми притонами Rue  de  Lappe,  на  углу  остановилось
красное такси и из него вышла ‹ида, а вслед за ней человек среднего роста  с
темным, худым лицом, в сером костюме и  серой  шлЯпе,  надвинутой  почти  до
ушей. Ћн отдаленно напомнил мне хозЯина Њишкиной гостиницы,  но  не  потому,
что был на него похож, а оттого, что в его лице  -  насколько  Я  успел  его
рассмотреть за несколько секунд - было тоже нечто ублюдочное  и  преступное.
’о, что еще  подчеркивало  такое  впечатление,  это  его  выражение  тЯжелой
глупости; было видно, что этот человек не привык и не  умел  думать.  ’онкое
лицо ‹иды рЯдом с ним казалось почти отвлеченным.  Њои  глаза  встретили  ее
взглЯд, Я сделал вид, что не вижу и не узнаю ее; она тоже как будто менЯ  не
узнала. џ быстро прошел мимо них, но потом остановилсЯ и посмотрел, куда они
направились, -  к  освещенному  входу  в  дансинг.  џ  заметил  с  некоторым
удивлением, что Ђмар, - Я не сомневалсЯ, что это был  он,  -  шел  не  очень
быстро и слегка волочил левую ногу.
     ќто происходило в среду. ‚ субботу вечером Я должен был обедать у Џавла
Ђлександровича. ‚ четверг, когда мы с ним уславливались об этом по  телефону
и он спрашивал менЯ, как идут мои дела, Я ответил, что почти  не  выхожу  из
дому,  так  как  у  менЯ   спешнаЯ   работа.   ќто   точно   соответствовало
действительности: Я писал длинную статью о ’ридцатилетней  войне,  заказ  на
которую получил один из моих  товарищей,  передавший  его  мне.  ‘татьЯ  эта
должна была быть подписана фамилией одного  очень  известного  публициста  и
писателЯ, человека со средствами, заработавшего  крупные  деньги  книгами  о
диктаторах и министрах разных государств. џ не был уверен, что он сам мог бы
написать такую статью, хотЯ Я его лично не знал и мог бы сослатьсЯ только на
категорическое утверждение моего товарища, сказавшего  мне,  что  знаменитый
автор "не был  обременен  знаниЯми  в  какой-либо  области,  за  исключением
благороднейшего скакового спорта". Ќо дело было даже не в этом, а в том, что
у  знаменитого  журналиста  был  бурный  роман   с   не   менее   знаменитой
кинематографической артисткой. Ћн ездил с ней по всем модным ночным  кабаре,
возил ее на ђивьеру и в €талию, - одним словом, у него  совершенно  не  было
времени думать о каких бы то ни было  статьЯх.  ‚прочем,  это  случалось  не
впервые в его жизни. Ќо так или иначе, возможность этого заработка была  длЯ
менЯ слишком соблазнительна, чтобы ее пропустить. Ќесколько дней Я провел  в
Ќациональной  библиотеке,  делаЯ  длинные  выписки  из  разных  книг,  потом
принЯлсЯ за работу дома. „о заключительных страниц,  однако,  мне  еще  было
далеко, и Я думал о ‚естфальском мире с не меньшим нетерпением, чем ђишелье,
но  с  той  разницей,  что  мне  были  известны  его  последствиЯ,   которых
французский кардинал, как, впрочем, любой  его  современник,  предвидеть  не
мог, и в свете которых всЯ поли гика ”ранции  начала  семнадцатого  столетиЯ
приобретала совершенно другое значение, чем то,  какое  ей  придавал  и  сам
кардинал, и Pere Joseph, страшный своим личным бескорыстием, по крайней мере
внешним. Ќо чем больше Я думал об этом старом, босом  капуцине,  тем  больше
мне  казалось  несомненным,  что  только  безмерное  и  скрытое   честолюбие
предопределило и его политику, и его жизнь. € мне представлЯлось чрезвычайно
убедительным утверждение одного из историков этого периода,  который  писал,
что самые опасные люди в политике это  те,  кто  презирает  непосредственные
выгоды своего положениЯ, кто не стремитсЯ ни  к  личному  обогащению,  ни  к
удовлетворению классических страстей и  чьЯ  индивидуальность  находит  свое
выражение в защите той или иной идеи, той или иной исторической концепции. Љ
сожалению, Я лишен был возможности высказывать свои собственные  соображениЯ
по  поводу  ’ридцатилетней  войны,  и  необходимость  писать  в   совершенно
определенном духе мешала мне и тормозила мою работу. “часть ѓустава-Ђдольфа,
в частности, должна была быть оставлена  без  сколько-нибудь  обстоЯтельного
комментариЯ, так же как роль ‚алленштейна, которого, однако,  грандиозные  и
хаотические замыслы заслуживали, как мне казалось,  большего  вниманиЯ,  чем
политика ђишелье. Њне особенно мешало еще и то, что в отличие от журналиста,
именем которого должна была быть подписана статьЯ  и  которому  была  вполне
безразлична участь любого  исторического  лица,  точно  так  же,  как  любаЯ
историософскаЯ идеЯ, менЯ интересовала судьба всех политических  деЯтелей  и
полководцев,  участвовавших  в  этой  войне.  €  несмотрЯ  на  трехсотлетнюю
давность, отделЯвшую менЯ от них, Я ловил себЯ на том, что  по  отношению  к
каждому из них Я испытывал чувства, которые способен был  бы  испытывать  их
современник, - хотЯ Я не мог не понимать, что в изложении  разных  историков
образы этих людей были искажены  и  стилизованы  не  меньше,  чем  они  были
изменены вдохновением иллера. Њне казалось, что нельзЯ  было  относитьсЯ  к
ђишелье иначе, чем с  презрением,  как  нельзЯ  было  не  писать  некоторого
уважениЯ к Pere Joseph. ‚ судьбе ’илли, в убийстве ‚алленштейна и особенно в
смерти ѓустава-Ђдольфа Я  искал  некий  скрытый  символический  смысл  -  и,
конечно, все эти соображениЯ были вовсе неуместны длЯ той работы, которую  Я
делал. Љогда потом мне пришлось встретитьсЯ с фиктивным автором этой статьи,
- он оказалсЯ толстым, лысым человеком средних  лет,  с  одышкой  и  мутными
глазами, - он искренно удивлЯлсЯ,  читаЯ  страницы,  которые  Я  написал.  џ
думаю, что его расхождение со мной по поводу разных исторических оценок было
бы еще более резким, если бы он имел сколько-нибудь свЯзное представление  о
том, что было темой его статьи. Ћн немного ее переделал, но так как  у  него
не хватало времени, то он должен был ограничитьсЯ чисто  поверхностными,  по
его убеждению,  изменениЯми:  он  поставил  всюду,  где  мог,  многоточиЯ  и
восклицательные     знаки,      что      придавало      моему      изложению
претенциозно-назидательный вид и  вносило  в  него  оттенок  дурного  вкуса,
которого, как мне казалось, поначалу  не  было,  но  который  был  неизменно
характерен длЯ этого невежественного и развЯзного человека.
     Ќо все это произошло несколько позже, а в  пЯтницу,  часа  в  три  днЯ,
когда Я сидел и писал, в мою дверь постучали. ќто менЯ удивило,  так  как  Я
никого не ждал.
     - ‚ойдите! - сказал Я.
     „верь отворилась, и Я увидел ‹иду. Ќа  ней  был  серый  костюм,  белаЯ,
очень  декольтированнаЯ  блузка  и  сераЯ  шлЯпа.  ѓлаза  ее  сразу  же  так
пристально уставились  на  менЯ,  что  Я  испытал  некоторую  неловкость.  џ
подвинул ей кресло. ‡атем Я спросил ее, чем Я обЯзан удовольствию ее  видеть
у себЯ.
     - џ пришла к вам потому, что Я считаю вас порЯдочным человеком.
     - Ћчень польщен, - сказал Я с некоторым  нетерпением.  -  Ќо  все-таки,
вероЯтно, ваш визит  имеет  какую-нибудь  более  непосредственную  цель?  Ќе
пришли же вы ко мне только длЯ того, чтобы поставить менЯ  в  известность  о
вашей личной оценке моих моральных качеств?
     Ћна продолжала смотреть на менЯ в упор, это раздражало менЯ.
     - Њы с вами недавно встретились, - сказала она.
     - ‚ы говорите о том вечере, когда мы обедали у Џавла Ђлександровича?
     Ћна взглЯнула на менЯ глазами, в которых было выражение скуки и упрека,
и тогда Я впервые подумал, что она может быть по-своему умна.
     - ‚ы непременно хотите разговаривать со мной таким  ироническим  тоном,
Явно даваЯ мне понЯть, что считаете менЯ дурой?
     Ћна перешла на французский Язык; по-русски такаЯ фраза была бы длЯ  нее
слишком трудна.
     - Ѓоже сохрани!
     -  ‚ы  видели  менЯ  на  площади  Ѓастилии,  куда  Я  приехала  с  моим
любовником.
     - €звините менЯ, ваша личнаЯ жизнь менЯ не касаетсЯ.
     - „а, да, Я понимаю, - сказала она с нетерпением. Џосле ее слов о  том,
что Я видел ее на площади Ѓастилии, было Ясно, зачем она пришла ко мне.
     - џ думаю, что вы напрасно терЯете времЯ, - сказал Я. -  ‚ы  надеетесь,
что Я никому не расскажу об этой встрече, не так ли?
     Ћна сделала гримасу, точно проглотила что-то невкусное.
     - „а.
     - ‘лушайте, - сказал Я, - Я буду с вами совершенно  откровенен.  ‚ы  не
хотите, чтобы Џавел Ђлександрович это узнал, потому что вы боитесь  потерЯть
ваше положение. Њне тоже не хотелось бы, чтобы это ему стало известно, но по
другой причине: мне его жаль.
     - Ќо вы менЯ понимаете?
     - Ќе будем на этом настаивать, это было бы длЯ вас невыгодно.
     € тогда она заговорила с неожиданным и злобным воодушевлением.
     - „а, конечно, вы этого не понимаете. Parce que, voyez-vous, vous  etes
un monsieur {„а, конечно, вы этого не понимаете, потому что вы,  видите  ли,
мужчина (фр.).}. ‚ас никто никогда не хлестал по щекам. ‚ас никто не называл
девкой.
     - On se tromperait de sexe  {‚  таком  случае  произошла  бы  ошибка  в
определении пола (фр.).}.
     - Њолчите, дайте мне сказать. ‚ы не таскались по тротуарам, вы не  жили
неделЯми, не знаЯ, где вы будете ночевать. ‚ас не толкали полицейские. ‚ы не
ночевали со вшивыми арабами. ‚ы не знаете, что значит туземный  квартал,  вы
не дышали этим воздухом. ‚ы не понимаете, что значит зависеть  от  толстого,
слюнЯвого клиента.
     Ћна говорила отрывисто, низким и почти хриплым голосом.
     - ‚ы не знаете, что значит ненавидеть собственную мать. ‚ы  не  знаете,
что значит жить всю жизнь  в  нищете.  ‚ы  ходите  в  университет,  слушаете
лекции, спите в чистой постели, отдаете  ваше  белье  в  прачечную.  On  m'a
traine tout la vie dans la boue, moi {ЊенЯ  всю  жизнь  втаптывали  в  грЯзь
(фр.).}.
     Ћна остановилась, на ее лице было выражение усталости.
     - Ђ когда Я оставалась одна, Я  плакала.  џ  плакала  от  отчаЯниЯ,  от
нищеты, оттого, что ничего нельзЯ было сделать. Љогда  Я  была  девочкой,  Я
плакала, потому что мою мать бил ее любовник, и она плакала вместе со  мной.
—то вы знаете обо мне? Ќичего. Ќо когда вы говорите со мной, в вашем  голосе
Явно чувствуетсЯ презрение, вы думаете, Я его не слышу? „а, да,  Я  понимаю:
мы принадлежим к двум  разным  мирам,  -  nous  appartenons  a  deux  mondes
differents.
     - ќту фразу вы где-то прочли, - сказал Я без всЯкого раздражениЯ.
     - Њожет быть. Ќо вы все-таки обо мне ничего не знаете.
     € она стала говорить о своей жизни. Џо ее рассказу  выходило,  что  она
действительно никогда ничего не знала, кроме  унижениЯ  и  нищеты.  …е  мать
посылала ее собирать окурки на тротуарах. ‘ожитель ‡ины бил  их  обеих.  Ћни
пели на улицах и во дворах, откуда их выгонЯли, - пели осенью, под дождем, и
зимой, когда дул холодный ветер. Ћни нередко питались тем, что подбирали  на
Halles. Џервую ванну ‹ида принЯла, когда ей было пЯтнадцать лет.
     Џотом, когда все стало совсем невыносимо, она ушла из дома и  уехала  в
Њарсель. „енег на билет у нее не было, но она платила за  все  "иначе",  как
она сказала. €з ЊарселЯ она попала в ’унис.
     ’ам она прожила четыре года. Ћна рассказывала мне о душных  африканских
ночах, о том, как она голодала, о том, чего требовали от нее  арабы,  -  она
называла вещи своими именами. € по мере того, как она  говорила,  Я  понимал
то, о чем только подозревал до сих пор, - что она  была  насквозь  пропитана
пороком и нищетой и что действительно она  провела  свою  жизнь  в  каком-то
смрадном аду. …е били много раз по лицу, по телу, и по голове,  у  нее  было
несколько ножевых ран. Ћна расстегнула блузку, и Я  увидел  под  ее  грудью,
затЯнутой в бюстгальтер, беловатые шрамы. Ћна никогда нигде не училась, но у
нее была хорошаЯ памЯть. ‚ ’унисе в течение некоторого времени  она  служила
горничной у старого доктора, в квартире которого была библиотека, по вечерам
она читала книги, которые брала оттуда, и чем больше она читала,  -  сказала
она, - тем безотраднее ей  казалась  ее  собственнаЯ  жизнь.  ’огда  же  она
встретила Ђмара, который был болен и несчастен, как она. “ него была чахотка
в острой форме, он не мог больше работать. Ћна продолжала служить у  доктора
и тратила все, что у нее было, на  Ђмара,  который,  благодарЯ  ее  уходу  и
заботам, стал поправлЯтьсЯ. Ќо во всЯком случае, к своей прежней  работе  он
вернутьсЯ не мог.
     џ слушал ее, не прерываЯ. Ќо в этом месте Я спросил:
     - Ђ где он работал раньше? —то он делал?
     - Ќе знаю, - сказала она, - кажетсЯ, на какой-то фабрике.
     Ћна сказала, что любит этого человека больше всего на  свете  и  готова
отдать за него жизнь.
     - ‚ таких вещах редко возникает необходимость, - сказал Я, - разве  что
в либретто какой-нибудь оперы. Ђ почему он волочит ногу?
     - Ћткуда вы знаете?
     - џ видел, как он шел.
     Ћна опЯть пристально посмотрела на менЯ, и в первый раз за все времЯ  Я
заметил в ее глазах угрожающее выражение.
     - “ него  был  несчастный  случай,  -  сказала  она.  ‡атем  доктор  ее
рассчитал и она вернулась в Џариж. ‡десь она встретила Џавла Ђлександровича.
ќто было на улице, в сумерках; она сидела на скамейке и плакала оттого,  что
Ђмар осталсЯ в ’унисе и у него не было денег,  чтобы  приехать  сюда.  Џавел
Ђлександрович  спросил  ее,  почему  она  плачет.  Ћна  объЯснила  ему,  что
чувствует себЯ несчастной. Ќо она не сказала об Ђмаре. Ћн предложил ей пойти
в кафе и говорил с ней так, как никто и никогда с ней не говорил.  Џотом  он
дал ей денег и сказал, что если ей еще что-нибудь будет нужно, то она  может
прийти к нему или позвонить ему по телефону. Ћ  дальнейшем  догадатьсЯ  было
нетрудно. Џавел Ђлександрович, по словам ‹иды, водил ее в ‹увр, объЯснЯл  ей
многие вещи, которых она не знала, давал ей читать книги, которые он находил
интересными.
     ЌесмотрЯ на то Явное усилие, которое она делала, чтобы говорить о Џавле
Ђлександровиче доброжелательно, ее  враждебное  отношение  к  нему  невольно
угадывалось. џ думаю, она презирала его за доверчивость и ей была  неприЯтна
мысль о  превосходстве  Џавла  Ђлександровича  над  Ђмаром.  Ћна  выразилась
несколько иначе, сказав, что испытывает по отношению к Џавлу  Ђлександровичу
благодарность, но что, конечно, она его любить не может. Ћна  не  может  его
любить - и Я должен это понЯть, - и она не может в  то  же  времЯ  жить  без
любви.
     - Ђ теперь скажите мне: разве Я не заслужила  хоть  немного  счастьЯ  -
даже ценой обмана?
     ЊенЯ несколько раздражала - в патетических местах  -  ее  склонность  к
книжным оборотам, заимствованным из плохих романов. Љогда она рассказывала о
’унисе, о том, что ненавидит свою мать, о побоЯх, обо всей  своей  невеселой
жизни, она говорила простыми и верными словами.
     - ’еперь Я в вашей власти, - сказала она. - ‚ы знаете обо  мне  все,  и
моЯ судьба и судьба человека, которого Я люблю, зависЯт от вас.  ‚ы  знаете,
что можете требовать от менЯ всего, что Я могу дать, и вы знаете, что  Я  не
могу отказать вам.
     € тогда Я впервые посмотрел на нее так, как не смотрел до  сих  пор.  џ
увидел ее ноги в обтЯнутых чулках, сгиб ее тела в кресле, ее тЯжелые  глаза,
тонкое лицо, красный рот и белые волосы, спускавшиесЯ на плечи. џ  отчетливо
вспомнил вечер в кинематографе и то,  что  было  потом,  и  ее  голое  тело,
отраженное во множестве зеркал. Њне стало душно и холодно в  одно  и  то  же
времЯ. Џотом Я закрыл глаза, думаЯ о других вещах, - и мне на секунду  стало
ее искренно жаль. Ћна могла платить за все только одной ценой и была  готова
на  это,  чтобы  сохранить  то,  что  она  называла  любовью  и   что   было
непреодолимым тЯготением к этому больному ублюдку,  Ђмару.  џ  вспомнил  его
лицо и подумал, что оно было необыкновенно выразительно, в том  смысле,  что
на нем как будто была написана его судьба. Џри взглЯде на  него  становилось
Ясно, что это лицо обреченного человека и что жизнь, котораЯ ему  предстоит,
не будет долгой: либо он  умрет  от  туберкулеза,  либо  сгинет  от  другого
недуга, либо будет убит при сведении счетов и его труп подберут  полицейские
- с пулей в груди или перерезанным горлом. ‚о всЯком случае, таково было мое
впечатление и ничто не могло его изменить. € жизнь ‹иды была свЯзана  с  его
судьбой. Ќо ни та, ни другаЯ не были в моих руках, в этом она ошибалась.
     …сли  бы  мое  внимание  не  было  занЯто  недавними  соображениЯми   о
‚алленштейне и ѓуставе-Ђдольфе, соображениЯми,  прерванными  приходом  ‹иды,
размышлениЯми по поводу Ђмара и неотступной мыслью о  том,  что  он  был  ее
любовником, даже если бы не было всего этого, ее слова, - "вы знаете, что  Я
не могу отказать вам", - все равно подействовали бы на менЯ  расхолаживающе,
так как звучали слишком недвусмысленно. џ подумал, невольно пожав  при  этом
плечами, что в моей личной жизни  ‚естфальский  мир  играет  тоже  некоторую
роль, несколько меньшую, чем зрительное воспоминание о лице Ђмара, но все же
несомненную.
     ‡атем ‹ида расплылась, Я увидел на ее месте мутное белое пЯтно, в  ушах
началсЯ легкий звон и Я почувствовал, что  все  окружающее  менЯ  становитсЯ
невесомым  и  несуществующим.  ќто  было  похоже  на  приближение  душевного
обморока, и в этом было чем-то  соблазнительное  ощущение  надвигающегосЯ  и
почти сладостного небытиЯ. џ сделал  над  собой  усилие,  закурил  папиросу,
затЯнулсЯ несколько раз и сказал:
     - Ќе буду вас задерживать. џ хочу, однако, сказать вам несколько  слов.
‚о-первых,  мне  от  вас  ничего  не  нужно,  запомните  это  раз  навсегда.
‚о-вторых, мы действительно, как вы выразились, принадлежим к разным  мирам,
и в том мире,  где  существую  Я,  люди  не  шантажируют  других,  не  пишут
анонимных писем и не занимаютсЯ доносами ни при каких обстоЯтельствах. Њожет
быть, если бы они прожили такую жизнь, как вы, это было бы иначе. ’о, что вы
имеете право на счастье, - ваше дело. Њне  кажетсЯ,  что  это  очень  убогое
счастье. Ќо если этого вам достаточно,  остаетсЯ  только  вам  позавидовать.
…сли бы мне предложили переселитьсЯ в тот мир, где живете вы, Я предпочел бы
пустить себе пулю в лоб.
     Џотом Я встал и прибавил:
     - †елаю вам всего хорошего. Њожете быть спокойны, ваш визит  ко  мне  и
этот разговор останутсЯ между нами.
     € после ее ухода что-то дрогнуло и исчезло; несколько секунд было пусто
и тихо. затем Я услышал безмолвный и бесформенный  грохот  -  и  понЯл,  что
слежу за сражением, исход которого давно был решен, и  его  нельзЯ  было  ни
изменить, ни отсрочить, тем самым  сражением  при  ‹ютцене,  которое  играло
такую значительную роль в истории ’ридцатилетней войны.
     ‚ этот период моей жизни времЯ проходило почти незаметно длЯ менЯ;  это
было одно из наименее устойчивых представлений, которые  Я  знал.  џ  только
позже понЯл, что все мои силы поглощались постоЯнным напрЯжением, в  котором
Я находилсЯ и которое было отражением глухой внутренней борьбы,  никогда  не
прекращавшейсЯ. Ћна шла чаще всего в глубине моего сознаниЯ,  в  темных  его
пространствах, вне  возможности  сколько-нибудь  логического  контролЯ.  Њне
начинало казатьсЯ иногда, что Я близок к победе  и  что  недалек  тот  день,
когда и все мои тЯгостные видениЯ  исчезнут,  не  оставив  даже  отчетливого
воспоминаниЯ. ‚о всЯком случае, они теперь все чаще и чаще становились почти
бесформенными;  передо  мной  мелькали   неопределенные   обрывки   чьего-то
существованиЯ,   не   успевающие   проЯснитьсЯ,   и   мое   возвращение    к
действительности всЯкий раз приходило скорее, чем раньше. Ќо это еще не было
победой: времЯ от времени все вдруг тускнело и  расплывалось,  Я  переставал
слышать шум улицы  или  говор  людей  -  и  тогда  Я  с  тупым  ужасом  ждал
возвращениЯ одного из тех длительных кошмаров, которые Я знал  так  недавно.
ќто продолжалось несколько бесконечных  минут;  потом  в  мои  уши  врывалсЯ
прежний гул, менЯ охватывала короткаЯ дрожь и за пей следовало успокоение.
     ’ак проходили недели и месЯцы. ‹етом Џавел Ђлександрович и ‹ида  уехали
в окрестности ”онтенбло, куда он менЯ неоднократно приглашал и куда Я так  и
не собралсЯ. џ оставалсЯ в Џариже совершенно один и проводил  времЯ  главным
образом в чтении и долгих прогулках, и у менЯ не было  денег,  чтобы  уехать
куда бы то ни было. Џотом наступила осень; из притворенного окна  уже  тЯнул
почти зимний холодок. ‚есь Январь месЯц Я провел в  непонЯтном  и  тЯгостном
томлении; каждое утро Я просыпалсЯ с предчувствием катастрофы, и каждый день
проходил совершенно благополучно. ќто состоЯние раздражало и утомлЯло менЯ -
и Я только изредка освобождалсЯ от него и становилсЯ таким, каким мне всегда
хотелось быть:  нормальным  человеком,  которому  не  угрожает  ни  душевный
обморок, ни припадок безумиЯ. ’аким, в частности, Я чувствовал  себЯ  всЯкий
раз, когда Я попадал к Џавлу Ђлександровичу.
     џ обедал у него однажды февральским  холодным  вечером.  ‹иды  не  было
дома, мы  сидели  с  ним  за  столом  вдвоем,  и  он  был  в  созерцательном
настроении. ‡атем мы перешли в кабинет, куда был подан  кофе  и  где  стоЯла
бутылка очень крепкого и  сладковатого  вина,  которого  Я  выпил  несколько
глотков и которого он, по обыкновению, не  пил  вовсе.  Ћн  был  в  домашнем
бархатном пиджаке, но в рубашке с накрахмаленным воротничком. џ  смотрел  на
него и думал, что, вероЯтно, теперешний период его жизни - самый счастливый,
что лучшего времени он никогда не знал.  Њне  казалось,  что  ошибочным  это
впечатление не могло быть. ‚се в нем - его движениЯ, одновременно  медленные
и уверенные, его походка, его манера себЯ  держать,  интонации  его  голоса,
который как  будто  бы  стал  глубже  и  значительнее,  чем  раньше,  -  все
подтверждало такое убеждение. ‚ кабинете было очень тепло, особенно  потому,
что, кроме центрального отоплениЯ, горел еще камин, и  от  легкого  движениЯ
воздуха чуть-чуть шевелились тЯжелые портьеры на окнах. џ сидел в  кресле  и
остановившимсЯ взглЯдом смотрел в огонь. Џотом  Я  перевел  глаза  на  Џавла
Ђлександровича и сказал:
     - ‚ы знаете, вот Я смотрю на это маленькое пламЯ, и мне вдруг  начинает
казатьсЯ, что времЯ незаметно уходит назад, все дальше и дальше, и  по  мере
того, как оно уходит, Я претерпеваю неуловимые изменениЯ, - и вот,  Я  ловлю
себЯ на том, что Я Ясно вижу, как Я сижу, голый и покрытый шерстью, у  входа
в дымную пещеру каменного века, перед костром, который разложил мой  далекий
предок. ќтакий милый вид атавизма.
     - џ думаю, что вне атавизма мы вообще не существуем,  -  сказал  он.  -
‚се, что нам принадлежит, все, что мы знаем, все, что мы чувствуем,  мы  это
получили во временное пользование от умерших людей.
     - ‚ременное?
     - Љонечно, как же может быть иначе? †аркое пламЯ дрожало над углЯми,  и
иногда слышалсЯ тихий шелест их смещениЯ. Ћт тепла мне хотелось спать. Џавел
Ђлександрович сказал:
     - Ђ Я все чаще и чаще думаю о смерти вообще.  Ќе  потому,  чтобы  Я  ее
предвидел в ближайшем будущем, а оттого, наверное, что возраст уже почтенный
и это в какой-то степени,  мой  юный  друг,  естественно  именно  длЯ  моего
возраста. € что самое удивительное, Я думаю о ней без всЯкого ужаса  и  даже
огорчениЯ.
     - ‚ероЯтно, потому, что эти мысли носЯт чисто теоретический характер.
     -  Ќе  только,   мне   кажетсЯ.   …сть   в   этой   перспективе   нечто
соблазнительное,  нечто  неподдельно  торжественное  и  самое  значительное.
‚спомните слова панихиды: "в лоне Ђвраама, €саака и €акова упокой..."
     "‚ лоне Ђвраама, €саака и €акова..." џ сразу увидел перед собой  гулкие
своды церкви, чей-то безыменный гроб, свЯщенника,  дьЯкона,  кадила,  иконы,
неподвижный полет раззолоченных ангелов на –арских вратах и надпись наверху,
над ангелами, над всем этим наследством тысЯчелетий христианства:  "приидите
ко Њне все труждающиесЯ и обремененные и Ђз упокою вы".
     - ‚ы верите в Ѓога, Џавел Ђлександрович?
     - ђаньше плохо верил, теперь верю. ’ому, кто прошел через годы  нищеты,
легче верить, чем другому. Џотому что, видите ли, христианство  это  религиЯ
бедных людей, и недаром в …вангелии есть слова по этому поводу, которые  вы,
наверное, помните.
     - „а, да, - сказал Я. - Ќо Я помню не только это. Њне пришлось  однажды
читать поучительнейшую энциклику папы, забыл которого, где доказывалось, что
взглЯды церкви на богатство и бедность надо  уметь  правильно  толковать.  ‚
частности, об отдаче бедным не только всего имущества, но даже  десЯтой  его
части не может быть и  речи:  это  недоразумение.  „есЯтаЯ  часть  -  это  с
процентов  от  дохода.  Љапитал  же  никакому  христианскому  обложению   не
подлежит.
     Ќо это, конечно, анекдотично, и если есть ад,  то  Я  думаю,  там  этот
папа, жарЯсь много столетий  на  гигантской  сковороде,  успел  понЯть  свое
гибельное заблуждение по поводу взглЯдов церкви на имущественный вопрос.
     - ђаньше Я думал, что умру так же, как умирали мои товарищи с rue Simon
le Franc, - продолжал ™ербаков. - ’о есть что однажды  на  рассвете  зимнего
днЯ мой труп  найдут  где-нибудь  недалеко  от  ‘ены,  рЯдом  со  скамейкой,
покрытой инеем. ќто было бы естественно.
     ЌебольшаЯ лампа с абажуром освещала его лицо, спокойное и задумчивое.
     - € знаете, эта мысль мне всегда была обидна, Я с завистью  смотрел  на
богатые похороны, вплоть до того, что мечтал: вот  бы  мне  так  умереть.  €
теперь Я иногда представлЯю себе собственную  кончину  именно  так,  не  без
некоторого, Я бы сказал, даже уюта:
     завещание, нотариус, долгаЯ болезнь, воспитывающаЯ во  мне  смирение  и
готовность  к  последнему  переходу,   предсмертное   причащение,   траурное
объЯвление в газете - "со скорбью извещают  о  смерти  Џавла  Ђлександровича
™ербакова"... потом день и час погребениЯ...
     - Џодождите, подождите, Џавел Ђлександрович, - сказал Я, - что  это  за
похороннаЯ поэма? Љ тому же, насколько Я знаю, у  вас  нет  ни  близких,  ни
знакомых, не считаЯ ваших недавних коллег, завещание вам  оставлЯть  не  длЯ
кого - и кто придет на ваши похороны? ’ак что  даже  с  точки  зрениЯ  чисто
обстановочной, так сказать, извините менЯ за откровенность, мне  ваши  мечты
кажутсЯ спорными.
     - Њожет быть, - ответил он рассеЯнно. - Ќо уверЯю вас,  они  не  лишены
некоторой приЯтности.
     џ сказал ему, что теоретически это понимаю, но что мне трудно в это как
следует вникнуть.  џ  сказал,  что  мне  смерть  всегда  представлЯетсЯ  как
катастрофа: мгновеннаЯ  или  медленнаЯ,  неожиданнаЯ  или  естественнаЯ,  но
именно катастрофа - призрак потустороннего ужаса, от которого стынет  кровь.
ЏонЯтие уютности к этому никак не подходит. Ћн заметил, что такой  взглЯд  в
моем возрасте - он подчеркнул это - понЯтен, и спросил, нет ли у менЯ, между
прочим, Явной нелюбви к кладбищам.
     - Ќет, - сказал Я. - ‚от в них, пожалуй, есть нечто успокоительное.
     € когда мы заговорили об этом, Я вспомнил, как давно,  когда  Я  был  в
военном лагере, на берегу „арданелльского пролива, менЯ назначили по  нарЯду
рыть могилы. џ  рассказал  это  Џавлу  Ђлександровичу.  Љладбищем  заведовал
пожилой усатый полковник,  говоривший  с  сильным  кавказским  акцентом.  Ћн
приходил несколько раз смотреть на мою работу и говорил:
     -  ђойте,  ройте,  дорогой, глубже, пожалуйста. ‘_о_в_с_е_м г_л_у_б_ж_е
ройте.
     Љогда он пришел в последний раз, Я стоЯл на  дне  прЯмоугольной  Ямы  в
полтора человеческих роста. „ень уже клонилсЯ к вечеру.
     - ’еперь хорошо, - сказал он, - можете вылезать оттуда, дорогой.
     - ѓосподин полковник, - сказал Я, - можно вас спросить, кому  именно  Я
оказываю эту последнюю услугу? Љого будут хоронить в этой могиле?
     Ћн сделал неопределенный жест рукой.
     - Ќеизвестно еще, дорогой, неизвестно. ‚се под Ѓогом ходим.  ‡автра  вы
умрете, дорогой, вас хоронить будем.
     Ђ потом, много лет спустЯ, Я узнал, что этот полковник стал рабочим  во
”ранции и умер где-то возле ђубэ. € Я  пожалел  в  ту  минуту,  что  это  не
случилось тогда на берегу „арданелл и что его не  опустили  в  вырытую  мной
могилу, в теплую, глинистую землю,  куда  так  мЯгко  входила  кладбищенскаЯ
лопата; это избавило бы его от долгих лет невеселой жизни,  и,  может  быть,
умираЯ тогда, он унес бы с собой еще какие-нибудь иллюзии, несостоЯтельность
которых выЯснилась именно за это времЯ  и  именно  потому,  что  он  опоздал
умереть.
     - Њожет быть, это так, может быть, иначе, - сказал Џавел Ђлександрович.
     ‡атем разговор перешел  на  другое,  он  рассказывал  мне  воспоминаниЯ
прежних своих лет, и мне почему-то особенно запомнилось - может быть оттого,
что Я представил себе это с необыкновенной зрительной отчетливостью, -  одно
его приключение, в общем незначительное. Ћн шел  однажды  зимой,  на  севере
ђоссии, по лесу, это было незадолго до революции, когда он был офицером; его
бульдог, бежавший перед ним, вдруг начал свирепо лаЯть. Ћн  поднЯл  глаза  и
недалеко от себЯ на дереве увидел рысь, сидевшую с каменной  неподвижностью.
Ќа нем была форменнаЯ шинель, шашка и револьвер. Ћн выстрелил из  револьвера
в рысь, но не убил ее, а  только  ранил  -  и  тогда  она  огромным  прыжком
бросилась на него. Ћн успел отступить на шаг, она упала на четыре лапы прЯмо
перед ним, и в ту же секунду на нее навалилсЯ бульдог.  Џавел  Ђлександрович
не решалсЯ стрелЯть, боЯсь задеть собаку, и  пустил  в  ход  шашку,  которой
распорол ей брюхо, в то времЯ как бульдог, не разжимаЯ челюстей,  держал  ее
за горло. ‘нег был красный от крови, и в розовом закате зимнего днЯ медленно
летали вороны. џ видел перед собой этот мертвый кошачий  оскал  рыси,  белую
целину, поднЯтую борьбой, и молодого офицера с шашкой в руке. џ посмотрел на
его лицо сейчас, - оно  выражало  спокойную  усталость,  -  подумал  о  том,
сколько лет прошло после этой российской зимы, и ощутил, как мне показалось,
неудержимое движение времени.
     Џотом речь зашла о путешествиЯх, и Џавел Ђлександрович сказал,  что  он
собираетсЯ через некоторое времЯ, если все будет благополучно, переехать  на
постоЯнное жительство в Љанаду, подальше от …вропы, ее политических  судорог
и неизменного ощущениЯ смутной  тревоги,  наполнЯющего  воздух,  которым  мы
дышим.
     - Џодумайте, - сказал он, - ведь здесь каждый камень  пропитан  кровью.
‚ойны, революции, баррикады, преступлениЯ, деспотические режимы, инквизициЯ,
голод, разрушениЯ и всЯ эта историческаЯ галереЯ ужасов  -  участь  Ѓогемии,
‚арфоломеевскаЯ ночь, солдаты Ќаполеона в €спании, - помните серию  рисунков
ѓойи? …вропа живет  как  убийца,  преследуемый  кровавыми  воспоминаниЯми  и
угрызениЯми совести - в ожидании новых государственных преступлений. Ќет,  Я
слишком стар длЯ этого, Я устал. ЊенЯ все тЯнет к теплу и покою.  џ  столько
лет мерз и голодал, безнадежно, в смутном  ожидании  смерти  или  чуда,  что
теперь, Я считаю, Я заслужил право на отдых  и  на  некоторые  иллюзорные  и
сентиментальные утешениЯ, последние, вероЯтно, которые мне суждены.
     "€ллюзорные утешениЯ" - да, лучше нельзЯ было сказать. ‘тало быть, и он
это понимал, несмотрЯ на свое позднее ослепление, стало быть,  даже  от  его
взглЯда не ускользнула та преступнаЯ тень на лице ‹иды,  котораЯ  заставлЯла
менЯ  всЯкий  раз,  что  Я  ее  видел,  испытывать  отвращение  и   тревогу,
одновременно с непонЯтным и унизительным тЯготением к ней.
     - Ђ что вы? как вы живете? - спросил он. џ сказал ему, что Я  продолжаю
существовать как-то ощупью, в постоЯнном и беспредметном беспокойстве, почти
метафизическом, и что Я чувствую по временам такую душевную усталость, точно
мне бесконечно много лет.
     - —то-то у вас неладное, милый мой,  -  сказал  он.  -  Ђ  так  на  вас
посмотреть, вы совершенно нормальный человек. Њожет быть, вам на берег  морЯ
или в глухую деревню бы надо, вы об этом подумайте.
     џ пожал плечами. ‡атем Я взглЯнул на книжные полки и  впервые  заметил,
что на одной из них стоЯла небольшаЯ желтаЯ статуэтка, которой Я не мог  как
следует рассмотреть. џ спросил  Џавла  Ђлександровича,  что  это  такое.  Ћн
поднЯлсЯ с кресла, снЯл ее и передал ее мне.
     ќто была статуэтка Ѓудды, из литого золота. ‚место пупка  у  Ѓудды  был
довольно крупный овальный рубин. ЊенЯ удивила его поза: в  противоположность
тому, что Я привык видеть, он был представлен не сидЯ, а стоЯ. Ћбе руки  его
были прЯмо вытЯнуты вверх, без малейшего сгиба в локтЯх,  безволосаЯ  голова
была склонена несколько набок, тЯжелые веки нависали над  глазами,  рот  был
открыт,  и  на  лице  было  выражение   сурового   экстаза,   переданное   с
необыкновенной  силой.  Ќа  золотом   животе,   с   непонЯтной   и   мертвой
значительностью,   тускло   блестел   рубин.   ‘татуэтка   была    настолько
замечательна, что Я долго смотрел на нее, не отрываЯсь, и успел за это времЯ
забыть, где Я нахожусь. Џотом наконец Я сказал:
     - ЏрекраснаЯ вещь. ѓде вы ее достали? Ћн ответил, что недавно купил  ее
здесь, в одном из антикварных магазинов.
     - џ смотрю на нее довольно часто, - сказал он, - и, конечно, всЯкий раз
при этом думаю о буддизме, к которому чувствую тЯготение.
     - ‘облазнительнаЯ религиЯ, мне кажетсЯ.
     -  —резвычайно,  чрезвычайно.  ‚  силу  исторической   случайности   мы
христиане; мы могли бы быть буддистами, именно мы, русские.
     ’о, что он говорил потом, мне показалось спорным - может  быть  оттого,
что в такого рода суждениЯх  трудно  было  избежать  несколько  произвольных
обобщений. Љроме того, Я был склонен  думать,  что  почти  все  религии,  за
исключением отдельных, варварских культов, в какой-то момент почти совпадают
и экстаз Ѓудды, например,  переданный  с  такой  убедительностью  в  золотой
статуэтке,  напомнил  мне  некоторые  луврские  видениЯ  и,   в   частности,
восторженное лицо свЯтого €еронима.
     - „а, надо до этого дойти, - сказал ™ербаков. - Ќадо дойти до пониманиЯ
нирваны. Њне раньше все казалось, что это похоже на то, как если смотреть  в
бездонную и темную пропасть, а потом Я понЯл, что это не так.
     € Я подумал, что, может быть, и мне следовало стать буддистом, - именно
из-за стремлениЯ к нирване. џ рассказал Џавлу Ђлександровичу, как  в  минуты
наиболее напрЯженного душевного существованиЯ Я неизменно испытывал  желание
растворитьсЯ и исчезнуть.
     - € Я думаю, - сказал Я полушутЯ,  полусерьезно,  -  что  если  бы  мне
удалось рассказать об этом Ѓудде,  то  великий  мудрец  отнессЯ  бы  ко  мне
снисходительно.
     Ѓыло уже поздно, а мы все сидели и говорили  о  самых  разных  вещах  -
буддизме, о живописи „юрера, о ђоссии, о литературе, о музыке, об  охоте,  о
том, как  звенит  снег  от  мороза,  как  дрожит  полоса  лунного  света  на
поверхности морЯ, о том, как умирают нищие  на  улицах,  о  том,  как  живут
калеки, об американской городской цивилизации и о зловонии ‚ерсалЯ,  о  том,
что миром правЯт иногда невежественные и  преступные  тираны  и  что  земнаЯ
апокалиптическаЯ мерзость, характернаЯ длЯ любой эпохи человеческой истории,
по-видимому, так же неизбежна, как отвратительна.
     Љогда Я вышел оттуда, было ровно без десЯти час.  џ  очень  хорошо  это
запомнил, потому что взглЯнул на часы и мне вдруг показалось,  при  неверном
свете фонарЯ, что было всего пЯть минут одиннадцатого, и это  менЯ  удивило.
Ќо затем Я посмотрел внимательнее и увидел свою  ошибку.  џ  мог  бы,  может
быть, попасть еще к последнему поезду метро, но  решил  пойти  пешком.  Ќочь
была беззвезднаЯ и холоднаЯ;  кое-где  вдоль  тротуаров  блестели  замерзшие
полоски воды. џ смотрел на все окружавшее менЯ рассеЯнно,  продолжаЯ  шагать
по знакомой дороге; потом  Я  посмотрел  прЯмо  перед  собой  и  заметил,  в
желтоватом зимнем тумане, что не было больше ни улицы, ни  фонарей,  которые
непонЯтно как исчезли. џ остановилсЯ, закурил папиросу  и  оглЯнулсЯ  вокруг
себЯ. Ќе было действительно ни домов, ни улицы:  Я  стоЯл  посередине  моста
через ‘ену. џ оперсЯ о перила и долго смотрел на  темную  поверхность  реки.
Ћна беззвучно текла между теми статуЯми русалок, которых Я не  узнал  тогда,
когда возвращалсЯ из  несуществующей  тюрьмы  воображаемого  государства.  џ
глЯдел  вниз,  на  воду,  и  постепенно  переставал  чувствовать  ту  бедную
ограниченность моих созерцательных способностей, которую ощущал всегда, пока
не видел перед собой небо или воду.  ’огда  мне  начинало  казатьсЯ,  что  Я
больше не стиснут со всех сторон - несовершенством  моих  чувств,  временем,
обстоЯтельствами, личными и незначительными подробностЯми моей жизни,  моими
физическими особенностЯми. ’огда  у  менЯ  бывало  впечатление,  что  только
теперь Я ощущаю душевную свободу так, точно  ее  отражение  приближалось  ко
мне, исполнЯЯ чье-то  божественное  обещание,  -  в  безмолвном  великолепии
воздушной или водЯной бесконечности. € о чем бы Я ни думал в эти минуты, мои
мысли текли не так, как в  обычное  времЯ,  и  в  них  поЯвлЯлась  некотораЯ
отрешенность от внешних обстоЯтельств, влиЯвших на них. €ногда Я забывал,  с
чего именно начались эти размышлениЯ, иногда, напротив, Я твердо помнил это.
Ќо Я, конечно, знал,  что  никогда  не  найду  того  таинственного  и  давно
потерЯнного начала, которое исчезло в немой неподвижности ушедшего  времени.
Њне казалось, что Я слежу сейчас со стороны, откуда-то из  этого  воздушного
или  водЯного  пространства  за  длительным  движением  того  неопределимого
множества самых разнородных вещей-предметов и соображений, каменных домов  и
воспоминаний, поворотов улиц и ожиданиЯ, зрительных впечатлений и  отчаЯниЯ,
- в котором проходит мое существование и жизнь других людей, моих братьев  и
современников.
     € вот Я думал теперь о той странной притЯгательности, которую имело длЯ
менЯ это желание моего  собственного  исчезновениЯ.  ’о,  что  казалось  мне
соблазнительным, могло быть таким и длЯ других,  и  в  частности  длЯ  Џавла
Ђлександровича. Ћн, может быть, недаром говорил о буддизме,  который  в  его
представлении сводилсЯ, главным образом, к возможно более полному избавлению
от тленной земной оболочки. Ќужно было избавитьсЯ  от  этого  постоЯнного  и
тЯгостного состоЯниЯ: зависимости нашей душевной жизни от той презренной,  в
сущности, физической субстанции, через которую проходит наше восприЯтие мира
и котораЯ, в конце концов,  недостойна  выполнЯть  эту,  как  он  выразилсЯ,
торжественную миссию. —еловек, который так  думает,  уже  затронут  каким-то
нарушением душевного равновесиЯ, он уже  слышит  отдаленный  призыв  другого
мира, отвлеченного и  величественного,  как  конец  времен,  о  котором  так
настойчиво говорЯт свЯщенные книги. Џо сравнению  с  ним  -  какую  ценность
представлЯет эта беднаЯ совокупность чувственных радостей, которые  остались
длЯ него? …сли бы он был моложе на несколько десЯтков лет, если  бы  у  него
было  неутомимое  сердце,  огромные  легкие,   мускульнаЯ   сила   юного   и
атлетического тела, - тогда, может быть, это  Языческое  неистовство  земных
страстей сделало бы его непроницаемым и длЯ буддизма и длЯ созерцаниЯ.
     € как это часто бывало у менЯ - может быть, именно потому, что мне было
двадцать  пЯть  лет,  и  Я  не  знал  физических  недомоганий,  и  длЯ  менЯ
чувственный мир был не менее притЯгателен, чем созерцательный, -  мои  мысли
были прерваны зрительным воспоминанием. џ увидел перед  своими  глазами  два
стеклЯнных  круга  моего  полевого  биноклЯ,  в   который   Я   смотрел   на
кавалерийскую атаку, направленную против нас,  моих  товарищей  и  менЯ,  во
времЯ  войны,  в  ђоссии.  џ  видел,  как  сомкнутыми   рЯдами   кавалеристы
приближались к нам, Я видел эти быстрые и ритмические колебаниЯ живой  массы
лошадей и всадников, и Я смотрел на  это,  не  отрываЯсь,  с  остановившимсЯ
дыханием, потому что в этом была неудержимаЯ, казалось бы, сила молодости  и
мускулов, и это была атака победителей. ќто была победа над  смертью  и  над
страхом смерти, потому что это было безумие, потому что против  этих  людей,
вооруженных винтовками и саблЯми,  были  направлены  пулеметы  и  пушки.  Ќо
никакаЯ мысль и никакое  соображение  не  могли  остановить  этой  слепой  и
самозабвенной силы.  €  Я  отвел  бинокль  от  глаз,  испытываЯ  смертельное
сожаление оттого, что всадники были уже в двухстах метрах  от  нас  и  через
секунду по ним стали бить орудиЯ и десЯтки пулеметов; и несколькими минутами
позже их волны были скошены огнем и на выжженной траве неровного полЯ лежали
только трупы и умирающие.  €  от  всего  этого  не  осталось  ничего,  кроме
сохраненных во времени и пространстве  и  отражавшихсЯ  сейчас  на  уходЯщей
поверхности ночной реки в далеком и  чужом  городе  двух  стеклЯнных  кругов
моего полевого биноклЯ  и  еще  того  повторного  замираниЯ  сердца  и  того
воспоминаниЯ о сраженных победителЯх, в котором вновь,  через  столько  лет,
начиналась их героическаЯ и бессмысленнаЯ атака.
     ’емнаЯ вода все так же беззвучно двигалась перед  моими  глазами.  …сли
исключить из жизни то убогое наслаждение, - Я думал о Џавле  Ђлександровиче,
- которое дают чисто телесные ощущениЯ, тепло, обед, кровать, ‹ида, сон,  то
что остаетсЯ? ‚осторженное лицо Ѓудды? исступление свЯтого €еронима?  смерть
Њикеланджело? „лЯ того, кто знал эту холодную  притЯгательность  небытиЯ,  -
что могла значить эта биологическаЯ дрожь существованиЯ? "€ увидел  Я  новое
небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежнЯЯ землЯ  миновали  и  морЯ  уже
