как на грех, тошнота привЯзалась. —то ни
съешь -- обратно проситсЯ. Ќикогда-то много не ела, а теперь и вовсе отшибло
ее от еды.  ‘ъестного духа даже не могла  слышать, тЯжело ей  стало готовить
обед. ‚се-таки стрЯпала, перемогаЯ себЯ,  пока не нашла  ее ‚ера однажды  на
кухне,  в  обмороке.  ’ак  у плиты и  свалилась.  ’рудно  приходила в  себЯ,
бормотала: "™ами пахнет".
     -- Њамочка, ты больше  готовить  не смей.  ЏонЯла?  џ запрещаю  тебе --
слышишь? -- ходить на кухню.
     -- Ќе буду, дочка, не буду.
     ќта покорность больше всего потрЯсала ‚еру. ЏриближаЯсь  к смерти, мать
становилась  ребенком,  с детским,  снизу  вверх, взглЯдом коричневых  глаз.
‘тарческое голубоватое колечко вокруг зрачка придавало этим  глазам какую-то
облачность...
     Ќа кухню больше она не ходила. Ђ готовить громогласно взЯлась Њаргарита
Ђнтоновна. Ћпыта у  нее,  правда, не было, только "общаЯ  культура  и умение
жить  в  предлагаемых  обстоЯтельствах". „остала поваренную  книгу  прошлого
века.  ‘трЯпала  строго  по  рецептам,  как иногда  делают  это мужчины,  не
отступаЯ   ни  на  волос   от   предписанных  норм,  сердЯсь  только  на  их
неопределенность ("—то это значит: соли и сахару по вкусу?"). ‡атруднЯла ее,
правда, операциЯ  делениЯ.  ‚  книге  стандартным  был  "обед на  двенадцать
персон", а у  них  персон  было всего  две  с  половиной... Ќичего,  кое-как
пересчитывала, делила на бумажке уголком, вспоминаЯ школьные правила:  "пЯть
пишем, два в уме..."
     Ќо это еще что. Њаргарита  Ђнтоновна на кухне -- вот это  было зрелище!
ђогатаЯ  голова  в   чалме,  броский  передник   импортного   ситца,  рукава
художественно  засучены,  в  одной руке шумовка, в  другой --  книга. Љругом
навалом -- банки, кульки, бутылки, пакеты... ѓлубокий голос: "Ѓоги мои! Људа
могла детьсЯ гвоздика?  Џолцарства  за  гвоздику!"  ѓвоздика  находилась  --
терЯлсЯ перец.  Ќовый  взрыв  театрального отчаЯниЯ... ‚се  это  походило на
оперетку:  казалось, повариха вот- вот пуститсЯ в плЯс. “дивительнее  всего,
что получалось вкусно! Њаргарита Ђнтоновна пробовала и сама удивлЯлась:
     -- Ђй  да Я! ‚от что  значит  общее развитие! € шла  с тарелкой кормить
больную.
     -- Ќу, умолЯю! Ћдин кусочек! €з любви ко мне! —естное слово, вкусно!
     Ђнна ‘авишна, бледно улыбаЯсь,  брала кусочек,  переминала его деснами,
но потом сплевывала украдкой, чтобы не обидеть Њаргариту Ђнтоновну -- больно
уж та гордилась своей  стрЯпней... „а  что поделать, если душа не принимает,
кто  бы  ни  стрЯпал,  хоть  повар-расповар.  ’ошнота  проклЯтаЯ  --  стоит,
сторожит, как пес  добро хозЯйское. € жизнь от нее чернаЯ и узкаЯ, уже норки
мышиной...
     Ђ Њаргарита Ђнтоновна  увлеченно ухаживала за больной. Љак все, что она
делала,  --  играЯ, но искренне. ‚прочем,  кто скажет, где  кончаетсЯ одно и
начинаетсЯ другое? €граЯ любовь, не начинаем ли мы любить?
     „нем,  в отсутствие  ‚еры, она почти не  покидала  "каюты-люкс". —итала
Ђнне ‘авишне вслух,  поправлЯла постель, давала  лекарства. Ђ когда  больной
бывало  получше,  разыгрывала  перед  ней  моноскетчи:  старуха  у  зеркала,
докладчик с бумажкой...  Ђнна ‘авишна смеЯлась неслышным, замирающим смехом,
прикрываЯ рот краем одеЯла: по слабости она не могла теперь носить  протез и
стеснЯлась своей беззубости...
     -- Ѓог-то, если  есть, -- сказала она  однажды, -- он этого не забудет.
Ћн вас наградит, Њаргарита Ђнтоновна.
     -- Ђ вы как думаете: есть он или нет?
     -- Љак  длЯ кого. ЊенЯ в вере воспитали, длЯ менЯ  есть.  € то  большаЯ
отвычка  получилась. Ѓывает, за  цельный месЯц  лба  не перекрестишь.  Ђ вот
дочка моЯ,  ‚ерочка,  та  не  признает. „а и другие.  „умаю: неужто  всем им
наказание выйдет? Ѓыть  этого не может. ’акую ораву людей да наказывать -- у
бога  злобы  не хватит.  Ќе важно, верит  -- не верит, а важно, что живет по
человечьему закону.
     -- Ђ какой такой человечий закон?
     -- ќто чтобы всем было весело, никому  не обидно. “частковый врач, Ќина
…вгеньевна, к удивлению ‚еры, приходила теперь сама, без вызова, осматривала
больную,  хмурилась,   выписывала  лекарства,  долго,  отдыхаЯ,  мыла  руки.
Џонемножку становилась  она  мЯгче, разговорчивее, чаще вспыхивали в  улыбке
белые зубы, и было видно, что она была красива,  может быть не так уж давно,
и теперь  была  бы красива, если б отдышатьсЯ ей, отдохнуть. Џриходила она к
‚ере Џлатоновне охотно. Ћднажды согласилась даже выпить  чаю с вареньем и за
столом совсем расцвела. ‚аренье, абрикосовое, похвалила:
     -- ‘разу видно, хорошаЯ вы хозЯйка.
     -- ќто не Я, это мама варила. ‚от доживем до лета, она и вам сварит...
     Џри этих  словах Ќина  …вгеньевна принахмурилась, глаза  у нее затЯнуло
непроницаемой пленкой, и ‚ера понЯла захолонувшим сердцем: не сварит...
     --  ...€ что  же теперь делать?  -- домогалась  она, все еще не в силах
принЯть неизбежное.
     Ќичего.  “хаживать.  †дать. Џоддерживать силы. Ѓлиже  к  концу -- уколы
обезболивающие...
     -- Њожет быть, операциЯ?
     --  Ѓесполезно.  Ќикто  и  не возьметсЯ.  ‚озраст, состоЯние  сердца...
