€.ѓрекова. ”азан

Ћцените этот текст:
€.ѓрекова. ”азан

-----------------------------------------------------------------------
Ђвт.сб. "Ќа испытаниЯх". Њ., "‘оветский писатель", 1990.
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 February 2001
-----------------------------------------------------------------------

”едор ”илатович был болен - крепко, серьезно болен. ќто он сознавал.
‚ообще сознание у него было Ясное. „аже в чем-то острее, чем до болезни.
‘лух тоньше. Ћн слышал и понимал все, что вокруг него говорили.
‘ерьезность своего положениЯ он вывел не столько из слов, сколько из
преувеличенно бодрых лиц врачей. €х было несколько. Ћни поЯвлЯлись и
уходили. —аще всех поЯвлЯлась давно знакомаЯ, давно лечившаЯ его
участковый врач ‹юдмила …горовна. Ќу, какой-нибудь грипп, ангинка;
серьезнее он не болел. Џриходила ‹юдмила …горовна, прописывала
сульфадиметоксин. Ћн с нею шутил. „аша поила ее чаем с вареньем.
Ћбходилось.
Ђ теперь, кроме нее, приходили еще и другие в белых халатах. ’рое,
четверо. € все, осмотрев его, улыбались. “лыбалась, непохожаЯ на себЯ, и
сама ‹юдмила …горовна. Ќепривычные к улыбке щеки морщились с усилием. „аже
что-то вроде Ямочек на них обозначалось. "Џлохо мое дело", - думал ”едор
”илатович, глЯдЯ на эти Ямочки.
Ћдин раз приходил даже профессор-невропатолог, местнаЯ знаменитость,
глава школы всесоюзного значениЯ. ”едор ”илатович знал его по фотографиЯм
в газете (фамилию забыл). Ћчки, волосатые руки, дыбом стоЯщий колпак. ќтот
тоже улыбалсЯ, поигрываЯ стальным молоточком. ѓоворил с ним на "мы":
"Ѓудем принимать и поправимсЯ". Ќо, уходЯ, слишком уж быстро сменил лицо
на озабоченное и двумЯ-тремЯ словами перекинулсЯ с „ашей. "Џлохо мое
дело", - снова подумал больной.
Њедсестра ‹юсЯ из поликлиники, делавшаЯ ему уколы, тоже была бодра и в
меру улыбчива. Џоднимала вверх концом шприц, выбрызгивала лишнее,
наклонЯсь, выбирала местечко. ѓлЯдЯ на нее, можно было подумать, что еще
три-четыре укола - и дело пойдет на лад. Ћн и сам заставлЯл себЯ так
думать.
Њысль о безнадежности своего положениЯ, о том, что это, в сущности,
конец, посещала его нечасто и ненадолго. ‘ознаваЯ серьезность болезни,
”едор ”илатович не верил в свою близкую смерть. Љак ни странно, он не
верил в свою смерть вообще. “ него было ощущение, что он по-настоЯщему еще
не жил. Љак можно кончать то, что еще не начиналось? ѓлупости. "‚от
выздоровею - и начну", - думал он.
Ћ своем диагнозе он догадалсЯ, слушаЯ разговоры врачей. ‚полголоса, но
вполне Ясно. ‘лово, мимоходом брошенное, было коротким и грозным.
ЌеприЯтное слово. “слышав его, он вздрогнул, но не удивилсЯ. Ћн мог бы,
пожалуй, и сам поставить себе этот диагноз. —то иначе могли означать
отнЯвшиесЯ полностью ноги, почти полностью - руки? ‹еваЯ еще чуть-чуть
шевелилась, но ненаправленно. Ђ самое главное - пропала речь. Ћн ничего,
решительно ничего не мог сказать, ни одного слова.
Ђ слышали бы они, какаЯ складнаЯ, красиваЯ, чудеснаЯ речь звучит у него
внутри! ‘лова - как жемчуга на нитке, одно к одному. ‚слух, в обычной
жизни, он никогда так прекрасно не говорил.
Ћни, окружающие, наверно, думали, что он парализован не только телом,
но и душой. Љакое заблуждение! ‡нали бы они, как он там, внутри себЯ,
умен. Љак красноречив. Љакие в нем бурлЯт чувства: любовь, раскаЯние,
гнев. Ѓурность этих чувств давала надежду на выздоровление.
ѓлавное - гнев. Џричиной гнева было не только физическое бессилие,
трЯпичные руки и ноги, Язык, лежавший во рту, не чуЯ зубов, но и все
окружающее. ’апки, неизвестно длЯ чего, по традиции, стоЯвшие на коврике у
тахты. ‡авернувшийсЯ угол скатерки. Ќе заведенный уже который день
будильник. Ђ главное - жена „аша, котораЯ как будто нарочно его не
понимала. € все-таки он ее любил. Ћн сам не понимал, любовь или гнев
терзали его, когда он видел ее непричесанную, пестро-седую голову (корни
волос, неподкрашенные, успели стать белыми за времЯ его болезни);
полногубый рот со следами помады, небрежно наложенной мимо губы (одно
пЯтнышко особенно его раздражало, он все поднимал левую руку, чтобы его
стереть...). € все же это была его „аша, золотой колокольчик, теперь уже
постаревший, но не в этом дело: он ее любил много лет, привык любить, был
ей верен душой, если не всегда телом! Џоследние-то годы - и телом... Ћн
негодовал на ее старость, растрепанность, на затоптанные, по ее гнусной
привычке, задники домашних туфель. Ћн негодовал на жизнь, котораЯ так
обошлась с „ашей да и с ним самим. Ќо больше всего, до исступлениЯ,
раздражал его кран на кухне.
€з этого крана постоЯнно, днем и ночью текла вода. ’екла по-разному: то
громко журча, то еле подборматываЯ, то сочась нахальной, изворотливой
струйкой. ќту перекрученную, винтообразную струйку он словно бы видел со
своего непокидаемого ложа. Љран был его личным врагом, проклЯтием жизни.
Ћн был неисправен уже несколько лет, этот кран, но тогда с ним можно
было сосуществовать. Ќе раз и не два вызывали из домовой конторы
слесарЯ-водопроводчика Ѓогданюка. ‘тарик приходил в дымину пьЯный. ѓоворил
всегда одно и то же. —то прокладок нет, а если бы и были, так что с того:
надо менЯть всю сантехнику. €кал. ЃралсЯ достать оборудование за
неслыханную, нереальную цену (у Ђзанчевских и половины того на книжке не
было). ‚идимо, сам не верил в то, что говорил; сумма от раза к разу
менЯлась, оставаЯсь недоступной. "‚ам что, вы старье богатое,
старье-голенище!" - говорил Ѓогданюк. Џочему голенище? Љончалось тем, что
старик своими сивыми, но крепкими руками закручивал кран. ‚ода временно
течь переставала. Ђ хозЯин со слесарем садились в кухне за стол, чтобы
"раздавить пузырЯ". ”едор ”илатович был пьющий - давно и привычно пьющий.
Џерспектива "раздавить пузырЯ", да еще в компании, неизменно его
вдохновлЯла.
‚одка в доме водилась всегда, чтобы было чем угостить приЯтелЯ, если
зайдет. ‡аходили, впрочем, редко. ‡дешних он не приобрел, а прежних,
ленинградских, порастерЯл. „аже если кто из бывших сослуживцев приедет в
командировку, зайдет по старой памЯти - так не о чем с ним разговаривать.
„ела пароходства, где он проработал много лет, больше его не интересовали.
‘просит из вежливости: "Ќу, как у вас там?" - а ответа уже не слушает.
‚ыйдЯ на пенсию, он стал благодушен, доволен своей судьбой. Џолучил
массу возможностей, раньше, по занЯтости, недоступных. Ќапример: выпив
рюмочку с утра, пойти гулЯть в городской парк и там на скрипЯщих гравием
дорожках кормить голубей остатками хлеба, заранее размоченными и
уложенными в полиэтиленовый мешочек, который так и звалсЯ "голубиный".
”едор ”илатович гордилсЯ тем, что у него ни одна крошка хлеба не
пропадала. Ћн наслаждалсЯ своей утренней прогулкой, самим процессом
неспешного передвижениЯ по городу, сидениЯ на садовой скамейке, слушаниЯ
разных звуков. ќти звуки менЯлись, смотрЯ по времени года. ’о это был стук
зеленых колючих шаров, падавших с ветвей каштана на влажную землю. ’о
шелестЯщие переговоры осенних листьев. ’о оголтелый крик вороньЯ. ’о треск
тонких, остекленелых сучьев под легким весом белки в сереньком, зимнем
нарЯде. ‚сем этим - и видимым и особенно слышимым - ”едор ”илатович был
неизменно доволен. Ћн вообще был доволен своей жизнью. ‘читал, что хорошо
ее устроил, переехав из шумного мрачноватого ‹енинграда в этот спокойный
прибалтийский город, где родилсЯ, где провел раннее детство. Ђ что может
быть лучше на свете, чем раннее детство?
Ћн любил этот город с его никуда не спешащими пешеходами; любил
идиллических голубей и белок, любил жену „ашу; любил самого себЯ -
лысоватого, седоватого, но не располневшего с годами, а все еще крепкого,
как каленый орешек. Ћдно только стало неприЯтно последнее времЯ: все чаще
поЯвлЯвшеесЯ онемение ног, ползание в них мурашек (то, что в детстве они с
сестрой ‚арей называли "в ножке песочек"). ќто да еще времЯ от времени
навещавшие его головокружениЯ. Џри быстрой перемене позы (когда он вставал
или садилсЯ) вдруг весь пейзаж с голубЯми, белками и каштанами тускнел и
начинал съезжать куда-то вбок, в темноту. „лилось это недолго, скоро
проходило. Ђ во всем прочем он был длЯ своих лет - тьфу-тьфу! - на
редкость здоров. Ќи на что не жаловалсЯ. Њеньше всего - на скуку.
Љниг он читать не любил, не вошло у него это в привычку за многие годы,
проведенные в плаваниЯх. Ќачал свою морскую карьеру радистом, кончил -
помощником капитана, администратором по пассажирской части.
Џассажиры были в большинстве иностранцы, туристы. ЏестраЯ, разноЯзыкаЯ
толпа. ЏрЯмо по Џушкину: "ЉакаЯ смесь одежд и лиц, племен, наречий,
состоЯний!" Ћдежд и раздетостей. Џлоские девицы в "бикини" с крестиками
между грудей. „олговолосые парни в элегантно выношенных джинсах, таких
узких, что обтЯнутые зады словно улыбались на ходу. ‘трашновато моложавые
старухи с голубыми волосами и веснушками на тощих руках. ‘тарики
миллионеры с себЯ сознающим прищуром светлых глаз. ’емные очки, громкие
голоса, фото- и киноаппараты через плечо. Ћскалы ртов с одинаковыми у
всех, молодых и старых, слишком белыми, слишком ровными зубами. ‚ывернутые
губы женщин... ‚се это шумело, галдело, смеЯлось, жаловалось, требовало.
Ќо ”едор ”илатович в этом человеческом месиве чувствовал себЯ как рыба в
воде.
Ћт природы переимчивый, одаренный прекрасной памЯтью, он с легкостью
усваивал не только Языки, но и манеры, акценты, жестикулЯцию. ‘ французом
он говорил как француз, с итальЯнцем - как итальЯнец, и даже пальцы
по-итальЯнски складывал щепоточкой. Ќа каждом из Языков (кроме немецкого,
знакомого с детства) он знал не слишком-то много слов, но отлично знал
ходкие восклицаниЯ, модные словесные ужимки и выверты. “мел пошутить,
пообещать, расположить к себе. ‹учшего заведующего пассажирской частью во
всем пароходстве не было. Њасса благодарностей, сувениров, летучих, ни к
чему не обЯзывающих дружб.
Ќачальство его ценило, награждало грамотами, премиЯми, путевками. Ћн до
сих пор плавал бы, если бы не ноги. Џлохо они стали держать его на
качающейсЯ палубе.
Ѓыло ему уже за шестьдесЯт - ничего не скажешь, заработал себе человек
заслуженный отдых. Џроводили с почетом, поднесли модель парохода, на
котором плавал последние годы, и подарочный набор коньЯков. ‘начала с
непривычки было скучновато без мельканиЯ причалов, морей, пассажиров. Ќо
скучать-то особенно было некогда: навалилсЯ обмен, переезд. Ћни с „ашей,
тоже теперь пенсионеркой, обменЯли свою однокомнатную ленинградскую
квартиру на здешнюю двухкомнатную в новом районе, со всеми удобствами, с
прекрасным видом на море.
”едор ”илатович еще с раннего, молочного детства любил это мелкое,
серое, линючее море с далеко уходЯщими валунами, с парусами рыбачьих
лодок. Љаждый раз он с удовольствием глЯдел в свое широкое, горизонтально
вытЯнутое окно. „алеко справа виднелсЯ порт, где медленно, церемонно, как
танцующие журавли, разворачивались погрузочные краны. ‹юбуЯсь на них, он
как бы приобщалсЯ к их морской озабоченной деЯтельности.
†ить ему было не скучно, нет. Ћн был доволен собой, своей женой „ашей,
своей квартирой со свежими обоЯми, белыми потолками, лифтом, неслышно
раздвигавшим и сдвигавшим пневматические двери. Ђ если иной раз и начинало
сосать под ложечкой что-то неопределенное, вроде тоски, - помогала
водочка. ‘ ее помощью он опЯть укреплЯлсЯ в нерушимом благодушии.
‘ некоторых пор увлексЯ кулинарным искусством. Љупил несколько
поваренных книг. ѓотовил строго по рецептам, не по-женски шалЯй-валЯй.
„аша и сама была ничего повариха, но иногда получалось у нее замечательно,
а иной раз и есть нельзЯ. ‘меетсЯ. ”едор ”илатович к „ашиной стрЯпне не
придиралсЯ. Џоищи еще такого мужа! ‘ъест, что ни подай, да еще тарелку
корочкой оботрет. Џосле обеда всегда целовал жене руку - маленькую,
пухлую, со множеством колец (слабость ее - украшениЯ). “брав со стола,
вымыв посуду, они с „ашей брались за кроссворды - любимое занЯтие, в меру
интеллектуальное. “ „аши был неожиданно большой, больше, чем у него, запас
слов. •отЯ он наплавалсЯ вдоволь, всего повидал, а она сидела сиднем в
своей бухгалтерии. ‚ечером - телевизор, опЯть вдвоем.
„а, можно сказать, с женой ему повезло. •ороша была в молодости,
по-своему хороша и в зрелые годы, и даже под старость. ЏолненькаЯ женщина
с высокой грудью, крутыми бедрами, ногами-бутылочками. ‚еселаЯ,
приветливаЯ. Ќрав легкий, смешливый, покладистый. Ќикогда ни на что не
жаловалась, не грустила, звенела себе колокольчиком. Ћн ее называл "моЯ
стограммоваЯ гирька". Ќе за вес, разумеетсЯ, за нрав.
•орошо, что когда-то, много лет назад, ушел к „аше от первой жены,
Љлавдии. ‘обственно, не он ушел - сама ЉлавдиЯ его прогнала. ѓорЯчаЯ,
смуглаЯ, волеваЯ. †ена-собственница, жена-властелин. “знав из
перехваченного письма, что муж давно уже живет с „ашей, устроила скандал
до небес. Ѓила посуду. Ќадавала ему пощечин - он только увертывалсЯ,
прикрываЯ лицо, - берег зубы... ђука у Љлавдии была тЯжелаЯ. „умал,
обойдетсЯ; не обошлось. ђазвелась, уехала и двух сыновей с собой увезла.
„аже от алиментов отказалась. ‚от это характер!
Ђ ведь роман с „ашей был у него далеко не первый. †енщины всегда его
любили, а он им позволЯл себЯ любить, лениво обмахиваЯсь ресницами.
ђесницы-то сохранились на удивление, до сих пор, до старости. ѓоловой
облысел, лицом увЯл, а ресницы - как у тех зверюшек в мультфильмах.
Ѓольшие, хлопающие, неправдоподобные.
„аша любила его ресницы. "’ы мое простейшее, реснитчатое!" - говорила
она в минуты нежности. „о сих пор были у них минуты нежности... ‚ глазах
жены ”едор ”илатович был красив вечно. Љак в тот день, когда они
встретились много лет назад. ‚есь заграничный, нарЯдный, грустно-веселый.
€ женщины таЯли от томных взглЯдов его больших глаз с ресницами-опахалами.
“же чуточку пооблысел, пообтерсЯ, но все еще был хорош. Ќедостаток волос
искусно скрывал начесанной сбоку прЯдью...

Ђ женщин было у него множество. € каждую из них по-своему любил. “мел
их различать, а они это ценЯт. ’еперь, лежа без движениЯ, глЯдЯ в потолок,
где праздно гулЯла вверх ногами муха, он от нечего делать, нечего думать
иногда пыталсЯ вспомнить их всех. ‘осчитать по пальцам. Џальцы не
слушались, он мысленно загибал их и считал в уме. ‘бивалсЯ и начинал
снова. †енщин было куда больше, чем пальцев на обеих руках.
„лЯ чего ему это было нужно? ‘ам не знал. €нвентаризациЯ. Џеред
проверкой. Џеред смертью, что ли? Ќу нет!
†енщин было много. Ђ основных - три. ЉлавдиЯ. „аша. ‹иза.
ЉлавдиЯ - перваЯ жена. „аша - втораЯ и последнЯЯ. ‹иза - вообще не
жена. ‹юбовь. ‹юбовь юности. „авно это было.
„евушкой ЉлавдиЯ была прелестна с своей смуглой грацией и широким в
висках, кошачьим лицом. Љлавдию он любил по-настоЯщему. ‹юбил, но боЯлсЯ.
Ќастолько боЯлсЯ, что в конце концов разлюбил.
„аша - это он сам. „аша - его жизнь.
‹иза? Ќу, это что-то совсем особое. Љогда он о ней думал, что-то
подступало к горлу, щипало в носу.
Ђ ведь, строго говорЯ, не была красива. ‘тройнаЯ, солдатообразнаЯ, на
полголовы выше его, с прЯмыми, спортивно развернутыми плечами. ‘
удивительной прЯмотой серого взглЯда. Ќос короткий, тоже прЯмой, к концу
заостренный. —уть-чуть вздернутый. Ќи косметики, ни завивки. ‚сЯ как есть.
‚олосы прЯмые, русые, стриженные в скобку. Ќеправильные, друг на друга
лезущие зубы.
‹иза была замечательна тем, что видела его насквозь. „о конца понимала
- и все же любила. „ругие, включаЯ „ашу, любили, обманываЯ себЯ, не до
конца понимаЯ. ЉлавдиЯ - та, понЯв, ушла.
‹иза - физкультурница, баскетболистка. ‚ те давние времена
девушки-спортсменки носили не трусики, а шаровары. Љакой-то фантастический
пузырь вокруг бедер. ирочайшие, сборчатые. „овольно безобразно, но ‹изе
шаровары шли. ‚ них она была красивее, чем в платьЯх.
‡ажмурившись, он видел ее в синих шароварах и черно-белой вдоль тела
полосатой футболке. ‘тоЯ на носках мускулистых ног, закидывала мЯч в
корзину. ”утболка шнуровалась крест-накрест тесемкой, вроде ботиночной, у
стройной, высокой шеи, от которой чудесно пахло. Ќе духами, а своим
каким-то чистым и честным девичьим запахом. Ѓыло отчетливо видно, как
повыше ключицы под белой невинной кожей бьетсЯ-пульсирует голубаЯ жилка...
‚се знала, видела его насквозь и все же любила.

…сли бы кто-нибудь заставил замолчать этот кран на кухне! Џозвать
Ѓогданюка...
ѓде-то он читал (а может быть, слышал) об изощренной восточной пытке.
—еловека свЯзывают, лишают возможности двигатьсЯ и льют ему на голову
тонкую струйку воды. „нем и ночью, не прекращаЯ ни на минуту. —ерез
некоторое времЯ человек сходит с ума и в конце концов умирает...
"ќтим краном они сговорились свести менЯ с ума, - думал ”едор
”илатович. - ‘вести с ума, сжить со света, убить!" "Ћни" - это здоровые,
ходЯчие, благополучные, которых в такие минуты он ненавидел. ‚сех, включаЯ
„ашу. ’оже здороваЯ, тоже ходЯчаЯ...
"џ больше не могу, понимаете, не могу!" - кричал он, выкрикивал внутри
себЯ, но Язык и губы не слушались, звуки не покидали рта. ЏытаЯсь пробить
немоту, он изо всех сил кричал: "Љран!" ЏолучалсЯ один хриплый звук "а!".
Ќе "кран", но все-таки "а!". Њогли бы понЯть! Ќо „аша не понимала. "—то
тебе, милый? Џить? Џодушку поправить?" Ћн гневно, отрицательно мычал,
почти хрюкал. €сступленно повторЯл свое "а!". Ѓез результата.
‹иза - та понЯла бы. Ћна его понимала во всем, до конца. —итала его
мысли. „аже игра такаЯ у них была: "•очешь, скажу тебе, о чем ты сейчас
думаешь?" € говорила. ‡рЯ он тогда, в юности, на ней не женилсЯ. †изнь
пошла бы совсем иначе. ‚прочем, о чем сейчас жалеть. ‹изы давно нет.
Џогибла на фронте в отрЯде лыжниц. „аже если б он тогда женилсЯ... •отЯ
кто знает? Њожет быть, не погибла бы...

ќти ночи наедине с краном! Љто бы знал, как они его мучили! ЉрадущиесЯ,
пепельные, безликие. Ќе сразу он понЯл, почему так остро, мучительно
возненавидел кран.
ќто был не просто неисправный кухонный кран. ќто был дух зла. Ћн не
просто точил, он расточал, бесчинствовал. Њного ночей прошло, пока ”едор
”илатович не увидел за краном подлинный предмет своей ненависти. Љран
олицетворЯл пустое, праздное, бездумное расточительство. Џеревод ценностей
- в отходы, полезного - в сор, дрЯзг.
‚ода была ценностью. ‚ городе, разросшемсЯ за последние годы, ее не
хватало. ‚ верхние этажи она поступала нерегулЯрно: нет-нет, да и
выключат. Ђ тут из крана днем и ночью течет вода - и никому, решительно
никому нет дела. ‚ ”едоре ”илатовиче гневалсЯ и бушевал хозЯин.
Љран становилсЯ в рЯд с другими примерами бесхозЯйственности, глупой,
преступной. ‘жигаемаЯ во дворах деревЯннаЯ тара. ‘писаннаЯ с парохода
мебель, котораЯ вполне могла бы еще служить, - но ее, по каким-то дурацким
правилам, нельзЯ было ни взЯть себе, ни подарить, ни продать. Њожно было
только уничтожить, превратить в дым, золу. Ђ выбрасываемые из окон на
асфальт вполне еще пригодные раковины? “нитазы? Љухонные плиты? ‚се это,
превращаЯсь в мусор, кучами загромождало жизнь. ’уда же, в отбросы, шли
овощи, гниющие на полЯх, на складах. џблоки в урожайный год.
Џолиэтиленовые мешки. Љонсервные банки. “родливые уцененные товары:
женские шлЯпы, которые можно увидеть разве в кошмарном сне; жесткаЯ,
бесформеннаЯ обувь - железный башмак...
‚ ночном воображении ”едора ”илатовича (одурманенное снотворным, оно
колебалось на грани бреда) кучи мусора окружали его, душили. ‚ыброшеннаЯ
фаЯнсоваЯ раковина давила на грудь. Ћн барахталсЯ в мусоре, разгребал его,
не мог одолеть. ЏытаЯсь выбратьсЯ из отходов (они-то и были его
болезнью!), он порывалсЯ встать, некоторые мышцы еще работали, но только
перекатывалсЯ к краю тахты и валилсЯ на пол...
Џриходила „аша, поднимала его (он был худ и легок, но все же слишком
тЯжел длЯ ее немолодых рук, усталого сердца), снова укладывала, поила с
ложечки... •отела и не могла понЯть: что же его так мучает? € опЯть он,
пытаЯсь пробитьсЯ, кричал свое "а!", все меньше надеЯсь, что его поймут.
Ќет, все-таки не такое уж Ясное было сознание. Ћн путалсЯ даже во
временах года. Ѓыла сейчас зима? Ћсень? ЌеЯсно. ‘олнца, во всЯком случае,
не было. ‘олнце бы он различил. Ќа всем лежал мутный, мусорный, сероватый
оттенок. ‚ любое времЯ днЯ. „аже вечером, когда зажигали лампу с оранжевым
абажуром. ‘ероватым было и „ашино лицо, как будто не совсем чистое,
угнетенное возрастом. € потолок уже не был бел. Џорой ему казалось, что и
„аша - уже не „аша, а нерЯшливаЯ кучка мусора. Ћн ужасалсЯ, не чувствуЯ в
себе привычной любви. ‹юбовь к „аше многие годы была частью его самого.
ђазрушилсЯ он - и любовь разрушилась. "Ћпомнись, это же „аша!" - говорил
он себе, но упорнаЯ нелюбовь ворочалась внутри. Љогда „аша уходила из дому
- в магазин, в аптеку, - ему даже становилось легче. Ќо если она долго не
возвращалась, он пугалсЯ. Љак маленький ребенок без мамы.

Ђ кран все журчал, всхлипывал, расточал, растрачивал. ”едор ”илатович
долго искал длЯ его деЯтельности подходЯщее слово и наконец вспомнил:
английское "waste". ’очного русского эквивалента нет. "Waste" - нечто
вроде наших "уничтожение", "распыление", "зрЯшнаЯ трата", но короче,
полнее, выразительнее. Ћн думал об этом Явлении английским словом, не
переводЯ на русский. € сам кран словно обрадовалсЯ найденному слову и
журчал: "waste, waste", - издеваЯсь, насмешничаЯ. Љороткое слово
попеременно звучало как свист, как вздох, как всхлип. ‡аткнуть бы этот
кран, наказать, обуздать! € снова "а!", "а!", и снова непонимание. ‹иза
понЯла бы, но ее не было. ‚се реже, глуше, безнадежнее звучало "а!".
Ћднажды ночью прекратилась подача воды. Љран последний раз проскрипел
"waste" и, захлебнувшись, умолк. ”едор ”илатович ушам своим не верил:
наконец-то замолчал его враг! ‘частье. Ќо оно длилось недолго. ‘частье
вообще не длитсЯ. ЉажетсЯ, у —ехова в записной книжке сказано: счастье
длитсЯ столько времени, сколько нужно, чтобы завести часы. ‡авели часы - и
все.
Џрислушавшись к темной, больной тишине, ”едор ”илатович с ужасом понЯл,
что дело не в кране. „ело в его собственной жизни. ќто она, его жизнь,
уходит, утекает, как вода из крана. ќтой утечки уже не унЯть. Ѓерег
крошки, корки, считал себЯ хозЯином, а жизни своей не сберег.
“ходит жизнь. ‚ мусор, отходы, ничтожество. € не только сейчас. “же
давно началась утечка. Ѓолезнь только помогла ее осознать...
Љогда же он упустил свою жизнь, единственную? ‚ чем и когда ошибсЯ?
…сли бы знать! ‚ыздороветь и начать сначала. Џускай стар - никогда не
поздно начать. Џускай даже не выздороветь - хотЯ бы понЯть себЯ перед
смертью. Џрожил жизнь, а себЯ самого так и не понЯл.

—тобы понЯть, когда и с чего это началось, надо вспомнить свою жизнь с
начала и до старости. ‘тарики часто пишут воспоминаниЯ. Џисать он не
может. Ћн будет думать свои воспоминаниЯ. Џро себЯ.
ЏамЯть, конечно, уже не та. ‘вЯзной последовательности не получаетсЯ.
Ћтдельные вспышки, зарницы. Њежду ними - провалы, мрак. Њожет быть, там
вообще ничего не происходило? Ќе помнитсЯ - значит, не происходило.
Ќеважно. ‚ажно понЯть: когда?
‘обственно говорЯ, такого момента, такого отчетливого перелома не было.
Џостепенно, исподволь менЯлась жизнь. ђоЯсь в ней задним числом, можно
было только различить два варианта: "еще нет" и "уже да". € то не с полной
определенностью. ЉажетсЯ, "уже да", а подумаешь - "еще нет"...
‘омнениЯ прекращались, когда он вспоминал детство. —истое, Ясное "еще
нет!". ‘частье длЯщеесЯ. ‘вет неомраченный. „аже кран при мыслЯх о детстве
как будто затихал, стеснЯЯсь. ‚о всЯком случае, звучал не так громко Њожно
было ненадолго забыть о нем. ‚се чаще он стал искать этого прибежища.
„етство - самое раннее. „аже в его памЯти не оставившее следа. Ќет ни
одного человека, помнЯщего его таким. ‘охранилась фотографиЯ. …му около
года. ”отографиЯ давнЯЯ, дореволюционнаЯ, глЯнцеваЯ, на твердом картоне.
Њальчик в девчачьем платьице с кружевным воротником (так тогда одевали
детей) сидит в креслице плотно, упористо, широко расставив ножки в белых
вЯзаных башмачках (их, конечно, вЯзала мама, рукодельница. Џри мысли о
маме укол в сердце, но об этом потом). Њальчик еще не умеет ходить -
потому так девственно белы его башмачки. Љруглое личико выражает
безграничное доверие. ѓлаза широко открыты; вокруг них - сиЯние черных
ресниц (так дети рисуют солнце). ѓлЯдЯ на эти ресницы, трудно поверить,
что они настоЯщие, не приклеены. ‚прочем, тогда ресниц не приклеивали.
Њама рассказывала: когда тот мальчик гулЯл зимой, на ресницах не таЯл
снег. „лЯ ”едора ”илатовича маленький ”едЯ с фотографии был не он сам, а
"тот мальчик". Ћн не чувствовал, между ним и собой никакой свЯзи.
‘егоднЯшнее его тело - поношенное, истаскавшеесЯ, неподвижное, и то -
пухлое, новенькое, невинное; неужели же это был один и тот же предмет,
хотЯ бы измененный временем? Ќе может быть. —истаЯ случайность, что его с
тем мальчиком звали одинаково, одним и тем же сочетанием букв.
’от мальчик, говорЯ объективно, не просто красив - пленителен. ѓлЯдЯ на
него, трудно не залюбоватьсЯ, не вздохнуть, не загрустить. ’акаЯ прелесть
чрезмерна, она уже не радует, а ранит. Њожет быть, сознанием своей
недолговечности? ђастет человек, грубеет, потом стареет...
”едор ”илатович, пока был на ногах, смотреть на эту фотографию не
любил. Ћн вообще неохотно возвращалсЯ к прошлому. Ќе берег воспоминаний,
не копил их, а вытрЯхивал. Ќе понимал, чем так восхищаетсЯ „аша. Ќу, сидит
карапуз, расставив ножки, растаращив глаза. ’олько теперь понЯл, что она,
бездетнаЯ, мечтала бы о таком сыне... Ђ тогда - не интересовалсЯ. Ќе знал
даже, почему у „аши никогда не было детей. Ќе хотела? Ќе могла?
‚зглЯнуть бы сейчас на эту фотографию. ѓлЯнцеваЯ, твердаЯ, с золотыми
медалЯми по низу. ’еперь таких не делают - разучились. Ќынешние снимки на
фотобумаге выцветают, лохматЯтсЯ, сворачиваютсЯ трубкой. ’акой -
выцветшей, скатанной в трубку - лежит где-то в письменном столе у него
фотографиЯ Љлавдии с двумЯ сыновьЯми. ирокое в висках, узкое к подбородку
лицо с далеко расставленными, свирепыми глазами. „а, желтыми, жестокими
были эти глаза. ‚зглЯд так и искал в них вертикальную щель, кошачий
зрачок. ”отографиЯ, конечно, этого не передает - намека на вертикальность.
ЉлавдиЯ просто сидит, прЯмаЯ, чуткаЯ, раскинув в стороны голые смуглые
руки. „вое мальчиков стоЯт с двух сторон, прислонЯсь к матери, так, как их
поставил фотограф. ЏирамидальнаЯ композициЯ. ’рогательнаЯ семейнаЯ группа.
Ќо лица всех троих строги, отчужденны, лишены нежности. ЉлавдиЯ мальчиков
воспитывала по струнке, поблажек не давала. Ћба похожи на мать, старший -
больше, младший - меньше, есть в нем что-то от "того мальчика"...
ѓде-то они сейчас, его сыновьЯ? Џоди, взрослые, женатые. € дети, поди,
есть у них. …го внуки... ‘транно, он за всю жизнь не любил ни одного
ребенка. ‚нуков бы он любил. Ђ может быть, нет. ‘ейчас кажетсЯ, что любил
бы.
ЉлавдиЯ, ЉлавдиЯ. ѓордынЯ и Ярость. Џосле отъезда так и не дала о себе
знать. Ќи разу. Њожет быть, нету ее в живых? ‚озможно. …сли жива - стара,
как он. Ѓыли ровесниками.
‘тараЯ ЉлавдиЯ. ’рудно себе представить! Ќет, не сдалась бы она
старости. Ѓольше пошло бы ей умереть.
‘ильнаЯ, жесткаЯ. †есткаЯ во всем, даже в любви. Ђ ведь как любила!
’акаЯ любовь могла прожечь насквозь. Љак пучок лучей, в точку сведенный
лупой.
‹юбовь - ожог, укус. •ваткаЯ, беспощаднаЯ. ‚ сущности, он ее не знал,
Љлавдию, свою жену.
€зменЯл ей, как говоритсЯ, направо и налево. Ћн, всегдашний любимец
женщин, искал в них мЯгкости, которой не хватало в Љлавдии. €скал - и
находил. „умал грешным делом, что она знает, но смотрит сквозь пальцы.
Ѓлюдет семью ради детей. Ќе могла же она - умнаЯ! - строить себе иллюзию,
что он ей верен в долгих отлучках. Ћказалось - строила. Ђ узнала - вулкан!
ђазвелась, уехала, пропала. €, главное, мальчиков с собой увела. €меет же
он право на сыновей?
’огда, признатьсЯ, не очень-то о них думал. –еликом был поглощен „ашей,
своей любовью. „аже рад был, что отпала эта забота: дети. ‡абот и без того
хватало.
ђазводил „ашу с мужем. ’от, слабый, плакал... Џили вместе, вместе
плакали. ќкие дураки! Ќичего был парень ‚итЯ. ‘пилсЯ с горЯ, беднЯга.
Џогиб в дорожной катастрофе. ‘ам вел машину. …ще одна забота отпала...
‚сю жизнь только и делал, что избавлЯлсЯ от забот.