нет". € то, что происходит сейчас, здесь, если смотреть на это  со  стороны,
как-то особенно нелепо: зима, февраль, Џариж, мост над ‘еной, глаза, которые
смотрЯт на темную реку,  и  безмолвный  поток  мыслей,  образов  и  слов,  в
невероЯтном смешении времен и понЯтий - Џавел Ђлександрович ™ербаков, ‹ида и
всЯ ее жизнь. Ѓудда,  свЯтой  €ероним  и  Ћткровение  €оанна,  кавалерийскаЯ
атака, бинокль, небытие и случайный физический облик человека, который стоит
в синем пальто, опершись локтЯми об тЯжелые перила, та хрупкаЯ  матерьЯльнаЯ
оболочка, в которой воплощена часть этой таинственной совокупности движений.
     ‚ эту секунду во мне что-то сместилось, - Я не мог  бы  сказать  иначе.
Њой взглЯд, который до сих пор был неподвижно устремлен все в одно и  то  же
место реки, скользнул  дальше,  и  в  поле  моего  зрениЯ  поплыли  дрожащие
отражениЯ  фонарей.  џ  отвел  глаза  от  реки,  и  в  чудовищной   быстроте
зрительного взлета передо мной поЯвились, далекие и холодные, звезды зимнего
неба. Ђ может быть, мне еще суждено проснутьсЯ  однажды  утром  или  однажды
ночью, забыть об отвлеченных ужасах и начать жить так, как Я  жил  раньше  и
как должен был бы жить всегда, не в  фантастике,  окружавшей  менЯ  со  всех
сторон, а в  непосредственной  действительности  существованиЯ.  Ќебытие  не
уйдет от менЯ, оно только немного отдалитсЯ. € это позволит мне почти забыть
о нем, и Я буду все воспринимать иначе: проведЯ  ночь  с  женщиной,  Я  буду
испытывать  чувство  благодарности  к  этому  бедному  телу,   которое   мне
принадлежало; читаЯ плохую книгу, Я не  буду  презирать  какого-то  умершего
человека, когда-то ее написавшего, и мне начнет казатьсЯ,  что  в  известном
смысле все или почти все имеет свое оправдание и что Я живу, окруженный этой
скудной человеческой теплотой, в мире, где плачут от того, что умер  ребенок
или убит на войне муж, где говорЯт - Я никого не любил, кроме  тебЯ,  -  где
живут маленькие дети и щенЯта, в том  мире,  за  пределами  которого  только
холод и смерть.
     џ вдруг почувствовал, что продрог до костей; Я поднЯл воротник пальто и
ушел с моста. Ќо  Я  продолжал  думать  о  Џавле  Ђлександровиче  и  об  его
удивительной, в конце концов, судьбе. џ вспомнил, как он  мне  говорил,  что
его спасла эта неопределимаЯ болезнь, и чем больше Я об этом размышлЯл,  тем
больше Я был склонен полагать, что  невозможность  пить  вино,  эти  боли  и
рвоты, все это было, может быть, даже не  болезнью,  а  каким-то  загадочным
проЯвлением инстинкта самосохранениЯ, того самого, которого так  не  хватало
его товарищам по несчастью. —то стало бы со всем его наследством, если бы он
оставалсЯ алкоголиком? € Я еще раз  увидел  его  таким,  каким  он  предстал
передо мной впервые, - старым оборванцем в ‹юксембургском саду. ‚ моих  ушах
звучали его слова, которые мне было неловко слушать и которые он мне  сказал
значительно позже, после того как разбогател:
     - џ не верну вам тех десЯти франков, которые вы мне тогда дали, за  это
так отблагодарить нельзЯ. џ это очень оценил.  џ  знаю,  что  вы  к  деньгам
равнодушны, более или менее, конечно. Ќо старому нищему столько не дают.
     € вот теперь он сидит в кресле, в теплой, хорошо обставленной квартире,
смотрит на полку с книгами и на золотого Ѓудду и думает о спокойной  смерти.
‚ечером  приходит  ‹ида  и  отдает  ему  свое  послушное  тело;  затем   она
поднимаетсЯ с его кровати и уходит к себе, и он засыпает до утра - на  белых
простынЯх, под стеганым одеЯлом. “тром он пьет кофе,  затем  читает  газету,
потом завтракает, потом идет или едет  гулЯть.  ‚ечером  он  идет  иногда  в
театр, иногда на концерт, иногда в кинематограф. € никаких забот, ни о  том,
что будет завтра, ни о деньгах, ни  о  будущем  вообще,  этот  постоЯнный  и
теплый уют, камин,  диваны,  кресла,  мЯгкие  шаги  по  толстому  ковру  его
кабинета. Љак нелепо показалось бы ему еще два года назад, когда он скиталсЯ
холодными зимними днЯми по Џарижу, спускаЯсь времЯ от  времени  в  теплое  и
дурно пахнущее метро, - если бы тогда ему сказали, что через некоторое времЯ
он будет жить так, как живет сейчас! Ђ вместе с тем в этом не было ничего ни
чудесного, ни невероЯтного. ќто произошло просто потому, что за полторы  или
две тысЯчи километров от Џарижа однажды  море  было  холодным  и  свирепого,
скупого старика,  отплывшего  даже  не  очень  далеко  от  берега,  схватила
смертельнаЯ судорога, он пошел ко дну, вода наполнила его легкие и он  умер.
‚ этом не было ничего, кроме последовательности  самых  естественных  вещей:
температуры воды в северном море, склонности к артритизму,  характерной  длЯ
известного  возраста,  недостаточного  уменьЯ  плавать  или,   может   быть,
внезапного удара.
     "‚ лоне Ђвраама, €саака и €акова упокой..." "џ думаю об  этом  даже  не
без некоторого удовольствиЯ..." € вдруг мне показалось, что  в  этих  словах
была какаЯ-то бесконечно печальнаЯ истина. Њожет быть, действительно было бы
лучше, чтобы он умер теперь, именно теперь, как  было  бы  лучше  длЯ  моего
коменданта кладбища умереть  тогда  в  ѓреции,  а  не  значительно  позже  в
фабричном  поселке  ”ранции.  ‚  конце  концов,  именно  теперь  он,   Џавел
Ђлександрович  ™ербаков,  по-настоЯщему  счастлив.  —то  будет   потом?   Ћн
привыкнет к этому комфорту и перестанет его ценить, ему станет казатьсЯ, что
он так жил всегда и что  вещи,  которые  с  ним  происходЯт,  естественны  и
скучны. …му пойдет седьмой десЯток, и в самом недалеком будущем те  жестокие
лишениЯ,  которые  он  пережил,  начнут  давать  о  себе   знать,   начнутсЯ
недомоганиЯ, болезни,  доктора  и  все  то  тЯгостное,  что  несет  с  собой
старость, и непоправимое сознание, что деньги пришли слишком поздно:  вместо
желаний будут боли, вместо аппетита - отвращение к еде, вместо глубокого сна
- длительнаЯ бессонница. „а, было бы лучше, если бы он умер теперь. Ћн  знал
все: молодость, расцвет сил,  опасность  смерти  на  войне,  страсть,  вино,
нищету, глубочайший человеческий упадок и неожиданное возвращение в гот мир,
который  давно  стал  длЯ  него  недосолен,  этот  невероЯтный  переход   от
напоминаниЯ к напоминаемому, от небытиЯ к жизни. —то еще оставалось длЯ него
- в пределах одного человеческого существованиЯ? Ќикакой отдых не вернет ему
потерЯнных сил, потому что  времЯ  отнЯло  у  него  возможность  их  полного
восстановлениЯ: таких чудес все-таки не бывает. € может быть,  действительно
своевременным и достойным завершением этого  существованиЯ  был  бы  переход
туда, где нет "ни болести, ни воздыханиЯ, но жизнь бесконечнаЯ".
     Њожет быть, это было бы лучше всего. Ќо мне лично было бы его  жаль.  џ
любил его душевное спокойствие, его  искреннюю  доброжелательность  ко  мне,
интонации   его   глубокого   голоса,    его    неподдельную    человеческую
привлекательность, - все эти качества,  которые  он  пронес  через  жестокие
испытаниЯ и которые он сумел сохранить  такими,  какими  они  бывают  тогда,
когда молодость и сила позволЯют человеку роскошь великодушиЯ.  ЏридетсЯ  ли
мне быть свидетелем их постепенного исчезновениЯ и вместо теперешнего  Џавла
Ђлександровича  увидеть  перед  собой  озлобленного   старика,   утомленного
хроническими недугами и  ненавидЯщего  других  за  то,  что  их  собственное
здоровье не позволЯет им попЯть ни его страданий, ни его бессильного  гнева?
џ не хотел бы присутствовать при таком его перевоплощении.
     џ вдруг вспомнил опЯть восторженно-исступленное лицо Ѓудды и его  руки,
поднЯтые вверх. Њожет быть, он видел перед собой ту нирвану,  к  которой  мы
были ближе, чем это нам казалось, которую мы принимали как должное,  которой
мы даже хотели, к которой мы, в глубине нашего сознаниЯ, даже стремились.
     "Љоторой мы хотели". Џоставим единственное число вместо множественного:
"которой Я хотел". Џочему в каком-то умозрительном пространстве Я осуждаю на
смерть или на близость к  нирване  Џавла  Ђлександровича  ™ербакова,  почему
именно Я - так как нигде, кроме моего воображениЯ, это не происходит, а  мое
воображение - это, в конце концов, искаженное отражение менЯ, -  произвольно
и насильственно предполагаю его смерть, почему Я совершаю это  теоретическое
умерщвление? € в какой степени Я ответственен за  это  преступление?  Џотому
что в том мире,  на  пребывание  в  котором  Я  был  осужден  своей  упорной
болезнью, граница между отвлеченным и действительным, между идеей и актом не
была ни  отчетливой,  ни  неподвижной.  Њне  надо  было,  например,  сделать
необыкновенное усилие воли, чтобы вспомнить, принадлежала мне ‹ида или  нет,
- в этой комнате с зеркалами. € как наивно  было  бы  думать,  что  всЯ  моЯ
жизнь, это длительное и сложное движение, начало которого терЯетсЯ длЯ  менЯ
в необъЯснимой тьме, может  быть  сведена  к  последовательности  внешних  и
очевидных фактов моего существованиЯ. Ћстальное, зыбкое  и  неверное,  могло
быть названо уходом от действительности, бредом или сумасшествием.  Ќо  и  в
нем была тоже своеобразнаЯ последовательность, не менее несомненнаЯ,  идущаЯ
от одного провала в безумие до другого -  до  той  минуты,  вероЯтно,  когда
последние остатки моего сознаниЯ будут поглощены надвинувшимсЯ мраком и либо
Я  исчезну  окончательно,  либо,  после  долгого   перерыва,   похожего   на
многолетний душевный обморок,  Я  увижу  себЯ  однажды  в  какой-то  далекой
стране, на краю дороги - неизвестным бродЯгой без имени, без возраста и  без
национальности. €, вероЯтно, тогда мне будет легко на душе и  Я  забуду  эту
уголовную мрачность воображениЯ, эту отвлеченную отвратительность разврата и
это теоретическое умерщвление.
     Ѓыло больше двух часов ночи, когда Я подходил к  гостинице,  в  которой
жил. Ќа углу менЯ остановила Њадо и попросила у  менЯ  папиросу.  Џотом  она
посмотрела на менЯ и сказала:
     - “ тебЯ странный вид сегоднЯ. ’ы что, очень устал?
     - ќто свет фонарЯ, который так падает на мое лицо, - ответил Я. -  Ќет,
Я не устал, мне просто хочетсЯ спать.
     - Ќу, тогда спокойной ночи.
     - ‘покойной ночи, Њадо.
     џ поднЯлсЯ к себе,  сдернул  покрывало  с  дивана,  и  в  мЯгком  свете
забелели простыни и наволочки. џ помню, что Я  мечтал,  раздеваЯсь,  заснуть
без снов, проснутьсЯ утром  и  забыть  весь  этот  ненужный  и  воображаемый
абсурд.
     џ  проснулсЯ,  однако,  с  тЯжелой  головой.  ЏринЯв  холодный  душ   и
побрившись, Я вышел из гостиницы. Ќаправо от входа Я  с  удивлением  заметил
закрытый автомобиль темно-синего цвета, в котором обычно ездЯт  полицейские.
…два Я успел сделать несколько шагов, как  Я  почувствовал  чью-то  руку  на
своем плече. џ обернулсЯ. Џередо мной стоЯл широкоплечий мужчина в штатском,
с гладким и невыразительным лицом.
     - ‚ы арестованы, - сказал он. - ‘ледуйте за мной.
     џ был настолько поражен, что в первую минуту ничего не ответил.  ’отчас
же подошел второй человек в штатском, мы сели в автомобиль и поехали. ’олько
тогда Я спросил:
     - Џо какой причине Я арестован?
     - ‚ы это должны знать лучше, чем кто бы то ни было.
     - џ ничего не понимаю.
     -  ’огда  будем  надеЯтьсЯ,  что  это  недоразумение,   которое   скоро
выЯснитсЯ.
     Ђвтомобиль остановилсЯ на набережной ‘ены. џ  сидел  в  приемной;  один
полицейский инспектор оставалсЯ со мной, другой ушел и был довольно долго  в
отсутствии. џ чувствовал по-прежнему тЯжесть в голове и странное безразличие
ко всему происходЯщему  и  успел  подумать,  что  это  было  похоже  на  тот
длительный бред, который привел менЯ в дом  предварительного  заключениЯ  на
территории фантастического –ентрального ѓосударства.
     Ќаконец менЯ ввели в другую комнату,  где  сидел  очередной  инспектор.
‘права и слева от его кресла  стоЯло  еще  несколько  человек,  которые  мне
показались очень похожими друг на друга. “ того, кто начал менЯ допрашивать,
было бритое и  печальное  лицо,  он  был  не  молод,  у  него  было  усталое
выражение, как будто бы принЯтое раз навсегда. Ћн спросил, как моЯ  фамилиЯ,
где Я живу, чем Я занимаюсь, где и когда Я родилсЯ. џ ответил. Ћн  посмотрел
на менЯ в упор и вдруг спросил с непонЯтным упреком в голосе:
     - Џочему вы его убили?
     € в ту же секунду Я почувствовал, что  терЯю  под  собой  почву.  ’очно
издалека, со стороны, Я увидел себЯ идущим по улице, этой ночью, и  вспомнил
то, что Я думал тогда и что, как  мне  казалось,  не  могло  иметь  никакого
отношениЯ ко всему происходившему сейчас. џ встрЯхнул головой и сказал:
     - €звините менЯ, Я не очень хорошо себЯ чувствую и не понимаю, о чем вы
говорите. —то вы имеете в виду?
     - џ думаю, что не сообщу вам ничего, что вам не было бы  уже  известно.
Њ-р ™ербаков сегоднЯ утром был найден убитым в своей квартире.
     Њне опЯть показалось, что Я в бреду и что у менЯ нет сил из него  уйти.
џ, конечно, допускал мысль об его смерти, Я даже в какой-то мере был склонен
думать, что она была бы своевременна именно теперь. ‘квозь мутный  туман  на
менЯ смотрели с угрозой и упреком человеческие глаза. џ вспомнил с  усилием,
что это были глаза инспектора.
     - ќто было чисто теоретическое положение, - сказал Я.  -  ќто  даже  не
было желание, это было произвольное логическое построение.
     - Љ несчастью, Я не  вижу  в  этом  никакого  теоретического  элемента.
™ербаков был убит ударом ножа в затылок. “дар был нанесен  сзади,  когда  он
сидел в кресле.
     џ стоЯл, низко опустив глаза. Ќет, такого совпадениЯ быть не могло. ќто
было произвольное логическое построение, Я готов был  повторить  это  тысЯчу
раз. Ќикто, кроме менЯ, не мог об этом знать, и  моЯ  мысль  не  могла  быть
передана на расстоЯнии какому-то неизвестному убийце.  Ђ  вместе  с  тем  по
времени это совпадало. Ќет, этого, конечно, не могло быть.
     - ќто мне представлЯетсЯ невозможным, - сказал Я. € внезапно  Я  понЯл,
что не было ничего более опасного, чем то, что происходило сейчас. ’о, что Я
говорил, должно было казатьсЯ инспектору иным, чем было в  действительности,
и если Я  буду  продолжать  этот  диалог  с  самим  собой,  это  может  менЯ
окончательно погубить.
     - „айте мне, пожалуйста, стакан воды, - сказал Я.  Ћн  дал  мне  стакан
воды и папиросу. Џотом он сказал:
     - ‚ конце концов, Я был бы только рад, если бы выЯснилось,  что  вы  не
убийца. Ќо это нужно доказать, и Я могу рассчитывать только на вашу помощь.
     - џ вам искренно благодарен.
     Џотом пришел  полицейский,  который  должен  был  сопровождать  менЯ  к
фотографу.  ’ам  менЯ  посадили  на   вращающийсЯ   металлический   табурет,
выкрашенный белой маслЯной краской; свет рефлекторов бил мне в лицо, табурет
поворачивалсЯ в разные стороны, щелкал фотографический аппарат.  ‡атем  менЯ
заставили  отпечатать  на  белой   бумаге   все   мои   пальцы,   вымазанные
предварительно какой-то черной массой, и отвели обратно.
     ЌесмотрЯ на то что в кабинете, где менЯ  допрашивали,  было  достаточно
светло, мое лицо освещала лампа почти такой же силы,  как  те,  при  которых
менЯ только что снимали. џ вспомнил, что это обычный способ допроса.
     Ќо первого инспектора не  было.  Ќа  его  месте  сидел  незнакомый  мне
человек, совершенно на него не похожий, с  мрачным  и  скучающим  выражением
лица.
     - Ќу что? - сказал он.
     - џ вас слушаю.
     Ћн сморщилсЯ от скуки и отвращениЯ.
     - Џокончим с этим скорее, - сказал он. - Њне надо идти завтракать,  вам
надо отдохнуть. „елайте ваше  чистосердечное  показание,  Я  вам  постараюсь
помочь. Љаковы были мотивы вашего поступка?
     - Њне бы хотелось выбратьсЯ из этого лабиринта, - сказал Я, отвечаЯ  на
собственную мысль.
     - Њне тоже. Ќо это не ответ  на  вопрос,  который  Я  вам  поставил.  џ
повторЯю его: каковы были мотивы вашего поступка?
     џ делал над собой необыкновенные усилиЯ,  чтобы  перейти  эту  границу,
котораЯ  разделЯла  мои   размышлениЯ   о   судьбе   Џавла   Ђлександровича,
размышлениЯ, вызванные несомненной симпатией к нему, от фактов, которые  мне
ставились или могли быть поставлены в вину. џ прекрасно понимал  глубочайшую
разницу между темным чувством моей теоретической вины перед ним и тем ударом
ножа сзади, который вызвал его смерть. џ это понимал, но  сплетение  того  и
другого было настолько крепко, что, стараЯсь оставатьсЯ в области фактов,  Я
все времЯ упиралсЯ точно в незримые стены,  отделившие  менЯ  от  простейшей
логической убедительности. џ не мог выйти из этого душевного тумана, хотЯ  Я
знал, что дальнейшее пребывание в нем и это абсурдное сознание своей вины  -
Я понимал его нелепость, но не мог избавитьсЯ  от  чувства,  лишавшего  менЯ
необходимой свободы мышлениЯ - грозит мне самой непосредственной и  страшной
опасностью.
     €нспектор задал мне  еще  несколько  вопросов,  на  которые  Я  не  мог
ответить с нужной Ясностью. ‡атем он ушел  и  его  заменил  другой,  “  менЯ
болели глаза от Яркого света лампы, мне хотелось пить, есть и курить.
     …ще через некоторое времЯ Я почувствовал, что менЯ охватывает сон, Я на
секунду заснул и проснулсЯ от того, что менЯ трЯсли за плечи. Љто-то, кого Я
уже не узнавал, опЯть спрашивал, что именно толкнуло  менЯ  на  убийство.  џ
собралсЯ с силами и ответил снова,  что  это  не  поступок,  а  произвольное
логическое построение. —ей-то незнакомый голос сказал:
     - Ћн бредит, он слишком устал. Ќо он еще держитсЯ.
     Ќо на этом допрос неожиданно кончилсЯ и менЯ увели. џ шел, спотыкаЯсь и
покачиваЯсь, как пьЯный, между двумЯ полицейскими. ‡атем отворилась дверь  и
Я очутилсЯ в узкой камере, на полу которой лежал матрац, покрытый одеЯлом. џ
буквально упал на него, и мне казалось, что сон охватил менЯ  еще  до  того,
как Я успел его коснутьсЯ.
     џ проснулсЯ, вероЯтно, через много часов  в  полной  тьме  и  сразу  же
вспомнил все. џ знал, что нахожусь в тюрьме и что менЯ обвинЯют  в  убийстве
™ербакова. ’олько теперь Я по-настоЯщему понЯл, что произошло. Ѓедный  Џавел
Ђлександрович, недолго пришлось ему пожить по-человечески! Ќо кто же мог его
убить и, главное, зачем?
     Џриблизительно трое суток Я провел в том, что тщетно  старалсЯ  обрести
постоЯнно  ускользавшую  от  менЯ  Ясность  сознаниЯ,  но   тот   легкий   и
непрозрачный туман, который обычно  окружал  менЯ  во  времЯ  этих  странных
душевных недомоганий, не рассеивалсЯ. € когда менЯ наконец снова вызвали  на
допрос, Я чувствовал себЯ немногим лучше, чем в первый день моего ареста.
     Ќа этот раз Я  попал  к  судебному  следователю,  пожилому  человеку  с
мЯгкими глазами. Џосле первых формальных вопросов он сказал:
     -  џ  внимательно   просмотрел   ваше   досье,   в   нем   нет   ничего
неблагоприЯтного длЯ вас. ‚ы отрицаете, что вы убили ™ербакова?
     - ‘амым категорическим образом.
     - ‚ы были с ним в хороших отношениЯх, не так ли?
     - „а.
     - „авно ли вы с ним знакомы?
     - ѓода три.
     - ‚ы помните, когда и где вы с ним встретились впервые?
     џ рассказал, как произошло мое знакомство с Џавлом Ђлександровичем.
     - ‡начит, в те времена он был нищим?
     - „а.
     - € через три года мы находим его в комфортабельной квартире  на  улице
Њолитор? ќто неправдоподобно. Љак это могло случитьсЯ?
     џ объЯснил ему. џ заметил, что когда речь шла не об убийстве, мне  было
гораздо легче отвечать и все было длЯ менЯ более или менее Ясно.
     - •орошо, - сказал он. - —то вы делали вечером  одиннадцатого  февралЯ,
другими словами,  в  день  убийства  ™ербакова?  ‚ы  можете  вспомнить  ваше
времЯпрепровождение?
     - Љонечно, - сказал  Я.  џ  действительно  отчетливо  помнил  все,  что
происходило: холодный  вечер,  редкие  снежинки  в  свете  уличных  фонарей,
станцию метро "Ћдеон", откуда Я поехал к Џавлу Ђлександровичу, и мой  приход
к нему. џ помнил лица начальника поезда и механика и  узнал  бы  пассажиров,
ехавших в одном вагоне со мной. џ описал  следователю  все  вплоть  до  меню
обеда, которым менЯ угостил Џавел Ђлександрович.
     -  ‚ы  занимались  когда-нибудь  физическим  трудом?  Љакое  вы  знаете
ремесло?
     џ удивленно посмотрел  на  него  и  ответил,  что  нет,  Я  никогда  не
занималсЯ физическим трудом и не знаю никакого ремесла. Ќо он, казалось, сам
не придавал значениЯ этому вопросу, потому что тотчас же сказал:
     - Џосле обеда вы провели весь вечер в разговорах, не так ли?
     - „а.
     - Ќе помните ли вы, о чем шла речь? ќто очень важно.
     € вдруг в этом месте допроса Я с ужасом ощутил непонЯтный провал в моей
памЯти. џ не мог вспомнить ничего о нашей беседе, - так, точно ее никогда не
было. Ћт усилиЯ, которое Я делал, чтобы восстановить хотЯ бы часть того, что
говорилось тогда, у менЯ выступил пот на  лбу  и  начала  болеть  голова.  џ
собрал свои силы и сказал:
     - €звините менЯ, пожалуйста, Я сейчас не в состоЯнии  этого  вспомнить.
…сли бы вы дали мне немного времени, Я думаю, что это мне удалось бы.
     …го глаза встретили мой мутный взглЯд. Ћн помолчал,  кивнул  головой  и
сказал:
     - •орошо, постарайтесь рассказать мне это в следующий раз.
     џ опЯть проспал мертвым сном много часов подрЯд. ‡атем Я встал и сделал
несколько шагов в темноте. „авно Я не чувствовал себЯ как сейчас.  ќто  было
почти забытое, счастливое состоЯние физического и  душевного  равновесиЯ,  и
это было настолько неожиданно, что Я не верил  своим  собственным  чувствам.
„алекое лицо Љатрин возникло перед моими глазами и исчезло. ‘лучилось то, на
возможность чего Я почти потерЯл надежду. —то произошло  за  эти  часы,  чьЯ
жизнь пролетела мимо менЯ,  заслоненнаЯ  тЯжелым,  непроницаемым  сном,  что
вернулось из небытиЯ?  €  как  то,  чего  Я  хотел  во  чтобы  то  ни  стало
достигнуть, на что Я безрезультатно употреблЯл такие страшные усилиЯ воли во
времЯ  этих  допросов,  -  вдруг  Явилось  само  собой  с   такой   чудесной
несомненностью, за эти несколько часов сна? џ не  только  не  боЯлсЯ  теперь
никакого допроса, Я ждал его с нетерпением.
     Љогда менЯ снова привели  к  следователю,  его  лицо  было  значительно
мрачнее, чем в прошлый раз. џ этого не мог не заметить, но это не  произвело
на менЯ того впечатлениЯ, которое несомненно произвело бы еще накануне.
     - џ вам должен  сказать,  -  начал  он,  -  что  ваше  положение  резко
ухудшилось. џ не говорю о том, что в квартире ™ербакова мы не  нашли  ничьих
отпечатков пальцев, кроме его собственных и ваших.
     Ћн просмотрел какую-то бумагу.
     - …сть, однако, одно обстоЯтельство, еще  более  трагическое  длЯ  вас.
ѓоворил ли с вами ™ербаков когда-нибудь о завещании?
     - Ќикогда, - сказал Я. - Њне бы  показалось  удивительным,  если  бы  Я
узнал, что он об этом думал.
     - …го нотариус представил нам, тем не менее, копию его  завещаниЯ:  все
свое состоЯние ™ербаков оставлЯет вам.
     - Њне? - сказал Я с изумлением и холодом  в  спине.  -  ќто  совпадение
действительно трагическое.
     -  Џоследовательность  фактов,  которые  говорЯт  против   вас,   почти
невероЯтна, - сказал он. - ‚ вечер убийства вы  приходите  к  ™ербакову.  ‚ы
последний человек, который его видел живым. Ќичьих отпечатков, кроме  ваших,
не  обнаружено.  „опустим,  что   это   совпадение,   -   крайне   длЯ   вас
неблагоприЯтное, но совпадение. …динственный  аргумент,  который  говорит  в
вашу пользу, тот, что с вашей стороны это убийство бесцельно и бессмысленно,
€ вот мы узнаем, что существует завещание и по этому завещанию все состоЯние
убитого   переходит   к   вам.   ‹огически   недостающее   звено   -    ваша
заинтересованность  в  смерти  ™ербакова   -   найдено.   ‘огласитесь,   что
совокупность улик неотразима. € ответ на  тот  вопрос,  который  возникал  с
самого начала: зачем вам было его убивать - теперь Ясен до  очевидности.  ‚ы
говорите, что ничего не знали о завещании?  Ќо  это  словесное  утверждение,
которому следствие противопоставлЯет целый рЯд тЯжелых и несомненных улик.
     џ  все  не  мог  прийти  в  себЯ  от  удивлениЯ:  как  и  почему  Џавел
Ђлександрович составил завещание в мою пользу? џ напрЯженно  думал  об  этом
несколько секунд, и вдруг мне показалось, что Я нашел объЯснение всему. Ќо Я
не сказал об этом следователю.
     - Њне хотелось бы знать, - продолжал он, - что вы можете ответить?
     -  Џрежде  всего,  что  было  бы  по  меньшей  мере  странно,  если  бы
подтвердилось, что Я  действовал  именно  так,  как  устанавливает,  не  без
некоторой внешней логичности, следствие. —то могло бы быть  более  наивно  и
глупо, чем поведение такого убийцы? Ћн знает, что  скрыть  своего  визита  к
™ербакову он не может, что его заинтересованность в  смерти  этого  человека
бесспорна и очевидна, что подозрение в первую очередь должно пасть на  него.
€ вот он приходит вечером к ™ербакову,  не  случайно,  а  будучи  приглашен,
убивает его, уходит домой и полагает, что если его о чем-нибудь спросЯт,  то
он скажет, что никого не убивал, и этому, конечно, поверЯт. ‘огласитесь, что
так действовать может только человек, умственные способности которого должны
быть предметом клинического исследованиЯ.
     ‚се, что говорил мне следователь, и  все,  что  отвечал  Я,  отличалось
необыкновенной Ясностью и отчетливостью, от которых Я давно  отвык,  которые
давно были длЯ менЯ потерЯны.
     - ‚ логике почти каждого убийцы, - сказал следователь,  -  и  уголовнаЯ
хроника нам это постоЯнно подтверждает,  -  почти  всегда  есть  клинический
элемент. ќтим она отличаетсЯ от логики  нормальных  людей,  и  в  этом,  так
сказать, ахиллесова пЯта всЯкого убийцы.
     - „а, да, Я знаю, некоторый патологический момент, - сказал  Я.  -  ќто
бывает обычно незначительнаЯ ошибка в расчете. Ќо  такаЯ  ЯвнаЯ  и  сплошнаЯ
глупость всего поведениЯ предполагаемого убийцы - не кажетсЯ ли она вам  еще
более неправдоподобной, чем  эта  последовательность  совпадений?  „лЯ  менЯ
сейчас речь идет о жизни и смерти, и Я буду защищатьсЯ до конца.  Ќо  Я  даю
вам слово говорить только правду.
     Ћн смотрел на менЯ далекими глазами, точно задумалсЯ о чем-то,  чего  Я
не мог знать. Џотом он сказал:
     - џ действую сейчас, может быть, не так, как должен был бы действовать.
џ допускаю мысль, что вы не убийца, хотЯ, повторЯю, все  улики  против  вас.
„олжен вам заметить, что соображениЯ, которые вы только что  приводили,  мне
тоже приходили в  голову:  уж  слишком  все  очевидно  и  это  действительно
странно. …сли бы Я вас не видел и не говорил с вами, а мне бы рассказали  об
этом, Я бы  сказал,  что  тратить  времени  на  следствие  не  стоит.  Ќо  Я
постараюсь вам помочь. ‚ы вспомнили, о чем вы говорили со ™ербаковым в  этот
последний вечер его жизни?
     ‚ огромном кабинете было тихо. џ сидел на стуле и курил, и  со  стороны
могло показатьсЯ, что здесь происходит между двумЯ знакомыми мирный разговор
на какую-нибудь отвлеченную тему.
     -  „а,  да, - ответил Я. - ’еперь Я прекрасно помню все. ќто началось с
того,  что  Я  сказал,  что  люблю  смотреть в огонь и нахожу в этой любви к
пламени  нечто атавистическое. Њой собеседник согласилсЯ со мной; потом речь
перешла  к  теме  о  смерти. Ћн говорил, что часто о ней думает и что в этих
мыслЯх  есть  некотораЯ уютность. Ћн привел цитату из православной панихиды,
текст  объЯвлениЯ,  которое  могло бы поЯвитьсЯ в газетах. џ возразил ему, -
мне  показалось,  что смерть, в любом ее аспекте, лишена какой бы то ни было
привлекательности.  џ  вспоминаю  теперь  совершенно отчетливо, что Я сказал
ему:  у  вас  нет наследников, з_а_в_е_щ_а_н_и_е вам составлЯть не длЯ кого.
‡атем  были  некоторые  личные воспоминаниЯ, не имеющие особенного значениЯ,
по-моему.  Ћдна  из  последних  тем,  которую  мы  с  ним обсуждали, это был
буддизм.
     -   џ   понимаю,   что   это   был   разговор,   лишенный    логической
последовательности, - сказал он, - то, что мы называем  une  conversation  a
batons rompus {ЃессвЯзный разговор (фр.).}.  Ќо,  может  быть,  вы  помните,
каково было соединительное звено, та ассоциациЯ, котораЯ обусловила  переход
от личных воспоминаний к обсуждению религиозной доктрины?
     -  Ќет  ничего  легче  этого,  -  ответил  Я.  -  Ќад   головой   моего
собеседника...
     - ‚ы хотите сказать: над диваном, на котором он, сидел?
     - Ћн сидел в кресле, а не на диване, -  сказал  Я.  -  „иван  находилсЯ
направо от кресла, несколько в стороне.
     - ‘овершенно верно, Я ошибсЯ. Џродолжайте.
     - Ќад его головой была полка с книгами, и на этой полке стоЯла  золотаЯ
статуэтка Ѓудды.
     - ‚ы могли бы ее описать?
     - џ ее узнаю из тысЯчи.
     - —ем она замечательна?
     џ  подробно  описал  золотого  Ѓудду  и  сказал,  что   менЯ   поразило
исступленное его лицо  и  сходство  этого  выражениЯ  с  выражением  свЯтого
€еронима.
     ‹ицо следователЯ вдруг стало напрЯженным.
     - ‘транно, - сказал он вполголоса, обращаЯсь скорее к самому себе,  чем
ко мне. - ‘транно. Џо-вашему, эта статуэтка имеет большую ценность?
     - џ плохой знаток в такого рода вещах.  „лЯ  менЯ  она  имеет  ценность
эстетическую прежде всего. „умаю,  что  она,  помимо  этого,  должна  стоить
довольно дорого, она  из  литого  золота,  и  в  нее  вделан  рубин,  правда
небольшой. Ќо вообще говорЯ, статуэтка замечательнаЯ.
     - •орошо, - сказал он. - €так, ваш взглЯд упал на золотого Ѓудду и  это
естественно навело вас на мысль...
     - Ћ нирване и о буддизме... Њой собеседник  передал  мне  статуэтку,  и
тогда Я мог рассмотреть ее как следует. „о  тех  пор,  пока  она  стоЯла  на
полке, Я не видел ее во всех подробностЯх: горела лампа  на  столе  и  полка
была в полутьме.
     - —то вы сделали со статуэткой потом?
     - џ вернул ее моему собеседнику, который поставил ее обратно.
     - ‚ы в этом уверены?
     - Џростите, в чем именно?
     - ‚ том, что он поставил ее на место?
     - ‘овершенно уверен.
     - •орошо, - сказал он. - Ѓудьте готовы к следующему допросу.
     ‚ернувшись в свою камеру, Я погрузилсЯ  в  напрЯженные  размышлениЯ  об
убийстве Џавла Ђлександровича. ‚ отличие от допрашивавших менЯ людей, Я знал
одну  существеннейшую  вещь,  -  именно,  что  не   Я   убил   его.   Џервое
предположение, которое приходило в голову, это  что  убийцей  был  Ђмар.  Ќо
оставалось непонЯтно, зачем ему было это делать. Ћ ревности не могло быть  и
речи. Ћ непосредственной выгоде - тоже: Џавел Ђлександрович  содержал  ‹иду,
на деньги которой жил Ђмар. Љроме того, квартира была в полном  порЯдке,  не
было ни следов борьбы, ни попытки грабежа и  все  стоЯло  на  своих  местах.
—еловек с улицы,  случайный  преступник?  ќто  в  одинаковой  мере  казалось
невероЯтным - главным образом потому, что не было кражи.
     …ще одно обстоЯтельство тоже казалось странным - способ убийства. Џавел
Ђлександрович  был  убит  ударом  ножа  в  затылок,  и  смерть   последовала
мгновенно. ’ак Я понЯл из беглых замечаний следователЯ. € это представлЯлось
необъЯснимым. Љакова была форма ножа? Ћбыкновенный нож, плоский  и  широкий,
не мог быть орудием убийства. Ќо помимо этого - и  какова  бы  ни  была  его
форма, - удар должен был быть нанесен с необыкновенной  силой  и  точностью.
‚рЯд ли чахоточный и больной Ђмар обладал и таким безошибочным глазомером  и
такими мускульными возможностЯми. Љроме того - в десЯтый раз,  -  зачем  ему
было это делать? Ћставалось предположение, вероЯтнее всего почти  абсурдное,
но которое все-таки нельзЯ было отбрасывать с совершенной уверенностью,  что
Џавел Ђлександрович стал жертвой какого-то маньЯка.
     Љогда менЯ снова привели на  допрос,  Я  напрЯженно  ждал,  что  скажет
следователь. Ћн сел, разложил перед собой лист бумаги и спросил  менЯ  таким
гоном, как будто продолжал допрос, прерванный несколько минут тому назад:
     -  ‚ы  говорите,  что  помните  статуэтку  золотого   Ѓудды   во   всех
подробностЯх?
     - „а.
     - Љакое у нее было основание? Ќа чем она стоЯла? Ѓыла  ли  какаЯ-нибудь
подставка?
     - Ќет, - ответил Я. - Џодставки  не  было.  ‘низу  статуэтка  кончалась
плоским квадратным срезом. ќто был геометрически правильный квадрат,  с  той
разницей, что углы были слегка закруглены.
     Ћн протЯнул мне лист белой бумаги и спросил:
     -  ’акой  приблизительно  срез?  Ќа  бумаге  неуверенными  линиЯми  был
нарисован ровный квадрат с закругленными углами.
     - ‘овершенно точно.
     Ћн покачал головой. Џотом он посмотрел мне в глаза и сказал:
     - ’от, кто убил ™ербакова, унес  с  собой  золотого  Ѓудду.  Ќа  полке,
покрытой тонким слоем пыли, отпечаталсЯ квадрат, рисунок которого вы держите
в руках. …сли нам удастсЯ разыскать  статуэтку,  то  вы  вернетесь  домой  и
будете  продолжать  ваше  исследование  по  поводу   ’ридцатилетней   войны,
черновики которого мы нашли у вас. „олжен вам сказать, между прочим,  что  Я
совершенно не согласен с вашими выводами и, в частности, с оценкой ђишелье.
     ‡атем он протЯнул мне папиросы - жестом, который мне сразу сказал много
и немаЯ убедительность которого была сильнее, чем любаЯ  перемена  тона.  Ћн
сделал это почти машинально, так, как это делают по отношению к знакомому. џ
почувствовал необыкновенное облегчение, и мое дыхание стало учащенным.
     - ’еперь перейдем к другому, - сказал он. - —то вы знаете  о  любовнице
покойного, об ее родителЯх и об ее покровителе? џ с трудом представлЯю себе,
чтобы вопрос об их участии в убийстве ни разу у вас не возникал.
     - џ много  об  этом  думал,  -  сказал  Я.  -  џ  имею  приблизительное
представление  обо  всех  этих  людЯх,  но  меньше  всего  Я   знаю   Ђмара,
покровителЯ, как вы его называете, ‹иды. ‚се  они  крайне  малопочтенны.  Ќо
должен вам сказать, что Я не вижу, какую выгоду длЯ  ‹иды  или  Ђмара  могло
представить это убийство.
     -  Њожно  подумать,  что  вы  лично  не  заинтересованы  в  результатах
следствиЯ.
     - Њои рассуждениЯ несколько отличаютсЯ от ваших, - сказал Я,  -  и  это
объЯснЯетсЯ, в частности, тем, что у менЯ есть достовернаЯ  истина,  котораЯ
длЯ вас априорно не установлена: Я знаю, что Я не убивал ™ербакова.
     - Alibi ‹иды и Ђмара кажетсЯ на первый взглЯд бесспорным, - сказал  он.
- Ћба они провели всю ночь в дансинге "‡олотаЯ  звезда".  ѓарсоны  первой  и
второй смены помнЯт, что Ђмар заказывал им шампанское.
     - ќто была ночь с субботы на воскресенье, народу было много, и  часоваЯ
отлучка могла пройти незамеченной.
     - „а, и, кроме того, у нас есть некоторые основаниЯ не вполне  доверЯть
свидетельским показаниЯм, которые идут из этой среды. Ќо  до  доказательства
противного мы вынуждены верить этому алиби.
     - ЏовторЯю, что длЯ менЯ неЯсно, какую цель мог бы  преследовать  Ђмар,
убиваЯ ™ербакова.
     - ќтого мы не знаем, и это аргумент в его пользу. Ќи допрос,  ни  обыск
не дали никаких  результатов.  ђодители  ‹иды  провели  ночь  у  себЯ,  они,
впрочем, вне подозрениЯ. —то вы знаете о них вообще?
     џ рассказал ему то, что мне было о них известно. Ћн сказал:
     - ќто, конечно, показательно, но из этого не следует автоматически, что
кто-либо из них совершил это убийство, которое им  принесло  только  убыток,
грубо говорЯ. Њы будем теперь искать статуэтку, в  которой  ключ  всего.  Ќе
скрою от вас, что найти ее врЯд ли будет легко. џ думаю, что мне не придетсЯ
вас больше допрашивать. ‚ам остаетсЯ только ждать; времЯ работает на вас.
     € перед тем, как отослать менЯ, он прибавил:
     - …сли  бы  убийца  не  соблазнилсЯ  золотым  Ѓуддой,  вам  бы  грозила
гильотина или бессрочнаЯ каторга. € Я не думаю, чтобы соображение о том, что
это обогатило бы судебную хронику еще  одним  случаем  осуждениЯ  невинного,
показалось бы вам достаточным утешением.
     џ даже  приблизительно  не  представлЯл  себе,  сколько  времени  может
продлитьсЯ мое ожидание. Ќо так или иначе, Я был уверен теперь, что  мне  не
грозит никакаЯ опасность. џ полагал, правда, что следователь, будучи  уверен
в моей непричастности к убийству ™ербакова, мог бы вернуть мне свободу.  Ќо,
поставив себЯ на его место, Я подумал, что поступил бы, пожалуй, так же, как
он, хотЯ бы длЯ того, чтобы настоЯщий убийца Џавла Ђлександровича  продолжал
считать себЯ в безопасности. Љак  Я  впоследствии  узнал,  это  в  некоторой
степени соответствовало действительности.  €  тогда  же  Я  подумал,  что  в
области элементарной логики все рассуждают в  общем  почти  одинаково  и,  в
конце  концов,  именно  произвольные  законы  этой  своеобразной  математики
приводЯт к аресту  убийцы  или  раскрытию  преступлениЯ,  -  тем  более  что
уголовные преступники чаще всего бывают примитивными людьми, неспособными  к
сколько-нибудь  отвлеченному  мышлению,  и   в   этом   смысле   оказываютсЯ
беззащитными  перед  самым  скромным  умственным   превосходством   среднего
следователЯ. ’ак должно было, как мне казалось, случитьсЯ и теперь.
     џ не думал о сроке моего тюремного заключениЯ и не вел  счета  времени,
но, помимо моего желаниЯ, Я был бессознательно подготовлен к тому,  что  оно
продлитсЯ, быть может, два или три днЯ. Ќо проходили  недели,  и  ничего  не
менЯлось в моем положении. Њне  начинало  иногда  казатьсЯ,  что  так  может
тЯнутьсЯ годы, - не потому, что Я должен содержатьсЯ в тюрьме, а оттого, что
Я был один в многомиллионной массе Џарижа, был  почему-то  арестован  и  мог
просто потерЯтьсЯ и быть забытым. Ќо и это было не размышлением или выводом,
а темным и неверным ощущением, это была очереднаЯ и  очевиднаЯ  ошибка  моих
мускулов, моего  зрениЯ,  моего  слуха,  всего  этого  воспринимательного  и
несовершенного аппарата. „ни проходили за днЯми. ‘начала Я не думал почти ни
о чем, потом стал вспоминать о  самых  разных  вещах,  не  имевших,  однако,
отношениЯ к убийству. € чтобы заставить себЯ вернутьсЯ  к  обсуждению  того,
что играло главную роль в решении моей участи, мне  всЯкий  раз  нужно  было
делать над собой усилие. џ ловил себЯ на том, что трагическаЯ и  неожиданнаЯ
смерть Џавла Ђлександровича не вызывала во мне тех чувств, которые Я  должен
был бы испытывать и которые были бы естественны: сожаление и печаль. “  менЯ
вдруг бывало такое странное ощущение, - мне было трудно его определить  даже
длЯ самого себЯ, - нечто вроде того, что все, в сущности, начиналось  с  той
минуты, когда стало известно, что Џавла Ђлександровича ™ербакова больше  нет
на свете. € он невольно и теперь уж как будто  окончательно  приобретал  длЯ
менЯ тот призрачно-картинный характер, который  менЯ  поразил  в  день  моей
первой встречи с ним в ‹юксембургском саду. џ помнил  все  мои  разговоры  с
ним, его своеобразную уютность, но это как-то  не  вызывало  во  мне  теперь
эмоционального - Я не мог найти другого слова-отклика. € Я подумал,  что  он
поЯвилсЯ в моей жизни именно тогда, когда все  длЯ  менЯ  было  призрачно  и
условно и деревьЯ  ‹юксембургского  сада  были  не  более  убедительны,  чем
воображаемый пейзаж далекой страны, которой Я никогда не знал.  Ђ  вместе  с
тем произошло именно то, о чем Я думал, когда стоЯл  на  мосту  через  ‘ену,
возвращаЯсь от него домой в ночь его смерти. Њожет быть, даже мысль об  этом
совпадала по времени с той минутой, когда он умирал в своем кресле, не успев
этого ни понЯть, ни почувствовать, ни постигнуть, что это и есть тот переход
в иной мир, который он описывал  мне  в  таких  лирических  тонах.  ‚  этом,
собственно, и состоЯло преступление - как  почти  каждое  убийство:  у  него
отнЯли то, чего он только начинал ждать, то, к чему его должен был  привести
длительный путь, медленный и  постепенный  отказ  от  всего,  приближение  к
нирване, как он сказал бы, вероЯтно, мне в нашей очередной  беседе,  которой
никогда не будет. € теперь Я думал,  что  был  не  прав,  полагаЯ,  что  ему
следует умереть раньше, чем он перестанет ценить свое неожиданное счастье: Я
произвольно лишал его самого важного периода его жизни. џ отнимал у него - и
моим единственным утешением было то, что это оставалось в области  чистейшей
теории, - право на собственную смерть, которое  принадлежало  только  ему  и
никому другому. Ќо у него было слишком мало времени, - и кто мог знать,  что
не будет ни медленности, ни приближениЯ к нирване, а будет короткий  хрип  и
мгновеннаЯ тьма? € не будет ни  объЯвлениЯ  в  газетах,  ни  "ложа  Ђвраама,
€саака и €акова", и вместо этого в анатомическом театре будет  лежать  перед
вскрытием окоченевшее тело пожилого мужчины,  то  самое  тело,  которое  еще
вчера ‹ида держала в своих вЯлых объЯтиЯх, закрываЯ глаза и думаЯ об Ђмаре?
     џ заметил в своем теперешнем  состоЯнии  одну  особенность,  свЯзанную,
быть может, с тем, что Я  был  заключенным:  если  Я  начинал  о  чем-нибудь
думать, то мне было  труднее,  чем  раньше,  перенести  внимание  на  другой
предмет. Ћбычно  Я  делал  это  почти  автоматически;  теперь  у  менЯ  было
впечатление, что образы, занимавшие мое воображение, потерЯли  ту  легкость,
которой обладали раньше, и главное,  перестали  подчинЯтьсЯ  моей  воле,  от
которой больше не зависело ни их поЯвление, ни их исчезновение. Њожет  быть,
это было так, потому что  Я  устал.  џ  сопротивлЯлсЯ  этому  как  мог,  но,
по-видимому, у менЯ оставалось мало сил. Ќаступила наконец минута,  когда  Я
Ясно понЯл невозможность отдалить от себЯ то, что так давно уже приближалось
ко мне, то, о чем Я раз навсегда запретил себе думать, потому что Я не  знал
ничего более тЯгостного и печального. ќто начиналось с трех  строк,  которые
преследовали менЯ:

     But come you back when all the flow'rs are dying,.
     If I am dead - as dead I well may be -
     You'll come and find the place, where I am lying...
     {Љогда умру - все смертны в этом мире, -
     ‚ернешьсЯ ты; увЯнут уж цветы;
     ‚ернешьсЯ - и найдешь мою могилу... (англ.)}

     € сейчас же после этого до менЯ доходил голос, который пел эти слова  и
который Я слышал в последний раз два года тому назад. € этот  голос,  и  эти
слова возникали сквозь сожаление и сознание  непоправимости,  напоминаЯ  мне
мой добровольный и бессмысленный отказ от единственной возможности  возврата
во времени. Љак Я мог думать тогда, что не  имею  права  на  это,  -  летние
вечера, близость Љатрин, ее голос, ее глаза и прозрачнаЯ ее любовь? € почему
мрачные образы, провалы в небытие, неверность моих собственных  очертаний  и
качающаЯсЯ зыбкость моей жизни могли мне казатьсЯ настолько  непреодолимыми,
что, испугавшись  этой  неизбежной  призрачности  существованиЯ,  Я  ушел  в
отвлеченную темноту, оставив там, по ту сторону  ненавистного  пространства,
этот голос и эти слова? ‡ачем Я это сделал? Ќикто не мог знать заранее,  что
Я непременно буду побежден в этой борьбе.  ‚  конце  концов,  неужели  моего
воображениЯ было недостаточно,  чтобы  создать  условную  и  соблазнительную
фикцию действительности, и неужели у менЯ не хватило бы силы  воплотитьсЯ  в
тот образ, который смутно видела Љатрин, который она забыла  и  который  она
звала?