‚прочем, можете ее госпитализировать, настаивать на операции. ‚аше дело.
     ‡амкнулась, ушла.
     ‚ера задумалась: госпитализировать? Ќу, нет. Њать не согласитсЯ.
     Ќо однажды Ђнна ‘авишна подозвала ее к своей постели:
     -- Ћтвези ты менЯ, дочка, в больницу.
     -- Њамочка, разве здесь тебе плохо?
     --  Џлохо не  плохо, а все ж  таки в  больнице лучше  будет. Ќе  хотела
ничего объЯснЯть. Џосле, наедине, сказала Њаргарите Ђнтоновне:
     -- ‡наю, не встать уже мне. џ не против -- пожила, и довольно. ‚ерочку,
само собой, жалко,  да  она молодаЯ, утешитсЯ. ‚ы менЯ в больницу  положьте.
•очу в больнице помереть.
     -- —то это вы вздумали, Ђнна ‘авишна!  “мереть, да еще в больнице! ќкое
живое воображение! Ќу подумайте -- плохо ли  вам дома? Њы с ‚ерочкой так вас
любим. ‚от поправитесь, научите менЯ чулок вЯзать. ‘ детства мечтаю.
     Ђнна ‘авишна мотнула  на  подушке когда-то  прекрасной,  темнокосой,  а
теперь высохшей, стриженой головой:
     -- Ќет, не поправлюсь. Ђ что любите -- вижу, спасибо. ’олько не хочу Я,
чтобы вы за  мной ходили. ‚ы -- артистка  народнаЯ, большой  человек, нельзЯ
вам  на такое дело себЯ тратить. Џока  лекарство подать -- это еще ничего. Ђ
до горшков  дойдет? „а  Я со стыда  сгорю. ‚  больнице там  нЯнечка, наемный
человек, ей за это платЯт.
     -- ‚ больнице, среди чужих людей! Љак хотите -- не понимаю!
     -- Њолоды вы еще, Њаргарита Ђнтоновна. ‚от поживете с мое...

        41

     €сполнЯЯ настойчивое  желание матери, ‚ера устроила ее в больницу. „ело
сложное, нигде не  берут хроников, но, спасибо, помогли добрые  люди. ’а  же
Ќина …вгеньевна, у которой были какие-то свЯзи. Ќеожиданно подключилсЯ Ѓорис
ѓригорьевич,  тоже  похлопотал.  ‚идеть его  хлопочущим  было  странно, как,
скажем, зайца стрелЯющим из ружьЯ. ’ак  или иначе, дело  вышло. Ђнну ‘авишну
положили в одну  из лучших  больниц  города.  Џалата  большаЯ,  светлаЯ,  на
шестерых.  ‚рачи внимательные,  персонал дисциплинированный, белье  новое, у
каждой  койки  радио  с  наушниками.  Ђнна  ‘авишна  наушников  не  надевала
(малейшаЯ  тЯжесть  ее  уже гнела),  а клала их  рЯдом с  собой на подушку и
слушала,  как они бормотали петрушечьим голоском: слов  разобрать  нельзЯ, а
музыку  можно. Џод эту музыку Ђнна ‘авишна пела в уме. Ѓыла она в  молодости
певуньЯ, да  и  теперь песни любила,  даже  арии оперные, но вслух  петь  не
осмеливалась, только в себе. Џосле того как исполнилось ее желание попасть в
больницу, она стала совсем  молчаливой, целыми днЯми лежала, закрыв глаза, с
наушниками  на подушке, на  вопросы  врачей,  как  себЯ  чувствует, отвечала
"хорошо" и опЯть уходила во внутреннее  свое  пение.  Љогда музыка сменЯлась
словами,  которых нельзЯ  было разобрать, она думала о  прошлом,  вспоминала
мужа, Џлатона Ѓутова, и сына  “жика, любила их и жалела, подчас забываЯ, что
они  уже  умерли.  Ђ иногда лежала безо всЯких мыслей, просто слушала внутри
себЯ, как у нее что-то там наступало, наступало, как крестный ход...
     ‚ера навещала  мать  дважды в  неделю,  в приемные  дни, и  каждый  раз
поражалась  переменой в  лице, которому,  казалось, и менЯтьсЯ-то  было  уже
некуда.  “слышав  голос   дочери,  больнаЯ  приоткрывала   глаза,  чуть-чуть
улыбалась опЯть опускала веки.  ‚ера присаживалась на койку, откинув белье в
сторону, чтобы  не  садитьсЯ  прЯмо  на  простыню (каждый  раз  ее  посещала
вздорнаЯ  мысль о тщете  такой  предосторожности  перед лицом смерти), брала
мать за  руку и молча  просиживала  полагающиесЯ  два  часа,  после  которых
посетителей гнали вон.  ђука матери была прохладна и легка,  почти невесома;
здесь, в  больнице,  она посветлела и казалась  изнеженной рукой  белоручки.
‚ремЯ  шло  быстро, а мысли -- медленно, и почти все они были лишними. ‘реди
них особенно  навЯзчивой была одна: когда-то из недр именно  этого, лежащего
перед ней иссохшего тела, поЯвилась на свет она сама.
     ќто было странно и казалось неправдоподобным,  как и  все  вокруг.  Љак
крики трамваев  на улице (здесь  был крутой поворот, и они  скрежетали), как
ранние сумерки с тонким месЯцем на  сиреневом небе, как разговоры соседок...
Џалата, полнаЯ тЯжелых, в большинстве безнадежных больных, жила, несмотрЯ ни
на что, тихо кипЯщей, настойчивой жизнью. “порством  своим и  упругостью она
была   даже  как   будто  реальнее   жизни  здоровых.  Џроисходили  какие-то
недоразумениЯ, кто-то на  кого-то обижалсЯ, плакал -- по пустЯкам,  конечно,
но  здесь  пустЯков  не  было. ’о и  дело пропадали  вещи --  зубнаЯ  паста,
полотенце,  кружка;  каждаЯ   пропажа  обсуждалась   слабыми,   надорванными
голосами; кто-то тихо кричал: "•отите, обыскивайте!" -- и крик надрывал душу
именно своей  тихостью.  ЉаждаЯ  мелочь вырастала в событие,  словно больные
смотрели  на  жизнь  сквозь  огромную  лупу.  Џриход родственницы, гостинец,
письмо  --  все  это приобретало  масштаб  грандиозный.  „елились огурчиком,
Яблоком, пастилой,  и худые лица  светлели:  радостью  было  дать,  радостью
получить.  Ђ  смерть,  напротив, терЯла  в  масштабе,  становилась в  рЯд  с
мелочами. Љогда в отделении кто-нибудь  умирал, больные притихали на  времЯ,
но  быстро  забывали  случившеесЯ. Ќапоминать  об умерших  или,  не дай бог,
плакать считалось как бы неприличным: "Ќе у себЯ дома, молчи!"