“жасно ощущение полета, когда не чувствуешь своего тела. Џолет - но не
легкость, а свирепаЯ тЯжесть. Ќесет и в то же времЯ прижимает.
„линное окно недоступно - не подойдешь, не заглЯнешь. ’ам, справа, в
порту, вероЯтно, по-прежнему танцуют краны, но не длЯ него.
ЋпЯть кран - совсем разнуздалсЯ. ЋпЯть надо спасатьсЯ в детство.
„етство было полно других звуков: вспоминаЯ, он слышал, до иллюзии Ясно,
стук каштанов, падающих на пыльную, упругую землю.
‡емлЯ как таковаЯ, землЯ как почва, в детстве особенно, кровно близка.
‘ высоты четырех-пЯтилетнего роста она видна во всех подробностЯх, вплоть
до малейшей Янтарной песчинки, до стеклышка, косо врезанного в пыль...
‘ад при доме - большой, развесистый. Ћпертые о забор локти деревьев.
Љогда они с ‚арей гулЯли в саду, почему-то всегда падали, один за другим,
каштаны. ‘тук, стук, стук - каштаны о землю. •отЯ, строго говорЯ, падать
они могли только осенью. Ђ ведь были еще и зима, и весна, и лето!
‘тукнувшись о землю, зеленый шар иногда лопалсЯ и обнажал внутри себЯ
другой, поменьше, Ярко-коричневый, лакированный (собственно, он-то и был
каштаном). Џламенно-коричневый, исступленно-коричневый цвет. ’рудно было
поверить, что он несъедобен: слишком красив! ‚се тЯнуло попробовать, хотЯ
мама говорила: нельзЯ. Ћднажды он все же прокусил кожуру, ощутил резкий,
вЯжущий вкус и сам убедилсЯ: нельзЯ.
„о сих пор помнитсЯ тот вкус. ѓорькаЯ обида на Языке. Њожет быть, это
самое раннее воспоминание? Ќет, пожалуй, другое еще раньше.
’от мальчик стоит у окна и смотрит в сад. ‡емлЯ, обычно такаЯ
подробнаЯ, сверху, со второго этажа, кажетсЯ сплошной, одноцветной. Ђ небо
над садом невинно голубое, слабо солнечное - ближе, чем землЯ. ’ому
мальчику хочетсЯ полететь в небо. …му кажетсЯ, что он умеет летать, стоит
только попробовать. Ќо не решаетсЯ, вцепилсЯ коротенькими пальцами в
подоконник...
„а, это - самое раннее воспоминание, потому что нет еще рЯдом сестры
‚ари (при каштане она присутствовала). Џочему ее нет? Ќе умеет, что ли,
ходить? €ли вообще не родилась? ‚рЯд ли, потому что была младше его только
на полтора года.
‚се его детство прошло рЯдом с нею. ЌекрасиваЯ, надутенькаЯ, с рыжими
косичками. Ќеизменно тут - спутница и раба. "Џринеси каштан, - командовал
он. - Ќе этот, а тот". € она послушно приносила - не этот, а тот.
ЃезропотнаЯ. …е можно было обидеть, но нельзЯ рас сердить. ђазве что
довести до слез.

’оже из раннего, самого раннего детства: пианино. —ерный полированный
массив, сперва страшноватый (волк?), потом привычный. Ѓронзовые
подсвечники - их можно было поворачивать. ’елеснаЯ белизна свечей.
‚интовой табурет. ‚ращаЯ, его можно делать выше и ниже. ‚изгливый скрип
табурета, когда его вертЯт. Љрупные белые клавиши, черные зубы бемолей и
диезов...
’ому мальчику, вероЯтно, еще и трех лет не было, а он уже выкручивал
табурет повыше, как можно выше, влезал на него, откидывал крышку и что-то
такое наигрывал. €ногда - услышанное, а случалось, и свое (своего от
чужого еще не различал: все музыка).
ђыжаЯ голова сестры ‚ари торчала внизу, ниже клавиатуры. Ћна смотрела
на него снизу - преданными пуговичными глазами. Ђ он-то плыл, а он-то
летел на музыке в то самое бледно-голубое небо...
Њузыка! ‡начила она длЯ него, ребенка, безмерно много. Људа больше, чем
потом, длЯ взрослого, любовь и женщины. ‘равнить музыку можно было разве с
мамой. Њаму он любил бесконечно.
‘очинЯть начал очень рано, в те же три-четыре года. "Њаленький Њоцарт",
- говорили при нем и о нем знакомые. Ћн не знал, кто такой Њоцарт, но
понимал, что его хвалЯт, и гордилсЯ. ‘кромно опускал глаза с веерными
ресницами. Џара слов "абсолютный слух" тоже ему нравилась. —то-то очень
хорошее, неЯсно что, но его заслуга, слава.
Ђ слух у него и в самом деле был необыкновенный. Љаждую ноту знал он в
лицо и по имени. Љто-нибудь нажимал клавишу, а он, отвернувшись, закрыв
глаза, безошибочно называл ее: "си" или "соль". —ему тут удивлЯлись?
‘путать "си" и "соль" так же было невозможно, как селедку с малиновым
вареньем.
Љаждую ноту он представлЯл себе человечком, живым существом, со своим
лицом, своим именем, своим выражением лица. Ћдна подмигивала, другаЯ
улыбалась, третьЯ хмурилась. Ћн не только в отдельности их различал, но и
в аккорде, даже фальшивом. ‹егко расчленЯл его на отдельные звуки, называл
каждый.
ќто-то у него сохранилось - абсолютный слух. ќто его и сейчас роднило с
"тем мальчиком", хотЯ многое с тех пор было растрачено, растерЯно,
пропито. „о сих пор - верней, до болезни, в той еще жизни - он любил при
случае показать фокус. Џредлагал кому-нибудь оперетьсЯ на клавиатуру
обеими руками в любых позициЯх, а сам, лениво и небрежно прикрыв глаза,
называл все ноты. “спех был обеспечен...
Ђ вот играть по нотам он так толком и не научилсЯ. ‡ачем это было, если
он мог все что угодно сыграть по слуху? “слышав раз какую-нибудь пьесу,
мог, сев за пианино, повторить ее по памЯти. Љонечно, не во всех
подробностЯх, но верно и выразительно. ’ехнические трудности опускал, зато
часто снабжал пьесу своими вариациЯми.
ќта способность владеть инструментом тоже сохранилась у него на всю
жизнь. ’олько репертуар изменилсЯ. ‚ детстве - сонаты Ѓетховена, прелюды
опена, в общем, классика - то, что играла мама. Џозднее - модные песенки,
танцы, шлЯгеры... †енщины восхищались: "„а вы пианист!" Ћн скромно опускал
ресницы. ‡нал, что скромность ему к лицу...
"ќтот мальчик далеко пойдет!" - говорили про него в детстве. € в самом
деле пошел далеко. ’олько не в том направлении - вниз. ‘облазненный легким
успехом. Љакие-нибудь "ђомашки спрЯтались..." выходили из-под его пальцев
волшебно преображенными. Ђ что? €грал же ‚ан Љлиберн "Џодмосковные
вечера".
Њама, беднаЯ (снова укол в сердце), как она старалась учить его музыке!
“чить, как тогда полагалось. Љак когда-то учили ее самое. Љаждого учили
как будущего профессионального музыканта (что не каждый им становилсЯ -
это другое дело, важна установка). Ѓесконечные гаммы, арпеджио, упражнениЯ
"ѓанон" - нудные, однообразные, как переливание воды в бутылке. Ћн этот
"ѓанон" ненавидел. ’ак бы и растерзал эту книгу в коричневом кожаном
переплете. Ђ что делать? „етей полагалось серьезно учить музыке.
’огда ведь не было ни радио, ни проигрывателей, ни тем паче
телевизоров. ѓраммофон с его репертуаром ‚ари Џаниной считалсЯ вульгарным.
ќто теперь музыка в каждом доме, будничнаЯ, почти незаметнаЯ, предмет
обихода. ™елк - включил. ™елк - выключил. Џод музыку разговаривают, едЯт,
готовЯт пищу. ’огда музыка была делом свЯтым, серьезным. Ћна создавалась
своими руками. ‘обирались, "музицировали", кто на роЯле, кто на скрипке,
реже - на виолончели, кларнете. ‘лушавшие молчали.
Њама была почти профессиональнаЯ пианистка. “чилась долго, подумывала о
консерватории. Џомешало замужество, дети. ‚идно, надеЯлась, что сын за нее
сделает то, что ей не удалось. Ќечего сказать - сделал!
ЊилаЯ мама! Ќу до чего ж мила - прЯмо сил нет! ’огда еще молоденькаЯ,
хорошенькаЯ. ЌевысокаЯ, полнаЯ, с крохотными ногами в лаковых туфельках.
"’от мальчик" любил, сидЯ на полу, исподтишка наблюдать мамину ножку,
энергично нажимавшую педаль, отчего звук становилсЯ сочным и гулким,
словно расплавленным. …му самому педаль была строго запрещена: "рано".
‡ато, оставаЯсь один, он на нее непрерывно жал. ѓудело на всю квартиру...
ЊилаЯ мама со слюдЯным блеском черных глаз, окруженных большими
ресницами (это от нее он их унаследовал). ‘ веселой, плутовской улыбкой,
открывавшей редкие, чуть веерком расставленные зубы... Њама, конечно, была
красивее всех на свете, уютнее, мЯгче, душистее. ’олько у него, только у
них с ‚арей могла быть такаЯ мама! ќто даже не любовь была - обожание
(хотЯ не знали еще этого слова). Њолились на нее про себЯ и вслух. ‘амаЯ
страшнаЯ клЯтва была: "џ перед мамочкой скажу!" ‘оврать, слукавить "перед
мамочкой" было немыслимо.
‹юбовь - азарт, любовь - игра. “тром, забравшись к ней в постель, они с
‚арей полушутЯ, полусерьезно ссорились, "делили мамочку" - кому какаЯ
часть. Ћн, разумеетсЯ, отхватывал себе больше, лучше. ‘частливы были все
трое. "’ишенЯта" - называла она их. Ћт "тишки" - "детишки"...
Ђ какаЯ искусница, выдумщица! €зобретательнаЯ, ловкаЯ. “мела все -
шить, вЯзать, выпиливать, столЯрничать. Ќаучилась по-настоЯщему тачать
обувь, на колодке, с дратвой и шилом. “ детей чуть ли не к каждому платью
были подходЯщие башмачки. ‹егонькие, тупоносые, разноцветные... ‚ шкафу
детской целаЯ полка была занЯта туфельками, ботинками на пуговицах
(застегивались крючком). ‚се мамина работа. ‡накомые дамы ахали, а он
гордилсЯ. ‚едь это его, его маму хвалили!
Ќикогда никого в жизни он так не любил! Ђ теперь, старый, он даже не
знает, где ее могила. ѓде-то на ‚олковом кладбище... ‡аходил туда однажды
уже после войны. ђазумеетсЯ, никакой могилы. Ќичем не отмечено место, да и
не могло быть иначе. ЏостоЯл, думаЯ о ней. ђастрепанные деревьЯ, крики
грачей... ‚се прошло, все.

ЃеднаЯ мама, как она старалась приучить его играть по нотам! ‘начала
это было забавно, но быстро надоело. Љак надоедало все, стоившее усилий.
‚от сестра ‚арЯ - та была старательнаЯ. €грала усердно, часами. ђыжие
косички прыгали по спине. Љак сейчас, он ее видит на табурете у пианино.
‘амо прилежание. ѓубы надуты (верхнЯЯ выпукло нависает над нижней), ручки
короткопалые, неловкие, до Яркой розовости мытые холодной водой (холоднаЯ
вода входила в программу воспитаниЯ). Љое-чего добивалась, но не ахти.
€грала чисто, ритмично, скучно. Њама ставила на крышку пианино часы,
прЯмоугольные, как шкафчик, в кожаном футлЯре (назывались "часы в
халатике" - до сих пор сохранились чудом, стоЯт у него на буфете). "€грай,
- говорила мама, - пока тут станет большаЯ стрелка, а там - маленькаЯ".
‡начит, не умели еще они узнавать времЯ по часам... ‚арЯ свой урок всегда
выполнЯла.
’от мальчик слушал ее с досадой (впрочем, постепенно "тот мальчик"
превращалсЯ в него самого, ”едю). €ногда невтерпеж становилось, он
подходил к пианино и почти не глЯдЯ клал руку на клавиатуру. ђаздавалсЯ
аккорд - богатый, бархатный; скучное упражнение оживало. Њама спешила из
соседней комнаты: "„ети! ‚ам еще рано играть в четыре руки!"
ђазумеетсЯ, не в "четырех руках" было дело. Ћн это отлично понимал. “
мамы был виноватый вид. ђодила двоих - таких разных. ’алантливого - и
обыкновенную. •отела и не могла любить их одинаково. …го любила больше,
чем ‚арю. ќто-то он понимал. Ћдин брошенный взглЯд - и все Ясно. ‘ам
гордилсЯ собой - талантливым и жалел ‚арю - обыкновенную. Ќо виду не
подавал.
‡начит, уже тогда в чем-то был двоедушен? "“же да"? Ќет, тогда "еще
нет". ѓордость была в нем - невиннаЯ. ‘ознание своего таланта.
Ћтветственность, что ли. ‘ложное чувство.
Ђ талантлив был не только в музыке. Џрекрасно рисовал. ’вердаЯ,
недетскаЯ линиЯ. Џес ’опка - мамин любимец - выходил у него как живой.
‡абубенный дворнЯга. ’орчащие, волчьи уши, колечком загнутый хвост,
преданность во всей осанке...
Џотом, уже позднее, начал рисовать красками. ђано овладел тонким
искусством акварели. Џортрет ‚ари за пианино - усерднаЯ спина, освещеннаЯ
солнцем, рыжие косички так и сиЯют. Ђ ведь совсем мал был, не старше семи.
Џейзажи, пейзажи... ѓород сам на них вдохновлЯл. ”онари, флюгера,
водосточные затейливые трубы. “зкие улицы, черепичные крыши, треугольные
фасады старинных домов. ’олстые башни, тонкие шпили церквей.
Ћни-то сами жили не в старинном городе, в новом. „еревЯнном. „ома
почему-то только двух видов: желтые с черной смоленой крышей и зеленые с
красной железной. Ђ кругом - сады, садики. ‚се это он рисовал тоже.
Ђ море с далеко уходЯщими валунами? ђазноцветные паруса рыбачьих лодок
- желтые, коричневые, серые?
Ќет, безусловно, он был талантлив. ќто не обман памЯти, не обольщение.
‚сю жизнь потом он донашивал остатки своих талантов. ’ранжирил, расточал,
растрачивал. Џокупал на них благосклонность слабого пола...
Њама ведь тоже была талантлива. •орошо играла на роЯле. •орошо
рисовала, лепила, пела. Ќо она не расточала, она собирала, вкладывала.
…сли в нем и было что-то хорошее, то это от нее, от мамы...
’огда, в детстве, он был полон любви. ‹юбил музыку, рисование. ‹юбил
город, в котором родилсЯ, его зданиЯ, сады. ‹юбил, не без презрениЯ,
сестру ‚арю - смешную, преданную, пухлогубую. Ђ больше всего, сильнее
всего - маму. ќто живое, темноглазое, тепло-смуглое лицо. ќтот тупой носик
с чуть заметной шишечкой на конце (они с ‚арей называли ее "пумпочкой";
постепенно "пумпочка" стала обозначать вообще маму. "ќто мы играли с
пумпочкой", - говорила ‚арЯ). ‚сегда веселаЯ, живаЯ, с какими-то милыми
излишествами, вроде тех башмачков к каждому платью. ‚ечно что-то
придумывала, затевала. ‘тавила с ними спектакли, писала длЯ них пьесы,
декорации, разучивала роли. "Љот Џлюшка" - называлась одна пьеса, а другаЯ
- "’ихо-тихо" - игралась шепотом.
„ом был широко открыт длЯ соседских детей. ‚ согласии с традициЯми
города они были хорошо воспитаны, вымуштрованы. Њальчики шаркали ножкой,
девочки делали книксен. ‚арЯ тоже делала книксен, но по-своему: бралась
обеими руками за юбку и приседала на корточки...
—аще других ребЯт бывали братьЯ-немчики, Џауль и Ѓуба. „ети лавочника,
жившие рЯдом в зеленом доме с красной крышей. Ћтец у них был толстый,
румЯный, в подтЯжках, а мать - худаЯ, бледнаЯ, волосы в сетке. Њальчики -
светло-белокурые, гладко причесанные на пробор. „о того воспитанные, что у
кошки просили прощениЯ. ђазговор шел большей частью на немецком - втором
полуофициальном Языке города. ’ретьим - уличным, простонародным - был
эстонский. Ќа всех трех Языках ”едЯ и ‚арЯ болтали свободно, перескакиваЯ
с одного на другой. Џауль и Ѓуба эстонским гнушались да и по-русски-то
говорили неохотно. •отЯ понимали.
ЏрЯменькие, муштрованные, с голубыми висками. ’акие точно лица -
правильные, тонконосые - видел потом ”едор ”илатович на войне у пленных, а
нередко и у убитых немцев.
„опрашивал пленных. ‡нание Языка, впитанного с младенчества, может
быть, сохранило ему жизнь. ‚се-таки переводчиком было легче, чем в окопах.
Џережил, уцелел. Ђ вот мама не уцелела. Џогибла. € снова - укол вины в
сердце.
...Њама, бесценнаЯ моЯ, дорогаЯ мама, бормотал внутри себЯ ”едор
”илатович, и холодные слезы текли у него по щекам, скапливались у носа, ни
смахнуть, ни стереть! Њама моЯ, ты бы менЯ пожалела, ты бы менЯ понЯла.
‚иноват Я перед тобой, виноват безмерно. †ивым укором глЯдишь ты оттуда,
из прошлого. € прокурором поднимает голос кран.
Ќет, не надо. Ћб этом - потом. “спею еще подумать. ‚едь не сегоднЯ, не
завтра же придет смерть!

Њама... Џочему только мама? ‚едь был еще и папа, ”илат Џетрович,
учитель словесности (тогда учили "словесности", а не "литературе"). Ќежно
лысеющий блондин с рыжеватой бородкой, с тонкими пальцами, с неслышной
поступью в вышитых мамой домашних туфлЯх... ”едЯ никогда не был особенно
близок к отцу. Људа больше по сердцу была ему пестраЯ праздничность мамы.
Ќо, видимо, как он понЯл потом, отец был незаурЯдным, талантливым
педагогом. Ћдним из тех самозабвенных сеЯтелей "разумного, доброго,
вечного", каких немало было когда-то. “ченики его помнили и боготворили
всю жизнь. ”едору ”илатовичу, уже взрослому, случалось встречать бывших
учеников отца. ‡накомЯсь, назвав себЯ, он видел счастливую улыбку и слышал
вопрос: "Ђ не сын ли вы ”илата Џетровича?" - и отвечал: "‘ын" - со
смешанным чувством гордости и стыда...
‡адаст ли кто-нибудь вопрос: "Ђ не сын ли вы ”едора ”илатовича?" -
кому-нибудь из его сыновей? €, если задаст, какой ответ получит? ‘ухой,
сдержанный. Ђ может быть: "Ќе знаю"...
Џапа где-то существовал на краю детства, но не близко, не постоЯнно.
Њама - та была всегда тут, своЯ, как собственнаЯ рука. ‚от она, эта рука,
выложена поверх одеЯла. ‘о всеми подробностЯми, с тонким шрамом на тыльной
стороне кисти - следом гвоздЯ. Џроцарапал руку, лазаЯ по смоленой крыше
соседнего дома. Љровь, ревел, мама мазала йодом, щипало. ђевел скорей
театрально, чем от подлинной боли. рам - вот он, виден до сих пор.
Џравда, разглЯдеть его нелегко. ‘тарческие вздутые вены, крупные веснушки
испестрили руку. Ќе так ли за жизнь испестрилась душа? Ќо не надо об этом.
‘говоримсЯ на том, что все прошло. рам зажил, почти не виден. ’ише,
мысли.
Ћтец, папа. ‘удЯ по всему, замечательный человек. Џочему же он, ”едЯ,
обожавший мать, был сравнительно далек от отца? Ќе потому ли, что в этом
правильном, тонком лице (никаких "пумпочек"!) угадывалась
требовательность, на которую ему нечем было ответить? Ќадо было работать,
а он этого не любил. Џривык, что все ему давалось даром. „ар, одаренность,
подарок, на дармовщинку...
ѓораздо ближе к отцу была сестра ‚арЯ. ЌеодареннаЯ, ничего не
получавшаЯ даром. Љакие-то шли у них с папой беседы. ‘идела, скромно
поджав ножки, этаким паучком на ручке его кресла. ”едЯ и ревновал и нет.
Ќемножко досадно было, что папа не его обнимает одной рукой, не с ним
смеетсЯ, но так было, пожалуй, лучше. ‘держанное осуждение чудилось ему в
голубом нелегком взглЯде отца. Ђ он, любЯ легкость во всем, избегал
осуждениЯ.
‡апомнилсЯ один случай. Ѓыло ему тогда лет шесть или семь - во всЯком
случае, жили еще тут, в Џрибалтике. Џодошел к нему папа (чуть ли не в
коридоре это было? €ли в передней. ‚о всЯком случае, в полутьме), положил
ему руки на плечи, заглЯнул в глаза. ѓолубой взглЯд был тЯжел, он это
ощутил почти физически. Ћтец обратилсЯ к нему странно: не "”едЯ", а "сын".
"‘ын, - сказал он, - Я бы хотел знать, что ты сам о себе думаешь?"
Ћн заюлил, заерзал, ушел от ответа. Џробормотал что-то невнЯтное. Џапа
улыбнулсЯ невесело, хотел что-то сказать, но раздумал, снЯл руки с ”единых
плеч и ушел к себе в кабинет.
Ќе были ли эти руки на плечах, нелегкий голубой взглЯд первым
предупреждением? Ќет, пожалуй, "еще нет"... ’огда все еще было в будущем,
почти ничего - в прошлом. ќто сейчас прошлое висит огромным мешком за
плечами...
Ќадо еще и еще шарить в этом мешке. Ћтметить момент, когда "еще нет"
стало "уже да". „умать дальше, вперед по ходу времени. Ќо он медлил,
хитрил сам с собой. „аже думаЯ о дальнейшем, нет-нет да и вернетсЯ назад,
в раннее детство.

Џобалую себЯ. „ача на берегу морЯ. –ветные стекла на веранде. Ћт них -
пестрые узоры на вымытом добела полу.
Џосреди клумбы - радужно лучащийсЯ большой шар (в то времЯ - обычное
украшение дачных участков). ѓде теперь этот шар? Љто и когда его разбил? Ђ
ведь разбили же непременно. Ќе мог же он остатьсЯ в целости с тех пор -
хрупкий, стеклЯнный. ‹юбил наблюдать в шаре свое отражение, перевернутое
вверх ногами.
‘кворечнЯ на высоком шесте. Љак хлопотали скворец со скворчихой, влетаЯ
в свой дом и опЯть вылетаЯ. Џтичий гвалт, птичий гомон слышалсЯ ему
музыкой, перекличкой басовых и дискантовых нот. „лЯ него все было музыкой.
Њелодии роились, жужжали у него внутри. Ѓолезненное и блаженное чувство:
музыке в нем тесно...
‘естра ‚арЯ в мелкоклетчатом черно-белом платьице (ткань называлась
"милькаро") на кривых тоненьких ножках. ‚ младенчестве ‚арЯ болела
рахитом, ножки так и остались "гусиными", как у ‹юбочки в "„етстве"
’олстого. Џодростком смешно на них жаловалась: "“ них очень радиуса"... ‚
те времена у многих девочек и даже взрослых женщин были кривые ноги;
теперь их что-то не видно; наверно, научились лечить рахит чем-нибудь,
кроме рыбьего жира. Ђ тогда он был обЯзателен в каждой семье.
џнтарно-желтый, вонючий, противный. Ћ ежедневный кошмар - эта ложка
рыбьего жира! Ќос затыкали двумЯ пальцами, ложку вливали, ужас! „аже
касторка с ее бесцветным вкусом была приЯтнее...
…ще одна вспышка памЯти: купальнЯ. ‚ыходит из прошлого, сиЯет: вот она
Я! Љ купальне ведут деревЯнные мостки, длинные-длинные, шатучие. ‘квозь
щели под ногами сверкает вода. Џесчаное дно - все в морщинах, рифленое,
как стиральнаЯ доска (тогда еще стиральных досок не было). €дут-идут
песчаные холмики, параллельно друг „ругу.
„ошли. Њама в смешном, по колено, сборчатом купальном костюме, всЯ
закрытаЯ, спрЯтаннаЯ. Ќа голове - огромный резиновый чепчик. Ћн ее
безобразит, только и остаетсЯ в ней маминого, что носик с "пумпочкой".
‚арЯ, голенькаЯ, плачет, выпЯтив круглый живот. ЃоитсЯ холодной воды,
трусиха! Ђ он не боитсЯ, он смело лезет туда.
Љакое наслаждение! ‚ода сперва обжигает, все тело екает, но зато потом
- блаженство. ’оржество гордости: он не трус, он в холодной воде, он
плавает, он умеет! Џлавает даже кругом купальни. Џравда, песчаное дно -
тут, под ногами. Ћн осторожно проверЯет ногой: здесь ли оно, не ушло ли?
Ђ мама берет на руки ‚арю и нежно-насильно окунает ее в воду. ’а
визжит, хнычет, но, привыкнув, сама начинает бить по воде розовыми
ладошками...
Ќа обратном пути - вытертые, обсохшие, счастливые - ”едЯ и ‚арЯ
по-хорошему ссорЯтсЯ. „аже мама видит, что это не всерьез, и, хмурЯсь,
улыбаетсЯ. „ома они получают по стакану холодного, с погреба, молока и по
ломтю прекрасного, пористого Ячменного хлеба (по-эстонски его зовут
"сепик"). Ѓоже, какой хлеб! ‚идно, секрет его выпечки утрачен. ‘егоднЯшний
"сепик" уже не тот - он твердоват, сероват, обыкновенен. Ђ тот, детский,
светло-коричневый, - он прЯмо взлетал на ладони...
‚ообще, как не раз замечал ”едор ”илатович, у каждого человека в памЯти
хранитсЯ раннЯЯ, сверхценнаЯ, ни с чем не сравнимаЯ детскаЯ еда. “ него
это были: сепик с молоком, хлебный суп с плавающим островком взбитых
сливок, копченаЯ салака. ‚се это есть и теперь, но в каком убогом,
неузнаваемом виде!
”едору ”илатовичу суждено было в дальнейшем пережить не один голод. €
всегда в его голодных мыслЯх венцом мирозданиЯ виделись все те же детские
Яства. ‘епик с холодным молоком. •лебный суп. ‡олотаЯ салака... Ќитка его
памЯти путалась в них и теперь.
—то было раньше, что потом? Ћн уже не мог этого установить. ђванаЯ
памЯть. ‚спышки с провалами. ‚споминалось неважное, глупое.
Ќапример, ‚арино чиханье. “ нее часто бывал насморк, и чихала она не
по-обычному: "’и!" Ћн ее передразнивал, она обижалась, топырЯ верхнюю
губу, ту выпуклость, которую папа называл надгубьем. ‡ачем он ее обижал?
Џо праву старшего, сильного? Ќету такого права.

Ђ вот уже важное: перваЯ подлость. џгоды, краснаЯ смородина.
Џошли в сад. "ЏогулЯйте до обеда", - сказала мама. ‘ад - возле дома,
тот, с каштанами. €схоженный вдоль и поперек. € вдруг неожиданность:
спрЯтанный в зарослЯх куст, а на нем - Ягоды. џркие, изнутри светЯщиесЯ.
Ћни были необычайно, неестественно крупны. Ђ может быть, просто он сам был
мал. џгоды висели высоко, выше головы. Ћткуда-то он знал их название:
краснаЯ смородина. Ѓывает и чернаЯ.
Ѓыл мал, но уже подл. Џотому что на восторг ‚ари по поводу Ягод
ответил: "€х нельзЯ есть. Ћни заразные". ‘лово - от мамы. Ћна им
строго-настрого запрещала подбирать и класть в рот что бы то ни было,
говорЯ: "ќто может быть заразное!" ‚от и он объЯвил Ягоды "заразными",
отлично знаЯ, что врет.
‚арЯ, конечно, поверила. „о сих пор помнЯтсЯ поднЯтые к нему доверчивые
глаза, в них пламенно отражались красные гроздьЯ. Ђ потом, тайком от ‚ари,
он пробралсЯ в сад и, встав на цыпочки, объел весь куст. …л торопЯсь,
давЯсь, сознаваЯ свое предательство. “же не хотелось, а ел.
‚ тот же день его пронесло. „а как! Њама выспрашивала: что ели? ѓде? Ќе
признавалсЯ. ‚ыдали его красные пЯтна на рубашке. •очешь не хочешь,
пришлось сознатьсЯ. Њама плакала, и он - тоже. € ‚арЯ за компанию...
‚ечером, после действиЯ касторки (на всЯкий случай по ложке дали
обоим), их уложили спать раньше обычного. Ћн прошлепал босыми ногами к ее
кровати, влез под одеЯло и каЯлсЯ сладко, горько. Џлакал. Ђ ‚арЯ, обнЯв
его за шею тонкими руками, говорила: "Ќе плачь, ”едЯ!" - и сама ревела,
сморкаЯсь в пододеЯльник. ‡аснули облегченные, очищенные, освобожденные...
‡начит, был же он когда-то чист душой? Ѓыла же у него совесть? ѓлЯдЯ в
прошлое через бездну прожитых нечистых лет, ему было отрадно оправдать
себЯ хотЯ бы в детстве... ’еперь, когда весь мир ограничилсЯ длЯ него
тахтой, ночным столиком, лампой. „а еще этим проклЯтым краном на кухне.
†урчит, точит, щебечет, и нет на него управы! ѓде, когда он читал слова:
"Њама, они льют мне на голову холодную воду!"?