                            But come you back...

     € вот Я  затворил  за  собой  дверь,  чтобы  медленно  исчезнуть  в  ее
тЯгостном сне, в ее слабеющем воспоминании. Ћна ни в чем не была виновата, и
не она ушла от менЯ. џ вышел из ее комнаты поздно вечером, и Я вспомнил, как
медленно Я спускалсЯ по лестнице. ’олько  теперь  мне  была  Ясна  абсурднаЯ
неправдоподобность этой медленности, - потому что это не был уход, это  было
почти самоубийство, это был прыжок в неизвестность.
     € первый раз в жизни Я почувствовал, что  мне  нужна  ее  помощь  и  ее
поддержка. џ думал о том, знала ли она что-либо обо мне. ЏредставлЯла ли она
себе, что сейчас, в  душевных  судорогах  сожалениЯ,  Я  жду,  обвиненный  в
убийстве, какой будет моЯ судьба и что мне предстоит - гильотина, бессрочнаЯ
каторга  или,  быть  может,  возвращение  золотой  статуэтки  Ѓудды  с   его
исступленным лицом и, стало быть, свобода? Ќо что бы ни случилось, ей Я буду
обЯзан единственной моей иллюзией. ’олько, может быть, менЯ больше не  будет
и через несколько лет  далекий  каторжник,  жестоко  страдаЯ  от  очередного
припадка  палюдизма,  будет  рассказывать  на   убогом   уголовном   жаргоне
фантастическую историю своей любви к женщине, в существование которой  тогда
уже никто не поверит. Ќо если бы чудом мне когда-нибудь было суждено еще  ее
увидеть,  Я  рассказал  бы  ей  -  как  всегда,  наполовину   по-французски,
наполовину по-английски - о моих допросах, о моем обвинении  в  убийстве,  о
моем тюремном заключении. € Я бы прибавил, что, когда Я был  заперт  в  этих
четырех стенах, именно тогда Я понЯл самое  главное:  и  постоЯнный  призрак
чьего-то чужого существованиЯ, и обвинение в убийстве, и  раскаЯние  в  том,
что Я был теоретически виновен перед тенью моего мертвого друга, и тюрьма, и
перспектива медленной или мгновенной смерти, - все это было менее  тЯгостно,
чем воспоминание о моем уходе из ее  комнаты  тогда,  поздним  вечером,  чем
исчезновение  той  единственной   иллюзии,   из-за   которой,   может   быт,
действительно стоило защищатьсЯ до конца.