     Ђнна ‘авишна в палатных волнениЯх участиЯ не принимала,  лежала  молча,
закрыв  глаза.  ‘квозь  истонченные  веки,  казалось,  просвечивал   строгий
коричневый взглЯд. Ћднажды, не раскрываЯ глаз, она тихо сказала: "†енечка".
     -- Њама, милаЯ, тебе †еню хочетсЯ повидать? џ ей Ќапишу, она приедет.
     -- Ѓаловство, -- шепотом сказала больнаЯ,
     ‚ера написала  сестре,  попросила  приехать. ‚ ответ  получила  письмо,
закапанное  слезами,  и  денежный  перевод  --  сто  рублей.  "‚ойди  в  мое
положение, -- писала  сестра, --  Я не могу сейчас уехать, на днЯх  решаетсЯ
мое  дело".  ђечь  шла  о  тЯжбе  между  нею и прежней  семьей  о наследстве
покойного  ‘емена  Њихайловича,  умершего  год  назад.  ‚ера  на  письмо  не
ответила, а перевод отослала обратно.
     Ћдин раз, придЯ к матери, ‚ера застала почти скандал:  одну из больных,
по  распорЯжению врача, переводили в другую палату. ’олстаЯ, равнодушнаЯ, но
вежливаЯ  нЯнечка  собирала  белье, а  больнаЯ цеплЯлась  за  него  птичьими
пальцами, словно за жизнь цеплЯлась,  и кричала: "Ќе  пойду в десЯтую! ‡наю,
вы менЯ умирать переводите! Ќикуда не пойду, останусь в пЯтой!"
     -- Ќагнись ко мне, дочка, -- чуть слышно сказала Ђнна ‘авишна.
     ‚ера  нагнулась  к  самым ее  губам.  €сходившее  оттуда  дыхание  было
прохладно и почему-то пахло кипарисом.
     -- Ћх, глупаЯ, -- прошелестел соломенный шепот, -- не все равно: пЯтаЯ,
десЯтаЯ? ‘мерть придет, она и в пЯтой возьмет...
     ...’ак  вышло и  с нею  самой. Џришла смерть и взЯла ее  в пЯтой. Љойку
выкатили в коридор, загородили ширмой. ‚ера застала мать уже мертвой...
     -- € не мучилась,  -- сказала  нЯнечка,  откидываЯ простыню,  --  чисто
заснула...
     ‚ера, опустив руки, глЯдела  на сухое, правильное, бесконечно спокойное
лицо. ЊертваЯ, мать словно бы выросла и лежала высокаЯ ростом...
     Ђ в день похорон Ђнны ‘авишны ‚еру постигло еще одно горе; она получила
телеграмму:  "‚чера  скончалась  мама скоропостижно  похороны  шестнадцатого
‚ладимир". Љто ей сообщает еще раз, о смерти матери? € почему шестнадцатого?
Ћна не сразу понЯла, что "мама" -- это Њаша ‘молина, а "‚ладимир" -- ее сын,
‚овус... ЏонЯла и онемела... „ва горЯ сразу -- так не бывает.  ‚ера шевелила
губами, повторЯЯ: "Њашенька", --  смысла не было,  звук  пустой. Џро  Њашину
смерть  надо  было рассказать кому-то  близкому, знавшему ее, разумеетсЯ  --
матери, но матери не было,  и потребность рассказать  стукалась  в  пустоту.
‚ера, мало что соображаЯ, добралась до почты и послала ответную  телеграмму:
"‘корблю с вами, приехать не могу,  хороню  мать", -- и долго потом мучилась
этим "скорблю" -- вычурным и фальшивым.
     ‘транное дело --  как  ни глубоко бывает  горе, но все же  на его  фоне
вспыхивают иногда  болевые  точки, свЯзанные с  причинами ничтожными,  прЯмо
сказать  -- смехотворными.  ’ак ‚ера  вспоминала  свою  телеграмму,  Яростно
передразнила "скорблю" и била себЯ кулаком по колену...
     ’еперь, когда из дому навсегда унесли мать, он стал другим, словно душу
из  него вынули!  „аже Њаргарита Ђнтоновна  притихла,  редко было слышно  ее
убедительное рокотанье.
     Ћна   ведь  тоже  оплакивала  умершую,   конечно   по-своему,   не  без
картинности,  умеЯ в  любую  минуту  вызвать  слезы  на своих  выразительных
глазах, но горе ее  было подлинным. ѓорю  надо было уступить, посторонитьсЯ,
даваЯ ему место, --  они так  и сделали.  —асто по вечерам они сидели молча,
каждаЯ в своей  комнате. ќто тоже было данью  горю. ‚ера удивлЯлась,  ощущаЯ
незнакомую ей прежде потребность в молчании.
     Ћтдельной болью  была длЯ  нее мысль о Њаше. „аже не о самой  Њаше, а о
том,  как  она  ее упустила, проворонила. ѓодами почти не думала  о ней,  не
вспоминала. ‚се откладывала "на потом" -- и вот отложила навеки...
     Ћ  предметах отвлеченных она не привыкла думать,  а теперь преследовали
ее именно  отвлеченные; и мысли, непривычные, шли ржаво, со скрипом. Љак это
получаетсЯ в жизни -- был человек и нет человека? € все? Љакой в этом смысл,
какой  замысел?  €  есть  ли он  вообще,  этот  замысел?  Џохоже,  что  нет.
‚споминалось  ей  чеховское  правило,  которое  любила  повторЯть  Њаргарита
Ђнтоновна:  "…сли в  первом акте на  стене висит ружье,  то в  последнем оно
должно  выстрелить".  Љрасиво,  но неверно. †изнь  полна нестрелЯющих ружей,
несбывшихсЯ судеб,  утерЯнных  людей.  €ли ей  это только  так  кажетсЯ,  по
близорукости? Њожет быть, он еще будет,  последний  акт,  когда все  наконец
объЯснитсЯ? "ѓлупости, -- отвечала  сама себе ‚ера,  --  кажетсЯ, становлюсь
мистиком".
     Љогда совсем уж одолевали скрипучие мысли,  ‚ера стучалась  к Њаргарите
Ђнтоновне и предлагала:  "ђазложим пасьЯнс".  ’а  соглашалась  с  восторгом.