‘ознание, конечно, не было Ясным. Љое-что не происходило, а мерещилось.
Ћднажды ночью он отчетливо видел, как висевшее на стуле полотенце
превратилось в рубашку, мужскую рубашку без галстука, а над ней
прорезалось из сумрака незнакомое лицо. Њужчина бил сравнительно молод,
лет сорока, не больше, но черные волосы уже поредели, и лоб двумЯ
треугольниками восходил к темени. —то-то оперно-мефистофельское было в
этом лице. ирокое в висках, заостренное к подбородку, оно улыбалось,
показываЯ сбоку золотой зуб. Ќог у мужчины не было, только верхнЯЯ часть
тела в рубашке (когда-то такой фасон называлсЯ "апаш") и эти зловещие
взлизы со лба в глубину ’емных волос. “ходило, убегало лицо туда, в
волосы.
- Љто вы такой, и что вам от менЯ надо? - мысленно произнес ”едор
”илатович. џзыком, ртом, губами говорить он не мог. Ќо незнакомец его
услышал.
- Ќе узнаете? - спросил он. - џ ваш собственный старший сын, Џетр
”едорович. Ѓывший ЏетЯ. - € улыбнулсЯ.
- ѓде же вы теперь живете? - внутренне всполошилсЯ ”едор ”илатович. -
Ќапишите свой адрес. Ѓлокнот на столе. Љарандаш там же. џ, вы понимаете,
не могу...
Љак ни странно, этот мужчина, наполовину состоЯвший из рубашки и
наполовину отсутствовавший, отлично его понимал.
- џ не могу сделать того, что вы просите, - отчетливо ответил он,
шевельнув мефистофельской бровью. - џ, видите ли, не существую.
- “мерли? - вскричал в ужасе ”едор ”илатович.
- Љак сказать. Њожет быть, и умер.
- Ќе понимаю, - с горем и досадой забормотал ”едор ”илатович. - Ђ ваш
брат... простите, не помню, как его звали. Ћн тоже умер?
- ‚ такой же мере, как и Я. “мер условно.
- Ќе понимаю! - опЯть воскликнул ”едор ”илатович. ќто было страданием -
восклицать и не слышать своего голоса. Ќо странный гость, видимо, слышал.
- Ђ понимать и не надо, - сказал он, еще выше задрав бровь. - Ќу, до
свиданиЯ, мне пора. ‘амолет встает на рассвете.
- Џостойте, постойте, не уходите. Ђ ваша мать, ЉлавдиЯ €вановна? Ћна-то
жива?
ѓость не ответил и стал уходить. Ќе уходить, а исчезать по частЯм, как
будто его стирали с доски трЯпкой. ђаньше всего стерли лоб со взлизами, за
ним - крючковатые брови, кошачьи виски. ‘терли лицо - осталась рубашка. Ќо
и она превратилась в обыкновенное полотенце.
"ѓаллюцинациЯ", - подумал ”едор ”илатович, и ему стало страшно. Ћн
заворочалсЯ, застонал. €з соседней комнаты поЯвилась „аша. Ћна всегда
чутко слушала: спит ли? Ћн не спал. ‘мотрел на нее злыми глазами.
- ”еденька, что тебе? “тку?
Ћн мычал и встрЯхивал головой. Ћн кричал глазами, что ему нужно. …му
нужно было вспомнить, как звали второго сына, младшего. Ќадо же ухитритьсЯ
забыть!
Џавел? Ќет, не Џавел. Љак же его, в конце концов, звали?
„аша поправила ему одеЯло, поцеловала в лоб и ушла, шлепаЯ стоптанными
задниками. Ћн гневно смотрел ей вслед. Ќичего, обойдусь.

Њладший сын родилсЯ вскоре после войны. †или тогда с Љлавдией
благополучно. ЏлаваниЯ были недолгими. ‚озвращалсЯ, нагруженный подарками.
Џомогал Љлавдии купать маленького.
–инковаЯ ванночка звездами. ‘кользкое от мыла младенческое тело.
‚ынимал мальчика, держал на весу, а ЉлавдиЯ окатывала прохладной водой из
кувшина. Љувшин голубой, с розами, тоже заграничный. ‚се помню, а как
звали ребенка - забыл.
ЏослевоеннаЯ жизнь была еще трудна. Ђ он приезжал совсем из другого
мира: синее море, Яркое солнце. Џестрые базары тропических стран. Љоманда
парохода - всЯ в белом.
„ома, в ‹енинграде, никто не ходил в белом, даже женщины. Њудрено ли,
что, окунувшись на времЯ в здешние трудности, он опЯть рвалсЯ обратно, в
море?
ќти несколько дней побывки... ЉлавдиЯ, ждавшаЯ его терпеливо, всем
сердцем, не знала, чем и побаловать любимого. Ћтказывала себе во всем. Ќе
только себе - и детЯм. Ђ он был сыт. €збалован корабельной едой. Љормили
их прекрасно. ”рукты - в изобилии.
‘мешной случай - как-то в тропиках купил он длЯ камбуза мешок картошки.
Ћказалось - там апельсины... Ћбманули!
„омашнЯЯ еда его не соблазнЯла. Ћднажды подала ему ЉлавдиЯ что-то
особенно лакомое, а он не доел, оставил на тарелке. Џосле увидел в
зеркале, как она, крадучись, ела оставленное... Њысль о том, что ЉлавдиЯ
недоедает, царапала душу, но он утешал себЯ, что скоро все наладитсЯ. ‚едь
жизнь с каждым годом становилась лучше...
‚се-таки он ей помогал. ‚зЯл, например, с собой в плавание кота. —тобы
ей было полегче. Џрокормить кота было проблемой.
Љота звали ах. Љрасавец, редкостной масти: темный, но не черный,
лиловато-коричневый, с бежевыми подмышками, Явно ангорских кровей. Ќе
хвост - опахало. €з-под кровати - почти на полкомнаты. –арский хвост.
Љот был капризный, причудливый. Ќе ел ничего, кроме сырой рыбы. Ђ ее
достать было негде. Џо карточкам давали, но редко. Љоту наплевать было на
карточки, он орал: рыбы, рыбы! €змучилась с ним ЉлавдиЯ. ‘перва надеЯлась,
что ах, проголодавшись, начнет есть другое. Ќе тут-то было! Љот оказалсЯ
стоиком. Џриходилось покупать рыбу на рынке по безумной цене.
”едор взЯл аха с собой в плавание. Љот сначала хандрил, страдал
морской болезнью, даже не во времЯ качки, а в предчувствии. "”едькин кот
травит - быть шторму!" - говорили товарищи. Џотом пообвык, обжилсЯ, стал
любимцем команды и кока, баловавшего его рыбкой...
ђазборчив в еде, разборчив в привЯзанностЯх. •озЯина своего не любил.
Ѓыл суров. ирокое в висках, суженное книзу лицо напоминало Љлавдино.
‡агадочный желтый взглЯд с вертикальной щелью зрачка... Љот словно шпионил
за хозЯином - так ли себЯ ведет?
Ђ он вел себЯ как обычно. Ѓыла у него на пароходе буфетчица Ќюра -
милаЯ женщина лет тридцати. ах - агент Љлавдии - невзлюбил Ќюру. "Ѓоюсь Я
твоего зверюгу", - говорила она. € не зрЯ. Ћднажды, когда они мирно
забавлЯлись в каюте, откуда-то сверху бросилось на них черное тело с
растопыренными когтЯми. €сцарапал, искусал котище их обоих.
Џосле того в одном из портов продал ”едор кота-шпиона французскому
матросу с помпоном на шапке, соблазненному редкостной мастью. € взЯл-то
всего ничего ‚ернувшись в ‹енинград, соврал Љлавдии, что кот сбежал сам,
пленившись роскошной жизнью за рубежом.
Ђ Ќюра после происшествиЯ в каюту к нему больше не заходила. "Љончен
бал, погасли свечи", - сказала.
Ќу что за ерунда помнитсЯ? ЉакаЯ-то Ќюра, какой-то ах...
‹ежать было мучительно. ‚ыйти, выйти, выйти из своего тела! Ћставить
его лежать, а самому выйти.
”изической боли не было. ‚се тело - как будто под местным наркозом. Ќо
лучше бы уж она была. Ѓоль - это жизнь.
’оска - это не боль. ќто хуже боли.
Ћн спасалсЯ от тоски, уходЯ в детство. Ќо и оно было на исходе -
вот-вот кончитсЯ. Љончилось, в сущности, когда переехали в Џетербург.

Џочему переехали? Ћн этого толком не знал. Љакие-то неприЯтности с
папой. Ћтрывки разговоров: папа был "красным", его выследили...
Џапа - красный? ‘транно. Љрасным-то он его никогда не видел. ‘корее
жемчужно-желтым, под стать его редеющей шевелюре. "Љрасный". "‚ыследили".
‚роде страшной сказки.
Џричиной были какие-то "опасные свЯзи", как, смеЯсь, поЯснЯл папа.
"Ћпасными свЯзЯми" были, наверно, чужие дЯди, эстонцы и латыши,
приходившие ночевать. Њама сама стелила им постели, взбивала подушки,
любовно похлопываЯ каждую по животу маленькой, но сильной ладонью.
‚се это он подслушал в разговорах старших. Ќачал, значит, уже
подслушивать. €з тех же разговоров узнал, что папин с мамой знакомый, ‹ев
‹ьвович (”едЯ с ‚арей его звали "дЯдЯ ‹илович"), обещал в столице какую-то
"протекцию".
‘обрались, уехали. „орога совсем выпала из памЯти.
Џервое впечатление от Џетербурга - серость. ‚се было серым: и дома, и
небо, и мостовые. ел дождь, вещи мокли на перроне, ”едЯ с ‚арей жались к
маме под зонтик. ‘о спиц текла вода. ќто, верно, и была "протекциЯ"...
ЌоваЯ, необжитаЯ квартира, где так неуютно вещам. †мутсЯ друг к другу,
холодно им. Ћкна - на улицу, низко, почти на уровне тротуара. Ѓлестит
мокрый булыжник. ‹омовики, телеги, скрип колес, цоканье подков. "Ќо!" -
крик возницы. Ћн бородат, неприветлив.
Ќа углу вывеска: "”.Њ.“варов, „амский портной". ’ускло-золотой
крендель: "ЃулочнаЯ и кондитерскаЯ". €з водосточных труб хлестала вода.
Њокрые голуби хохлились...
Ќе полюбилсЯ ему Џетербург. ‘разу - тоска по родине, по башнЯм,
каштанам, церковным шпилЯм. ‡десь и церкви были другие - круглоголовые. €
звонили-то они не так. ’ам - мерно, однозвучно, торжественно, все на одной
ноте: дон-дон-дон. ‡десь - суетливо, на разные голоса: дили-дон-дон-дон,
дили-дили-дон. Њама объЯснила ему, что это называетсЯ "благовест". Ќе
понравилсЯ ему этот благовест.
‚споминаЯ родное, покинутое, рисовал привычные пейзажи: желтые с черной
крышей, зеленые с красной дома, - хотЯ здесь все было замуровано в серый
камень. ђисовал море с цветными парусами, толстые башни, стройные шпили...
Љак будто нарисованное могло вернуть все то, что любил.
Ќовые впечатлениЯ. ‚место привычной эстонки ‡альме - кухарка Њатреша,
толстаЯ, краснаЯ, лицо, как раковаЯ шейка. ‡евала, крестила рот, говорила:
"ѓосподи-батюшка, помилуй, отец, по грехам нашим". ‹юбила петь песни. Ћдна
- всем известнаЯ "ЊарусЯ отравилась". „ругаЯ - он ее ни от кого больше не
слышал, кроме Њатреши. Њотив с завитушками, а слова такие: "‹юбила Я,
страдала Я, а он-а-подлец-а-забыл менЯ". "Џодлецом", видимо, был друг
Њатреши китаец •одЯ. „линнаЯ коса, мЯгкие туфли на высокой войлочной
подошве, доброе, но загадочно-раскосое лицо. •одЯ торговал с лотка
вырезными игрушками из папиросной бумаги. џркие - Ядовито-розовые,
голубые, лиловые, аккуратно сложенные гармошкой. ђазвернешь гармошку - и
сразу шар! €нтересно. Ђ еще интереснее были зернышки, с виду невзрачные,
беловатые, как лимонные семечки. €х надо было размочить в теплой воде -
тогда они разбухали, становились слониками, обезьЯнками, человечками.
Љогда •одЯ ЯвлЯлсЯ в дом, к Њатреше в ее комнатку при кухне, - у детей,
”еди с ‚арей, был праздник: каждый раз что-нибудь им перепадало. •одЯ
говорил: "Ѓели, далю" (бери, дарю). ЉажетсЯ, это были единственные русские
слова, которые он знал. „обрый! Ћднажды ”едЯ прЯмо спросил его: "Ђ почему
вы подлец?" Љитаец не понЯл и мелко-мелко закивал головой, как игрушечный.
Ѓыли тогда в обиходе игрушки: фарфоровые китайцы. ѓолова, вставленнаЯ шеей
в круглую дырку, не закреплена, качаетсЯ. ‘тавилсЯ такой китаец на комод
или шкаф и кивал-кивал... ’очь-в-точь •одЯ.
•одЯ не говорил по-русски, а Њатреша, естественно, по-китайски, но
как-то они договаривались. Ќаверно, любили друг друга, хотЯ он, подлец, и
забывал ее и часто подолгу не приходил. ’огда Њатреша распухала от слез и
всЯ исходила пением.
Њатреша с •одей - первый случай любви, с которым он встретилсЯ в жизни.
Ћн понЯл, что любовь - нечто опасное, роковое, горестное. Њатрешина любовь
кончилась ужасно - она умерла. ‡агадочно, в страшных мучениЯх. Ќикто из
докторов не мог спасти. Љак в песне про Њарусю, котораЯ отравилась:

‘везли ее у больницу,
Џоклали на-а кровать,
„ва доктора с сестрицей
‘таралисЯ-Я спасать.

Ќе спасли. €з разговоров старших (опЯть подслушивал) понЯл: смерть
Њатреши как-то была свЯзана с ее любовью, с •одей. ’еперь-то ”едор
”илатович понимал, что умерла она от неумелого, кустарного аборта, но
тогда был убежден, что от самой любви, что любовь - страшнаЯ и опаснаЯ
болезнь, от которой умирают...
Ќе было ли это предупреждением - в самом начале жизни! - чтобы не
шутить с любовью? Ђ он шутил, играл... ‚прочем, не-надо об этом. ‹учше
опЯть разматывать нитку памЯти о детстве - пусть рваную, всю в узелках.
Ѓыло и хорошее в Џетербурге. Ќапример, электричество. ’ам, дома (дом
все еще был "там"), были керосиновые лампы (чуть недосмотришь - коптит),
потом - керосинокалильные, с белой горелкой, казавшиесЯ чудом. Ђ здесь
электричество! ‹ампочки "Ћсрам" с зубчатой сиЯющей нитью. €нтересно было
забратьсЯ на стул, повернуть выключатель - и сразу светло! ‹юбил
забавлЯтьсЯ светом, хотЯ это и было запрещено. …го частенько дергало током
- то ли проводка была неисправна, то ли руки мокры. Ћщущение дрожи,
какой-то трели в руках при ударе тока не было неприЯтным.
“же тЯнуло на запрещенное... Ќо все-таки "еще нет"...

Џонемногу обживались на новом месте. ЏоЯвились даже приЯтели во дворе.
“ него - мальчики Њишка и ’итка, у ‚ари - девочки Ќюшка и „ушка. €грали
порознь, мальчики с мальчиками, девочки - отдельно.
Њишка с ’иткой были смелые, боевые, метко плевались, искусно
подбрасывали деревЯнного "чижика". Ќе прочь были ругнутьсЯ, и довольно
крепко. „ома у Ђзанчевских ругань была строжайше запрещена; вместо "черт"
дети, даже наедине, говорили осторожно: "на букву че". "Џусть тебЯ на
букву "че" возьмет". Ђ тут, во дворе, Њишка с ’иткой такое выдавали, что
дух захватывало. Њногие из этих слов он слышал впервые и не понимал.
Џопробовал как-то спросить: "—то это значит?", но был беспощадно осмеЯн.
ѓлЯдЯ на Њишку с ’иткой, начал поругиватьсЯ и он, сначала робко, а потом
все увереннее. ‚арЯ слушала его с ужасом, но, конечно, не Ябедничала.
Њальчики играли в лапту, в казаки-разбойники, в рюхи. Ђ у девочек шли
свои игры. "‚ам барынЯ прислала в туалете сто рублей. —то хотите, то
купите, да и нет не говорите, черного и белого не называйте..." Ћн куда
охотнее играл бы с девочками...
€ногда всЯ компаниЯ - мальчики и девочки - объединЯлась. ла какаЯ-то
игра, правил которой никто не знал. ‘сорились, пререкались. ‚арЯ особенно
была непонЯтлива, к тому же - плакса. ‡вали ее во дворе "‚арька-•арька",
наверно, за некрасивость. Ћн за нее не заступалсЯ, напротив, еще больше ее
ущемлЯл...
‚се "еще нет", хотЯ и помраченное, потесненное будущим "уже да"...

ѓлавное - талант. …го он еще не промотал.
‚ углу двора была Яма, его собственнаЯ, он ее открыл, держал в тайне. ‘
виду Яма как Яма, но стенки из плотно слежавшегосЯ, почти окаменелого
песка. “же не песок, еще не песчаник. …го легко было рубить, ковырЯть
ножом, обтесывать щепкой. €з этого полукамнЯ-полупеска он выделывал
фигурки. Љарикатурные портреты Њишки и ’итки, Ќюшки и „ушки, сестры ‚ари с
ее косичками, с надутой, выпуклой верхней губой. “видев эти фигурки,
учитель рисованиЯ џков Ђндреевич, папин сослуживец, сказал: "„а у вас
талант!" Џервый раз в жизни его назвали на "вы". ќто "вы" от взрослого,
немолодого человека, да еще в сочетании со словом "талант", так и екнуло у
него в груди. "‚ам нужно серьезно учитьсЯ, - сказал џков Ђндреевич, -
хотите, Я вас рекомендую в школу тиглица?"
—то за школа такаЯ? Ќи в какую школу он не хотел. Џомотал головой.
"‚прочем, вам еще рано, - сказал џков Ђндреевич, - перед вами всЯ жизнь".
€ в самом деле, перед ним была всЯ жизнь. Њог ли он тогда вообразить,
что она пойдет ступенЯми не вверх, а вниз, в дешевку? —то кончит он ее
отставным морЯком, отставной козы барабанщиком, собственно говорЯ - никем?
‘тариком, праздно гулЯющим по бульварам родного города с мешочком
голубиного корма? €зрЯдно выпивающим, любЯщим свою жену „ашу, забывшим
свою жену Љлавдию, не помнЯщим имени младшего своего сына? € в конце
концов - неподвижным мешком, бесчувственным телом, праздно лежащим на
тахте в ожидании смерти? ‘мерть, ранее длЯ него нереальнаЯ, становилась
неизбежной. Ћ ней на разные голоса твердил ненавистный кран. ѓолоса были
разные, а слово одно: "waste". ‘пасаЯсь от смерти, он нырЯл опЯть в
детство, но оно его выталкивало.
’олько представить себе мамины руки - нежные, мЯгкие, в кольцах. Љак
отрадно зарытьсЯ в них лицом, перебираЯ губами кольца. € тут же
высовывалось будущее: много позже, в голодное времЯ (то ли в
девЯтнадцатом, то ли в двадцатом году), эти кольца обменЯли на продукты.
Ќа муку, на крупу, на воблу. € мамины руки стали уже другими. Ћгрубелые,
со въевшейсЯ под ногти сажей. Ќет, не надо об этом. „айте, дайте еще
покачатьсЯ в детстве, на волне маминого поющего голоса. Џусть споет ему
колыбельную: "‘пи, дитЯ мое, усни..." …сли кто может спасти его, уберечь
от смерти, так это она. "Њама!" - взывал внутри себЯ ”едор ”илатович. Ќо
ее не было. Ќе только здесь - нигде. “мерла от голода в блокаду. Љак
многие, многие другие. ѓде-то на ‚олковом кладбище похоронила ее ЉлавдиЯ.
Ќе могила - просто "место захоронениЯ", как теперь говорЯт. “мерла зимой,
в лютый мороз. ‡емлЯ - каменно-твердаЯ. ‚ернее всего, и не долбил никто
землю, чтобы закопать маму. Џросто привезли ее на саночках, зашитую в
одеЯло, как многих, многих других. Џривезли и оставили. ’ак, без гроба.
ќто отсутствие гроба он ощущал как свою вину. Ђ что он тогда мог сделать?
…го и не было под ‹енинградом. Џеревели на другой участок фронта. ‘олдат
себе не хозЯин.
€ все-таки виноват, кругом виноват. € если сейчас мучаетсЯ, лежит
немой, неподвижный, то это справедливо. ќто - за маму.
Ќет, гнать такие мысли. ЋпЯть вспоминать. Њотать нитку прошлого. „умать
о детстве. Ћно, собственно, уже проходит, но еще теплитсЯ. ђаздувать его,
пока не погасло.

Џервое лето после переезда. ‘нЯли дачу на ‘иверской. ђека Ћредеж.
’емнаЯ, торфЯнаЯ вода, пиЯвки у берега, множество кувшинок. Ќе кувшинок -
водЯных лилий. Ѓелые, душистые, с Ярко-желтыми, шафранными сердцевинами.
‘тебли - как резиновые шнуры, держат, не пускают. ‚арЯ их боитсЯ, говорит:
змеи. Ћн-то не боитсЯ. ‘мело плавает у самого омута, собирает лилии. „ома
он их поставит в воду. ’о есть в плоскую миску, где они еще распустЯтсЯ на
плаву. Њама их любит - это ей.
„ома всегда полно было цветов - и полевых и садовых. Ђ на дни рождениЯ
мамы и папы (оба родились в июле) дети тайком от героЯ днЯ украшали стол.
‚енками, гирлЯндами, пучками Ягод... ђано утром все это делалось. ђодители
еще спали, солнце вставало, чирикали птицы. Ћранжевые лучи пронзали
воздух. Љрадучись, крадучись, на цыпочках украшали они стол. Ћн
командовал, как всегда, ‚арЯ помогала. Џотом снова ложились. Ќо не спали,
толкали друг друга, боЯсь пропустить минуту, когда виновник торжества
выйдет, увидит стол и - ах!
‚от тебе и - ах! Ќа другой день после маминого рождениЯ - ударом грома
- война!
ЏерваЯ мироваЯ. ’огда она еще не звалась "первой". …ще и помыслить
никто не мог о "второй". Ѓыла просто "война". ‘ немцами, с австриЯками.
Џетербург, кажетсЯ, сразу стал Џетроградом. ‡апомнилсЯ спор кого-то из
взрослых: а как будет с Џетербургской стороной? Ѓудет ли она тоже
"Џетроградской"? Ћдин из спорЯщих очень настаивал, чтобы нет. "‚ы только
послушайте, как это звучит: ЏетербургскаЯ сторона Џетрограда! Џрелесть!"
Ћт первых дней войны мало что осталось в памЯти. Џоспешный отъезд с
‘иверской. Џоезд переполнен, осажден, даже на крышах сидели. Љакой-то
матрос жевал булку. ‡накомый начальник станции устроил их в служебный
вагон, переполненный сверх меры. ”едЯ мучительно хотел ехать на крыше...
‚ городе - манифестации, бело-сине-красные флаги, хриплое пение "Ѓоже,
царЯ храни!". Љакой-то человек, забравшись на фонарный столб, кричал
надсадным голосом: "„олой самодержавие!" …го сдернули, кажетсЯ,
растоптали...
„омой, скорей домой! „ома, слава богу, все как будто по-прежнему,
только серее, тусклее, темнее. „аже уютный двор с заветной песчаниковой
Ямой в углу съежилсЯ, насторожилсЯ. ‘ этих дней осторожно омрачилось
детство. Ћно еще билось, трепетало, вздрагивало, но было обречено.
‚ойна. —то это значило? Џосле первых дней, с мобилизацией, криками,
флагами, все словно бы притихло, вошло в свою колею. ‚ойна шла там, на
западе, в отдалении; в тылу она почти не чувствовалась. "Ќе то что втораЯ
мироваЯ, - думал ”едор ”илатович, - котораЯ сразу же охватила, озаботила
всю страну".

Ќо длЯ него лично начало войны отмечено одним фактом. €менно в эти дни
он потерЯл веру.
Ќе то чтобы он очень был религиозен. €х с ‚арей воспитывали по
традиции: учили молитвам, водили в церковь, не очень часто, но и не редко.
Џеред пасхой они говели, исповедовались, причащались. ќто он любил,
особенно вкус красного вина пополам с водой, "теплоты", которой запивали
причастие. ‚ церкви хорошо пахло, иконы и хоругви сиЯли. Џро двухвостую
хоругвь он однажды спросил маму: "Ђ что это: батюшка свои штанишки на
палочке развесил?" ‘оседи, стоЯвшие рЯдом, очень были шокированы, а мама
ничего, даже смеЯлась. ‘овсем ничего было бы в церкви, если б не
приходилось так долго стоЯть.
’ак вот, когда началась война, пришлось ему быть в церкви на молебне.
Ћн услышал, как батюшка молилсЯ "о ниспослании победы православному
русскому воинству". „умал об этом, что-то варил в себе. Џо дороге домой
спросил маму:
- Ђ что, австриЯки тоже молЯтсЯ, чтобы бог послал им победу? (Џочему-то
главным врагом в его представлении были не немцы, а австриЯки.)
- Ќаверно, молЯтсЯ, - легкомысленно ответила мама. - Ђ что?
- “ них бог другой, не тот, что у нас?
- Ќет, тот же самый.
- ’ак откуда же он знает, кого слушатьсЯ: нас или их?
Њама засмеЯлась, но ничего внЯтного не ответила. ‘казала что-то вроде:
"Ћн сам разберетсЯ".
”едЯ пришел домой, взЯл лист бумаги и написал на нем: "Ѓога нет". ‘ам
испугалсЯ: а вдруг все-таки есть и накажет? “дарит гром? Ќе ударил.
Љощунственный лист бумаги - "Ѓога нет" - ”едЯ запер в свой Ящик шкафа.
“ них с ‚арей было по Ящику и по ключу, чтобы было куда прЯтать свои
сокровища и чтобы никто не знал. ‚аре он ничего не сказал про австриЯков и
бога. Ќо через некоторое времЯ призналсЯ маме, что написал и почему. Њама
отнеслась к этому спокойно. ‚о всЯком случае, не рассердилась.
- ‚от ты, значит, до чего дошел, - сказала она. - Ќе рано ли?
- ќто ничего, - спросил он, - что Я так написал?
- Ќичего, - ответила она. - ‡наешь, Я ведь сама Язычница.
Њама - Язычница? ‚от это да! €з книг он знал, что Язычники поклонЯютсЯ
идолам.
- ѓде же твои идолы? - спросил он.
- Љакие идолы?
- Љоторым ты поклонЯешьсЯ.
Њама опЯть засмеЯлась.
- Њои идолы - вы с ‚арей. „а и то когда хорошо себЯ ведете. Ђ вообще Я
поклонЯюсь жизни.
ќто он понЯл. ќто он принЯл.
- џ тоже хочу поклонЯтьсЯ жизни.
- ‚алЯй поклонЯйсЯ. ’олько ‚аре ничего не говори. Ћна еще маленькаЯ.
Ћн не сказал. ќто был их с мамой секрет. —то бога нет, а есть жизнь.
‘ледующим летом он много ее повидал, жизни. ЌесмотрЯ на войну, съездили
с мамой и ‚арей на юг, к теплому морю. ‘нЯли дачу возле Ћдессы, на
каком-то "фонтане" (на самом деле никакого фонтана не было). Љупались,
ловили медуз, морских коньков. ‘обирали цветные камешки, полупрозрачные,
похожие на леденцы. Њама украшала ими свои изделиЯ: ридикюли. "ђидикюлем"
тогда называли дамскую сумку. Џо-французски "ridicule" значит "смешно". €
вправду, смешно: там воина, а здесь - ридикюли.
ќто лето он поклонЯлсЯ жизни как никогда. „ача была светло-желтаЯ,
веселаЯ, из шершавого камнЯ-ракушечника, всЯ оплетеннаЯ снизу доверху
диким виноградом, и стоЯла она над обрывом. Ђ скат обрыва сплошь зарос
серебристой маслиной. Џри ветре кустики ершились, выворачиваЯ листьЯ,
становились еще серебрЯнее. ‚ пасмурные дни серебрЯным было и море. Џо
вечерам оно светилось: искорки поднимались от опущенных в воду рук.
Џоследний островок детства. …ще по-своему безмЯтежный, но уже
омраченный, уже озабоченный. Љусачее слово "дороговизна". „аже малые дети,
игравшие на плЯже в песочек, заламывали за свои пирожки непомерные цены.
Ћгненно-красные закаты каждый вечер тревожно охватывали небо, а потом, уже
в темноте, наступавшей мгновенно, скрещенные лучи прожекторов из конца в
конец его обшаривали. —то ни говори, как от нее ни прЯчьсЯ - шла война.
Ђ осенью еще новый этап: он поступил в гимназию, в первый класс, минуЯ
приготовительный. —итать и писать давно умел: они с "пумпочкой" шутЯ
одолели грамоту, первые правила арифметики... ‘начала с гордостью носил
форму, фуражку с гербом, ворсистый ранец, обшитый тюленьей шкурой, но
быстро разочаровалсЯ. ‚ гимназии было скучно. ѓлавным предметом было
чистописание. Џисали черными, "орешковыми" чернилами в тетрадЯх "гербач".
Ќа обложке - мужскаЯ рука, правильно держащаЯ вставочку. ‚ероЯтно,
владелец руки был тот самый "гербач". Ћн его ненавидел, этого "гербача",
кто бы он ни был, с этой рукой в крахмальной манжете! Ќажим, наклон,
волосЯнаЯ линиЯ... ‘колько часов шло на их выделку - страшно подумать!
Ђ клЯксы? ‘лучайно упавшаЯ с пера каплЯ чернил могла свести на нет
усилиЯ целого днЯ. €скусники ухитрЯлись Языком слизнуть клЯксу и запудрить
ее мелом так, что и следа не было. Ћн не умел да и не хотел. ’ройки и
клЯксы, клЯксы и тройки... Ќе они ли встали навсегда между ним и ученьем?
Ќынешние дети - счастливые! - пишут шариковыми ручками. Ќи волосЯных
линий, ни нажимов, ни клЯкс. Њожет быть, если бы дали ему тогда шариковую
ручку, вышел бы из него ученый? Ќет, все равно не вышел бы.
Љроме чистописаниЯ, противно было петь в хоре. Ќеосторожно обнаружил
перед учителем пениЯ свой голос и слух. ‚ключили его в сборный
гимназический хор, певший по торжественным днЯм, по разным
"тезоименитствам" в присутствии важных гостей. Ѓесконечные спевки: "…ще
раз!" Ќенавидел самый звук регентской палочки, ударЯющей о пюпитр:
"Ќачали!"
’оварищи его не любили, случалось, и поколачивали. ‡а что? ‡а то, что
не похож на других, не такой, как все. ‡а то, что отлично знал немецкий
(это выЯснилось на уроках немецкого Языка). „разнили его: "Ќемец, перец,
колбаса, кислаЯ капуста, съел селедку без хвоста и сказал, что вкусно". ‡а
то, что "маменькин сынок", "неженка". ‡а то, что не умел дратьсЯ... "Ђ ты
давай сдачи!" - советовал папа. Џопробуй дай сдачи, а они - ремнем, даже
прЯжкой...
Ћдин раз совсем вышло плохо: избитый, заплаканный встретилсЯ классному
наставнику. ’от спросил: в чем дело? ђассказал. ‘тали его звать в классе
фискалом. "”искал, по Ќевскому кишки таскал!" Ћчень даже глупо. Ћн ведь не
сам нафискалил, учитель его спросил! ‘овсем стало ему худо.
ЋзлобилсЯ. Џонемножку выучивалсЯ "давать сдачи". Ћднажды даже нос
разбил главному своему врагу, Ѓурнакову. Ћставлен был после уроков.
Ќацарапал гвоздем на стене: "Ѓурнаков дурак". €зобличили, опЯть наказали.
‚ общем, невесело было в гимназии. ѓлавное, никто им не восхищалсЯ,
никому не было до него дела. Ђ он привык к восхищению. €скал прибежища у
мамы, она говорила: "Џотерпи! ‚идишь, времЯ какое".
‚ремЯ и в самом деле было тревожное. ‚ойна. ‘нарЯдов нет. ‚ разговорах
взрослых мельтешили слова: "дума", "ђаспутин", "Џротопопов", "тюрмер",
"измена". €змена шла от царицы. Ќе все слова он понимал, но вместе они
дышали грозой. ‚се чаще слышалось: "„ело идет к революции..."
Џапа, "красный", конечно, был за революцию. Њама, более осторожнаЯ, за
реформы (хотЯ и взбивала подушки "красным"). Ћн, разумеетсЯ, в душе был за
маму, хотЯ и не знал, что такое "реформа". ѓимназическаЯ форма? ђеформа?
Ќота "ре" перед формой? ‚се-таки мало был развит длЯ своих лет...
Ћколо того же времени он в первый раз влюбилсЯ. Џрочел книгу "Џан"
ѓамсуна и решил, что пора. ’олько в кого? „евочек в ближайшей окрестности
было две - Ќюшка и „ушка. ‚ыбрать из них одну было трудно, потому что
близнецы: были почти одинаковые. Љогда стоЯли рЯдом, можно еще различить,
а порознь - хоть убей! Ћбе тощенькие, белобрысые, с одинаковыми косичками,
одинаковым петербургским говором ("у папи", "у мами", "”ильЯнский
вокзал"). Ќе красавицы. Ќо что делать? Ћн все-таки выбрал „ушку и
влюбилсЯ. ‚ероЯтно, сыграло роль имЯ (на самом деле она была „унЯ, а
"„ушкой" стала длЯ рифмы с "Ќюшкой"). ’ак или иначе, он некоторое времЯ
был влюблен и даже носил „ушке монпансье в спичечной коробке. Ћна
жеманилась, говорила "кушайте сами", но брала. Ђ он-то старалсЯ изо всех
сил, даже как-то видел „ушку во сне, вместе летали. Ћчень гордилсЯ своей
любовью. ЏосвЯтил в нее ‚арю. ’а отнеслась серьезно, но сказала: "’ебе еще
рано женитьсЯ". ђешили подождать, он и сам понимал, что рано и вообще -
игра.
Ћднажды случилось недоразумение: он отдал коробок с-леденцами Ќюшке, по
ошибке принЯв ее за сестру. „ушка обиделась, а он после этого ее разлюбил.
Ќе мог снова полюбить, как ни старалсЯ. ‚арЯ сказала: "’ы не виноват".
Ђ жизнь тем временем становилась скуднее, строже. ќлектричество гасло
все чаще: "забастовка". ’рамваи останавливались с поникшими дугами. ’о
одного не хватало, то другого. Ћтпустили кухарку. Њама стала готовить
сама. ѓоворила: "Ѓыло б из чего". Џока что - было.
Ђ почему было - это целаЯ историЯ. Џродукты привез из провинции тот
самый ‹ев ‹ьвович ("‹илович"), который папе сделал "протекцию". ’олстый
хохотун и делец, владелец автомобилЯ (тогда это было редкостью), с сиЯющей
головой, стриженной под "нулевку". Џривез два мешка крупчатки, пуд сала,
несколько колец колбасы, битых гусей, еще что-то... Њама стеснЯлась, не
хотела брать. ’от целовал ее руку, смеЯлсЯ, говорил: "Љогда-нибудь
рассчитаемсЯ".
‚ечером - подслушанный разговор папы с мамой. "’вой поклонник", -
говорил о ‹иловиче папа. Џервый раз ”едЯ услышал, как папа с мамой
ссорились. ќто его ужаснуло! „умал, что такого просто не может быть. € тут
- любовь, на этот раз ‹иловича к маме. Џапа требовал, чтобы ‹иловичу
отдали "весь провиант". Ќо того уже не было в Џетрограде - опЯть уехал...
‡апомнилось потому, что впервые осознал неполное единство папы с мамой.
Љонечно, был всей душой за маму. Џодумаешь, "поклонник"! •отЯ ‹иловича не
любил.
Џока что не голодали. Ќо все чаще, угрозой из будущего, слышалось слово
"голод".
Ћн-то в него не верил. "Ќу, что за голод такой, - сказал однажды, - Я,
например, согласен есть только хлеб" Ћтец посмотрел на него голубым,
критическим взором и сказал: "ѓолод - это как раз когда нет хлеба".
Ќет хлеба? ’акого нельзЯ было себе представить. •леб - он есть всегда,
с ним едЯт остальное, даже принуждают: "…шь с хлебом!" Ќо вскоре пришлось
понЯть, что это значит: "нет хлеба". Ќа долгие годы вперед... ЏонЯл
хорошо, недаром крошил корки в "голубиный мешок", не выкидывал...
"Ќет хлеба" - это, раньше всего, очереди у булочной с покосившимсЯ
кренделем. ‘тоЯли сутками, хлеба не было. Ћчереди шумели, бунтовали,
буйствовали. "Џопили нашей кровушки, злодеи!" Љто-то запустил в витрину
булыжником, она растреснулась колючей звездой. Ћкно заколотили досками. Ђ
очереди все росли и с каждым днем шумели громче. ум проникал даже сквозь
замазанные окна...
Ђ во дворе - вражда. ’еперь бы сказали "классоваЯ". ЏриЯтели, товарищи
детских игр, Њишка и ’итка, худые, повзрослевшие, жаловались: "†рать
охота", а его больно толкнули в спину: "Џроваливай, буржуй!" Ћн-то знал,
что это неправда. Ѓуржуем был ‹илович с автомобилем, крупчаткой, кольцами
колбасы. Ќо Њишке с ’иткой этого не объЯснишь. „лЯ них и он буржуй, и ‚арЯ
буржуйка...
ѓород тревожилсЯ, бурлил, негодовал. —ерез мосты валили толпы с
песнЯми, с красными флагами. ќто называлось тогда "беспорЯдки". Ћн-то сам
не видел, а рассказывали, что казаки с шашками, с нагайками разгонЯют
толпу, убивают, топчут. Џолитика была в воздухе, ею дышали. „аже в
нелюбимой гимназии спорили о ней...

ЉажетсЯ, той зимой убили ђаспутина. ”игура зловещаЯ, загадочнаЯ.
Њрачный колдун, присосавшийсЯ к трону, творЯщий там, наверху, свое черное
дело. € вот - убили. Ќе просто убили, а трижды: отравили, застрелили,
утопили. Љолдун был бессмертен. Ќе исключено было, что он и из реки,
из-под невского льда воскреснет - невредимый. ‚арЯ просыпалась ночью,
будила брата, шептала: "Ѓоюсь ђаспутина". Ђ он, ”едЯ, старший и умный,
убеждал ее, что боЯтьсЯ нечего. —то белое с черной бородищей на спинке
стула - не ђаспутин вовсе, а брошеннаЯ одежда... Ћн даже шлепал босыми
ногами по холодному полу к тому стулу в углу, чтобы, поднЯв со спинки
висЯщее, показать ‚аре: "‘мотри, Я его истребил!" ‚арЯ, успокоеннаЯ,
засыпала, шмыгаЯ зареванным носом.

...ЃелаЯ рубашка на спинке стула. Љошачье-мефистофельское лицо. ‘ын
Џетр. Џриходил, чтобы отомстить. € прав: такому отцу следовало мстить.
ЋтделалсЯ, освободилсЯ, забыл. Љрошки берег, сыновей потерЯл. Љак же
все-таки звали младшего? ”едор? Ќет, не ”едор. €мена даютсЯ людЯм, чтобы
их различать...
ЏривЯзалсЯ же он ко мне - безымЯнный! €, возможно, никого из них нет в
живых - ни Љлавдии, ни Џетра, ни младшего, как бы его ни звали. ‡ачем же
так мучитьсЯ? Ќо мука приходит, не спрашиваЯ зачем.

ѓлавной мукой была неподвижность. ђаньше он хоть падал. ЌапрЯгаЯ все
силы, мог сдвинутьсЯ к краю тахты, свалитьсЯ на пол. ‚се-таки перемена.
’еперь и это было недоступно. Ѓилось в нем, не умолкаЯ: куда угодно, куда
угодно - хоть на пол, хоть в смерть.
Ќочные мысли, путаные воспоминаниЯ скрипели. „верь в прошлое не
открывалась.
ѓлавное, и перелома-то не было. Џостепенно, крадучись подползало к нему
разорение. ’о, что когда-то называлось "банкротством". ‚от сейчас, перед
воротами смерти, он сознавал свое банкротство. Ќечем заплатить за вход.
ђезче скрип: приоткрылась дверь в прошлое. ‘мотрю, слушаю.
...„ымный, туманный, лиловый конец зимы. Џоземка на мостовой. ЊечетсЯ
снег, перебегаЯ с места на место. ”евральскаЯ революциЯ!
‘перва она называлась не "революциЯ", а "забастовка". ‚сеобщаЯ. ‘тоЯли
трамваи в клубЯщемсЯ зимнем дыму. Џо вечерам жгли свечи. Џахло рождеством.
‘лово "революциЯ" укрепилось не сразу. Љ ней "шло дело" и вот - пришло.
–арь отрексЯ в пользу Њихаила, Њихаил - в пользу народа. Ќарод, значит, и
будет править? ‘транно. Ќарод не один человек. "Џортрет народа" будет
висеть в гимназии, где раньше висел царь?
ђеволюцию встретили ликованием. Ќезнакомые люди на улице обнимались,
христосовались, плакали. ‚се надели красные банты. ‚арЯ из своих, длЯ
косичек, подарила по банту Ќюшке и „ушке. …му тоже подарила, он носил.
Њчались броневики, набитые солдатами, ощетиненные ружьЯми, - железные ежи.
‚переди - красный флаг на высоком древке. Ќа ветру гнулось древко.
ЉакаЯ-то подруга пришла к маме. ђадовалась, умилЯлась, рассказывала:
шла мимо сквера, на скамье развалилсЯ солдатик. ‘пит, родимый! ‘лава богу,
слава богу! € крестилась. ’ут раздалсЯ на улице выстрел. ‚сполошилась,
закудахтала... Људа-то ее спрЯтала мама. ‘ама она выстрелов не боЯлась.
џзычница... ѓлЯдЯ на нее, не боЯлись выстрелов и дети. ’о и дело щелкали
они, то поодиночке, то очередью: тра-та-та-та!
Љвартира - на первом этаже, окн." - на улицу. …сли очень уж
разыгрывалась стрельба, мама уводила детей на кухню. …го укладывали на
сундуке, ‚арю - на мучном ларе. Ќичего не было страшно. Њама смеЯлась, и
они с ней. Ћкно кухни выходило во двор. ’ам совсем было лилово. ‡адирали
ноги, прикреплЯли к ним флаги, пели: "ЋтречемсЯ от старого ми-и-ра!"
‚есело было отрекатьсЯ.
Ђ однажды пулЯ - про нее мама сказала: "альнаЯ" - пробила окно в
столовой. Ћставила в стеклах - наружном и внутреннем - разных размеров
дырки. ЌаружнаЯ - четкаЯ, круглаЯ. ‚нутреннЯЯ - с трещинами через все
окно, от рамы до рамы. Џулю искали, но не нашли. ‚двоем с ‚арей, ползаЯ на
коленках, обшарили все углы. ’емный паркет, запах мастики, пыли,
стеклЯннаЯ крошка - а пули нет. ’ак и не нашли. Ћчень досадно. Ђ ему нужна
была пулЯ. Џоказал бы ее Њишке с ’иткой: "—уть менЯ не убила!" ‘разу
увидели бы, что не буржуй.
Ђ вот еще один вечер. "—ерный вечер, белый снег" - по Ѓлоку... “жасный
шум на улице. Ќа этот раз не выстрелы - крики. Љого-то бьют. ђугань,
слышнаЯ через закрытые окна.
Ћказалось, по соседству толпа громила винный склад.
Љак он очутилсЯ на улице и с кем? Ќе запомнил. ‘ папой? Ќет. ‘ мамой?
’оже нет. Ќо кто-то из взрослых стоЯл рЯдом, держал его за руку.
ђазбитые бочки. Љлепки, обручи на мостовой. •лынувшаЯ на мостовую
кроваваЯ жидкость. ‹юди набирали ее в манерки, кувшины, банки. „рались,
толкались, ругались...
€ вдруг окрик: "ђазойдись, стрелЯю!" ‘вист пуль, пулеметнаЯ очередь - и
толпа разбежалась...

—то еще? Њитинги, плакаты, воззваниЯ. "ѓолосуйте за список N_21". —то
это был за список? Љадеты, что ли? Ќет, не кадеты. Ќа одном из плакатов -
усатаЯ рожа городового. •итро улыбаетсЯ, сдвигает красную маску... Љто
агитировал, против кого? “же не восстановишь. ‚се, кто мог помнить,
умерли. Љладбище воспоминаний. ‚се глуше, все бесследное умирает памЯть.
‹юди умирают, и воспоминаниЯ с ними. џ умру, и все, что Я помню, умрет со
мной.
...Ѓорьба партий бурлила в воздухе. € они с ‚арей подключились, как
говорЯт сегоднЯ. Ћсновали свою собственную партию, называлась "ЏартиЯ
освобождениЯ детей". ђазработали программу, в десЯти пунктах. Џомнит
только два: "„олой власть родителей!" и "„а здравствует самоопределение!".
—то именно значит "самоопределение" - не знал, но звучало красиво.
Ђгитировали за свою партию: выходили на улицу с развернутым на двух
палках плакатом. "ѓолосуйте за список номер 0!" - такой круглый номер (он
еще не был занЯт) присвоили они своей партии. “местили на плакате все
десЯть пунктов программы, правда, мелким шрифтом. Џодписано было: "”ракциЯ
детей".
Љончилось позорно: какой-то дЯдька в солдатской шинели без погон вырвал
у них лозунг, растоптал его, сказал: "„омой идите, титьку сосать!" Џошли.
Ђ дома - полнаЯ неразбериха. Џапа за эсдеков-большевиков. Њама
осторожно держалась вне партий. Љто-то из гостей был вообще анархистом; их
доводы казались самыми убедительными: "„олой все!" ‹илович был
октЯбристом, кажетсЯ, так. ЋктЯбрист - значит за октЯбрь? ЌепонЯтно. ‚се
времЯ разговоры об “чредительном собрании ("как о втором пришествии", -
сказал пала). Ћн-то в пользу собраниЯ не верил...
Ђ у них с ‚арей было свое учредительное собрание - под старой липой в
саду. „уплистаЯ, искривленнаЯ, залатаннаЯ бурым железом. ‘идели под липой
и серьезно молчали. "‘амоопределЯлись"...
‚се труднее с продуктами. —ай с сахарином. ‹епешечка долго не тает,
надо ее долбить ложкой. Љогда пьешь - какой-то противный, лживый вкус во
рту. •отЯ и сладко - обман.
‚ечера без электричества, при свечах. ђадужный нимб вокруг каждого
огонька. ‘ощуришь глаза - и во все стороны брызгают иголочки света. ’анец
морских звезд. ’емнота, как вода, и в ней - звезды. ‹учики путаютсЯ в
‚ариных косах. "„ети, пора спать!"
‚ести с фронта: солдаты не хотЯт воевать, братаютсЯ с немцами. "‚от
тебе и единаЯ, неделимаЯ!" - скрипит ‹илович. Ћн в галифе, в кожаном
френче, бритаЯ голова блестит... …му возражает папа, рубЯ воздух узкой
рукой: "‚аша единаЯ, неделимаЯ - колосс на глинЯных ногах!" ‚ижу глинЯные
толстые ноги...
‚ гимназии объЯвили забастовку. ‘частлив: не надо ходить на уроки.
Љрошево какое-то вместо воспоминаний. ‚споминают же другие - свЯзно,
логично. €ли потом придумывают? …сли не придумывать - трудно. Ђ он как раз
решил ничего не придумывать.
...ќтим летом никуда не ездили. Љопались во дворе с ‚арей. ‘вели
знакомство с семьей ворон. "Љооптировали" их в свое учредительное собрание
(слово "кооптировать" очень нравилось). ‘идели, молчали под залатанной
липой, а у ворон был перманентный митинг. Ћрали, ораторы. Ѓыл убежден, что
"оратор" - от слова "орать"...
Ќашли в липе незаколоченное, трухлЯвое дупло. ‘ложили туда свои
сокровища: коллекцию цветных стекол, морские камешки, песчаниковые
фигурки, ‚арины стихи. Ћн украдкой положил туда же секретный лист: "Ѓога
нет". Љаждый написал завещание. ‘мерть казалась чем-то естественным:
слишком много было ее кругом. Ќе боЯлись они смерти, нет. ‘корее всего, в
нее и не верили, как большинство детей, но разговоров о ней не избегали. џ
убит, ты убит, он, она убиты...
Ћсень подошла мраком, дождЯми. ‘ ветвей липы текло. ‚се длиннее, шумнее
очереди у булочной. ‚ыкрики, гам, людские потоки (рабочие с ‚ыборгской).
‘нова и снова выстрелы. –оканье пуль в темноте. Ѓрызги разбитых стекол (на
этот раз - два окна). Ќичего еще не было понЯтно. ‘лово "большевики",
произносимое по-разному: кем с надеждой, кем с ненавистью. ‹юди приходили
растерЯнные. ђоптали, негодовали, кому-то грозили. ‹илович совсем пропал.
“чредительное собрание наконец-то созвали, но сразу же разогнали. ’ем
упорнее сидели они с ‚арей под липой, хранЯ от разгона свое, маленькое.
‚ороны охрипли, крича. ‘ ветвей капало, падало. ‚ороны прыгали, орали.
Ќичего не было понЯтно. Џапа где-то пропадал, а когда был дома, спорил с
кем придетсЯ, рубил воздух ладонью, говорил о "тотальном счастье всего
человечества". ”еде очень нравилось слово "тотальное". Њама держалась
молодцом, посмеивалась, когда другие дамы плакали.
"’отального счастьЯ" покуда не было видно. …да становилась хуже,
скуднее. ЌельзЯ было купить дров, да и вообще ничего. ђазве на рынке, по
бешеным ценам. –ены кусались, как собаки. ‚се это называлось звучным
словом "разруха". Љак удар топора: раз-руха!

‡адавленный мусором, немой, неподвижный, ”едор ”илатович лежал в личной
своей разрухе. Ќа грудь ему давила тЯжелаЯ, выброшеннаЯ из окна фаЯнсоваЯ
раковина, а на кухне непрестанно бормотал кран. ќто бормотание сливалось с
криком митингующих ворон. Ћчень это было тЯжело, очень. ‚ воспоминаниЯх
уже не было ничего отрадного, но он был к ним прикован, обречен. Ќадо было
понЯть, отчитатьсЯ, хотЯ бы перед собой. ЏамЯть мешала, путалась. Ѓыло
когда-то такое развлечение: бег в мешках. ‹юди путались, спотыкались,
падали, смеЯлись. € он сейчас бежал в своем мешке, но не до смеху ему
было.

Ќа чем же мы остановились (он в мыслЯх все времЯ сбивалсЯ, переходил с
"он" на "Я", с "Я" на "мы" и сам находилсЯ то внутри происходившего, то со
стороны). „а, позднЯЯ осень 1917 года. ‚ один хмурый, мокрым снегом
обсыпанный вечер заЯвились к ним в дом какие-то двое, большие, с
винтовками; их сопровождал старший дворник со своей сожительницей тетей
Џолей, матерью Ќюшки и „ушки. ‘крипучее слово "буржуи!". Џапа возражал:
"Њы не буржуи, нет у нас ничего!" "Ђ музыка?" - спросила тетЯ ЏолЯ, с
ненавистью указав на пианино.
€спугалсЯ: а вдруг пианино отберут, реквизируют (слово это, значит, уже
знал). Ќо реквизировали только квартиру - понадобилась длЯ "комиссии
городского порЯдка". Ќеуверенно протестовал папа, требуЯ какой-то ордер.
...„альше - темнота, холод. ‘ижу посреди двора на мокром зеленом
диване, закутанный в мамину лисью ротонду, и на менЯ идет снег. ‚ари не
вижу - где ‚арЯ? ‹юди таскают вещи, спорЯт, ругаютсЯ. "Џотише, - просит
мама, - потише, здесь дети". Љакие дети, когда нет ‚ари, он один? …му
страшно, он плачет, глотает снег, а тут еще мокрый мех лезет в горло...
€ вдруг голоса утихли, снег перестал, и отчетливо стало слышно, как
там, наверху, скрипЯт звезды. Џод скрип звезд удобно, тепло было засыпать.
Ћн и заснул.

ЏроснулсЯ уже в теплой комнате с незнакомыми стенами, обои -
букетиками. ђЯдом - мама, тетЯ ЏолЯ, дворник ”адеич. Ћн говорил:
"Ќебель-то вашу в сараюшку сволок. ’Яжела твоЯ музыка, дери ее нечистый!
‚ы не взыщите, если где покарЯбал". Ђ тетЯ ЏолЯ: "Џростите, если что не
так. џ ведь не со зла, а от бедности". - "Ќичего-ничего, - отвечала мама,
- было бы здоровье".
Љомната, оказываетсЯ, была дворницкой. ”адеич, добрый человек, их
приютил. Љомната уютнаЯ, с пучками ковылЯ за иконами, с лампадками и
пасхальными Яйцами на лентах. Ќа стене висели часы с кукушкой - казалось,
каждую минуту она высовывалась из домика и куковала. ‚ремЯ очень быстро
шло, незаметно. Ѓумажные кружева на окнах шевелились. ‚ремЯ от времени
поЯвлЯлись Ќюшка с „ушкой, какаЯ из них - какаЯ, он уже не различал.
Ћн заболел. ЉажетсЯ, испанкой. Ђ может быть, не тогда была у него
испанка, а позже? Ќет, именно тогда, в дворницкой.
“ изголовьЯ стоЯл стакан чаЯ с малиновым вареньем. "Љушайте,
поправлЯйтесь!" - говорила тетЯ ЏолЯ. ‘квозь стенки стакана Ягоды казались
огромными: таких не бывает. Џодходила мама, пробовала губами его лоб,
шептала: "ѓорит". Ћн был рад, что "горит", "горел" с наслаждением,
чувствуЯ, как растет, как раскрываетсЯ в его теле каждаЯ клеточка. ‚падал
в беспамЯтство, как в теплую, сладкую воду. ‘мерти не боЯлсЯ, хотЯ стоЯла
она рЯдом. "Ѓог дал, бог и взЯл, - говорила тетЯ ЏолЯ плачущей маме, - на
все его, батюшки, волЯ!" Ђ он в это времЯ плавал в стакане чаЯ с малиной и
наслаждалсЯ безмерно.

...Ќачал заново себЯ сознавать уже выздоравливающим, слабым, капризным,
в новой квартире на пЯтом этаже, которую им дали взамен ошибочно
реквизированной. Џапе с мамой квартира нравилась: просторнаЯ,
четырехкомнатнаЯ, с высокими потолками и большими окнами. Џравда, от окон
дуло. "‡ато как хорошо тут будет летом!" - говорил папа. Ћн вообще был
весел, бодр, без конца пропадал у себЯ в школе, где организовывал какие-то
курсы по ликвидации безграмотности. "‘коро в нашей стране каждый будет
уметь читать и писать!" - говорил папа, отогреваЯ руки на стакане с
горЯчим чаем. Ђ ему, ”еде, новаЯ квартира была не по душе, он скучал по
старой, обжитой, с привычными вещами, даже с окнами, заклеенными сахарной
бумагой там, где пробила пулЯ. ‡десь от больших окон все времЯ дуло, а
топить было нечем; кое-как с грехом пополам отапливали одну комнату, где
поставили все вещи, сбереженные ”адеичем в его "сараюшке"; остальные,
выброшенные во двор, пропали, в том числе шкаф с запертым на ключ
секретным Ящиком; ключ был тут, а шкафа не было! ‘кандалил, плакал,
требовал у мамы невозможного: вернуть шкаф... "Ќу что ты как маленький, -
говорила она, смеЯсь, - и не стыдно? Џодумай, скольким людЯм сейчас куда
хуже, чем нам, а ты все шкаф да шкаф!" Ћн рыдал так, как будто там, в
секретном Ящике шкафа, он запер часть своей души. Ђ липа-то, в дупле
которой были спрЯтаны сокровища? Ќет, никто его не понимал, не только
‚арЯ, даже мама, любимейшаЯ из любимых! ‚ыздоравливал долго, нудно, не
сразу встал на ноги, а когда встал, поначалу не умел ходить: все его
заносило куда-то, все шатало...
Њного лет спустЯ он сходил-таки в тот двор - посмотреть, что сделалось
с дуплом, целы ли сокровища? „вор был до смешного маленький, а прежде
казалсЯ большим. „упла не было, липу спилили. Џосчитал, от нечего делать,
годичные кольца на срезе ствола - оказалось, сто двадцать.
Ђ новую квартиру он так и не полюбил - ни тогда, ни после. —то-то было
в ней обреченное. Ћна как будто несла в себе все страхи и несчастьЯ
будущего. € все его нечистые, лживые годы. € потолок, пробитый бомбой. €
мамину смерть...
Ќо еще много должно пройти, пока все это будет.

‚оенный коммунизм, как это теперь называетсЯ. ’огда это названиЯ не
имело. Џросто было трудно, темно, холодно, голодно.
‚споминаЯ об этом времени, он его уважал и даже в каком-то смысле
жалел. Ѓедные годы, по-своему героические, но как их заслонила блокада,
куда более страшнаЯ. “несшаЯ куда больше жертв. Љак ‚еликаЯ ЋтечественнаЯ
война заслонила финскую...
‚се-таки стоило вспомнить, помЯнуть годы военного коммунизма. Њало
осталось тех, кто их помнит. „анью уважениЯ пусть будут мысли о них. Џусть
отрывочные, бессвЯзные.

‡има какого-то там года (девЯтнадцатого? двадцатого?). ‡има жестокаЯ,
скуднаЯ, беднаЯ.
Џапу мобилизовали, он воюет, они остались втроем: мама, он и ‚арЯ.
Њама, смеЯсь, его обнимает: "’ы теперь единственный мужчина, глава семьи!"
“дивительно, как она умеет всегда оставатьсЯ веселой. ‚ квартире мороз.
’опить нечем. Џоследние где-то выданные дрова сожжены.
‚ыходим гулЯть с ‚арей; во дворе кажетсЯ теплей, чем дома. „еревьЯ
бархатно-белы, мохнаты. ‚ороны прыгают молча.
‚арЯ закутана по уши. Ќа ней синее пальтишко с облезлым черным
воротником: рукава коротки, из них торчат озЯбшие, фиолетовые запЯстьЯ.
Џоверх всего - мамин дырЯвый платок, называетсЯ "бывший козий". Ќа пухлом
надгубье - болЯчка (от недоеданиЯ). Џочему эта смешнаЯ фигурка видитсЯ так
отчетливо, словно сейчас, сию минуту идут они по серому скрипучему снегу?
‡аходим в обширный двор бывшего коммерческого училища (оно давно
закрыто, здание пусто). € вдруг - находка! ‚ углу двора, припорошеннаЯ
снегом, какаЯ-то груда вещей, накрытаЯ рогожей. ЋказываетсЯ, парты!
—ьи они? Ћчевидно, коммерческого училища. Ќо оно же закрыто? ‡начит,
ничьи. ‡начит, мои с ‚арей. Њы же их нашли!
‡аконность ворочаетсЯ в душе. “важение к чужой собственности: "Ќе
укради!" Љто-то же их накрывал рогожей? ‡начит, чьи-то.
Ќо они деревЯнные. Њогут гореть. ‚ижу огонь, мысленно греюсь.
Џрекрасно! „ух захватывает. ђешаю: парты все равно что ничьи. Џойдем
вечером. Љогда стемнеет.
‚от и вечер. ‘иний, угрюмый. ‘ани на поводке, сзади. ‚еревка в руке.
‚арЯ послушно плететсЯ рЯдом с санЯми. Ќа добычу идем, на добычу!
‘трашновато. Ђ вдруг у парт поставили сторожа, да еще с ружьем? —тобы
себЯ подбодрить, читаю загадочным голосом стихи Ђ.Љ.’олстого "‚олки".
Њожет быть, не все слова помню. Ќо это неважно.

Љогда в селах пустеет,
‘молкнут песни селЯн
€ седой забелеет
Ќад болотом туман,
€з лесов тихомолком
Џо полЯм волк за волком
ЋтправлЯютсЯ все на добычу...

‚от и мы - тихомолком, крадучись. ‚аре не нравитсЯ, что Я читаю, она
трусит. Ђ Я продолжаю вполголоса, еще страшнее, таинственней:

‘емь волков идут смело.
‚переди их идет
‚олк восьмой, шерсти белой...

- Ћй, не надо! - кричит ‚арЯ. Ђ Я безжалостно:

Ђ таинственный ход
‡аключает девЯтый.
‘ окровавленной пЯтой
Ћн за ними идет и хромает.

€менно "пЯтой", а не "пЯтой". ’ак страшнее. ‚арЯ затыкает уши, бежит
прочь от саней. "‚ернись, дура!" ‚озвращаетсЯ: "”едЯ, только не надо про
волков!" - "‹адно, не буду, раз ты такаЯ глупаЯ". Ѓодрюсь, но и мне
страшно. “видЯт, поймают, посадЯт в тюрьму. Ђ то и подстрелЯт...
‚от и двор коммерческого училища, и парты тут. € никого. Љарабкаюсь на
груду парт. Ћтогнув рогожу, привЯзываю веревку к деревЯнной ноге. ‹езу
вниз. ’Яну за веревку. Џарта трещит, обрушиваетсЯ. Ќикто не слышал? Ќикто.
’емнота.
Џарту - на сани. ЏривЯзать. ’еперь - домой. ’Янем вдвоем. Џовизгивает
снег, подмораживает. ‚арЯ - чумазаЯ, с болЯчкой. †алко ее. € все-таки
что-то подхлестывает, снова читаю:

€х глаза словно свечи,
‡убы - шила острей...

- Ћй, ой, ой, - кричит ‚арЯ, словно ее бьют. Ђ Я - дальше:

’ы тринадцать картечей
Љозьей шерстью забей
€ стрелЯй по ним смело.
Џрежде рухнет волк белый,
Ђ за ним упадут и другие...

‚арЯ бросает сани и убегает, плача, в темноту. Џобежал за ней. “хватил
за пальтишко. —то-то треснуло. ђевет, беднаЯ! Ќапугал. Ђ вслух: "Ѓалда,
что же, Я один должен тащить?" “молЯет: "Ќе надо так страшно!" Ћбещаю: "Ќе
буду". ‘нова впрЯгаемсЯ. Њолчу. ‚ уме звучат последние строки, самые
страшные:

Ќа селе ж, когда спЯщих
‚сех разбудит петух,
’ы увидишь лежащих
„евЯть мертвых старух.
‚переди их - седаЯ,
Џозади их - хромаЯ,
‚се в крови. ‘ нами сила господнЯ!

‚арЯ подозрительно прислушиваетсЯ к безмолвному бормотанию. Ќо и мне
самому страшно. „евЯть мертвых старух...
Ћтлично понимаю, что украл парту, именно украл, и это плохо. Џлохо, но
и чем-то прекрасно. ‘трашноватаЯ радость преступлениЯ кружит голову.
"Џреступление" - от "переступить", перейти. Џервый раз перешел. ‚иноват,
но герой...
’ащим парту на пЯтый этаж. Ћх, и тЯжела же! Њама удивлена: "—то это вы
притащили?" - "Џарту", - правдиво отвечает ‚арЯ. "Ћткуда взЯли?" -
"Ќашли", - полуправдиво отвечаю Я. "ѓде?" - "‚о дворе".
‘ловно бы и не соврал - и соврал. Џервый раз соврал маме, осквернил
детскую клЯтву: "Џеред мамочкой скажу!" ‚арЯ молчит. Њама как будто
сомневаетсЯ, но видно, что рада.
“крал, соврал - и ничего, небо не обрушилось. ‚от уже парта расколота
на мелкие части, пылает печнаЯ топка, Яркий огонь оранжев, и в нем сгорает
все - и преступление, и ложь, и ‚арины слезы, и даже стихи про волков...
Ѓлаженное тепло наполнЯет комнату, и два зеленых плюшевых кресла
становЯтсЯ похожими на добрых зверей. € замерзшее пианино оттаивает,
издает звук.

Џерелома не было. Ќо все-таки каким-то рубежом была эта перваЯ кража.
ђаз переступив, шагнув за пределы дозволенного, он стал другим человеком.
Џопробовали бы теперь одноклассники его бить - ого!
Џочти каждый день он отправлЯлсЯ на промысел. ‘емь волков идут смело...
Ћн уже ничего не боЯлсЯ.
ѓруда парт быстро растаЯла. ‚идно, по его следам пошли другие. Ќе беда!
ђазве мало в городе того, что может гореть? Ћн проникал в пустые,
покинутые жильцами квартиры. ‚ бывшие учреждениЯ, магазины. €скал и
находил горючее: доску, ножку стула, раму от разбитого зеркала. ‚ооружась
"фомкой", посЯгал и на подоконники, плинтусы, пороги. —то-то манЯщее было
во всем этом: азарт разрушениЯ. ‘овесть молчала. Ћн крал, но ни у кого.
Љрал у разрухи, у запустениЯ. Ќе он возьмет, так другие.
€ все-таки иногда страшновато было ломать. ‡апомнилась одна дверь со
стеклЯнными створками, расписанными любовно, затейливо. –веты там были,
люди, звери... Љогда он стал ее выворачивать с петель, она запищала, как
женщина. Ћн испугалсЯ: что делаю? Ќо преодолел себЯ. Ќарочно поднЯл ногу в
валенке и разбил расписное стекло. ‹юди, звери, цветы посыпались на пол...
“ж не так ли в дальнейшем - сперва робеЯ, потом привыкаЯ, рубил, рвал,
разметывал собственную жизнь? „ушу свою единственную? Ќу нет. ’огда он был
еще почти невинен, мальчик с "фомкой" в немытых руках, маленький охотник в
дебрЯх пустого города... Ѓез его промысла семьЯ могла погибнуть холодной
смертью.
Џриносил топливо домой. "Ћткуда дровишки?" - спрашивала мама. "€з лесу,
вестимо", - отвечал он. ‚се очень просто. „обыча не кража.
’опили не толстую печь-голландку (на нее дров не напасешьсЯ!), а
маленькую буржуйку. †елезнаЯ, даже, пожалуй, чугуннаЯ, на искривленных,
неуклюжих ногах (дразнил ‚арю, показываЯ на них пальцем). ‘тоЯла косо, как
пьЯнаЯ. ’рубу вывели в форточку. Љогда дул ветер с той стороны, дым шел в
комнату, ел глаза. €з сочленений трубы капал деготь. —тобы он не пачкал
мебель, вещи, к трубе на проволочках подвешивали банки. Љогда дул ветер,
банки качались...

‚се это видитсЯ, как вчера. ѓораздо Яснее, чем другаЯ буржуйка -
блокаднаЯ. Ѓуржуйка в комнате у мамы с Љлавдией. Љакие там были ножки?
•оть убей, не помню.
...Њама, ЉлавдиЯ сидели рЯдом, протЯнув к огню исхудалые руки. Ќа
острых, одинаково старческих плечах - ватники. ‘идели рЯдом, но отделенные
друг от друга взаимной неприЯзнью, это он сразу понЯл, как только вошел.
‘ын ЏетЯ уже спал, накрытый всем теплым, что было в доме, целый ворох
одежд и одеЯл... “ тени на стене были заЯчьи уши...
‘просил: "—ем топите?" Њама равнодушно ответила: "Џока - книгами". ќто
равнодушие - ведь так любила книги! - было почти как холоднаЯ смерть. Љ
тому же книги не грели. Ћдин пепел и шелест...
"‹омайте полы", - сказал он, вспомнив свои детские подвиги. ЉлавдиЯ
косо усмехнулась и ответила: "‘ил нет".
Ћн понЯл тогда, в чем была разница с временем его отрочества: тогда
город опустел, жители разъехались. Ђ в блокаду ехать было некуда.
ЋставайсЯ, умирай.
Људа он мог их увезти? Ќе к себе же, на фронт?
Ќу ладно, хватит себЯ терзать. ‹учше вспоминать о том, первом голоде.
Ќосил дровишки, носил - и все-таки было холодно. Љакой-то постоЯнный
сквознЯк, то ли из незанЯтых комнат, то ли от окон. „уло, дуло... ‘пали не
раздеваЯсь, в пальто, шапках, а то и в валенках. Њама на кровати с шарами,
он на зеленом диване. ‚арЯ на двух сдвинутых креслах. Џо утрам она
выглЯдывала из своего логова, как худенький, пухлогубый зверек.
Љакое-то подобие обеда было у них каждый день. Џо карточкам давали
овес, рожь, сушеные овощи - назывались "хрЯпа". Њного лет спустЯ, когда
”едор ”илатович где-то прочел слово "хрЯпа", у него защемило сердце и в
ноздрЯх запахло дымом. ‚сЯ еда припахивала дымком. ‚арили ее в чугунке на
буржуйке, снЯв две вьюшки. „ым проскальзывал в щели, огибал посудину...
ѓотовил еду и топил буржуйку он - ‚арЯ не допускалась. …го право: он
добывал дрова. Ђ готовЯ, мог на законном основании пробовать, облизывать
ложку... ‚арЯ обижалась, звала его "истопником" и "поваром".
Ѓлаженством был хлеб. „авали, кажетсЯ, по три восьмушки на день (три
восьмых фунта значит сто пЯтьдесЯт граммов, почти блокаднаЯ норма!). Њама,
служащаЯ, получала больше, но ненамного. „елили поровну, мама норовила ему
подсунуть побольше, но все равно было мало, мучительно мало! ‚от когда он
понЯл давние папины слова: "ѓолод - это когда нет хлеба". •леб снилсЯ,
мерещилсЯ - влажный, сырой, липкий, с торчавшей из мЯкоти соломой - но
хлеб!
Љроме хлеба, давали еще дуранду - подсолнечный или льнЯной жмых. Ќечто
черное, плотное, маслЯнисто блестЯщее. „уранда хороша была тем, что долго
жевалась, прилипаЯ к зубам. „олго-долго рот был занЯт делом, и голод
словно бы притуплЯлсЯ.
Љартофельные очистки. €х тоже давали по карточкам. Ћставалось неЯсным,
какие" же счастливцы ели саму картошку? Ћ ней можно было только грезить.
€з очисток мама пекла оладьи на касторовом масле. ’олько подумать, та
самаЯ ненавистнаЯ в детстве касторка! Љак же она была хороша!
€ вообще как была хороша еда - любаЯ! Људа потом деваетсЯ этот восторг
еды? ’ело забывает о голоде, только разум помнит. “важение к еде
сохранЯетсЯ на всю жизнь.
‘охранил его и ”едор ”илатович. Ѓуквально не мог видеть брошенных,
заплесневевших, в грЯзь затоптанных кусков хлеба. Џотому и размачивал
корки, скармливал голубЯм.
Ђ вода? ’оже драгоценность. …е привозили на санках. ‚ ведрах она
плескалась, намерзали кружева по краЯм. Ћн жалел каждую каплю.
‚арЯ - в той же упрЯжке, он - коренник, она - пристЯжнаЯ. "‡авивайсЯ
кольцом!" - командовал ‚аре. —то это значило "завиватьсЯ кольцом", не
вполне было Ясно, но она завивалась.
‘амое трудное - ведро на пЯтый этаж. ‚ода тЯжелаЯ, плещетсЯ, сразу
замерзает на ступенЯх - местами они похожи на ледЯную горку, так бы и
съехал вниз на заду, но нельзЯ - надо нести ведро. Џока он несет одно
ведро, ‚арЯ внизу сторожит другое: могут украсть.
‚ода - драгоценность. Њожет быть, оттуда, из отрочества, эта бешенаЯ
ненависть к крану? ‚озможно. ђанние впечатлениЯ врезаютсЯ в душу. Љрепче
их не бывает на свете.

ЉажетсЯ, в ту самую голодную, самую холодную зиму он не училсЯ. ‚о
всЯком случае, учениЯ своего не помнил.
Џетроградские зимние вечера и всегда-то темны, а в ту зиму были черны,
как уголь. ‚ глубоких потемках мерз город. ќлектричества, конечно, не
было. Ћсвещались самодельной коптилкой. ќто была баночка, наполненнаЯ
темной жидкостью (керосином? лампадным маслом?). ‚ ней плавал фитилек,
скрученный из ниток. Ћн держалсЯ на разогнутой шпильке. ‚се это напоминало
человечка: огненнаЯ голова, раскинутые руки, туловище, нога. Ћгонек -
слабый, чахлый, сине-желтый. Ќо прищуришь глаза - и во все стороны
радужные лучи. ‘иЯют ресницы. ‘иЯет душа. ‚ ту зиму, как ни странно, он
был счастлив. Ћн сочинЯл оперу!
Ћпера была новаторскаЯ, бытоваЯ. Џели в ней люди, пели и вещи.
“вертюра. ™елканье выстрелов. ‚ой ветра. ‹юдской крик. Њарсельеза.
‡анавес поднЯт. ’емнота. ЃодраЯ утреннЯЯ ариЯ мамы, призывающаЯ детей
вставать:

‚ставайте, ребЯтишки,
Ќесите-ка дровишки,
‘ейчас
‚троем
Њы печку разожжем!

€ жемчужнаЯ рулада - мамин смех. Ђ ну-ка, бодрее!
†алобный дуэт ”еди и ‚ари:

Ћх, мамочка, не хочетсЯ вставать!
Џозволь еще минуточку поспать!
…ще ведь ночь, совсем темно кругом!
‚едь в темноте мы чай не отопьем!

‘лово "отопьем" его немного раздражало. Њожет быть, так:
‚едь в темноте мы чаю не попьем?

Ќеважно. ѓлавное - музыка.
’емнота рассеиваетсЯ. ‡агораетсЯ коптилка (они ее звали почти
по-итальЯнски "кабадилла"). ЂриЯ кабадиллы. ЂриЯ самовара. ЂриЯ чайника.
„уэт самовара и чайника...
‘лова сочинЯла ‚арЯ, а музыку - он. ‘начала музыку, потом слова. Ћн
напевал ‚аре мотив, она схватывала ритм и отвечала стихами. Ќеважные были
стишки, он и не скрывал своего к ним презрениЯ. ‘ам-то не умел рифмовать
даже так, но делал вид, что до этого не снисходит.
Њама уходила на службу, а он, надев ее перчатки без пальцев (назывались
"митенки"), садилсЯ за пианино и разыгрывал на ледЯных клавишах отрывки из
оперы. ’емнота обозначалась звуками самых низких басов. ‚озникающий свет -
движением вверх по клавиатуре. Џел арии - их с каждым днем становилось
больше. ‚арЯ сидела рЯдом, восхищенно-покорнаЯ, закутаннаЯ выше ушей, и
подсказывала слова, когда он их забывал. Ћчень хотела петь, но он ей почти
не позволЯл: не тот слух. ‚олей-неволей допускал ее к участию в дуэтах, но
придиралсЯ немилосердно: "ЋпЯть соврала на четверть тона!" ЃеднаЯ, она и
полтона-то с трудом различала. ‚сегда подчиненнаЯ, на вторых ролЯх. —айник
при самоваре. Љак она чихала тоненько: "’и!" ќто "ти!" он ввел в партию
чайника.
Ћдин раз, впрочем, она его удивила: позволила себе критику. ‘казала,
что мотив арии мамы напоминает известную песенку "Џо улице ходила большаЯ
крокодила...". Ћн ее сразу же поставил на место: "—то ты понимаешь в
музыке?", хотЯ, в сущности, она была права, он и сам что-то такое
чувствовал. Ќо дело не в этом. Љак он был горд и счастлив, сочинив
коронный номер своей оперы - арию воблы!
‚обла - в наше времЯ деликатес, за которым давЯтсЯ в очередЯх, - тогда
была не редкостью, а едой, нарЯду с дурандой, столовским супом,
картофельными очистками. ‘ухаЯ, красно-бураЯ, с кристаллами выступившей
соли, твердаЯ, как доска. Џеред тем как есть, ее долго колотили о кухонную
плиту, чтобы размЯгчить, пока не распадалась на тонкие ремешки - волокна.
’акое волокно можно было жевать и сосать, жевать и сосать, не глотаЯ!
—асами длилось наслаждение одной рыбиной...
€ вот однажды ночью, не вставаЯ с постели, он сочинил и спел в уме свой
шедевр - арию воблы. Ѓез слов, одна музыка. Ќо какаЯ! ’оржествующаЯ,
светлаЯ (теперь сказали бы "жизнеутверждающаЯ". Ќе терпелось тут же,
сразу, сыграть ее на пианино. Ќо маму нельзЯ было будить (‚арЯ не в счет).
Ћн только нетерпеливо барабанил пальцами по бедру, мычал мелодию где-то у
себЯ в носу и неслышно, в такт пристукивал валенками по спинке дивана.
“тром ‚арЯ сочинила слова арии воблы. Ћн, против обыкновениЯ, долго к
ним придиралсЯ: не хватало в них ликованиЯ, не было чудесного вкуса
коричневых ремешков. ‚арЯ не понимала, чего он хочет, хныкала (он ей
съездил за это по шее). Ќаконец вдохновилась.
‚есь этот день с утра до вечера, не чувствуЯ ни холода, ни голода, он
играл и пел арию воблы - свой шедевр...
‚от и сейчас, вспоминаЯ, ”едор ”илатович мычал про себЯ внутри
радостную мелодию. •олодные слезы восторга выступали у него на глазах и
одна за другой катились к носу. Ћн не мог их вытереть, а если б и мог - не
стал бы. Њотив он помнил, а слова не все. ‚арю бы спросить, но где она,
‚арЯ? Ѓыла бы здесь, спросить все равно не мог бы. Ќем. •уже, чем слеп.
Ќеподвижен и нем. Ќачисто отрезан. ќто ли не страдание?

•орошо бы перед смертью повидать ‚арю. Ќа что она в конце концов стала
похожа? —ем встретила свою старость (ведь она же стара, как и он!).
ѓоворЯт, старость милостива к некрасивым. ‚озможно, ‚арЯ к старости
похорошела, хотЯ трудно себе это представить. Ќе то что он - бывший
красавец, а ныне старый гриб, пень, корЯга. ‚се бранные слова адресовал он
своему телу, сыгравшему с ним такой неприличный, издевательский фарс.
‚арЯ, сестра его детства... Ќе видел ее давным-давно, с самых тех пор,
как сошелсЯ с „ашей, бросил Љлавдию (вернее, она его бросила). ’огда ‚арЯ
приезжала как Ђнна Љаренина - мирить брата с женой. Ќе помирила. Ѓыла
целиком на стороне Љлавдии, его осуждала: "Љогда же ты опомнишьсЯ, начнешь
жить, как человек?" Ђ он осуждениЯ не любил. Ќикакого не любил
дискомфорта. ђасстались с ‚арей холодно, с тех пор только переписывались,
и то нечасто. "„орогаЯ сестрица!" - обращалсЯ он к ней. Ђ она просто:
"”едор!" „авно чужие. Ђ теперь почему-то нужна...
‚сегда усерднаЯ, усидчиваЯ (пухлое надгубье выпЯчено), самозабвеннаЯ
трудЯга. Ћкончила биологический, стала микологом - специалистом по грибам.
"ѓрибологом" называл он ее в шутку, словно бы смеЯсь над ее занЯтиЯми:
подумаешь, грибы! Ђ длЯ ‚ари ее грибы были делом жизни. —его-то она там
достигла, не бог знает чего, но кандидатскую защитила. Џечаталась в
специальных изданиЯх, однажды даже прислала ему экземплЯр журнала
"Џрирода" со своей статьей... ЏотерЯл, куда-то засунул...
Ђ после войны ‚арЯ в ‹енинград уже не вернулась, застрЯла в своей
‘ибири. ‡амуж так и не вышла. Ќе нашлось, видно, охотника. Ќо семьЯ
какаЯ-то была у нее: воспитывала двух сирот, подобранных в странствиЯх во
времЯ войны. “сыновила их, обучила, вывела в люди. ЉажетсЯ, мальчик и
девочка. ’еперь, поди, уже взрослые, немолодые. Ћн их ни разу не видел.
„лЯ него они были не люди - знаки. ‘колько живых людей перевел он в знаки!
‚арю не перевел. „етскаЯ дружба с сестрой - пусть он ее обижал, но дружба!
- до сих пор светит из прошлого.
‚се-таки почему так получилось, что пошли они с ‚арей в жизни совсем
разными путЯми? Ћн - в расточители, она - в собиратели? Ђ ведь вместе
росли, в одно времЯ, в одних условиЯх. ‚месте таскали парты...
Ќичего не скажешь, трудное было времЯ, но чем-то и прекрасное. •олодно,
голодно, но богато: он тогда не расточал - собирал. Џусть по чужим
квартирам. ’огда, впрочем, никто не расточал - берегли каждую крошку. Ќе
голубЯм - людЯм. ѓолубей всех съели...
Ѓез голубей, без воробьев город был странен. ‚сЯ жизнь тогда была
странной, парадоксальной.
Ћдно времЯ совсем отменили деньги. ‚се - бесплатно. Ѓесплатный суп -
его выдавали в столовой, надо было выстоЯть очередь, он стоЯл, ветер дул
пронзительно. ‘тоЯл за супом, чтобы прокормить семью. Ќосил его домой в
жестЯном ведерке, накрытом салфеткой с лЯгушечками. Љогда-то их вышила
крестиком ‚арЯ - перваЯ ее работа. ’ри зеленых плЯшущих лЯгушонка с
желтыми животами...
Ћднажды пришел домой: ведерко с супом тут, а салфетки нет. Џлакала
‚арЯ: "Њои лЯгушечки!" Ќашлись на дне ведерка, утонувшие в жидком супе
(пшенном). ђадовалась ‚арЯ: "Њои лЯгушечки!" ‘алфетку обсосали вместе...
’рамваи - тоже бесплатно. Ќо они почти не ходили. ’ащились, обвешанные
гроздьЯми людей, то и дело останавливаЯсь. Ќа остановках - огромные
очереди, завивавшиесЯ кругом афишных тумб. ’умбы были - афиш на них не
было. ’олько иногда - извещениЯ, их почти сразу же обрывали "на растопку".
€звещениЯ об изменении продовольственных норм (почему-то помнЯтсЯ только
уменьшениЯ). …ще одно, крупными буквами: "’оварищи, над городом революции
нависла опасность!" ЉажетсЯ, ждали ћденича. ‘лышно было рокотание пушек,
как в летнюю ночь - дальнЯЯ гроза. ’акое сравнение он придумал и гордилсЯ
его художественностью.
...Ћтменили деньги. †алованье одно времЯ платили старыми, отмененными,
а потом перестали платить вообще. ‚се равно деньги цены не имели, только
продукты. Ќо вот странно: почему-то не отменили плату за проезд по
железной дороге. ЉакаЯ-то ничтожнаЯ, но сохранЯлась. Њожно было, впрочем,
проехать и даром, если ловко проскользнуть сквозь охрану. ‘крещенные
винтовки, брань. ‚ооруженные люди боролись с "мешочниками", хватали,
сажали. …му ездить было некуда и незачем, но он ездил - из чистого азарта.
Џригороды... Џетергоф с сухими, мертвыми фонтанами. Џустынный, задумчивый
Џавловск. ЉазеннаЯ ѓатчина на скрещении дорог - Ѓалтийской и ‚аршавской...
ѓде-то сразу за ѓатчиной была уже линиЯ фронта: шла гражданскаЯ война...
Ќа одной из станций по платформе бродила курица. ќто хорошо запомнилось
своей необычностью. Ѓродила, взмахивала гребнем, клевала, глЯдела боком.
Њелькнула мысль: поймать, украсть? Ќет, на это он был неспособен. Љрал
только ничье, а курица Явно была чьЯ-то. Ѓродила по перрону, пестренькаЯ,
мотала гребнем. Џочему до сих пор никто ее не украл?
Ђ город все пустел - бесплотный, призрачный, прозрачный от пустоты,
безлюдьЯ. Ќа улицах росла трава. €ногда высовывал голову даже цветок.
‡апомнилсЯ василек на Ќевском, пробившийсЯ между торцами. —то-то жалкое в
неЯрком, тощем венчике. Џришибленный общим голодом, он тоже был истощен...
’ихо. Ќе чирикали птицы, не ворковали голуби, не гремели телеги.
Њолчаливое небо было чисто, бездымно. ‘транной, опаловой нежностью
отливало оно над Ќевой.
Ћперу свою он закончил и начисто в ней разочаровалсЯ. Ќет, он не
композитор, он художник! ќто опаловое небо - нарисовать бы его акварелью!
Ќо не на чем. „аже краски какие-то сохранились от прошлого, мама сберегла.
Ѓумаги но было; все, что было, сожгли. Љругом только пустые, безглазые,
никем не охранЯемые дома. Ѓывшие учреждениЯ. Ѓесплодные: все, что можно
было украсть, украдено. Ћн все-таки по ним бродил. € вдруг - повезло! ‚
одном из закоулков нашел кучу конторских книг. ’Яжелые, переплетенные
солидно, в коленкор, а внутри - трудно даже поверить! - бумага!
ЏревосходнаЯ, плотнаЯ. Љаллиграфические надписи: "Љредит", "„ебет", цифры
столбиками, а некоторые страницы чисты!
‚еликолепнаЯ находка! ‡абилось сердце. ЋбнЯл, прижал к груди охапку
книг. …ле донес до дому. ‚зЯл с собою ‚арю - еще! Ќесколько раз ходили за
книгами, пока не вынесли все.
’ут началсЯ у него рисовальный запой, вроде того, когда сочинЯл оперу.
Ћтыскал, отмыл старые краски. Љисточка тоже нашлась (спасибо маме!). Ќачал
писать пейзажи - по нескольку в день. €зображал город во всей его
пустынной необычности, неизвестно длЯ чего, мелькала мысль - длЯ
потомства...
’оржественнаЯ Ќева с ее тЯжелыми, низкопролетными мостами (по каждому
из них еле плелсЯ один пешеход; он изображал его беглым движением кисти
сверху вниз. Ѓыло видно, что пешеход одинок, озабочен). Џерламутровое
небо, его торопливое отражение в воде. ’емноводные каналы, обведенные
грЯзным гранитом. €, контрастом к ним, шпиль Ђдмиралтейства с летЯщим
корабликом наверху...
Ѓумага была линованнаЯ, но это не мешало пейзажам. „аже наоборот,
сообщало им строгий линейчатый ритм.
Њостов было много, но любимым был мост Џетра ‚еликого, не тЯжелый,
напротив, изЯщно висЯщий, словно бы ни на что не опертый. Џисал его во
всех ракурсах, со всех сторон, инстинктивно постигаЯ, как постигал все,
законы перспективы. Њама однажды посмотрела на такой пейзаж со слезами на
глазах; он ей сразу же его подарил...
Њожет быть, мост и не был по-настоЯщему красив, думал сейчас ”едор
”илатович, да и существовал ли в действительности? Њожет быть, это был
призрак, фантазиЯ? ‚ своих ночных бдениЯх, одурманенный снотворными, он
мечтал - нет, не выздороветь, он уже знал, что это невозможно, - но хотЯ
бы раз пройтись на своих ногах, поглЯдеть на Џетровский мост - существует
ли? - а там можно и умереть.
‘коро запой рисованиЯ кончилсЯ: кончились краски. Ѓумага еще была.
„олго еще была бумага. Џоследние остатки сожгли в блокаду.

‘ейчас, вероЯтно, осень. “глом глаза он видит окно - плачущее,
исполосованное. ‚от и тогда была осень. Љогда? Љогда вернулсЯ с фронта
папа, отец. ‘ простреленной грудью, сам на себЯ непохожий.
•аркал кровью в стеклЯнную банку. Џолучил длительный отпуск, если не
"чистую". Ѓледен, худ, почти совсем лыс, только на висках - потные прЯди.
Ѓорода же - густаЯ, рыжаЯ, с блестками седины.
•орошо помню бороду. ЏоглЯдывал на нее с завистью. ‚ ней, наверно, куда
теплее спать, чем с голым лицом. ‡начит, отец вернулсЯ зимой, не осенью.
„а, безусловно, зима. ‹едЯные цветы на окнах. Џотом уже не цветы -
бугры, наледи. „ует ветер - и на улице, и в квартире. ѓолод внутри, уже
привычный: сосет, а не режет.
Ћни с ‚арей идут в школу, наклонЯсь против ветра. ‡начит, была все-таки
школа? Ѓыла и называлась она …’ - единаЯ трудоваЯ школа. ’огда не
заботились о благозвучии сокращений.
—ему их там, в …’е, учили педагоги - сами голодные, оборванные, с
заплечными мешками, не снимавшимисЯ даже на уроках? Ђ ведь учили, и
неплохо! Ћбрывки знаний до сих пор сохранились в памЯти. Ђлгебраические
формулы. ’аблица Њенделеева. ђутений, родий, палладий... Ћсмий, иридий,
платина...
Њама преподавала немецкий Язык в той же школе. ’оже носила заплечный
мешок. ‡абот было много, особенно после возвращениЯ папы. “дручена была
его болезнью. Џочти перестала смеЯтьсЯ. Њама - и как будто не мама.
Љазалась старой, а ведь была молода. ‘орока еще не было...
Ђ папа лежал дома и кашлЯл. …го надо было питать. €менно "питать", а не
кормить. Ђ чем, на какие средства? ‚ доме было уже продано, выменЯно на
продукты все, что можно. Љроме пианино. ‘ ним мама не могла расстатьсЯ -
не из-за себЯ, из-за сына. Ђ ведь и детей надо было кормить! Љак, должно
быть, она разрывалась на части! Ђ он, дурак, не понимал. Ћн, дурак,
ревновал ее к отцу.
‹юбил ли он отца? ‚ каком-то смысле да. ‹юбил, но чуждалсЯ. “скользал
от его голубых, воспаленных, тЯжелых глаз. ‚ них было осуждение. Ђ за что?
ђазве что за будущее.
Ђ что, вполне возможно, отец видел его будущее странным прозрением,
свойственным, говорЯт, умирающим.
џ, в свою очередь, умираю, но прозревать мне нечего. „аша будет
горевать, но утешитсЯ. Ќа могиле будет стоЯть памЯтник: имЯ, отчество,
фамилиЯ. ѓод рождениЯ, год смерти. Ќичем не прославлен. „аша будет сажать
цветы, пока сама не умрет. Њои дети не избегают менЯ, как Я избегал папу.
Ћни просто не знают, где Я и что со мной...
Џапа был болен, опасен длЯ окружающих, особенно длЯ детей, - так
объЯснил доктор. € его нужно было питать. ‘лучилось страшное: их с ‚арей
отдали в школу-интернат, по-нынешнему - в детский дом. "‚ременно, - плача,
говорила мама. - ‚от папа поправитсЯ, возьмем вас обратно. Њы будем часто
видетьсЯ, каждую неделю..."
Њама плакала, и ‚арЯ с ней, а он, остолоп, обиделсЯ. Ќеужели так-таки и
нельзЯ было прокормить? Џошел бы на службу, получил бы паек... ‡аразы он
не боЯлсЯ. ‚ общем, озлобилсЯ. ђазорвал и выбросил свой лучший пейзаж,
который когда-то подарил маме: мост Џетра ‚еликого с лодочкой...
‚иделись, как и было обещано, каждую неделю. Ќо нерадостными были эти
встречи. ‚арЯ радовалась, а он - нет. „аже за пианино не присел ни разу,
подлец, хоть и просила мама.
...’ы тринадцать картечей...

кола-интернат, сформированнаЯ на базе двух кадетских корпусов и двух
девичьих институтов, была кричаще разнородна. Љого только там не было!
Ѓеспризорники, кокаинисты, воры. Љрали все, что можно было украсть, замки
на тумбочках не помогали. „невной паек хлеба - три четверти фунта -
приходилось съедать сразу, не то украдут. ‚оры были грЯзные, циничные,
вшивые, со своим жаргоном ("блатнаЯ музыка"), косо плевали сквозь дырки от
выбитых зубов, не выпускали изо рта цигарки даже на уроках, отвечали
руганью на замечаниЯ педагогов... € рЯдом с ними, на тех же правах -
гордые кадеты, "тоннЯги". ’е свЯто блюли свои корпусные традиции, говорили
между собой по-французски, правда, с ошибками. Ќещадно "цукали" младших.
Џодражали гвардейскому произношению в нос, "с оттЯжечкой". ‚сех, кто не
они, называли "плебс".
‘ам принадлежавший к "плебсу", хотЯ и лучше их знавший французский, он
кадетов терпеть не мог. Џочти как воров...
…ще разнороднее были девочки. –еремонные институтки называли друг друга
"медамочки". ’оже цеплЯлись за свои традиции, "обожали" учителей, старших
воспитанниц. „о дыр зачитывали книжки ‹идии —арской "‹юда ‚лассовскаЯ",
"ЉнЯжна „жаваха". ЏодражаЯ героинЯм этих книг, то и дело хлопались в
обморок... Ѓыла среди институток даже одна графинЯ, фамилиЯ которой
произносилась шепотом, - тонкаЯ красавица с зелеными глазами. „аже
стриженнаЯ под машинку после сыпного тифа, она была неотразима. …е
"обожали" многие... € тут же рЯдом с "обожающими" и "обожаемыми",
"прелестЯми" и "душками" - юные проститутки, кокаинистки, чахоточные;
спускали с острых ключиц форменные камлотовые платьЯ, курили, дрались,
ругались сиплыми голосами...
‚се это сборное племЯ копошилось в огромных, нетопленых "дортуарах" -
так по старинке назывались спальни, коек по пЯтьдесЯт, в каждой.
Њальчишеские были ужасны: грЯзь, вонь, скомканные постели, табачный дым,
висЯщий в нем мат... “ девочек было еще туда-сюда: койки застланы, кое-где
даже картинки на стенах - кошечки с бантами, белокурые ангелы... ђаз
видел, пожалел, что не девочка. “ ‚ари какие-то были подружки, у него -
никого.
‘реди мальчишек невозбранно царили два отъЯвленных бандита: ѓарин и
ЏортЯнкин. Љошмар его ночей. ѓарин - огромный, толстый, с заплывшими
глазками, не просто вор, а разбойник (вырывал из рук у младшего дневную
порцию хлеба и тут же сжирал). –иник и садист. ‹юбил поднимать маленьких
за уши и "показывать им Њоскву"...
ЏортЯнкин - совсем другой на вид. •удой, мелкий, вертлЯвый,
словоохотливый. Џолный циничных истории, прибауток. ‹юбил войти в доверие,
польстить, растрогать" а потом - обокрасть да поиздеватьсЯ...
ђазные, а в чем-то одинаковые. Ћба грЯзные. Ћба жестокие. Ћба - не
люди. Ћн их боЯлсЯ. Ћн ими брезгал. ‚сего страшнее была их внезапнаЯ
ласковость... Џускай бы били, лишь бы не гладили...
„ома он ни на что не жаловалсЯ. Ћтдали, чтобы не кормить, ну и черт с
вами - это, конечно, в мыслЯх, не вслух. ‘лово "черт", строго запрещенное
когда-то, стало длЯ него обиходным, часто срывалось с Языка, правда, не
дома. „а и другие слова, похуже, тоже срывались, волновали болезненно.
Џожалуй, пора сказать "уже да". ‚ каком-то смысле - "да"...

Ќо тут историЯ с партой. Џарта, опЯть парта...
‚о главе школы стоЯл Ѓорис €ванович Џоповский, бывший воспитатель
кадетского корпуса, гроза кадетов - мужчина крупный, мощный,
громкоголосый. ‡а одну ножку поднимал стул с сидЯщим на нем человеком. Ќе
стеснЯлсЯ при случае пустить в ход кулаки (его даже ѓарин с ЏортЯнкиным
побаивались). ‘вирепой честности человек. ‡а казенное добро стоЯл горой. Ђ
от своей порции нет-нет да и уделит кусочек кому-нибудь из маленьких,
попрыщавее...
’опить было нечем, а холод нестерпимый. ‚оспитанники замерзали. Љому-то
(не ему!) пришло в голову жечь парты. ’о одну сожгут, то другую. Џарт
становилось все меньше. ‘идели за ними по трое...
Ѓорис €ванович гремел, грозил - не помогало. Ќаконец, распалЯсь
окончательно, произнес речь. Џриказал строго-настрого, чтобы каждый сам
следил за своей партой. Ђ первого, чью парту сожгут, он своими руками
вышвырнет вон из школы.
’ут ”едЯ Ђзанчевский в первый, а может быть, и в последний раз в жизни
стал общественным деЯтелем. Џодговорил двух мальчиков из "плебса", но не
воров (как же их звали? ЏамЯть проклЯтаЯ!), и они втроем темной ночью
("когда в селах пустеет..."), трЯсЯсь от страха, сожгли парту ѓарина и
ЏортЯнкина, сплошь изрезанную похабными словами и рисунками. †гли,
вздрагиваЯ от малейшего шума. Љрыса пробежала, царапаЯ когтЯми пол. Ћни
чуть не умерли...
Ќаутро Ѓорис €ванович обнаружил пропажу, разъЯрилсЯ, поднЯл в воздух за
рваные шивороты ѓарина и ЏортЯнкина, стукнул их друг о друга и вынес вон.
Ћн так оглушительно орал, что в его зычном крике потонул скулеж без вины
виноватых...
Ќесколько недель смертельного страха. ЏрЯмо в животе было холодно. Ђ
вдруг ѓарин с ЏортЯнкиным вернутсЯ? “знают о его руководЯщей роли,
отомстЯт ему страшно, по-своему? ‘ны, в которых они возвращались, хватали
его, поджигали на нем одежду... „о сих пор он не свободен от этих снов.
Ќет-нет да и приснЯтсЯ ему, старому, ѓарин с ЏортЯнкиным, мстЯщие за свою
парту... ЉрадутсЯ в темноте, как крысы, скребЯ подметками...
—то дальше? Љто-то из сподвижников по сожжению проболталсЯ, видимо,
жаждал славы. Ђ ему было не до славы. ‚есь возраст знал о его роли в
операции сожжениЯ (в интернате главное деление шло не на классы, а на
"возрасты"). Џосле изгнаниЯ ѓарина с ЏортЯнкиным возраст вздохнул
свободнее. Ђ он? „нем-то ничего, днем он упивалсЯ своей славой избавителЯ,
а ночи были страшны - в холодном поту, полные крадущихсЯ шумов...
‘лучай с партой запомнилсЯ еще и потому, что вернаЯ ‚арЯ, его
собственность, его раба ‚арЯ первый раз в жизни взбунтовалась. Ћна уже все
знала от соседок по дортуару и не только не разделЯла всеобщего
восхищениЯ, но осмелилась впрЯмую осудить брата, когда они встретились в
родительском доме. "’ы поступил нечестно", - сказала она по-взрослому,
глЯдЯ на него снизу вверх, но прЯмо. Ћн немедленно дал ей по шее, а она
дрогнувшим голосом: "„ратьсЯ легко!" ’олько что он собралсЯ поставить ее
на место, но тут внезапно раздалсЯ странный, щебечущий звук: пошла вода!
„авным-давно молчавший кран заговорил, зажурчал, забулькал! Ѓыло это на
кухне. Ћба они обомлели...
€ли ему это чудитсЯ в полубреду? Њожет быть, просто сегоднЯ,
"сегоночи", слушаЯ вечную песню крана, он придумал, что тогда пошла вода?
Ќет, ему не чудитсЯ. ‚ самом деле, тогда в кухне пошла вода! € потом
иногда вдруг ни с того ни с сего водопровод начинал работать. € надо было
заполнить водой всю посуду в доме, пока волшебнаЯ струЯ не иссЯкнет.
‡начит, что-то все-таки двигалось с места, кто-то пыталсЯ дать людЯм воду,
наладить жизнь... Ќадо знать, что это тогда означало: вода, щедро и вольно
текущаЯ из крана...
ќх, была бы тут ‚арЯ, мог бы он говорить, спросил бы: "Џомнишь, как
впервые пошла вода?" Ћна бы, конечно, вспомнила. Ќе только воду, первую
свою непокорность. Љак упрЯмо она тогда поднЯла рыжую головенку! „о тех
пор она была незаметна, как рыжик во мху...
Љогда же это было? ‚есна была, это Ясно. Ќо какого года весна? ‚се
года, все даты спутались в старческой памЯти. ‚от если бы тогда он вел
дневник... ‚прочем, все равно дневник не сохранилсЯ бы. Љак не сохранились
пейзажи на плотной линованной бумаге. Љак не сохранились ‚арины стихи.
’олько памЯть одна все это хранит. Ќо и она ненадежна, вот-вот погаснет.

„а, безусловно, весна. Ћн стоЯл у окна дортуара. ‘квозь немытые стекла
светило солнце. ЏлЯсали пылинки. †изнь начиналась. †изнь и тепло. Ћн стоЯл
и твердил про себЯ стишок из хрестоматии:

‚есна. ‚ыставлЯетсЯ перваЯ рама,
€ в комнату шум ворвалсЯ,
€ благовест ближнего храма,
€ говор (кажетсЯ, говор) народа, и стук колеса.
Њне в душу повеЯло жизнью и волей.
‚он даль голубаЯ видна.
€ хочетсЯ в поле, в широкое поле,
ѓде, шествуЯ, сыплет цветами весна.

—ьи это стихи? Њайкова, Џлещеева? “же забыл, а скорее всего и не знал
никогда. Ќо до сих пор помнит иголочки, проходившие от них по спине. „аже
сейчас отдаленно щекочущие его парализованную спину. €голочки счастьЯ,
восторга. ќти стихи дышали правдой. „аром что в интернате никогда не
выставлЯлись рамы - ни "перваЯ", ни "втораЯ". —то стекла были серы, и
голубизна неба - сера. —то никакого "благовеста" давно и в помине не было.
‚се равно - он был счастлив.
€ тут подошел сзади Ѓорис €ванович, взЯл его за плечи, повернул к себе
и сказал очень мЯгко: "Њальчик, тебе надо зайти домой". €менно "мальчик",
а не "Ђзанчевский". Ћн понЯл: случилось что-то ужасное. Џапа умер?
Џобежал, задыхаЯсь. ‚есны уже не было, она не шествовала, сыплЯ
цветами, нигде в мире. Џапа умер! “же давно был болен, тЯжко, неизлечимо.
ђана плюс туберкулез легких... Ѓыл обречен. ‘ каждым разом становилсЯ все
тише, все востроносое... Ђ он-то, мерзавец, негодЯй, подлец, ничего не
понимал, обижалсЯ на маму, что отдала их в интернат!
Ѓежал, торопЯсь, захлебываЯсь раскаЯнием. Ќо папа был еще жив. Ѓледный,
почти синий, почти бесплотный, почти безволосый. Ћн разлепил темные, в
трещинах губы и сказал одно слово: "‘ын". ‘ын - и ничего больше.
‘ын стоЯл болван болваном, разглЯдываЯ уменьшенное отражение окна в
никелированном шаре кровати. €скаженнаЯ, вверх ногами перевернутаЯ весна.
‡начит, зрЯ бежал. ‡начит, зрЯ вырвали его из весны... € стыд за эти
мысли, и нетерпение - поскорее уйти... Џапа умер через два часа после его
ухода.
ѓоревал, но не очень. ’ого рвущего горЯ, с которым бежал домой, уже не
было. Ќа похоронах стоЯл рЯдом с мамой, держа ее под руку. ‘тоЯл истуканом
- ни слезинки. ‚арЯ плакала. Ђ мама горевала без слез, и это было страшно.
‘жатые губы, восковой лоб. ‘ловно и не она, не мама. „умал: "’еперь-то она
нас возьмет из интерната и заживем, как прежде". ЋшибсЯ. Њаму положили в
больницу. Ѓолела тЯжело, долго.

”едор ”илатович не только лежал, одурманенный снотворным. Ќе только
бродил по лабиринтам памЯти. €ногда он спал по-настоЯщему и видел сны. ‘на
от Яви он почти не отличал, разве что сны были разнообразнее (раз,
например, он дирижировал оркестром!), а наЯву было все то же. ’а же
неподвижность, тот же кран. Ћн уже бросил кричать "а!" - бесполезно.
„ень от ночи он тоже с трудом отличал. „нем приходила „аша, мыла его,
менЯла ему белье, делала все остальное, до сих пор тЯгостное, но
постепенно становившеесЯ безразличным. ‚се чаще стала она приходить и
ночью. ЌаклонЯла над ним лохматую крашеную голову с белым пробором шириной
в палец, вытЯгивала из-под него простыню, шуршала клеенкой. —ужаЯ женщина,
с равнодушием думал он. „аже ее пожилое плечо, пересеченное лЯмкой от
лифчика, раньше так раздражавшее, стало ему безразлично. Ћн жил другими
интересами, жил в прошлом. Ћн уже не надеЯлсЯ что-то понЯть. Џросто
вспоминать вошло у него в привычку.

Љакой-то год. ‹ето. ‚ Џетрограде холера. “драв из интерната, пошел на
рынок. ‚ руках палка с гвоздем на конце - вбит поперек, острым концом
наружу. Ћхотничье оружие. “ многих в интернате были такие палки. Ћхота
требовала ловкости, быстроты. Ћблюбовать на прилавке картофелину
покрупнее. ђазмахнутьсЯ, вонзить в нее гвоздь. Ђ потом бежать сломЯ
голову, чтобы не поймали и не побили.
‚от и на этот раз: засек гвоздем картошку, большую, бугристую. Џобежал
со всех ног. …го заметили, обступили. "Ѓей ворюгу!" - кричал огромный,
рыжий, в два раза его больше. “дарили в спину чем-то острым. Џогиб -
сейчас забьют, затопчут.
€ вдруг люди кругом расступились. ђЯдом, белый и страшный, упал человек
и забилсЯ в судорогах. "•олера!" - тихим криком раздалось в толпе. ‚
мгновение ока стало пусто вокруг. ’олько их двое осталось в середине круга
- тот, умирающий, и он сам с палкой в руках, с гвоздем на конце, с
картофелиной на гвозде. „о него с его добычей никому уже не было дела.
—еловек корчилсЯ. Ќеужели никто ему не поможет? Ќикто не помог. —еловек
умер. Ћчень быстро он умер, в какие-нибудь две-три минуты. ќто был первый
человек, который умер у него на глазах.
„винулсЯ, держа свою палку с картофелиной. Љак палицу, как булаву, как
оружие. ‹юди расступались, словно и он, держащий палицу, только что умер
от холеры и был заразен. ‡ащищенный заразой, прошел живым коридором и
только потом кинулсЯ бежать.
„ортуар - запущенный, полупустой. Њногие кровати - без подушек, а то и
без матрацев, без одеЯл. Џраздно гулЯющие мухи. Ќа припрЯтанных щепках
испек в печке свою картофелину. Џек и думал: "‘несу маме". Ћна тогда
голодала ужасно, почти ничего не ела, папу надо было питать. Ќо не
выдержал - съел полусырую, обугленную. …л, давилсЯ и плакал. ‚идел перед
собой маму. ’олько от нее и осталось, что нос с "пумпочкой"... Џрости
менЯ, мама.
Ђ вот еще какое-то лето (то ли же самое? €ли другое?)... €нтернат
вывезли на дачу, под Џетергоф.
Њелкое, бледное море, заросшее тростниками. Ћблупленные дачки. •удые,
протекающие крыши. „ождь по ним стучал, будто когтЯми.
Ќовый заведующий - высокий, узколицый, в чеховском пенсне. ѓоворил в
нос, детей ненавидел. …го жена - худаЯ, косоротаЯ певица. —ислилась,
кажетсЯ, "инструктором по худвоспитанию", короче, по "худвосу". "•удвос"
состоЯл в том, что собирала детей - голодных, грЯзных, босых - и пела им
романсы, аккомпанируЯ себе на роЯле. Љогда она пела, рот кривилсЯ больше
обычного, прЯмо до уха. "Ћ" у нее выходило как "а": "“несласЯ ма-ла-дасть
ЯснаЯ моЯ". ђебЯта так и звали ее "маладасть".
ђаз он пробралсЯ на террасу, где стоЯл роЯль, сел на табурет, хотел
поиграть. Џальцы прЯмо чесались, тоскуЯ по клавишам. ’ут-то она и
поЯвилась, "маладасть", как из-под земли: "Њальчик, это не длЯ тебЯ", -
углом косого рта...
€ вот в одно прекрасное утро и заведующий и "маладасты" исчезли
неведомо куда. ‚месте с ними исчез весь интернатский запас продовольствиЯ.
Љормить стало нечем. Љормить перестали.
’о есть как перестали? - спрашивал себЯ ”едор ”илатович. Ќе может быть,
чтобы весь интернат, сотни две детей, перестали кормить! Ќо памЯть
твердила: да, перестали.
‘колько времени это продолжалось? Ћн уже не мог припомнить. кала
времени у него разладилась. ‘обытиЯ прыгали по ней, то теснЯсь, то
раздвигаЯсь. Ћдно было несомненно: кормить перестали.
Људа-то делись почти все воспитатели. ‚о всЯком случае, их стало
гораздо меньше. ђазбежались, что ли, испугавшись бескормицы? ђебЯта, никем
не руководимые, частью тоже разбежались, частью перешли на самоснабжение.
‘таршие ловили и ели собак, кошек. ‘трелЯли птиц из самодельных луков.
Љое-кто ловил в море рыбу наволочкой. Џопадались только мальки, костлЯвые,
одни скелетики. Љое-кто промышлЯл по крестьЯнским огородам. ќто требовало
мужества: можно было получить зарЯд дроби в спину.
Њладшие, мелюзга, совсем бы захирели, если бы не ‚асилий ‘еменович,
учитель естествознаниЯ, "естества", как у них говорили. Њаленький,
козлобородый, похожий на гнома. ‘обирал детей и вел их в лес. “чил их
добывать себе пищу. € тут же давал им уроки, читал свои лекции-проповеди.
"Џрирода, - учил он, - не оставит в беде человека. Ќадо только ее любить,
уметь к ней прислушатьсЯ".
‚асилий ‘еменович знал по имени каждое дерево, каждую травку, каждый
гриб. ‡нал, что можно есть, а чего нельзЯ. Џод его руководством ребЯта
собирали, варили, пекли и ели. ЌепривычнаЯ, но еда. Љаша из стручков
акации. Џеченые желуди. Љорни репейника, вкусом и сладковатостью похожие
на морковь... „ень и ночь не погасала на кухне огромнаЯ плита. ’опили
хворостом, в лесу его было много, а вот спичек не было. ђаз зажженный
огонь надо было хранить.
‘колько, оказываетсЯ, на свете съедобного! Ќо всего интереснее - грибы.
‘амые таинственные из растений, сокровенные, лезущие на свет из моха, из
пней, из завали прелых листьев. “ каждого свои привычки, своЯ любимаЯ
почва, свой патрон - дерево.
ЋказываетсЯ, то, что мы привыкли называть "грибом", - это и не гриб
вовсе, а только его "плодовое тело". ‘амо растение - это грибница, иначе
"мицелий". Ћна ветвитсЯ под землей длинными белыми нитЯми, оплетает
древесные корни. …сли не вытаптывать грибницу, грибы образуют так
называемый "ведьмин круг" ‚асилий ‘еменович такие круги находил и
показывал.
„о ‚асилиЯ ‘еменовича ”едЯ знал в лицо только некоторые из грибов,
самые известные: белый, подберезовик, подосиновик, ну сыроежка, ну
рыжик... Ђ оказалось, что разных грибов великое множество. "‘орок
сороков", по словам ‚асилиЯ ‘еменовича. € что самое важное, почти все они
съедобны! ‚от это было открытие, обогатившее его на всю жизнь. ’е грибы,
которые он считал "поганками", сбивал и растаптывал, стали желанной
добычей, приобрели имена. “ж на что Ядовитее с виду, например,
гриб-зонтик, "мухомор наоборот" - белый с коричневыми чешуйками, с оборкой
на статной, твердой ноге. ЏрЯмо-таки лесной разбойник - крупнее всех, выше
всех. ‚раг! ’ак вот, этот "враг" оказалсЯ не только съедобным, но и
удивительно вкусным! „а он ли один? Љольчатый колпак, чернильный гриб,
рЯдовка - повторЯли ребЯта за ‚асилием ‘еменовичем. Џо-настоЯщему Ядовиты
были только немногие, редкие, выродки из грибов. "€х так же мало, как
злодеев среди людей, - поЯснЯл ‚асилий ‘еменович, - но их надо знать и
остерегатьсЯ". ‘реди "злодеев" всех злей была страшнаЯ даже на вид бледнаЯ
поганка. Ќа нее ‚асилий ‘еменович указывал тонким, прЯмым пальцем в
предупреждал: "џдовита смертельно!" Ќо сбивать и растаптывать даже ее не
позволЯл: "Џрирода сама знает, что ей нужно, а что нет".
„а, в этих лесных походах ‚асилий ‘еменович не только учил ребЯт своей
"полезной ботанике", но и воспитывал их. Ќе ломать веток! Ќе рвать цветов!
ЏрикасатьсЯ к природе только длЯ еды, а не длЯ забавы... Њодного сейчас
слова "экологиЯ" еще не было в обиходе. ‚асилий ‘еменович предвосхитил
будущее...
‘амой верной, самой преданной его ученицей была ‚арЯ. —умазаЯ,
пухлогубаЯ, всегда шла рЯдом и чуть-чуть позади, почтительно несЯ его
"ботанизирку". €менно тогда она полюбила ботанику, будущую свою
специальность.
Ћн, ”едЯ, тоже одно времЯ увлексЯ лесными уроками ‚асилиЯ ‘еменовича.
Ќо ботаником не стал. Ќикем не стал вообще.
џ лежу, думал ”едор ”илатович, и Я никто.
Ќад лежащим "никем" проносились мысли. Ћн их уже не ощущал своими. Ћни
приходили извне, из пустого пространства, где звучало пение крана и
долбЯщее "waste, waste"... Ќе были ли те походы с невзрачным остробородым
учителем предупреждением? Ћн ему не внЯл. ђастратил, расточил, растоптал
свою жизнь. Ћдну-единственную...

—то дальше? ‹ето уже кончалось, когда приехала комиссиЯ. „еЯтельность
‚асилиЯ ‘еменовича не одобрила. Ћсобенно возмущалась одна церемоннаЯ дама:
"ђазве можно кормить детей бог знает чем? ‚едь там может быть инфекциЯ..."
€нтернат расформировали. ђебЯт, кого мог ли, распихали по другим детским
домам. Ђ их с ‚арей - о счастье! - отпустили домой...
Њама уже вышла из больницы и была худенькаЯ-худенькаЯ, худее ‚ари. €
ростом уменьшилась. € личико обтЯнулось. ђешили раз и навсегда больше не
разлучатьсЯ. Ќикогда в жизни. —то бы ни было. Џускай голод, пускай что
угодно! Ќо жизнь понемногу уже налаживалась. € вода шла, и свет был.
ЏриближалсЯ нэп.

Ћчень быстро он воцарилсЯ, нэп. Ћтовсюду полезли ростки частной
инициативы. Ћбнаружились какие-то дельцы с припрЯтанными царскими золотыми
десЯтками. ‚ городе, еще не пришедшем в себЯ после разрухи, как грибы, как
ведьмины круги, поЯвились частные лавочки, засверкали витрины. ‚ некоторых
была выставлена еда. Ѓольше всего поражали пирожные: люди забыли, что они
существуют. Џухлые, жирные, аппетитные, с глазурью, с кремом... ‹овкие
торговцы делали свой бизнес на людском голоде. Ќа жадности к непривычной,
роскошной еде...
"Љонкурс едоков" было написано крупно в одной из витрин. € помельче:
"Њилости просим!"
“словиЯ "конкурса" такие: кто одолеет за один присест двадцать
пирожных, может вообще ничего не платить. ‚озьметсЯ, но не справитсЯ с
двадцатью - плати за каждое. Њногие попадались - платили. Ќикто, кажетсЯ,
не съел двадцать.
…му казалось, что он съест и двадцать, и тридцать, и сколько угодно.
‹ишь бы допустили! џвилсЯ в кондитерскую, предложил свою кандидатуру.
‚ысмеЯли, выгнали. Ћбозвали голоштанником. Ќадолго осталось в душе
оскорбление.
‚итрины, пирожные, а дома по-прежнему бедно и скудно. Ћдно только
изменилось: иногда к обеду мама готовила мЯсо - конину. ‘ладковатую,
непривычную, но очень вкусную. ‚се равно вечно был голоден. ‚ воображении
- еда, еда!
Ђ кругом - вовсе уже непонЯтное. ђоскошь, богатство. ђысаки под синими
сетками. Ќэпманы в котелках. €х жены с маскообразными, густо запудренными
лицами. Ќа белом фоне - немыслимо Яркий, кровавый рот. "Њишень длЯ
поцелуев", как было сказано в одной из парфюмерных реклам. ‚се это пило,
ело, веселилось, танцевало под звуки разухабистой музыки. €з дверей
ресторанов, откуда одурЯюще пахло жареным, "вышибалы" выталкивали пьЯных.
Ћдин раз он ‚идел, как буЯнил "вышибленный", как упал мордой в грЯзь, как
высыпались у него из кармана денежные купюры, "червонцы". Ќа одну из них
он украдкой наступил ногой, хотел было подобрать и скрытьсЯ. Ќо
швейцар-вышибала стукнул его кулаком в челюсть, сказал: "Џроваливай,
шибздик!" - и прибавил кое-что покрепче. ЋпЯть оскорбление, опЯть
ненависть.
Ћн ненавидел нэп. Џри военном коммунизме было всем одинаково плохо. Џри
нэпе убивало неравенство. —ем Я хуже других?

‘емьЯ держалась на маме, а на чем она сама держалась, неизвестно.
’Яжелое заболевание сердца. € все-таки учительствовала в школе и сверх
того давала уроки музыки нэпманским дочкам. “роков было мало, платили за
них гроши. ’рудно ей было, и реже слышалсЯ ее светлый смех. Ђ он, почти
уже взрослый, сидел на ее шее! —уть-чуть прирабатывал, по малости
монтерил, но что это давало? ‘ущие пустЯки. ‡аработанные деньги не все
отдавал маме, нет. €ногда покупал, мерзавец, плитку шоколада и съедал ее
сразу, изнемогаЯ от счастьЯ. Ќи с чем не сравнимое счастье от сладкого,
когда голоден. ЏьЯница не так наслаждаетсЯ водкой...
Ќачал промышлЯть и по-другому - на лампочках. ’огда лампочки на
лестничных клетках заключались в проволочную сетку, чтобы не сперли.
‘траховали, как и многое другое. ‹ожки в столовых приковывали на цепь. Ќа
мисках делали надпись: "“крадена там-то..." Ћн приспособилсЯ снимать с
лампочки сетку кусачками. ’ри-четыре движениЯ - и готово! „обычу продавал
на толчке. „еньги иной раз отдавал маме: "заработал", а нередко и на себЯ
тратил, на то же сладкое...
‚ сущности, "уже да"... Ћдин из признаков, что "уже да", - музыка от
него отдалилась. €ногда вечером мама садилась за пианино. ’е же звуки, что
когда-то доводили до слез, теперь стукались в закрытую, черствую душу.
"‘ыграй и ты, ”едЯ", - просила мама. Ќо он теперь за пианино почти никогда
не садилсЯ. Ћн переживал свою весну - бурную, вздорную. Ћна не
"шествовала, сыплЯ цветами" - какое там? Ћна его ломала, крутила.

Ќезадолго перед тем их, как это тогда называлось, "уплотнили". ѓород
бурно заселЯлсЯ, жильЯ не хватало. € у них, Ђзанчевских, из четырех комнат
изъЯли две.
Ќе то чтобы им очень были нужны эти две комнаты - из-за отсутствиЯ
мебели они стоЯли почти пустыми, хотЯ одна и называлась "столовой".
‘трашновато было пускать чужих людей.
‚селили семью из трех человек (хорошо, что не больше!). Љакой-то
деЯтель новой культуры по фамилии Џенкин, белый и кислый, как плохо
взошедшее тесто, с женой ‚алерией ’ихоновной и дочкой ‡оей. Џосле
уплотнениЯ мама с ‚арей занЯли комнату побольше, а он - маленькую. Ќичего,
понемногу привыкли к жильцам. †или мирно, даже с мелкими друг другу
одолжениЯми: пару картофелин, ложку соли... Џо вечерам ‚алериЯ ’ихоновна
приходила к маме жаловатьсЯ на жизнь.
ќто была неработающаЯ, полнаЯ, крупнаЯ дама с золотыми зубами и вечно
болтающейсЯ у нижней губы папиросой "‘афо" ("Ђ вот кому ‘афо толстое!" -
кричали на улицах мальчишки, продававшие папиросы россыпью, поштучно). Ђ
дочка ‡оЯ - его ровесница, совсем на мать непохожаЯ, даже странно, что у
нее родилась, - была тоненькаЯ, узкаЯ, эфирнаЯ блондинка с вздернутым
носиком. ЏолупрозрачнаЯ, не шла, а витала. Љакой-то прохладный, маленький
ветер следовал за ней по пЯтам.
’ак вот, об этой ‡ое с некоторых пор стал он исступленно грезить по
ночам, ворочаЯсь на старом, продавленном диване, боЯсь звоном пружин
разбудить маму. Ќо она спала крепко, умученнаЯ службой, хозЯйством,
уроками ‚арю нельзЯ было разбудить даже стрельбой из пушек. Ђ он не спал,
сходил с ума, думаЯ о ‡ое. ‘ам не понимал, что ему было нужно. ђаздавить
ее, уничтожить, чтобы не ходила, таскаЯ за собой ветер? Љогда становилось
совсем уже невмоготу, он вставал с дивана и ложилсЯ голым телом на голый
пол. Људа было девать себЯ, куда?
’ак промучилсЯ он всю весну. Ћн все еще училсЯ в школе, но это мало его
заботило. Ћтметки были отменены (наследие прошлого!), вместо них -
какие-то характеристики. Ћн знал, что так или иначе свою получит. Љакое
там ученье? Ћт этих ночей можно было сойти с ума. €з раскрытого окна тонко
дуло прохладой. ЋдурЯюще пахла молодаЯ листва, скрипели грачи, а может
быть, звезды. ‚есь мир полнилсЯ звоном, как натЯнутаЯ струна. ‡оЯ, ‡оЯ! -
кричало в нем. ќто не любовь была - скорей ненависть.
Ћднажды утром, вконец обалдевший после такой ночи (даже в школу не
пошел!), он вышел на кухню, чтобы облить голову под краном: болела
отчаЯнно. ’ам была ‚алериЯ ’ихоновна, разжигала примус. ‚ квартире тихо:
мама на службе, ‚арЯ и ‡оЯ - в школе. ‡венело в ушах.
‚алериЯ - толстаЯ, с бугристой родинкой на складчатой шее - разжигала
примус; у нее не получалось. Ћн смотрел на нее с презрением: баба!
- Џомоги мне, красивенький, - вдруг попросила она. ‘транным голосом.
‘тало ему жутко. Ќе чуЯ под собой ног, взЯлсЯ за примус. ’ак и есть,
засорен. Џрочистил иголкой. Џодкачал насос. Ѓрызнула струйка, заполнила
чашечку под горелкой. ’еперь надо было поджечь керосин, но он почему-то не
мог. ‚се качал и качал. ‹илось через край, на стол, со стола на пол...
"•ватит!" - просила ‚алериЯ ’ихоновна, удерживаЯ его руку, а он все качал.
"•ватит, ну хватит!" ђука у нее была сильнаЯ, широкаЯ. Ћн перестал качать.
€ вдруг, сам не знаЯ как, очутилсЯ в комнате Џенкиных, бывшей столовой.
‚се та же печка - коричневаЯ, с рифлеными изразцами - стоЯла в углу. Љроме
печки, все было другое, всего было много. Љровать за ширмой, зеркало,
тумбочки, картинки на стене, зеленые занавески с шариками по краю... €
вдруг все это - печка, ширма, кровать, шарики - стало медленно и
неотвратимо вращатьсЯ. “ ‚алерии ’ихоновны было злое лицо, и оно тоже
вращалось...
‚от так, значит, он потерЯл невинность (глупое слово!). ‘колько было у
него потом женщин, девушек, вдов, мужних жен... Ќо уже ни разу ничто не
вращалось. ’резво и точно шел он к своей цели, знаЯ, что ему нужно, и
получал именно это. ’олько с ‹изой было иначе. Ќо о ‹изе - потом. ‚переди
еще не одна ночь.

‚алериЯ ’ихоновна была немолода, толста и истерична. "есть пудов
истерик", - называл он ее про себЯ. ‹юбила в интимные минуты поговорить.
‘ыпала уменьшительными. Ћна его раздражала. Ћн стыдилсЯ этой свЯзи, но она
была удобна. Љончились мучительные ночи со скрипом звезд, холодом голого
пола. Њечты о ‡ое потускнели, выцвели.
Ћт ‚алерии ’ихоновны он впервые узнал, что красив, осознал свою
красоту. "„а ты посмотри в зеркало!" - сказала она. Ћн посмотрел и увидел
себЯ - с копной густейших темных волос, с огромными хлопающими ресницами,
с молочно-лунной бледностью тонко очерченного лица - и понЯл, что в самом
деле красив...
"Џосмотрела бы она на менЯ сейчас", - думал с каким-то злорадством
”едор ”илатович. Ќо ‚алерии ’ихоновны, поди, давно уже нет в живых, раз и
он, настолько моложе ее, - старик.
...Ђ к ‡ое он тоже однажды пришел, знаЯ, что ему надо. € получил свое.
’олько длилось это недолго: был скандал, истерика ‚алерии ’ихоновны, от
папы-Џенкина все скрыли, а ‡ою спешно выдали замуж за какого-то военмора.

Љогда в селах пустеет...
Џустеет жизнь - непоправимо. Ќичего не происходит. € ничего уже никогда
не произойдет. Љроме одного - смерти. Ќо он ее еще не хотел.
Љран и мысли - вот что ему осталось. Ќо и мысли выцветают, рвутсЯ.
Џрошлое видитсЯ пунктиром. ‚се реже Яркие вспышки, все глубже, чернее
провалы.
‘овершенно забыл, как окончил школу. Ђ ведь окончил, и не так плохо.
Џолучил рекомендацию. Џоступил в ’ехнологический институт, знаменитую
"’ехноложку". ‚от это кое-как помнитсЯ. ’ам кипела жизнь. Џолуголодные,
бродЯчие, с бору да с сосенки собранные студенты. Љое-кто по традиции в
форменной фуражке с бархатным зеленым околышем. “ него такой не было, а
хотелось иметь...
‘типендий не полагалось, они были редкостью, платили только
"выдвиженцам", посланным на учебу с заводов, из деревни. Ћстальные
пробавлЯлись кто как. —аще всего грузили и разгружали баржи на Ќеве. Ѓаржи
лучше оплачивались, чем вагоны.
Љто-то училсЯ, кто-то нет. Ќа лекции ходить не приневоливали. Ћн не
ходил. € его закадычный друг ЉостЯ Ѓуланов не ходил тоже.

ЉостЯ, ЉостЯ! ‘колько с тобой хожено, говорено, выдумано! Ќе было в
жизни другого такого друга. ‘обственно, ЉостЯ был вообще единственный
друг, остальные - приЯтели.
ЉостЯ - щеголь с намеком на раннюю лысину, остроносый, остроумный,
изобретательный. ‚дохновенный враль - чего только не придумывал! Ќи на что
в жизни не смотрел серьезно. Ѓыла у него поговорка: "Џока суд да дело,
бери, не зевай". € брал, не зевал. ‹егкость какаЯ-то, летучесть...
“ Љости была сестра ‹иза. ‹иза Ѓуланова, та самаЯ, которую потом любил.
Ќо до этого было еще далеко. Љогда в первый раз увидел - ну никакого
впечатлениЯ. Ќехороша, высока ростом. ’огда высокий рост у женщин был
редок, считалсЯ скорей недостатком: неженственно.
Ђ кругом полным-полно было женственных женщин. Џо вечерам у Ѓулановых
собиралась компаниЯ молодежи обоего пола. ‚ечеринками назывались такие
встречи (теперь этого слова что-то не слышно). “страивались они в
складчину. Ѓез вина - оно еще не было в обычае, да и дорого. ’олько чай с
бутербродами. Ѓыли пьЯны, но одной своей молодостью.
Њолодые - ох, до чего же все были молоды!
„евушки - по-тогдашнему "барышни" (в ходу были термины: "совбарышнЯ",
"пишбарышнЯ"...). Љокетливые, но целомудренные, с густо напудренными по
крему лицами (того требовала мода), но губы не крашены. ЏлатьЯ с голыми от
плеч руками, с большим цветком на плече. Ќизко, по самые глаза, надвинутые
шлЯпки в форме колокола. ‚се эти барышни где-то работали, лакированные
туфельки покупали на сбереженные гроши. ‡ачастую подголадывали - отсюда
интереснаЯ бледность...
Њолодые люди (тогда еще не "парни", не "ребЯта"), бедные, веселые,
плохо одетые, не стеснЯвшиесЯ дырЯвых подметок. ќти овальные дырочки,
давно не приходилось их видеть! ’огда обувь отдавали в починку. Ќовую
подметку прибивали деревЯнными шпильками. —уть отставаЯ, она напоминала
щучью пасть...
„о чего же все это было прекрасно! Њолодость прекрасна сама по себе.
Њолодость своЯ, молодость страны...
Њножество перекрестных влюбленностей. Џроводы домой, стоЯние на улице в
дымном морозе. ђуки, вытЯнутые из варежек. Љасание рук. €ногда поцелуй в
озЯбшую щеку, пахнущую пудрой "ђашель"... ‘егоднЯ одна, через неделю
другаЯ...
“ Љости Ѓуланова почему-то все были Ќины. Ќина-большаЯ, Ќина-маленькаЯ,
Ќина-певица...
ђазвлекались разнообразно, изобретательно. ђебусы, шарады, фанты,
"мнениЯ". утовские спектакли. ЉостЯ и он изображали балетную пару: принц
и принцесса. Џринц - в обтЯнутых кальсонах, в бархатной безрукавке,
вышитой бисером. Џринцесса - в пышной пачке из газетного листа и огромных
полуботинках. Џринц поднимал свою партнершу, пыхтЯ, говорил: "€ тЯжела же
ты, мать!" Џринцесса жеманилась, опускала ресницы. Џотом принц командовал:
"ѓосподин капельмейстер! „айте что-нибудь на два!" Ќина-певица барабанила
по роЯлю на два счета, а принц прыгал, заносЯ ноги вбок, выше головы и
усердно колотЯ ими друг о друга. Џотом - очередь принцессы. Ћна с трудом,
медленно становилась на пуанты и терЯла пачку... ‘меху было!
ЋсобаЯ радость - прогулки по Ќеве в лодках. Џростор, легкое качание,
облака в небе перьЯми... “пругость в руках, ведущих весла. Ђ главное -
купание! ‚ето жизнь - самое большое из наслаждений.
Љупались чаще всего у бастионов Џетропавловской крепости. “зкаЯ кромка
гравиЯ, гранитные древние стены, высокий собор. Ќа шпиле поворачивалсЯ и
скрипел флюгер (может быть, этого слышно не было, но помнитсЯ, что
скрипел). ђазвернутое вбок крыло. ‚ысоко-далеко в бледном небе, неизменно
бледном, или так вспоминаетсЯ? ‚едь не могло же оно быть всегда бледным.
Ѓыли же и солнечные дни.
ђаскинувшийсЯ, почти необъЯтный простор Ќевы. •олоднаЯ, суроваЯ,
оловЯннаЯ вода. Ћна казалась выпуклой, эта вода. ‚ыпуклой и маслЯнистой.
Џо ней, обгонЯЯ друг друга, бежали вихорьки - знак сильного течениЯ. Ћн
любил плавать в этой сильной, быстрой воде. €з всей компании - лучший
пловец. —то там лучший - единственный. ’олько он один мог переплыть на ту
сторону. ‘носило ужасно! „обиратьсЯ назад было трудно. €ногда подхватит
чьЯ-нибудь лодка. ‹юбил притворно пропасть, чтобы беспокоились, ахали...

Ќесколько лет назад ”едор ”илатович, вернувшись из плаваниЯ, специально
сходил на поклон к местам этих юных купаний. ЉакаЯ-то неопределеннаЯ тоска
его повлекла. —увствовал, что идет к закату...
Џошел, подключилсЯ к экскурсии. ‘мотрел со стен бастиона на то самое
место, где был когда-то счастлив и молод. Ќет, свиданиЯ с прошлым не
получилось. ‚се изменилось неузнаваемо. „аже Ќева была словно бы не такой
широкой. “ стен крепости вместо узкой каменистой кромки - благоустроенный
плЯж с намытым песком. „еловито загорающие мужчины в плавках, девушки в
"бикини". ’ранзисторные приемники с их нестерпимой разноголосицей... ’огда
не было ни плавок, ни "бикини", не говорЯ уже о приемниках. Њужские трусы
висели почти до колен. Ѓарышни, стеснЯЯсь своей полунаготы, скромно
купались в сторонке; у кого не было купального костюма - в сорочке,
мокрыми звездами облипавшей грудь. Ѓедна была страна, бедны были с нею и
они, молодые. € все-таки, ворчливо думал ”едор ”илатович, мы с нашей
бедностью были, пожалуй, счастливее, чем эти с их импортным барахлом. "Њы
кузнецы, и дух наш молод..." - вспомнил он тогдашнюю песенку...
‚полуха слушал он объЯснениЯ экскурсовода - стильной дамы в брюках на
бедрах и опаловых очках. Ћна говорила что-то обычное о крепости, о романе
"Ћдеты камнем"... € вдруг насторожилсЯ. “стремив указку в направлении
шпилЯ, дама сказала: "’оварищи, обратите внимание на флюгер наверху. ќто
ангел-флюгер".
€ в самом деле, развернутое вбок крыло было крылом ангела. ђаньше он
этого не замечал, как-то не обращал вниманиЯ...
Ђнгел-флюгер. ‘очетание было смешным. ”едор ”илатович положил его в
свою внутреннюю копилку, чтобы рассказать при случае. ‚прочем, в
теперешних его компаниЯх некому, пожалуй, было оценить, рассмеЯтьсЯ.
‘обираЯсь, больше пили. ‚от ЉостЯ Ѓуланов - тот оценил бы. Ќо нет Љости,
давно нет.

’олько сейчас, лежа неподвижно, просматриваЯ задним числом свою жизнь,
”едор ”илатович не засмеЯлсЯ тем словам, а ужаснулсЯ. "Ђнгел-флюгер" - это
же он сам! Љак будто полет - и в то же времЯ жесткаЯ подчиненность. ‚сю
жизнь поворачивалсЯ по ветру - как проще, как удобнее.
...Љрыло ангела, крыло птицы. ’огда, в молодости, он выработал свою
подпись: ”Ђзан... - и затейливый росчерк, птичье крыло, вольно раскинувшее
перьЯ. ”едор Ђзанчевский, короче - ”азан. ‚се его звали ”азаном, прозвище
ему шло. Љрасивый, талантливый, неистощимый на выдумки, золотокрылый.
‚сегдашний "заводила", номер первый во всех играх, затеЯх, представлениЯх.
€грал на роЯле, эффектно педалируЯ (у Ѓулановых был и роЯль). Џел модные
песенки, тогда еще не из кинофильмов, кино было немое. ђисовал карикатуры,
мгновенно схватываЯ сходство. ѓорел всеми цветами радуги - ”азан...
’ак и жил, не задумываЯсь, хватаЯ то там, то здесь частицу весельЯ,
блеск пера... Џонимал ли, что происходило вокруг, какие вершились
перемены, какие сдвиги? Ќет, не понимал. € не задумывалсЯ. …го просто
несло по жизни, а он, зажмурившись, уносилсЯ...

Ђ институт? Ќу что ж институт. Ћн туда почти не ходил. Џосещение было
необЯзательным, хочешь - слушай лекции, не хочешь - нет. Љакие-то сроки
были установлены длЯ зачетов. Ќе сдал вовремЯ - пенЯй на себЯ. ЋтчислЯли
без всЯких церемоний, не то что теперь. Ќекоторые зачеты он с грехом
пополам сдавал, выезжаЯ на беглости речи и общем развитии (тогда оно у
него еще было, еще не одичал), да по-немецки у него было устойчивое "вуд"
(весьма удовлетворительно). ‘поткнулсЯ на черчении. Џрекрасно рисовавший,
он черчениЯ не переносил: рабское копирование. Ђ оно преподавалось
дотошно, въедливо, было чуть ли не главным предметом. ђаботали тушью по
ватману. ’ерпение требовалось дьЯвольское, как у ‚ари.
€ вот что смешно - первым заданием по черчению, которого он, конечно,
не сдал, был кран. Љонечно, не водопроводный, а подъемный, с огромным
крючищем, но именно кран. "Ќе выйдет из вас инженера", - сказал профессор,
отодвигаЯ в сторону его творение. € не вышло. €з-за этого крана (он никак
не мог его одолеть) ”едора Ђзанчевского, ”азана по прозвищу, исключили из
института на втором году обучениЯ.

’ут уже все пошло вразнос. Ќе мог сказать маме - не мог! - что его
исключили. Ќе мог сказать и ‚аре. ‚едь она длЯ него всем пожертвовала.
ђешила, что учитьсЯ должен он, мужчина, надежда семьи. Ђ сама пошла
работать. Ќе так-то это было просто тогда - устроитьсЯ на работу.
Ѓезработица, огромные очереди у биржи труда. ‚ыстоЯла, устроилась
почтальоном. ‘ гордостью носила потертую черную сумку (оттопыреннаЯ крышка
вроде ее собственной верхней губы...). ‘ гордостью приносила домой
заработанные гроши. Ќет, не мог сказать им - двум труженицам! - что его
исключили. ‹егче было скрыть. ЏовернутьсЯ по ветру, как флюгер.
Ђнгел-флюгер, черт тебЯ возьми. Ѓудь ты проклЯт.
’ак и пошла жизнь. „елал вид, что учитсЯ, скрывал от всех, что уже нет.
„ругу Љосте - и тому не сказал. ‘оврал, будто перевелсЯ в Џолитехнический.
’от поверил, не до того ему было, он и сам-то в "’ехноложке" еле держалсЯ,
запустил учение, но все-таки старалсЯ, наверстывал. ‚ конце концов
наверстал, выправилсЯ. Љрепко взЯлсЯ за ум его легкомысленный друг.
Ђ ”азан жил своей двойной жизнью, двойной ложью. ‘начала трудно было,
потом привык. Љак будто так и надо. †изнь без обЯзанностей,
призрачно-веселаЯ, уносила волной. Њама с ‚арей кормили его, одевали,
обували, обстирывали. Ђ он почти не бывал дома. Џропадал - летом на
Ћстровах, в гребном клубе. ‡имой - на лыжах. ‚ечером у Ѓулановых. €ли у
‹изы. †ила она отдельно от семьи, в обшарпанной комнатенке под лестницей,
со ступенчатым потолком. ‘ерые, честные глаза...
„омой заходил ненадолго. †адно ел, что ему было оставлено. ЏритворЯлсЯ,
что очень занЯт, усердно учитсЯ (тогда это называлось "грызть гранит
науки"). „елал вид, что грызет...
Љаким-то уголком сознаниЯ понимал, что долго так не протЯнетсЯ: рано
или поздно обман выйдет наружу, придетсЯ держать ответ. Ќо он эти мысли
гнал. “ж больно она была хороша - эта молодаЯ, забубеннаЯ, лживаЯ пора!
Џлавал в успехе. ѓде бы ни поЯвлЯлсЯ - сразу становилсЯ душой общества.
–ентром, вокруг которого все вращалось. Џо природе первый - первый во
всем. Ѓарышни, обступив, щебетали: "”азан, ”азан..."
€грал на роЯле все, что попросЯт. Њодные песенки, ими тогда звенела
улица: "Љирпичики", "„ве увЯдших розы", "‘лышен звон бубенцов издалека"...
„о сих пор звенЯт они, бубенцы молодости...
Ђ знаменитые "Ѓублики" - любимаЯ песнЯ петроградских беспризорников?
Ћни ютились в подвалах, канализационных люках, в бочках из-под асфальта.
Ћборванные, опасные, отважные. Ќа них устраивались облавы. Ђ они, как
согнанные со спины лошади слепни, тут же возникали снова. ‚ездесущие,
вороватые, весело-грЯзные. ‡имой и летом в шапках-ушанках, одно ухо вверх,
другое вниз. € всюду с ними - неотразимаЯ, грустно-залихватскаЯ мелодиЯ
"Ѓубликов". „о сих пор от нее щемит сердце. €грал ее на роЯле, взмахиваЯ
ресницами. € пел, возможно, слегка перевираЯ слова:

Љупите бублики,
ѓоните рублики,
ѓоните рублики,
„а поскорей...
€ в ночь ненастную
ЊенЯ, несчастную,
’орговку частную
’ы пожалей!

Џел, да с каким надрывом! Џел, доподлинно чувствуЯ себЯ этой
отверженной, всеми нелюбимой, лгущей обманщицей - частной торговкой. Ђ
барышни обмирали.
‹иза - та не обмирала. Џросто любила. ‘ильно любила, но не слепо,
зрЯче. ‚се про него знала. ‚озможно, и про институт догадывалась, что не
учитсЯ. Ќо никогда об этом не говорила.
€ногда, устав от вечной своей игры, от враньЯ, от кокетничаньЯ, ища
простоты и покоЯ, приходил к ней. Љлал голову к ней на колени и замирал.
Ћна гладила его по волосам - таким густым тогда и упругим! - и говорила
низким своим, теплым голосом: "”азан, ”азан, глупаЯ ты птица!"

Љонечно, всему этому наступил конец. €наче и быть не могло. Ќет, он не
призналсЯ в обмане. ђазоблачила сама судьба. ел ей навстречу, зажмурив
глаза: авось вывезет. Ќе вывезло.
Љто его выдал? Ќеизвестно. ’ак и не узнал никогда. „а разве это важно,
кто? Џришел домой и понЯл: все, разоблачен. ЏонЯл по трагическому, злому
взглЯду ‚ари. Џо маминому лицу, вдруг за одну ночь постаревшему.
ЋтпиратьсЯ даже не пробовал. "ќто правда?" - спросила ‚арЯ. Ќе ответил.
"‡начит, правда?" Љивнул.
’огда мама схватила себЯ сзади за волосы и несколько раз стукнула своей
головой по столу. Љак молотком, забиваЯ гвоздь. Ћх, этот стук! „о сих пор
слышен. Љак будто здесь, в комнате, стучит мама головой по столу...
Џлакал. ЉлЯлсЯ: никогда больше, никогда! Ћбещал, что исправитсЯ, все
наверстает. Ћни - как каменные, с чужими лицами.
‚алЯлсЯ у них в ногах. Ѓуквально валЯлсЯ. ‚арЯ ткнула его в бок
башмаком - жалким, много раз чиненным, со щучьим оскалом. Џоцеловал
башмак. ’вердил: "Ѓей больше, больнее!" ‚арЯ ногу поджала с брезгливостью.
€х молчание - вот что было хуже всего. ’олько потом, в коридоре,
искаженное лицо ‚ари и свистЯщий, сдавленный шепот: "‘ ее-то больным
сердцем! ЌегодЯй!"

Ћбещал себе и им начать новую жизнь. ‘овсем новую! Џрежде всего начисто
порвал с булановской компанией: понЯл, что там уже все известно, не мог
вынести сочувствиЯ, жалости. Ћт лучшего - единственного! - друга Љости и
от того отдалилсЯ. Ќе ссорилсЯ, просто пропал, перестал бывать. ’от
пробовал как-то объЯснитьсЯ, но безуспешно. ‚прочем, Љосте сейчас было
некогда: он по уши был погружен в свои студенческие заботы, в зачеты,
экзамены, чертежи. ћнаЯ дурь быстро с него соскочила, а ведь и дружили-то
больше по юной дури...
‘амое тЯжелое: рассталсЯ с ‹изой. Ќовое так новое. Ѓез объЯснений - так
было легче. ‚сегда избегал объЯснений. ЏризнатьсЯ, думал, что она сама его
найдет. Ќе искала. „о сих пор непонЯтно: почему? ‡начит, не любила?
Ѓезусловно, любила. Ќо не искала. ‚озможно, ждала: сам придет. Ђ он не
шел. ’ак и не пришел никогда. ЏотерЯл ‹изу - лучшее, что у него было.
Џоступил в техникум, где готовили радистов длЯ торгового флота. уточки
- музыку, рисование - к черту! ’олько радио.
’огда оно было новостью. Џоследнее слово техники. ‘мешно вспомнить!
„етекторный приемник. Љристаллик в коробочке, щупальце-искатель. Ћщупью
находЯт точку, где слышно.
Ђзбука Њорзе. Џрием на слух. Џередача. ‚се это схватывал на лету. Џо
скорости передачи был на первом месте. Џальцы пианиста - вот где
пригодились.
ѓоды учениЯ помнЯтсЯ смутно. ’еориЯ давалась плохо, практика - отлично.
‚ажнее была практика.
Ѓыла довольно милаЯ радиоточка. ЉаталсЯ с нею с американских гор. € не
только...
‡апомнилсЯ случай, когда его премировали ордером на ботинки. ‚зЯл не
длЯ себЯ - длЯ ‚ари. Љогда принес ей ботинки, она улыбнулась. ќта улыбка!
‘ловно весть с неба: прощен. Њама уже давно простила, а ‚арЯ - только
тогда.
Ѓыстро промелькнуло незапомнившеесЯ времЯ. Ћкончил техникум
благополучно. Ќе из первых, но и не из последних.

Џотом - полоса заграничных плаваний.
’огда это было редкостью: мало кто бывал за границей. Њало кто знал
Языки, а он знал. Џереимчивый, как попугай. Ќе его заслуга, но гордилсЯ.
‚ходил опЯть в свою роль первого, выдающегосЯ. ЏриЯтнаЯ роль, созданнаЯ
длЯ него. †еланный член команды любого кораблЯ, идущего в "загранку". Њог
и переводчиком быть и радиограммы принимать на разных Языках...
Ђ носило его, носило - по всем странам света, куда только ходили суда
‘овторгфлота. Ќе только …вропа - ЂзиЯ, Ђфрика, Ђмерика. ‡накомые по школе
экзотические слова - такие, как ‘уматра, џва, Ѓорнео, - обросли
реальностью. Ѓросить этак непринужденно: "џ там был". Ђ у слушающего -
вздох зависти.
Ћтовсюду привозил сувениры: нос рыбы-пилы, бивень моржа, мохнатый
кокосовый орех... Ћдежду, обувь, галстуки покупал в …вропе. Ќедорогие, но
броские. ”азаньи. ‘нова вышла из забвениЯ и приклеилась к нему кличка
”азан...
‘удоваЯ жизнь давалась ему легко. Љачки не боЯлсЯ, твердо стоЯл на
своих не длинных, но стройных, крепких ногах. “дивительно шла ему морскаЯ
форма, особенно ее тропический, снежно-белый вариант. ‡агорал ровно, без
ожогов.
Љоманда любила его. Џожалуй, больше всего - за музыку. “ж больно лихо
наЯривал он в кают-компании на пианино любой, по заказу, фокстрот или
шимми. Ђ морЯки танцевали друг с другом: женщин не было, одна буфетчица на
всех.
“спех у буфетчиц он. ”азан, имел огромный. Ќе танцевал с ними (играл во
времЯ танцев), зато потом... ‘колько перепало ему от них и вкусных вещей и
другого чего. Ћбожание он принимал снисходительно, по обычаю обмахиваЯсь
ресницами (скромность ему шла). Ќачал находить вкус в вине; особенно
нравилсЯ ром. ‡десь предупредительный звоночек: еще не пьющий, но уже
выпивающий...

Ђ между рейсами - ‹енинград. „ом. Љвартира все та же, давно не
ремонтированнаЯ. Џапа-Џенкин умер, к ‚алерии ’ихоновне из неудачного
замужества вернулась ‡оЯ, постаревшаЯ, тусклаЯ. ѓде-то служила. Ћдну
комнату у них отобрали, поселилась там уборщица ”екла, усатаЯ женщина лет
пЯтидесЯти, все понимавшаЯ лучше всех. Љогда она, высоко поднЯв зад, мыла
пол на кухне, он всегда ощущал ее неодобрение. "‚ каждой избушке свои
безделюшки", - говорила она. Ћн это принимал на свой счет. ‚алериЯ
’ихоновна потерЯла передние зубы, говорЯ, прикрывала рукой рот. Ћн и ее и
‡ои сторонилсЯ. Ќе его это были полЯ Ягоды. Ћн нарЯдный, весь заграничный,
петушиный галстук, булавка с фальшивым бриллиантом - и они...
Њаму с ‚арей ошеломлЯл дарами не нашего производства: пестрые блузы,
шелковые чулки, духи, пудра... Ћни принимали их неохотно, стеснЯЯсь. “ж
больно не вЯзалось все это с их привычно бедным укладом (жили они очень
стесненно, на ‚арину стипендию и мамину учительскую зарплату). ‡аштопанные
локти, чиненаЯ обувь... ‚арЯ, кажетсЯ, и не пудрилась-то никогда...
‡ато очень пудрились и очень душились женщины в новых компаниЯх,
которые стал посещать ”азан. ’ам пили вино, танцевали модные танцы "с
разложением". †енщины сидели у мужчин на коленЯх, целовались с ними в
открытую, а длЯ более подробных бесед удалЯлись. ’олько тогда понЯл, как
невинно и чисто было у Ѓулановых. “же не говорЯ о ‹изе. ‹иза была сама
чистота. Ќо туда обратно ему пути не было. ‚се-таки иногда разузнавал
стороной о ‹изе. …му говорили: все такаЯ же, преподает физкультуру,
какаЯ-то сверхидейнаЯ - комсомолка двадцатых годов. ’еперь такие уже не в
моде. Ћн все это выслушивал не без горечи, но сам себЯ успокаивал: а что,
в конце концов, произошло? Ќу, расстались, пошли в разные стороны. “ нее
своЯ жизнь, у него - своЯ. “ходила, терЯлась в прошлом, постепенно
забывалась, да, забывалась ‹иза с ее честностью, чистотой, любовью. ‘ ее
низким, теплым, остерегающим голосом: "”азан, ”азан, глупаЯ ты птица..."

‚от так и пошла жизнь. ‡акружилась, завихрилась. Џлавание. Џобывка.
‘нова плавание...
‚от что важно: в одну из побывок встретил Љлавдию.
ЏолузнакомаЯ компаниЯ шумела, танцевала, пила. ‚ углу сидела девушка -
смуглаЯ, с кошачьими глазами. Љак притаившаЯсЯ кошка, она сидела,
прелестнаЯ, но отдельнаЯ. "€нтересное лицо", - подумал ”азан, и что-то
внутри у него шевельнулось, клюнуло. Џопал на удочку.
Ћна сидела особнЯком, гневно противостоЯ окружающим. Ќе длЯ нее все это
было: питье, еда, поцелуи, уединениЯ... Љогда кто-то сказал циничную
фразу, она встала, молча взЯла свою сумку и вышла. Ћн - за ней.
Џодал ей пальто. "Ќе понравилось здесь?" Ћна мотнула головой строптиво.
ЋбрадовалсЯ: "Њне здесь тоже не нравитсЯ. Џозвольте вас проводить".
Џозволила. Ђ через два днЯ они уже любили друг друга без памЯти.
—то-что, а любить ЉлавдиЯ умела. Ќе женщина - шторм.
…ще через две недели поженились. ’огда это просто было: женись,
разводись. Ќикаких церемоний.
‚стал вопрос: где жить? “ нее - негде, одна комната, там же мать и
сестра. “ него? Њама сказала: "Џожалуйста". Џривел в дом молодую жену.
Њаме ЉлавдиЯ понравилась, сказала: "ЊилаЯ". Ќу, милой-то ЉлавдиЯ не была.
‚олеваЯ, целеустремленнаЯ - это да.
‡ажили супружеской жизнью. „овольно долго она ему давалась легко. Ћн в
плавании, она дома, работает, его ждет. †дет жертвенно, отказываЯ себе во
всем. ‹ишь бы его принЯть, угостить, порадовать... Њама: "’ы бы сказал ей,
чтобы она... ну хоть топила у себЯ изредка, пока тебЯ нет. ‚едь
замерзает".
Ќе сказал. €збегал сложностей.
ЏреданнаЯ, преданнаЯ жена. Њожет быть, слишком преданнаЯ? ЊЯгкости ей
не хватало. —увства юмора, смеха. ‘ерьезна была во всем. „ержала его
железной хваткой. Џонемногу он от этой хватки стал ежитьсЯ. Ђ что было
делать? Ћна была сильна, он слаб. ‘лаб, но шкодлив. €зменЯть ей начал с
первого же года.
ђодилсЯ сын Џетр. Љрепкий, красивый, широкоглазый, с материнским овалом
лица. ѓордилсЯ сыном, звал Џетром ”едоровичем. ’от отца дичилсЯ. „ичилсЯ,
впрочем, и матери. ‘ам по себе. ЉлавдиЯ была матерью суровой, без
нежности. Ћна и мужа-то так любила: крепко, но без нежности. Ђ ему как раз
хотелось нежности: растаЯть, расплавитьсЯ. Ќежна была мама. Ќежна была
„аша (это уже потом, после войны). Њногие из его женщин были нежны, а
ЉлавдиЯ - нет.
€ тут в воспоминаниЯх - порог, особое место. Џодходит дело к войне.
ЉажетсЯ, нет никого из живших в то времЯ, кого бы война обошла стороной.
Ќе обошла и его. ‚еликаЯ ЋтечественнаЯ. Ќачалась и все себе подчинила.
–елых четыре года. Ћни и длинные, они и короткие. Ћсобые... Џроба
человека. Џроба характера.
Џротекал ли тогда, в годы войны, кран его жизни? ”едор ”илатович
спрашивал об этом себЯ и не находил ответа. Љак будто бы не в чем было ему
себЯ упрекнуть. ‚оевал, как все, исполнЯл свой долг, как другие. Ѓыло ему
к началу войны тридцать пЯть лет. Ѓыл призван, пошел. ‚се четыре года в
армии. ‘начала недолго радистом, потом - переводчиком. „опрашивал пленных
немцев. ’ут ему не было равных. Њало того что знал Язык, как родной. “мел
войти в доверие, прикинутьсЯ "своим". ђаскалывал самых упорных. Џотом -
последний взглЯд уводимого, похожего чертами лица на ЏаулЯ с Ѓубой -
товарищей ранних, прибалтийских лет...
Џочему при этом воспоминании вздрагивает сердце? ‚едь это же была его
обЯзанность - войти в доверие? €ли не так?
Ќа передовой, под самым огнем, пробыл совсем недолго. ‡апомнились
сырые, инеем опушенные стены блиндажа, красные ракеты в темном небе,
холодок в груди при шелесте летЯщего снарЯда, звук передатчика,
беспрестанно шлющего в эфир свои позывные... Ќет, жизнь не утекала тогда,
как вода из крана! †изнь была осмысленной. Ћтчего же совесть начинает
тревожно возитьсЯ при мысли о годах войны? ‚иноват ли он, что война его
пощадила?
ђанен был всего два раза, и оба раза легко. ЋтлеживалсЯ в госпиталЯх...
Њимолетные романы с медсестрами, санитарками. ЏрЯменькие плечи с погонами,
перетЯнутаЯ ремнем талиЯ... ‚рачей очаровывать остерегалсЯ. ‚прочем, одна
- чернаЯ, узкоброваЯ, стетоскоп в кармане, - крепко была неравнодушна.
Џосле первого же раза заговорила о будущем. Ћн ускользнул...
Љакой-то намек на "кран" был все-таки в этих мимолетных свЯзЯх. Ќе
забыть, как плакала, расставаЯсь с ним, голубоглазаЯ санитарка Њашенька в
мЯтом перманенте. Ћбещал ей, что будет писать, да так ни разу и не
написал...
Ќо ведь не он же один! Њногие тогда заводили короткие эти романы.
"†ивем один раз, а менЯ, может быть, завтра убьют"... Њногие из них и в
самом деле полегли... ‚иноват ли Я в том, что менЯ не убили? Ќе виноват. Ђ
в том, что не написал Њашеньке? ‚ этом виноват. Ќо ведь многие не писали
своим Њашенькам, и это не мешало им быть героЯми. €ли мешало?
Ћн-то, во всЯком случае, героем не был. Џлыл по течению. Људа только
его, военного переводчика, не носила судьба! Љогда встречал где-нибудь
роЯль или пианино - играл. Ќо уже не пел: голос не тот, сказывалась
привычка к спиртному. Ѓеглость пальцев - прежнЯЯ. ‚нимательные,
восхищенные женские глаза... €грал военные песни: "Љатюшу", "‡емлЯнку"...
‡апомнилсЯ, уже в конце войны, на территории врага, великолепный белый с
золотом роЯль в каком-то брошенном хозЯевами поместье. Ќа этом роЯле он
играл ту прекрасную, незабвенную песню: "‘вЯщеннаЯ война". €грал
вдохновенно, как никогда еще не играл. ‘лушаЯ его, товарищи один за другим
вставали и снимали фуражки, а у женщин были слезы на глазах. ‚от песнЯ!
‘очинить раз в жизни такую песню - тогда можно было бы и умереть: не зрЯ
жил. Ќо как раз сочинЯть он с некоторых пор совсем перестал. †ужжали
мелодии в уме, но все чужие.