                                 ----------

     џ знал, что в эти долгие дни, которые были наполнены, казалось,  только
моими размышлениЯми и воспоминаниЯми  и  которые  так  монотонно  переходили
сначала в сумерки, потом в ночь, - там, за стенами,  ограничивавшими  теперь
мое теперешнее существование, происходит упорнаЯ работа. џ  делал  по  этому
поводу десЯтки предположений, но Я, конечно, не мог  предвидеть  даже  самым
отдаленным и приблизительным образом того, что обусловило мое возвращение на
свободу. џ не мог знать, что ’омас ‚илкинс находилсЯ в Џариже, как Я не знал
вообще, что он существует на свете и что именно ему предстоит сыграть в моей
судьбе столь значительную роль, объЯснЯвшуюсЯ, в  свою  очередь,  некоторыми
его  личными  особенностЯми.  ’омас  ‚илкинс  был   собственником   большого
цветочного магазина в —икаго и, как  он  сам  говорил,  любил  больше  всего
остального  -  цветы  и  женщин.  Ќо  те,  кому  пришлось   с   ним   близко
познакомитьсЯ, были склонны утверждать, что самую большую слабость он  питал
все-таки к спиртным напиткам. Ћн приехал  в  Џариж  по  делам,  поселилсЯ  в
районе Ѓольших бульваров и скоро стал своим человеком во  всех  барах  этого
квартала. ќто был полный  сорокалетний  мужчина  с  выцветшими  глазами.  Ћн
обычно поЯвлЯлсЯ в сопровождении какой-нибудь молодой женщины из числа  тех,
кого содержатели и гарсоны баров знали давно и  хорошо.  ‚  пьЯном  виде  он
отличалсЯ некоторой забывчивостью и  нередко  оставлЯл  в  баре,  уходЯ,  то
коробку  конфет,  то  какой-нибудь  сверток,  то  собственную   шлЯпу.   …му
обыкновенно возвращали их на следующий день.
     ђозыски  золотого  Ѓудды  были  поручены  инспектору  Џрюнье,  который,
потратив на  это  несколько  недель,  нигде  не  мог  обнаружить  не  только
исчезнувшей статуэтки, но даже отдаленных о  ней  напоминаний.  Ћн,  правда,
отыскал, не без труда, антиквара, который продал Ѓудду  ™ербакову  несколько
месЯцев тому назад и который подтвердил это; но его подтверждение,  конечно,
не могло подвинуть дела. Ћн дал Џрюнье подробное описание  статуэтки,  точно
совпадавшее с тем, которое  Я  дал  следователю,  и,  удостоверившись  таким
образом, что золотой Ѓудда действительно существовал и не был  плодом  моего
воображениЯ, Џрюнье принЯлсЯ  за  его  поиски.  Ћн  наводил  справки,  очень
сложными и косвенными путЯми, у всех скупщиков краденого,  но  это  не  дало
никаких  результатов.  ‡олотаЯ  статуэтка  исчезла,   казалось,   совершенно
бесследно.
     Ћн возвращалсЯ однажды домой, усталый и сонный, поздно ночью и, проходЯ
по одной из маленьких улиц возле Place de Opera,  остановилсЯ  перед  баром,
над которым электрическаЯ вывеска сиЯла красным светом.  €знутри  доносилась
смутнаЯ музыка. Ћн толкнул стеклЯнную дверь  и  вошел.  ‚  баре  было  почти
пусто. Ћн сел на высокий табурет перед стойкой, против кассира, поздоровалсЯ
с ним, - он знал в этом баре всех служащих, - заказал себе виноградного соку
и увидел справа от кассы какой-то небольшой предмет,  завернутый  в  помЯтую
папиросную бумагу.
     џ узнал эти  подробности  от  самого  Џрюнье,  с  которым  познакомилсЯ
несколько позже и которого  пригласил  позавтракать  в  ресторан.  Ћн  очень
картинно рассказал мне  все,  что  происходило,  детали  каждого  допроса  и
последовательность фактов, котораЯ довела его до их логического  завершениЯ.
‚ыпив лишнее, он стал совершенно откровенен и призналсЯ мне,  что  недоволен
своей судьбой и своей профессией, что он  вынужден  этим  заниматьсЯ  только
из-за недостатка  средств  и  что  больше  всего  на  свете  его  интересует
зоологиЯ. Љогда он начал об этом  говорить,  он  необыкновенно  оживилсЯ,  и
остановить  его  было  невозможно.  џ  подумал,  что  если   бы   вопрос   о
классификации млекопитающих возник в начале нашего разговора, Я бы  врЯд  ли
успел узнать что бы то ни было о вещах, которые мне лично казались в  данном
случае более важными, но которым он не был склонен  придавать  значение.  Ћн
буквально впал в лирический экстаз, когда заговорил об австралийской  фауне,
в которой обнаружил удивительные познаниЯ: он описывал мне поведение ехидны,
нрав утконоса, свирепость динго и трагическую красоту - как он  выразилсЯ  -
черного лебедЯ. Ћн имел точное представление о размерах маньчжурского тигра,
об окраске оцелота, о необыкновенной быстроте бега, характерной длЯ гиеновой
собаки, - и его мало, по-видимому, смущало то, что Я был в этой области Явно
недостойным его собеседником. ‚последствии Я часто встречалсЯ с ним, он  был
милым человеком и носил в себе начало своеобразной зоологической  поэзии,  в
которой, как Я ему сказал, было нечто стихийно пантеистическое.  Љ  счастью,
тогда, в баре, он был далек от зоологии. Ћн посмотрел на сверток и спросил:
     - —то это такое?
     - ќто забыл один из клиентов, - сказал кассир, - он только что вышел, и
Я даже не успел посмотреть, в чем дело. —то-то тЯжелое, во всЯком случае.
     - Џокажите, - сказал Џрюнье.
     Љассир протЯнул ему полубесформенный предмет, очертаниЯ  которого  были
скрыты несколькими слоЯми бумаги. Џрюнье развернул ее измЯтые листы, и глаза
его широко раскрылись: тускло поблескиваЯ в  электрическом  свете,  на  него
смотрело восторженное, золотое лицо Ѓудды.
     - Ca, par exemple {Џожалуй, да (фр.).}, - сказал он.
     ‚илкинс был допрошен на следующий день через переводчика; он  почти  не
говорил по-французски. Ћн сначала вообще не хотел разговаривать с  полицией,
заЯвил,  что  он  американский  гражданин,  что  он  не  совершил   никакого
преступлениЯ, что он обратилсЯ к американскому консулу с  просьбой  защитить
его от произвола французских властей. Ќо когда ему объЯснили, в чем дело, он
согласилсЯ сообщить то немногое, что мог. Ћн купил эту статуэтку  за  триста
франков у девушки, с которой провел вчерашний вечер.  ‘татуэтка  понравилась
ему необыкновенной живостью выражениЯ, как он сказал, и поэтому он решил  ее
приобрести, хотЯ она, конечно, не стоила таких денег, так как была из меди и
в нее было вделано красное стеклышко. „евушка, собственно,  не  предполагала
ее продавать и согласилась на это, только уступаЯ его настоЯниЯм.  ќто  была
очень приЯтнаЯ блондинка, и звали ее „жорджетт. Џрюнье поблагодарил  его  за
показание и спросил в баре, кто именно была женщина, приходившаЯ вчера  туда
с ‚илкинсом.
     - ѓаби, - сказал гарсон.
     —ерез полчаса после этого ѓаби стоЯла перед Џрюнье. Ћна начала с  того,
что у нее все бумаги в порЯдке, что она ничего  не  скажет,  что  ей  нечего
сказать и что она знает свои права.
     - Ќе говори глупостей, - сказал Џрюнье, - и не трать времени. Ћткуда ты
получила статуэтку?
     - ќто подарок.
     - •орошо. Љто тебе ее подарил?
     - ќто вас не касаетсЯ.
     - ЉасаетсЯ, касаетсЯ, - сказал он. - Ќу?
     - џ не скажу.
     - Љак хочешь, -  сказал  Џрюнье.  -  Ќо  тогда  Я  буду  вынужден  тебЯ
задержать за сообщничество и укрывание краденого.
     - ‚ы надо мной смеетесь, - сказала ѓаби.  -  Љто  будет  красть  медную
статуэтку?
     - ’от, кто понимает разницу между медью и золотом. Ќу?
     ќто произвело на ѓаби необычайно  сильное  впечатление.  Ќа  глазах  ее
поЯвились слезы; она не могла себе простить, что отдала  такую  ценную  вещь
почти даром этому американцу, который был совершенно пьЯн или делал вид, что
был пьЯн, и тоже не понимал, что это золото.
     - ѓюгюс мне сказал, что это не имеет никакой ценности.
     - Њожешь идти, - сказал Џрюнье. - ’олько не особенно  далеко,  ты  мне,
может быть, будешь еще
     нужна.
     Џосле этого ѓюгюс, официальный покровитель ѓаби, был доставлен в тот же
кабинет, где час тому назад была ѓаби. Џрюнье бросил на него быстрый взглЯд:
     ѓюгюс был таким же, как всегда, -  крупные  завитки  волос  на  голове,
результат   длительной   работы   парикмахера,   свирепое    бритое    лицо,
светло-коричневый костюм и серое пальто.
     - ‡дравствуйте, господин инспектор, - сказал он.
     - ‡дравствуй, ѓюгюс, - сказал Џрюнье. - Ќу, как
     дела?
     - ’ак себе, господин инспектор.
     - •очешь папиросу?
     ѓюгюса  очень  обеспокоила  такаЯ  неожиданнаЯ  любезность  со  стороны
полицейского инспектора; он привык к другому обращению, и эта перемена  тона
не предвещала ничего доброго.
     - ’ы всегда был хорошим парнем, в сущности, - сказал Џрюнье. - Љонечно,
у тебЯ были кое-какие недоразумениЯ, но у кого их не бывает?
     - ќто правильно, господин инспектор.
     - Ќу вот, видишь. ’ы знаешь, что мы делаем  все,  чтобы  не  доставлЯть
тебе неприЯтностей: ты живешь как хочешь, работаешь как хочешь и мы тебе  не
мешаем, потому что мы уверены в твоей порЯдочности.
     Џрюнье посмотрел на него довольно пристально. ѓюгюс отвел глаза.
     - Ќо, с другой стороны, ты понимаешь, так как мы тебе оказываем услугу,
то  мы  рассчитываем  на  твою  лоЯльность.  Њы  знаем,  что  если  бы   нам
понадобились некоторые справки, то ты нам их дашь. Ќе правда ли?
     - „а, господин инспектор.
     - Ћткуда у тебЯ поЯвилась статуэтка, которую ты дал ѓаби?
     - џ не понимаю, о чем вы говорите, господин инспектор.
     - ’ы видишь, тебе все-таки верить до конца нельзЯ. †аль. Џотому что, ты
понимаешь, все благополучно только до тех пор, пока мы тебе верим.  Ќо  если
бы мы захотели к тебе придратьсЯ, это  было  бы  нетрудно.  Џошли  бы  опЯть
допросы, - ты знаешь, что это такое, - заинтересовались бы твоим прошлым,  -
ты тоже знаешь, что это такое, - и так далее. Џонимаешь? € тогда Я  бы  тебЯ
уж не мог защищать. џ бы сказал: ѓюгюс, Я ничего не могу длЯ  тебЯ  сделать,
потому что ты обманул мое доверие. ќто ты, Я надеюсь,  понимаешь?  ’еперь  Я
прибавлю, что у менЯ мало времени. Џоследний раз: откуда у тебЯ статуэтка?
     - џ нашел ее в мусорном Ящике, господин инспектор.
     - •орошо, -  сказал  Џрюнье,  вставаЯ,  -  џ  вижу,  что  тебе  надоела
спокойнаЯ жизнь. —то ж, будем действовать иначе.
     - ѓосподин инспектор, мне дал ее на хранение Ђмар.
     - ‚от это другое дело. Љак раз недавно был о тебе разговор и  Я  сказал
моим коллегам: ребЯта, Я за ѓюгюса всегда готов поручитьсЯ. џ очень рад, что
оказалсЯ прав. Љогда он тебе ее передал?
     - ‚ ночь на двенадцатое февралЯ, господин инспектор.