ЏасьЯнс  служил неким  дозволенным перерывом в  горе.  €звлекалась  заветнаЯ
колода. Љарты, тЯжеленькие, раскладывались с тихим стуком, легонько щелкаЯ о
поверхность стола. "…динственный порЯдочный человек" -- король пик -- глЯдел
на  них  мирно  и сочувственно.  ЏризрачнаЯ, условнаЯ карточнаЯ жизнь, жизнь
символов, вытеснЯла всЯкие мысли, в том числе и лишние...
     ‚от  так они  и сидЯт,  раскладывают  карты, будто  дело  делают.  ‚ере
спокойно, хотЯ и грустно. ђЯдом -- Њаргарита Ђнтоновна, добраЯ, постаревшаЯ,
тоже невечнаЯ... €ногда они с ‚ерой даже смеютсЯ. —то поделаешь, горе горем,
а жизнь- то идет...

        42

     ‘лишком-то упорно горевать не давала работа. ‚ера Џлато-новна ‹аричева,
уже старший администратор  гостиницы "‘алют", была всЯ  на виду, работала  с
людьми и не могла себе позволить  не только горевать, но и  рассеЯнной  быть
публично. Љаждый день она шла на работу  "уже в образе", как любила говорить
Њаргарита Ђнтоновна, ее  провожаЯ. “ ‚еры такаЯ была заповедь: помни, что ты
с людьми. ‚сегда будь веселой, внимательной, жизнерадостной. Ќикому нет дела
до твоих сложностей -- каждому хватает своих.
     Ђ сложностей много было, и по работе -- тоже. ‚ере приходилось замещать
часто болевшего  директора,  который  наконец  понЯл  спасительную  прелесть
бюллетенЯ. ЏосоветоватьсЯ было не с кем. Џерсонал гостиницы  смотрел на  нее
как на хозЯйку, обрушивал на  нее  свои  склоки  и  жалобы.  Ќачальство тоже
предпочитало говорить с нею, а не с робким "шефом".
     Џостепенно она  привыкла  принимать решениЯ,  хотЯ поначалу  робела.  €
как-то само собой  получилось, что, когда  директор после долгой  болезни  в
самый сложный момент удрал  на пенсию, его место предложили ‚ере Џлатоновне.
Њомент и  в самом деле был сложный (городу  грозила  эпидемиЯ, и два  случаЯ
заболеваний были  как  раз  в  гостинице "‘алют").  ‚ера была  польщена,  но
испугана,  сперва  отказывалась,   но   в   конце  концов   дала   согласие,
подбадриваемаЯ восклицаниЯми  начальства:  "Џоможем!" ‘ критическим моментом
она справилась  блестЯще, успешно  провела  гостиницу  через  все  трудности
дезинфекции, карантина,  бунтующих  жильцов (у  всех были  неотложные  дела,
никто  не соглашалсЯ ждать). Ќа времЯ  карантина устроила в гостинице  нечто
вроде дома отдыха, с  показом кинофильмов,  с обливанием желающих из шлангов
морской водой  (замена купаньЯ). ‚се это прочно утвердило ‚еру Џлатоновну во
мнении начальства. "“шлаЯ баба!" -- говорил  про нее  с  восторгом  директор
управлениЯ.  Љогда  критический момент  осталсЯ  позади,  работа  в  обычных
условиЯх показалась ей почти раем. ‚ообще-то говорЯ, раем она не была...
     Њаргарита  Ђнтоновна  гордилась  ‚ериным  возвышением, как  лично своей
заслугой:  "џ говорила,  вы  далеко пойдете! “  менЯ на  это нюх!" „алеко не
далеко,  а  идти  надо было и  поторапливатьсЯ. ‘ волнением  и  азартом ‚ера
взЯлась за работу в новой своей роли -- хозЯйки гостиницы. Ќе фактической (к
этому  она  уже привыкла),  а  законной,  официальной. "џ как любовница,  --
шутила  она,  --  на  которой  наконец-то женилсЯ  ее  сожитель".  Ђ  работа
администратора,  руководителЯ,  которой  многие чураютсЯ как  огнЯ,  была ее
призванием.  ‚ерный признак призваниЯ -- это когда  любишь не только удачи в
работе, но  и  ее  трудности.  „лЯ  ‚еры  работа  была  цепью  увлекательных
преодолений,  маленьких  побед,  которые  виделись ей большими  --  очень уж
больших  усилий  они  требовали.  Џраздником было длЯ нее,  например,  когда
удавалось  всеми правдами и  неправдами  "выколотить"  нужную  арматуру, или
добитьсЯ фондов на внеочередной ремонт,  или же получить согласие начальства
на  какое-то  новшество.  Њногие покачивали головами,  повторЯЯ  стандартную
формулу:  "—то  тебе,  больше  всех нужно?" --  "Ѓольше!"  -- отвечала ‚ера,
азартно вскидываЯ голову. € в самом деле, многое было ей нужно...
     Ђ самой большой радостью (да и самой большой трудностью!) была работа с
людьми.  €ногда  она  доводила  почти  до  отчаЯниЯ,  иногда,  напротив,  до
ликованиЯ. ‚се времЯ как на качелЯх. ’о полный мрак: "„о чего  ж они мне все
надоели!" -- то, наоборот, ощущение общности, гордости, счастьЯ...
     ‚ распорЯжении ‚еры был персонал  гостиницы  --  почти  все женщины,  в
большинстве  немолодые,  нервные,  как   она  говорила,  "климактерические".
Ѓолезненно  самолюбивые, обидчивые, низкооплачиваемые. Ќо как же эти женщины
работали! ‚от уж  поистине  не  за  страх,  а  за  совесть. "‘овесть  есть у
каждого,  -- смеЯсь,  говорила  ‚ера,  --  но  надо  создать человеку  такие
условиЯ, чтобы  хочешь не  хочешь, а она проЯвлЯлась". € умела такие условиЯ
создать. ’ребовала работы не показной, а подлинной -- и добивалась. ‡ато она
знала  жизнь и заботы каждой: кого  бросил  муж, у кого нелады со  снохой, у
кого  сердце, у  кого  давление.  Љому подкинуть топлива, кому безвозвратную
ссуду,  у  кого  когда   день   рождениЯ,  и  не   забывала  каждой  послать
поздравительную  открытку.  Џравда,  и тут не обходилось  без недоразумений:
какаЯ-нибудь из сотрудниц обижалась, что у другой на открытке были две розы,
а у нее -- только одна... ‚серьез  обижалась, до слез. Ќо ‚ера умела  быстро
уладить  конфликт,  перевести его  в  шутку:  "Ћдна-то  одна,  но зато каков
уровень махровости! ‚ы только вглЯдитесь!" € обиженнаЯ уже улыбалась. ‚ообще
‚ера умела и сама посмеЯтьсЯ, и людей насмешить.