‚ойна... ‚ общем, он сравнительно легко ее отбыл. ‹егко, но достойно.
Ќе трусил, не прЯталсЯ, не ловчил. —его же ты хочешь от менЯ, совесть?
ЉажетсЯ, наконец понЯл, в чем дело. ‹енинград. Њама.
‚ ‹енинграде оставались мама и ЉлавдиЯ с сыном Џетром (‚арЯ
эвакуировалась со своим институтом, хотела взЯть с собой маму, но та не
поехала).
Ђ он одно времЯ воевал неподалеку, чуть ли не в черте города. Ќа этом
участке фронта было сравнительно тихо. Љонечно, были бомбежки, обстрелы,
но куда страшнее было в ‹енинграде, блокадном. Ћн это знал: иногда ему
удавалось попасть к своим...
‚ памЯти - комната, густо заросшаЯ инеем; черный потолок с висЯщими
слоЯми штукатурки. "—то это у вас с потолком?" ђавнодушный ответ: "Ѓомба
попала". —ерным обведенные, измученные лица. Ќе лица - одни контуры.
—то-то новое в глазах мамы: страх. ‘мотрела на Љлавдию искоса, исподлобьЯ,
как собака на строгого хозЯина.
ЋпЯть и опЯть вопрос: виноват или нет в ее смерти? ”ормально - нет, а
по существу - да. ЉлавдиЯ маму не любила. ‚се длЯ нее делала, кормила ее
наравне с собой, но не любила. Ђ маме как раз нужна была любовь. Ѓез нее
она пропадала, без нее умерла. Њама - нежное существо с крохотными ногами
в детских валенках...
Ћн-то любил ее почти по-прежнему. "Џочти" - ибо не мог противостоЯть
Љлавдии. ‚ те редкие разы, когда заезжал домой, мама взглЯдом умолЯла его
о любви, а он отводил глаза. ‚ынимал из рюкзака сбереженный паек -
несколько сухарей, кусков сахару, иногда - банку консервов. ѓоворил: "Њне
пора". –еловал Љлавдию в темные, властные губы. –еловал маму в щеку. …сли
не спал ЏетЯ - целовал и его. Њальчик, черненький, дичилсЯ, не шел на руки
- отвык. Ђ он не настаивал. Њахнув рукой, уходил. ’уда, к себе, на фронт,
где ему было легче.
Њама умерла в самую страшную, первую блокадную зиму.
Ќикогда не хватало мужества расспросить Љлавдию: как умерла? Ћчень ли
мучилась? ‚споминала ли его, любимого сына? ќта непогашеннаЯ смерть так и
осталась на совести. ‘аднит до сих пор. Ѓез вины виноват? Ќет, с виной.
Ђ ЉлавдиЯ с Џетей выжили, эвакуировались на Ѓольшую землю. ‚ сорок
четвертом вернулись. ‚ сорок пЯтом вернулсЯ и он, ”азан, глупаЯ птица.
‘тал опЯть плавать. ЋпЯть повернулсЯ к ветру: как проще, привольнее.
‚озобновилась привычнаЯ, легкаЯ жизнь. ЊенЯлись только песенки, которые он
наигрывал на фортепиано. „а все больше стал выпивать. Ћбратилось уже в
привычку.
...Љак-то раз захотелось трЯхнуть стариной: нарисовал карикатуру на
капитана. ‚ышло плохо, никто не смеЯлсЯ. Људа-то исчезла его с детства
твердаЯ линиЯ, рисовал беспомощно, рваными черточками. ‚идно, разучилсЯ.
Ѓольше не пробовал. ђоЯль - это беспроигрышный номер.
ЉлавдиЯ любила его все так же свирепо, собственнически. Ђ он становилсЯ
к ней холоден, боЯлсЯ ее желтых, к самым вискам разведенных глаз. ’оварищи
дразнили его "подкаблучником"... Ђ что? ‘праведливо. ЏротивостоЯть Љлавдии
мог бы сильный. Ђ он был слаб.
‚скоре после войны родилсЯ второй сын. —ерт возьми, как же его звали?
Ќе дает покоЯ имЯ второго сына. Џлохо с памЯтью. –елыми полосами заливает
ее мраком. ‚спышки, а между ними черно.
Ќу ладно, не могу припомнить имЯ младшего, назову его заново, будто он
только что родилсЯ. Ќазову Ќиколаем, Љолей. Њальчик с родинкой над верхней
губой, в самой канавке, ведущей к носу. ЋсобаЯ примета: родинка на верхней
губе. Ѓудет мешать бритьсЯ, когда вырастет. Њешает ли теперь, когда вырос?
Љрасивый мальчик. Ќе на кошку - на голубЯ, вот на кого он был похож.
Љруглый, гладенький, с воркующей речью. ђечи, собственно, еще не было -
отдельные слова. "Џень", - вспомнил ”едор ”илатович и внутренне
рассмеЯлсЯ. ‡апомнилось-таки это слово. Џервое, которое произнес ЉолЯ
(условный ЉолЯ).
Ђ дело было так. ЉолЯ долго не говорил. „ругие дети в его возрасте
вовсю болтали, он - ни в какую. ђодители приходили, хвастались. "Ђ мой-то
пень ничего не говорит", - отвечал ”едор ”илатович.
ЉолЯ не раз слушал такие беседы. € вот однажды при мальчике опЯть зашел
разговор о его отсталости. "„о сих пор ничего не говорит", - пожаловалсЯ
отец. € ЉолЯ вдруг подсказал: "Џень..."
"Џень", - чирикнул, как чижик. Џервое слово. —то было дальше? Љак пошло
его развитие? Ќичего этого ”едор ”илатович не знал. Џотому что вскоре
рассталсЯ навсегда и с Љлавдией и с сыновьЯми. ‚ышел наружу его роман с
„ашей. Ћни переписывались "до востребованиЯ". ЉлавдиЯ что-то заподозрила,
Явилась в почтовое отделение и "востребовала". „евушка на почте не смогла
ей противостоЯть. Џришел домой - ливень пощечин, лавина презрениЯ.
ђастоптан, раздавлен. “ехала - и с сыновьЯми. Љак в воду канула...
Ђ у него - „аша. —удеснаЯ, обольстительнаЯ, тогда еще молодаЯ. ’ридцати
не было, а ему за сорок. ‚оскрес с нею, обрел себЯ. ЊелкокудрЯваЯ, вечно
встрепаннаЯ, крутобокаЯ, с Ярким румЯнцем. ‡аразительный, мелкозвонный
смех... „аша!
Џри „аше все становилось просто. ЉлавдиЯ - та, напротив, все усложнЯла.
‚ырвалсЯ к „аше, как на волю. Ћсобенно вольно стало, когда отпала еще одна
забота - „ашин муж.
Ќичего был парень ‚итЯ. ‘ерьезный, добросовестный, переполненный, как и
ЉлавдиЯ, чувством долга. €х бы свести с Љлавдией - отлично понЯли бы друг
друга. Ќо любовь не спрашивает, кого с кем свести. „аша ‚итю жалела, но не
грустной, а какой-то веселой жалостью. ‚есело путалась между двумЯ
‹юбовЯми - старой и новой, законной и незаконной. ЌоваЯ протекала
бесстрашно и авантюрно. Ќочевали то здесь, то там. €ногда удавалось
попасть в гостиницу, минуЯ запреты. Ђ то - где-нибудь в загородной лачуге.
‘адились в поезд и ехали наугад - в увалове, ђепине, ‘естрорецк...
‘тучалась в первый попавшийсЯ дом. Ћчаровывала хозЯйку. ђонЯла слезу: нам,
мол, с мужем негде переночевать, в гостиницах нет мест, ночуй хоть на
вокзале... •озЯйка, разжалобившись, пускала - иной раз в горницу, а то и в
сараюшку. —ужие, узкие койки (как счастливо на них спалось вдвоем!),
подушки, из которых лезло перо. “тром - перышко в мелкокудрЯвой, вечно
встрепанной голове... ‘частье - веселое, праздное счастье.
Ќе могла бросить ‚итю: "Ћн без менЯ погибнет!" Ђ когда погиб -
поплакала, но недолго. Ќе умела долго плакать.
„аша, милаЯ моЯ „аша! €зо всех любвей - самаЯ развеселаЯ, самаЯ легкаЯ.
†изнь с нею улетала, как воздушный шарик. …й-то бы не пришло в голову
упрекать, судить, казнить себЯ за то, что зрЯ потратила свою жизнь.
Љонечно, не зрЯ! ‘колько от нее было людЯм радости, пусть не безгрешной!
...Љран возражает, твердит свое "waste".
- ‡амолчи, идиот! - кричал ему мысленно ”едор ”илатович. - Ќе трогай
мою „ашу!
„а и он-то сам, может быть, не так виноват, как об этом долбит кран.
…сли б хоть ненадолго заставить его замолчать, можно было бы собратьсЯ с
мыслЯми. Љран же не бог, с ним можно и поспорить, да и с богом спорили
некоторые...
€ной раз он и впрЯмь, доведенный до отчаЯниЯ, вступал с краном в
воображаемый спор.
- Ќу не совсем же зрЯ Я прожил на свете, - ожесточенно возражал крану
”едор ”илатович, - ведь было же кому-то и хорошо со мной, весело, легко?
‚едь украшал же Я кому-то жизнь? Љогда Я поЯвлЯлсЯ, забывали же многие
свои заботы? ‚едь шла же от менЯ людЯм радость - пусть временнаЯ, пусть
дешеваЯ?
...Ђ вот ‚арЯ, которую ты все времЯ тычешь мне в нос, образцоваЯ ‚арЯ,
котораЯ жила правильно, ни разу не солгала, не ошиблась, не растратила ни
копейки из того немногого, что ей было отпущено, - кому была от нее
радость?
Њаме? Ќу нет. € не сумела она, образцоваЯ дочь, спасти маму, увезти с
собой хоть насильно. Ћставила на Љлавдию. Ђ ведь знала, что этого делать
нельзЯ!
- •очешь оправдатьсЯ? - ехидно подзуживал кран. - Ќу валЯй!
Ќет, он не хотел оправдатьсЯ. Ћн уже ничего не хотел, кроме самой
простой тишины. —тобы он мог сам, без прокурорской подсказки, осмыслить
прожитое, подвести итоги. Ќужно ли ему уж так жестоко казнить самого себЯ?
Ќо кран продолжал свое "waste". € не было на него управы. „аша не
понимала, чего ему нужно было, до смерти, до зарезу! —тобы замолчал,
заткнулсЯ, умер кран!
‹иза - та понЯла бы.
‹иза, ‹иза... € опЯть и опЯть - она.

‘естра Љости. „аже трудно поверить, что брат и сестра, хотЯ внешне
чем-то похожи. Ћба высокие, остроносые, плечистые, но какие разные! ‹иза -
сама прЯмота, ЉостЯ - сама уклончивость. “ него глаза с голубизной, с
косиной, навыкате. “ нее ни голубизны, ни косины, ни выката. —исто серые
глаза.
‘ веселой компанией брата она не сливалась. Ќе осуждала, но держалась
особнЯком. “шла из дому - в школе, где она преподавала физкультуру,
выделили ей комнатку, ту самую, под лестницей, со скошенным потолком. ѓде
еле умещались койка и стул. ѓде так отрадно было встречатьсЯ с ‹изой, пить
ее бедный суррогатный чай, жевать сухари.
†илось ей нелегко. Ќо никогда не жаловалась. Ћ доме покинутом не
жалела. —то ее оттуда погнало? Ќаверно, какаЯ-нибудь неправда. Љривда,
по-старинному. Ќо Я же был по уши в кривде? Љак же она менЯ могла любить?
Ќеизвестно как, но любила. € все-таки не стала менЯ искать, когда Я
пропал...
‘ чего у нас началось? Ќадо вспомнить. „авно не вспоминал. ‘ похода на
Яхте. Љак это Я мог забыть? ’огда еще ‹иза жила дома, но уже
насторожившаЯсЯ, отгороженнаЯ. ‘ Љостей, впрочем, еще дружила. Ћн
занималсЯ парусным спортом, даже, кажетсЯ, был инструктором.
Ћсень, ветер. Џошли под парусами в залив. —етверо: ЉостЯ с очередной
Ќиной (Ќина-певица), ‹иза и Я.
€дти было трудно. ‹авировали против ветра, часто менЯЯ галсы. ‚се
ладони изрезали шкотами. ‹иза помогала. Ќина просто сидела на корме и
хихикала, низко надвинув колокол-шлЯпку. Ѓыло холодно, но она не хотела
запахнуть на шее пальто с пушистым воротником.
ЋсеннЯЯ, промозглаЯ погода - и совсем открытаЯ, откровеннаЯ шеЯ. ’огда
так носили. Ѓарышни презирали шарфы. ‚ "‡олотой лихорадке" —аплина можно и
сейчас увидеть женщин в меховых шубках, распахнутых на шее. ‘траннаЯ,
навЯзчиваЯ открытость. Џомню, с вожделением смотрел на Ќинину голую шею,
белое наглое горло, окруженное черным мехом.
Џогода портилась. ‚етер крепчал. Џохоже, дело шло к наводнению.
Љраткими залпами брызгал дождь. ’акелаж резал до крови. ’емнело. ЃурЯ в
Њаркизовой луже - это тебе не бурЯ в стакане воды. Ќемножко зазеваешьсЯ -
и оверкиль. €дти дальше опасно. ђешили заночевать в ‘трельне.
’огда ‘трельна была дачное место, и не из самых близких. ‹етом
населенное, к осени опустелое. Џусто-пусто было в поселке. Џусто и черно:
ни огнЯ, ни человека. „ождь уже хлестал, хлобыстал. €змокли, иззЯбли.
‡абрались на террасу какой-то дачи. Ћкна заколочены, ни души. ’емно, доски
скрипЯт под ногами. ’ерраса большаЯ, как зал.
ЉостЯ отвел его в сторону: "’ы менЯ понимаешь? ‚озьми на себЯ
‹изавету". Ћн кивнул. ‹изавета мало его привлекала, куда охотнее он "взЯл
бы на себЯ" Ќину с ее распахнутым горлом. Ќо дружба есть дружба. „ве пары
разошлись по разным углам террасы. Ѓревенчатые стены, конопаченные паклей.
Џол ледЯной. ЏопыталсЯ оторвать с окна доски - не вышло.
Ќа ‹изе было грубое, плотное пальто вроде военной шинели, ворот плотно
застегнут. Ќа голове краснаЯ косынка - общий признак трудЯщихсЯ женщин тех
лет. ‚ своей буржуазной семье ‹иза была демонстративно трудЯщейсЯ,
комсомолкой.
‘ели на пол рЯдом, поджав колени. "•олодно?" - спросил он. "„а нет,
ничего". - "Ђ мне холодно. Ћсобенно рукам". - "Ћтчего без перчаток?" - "Ђ
их у менЯ нет". - "„айте ваши руки, - сказала она, - Я их согрею".
ѓоворили на "вы". ’огда еще не было нынешнего огульного "ты" среди
молодежи. Ќа "ты" надо было еще перейти...
"„айте ваши руки", - сказала она. Ћн дал. Ћна сунула их к себе за
пазуху. Ћн обомлел: так это было просто, невинно, по-деловому. ‘огрела его
руки на своей груди. ќта трезваЯ, теплаЯ, крепкаЯ грудь... Ћн был молод и
пылок, отнюдь не наивен, но, право же, ничего не желал.
ђуки согрелись, все остальное зЯбло жестоко. Џальтишко на нем было
жидкое, на рыбьем меху ("сигом" называлось оно дома, "на меху сига").
Џрижались друг к другу, обнЯлись, оба пальто - "сиг" и ее шинель -
положили, сверху. Џостепенно согревались. Ћн все еще блаженно ничего не
желал. ‚ том углу, между Љостей и Ќиной, шла какаЯ-то хихикающаЯ вознЯ, но
он не слушал, не слышал. ‚есь был поглощен горЯчей невинностью - ее и
своей.
ѓоворили вполголоса. ‚ернее, говорила она - он слушал. Ќизкий, теплый,
льющийсЯ голос с чуть заметной картавинкой. ќтот голос не тревожил ночь, а
сливалсЯ с нею. "џ давно с вами хотела поговорить, вы ведь Љостин друг,
правда?" ђассказывала, как ЉостЯ ее беспокоит, он стал совершенный нэпач
(именно "нэпач", а не "нэпман", сказала она). Љакие-то у него дела,
"гешефты", она за него боитсЯ. Ђ эти барышни с пудреными лицами?
‹акированные туфли, сумочки? ЏлатьЯ за баснословную цену? “жас!
Ћна говорила с ужасом как раз о том, что больше всего его привлекало.
„аже сказала что-то брезгливое про открытое на холоде горло Ќины. € он,
слушаЯ, заразилсЯ ее отвращением. —увствовал себЯ активно, воинственно
бедным. ќто было нетрудно, он и в самом деле был беден.
‚ ту ночь он был предельно беден, предельно чист. ‹ежа, обнЯвшись, они
стали словно братом и сестрой, перешли на "ты". ‚озможно, тогда, в ту
ночь, он впервые услышал от нее фразу: "”азан, ”азан, глупаЯ ты птица".
"‹иза, можно Я тебЯ поцелую?" - спросил он. "Људа?" - "•очетсЯ в шею".
- "–елуй, но один раз". Ћн поцеловал ее в шею ровно один раз. ‚ ту самую
голубую жилку, которую потом так любил.
‚сю ночь они почти не спали, только иногда ненадолго задремывали.
’еплое ‹изино дыхание на щеке было блаженством. ќто была еще не любовь, но
и уже не любовь. Ќечто несравненно большее, переросшее любовь...
Љ утру ветер стих, подморозило. ‚стало солнце, растопырив лучи над
забором соседней дачи. ‹учи были Ярко-оранжевые. ‹иза спала, приоткрыв
розовый рот с неправильными, друг на друга сдвинутыми зубами. Љак это он
раньше не видел, что она прекрасна? Ћн любил ее до боли в груди.
‚ другом углу, накрывшись женским пальто и студенческой шинелью, спали
ЉостЯ и Ќина. Ћни тоже были прекрасны. ‚се было прекрасно в это
удивительное утро.
‚стал осторожно - не разбудить ‹изу. Џодошел к запотевшему за ночь
стеклу. “видел на нем искрЯщиесЯ капли влаги, увидел в лицо встающее
солнце и поднЯл навстречу ему руки, прЯмые, как лучи.
Ѓыл счастлив, как никогда в жизни. Ќи до этого, ни после. Љак можно
было забыть такое? Ђ ведь забыл...

Ћщущение счастьЯ длитсЯ столько, сколько нужно, чтобы завести часы.
"—асы в халатике" - мамины часы! - стоЯт на буфете, и никто их не
заводит. „о болезни заводил он. ’олько часы будут его вспоминать. „аша
поплачет и забудет. ‘частливый характер!
“стал безмерно от лежаниЯ, от неподвижности.
€ еще, и еще раз: зрЯ тогда не женилсЯ на ‹изе. Њама была бы рада. Ћна
любила ‹изу. Ќикогда особенно не любила Љлавдию, хоть и сказала: "ЊилаЯ".
Џоследний год с Љлавдией особенно был тЯжел. Џостарела она, что ли,
окислилась. Ћслабела ее слепаЯ преданность. Ќо не ослабела хватка
собственника. …е вещь, ее владение. ‚се чаще стала она им помыкать.
‡апомнилсЯ пустЯк. ‚ одну из последних побывок между плаваниЯми у них в
окне стало дребезжать стекло. ‚идно, плохо его вставили. ‚ыбито было в
блокаду.
"„ребезжит", - сказала ЉлавдиЯ, обращаЯсь, видимо, к нему. Ћн
промолчал, продолжал читать газету. Џривык, что домашние дела его не
касались. "„ребезжит", - повторила ЉлавдиЯ, уже громче. Ћн все молчал.
"‚аты туда засунуть", - приказала она. Ћн понЯл, что должен, что раб.
Џошел, взЯл ваты, засунул. „ребезжать перестало.
‡начит, так: засунуть. ел вечером к „аше (соврал, что на дежурство) и
все повторЯл глупую фразу: "‚аты туда засунуть".
„аша и ЉлавдиЯ - два полюса. ‹егкость и тЯжесть.
Ђ ‹иза? Ѓыла ли она легка? Џо-своему - да. Ќикогда не лгала. Ќикогда не
приказывала. ла своим путем. ‹юбила...
—то это Я все о ‹изе? „авным-давно расстались. ‡абыл ее сравнительно
скоро. Ќе отпечаталась, не завладела. Ћтчего же теперь так стала нужна?
‚ свое времЯ почти спокойно узнал о ее гибели. Ћт Љости, которого
случайно встретил на улице. Џогибла на фронте, под ‹енинградом, вместе со
всем отрЯдом девушек-лыжниц, снайперов. ЉостЯ об этом рассказывал тоже
вроде бы спокойно. ‘мерть была делом житейским: блокада.
ЉостЯ сам уже тогда погибал от голода. ђаботал инженером на оборонном
заводе, видно, дельным был специалистом; на фронт не взЯли. Ќа судьбу не
жаловалсЯ, но видно было, что долго не протЯнет: острый, синий нос,
особенный, стеклЯнный взглЯд дистрофика... “мер.
‘емьЯ у него осталась: жена, дочь. †ена - та самаЯ Ќина с распахнутым
горлом. ‡аходил к ним. Ќина страшна, столетнЯЯ старуха. Ћбеими руками
взЯла хлеб. „очь, маленькаЯ, лежала в кроватке, прикрытаЯ чем-то вроде
половичка. Ќина казалась сумасшедшей. Њногие тогда казались сумасшедшими.
„очь погибла, а Ќина выжила.
’ерраса, ночь, ‹иза. —истота, честность. €менно теперь, больному,
неподвижному, ему понадобилась ‹иза. „аша его обхаживала, обслуживала, а
он смотрел на ее приоткрытое плечо и видел другое плечо, другую шею.
ЏрЯмое, развернутое плечо. ‘тройную шею с голубой жилкой.
Ћн понимал, что это глупо. ‹изы нет. ѓолубаЯ жилка истлела в братской
могиле. …му оставалась „аша - заботливаЯ, ласковаЯ. Ќадо благодарить
судьбу за „ашу. ќто он понимал умом, чувством - нет.

—то-то случилось. Ћн сел, выпрЯмил ноги. ЃольшаЯ краснаЯ волна поднЯла
его и опЯть опустила. ‘идЯ, он видел себЯ, лежащего. “ того его, который
сидел, ноги были выпрЯмлены, а у того, который лежал, - поджаты.
—то-то случилось. Ќаступил беспорЯдок. Ћн уже не понимал, где верх, а
где низ. ‚олна поднЯлась, подхватила его и утопила. Ѓыло очень плохо ему.
Ќет, не больно, а плохо, отвратительно. ‚олна хозЯйничала в каждой
клеточке его тела, в каждом волосе, каждом ногте. Ћт волны надо было
избавитьсЯ любой ценой. „аже ценой смерти. †ить с нею было нельзЯ.
Ћн хотел застонать, чтобы пришла „аша. ‘тона не получилось. џ же зову
тебЯ: „аша, приди! Ќе идет. Ђ Я тут - умираю.
Ћн погрузилсЯ в обморок, черный, долгий, омерзительный. Љогда очнулсЯ,
было уже светло. Ћн видел комнату, в комнате людей, но предметы двоились.
†енщина в халате - а может быть, две? - сидела на стуле, складывала
инструменты. Ћни звЯкали. ‡начит, слух у него сохранилсЯ. Ќо со зрением
было неладно. Ќад женщиной в халате стоЯла „аша и тоже двоилась. ‹ицо у
нее, больше натуральной величины, наползало само на себЯ. ‘тоЯла она в
воздухе, не на полу. —то за безумие.
- ‚торой, - сказала женщина в халате, и он договорил за нее: "‚торой
инсульт", - хотЯ слова "инсульт" она не произнесла. ‘лово висело в
воздухе, ни на что не опираЯсь.
…му было все равно. ’ам, где недавно бушевали гнев, раскаЯние, злоба,
любовь, было пусто. •оть шаром покати. Ћн видел его, этот катЯщийсЯ шар.

Џоползли дни и ночи. Ѓессонницы больше не было, но не было и сна.
—ем-то его кололи. “кола не чувствовал. …му было все равно: уколы, сон,
бессонница.
Љое-что соображать он еще мог. ‡аметил, что пальцы левой руки, раньше
чуть-чуть шевелившиесЯ, совсем онемели. ќто тоже было ему все равно.
‡аметил, что когда предметы начинали двоитьсЯ, помогало закрыть один глаз.
‡акрывал.
„аша кормила его, рот не принимал пищу, что-то лилось мимо, смачиваЯ
ворот рубашки. …му было все равно. …динственное, что еще трогало, - это
кран. …сли бы замолчал кран, было бы совсем все равно.
Ћднажды, лежа в мутном полузабытьи, он отчетливо услышал ‹изин голос:
"”азан, ”азан, глупаЯ ты птица! —то же ты наделал, ”азан?" Ћн открыл глаза
и увидел ‹изу, сидевшую на стуле у его изголовьЯ. ‘обственно, ‹из было
две, но он прикрыл глаз, и осталась одна. Ќожки стула ни на что не
опирались, а парили в воздухе, к таким фокусам он уже привык. ‘тул был не
совсем реальный, призрак стула. Ќо ‹иза была реальнаЯ, та самаЯ, молодаЯ,
в продольно-полосатой футболке, с голубой жилкой на шее. Ћн спросил:
"‹иза, это ты? Џочему молодаЯ?" Ћна улыбнулась, показав свои особенные,
друг на друга сдвинутые зубы.
Ћн мог говорить, а она нет. ќто его не удивлЯло. Ћна мертваЯ, а он
живой. ‚исЯчий стул спланировал на пол и твердо стал на ножки. Ќичего
удивительного, все в порЯдке.
Ќа стуле все еще сидела женщина, но это была не ‹иза. ЉакаЯ-то другаЯ,
незнакомаЯ. Ѓез удивлениЯ, без любопытства разглЯдывал он ее одним глазом.
‡ачем она здесь? ‘тараЯ, седаЯ, с заколотым на затылке пучком волос. ‚
темном платье, в пепельно-серой вЯзаной кофте. Џротивно было на нее
смотреть. Ћн закрыл глаз, отгородилсЯ веком.
’ут стараЯ женщина чихнула дискантом: "’и!" - и он узнал свою сестру
‚арю. ђаскрыл глаз, вглЯделсЯ. € в самом деле - ‚арЯ.
‘тараЯ-стараЯ. „олжно быть, и Я такой. ’олько и осталось в этой старухе
от ‚ари, что "ти!" да еще надутаЯ выпуклость губ.
"‚идно, совсем худо мне, - подумал ”едор ”илатович, - если она
приехала. ‚едь у нее семьЯ, дети, внуки". Ќе такими словами подумал,
вообще, может быть, не словами. ЊыслЯми подумал. ‘двинутые, они налезали
друг на друга. € еще подумал, тоже не словами, а мыслЯми: "ќто смерть моЯ
за мной приехала". €деЯ смерти его не испугала. …му было все равно.
‚арЯ наклонилась к нему, взЯла его руку в свою. ђука не ощущалась
никак, не была ни теплой, ни холодной, ни мЯгкой, ни жесткой. ‚арЯ
заговорила свободно, непринужденно, даже весело. Љак будто он мог ей
ответить. —то она там рассказывала? Џро детей, про внуков. Џро жизнь в
большом сибирском городе, где недавно построили плотину, сделали море, и
зимой река не замерзает, над ней все времЯ стоит пар. ‡ато летом вода
холоднющаЯ, совсем нельзЯ купатьсЯ.
- ‚се-таки купаютсЯ некоторые, - сказала ‚арЯ и засмеЯлась по-своему,
чуть вбок. - Џомнишь, как мама водила нас купатьсЯ?
Ћн отвечал "помню", хотЯ не мог говорить. ‚прочем, говорить и не надо
было. ѓоворила ‚арЯ, не умолкаЯ, держа его за руку, с каждой минутой все
больше превращаЯсь в ту рыженькую, преданную сестру его детства. Ќад рекой
стоЯл пар и мешал ему разглЯдывать ‚арю.
- Ђ знаешь, - говорила ‚арЯ, - Я недавно на одном конгрессе встретила,
подумать только, Љлавдию! Џредставь себе, изучила стенографию, до сих пор
работает, на пенсию - ни за что. ‚се такаЯ же, хотЯ и постарела. Ћ тебе и
слушать не хочет. ЌепреклоннаЯ. ЏетЯ - инженер-программист, давно женат,
живет отдельно, у него две девочки, близнецы, ‹юба и ‘онЯ. Ђ ЊитЯ - тот
зубной врач. ‚ообрази, так и не женилсЯ. †ивет с матерью, выносит ее
деспотизм. - ‚арЯ засмеЯлась: - ’ы знаешь Љлавдию!
"ЊитЯ, ЊитЯ! - закричал внутренне ”едор ”илатович. - ‡начит, Њитей
звали второго сына! Љак это Я мог забыть?! ЊитЯ же, ЊитЯ!"
€ рваные, сквозь сон, сквозь ‚арину болтовню, потекли воспоминаниЯ.
ЊитЯ в колЯске, с соской, зажатой в руке. ЊитЯ в цинковой, звездами,
ванночке. ЊыльнаЯ пена. Њальчик стоит на красненьких, кривоватых ножках,
держась руками за краЯ ванны. ЉлавдиЯ - молодаЯ, смуглаЯ, сзади его
оберегает: не упал бы! Ђ муж, с развернутой мохнатой простыней, стоит
наготове, чтобы принЯть в нее сына. Љто это сказал, что в жизни он не
любил ни одного ребенка? Њитю же он любил, Њитю!
ќтой ночью кран бормотал с удвоенной силой. Ћн журчал, щебетал,
чирикал. Ћн точил, расточал. ”едору ”илатовичу было все равно. Џусть себе
течет, пусть надорветсЯ, пусть разорветсЯ этот кран!
Џосле полуночи прекратилась подача воды. Љран несколько раз всхлипнул,
втЯнул в себЯ воздух, свистнул и замолк.
”едор ”илатович ничего этого уже не слышал, потому что он умер.

1984
Last-modified: Mon, 12 Feb 2001 18:10:33 GMT
Ћцените этот текст:

€.ѓрекова. ”азан

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22