                                 ----------

     џ не знал ничего обо всем, что происходило в это  времЯ,  когда  Я  был
предоставлен своим собственным размышлениЯм. € Я думал о том, что моЯ судьба
решаетсЯ сейчас, именно в эти дни, и что ее решение не зависит от менЯ ни  в
какой степени. Њеньше, чем когда бы то ни было, все, что  мне  предстоЯло  в
жизни, могло определЯтьсЯ тем, что Я из себЯ представлЯл, или тем, к чему  Я
стремилсЯ. џ вернулсЯ к этим же размышлениЯм позже  и  констатировал  лишний
раз, что это действительно не имело никакого значениЯ. ‚ажно  было  то,  что
существовала золотаЯ статуэтка с квадратным срезом внизу, важно было то, что
старый  антиквар  в  очках  и  ермолке  подробно  описал   ее   полицейскому
инспектору; важно было то, что ’омас ‚илкинс, владелец цветочного магазина в
городе —икаго,  питал  слабость  к  спиртным  напиткам  и  женскому  полу  и
отличалсЯ забывчивостью в пьЯном виде. ‚ажно было то, что была на свете ѓаби
и что она работала в районе Ѓольших бульваров. € важно было то, что  в  этом
неправдоподобном  соединении  пьЯнства,  пристрастиЯ  к  цветам,   продажных
женских тел и малограмотных сутенеров возникало золотое воплощение  великого
мудреца, об учении которого никто  из  его  кратковременных  владельцев,  ни
‚илкинс,  ни  ѓаби,  ни  ѓюгюс,  ничего  не  знали  -  ив  возможности   его
вещественного приближениЯ ко мне заключалось мое спасение. Ђ  вместе  с  тем
что, казалось, кроме слепой и неумолимой механики случаЯ, могло свЯзать  мою
судьбу, мой длительный бред и мои блужданиЯ с клиентурой цветочного магазина
в столице одного из американских штатов, - клиентурой, существование которой
позволЯло ‚илкинсу совершать поездки в Џариж? ‘ плохо  залеченным  сифилисом
ѓаби и ѓюгюса и с неизвестной мне жизнью индусского артиста, бесспорному и в
какой-то мере крамольному искусству которого золотой Ѓудда был обЯзан  своим
возникновением? Њожет быть, этот неведомый мастер, работаЯ  над  статуэткой,
надеЯлсЯ, что через сотни или тысЯчи лет, воскресаЯ и перевоплощаЯсь десЯтки
и десЯтки раз, он достигнет наконец совершенства и станет почти  похожим  на
величайшего мудреца всех времен и народов,  -  вместо  того,  чтобы,  прожив
обычную человеческую жизнь,  не  отмеченную  ни  одной  особенной  заслугой,
умереть и проснутьсЯ парией и быть окруженным гениЯми  тьмы.  €  Я  подумал,
что, говорЯ с Џавлом Ђлександровичем о том, что и Я мог  бы,  при  известных
условиЯх, стать буддистом, Я был далек от истины, в частности,  потому,  что
моЯ судьба в  этой  жизни  слишком  живо  все-таки  интересовала  менЯ  и  Я
нетерпеливо ждал своего освобождениЯ.
     ќтот день наступил через три  недели.  ЊенЯ  опЯть  привели  в  кабинет
следователЯ. Ћн поздоровалсЯ со мной - чего раньше  никогда  не  делал  -  и
сказал:
     - џ мог бы вас не вызывать,  но  мне  хотелось  вас  видеть  и  у  менЯ
оказалось немного свободного времени.
     Ћн расстегнул свой портфель - и в следующую  секунду  Я  увидел  в  его
руках золотого Ѓудду.
     - ‚от ваш спаситель, - сказал он. - …го,  однако,  было  не  так  легко
найти.
     Ћн внимательно смотрел на статуэтку.
     - ‚ещь действительно замечательнаЯ, - сказал он, - но Я не нахожу в ней
никакого сходства со свЯтым €еронимом и Я  боюсь,  что  это  ваше  сравнение
чрезвычайно произвольно. Љакую именно картину вы имеете в виду?
     - „олжен вам признатьсЯ, что Я плохой знаток живописи, - сказал Я. -  џ
имею в виду анонимную картину, на которую Я обратил внимание  в  ‹увре.  Ћна
приписываетсЯ, если не ошибаюсь, школе ‘иньорелли. Њне казалось,  что  в  ее
исполнении  участвовали  двое.  Љартина  изображает   свЯтого   €еронима   в
религиозном экстазе. Ћн прижимает к  голой  груди  камень,  из-под  которого
течет кровь. …го  лицо  поднЯто  к  небу,  глаза  закатываютсЯ  в  свЯщенном
исступлении, губы его старческого рта почти провалились; и  в  воздухе,  над
его головой, летит изображение ђаспЯтиЯ.  Њне  казалось,  что  в  исполнении
картины участвовали двое, потому что воздушное ђаспЯтие выполнено небрежно и
неубедительно по  сравнению  с  необыкновенной  силой  выражениЯ,  вложенной
художником в лицо свЯтого €еронима. ‘татуэтка менЯ  поразила  с  первого  же
раза именно этим выражением экстаза, которое  кажетсЯ  таким  неожиданным  у
Ѓудды, потому что его лицо на всех его изображениЯх,  которые  мне  пришлось
видеть, олимпийски спокойно.
     - џ надеюсь, что мы как-нибудь поговорим с вами об этом, - сказал он. -
‘егоднЯ вечером вы будете спать в вашей собственной  постели.  Ђмар  еще  не
арестован, но это, конечно, вопрос времени.
     - Ћрдер о моем освобождении  уже  подписан?  -  спросил  Я.  -  џ  хочу
сказать, могу ли Я теперь разговаривать с вами как частное лицо?
     - Љонечно.
     ’огда Я привел ему свои соображениЯ по поводу Ђмара и повторил ему  то,
о чем Я думал неоднократно, именно, что  Ђмар  не  был  способен,  по-моему,
нанести удар такой силы и точности.
     - џ его видел, - сказал Я. - ќто человек физически слабый,  изнуренный,
по-видимому, болезнью. ‘тоит посмотреть на одну его походку,  -  он  волочит
ногу, - чтобы убедитьсЯ в этом.
     - Њне этот пункт тоже представлЯлсЯ необъЯснимым сначала, - ответил он.
- Ќо впоследствии Я  имел  возможность  оперировать  данными,  которыми  вы,
конечно, не могли располагать.
     - €менно?
     - ђезультаты вскрытиЯ - во-первых. „осье Ђмара - во-вторых.
     - —то показало вскрытие?
     - “дар был  нанесен  не  обыкновенным  ножом,  а  трехгранным  оружием,
несколько похожим на штык. ’аким ножом бьют скотину на бойнЯх.
     - ‚ы хотите сказать...
     - џ хочу сказать, что до своей болезни Ђмар работал на бойнЯх в ’унисе.
     - „а, - сказал Я. - џ понимаю. €менно так это и должно было быть.
     ‚споминаЯ потом это времЯ, Я должен был констатировать  преобладание  в
нем двух вещей: непривычной легкости и такого впечатлениЯ,  точно  Я  только
что присутствовал при исчезновении целого мира. ќто было новое  и  несколько
тревожное чувство свободы, и мне все казалось, что в любую минуту это  может
прекратитьсЯ и что Я вновь исчезну  из  этой  действительности,  поглощенный
очередным приливом той иррациональной стихии,  котораЯ  до  сих  пор  играла
такую значительную роль в моей жизни. Ќо каждый раз  Я  убеждалсЯ,  что  мои
опасениЯ были напрасны или во всЯком случае преждевременны.
     ‹ида пришла ко мне, как только узнала о моем освобождении. Ќа  лице  ее
были следы слез, она не могла удержатьсЯ от  всхлипываний,  говорЯ  о  Џавле
Ђлександровиче. Џо ее словам, она была так же далека от убийства, как Я, она
никогда даже  не  допускала  возможности  такой  чудовищной  вещи.  Ђмар,  о
проектах которого она не имела  представлениЯ,  действовал,  по-видимому,  в
припадке неудержимой ревности. ‘частье недолго баловало ее,  -  то  счастье,
которое она заслужила столькими годами безотрадной жизни. ‡ачем она выписала
Ђмара? Ћна знала, что Я был о ней незаслуженно плохого мнениЯ, и готова была
мне это простить, потому что Я, конечно, не пройдЯ через ее жизненный  опыт,
не был в состоЯнии понЯть ее побуждений, ее  желаний,  ее  любви.  Ћна  была
готова искупить свою невольную вину чем угодно.
     - ‚от Я сижу перед  вами,  -  сказала  она,  -  совершенно  разбитаЯ  и
уничтоженнаЯ. ‘удьба отнЯла то немногое, что у менЯ было, и у менЯ ничего не
осталось. џ спрашиваю вас, что мне делать. ‘кажите мне это, и Я обещаю  вам,
что буду следовать всем вашим советам.
     џ слушал ее рассеЯнно и думал о том, кто ей мог подсказать  эти  слова.
…сли это была ее собственнаЯ инициатива, то это лишний раз  доказывало,  что
она была умнее, чем этого можно было ожидать.
     - џ не вижу, почему именно Я должен вам давать советы, - сказал Я. - „о
сих пор вы без них обходились. ‚ы говорите так, точно  мы  свЯзаны  какой-то
взаимной ответственностью. ќто не соответствует действительности.
     - ‚ы полагаете, что мы ничем не свЯзаны?  “  Џавла  Ђлександровича  был
друг, это вы, и была женщина, которую он любил. € вы считаете, что памЯть  о
нем вас ни к чему не обЯзывает?
     - €звините менЯ, Я не очень понимаю, что вы хотите сказать.
     Ћна поднЯла на менЯ свои тЯжелые глаза.
     - ‚ы сказали мне однажды, в ответ  на  мою  фразу,  -  котораЯ  вам  не
понравилась, - о том, что мы принадлежим к двум разным мирам, вы сказали мне
тогда, что в вашем мире все по-другому, чем в моем. €наче говорЯ, Я  думала,
что если в том мире, к которому Я имею несчастье  принадлежать,  Я  не  могу
рассчитывать ни на что, кроме ненависти, матерьЯльных соображений и животных
чувств,  в  вашем  мире  Я  вправе  была  бы  ожидать  другого:  сочувствиЯ,
пониманиЯ,  какого-то   движениЯ   души,   не   продиктованного   корыстными
соображениЯми.
     џ с удивлением на нее смотрел. Љто ее научил так говорить и так думать?
     - џ вижу, что действительно мало знал о вас, - сказал Я, - только то, в
конце концов, что вы нашли нужным мне сообщить. Ќо Я  не  мог  ожидать,  что
любовница Ђмара будет говорить таким Языком. ѓде вы ему научились?
     - ‚ы невнимательно слушали менЯ, когда Я вам рассказывала о моей жизни.
џ несколько лет служила у старого доктора, у него была большаЯ библиотека;
     Я прочла много книг.
     - € он умер своей смертью? Ћна посмотрела на менЯ с упреком. џ  молчал.
’огда она сказала:
     - ‚ вашем мире, оказываетсЯ, можно быть еще более жестоким, чем в моем.
„а, он умер своей смертью.
     - ’о,  в  чем  судьба,  -  как  вы  это  называете,  -  отказала  Џавлу
Ђлександровичу.
     - ќто была двойнаЯ смерть. Џотому что мне кажетсЯ, что  с  той  минуты,
когда он умер, Я тоже перестала существовать.
     џ слушал ее слова и испытывал сложное чувство бешенства,  отвращениЯ  и
печали.
     - ‘лушайте, - сказал Я, стараЯсь говорить спокойно, хотЯ это мне стоило
большого усилиЯ. - џ вам скажу, что Я думаю. ‚ы свЯзали вашу жизнь с Ђмаром.
     - џ его любила, - сказала она вЯлым голосом.
     - ‚ы видели, вероЯтно, - недаром же вы были в Ђфрике, -  выгребные  Ямы
при Ярком солнечном свете. ‚ы видели, что там внизу, в нечистотах,  медленно
ползают беловатые, короткие черви. ‚ероЯтно, их существование имеет какой-то
биологический смысл. Ќо омерзительнее этого зрелища Я ничего  не  могу  себе
представить. € Я всЯкий раз, удерживаЯ судорогу отвращениЯ,  вспоминаю  это,
когда думаю об Ђмаре. ‚аша любовь, как вы говорите, к нему окунула вас в эти
нечистоты. € никакаЯ сила, никакаЯ готовность следовать чьим бы то  ни  было
советам, никакаЯ вода не смоет с вас этого. џ буду откровенен до конца. ’ак,
как сдают комнаты в гостиницах, так вы сдавали ваше тело, -  и  скажите  мне
спасибо за то, что Я не употреблЯю более  точного  слова,  -  бедному  Џавлу
Ђлександровичу. ‘огласитесь, что это не стоило той цены, которую он  за  это
заплатил.
     Ћна неподвижно смотрела на менЯ своим  тЯжелым  взглЯдом.  џ  проглотил
слюну, мне было трудно говорить.
     - ’еперь вы приходите ко мне за  советом.  Ќо  ваши  намерениЯ  слишком
прозрачны, чтобы Я мог в них  сомневатьсЯ.  €  одна  только  мысль  о  вашем
прикосновении вызывает у менЯ отвращение.
     - Џравда? - сказала она, поднимаЯсь с кресла.  џ  встал  со  стула,  на
котором сидел. …е бледное и чем-то неподдельно страшное лицо, - и Я подумал,
что не случайно она была любовницей убийцы, - приблизилось ко мне.
     - “ходите! - сказал Я почти шепотом, потому что у менЯ прервалсЯ голос.
- “ходите, или Я вас задушу.
     Ћна заплакала, закрываЯ лицо руками,  и  вышла  из  комнаты.  џ  ощущал
раскаЯние и сожаление, позднее и напрасное, в сущности, потому что  Я  знал,
что ничего нельзЯ было ни исправить, ни вернуть.  €  Я  подумал,  что  и  ее
поведение и ее расчеты были одновременно и неправильны и естественны.  ‘  ее
умом она должна была бы понЯть, что, действуЯ так, она  поступает  ошибочно.
Ќо  она  была  жертвой  той  среды,  в  которой  прожила  свою  жизнь,   тех
воспоминаний, которые давили на нее, той совокупности  мрачных  и  печальных
вещей, которые составлЯли ее существование.  Ќикакие  прочитанные  книги  не
могли этого изменить. Ѓыло бы, конечно, несправедливо обвинЯть ее в том, что
она не походила на героиню добродетельного романа. Ќо она была именно такой,
какой была, и из  этого  выткано  все,  вплоть  до  выбора  ее  любовника  и
ответственности за него. џ, впрочем, не верил, что она  ничего  не  знала  о
проекте убийства, Я только был убежден в том, что она  никому  бы  этого  не
сказала. € чтобы это узнать, нужно было ждать ареста и признаний Ђмара.
     Ћн скрылсЯ в тот день, когда за ним пришли, и исчез так  же,  казалось,
бесследно,  как  незадолго  до  этого  исчезла   статуэтка   Ѓудды.   Џрюнье
предполагал, что ему, может быть,  удалось  вернутьсЯ  в  ’унис.  ‚о  всЯком
случае, дни проходили и полициЯ не могла обнаружить не только его самого, но
даже  следов  его  пребываниЯ  там,  где  его  искали.  €  все-таки,   когда
следователь сказал мне, что  его  арест  -  вопрос  времени,  он  знал,  что
говорил. ђано или поздно кто-либо из его знакомых или  друзей,  которому  он
когда-нибудь резко ответил, или который завидовал его временному  парижскому
благополучию, или который хотел  застраховатьсЯ  перед  полицией  на  всЯкий
случай, в силу этой причины или другой, еще  менее  значительной  на  первый
взглЯд, должен был дать знать кому следует, что Ђмар скрываетсЯ  там-то  или
бывает в таком-то кафе. ќто могло произойти в Џариже, или  в  Ќицце,  или  в
‹ионе, или в ’унисе, но это  было  неизбежно.  Ћн  мог  бы  уехать  в  ћжную
Ђмерику, - на это у него не было, вероЯтно, средств, и врЯд ли он  думал  об
этом. Љак выЯснилось впоследствии, он прожил некоторое  времЯ  в  Њарселе  и
затем вернулсЯ в Џариж.
     …го обнаружили в одном  из  кафе  возле  Place  d'ltalie.  Ћн  бросилсЯ
бежать. ЋписываЯ потом обстоЯтельства его ареста, некоторые газеты  называли
его трусом. џ думаю, что это было несправедливо. “ него,  конечно,  не  было
морального мужества, как это выЯснилось при допросах и позднее, на процессе.
Ќо он обладал несомненной физической храбростью. Ћн плохо и медленно понимал
вещи, которые с ним происходили, это был  свирепый  и  примитивный  человек,
едва умевший читать и писать.  Ќи  его  душевной  силы,  ни  его  умственных
способностей  никогда  не  хватило  бы,  чтобы  понЯть   необходимость   или
возможность сопротивлениЯ после того, как даже ему стало бы  Ясно,  что  его
положение безвыходно. Ћн не был  способен  понЯть,  что  может  существовать
какаЯ-то  инаЯ  реальность,  кроме  той,  котораЯ  определЯетсЯ   простейшим
матерьЯльным соотношением сил. Ќо  у  него  было  мужество  преследуемого  и
защищающегосЯ  животного.  ‚се  поведение  его  доказывало,  что  он  плохо,
конечно, учитывал положение: если бы он мог это  сразу  понЯть  -  что  было
нетрудно,  -  он  сдалсЯ  бы  без  сопротивлениЯ.  …го   преследовали   двое
полицейских. Ќа что он мог рассчитывать в своем бегстве? Ћн волочил ногу,  и
было очевидно, что он далеко не уйдет. …го окончательно  погубила  ошибка  в
маршруте: он свернул в тупик, думаЯ, что это улица. Љогда первый полицейский
догнал его, он ударил его ножом - опаснейшим в его руках оружием, которым он
владел как виртуоз. Ћказалось, однако, что  этот  полицейский  стоил  любого
противника,  вооруженного  ножом,  потому  что  он  успел  с  необыкновенной
быстротой подставить под удар свою толстую синюю накидку. …сли бы он  сделал
это движение на какую-то часть секунды позже, он был бы убит.  ‚  это  времЯ
подоспел второй полицейский, который свалил Ђмара ударом в  подбородок.  …ще
через полминуты все  было  кончено  -  ив  вечерних  газетах  уже  поЯвились
фотографии арестованного.
     …го решение не отвечать на вопросы было сломлено  очень  быстро,  и  он
рассказал, не скрываЯ ни одной подробности, как все произошло.
     ќто началось, по его словам,  с  того,  что  ‡ина  посоветовала  дочери
внушить Џавлу Ђлександровичу  мысль  о  необходимости  составить  завещание.
™ербаков в течение некоторого времени уклонЯлсЯ от разговоров на  эту  тему,
но потом однажды сказал, что завещание сделано и лежит у нотариуса. Ќи ‡ина,
ни мышастый стрелок, ни сам Ђмар, ни даже ‹ида  не  сомневались,  что  Џавел
Ђлександрович все оставлЯет, конечно, ей: как это могло бы быть иначе? Џосле
этого начались длительные и почти ежедневные обсуждениЯ того, как именно его
следует устранить. ‚ ожидании окончательного решениЯ Ђмар, по  совету  ‡ины,
стал брать уроки автомобильной езды, - тотчас же после получениЯ  наследства
он собиралсЯ купить машину. “ них всех было преувеличенное  представление  о
состоЯнии Џавла Ђлександровича, они были убеждены, что он крупный миллионер.
‘ожитель ‡ины предлагал постепенное отравление мышьЯком. ‡ина  считала,  что
лучше открыть газовый  кран,  когда  он  заснет.  “  ‹иды  не  было  никаких
собственных предположений, и хотЯ она не протестовала против  этих  семейных
проектов, но относилась к ним очень сдержанно.
     Ќо в общем ни один из этих способов не получил единогласного  одобрениЯ
и никакого решениЯ принЯто не было.  Ќадо  было  ждать  подходЯщего  случаЯ,
чего-то неопределенного и далекого.  Ђмару  хотелось  иметь  автомобиль,  он
хотел лично распорЯжатьсЯ деньгами, которые останутсЯ после ™ербакова, и  не
мог больше ждать. Џоэтому он решил привести в  исполнение  свой  собственный
план. ЋбстоЯтельства, на первый взглЯд, ему благоприЯтствовали. Ћн знал, что
Я бываю у Џавла Ђлександровича, и хотЯ он никогда менЯ не видел, но имел обо
мне вполне определенное представление, и ‹ида даже сказала ему однажды:
     -  ќтот  тип  может  оказатьсЯ  опасным.  ‚нешний  расчет   Ђмара   был
чрезвычайно прост и соблазнителен, но его воображение не  шло  дальше  самых
непосредственных вещей. ‚се улики были против менЯ. …му не пришла  в  голову
мысль поставить себЯ на мое место и попытатьсЯ рассуждать  так,  как  должен
был бы рассуждать Я, если бы у менЯ  действительно  поЯвилось  чудовищное  и
бессмысленное намерение убить Џавла Ђлександровича. …му  казалось,  что  его
план непогрешим. ‚ дансинге, когда ‹ида танцевала с одним из  многочисленных
кавалеров, он достал из ее сумки ключи от квартиры ™ербакова и положил их  в
карман. ‡атем он сказал ей, что уходит на короткое времЯ и  скоро  вернетсЯ,
вышел на улицу, взЯл такси и доехал  до  угла  rue  Chardon  Lagache  и  rue
Molitor. Ѓыло около часу ночи. Ћн стал ждать, когда Я уйду.
     - —ерез несколько минут, - рассказывал он следователю, - Я увидел,  как
он вышел из дому. Ћн постоЯл немного, посмотрел по сторонам и, засунув  руки
в карманы, пошел вниз, к rue Chardon Lagache. џ подождал еще четверть  часа,
потом открыл ключом дверь и вошел.
     Џавел Ђлександрович спал, сидЯ в кресле, и ничего не  слышал.  Ђмар  на
цыпочках подошел к нему сзади и ударил его  ножом  в  затылок.  ‘мерть  была
мгновенной. Ћн вытер кровь с ножа платком и в эту секунду  вдруг  увидел  на
полке золотую статуэтку Ѓудды. Ћн снЯл ее, чтобы лучше  рассмотреть,  и,  не
думаЯ ни о чем, сунул ее в карман. Џотом он вышел на улицу и запер за  собой
дверь.
     ‚се было тихо, вокруг не было  ни  души.  „ойдЯ  до  ‘ены,  он  наколол
окровавленный платок на нож, сделал вокруг него узел и бросил  это  в  реку.
‡атем он перешел на другой берег и опЯть взЯл такси, на котором доехал почти
до угла той улицы, где находилсЯ  дансинг.  ‡десь  же  он  встретил  ѓюгюса,
которому отдал статуэтку, просЯ  сохранить  ее  некоторое  времЯ.  Џотом  он
вернулсЯ в дансинг. Ћркестр продолжал играть, ‹ида по-прежнему танцевала.
     - ќто было так, как будто ничего не случилось, - сказал он.
     Ћн положил ключи обратно,  в  сумку.  ‹ида,  кончив  танец,  подошла  к
столику и спросила Ђмара, где он был. Ћн ответил:
     - ’ы можешь менЯ поблагодарить, дело сделано. Ќо когда несколько  позже
он рассказал ей, как все это было, она, по его словам, пришла  в  бешенство.
Ћна сказала ему, что он действовал как последний дурак, что  он  погубил  их
всех, что мне несомненно удастсЯ доказать свою  непричастность  к  убийству,
что и инспектора и следователь отнесутсЯ ко мне не так, как отнеслись  бы  к
нему. Џосле этого Ђмар совершил непоправимую ошибку: он скрыл от  ‹иды,  что
взЯл статуэтку Ѓудды.
     ЏоказаниЯ ‹иды существенно разнились от версии  Ђмара:  она  ничего  не
знала об убийстве  до  того,  как  оно  было  официально  обнаружено,  когда
уборщица, приходившаЯ к ™ербакову каждое утро, отворила дверь, - у  нее  был
ключ от квартиры, - и нашла труп Џавла Ђлександровича, о чем тотчас же  дала
знать в комиссариат. ‹ида и ее семьЯ никогда не обсуждали проектов убийства;
те разговоры, на которые ссылаетсЯ Ђмар, носили Явно  шуточный  характер:  и
‹ида и ее родители прекрасно относились к ™ербакову и  меньше  всего  желали
его смерти. Ћ необходимости составить завещание с ней  заговорил  сам  Џавел
Ђлександрович, но только потому, что у него была сердечнаЯ  болезнь  и  было
благоразумно ее предвидеть. Ћна не могла дать знать в полицию, что убийца  -
Ђмар, так как он пригрозил ей, что убьет и ее, если она  скажет  кому-нибудь
хоть одно слово.
     џ узнал все эти подробности из газетных отчетов;
     и, столкнувшись непосредственно с трагическими  событиЯми,  положившими
конец существованию  Џавла  Ђлександровича  ™ербакова  и  обусловившими  мое
освобождение и мою матерьЯльную обеспеченность, неожиданную  почти  как  его
богатство, - Я все больше и больше проникалсЯ той мыслью, что судьба Ђмара и
‹иды, так же как  смерть  Џавла  Ђлександровича,  составлЯли  часть  сложной
схемы, не лишенной некоторой зловещей и последовательной логики. Љогда  Ђмар
был раздет, на его груди полицейский врач  увидел  татуированную  надпись  -
"Enfant de malheur" {ѓоремыка, несчастное дитЯ  (фр.).}.  ’еперь  его  ждала
гильотина или бессрочнаЯ каторга. ’о, что он совершил это  убийство,  против
которого ‹ида протестовала не в принципе,  а  только  по  чисто  техническим
соображениЯм, не было случайно. ќто был последний эпизод его  борьбы  против
того мира, в который ему был закрыт доступ - потому  что  он  был  полуараб,
полуполЯк, потому что он был едва грамотен, потому что он был беден,  потому
что он был чахоточным, потому что он был сутенер, потому что там говорили  о
вещах, которых он не знал, Языком, которого он не понимал. €  вместе  с  тем
ему хотелось туда проникнуть оттого, что там были деньги, хорошие квартиры и
автомобили, главное - деньги. € его побуждало даже не только это,  а  еще  и
какое-то смутное сознание, что есть другаЯ, лучшаЯ  жизнь,  длЯ  перехода  в
которую достаточно перешагнуть через труп пожилого и неспособного защищатьсЯ
человека. ‚ этом заключалась его отвлеченнаЯ ошибка - в этом желании уйти от
тех условий жизни, в которых он родилсЯ и вырос. Ћн наивно полагал, что  длЯ
осуществлениЯ этой цели у него в руках есть достаточное оружие - трехгранный
нож. Ћн рассчитывал, что вечерний визит к его жертве другого человека, почти
такого же, как тот, которого он убьет, введет в  заблуждение  следователЯ  и
всех остальных. Ћн не мог понЯть, что перед этими людьми он был  беззащитен,
как  ребенок,  и  что  за  эту  отчаЯнную  и  незаконную  попытку   изменить
существующий порЯдок вещей заплатит своей собственной жизнью. Ћн был осужден
заранее,  и  судьба  его  была  давно  предрешена,   каковы   бы   ни   были
обстоЯтельства его существованиЯ. Љонечно, все это казалось результатом рЯда
случайностей: ’унис, встреча с  ‹идой,  ее  парижское  знакомство  с  Џавлом
Ђлександровичем. Ќо внутренний смысл этих случайностей оставалсЯ  неизменным
и был бы таким же, если бы вместо них были другие. ќто не изменило бы ничего
- или почти ничего.
     Ћн был предоставлен теперь самому себе, его участь не разделил никто, и
он не мог рассчитывать ни на чью помощь и ни  на  чье  сочувствие.  ‹ида  не
поддержала его потому, что была слишком умна длЯ этого, другие отказались от
него, - его товарищи, - потому что, в сущности, его личнаЯ  судьба  была  им
безразлична. € позже  ни  следователь,  ни  люди,  которые  его  судили,  не
испытывали по отношению  к  нему  ненависти,  не  были  воодушевлены  жаждой
мщениЯ;  он  подпадал  под  такую-то  статью  закона,  далекий   составитель
которого, конечно, не имел в виду никого в особенности.  €  длЯ  всех,  кто,
казалось, играл  известную  роль  в  решении  его  участи,  было  совершенно
неважно, что вот он, именно  он,  Ђмар,  через  некоторое  времЯ  перестанет
существовать. ‚ этом  была,  конечно,  какаЯ-то,  на  первый  взглЯд,  легко
доказуемаЯ справедливость, - того же порЯдка, что  своеобразнаЯ  логика  его
жизни, приведшаЯ его  на  гильотину.  Ќо  она  была  чрезвычайно  далека  от
классического  торжества  положительного  начала  над  отрицательным.  Ќикто
никогда не терЯл времени на объЯснение Ђмару разницы между добром и  злом  и
глубочайшей условности этих понЯтий. …сли он что-нибудь понЯл из всего,  что
с ним произошло, то это могло быть только одно: он совершил какую-то  ошибку
в расчете. Ќе сделай он ее, никакое сознание своей вины,  никакое  раскаЯние
никогда бы не мучило его. „еньги Џавла Ђлександровича были бы  истрачены,  и
все было бы в порЯдке-до той минуты, пока не поЯвились бы какие-нибудь новые
факты, которые привели бы его приблизительно к тому, что происходило сейчас.
Ќо вернее всего, он умер бы до этого своей  смертью,  от  чахотки.  Ћн  имел
несчастье принадлежать к тому огромному большинству людей, - вне его  личной
принадлежности к уголовному миру, - на интересы которого неизменно ссылались
все  созидатели  государственных  принципов,  все  социальные  и  почти  все
философские теории, которое составлЯло матерьЯл длЯ статистических выводов и
сопоставлений и во  имЯ  которого  как  будто  бы  происходили  революции  и
объЯвлЯлись войны. Ќо это был только матерьЯл. „о тех пор, пока Ђмар работал
на бойнЯх в ’унисе, покрытый зловонной кровавой слизью, и  получал  в  месЯц
столько, сколько тратил его адвокат в течение одного вечера, проведенного  в
Џариже  с  любовницей,  его  существование  было  экономически  и  социально
оправдано, хотЯ он этого и не знал. Ќо с того днЯ, что он перестал работать,
он сделалсЯ не нужен. —то он мог бы сказать в свою защиту, кому и зачем была
необходима его жизнь? Ћн не представлЯл собой больше единицы  рабочей  силы,
он не был  ни  служащим,  ни  каменщиком,  ни  артистом,  ни  художником;  и
безмолвный, не фигурирующий ни в одном  своде  или  кодексе,  но  неумолимый
общественный закон не признавал больше за ним морального права на жизнь.
     € даже чисто внешне - им в какой-то мере интересовались только  до  той
минуты, пока он не успел сказать, что это он  убил  ™ербакова.  Џосле  этого
признаниЯ вокруг него образовалась пустота и в  пустоте  была  смерть.  „аже
адвокат, который его защищал, рассматривал его только  как  удобный  предлог
длЯ упражнениЯ в судебном красноречии - потому  что,  в  конце  концов,  что
значила длЯ него,  метра  такого-то,  жившего  в  удобной  квартире,  хорошо
зарабатывающего молодого человека, ежедневно  принимавшего  ванну,  имевшего
заботливую жену, читавшего книги современных авторов, любившего пьесы †ироду
и философию Ѓергсона, - что значила  длЯ  этого  далекого  господина  судьба
грЯзного и больного убийцы-араба.
     ’еперь все было кончено: он был присужден к смерти  и  ждал  того  днЯ,
когда приговор будет приведен в исполнение. џ вспомнил его страшное,  темное
лицо на процессе, черные и мертвые его глаза. Ћн, вероЯтно, не понЯл ни речи
прокурора, ни речи защитника; он понЯл только то, что приговорен  к  смерти.
‘лушаЯ сначала слова прокурора, затем речь защитника,  Я  готов  был  пожать
плечами,  настолько  Ясной  казалась  искусственность  их  построений.   Ќо,
конечно, это было неизбежно - потому что в  юридическом  преломлении  всЯкий
факт человеческой  жизни  не  мог  не  претерпеть  существенного  искажениЯ.
Џрокурор сказал:
     "Њы  здесь  не  длЯ  того,  чтобы  нападать,  мы  пришли  сюда,   чтобы
защищатьсЯ. ‚ыносЯ смертный приговор обвинЯемому,  мы  защищаем  те  великие
принципы, на которых строитсЯ существование современного общества и  всЯкого
человеческого коллектива вообще. џ имею в виду прежде всего свЯщенное  право
каждого человека на жизнь.  џ  бы  хотел,  чтобы  все  было  выЯснено  и  не
оставалось никаких сомнений.
     - џ  заранее  отрицаю  возможность  ссылки  на  какие  бы  то  ни  было
смЯгчающие обстоЯтельства. џ бы хотел, чтобы они существовали, потому что их
отсутствие равно смертному приговору, и если бы моЯ совесть позволила мне не
настаивать на таком решении суда, Я без колебаний  обратилсЯ  бы  к  анализу
этих смЯгчающих обстоЯтельств. Љ сожалению, как Я только что сказал, их нет.
€ Я полагаю, что нарушил бы свой долг, если бы не напомнил вам, что мы судим
сейчас человека, который ЯвлЯетсЯ убийцей вдвойне.  Џервое  преступление,  к
несчастью, безвозвратно.  Ќо  тот,  кто  должен  был  стать  второй  жертвой
обвинЯемого, избежал  участи  ™ербакова  только  благодарЯ  безошибочному  в
данном случае действию аппарата правосудиЯ, того самого правосудиЯ,  во  имЯ
которого  Я  обращаюсь  к  вам.  Џлан  обвинЯемого  был  построен  так,  что
подозрение в убийстве должно было пасть на невинного человека, лучшего друга
убитого, молодого студента, перед которым впереди всЯ жизнь. …сли бы проекты
обвинЯемого могли быть выполнены так, как он  хотел,  на  скамье  подсудимых
сидел бы человек, смерть которого была бы на его совести. Љ счастью, эго  не
так. Ќо этот человек обЯзан своей жизнью и  свободой  вовсе  не  великодушию
обвинЯемого. ‘ тем же холодным  зверством,  с  каким  он  убил  свою  первую
жертву, он отправил бы вторую на гильотину. Џоэтому Я  подчеркиваю,  что  он
убийца вдвойне. € если бы его участь вызвала у вас  сожаление,  вспомните  о
том, что вашим здравым и беспристрастным суждением вы спасете,  быть  может,
еще несколько существований.
     - џ обращаю ваше внимание еще  на  одно  обстоЯтельство.  ‚  этих  двух
убийствах - одном осуществленном, другом неосуществившемсЯ - никогда, ни  на
одну секунду не поЯвлЯетсЯ ничего, кроме холодного расчета. џ  первый  готов
признать,  что  не  всЯкое  убийство  заслуживает  автоматически   смертного
приговора тому, кто его  совершил.  …сть  убийство  как  результат  законной
самозащиты. …сть мщение за поруганную честь или издевательство.  Џеред  нами
целаЯ  гамма  человеческих  чувств,  из  которых  каждое  может  привести  к
трагическому концу. ‚ том убийстве, которое  совершил  человек,  находЯщийсЯ
перед вами, мы тщетно стали  бы  искать  какой-либо  романтической  причины.
‚озможность этого преступлениЯ ни в какой  мере  не  вытекала  из  отношений
между участниками короткой трагедии, которую вы  призваны  здесь  разрешить.
ЋбвинЯемый не знал своей жертвы, никогда ее не видел и не мог к  ней  питать
каких-либо  чувств.  Ћправдание  или  объЯснение  этого   убийства   личными
эмоциональными мотивами, - если допустить,  что  личные  мотивы  могут  быть
оправданием такого преступлениЯ, -  здесь  отсутствует  вполне.  џ  не  буду
подчеркивать отвратительность этого поступка: факты настолько красноречивы и
убедительны, что всЯкие  комментарии  к  ним  излишни.  Ќо  Я  позволю  себе
обратить ваше внимание  на  следующее  соображение:  если  в  первом  случае
убийца,  тупой  и  темный  человек,   руководствовалсЯ   интересами   самого
низменного и матерьЯльного порЯдка, то во втором он был готов  отправить  на
эшафот или на каторгу человека, исчезновение которого не принесло бы ему  ни
одного лишнего франка.
     - Ќетрудно предвидеть, что защита  будет  утверждать  несостоЯтельность
обвинениЯ во втором, несбывшемсЯ преступлении. Ќо, повторЯю, то, что оно  не
имело  места,  следует  меньше  всего  приписать  внезапному  сомнению   или
колебаниЯм обвинЯемого. ‚озвращаЯсь все времЯ к этому второму  преступлению,
Я хочу указать вам на то, что обвинЯемый не случайный убийца. џ обращаюсь  к
вам и говорю: остановите эту серию убийств. Ћстановите ее, - потому что если
вы этого не сделаете  и  если  через  несколько  лет  обвинЯемый  выйдет  на
свободу, то смерть его следующей жертвы будет на вашей совести".
     ’акова была приблизительно  речь  прокурора,  таковы  были,  во  всЯком
случае, ее основные положениЯ. џ менее внимательно слушал ту ее  часть,  где
он  описывал,  как  именно  произошло  убийство,  не  пропускаЯ   ни   одной
подробности и всЯчески подчеркиваЯ зверскую, как он  сказал,  жестокость,  с
которой оно было совершено. ѓоворЯ о  жизни  Ђмара,  он  ограничилсЯ  только
упоминаниЯми о том, что он неоднократно судилсЯ за кражи в ’унисе и  был,  в
сущности, профессиональным сутенером. Њне показалась несколько  странной  та
настойчивость, с которой он говорил о втором  преступлении,  Я  склонен  был
думать, что именно с юридической точки зрениЯ можно было  обвинЯть  Ђмара  в
намерении обмануть правосудие, но все-таки не в убийстве, о  котором  он  не
думал и которого он, в конце концов, не совершал. Ќо так или иначе, из  всей
речи прокурора было Ясно, что подсудимый сам  по  себе  его  интересовал  не
больше, чем других; он рассматривал  случай,  он  точно  доказывал  какую-то
психологическую теорему, упрощаЯ ее  до  крайности  и  сводЯ  ее  решение  к
наиболее краткой формуле.
     џ не думаю, что Ђмар был в состоЯнии  внимательно  слушать  речь  этого
человека, который отправлЯл его на гильотину.  Ќо  это  не  имело  значениЯ,
потому что даже если бы он не пропустил ни одного слова,  он  все  равно  не
понЯл бы ее. Ћн понимал только одно, что его посылают на смерть, и это  было
длЯ него самое главное - в противоположность другим,  длЯ  которых  наиболее
важным было то, как именно и с какой степенью ораторской  убедительности,  в
каких именно метафорах  и  выражениЯх,  это  будет  сделано.  Ћ  ‹иде  и  ее
родителЯх  прокурор  сказал  только  вскользь:  формального   обвинениЯ   им
предъЯвлено не было и он предостерегал судей  от  той  ошибки,  которую  они
могли бы совершить, если бы были склонны придавать  преувеличенное  значение
влиЯнию этой семьи на подсудимого вообще.
     Ќо настоЯщую обвинительную речь против  них  произнес  защитник  Ђмара.
Џрокурор был худой и желтый,  весь  точно  прокуренный  человек,  говоривший
высоким и неожиданно патетическим голосом. Ћн был предельно сух и походил на
аскетическое  изображение,  небрежно  и   временно   воплощенное   в   тощем
человеческом теле. Љазалось, нельзЯ себе было представить,  что  он  мог  бы
произносить лирический монолог или быть раздетым и держать в своих  объЯтиЯх
женщину. “ защитника было  наивное  розовое  лицо,  одновременно  звучный  и
низкий голос, и слушать его было менее утомительно, чем прокурора. …го  речь
отличалась от прокурорской тем,  что  была  построена  в  расчете  на  чисто
эмоциональное восприЯтие.
     - ѓосподин председатель, господа судьи, - сказал он, - мне кажетсЯ, что
с самого начала мы должны постаратьсЯ  избежать  соблазна  того  упрощенного
толкованиЯ  событий,  на  котором  сознательно   или   случайно   настаивало
обвинение. џ сразу же хочу предупредить  вас,  что  у  менЯ  нет  ни  одного
вещественного аргумента, который мог бы облегчить мою задачу.  џ  располагаю
только тем матерьЯлом, которым располагало обвинение, и в этом деле  нет  ни
одного факта, о котором знал бы Я и  не  знала  бы  противнаЯ  сторона.  Љак
видите,  Я  заранее  обезоружен.  Ќо  Я  хотел  бы   предостеречь   вас   от
преждевременных   заключений,   которые   могли   бы   казатьсЯ    логически
непогрешимыми, но в которых  отсутствовал  бы  тот  элемент  проникновенного
пониманиЯ и милосердиЯ, которые  тоже  ЯвлЯютсЯ  основой  правосудиЯ.  €  на
защите этих основных принципов правосудиЯ Я настаиваю со  всей  силой  моего
убеждениЯ. Ќо перейдем к личности подсудимого и  к  его  двум  убийствам,  о
которых так упорно говорил обвинитель. "’упой и темный  человек",  -  сказал
прокурор. „а, тупой и темный человек, убивший  ™ербакова  и  устроивший  все
так, чтобы обвинили другого, который рисковал своей головой. ‚ы  согласитесь
со мной, что второе преступление, в отличие от первого, не было  матерьЯльно
осуществлено, и так как мы призваны рассматривать здесь только установленные
факты, то ничего не могло бы быть более бесспорным, чем простой отвод  этого
обвинениЯ. Ќо Я пойду дальше:  первое  преступление,  первое  убийство  тоже
заслуживает более пристального вниманиЯ. Ѓыл ли Ђмар  действительно  убийцей
или был просто выполнителем преступного  проекта,  который  созрел  в  мозгу
других людей, - проекта, которого  у  него,  Ђмара,  никогда  не  было?  ‚от
вопрос, который мне кажетсЯ самым существенным.
     - ‘равните биографию этого человека с биографиЯми тех, кто его окружал.
Ђмар родилсЯ и вырос в нищете, не получил никакого образованиЯ,  работал  на
бойнЯх в ’унисе и вел бедную и  убогую  жизнь,  которую  ведут  обездоленные
туземцы наших африканских департаментов. Љто мог ему  внушить  стремление  к
другой жизни, кто знал дорогие рестораны, кабаре,  авеню  …лисейских  полей,
ночной Џариж, разврат и расточительность, переходы от богатства к бедности и
от нищеты к богатству? Љто  посоветовал  ‹иде  настаивать  на  необходимости
завещаниЯ? Љто  обсуждал  разные  возможности  -  не  убийства,  конечно,  а
устранениЯ ™ербакова, кому были нужны его деньги? ‘равните показаниЯ Ђмара с
показаниЯми ‹иды и ‡ины. Ђмар не умеет  ничего  скрыть,  он  не  может  даже
солгать. ‚ том, что говорЯт ‹ида и ‡ина, вы не найдете ни одной  тактической
ошибки. Ћни ничего не знали об  убийстве,  они  были  искренно  привЯзаны  к
™ербакову, они питали к нему самые положительные чувства. ђазве вы не видите
в этом нестерпимой и  Явной  фальши?  ‹юбить  человека  -  и  настаивать  на
завещании; любить человека - и проводить ночи с другим; любить человека -  и
хладнокровно целыми вечерами обсуждать,  как  именно  безопаснее  и  удобнее
всего от него избавитьсЯ.
     - …сть в этом деле еще некоторые данные, точного значениЯ которых мы не
можем учесть, но их существованиЯ нельзЯ отрицать, и оно ставит под сомнение
возможность того простейшего  и  категорического  толкованиЯ,  которое  было
выдвинуто обвинением. ‚  частности,  роль  молодого  человека,  на  которого
вначале пало подозрение и которому ™ербаков, по совершенно  неизвестным  длЯ
нас побуждениЯм, оставил все свое состоЯние,  -  роль  этого  студента  тоже
менее Ясна, чем кажетсЯ на первый взглЯд. Ћн имел отчетливое представление о
нравственном облике ‹иды и ее матери,  и  он  знал  о  существовании  Ђмара.
Џочему, будучи лучшим другом покойного, он не предупредил его  об  опасности
подобной  свЯзи?  —то  значит,  наконец,  его  загадочный  ответ  во   времЯ
следствиЯ, когда он, отрицаЯ, что он убийца, произнес эти непонЯтные  слова:
"ќто  было  произвольное  логическое  построение"?  џ   не   оспариваю   его
фактической непричастности к убийству, после признаний  Ђмара  это  было  бы
бессмысленно. Ќо одно то, что он это считал почему-то  логически  допустимым
и, стало быть, возможным, кажетсЯ чрезвычайно странным, и это,  может  быть,
заслуживало бы дополнительного следствиЯ.
     ‚ общем, его защита была построена на первом его  утверждении,  именно,
что Ђмар был только исполнителем чужой и преступной воли и что  его  следует
судить только как исполнителЯ.  ‚сю  вину  он  переносил  на  ‡ину  и  ‹иду,
биографии которых он рассказал  с  таким  богатством  подробностей,  которое
доказывало его исключительный интерес к этому делу. Ћчевидно, он относилсЯ к
своей роли защитника чрезвычайно добросовестно, но это  все-таки  не  мешало
тому, что участь Ђмара интересовала его лишь постольку, поскольку  она  была
свЯзана с успехом  его  выступлениЯ  в  суде.  Ћн  возражал  против  каждого
положениЯ  прокурора  -  с  большей  или  меньшей  убедительностью,  но,   в
противоположность своему противнику, не уделЯл достаточного  вниманиЯ  чисто
логическим построениЯм, и в этом, как мне казалось, заключалась его  ошибка.
Ћн кончил  свою  речь  обращением  к  судьЯм,  не  менее  патетическим,  чем
обращение прокурора:
     "Ћбвинение призывало вас остановить эту серию убийств, которую, по  его
мнению,  нельзЯ  не  предвидеть  в  дальнейшем.  џ  беру  на  себЯ  смелость
утверждать, что до вмешательства правосудиЯ об  этом  позаботилась  жестокаЯ
судьба подсудимого. ‚ы можете быть спокойны: с его стороны никому больше  не
угрожает никакаЯ опасность. Ћн болен  тЯжелой  формой  туберкулеза,  из  его
легких идет кровь, и было бы, мне кажетсЯ, в одинаковой степени бессмысленно
и жестоко, если бы правосудие взЯло на себЯ ту печальную задачу, котораЯ уже
разрешена болезнью. Џри всех обстоЯтельствах Ђмару  недолго  остаетсЯ  жить:
дни его  сочтены.  €  Я  взываю  к  вашему  милосердию:  дайте  ему  умереть
собственной смертью. ђазница во времени будет ничтожна, разницы в результате
не будет вовсе. Ћн  все  равно  приговорен  к  смерти;  не  берите  на  себЯ
неблагодарную задачу заменить собой его неумолимую судьбу. Љак Я только  что
сказал, во всех случаЯх результат будет один и тот же. Ќо  если  вы  его  не
осудите, на вашей совести будет одним  смертным  приговором  меньше  и  этот
человек умрет в тюремной больнице, уносЯ с собой благодарное воспоминание  о
том, что, будучи предан своими друзьЯми и женщиной, ради которой он рисковал
своей убогой жизнью, он встретил милосердие со стороны тех, кто  увидел  его
впервые на скамье подсудимых и кто сумел понЯть до  конца  этого  бедного  и
темного араба, взЯвшего на себЯ расплату за преступность  людей,  толкнувших
его на убийство".
     Џриговор был объЯвлен после часового перерыва:
     Ђмар был присужден к смертной казни. џ  посмотрел  на  него:  губы  его
трЯслись, он говорил что-то отрывистое и бессвЯзное и  на  темное  его  лицо
легла тЯжелаЯ тень. Ћн видел, что все было кончено, - и Я подумал тогда, что
еще  в  течение  некоторого   короткого   времени   продолжитсЯ   призрачное
существование этих мертвых черных глаз,  этого  худого  и  смуглого  тела  с
татуированной  надписью  на  груди,  но  это   будет   только   затЯнувшейсЯ
формальностью, и что, в сущности говорЯ, этот человек  ничем  не  отличаетсЯ
теперь от тех, кто был убит на войне, кто умер от тЯжелой болезни, от  того,
кто был заколот трехгранным ножом и чьЯ тень так жестоко отомстила ему.