     ‚еликое  дело  -- смех!  Џод  него  и  работаетсЯ-то  легче. ‚ера  шутЯ
говорила, что, когда вырастет большаЯ, напишет научную работу: "ђоль смеха в
деле  повышениЯ производительности труда". Ђ пока что применЯла это средство
на практике. ‡ато  и любили же ее "климактерические"! Љонечно,  поварчивали,
поскандаливали  -- без этого не бывает! -- но в главном горой за нее стоЯли.
ЉаждаЯ ценила  возможность  прийти к ‚ере  Џлатоновне  со своими  горестЯми,
выплакатьсЯ, пожаловатьсЯ на судьбу, что называетсЯ, "поделитьсЯ".
     Ћх,  любит "делитьсЯ"  русское  женское сердце!  "„елились"  не  только
горестЯми, но и радостЯми.  Ќедаром  говоритсЯ: разделить горе  --  полгорЯ,
разделить  радость  --  две  радости. ‚от, например, ‘онЯ  •охлова, дежурнаЯ
четвертого этажа, та самаЯ,  что  мужа-пьЯницу  перевоспитала. „олгое  времЯ
ходила с горестЯми, потом стала ходить со счастьем. ЏрЯмо не держалось в ней
счастье, требовало излитьсЯ. ‚ера радовалась с нею вместе,  хотЯ и скребло у
нее на  душе: вот сумела, перевоспитала, а Я -- нет... Ђ еще  ‹идиЯ €вановна
--   второй   администратор.  ‚дова   военного,   жила   очень   скромно   с
сыном-подростком,  еле  концы  с концами сводила.  € вот, получаЯ пенсию  на
сына, познакомилась в банке с отставником-майором, инвалидом, но еще бодрым,
непьющим.  Џонравились они  друг  другу, стал  он  в  дом ходить  --  и вот,
поженились. Љонечно,  по симпатии,  но  главным образом  по  настоЯнию сына,
который  мечтал иметь "своего папу",  как  у всех детей. Џодумать только,  в
такие годы и так рассуждает: он, мол, хочет иметь отца, чтобы  "вести  с ним
мужские разговоры" -- так и выразилсЯ! ђасхваливал матери  этого дЯдю Љостю,
пообещал  ежедневно, без приказаниЯ, выносить  ведро с мусором,  если только
мама согласитсЯ! € что  же --  своего добилсЯ,  выдал,  можно сказать,  мать
замуж.  ’еперь живут дружно, сын  подрос, обожает  отчима, кончил  техникум,
зарабатывает... ‘ама ‹идиЯ  €вановна --  отнюдь  не  из сердцеедок.  ђослаЯ,
крупнаЯ,  простаЯ женщина. ‘казать простоватаЯ -- так нет. € вот -- нашла же
свое счастье... ‘ такими -- редкими, счастливыми -- ‚ера отдыхала душой (она
вообще  любила  счастье, свое и чужое), но,  к сожалению, чаще  ходили к ней
плакать,  жаловатьсЯ.  €  длЯ  таких ‚ера находила  нужное слово,  старалась
утешить,  поддержать,  рассмешить.  Ђ  то   и  помочь,  если  могла.  Ћдной,
угнетенной  зЯтем,  выхлопотала комнату, а временно, до  оформлениЯ  ордера,
поселила  ее  у себЯ.  „ругой  внука  устроила  в  Ясли, третьей --  мужа  в
больницу. „а мало ли всего...
     Џодчиненные  платили  ей  дружной, хотЯ  подчас  и  строптивой любовью.
Ќередко в коллективе вспыхивали  ссоры, кто-то на кого-то обижалсЯ, кто-то с
кем-то не разговаривал (бывало и  по году). ќти детские ссоры ("џ с тобой не
вожусь") были в пожилом коллективе даже трогательны. ’руднее всего было ‚ере
премировать лучших работников -- тут уж обиды сыпались градом: "Џочему ей, а
не мне?" € ведь не из корысти, а по  самолюбию. Ћх, трудно женщине управлЯть
женским коллективом -- это ‚ера чувствовала на каждом шагу, как ни старалась
сгладить  противоречиЯ. ‡ато  стоило над ‚ерой нависнуть  какой-нибудь беде,
даже не  беде  -- неприЯтности,  все  как одна становились  на  ее  сторону.
‘кажем, если какаЯ-нибудь комиссиЯ (жизнь гостиницы была  богата комиссиЯми,
как  жаркое лето -- грозами),  уличив ‚еру  Џлатоновну  в нарушении  правил,
заносила  в акт неодобрительные  слова -- что только тут  начиналось! ЉаждаЯ
сотрудница  готова была горло перегрызть  председателю комиссии,  доказываЯ,
что такого человека, как ‚ера Џлатоновна, днем с фонарем не сыскать.
     ‚прочем,  такое  бывало редко. ‚ера Џлатоновна вообще-то была в  ладу с
правилами и охотно их соблюдала. …сть такие счастливые натуры: правила их не
раздражают, а веселЯт. ‚есело подчинЯтьсЯ  научил ее еще унечка. Џолучив из
своего гостиничного управлениЯ инструкцию, пускай неумную,  она не встречала
ее в  штыки, а старалась  найти в  ней здравое зерно.  —асто  его  удавалось
найти. ‚едь в каждом  распорЯжении обычно  в момент  зарождениЯ присутствует
здраваЯ мысль. ‚ера, как никто, умела эту мысль уловить, развить и украсить.
€ногда   даже   объЯснить   начальству,   томимому   неопределенной   жаждой
деЯтельности, чего,  собственно, оно хочет. Ќовое  правило было длЯ  ‚еры не
постылой обузой, а задачей,  требующей  творческого  решениЯ.  —то  касаетсЯ
правил  решительно устаревших,  только  и ждущих  своей отмены,  то их  ‚ера
Џлатоновна умела  обходить  артистически, почти  всегда  оставаЯсь  в рамках
дозволенного. "Џочти" -- потому что полностью удержатьсЯ в них  могут только
трусы  и бездельники. "ЌастоЯщий администратор, --  говорила ‚ера, -- должен
всегда идти чуть-чуть впереди правил..."
     Ђ гостиница  "‘алют"  тем временем неуклонно  шла  в  гору, становилась
заметной,  даже  знаменитой. Љто-то  из  журналистов, побывав  в  гостинице,
пыталсЯ  даже сделать карьеру на  пропаганде "салютского эксперимента",  но,
видно, переборщил  в эпитетах,  и  начатаЯ  было в областной газете кампаниЯ
быстро сошла на нет. —то касаетсЯ самой гостиницы "‘алют", то она процветала
и без кампании. ‚се в ней -- начинаЯ с постельного бельЯ и кончаЯ обращением
персонала -- было продуманно, умело и весело-изобретательно. ‚ера  придумала
шить  пододеЯльники не с обычным квадратным, а с изЯщным овальным отверстием
-- это в полтора раза удлинЯло срок их службы (в стирке рвутсЯ обычно углы).
ќкономиЯ от  бельЯ пошла на убранство номеров. ‚ера давно понЯла, что  можно
переносить расходы из одной  статьи  в  другую,  только если подпереть  себЯ
письменным распорЯжением начальства. ’акое распорЯжение  она получала всЯкий
раз, пользуЯсь своим обаЯнием и улыбкой (собственно, это была уже не улыбка,
а длительное  улыбание,  от которого  можно было устать,  как от  физической
работы).  ЏоЯвлЯлась  какаЯ-то  свобода в маневрировании средствами  -- и ни
один  номер  не  был  похож на другой, у каждого  --  свой уют...  Џриезжие,
официально   значащиесЯ  "постоЯльцами",  в  гостинице  "‘алют"   назывались
"гостЯми".  Ќе  грозные  "Џравила длЯ  постоЯльцев"  висели в холле, а милые
"‘оветы гостЯм".
     ‚ера  ввела в обычай, чтобы горничные выучивали имена-отчества гостей и
обращались к  ним как  к добрым знакомым. Љак когда-то ей самой унечка, она
вменЯла своим женщинам улыбку в обЯзанность, в  служебный долг. ѓость должен
был чувствовать себЯ в гостинице как дома  -- нет, лучше чем дома: ведь дома
не всЯкому  улыбаютсЯ.  „омашним  уютом  дышали милые подробности:  плюшевые
попрыгунчики  на шнурах занавесок,  вазы  с цветами, лаконично поставленными
по- Японски (один-два, не больше), Яркие журналы, веером кинутые  на столик,
кровати с  пышно взбитыми пуховыми подушками (на складе  давали перовые,  но
‚ера с помощницами делали  из них  пуховые, ощипываЯ  стерженьки...). Љаждый
гость  мог записать в  книгу, когда  разбудить его  завтра. Ѓудили минута  в
минуту, и не как- нибудь, а петушиным криком (за этим криком ‚ера специально
командировала в деревню своего  монтера,  и  он  записал петуха  на пленку).
‘ловом,  все  в  гостинице "‘алют"  было  свое, особенное, нестандартное.  €
гости,  в  большинстве пожилые  "командировочные",  обремененные  семьЯми  и
инфарктами, отдыхали душой, купались в улыбках и, уезжаЯ, записывали в книгу
пространные благодарности.
     Љонечно,  не обходилось и без жалоб: порой какой-нибудь раздражительный
гость  ("желчно-каменные"  --  называла таких ‚ера) не мог снести  соседства
уборной или сетовал, что два днЯ не было горЯчей воды. ’аких жалобщиков ‚ера
брала  на  себЯ.  ‘таралась разговорить  их, рассмешить, и чаще всего  гость
уходил от нее умиротворенным, а то и  очарованным. Ћтдельные жалобы все-таки
проникали в книгу, но их было мало по сравнению с благодарностЯми -- каплЯ в
море. Ђ с нарушителЯми порЯдка -- пьЯными, скандалистами, женолюбами -- ‚ера
обходилась без церемоний, и они ее побаивались.
     €ногда, размышлЯЯ о своей работе, ‚ера прЯмо физически чувствовала, как
у  нее свЯзаны руки.  —его бы  она не сделала, если бы не стоЯли  на ее пути
пункты, пункты,  пункты...  Ќа что проще было бы организовать ту  или другую
форму платных услуг --  и  гостЯм удобно, и гостинице  выгодно. ЂЌ  нет,  не
положено, не  предусмотрено. Љазалось бы,  зачем дремать  в  аптечном киоске
продавщице в  часы, когда все гости спешат позавтракать? Ќе лучше ли было бы
послать ее  помогать в буфет? ЌельзЯ  -- киоск подчинен аптекоуправлению,  а
буфет  -- тресту столовых и ресторанов. € все равно,  не позволЯт  прибавить
зарплату продавщице за дополнительную работу...
     Љогда  разговор заходил о так называемой "сфере услуг" -- тема  моднаЯ,
повсюду  о  ней писали,  -- ‚ера говорила: "ЉакаЯ там сфера -- одни углы  да
рогатки..." Ђ откуда рогатки? Ћт недовериЯ. Љак бы кто-то  чего-то не украл!
Ќо  не больше ли  мы терЯем на  боЯзни воровства, чем  потерЯли  бы на самом
воровстве, если бы  снЯть рогатки? ‚едь честных-то людей большинство... ‚ера
об этом думала без  раздражениЯ (она  вообще не  была раздражительна), но  с
каким-то  беспокойством  сильного существа,  которому  не дают делать  дело.
€ногда  в своих размышлениЯх она доходила  до чистой утопии -- а не учредить
ли  какой-то  "орден честных людей": заслужил  его, и хозЯйничай  по-своему,
трать деньги  так,  чтобы и людЯм было  не обидно, и  государству выгодно...
’акими мыслЯми  ‚ера  по  вечерам делилась  с Њаргаритой  Ђнтоновной,  а  та
рокотала:
     -- „а  вы  -- прирожденный философ,  ‚ерочка!  ‚аши  идеи должны  стать
достоЯнием читающей публики. ‚ам непременно надо писать эссе...
     ’ак, в  хлопотах,  тревогах, радостЯх  и размышлениЯх шла себе жизнь, и
горе постепенно убывало, входило в  берега. € слава богу, что горе не вечно,
а то уж очень много накопилось бы его за жизнь...

        43

     ’емный осенний вечер, порывы ветра с холодного  прибоем гремЯщего морЯ.
Џротив ветра трудно идти, он  треплет  полы пальто, толкает в грудь,  рвет с
головы косынку. •орошо тем, кто в такой вечер может сидеть дома. Ќо хорошо и
тем,  кто  идет против ветра и  думает о  хорошем. ‚ера шла домой и думала о
хорошем.  ’олько  что  отгремели  ЋктЯбрьские  праздники.  Ќа  торжественном
заседании коллективу  гостиницы  вручали  знамЯ,  грамоту, премии (сама ‚ера
Џла-тоновна получила именные часики плюс двадцать пЯть рублей).  „ома у нее,
как  у ответственного  работника, поставили телефон --  без очереди. ‚се это
было приЯтно, и не только  само по себе, но и  ввиду  будущего. Њало ли куда
приходитсЯ обращатьсЯ -- ну, а "заслуженному коллективу" отказать труднее. Ђ
дел предстоЯло уйма, и, как всегда, ‚ера приходила в азарт при  мысли о том,
как она с ними справитсЯ. ‘молоду она привыкла к охоте за вещами -- то одни,
то другие  всегда были в  дефиците, и мысль,  что того  нет, другого нет, не
пугала ее, а  подстегивала. €з  любого положениЯ можно выкрутитьсЯ,  была бы
охота. Ќедавно из торговой сети начисто  исчезли графины -- ‚ера надумала их
заменить  керамическими  кувшинами,  и  вышло даже  лучше,  оригинальнее,  в
графине  все-таки что-то  казенное. ‚одопроводную арматуру заменить  было, к
сожалению,  нечем -- длЯ ее  добываниЯ ‚ера планировала  сложную  операцию с
привлечением московских свЯзей.
     …ще  забота -- новые правила  внутреннего распорЯдка, которые свалились
как  снег  на  голову,  были   довольно  глупы  (например,  проживающим   не
разрешалось  держать  вещи в номерах,  а  предлагалось  сдавать их в  камеру
хранениЯ), а главное, шли  вразрез с  тем духом дружеского  довериЯ, который
уже стал традиционным в гостинице "‘алют". ЏридетсЯ мудрить, изворачиватьсЯ;
в том, что она  в  конце концов  извернетсЯ, ‚ера  не сомневалась. Ќесколько
омрачала  ее мысль о предстоЯщем ремонте (деньги полагалось освоить до конца
года,  и  никакие соображениЯ о  бессмысленности ремонта  в  зимнее времЯ во
внимание  не принимались). Љроме  того,  слесарь-водопроводчик подыскал себе
другое  место и уволилсЯ; у ‚еры Язык  не поворачивалсЯ его упрекать --  там
зарплата была выше в полтора раза; вот если бы... Ќу, да что говорить. ‘амое
досадное: сразу две  горничные  идут  в декрет (эх, и дернуло же менЯ  взЯть
молодых!). Ќа мгновение все эти сложности обступили ее, удручили,  а тут еще
ветер, и вспомнила она, что ей уже не двадцать лет и даже не сорок, и сердце
пошаливает,  и  впереди  --  как  ни  крутись  --  одинокаЯ старость. €  что
много-много дней придетсЯ так  идти против ветра --  во всех смыслах.  € что
умри  она или  уйди на  пенсию -- и  все  трудом налаженное  дело постепенно
начнет  распадатьсЯ,  разваливатьсЯ...  Џравда,  говорЯт,  незаменимых  нет.
Џрикинула в уме,  кто же  станет на  ее место, -- и тот "не то",  и этот "не
то"... Ќо она вообще таким мыслЯм  ходу не давала -- попросту  вытеснЯла  их
смешными,  веселыми.  ‚от  и  сейчас  вспомнила,  как  прослезилсЯ  директор
управлениЯ,  вручаЯ  ей часики, как целовал ей руку и краснел лысиной,  -- и
рассмеЯлась. ‚етер  тотчас же воспользовалсЯ случаем  и залез ей в рот, чуть
не задушив. ‘лава богу, вот уже и дом. ‚ера по привычке взглЯнула на окна. ‚
ее комнате светитсЯ -- кто бы мог там сейчас быть? Ќеужели... ’алЯ вернулсЯ?
‘ердце  екнуло и  замерло,  желаЯ  и не  желаЯ  страдать...  ‚  прихожей  --
Њаргарита Ђнтоновна:
     -- ‚ерочка, у вас гостьЯ.
     €з кресла навстречу ей поднЯлась незнакомаЯ  худенькаЯ и прЯмаЯ девушка
лет двадцати.
     -- ‚ера Џлатоновна, здравствуйте. џ -- ‚ика ‘молина.
     -- ‚ика?!
     -- „а, именно ‚ика. ‚ы, конечно, менЯ не узнали.
     -- Ќет. ’о есть да. Ќет, конечно, не узнала.
     -- ’ем не менее это Я.
     -- Љак же ты так неожиданно? Ќе написала...
     -- Њогу уйти, -- резко сказала ‚ика.
     --  Ѓог с тобой, что ты?! џ просто удивлена. ‚ы с ‚овусом на мои письма
не отвечали...
     -- Ѓыли причины.
     --  Ќу, дети  мои,  Я  вас покину.  Ћбнимайтесь, целуйтесь, плачьте, --
пророкотала Њаргарита Ђнтоновна и вышла.
     -- Ќадеюсь, без этого обойдетсЯ, -- сказала ‚ика.
     -- Њожно и без этого.
     ‘транно,  именно эту девушку ей  совсем не хотелось целовать,  что-то в
ней было чужое, почти враждебное, во всЯком случае -- настороженное. ‚ика...
€зменилась,  а узнать  можно. ’е же  пенные, без блеска, кудри над выпуклым,
туго  обтЯнутым лбом, настолько  обтЯнутым,  что  голубые  жилки  на  висках
просЯтсЯ наружу. ’е же пристальные, огромные, ночные глаза. € в сущности, то
же лицо -- не  лицо, личико, -- голубоватое,  цвета  снЯтого молока, слишком
маленькое длЯ взрослого человека. Ќовым было  в этом лице выражение свирепой
строптивости.
     -- ‘адись, моЯ девочка. Џоговорим.
     -- Њожно, Я закурю?
     -- ‘колько угодно!
     ‚ика достала папиросу, угловато помЯла, закурила. ‚ика -- младенчик! --
с  папиросой...  ѓлазам  не  веритсЯ.  ‚  том,  как  она  курила,  торопливо
затЯгиваЯсь,  как развевала дым ладошкой, как держала папиросу в прЯменьких,
неухоженных пальцах, ‚ера вдруг увидела Њашу и впервые растрогалась. ‚  носу
защипало...
     --  ‚ообще-то  Я  не  курю.  ќто  Я так,  длЯ  храбрости. ‚ика говорила
сердито, отрывисто, с выражением непримиримости  на маленьком бледном  лице.
ѓоворЯ, она словно с кем-то ссорилась, может быть, с собой. ђечь ее была как
сериЯ маленьких взрывов.
     -- ‘разу  хочу  предупредить.  џ  приехала к  вам  насовсем. •отите  --
принимайте,  не  хотите --  нет. ’олько скажите  откровенно, без  церемоний.
’ерпеть не могу церемоний. ‘кажите, и Я сразу уйду. ’олько не притворЯйтесь,
что рады мне. ‹адно?
     ‚ера Џлатоновна в некотором замешательстве глЯдела на ‚ику. Ќасовсем? Љ
этому она не была готова. Ћтказать? …ще меньше.
     --  —то  ты,  девочка!  ђазумеетсЯ,  Я  тебе  рада.  џ  только  немного
ошеломлена. ќто же естественно, правда?
     -- Џравда. Џриехала и -- "здравствуйте, Я ваша тетЯ". €ли наоборот, "вы
моЯ тетЯ".
     ‚ика  засмеЯлась, показав узенькие,  чуть уголком поставленные  зубы  и
призраки Ямочек на щеках.
     -- Ќу и отлично. „авай  знакомитьсЯ. џ -- твоЯ тетЯ. Ђ ты? ђасскажи про
себЯ: как жила, что делала? Љак надумала приехать?
     -- џ могу...
     -- ‡наю: можешь сейчас же уйти. ‘ этим мы повременим. “йти  никогда  не
поздно. ђассказывай.
     -- ‚ общем, после маминой смерти...
     -- Ђ от чего умерла мама? ‚ы ведь мне так и не написали.
     -- Ћт сердца. ќтой темы мы лучше касатьсЯ не будем.
     -- Џрости менЯ.
     -- Ќичего, пожалуйста. ‚ общем, остались мы вдвоем с Ђндреем...
     -- ’ы хочешь сказать, с ‚овусом?
     -- Ќет, именно с Ђндреем. ќто мамин муж, художник.
     -- Ђ ‚овус?
     --  Ћн давно уже с нами не  жил. †енилсЯ. ЌелепаЯ ошибка. ’ак  говорила
мама. Ћна была против этой женитьбы. Њожет быть, и умерла-то  отчасти  из-за
нее. ‚прочем, еще раз прошу: не будем касатьсЯ этой темы.
     -- Ќе будем. ’ы уж как-нибудь сама регулируй темы. џ тебЯ слушаю.
     -- Ћстались мы с Ђндреем. Ћн художник, не знаю, талантливый или нет, но
непризнанный. ‡аработков нет. Џришлось мне работать.
     -- Ђ кем же ты работала? Џомнишь, ты мечтала работать в цирке, слоном?
     -- Ќе помню.  ‘корее  всего,  Я  так  и не говорила. ‚зрослые про детей
часто выдумывают, чтобы смешно.  ђаботала продавщицей в универмаге. ‡арплата
маленькаЯ, если не откладывать.
     -- —то значит "Ћткладывать"?
     --  ’овар.  Џо знакомству.  Џовышенного  спроса.  џ не  откладывала. Ќе
потому, что какаЯ-нибудь идеалистка, а противно. Ќо дело не в этом. ‚ общем,
Ђндрей пил. „енег, конечно, не  хватало. Ћн злилсЯ. Ќо Я  все терпела, из-за
мамы. ‘ловом, все шло ничего, пока...
     -- Џока что?
     -- Џока не лопнуло терпение. Џодробностей рассказывать  не буду. Ќедели
две назад пришел, и... ‘ловом, пришлось оттуда уйти. ќто Я зрЯ  рассказываю,
выходит, что жалуюсь. џ жаловатьсЯ не хочу. ‚се же мама его любила...
     -- € куда же ты ушла?
     -- Љ подруге.
     -- Џочему не к брату?
     -- ’ам жена.
     -- Џонимаю. Ђ дальше?
     --  „альше? Ќичего особенного. Ќочевала  у  подруги, даже,  представьте
себе, спала. Ќазавтра взЯла расчет на работе, занЯла денег на билет, села на
поезд и,  видите, приехала. Џочему к вам? ќто опЯть-таки  в памЯть мамы. Ћна
мне почти завещала: если что случитсЯ, ну, словом, когда умрет, ехать к вам.
‚от Я... приехала.
     -- „евочка моЯ роднаЯ, --  плача, сказала ‚ера Џлато-новна, --  девочка
моЯ роднаЯ...
     Ђ продолжать уже не могла. ђасхлюпалась самым позорным образом.
     -- Ќе обошлись без слез, -- гневно сказала ‚ика и тоже заплакала.
     ’ак их застала Њаргарита Ђнтоновна, вошедшаЯ с подносом в роли любезной
хозЯйки. “видела, что  плачут, сказала  "рагдоп",  задела подносом  о косЯк,
чертыхнулась -- чашки посыпались на пол. “ронила и поднос -- уже нарочно! --
и застыла над содеЯнным в позе каменной Ќиобеи, оплакивающей своих детей.
     -- Ќичего, это к счастью, -- сказала ‚ера.
     -- •орошенькое счастье! Џосуды в продаже нет. ќту примету придумал тот,
кто мог в любой лавочке купить чашки.
     -- Ѓудем пить из банок, -- сказала ‚ика.

        44

     ’ак у  ‚еры Џлатоновны  ‹аричевой  нежданно-негаданно поЯвилась дочь. Ђ
что?  ђазве  не была ‚ика  ее  дочерью  с самого начала?  Љто принес  ее  из
родильного дома небольшим пакетцем, до того тщедушным и легоньким, будто там
ничего, кроме одеЯла,  и  не было? Љто вставал по ночам,  пеленал, укачивал?
Љто   купал,  греЯ  воду  на  хромом  примусе,   в  тесной  каморке,  где  и
повернутьсЯ-то было трудно? Љто прижимал девочку к себе  со сложным чувством
счастьЯ и жалости? ‚се она, ‚ера. ‹адонь до сих пор помнила ощущение цепочки
выпуклых  позвонков на  худенькой  спинке ребенка.  Ќовую  ‚ику  не очень-то
обнимешь,   да  ‚ера,   правду  сказать,  не  из  тех   женщин,  что  охотно
обнимаютсЯ-целуютсЯ с себе подобными. ‚ику  она  полюбила широко, свободно и
радостно, без излишней сентиментальности -- одним словом, весело полюбила. €
было за  что  --  девочка была забавнаЯ, с  загогулинами. Ѓольше  всего ‚еру
трогала  и  забавлЯла  ее  пламеннаЯ  строптивость, словно  каким-то образом
вернулась Њаша, только  в усиленном виде...  ‚прочем, чувства  чувствами,  а
первым  делом надо  было  ‚ику  прописать. "‹юбовь  в наши дни начинаетсЯ  с
прописки", -- говорила ‚ера. Џрописать оказалось не так-то просто.  "Љто она
вам?"  --  спрашивали в милиции.  Ќикакие  ссылки на давнюю дружбу с умершей
матерью  здесь силы не имели. ‹ичное обаЯние  -- тоже.  Љак ни облучала ‚ера
начальника  паспортного стола  --  не  помогало.  Џисьмо  народной  артистки
Љуниной тоже  оказалось пустым номером. Џришлось вывести на  позиции тЯжелую
артиллерию в лице "очень ответственного" из  номера люкс,  который,  однажды
приехав  в командировку,  с тех пор всегда останавливалсЯ здесь, пренебрегаЯ
луч