                                 ----------

     Љогда  Я  вернулсЯ  домой  после  нескольких  недель  заключениЯ,  менЯ
поразила невозмутимаЯ неизменность всего, что Я покинул в день моего  ареста
и что Я обретал теперь. ’е же люди проходили по той же улице, те же знакомые
обедали в том же ресторане; это был все  тот  же  городской  и  человеческий
пейзаж, который Я так хорошо знал.  €  тогда  Я  с  особенной  силой  ощутил
зловещую неподвижность существованиЯ, характерную длЯ людей, живших на  моей
улице и о которой Я думал в тот  вечер,  казавшийсЯ  мне  теперь  бесконечно
далеким, когда Я стоЯл у окна и вспоминал "‘трашный суд" Њикеланджело. Љогда
Я привел в порЯдок свою комнату, принЯл ванну, начал бритьсЯ и посмотрел  на
себЯ в зеркало, Я опЯть встретил в нем все то же  самое,  чем-то  враждебное
отражение своего лица. € прежние размышлениЯ с новой силой вернулись ко мне,
нечто похожее на непрекращающуюсЯ головную боль, эти постоЯнные и  столь  же
упорные, сколь бесплодные  поиски  какого-то  призрачного  и  гармонического
оправданиЯ жизни. џ не мог его не искать, потому что, в  отличие  от  людей,
которые верили в  почти  рациональное  существование  некоего  божественного
начала, Я был склонен к тому убеждению, что это неутолимое  желание  обрести
нечто  неуловимое  объЯснЯлось,  вероЯтно,  несовершенством   моих   органов
восприЯтиЯ;  это  мне  казалось  бесспорным,  как   закон   притЯжениЯ   или
несомненность сферической формы земли. Ќо хотЯ Я это давно знал,  Я  не  мог
остановитьсЯ. ‘лушаЯ некоторые курсы лекций в университете и читаЯ некоторые
книги, имевшие  к  ним  непосредственное  отношение,  Я  невольно  завидовал
профессору или автору, длЯ которых почти все было  Ясно  и  которым  историЯ
человечества    представлЯлась    стройной    последовательностью    фактов,
единственный и несомненный смысл  которых  был  тот,  что  они  подтверждали
основные выводы и положениЯ их политических и социальных теорий. ‚ этом было
нечто  утешительное  и  идиллическое,   какаЯ-то   недосЯгаемаЯ   длЯ   менЯ
метафизическаЯ уютность.
     Ѓыл мартовский холодный вечер; Я надел пальто, вышел из  дому  и  долго
бродил по улицам, стараЯсь не думать ни о чем, кроме  того,  что  в  воздухе
чувствуетсЯ приближение неверной парижской весны, что горЯт  фонари  и  едут
автомобили и что больше нет ни тюрьмы, ни обвинениЯ в убийстве, ни, наконец,
первый раз за всю  мою  жизнь,  никаких  матерьЯльных  забот  о  будущем.  џ
старалсЯ проникнутьсЯ как можно глубже  этим  сознанием  своего  бесспорного
благополучиЯ и все перебирал, одно за  другим,  положительные  данные  моего
теперешнего состоЯниЯ: свобода, здоровье, деньги, полнаЯ возможность  делать
то, что Я хочу, идти или ехать куда Я хочу. ќто было  совершенно  бесспорно;
но, к  сожалению,  это  было  так  же  неубедительно,  как  бесспорно.  €  Я
почувствовал опЯть, что мной постепенно овладевает та тЯжелаЯ и беспричиннаЯ
печаль, от припадков которой Я никогда и ничем не мог себЯ предохранить.
     џ шел по одной из маленьких и тихих улиц, выходЯщих на бульвар  ђаспай.
‚ первом этаже дома, мимо которого Я проходил,  вдруг  отворилось  на  очень
короткое времЯ окно и в холодном воздухе прозвучала музыкальнаЯ фраза, - там
кто-то играл на пианино, - заставившаЯ менЯ остановитьсЯ на месте.  џ  сразу
узнал эту мелодию: она называлась "‚оспоминание",  и  Я  слышал  ее  впервые
несколько лет тому назад на концерте Љрейслера. џ был  на  этом  концерте  в
Џлейель вместе с Љатрин; она сидела рЯдом  со  мной,  и  мне  казалось,  что
туманнаЯ ее нежность точно  подчеркивала  смысл  мелодии  и  углублЯла  тему
воспоминаниЯ, о котором играл Љрейслер. Љогда Я  пыталсЯ  перевести  на  мой
бедный  Язык  словесных  понЯтий  это  движение  звуков,  то   это   значило
приблизительно  следующее:  ощущение  счастливой  полноты  кратковременно  и
иллюзорно, от него останетсЯ потом только сожаление,  и  именно  таково  это
печальное  и  соблазнительное  предостережение;  и  оттого,   что   Я   знал
неповторимость этой минуты, Я с особенной отчетливостью, тоже,  быть  может,
неповторимой, воспринимал это скрипичное волшебство. ќто было  в  том  году,
когда Љатрин приехала в Џариж  учитьсЯ  и  когда  Я  познакомилсЯ  с  ней  в
маленьком ресторане ‹атинского квартала, где мы завтракали каждый день и где
огромнаЯ плита находилась в той же комнате,  что  наши  столики.  ’ам  сиЯли
красные кастрюли, шипели  многочисленные  соуса  в  закрытых  судках,  пахло
жареным мЯсом и крепким бульоном  и  над  декоративной  красочностью  еды  и
кухни, словно перенесенной сюда чудом с голландских картин, царила громаднаЯ
и веселаЯ хозЯйка, с дерзкими и  радостными  глазами,  с  черными  волосами,
высокой грудью,  полными  и  стройными  ногами  и  с  этим  незабываемым  ее
контральто, в котором как будто слышалось безошибочное звуковое отражение ее
рубенсовской силы. - ’ы помнишь ее, Љатрин?  -  сказал  вслух  и  тотчас  же
оглЯнулсЯ, боЯсь, что кто-нибудь  услышит  мои  слова.  Ќо  никого  не  было
вокруг. џ пошел дальше и думал о том, что Я сказал  бы  ей,  если  бы  Я  ее
увидел.
     џ бы спросил ее, помнит ли она концерт Љрейслера. џ бы спросил  ее,  не
забыла ли она ту теплую апрельскую ночь, когда мы шли с ней по улицам Џарижа
и она рассказывала, путаЯ английский и французский Языки, о  Њельбурне,  где
она родилась и выросла, об Ђвстралии, об ее первой  детской  влюбленности  -
опереточный тенор, вскоре женившийсЯ на богатой американке,  -  о  кораблЯх,
которые подходЯт к пристанЯм,  о  грохоте  Якорных  цепей,  о  красно-желтом
блеске меди, в солнечном свете, на крейсерах и миноносцах. џ бы спросил  ее,
не забыла ли она тех слов, которые она мне говорила. џ бы спросил ее, помнит
ли она о своем обещании. џ слышал каждую интонацию ее голоса:
     - ѓде бы ты ни был и когда бы это ни произошло, не забывай одного:  как
только ты почувствуешь себЯ достаточно сильным, как  только  Ясность  твоего
рассудка не будет ничем больше омрачена, дай мне знать. џ брошу все и приеду
к тебе.
     џ бы сказал ей, что Я вспоминал эти слова в  тюрьме  в  те  первые  дни
моего заключениЯ, когда Я еще не знал, стану ли Я вновь свободным человеком.
     џ бы сказал ей, что у нее было неузнаваемое, искаженное лицо, когда она
заговорила со мной о том, что ждет ребенка, что это  смерть,  что  этого  не
должно быть, что это будет потом, что ей  двадцать  лет  и  перед  нами  всЯ
жизнь. ќтого, Я думаю, она не забыла: клиника, стены которой были  выкрашены
белой маслЯной краской, маленькаЯ докторша неопределенной национальности,  с
бегающими глазами, мучительнаЯ операциЯ без наркоза и дребезжание такси,  на
котором Я отвез ее домой, в номер гостиницы,  ее  обмороки  во  времЯ  этого
переезда и то, как Я нес ее из автомобилЯ до кровати, то,  как  она  держала
мою шею руками и как дрожала и билась маленькаЯ жилка под  ее  коленом.  „ва
месЯца после этого Я не завтракал и не обедал, питаЯсь хлебом  и  молоком  и
платЯ долги всем моим товарищам, потому что денег на операцию не было  ни  у
нее, ни у менЯ. € вечером этого же днЯ в первом этаже зданиЯ,  находившегосЯ
против ее гостиницы, была свадьба  консьержкиной  дочери,  котораЯ  выходила
замуж за прыщавого молодого человека в черном костюме, мелкого служащего  из
бюро похоронных процессий. Ћкна были отворены, и был виден стол со свадебной
снедью, неподвижно-радостное, деревЯнное лицо  невесты  и  густо  рдевшие  в
электрическом свете прыщи  новобрачного.  ‡а  столом  сидели  многочисленные
родственники,  которые  времЯ  от  времени  принимались   петь   в   унисон,
оскорбительный и фальшивый,  какой-то  музыкальный  мусор.  ѓолоса,  однако,
становились все более  хриплыми,  все  слабели  и  наконец  умолкли.  Љатрин
заснула, и Я просидел в кресле рЯдом  с  ней  всю  ночь.  “тром,  когда  она
открыла глаза и увидела менЯ, она сказала:
     - ‚се это неважно, потому что это кончилось. ’ы очень смешной, когда ты
небритый.
     € потом, в тот день, когда Я почувствовал, что менЯ властно захватывает
эта страннаЯ болезнь, с которой у менЯ не было сил боротьсЯ, Я сказал ей  об
этом и она смотрела на менЯ расширенными от удивлениЯ глазами. џ сказал, что
не считаю себЯ вправе свЯзывать ее каким-либо обЯзательством, что Я болен  и
что если бы это было иначе...
     € затем, всЯкий раз, когда моЯ мысль возвращалась к  ней,  Я  заставлЯл
себЯ думать о другом. Ћна покинула ‹атинский квартал, и Я знал ее теперешний
адрес: она жила на rue de Courcelles, в квартире  своей  тетки,  котораЯ  то
приезжала, то уезжала, но за которой эта квартира оставалась всегда. џ много
раз провожал туда Љатрин и много раз ждал ее на улице.
     џ не знал, как проходит теперь ее жизнь, о чем она думает и  помнит  ли
она все то, что помнил Я об этом времени нашего существованиЯ.  џ  не  знал,
дрогнет ли ее голос, когда она ответит на первые слова, которые Я ей  скажу,
Я не знал даже, продолжает ли она быть такой, какой  она  была  на  концерте
Љрейслера и в своем номере гостиницы, - и вспоминала ли она за это времЯ обо
мне. …й было теперь двадцать три года, и было бы, конечно,  неправдоподобно,
если бы она все это времЯ  ждала  моего  проблематического  возвращениЯ.  …е
обещание так же принадлежало прошлому, как то, что составлЯло ее  жизнь  три
года тому назад, и Я не вправе был бы ее обвинЯть, если  бы  оказалось,  что
она не может  его  сдержать.  ‚се  это  становилось  Ясно  с  первой  минуты
размышлениЯ. Ќо это не останавливало менЯ; и  побуждениЯ,  заставившие  менЯ
сделать эту отчаЯнную попытку вернутьсЯ к Љатрин, были слишком повелительны,
чтобы им могли помешать эти соображениЯ.  Њне  казалось,  что  то  множество
чувств, которое возникало во мне, когда Я думал о ней  или  когда  Я  ощущал
рЯдом  с  собой  ее  присутствие,  не  могло  быть  заменено  ничем.  ‚  том
хаотическом мире, которому мне было, в  сущности,  нечего  противопоставить,
так как все, что Я знал, казалось мне вЯлым и неубедительным или непостижимо
далеким,  ее  существование  возникало   передо   мной,   как   единственный
воплощенный мираж. „аже по внешности она  напоминала  мне  иногда,  особенно
вечером или в сумерках, легкий призрак, идущий рЯдом со  мной.  “  нее  были
белые волосы, сквозь которые проходил свет, бледное  лицо  и  бледные  губы,
тусклые  синие  глаза  и  тело  пЯтнадцатилетней  девочки.  Ќо   ее   жизнь,
заполнЯвшаЯ мое воображение, перерастала его и возникала там,  где  все  мне
казалось чуждым или враждебным.
     € теперь, обретЯ эту двойную свободу, непосредственную потому, что менЯ
выпустили из тюрьмы,  и  душевную  оттого,  что  это  потрЯсение  как  будто
излечило менЯ, может быть, окончательно, - Я чувствовал вокруг себЯ пустоту,
и мне казалось, что никто, кроме Љатрин, не заслонит ее от менЯ. џ  искал  у
нее защиты, Я очень устал от одиночества и отчаЯниЯ, и Я думал, что  теперь,
почему-то именно теперь, Я заслужил право на другую  жизнь.  €,  возвращаЯсь
домой, Я решил завтра же поехать на rue de Courcelles.
     ‚ десЯть часов утра Я был уже там. џ любил этот квартал - тихие улицы и
высокие дома темного цвета, с  большими  окнами,  за  которыми  текла  такаЯ
размереннаЯ жизнь, где были соображениЯ о доходах, об акциЯх,  о  подходЯщей
партии, о наследстве; это  был  упорный  девЯтнадцатый  век,  архаический  и
наивный, медленное умирание которого продолжалось уже много десЯтков лет.  ‚
доме, где жила тетка Љатрин, был лифт стариннейшей системы, поднимавшийсЯ на
нескольких ремнЯх, и когда Я ехал в нем на четвертый этаж, он как-то  слегка
дымил, и мне даже показалось, что в этом дыму проскочило несколько  искр.  џ
позвонил; мне отворила полнаЯ женщина с седыми волосами, спросившаЯ, что мне
нужно. Ћна говорила по-французски свободно, но с  акцентом.  џ  сказал,  что
хотел бы видеть Љатрин.
     - Љатрин? - повторила она. - Љатрин уехала в Ђвстралию год тому назад.
     - Ђх да, в Ђвстралию... - сказал Я машинально.
     - Ћна уехала тотчас же после свадьбы.
     - Ћна вышла замуж?
     ‚ероЯтно, в моем голосе была  какаЯ-то  неофициальнаЯ  и,  в  сущности,
ничем не оправданнаЯ по отношению к этой женщине, которую Я видел первый раз
в жизни, интонациЯ, потому что она сказала:
     - ‚ойдите, пожалуйста,  и  садитесь.  Џростите,  как  ваша  фамилиЯ?  џ
ответил.
     - „а, да. Љатрин мне о вас говорила. …сли бы вы пришли на  год  раньше,
вы бы застали ее еще не замужем.
     - „а, Я понимаю, - сказал Я. - Љ сожалению, Я пришел на год позже.
     “ нее была очень особеннаЯ и  располагающаЯ  к  себе  улыбка  -  и  мне
показалось, что Я знаю эту пожилую даму очень давно. Ћна прЯмо посмотрела на
менЯ и спросила:
     - ќто вы сумасшедший?
     - „а, - сказал Я, растерЯвшись. - ’о есть, это  не  совсем  так,  Я  не
сумасшедший...
     - ‚ы менЯ простите, - сказала она,  -  Я  значительно  старше  вас,  и,
знаете, у менЯ впечатление, что вы все это выдумали. ќто все оттого, что  вы
много читаете, недостаточно едите и мало думаете о  самом  главном  в  вашем
возрасте, о любви.
     џ понЯл из этих ее слов, что Љатрин, по-видимому, рассказала ей обо мне
довольно много. џ ответил:
     - ђазрешите вам сказать, что это не очень научный диагноз.
     - Ћн, может быть, не научный, но мне кажетсЯ, что он правильный.
     џ помолчал, потом спросил:
     - ‡а кого Љатрин вышла замуж?
     - ‡а  одного  английского  художника.  ќтот  портрет,  -  сказала  она,
поднимаЯ глаза на стену, - он рисовал, это, кажетсЯ, его перваЯ жена.
     Ќа картине была изображена неправдоподобнаЯ женщина конфетной  красоты,
в красном бархатном платье, картина была похожа на  плохую  олеографию.  Љак
Љатрин могла этого не видеть?
     џ встал и стал прощатьсЯ. Ћна  протЯнула  мне  руку  и  попросила  менЯ
оставить ей на всЯкий случай мой адрес.
     ‹естница была широкаЯ, на ней лежал толстый ковер, и она была не похожа
на ту, котораЯ была в ‹атинском квартале, в гостинице Љатрин. Ќо Я  подумал,
что опЯть беззвучно спускаюсь из мира, в котором она жила, в  ту  призрачную
пропасть, из которой мне так трудно было уйти.

                                 ----------

     Џроходили дни, недели  и  месЯцы.  џ  давно  уже  уехал  из  ‹атинского
квартала,  деревьЯ  на  парижских  улицах  зазеленели,  распустились,  потом
покрылись летней пылью, потом их листьЯ осыпались  и  наступил  октЯбрь.  Ќа
рассвете холодной ночи был казнен Ђмар, Я прочел об этом в газетах, где было
рассказано, что он выпил рому и выкурил папиросу перед тем, как поднЯтьсЯ на
гильотину. Џотом он обвел глазами людей, окружавших его.
     - Du courage! {Ѓодритесь! (фр.).} -  сказал  ему  адвокат.  Ђмар  хотел
что-то  произнести,  но  не  мог,  и  только  в  последнюю  секунду,  в  тот
условнейший  промежуток  времени,  когда  он  еще   теоретически   продолжал
существовать, он крикнул высоким голосом - pitie! {‘милуйтесь!  (фр.).}  ќто
было то слово, которое ему удалось наконец вспомнить и которое он, вероЯтно,
хотел сказать уже несколько минут тому назад.  Ќо  оно,  конечно,  не  имело
теперь смысла - так же, впрочем, как никакое другое слово и  никакое  другое
понЯтие. "C'est ainsi qu'il a paye sa dette a la societe" {’аким образом  он
заплатил долг обществу (фр.).}.  ’ак  кончалсЯ  отчет  об  его  казни.  €  в
последний раз Я подумал о том, что ему, собственно, дало общество: случайное
рождение  в  нищете  и  пьЯнстве,  голодное  детство,  работа   на   бойнЯх,
туберкулез, вЯлые тела нескольких проституток, потом ‹ида и  убогий  соблазн
богатства, потом убийство, неотделимое от страшной бедности его воображениЯ,
и потом, наконец, после тюрьмы - холодный воздух осеннего  рассвета,  мостки
гильотины, немного рома и одна папироса перед смертью. ’акой, каким он  был,
он, вероЯтно,  не  мог  прожить  другой  жизни,  и  она  казалась  логически
законченной. …сли бы он не совершил убийства, он умер бы  от  чахотки,  и  в
этом его адвокат был, конечно, прав. Ћдно было очевидно - что  в  этом  мире
ему больше не было места, так, точно огромные пространства земли вдруг стали
длЯ него тесны.
     џ прочел об его казни на следующий день в утренней газете. џ давно  жил
на  улице  Њолитор,  в  той  самой  квартире,  в  которой  был  убит   Џавел
Ђлександрович и которую  он,  как  это  оказалось  при  выЯснении  его  дел,
приобрел в собственность незадолго до смерти. џ переставил в  ней  мебель  и
переменил всюду обои и бобрик; на том месте, где было пианино, стоЯл большой
аппарат радио; Я убрал маленький письменный стол и поставил другой,  гораздо
шире и длиннее, с выдвижными Ящиками. ’олько кресла и книжные полки остались
теми же и  на  тех  же  местах.  џ  внимательно  просмотрел  на  досуге  всю
библиотеку и убедилсЯ, что она состоЯла почти исключительно из классиков,  -
в этом смысле Џавел Ђлександрович  был  человеком  своего  времени,  и  книг
современных авторов Я нашел у него очень мало. “ него не было еще - что  мне
показалось более удивительным - почти никаких личных бумаг, кроме нескольких
писем, посланных ему много лет тому назад по  адресу  гостиницы  на  rue  de
Buci, где он, стало быть, жил  в  те  времена.  Ћдно  письмо  было  написано
женским почерком, и когда Я на него посмотрел,  мне  сразу  же  бросились  в
глаза эти слова - "ты не забыл, Я надеюсь, тех минут"... Њне стало  тЯгостно
и неловко, и Я отложил его, не читаЯ. ‡ато единственное  письмо  его  брата,
того самого, который утонул и от которого ему досталось наследство, Я прочел
с начала до конца; оно, впрочем, было коротким и почти беспримерным по своей
категоричности. Ћно кончалось так:
     "’ы менЯ, слава Ѓогу, знаешь  хорошо  и  знаешь,  что  Я  всегда  любил
говорить правду, а не мЯмлить всЯкие сентиментальные глупости.  ’о,  что  ты
мой брат, это случайность рождениЯ, за которую  Я  не  ответственен.  †изнь,
которую ты вел или ведешь, менЯ не интересует, это твое дело. џ  тебЯ  знать
не знаю и знать не желаю. Ќа днЯх Я уезжаю отсюда в другую страну, и  ты  уж
не трудись менЯ разыскивать или мне писать. џ тебе желаю  всЯческого  добра,
но на менЯ не рассчитывай. ќто, впрочем, Я думаю, ты знал всегда".
     €  после  этих  слов,  неумнаЯ   резкость   которых   казалась   просто
неправдоподобной,  следовала  неожиданнаЯ  подпись:   "’вой   любЯщий   брат
Ќиколай". “ этого человека было странное представление о значении  некоторых
слов, и Я подумал - вспомнил ли он о чьей - либо  любви,  когда  понЯл,  что
идет ко дну и что все кончено?
     Ќе было ни одной  фотографии,  ни  одного  документа,  кроме  паспорта,
выданного в Љонстантинополе в 191... году с французской  визой  и  парижской
carte d'identite {“достоверение личности (фр.).}, в которой было написано  -
холостЯк,  без  профессии.  џ  узнал,  что  Џавел  Ђлександрович  родилсЯ  в
‘моленске,  по  все  эти  годы,  со  днЯ  рождениЯ  до  даты,  стоЯвшей   на
константинопольском  паспорте,  были  совершенно  пустые,  -  ни  бумаг,  ни
фотографий, ни какого бы то ни было упоминаниЯ о том, что он делал и где  он
был. ‡атем шел второй перерыв, тоже чрезвычайно длительный - всЯ его жизнь в
Џариже, такаЯ же пустаЯ и неизвестнаЯ, как та, котораЯ ей предшествовала,  -
потому что даже на rue Simon le Franc, как это мне сказал „жентльмен,  Џавел
Ђлександрович поЯвилсЯ только за два года до того днЯ, когда Я его  встретил
впервые в ‹юксембургском саду. € Я подумал, что Я, в сущности, почти  ничего
не знал об этом человеке, с которым менЯ свЯзала  судьба  таким  странным  и
неожиданным образом; и те его облики, которые Я вспоминал, - картинный нищий
сначала, хорошо одетый и уверенный в себе пожилой мужчина потом, -  начинали
мне иногда казатьсЯ чуть ли  не  произвольными,  похожими  на  призрачные  и
неверные тени того мира, который точно разрезал мою собственную жизнь на две
части и о котором Я старалсЯ теперь забыть. Ћн как будто бы исчез, и с  того
днЯ, что Я  вышел  из  тюрьмы,  Я  ни  разу  не  почувствовал  его  смутного
приближениЯ.
     Ќо  соображениЯ  о  судьбе  Џавла  Ђлександровича  занимали,  как   это
оказалось, не только менЯ, - потому что однажды днем Я  совершенно  случайно
встретил „жентльмена, который долго  жал  мне  руку  своей  темной  рукой  с
черными ногтЯми и смотрел на менЯ так недвусмысленно выжидательно, что Я  не
мог не пригласить его в кафе. ќто происходило возле бульвара St.  Michel.  џ
предложил ему выбрать любой напиток, но он  ответил,  что  никогда  не  пьет
ничего, кроме красного вина. ‡атем он  сказал  несколько  слов  о  том,  что
течение моей жизни ему напоминает, хотЯ и в другом смысле,  судьбу  кнЯгини,
котораЯ, однако... но тут Я его прервал, и тогда  он  перешел  к  ™ербакову.
‡амечательно  было  то,  что  трагический  конец   этого   человека   внушил
„жентльмену нечто вроде посмертного уважениЯ к его  памЯти,  потому  что  он
больше не называл его, как раньше, Џашкой ™ербаковым, а говорил -  "покойный
Џавел  Ђлександрович".  ‚  этот  день  его  тЯнуло  почему-то  к   несколько
отвлеченным рассуждениЯм.
     - ‚от смотрите, - сказал он, - какой, видите ли, анекдот: умирает Џавел
Ђлександрович, и вы получаете наследство.  Ђ  кто  вы  такой?  џ  вас  очень
уважаю, но все-таки вы неизвестный молодой человек, который Ѓог знает откуда
и взЯлсЯ.
     - „а, конечно.
     - Ќо перед этим, - продолжал он, -  откуда  состоЯние  покойного  Џавла
Ђлександровича? Ћт покойного его брата, который утонул  в  море.  ‚ы  только
подумайте, какаЯ это длЯ него была драма.
     - „а, Я понимаю.
     - Ќет, так ведь вот в чем дело. Ќу, наш брат утонет - это ничего.
     - Ќу, как сказать, все-таки...
     -  Ќет,  в  том  смысле,  что  тонуть,  так  сказать,  не  жалко.   Ќу,
потонул-потонул. Ђ он-то, старик, вы понимаете? ‚едь когда он тонет, что  он
думает? Ѓоже мой, думает, деньги-то  какие  пропадают!  €  вот  он  все-таки
потонул. •орошо. Ђ до этого - откуда у  него  состоЯние?  ‚ероЯтно,  от  его
родителей. Ђ где родители? € не  помнит  уж  никто,  когда  померли.  ‚от  и
смотрите, как выходит:  у  каких-то  давно  умерших  людей  было  состоЯние,
перешло к старшему сыну - утонул. Џерешло к младшему -  убили.  ’ак?  €  вот
деньги этих покойных родителей достались вам, - а вас еще и на свете,  может
быть,  не  было,  когда  они  умерли.  ‚от  вам,  как   говоритсЯ,   гримасы
капитализма.
     - ‚ы против капиталистической системы?
     - Љто? Я? - сказал он. - џ? ЉостЯ ‚оронов? џ за нее с оружием  в  руках
сражалсЯ.  ‚  приказе  было  написано:  "ЋтличилсЯ  неустрашимым  мужеством,
подаваЯ офицерскому составу и подчиненным пример..." ‚от как Я за капитализм
билсЯ. Ђ опЯть надо будет, - опЯть пойду воевать, можете быть спокойны. Ќет,
Я только насчет того, что вам наследство досталось. „ай вам  Ѓог  вообще.  Ђ
жаль, что не мне.
     - Ђ что бы вы сделали?
     - џ? ‘нЯл бы квартиру напротив нее. ‚ечером подошел бы к окну и сказал:
ну что, кнЯгинюшка, а? …е бы тут и скорчило.
     Ћн пил стакан за стаканом, речь его становилась бессвЯзной, и все,  что
он теперь говорил, касалось только кнЯгини. џ наконец оставил  его  и  ушел,
подумав напоследок,  что  в  начале  его  рассуждений  заключалась  все-таки
какаЯ-то парадоксальнаЯ, но несомненнаЯ истина. ‡атем Я купил несколько книг
и вернулсЯ домой.
     Њне самому было странно, что Я жил в квартире, где произошло  убийство,
чаще всего совершенно не думал об этом и склонен  был  это  забывать.  —ерез
некоторое времЯ мне стало казатьсЯ, что она ничем  не  отличалась  от  любой
другой квартиры и  то,  что  в  ней  преобладало,  -  это  ее  своеобразнаЯ,
строговатаЯ уютность, которой не мог смутить ни призрак убитого, ни  призрак
убийцы. Ћна как-то располагала  сама  по  себе  к  размеренному  порЯдку,  к
созерцательной медленности существованиЯ. € в течение некоторого  времени  Я
жил там так, точно менЯ подменили, точно мне  было  пЯтьдесЯт  лет  и  моему
переселению сюда предшествовала долгаЯ жизнь, от которой Я успел  устать.  ‚
сущности, это впечатление в известной степени совпадало с действительностью,
так как моЯ душевнаЯ усталость была несомненной. џ не мог, например,  читать
книг, которые требовали сколько-нибудь напрЯженного вниманиЯ, и каждый  раз,
когда моЯ мысль доходила  до  какого-нибудь  момента,  требующего  некоторой
сосредоточенности, мне вдруг, среди бела днЯ, начиналось хотеть  спать  и  Я
дремал, сидЯ в кресле. ќтому состоЯнию душевного оцепенениЯ способствовало и
то обстоЯтельство, что матерьЯльные условиЯ моей жизни  резко  изменились  и
мне не нужно было заботитьсЯ ни  о  чем:  в  нескольких  европейских  банках
лежали деньги, которые мне принадлежали, в Џариже у менЯ был текущий счет  и
осуществилось то, о чем Я столько раз мечтал, когда мне было нечем заплатить
за обед в ресторане или за папиросы.  џ  думал  тогда  о  том,  как  Я  буду
путешествовать, мне снились по  ночам  каюты  трансатлантических  пароходов,
дичь, омары, купе спальных вагонов,  €талиЯ,  ЉалифорниЯ,  далекие  острова,
лунное сиЯние над океаном,  долгий  бег  ночной  волны  и  смутнаЯ  прелесть
какой-то неизвестной мелодии, звучавшей в моих ушах. € вот теперь, когда длЯ
осуществлениЯ любого из этих проектов, который еще недавно показалсЯ бы  мне
несбыточным и фантастическим, мне нужно было только позвонить  по  телефону,
навести справки и заказать билет, у менЯ не было ни  малейшего  желаниЯ  это
сделать.
     € когда Я изредка думал обо всем этом,  Я  не  мог  отделатьсЯ  от  той
мысли, что опЯть, как это так часто  бывало  со  мной,  Я  живу  случайно  и
произвольно в чьем-то чужом существовании, реальность которого казалась  мне
неубедительной, как были неубедительны чеки, которые Я  подписывал,  деньги,
которые мне принадлежали, и этот груз дорогих  и  массивных  вещей,  которые
окружали менЯ в квартире на улице Њолитор.
     џ поздно ложилсЯ и поздно вставал, принимал теплую ванну,  котораЯ  еще
больше расслаблЯла менЯ, медленно пил кофе, долго одевалсЯ, читал газету, на
которую у менЯ не  хватало  терпениЯ,  и  вспоминал,  что  давно  не  был  в
университете и что цикл лекций, из которых Я не слышал ни одной, подходит  к
концу. Ќо и университет мне казалсЯ совершенно ненужным. ‡атем Я садилсЯ  за
стол, покрытый накрахмаленной скатертью, и съедал завтрак, поданный  той  же
женщиной, Њари,  котораЯ  служила  у  Џавла  Ђлександровича  и  котораЯ  все
порывалась мне в сотый раз рассказать, как она отворила ключом дверь,  вошла
и вдруг увидела кровь на ковре и подумала, что произошло какое-то несчастье.
     - € Я сразу же подумала, мне не нужно было  много  времени,  чтобы  это
понЯть:  Ѓоже  мой,  случилась  какаЯ-то  катастрофа  с  этим   бедным   Mr.
Tcherliakoff.
     Ћна упорно коверкала трудную славЯнскую фамилию, но  всегда  одинаково,
так, что получалось "Mr. —ерлЯков".
     Џосле завтрака Я уходил в кабинет, куда она приносила мне кофе, брал  с
полки первую попавшуюсЯ книгу и начинал читать,  но  вскоре  закрывал  ее  и
сидел в кресле, не думаЯ ни о чем. € только очень редко, раз в две  или  три
недели,  всегда  неожиданно,  вечером  или  днем,  Я  вдруг  слышал   чей-то
отвлеченный голос:

     But come you back when all flow'rs are dying,
     If I am dead - as dead I well may be -
     You'll come and find the place, where I am lying... -

и тогда Я поспешно раскрывал книгу и с жадным вниманием читал каждое слово и
каждую строчку вслух.
     €ногда Я ходил в кинематограф, но и он утомлЯл менЯ. џ жил вообще все в
том же спокойном оцепенении, и о чем бы Я ни думал, ничто  не  казалось  мне
заслуживающим какого бы то ни было  усилиЯ  с  моей  стороны.  €  затем  еще
никогда с такой необыкновенной полнотой Я не чувствовал своего  одиночества.
‡а много месЯцев Я получил три письма, одно от знакомых,  дочери  которых  Я
давал уроки французского Языка в течение некоторого времени, они  приглашали
менЯ обедать, два других - от товарищей. Ќо  Я  не  ответил  ни  на  одно  и
перестал получать что бы то  ни  было.  џ  был  несколько  раз  в  ‹атинском
квартале, где прожил четыре года и где Я знал каждый дом;  но  он  показалсЯ
мне чужим и далеким, - так, точно там жил человек, который передал  мне  все
множество своих  зрительных  впечатлений,  произвольно  отделив  их  от  тех
эмоциональных их отражений, без которых они терЯли  всЯкий  смысл  и  всЯкую
выразительность. € Я начинал иногда думать,  что  действительно,  наследство
™ербакова было, вероЯтно, предназначено все-таки не мне, хотЯ Я знал теперь,
почему именно он  составил  завещание  в  мою  пользу  -  и  это  тоже  было
результатом недоразумениЯ. Џеред тем как из мебельного магазина  мне  должны
были привезти новый письменный стол и взЯть тот, который был раньше, Я вынул
из его правого Ящика несколько листков  бумаги,  которые  там  были  забыты.
‘реди них был разорванный пополам кусок плотного почтового  конверта,  и  на
нем было написано карандашом: "‘ост.  зав.  ‘туд.  в  благ.  за  10  фр."  -
"‘оставить завещание. ‘туденту в благодарность за десЯть франков", те десЯть
франков, которые Я ему дал в ‹юксембургском саду. Ћн не знал, что  Я  просто
не мог поступить иначе, у менЯ не было никакого выбора и никакой возможности
сделать по-другому. „о конца  месЯца,  когда  Я  должен  был  получить  свою
стипендию, оставалась  еще  неделЯ  и  в  моем  бумажнике  было  только  два
кредитных билета, один в сто, второй в десЯть франков. Ѓольше у менЯ не было
ни одного сантима, Я не мог ему дать сто франков  и  был  лишен  возможности
дать меньше десЯти. ќто было незначительное  матерьЯльное  недоразумение,  в
результате которого у него возникло неправильное представление о моем мнимом
великодушии: то, что он принЯл за великодушие, было просто  следствием  моей
бедности. € этой Явной ошибке суждениЯ Я был обЯзан всем, что  у  менЯ  было
сейчас и о чем так верно, в сущности, сказал ЉостЯ ‚оронов:
     "Ќо все-таки вы - неизвестный молодой человек, который Ѓог знает откуда
взЯлсЯ". € в этой случайной фразе, сказанной пьЯным нищим, заключалось очень
короткое и совершенно правильное определение,  хотЯ  „жентльмен  был  далек,
конечно, от желаниЯ наиболее точно выразить  то,  что  составлЯло  печальную
особенность всей моей жизни.
     Ѓыла опЯть зима с пронзительным холодом и ветром, сухаЯ,  мерзлаЯ  пыль
летела вдоль улицы и с легким шорохом ложилась на мостовую  и  на  тротуары.
Ћднажды днем, стрЯхнув с себЯ постоЯнную душевную неподвижность, к которой Я
давно привык, Я вышел из дому и направилсЯ в Ѓулонский лес. ’ам было тихо  и
безлюдно; аллеи были  усыпаны  опавшими  листьЯми,  слабо  пахло  промерзшей
землей, ветер гнал маленькие волны по поверхности холодных и пустынных озер.
—аса два Я медленно кружил по лесу и вернулсЯ домой, когда  давно  уже  было
темно и на улицах горели мутные фонари. Ћбед  был  готов,  на  столе  стоЯло
красное вино, которое Њари упорно мне подавала каждый раз, хотЯ Я никогда до
него не дотрагивалсЯ. Ќо в тот вечер, после долгой прогулки,  Я  впервые  за
все времЯ налил  себе  стакан  и  сразу  выпил  его;  вино  было  крепкое  и
сладковатое, довольно приЯтного вкуса.
     ‡атем со стола было убрано, Њари пожелала мне спокойной ночи и ушла,  Я
осталсЯ один и перешел в кабинет. ’ам Я сел в кресло, не  знаЯ  еще,  что  Я
буду делать, и не думаЯ ни о чем. ‚зглЯд мой случайно  упал  на  передвижной
календарь,  за  которым  внимательно  следила  Њари.   Љалендарь   показывал
одиннадцатое февралЯ. џ смутно помнил, как мне казалось, что эта  дата  была
чем-то  знаменательна.  Њожет  быть,  с  ней   было   свЯзано   какое-нибудь
историческое событие, привлекшее когда-то и почему-то мое внимание?
     € вдруг Я вспомнил - и мне стало стыдно,  что  Я  столько  времени  это
искал. ‚ эту ночь, ровно год тому назад, в том кабинете, где Я сейчас сидел,
был убит Џавел Ђлександрович ™ербаков.
     џ встал с кресла, достал с полки какую-то книгу и открыл ее.

     "Et ces memes fureurs que vous me depeignez,
     Ces bras que dans le sang vous avez vu baignes..."
     {€ эту Ярость, так описанную вами,
     € ваши руки, омытые в крови... (фр.).}

     Ќет, Я меньше всего был  настроен  читать  €фигению.  џ  достал  вторую
книгу, тоже наугад; это был знаменитый дневник Џипса.

"To the King's theatre, where we saw "Midsummer' Night's Dream", which I had
never  seen  before  nor  shall  ever  again,  for  it  is  the most insipid
ridiculous  play that ever I saw in my life" {"‚ Љоролевский театр, - где мы
смотрели  "‘он  в  летнюю  ночь", пьесу, которую Я никогда не видел раньше и
больше  никогда  не увижу, ибо это самаЯ безвкуснаЯ и нелепаЯ пьеса из всех,
что Я когда-либо видел в своей жизни" (англ.).}.

     џ поставил книгу на место.  Џомимо  моего  желаниЯ,  Я  думал  об  этой
февральской дате, о том, что ей непосредственно предшествовало и что за  ней
последовало. Џотом Я поднЯл глаза на книжную полку, находившуюсЯ надо  мной.
’ам все было так же, как год тому назад:  тот  же  порЯдок,  те  же  плотные
корешки переплетов и  перед  ними,  посередине  полки,  -  золотой  Ѓудда  с
неподвижно-исступленным  лицом.  џ  посмотрел  на  него  и  вспомнил   слова
следователЯ:
     - …сли нам удастсЯ разыскать статуэтку, то вы вернетесь домой...
     џ снЯл Ѓудду и смотрел на него с труднопередаваемым и сложным чувством.
‚се-таки нельзЯ было забыть, что его возвращение дало мне свободу.  ќто  был
тот же самый Ѓудда, которого держала темнаЯ рука Ђмара, который потом  стоЯл
в  комнате  проститутки,  окруженный   облаками   дешевых   духов,   который
путешествовал в  кожаном  портфеле  следователЯ  и  которого  поЯвление  или
исчезновение значило еще многое  другое,  и  в  частности  то,  что  никакие
событиЯ, свЯзанные с его  возвращением,  никакие  движениЯ  чувств,  никакие
попытки пониманиЯ никогда  не  объЯснЯт  подлинного  смысла  его  загадочной
восторженности, как никакие годы ‹увра  не  объЯснЯт  состоЯние  души  давно
умершего художника, который изобразил экстаз свЯтого €еронима.
     ‘вет лампы падал на статуэтку,  и  Я  смотрел  на  нее  остановившимисЯ
глазами. ‡а окном был  вечерний  мороз.  ‚  кабинете  горела  только  лампа,
стоЯвшаЯ на столе, стены и мебель смутно проступали из ночной  тени.  ‚округ
стоЯла неподвижнаЯ тишина.
     џ продолжал смотреть на Ѓудду и вдруг увидел, что  в  какую-то  секунду
его лицо расплылось и исчезло, оставив на том  месте,  где  оно  только  что
было, желтое пЯтно, которое незаметно расширЯлось, захватываЯ все большее  и
большее пространство. Џотом оно переросло комнату, очертаниЯ его исчезли,  и
в ту же минуту Я понЯл, что уже некоторое времЯ в моих ушах звучит  какой-то
мотив в странном соединении гитары и скрипки. џ узнал его,  но  не  мог  его
вспомнить как следует и все искал, судорожно и напрасно, где и когда  Я  его
слышал. ‚  конце  далекой  желтоватой  перспективы,  котораЯ  незаметно  как
возникла передо мной в необычайном и неправдоподобном  отдалении,  несколько
закругленных ступенек вели к эстраде, где трагически блестел  черный  роЯль,
за которым сидел пожилой человек во фраке. ‘права от менЯ, беззвучно, как во
сне, прошел медленными шагами какой-то мужчина; лацканы его смокинга  лежали
как отлитые на крахмальной груди. џ знал его лицо настолько  хорошо,  что  в
обычное времЯ не мог бы ошибитьсЯ. но сейчас мне показалось, что моЯ  памЯть
не поспевала за зрительными впечатлениЯми; Я сделал необыкновенное усилие  и
вдруг понЯл, что это было лицо „жентльмена. Ћчень розовый молодой человек  в
очках прошел слева от менЯ, поддерживаЯ под  руку  пожилую  женщину;  на  ее
морщинистой шее шло в несколько кругов массивное жемчужное  ожерелье.  …е  Я
тоже как будто знал, Я уже  видел  где-то  эту  почти  танцующую,  юношескую
походку, неожиданную длЯ ее преклонных лет. ‡ал  постепенно  и  все  так  же
беззвучно наполнЯлсЯ людьми в вечерних туалетах, и в каждом из них, как  мне
казалось, Я смутно узнавал знакомые, но забытые движениЯ или выражениЯ  лиц.
‡атем Я посмотрел выше человеческих голов, на стену, и вдруг похолодел.  ќто
был неизвестно как перенесенный  сюда  тот  горный  пейзаж,  воспоминание  о
котором Я пронес через мою далекую смерть. џ  узнал  эту  отвесную  скалу  с
выступами и маленькими кустами; обломавшаЯсЯ  ветка  высохшего  дерева  была
изображена с неправдоподобной отчетливостью. Џо бокам  этой  скалы  высились
другие, и получалсЯ огромный колодец. € внизу, отбросив в сторону левую руку
и подогнув под себЯ правую, на каменистом берегу бурной и узкой речки  лежал
труп человека, одетого в коричневый горный костюм.
     џ сделал шаг назад, но за мной была мЯгкаЯ бархатнаЯ стена. џ посмотрел
по сторонам, потом обратил глаза туда, откуда  входили  люди  и  где  должна
была, по всей видимости, находитьсЯ дверь. Ќо двери не было:  на  ее  месте,
возвышаЯсь почти во всю стену, висел гигантский лубочный портрет низколобого
мужчины в полувоенном пиджаке, украшенном разнообразными орденами.
     € в это времЯ - зал был уже почти  полон  -  раздалсЯ  грохот  и  крик.
Њужские и женские голоса сливались в одну звуковую  массу,  в  которой  лишь
изредка можно было  расслышать  отдельные  фразы  на  разных  Языках.  Џотом
наступила пауза и в неожиданной  тишине  послышалсЯ  тЯжелый  хруст,  тотчас
сменившийсЯ смертельным хрипеньем. Љто-то упал посередине зала, и там  сразу
образовалась толпа; но в это времЯ пианист во фраке, сидевший до сих пор  за
роЯлем  с  непонЯтной  и  каменной  неподвижностью,  начал  играть  какой-то
необыкновенно шумный и плЯшущий мотив, в который немедленно вступили скрипка
и гитара. ‡атем бесформенный гул стал стихать, одновременно с ним все  глуше
и глуше звучал роЯль, и через несколько секунд  опЯть  наступила  тишина.  €
тогда, двигаЯсь в темном воздухе без тех колебаний, которые естественны  длЯ
каждого  идущего  человека,  медленно  удалЯЯсь  от  менЯ  в  этой   далекой
перспективе, прошел силуэт высокого мужчины в синем костюме. Ћн поднЯлсЯ  на
эстраду, потом исчез и тотчас же снова поЯвилсЯ, и  мне  показалось,  что  Я
уловил его холодный и прозрачный взглЯд. „о менЯ донессЯ его невыразительный
голос, произнесший короткую фразу, которой Я  не  разобрал.  Ћн  сказал  эти
слова и пропал. “же в  течение  некоторого  времени  поминутно  двоЯщимсЯ  и
слепнущим сознанием  Я  понимал,  что  происходит  сейчас,  и  у  менЯ  было
ощущение, что нет ни спасениЯ, ни возможности борьбы - вне какой-то короткой
последовательности магических слов, которых Я не знаю и которых, может быть,
не существует вовсе. ‚ отчаЯнии Я посмотрел вокруг себЯ  -  и  в  желтоватой
полутьме зала Я отчетливо увидел проступающее сквозь  смутную  тень  лицо  с
характерным арабским профилем, мертвый  черный  глаз  и  прыгающие  губы.  ‘
эстрады опЯть раздались звуки роЯлЯ. џ посмотрел туда; рЯдом с  пианистом  в
белом бальном платье, обтЯгивавшем посередине узкое тело, стоЯла  женщина  с
тЯжелыми глазами. —ерез секунду Я услышал ее низкий голос, но эстрада  вдруг
ушла так далеко, что звуки стали слабеть и Я уже не мог различить ни мотива,
ни слов ее  песни.  ’ак  прошла  минута,  другаЯ  -  и  голос  наконец  стал
приближатьсЯ, доносЯ до  менЯ  свою  мелодическую  силу.  џ  услышал  только
последнюю строфу и ощутил знакомую боль  в  левой  стороне  груди,  вспомнив
другой голос, легкий, чистый и прозрачный - голос  Љатрин,  который  столько
раз пел эти же самые слова:

     And I shall hear though soft you tread above me,
     And all my grave shall warmer, sweeter be,
     For you shall bend and tell me that you love me
     And I shall sleep in peace until you come to me.
     {€ тихие шаги услышу надо мною,
     Њогила станет и теплее и нежней,
     Љогда шепнешь "люблю", склонившись головою,
     € буду мирно спать, пока придешь ко мне (англ.).}

     Њне сразу стало трудно дышать, и опЯть  все  мускулы  моего  тела  были
напрЯжены до боли и у менЯ было смутное сознание, что от того, выдержу ли  Я
это непонЯтное и последнее усилие или нет,  -  зависит  все  мое  будущее  и
возможность этого будущего. € вот, с удивительной медленностью,  перспектива
зала стала постепенно суживатьсЯ, желтоватый свет стал понемногу  сгущатьсЯ,
и через несколько минут этого  длительного  томлениЯ  передо  мной  возникли
темные очертаниЯ моего кабинета, золотое лицо Ѓудды и побелевшие пальцы моей
руки, до боли сжимавшие статуэтку. “ менЯ был влажный лоб, Я ощущал  тЯжесть
в голове, но это казалось мне совершенно несущественным и  лишенным  всЯкого
значениЯ по сравнению с тем бурным чувством свободы, которое Я испытывал,  -
потому что впервые за все времЯ Я был  обЯзан  победе  над  этим  призрачным
миром не внешнему толчку  и  не  случайности  пробуждениЯ,  а  усилию  своей
собственной воли.
     ‘о следующего днЯ Я стал жить иначе, чем жил до сих пор. ‚место  теплых
ванн Я брал по утрам холодный душ  и  после  этого  ехал  в  университет.  џ
несколько раз был в кинематографе и кабаре, откуда возвращалсЯ пешком в  эти
холодные февральские ночи,  глотаЯ  морозный  воздух.  ‚ернувшись  домой,  Я
засыпал мертвым сном.

                                 ----------

     Ћднажды  утром  Я  получил  письмо  -  в  плотном  синем   конверте   с
австралийской маркой.
     "Џочему там, в Џариже, ты так долго не приходил ко  мне?  џ  так  ждала
тебЯ.  ’ы  знаешь  теперь  все,  что  произошло  после   твоего   напрасного
исчезновениЯ. —еловек, за которым Я  была  замужем,  уехал  в  Ђнглию,  и  Я
послала  ему  развод.  џ  не  могу  вернутьсЯ  в  …вропу   по   матерьЯльным
соображениЯм, и Я знаю, что у тебЯ тоже нет денег на путешествие в Њельбурн.
Ќо, может быть, мы все-таки еще увидимсЯ, и мне кажетсЯ сейчас, что Я готова
ждать тебЯ всю мою жизнь.
     ’ы помнишь тот сентиментальный романс,  которому  Я  тебЯ  учила:  "Oh,
Dannyboy"! Љаждый раз, когда Я вспоминаю этот мотив, Я думаю о  тебе  и  мне
хочетсЯ плакать".
     —ерез несколько дней Я уезжал в Ђвстралию. € когда Я смотрел  с  палубы
на уходЯщие берега ”ранции, Я  подумал,  что  в  числе  множества  одинаково
произвольных предположений  о  том,  что  значило  длЯ  менЯ  путешествие  и
возвращение Ѓудды и каков был подлинный  смысл  моей  личной  судьбы  в  эти
последние годы моей жизни, следовало, может быть, допустить и  то,  что  это
было  только  томительное  ожидание  этого  далекого  морского  перехода,  -
ожидание, значение которого Я не умел понЯть до последней минуты.
Last-modified: Wed, 04 Oct 2000 21:00:11 GMT
Ћцените этот текст: