…вгений €ванович Ќосов. “свЯтские шлемоносцы

Ћцените этот текст:
…вгений €ванович Ќосов. “свЯтские шлемоносцы

---------------------------------------------------------------
Џовесть
€збранные произведениЯ в 2-х томах, том второй, изд-во "‘оветскаЯ
ђоссиЯ", Њосква, 1983.
OCR и вычитка: Ђлександр Ѓелоусенко (belousenko@yahoo.com)
---------------------------------------------------------------

€ по ђусской земле тогда
ђедко пахари перекликалисЯ,
Ќо часто граЯли враны.

"‘‹Ћ‚Ћ Ћ ЏЋ‹Љ“ €ѓЋђ…‚…"

‚ лето, как быть тому, ЉасьЯн косил с усвЯтскими мужиками сено. ‘олнце
едва только выстоЯлось по-над лесом, а ЉасьЯн уже успел навихлЯть плечо
щедрой тЯжестью. Џод переменными дождЯми в тот год вымахали луга по самую
опоЯску, рад бы поспешить, да коса не давала шагнуть, захлебывалась травой.
‚ тридцать шесть годов от роду силенок не занимать, самое спелое, золотое
мужицкое времечко, а вот поди ж ты: как ни тужьсЯ, а без остановки, без
роздыху и одну прокошину нынче ЉасьЯну одолеть никак не удавалось - стена, а
не трава! “же в который раз принималсЯ он монтачить, вострить жало обливным
камушком на деревЯнной рукоЯтке. Џо утренней росе с парным сонным туманцем
ловкаЯ обношеннаЯ коса не дюже-то и тупилась, но при народе не было другого
повода перемочь разведенное плечо, кроме как позвЯкать оселком, туда-сюда
пройтись по звонкому полотну. Ђ заодно оглЯнутьсЯ на чистую свою работу и
еще раз поудивлЯтьсЯ: экие нынче непроворотные травы! € колхоз, и мужики с
кормами будут аж по самую новину, а то и на другой год перейдет запасец.
‚ышли хотЯ и всей бригадой, но кусты и облесьЯ не позволЯли встать всем
в один рЯд, и порешили косить каждый сам по себе, кто сколько навалЯет, а
потом уж обмерить в копнах и определить сдельщину. Џосчитали, что так даже
спорее и выгоднее.
ђадуЯсь погожему утру, выпавшей удаче и самой косьбе, ЉасьЯн в эти
минутные остановки со счастливым прищуром озирал и остальной белый свет:
сызмальства утешную речку Ћстомлю, помеченную на всем своем несмелом,
увертливом бегу прибрежными лознЯками, столешную гладь лугов на той стороне,
свою деревеньку “свЯты на дальнем взгорье, уже затеплившуюсЯ избами под
ранним червонным солнцем, и тоненькую свечечку колокольни, розово и невесомо
сиЯвшую в стороне над хлебами, в соседнем селе, отсюда не видном,- в ‚ерхних
‘тавцах.
ќто глЯдеть о правую руку. Ђ ежели об левую, то виделась сторона
необжитаЯ, не во всЯк день хоженаЯ - заливное буйное займище, непролазнаЯ
повительнаЯ чащоба в сладком дурмане калины, в неуемном птичьем посвисте и
пощелке. “кромные тропы и лазы, обходЯ затравенелые, кочкарные топи,
выводили к потаенным старицам, никому во всем людском мире неизвестным,
кроме одних только усвЯтцев, где и сами, чего-то боЯсь, опасливо озираЯсь на
вековые дуплистые ветлы в космах сухой куги, с вороватой поспешностью
ставили плетеные кубари на отливавшую бронзой озерную рыбу, промышлЯли
колодным медом, дикой смородиной и всЯким снадобным зельем.
…ще с самой зыбки каждого усвЯтца стращают уремой, нечистой обителью, а
ЉасьЯн и до сих пор помнит обрывки бабкиной присказки:

Љак у сгинь-болота жили три змеи:
Љак одна змеЯ закликуха,
Љак втораЯ змеЯ заползуха,
Љак третьЯ змеЯ веретенка...

Ќо выбирались пацаны из зыбок, и, вопреки всЯким присказкам, никуда не
тЯнуло их так неудержимо, как в страховитую урему, что делалась длЯ них
неким чистилищем, испытанием крепости духа. Ђ став на ноги, на всю жизнь
сохранЯли в себе уважение к дикому чернолесью. € кажетсЯ, лиши усвЯтцев
этого никчемного, бросового закоулка их земли, и многое отпало бы от их
жизни, многое потерЯлось бы безвозвратно и невосполнимо. —то ни говори, а
даже и теперь, при тракторах и самолетах, любит русский человек, чтобы
поблизости от его жильЯ непременно было вот такое занЯтное место, окутанное
побасками, о котором хочетсЯ говорить шепотом... ‡аймище окаймлЯл по
суходолу, по материковому краю сивый от тумана лес, невесть где кончавшийсЯ,
за которым, признатьсЯ, ЉасьЯн ни разу не был: значилась там другаЯ землЯ,
инаЯ округа со своими жителЯми и со своим начальством, ездить туда было не
принЯто, незачем, да и не с руки. ’ак что весь мир, всЯ ЉасьЯнова вселеннаЯ,
где он обитал и никогда не испытывал тесноты и скуки, почитай, описывалась
горизонтом с полдюжиной деревень в этом круге. ‹ишь изредка, в межсезонье,
выбиралсЯ он за привычную черту, наведывалсЯ в районный городок приглЯдеть
то ли новую косу, то ли бутылку дегтЯ на сапоги, лампового стекла, или
сменить поизносившийсЯ картуз.
Људа текла-бежала ЋстомлЯ-река, далеко ли от краЯ ђоссии стоЯли его
“свЯты и досЯгаем ли вообще предел русской земли, толком он не знал, да,
поди, и сам Џрошка-председатель тоже того не ведал. “свЯтский колхоз по
теперешним отмерам невелик был, кроме плугов да телег, никакой прочей
техники не имел, так что Џрошка-председатель, сам местный мужик, не ахти
какой прыщ, чтобы все знать.
Џравда, знал ЉасьЯн, что ежели поехать лесом и миновать его, то сперва
будут ‹ивны, а за ‹ивнами через столько-то ден объЯвитсЯ и сама Њосква. Ђ по
тому вон полевому шлЯху должен стоЯть Љозлов-город, по-за которым невесть
что еще. Ђ ежели поехать мимо церкви да потом прЯмки, прЯмки, никуда не
сворачиваЯ, то на третьем или четвертом дне покажетсЯ ‚оронеж, а уж за ним,
сказывали, начинаютсЯ хохлы...
Ѓыла, однако, у ЉасьЯна в году одна тысЯча девЯтьсот двадцать седьмом
большаЯ отлучка из дому: призывалсЯ он на действительную службу. ’рое суток
волоксЯ состав, и все по неоглЯдной желтеющей поздним жнивьем земле, пока не
привезли его к месту назначениЯ. Џопал он в кавалерийскую часть, выдали
шашку с винтовкой, но за все времЯ службы ему не часто доводилось палить из
нее и махать шашкой, поскольку определили его в полковые фуражиры, где
ничего этого не требовалось. Ђ было его обЯзанностью раздавать поэскадронно
прессованные тюки, мерЯть ведрами пыльный овес, а в летнее времЯ вместе с
выделенными нарЯдами косить и скирдовать военхозовское сено. ‡а тем делом и
прошла всЯ его служба, ничего такого особенного не успел повидать, даже
самого Њурома, через который и туда, и обратно проехали ночью. € хотЯ в
Њуроме и останавливались оба раза, но эшелон был затиснут между другими
составами, так что, когда ЉасьЯн высунулсЯ было из узкого теплушечного
оконца, то ничего не увидел, кроме вагонов и станционных фонарей, застивших
собой все остальное.
Ѓольше всего запомнилась ему дорога, особенно обратнаЯ, когда не
терпелось поскорее попасть домой, а поезд все не спешил, подолгу стоЯл на
каких-то полустанках, потом опЯть принималсЯ постукивать колесами, и окрест,
в обе стороны от полотна, простирались пашни и деревеньки, бродил по лугам
скот, ехали куда-то мужики на подводах, кричали и махали поезду такие же,
как и везде, босые, в неладной обношенной одежде белоголовые ребЯтишки...
’огда-то и запало ЉасьЯну, что нет ей конца и краю, русской земле.
‘лучалось, на старых бревнах говаривали бывалые старики про разные
земли, кому где довелось побывать или про то слышать, и вот в такие вечера
ЉасьЯн, отрешаЯсь от своих дел и забот, вспоминал, что кроме русской земли
есть еще где-то и иные народы, о которых на другой день при солнечном свете
сразу же и забывалось и больше не помнилось. € если бы теперь оторвать
ЉасьЯна от косьбы и спросить, в какой стороне должны быть, к примеру,
китайцы и в какой турки,- ЉасьЯн досадливо б отмахнулсЯ: "„елать, что ли,
окромЯ нечего, как думать про это". € опЯть с размашистой звенью принЯлсЯ бы
ходить косой.
‡а три года солдатчины ЉасьЯн попривык к сапогам и, вернувшись, больше
не носил лаптей, но всегда плел свежую пару к петрову дню, к покосам. €
теперь, обутый в новые невесомые лапотки, обшорканные о травЯную стерню до
восковой желтизны и глЯнцевитости, с легкой радостью в ногах притопывал за
косой, выпростав из штанов свежую выстиранную косоворотку. „а и все его
крепкое и ладное тело, взбодренное утренней колкой свежестью, ощущением
воли, лугового простора, неспешным возгоранием долгого погожего днЯ, азартно
возбужденное праздничной работой, коей всегда считалась исконно желаннаЯ
сенокоснаЯ пора, ожидаемаЯ пуще самых хлебных зажинков,- каждый мускул,
каждаЯ жилка, даже поднывающее натруженное плечо сочились этой радостью и
нетерпеливым желанием черт знает чего перевернуть и наворочать.
‘олнце тем временем вон как оторвалось от леса, кругов этак на
пЯтнадцать, поменело, налилось белой каленой Ярью. ѓлЯдит ЉасьЯн: забродили
мужички, один за другим потЯнулись к припасенным кувшинам, кто к лесным
бочажкам. ЉасьЯн и сам все еще задирал подол рубахи, чтобы обтереть пот,
сочившийсЯ сквозь брови, едуче заливавший глаза. € вот уже и он не выдержал,
торчком занозил косье в землю и, на ходу стаскиваЯ мокрую липучую рубаху,
побрел к недалекой горушке, из-под которой, таЯсь в лопушистом копытнике,
бил светлый бормотун-ключик. ђазгорнув лопушье и припав на четвереньки,
ЉасьЯн то принималсЯ хватать обжигающую струйку, упруго хлеставшую из
травЯной дудочки, из обрезка борщевнЯ, то подставлЯл под нее шершавое, в
рыжеватой поросли лицо и даже пыталсЯ подсунуть под дудку макушку, а утолив
жажду, пригоршнЯми наплескал себе на спину и, замерев, невольно перестав
дышать, перемогаЯ остуду, остро прорезавшую тело между сдвинутых вместе
лопаток, мученически стонал, гудел всем напрЯженным нутром, стоЯ, как зверь,
на четвереньках у подножиЯ горушки. € было потом радостно и обновление
сидеть нагишом на теплом бугре, неспешно ладить самокрутку и так же неспешно
поглЯдывать по сторонам.
Ћтсюда хорошо были видны сенокосные угодьЯ и все косцы, человек
двадцать, тут и там мелькавшие рубахами меж кустов и куртин, аккуратно
обкошенных и четко выделЯвшихсЯ темной зеленью на свежей стерне. ’рав
свалили уже порЯдком, впору раздергивать валки, выстилать на просушку, вон и
ветерок заиграл, заполоскал листвой, и ЉасьЯн, застЯсь от встречного солнца,
поглЯдел в сторону села, не идут ли на подмогу бабы. Џо уговору им отпущено
времЯ управитьсЯ по дому, но чтобы часам к одиннадцати быть на покосе.
Ѓабы, и верно, уже бежали. ЉасьЯн сперва не приметил их среди рЯби
рассыпавшихсЯ по выгону коров. Ќо вот от стада отделилсЯ пестрый рой и
покатилсЯ, покатилсЯ лугом. “же и белые платки стало видать, и щетинка
граблей замаЯчила над головами, а скоро и бабьЯ галдеца донеслась до слуха.
‘пешат, судачат крикливо на весь луг, а за торопкой этой ватажкой - хвост
ребЯтни, мал мала меньше. “просились-таки, пострелЯта, выголосили себе
приключение. „а и какому мальцу охота сидеть в опустевшей деревне, когда
приспел сенокос, когда неудержимо тЯнет к себе парной теплынью речка
ЋстомлЯ, а займище полно землЯники и всЯкой лесной и луговой забавы -
цветов, стрекоз и птах.
Џравда, ЉасьЯн не велел поЯвлЯтьсЯ своей Ќатахе: на восьмом месЯце
ходила она уже третьим младенцем. ’ак что не очень-то перебирал глазами баб,
не искал свою с узелком покосных гостинцев, какие всегда было заведено
носить в луга об эту пору. ‘ вечера сам собрал себе торбочку: отрезал ломоть
сала, сунул горбушку крутого, недельного хлеба, тройку Яиц, уже по-темному
нащипал в огороде перышек молодого лука да заправил кисет жменей табаку:
всего-то и надо - раз присесть, перекусить одному накоротке. Ќо когда бабы
уже бежали зыбким, в две тесины мостком через Ћстомлю, растЯнулись по нему,
все видные до единой, вдруг высмотрел ЉасьЯн и свою Ќатаху. ‚от она:
мелькает белыми шерстЯными носками в легких чуньках, белый узелок в руке, в
другой руке грабли, а живот выше мостковых перилец. Џо животу, по кургузой
фигуре и узнал свою. ‘ергунок с Њитюнькой следом. ‘ергунок, старшенький,
восьми годов, смело бежит впереди по лавам, хворостинкой, играючи,
постукивает по встречным столбикам. Ђ Њитюнька, белоголовенький, как луговой
молошник, за мамкин подол держитсЯ, видать, высоты боитсЯ. ’ретий годочек
пошел только, впервой ему и мосток этот, и сама ЋстомлЯ, и всЯ дорога в
займище. ‚се ж молодец парнишка: три версты от дому своим ходом пробежал,
мать-то уж навернЯка не пособлЯла, на руки не брала. ‚он как пыхкает, куда
бежит такаЯ, дурьЯ голова, мало ли чего с ее положением... Ћх и упорна, все
по-своему повернет - говори, не говори... Џобранил ЉасьЯн Ќатаху за
своенравие, а у самого меж тем при виде ее полыхнуло по душе теплом,
мужицкой гордостью: пришла-таки!
ђаботать, конечно, он ей не дозволит, пусть под кустом с ребЯтами
посидит, в кои-то разы повалЯетсЯ на воле, какаЯ с нее помощница, но зато,
как и другие, всей семьей вместе будут. € ЉасьЯн, отшвырнув цигарку, крупно
пошагал, почти побежал навстречу, на ходу напЯливаЯ обсохшую рубаху.
- Џапка! Џапка-а! - уже горланил и мчалсЯ, завидев ЉасьЯна, старшой, и
его колени дробно строчили, вымелькивали среди ромашек и колокольцев.-
Џапка! Њы пришли-и!
Њитюнька тоже кинулсЯ бежать к отцу, но не одолел травы, запуталсЯ,
плюхнулсЯ ничком, канул с головой, будто в бочаг, завопил горласто,
басовито. ЉасьЯн отыскал по реву, цапнул пЯтерней за рубашонку, подкинул
враз оторопело примолкшего парнишку, по-лЯгушечьи растопырившего кривулистые
ножки, и, поймав на лету, сунулсЯ колючим подбородком в мЯгкий живот. Ћт
этого прикосновениЯ к сынишке уже в который раз за сегоднЯшнее утро все в
нем вскипело буйной и пьЯной радостью, и он, вжимаЯсь щекой в сдобное,
пахучее тельце, утратил дар речи и лишь утробно стонал, всей грудью выдыхал
нечто лесное, медвежье: "мвав! мвав!", как тогда, под струЯми родникового
ключа. Њитюнька же, позабыв свои минутные слезы, счастливо закатилсЯ от
щекотки, немощно отпихиваЯсь обеими ручками от горЯчей кудлатой головы,
пинал ножонками в грудь, в лицо, хватал отца за уши. Ђ когда тот насытилсЯ
лаской, мальчонка тут же, как ни в чем не бывало, цепко, привычным манером
обхватил крутую ЉасьЯнову шею и завертел белой одуванчиковой головкой,
озираЯ неведомый ему заречный мир с высоты отцовского плеча.
- —его пришла-то? - запоздало строжась, глЯнул ЉасьЯн на жену остывшими
от забавы глазами.- ѓоворил же...
- „а это они все: пойдем к папке, пойдем да пойдем.
- Њало ли чего они... ‘ама должна понимать.
- „а и как было не пойти? ѓлЯну, глЯну в окошко, все идут. ’ак ждала
этого днЯ...
ЉасьЯн перехватил из ее рук узелок, бугристо набитый чем-то теплым,
духмЯным.
- ќто гостинчик тебе,- поЯснила Ќатаха.
- Ђ грабли зачем? €ли еще не натЯгалась?
- џ ж думала, забыл ты их. ‘мотрю утром, грабли дома. „ай, думаю,
снесу, а то как же без граблей-то?
- Ќу да, ну да, мели, а Я поверю,- с укором гуднул ЉасьЯн.- €ли Я тут
рогулю не срубил бы. ЋбошелсЯ бы и без граблей.
- „а ладно тебе, ЉосЯ.- Ќатаха обхватила ЉасьЯнову руку, повисла на
ней, заглЯдываЯ в лицо.- €ли не рад, что ли, нам?
- Ќу ладно, ладно нежности разводить,- озирнулсЯ по сторонам ЉасьЯн.-
€дем к месту, раз уж пришли.
Ќа своей обкошенной делЯнке он опустил на землю Њитюньку, сложил к его
ногам узелок и, завернув беремок уже обвЯлой медово истекавшей кошенины,
отнес его под куст краснотала.
- ‚о! ’ут сидите,- приказал ЉасьЯн, расстилаЯ траву в тени.- Ќа-кось
тебе, ‘ергунок, ножичек, поиграйсЯ. ‘вистульку вырежи. ‘ебе и Њитрию.
‘мотри, не зарони.
- Ќе-е! - обрадовалсЯ ‘еренька, обеими руками принимаЯ от отца заветный
складничек.- џ его покамест в карман спрЯчу.
- Ђ никак дырка в кармане?
- ЉакаЯ дырка? - засмеЯлась Ќатаха.- ’ы, отец, и не видишь, что у твоих
сынов штаны новые?
- ѓлЯнь-кось! - изумилсЯ ЉасьЯн.- Ђ Я и правда не вижу. Ќу-ка, ‘ерень,
повернись, поглЯжу.
‘ергунок, засунув руки в карманы, горделиво прошелсЯ в новых штанах
туда-сюда.
- € Я! € Я в новых! - потребовал к себе вниманиЯ младшенький.
- „ак и ты! Ќу, герои! Ќу, молодцы! - похвалил отец.- € в каком же
таком магазине куплены такие хорошие штаны? „а еще с карманами!
- ќто мамка нам сшила.
- Ќеужто мамка? - опЯть нарочито изумилсЯ ЉасьЯн.- ќкаЯ рукодельница у
нас мамка!
- ‚чера дошила,- радостно закраснелась Ќатаха от своего же признаниЯ.
- Ќа руках? - продолжал играть ЉасьЯн.- Ќу, чудеса! Ђ как магазинские!
- Њашинкою оно б поладней вышло. „а уж какие получились.
- Ђ чего? •орошие штаны! Ќу, давай, Ќатаха, займись с ими,- кивнул он
на ребЯтишек.- Џить захотите, вон горушка, а под нею ключик. ’ам и Ягод
полно, позабавьтесь.
- ѓде? Џа, где Ягоды? - новострилсЯ ‘ергунок.
- „а вона, вишь бугор! ЏрЯмо обсыпан весь. ‹ожись на живот и ешь. Ќу,
давайте, давайте, делайте чего-нибудь. Ђ то Я вон сколь времЯ потерЯл с
вами.
…ще издали нетерпеливо примериваЯсь глазами, жадно целЯсь в
незавершенный прокос, ЉасьЯн поплевал на руки и выдернул из земли косье.
—увствуЯ, что за ним наблюдают домашние, он, превозмогаЯ боль в плече,
молодцевато, одним духом выбрил закоулок между двумЯ куртинками ивнЯка и уже
было собралсЯ без всЯкого роздыха сделать новый зачин, как, обернувшись,
увидел позади себЯ Ќатаху. Ќасунув на глаза платок, она негнуче, бугрЯсь
тЯжким животом, неловко накидывала грабли, пытаЯсь раздергивать
неподатливые, уже успевшие слежатьсЯ пласты кошенины. ‘ергунок с Њитюнькой
тоже вовсю старались, пыхтЯ, загребали еще нехваткими руками сырую траву и,
зарывшись в ней с головой, тащили и раскладывали на полЯне.
- Ћго, Я сколько! - радостно звенел голос Њитюньки.- Њам, мам, поглЯди!
- Ђ ну, брось! Ѓрось! - осерчал ЉасьЯн, подбегаЯ к Ќатахе.- €ли времЯ
свое не знаешь?
Ќатаха приостановилась, оперлась о держак.
- „а Я, ЉосЯ, легонечко.- Љруглое ее лицо жарко румЯнилось под слабой
тенью косынки.- ’рава паритсЯ, а Я сидеть стану.
- ѓлЯди, девка, не шуткуй мне с этим.
- „а не бойсЯ ты! —удной, право! ђазве это трудно - граблЯми-то
шевелить? Џарню одна польза от этова, когда не сидеть.
- Љакому парню? - не понЯл ЉасьЯн.
- Љак это какому! Ђ который будет.
- Ђ ты почем знаешь, что парень?
- „а уж знаю. Џоди, не впервой. џ-то ваш завод за три месЯца чую.
„рачунов.- Ќатаха сдернула на затылок платок, открыла мужу усмешливое лицо.-
€ли уже не нужен парень-то?
- —его городишь пустое?
—тобы скрыть толкнувшую его отцовскую радость, ЉасьЯн полез за кисетом.
‘люнЯвЯ Языком цигарку, он кивнул на ребЯтишек:
- ѓлЯди-ка, косари наши стараютсЯ. ђаботнички! Ђ Њитька, Њитька-то, ну,
пыхтун! - €, смЯгченно толкнув Ќатаху в плечо, сказал: - Ќу, ладно... ’ы
смотри тут, не дюже-то... Ђ Я пойду покошусь. ‘ена-то нынче какие, а? ќх,
благодать-то!

—асу в двенадцатом, когда уже припекло невмоготу, косари начали
разбредатьсЯ по кустам, по семейным сижам. ЉасьЯн, докосив свое, побег еще
помочь Ќатахе разбросать валки, а когда и с этим управились, велел кликнуть
обедать пацанов, которые успели улепетнуть на бугор по Ягоды. ‘ам же пошел к
мужикам, не терпелось поглЯдеть, у кого сколько накошено.
‚оротилсЯ он, когда Ќатаха уже выложила свои покосные гостинцы -
бутылку молока длЯ ребЯт, черепушку томленной на сале картошки, дюжину
румЯных пирожков, лоснившихсЯ, отпотевших от собственного тепла.
ЉасьЯн довольно хмыкнул, увидев пироги: когда и напечь успела! Ћднако,
вытащив из куста и свою торбочку, объЯвил:
- „авай, Ќатаха, собирай все это. Њужики к себе зовут.
- Ђ может, одни посидим?
- Џошли, пошли.- ЉасьЯн подхватил Њитюньку на руки.- —его мы одни
будем. Ќехорошо сторонитьсЯ.
Џод разметавшимсЯ кустом калины в тучных набрызгах завЯзи, где устроил
свой стан €ван „ронов, колхозный бригадир, уже собралась целаЯ ватага. Ѓабы
отдельной стайкой примостились по одну сторону калины, мужики - по другую,
размеренно развалЯсь и так и этак, покуривали в прохладной траве. ‚ стороне,
не видимый на жаре и солнце, потрескивал, дрожал светлым пламенем большой
бездымный костер, распаленный ребЯтишками. Ќа рЯдне, разостланном по
выкошенной палестинке, горкой высилась складчина: снесли вместе и навалили
безо всЯкого порЯдка Яиц, бочковых огурцов, отварной солонины, охапок лука,
чеснока, картошки, сала, и все это вперемешку с пирогами всех фасонов и
размеров - серыми, белыми, ржаными, кто на какие сподобилсЯ.
- Њир вам, люди добрые,- чинно поклонилась Ќатаха и выложила и свою
снедь на общую скатерть.
- „авай, давай, ЌатальЯ, подсаживайсЯ.
- Ћх ты, пир-то какой! - подал из-под куста голос косец „авыдко.-
’ридцать три пирога с пирогом, да все с творогом! “жли все одолеем?
- Ђ чево ж не одолеть? - откликнулись бабы.- ‚раз и умолотим.
- Ћй ли...- засомневалсЯ „авыдко, дочерна запеченный мужик в серебре
щетины по впалым щекам.- Ћно ведь о сухую траву и коса тупитсЯ...
Њужики сразу понЯли „авыдкин уклон, оживленно поддержали:
- „а уж надо бы... тово... длЯ осмелки.
- Ћно, конешно, смочить начатое дело не помешало бы.
- Ћх! ‘разу и за свое! - дружно накинулись, зашумели бабы.- Њочильщики!
‘перва управьтесЯ, а тади и замачивайте. ‘казано: конец всему делу венец.
Ќо „авыдко тут же оборол бабью присказку своим присловьем:
- Ћднако и говоритсЯ: почин дороже овчин. Ђ уж почин нынче куда с
добром!
- „а уж чево там! - закивали мужики.- ‚ кои годы такое видано. Џо таким
сенам оно бы от самого правлениЯ магарыч поставить.
- ‡а таким-то столом и чарка соколом,- вставил свое слово и дедушко
‘еливан, одинокий старец, тоже поохотившийсЯ наведатьсЯ в покосы - кому в
чем помочь поелико возможно, а больше пообтиратьсЯ среди мужиков, вспомнить
и свое былое, прошедшее.- Ќе перечьте, бабоньки. „орого не пиво, а изюминка
в ем. ‚ одном селе живем, а за одним столом не каждый день сиживаем.
- Ќу раз такое дело,- подбил разговор €ван „ронов.- ’огда вот чево.
Ѓери, „авыдко, моего мерина, вон, вишь, в воде на песках стоит, да скачи в
сельпо. ‘кажи продавщице, что, мол, шесть бутылок в долг до завтра. Ђ
завтра, скажи, бухгалтер отдаст
- Ђ ежели не отдаст, заупрЯмитсЯ?
- Ћтдаст, говорю. „ело артельное. Џотом на веревки спишет.
- Ѓумажка какаЯ будет? - заколебалсЯ „авыдко.
- ‚алЯй без бумажки. ‘кажи, „ронов просил.
- Ђга, ага. ’огда уж спрошу десЯть головок. —его уж дробить.
Њаленький щуплый бригадир дернулсЯ книзу щекой, как делалось с ним
всЯкий раз, когда ему попусту возражали.
- ‘казано: шесть! - отрезал он, насунув белые ребЯчьи брови.
- •ватит и этова,- поддержали бригадира женщины.
- „а Я ж за вас и хлопочу. ‘ вами вон нас коль.
- ЋбойдемсЯ, таковские.
- есть так шесть.- Џосыльный поднЯлсЯ, поддернул штаны.- „ай-ка,
ЉасьЯн, твою торбу.
Ѓосой „авыдко побежал трусцой к реке.
„ело было затеЯно, пусть и праздное, а потому никто не притрагивалсЯ к
еде, одних только детишек оделили пирогами да крутыми Яйцами, и те побежали
на бережок Ћстомли. ‘ами же мужики уже в который раз принимались за курево,
в неторопливом ожидании наблюдали, как „авыдко, засучив штанины, ловил в
реке мерина, не дававшего себЯ обратать, как потом долго водил его по
отлогому берегу, ища какое-нибудь возвышение, опору длЯ ног, как наконец
все-таки взгромоздилсЯ, перекинувшись животом поперек хребтины, и в таком
положении норовистый мерин попер его неглубоким бродом. Ќа той стороне
„авыдко выпрЯмилсЯ, окорЯчил конЯку, поддал ему голыми пЯтками и сразу
хватил галопом.
Ѓыло видно, как он проскочил стадо, улегшеесЯ на жвачку, и вот уже
малой букашкой едва приметно зачернел на узволоке, на деревенском взгорье.
- Ќу, лих парень! - усмехались под кустами мужики.- ЏрЯмо казак.
- Љазак - кошелем назад,- съЯзвил кто-то из бабьего стана.- ‡а этим-то
он швыдок. Џошто мне соха, была бы балалайка.
- Ћх ты, мать честнаЯ! ‘егоднЯ же воскресенье! Њагазей не работает,-
вспомнил кто-то из мужиков.
- Ђ и верно, братцы. Љак же это мы не подумали?
- Ќичево! ќтот найдет! Џод землей, а Љлавку сыщет. “ нее дома завсегда
припасено.
‘лушаЯ мужиков, ЉасьЯн из-под полусмеженных век умиротворенно
поглЯдывал, как Ќатаха, упрЯтавшись от жары под резное кружево калиновых
листьев, трудно, неудобно сидЯ на земле, баюкала на руках сомлевшего
Њитюньку, отмахиваЯ от его потного личика молодых июньских комарков, еще
неумело докучавших в тенистой прохладе. Ћна и сама взопрела, отчего на
круглом простеньком лице грубо проступили предродовые пЯтна. Ќо от этой
временной Ќатахиной дурноты, от сознаниЯ внутренней тайной работы, котораЯ,
несмотрЯ ни на что, свершалась в ней ежеминутно и которую она молча
перебарывала и терпела, Ќатаха казалась ему еще роднее и ближе, ответно
полнЯ все его существо тихим удовлетворением. € когда это она успела и
штанишки ребЯтам исшить, и пирогов напекти... ‚от получу на трудодни сено,
куплю ей швейную машинку, думал он, начинаЯ задремывать. Џусть себе
рукодельничает.
Џривиделось ему, будто и на самом деле славно выручилсЯ он за излишки
сена и дали ему совсем новую пачку денег, еще не хоженых по рукам,
перепоЯсанных красивой бумажной ленточкой. ‘ели они с женой за стол считать.
Ќатаха радуетсЯ, постелила белую скатерть, чтоб чисто было, ничего не мешало
счету. ЉасьЯн разрезал на ровном аккуратном кирпичике опоЯску, поплевал на
пальцы, метнул на стол первую денежку. Ќовенький червонец перевернулсЯ в
воздухе и лег на самой середине скатерти другой стороной. ѓлЯнули, а это
вовсе и не червонец, а король червей! ЏереглЯнулись они с Ќатахой: что за
притча? ЉасьЯн метнул еще раз - шестерка крестоваЯ! "ѓлЯнь-ка,- всплеснула
руками Ќатаха,- да ведь король - это ж ты, ЉосЯ! Ђ шоха - это тебе дорога
будет. Ђ ну кинь, кинь еще". Љинул ЉасьЯн очередной червонец - и опЯть все
своим чередом: лощенаЯ бумажка повернулась и выложилась на стол тузом:
посередине бубна, вроде подушки-думки, а от нее в разные стороны красные
перьЯ, будто огонь брызжет, жаром пылает. "‚о! - опЯть изумилась Ќатаха.-
’уз - это письмо, казенную бумагу означает, какую-то контору".- "Ќет, это не
контора,- не согласилсЯ ЉасьЯн.- Ђ ежели казенка, дак не иначе, как магазин.
џ, откроюсь тебе, в самый раз туда собиралсЯ. вейную машинку хочу купить.
•очешь швейную машинку?" - "Ћй, родненький! - обрадовалась Ќатаха.- „а как
же не хотеть? џ и сама про нее все времЯ мечтаю, да боюсь тебе сказать".-
"Ќу вот, родишь сына, и куплю. €стинное слово!" - "Ќу тогда дай Я еще выну
карту, у менЯ рука легкаЯ". Ќатаха перехватила пачку, принЯлась
перетасовывать, тесать остренькие червонцы промеж собой, а потом весело
зажмурилась и потЯнула ощупью из самой середки. "Ќу-ка, глЯди, ЉосЯ, какаЯ?"
Ћна подкинула бумажку, чтобы подольше летела, и та заходила над столом
кругами. Љружит и не падает, вьетсЯ и все никак не ложитсЯ. Ђ потом
вертанулась и объЯвилась дамой пик: белаЯ невестина фата на ней, а сама
желтый цветок нюхает. “видела даму Ќатаха, покраснела, смутилась всЯ: "Ќет,
ЉосЯ, не ту карту вытЯнула. џ ж другую хотела".- "Љак же не ту?- возразил
ЉасьЯн.- ‚се верно: это же наша Љлавка-продавщица. ‚се сходитсЯ у нас с
тобой!" - "Ќу как же ты не видишь? ќто же ведьма! ЏиковаЯ дама завсегда
ведьмой считалась".- "Ђ Љлавка и есть змеЯ подколоднаЯ,- засмеЯлсЯ ЉасьЯн.-
ЋпЯть скажет, дескать, Яички сперва давай, а потом и машинку спрашивай. Ђ у
нас до паЯ еще триста штук не хватает. Љлавка и есть, ее рожа". ‘тали
разглЯдывать, а у дамы вовсе и не лицо даже, а череп кладбищенский: глаза
пустые, зубы ощерены и желтый лютик дурман к дырЯвому носу приставлен. "Ћх,
ЉасьЯн, ЉасьЯн, глЯди получше: не Љлавка это... ‚от тебе крест".- "„а кто же
еще, дуреха, кому быть-то?" - "Ќе знаю, родненький, но токмо не продавщица
она... ЉакаЯ-то не такаЯ это денежка, уж не фальшиваЯ ли? ’ы вот не
посмотрел сразу, когда деньги-то брал, доверилсЯ, а тебе и подсунули,
недотепа". ЉасьЯн взЯл в руки диковинную бумажку, повертел и так, и этак,
положил обратно, но уже не дамой, а обратной стороной, червонцем кверху. "„а
ты не прЯчь ее,- вскинулась Ќатаха.- ’ак-то от нее не отделаешьсЯ. ’ы давай
бери-ка да снеси нашему бухгалтеру, сменЯй у него на хорошую, а он потом в
банке поменЯет".- "„а не возьмет он, дьЯвол косоглазый! ‘кажет: тебе
всучили, ты и отбоЯривайсЯ".- "Ќу тади ‹ексею Њахотину отнеси: Я у них, у
Њахотиных, помнишь, десЯтку занимала налог уплатить. ‚от и возверни ему.
‘верни пополам, чтоб пика внутри оказалась, и подай. Њол, спасибо, извините,
что не сразу. Ђ он и примет, не догадаетсЯ".- "Ќет,- сказал ей ЉасьЯн.-
Ќегоже такое делать. Ќам с тобой выпало, чего уж другим подсовывать. „а и
подумаешь - десЯтка! “ нас их вон еще сколь! ’ут тебе не только на швейную,
а и на плюшевый жакет хватит, и на пуховый платок. ‚се твои! Ђ эту мы вон
как..." ЉасьЯн схватил даму, рванул ее пополам, сложил половинки и еще
располовинил, а потом покрошил и того мельче. "‚от тебе и всЯ недолга,-
засмеЯлсЯ он довольно.- Ѓыла и нету ее".
ЉасьЯн слышал, как тормошил его кто-то, торкал ногою лапоть, но никак
не мог побороть сна, да и очень уж хотелось довести задуманное до конца -
забежать в сельпо и купить Ќатахе обещанный подарок. Ќо ему, как нарочно,
мешали:
- ‚ставай, вставай, ЉасьЯн! •ватит дрыхнуть. „авыдко вон уже скачет.
Љто-то повозил в носу травинкой, ЉасьЯн отчаЯнно чихнул и под дружный
хохот подхватилсЯ и сел, подобрав коленки.
Џромигав все еще изморно слипавшиесЯ глаза, он глЯнул за реку: по
знойной ровноте выгона и впрЯмь уже мчалсЯ „авыдко. € все засмотрелись на
его разудалый скач - локти крыльЯми, рубаха пузырем, а сам, не переставаЯ,
знай наЯривает мерина пЯтками. Џо тому, как он поспешал, охаживал лошадь,
всем стало Ясно, что гонит он так неспроста, что навернЯка разжилсЯ,
раскопал-таки Љлавку, иначе чего бы ему палить конЯ без всЯкого резона.
- Ќу, артист! ‚ьюн-мужик!
Љосари, повскакав на ноги, засмотрелись на „авыдкину лихость.
- ќтак и бутылки поколотит.
- “меючи не поколотит. „олжно, переложил чем-нибудь.
- ќх, ребЯта, а и верно, промашку дали: надо было все ж таки десЯть
штук заказывать. —его уж там!
Њежду тем „авыдко, даже не придержав конЯ, на рысЯх скатилсЯ с кручи;
было видно, как посыпались вслед и забухали в воду оковалки сухой глины.
Њерин ухнул в реку и, поднимаЯ брызги, замолотил узловатыми коленками.
- „а что ж он, скаженный, делает! „етей подавит,- всполошились бабы,
когда верховой выскочил на эту сторону и голые ребЯтишки, валЯвшиесЯ на
песке, опрометью шарахнулись врассыпную.
- „а не пьЯный ли он, часом?! - тревожились бабы.- ќк чего выделывает!
Џо штанам, по рубахам прЯмо.
- Ђ долго ли ему хлебнуть, паразиту!
- Ѓельма свои залил - никого не видит.
…ще издали, там, на песках, „авыдко заорал, замахнулсЯ кулаком - на
ребЯтишек, что ли? - и все так же колотЯ пЯтками в конское брюхо и что-то
горланЯ - "а-а!" да "а-а!" - пустилсЯ покосами. ђаскидываЯ оборванные
ромашки и головки клевера, мерин влетел на стан и, загнанно пышкаЯ боками,
осел на зад. ђаспахнутаЯ его пасть была набита желтой пеной. Џосыльный,
пепельно-серый то ли от
пыли, то ли от усталости, шмЯкнув о землю пустую торбу, сорванно,
безголосо выдохнул:
- ‚ойна!
„авыдко обмЯкло сполз с лошади, схватил чей-то глинЯный кувшин, жадными
глотками, изнутри распиравшими его тощую шею, словно брезентовый шланг,
принЯлсЯ тЯнуть воду. Ћбступившие мужики и бабы молча, отчужденно глЯдели на
него, не узнаваЯ, как на чужого, побывавшего где-то там, в ином бытии,
откуда он воротилсЯ вот таким неузнаваемым и чужим.
‘ реки, подхватив раскиданные рубахи и майки, примчались ребЯтишки и,
пробравшись в круг своих отцов и матерей, притихшие и настороженные,
вопрошающе уставились на „авыдку. ‘ергунок тоже прилепилсЯ к отцу, и ЉасьЯн
прижал его к себе, укрыв хрупкое горЯчее тельце сложенными крест-накрест
руками.
„авыдко отшвырнул кувшин, тупо расколовшийсЯ о землю, и, ни на кого не
глЯдЯ, не осмеливаЯсь никому посмотреть в лицо, будто сам виноватый в
случившемсЯ, запаленно повторил еще раз:
- ‚ойна, братцы!
Ќо и теперь никто и ничего не ответил „авыдке и не стронулсЯ с места.
‚ лугах все так же сиЯл и звенел погожий полдень; недвижно дремали на
той стороне коровы, с беспечным галдежом и визгом носились над Ћстомлeй
касатки, доверчиво и открыто смотрели в чистое безмЯтежное небо белые кашки,
туда-сюда метались по своим делам стрекозы,- все оставалось прежним,
неизменным, и невольно рождалось неверие в сказанное „авыдкой: слишком
несовместимо было с обликом мира это внезапное, нежданное, почти забытое
слово "война", чтобы вдруг, сразу принЯть его, поверить одному человеку,
принесшему эту весть, не поверив всему, что окружало,- земле и солнцу.
- ‚решь! - глухо проговорил бригадир €ван „ронов, неприЯзненно вперив в
„авыдку тЯжелый взглЯд из-под насунутой фуражки.- —его мелешь?
’олько тут людей словно бы прорвало, все враз зашумели, накинулись на
„авыдку, задергали, затеребили мужика:
- „а ты что, кто это тебе сказал?
- Њы ж только оттуда,- напирали бабы.- € никакой войны не было, никто
ничего.
- „а кто это тебе вЯкнул-то?
- Њожет, враки пустили.
- Џотому и ничего...- отбивалсЯ „авыдко.- „уська нынче не вышла, у. нее
ребенок заболел...
- ЉакаЯ „уська? Џри чем тут какаЯ-то „уська?
- „ак счетоводка, какаЯ же...
- Ќу?!
- ‚от и ну... Ђ бухгалтер кладовку проверЯл, не было его с утра в
конторе. Ђ Џрохор €ваныч тоже был уехамши. Њожет, и звонили, дак никого при
телефоне-то и не сидело. Ђ война, сказывают, еще с утра началасЯ.
- „а с кем война-то? ’ы толком скажи!
- ‘ кем, с кем...- „авыдко картузом вытер на висках грЯзные подтеки.- ‘
германцем, вот с кем!
- Џогоди, погоди! Љак это с германцем? - продолжал строго допытывать
€ван „ронов.- ЉакаЯ война с германцем, когда мы с им мир подписали? Ќе может
того быть! € в газете о том сказано. џ сам читал. ’ы откуда взЯл-то? ‡а
такие слова, знаешь... Ќарод мне смущать.
- Џоди, кто сболтнул,- снова загалдели бабы,- а он подхватил, нате вам:
война! Ќи с того, ни с сего.
- Ќе иначе, брехнЯ какаЯ-то,- обернулсЯ к ЉасьЯну Ђлешка Њахотин,
кудлатый, в смолЯных кольцах косарь. Џерочинным ножичком он машинально
продолжал надрезать квадратики и выковыривать кожуру на ореховой тросточке,
которую от нечего делать затеЯл еще в ожидании „авыдки.
- Њир-то мир, а с немцем всЯкое могет статьсЯ,- запальчиво выкрикнул
дедушко ‘еливан.- ‘ германца спрос таковский. Ќемец, он и бумагу подпишет,
да сам же ее и не соблюдет. Ѓывало уж так-то, в ту войну, в германскую.
Ћднако мужики и сами уже нутром почуЯли, что посыльный не врал, им
только не хотелось в это поверить, потому что от худой этой вести многое,
может быть, придетсЯ отрывать, бросать и рушить, о чем пока не хотелось и
думать, а потому их наскоки на „авыдку выглЯдели всего лишь неловкой и
бессильной попыткой остановить времЯ, обмануть самих себЯ. „авыдко же,
пЯтЯсь под их гомонливым натиском, вдруг взъЯрилсЯ, закричал, сипло и с
пробившимсЯ визгом в сорванном голосе:
- „а вы чего на менЯ-то? —его прете? ‘тану Я врать про такое! „а вон
слухайте сами!
‘о стороны деревни донессЯ отдаленный, приглушенный, а потому особенно
тревожный своей невнЯтностью торопливый звон. ђазгулЯвшийсЯ ветер то
относил, совсем истончаЯ ослабленные расстоЯнием звуки, низводЯ их до
томительной тишины, до сверчковой звени собственной крови в висках, то
постепенно возвращал и усиливал снова, и тогда становилось слышно, как на
селе кто-то без роздыху, одержимо бил, бил, бил, бил по стонливому железу.
‚слушиваЯсь, €ван „ронов сомкнул губы в неподвижную, омертвелую кривую
гримасу и сосредоточенно, уйдЯ в себЯ, глЯдел в какую-то точку под ногами,
молчали мужики, теребЯ подбородки и бороды, помалкивал и ЉасьЯн, враз
ознобленный случившимсЯ, с тупым отвлекающим интересом уставЯсь на Ђлешкины
руки, по-прежнему ковырЯвшие красивую тросточку, обникли плечами, словно бы
заострились, стали ниже ростом женщины, склонили свои белые глухо насунутые
платки и косынки. € только дети, обступившие „авыдку, ничего не понимаЯ,
недоуменно смигивали, переметывались синью распахнутых глаз по лицам
взрослых, вдруг сделавшихсЯ, как „авыдко, тоже неузнаваемыми и отчужденными.
„а еще Ќатаха как сидела под калиновым кустом, так и осталась там.
Њитюнька с зеленым ивовым пищиком в кулачке безмЯтежно посапывал на ее
коленЯх. Ћн спал под сенью крутого материнского живота, отделенный от своего
будущего братца теплой, натужно взбухшей перегородкой. Ќатаха, не переменЯЯ
позы, терпеливо помахивала рукой над белой головкой, под рассыпчатыми
вихрами которой, должно быть, парили во сне веселые луговые птахи и сам он,
Њитюнька, заходЯсь счастливым испугом от высоты, парил вместе с ними над
беспредельностью остомельской земли.
Ђ из села заливисто и тревожно, каким-то далеким лисьим тЯвканьем опЯть
доносилось:
- Ђ-ай, а-ай, а-ай, а-ай...
€ван „ронов наконец первым очнулсЯ, крутнул головой, как бы отмахиваЯсь
от этого лаЯ, обвел всех тЯгучим взглЯдом и объЯвил с глубинным выдохом,
будто собиралсЯ ступить в ледЯную воду:
- Ќу, люди, пошли! ‘лышите, зовут нас...
‘тараЯ Њахотиха, ‹ешкина мать, обморочно всплеснула вЯлыми плетьми рук,
закрылась ими и завыла, завыла, терзаЯ всем души, уткнув черное лицо в
черные костлЯвые ладони.

‘ покосов уходили молчаливым гуртом, ощетиненным граблЯми, деревЯнными
рогатыми вилами, посверкивающими косами, добела отмытыми травой,- словно и
впрЯмь ополчение, кликнутое отражать негаданную напасть. € будто какой
воевода, высилсЯ на своем мерине над картузами и косынками пеших людей
бригадир €ван „ронов все с той же непроходЯщей сумрачной кривиной на
сомкнутых губах. „аже детишки попримолкли и без обычного гомона и
непременного баловства трусили рысцой, поспеваЯ за старшими, и, чуЯ
неладное, каждый держалсЯ поблизости от отца или матери. Џарнишки упрЯмо не
оставлЯли своих нехитрых трофеев - кто ореховый хлыстик длЯ удилища, кто
срезанную развилину длЯ желанной рогатки, а кто прЯтал в прижатом к груди
картузе несмышленого слетка, желторотого дрозденыша, коими в покосы всегда
кипело урочище. Ќа головках у девочек, еще недавно в праздничном разноцветье
лугов воображавших себЯ сказочными царевнами, в жалкой теперь ненужности
мелькали цветочные венки, обвЯдшие, безвольно поникшие, о которых девочки,
наверное, уже и не помнили. €ные в затвердело сжатых кулачках, как бесценное
сокровище, несли перед собой пучки землЯники. ‚досталь пособирать ее так и
не довелось, и почти у всех пучки были жиденькие, недобранные, с непрогретой
зеленцой на редких дрожливых Ягодах.
Ќо уже за Ћстомлей, на ровном выгоне, бригада рассыпалась, разбилась на
мелкие кучки, а те подробились и того мельче,- кому мешали поспешать малые
дети, кого удерживали квелые старики. Ќе утерпел, ускакал на голос все еще
лЯзгающего железа €ван „ронов, крикнув только с конЯ:
- Љ правлению давайте! Љ правлению!
Ќарод растЯнулсЯ от берега почти до самого деревенского взгорьЯ. Ћдни
уже одолевали последний узволок, по зеленому косо прорезанный светлой
песчаной дорогой, другие подступали к стаду, а одинокий дедушко ‘еливан еще
только перебиралсЯ по мостку. Ќе отрываЯ от настильных плах своих войлочных
поршеньков, выстланных сеном, он мелко, опасливо шаркал подошвами, по-птичьи
цепко перехватывал неошкуренное березовое перильце. € ему, должно, казалось,
что и он тоже поспешал, бежал со всеми.
Ђ позади, над недавним становищем, уже слеталось, драчливо каркало
воронье, растаскиваЯ впопыхах забытую артелью складчину: Яйца, сало и еще не
простывшие пироги.
ЉасьЯн, посадив на плечи Њитюньку, сдерживаЯ себЯ от бега, щадил жену,
тЯжело ступавшую рЯдом с косой и граблЯми, но та, упорнаЯ, все наддавала и
наддавала, вострЯсь лицом на деревню.
- „а не беги, не беги ты так! - в сердцах окорачивал ее ЉасьЯн.- —его
через силу-то палишьсЯ!
- ‚се ж бегут...
- ’ебе-то небось и не к спеху.
- џ-то ничего... да ноги... сами бегут...- приговаривала она, хватаЯ
воздух.- Ђ тут еще звЯкают... •оть бы не звЯкали, что ли... „уша
разрываетсЯ...
- ‘Ядь передохни, слышь! Ќе в деревне ж война. Ђ ты бегишь,
запалЯешьсЯ. Љак бы худо не стало...
- Ћх, нет, ЉосЯ! Џошли, пошли... Ќехорошо как-то... Ќеспокойно мне... Ђ
ежели тебЯ возьмут... Ђ у менЯ ничего не готово, не постирано...
- Ќу дак не сразу ж. Ђ может, и вовсе не возьмут.
- „а как же не взЯть? ’о ли ты хромый или кривой какой?
- ‘перва молодых должны. Ђ уж потом как пойдет. Ђ то, может, и одними
молодыми управЯтсЯ. ‚от и польскаЯ была, и финскаЯ, а менЯ не тронули.
Ќу-ка, одних молодых кликни, и то сколь, ого-о!
- Ћх, ЉосЯ, в финскую так-то вот не звЯкали, не скликали. ’огда тихо
все было...
„еревнЯ уже каждой своей избой хорошо виделась на возвышении. ЉасьЯн
привычно отыскал и свой домок: как раз напротив колодезного журавца. Ћн
всегда был тихо, со сдержанной молчаливостью привЯзан к своему дому,
особенно после того, как привел в хозЯйки Ќатаху, котораЯ как-то сразу
пришлась ко двору, признала его своим, будто тут и родилась, и без долгих
приглЯдок хлопотливо заквохтала по хозЯйству. „а и у него самого, как принЯл
он от отца подворье, стало привычкой во всЯкую свободную минуту обходить,
окидывать со всех сторон жилье, надворные хлевушки, погребицу,
ладносрубленный, сухой и прохладный, на высокой подклети амбарчик, в три
хлыста увЯзанный все еще свежий плетень, всЯкий раз неспешно присматриваЯ,
что бы еще такое подделать, укрепить, подпереть или перебрать заново. ‡а
годы собралсЯ у него всЯкий инструмент - и по дереву и по железному делу, а
каждую найденную проволочку или гвоздок, рассмотрев и прикинув, определЯл
про запас в заветный тайничок. Џозапрошлой весной заменил на своей избе
обветшалые наличники на новые, за долгую зиму урывками между конюхованием
сам навыдумывал, навыпиливал всЯких по ним завитков и кружевцев, потом
покрасил голубеньким, а кое-где, в нужных местах, сыграл киноварью, и от
всего этого изба враз весело обновилась, невестой засмотрелась в божий мир.
ЉасьЯну и самому никогда не наскучивало поглЯдывать в эти оконца, все,
бывало, отвернет занавесочку, обежит сквозь стекло глазами, хотЯ виделось в
общем-то одно и то же: однообразный до самой Ћстомли выгон, по-за которым
курчавилось покосное займище, а уж потом, у краЯ неба, дремотно и угрюмовато
маЯчил матерый лес. ЏростаЯ и привычнаЯ эта картина, ее извечнаЯ, сколь себЯ
помнит ЉасьЯн, неизменность откладывались в сознании незыблемостью и самой
ЉасьЯновой жизни, и он ничего не хотел другого, как прожить и умереть на
этой вот земле, родной и привычной до каждой былки.
Ќо вот бежал выгоном ЉасьЯн с Ќатахой, пытливо вглЯдывалсЯ в свое
подворье, которое столь старательно укреплЯл и ухорашивал, и, наверное,
впервые при виде голубых окошек испытывал незнакомое чувство щемЯщей
неприютности. ‘лово "война", ужалившее его там, на покосах, как внезапный
ожог, который он поначалу вроде бы и не очень почувствовал, теперь, однако,
пока он бежал, начало все больше саднить, воспаленно вспухать в его голове,
постепенно разрастатьсЯ, заполнЯЯ все его сознание ноющим болезненным
присутствием. Ќо сам он еще не мог понЯть, что уже был отравлен этой
зловещей вестью, ее неисцелимым дурманом, который вместе с железным звоном
рельсового обрубка где-то там на деревне уже носилсЯ в воздухе, неотвратимо
разрушаЯ в нем привычное восприЯтие бытиЯ. Ћ чем бы он мельком ни подумал: о
брошенном ли сене, о ночном дежурстве на конюшне, о том, что собиралсЯ
почистить и просушить погреб,- все это тут же казалось ненужным, утрачивало
всЯкий смысл и значение. Ћн бежал и все больше не узнавал ни своей избы, ни
деревни.
‚ытравленным, посеревшим зрением глЯдел он на пригорок, и все там
представлЯлось ему серым и незнакомым: сиротливо-серые избы, серые ветлы,
серые огороды, сбегавшие вниз по бугру, серые ставни на каких-то потухших,
незрЯчих окнах родной избы... € всЯ деревнЯ казалась жалко обнаженной под
куда-то отдалившимсЯ, ставшим вдруг равнодушно-бездонным небом, будто неба и
не было вовсе, будто его сорвало и унесло, как срывает и уносит крышу над
обжитым и казавшимсЯ надежным прибежищем.
Ќе хотелось ЉасьЯну сейчас в деревню, не тЯнуло его и домой. …му
чудилось, будто их изба тоже стоЯла без крыши, обезглавленнаЯ до самого
сруба, с разверстой дырой в серую пустоту, и он, все более раздражаЯсь, не
понимал, почему так рветсЯ туда Ќатаха, где уже нельзЯ было ни спрЯтатьсЯ,
ни укрытьсЯ.
- „а не беги ты как полоумнаЯ! ‘Ядь, отдохни перед горой-то!
- Ќичего уж...
- ќкаЯ дура!
- ’еперь вот оно, добежали.
- „а ведь не пожар, успеетсЯ.
- Љабы б не пожар...
- Џа, а па! - вскинул на отца возбужденный взглЯд ‘ергунок.- Ђ тебе
чего дадут: ружье или наган?
ЉасьЯн досадливо озирнулсЯ на ‘ергунка, но тот, должно быть, воображаЯ
себе все это веселой игрой в казаки-разбойники, горделиво посматривал на
крупно шагавшего отца, и ЉасьЯн сказал:
- ђужье, ‘ережа, ружье.
- Ђ ты стрелЯть умеешь?
- „а помолчи ты...
- Ќу, пап!
- —его ж там уметь: зарЯжай да пали.
Ќевольно перекидываЯсь в те годы, когда отбывал действительную, ЉасьЯн
с неприЯтным смущением, однако, вспомнил, что не часто доводилось стрелЯть
из винтовки: день-деньской, бывало, с мешками да тюками, с лошадьми да
навозом. Ќе нужно оно было ни длЯ какой надобности, это самое ружье.
- ђужье лучше! - распалЯл себЯ мальчишеским разговором ‘ергунок.- Љ
ружью можно штык привинтить. Џырнул - и дух вон.
- Ђга, можно и штык...
- тык, он во-острый! џ видел у ‚еньки ‡Ябы. Ћн у них в амбаре под
латвиной спрЯтан. ’олько весь поржаветый.
- то, говоришь, в амбаре? - вЯло переспросил ЉасьЯн, занЯтый своими
мыслЯми.
- „а штык! “ ‚еньки у ‡Ябы.
- Ђ-а! Ќу-ну...
- ‚от бы мне такой! џ бы наточил его - ой-ой! ђаз их, рраз! „а, пап? €
готово!
- Љого это?
- ‚сех врагов! Ђ чего они лезут.
- Ђ мне стык? - подхватил новое слово Њитюнька.- џ тоза хоцю сты-ык!
- ’ебе нельзЯ,- важно отказал ‘ергунок.- Ћн колетсЯ, понЯл?
- Њозно-о!
- Ђ ну хватит вам про штыки! - оборвала парнишек Ќатаха.- ’оже мне
колольщики. ‚от возьму булавку да Языки и накылЯю, чтоб чего не след не
мололи.
“же наверху, на въезде в село, ЉасьЯн ссадил с себЯ Њитюньку и, не
глЯдЯ на жену, сказал:
- ‘хожу в колхоз, разузнаю. Ђ вы ступайте домой, нечего вам там делать.
€ еще не отдышавшись, ЉасьЯн полез за кисетом, за мужицкой утехой во
всЯкой беде. Ћн крутил косулю, и пальцы его непослушно дрожали, просыпаЯ
махру.
ЌоваЯ, крепкаЯ правленческаЯ изба без всЯких архитектурных
премудростей, если не считать жестЯной звезды, возвышенной над коньком на
отдельном шестике, с просторным крыльцом под толстой, ровно обрубленной
соломой, была воздвигнута за околицей прЯмо на пустыре. Џрошка-предсeдатель
не захотел ставить новую контору на прежнем месте в общем деревенском
порЯдке, где каждое утро и вечер с ревом и пылью, оставлЯЯ после себЯ
лепехи, проходило усвЯтское стадо и день-деньской возле правлениЯ сшивались
чьи-то куры и поросЯта. Ћн сам выбрал этот бросовый закраек, пока что
неприютный своей наготой и необжитостью. Ќо меж лебедой и колючником уже
поднЯлись тоненькие, в три-четыре веточки, саженцы, обозначавшие, как Џрошка
уважительно выражалсЯ, будущий парк и аллеи - заветную его мечту.
ЉасьЯн, поспешаЯ через пустырь, еще издали увидел подле конторы
роившийсЯ народ, дроновского мерина и председательские дроги у коновЯзи. Џри
виде этого непривычного людского скопища середь рабочего днЯ ЉасьЯна еще раз
обдало мурашливым холодком, как бывало с ним, когда вот так, случалось,
подходил он к толпе, собравшейсЯ возле дома с покойником. „а и здесь тоже
нынче что-то надломилось: что-то отошло в безвозвратное, и не просто жизнь
одного человека, а, почитай, всей деревни сразу.
ђельса все еще надсадно гудела. ЏолуметроваЯ ее культЯ была подвешена
перед конторой на специальной опоре, покрашенной, как и сама контора, в
зеленую краску. ‡вонить по обыденности строго-настрого возбранЯлось, и лишь
однажды был подан голос, когда от грозы занЯлась овчарнЯ. ‚ остальное же
времЯ обрубок обвЯзывали мешковиной, чтобы не шкодили ребЯтишки. Љонторский
сторож Ќикита, которому в едином лице предписано право оголЯть набат по
особому Џрошкиному указанию, сегоднЯ, поди, давно уже отбил руки, и теперь,
пользуЯсь случаем и всеобщей сумЯтицей, в рельсу поочередно трезвонили
пацаны, отнимаЯ друг у друга толстый тележный шкворень. Ѓили просто так, длЯ
собственной мальчишеской утехи, еще не очень-то понимаЯ, что произошло и по
какой нужде скликали они своих матерей и отцов.
‹юди, теснЯ друг друга, плотным валом обложили контору. Љрепко разило
потом, разгорЯченными бегом телами. ЉасьЯн, припозднившийсЯ из-за Ќатахи и
приспевший чуть ли не последним из косарей, начал проталкиватьсЯ в первый
рЯд, смирЯЯ дыхание и машинально сдергиваЯ картуз. ‚ысунулсЯ и ничего такого
особенного не увидел: на верхней ступеньке крыльца, уронив голову в серой
коверкотовой, закапанной мазутом восьмиклинке, подпершись руками, сидел
Џрошка-председатeль, поверженно и отрешенно глЯдевший на свои пыльные,
закочуренные сухостью сапоги.
Џомимо косарей сбежалсЯ сюда и весь прочий усвЯтский народ - с бураков,
скотного двора, ЂфонЯ-кузнец с молотобойцем и даже самые что ни на есть
запечные старцы, пособлЯЯ себе клюками и костыликами, проплелись,
приковылЯли на железный звЯк, на всколыхнувшую всю деревню тревогу. €
подходЯ, пополнЯЯ толпу, подчинЯЯсь всеобщей напрЯженной, скрученной в тугую
пружину тишине, люди примолкали и сами и непроизвольно никли обнаженными
головами.
Ђ Џрошка-председатель все так и сидел, ничего не объЯвлЯЯ и ни на кого
не глЯдЯ. €з-под насунутой кепки виден был один лишь подбородок, времЯ от
времени приходивший в движение, когда председатель принималсЯ тискать зубы.
ЉасьЯн думал поначалу, потому Џрошка молчит, что выжидает времЯ, пока
соберутсЯ все. Ќо вот и ждать больше некого, люди были в сборе до последней
души.
Ќаконец, будто хворый, будто с разломленной поЯсницей, Џрошка
утружденно, по-стариковски приподнЯлсЯ, придерживаЯсь рукой за стоЯк. €
вдруг, увидев возле рельса ребЯтишек, сразу же пришел в себЯ, налилсЯ
гневом:
- Ђ ну, хватит! •ватит балабонить! Ќашли, понимаешь, игрушку. Ќикита!
‡авЯжи колокол!
€ как бы только теперь увидев и всех остальных, уже тихо, устало
проговорил, будто итожа свои недавние думы:
- Ќу, значит, такое вот дело... ‚ойна... ‚ойна... товарищи.
Ћт этого чужого леденЯщего слова люди задвигались, запереминались на
месте, проталкиваЯ в себе его колючий, кровенЯщий душу смысл. ‘тарики
сдержанно запокашливали, ощупываЯ и куделЯ бороды. ‘тарушки, сбившиесЯ в
свою особую кучку, белевшую в стороне платочками, торопливо зачастили перед
собой щепотками.
- Ќынче утром, стало быть, напали на нас... ‚ четыре часа... —его
остерегались, то и случилось... ’ак что такое вот известие.
‘умрачно тискаЯ зубы, Џрошка отвернулсЯ, уставилсЯ куда-то прочь, в
поле, плескавшеесЯ блеклым незрелым колосом невдалеке за конторой. € было
томительно это его отсутствующее глЯдение. Њедленно багровеЯ от какого-то
распиравшего его внутреннего давлениЯ, он сокрушенно потрЯс головой:
- Ќа ж тебе: ты только за пирог, а черт на порог. ’ьфу!
Џредседатель ожесточенно сплюнул и заходил взад-вперед по крыльцу от
столба к столбу как пойманный, будто запертый в клетку. ‚друг резко
крутнувшись на железных подковках, внезапно закруглил собрание:
- Ђ теперь... тово... давайте, кто на бураки, кто на сено. ‚ общем,
пока все по местам.
‹юди, однако, не расходились, понурились в скованном молчании, ожидаЯ
еще чего-то. Ќо Џрошка, сбежав с крыльца и расчищаЯ себе дорогу сквозь
неохотно подававшуюсЯ на две стороны толпу, досадливо покрикивал:
- ‚се! ‚се! ђасходись давай. Џока больше ничего не имею добавить...
Ћн отвЯзал вожжи от коновЯзного бруса, окорЯчил дрожки, умЯгченные
плоским, слежалым мешком с соломой, и, полоснув лошадь концами, крикнул уже
сквозь колесный клекот:
-- Ѓудут спрашивать - в районе Я. ‚ район поехал!

€ второй, и третий день деревнЯ жила под тЯгостным спудом
неизвестности. ‚се как-то враз смЯлось и расстроилось, вышло из привычной
колеи. €ван „ронов попыталсЯ было наладить прерванный сенокос, самолично
объехал подворьЯ, но в луга почти никто не вышел, и сено так и осталось там
недокошенным, недокопненным. †дали, что вот-вот должны понести повестки,
какое уж там сено! Џовестки, и верно, объЯвились уже на второй день. Џравда,
брали пока одних только молодых, первых пЯть-шесть призывных годов, в
основном из тех, кто недавно отслужил действительную. Ќо кто знает, как оно
пойдет дальше, какой примет оборот?
Џрошка-председатель ходил сумной, неразговорчивый и больше норовил
завеЯтьсЯ с глаз долой. ‘казывали, будто видели его нечаЯнно на дальнем
Љлючевском Яру, на краю хлебного полЯ, и будто бы, пустив на волю конЯ с
таратайкой, сидел он там, на юру, один, как во хмелю, обхватив коленки и
уронив на них раскрытую голову. Ќе узнали б его, эдак скрюченного,
закрывшегосЯ от всего, посчитали бы за чужого человека, если бы не конь:
конь-то его приметный - чалый, с белой гривой и белым хвостом.
Џоутру мужики, а больше бабы подворачивали к правлению под разными
предлогами, толпились у крыльца, засматривали в окна на счетоводку „уську,
сидевшую у телефона: не будет ли каких известий, от которых зависел весь
дальнейший ход усвЯтской жизни.
ђадио на ту пору в деревне не имелось. Џравда, уже по теплу, перед маем
начали было расставлЯть столбы, накопали по улицам Ямок, но районные монтеры
что-то закапризничали, в чем-то не сошлись с Џрошкой и больше не поЯвились в
“свЯтах. ’еперь в самый раз сгодилось бы послушать, ни за какой ценой не
постоЯли б, да кто ж знал, что так оно обернетсЯ, думалось ли кому о войне?
ѓазетки же пока еще шли довоенные, из них ничего не Явствовало: вчера
доставила почтальонка, а там все еще пишут про всЯкое такое разное и на
картинках все такие довольные, ровно ничего и не случилось. Ћно и понЯть
можно: пока составЯт заметки, пока прокрутЯт через печатную машину да
развезут по городам, а оттуда - по районам, из районов - по сельсоветам, а
там уж и по самим деревнЯм, это ж сколь раз из рук в руки передать надо,
сколь потратитсЯ времени. ђайонка, та и вовсе один листок и не каждый день в
неделю.
‚от и отирались у конторского порога с немым вопросом на сумеречных
лицах, вострились слухом, не зазвонит ли телефон, не скажет ли трубка чего
нового, пока внезапно наехавший Џрошка-председатель не принЯлсЯ шуметь:
- Љова черта, понимаешь! Ќу война, война... „ак что теперь делать?
‘идмЯ сидеть? ЏелагеЯ! Ђвдонька! Ѓураки вон сурепкой затЯнуло, а вы тут жени
мнете. Љому сказано! Ђ ну марш все отседова, чтоб глаза мои не видели!
- „а ить как робить, ничего не знаючи? ђуки отпадают. “ тебЯ там,
Џрохор ‚аныч, телефон в кабинете. Њожа, чего слыхать...
- Ђ чего слыхать? Ќичего не слыхать. Ћтражают пока, отбиваютсЯ.
- ’ы бы спросил в трубку-то. †ивем, как в мешке завЯзаны.
- Ћб чем, об чем спрашивать-то?
- „а какаЯ она будет война - большаЯ аль маленькаЯ? Ѓудут ли еще
мужиков забирать ай нет? Ќам бы хочь об этом узнать. Ђ то думки изгложут.
- Ќичего этого Я не ведаю - большаЯ или маленькаЯ. Ќету у менЯ такого
аршину. Ђ какаЯ она б ни была, нечего сидеть. ‚он солнце уже где, в колодезь
скоро заглЯнет, а вы досе тут, понимаешь. ‚от счас перепишу всех, потом не
обижайтесЯ: "Ќехорош Џрохор ‚аныч". ‘овсем разболтались, понимаешь.
ЉасьЯн, возвращаЯсь с ночного дежурства, тоже захаживал в контору
послушать, чего говорЯт. Ќе было хуже этой вот неопределенности. Људа б
легче, кабы знать навернЯка, так или этак, возьмут или не возьмут. Ќо никто
этого наперед сказать не мог, и он, придЯ домой, не находил себе места, а уж
о деле каком и вовсе в голову не шло. ‚от и погреб надо бы почистить,
подкрепить на зиму, да все как-то не мог обороть себЯ. …сли днЯми возьмут,
то и затеватьсЯ с погребом нечего: только зрЯ растревожишь, разворотишь
старье, оно - тронь, дак и в две недели не уберешьсЯ. Ѓыло с ним такое,
будто подвесили его поперек живота и никак не дотЯнутьсЯ до дела руками или
ногами стать. Ѓесцельно бродил он по двору, в городчике среди грЯд, все
тЯнулсЯ куда-то слухом, и тесно ему стало подворье, давило плетневой
городьбой, так бы взЯл и разгородил напрочь, напустил воздуху. Ђ то сЯдет у
окна, и будто нет его, просидит безгласно до самых поздних сумерек. € Ќатаха
старалась не докучать ему, ни в чем не перечить. ‚исела в амбаре сумочка с
нарубленным самосадом, полез давеча, а там одна нюхательнаЯ пыль. € сам
удивилсЯ, когда успел пожечь, выпустить дымом этакую прорву табачища.
’ем же днем, уже под вечер, посланный малец передал ЉасьЯну, будто
велено ЯвитьсЯ в контору, не мешкаЯ, по важному делу. Ќе успел и
расспросить, какое дело, как парнишка тут же улепетнул, засверкал пЯтками.
ЉасьЯн, встревожась, не стал дохлебывать поданные Ќатахой щи, а, утершись
ладонью, цапнул с гвоздЯ картуз.
- „оешь, успеетсЯ,- сказала Ќатаха, сама насторожась.- Џоди, не тебЯ
одного кличут.
Ќо ЉасьЯн, уже не слыша жены, взЯтый тревогой, вышагнул в сени.
‚озле конторы, как и в тот первый колокольный день, уже кишел, крутилсЯ
народ - мужиков с полета, не считаЯ баб и налетевшей мошкары - пацанов,
которые по случаю пустого летнего времени в школе лезли во всЯкую затею: где
чего стрЯслось, там и они, пострелы. ‚алЯютсЯ поодаль в траве, барахтаютсЯ,
устраивают друг дружке всЯкие подвохи - то кому травинкой за ухом пощекочут,
то прилепЯт сзади на штаны репей с куриным перышком. Ќо промеж этим
исподволь послеживают за старшими, за окнами и крыльцом правлениЯ: ждут,
чего будет. Ѓаловство баловством, а и мальцов за показной шкодой берет
тайнаЯ сумЯть: война!
ЉасьЯн и сам, прЯча тревогу, молча присел в тени возле прохладного
кирпичного фундамента, где уже рЯдком устроились пришлые мужики.
‚скоре туда же присеменил, постукиваЯ батожком, и дедушко ‘еливан.
†ил он бобылем в старенькой своей избе с давно осыпавшейсЯ трубой,
после смерти старухи не держал во дворе никакой живности, кроме воробьев да
касаток, и даже не засевал огорода, дозволив расти на грЯдках чему
вздумаетсЯ. ЉормилсЯ же он возле сторонних людей, и ни у кого не
поворачивалсЯ Язык отказать ему в стариковской малости, тем паче, что сам он
никогда не попроситсЯ к столу: дадут чего похлебать - отблагодарствует,
забудут - так посидит в сторонке, покурит, водицы попьет. Џуще же хлеба
держалсЯ он людским словом, а потому редко когда обитал в своем дому,
особенно в летнюю пору, а все больше там, где была доступнаЯ живаЯ душа,- на
конюшне, с ночными сторожами, с эмтээсовскими трактористами на полевом
стане.
ЌавалЯсь грудью на батожок, поддерживаЯ себЯ так, дедушко ‘еливан
остановилсЯ перед густо дымЯщим миром, обежав мужиков упрЯтанными под
куделистые брови, но все еще живыми востренькими глазками.
- то за сход? ‚ижу, все бегут, а пошто - никто ничево.
- „а вон таратайка стоит, кого-сь из району доставили.
- Ћх ты, мать твоЯ с Яйцом курица! Џо какой надобности-то?
- €звестно по какой. Ќадобность теперь одна...
-- Ѓают, как будто в рай будут зачислЯть. “ кого руки-ноги при себе,
глаз не кривой, того прЯмки под самые пущи... џблоки кушать, гарнаты.
„едушко ‘еливан засмеЯлсЯ, закивал бородкой:
- Џригожее место! џ б и сам с вами напросилсЯ, да зубов вовсе не стало
- по Яблоки-то.
- ’ам вставЯт...
- Ќуте, нуте... ’о-то, глЯжу, оробели, лишку курите. „ак, может, и не
по той причине. ѓостюшка-то штатский aли в мундире? Љто видал?
- Љажись, в белом пинжаке.
- Ђга, ага... ‘орока-белобока... Ќуте, нуте... Џотрескочет, побалаболит
чево ни то, да и восвоЯси. Ќе артист ли, как тот раз?
- „а кто ж его знает... Ћб эту пору с гармошкой не пошлют, с куплетами.
Ќебось скоро нам свою затЯгивать...
Џриезжий человек все не объЯвлЯлсЯ, затворилсЯ в конторе вдвоем с
Џрошкой-председателем. Њожет, они там и о пустом говорЯт, времЯ тЯнут, а тут
сиди, гадай. Ќикто толком не мог сказать, с чем гость пожаловал, и мужики,
хотЯ и пошучивали, но сидели как на угольЯх.
Ќаконец в конторе послышалось какое-то шевеление, пискнула кабинетнаЯ
дверь, и на крыльце объЯвилсЯ Џрошка-председатель в своей низко насунутой
восьмиклинке, в куропатчатом расхожем пиджаке с обвислыми карманами, в
которых он, запустив по обычаю своему руки, перебирал, позвЯкивал ключами и
всЯкими подобранными на дороге винтиками-болтиками, перемешанными с овсом,
викой и прочими семенами, скопившимисЯ еще от посевной кампании.
‘ледом, держа под мышкой долгую бумажную трубу оживленно вышел приезжий
человек с простовато-округлым лицом, в широкой чесучовой толстовке.
- ’оварищи! - объЯвил Џрошка-председатель.- „авайте, подходите поближе.
“свЯтцы, переминаЯсь и оглЯдываЯсь, мало-помалу подтЯнулись,
поубавилась галдеца. “саживались прЯмо на мураву перед конторой, туда же
вынесли два стула и стол под красным полотнищем, придавив его графином.
- Џокучней, покучней, понимаешь,- подбадривал Џрошка.
Љое-кто посунулсЯ еще маленько к столу.
Џриезжий приветливо поздоровалсЯ с крыльца, покивал очками на три
стороны, будто хотел раздать всем по кивку. Ђртельщики оживились, с
интересом посматриваЯ на бумажную трубу - что в ней такое.
- ‡начит, так...- Џрошка-председатель, обхватив обеими руками крылечное
перильце, качнулсЯ туда-сюда некрупным подростковым телом, как бы испробуЯ
прочность загородки.- ’ут, значит, такое дело... Њногие интересовались
насчет немца. Ќу дак вот... џ договорилсЯ с районом, чтоб нам выделили
знающего товарища,- он метнул козырьком кепки в сторону стоЯвшего рЯдом
приезжего.- Џросьбу нашу, как видите, удовлетворили. —тоб, значит, не
пользовались посторонними слухами. Ђ то есть у нас, понимаешь, отдельные
любители базарного радива: "ши-ши-ши" да "ши-ши-ши"... Ђ чего в этом
"ши-ши-ши" правда, чего брехнЯ - не всЯк способен разобратьсЯ.
‘идЯщие задвигались, запереглЯдывались, раздались несмелые голоса:
- „а чего уж... ‚сЯко болтают.
- Џущают слушки!
- „а вот вам последний факт. Ќасчет хлеба. Љто это распустил, будто
зерно по дворам собирать будут? „ескать, хлебом собираемсЯ откупатьсЯ от
немца?
Џрошка-председатель обвел упористым взглЯдом первые рЯды, потом
пошарилсЯ по остальному люду.
- ‡а такие штучки, понимаешь...- Ћн запихнул руки в карманы, сердито
побренчал ключами, но тут же выхватил, свернул фигу и сунул ею на закат
солнца.- Ђ во ему хлеба, понЯли? Ќа-кось вон, пусть понюхает. Љрендель с
ногтем!
Џриезжий человек сдержанно покашлЯл.
- Ќасчет овса, это верно, есть такаЯ разнарЯдка, получена. —тоб
подготовить излишки в фонд мобилизации. Ћвсом, конечно, мы поделимсЯ. „ак
опЯть не с немцем же! Џотому как наша армиЯ состоит не из одних токмо бойцов
и командиров, а и кони при ей есть. Џушки, обозы, кухни - все это конЯ
требует. Ђ конь - овса. Џонимать надо...
Ћн сделал заминку, потер скулу, пошуршал щетиной.
- Ќу это Я к тому, что не знаешь - не болтай. Ђ то хлеб, хлеб! Ђ короче
говорЯ, давайте послушаем, что нам скажет сведущий человек, вот он, товарищ
—ибисов €ван €ванович. —тоб потом некоторые не отирались без толку возле
правлениЯ. ’еперь каждаЯ минута дорога. ќй, пацанва! Џотише там!
ђазбаловались, понимаешь. –ыц мне! —тоб ни гугу. Ђ то живо ухи отвертаю.
Ќа полЯне попритихли: никогда еще усвЯтцы не видели своего председателЯ
таким осерженным, в таком недобром расположении.
Џрошка-председатель с приезжим €ваном €вановичем спустились к столу. ’а
бумажнаЯ труба оказалась всего-навсего печатной картой, раскрашенной
веселыми разноцветными красками. Џока €ван €ванович пришпиливал ее кнопками
к стене меж конторскими окнами, Џрошка достал складничек, отхватил им от
саженца боковую ветку, сноровисто обчистил добела и подал лектору, после
чего занЯл место за столом, готовЯсь тоже послушать вместе со всеми.
€вам €ванович, не мешкаЯ, принЯлсЯ объЯснЯть, какова из себЯ ѓерманиЯ,
кто таков этот расфашист и разбойник ѓитлер, почему ему нейметсЯ мирно
обходитьсЯ с другими государствами, сколь народов уже повоевал и обездолил
перед тем, как напасть на ђоссию. ѓоворил он неспешно и обстоЯтельно,
помогаЯ себе хворостинкой, и всем стало сразу Ясно, что человек он и на
самом деле сведущий. Њужики, покуриваЯ, следили, как проворно бегала по
карте выструганнаЯ палочка, как втыкалась она в разно окрашенные места,
означавшие страны, которые хотЯ и ненадолго задерживались в памЯти из-за их
непривычных, мудреных названий - ‚еликобританиЯ, ЌорвегиЯ, ѓолландиЯ,
‹юксембург и еще много других и прочих,- все ж слушать ровно бегущую речь
было хотЯ и тревожно, но интересно. €з задних рЯдов, правда, не очень-то
услеживалось, кто там и где находитсЯ,- дюже уж теснились, изловчались и
наседали друг на дружку оные царства и государства. ‘копившиесЯ под дальними
саженцами пацаны подхватили забавное длЯ них слово - …вропа и, хихикаЯ,
сразу же приспособили к нему свой к ладу, к созвучности добавок, за что
восседавший за кумачом Џрошка-председатель тут же отчитал острЯков:
- Ђ ну-ка, грамотеи! Ќа срамное вы завсегда мастера. ‹учше б вникали,
чего вам говорЯт умные люди. ’олько хихи да гаги в голове.
€ лишь одно название было всем дорого и понЯтно, как, скажем, мать или
хлеб,- ђоссиЯ. Џротив тех государств, как бы разнопосевных кулижек,
витиевато обведенных на карте межами и частокольем, лежала она, будто
большое, раздольное поле, да и то, оказываетсЯ, не всЯ поместилась на карте,
смогла войти в нее лишь малой своей частью, тогда как на остальное не
хватило бумаги. € голубые жилы рек, которые указал и назвал €ван €ванович,
петлЯли по ђоссии не обрываЯсь, не подныриваЯ под пограничные прЯсла, а
текли себе привольно от самого начала до своего исхода - к синим морЯм. €
было всем странно и непонЯтно, как это ѓерманиЯ осмелилась напасть на такую
обширную землю. ‘идевший рЯдом с ЉасьЯном „авыдко глЯдел-глЯдел, таращась,
на единую российскую покраску, на общий ее засев и не утерпел, перебил
вопросом лектора:
- “жли наше все это? „ак котораЯ тади из них ѓерманиЯ-то?
€ван €ванович приостановил хворостинку, выслушал „авыдку и тем же
ровным голосом дообъЯснил непонЯтное:
- џ вам, товарищи, уже показывал. ‚от эта коричнево окрашеннаЯ
территориЯ и есть ѓерманиЯ.
- ’олько и всего? ќто котораЯ на морду похожа?
- Ќу, если хотите,- сдержанно улыбнулсЯ €ван €ванович,- то сходство с
физиономией, с профилем действительно имеетсЯ. ќто вы весьма удачно
заметили. ‚ самом деле, вот эта часть,- €ван €ванович показал на карте
хворостинкой,- котораЯ вытЯнулась на восток вдоль Ѓалтийского морЯ вплоть до
польского города ѓдынЯ, очень похожа на обращенный в нашу сторону и как бы
принюхивающийсЯ нос. € даже каплЯ висит на этом носу - так называемаЯ
‚осточнаЯ ЏруссиЯ - часть земли, некогда отвоеваннаЯ у приморских славЯн. Ђ
там, где нам воображаетсЯ глаз,- вот видите этот кружок? - это и есть
германскаЯ столица Ѓерлин.
- Ђ и верно - глаз! - удивились бабы.- „ак а чего-то у него, немца-то,
изо рта торчит, цигарка, что ли? ќку длинну в рот забрал!
- Ќет, товарищи, это не цигарка,- опЯть улыбнулсЯ €ван €ванович.- ќто
государство —ехословакиЯ, которую ѓерманиЯ аннексировала, или, как вполне
точно кто-то из вас выразилсЯ,- забрала в рот,- еще в тысЯча девЯтьсот
тридцать восьмом году.
- ЏонЯтно теперича... ‚от оно что!
„алее, однако, выЯснилось, что карта эта уже устарела, и что нос у
немца вытЯнулсЯ еще дальше, уперсЯ в самую ђоссию, а теперь вот ѓерманиЯ и
вовсе на нас напала - бомбит города, во многих местах вклинилась на нашу
землю, и что есть уже убитые и раненые...
Ќарод на полЯнке поумолк, а какаЯ-то бабенка в задних рЯдах при
упоминании об убитых сдавленно завыла и, закрывшись руками, ткнулась белым
платком под саженец в отросшую траву. Ќа нее зацыкали соседки, принЯлись
тормошить с укором. Џрошка же, постучав ключом по графину, возвысил голос:
- ЊарьЯ! Ќе мешай слушать! ‘разу и в рев...
Ѓаба малость поубавила тону, но выть не перестала.
- Љак фамилиЯ этой колхозницы? - склонилсЯ к председателю €ван
€ванович, который, насунув на глаза козырек кепки, с нетерпеливым
недовольством глЯдел в ту сторону, под саженец.
- Љулиничева,- подсказал председатель.- ЊариЯ ”едосеевна. ‹адно, ладно
тебе, ЊарьЯ. Ќечего загодЯ голосить-то. Ќе муторь мне людей.
- ЊарьЯ ”едосеевна! - попробовал окликнуть ее и €ван €ванович.- ’оварищ
Љулиничева!
Ћн смущенно поглЯдел в толпу поверх очков.
- Џослушайте, голубушка. Ќу что же вы так сразу. ‘лезы в таких вещах
плохой помощник. Љому от них польза? Ћдному врагу, одному ему на руку наша
растерЯнность. Ќаоборот, надо проЯвлЯть твердость духа, а не поддаватьсЯ
паническим настроениЯм.
™уплаЯ, плосконькаЯ бабенка, еще пуще вжимаЯсь в землю, вовсе
потерЯлась в траве, и было только видно, как заметный уголок белой косынки
судорожно дергалсЯ в кустиках лебеды.
- Џраво же, никаких оснований длЯ слез еще нет,- пыталсЯ утешить €ван
€ванович.- ‚едь все эти временные успехи достигнуты неприЯтелем за счет
внезапности нападениЯ. Џредставьте себе: вы ничего не знаете, а на вас
набросились из-за угла. ‚ таком случае даже сильный может оказатьсЯ на
первых порах в невыгодном положении и понести некоторый урон и ущерб. ‚от
сидЯщим здесь мужчинам такаЯ ситуациЯ должна быть знакома из личного опыта,-
попробовал шуткой смЯгчить непредвиденную заминку €ван €ванович.- ‚едь и с
каждым, наверно, бывало такое, если припомнить, не правда ли?
Њужики оживленно заерзали, загалдели:
- Ќу дак Ясное дело! Ѓывало, бывало такое...
- ‚от видите? Ђ вы, ЊарьЯ ”едосеевна, сразу и в слезы.
- „а, понимаешь, сын у нее служит в тех местах,- перебил его
Џрошка-председатель.- € жену с дитем как раз по весне забрал туда... ЊарьЯ!
ѓде это у тебЯ ѓришка-то? ‚ каком городе?
—то ответила бабенка, не было слыхать, но люди через рЯды донесли ее
ответ, и „авыдко объЯвил:
- ‚ каком-то ЏеремышлЯ он.
- Ђх вон оно что...- покивал очками €ван €ванович.- ЏонЯтно, понЯтно...
- ‚стань, ЊарьЯ! - опЯть потребовал Џрошка-председатель.- Љому говорю.
ЊарьЯ вЯло выпрЯмилась, утерлась углом косынки и смиренно сложила руки
в подол.
- Њы несколько отвлеклись от нашей беседы,- опЯть ровно заговорил €ван
€ванович,- так что продолжим... Љак Я уже сказал, длЯ особых тревог у нас с
вами нет оснований. Ѓои ведут пока одни только пограничники. ѓлавные наши
силы еще не подошли, не участвуют в сражении. Ќа это нужно времЯ, надо
немного подождать.
Ћн вернулсЯ к карте и, оглЯдываЯ ее, простираЯ к ней хворостинку,
рассказал о том, что скоро, очень скоро враг на себе испытает всю мощь
ответного наступлениЯ, что на его наглую вылазку наша армиЯ ответит тройным
сокрушительным ударом и что не за горами то времЯ, когда немецкие войска
будут с позором обращены в бегство и наголову разбиты на их же собственной
территории.
Њужики одобрительно запереглЯдывались, и лектор, оставив карту и
подойдЯ к столу, обратилсЯ непосредственно к ним:
- „орогие друзьЯ! …сть еще одно немаловажное обстоЯтельство, не
учтенное германскими горе-стратегами. —ем больше они раздувают свою военную
машину, тем ненадежней она, тем опасней длЯ них самих. ‚ы спросите, как так?
„а потому, что их армиЯ в большинстве своем состоит из обманутых рабочих и
крестьЯн, которые никак не заинтересованы воевать против нас, своих же
братьев. €х гонЯт в наступление насильно, из-под палки. Ћтсюда какой можем
мы с вами сделать неоспоримый вывод? Ђ тот, что подневольнаЯ армиЯ при
первом же серьезном отпоре неизбежно развалитсЯ и немецкие солдаты, такие
же, как и мы с вами, простые труженики, повернут штыки против своих
хозЯев...
€ван €ванович покопалсЯ за отворотом чесучовой толстовки, достал
какой-то листок и продолжал:
- Ђ что касаетсЯ, товарищи, нашей армии, то не буду утруждать вас
всевозможными цифрами, да это, сами понимаете, и не положено в военное
времЯ, а зачитаю вам лишь некоторые установки, которые даны войскам.
Ќадеюсь, вы сами сделаете из них надлежащие выводы и подведете черту нашей
беседе. Ђ написано тут следующее.
Џервое: если враг навЯжет нам войну, наша армиЯ будет самой нападающей
из всех когда-либо нападавших армий.
‚торое: войну мы будем вести наступательно, перенесЯ ее на территорию
противника.
€ третье: боевые действиЯ будут вестись на уничтожение, с целью полного
разгрома противника и достижениЯ решительной победы малой кровью.
€ван €ванович аккуратно свернул бумажку и опЯть спрЯтал ее в карман.
- ‚озможно, у кого есть вопросы? - поинтересовалсЯ он, вытираЯ
платочком запотевшие очки.- …сть вопросы, товарищи?
€з задних рЯдов кто-то выкрикнул:
- Ђ верно ли бают, как будто немец одной колбасой питаетсЯ?
- ’о есть как одной колбасой? - перестал протирать очки €ван €ванович.
- ѓоворЯт, вроде у него хлеба своего нетути. Ћдни заводы, а сеЯть
негде. ќто ж он нашего хлебца маленько припас, когда договор с нами был, а
так - нету.
- Ђ откуда ж у него колбаса, ежели земли нет? - спросил
Џрошка-председатель, навострив Язвительный взглЯд в дальнюю кучу мужиков.-
Љолбасу без земли тоже не сделаешь. ѓолова!
- „ак, может, она у них такаЯ... неправдашнЯЯ,- выкрикнул тот же
голос.- ’окмо чесноку, шпику добавлЯют длЯ запаху.
- Ђ ты ее нюхал? - засмеЯлсЯ кто-то в толпе.
- џ-то, конечно, не нюхал. ѓде ж мне ее нюхать-то? џ и своей не дюже-то
пробовал.
- Ќе морочь голову, ‹обов,- обрезал Џрошка-председатель.- …сли
спрашивать, то по делу. ‚ечно у тебЯ в мозгах Яишница какаЯ-то, понимаешь.
- “ кого еще есть вопросы? - повторил €ван €ванович.
- “ менЯ есть! - объЯвил „авыдко.- „ак а сколь у ево народу, если он
так-то всех бьет и бьет?
- …сли считать самих немцев,- ‘казал €ван €ванович,- то приблизительно
шестьдесЯт миллионов.
- Ђ у нас сколь?
- ‘то восемьдесЯт пЯть. Љак говоритсЯ, по три наших шапки на одного
немца.
- ’ади Ясно.
- Ќет больше вопросов?
- Ќема! - довольно отозвались мужики.- ‚се Ясно и понЯтно.
Џриезд €вана €вановича принес облегчение, снЯл томивший груз неведениЯ,
и мужики, расходЯсь, повеселели и даже выпили в тот вечер кружком, за
конторой.
Ѓывает так по осени: внезапно пахнет мороз, захватит врасплох все
живое, обникнут опаленные холодом разохотившиесЯ было и дальше расти побеги,
убьет на грЯдах ботву, загонит в норы и под корЯги всЯкую живность, а потом
вдруг вновь нежданно растеплитсЯ, выстоЯтсЯ деньки, и опЯть все, забыв
недавние страхи и невзгоды, закопошитсЯ, запрыгает и возрадуетсЯ благодати.
- Ђ и башковитый мужик!- похвалил €вана €вановича дедушко ‘еливан,
когда после лекции расположились своей кучкой в укромных бурьЯнах.- ’еперича
все Ясно. Ђ то сидим тут - опенки опенками. ‘оль всю в сельпе подчистили,
карасин-спички. ‘итчик завалЯщий - и тот похватали бессчетными аршинами.
€ншие дак и хлеб стали припрЯтывать.
‚черашние повестки разворошили было деревню, забегали, запричитали
бабы. Ќо, оказалось, потрусили не густо, одного-двух на десЯток дворов, в
ЉасьЯновом конце и вовсе никого не тронули. „а и взЯли в основном молодых.
Ћстальных, кто постарше, главную усвЯтскую силу и опору, пока не задели, и
после лекции поЯвилась надежда, что могут и не задеть вовсе, тем паче, что
против одного немца приходилось по три человека с нашей стороны. ‡ачем столь
брать, обременЯть государство излишним расходом, наделЯть всех обужей-одежей
да и хлеб зазрЯ переводить?
- Ќу, ребЯтки! - просветленно поднЯл и свою чарочку дедушко ‘еливан.-
Ѓог не выдаст - свиньЯ не съест. Ђвось обойдетсЯ. ‚озьмут кого, дак ежли,
как было сказано-то, есть такое предписание, чтоб на его земле битьсЯ, тади
вам и делать буде нечего. ќто же пока пройдете докторское обсвидетельство,
пока распишут по частЯм - кого в пЯхоту, кого в кавалерию, кого в санитары -
о-ей, сколь времЯ убежит! „ело это нешвыдкое - разобратьсЯ с каждым, кто на
какую службу гож. „а пока довезут до места, колтыхать-то не ближний свет,
эвон какова ђоссиЯ по карте-то, да там примутсЯ обучать строю, оружию,-
глЯдишь, тем временем и попрут его без вас да и замирЯтсЯ вскоре. ќто как в
финскую. ’ади тоже так вот: война, война... Ђ воевать-то многим и не
довелосЯ. ’ак только - пожили в лагерЯх, песен строем попели, похлебали
казенного варева да и по домам восвоЯси.
Џодвыпивший ЉасьЯн слушал все это и чувствовал, как оттаивала душа и
онемевшие было руки сами собой испрашивали какого-нибудь дела. „а хоть бы и
опЯть в луга да покоситьсЯ всласть, без спешки, маеты и оглЯдки.
- Џопрут, попрут его, голубчика! - продолжал возгоратьсЯ дедушко
‘еливан.- ЏомЯните мое слово, попрут. Ќемец, он только с наружности
страховитый. ЌацеплЯет на себЯ всЯких железЯк, блЯх, баклажек да ремней, а
разглЯдеть его, дак хли-и-пкай. тыка, к примеру, никак не выдерживает,
сабли - дак за версту одного сверку боитсЯ. €стинное слово! Ѓивали мы его,
горохова пЯрдуна, знато дело. ќто ж, ежли порассказывать, как в ту войну, в
четырнадцатую. Ѓывалача, как высыпем из окопов, как вдарим в штыки да как
шумней "ура!" - потыркает, потыркает по нам, видит - неймет, густо нас дюже,
да и деру бежать. ’ак что попрут, попрут его, и не сомневайтесь в этом.
Ќо утешение было недолгим и хмельным, как и сама водка, по которую еще
раз да другой гонЯл в тот тихий, полынком обвевающий вечер легкий на такое
поручение „авыдко, благо, что и сами жаждали этой неправды: может, и верно,
все обойдетсЯ малой кровью да на ихней же, немецкой земле. A если и
отлучатьсЯ из дому, то всей и потраты, что строем попоют песни в лагерЯх да
постербают бесплатного кулешу.
Ќо уже через несколько дней на деревню, как тЯжелые наволочные тучи,
наползли слухи, будто немец прет великим числом, позахватил множество
городов, полонил и разогнал по лесам и болотам целые наши армии, которые-де
побросали на дорогах пушки и обозы со всеми припасами, а которые пробуют
оборонЯтьсЯ, тех немец палит огнем и давит бессчетными танками. —то тут было
правдой, а что вымыслом, понЯть было трудно и спросить не у кого. ‚ газетах
по-прежнему ничего толком нельзЯ было вычитать: энскаЯ часть да энское
направление - вот тебе и весь сказ.
‘лухи о том, что немец идет беспрепЯтственно, рушит все и лютует,
ходили все упорнее, и будто бы уже повоевал Ѓелоруссию и сколько-то еще
земли по-за нею. ‚скоре о том помЯнули и в газетах, дескать, после упорных
боев наши войска оставили Њинск. ќто означало, что немец за шесть дней
наступлениЯ углубилсЯ не меньше как на пЯтьсот верст, продвигаЯсь более чем
по восемьдесЯт километров в сутки. ‚ыходило, что мрачные слухи в общем-то
были верны, и мужики, словно после тЯжелого похмельЯ, хмуро молчали и не
глЯдели друг на друга: какаЯ уж там малаЯ кровь! Љровь великаЯ, и лилась она
по своей же земле.
‚иновато помалкивал и дедушко ‘еливан, который никак не мог взЯть в
толк, отчего так все получилось нескладно и несуразно.

Ћдно только дело, как и прежде, в мирное времЯ, ЉасьЯн исполнЯл без
запинки - гонЯл колхозных лошадей в ночное к остомельским омутам. ѓонЯл
через день, чередуЯсь со своим напарником ‹обовым.
Ќочи стоЯли светлые, в благодатной теплыни. Ћтпустив стреноженного конЯ
под седлом, он бросал на берег старый бараний кожух, ложилсЯ ничком головой
к реке и постепенно отходил душой.
‚низу, в густой тени, под глинЯной кручей вкрадчиво бормотали сонные
струи, несЯ с собой парные запахи кубышек, которые, разомлев еще в дневной
духоте, только теперь начинали пахнуть особенно остро и опьЯнЯюще. Љ этим
запахам примешивалось дыхание заречных покосов, томный аромат калины, а
иногда вдруг в безветрии, поборов все остальное, обнажалась нежнаЯ горечь
перегретых осин, долетавшаЯ в луга из дальнего и незримого леса.
Ћпершись подбородком на скрещенные руки, ЉасьЯн бездумно прислушивалсЯ,
как невидимый зверушка шебуршил под обрывом, должно быть, чистил свою нору,
ронЯЯ сухие комьЯ, дробью стучавшие по воде. Ђ на самой середине реки, на
лунно осиЯнном плесе, все вскидывалась на одном и том же месте какаЯ-то
рыба, пускаЯ вниз по течению один за другим кольчатые блинцы. ‚ заречье, в
сырых, дымно-серебристых от росы лознЯках неумолчно били перепела -
краснобровые петушки, словно нахлестывали друг друга тонкими прутиками -
фью-вить! фью-вить! - и выстеганный ими воздух, казалось, потому был так
чист и прозрачен.
‚круг ЉасьЯна в кисейно-лунной голубизне маЯчили лошади, мирно хрумкали
волглой травой. „аже теперь, в ночи, ЉасьЯн различал многих из них, и не по
одной только масти.
‚он сосредоточенно, ни на что не отвлекаЯсь, подбирала все подрЯд,
будто жала, словно все времЯ помнила, что летнЯЯ ночь коротка, а день в
хомуте долог, мослатаЯ работЯга ‚арЯ. Ќеподалеку от матери резвилсЯ ‚арин
двухмесЯчный малышок со смешным кучерЯвым хвостиком, который он то и дело
поднимал и держал на отлете, как бы вопрошаЯ мать: а что это? а это что?
†еребенок то пробовал щипать траву, неумело тЯнулсЯ короткой шеей к земле,
то, узрев темный кустик татарника, таинственный в своей неподвижности,
цепенел перед ним, боЯзливо тЯнулсЯ ноздрЯми, и вдруг, неумело взбрыкнув,
отлетал прочь. Ќо, увидев мать, тут же забывал свои минутные страхи и вот
уже, полный ликующей радости бытиЯ и потребности куда-то мчатьсЯ, пускалсЯ
отбивать копытцами - та-та, та-та, та-та,- в лихом наклоне узкого и плоского
тельца вынашиваЯсь вокруг ‚ари.
Ђ там, часто переходЯ, шумно отфыркиваЯсь, выбирала, обнюхивала каждую
куртинку привередливаЯ Џчелка - молодаЯ, красивых донских обводов кобыла в
белых чулках на передних ногах. Ќа ней уже ездили, но она пребывала в той
переходной легкомысленной поре, когда еще не научилась терпеть упрЯжь как
должное и всЯкий раз при виде подносимого хомута западала ушами и норовила
куснуть ненавистную штуковину. Ќо в лугах все эти удила и подпруги тотчас
забывались, и она предавалась свободе и беспечности, как школьница,
забросившаЯ докучливую учебную сумку.
’ам вон сошлись, чешут зубами друг другу холки неразлучные подруги ‚ега
и ‹асточка, чалые простушки, которых ЉасьЯн и в работе старалсЯ не разлучать
и запрЯгал только в пароконку. ‚ дышле и бежали, и тЯнули они ревностно,
всегда поровну, честно делЯ и дальнюю дорогу, и нелегкий воз, и ЉасьЯн
уважал их за эту добросовестную надежность.
Џоодаль, подойдЯ к самому обрыву, недвижно стоЯл старый Љречет.
Љогда-то был он в нарЯдных серых Яблоках, особенно по широкой груди и
округлым стегнам, постепенно переходивших книзу, к ногам, в посеребренную
чернь. Ќо со временем Яблоки вылинЯли, а потом и совсем пропали, и Љречет
сделалсЯ просто сивым, покрылсЯ морозным инеем, а под глубоко провалившимисЯ
салазками отросла белаЯ стариковскаЯ борода. Љонь, ослабив заднюю ногу и
обвиснув репицей, в раздумье смотрел в заречье, а может, уже и никуда не
глЯдел и ни о чем не думал, как полусухой чернобыл перед долгой зимой...
Ћн еще продолжал помаленьку работать, таскать свою сорокаведерную бочку
на скотный двор, но и это, казалось, необременительное дело все больше
утомлЯло его, и он тут же задремывал, как только останавливались колеса и
возчик бросал на его зазубренный хребет веревочные вожжи.
ЉасьЯн, глЯдЯ на одрЯхлевшую лошадь, всЯкий раз вспоминал своего
старика отца, когда тот однажды, еще до колхоза, поохотившись поехать в
поле, не смог сам влезть в телегу, заплакал и не поехал. "‚се, ЉосЯ,
отъездилсЯ Я..." - проговорил он в неутешном сокрушении. ЉасьЯн попробовал
было посадить старика, взЯл его под сухонькие закрылки - так хотелось
ЉасьЯну, чтобы и отец, ну пусть не помог, а хотЯ бы побывал в поле на первый
день жнитвы, порадовалсЯ бы дороге, воле, молодому хлебу. Ќо отец, отстранив
ЉасьЯна, замотал лунь-головой: "Ќет, сынок, так Я не хочу. Љоли не работник,
то и нечево..."
Ќедолго небось и Љречету осталось до того днЯ, когда он тоже не сдвинет
своей бочки...
“же в который раз Џрошка-председатель, наткнувшись на Љречета, гудел,
что, мол, попусту держат ненужную худобу, травЯт на нее корма. Ќо у ЉасьЯна
рука не поднималась выдворить старика за конюшню, и он упрЯмо, не знаЯ и сам
длЯ чего, поддерживал в нем остывающую жизнь и даже исподтишка подкармливал
чем помЯгче: то овсeца вымочит в ведре, то зачерпнет сечки в коровнике.
Љогда перед ночным отвЯзывали и выпускали лошадей и те, нетерпеливо
теснЯсь, выбегали за конюшенные ворота. Љречет, уже знаЯ, куда их и зачем
выгонЯют, тоскливо посматривал из-за своей загородки на светлый квадрат
распахнутой зари и даже пыталсЯ напомнить о себе ржаньем. Ќо голоса у него
уже не было, и он лишь немо и тЯжко выдыхал неозвученный воздух. ЉасьЯн под
конец выпустил и его, и Љречет, выйдЯ за порог, глубоко и шумно вздохнул. Ђ
потом, выфукиваЯ пыль из-под разлатых, уже не ковавшихсЯ копыт, тЯжело несЯ
свой громоздкий остов, трусил позади табуна, стараЯсь не отставать, как
тогда дедушко ‘еливан...
"Љабы б все только с пользой, дак многое на этом свете найдетсЯ
бесполезного,- размышлЯл ЉасьЯн, глЯдЯ на серую глыбу лошади на берегу.- Ќе
одной пользой живет человек".
€ногда к ЉасьЯну подходила бродливаЯ Џчелка. ‹оснЯсь лунными бликами,
всЯ трепетно настороженнаЯ, готоваЯ во всЯкую минуту отпрЯнуть, взвитьсЯ и
отскочить с игривым испугом, она принималась обнюхивать ЉасьЯнов узелок с
едой, черный закопченный котелок, оброненный в траву ременный кнут, потом
подбиралась и к самому ЉасьЯну, тыкалась мордой в кожух, брезгливо сфыркиваЯ
от запаха овчины, тЯнулась мЯгкими губами к его старенькой кепке, пропахшей
конюшней, овсом и сеном. ЉасьЯн не отпугивал кобылу, недвижно лежал, полнЯсь
сладким удовольствием от этого осторожного прикосновениЯ лошади, накрывшей
его своей тенью и веющей терпким и таким близким и успокаивающим духом
здоровой конской плоти.
- Ќу, будет, будет...- наконец повернулсЯ он к Џчелке, когда та
задышала в самое ухо и даже ослюнЯвила его.- ‘тупай, пощипи. Ђ то пробегаешь
так-то... ‚он, глЯнь-ка, ‚арЯ, молодчина какаЯ.
Ћн говорил совсем по-мирному, будто позабыл, что идет война.
Џосле деревенской колготы, бабьего рева и томительного ожиданиЯ чего-то
здесь, в лугах, стало ЉасьЯну особенно отрадно, тут можно было хотЯ бы на
времЯ отдатьсЯ тому неведению беды, в коем пребывали и эта ночнаЯ отдыхающаЯ
землЯ, и вода, и кони, и все, что таилось, жило и радовалось жизни в этой
чуткой голубой полутьме,- всЯкий сверчок, птаха или зверушка, ныне никому не
нужные, бесполезные твари.
„еревнЯ кое-где еще светилась, и, когда ЉасьЯн оборачивалсЯ в ту
сторону, лишь они, эти тусклые керосиновые огоньки, затаенно припавшие к
земле у самого горизонта, напоминали об иной, неизбывной реальности, куда он
должен был возвращатьсЯ на рассвете.
…му казалось, что все там охвачено каким-то тЯжким повальным недугом.
ќто поветрие, принесенное в деревню, уже проникло и расползлось по людским
душам, будь то мужик или баба, старик или малое дитЯ. “ всех без разбора оно
отложило свое семЯ, и с ним теперь каждый просыпалсЯ, принималсЯ что-то
делать, ел или пил, шел куда-то или ехал и, отбыв сумЯтный день, опЯть
забывалсЯ во сне, не избавлЯвшем от смуты и ожиданиЯ неизвестного.
‚ойна...
Ћтныне все были ее подушными должниками, начинаЯ с колхозного головы и
кончаЯ несмышленым мальчонкой.
џвлЯлсЯ ли в контору Џрошка-председатель, день его занималсЯ не с
привычных заведенных обычаев, когда он, едва только взбегаЯ на крыльцо, уже
начинал шаритьсЯ по карманам, отыскиваЯ ключ от своего нового кабинета, и
все находившиесЯ в конторе слышали, как сперва решительно клацал замок,
потом сразу же начинало гулко трыкать где-то под потолком, означаЯ, что
Џрошка подставил стул и самолично заводит настенные часы, а уж потом
доносилось бодрое "Џотапыч", когда был он в добром расположении, или
нетерпеливое и требовательное "Џетр-р-раков!", что на конторском Языке в
обоих случаЯх понималось: "Ѓухгалтера ко мне!" ’еперь же Џрошка-председатель
входил в контору без прежнего оживленного топота, будто прокрадывалсЯ,-
сумной, проткнутый какой-то больной думой, с белым пЯтном извести на спине
замЯтого пиджака: где-то шоркнулсЯ в беготне о стену да так и не оттер. €
после того, как отпирал дверь, из его кабинета больше не слышалось ни рыка
заводимых часов, ни клича бухгалтера, а наступала мертвеннаЯ тишина, котораЯ
иногда затЯгивалась надолго, и никто не знал, что он делал в эти немые
минуты: то ли недвижно замирал у окна, то ли забывалсЯ, сидЯ за своим
неотомкнутым столом. € только он один знал, что день его теперь начиналсЯ с
опасливого поглЯда на телефон, поскольку на другом конце провода ежечасно,
ежеминутно его караулила война. ‚ любое мгновение она могла ознобить
властным звонком, бесцеремонным распорЯжением, как уже было, когда позвонили
и потребовали срочно отгрузить все наличие овса в фонд мобилизации, или
оглушить в трубку худой вестью, от которой и вовсе опускались руки.
ЋтправлЯлась ли баба в сельпо, она теперь не по-будничному шла туда,
лузгаЯ семечки, чтобы, поболтав у прилавка, купить кулек лампасеток или
кренделей, а уже издали зыркала, приглЯдываЯсь к лавке: не подвезли бы,
подай бог, еще партию соли, котораЯ вдруг сделалась слаще всЯких конфет и
которую в давке расхватали до самого пола,- волокли кто на горбу, кто на
тачке, а кто в ведрах на коромысле.
ђассаживались ли на завалинке запечные старцы,- и они, не как прежде,
сходились длЯ одного лишь коротаниЯ летней погожей зари, а, гонимые все тем
же недугом напасти, гадали и рЯдили, прикидывали на свой стариковский
салтык, как оно будет, каково пойдет дале, ежели уже теперь оплошали и
дозволили немцу потоптать уймищу своей земли.
€ даже детишки в гурьбе на выгоне больше не забавлЯлись в жучка и
салочки, а словно бы с ними чего сотворили, навели какую порчу,- все враз
кинулись выстругивать себе сабли, ружьЯ да пугачи. „опоздна - матерЯм не
дозватьсЯ - галдЯт, галдЯт драчливо за огородами, бегут, бегут куда-то,
пригнувшись, прЯчутсЯ по канавам и все пукают друг в друга из тесового
оружиЯ.
Ќо только ли на людЯх - на всей деревне с ее заулками и давно не
поливавшимисЯ грЯдами, на всЯкой избе и каждом предмете в дому отпечатано
это нестираемое клеймо военной хворобы. Ћт всего веЯло порухой прежнего
лада, грЯдущими скорбЯми, все было окроплено горечью, как подорожной пылью,
и обрело ее привкус. ќтот недуг души, разлад в ней и сумЯтица ломали,
муторили и самого ЉасьЯна, когда он оказывалсЯ во всеобщей толчее - возле
правлениЯ, на скотном базу или в мужицком сходе на улице. € только здесь, в
лугах, в росном безбрежье трав, в безлюдной вольнице под мирный всхрап коней
и бой перепелов ЉасьЯна постепенно отпускало.
ђаза два он уже вставал с кожуха, отыскивал оседланного џсенЯ, объезжал
и поправлЯл табун, чтобы широко не растекалсЯ, и здесь, в седле, к полуночи
его настиг внезапный и такой нестерпимый голод, как после избавлениЯ от
болезни. Ћн бросил объезд и напрЯмки, через лошадей, вернулсЯ к узелку. €
тут кусок крутого хлеба, на поду испеченного Ќатахой еще на мирной неделе,
который он густо осыпал серой крупной солью и которым жадно хрустел теперь с
молодым перистым луком, впервые за весь день обрел свой прежний житный вкус
и даже обостренный аромат далекого детства - без горечи гнетущей несвободы.
‘ берегов Ћстомли в легкой подлунной полумгле деревнЯ темнела едва
различимой узенькой полоской, и было странно ЉасьЯну подумать, что в эту
полоску втиснулось почти полторы сотни изб с дворами и хлевами, с садами и
огородами да еще колхоз со всеми его постройками. € набилось туда более
пЯтисот душ народу, триста коров, несчетное число телЯт, овец, поросЯт, кур,
гусей, собак и кошек € все это скопище живого и неживого, не выдавай себЯ
деревнЯ редкими огоньками, чужой, нездешний человек принЯл бы всего лишь за
небольшой дальний лесок, а то и вовсе ни за что не принЯл, не обратил бы
вниманиЯ - такой ничтожно малой казалась она под нескончаемостью неба на
лоне неохватной ночной земли! € ЉасьЯн приходил в изумленное смЯтение,
отчего только там ему так неприютно и тЯгостно, тогда как в остальном
беспредельности, середь которой он теперь распласталсЯ на кожухе, не было ни
горестей, ни тЯгостной смуты, а лишь царили покой, мир и вот эта извечнаЯ
благодать. € на него находило чувство, будто и на самом деле ничего не
случилось, что война - какаЯ-то неправда, людскаЯ выдумка.
€ он отвернулсЯ от деревни и, доедаЯ ломоть хлеба, принЯлсЯ глЯдеть за
реку, в благоухающую кипень сырых покосных перелесков, где все живое, не
теснимое присутствием человека, раскованно и упоенно праздновало середину
лета.
"‚от же нет там никого,- думалось ему,- одна трава, дерева да звезды, и
нет никакой войны..."
Ќо где-то уже за полночь в той стороне, откуда быть солнцу, в ночные
голоса лугов прокралсЯ едва приметный звук, похожий на гуд крупного жука.
ЉасьЯн даже пошарил вокруг глазами: в эту пору жуки всегда летели с той
стороны, из дубравных лесов, и не раз доводилось сбивать их шапкой. Ћтыскав
потом по басовитому рыку в траве, ЉасьЯн заворачивал в трЯпицу и приносил
эту занЯтную диковинку своим ребЯтишкам.
Ќо приглушенный гуд постепенно перешел в гул, который все нарастал и
нарастал, как наползает грозоваЯ туча. Ќездешний и отчужденный, с протЯжным
стонущим подвыванием, он неотвратимо и властно поглощал все остальные
привычные звуки, вызываЯ в ЉасьЯне настороженное неприЯтие. ‘начала
расплывчатый и неопределенный, он все больше густел, все Явственнее
определЯлсЯ в небе, собиралсЯ в ревущий и стонущий ком, обозначивший свое
движение прЯмо на ЉасьЯна, и когда этот сгусток воЯ и рева, все ускорЯЯ свой
лет, пересек Ћстомлю и уже разрывал поднебесье над самой головой, ЉасьЯн
торопливо стал вглЯдыватьсЯ, рыскать среди звезд, размытых лунным сиЯнием.
‚ самой светлой круговине неба он вдруг на несколько мгновений, словно
потустороннее видение, схватил глазами огромное крылатое тело бомбовоза.
‘амолет летел не очень высоко, были различимы даже все его четыре мотора,
наматывавшие на винты взвихренную лунную паутину, летел без огней, будто
незрЯчий, и казалось, ему было тЯжко, невмочь нести эту свою черную слепую
огромность,- так он натужно и трудно ревел всем своим распаленным нутром.
‘тихли, перестали взмахивать своими прутиками перепела. ‡атаилсЯ,
оборвал сырой скрип коростель, должно быть, вытЯнулсЯ столбиком, поднЯв к
небу остренькую свою головку, сделав себЯ похожим на былку конского
щавелька. Љони тоже оставили траву, замерли недвижными изваЯниЯми. € только
‚арин жеребенок не выдержал, сорвалсЯ было куда-то, но, внезапно
остановившись, потрЯсеннo упрЯсь в землю широко расставленными ножками,
залилсЯ отчаЯвшимсЯ колокольцем. ‚арЯ, сама придавленнаЯ моторным ревом, не
пошевелЯсь, не поворотив даже головы, а лишь подобрав брюхо, исторгла
какой-то низкий утробный глас, какого ЉасьЯну не приходилось слышать от
лошади, и жеребенок, поворотив обратно, с ходу залетел под материнский
живот, в самый темный подсосный угол.
ЏройдЯ зенит, будто перевалив через гору, бомбовоз, уже снова
невидимый, умерил свой рев и, отдалЯЯсь, стал все глуше и глуше уходить к
закату, возвращаЯ лугам нарушенную тишину. …ще какое-то времЯ он неприкаЯнно
стонал где-то за деревней, пока наконец не изошел совсем, опЯть превратЯсь в
ничто, в небылое...
Ќо еще долго после того луга онемело молчали. € лишь много спустЯ
робко, неуверенно фтюкнул первый перепелок, за ним подал о себе знать
второй, а уж глЯдЯ на них, расслабилсЯ в своей потаенной стойке и коростель,
вновь из щавелевой былки обернулсЯ скрипачом, пока еще несмелым, не
одолевшим робости.
Ќо едва все наладилось, пошло своим прежним чередом, едва кони
вспомнили о траве, как на востоке снова вкрадчиво заныло, занудело,
расрастаЯсь вширь упрЯмым гудом. € опЯть в надсадном напрЯжении всех своих
моторов черной отрешенной громадой прошел другой такой же бомбовоз. € было
слышно, как от его обвального грохота тонко позвЯкивала дужка на боку
ЉасьЯнового котелка.
Џотом проследовали тем же путем третий, четвертый, пЯтый...
ЉасьЯн досчитал их до двух десЯтков, а они все летели и летели,
озабоченные какой-то одним им известной устремленностью, заставив
окончательно приумолкнуть окрест все живое. € даже кони больше не пытались
кормитьсЯ, а так и остались стоЯть, как при обложной непогоде.
Ђ бомбовозы все летели, заполнЯЯ ночь нарастающими волнами грома, и,
пройдЯ над ЉасьЯном, снова обращали рев в затихающий гул, а гул в замирающее
стонание...
- ќто ж она...- потерЯнно трезвел на своем мокром от росы полушубке
ЉасьЯн.- Ћна ж летит...
Ћн даже не решалсЯ назвать это прЯмо, тем единственным жутким словом,
замены которому не было, будто боЯлсЯ навлечь беду и сюда, в ночные луга. Ќо
теперь уже ни в нем самом, ни во всей округе не оставалось ни покоЯ, ни той
благодати, которые еще недавно заставили было его поверить в неправду
случившегосЯ.
‚ойна летела над ним, заполнЯЯ собой все, сотрЯсаЯ каждую травинку,
проникаЯ своим грозным воочием в каждую пору земли, в каждый закоулок
сознаниЯ.
- ‚идать, разгораетсЯ не на шутку,- говорил сам себе ЉасьЯн,
догадываЯсь, что эти тЯжелые многомоторные чудовища перегонЯли к фронту
откуда-то из глубины страны Ћн никогда еще не видел таких огромных
самолетов. ѓде-то они таились до поры, как прЯчутсЯ невесть где до своего
массового лета те черные рогатые жуки, которых он сбивал шапкой. € еще
терзала его догадка, что ежели такаЯ сила не может побороть врага, который
успел заглотить за эти дни столь много от ђоссии, стало быть, у него, у
немца, и того больше заготовлена сила. ‡начит, придетсЯ идти и ему, и всем
подчистую...
‹ишь перед рассветом, когда на востоке проклюнулась зеленаЯ неспелаЯ
зарЯ, бомбовозы, будто убоЯвшись грЯдущего солнца, оборвали свое пришествие:
одни ушли дальше, на запад, другие больше не поЯвлЯлись, оставшись где-то на
скрытых гнездовьЯх дожидатьсЯ своего череда.
’ак во тьме ночные существа, невольники инстинкта, летЯт на пламЯ
пожирающего их костра.
€ когда в самом зачатке утра, продрогшего от росы и израсходованного
вчерашнего тепла земли, наконец наступила тишина, она, эта тишина, как и
само утро, показалась ЉасьЯну серой, безжизненной немотой - то ли оттого,
что еще не взошло солнце, или потому, что скованно и непривычно молчали
луговые птицы.

ЉасьЯнова деревенька “свЯты некогда тЯнулась одним порЯдком - по-над
убережной кручей, и все избы этого порЯдка были обращены в заливные луга -
любил русский человек селитьсЯ на высоте, чтоб душа его опахалась далью и
ширью и чтоб ничто не застило того места, откуда занималось красно солнышко.
‘о временем, множась, люди заложили и второй посад, позади первого, и
образовались две улицы - ‘тарые “свЯты и Џолевые “свЯты, разделенные между
собой привольным муравистым выгоном. ‚ыгон этот был длЯ полевских как бы
своим лужком: здесь по первой траве весело желтели гусиные выводки, на все
лады мекали привЯзанные телки, а по праздникам девки и парни устраивали свою
толоку с гармошкой и припевками.
“же на памЯти стариков Џолевые “свЯты дважды выгорали почти до
последней избы - то ли оттого, что люди там строились покучнее,
поприлепистее, то ли потому, что на том посаде, на самом материке, было мало
колодцев.
ѓорели полевские всегда летом, в суховейные годы, когда перед тем
надолго задувал юго-восточный, или, как тут называли его, татар-ветер. Ћн
выметал с дорог всю пыль до окаменелой черни земли, закручиваЯ в хрусткие
трубки листьЯ на огурцах и картошке, скрипел пересохшими плетнЯми и задирал
застрехи пороховых соломенных кровель.
Љак ни береглись в это времЯ, как ни запасали воду в бочках и кадушках,
но довольно было невесть кем оброненной искры, чтобы все это, измученное
сушью, враз занЯлось неудержимым полымем, с гудом пластавшим свои Языки
вдоль всего посада.
ЉасьЯн и сам, будучи еще мальчишкой, захватил последний такой пожар.
Џомнит, как закричали, завыли вдруг на дальнем конце Џолевых “свЯт, где
теперь обитал „авыдко, как туго взбугрилсЯ желто-зеленый клуб дыма и тотчас
отлетел в сторону, будто при взрыве, и понеслись рвать и метать злые,
ЯрЯщиесЯ на ветру гривы, густо сорившие вдоль улицы огненными шмотьЯми и
хлопьЯми. € вот уже закричали, заголосили на других дворах - и тех, что уже
занЯлись, и тех, что ждали своей неизбежной участи.
Њинуло тридцать лет, а ЉасьЯн и до сих пор с изморозью на душе
вспоминает этот страшный, погибельный крик, вместе с огнем и татар-вeтром
катившийсЯ от подворьЯ к подворью.
€ нынче случилось похожее на тот давний пожар.
‚оротЯсь из ночного, ЉасьЯн копалсЯ под навесом, где у него был
верстак, разбирал на всЯкий случай кое-какой поделочный материал, скопленный
длЯ домашнего обихода, когда послышалсЯ отдаленный бабий крик. Љричали
где-то в Џолевых “свЯтах.
‚стревоженно острЯсь слухом, ЉасьЯн отворил заднюю калитку в маленький
садок из нескольких молодых Яблонь и вишенника по омежью, пробралсЯ под
ветвЯми в конец.
Џеред „авыдкиной избой, зачинавшей полевской порЯдок, приметно выли две
бабы, осыпанные понизу ребЯтишками. Ќад ними возвышалсЯ какой-то верховой в
седле. ѓлЯдеть было далековато, лиц не различить, но и без того ЉасьЯн
понЯл, что сумЯтилась так, на всю улицу, „авыдкина Ќюрка с детвой и стараЯ
„авыдчиха. ‚ерховой отвалил от ихней избы, и обе бабы еще пуще заголосили,
возносЯ руки и переламываЯсь пополам в бессильном поклоне. Ђ верховой уже
свернул через два дома к воротам Ђфони-кузнеца, и там тоже вскоре завыли, не
выходЯ на улицу. ’ак и пошло, где через два двора, где через три, а где и
подрЯд в каждом дворе. ‚ерховой, подворачиваЯ, словно факелом подпаливал
подворьЯ, и те вмиг занимались поветренным плачем и сумЯтицей, как бывает
только в российских бесхитростных деревнЯх, где не прЯчут ни радости, ни
безутешного горЯ.
- Џовестки...- холодеЯ, догадалсЯ ЉасьЯн, и, когда верховой
переметнулсЯ к ‘тарым “свЯтам, заходЯ с дальнего от ЉасьЯна конца, он, не
знаЯ, чем занЯть, куда деть эти последние минутки, снова забилсЯ в свой
куток, стараЯсь совладать с собой, подавить оторопь, будто начатое там, в
кутке, дело-недело оборонит его от неизбывного.
„ома в этот час никого не было. Ќатаха вместе с ЉасьЯновой матерью,
бабкой …фросиньей, ушла на подгорные ключи полоскать белье. ‘ ними увЯзались
и ‘ергунок с Њитюнькой.
Ћцепенело скованный ожиданием, ЉасьЯн машинально продолжал
перекладывать бруски и дощечки: годные в одну сторону, негодные - за порог,
на растопку когда вздрогнув, как под бичом, услышал у ворот конский топот и
чужой, незнакомый окрик:
- •озЯин! Ђ хозЯин! Ђ ну выдь-ка сюда.
‚ верховом, глЯдевшем во двор через плетень прЯмо из седла, ЉасьЯн
распознал посыльного из ‚ерхних ‘тавцов, где располагалсЯ сельсовет. Ћстро,
ознобливо полоснуло: "‚от он и твой черед..." € все еще продолжаЯ вертеть в
руках сухой березовый опилок, из которого собиралсЯ нарезать колесиков длЯ
детской пока тушки, он глЯдел уже невидЯщими глазами, медлЯ выходить, пока
его не понукнули во второй раз:
- ќй, слышь! Ќекогда мне...
- „а иду... €ду Я...
Ћтшвырнув брусок, ЉасьЯн заученно провел ладонью по волосам, как всегда
при встрече гостей, вышагнул из-под застрехи и нетвердо, опасливо направилсЯ
к воротам.
- Ћна? - спросил ЉасьЯн, подходЯ, упавшим голосом и зачем-то обтер руки
о штаны.
- Ћх, она, браток! Ћна самаЯ...
Џосыльный достал из-за пазухи пиджака пачку квитков, полистал,
озабоченно шевелЯ губами, про себЯ нашептываЯ чьи-то фамилии, и наконец
протЯнул ЉасьЯну его бумажку ’от издали принЯл двумЯ пальцами, будто брал за
крыльЯ ужалистого шершнЯ, и так, держа ее за уголок перед собой, спросил:
- Љогда ЯвлЯтьсЯ?
- Ђ там все указано. Џослезавтра уже быть на призывном. €меть при себе
котелок, ложку, все такое. Ќу-ка, друг, распишись.
Џосыльный подал через плетень свернутую чурочкой клеенчатую тетрадку со
вставленным между страниц чернильным карандашом. ’етрадка была уже изрЯдно
потрепана, замызгана за эти дни множеством рук, настигнутых ею где и как
придетсЯ, как только что застала она ЉасьЯна. Џерегнутые и замЯтые ее
страницы в химических расплывах и водЯных высохших пЯтнах, в отпечатках
мазутных и дегтЯрных пальцев, с этими молчаливыми следами чьих-то уже
предрешенных судеб, чьих-то прошумевших душевных смут и скорбей, пестрели
столбцами фамилий, против которых уже значились неумелые, прыгающие и
наползающие друг на друга каракули подписей. Џопадались и простые кресты,
тоже неловкие, кособокие, один выше другого, и выглЯдели они рЯдом с именами
еще живых людей будто кладбищенские распЯтиЯ.
ЉасьЯн свернул повестку, сунул ее за шерстЯной чулок Џотом, присев на
одно колено, а на другое приспособив тетрадку, мазнул послюнЯвленным пальцем
по соседству со своей фамилией и неуверенно, без привычки расписалсЯ.
- Љого еще из наших? - попытал он.
- Ћдин не пойдешь,- неопределенно ответил верховой засовываЯ тетрадку
за пазуху.- ‘кучно не будет.
- Њахотина берут?
- ќто который?
- Ђлексей „митрич. —етверта изба от менЯ.
- Ђ-а! ЉучерЯвый такой? “же поперед твоего расписалсЯ.
- Ђ ЌиколаЯ ‡Яблова?
- € его. ‚от только оттуда.
- Ђ ‹обова? ЊатвеЯ ‘еменовича? Љонюхом он, как и Я.
- „а что Я, всех упомню, что ли? ‚он сколь повесток! ’ри деревни тут. €
ЊатвеЯ твоего подберут, куда он денетсЯ от этого.
- ‚ыходит, под метлу...
- —то поделаешь. ‡начит, люди требуютсЯ. ‘казывают, больно сил у него
много. Џрет и прет, никакого удержу... Ђ что, хозЯин, этого самого не
найдетсЯ ли?
- —его этого? - не понЯл ЉасьЯн.
- Ќу... что тут непонЯтного? - засмеЯлсЯ верховой.- Ђ то с утра мотаюсь
по деревнЯм... Ѓабы все нутро вытрепали, как будто Я в этом виноватый.
- Ђ-а... Ќет, друг, этого пока нету. Ќе взыщи.
- Џошто так-то? Ђли итить не собиралсЯ, не припас?
- Ќу да что теперь говорить... „ак чего хоть слыхать? ѓде немец-то? ‚
каких местностЯх?
- Ђ-а...- ‚ерховой отвернул от плетнЯ, задергал поводьЯми.- ‚от пойдешь
сам и узнаешь... Ќо-о! Ќо, пошел!
ЉасьЯн, опершись на изгородь, проводил вестового, пока тот не скрылсЯ,
не свернул к кому-то в заулок, и, тЯжело ворочаЯ думу, как впотьмах,
вернулсЯ под навес.
’ам он долго, опустошенно стоЯл перед верстаком, обвиснув руками, ни к
чему не притрагиваЯсь.
"Ќу дак чево там... ‚се к тому и шло...- думал ЉасьЯн, привЯзавшись
взглЯдом к щелке в стене, сквозь которую протЯнулсЯ под навес солнечный
лучик.- ‚он и трактора в эмтээсе вместе с людьми забрали. ‘тало быть, армиЯ
ужe своим не обходитсЯ, коли по сусекам начинают мести".
’рактора гнали вчера под вечер полевым шлЯхом по-за ЉасьЯновой
деревней, и многие бегали смотреть. ‚зЯли пока одни гусеничные. ‘перва
прошли два старых "—елЯбинца" без кабин, с притороченными сзади бочками
запасного горючего. Њашины, выхаркиваЯ из патрубков керосиновую вонь,
торопко мотали гусеницами, топили их в пухлой дорожной пыли, и та,
растрeвоженно клубЯсь в вечернем безветрии, уже толсто осела и на
жарко-потные, сочащиесЯ автолом распахнутые моторы, и на привЯзанные бочки,
черневшие бархатными подтеками, и на самих верхнеставцовских трактористов,
успевших за четыре версты пути зарасти пылью до серой безликой
неузнаваемости. ЉасьЯн и впрЯмь не узнал ни одного из троих, сидевших на
первом тракторе, и только во втором углЯдел ‚анюшку ЏутЯтина, который эту
весну работал на ихних полЯх. ђЯдом с ‚анюшкой трЯслась всем дробненьким
телом какаЯ-то девчонка в туго обвЯзанном вокруг шеи платком, тоже в
недвижной, омертвелой маске из пыли,- должно быть, ‚анюшкина зазноба,
увЯзавшаЯсЯ провожать, может, до самой станции, все тридцать пЯть верст.
‚анюшкин напарник уступил ей свое место, пересел на головную машину, и они
вдвоем, дыша этой пылью, разлученные грохотом и трЯской, немо коротали свои
последние часочки.
- ‘овсем?! - крикнул ЉасьЯн проезжавшему мимо ‚анюшке.
’от за шумом не понЯл, наклонилсЯ за край сиденьЯ, помахал возле уха
черной пЯтерней, мол, ни фига не слышно.
- ‘овсем, говорю? - повторил ЉасьЯн, зашагав рЯдом с машиной, и тоже
стал делать знаки, махать рукой на закат, туда, где должна быть война.
‚анюшка наконец догадалсЯ, распахнул молодые зубы в улыбке и, воздев
руки над головой, сделал из них крест, дескать, все, рассчиталсЯ и с
эмтээсом, и с домом, и со всеми здешними делами. Љрест, мол, всему.
€, сдернув кепчонку, обнажив спутанный и запаренный чубчик, помахал ею
остомельцам и, превозмогаЯ лЯзг и грюк, бесшабашно прокричал:
- ЃронЯ крепка и танки наши быстры! Ќе поминайте лихом!
Џотом, через некоторое времЯ, следом прошли еще четыре гусеничных.
Ћни прогрохотали с наглухо задраенными окнами кабин, уже в отчужденном
безразличии к закатно-молчаливым хлебам, обдав их напоследок клубами пыли, и
те, еще недавно чисто желтевшие по обе стороны, осиротело померкли и
омрачились осевшей на них густой пеленой.
- Џокатили ребЯтки...- „едушко ‘еливан в раздумье потыкал батожком
серо-мучной прах отпечатков гусениц на дороге.- Ќу дак че... ‘коро и до
лошадей дойдет. ‹ошадь за кочку не спрЯчетсЯ. ЉавалериЯ сичас первой урон
несет. Ђ конЯ на заводе не сделаешь.
ђасходЯсь, люди видели, как на крыльце правлениЯ стоЯл
Џрошка-председатель и, застЯсь от низкого солнца, тЯнулсЯ шеей и сплюснутой
своей кепкой вослед уходившей колонне. € выглЯдел он в тот закатный час на
пустой конторской веранде согбенным и одиноким...
Ќевелика бумажка - повестка, но, пока ЉасьЯн стоЯл под навесом, пытаЯсь
собрать воедино разбежавшиесЯ мысли, он все времЯ чувствовал ее за чулком,
как сосущий пластырь на нарыве. € все вертелось пустое, неотвЯзное: "‚от
тебе и Љлавка-продавщица с цветочком... Ќашла-таки, нанюхала..."
Ћн присел на чурбак, толстый ракитовый крЯж, попнулсЯ за повесткой и уж
развернул было, чтобы все перечитать, как там и что сказано, но в самый раз
забрЯкала на калитке железнаЯ зацепа, и ЉасьЯн, воровато оглЯнувшись,
поспешно сунул бумажку опЯть за чулок. Ќе мог, не хотел он, когда еще и сам
не обтерпелсЯ, не обвыксЯ с ней, не подготовилсЯ духом и силами, чтобы так
вот сразу показать повестку Ќатахе и матери. Ќатахе в ее положении особенно.
€ он через плечо пытливо посмотрел на жену: знает или еще нет?
Ќо Ќатаха, судЯ по всему, ни о чем не знала, за возней с бельем внизу
под горой, поди, не слышала и того тарарама, что наделал тут сельсоветский
вестовой. Њать с корзинами на коромысле, Ќатаха с узлом на руке - обе, лишь
мельком взглЯнув на ЉасьЯна, устало прошли в прохладные сени. ‘ергунка с
ними не было, успел забежать куда-то. Њитюнька же, увидев отца, сидевшего на
чурбане, метнулсЯ к нему, втиснулсЯ меж ЉасьЯновых колен и умиротворенно
замер, как жеребенок в привычном стойле. ЉасьЯн растерЯнно погладил
Њитюньку, это щемЯще-родное существо, свою кровинушку, ощущаЯ под ладонью
напеченную жарой головку, сладко пахнущую детскостью, влажным травЯным
подгорьем. ЃоЯзно было подумать, что уже через два днЯ он вот так больше не
приголубит сынишку и не увидит его совсем...
- Џап, а ‘елезка лЯгуску забил,- донес Њитюнька на брата.
- Љак же он так?
- Џалкой! Ља-а-к даст! џ ему - не смей, она холосаЯ, а он взЯл и
забил... ЌельзЯ убивать лЯгусок, да, пап?
- ЌельЯ, Њитрий, нельзЯ.
- € касаток нельзЯ. Ђ то за это глом ударит.
- € касаток.
- € волобьев...
- Ќичего нельзЯ убивать. Ќехорошо это.
- Ћдних фасыстов мозно, да, пап?
- Ќу дак фашистов - другое дело!
- Џотому что они с фасыским знаком. ’ы пойди и всех их плибей, ладно,
пап?
- Џойду, ЊитЯ, пойду вот... Ќу, ступай, сынка, ступай, а то Я тут...
работаю...
ЌикакаЯ, однако, работа на ум не шла. „аже этот заветный ЉасьЯнов
закуток с развешанными по гвоздЯм пилами и ножовками, коловоротами и
буровцами, всегда одним только видом смЯгчавшими душу, доставлЯвшими утеху,
теперь теснил его своими стенами, и все здесь утратило смысл, отдалилось
куда-то, отошло от ЉасьЯна своей ненужностью. Ћн вышел во двор, без
вниманиЯ, как уже нехозЯин, обвел глазами плетни и постройки и, томимый
какой-то внутренней духотой, душевной спертостью, не находЯ себе места, в
чем был - в старых галошах и шерстЯных чулках, где за пагольником лежала так
и непрочитаннаЯ повестка, бесцельно, от одной только тесноты вышагнул за
калитку, на уличный ветерок.

“лица была уже безлюдна в оба конца. Џосле наскока вестового,
выплеснувшись первой волной за ворота, выкричавшись там самой нестерпимой
болью, бабье горе отхлынуло, убралось во дворы и там теперь, забившись в
избы, дострадывалось, обтерпевалось в одиночку, каждой женщиной самой по
себе, кто как горазд: инаЯ безголосо, ничком уткнувшись в подушку, инаЯ
онемев на сундуке с безвольно оброненными руками, инаЯ ища облегчениЯ пред
восковыми и равнодушными ликами свЯтых угодников. Ќо выдюжив это первое
сокрушение, постепенно приходЯ в себЯ и уже начинаЯ жить и дышать этой новой
бедой, как единственной данной им теперь Явью, они примутсЯ полуощупью
двигатьсЯ по избе, искать себе дела. € вот уже вскоре с еще не просохшими
глазами затеют подорожную стирку, спохватЯтсЯ замешивать и сами подорожники
и разошлют детишек по всем “свЯтам и дальше “свЯт, по близким и дальним
родичам - разносить по ним последнюю весть, скликать к завтрашнему
прощальному застолью.
‚се так же бесцельно ЉасьЯн забрел в нижний городчик, постоЯл там
середь капустных и огуречных грЯд, даже прилег внизу у самого ровца под
старой ракитой, но и тут ему не стоЯлось и не лежалось, и он наконец надумал
себе занЯтие - сходить к Ђлексею Њахотину да хоть покурить вместе. €, сразу
почувствовав облегчение, поспешно встал, перепрыгнул ровец и зашагал,
зашлепал галошами окольной тропой под межевыми ракитами.
Њахотина дома не оказалось. ‚ышедшаЯ на собачий брех стараЯ Њахотиха
скуксилась, ужала в себЯ беззубый подбородок, запричетывала:
- Ћх, ЉасьЯнушка, голубок! Ќоги подкашиваютсЯ: пришла, пришла ему-ти
бумага, штоб тому-то ѓитьлеру ни дна, ни покрышки, откудова он токмо, мамай,
свалилсЯ на наши головушки... Џобег ‹Яксей наш к мужикам узнать, как да
чево. ѓлЯжу, ходит, ходит по избе-то, вот курит, вот курит! „а и пошел.
‘казывал, будто к ‡Ябловым. Ђ тебе тоже прислали, ай минули?
- Џрислали, мать, прислали.
- Ћх, горемышные вы мои! ‘традальцы наши! „ак хоть вместе пойдете,
своей кучкой. ‚месте оно все не так: куском поделитесь, словом ли... Ђ
ежили, не приведи богородица, паранють, дак и повЯжете друг дружку. Ћх,
лихо, лихо - лишей и не было. „ак у ‡Яблова он, там Яво пошукай, батюшко.
Ќе сиделось в этот день мужикам по домам, не можилось: торкнулсЯ ЉасьЯн
к Ќиколе ‡Яблову, а того тоже нет в своей избе. ‡аходил-де за ним Њахотин да
вдвоем вот толечко утрехали, кажись, к Ђфоне-кузнецу.
ЉасьЯн - к Ђфанасию, но и того дома не нашлось, и в кузне, сказали,
искать его нечего: не пошел-де нынче к горну, как получил призывную бумажку.
Ќачал ЉасьЯн самым низом ‘тарых “свЯт, а очутилсЯ аж на Џолевой улице.
Ќикогда, ни в кои годы, ни при каких прежних бедах не бегал вот так борзо по
чужим дворам, не искал на стороне себе опоры, как ныне: не чаЯл встретить
кого ни то...
„а так вот и забрел к пустой избе дедушки ‘еливана...
‘тоЯла она в общем порЯдке сама-разъедина, справа никого, слева никого,
один репей бушует - скорбно пройти мимо, не то чтобы войти. „а и заходить не
к кому: и такой-то день старик и вовсе завеЯлсЯ, толчетсЯ теперь по чужим
дворам. ‘косилсЯ ЉасьЯн на мутные оконца без занавесок и даже вздрогнул
нежданно: в темной некрашеной раме за серой мутью стекла, как из старой
иконы, глЯдел на него желтенький лик в белесом окладе. € делала ему знаки,
призывно кивала щепоть, дескать, зайди, зайди, мил человек.
‚ другой раз, может быть, и не зашел бы ЉасьЯн, отнекалсЯ, а тут, и не
подумав даже, обрадованно и нетерпеливо пнул калитку, проворнее, чем
следовало гостю, шагнул в сени и дернул дверь в жилье. ѓлЯнул в горницу, а
там за табачищем - мать честнаЯ, вот они где, соколики! - и ‹еха Њахотин, и
Ќикола ‡Яблов, и ЂфонЯ-кузнец.
‹еха ничего еще, а Ќикола тоже, вроде ЉасьЯна, ушел из дома как есть, в
одной красной майке. € только ЂфонЯ-кузнец был уже прибран, в сатиновой
рубахе, запахнутой на все пуговицы, да еще пиджак сверху.
Њужики, разглЯдев, кто вошел, оживились, тоже обрадовались:
- ѓлЯнь-ка, еще один залетный!
- Ѓыло б запечье, будут и тараканы,- засмеЯлсЯ дедушко ‘еливан. Ћн был
без привычного картуза, и безволосаЯ его головка маЯчила в дыму, как
недозрелаЯ тыковка, какие по осени не берут, оставлЯют в огородах.- ‡аходь,
заходь, ЉасьЯнко!
ЉасьЯн с тем же радостным, облегчающим чувством крепко потискал всем
руки.
- Ђ мы тут... тово... балакаем,- поЯснил ‘еливан.- Ћт баб подальше. Ђ
то сичас такой момент, што токмо бабу и слухать, вытье ее. „алече, казал,
скакал-то? ѓлЯжу вон, и штаны в репьЯх.
- „а... телка искал,- уклонилсЯ ЉасьЯн от правды.- ‡абежал куда-то...
- ЌайдетсЯ! „авай, садись посидим.
ЉасьЯн охотно, присел на поднесенную табуретку и, обежав глазами
холостЯцкое жилье дедушки ‘еливана, неметеное, с усохшим цветком на
подоконнике, достал и себе кисет с газеткой на курево.
- „а как бы собаки куда не загнали,- вернулсЯ к прежнему ЉасьЯн,
чувствуЯ, что надо что-то говорить, притиратьсЯ к компании. ‚се хоть и свои,
знакомые до последней метины, до голого пупка, но нынче у каждого такое, что
и нe знаешь, что поперва сказать.
- Ђ ну, дай-кось твоего,- потЯнулсЯ к кисету Ќикола ‡Яблов.- ‘коль у
тебЯ закуриваю, а никак не раскушу, чего ты туда добавлЯешь.
„ругие тоже соблазнились табаком, начали отрывать бумажки.
- Ђ ничего особого и не добавлЯю,- ЉасьЯн польщенно пустил кисет по
рукам.- „онничку самую малость.
- Ѓелого или желтого?
- ‹юбой сгодитсЯ. Ќо Я белый больше люблю. Ђ так ничего другого.
Ћстальное сам по себе лист свое кажет.
- ‹ист и у менЯ самого такой.
- ’акой, да не такой,- сказал ‹еха Њахотин, раскуриваЯ цигарку из
ЉасьЯнова табака.
- Ћх ты! Ђ какой же? џ ж у него рассаду и брал, у ЉасьЯна.
- Њало чего - брал.
- ђассада еще не завод,- трудно выбасил ЂфонЯ-кузнец, чисто выбритый,
причесанный надвое, как на май.- џ вон нынче взЯл в ‘итном, у своЯка,
капусты. Џонравилась мне его капуста, сладкаЯ. € сажали по уговору в один
день, и землЯ моЯ не хуже, тоже низко копал, под горкою. „ак у своЯка уже
завилась, а моЯ - как занемела.
- Ћт одних отца-матери и то дети разные,- согласно закивал ‘еливан.- Ђ
уж растенье и вовсе не знать, куда пойдет.
Њужики перекидывались с одного на другое, все по пустЯкам, не касаЯсь
того главного, что сорвало их со своих мест, потЯнуло искать друг друга. Ќо
и пустое ЉасьЯну слушать было приЯтно: в неухоженной ‘еливановой избе среди
сотоварищей, помеченных одной метой, сделалось ему хорошо и не тЯгостно, как
бывало прежде перед праздником, когда в ожидании стола и чарки никому не
хотелось попусту тратитьсЯ припасенным разговором, не спешилось ни о чем
таком говорить походЯ, без повода и причины.
ЉасьЯн, однако, не знал, что было уже послано, и тем временем чарка
объЯвилась и взаправду.
•лопнула калитка, в сенЯх шумно затопали, и в избу ввалилсЯ „авыдко, да
еще и с Љузьмой, своим шурином, длинным, сутулым мужиком по прозвищу Љол.
Љузьма, кажись, был уже выпивши: зеленцовые его глаза волгло смаргивали,
будто им не сиделось, было боЯзно глЯдеть с такой жердЯной и ненадежной
высоты. „авыдко, озабоченно-распаленный хлопотами, тут же извлек из
камышовой кошелки и выставил на голый стол одну за другой три засургученные
поллитровки. Џотом пригоршнЯми стал зачерпывать магазинские прЯники и
обкладывать ими бутылки. ‚след за ним и шурЯк, перегнувшись пополам, начал
таскать из мешка съестное: круглЯш горЯчего, еще парившего хлеба, хороший
шмат сала, надрезанный крестом, несколько штук старой, еще от того года
редьки в погребной земле, мЯтые бочковые огурцы и чуть ли не беремЯ луку,
который в эту пору отдувалсЯ за всю прочую неподошедшую зелень.
- Ћх, ловко-то как! - засуетилсЯ дедушко ‘еливан.- Ќу ежели так-то, за
хлеб за сальцо сплЯшем, а за винцо дак и песенку споем. ‘ичас, сичас и Я у
себЯ покопаюсь...
Ћн распахнул темный шкафчик и, привставаЯ на носки, принЯлсЯ шебуршить
на его полках - достал старинную рюмку на долгой граненой ножке,
эмалированную кружицу и несколько разномастных чашек.
- ‚се разного калибру,- виноватилсЯ старик, дуЯ в каждую посудину,
выдуваЯ оттуда застоЯлое времЯ.- „ак ведъ и так еще говоритсЯ: не надо нам
хоромного стекла, лишь бы водочка текла.- € он, озорно засмеЯвшись, снова
обратилсЯ к своему ларю.- Ђ вот вам, орелики, и ножик редьку ошкурить. Ќе
знаю, востер ли? € сольца нашласЯ. ‘оль всему голова, без соли и жито трава.
„а-а... Ѓыла бы жива старуха, была бы и Яишанка. Ќу да што теперь
толковать... “ менЯ теперича два кваса: один што вода а другой и того жиже.
‘еливан опЯть посмеЯлсЯ своим легким готовым смешком.
“видев все это на столе, ЉасьЯн с неловкостью созналсЯ:
- “ вас тут, глЯжу, складчина. Ђ мне и в долю войти не с чем...
- „а уж ладно,- загомонили мужики.- Ѓез твоей доли обойдемсЯ. Ќашел об
чем. Ќе тот день, чтоб считатьсЯ. „авай, подсаживайсЯ.
- Ќа пЯтерых припасено, а шостый сыт,- присказал и хозЯин.- Ѓрат брату
не плательщик. Ћтноне все вы побратимы, одного кроЯ одежка: шинель да
ремень.
- ќто уж точно, обровнЯли,- кивнул Ќикола ‡Яблов.
Њужики подвинули лавки, расселись вокруг стола, источавшего огуречный
дух с едкой примесью редьки, и, пока „авыдко разливал по посудкам, уклончиво
глЯдели себе под ноги. Ќе притрагивались и потом, когда было все
изготовлено, не решались взЯть в руки непривычные эти чары: всЯкие питы - и
крестины, и новосельЯ, и похороны, а таких вот еще не доводилось.
- Ќу, помолчали, а теперь и сказать не грех,- подтолкнул дело хозЯин.-
…сть охотники?
Њужики помЯлись, косЯсь друг на друга, но промолчали.
- Ќу тади скажу Я, ежели дозволите.
- ‘кажи, ‘еливан ‘тепаныч.
- ’ы хозЯин, тебе и слово.
‘еливан привстал, прихорошил ладошкой сивую бородку, пересыхающим
ручейком стекавшую на рубаху, поднЯл граненую рюмку, задержал ее перед
собой, как свечу.
- Ќу да, стало быть, подступил ваш час, ребЯтушки. Џриспело времечко и
вам собирать сумы...
„едко еще только начал, но тЯжелы были его слова, и стало видно, как
сразу отЯготили они мужицкие головы, как опЯть пригнуло их долу.
- „умал Я, когда ту кончили войну, што последнЯЯ. Ђн нет, не последнЯЯ.
Ќакопилась еще одна, взошла туча над полем...
„едушко ‘еливан задержал взглЯд на окне. „рожавшаЯ в его руке рюмка
скособочилась, пролилась наполовину, но он не заметил того.
- ’ут у нас все по-прежнему,- кивнул он в оконце.- ‚он как Ясно,
тишина, благодать. Ќо идет и сюда туча. ‘ громом и полымем. •оть и говоритсЯ
- велика ђусь и везде солнышко, а теперь, вишь, и не везде...
‘тарик подвигал туда-сюда бровЯми, словно сметаЯ в кучку остатние
мысли, какие еще собиралсЯ вымолвить, но, смешавшись, махнул рукой.
- Ќу да ладно... •отел еще чево сказать, да што тут говорить...
‘тупайте с богом, держитесЯ... ќто и будет вам мое слово. Ќа том и выпейте.
Ќо мужики не враз кинулись расхватывать свои чарки.
ЉасьЯн продолжал теребить на штанах остатки въедливого репьЯ, и ‹еха,
обвиснув тЯжелым чубом, замкнувшись лицом, следил за его пальцами. ЌалилсЯ
подступившей кровью, сопел своими мехами ЂфонЯ-кузнец. ђжавым гвоздем
согнулсЯ, поник долговЯзый Љузьма и, чтоб не согнутьсЯ вовсе, подперсЯ
обоими кулаками. „авыдко исподлобьЯ уставилсЯ куда-то в угол, где в полутьме
перед погасшей лампадой одиноко висела простенькаЯ дощечка с угодником. Ђ
‡Яблов встал из-за стола и отошел к окну, загородив свет своею ширью.
€ было в той тишине слышно, как в одичалом ‘еливановом дворе беспечно и
обыденно чирикали воробьи.
- Ђ-а, была не была! - наконец трЯхнул головой Ќикола и, воротЯсь к
столу, потЯнулсЯ за кружкой. „авайте, братки. Ђ то так и водка выдохнетсЯ.
€, будто пробудившись, мужики ожили, потЯнулись наперекрест, кто чем,
нехоромной посудой, стукнулись и выпили молча и жадно. € пошли шаритьсЯ по
столу грубыми, нехваткими пальцами, разбираЯ, не глЯдЯ, нарезанное,
накромсанное. € ели тоже молча, замедленно ворочаЯ челюстЯми, жевали пополам
с думой.
- —его в магазине деетсЯ! - „авыдко зажмурилсЯ, покачал головой.-
‘одом! ‚одку нарасхват. €з ‘итного понаехали. ѓоворЯт, там уже растащили.
- Ќу да к чево... џсное дело.- Ќикола ‡Яблов потЯнул со стола прЯник.-
“ нас, почитай, полдеревни берут.
- Љой - полдеревни!
- € мы, видать, не последние...
- Ђ кто после нас? •ворь одна.
- Љак оно пойдет... Ћт метлы щели нет...
- „ак, мужики, чево слыхал Я в магазине-то. Ѓудто сперва к конторе
собиратьсЯ. Ђ потом уже оттудова все вместе пойдем.
- Ќу и правильно. ’ак-то ладнее.
- € штоб подводы были. ‘идора покидать.
- Џодводы дадут, чего ж не дать. Ќе в гости к куме...
- „а вон ЉасьЯн, сам и запрЯгет, сколь надо.
- ќто можно,- кивнул ЉасьЯн.
- ЉасьЯну и самому итить.
- Ќу дак што... Љто-нибудь потом лошадей обратно отгонит. „а хоть
‘еливан ‘тепаныч.
- Ћб чем толк,- готовно согласилсЯ дедушко ‘еливан.- Ћтгоним, отгоним
лошадок. ‡а этим не станет.
- Ќу да ладно. ќто пустое,- перебил Ќикола ‡Яблов.- Џешие ли, конные -
все там будем. Ђ вот забота: сено! Ќадо бы наказать Џрохор ‚анычу, штоб
нашим бабам сенца дал, не обидел бы. Ћдни ведь остаютсЯ.
- „аст, раз обещалсЯ.
- „ак кто ж его знает... ‚ремЯ теперь такое... Ћвес вон забрали. € сено
могут затребовать. ‹ошадей-то небось на войне тоже надо кормить. Ћни не
виноватые.
- ‘ено! •леб неубранный остаетсЯ.
- „а-а...- почесал за ухом „авыдко.- Ќе ко времени война зачалась. —то
б ей погодить маленько? Ќу хоть недельки с три-четыре. Џока б сено прибрали
да хлеб. “правились бы, а тогда...
- —то и говорить, не в срок затеЯлась.
- Ђ и когда война была нашему брату-пахарю в пору? - посмеЯлсЯ дедушко
‘еливан.- ‘мерть да война незваны завсегда.
- Ђ Я уж было сарайку начал рубить,- сокрушалсЯ „авыдко.- ‚енца три до
крыши не довел. ‡нато, дак уж лучше б не начинал, лежал бы материал в сухом.
- Ђ у менЯ возле кузни три лобогрейки раскиданы,- покашлЯл в кулак
ЂфонЯ-кузнец.- Џрошка коситсЯ, да чего уж теперь... „елов там еще не на один
день.
- Ќам, татарам, все равно на ђусь итить,- засмеЯлсЯ дедушко ‘еливан.-
‡авсегда дела находЯтсЯ. ’о б надо, это бы... „ак вон и у ЉасьЯна баба на
последних сносЯх, пышкает, как квашнЯ перед праздником. ’оже надо бы
погодить с войной. ’ак ли, ЉасьЯнушко?
- „а уж скоро б должна родить,- потупилсЯ ЉасьЯн, почувствовав, как от
этого напоминаниЯ какой-то тоскливый червь опЯть тошно соснул меж ребрами.
- Ђх ты, осподи, грехи наши! - вздохнул и дедушко ‘еливан.- Џогоди
бить, дай пальцы в кулак возьму. Ћх-хо-хо... „а што поделаешь? Ћгонь с
соломой все равно не улежитсЯ. ’ак и война с нашими делами. Ђ уж ежели
занЯлось, годи не годи, а бросай все да иди. ’ут уж тушить надобно, пока и
сама изба не сгорела.
„авыдко снова расплескал по чаркам, мужики, оборвав разговор, согласно
выпили и тоже согласно закурили.
„ым сизыми полостЯми заходил по избе, ища себе выхода.
- Ђ Я, ребЯта, от посыльного слыхал,- заговорил Ќикола ‡Яблов,- будто
бригадир заЯвление в сельсовет подал.
- Љакое заЯвление? - насторожились мужики.
- Ќу, штоб, значит, взЯли его на фронт. ‚роде как по своей охоте.
- „а ну! €ван „ронов?
- …ще на той неделе, говорЯт, подал.
- ѓлЯди ты... Ђ - молчок. Ќикому ни слова.
- Ђ чего б ему в дуду дудеть?
- Ќу, криворотый! ‹их, лих малый!
Њужики поудивлЯлись, покрутили головами, и было заметно, что им
почему-то сделалось неловко друг перед другом от этого известиЯ. ‘ ними было
такое, как если бы они вшестером тужились одолеть бревно, но так и не
поднЯли, а пришел €ван „ронов, не шибко-то и казист с виду, но, долго не
раздумываЯ, подхватил и понес. € стало оттого совестно и непонЯтно: как же,
мол, так? € в оправдание своей нерасторопности начинала вертетьсЯ злаЯ
мысль, хотелось придратьсЯ, а нет ли тут чего, какого подвоха, по правилам
ли сиЯ ноша поднЯта?
€ первым придралсЯ Љузьма, уже заметно охмелевший.
- „а бросьте, не возьмут его! Љто ж будет бригадирить? ќто он так,
покрасоватьсЯ. Ќа него небось уже и бронь наложена.
- „а не, на €вана не похоже,- сказал ‹еха Њахотин.- Ќе такой он мужик,
чтоб козырнуть заЯвлением.
- Ђ чего ж: подал - а доси дома?
- —то ж тебе, так вот и сразу? Џоди, еще рассматривают бумагу-то.
Ќаверно ж, не один наш €ван.
- Џосыльной говорил, в ‚ерхних ‘тавцах еще сколько-то таких,- уточнил
‡Яблов,- „а из ‘итного учитель.
- Ќу вот, вишь... „а по другим селам. ‚ военкомате тоже теперь запарка.
Ќу-ка, всех учти, всех сосчитай, кого брать, кого погодить.
- ’ак-то, пока рассмотрЯт,- хмыкнул Љузьма,- дак Я, нерассмотренный,
поперед их там буду. ЉакаЯ ж разница? Ђли за то пули им особые отольют,
золоченые?
- Ђ вот та и разница,- сказал ‹еха Њахотин.- ’о ты сам, а то по
повестке.
- Ђга...- вертанул белками Љузьма.- ‚ хорошие набиваетсЯ.
- Ђ ты чего ж не догадалсЯ? - спросил ‹еха.- ’ы б тоже, не будь дурак,
взЯл бы да поперед его заЯвление подал. ѓлЯдишь, тебе тоже местечко
подобрали б, умнику. „ва аршина на бугре. Ђ-а! Љишка тонка! ‡аткнись лучше.
- Ђ ты? ты-то сам чего ж не подал? - взвилсЯ Љузьма.- ’ы ж у нас тоже
всех разумней, как послухать. Ђ сам небось первым штаны замарал...
- Ќе, малый, ошибсЯ,- усмехнулсЯ Њахотин.- таны мои чистые. Љогда надо
- пойду. ЏрЯтатьсЯ за чужие спины не стану.
- Ћх, ерой! ‚ земле потурой! Ђ из земли вытащи, дак и лапы кверху.
- ќто какие такие лапы? - посерьезнел, насторожилсЯ Њахотин.- ‘мотри,
друг, говори, да не заговаривайсЯ. Љак бы ты свои не задрал...
- ‹адно тебе! - одернул „авыдко шурина.
-- Ђ чего он, з-зануда. Ђ то враз по соплЯм разживетсЯ.
Њахотин привстал, заходил скулами.
- Ђ ну, давай выйдем...- сдавленно проговорил он.- Џошли, гад!
- ‘Ядь, Ђлексей, нажал на его плечо ЂфонЯ-кузнец.- € ты, Љузька, не
скотничай. Ќе гни на людей напраслину Џока нечего корить друг дружку... Љто
подал, кто не подал... …ще только за столом сидим... Љто ж был к этому
готовый? ’ут и с мыслЯми еще не всЯкий совладал. ‹юди мы невоенные, у нас
вон землЯ да хлеб на уме... ѓенералы, и те небось затылки чешут, не знают, с
какой карты лучше зайти, какой бить, а какую при себе держать. ‘ какой ни
пойдут, все не козырь... ‚се не наш верх...
- „а уж не козырь, это верно,- проговорил „авыдко.
- ‚от у менЯ в кузне,- продолжал ЂфонЯ-кузнец,- на што уголь горюч,
железо варит, и то не сразу разгораетсЯ. …го сперва раздуть надо, а тогда и
железо суй. ’ак и это дело. Ќе всЯкому человеку вдруг на войну собратьсЯ. Ќе
его это занЯтие. €вану, поди, жизнь тоже не копейка.. Љак-никак, трое
пацанов. Ќаверно, ночи покрутилсЯ, посмолил табаку. € нечего, Љузьма, чепать
его понапрасну.
- €ван партейный,- напомнил Ќикола ‡Яблов.- Њожет, ему так предписано.
- ‚сем предписано,- сунул бровЯми ЂфонЯ-кузнец.- „а не всЯк, вишь,
горазд.
€ опЯть помолчали мужики, отрешив себЯ друг от друга. Љузьма, не
дожидаЯсь череда, потЯнулсЯ за бутылкой, налил себе одному и единым махом
выглотал.
- Ђ Я так, ребЯтки, на это скажу,- встрЯл в спор дедушко ‘еливан.- Ќа
войну што в холодную воду - уж лучше сразу. ‚ерьте моему слову. Ђ то ежели с
месЯц так-то просидеть - голова не своЯ, в поле не работник, дак маета с
думой хуже вши заест. …ще и не воевал, а уже вроде упокойника. Ђ сразу - как
нырнул. тоб душа не казнилась. „а и баб не слухать.
- Ќе говори! - мотнул чубом ‹еха. Ѓыл он хотЯ и рЯб скуластым калмыцким
лицом, но смолЯной чуб в тугих завивах красил мужика пуще дорогой шапки.- Ќе
говори, дедко! ‚торую неделю война, и вторую неделю моЯ Љатерина ревмЯ
ревет. ‘адимсЯ есть - голосит, спать лЯжет - опЯть за свое. € все глЯдит на
менЯ, вытаращитсЯ и глЯдит, будто Я приговоренный какой... Ђ давеча,-
усмехнулсЯ ‹еха,- когда бумажку вручили, как взЯлись обе, Љатерина да бабка,
как наладились в две трубы, аж кобель на цепи не выдержал. ‡адрал морду и
тоже завыл. •оть из дому беги.
‹ехины шутливые слова про кобелЯ, однако, заставили всех опЯть запалить
цигарки. ЉасьЯн тоже закурил и, отвернувшись, засмотрелсЯ в окно, где текли,
текли себе, как сон, белые бездумные облака.
ЏочуЯв неладный крен, дедушко ‘еливан встал со своего места и бочком
пробралсЯ по-за тугими спинами мужиков.
- ќ-э, ребЯтки! Ќе вешайте носов! - сказал он бодрецой.- Ќе те слезы,
што на рать, а те, што опослЯ. …ще бабы наплачутсЯ... Ќу да об этом не след.
“лей-ка, „авыдушко, гостЯм длЯ весельЯ!
€, остановившись позади Њахотина и ЉасьЯна, обхватив их за плечи,
затЯнул шутовской скороговоркой, притопываЯ ногой:

Ђх вы, столики мои, вы тесовенькие!
Ђ чево ж вы стоите не застеленные?
Ђ чево ж вы сидите, хлеба-соли не Ясте?
’о ль медок мой не скусен, то ль хозЯин не весел?

Ќо тут же откачнулсЯ от обоих, мотнул бородкой с веселой лихостью:
- Ђ то мне, дак так: али голова в кустах, али грудь в крестах!
- Ђга... „авай, дед, давай...- Љузьма, заломив луковую плеть, потыкал
ею в солонку.- Ђга...
- Ђсь? - не уловил сразу ‘еливан Љузьминой усмешки.
- Ђга, валЯй, говорю.
- ‚роде и не гусь, а га да га,- отшутилсЯ дедко.- ’ы к чему это, милай?
Ќа какую погоду?
- Ђ так...- Љузьма пожевал лук вЯлым непослушным ртом.- •орошо с печи
глЯдеть, как медведь козу дереть...
- Ћй ты! - „едушко ‘еливан изумленно хлопнул обеими руками по пустым
штанам.- ѓлЯнь-кось, экий затейник! Ђли Я этого не прошел? Ѓыло мое времЯ -
и Я с рогатиной хаживал. •одил, милай, ходил! „а вот тебе, хошь, покажу...
‡адетый за живое насмешливым хмыканьем Љузьмы, старик проворно
спохватилсЯ к шкафчику, задвигал, зашебаршил в нем утварью и пожитками.
- ‘ичас, сичас, сынок,- бормотал он между распахнутых дверец.- „ай
только отыскать... ѓде-сь тут было запрЯтано. Ћт постороннего глазу...
Ќикому не показывал и сам сколь уж лет не глЯдел... Ђ тебе покажу...
покажу... тоб не корил попусту... Ђга, вот оно!
Љ столу он вернулсЯ с трЯпичным узелком и, все так же присказываЯ
"сичас, милай, сичас", трепетно-нетерпеливыми пальцами начал распутывать
завЯзки. Џод трЯпицей оказалась еще и бумажнаЯ обертка, тоже перевЯзаннаЯ
крест-накрест суровыми нитками, и лишь после бумаги на свет объЯвилась
плоскаЯ жестЯнаЯ баночка - посудинка из-под какого-то лекарского снадобьЯ.
- Ќа-кось, Љузьма ‚асильич, ежли веры мне нету... Ќа вот поглЯди...
Љузьма пьЯно, осоловело смигивал, некоторое времЯ смотрел на протЯнутую
жестЯнку с кривой небрежительной ухмылкой.
- Ќу и чево?
- „ак вот и посмотри.
- Ђ чево глЯдеть-то?
Џонуждаемый взглЯдом, Љузьма все ж таки принЯл жестЯнку, так и сЯк
повертел ее в руках, даже зачем-то потрЯс над ухом и, не заполучив изнутри
никакого отзвука, отколупнул ногтем крышку.
Љоробка была плотно набита овечьей шерстью, длинными, от времени
пожелтевшими прЯдЯми.
- € чево? - вызрилсЯ, не понимаЯ, Љузьма.
- Ђ ты повороши, повороши,- настаивал дедушко ‘еливан.
Љузьма недоверчиво, двумЯ пальцами подцепил верхние прЯдки, под ними на
такой же шерстЯной подстилке покоилсЯ крест...
Ѓыло видно, как у Љузьмы медленно, будто не прихваченнаЯ засовом
воротнЯЯ половинка, отвисала нижнЯЯ губа.
Њужики потЯнулись смотреть.
Љвадратный, с одинаковыми концами крест был широколап и присадисто
тЯжел даже с виду. €з-под голубоватой дымки налета пробивалсЯ какой-то
холодный глубинный свет никем не виданного металла, и, как от всЯкого
давнего и непонЯтного предмета, веЯло от него таинственной и суровой
сокрытостью минувшего.
…го разглЯдывали с немой сосредоточенностью и так же молча и бережно
передавали из рук в руки. ‡абегаЯ каждому за спину, дедушко ‘еливан
заглЯдывал из-за плеча, чтобы уже как бы чужими глазами взглЯнуть на давно
не извлекавшуюсЯ вещицу. Ћн и сам уже почти не верил этому своему обладанию
и по-детски трепетал и удивлЯлсЯ тому, что с ним когда-то было и вот теперь
и ему, и всем открылось воочию.
- Ћрден, што ли?..- наконец с сомнением предположил ‹еха.
- …горий, сыночки, …горий! - обрадованно закивал дедушко ‘еливан,
задрожав губами. ѓлаза его набрЯкли, мутно заволоклись, и он поспешно
шоркнул по щеке дрожливо-непослушными пальцами.
- „а-а...- ‹еха покачал крест на ладони.- ‚от, стало быть, каков он...
‘лыхать слыхал, а видеть ни разу не доводилось.
- „а где ж ты ево увидишь... Ќынче этим хвалитьсЯ нечего. ђаза два уж
предлагали: сдай, дескать. € деньги сулили. Џо весу, сколь потЯнет. Љак за
ложку али за серьгу. Ђ Я не призналсЯ: нету, говорю, и все тут. „авно уже
нету. …ще в тридцать третьем, мол, на пшено обменЯл... …сть, есть и еще
старики в “свЯтах, которые припрЯтали. „а токмо не скажу Я вам, не открою.
Ќе надо вам знать про то. ’еперь уж скоро помрем с этим... ‚елю с собой
положить...
- €ли царЯ обратно ждешь? - усмехнулсЯ Љузьма.
- Ђ менЯ уже про то спрашивали,- без обиды ответил дедушко ‘еливан.-
Џро такого сказать бы: под носом проросло, а в голове не посеЯно... ‚от,
Љузька, тебе мой ответ: ты токмо народилсЯ, в колыске под себЯ сюкал, а Я
уже, милай ты мой, невесть где побывал. Њукден, может, слыхал?
- ќто чево такое? - Љузьма шатко приподнЯлсЯ и, хватаЯсь за стену,
перебралсЯ на хозЯйскую койку.
- Ђ-а! —ево! ’о-то... тоб ты знал, есть такой город в манжурской
земле. „але-о-ко, браток, отседова. Ќа краю бела света. ‚от аж где! “жли не
слыхал про такой? „ед же твой, Ќиканор Ђртемьич, царство ему небесное, тоже
тамотка побывал. ђазве не сказывал?
- Њожет, и говорил чево,- дремотно-вЯло отозвалсЯ с кровати Љузьма.- “ж
и дед не помню когда помер.
- ‚от, вишь, как оно...- ‘еливан растерЯнно замигал безволосыми
веками.- ‘коро на нас присохло. Ђ уж и текло, текло там красной юшки. “ Яво,
у Японца, уже тади пулеметы были. Ђ у наших одни трехлинейки. Ќу-тко
потЯгайсЯ супротив пулемета. Ћх и полегло там нашей головушки! ‚ороха
несметные. Ќу дак и песнЯ есть про то.
‘тарик остановилсЯ лицом, согнал с него все ненужное, обыденное,
оставив лишь скорбную суровость, и, опустив руки по швам, повел ломким
заклеклым голоском:

Ѓелеют кресты - это герои спЯт,
Џрошлого тени кружатсЯ вновь,
Ћ жертвах в бою твердЯт...

Ќо сил хватило на одну лишь эту запевку, и глаза его вновь заволоклись
и повлажнели.
- ’акаЯ вот, ребЯта, песнЯ. џзви тЯ, голосу не хватает... џ как услышу
где, сразу и ЯвлЯютсЯ передо мной теи дальние места. € доси помнЯтсЯ.
Ћн утерсЯ трЯпицей, в которой хранил свой ѓеоргий, и опЯть просиЯл
добродушно и умиротворенно.
- Ђ крест тебе за чево, батЯ? - спросил ‹еха Њахотин.
- ќнтот-то? Ќу дак ево мне уже за германскую. ‡а Љарпаты. „а и про теи
места откудова вам знать, ежели не бывали. ’оже вот кампаниЯ была,
галицейскаЯ. Џожгли-попалили порохов. „а, соколики, все уходит, ничем не
удержать. Џрах-пепел заносит. ‚от и …горий побрЯкушкой стал. …хал с войны,
думал, поношу, покрасуюсь, а приехал - ни разу и не надел. Ќа всю жизнь эта
на мне отметина, будто Я лихоманец какой. џ б, может, сичас не таким
лохматом был бы. Ќебось не ниже нашего Џрохора... Ђ то, говорЯт, больно за
царЯ перестаралсЯ. Ђ хрена мне царь! џ ево в трактире на потрете токмо и
видал. Ќешто Я за царЯ "ура" кричал? џ ж за вас, сопатых, за все вот это
нашенское старалсЯ.- ‘тарик указал пальцем в окошко.- Љак же было землю
неприЯтелю уступать? ‚орога токмо впусти, токмо попЯтьсЯ, он ни на что на
твое не поглЯдит, перед самим алтарем штаны спустит... ‚он опЯть на ђоссию
идут, чего, ироды, делают, ни старых, ни малых не разбирают.
Џри всеобщем раздумье дедушко ‘еливан принЯлсЯ опЯть укладывать орден в
жестЯнку, бережно укрыл его овечьими кудельками, притворил крышку и,
обертываЯ прежней пожелтевшей и квелой бумагой, а потом и трЯпицей,
заговорил укоризненными бормотком:
- Џриспел и ваш черед "ура" кричать. ’еперича выкрикивайте свои
ордена-медали.
Њужики молча переглЯнулись, словно бы оцениваЯ, примерЯЯ каждого к
грЯдущему. „лЯ старика были они сейчас как серые горшки перед обжигом:
никому из них еще не дано было знать, кто выйдет из этого огнЯ прокаленным
до звона, а кто при первом же полыме треснет до самого донца.

Ќе умел дедушко ‘еливан долго тЯготитьсЯ обидой и, видЯ, как присмирели
от его слов новобранцы, уловив этот их переглЯд, весело повернул разговор:
- ќ-э, робЯтки, негоже наперед робеть! Џоначалу оно завсегда: не сам
гром стращает, а страховит неприЯтельский барабан. Ђ уж коли загремит
взаправду, то за громом и барабана не слыхать. ‘колько кампаней перебывало -
усвЯтцы во все хаживали и николь сраму домой не приносили. ‚ам-то уж не
упомнить, а Я еще старых дедов захватил, которые в ‘евастополе побывали и на
турок сподабливались. Ћно ить глЯдеть на нашего брата - вроде и никуда
больше негожи, окромЯ как землю пластать. Ђ пошли - дак, оказываетсЯ, иньше
чего пластать горазды.
€ опЯть, засмеЯвшись, крутанул крепко:
- ѓибали мы дугу ветлову, согнем и вЯзову... Ђ щас пока гулЯйте!
„авыдушка, улей, улей, попотчевай чем ни то.
€ сам тоже выпивши на равных, посопев сморщенным носом, похватав
воздуху, хлопнул ЉасьЯна по плечу:
- ‚се мы тут не таковские, а уж кто середь нас природный воитель, дак
это ЉасьЯнка. Ќе глЯдите, что помалкивает, попусту не кобенитсЯ.
- ’ы уж сказанешь, ‘еливан ‘тепаныч,- зарделсЯ ЉасьЯн и непроизвольно
подобрал под скамью галоши.- ‘ чего выдумал-то?
- Ђ с того, что знаю.
- џ дак из ружьЯ птахи и то не стрелил...
- ќто пустое, что не стрелил,- несогласно мотнул головой ‘еливан.
- „ак тади откуда быть-то мне?
- Ђ вот быть, ЉасьЯнка, быть. Ќареченье твое такое, браток. “казание к
воинскому делу.
- Љакое такое указание? - и вовсе смешалсЯ ЉасьЯн.
- Ђ вот сичас, сичас Я тебе все, как есть, раскрою...
„едушко ‘еливан, и вовсе развеселЯсь, опЯть полез в свой шкафчик и,
оживленно покхекиваЯ, воротилсЯ к столу с толстой и тЯжелой книгой,
обтЯнутой порыжелой кожей.
- ‘ичас, сичас, голубь, про то почитаем. Џро твое назначение.
Џри виде книги мужики подтЯнули поближе скамейки, с нетерпеливым
интересом, как малые дети, изготовились слушать неслыханное. ‚сЯкаЯ книжица,
даже школьный букварь, вызывала к себе в “свЯтах почтение, а эта, обрЯженнаЯ
медными блЯхами и застежками, ненашенских времен и мыслей, уже одним своим
обликом заставила всех подобратьсЯ, а сбитый с толку ЉасьЯн даже пригладил
волосы, как делал это всегда при встрече пришлого человека, перед неведомым.
‚ полной тишине дедушко ‘еливан с усилием разломил надвое книгу,
опахнувшую лица сидевших слежалым погребным ветерком старины, и, отвалив
несколько ветхо-кофейных страниц, нацелил палец в середину листа.
- Ђга! ‚от оно! - объЯвил он, обретЯ и сам подобающую благостность.
- Ђ ну-ка...- заерзали мужики.
ЋтстранЯсь и подслеповато сощурЯсь, дедушко ‘еливан начал ощупью лепить
слова по частЯм, и от этой их разъЯтости звучали они торжественно и
значительно, будто произнесенные свыше:
- Ќаре... нареченный ЉасиЯном да воз... возгордитсЯ именем своим... ибо
несет оно в себе... освЯ... щение и благо... словение божие кы... подвигам
бран...ным и славным...
‘тарик остановил палец и вопрошающе взглЯнул на ЉасьЯна: усвоил ли тот
сказанное?
- Ђ исходит оно... из пределов гре...греческих... из царств... осиЯнных
великими победами... где многиЯ мужи почи... почитали за честь и обозначение
Џла...Џланиды., называть себЯ и сынов своих ЉасиЯнами... ибо взЯто наречение
сие от слова... кас...кас... сис... кассис... разумеющего шелом воина...
воина великаго и досто... славнаго императора Ђлександра Њаке...донскаго...
и всЯкий носЯщий имЯ сие суть есьм непобедимый и храбрый шле... мо... носец.
„едушко ‘еливан отнЯл от книги палец и ликующе вознес его кверху:
- “разумел? лемоносец! ‚о как толкуетсЯ имЯ твое! ‚ыходит, сызмальству
тебе это уготовано - шлем носить.
- —его напишут-то...- растерЯнно усмехнулсЯ ЉасьЯн.- ‘ызмальства Я
гусей с теленками пас. „а и теперь за лошадьми хожу.
- ’еленков-то ты пас, а шелом тебЯ, стало быть, еще с той поры
дожидалсЯ.
- Ќу дак все правильно! - хохотнул „авыдко.- Џойдешь днЯми, наденут
железну каску - вот тебе и шлемоносец! ‚се как есть сходитсЯ.
Њужики посмеЯлись такому простому резону.
- Џогодите, погодите! - остановил их дедушко ‘еливан.- Љаску на кого
хошь можно напЯлить. € на козла, и на барана. Ќе в каске суть. ’ы вот думал,
что ты ЉасьЯн да и ЉасьЯн, ан ты, вишь, какой ЉасьЯн. ‚он как об твоем имени
сказано: "€бо несет оно в себе освЯщение...- понЯл? - ...и благословение к
подвигам". ‚о как! ќто не важно, что ты птахи не стрелил. Ќаука невелика,
обучишьсЯ. Ќо ежели тебе уготовано, ты и не стрелЯмши ни в ково можешь такое
сотворить, что и сами враги удивЯтсЯ и воздадут хвалу и честь твоим
подвигам, хотЯ и понесут от тебЯ урон и позор великий.
ЉасьЯн уже не перечил, а только сидел, нагнув голову, в усмешке
терпеливо сносЯ свалившеесЯ на него стариковское празднословие.
- ‚ижу, парень, не веришь ты этому,- продолжал свое дедушко ‘еливан.-
„ескать, пустое мелетсЯ. Ђсь? ’ади давай зайдем с другого конца. ‚от скажи,
кто есть Џрошка наш, Џрохор €ваныч?
- Љак кто? - пожал плечами ЉасьЯн.- Ќу, председатель.
- ’ак, председатель. ‚ерно. Ђ мог ли он об этом знать, что будет
председателем, когда вот так, вроде тебЯ, теленков мальчишкой пас?
- „ак откуда ж ему...
- ’оже правильно. Ќе мог он этого знать. Ќарекли его мать с отцом
Џрохором, бегал по “свЯтам этакий конопатенький ушастый пащенок, ничего не
знавший о себе, тем паче наперед. ’ак?
- Ќу так, Ясное дело.
- Ђ теперича давай заглЯнем в книгу...- „едушко ‘еливан полистал,
пришептываЯ: - Џрохор... Џрохор... отыщем Џрохора... Ђга! ‚от он! Ќу-кось,
как тут про него? - € снова перестроив голос на высокий лад, зачитал: -
‘мысл нареченьЯ зело пригож... ибо разумеет собой... песно... песноводи...
телЯ... во славу господню. Ђ составлено сие имЯ... как всЯкое зерно... из
двух равно... равновеликих долей благозвучнаго грецкаго речениЯ... в коем
одна долЯ "хор" означает совместное песнопение... тогда как другаЯ долЯ
"про"... на оном наречии понимаетсЯ как старший... Ђ совместно сии доли...
воссоединЯсь в оное имЯ... означают старшаго над хором, запевнаго
человека... сиречь запевалу. € опЯть дедушко ‘еливан поучительно воздел
палец:
- ‡апевный человек? Ќу дак Ясно, Џрошка наш во славу божию песен не
поет, он партейный, книга-то не нонешнЯЯ, не теперь писаннаЯ. Ќо суть
совпадает - запевала! ‚сей усвЯтской жизни голова!
- Ќ-да! - удивились мужики.- Ђ глЯди ты, верно ведь!
- Ђ ну-ка, ‘еливан ‘тепаныч,- заинтересовалсЯ ‹еха,- читани-кось, чего
там про менЯ сказано?
- „ак и про тебЯ пошукаю. ‘ичас и про ‹ексеЯ...
„едушко ‘еливан снова потеребил страницы, поперекладывал их туда-сюда
и, отыскав нужное место, сперва побубнил про себЯ, а потом уж дал короткое
разъЯснение:
- Џро тебЯ, милок, тут такое сказано, што Ђлексей - это вроде как
защитник. ’ак вот и написано: заступник отечества, всех страждущих, слабых и
малолетних, всех человеков и тварей божиих.
- €шь ты! - Ќикола ‡Яблов восхищенно посмотрел на Њахотина.- € ‹еха
наш, оказываетсЯ, в большом звании. ѓлЯди-кось: защитник отечества!
‚ысо-о-окаЯ, ‹ексей, у тебЯ должность!
Њахотин осталсЯ доволен таким истолкованием.
- „ак теперь давай и про ‡Яблова,- засмеЯлсЯ он.- Љто есть таков? Ђ то
вместе пьем-курим, а что за прыщ - незнамо.
- ‚от и про Ќиколу... Ђ Ќикола у нас...- готовно провозгласил дедушко
‘еливан.- Ќикола, стало быть, так: победитель! ‚от как!
Њужики поворотились к Ќиколе ‡Яблову, сидевшему босо и без рубахи.
- “х ты, едрит тЯ в кадушку с обручами! ‚от это дак Ќикола! ‚от это дак
чин!
- —то ж ты, Ќиколка, в “свЯтах-то сшиваешьсЯ? - пуще всех хохотал
„авыдко.- ’ебе бы в портупеЯх ходить, а ты доси в одной майке бегаешь.
- ‹адно вам,- конфузливо осерчал ‡Яблов.- утейное это все. „лЯ смеху
писано.
- Ђ может, и не шутейное. ‚он про нашего Џрохор ‚аныча в самую точку.
Љак влито. Џоди, старые люди чегой-то да кумекали, когда писали.
Џрочитали и про Ђфоню-кузнеца, и выходило по-писаному, что и ЂфонЯ не
просто так, как ежели б какой лопух на огороде, а тоже назван куда с добром:
не боЯщийсЯ смерти! € уже как-то иначе поглЯдели мужики на обширные Ђфонины
плечи, на вросшую в них сухожильными кореньЯми быковатую шею. Љто ж его
знает, может, его и взаправду никакаЯ поруха не возьмет...
- Ќе-е, братцы! —той-то в этой книжице есть! - блестЯ глазами,
воскликнул ‹еха.- ‚идать, не с бухты-барахты писана. „ак и так рассудить:
человек зачем-то да родитсЯ. Ќе токмо за сарай бегать. Ќебось потому и
прозвище ему даетсЯ с понЯтием, чтоб, стало быть, направить его на что-то
такое, окромЯ пустого счета днЯм...
Њужики один за другим потЯнулись к невиданной книге. Ћбтерев о штаны
лопатистые ладони, глЯнцевевшие мозольно-сухой кожей, в застарелых, набитых
землей трещинах, от которых не могли распрЯмлЯтьсЯ полностью, а лишь
складывались пальцами в присогнутые ковши, они бережно и неловко брали книгу
обеими руками под кожаный испод, как принимали по вечерам, придЯ с работы,
грудного младенца, не научившегосЯ еще держать головы. € так же бережно, с
почтительной предосторожностью, опасаЯсь учинить поруху, сделать что-нибудь
не так, перекладывали ее алтарно пахнущие листы, вглЯдываЯсь в
причудливо-кружевные заглавные буквицы, расцвеченные киноварью и озеленевшей
позолотой. € даже пытались сами разобрать и постичь мудреные строки, но,
пошевелив сосредоточенно и напрЯженно губами и произнесЯ
раздумчиво-протЯжное "н-да-а...", охранно передавали ее другому. Ѓыло
диковинно оттого, что их имена, все эти Ђлексеи и Ќиколы, Ђфони и ЉасьЯны,
такие привычные и обыденные, ближе и ловчее всего подходившие к усвЯтскому
бытию - к окрестным полЯм и займищам, осенним дождЯм и распутью,
нескончаемой работной череде и незатейливым радостЯм,- оказываетсЯ, имели и
другой, доселе незнаемый смысл. € был в этом втором их смысле намек на иную
судьбу, на иное предназначение, над чем хотЯ все и посмеЯлись, не верЯ, но
про себЯ каждому сделалось неловко и скованно, как если бы на них наложили
некую обЯзанность и негаданную докуку. ’ак бывало еще в детстве, когда
матери, обрЯдив на праздник в новую рубаху, наказывали не маратьсЯ, блюсти
себЯ в чистоте, и хотЯ на душе делалось радостно и приЯтно от этой обновы,
но в то же времЯ, бегаЯ на народе, надо было все времЯ помнить родительский
наказ и часом не выпачкать рубаху. € теперь тоже мужики были негаданно
озадачены этой обновой, иным значением своих расхожих имен, как будто все
они были одеты в новые рубахи перед скорой дорогой и надо было там блюсти
себЯ и не замаратьсЯ.
- Ќу да к а ты ж кто таков, дедко ‘еливан? - блестЯ глазами,
поинтересовалсЯ ‹еха.- €нтересно!
- „ак про себЯ Я уже знаю, давно вычитал.
- Ђ как же тебЯ?
- Ђ про менЯ тут, робЯтки, нехорошо...
- Ќе-е, давай уж читай. …жли про всех, то и про себЯ давай.
- Ћно про менЯ хоть и нехорошо, а тож верно сказано,- легко засмеЯлсЯ
дедушко ‘еливан.- ‹еший Я. ‹есной мохнарь.
- Ћх ты! ќто как же так?
- Ђ вот эдак - лешачий Я ‘еливанка. ‚ книге так истолковано, кабудто
по-греческому, по-римскому ли "сельва" лес обозначает, дремотну чащобу. Ђ
‘еливан - по-ихнему и есть, стало быть, лешак. Ќу да Я и согласен. Џотому,
кто ж Я есть иной, ежли жизнЯ моЯ самаЯ лешачьЯ - брожу, блукаю, свово двора
днЯми не знаю. ‹ешак Я и есть козлоногий. ‡еленомошник. ’оже и обо мне верно
сказано ‡начит, такова судьба.
- „ак что ж это получаетсЯ? - подытожил Њахотин.- ‚ыходит, не один
токмо ЉасьЯн, а и все мы тут шлемоносцы. Џро кого ни зачитывали, всем быть
под шлемом
- „ак и Я б заодно! - весело объЯвил дедушко ‘еливан.- •учь Я и леший,
изгой непутевый, да на своей же земле Ђ чево? “чить менЯ строю не надобно,
опеть же ружейному артикулу. ќтова Я и доси не забыл, могу хучь сичас
показать. Џравда, бежать швыдко не побегу, врать не стану. Ђ остальное
солдатское сполнЯть еще смогу, истинное слово!
Ѓыл подходЯщий шутейный момент снова выпить по маленькой, и „авыдко,
унюшливый на такое, не упустил случаЯ и тут же оделил всех из очередной
сулейки.
- Ќу, соколики,- ‘еливан поднЯл свою стопку, взмахнул ею сверху вниз,
справа налево, окрестЯ застольную тайную вечерю.- ‡а шеломы ваши! —тоб
стоЯть им крепким заслоном. ‘вЯта та сторона, где пупок резан! Ђ ить было
времЯ, сынки, когда воинство, на брань идучи, брало с собой пуповинки. Љак
охранный, клЯтвенный знак. Ќу да выпейте, выпейте, подоспела минутка.
‚ыпив под доброе слово, заговорили про всЯкое-разное, житейское, опЯть
же про хлеб и сено, но ЉасьЯн, молчавший доселе, подал голос поперек общему
разговору, спросил о том, что неотступно терзало его своей неизбежностью:
- Ђ скажи, ‘еливан ‘тепаныч... ‚се хочу спросить... ’ам ведь тово...
убивать придетсЯ...
„едушко ‘еливан перестал тискать деснами огуречное колечко, изумленно
воскликнул:
- ‚от те и на! Џод шелом идет, а этова доси не знает. „а нешто там в
бабки играютсЯ?
ЉасьЯн покраснел и опЯть пересунул под лавкой галошами.
- „а Я тебЯ не про то хотел... ’ы ж там бывал... Ќу вот как... ‘амому
доводилось ли? —тоб саморучно?
„едушко ‘еливан, силЯсь постичь суть невнЯтного вопроса, морщил лоб,
сгонЯл с него складки к беззащитно-младенческому темени, подернутому редким
ковыльным пушком, в то времЯ как его бескровно-восковые пальцы машинально
теребили хлебную корочку, и то, о чем спрашивал ЉасьЯн, никак не вЯзалось со
всем его нынешним обликом: казалось, было нелепо спрашивать, мог ли дедушко
‘еливан когда-либо убить живого человека.
Ќо тот, взглЯнув Ясно и безвинно, ответил без особого душевного усилиЯ:
- Ѓыло, ЉасьЯнка, было... Ѓыло и саморучно. ’ам, братка, за себЯ
Џаленого не позовешь.... ‘амому надо... ‚от пойдете - всем доведетсЯ.
Њужики враз принЯлись сосать свои цигарки, окутывать себЯ дымом: когда
в “свЯтках кому-либо приспевала пора завалить кабана или, случалось,
прикончить захворавшую скотину, почти все посылали за Ђкимом Џаленым,
обитавшим аж за четыре версты в ‚ерхних ‘тавцах.
- Ќу и как ты его? —еловек ведь...
- џсно дело, с руками-ногами. Ќу да оно токмо сперва думаетсЯ, что
человек.. Ђ потом, как насмотришьсЯ всего, как покатитсЯ душа под гору, дак
про то и не помнишь уже. € рук даже не вымоешь.
- “жли не страшно?
- Џравду сказать, то с почину токмо.
- € как же ты его? - теперь уже допытывалсЯ и ‹еха Њахотин.- ‘амого
первого?
- ќть, про чево завели! - не стерпел Ќикола ‡Яблов, но его тут же
оборвали:
- „а погоди ты! Ќадо ж и про это знать. Ќе сено идешь косить. „ак как
же, дедко, было то?
- Ќу, как было...
€ дедушко ‘еливан начал припоминать.
ЋказываетсЯ, в Японскую стрелЯть ему не довелось: числилсЯ он тогда
по-плотницки, наводил мосты, строил укрытиЯ, а больше ладил гробы длЯ господ
офицеров. ‚месте с артелью изготовил он этих домовин великое множество,
навидалсЯ всЯкого, но самому замаратьсЯ о человека не пришлось. Ђ в первый
раз случилось это уже в четырнадцатом, в Љарпатах.
- Ќу как было... Ћпределили нас на первую позицию. Џод ‘амбором. …ще и
немца живого никто не видел, токо-токо с эшелону. € вот утречком начал он по
нас метать шарапнели. Ќу, бабахает, ну, бабахает! Ќакидал в небо баранов,
напЯтнал черным, и вот пошел он на нас. Ћдна цепь да другаЯ. Џока бил
шарапнелью, сидели мы по блиндажам да по печуркам, а тут высыпали к
брустеру, изготовились, тЯнемсЯ, глЯдим через глину, каков он из себЯ,
немец-то. ‚рат-то враг, а любопытно. Ђ они идут, идут молча, одни ихние
офицеры что-то непонЯтное курлыкают. €дут не густо, аршин этак на десЯть
друг от дружки. инелки мышастые, за спинами вьюки, иные очками
посверкивают. Џокидали мы недокуренные цигарки, припали к прикладам, правим
стволы навстречу. Ќадо бы уж и палЯть, а то вот они, близко, саженей на
триста подошли. Ђ ротмистр наш ‚ойцехович все не велит, все травку кусает:
нехай, дескать, подступЯтсЯ поближче. „а куда ж еще-то? €х небось рота, а
нас вполовину мене. Ќо дело те в роте, а то сказать, что незнамо по какой
причине напал на менЯ колотун. Џот с менЯ градом, глаза выедает, а Я зубом
на зуб не попаду. џ уж и к земле жмусь, чтоб остановитьсЯ, и руки моЯ
оттепели винтовку тискать, в плечо давить - ничево не помогает. € не новичок
Я был, чтоб так-то сужатьсЯ, Японскую повидал, а вот затрЯсло менЯ всево,
хуже лихоманки. Ќе то чтобы немца боЯзно, не-е: пока Я в окопе, он мне
ничево не сделает, да и не один Я сижу - и пулемет с нами, а было мне
страшно самово себЯ, подступавшей минуты: как же Я по живому человеку
палить-то буду? €здалЯ еще б ладно: попал, не попал, твоЯ ли пулЯ угодила
али соседскаЯ - издалЯ не понЯтъ бы. Ђ тут вот они - уж и пуговицы сосчитать
можно. Ђ командир все молчит, держит характер, не отдает команды - и вовсе
казнит менЯ. и глЯжу Я, в самый раз на менЯ метит долгущий худобный немец. €
вроде бы даже глЯдит в мое место. инелка на нем куцаЯ, неладно так ремнем
спеленутаЯ, а голова маленькаЯ, гусЯчьЯ, и камилавка на оттопыренных ушах -
большой вроде бы немец, а какой-то не страшный. Љто там идет справа, кто
слева - не вижу, не глЯжу, а приковало менЯ токмо к одному этому немчину.
‹ицо бледное, губы зажал, поди, сам в испуге. Ќу дак Ясно дело, на окоп в
рост итить как не боЯтьсЯ? € тут они побежали на нас. ‚ойцехович выхватил
леворвер, закричал "пли", харкнули встречь немцам винтовки, зататакал на
краю наш пулемет. Ђ Я, как окаменел, все не стрелЯю, тЯну минуту, а минуты
этой уж и ничево не осталось. „а упади ж ты, проклЯтущий, молю Я ево, али
отверни в сторону, не беги на менЯ. ‚от же щас, щас по тебе вдарю! Ђ тут уж
кругом крик, пальба, гранаты фукают... ‚елики были впереди Љарпатские горы,
полнеба застили, а немец набежал - и того выше, загородил собой все
поднебесье. ‚осстал он надо мной и замахнулсЯ по мне прикладом. ѓосподи
€исусе, видишь сам...- только и помолилсЯ, да и даванул на крючок, ударил в
самые ево пуговицы... Ћткрыл глаза, немца как не бывало, токмо камилавка ево
в окопе моем под сапогами... ’ут наши начали выскакивать наверх, зашумели
"ура", а Я хоть и полез вместе со всеми, а ничего не соображаю, кто тут и
что. Ѓей менЯ, коли в эту пору - бесчувствен Я, вот как все во мне
запеклось. Ќуте: вылез Я на брустер, еще не встал даже, еще руками опираюсь,
глЯжу - а он вот он, навзничь лежит за окопной глиной. Ѓез шапки, голова
подломиласЯ, припала ухом к погону. Ђ глаза настежь, стылым оловом... Ѓегу
потом, догонЯю своих, а в голове бухает: мой это лежит, моЯ работа...
„едушко ‘еливан пристально поглЯдел на свои руки и убрал их со стола.
- џ дак три днЯ опослЯ ничего не мог исты. ‚се старалсЯ подальше от
людей держатьсЯ. Ђли работать напрашивалсЯ, чтоб поумористей. Ќу, а потом
обтерпелсЯ, потвердел духом, да и пошло, наладилось дело. Ћсобливо когда сам
раз да другой в атаку сходил. ‘амое главное, робЯтки, это поле перебежать,
до ихних окопов добратьсЯ. ‚ поле немец дюже жарко палит. Ђ перебег - тут уж
наш верх. ‚ лютости, в рукопашной, ежли сам не свой, дак и убьешь - не
почуетсЯ. ‚се одно, что в драке улица на улицу. Ћгрел ево, а куда угодил,
чево раскроил - разглЯдывать некогда. ѓадко токмо, когда штыком повыше брюха
в грудную кость гвозданешь. Џотом дергать приходитсЯ, сам не сымаетсЯ. ќто
гадко.
- Ћх, братцы! - невольно содрогнулсЯ Ќикола ‡Яблов.- Ђ ну как и мы в
пехоту? „а так-то вот тоже...
- Ђ куда ж еще? - обернулсЯ „авыдко.
- „а хоть бы в кавалерию. € то получше. ’ам хоть штыком пырЯть не
придетсЯ.
- Ќе пырЯть, дак зато напополам рубить. ашку дают небось не кашу
ковырЯть.
- Џослушать,- ЂфонЯ-кузнец кашлЯнул в черную пЯтерню,- дак вам такую б
войну, чтоб и курицу не ушибить.
- Ђ тебе-то самому какову надобно? - удивленно обернулсЯ Ќикола.- Џо
мне не умирать - убивать страшно. Ђли сам не такой?
ЂфонЯ-кузнец тЯжело повел опущенной головой и, не глЯдЯ на Ќиколу,
глухо проговорил:
- ђоссиЯ вон гибнет. Ќемец идет, душегубничает, малых детей и тех не
щадит...
- Ќу дак кто ж про то не думает? - потупилсЯ ‡Яблов.- “ж и думки за
думки зашли. ‡автра вот сберемсЯ и пойдем...
€ опЯть воцарилась затЯжнаЯ немота. Ќизкое, уже завечеревшее солнце
ударило в дворовое окно, высветило застолье, махорочные разводы над
кудлатыми головами, не раз ерошенными и скороженными за долгий день. € как
давеча, в смутную минуту, дедушко ‘еливан, встрЯхнувшись, попыталсЯ отвлечь
мужиков песней, затеЯв ее с тем умыслом, что остальные подхватЯт и подпоют:

‘обиралсЯ ‚асильюшко,
Ћй да собиралсЯ в охотушку-у,
Ћй да в охоту-охотушку,
’Яжелую работушку-у...

Њужики, однако, оставили песню без вниманиЯ: хоть и было выпито
довольно, но хмель нынче не брал, не доходил до души так, чтобы позвать на
песню. € хозЯин, погасив затею, конфузливо обронил:
- Ќет, дак и нет. Ќе поетсЯ, дак и не свищетсЯ. Ѓеду-горе не
обманешь... „а и то сказать: боЯлсЯ серп о бодЯк зубьЯ сломать, не
пробовавши... € испробовал, дак и бодЯк - трава.

„омой ЉасьЯн возвращалсЯ уже потемну. Љак всегда, „авыдко потом
взгоношилсЯ еще бежать за выпивкой, долго блукал по деревне, однако водкой
не разжилсЯ, а добыл у кого-то полведра теплой еще бурливой бражки.
ЏроснувшийсЯ Љузьма, мЯтый, с похмельно заплывшими глазами, завидев ведро,
молча облапил его и, тЯжко крЯхтЯ и постанываЯ, принЯлсЯ сосать прЯмо через
край. Њужики остались досиживать, дожидатьсЯ дна у ведерка, а ЉасьЯн,
опростав пару стаканов этого ласково-вкрадчивого снадобьЯ, вскоре как-то
сразу огруз и, выйдЯ во двор до ветру, больше не вернулсЯ к столу.
‡апоздалое чувство виноватости перед Ќатахой оттого, что из двух оставшихсЯ
вольных дней один уже без толку извел на стороне, накатило на него, пока он
слепо тыкалсЯ в чужом, незнакомом дворе, ища выход на улицу. Ћт всего, что
было там, в прокуренной ‘еливановой избе, в голове тупо погудывало и на душе
не было лада. Ѓольше всего из говоренного и услышанного прикипело к нему это
несуразное слово "шлемоносец", давившее его почти осЯзаемой тЯжестью, будто
и на самом деле нес он на себе тесный стальной колпак, туго стиснувший
виски.
- Ќапишут тоже...- бормотал он, досадливо сплевываЯ, отмахиваЯсь от
навЯзчивого прозвища, как бы пытаЯсь сбросить с себЯ эту неприЯзненную
ношу.- Ќи к чему это... „етей токмо стращать.
Ћн свернул в какой-то редко им хоженый переулок, соединЯвший обе улицы.
Џод нависшими ракитами сделалось кромешно темно, как в набитом овине.
ђазросшийсЯ вдоль изгороди брезентово-жесткий чертополох по-осиному жалил
сквозь штаны и рубаху, и он ступал ощупью, будто слепой, простерев вперед
руки, ограждаЯ глаза от колюк и случайного древесного сучка. ѓде-то на
середине проулка ЉасьЯн запнулсЯ о спекшиесЯ колчи, натоптанные скотиной,
постыдно рухнул, распорол на спине рубаху, потерЯл галошу и потом,
чертыхаЯсь, долго елозил на четвереньках, лапал вокруг себЯ, хватаЯ комьЯ и
обстрекиваЯсъ о крапиву. € тут он, враз обдавшись жаром, вспомнил о повестке
и с озабоченным испугом сунул руки за паголъник: цела ли? Ќога привыкла к
колкой поначалу бумажке, свернутой вчетверо, да и сама бумажка обмЯкла,
пригреласъ за чулком, так что ЉасьЯн совсем было забыл о ней. Џовестка,
однако, оказалась на месте и по-прежнему облегала лодыжку повыше щиколотки.
Џальцы сторожко коснулись и ощупали ее, как недавно притихшую болЯчку.
ЉасьЯн хотел было переложить извещение в карман штанов, но хранить в кармане
показалось ненадежным, и он только пересунул поладнее, чтобы ощущать
присутствие бумаги новым, необтерпевшимсЯ местом. Џовестка, и верно, теперь
хорошо чуЯлась, и он, отыскав галошу, побрел дальше сквозь колючник и
лопушъе, ступаЯ той ногой с охранной бережливостью, даже невольно
приволакиваЯ ее, будто намуленную водЯнкой.
‘ облегчением наконец ЉасьЯн выбралсЯ из пыльной духоты проулка на
вольный простор староусвЯтского посада. “лица была уже безлюдна, и он прошел
до самого дома, не встретив ни души. —увствуЯ, что нехорошо пьЯн, ЉасьЯн не
осмелилсЯ сразу ЯвитьсЯ в избу, а, даваЯ себе остыть, прибратьсЯ душой,
присел под окнами на угол колодца, откуда из черного нутра земли по
замшелому стволу тЯнуло ознобливым холодком.
‚ заречье проступила иссинЯ-краснаЯ, в каких-то червоточинах и
прожилках ущербнаЯ луна, клочковато оборваннаЯ, окромсаннаЯ с одного краЯ.
ЉасьЯн, забывшись, исподлобьЯ глЯдел, как она натужно выпутывалась из сизой
наволочи, скопившейсЯ за долгий знойный день на краю неба, подобно тому как
сбиваетсЯ под ветром рЯска в дальний угол зацвелой калюжины. Џробив эту
хмарь, луна багрово зависла в лугах, и она почему-то казалась ЉасьЯну куском
парного легкого, с которого, сочась, по каплЯм натекла под ним красноватаЯ
лужа речной излучины. ‘квозь застойную духоту, без звезд и светлого разлива,
сопутствующих прохладным росным ночам, луна цедила на деревню какой-то
хворый, немощный свет. ‘ ее поЯвлением в угомонившихсЯ было дворах собаки,
будто и впрЯмь на лакомый кусок, поднЯли заливистый тЯвк и брех, тоскливо
отдававшийсЯ в безголосой и беспредельной ночи. € в этот брех глухо, словно
со дна глубокого погреба, временами вплеталсЯ низкий, с оборванно-сиплым
концом вой какой-то большой и старой собаки. „олжно быть, выл на цепи
махотинский кобель...
Љолодезное ведро черным колпаком висело над ЉасьЯновой головой, он даже
вздрогнул, увидев его сызновеси, но, сообразив, что это обыкновеннаЯ
бадейка, устыженно сплюнул и мотнул головой, как бы стрЯхиваЯ дурноту:
- ЏьЯн, пьЯн ты, ЉасьЯшка... Ћх и пьЯн, шлемо-носец!
ЏриподнЯвшись, он изловил болтавшийсЯ поводок, притЯнул к себе ведерко
и, остерегаЯсь греметь им под окнами, опустил в глухую, без проблесков, дыру
колодца. ‚ода была ледЯнаЯ, отдавала сладцой, словно бы ее подсахарили, и он
долго похмельно глотал через край, испепелЯЯ нутро отрезвлЯющим холодом, а
потом, сунулсЯ головой в бадью и выдержал себЯ так, сколько терпелось.
Ћтпустив ведро, неслышно отлетевшее в небо, он постоЯл, накренЯсь, выжидаЯ,
пока сбежит с головы вода, затем крепко вытерсЯ подолом рубахи и самодельным
кленовым гребешком старательно прибрал волосы. ЉасьЯну заметно полегчало, и
даже непроизвольно вырвалсЯ глубокий вздох, будто он вынырнул из какого-то
удушливого сна. Ћн достал опустевший кисет, наскреб на тощую цигарку и
бережливо закурил, жалеЯ истраченный день и думаЯ, что лучше бы он нарубил
себе свежего табаку в дорогу.
’ем временем луна заметно отбежала от горизонта, очистилась и, ровно бы
тоже умывшись, Ясно позолотела. ‘обаки как-то сами собой незаметно
попримолкли, залегли по дворам, и в самой деревне и окрест нее обрелась
чуткаЯ полуночнаЯ тишина.
“миротворенно покуриваЯ, приходЯ в себЯ, ЉасьЯн слушал луга, привычно
ловЯ табун: тЯжелый ли переступ стреноженных маток, звЯкавших цепным путом,
бубенчатые ли голоса сосунков, шершаво ли хриплые окрики напарника ЊатвеЯ
‹обова, которые по обыкновению в его ночной черед вместе с дурными матерками
и ружейным бабаханьем кнута долетали аж до “свЯт. Ќо луга были
опустошело-немы, не виделось и привычного костерка на берегу Ћстомли, и
ЉасьЯн затревожилсЯ, не понимаЯ, в чем дело, куда девались кони: ужли не
выгнал, шельмец? “тром ‹обов пришел на дежурство ко времени, был, как
говоритсЯ, свЯт и умыт, сразу забрал дегтЯрку и отправилсЯ готовить телеги к
нарЯду, все шло как обычно, и вот, оказываетсЯ, не выгнал... Њелькнула мысль
сходить на конюшню, узнать, как там и что, какого дьЯвола Њатюха оставил
лошадей томитьсЯ об эту пору без пастьбы. Ќебось не дождь, не осень, чтоб
держать их взаперти. Ќо на конюшню надо было идти опЯть через всю деревню, и
он, редко бывавший так пьЯн, устыдилсЯ порванной рубахи и всей этой своей
расхристанности.
- ‹адно, теперь не набегаешьсЯ. ‡автра последний денек,- остановил он
себЯ, но тут же вспомнил, что как раз завтра ему бы и заступать, а вечером
гнать в ночное. € оттого, что завтра он уже не пойдет - когда ж идти, если
сумку укладывать надо,- его пронЯло тоскливым ощущением близкого исхода:
рвались последние ниточки, привЯзывавшие к деревне, к привычным делам. ‚се,
отходилсЯ, отконюховал. „ак и ‹обов, поди, тоже получил повестку. ќто ж
навернЯка получил, раз не выгнал в ночное. Љак же оно тут будет, если так
вот все бросим? ‚ойна с ее огнем далеко, но уже здесь, в “свЯтах, от ее
громыханиЯ сотрЯсалась и отваливалась целыми пластами отлаженнаЯ жизнь;
невесть на кого оставлЯлась скотина, бросалась неприбраннаЯ землЯ, хлеба
только завосковели, а уже располовинили трактора, угнали самую главную
гусеничную силу. € ЂфонЯ-кузнец тоже вон загасил свое горнило... Ѓеда-а!
‚се еще колеблЯсь, сходить или не сходить на конный двор,- одна минута
заскочить домой, набросить пиджак, обуть сапоги,- ЉасьЯн покосилсЯ на окна
своей избы и только теперь прозрело уловил в крайнем оконце тусклый
прожелтень каганца, доходивший из кухни. Џо этому терпеливому, как лампада,
Язычку пламени ЉасьЯн понЯл, что его уже давно заждались дома. Њожет, уже
спЯт и мать и Ќатаха, и тем паче ‘ергунок с Њитюнькой, но фитилек этот,
оставленный на припечке, зажжен был караулить и освещать его возвращение.
"‡нает или не знает Ќатаха?" - подумал он о повестке и, озираЯсь на
окна, неслышно приоткрыл калитку.
‚сего день не побывал дома ЉасьЯн, но, войдЯ, не узнал своего двора и,
как чужой, замер у порога, даже не притворив за собой дверь, а так и
удерживаЯ в руке скобу: двор остановил его неожиданной белизной, будто был
завален по самые застрехи снежными сугробами. Ќо, оборов эту внезапность,
сообразил, что путь ему перегородили заборы выстиранного бельЯ.
- Џоразвeсили...- неприЯзненно буркнул ЉасьЯн.- „ней, што ли, не будет?
‚от уйду, дак и стирали б...
Ћн и прежде не любил вот таких повальных стирок, когда вдоль и поперек
опутывали двор, запирали скотину и птицу и нельзЯ было лишний раз шагнуть ни
к верстаку, ни к амбару. ЉасьЯн не терпел попусту околачиватьсЯ в избе и -
погода, непогода - всегда находил себе дело по двору. Ќо то случалось перед
большими праздниками, бабы сновали туда-сюда радостно-озабоченные, и он,
чтобы не мешатьсЯ, сам, в предвкушении стола, терпеливо перемогал бабью
затею в городчике: поливал грЯды, подправлЯл плетень, обновлЯл кольЯ,
оплетку,- чем-нибудь да убивал времЯ.
Ћблитое мертвенным светом луны, глЯдевшей через ворота, нынешнее белье
в безлюдном ночном дворе полоснуло его догадкой, и он, так и оставшись у
калитки, принЯлсЯ обшаривать глазами веревки, простертые от сеней к амбару и
от амбара к сенЯм, перебираЯ все эти скатерки, рушники, рЯднушки, наволочки,
простыни и прочее добро,- хотел и не хотел найти то главное белье, ради
которого, наверно, и было все это затеЯно. Ќеловко поднырнув под первую
веревку, он все-таки отыскал его, как давеча в темном проулке, шарЯсь с
озабоченной боЯзнью за чулком, нашел военкоматское извещение. ’о главное
белье вперемежку с еще какими-то постирушками висело как раз посередине
второго рЯда в самом центре двора, будто длЯ него специально отвели это
лучшее место: три нательные рубахи, трое подштанников и несколько лоскутов
домотканых портЯнок...
ЏротивЯсь всему этому, ЉасьЯн понуро уставилсЯ на свои уже просохшие,
олубеневшие, словно распЯтые, бЯзевые нательники, которым отныне
предназначалось невесть где и сколько сопутствовать ему в незнаемом. ‚се,
конечно, было сделано правильно, как и следовало, завтра Ќатахе некогда
будет с этим возитьсЯ, и все же ЉасьЯна неприЯтно кольнуло от этой Ќатахиной
расторопности, будто она заведомо, еще не знаЯ, возьмут его или не возьмут,
не видЯ еще повестки, выпроваживала его из дому.
- Људа столько портЯнок? - скользнул он взглЯдом по замашковым кустам.-
‹адно б и пару.
Ћн еще раз оглЯдел свое белье и вдруг распознал висевшие меж ним
детские вещицы. ќто были Њитюнькины и ‘ергунковы штанишки, те самые, которые
Ќатаха сшила к покосному празднику. Љрошечные, жалкие от своей стираной
измЯтости и ссохлости, с лопоухо вывороченными карманами, с немастными
пуговицами на ширинках, они теснились и беззащитно льнули к его аршинной
рубахе: ‘ергунковы - к левому рукаву, Њитюнькины - к правому, словно бы
хотели в последний раз побыть рЯдом с отцовской одежей. „лЯ стороннего глаза
не было в том ничего особенного - висЯт трЯпки, ну и ладно, какаЯ разница,
как их ни развесь. Ќо ЉасьЯну давно известны все эти Ќатахины дотошности.
‚се-то она стараетсЯ сделать со своим распорЯдком: щей в обед и тех не
нальет как попало, а сперва обЯзательно ЉасьЯну, потом непременно
старшенькому, после него Њитюньке, затем свекрови, а тогда уж себе плеснет,
что останетсЯ. € в том, как нынче было определено каждой вещи свое место на
веревке - его, ЉасьЯново, вместе с детским,- он, теплеЯ душой и полнЯсь
щемЯщей жалостью к Ќатахе и особенно к ребЯтишкам, теперь уловил этот ее
тайный умысел и понимание предопределенного часа: посчитала бы дурной
приметой развесить все это по разным местам, разлучить отца с ребЯтишками...
- “жли, сказывают, и детей не щадЯт? - вспомнил ЉасьЯн разговор,
обдергиваЯ и расправлЯЯ Њитюнькины штанишки.- „етишек-то за што? ‡а такое,
конечно... ‘волочи.
Љаганец испуганно отпрЯнул и заметалсЯ на припечке, когда ЉасьЯн
приоткрыл дверь. ЉухнЯ всколыхнулась и заходила зыбкими сумеречными тенЯми,
но вскоре светильце, будто признав хозЯина, опЯть успокоилось, выстоЯлось
ровным желтым огоньком, похожим на тыквенное семечко. € здесь, как и во
дворе, пока ЉасьЯн отсутствовал, нагромоздились перемены. „аже по одному
кухонному духу чуЯлось, какие тут нынче раскручивались и вертелись жернова:
густо, непарно отдавало хмельной кислотцой ржаного теста, мокрыми куриными
перьЯми, толченым горохом, каленым подом простывающей печи, на которую все
еще не отваживались садитьсЯ налетевшие за день мухи. ‘тол и лавки были
захламлены чугунками и полумисками, свекольной ботвой, надерганной
прозрачно-желтой незрелой морквушкой и невесть еще чем. Ќа посудном сундуке
у окна громоздилась дежа, укрытаЯ старым ватником, а рЯдом с ней на лопушках
зЯбко ежились два раздетых и обезглавленных куриных тельца, тогда как сами
головки, еще в пере, в малиновых гребнЯх, с темными карандашиками
обрубленных шей, торчавших из белых воротничков, лежали на подоконнике. ‚се
это, содеЯнное без него, мимолетно было увидено ЉасьЯном, когда он первым
делом сунулсЯ поискать в висевшей одежке чего-нибудь закурить. € как часто
это бывает, когда хочешь сделать неслышно, непременно что-нибудь заденешь и
нашумишь, так и тут вышло: потЯнувшись в карман пиджака, ЉасьЯн уронил
колодчик рубленых дров, и те посыпались и раскатились гулко по половицам.
- ’ы, што ли? - послышалсЯ из темноты запечьЯ материн слабый, слипшийсЯ
голос.
- џ, а то кто ж,- отозвалсЯ ЉасьЯн, подбираЯ полешки. ‹озовые дровца
были сечены неумело, не в один взмах топора, как делал это сам ЉасьЯн, и
опЯть, устыдЯсь своей праздной отлучи, по этим жеваным, намученным дровЯным
концам узнал ‘ергунково неловкое радение.
- ’ам, на загнетке, щи, поешь.
- Ќе хочу, мать,- отказалсЯ ЉасьЯн.
‚ запечье заскрипели пересохшие доски, донессЯ горестный вздох старого,
натруженного человека, и во сне томившегосЯ какой-то одной неусыпной думой:
- Ћх ты, осподи. ‡ащити и помилуй.
’абаку нигде не сыскалось, за ним надо было идти в амбар, потрусить
торбу или же лезть на чердак за сухим листом, и ЉасьЯн, пошарив по посуде и
набредЯ на остатки кваса в каком-то глечике, утешилсЯ этой нагревшейсЯ
осадной жижей. Џотом, оставив и сбросив подранную рубаху, в одной майке
прошел в горницу.
‹уна выстлала голубой холодный квадрат на полу, прихватила светом кусок
ситцевой занавески, делившей горницу на две половинки. ‚ той, занавешенной
ее части, в кутнике, стоЯла его с Ќатахой самодельнаЯ деревЯннаЯ кровать с
резаной одоленью на головных досках, а минуЯ ее, в глубине, за печным
выступом, были сооружены просторные полати длЯ ребЯтишек.
ЉасьЯн легонько, неслышно отстранил занавеску; лунный свет выбелил за
ней Ќатахино лицо, повернутое к нему, обездвиженное первым изморным
забытьем, с безвольно разомкнутыми губами.
‚ топленой избЯной заперти было душно, и она, скинув с себЯ во сне
холстинковую простыню, лежала на боку, подобрав колени, оберегаЯ ими живот,
мЯгко оплывший, как сырой неиспеченный хлебный колоб, обтЯнутый тесной
сорочкой. ЉасьЯн, кинув взглЯд на детские полати, где, сраженнo пав,
разметав руки, спали голопопые ребЯтишки, широко раскатившиесЯ друг от
друга", подсел на край Ќатахиной кровати.
- Ќат, а Ќат...- покликал он сторожким шепотом.- ‘лышь-ка.
Ќатаха дрогнула надбровьем, подобрала губы.
- ќто Я...- прошептал он, следЯ за ее оживающими, но все еще
притворенными глазами.
ђазнЯв веки, она молча отмаргивалась от лунного света, наверно, еще не
видЯ ЉасьЯна, а только чувствуЯ его где-то поблизости.
- Ћкна бы открыла. †арко в избе,- проговорил он, наводЯ подход к
разговору.- Ђ то шла бы в сани, на свежий воздушок...
’а промолчала, безучастно глЯдЯ мимо него в окно, на луну, и ЉасьЯн по
одному этому ее взглЯду понЯл, что не принЯт, что виноват, придирчиво
усмехнулсЯ:
- Ђли радость какаЯ - приборку устроили? Џо двору не пройтить.
Ќатахины губы вздрогнули, она бегло, замкнуто стрельнула в ЉасьЯна
сузившимисЯ зрачками и, опЯть ничего не ответив, натЯнула на себЯ простыню,
как перед чужим.
ЉасьЯн, тоже обидевшись, замолчал.
Ѓыло отступивший хмель, когда он сидел у колодца, здесь, в жарко
натопленной избе, вновь взыграл тошнотной мутью, и он прикрыл глаза и даже
ухватилсЯ за край кровати, когда его вдруг куда-то повело вкрадчивым, все
убыстрЯющимсЯ кружевом, будто он сидел на плоско вращающемсЯ колесе.
Њокрые волосы, принесшие ему облегчение, теперь теплой слипшейсЯ
обмазкой неприЯтно обволакивали голову.
- Ђ Я тово... вишь, выпил,- повинилсЯ он, когда колесо отпустило его
своим вращением.
Ћн опЯть помолчал, ожидаЯ, что скажет на это Ќатаха, но та лишь
оглЯдела его, смигиваЯ неведомые ему мысли припухшими веками.
- ЏьЯный Я, ЌатальЯ... ‚одку пил, бражку... что попадЯ. „ак а куда было
детьсЯ? ‚от, поглЯди...
ЉасьЯн, неловко кренЯсь, нагнулсЯ к чулку, поискав бумажку.
- ‚от она! Љлавка безносаЯ! - усмехнулсЯ он и старательно расправил
бумажку на коленке.- •ошь поглЯдеть? ђаннЯЯ дорога, казенный дом... ‚се тут
прописано. Џослезавтра ЯвитьсЯ с ложкой и котелком. Ќу дак ложка у менЯ
имеетсЯ, а котелка нема... —то будем делать?
€ опЯть не получив ответа, осторожно, опасливо покосилсЯ на жену.
‚зглЯнул - и прикусил разбухший, непослушный Язык: Ќатаха, закрывшись
ладонью, тихо, беззвучно плакала, всколыхиваЯсь большим, размЯгченным телом.
- Џлачь не плачь теперь, не поможешь,- проговорил он, силЯсь разглЯдеть
при лунном свете чернильную военкоматскую печать.- ‚о, вишь припечатано! ‚се
как следует.
…му было муторно слышать, как Ќатаха вгонЯла в себЯ плач, не пускала
наружу, и тот гулькал в ней давкой икотой.
- Ђ мне еще утром прислали. Ќа, говорит, распишись в получении. „а все
не хотел тебе говорить. ђеветь возьмешьсЯ. Ќе люблю Я этого... Ђ ты, вишь,
все одно ревешь...
- Ћх! - отпустила себЯ Ќатаха тЯжким смирЯющим вздохом.
- Ђли знала уже? ѓлЯжу, курицы порубаны.
- „а что ж тут знать? - давЯ всхлип, выговорила она.- ‡агодЯ знато.
- Ќу, будЯ реветь. Ќе один Я. Џоди, из каждого двора. ЂфонЯ уж на што
нужон, могли б и погодить с ним, а тоже идет.
- ’ы-то пойдешь не один, да ты-то у нас один.
- Ќу да что толковать? †ил? †ил! ‘емью, детей нажил? Ќажил! ‚он они
лежат, кашееды. „а с тобой третий. Ќажил - стало быть, иди оборонЯй. Ђ кто
же за тебЯ станет? Ќе скажешь же ‹ехе: на тебе троЯк або пЯтерку, пойди
повоюй за менЯ? Ќе скажешь.
ЉасьЯн, тЯжело ворочаЯ мыслью, говорил это не только Ќатахе, но и
самому себе, в чем и сам тоже нуждалсЯ в эту минуту.
Ћни помолчали, и ЉасьЯн уже сам про себЯ думал, вспоминаЯ о том, что
говорили за ‘еливановым столом,- как походЯ лютует немец, палит все огнем,
не щадит ни малого, ни старого.
- Ћно ить как,- сказал он то ли себе, то ли Ќатахе.- •оть червЯка
взЯть! Љоторый на дерева нападает. Љо времени не устерег, не сдержал,
гадость эта вон уже где, новые ветки кутлЯет...
- Љабы б червь беспонЯтный,- уже ровнее выговорила Ќатаха.- Ђ то и люди
на людей идут. €м-то чего бы? ‚он какие страсти друг против друга
понавыдумали - аропланы да бомбы.
- Ѓомбы не бомбы, а итить все одно надо, раз уж такое взнЯлось.
- Ќу дак али Я беды не понимаю? Ђ токмо... Ћх, ЉосЯ, небось не жалезные
вы супротив-то бомб да снарЯдов. Ћдной рубахой прикрытые.
- Ђ то не жалезный! - безголосо посмеЯлсЯ ЉасьЯн, переводЯ разговор на
шутку.- …ще какой жалезный! Ќу-кось, подвиньсь, скажу, чего про менЯ
дедко-то ‘еливан вычитал...
Ќатаха тЯжело отползла к стене, и ЉасьЯн, обрадовавшись примирению,
прилег рЯдом. Ћт этого его, однако, опЯть закружило, и он, крепЯсь, сцепив
зубы, притих.
- Ћтчего мокрый-то? - спросила Ќатаха, оглЯдываЯ его сбоку, против
луны.
- Ђ-а... пустое... ѓолову мочил... „ак слышь чего...- уже через силу,
преодолеваЯ тошноту, выдавил ЉасьЯн.- —итал дедко, будто у менЯ два
прозвища.
- Љак это?
- Ќе то чтобы два. Ћдно и есть... ‚роде как на монете. Ќа одной стороне
- пЯтак, на другой - решка.
- Љто ж тебе такую цену положил - пЯтак?
- Ќу, это Я к слову, чтоб понЯла.
- ’ак уж и понЯла.
- Џо-простому Я, стало быть, ЉасьЯн, да?
- Ђ кто ж ты еще?
- ...а по-писаному вовсе не ЉасьЯн.
- Ђ и правда, много нынче выпил,- первый раз усмехнулась Ќатаха.- џ,
поди, за ЉасьЯна выходила. €ди-ка ты, ЉосЯ, к себе. ’ы совсем спишь. ‚от и
глаза не глЯдЯт.
- ќто Я так... Џолежу маленько.
- „а и кто ж ты по-писаному-то?
- Ђ-а! - протЯнул ЉасьЯн, не размыкаЯ глаз.- „ак вот пишут - шлемоносец
Я! ‡вание мое такое.
- —его, чего?
- лемоносец!
- ѓосподи! —его еще на себЯ плетешь?
- Ќу...- ЉасьЯн запнулсЯ, не находЯ больше поЯснениЯ этому слову.-
Ќу... на голову такую жалезную шапку дают... —тоб не ушибло. Џо ней саданут,
а мне ничего.
- ’ы его токмо слушай, балабола старого. Ќад тобой потешаютсЯ, а ты и
рад.
- Љнига у него такаЯ, старинных письмен. џ сам про себЯ читал. Ѓудто
мне от самого рожденьЯ та шапка заготовлена џ, к примеру, родилсЯ, живу,
землю пашу или там еще чего делаю, ничего не знаю, а она уже где-сь лежит.
- „ак и всЯкому мужику она заготована. „олго ли войну кликать?
- Ќе-е!.. Ќу... как это тебе сказать! ЊоЯ не такаЯ. ‚ ней Я буду вроде
как заговоренный.
‚рал через силу, через тошноту ЉасьЯн, утешал Ќатаху, уводил ее от
ненужных мыслей, как куропач уводит из гнезда опасность, но и сам хотел
верить в такую свою чудодейственную шапку. Ћднако Ќатаха на все это только
грустно вздохнула:
- Ћх, ЉасьЯн, ЉасьЯн. ђовно бы младенец. € как-то ты там, на войне,
будешь... “ж чего тебе заготовано, так вот оно...
Џривстав на локоть, Ќатаха запустила руку под подушку, вытащила белый
сверток.
- Њожет, что не так,- скажешь: завтра переделаю.
ђаскрыв отЯжелевшие веки и все еще не догадываЯсь, ЉасьЯн принЯлсЯ
расправлЯть на груди сверток, и тот развернулсЯ холщовой сумкой, к углам
которой была пришита обоими концами долгаЯ коломЯнковаЯ лЯмка. ‘мутЯсь так,
что жаром налились уши, он молча вертел перед собой и теребил свой
подорожный пещур, простерев его в лунном свете на вытЯнутых руках к потолку.
€ Ќатаха, прижавшись виском к его плечу, подспудно двигавшемусЯ жесткими
желваками, шепотом поЯснила:
- ‘ама, грешнаЯ, шила. Ќе след было шить своими руками. Џоди, не
положено?
- Џочему - не след? џ ж не покойник...
- Ђ мать и вовсе нитки не видит. „а и того пуще от слез потухла б... џ
и то от нее украдкой, чтоб не видела.
- Ќу-к что ж...- собравшись, как можно спокойнее проговорил ЉасьЯн.-
ќто дело. Ѓез сумки не обойтись.
- Џостромка не коротка ли?
- ‘годитсЯ. ‚ самый раз... ‹адный сидорок! ѓлЯди ты: и буквы вышила! Ђ
их-то зачем?
- Ђ так просто... —тоб вспоминал...
- ‚от, вишь, опЯть все руками. ’ак и не купили тебе машинки...
—увство вины снова полоснуло ЉасьЯна. Ћн отшвырнул, не глЯдЯ куда,
сумку и потЯнул к себе Ќатаху, ища ее губы. ’а отстранилась, загородилась от
него ладонью.
- Ќе надо, Љось.
- —его ты...
- Ћтпусти, не надо.
- Ќу Ќатах...- душно, пьЯно зашептал он.
- “гомонись. Њаленький у нас.
- Ќу да и что...- бормотал он, сам себЯ не слыша.
- Ѓоюсь Я. ѓлЯнь ты какой дурной. „а и мать не спит.
- Ќу пошли в сарайку.
- Ќет, ЉасьЯн, нет... Ѓоюсь.
- “хожу ведь,- обиделсЯ ЉасьЯн.
- ЌельзЯ так... Ќадо бы тебе не пить. ‡а водкой и про менЯ забыл.
- Љак же Я помнить тебЯ буду? ’ам-то? Ќа полгода, не меньше, а то и на
весь год ухожу.
- ‡наю, ЉосЯ, знаю. „а разве одним этим дом помнитсЯ? ‚он дети твои
спЯт. €х и помни. ’ебЯ весь день не было, а они намотались, напомогались. €
бураков надергали, и в погреб раз пЯть бегали, и куриц ловили. ‘ережа дак и
дрова бралсЯ сечь, хекал-хекал, как старичок, самого топор перевешивает. Ђ
ему сколь еще всего без отца достанетсЯ. Њы-то с матерью теперь и куру не
споймаем: одна обезножела, а Я - квашнЯ квашней.
- ’абачку нигде близко нету? - отвернувшись, сказал ЉасьЯн.
- Ђ еще и землЯ вон лЯжет на бабьи руки,- продолжала свое Ќатаха.-
утка ли, поле неоглЯдное. •леб, да бурак, да чертова уйма всего. ђодитсЯ
маленький и вовсе руки свЯжет.
- Љак назовешь-то? - спросил ЉасьЯн, опЯть нашарив отброшенную сумку.-
Ќе надумала?
- Ќадумала... ЉасьЯном и назову.
- —егой-то? - удивилсЯ он и не сдержал смешка.- ЋпЯть шлемоносец?
- Ќе мели. Ќе знаю Я ничего этого.
- „ак зачем еще ЉасьЯн-то?
- Ђ чтоб слово в доме было. ’ы уйдешь - и позвать так некого будет. Ђ
то вроде как ты опЯть с нами. Љак и не уходил. Ђ чем плохо: Љосечка? Ђ мне
нравитсЯ. Џусть с этим растет.
- Џод нову каску.
- —его?
- „а это Я так... ЉасьЯн дак ЉасьЯн. Њожет, и пригодитсЯ... “ тебЯ
нечего выпить? - спросил он, вставаЯ.
- Људа ж тебе еще?
- †алко, что ли? - сказал он, как-то отчуждаЯсь.
- „а мне не жалко. ‚он у матери есть маленько на растирку. ‚ыпей, если
охота. Џод печкою стоит.
-- Ќу ладно... Ќа нет и суда нет... Џошел Я, раз такое дело.
Ќатопили-то как.

Ќазначил себе ЉасьЯн встать в тот последний день пораньше, да не
исполнилось: в сенной прохладе незаметно когда и как мертвецки провалилсЯ в
небытие и проснулсЯ, аж когда все щели уже сочились дымными, напористыми
лучами позднего утра.
Њир уже давно жил без него, и ЉасьЯн слышал, как глухо, будто
мельничный жернов, погромыхивал в избе рубель: должно быть, Ќатаха
прокатывала вчерашнее белье; как отчего-то обиженно всхлипывал в сенЯх
Њитюнька, а под сарайным плетнем с озабоченной истомой квохтала клуша,
сопровождаемаЯ бисерным писком цыплЯт. € в неуемном кружении над подворьем
ликующе чиликали, чиликали ласточки. Ћт самого их прилета ЉасьЯн не затворЯл
и наказывал другим не затворЯть сенника, дабы не препЯтствовать касаткам
селитьсЯ под стропильной латвиной. Ћн любил прежде, вот так замерев,
наблюдать, как с легким шелестом, доверчиво, будто, в самую его душу,
влетали птахи в дверной проем и повисали вильчатыми хвостами над головой,
припав на мгновенье к отверстиЯм своих серых землЯных жилищ. ѓнезда тотчас
откликались приглушенным звоном птенцов, ровно бы кто потрЯхивал над
ЉасьЯном глинЯную кубышку с серебрЯными денежками. Ђ когда мать-отец
отлетали прочь, птенцы, уже пепельно-оперенные, с улыбчивым Ярко-желтым
обводом рта, поочередно высовывались из летка и с любопытством оглЯдывали
подкрышную сутемь, еще не ведаЯ, но уже предчувствуЯ, что где-то совсем
близко есть волЯ, небо и солнце. ќто рассветное снование ласточек в прежние
дни всегда зарождало в ЉасьЯне легкое и радостное ощущение начала днЯ и
потребность какого-нибудь дела.
‘пал он от самых майских праздников в сеннике, на старых розвальнЯх.
‘ани эти, уже давно без оглобель, с выпавшими через один копыльЯми, остались
дома еще от коллективизации, и за ветхой ненадобностью он приспособил их под
летнее спанье, глубокое и уютное, как большое гнездовье, где, укрывшись
попоной, а ближе к осени - и полушубком, вольготно было почти до самых
зазимков. ‚ череде таких ночей, уже после того, как все угомонЯтсЯ в избе,
несчетно раз наведывалась к нему Ќатаха пошептатьсЯ наедине от чуткой
свекрови, и в этом гнезде, как в Љасаткиной лепнине, зачали свою жизнь
‘ергунок с Њитюнькой, родившиесЯ потом оба, как по заказу, в аккурат по
первой капели.
Џоследний раз Ќатаха была у него уже недели три назад: то он стал
отлучатьсЯ в ночное, то она крутилась с огородами, начала уставать, совсем
отЯжелела, и все бы ничего, как-то стерпелось бы в обыденности до лучшей
минуты, не о том была главнаЯ думка на десЯтом совместном году, кабы не это
внезапное, оставившее ЉасьЯну считанные дни. ‘ено в санЯх обновлЯть уже было
ни к чему, как делал он это всегда по троице, но ЉасьЯн, готовЯсь к
прощанью, еще третьего днЯ все же вытрЯхнул слежалое старье, накосил по
усадебному обмежью свежей цветастой травки, просушил незаметно, щедро
настелил пахучую обнову и даже подмел в сарайке землЯной пол: собиралсЯ на
воле, без домашних свидетелей не спеша и обстоЯтельно обо всем обговорить с
Ќатахой. € вчера, осознаваЯ край своему времени, уже борЯсь с навалившейсЯ
дремой, несмотрЯ на ее несогласие, все же чаЯл прихода Ќатахи, как
последнего причастиЯ, из остатних сил еще долго прислушивалсЯ к избе и
подворью, не скрипнет ли сенечнаЯ дверь, не объЯвитсЯ ли в лунном квадрате
растворенных ворот неслышнаЯ тень, как бывало то прежде...
Љогда изменил ему слух и когда отключились глаза и сознание, ЉасьЯн не
помнил и проснулсЯ уже другим, отрешенным, с чувством какой-то ровной и
облегчающей скорби, делавшей его нездешним, отошедшим куда-то, будто и на
самом деле весь этот мир жил уже без него, а он, еще в нем присутствуЯ, все
еще видЯ и слыша его, был вроде бы уже ничему не причастен. ‹ежа в санЯх, он
отстраненно, какими-то чужими глазами глЯдел на залетавших касаток, уже не
будивших в нем никакого чувства, кроме ненужности их суеты, и даже плач
Њитюньки, на который он прежде непременно откликнулсЯ бы внутренней болью и
состраданием, тотчас вскочил бы, поспешил узнать причину и подхватил бы на
руки,- даже этот плач его любимца доходил до него, как из прошлого, в
которое он уже не мог вступить и вмешатьсЯ.
…го настоЯщим была теперь дорога, та, завтрашнЯЯ, с котомкой за
плечами, о которой он все еще старалсЯ не думать, но острое чувство которой,
пришедшее к нему уже во сне, что-то оборвавшее и переиначившее в нем,
сонном, заполнило и подчинило себе все его существо.
€ он, слушаЯ это прошлое своего двора, мысленно уже шагаЯ по дороге,
узнавал и не узнавал голос Ќатахи, объЯвившейсЯ на сенечном крыльце:
- ’ы чего ревешъ-то? ѓлЯнь-косъ, чумазый какой! Џогоди, дай сюда нос...
ђевешь-то чего? Њитюнька, икаЯ, пожаловалсЯ:
- „а-а... ‘елезка сум... сумку не дает...
- Љакую такую сумку?
- Џа... па-а-пкину.
-- Ђх, он нехороший какой! Њы ему зададим. ‘ережа!
‘ергунок, где-то затаЯсь, не отзывалсЯ.
- ‘ере-ежа!
- Њам, он за амбалом,- подсказал Њитюнька.
- ’ы чего ж прЯчешьсЯ? Ќе играешь с Њитей?
- Ђ чего он пыль в сумку насыпает,- отозвалсЯ ‘ергунок.- џ говорю, не
смей сыпать, папке с ней на войну итить. Ђ он, дурной, сыпит.
- ‘лушай, ‘ережа,- нетерпеливо перебила Ќатаха.- ’ы знаешь, где дЯдЯ
Ќикифор живет?
- ‡наю. ‚ ‘итном он.
- Ђга, в ‘итном. Ђ как туда идти - знаешь?
- —его ж не знать. ‘коль с папкой бывали.
- Ќу дак как же туда?
- Ђ мимо конторы...
- Ќу, мимо конторы.
- Ђ опослЯ лесок пройтить...
- ‚ерно, лесок.
- Ђ татЯ лугом - и вот оно, ‘итное.
- ‘лушай, сынка, сбегал бы ты к дЯде Ќикифору, а?
- Ћдин?
- Ќу дак больше некому. ‘кажи, пусть к нам с тетей Љатей приходЯт. Њол,
папка на войну уходит. Џусть седни и придут. ‡апомнил? Њол, на войну...
- Ђга.
- Ќе заплутаешьсЯ? - беспокоилась Ќатаха.
- Ђ то!
- Ћттуда с ними придешь.
- ‹адно. ’олько можно Я с папкиной сумкой?
- Ќе выдумывай!
- Ќу, мам!
- „а на что тебе, сумка-то?
- Ђ так... Џо нашей деревне пройду.
- Ќешто ты побирушка - с сумкой-то ходить?
- ЏрЯмо! Ћна ж солдатскаЯ.
- Ћх ты горе мое - солдатскаЯ! …ще наносишьсЯ. …е вон и укладывать
пора. Џапка хватитсЯ, а сумки не будет.
- Ђ Я швыдко.
- ‹адно уж, бежи. ’олько давай Я покороче ее подвЯжу. „а хлебца с
Яичком положу. Ѓежать не близко.
- Ђ Я? - опЯть захныкал Њитюнька.
- Ќет, ЊитЯ, нет, маленький. ќто ж вон как далеко. Ќе дойдешь ты.
- „ойду-у...
- ‹учше Я тебе куриную лапку дам. •очешь лапку?
- Ќе-е! Ќе хоцю лапку. •оцю папкину сумку-у...
- Ќу, беда с вами. ’о ли с медом она, сумка-то? ‘ горем, а не с
медом... ‚от ‘ережа сбегает, а тогда и ты поносишь. Џапка тебе и ремень свой
даст поносить. € картуз. ‚о как славно-то будет! ЋбрЯдитсЯ наш Њитрий в
ремень да в картуз - экий герой!
- Ќу, мам, Я побег! - готовно выкрикнул ‘ергунок.- џ - скоком!
-- ‘той же ты, дай хлебца-то положу.
‘пустЯ времЯ хлопнула калитка, и ЉасьЯн слышал, как по-за плетнем
дробно застучали ‘eргунковы пЯтки
- Ћх ты, горюшко,- передохнула Ќатаха.- ‚се-то вам игра да потеха.
‚от уже и без него живут, опЯть как-то сторонне подумал ЉасьЯн, будто
поглЯдывал за своими из иного мира. ’еперь достанетсЯ ‘ергунку: дров насеки,
по воду сходи, корову пригони, за сеном слазь, в магазин сбегай... Ђ там
картошку копать. Љому ж копать, как не ему. Њатери не в пору, а бабке
невмочь. …му бы сапоги хорошие б в осень, по работе и обувка должна бы...
ќх, ничего не сделано, кругом неуправа...
ЉасьЯн встал, натЯнул штаны, ступил в галоши и, первым делом хватившись
курева, вспомнил, что у него нет ни граммушки. ‹аз на полати, где висел в
пуках табак, шел из сеней, и он направилсЯ в избу. ‚о дворе уже не висело ни
бельЯ, ни веревок, но в кухне было по-прежнему ералашно, как всегда перед
большой стрЯпней. Џечь уже пылала, ронЯЯ красноватые плЯшущие блики на
сутемные стены, лари и кухонную утварь. ‚ глубине горницы, невидимаЯ из
сеней, опЯть взЯлась грохотать рубелем Ќатаха, что-то наговариваЯ Њитюньке.
ЉасьЯн задержалсЯ в дверЯх, глЯдЯ, как мать, засучив рукава под самые
под мышки, обнажив иссохшие, сквозившие синевой руки, низко повЯзаннаЯ
платком, тискала кулаками тесто, и ее острые, шишковатые локти ходко
мелькали по обе стороны узкой, сутуло выпиравшей спины, обтЯнутой посконной
землисто-серой кофтой. ‚ремЯ от времени она заморенно выпрЯмлЯлась, но, так
до конца и не выпрЯмившись согбенной спиной, поочередно снимала с кистей,
как рукавицы, белые шматы теста, шлепала ими в дежу, оскребала о край ладони
и, подцепив деревЯнный корец, подсыпала муки в медленно заплывавшие дыры,
оставленные ее кулаками. ЉасьЯн давно не видел мать за хлебом, уже
непосильна стала ей эта нелегкаЯ справа - и обхаживать саму дежу, и тЯгать
против себЯ пЯтнадцатифунтовые колоба, чтобы потом ссадить их с деревЯнной
лопаты в огнедышащей глубине печи,- все это непроворотное дело она
передоверила невестке. Ќо нынче и Ќатахе было такое не по плечу, и вот,
оказываетсЯ, мать, переступив через свои немочи, снова стала к загнетке.
Ќочью она, разломленнаЯ в поЯснице и во всех натруженных и намаЯнных
суставах, будет тихо стонать в своем душном запечье, тщетно приноравливатьсЯ
кострецами к немилосердному ложу, которое уже ничем нельзЯ умЯгчить, будет
кое-как перемогать до света растревоженную хворь, вздыхать упавшей грудью и
молить бога прибрать ее поскорее. Ќо сейчас, понуждаемаЯ неудержимо
назревавшим тестом, пылающей печью, которые теперь уже не дадут ни роздыха,
ни передышки, распалЯсь работой, разгорЯченно, как в прежние свои годы,
укрощала и техкала трехпудовую поставу, не думаЯ, что будет с ней потом. €
впалые ее щеки, иссеченные морщинами, пробил таившийсЯ где-то прежде слабый
румЯнец, а глаза заголубели, очистились от застаревшей наволочи, когда она
обернулась к ЉасьЯну, почуЯв его присутствие. ‘колько помнит себЯ ЉасьЯн,
выпечка хлеба всегда была в их доме непреходЯщим событием, особенно перед
сезонной страдой, а пуще - перед каким-нибудь праздником, когда затевалсЯ
большой хлеб, сопровождаемый пирогами и ситниками. ‚стрепаннаЯ, выпачканнаЯ
сажей, с уроненными меж колен вздувшимисЯ руками, мать потом безвольно
сидела на лавке рЯдом с бугрившимисЯ на столе ковригами, укрытыми влажным
рЯдном, источавшим парок и крепкий ржаной дух отдыхающего хлеба.
- Љ чему навела столько? - заметил ЉасьЯн, встретив возбужденный взглЯд
матери.- Ѓудет тебе потом...
- Ќу как же! - Њать запЯстьем пересунула платок повыше.- €дешь ведь...
- Њахотиха, поди, тоже печет. ‚зЯли бы взаймы покуда.
- —то ж с чужим-то хлебом? Ќа такое со своим полагаетсЯ идти. ‘вой в
сумке полегче, попамЯтнее. Љак же не испечь свеженького? Џоешь в дороге
моего хлебца. ‘пеку ли еще когда. ‚идать, последний это...
Ћна тихо, бесскорбно прослезилась, но тут же утерлась передником.
- ЊоЯ рука легкаЯ была. џ ведь и отцу твоему пекла, когда еще на ту
войну провожала. Ђн, цел пришел, невредимый.
€, приблизЯсь, с виноватой озабоченностью сказала:
- Џо-хорошему, дак надо бы хлебец-то в ‘тавцы сносить, окропить
водицей. „а нести некому. ‘овсем обезножела Я.
- „ак и не надо,- вЯло сказал ЉасьЯн.- Ќе на всю войну хлеб. Џокуда
дойдем, весь и съестсЯ.
- ’о-то, что не надо,- обиделась мать.- ‚ам, нонешним, ничего не
надобно. ‚он и ЌатальЯ без креста ходит, наперед не думает. †ивете, кабудто
век беде не бывать, непутевые. Ќу да уж ладно: слез моих в этом хлебе
довольно замешано. Њобудь, за свЯтую водицу и сойдут, материнские-то слезы.
Ћна опЯть всхлипнула и отвернулась от ЉасьЯна к своим делам.
Ђ он еще постоЯл, потопталсЯ в дверЯх в неловкости, понимаЯ, что нечем
ему утешить старушку.
- ...Ђ змей тот немецкий об трех головах,- доносилсЯ высокий распевный
голос Ќатахи сквозь порывы деревЯнного рокота рубелЯ.- €з ноздрей огонь
брызгает, из зеленых очей молоньи летЯт. „а только папка наш в железном
шеломе, и рубаха на нем железнаЯ. Ќипочем ему ни огонь, ни полымЯ. Ђ тут вот
они подоспели, и дЯдЯ Ђлексей Њахотин, и дЯдЯ Ќиколай ‡Яблов, и еще много
наших. Љто с рогатиной, кто с вилами, а дЯдЯ ЂфонЯ дак и с молотом...
- Ђ папка нас с рузьем! - ликовал Њитюнька.- Љак пальнет по змейским
баскам, да, мам?
ЉасьЯн не стал мешать Ќатахиной сказке, отступил в сени. Џо жердЯной
стремЯнке поднЯлсЯ на чердак за табаком. Њахорка пересохла за зимнюю лежку,
надо бы всю и помельчить до осени, да все недосуг было. Љто же знал, что так
вот враз понадобитсЯ. ‘пустившись с беремком, ЉасьЯн нащипал на закур, а
остальное сунул в кадку с водой и подвесил под сараем отволгнуть, чтобы под
топором не крошилось костриками. €, жадно закурив из одного листа, укрылсЯ
на задах под вишенником подождать, пока подвешенный табак вберет в себЯ
влагу и помЯгчает.
Џо солнышку было около десЯти, но “свЯты - и старые, и новые - против
обычного еще не оттопились, в безветрии дружно дымили почти каждой трубой:
везде затевали большие подорожные хлебы, стрЯпали прощальные столы. Џо
Џолевой улице уже сновал какой-то люд, бабы и старушки в белых платках,
вырЯженные, несмотрЯ на теплынь, в плюшевые полусачки и поддевы, брели чинно
вдоль посада, придерживаЯ за руку зевавших по сторонам детишек: видать,
сходились гости. ‚озле Љузькиного двора стоЯла подвода с пегой, в рыжих
заплатах нездешней лошаденкой. ЉасьЯн долго таилсЯ в тени вишеньЯ, будто
привЯзанный, и ему ничего и никого не хотелось.
Џотом рубил он у себЯ под навесом табак в долбленом корытце, времЯ от
времени просеваЯ крошево на самодельном жестЯном сите. ђубил машинально,
погрузЯсь в несвЯзные думы, в бесчувственное отсутствие, пока не подошла, не
окликнула Ќатаха.
- —его есть-то не идешь?
- —той-то не хочетсЯ,- буркнул ЉасьЯн.
Ћна подошла ближе, теплой ладонью взъерошила волосы. ЉасьЯн перестал
тюкать, выжидал, не поднимаЯ глаз. …му были видны одни только Ќатахины босые
ноги, заметно отекшие в щиколотках.
- ЃудЯ тебе, ‘ережа придет, досечет. џ его к Ќикифору послала. ’ы бы,
ЉосЯ, помылсЯ, чистое надел, пока из ‘итного придут. Њать воды нагрела.
- ‹адно, успеетсЯ,- нехотЯ отозвалсЯ он.
- „а когда ж... Џоследний денек.
‚ “свЯтах, как и во всем подстепье, бань не заводили и потому мылись
скупо, в корытах и лоханЯх, зимой - дома, наплескиваЯ на полы, летом - в
сарайках, и все это еще с самого детства засело как докучливаЯ обуза.
- џ лучше на реку схожу,- сказал ЉасьЯн, откладываЯ топор.
-- ‘ходи, сходи,- одобрила Ќатаха.- ’ам повольнее. € белье возьми
чистое. ’олько вот накатала. Ѓудет ли вам банЯ, а ты уже чистый пойдешь,
прибранный.

€з дальних веков, запредельных длЯ человеческой памЯти, течет
ЋстомлЯ-река. Ћт начала и до конца дней пересекает она собой жизнь каждого
усвЯтца, никогда не примелькиваЯсь, а так и оставаЯсь пожизненной радостью и
утехой.
‘вою последнюю зиму доброй памЯти ’имофей ‹укич, досточтимый ЉасьЯнов
папаша, едва перемог и хвори и немочи. Ћтлежал он аж до новой травы и уже
было запросил причастиЯ, как внЯл над избой первый предмайский гром. „ождь
пролилсЯ недолгий, но спорый, и старику, должно, было слышно в незадвинутую
печную вьюшку, как обмывал он кровлю и самую трубу, как прокатывалось по
небу вешнее разгульное громыхание. ‘лабым голосом, однако же и настойчиво,
’имофей ‹укич потребовал снЯть его с истертых печных кирпичей и проводить на
улицу. ЉасьЯн и Ќатаха обрЯдили его потеплее, вздели спадавшие катанки и -
легкого, утонувшего в шапке - снесли в палисад, на уличную завалинку. Ќатаха
втемеже ушла хлопотать свои хлопоты, а ЉасьЯн, которому хотЯ и тоже был
недосуг, осталсЯ с отцом, придерживаЯ его за плечи, боЯсь, как бы старику не
закружило голову после избЯной спертости. €з глубины овчинного ворота и
насунутого треуха заслезившимисЯ от непривычного света и вольной свежести
глазами, замерев, уставилсЯ он в умытые дали и просидел так немо, ни о чем
не спрашиваЯ ЉасьЯна, у которого уже и рука затекла поддерживать старика и
не терпелось вернутьсЯ к прерванному делу под навесом. Џонимал ЉасьЯн, что
никогда боле отцу не пересечь самому лугов, не посидеть на бережку Ћстомли,
но и теперь, в последние свои деньки, старик тЯнулсЯ туда неутоленной душой,
все глЯдел и глЯдел в заветную речную сторону, хотЯ отсюда, с деревенской
улицы, и не видать ему самой Ћстомли, кроме отрезка излучины в
одном-разъедином месте. “ж казалось бы, что ему теперь эта излука, да и мало
ли чего кроме нее видитсЯ в лугах, ан нет: времЯ от времени туда-сюда
повернет взглЯдом - на сбежавшую за лес нашумевшую тучу, на коров, на купы
старых ив возле мельницы - и опЯть оборотитсЯ к дальнему взблеску воды и
замрет, будто в дреме. „а и сам ЉасьЯн, бывало, ни на лес, ни даже на
кормившее его хлебное поле не смотрел столь без устали, как глЯделось ему на
причудливые остомельские извивы, обозначенные где ивнЯком, где кудлатыми
ветлами, а где полоской крутого обреза.
‚ода сама по себе, даже если она в ведерке,- непознанное чудо. Љогда же
она и денно и нощно бежит в берегах, то норовисто пластаЯсь тугой необоримой
силой на перекатах, то степенЯсь и полнЯсь зеленоватой чернью у поворотных
глин; когда то укрываетсЯ молочной наволочью тумана, под которой незримо и
таинственно ухает вдруг взыгравшаЯ рыбина, то кротко выстилаетсЯ на вечернем
предсонье чистейшим зеркалом, впитываЯ в себЯ все мироздание - от низко
склонившейсЯ тростинки камыша до замерших дремотно перистых облаков; когда в
ночи окрест далеко слышно, как многозвучной звенью и наплеском срываетсЯ она
с лотка на мельничное колесо,- тогда это уже не просто вода, а нечто еще
более дивное и необъЯснимое. € ни один остомельский житель не мог дать тому
истолкованье, не находил, да и не пыталсЯ искать в себе никаких слов, а
называл просто рекой, бессловесно и тихо носЯ в себе ощущение этого дива.
Џо весне взбухшаЯ от талых снегов ЋстомлЯ выплескивалась из берегов,
подтоплЯла займище до самой суходольной дубравы, поднимала полой водой
валежник, бурелом, старую зимнюю чащобную неразбериху, гнула и бодала уже
набухший почками уремник, и бежало и плыло оттуда застигнутое большое и
малое зверье до надежной тверди - уцелевших островов и обмысков. ‚
левобережной же, усвЯтской, стороне воде и вовсе не было удержу, и она
охватно разбегалась по всему лугу под самые огороды на великую радость
ребЯтишек. ‘ ЉасьЯнова мальчишества и по сию пору, а до ЉасьЯна - сколь
стоЯт на этом юру “свЯты, вешний разгул Ћстомли всегда собирал к себе
детвору, и не было радостнее в природе событиЯ, чем краткаЯ, но звонкаЯ пора
ледохода, преисполненнаЯ апрельской Ярости солнца, вербЯно-снежного настоЯ
ветра, птичьего перелетного гама и крепкого духа отпревшей на взлобках
земли. ЉасьЯн и сам когда-то, полубосой, полураздетый, в лаптишках,
чавкающих грЯзными пузырЯми, с беспечной лихостью скакал по забредшим в
огороды льдинам, не раз ошмыгивалсЯ под общий хохот мальцов, а потом тайком
сушилсЯ по кустам у рьЯно гудевшего на ветру костра. ЊечущеесЯ пламЯ
сокрушало все, что удавалось изловить в бегучей воде,- вывороченные бревна
мостов, опрокинутые плетни, унесенные кадки, корыта, детские салазки и
прочий обиходный луб, смытый рекой по дальним и ближним остомельским
деревнЯм, и ЉасьЯн, нагой, с опаленными бровЯми, приплЯсывал и увертывалсЯ
бесом от порывов огнЯ, стрелЯвшего раскаленными углЯми и осыпавшего пчелино
кусачими искрами. Ђ теперь вот по весне и ‘ергунка не докликатьсЯ, не
оттащить от полой воды, пока мать или бабка не налетЯт с хворостиной.
Ќеспешно шел ЉасьЯн луговой тропкой, в руке камышоваЯ корзинка с нижним
бельем, с чистой рубахой, кусок мыла завернут в рушник - не хотелось
спешить, шел, оглЯдываЯсь, вроде как запоминаЯ, и все такое разное всплывало
из прошлого вперемежку с теперешним.
Љ майским праздникам ЋстомлЯ, утомЯсь и иссЯкнув, скатывалась в берегах
и, будто устыдЯсь своего недавнего буйства, смирела, тихо отцеживалась на
чистых песках, и отогревалась в затонах и заводинах. Ђ луг, еще не
просохший, еще в бесчисленных остатних блюдцах и калюжинах, уже буйно,
безудержно зеленел, и на этой его молодой мураве, где еще ветру и качнуть
нечего, не то чтобы развести травЯную волну, словно на новой праздничной
скатерти, были особенно приметны следы недавнего речного разгула. Ѓелели
Языки намытого песка и россыпи пустых ракушек, маслЯно лоснились пробитые
травой заилины, хрустели под ногами легкие сухие карандашины прошлогоднего
ситника, широкими строчками обрамлЯвшего низины и береговые скаты, бугрились
пласты корневищ, старой осоки, где-то выдранной и унесенной льдом, котораЯ
тут же, на новом месте, как ни в чем не бывало, принималась пускать свежие
красноватые пики.
Ћтступала река, вслед за ней устремлЯлись шумные ребЯчьи ватажки, и
было заманчиво шаритьсЯ в лугах после ушедшей воды.
—его тут только не удавалось найти: и еще хорошее, справное весло, и
лодочный ковшик, и затЯнутый илом вентерь или кубарь, и точеное веретенце, а
то и прЯлочное колесо. …ще мальчишкой ЉасьЯн отыскал даже гармонь, котораЯ
хотЯ и размокла и в подранные мехи набило песку, но зато планки оказались в
сохранности, и он потом, приколотив их к старому голенищу, наигрывал всЯкие
развеселые матани.
Ќо пуще всего было забавы, когда в какой-нибудь мочажине удавалось
обнаружить щуку, не успевшую скатитьсЯ за ушедшей водой. ‘мельчаки
разувались и, вооружившись палками, лезли в студено-прозрачную отстоЯвшуюсЯ
воду, где было видать каждую былку, каждый проросший стебелек калужницы.
™ука черной молнией прошивала мелководье, успевала прошмыгивать между
ребЯчьих ног, делала отчаЯнные "свечи", окатываЯ брызгами оторопевших
ловцов. Џод конец в азарте охоты все оказывались мокры по самые маковки,
однако же кому-нибудь удавалось-таки, взбаламутив воду до кисельной гущины,
сцапать морковными озЯбшими руками зубастую пройду и вышвырнуть ее далеко на
сухое. ’о-то было ликованиЯ: "Ђга, попалась, пакостнаЯ! Ќе вот-то тебе
красноперок шерстить!"
€ все это - под чибисный выклик, под барашковый блекоток падавших из
поднебесьЯ разыгравшихсЯ бекасов, которых сразу и не углЯдеть в парной
притуманенной синеве.
Ђ то бывает пора, котораЯ люба ЉасьЯну с детства, даже не пора, а всего
лишь день один. €здавна заведено было в “свЯтах и перешло это на нонешнее
времЯ - сразу же, как отсеютсЯ, выходить всем миром на подчистку выпасов. €
называетсЯ этот день травником. ’ак и говорилось: "ќй, есть ли кто дома?
‚ыходь все на травник! Ќа травник пошли! ‚се на травник!" „а и скликать
особо не надобно: на это совместное дело усвЯтцы сходились охотно. Љто с
лопатой, кто с тЯпкой, а кто и просто с ножиком выходили от мала до стара
подсекать татарник, чтобы извести его до цвета. ђабота - не работа, праздник
- не праздник. € дитю не уморно срезать ножиком плоскую молодую колючку -
перволистник, а уж девкам-бабам и вовсе вроде забавы: набредут да и подсекут
тЯпкой, набредут да и подсекут... ђассыплютсЯ по лугу, снуют туда-сюда,
будто грибы ищут. Ђ ребЯтишки друг перед дружкой: "—ур, моЯ! —ур, моЯ!" “
мужиков тем временем свое: собирают валежины, хламье всЯкое, кромсают
лопатами на куски натасканные половодьем осочные пласты, наваливают на
подводу и отвозЯт прочь. Џосле того стоит луг зелен до самой осени, лишь
цветы переменЯет: то зажелтеет одуваном, то сине пропрЯнет геранькой, а то
закипит, разволнуетсЯ подмаренниками.
Ђ уже к предлетью, когда выровнЯютсЯ деньки, на лугу наметЯтсЯ первые
тропки. ѓлЯдеть с деревенской высоты, так вон сколь их протЯнетсЯ к Ћстомле.
Љаждые три-четыре, двора топчут свою тропу: у кого там лодка примкнута, у
кого вентерЯ поставлены, кто по лозу, а кто с бельем и пральником. € только
купалище на все “свЯты общее: есть один пригожий изворот, этакий крендель
выписывает ЋстомлЯ. Љонечно, выкупатьсЯ можно и в других местах, ребЯтишкам,
тем везде пристань, и все же почему-то усвЯтцы больше сбивались на этот
крендель, называемый Ћкунцами.
‚споминалось все это ЉасьЯну, пока шел он тропой, но уже не было в нем
прежнего обнаженного и чуткого созвучиЯ, а обнимало его некое обморное и
теперь уж безбольное отрешение и отсутствие, с каким он проснулсЯ нынче в
санЯх: вроде бы все это было с ним, все помнил, все видел, но какой-то
отдалившейсЯ душой, чем-то застланным зрением. € ступал он словно не по
знакомой тверди, каждой подошвой ощущаЯ врожденное родство с ней, а вроде бы
не касалсЯ земли, несомый обесчувственной скорбью, вызревшей готовностью к
завтрашней дороге. € все же шел он не из простой потребности выкупатьсЯ и
одетьсЯ в чистое перед дорогой, а что-то и еще позвало его в луга, к
таившейсЯ в них Ћстомле, без которой не мог он завтра покинуть дом с
чувством исполненного отрешениЯ.
‘начала надо было минуть узкий, саженей с десЯток, песчаный перешеек;
справа полукружьем загибалась сама ЋстомлЯ, слева подступала долгаЯ травЯнаЯ
заводила. Џерешеек упиралсЯ в стену краснотала, а уже потом открывались и
сами Ћкунцы - подкова чистых песков, полого уходивших под воду. Џолучалось
что-то вроде всамделишной бани: с входом, зеленым тальниковым предбанником и
самой парилкой, где за кустами, в затишье, песок прокалилсЯ до печного жара.
„умал ЉасьЯн побыть час-другой наедине, в очищающей тиши последнего
безлюдьЯ, которого потом уже не будет, но еще идали сквозь лознЯки приметил
он сложенную одежду, чей-то фанерный баульчик, а выйдЯ на открытое, увидел и
хозЯев этой поклажи: Ђфоню-кузнеца и своего напарника по конюшне ЊатвеЯ
‹обова. ЂфонЯ, упершись руками в колени, стоЯл на мелком, белеЯ крупным
незагорелым телом, напрЯгшимсЯ бугристыми мышцами, тогда как Њатюха, орехово
пропеченный, ребрастый, с пустым сморщенным животом и намыленной головой,
пучком куги размашисто натирал Ђфонину спину, будто состругивал рубанком. Ќа
груди ‹обова болталсЯ большой кусок мыла, подвЯзанный на бечевке. ЂфонЯ,
выставив разлатую спину, и впрЯмь походившую на верстак, побагровев,
терпеливо сопел и покрЯхтывал.
- Ђ и копоти на тебе, Ђфонасей! - наговаривал жилистый и легкий Њатюха,
обегаЯ Ђфоню то справа, то слева.- …й-бо, как на паровозе. Ќакопил, накопил!
’ебЯ бы впору кирпичом пошоркать. Ќа шее, глЯжу, дак и уголь в трешшинах, не
выскребаетсЯ. Џод кожей он, что ли? “ тебЯ небось и все внутренности такие
копченые.
- ’ы бреши помене, а нажимай поболе,- гудел ЂфонЯ.- „авай, давай,
поусердствуй.
- „а Я и так стараюсь, уж куда боле. ЋпослЯ бабам трое ден нельзЯ будет
бельЯ полоскать. Џока смагу не пронесет.
ЉасьЯн, поставив кошелку в тенек, молча принЯлсЯ стаскивать рубаху.
- ѓлЯнь-кось! - выпрЯмилсЯ Њатюха.- € ЉасьЯн ’имофеич вот он! Љак есть
все “свЯты. ‡дорово, служивый! € ты грехи смывать?
- Ќа мне грехов нету,- сдержанно ответил ЉасьЯн. ђаздевшись, уже нагой,
он свернул цигарку и, обвыкаЯсь, закурил.
- ‘ чего бы это - нету? €ли напоследок не сполуношничал?..- засмеЯлсЯ
Њатюха. ‘метанно-белаЯ голова его странно уменьшилась, будто усохла, и
оттого он выглЯдел состарившимсЯ подростком с сиротски торчавшими ушами.
ЋсклабЯсь заЯчьей губой, некогда разбитой лошадью, он с интересом
разглЯдывал ЉасьЯна ниже поЯса.- Њужик как мужик. Љисет на месте.
- „авай три, свиристун,- нетерпеливо напомнил ЂфонЯ, стоЯвший
по-прежнему согнуто.
- „а погоди. „ай передохнуть. ќка спинища - что десЯть соток выпахать.
ЂфонЯ-кузнец не стал больше ждать, шумно полез на глубину, раскинув
руки и вздымаЯ грудью крутую волну.
ЉасьЯн тоже не спеша, с цигаркой вошел в воду, забрел до поЯса и
остановилсЯ, докуриваЯ и обвыкаЯ. ‚ода, парна и ласкова, с тихим плеском
обтекала тело, и было видно сквозь ее зеленоватую толщу, как уходил, дымилсЯ
из-под ног потревоженный песок.
- Ђ менЯ, братка, тоже забарабали,- все так же весело выкрикнул
Њатюха.- ‚о, глЯнь...
‡аткнув пальцами уши, ‹обов присел, макнулсЯ с головой, и на том месте,
где он ушел под воду, остались, завертелись в воронке мыльные хлопьЯ. Ђ
когда вынырнул - оказалсЯ наголо обритым и еще больше неузнаваемым.
- ‚ишь? - выдохнул он, сплевываЯ воду.- „авеча попросил шурЯка: сбрей,
говорю, купатьсЯ пойду. —тоб под Яичко. ‚се одно там сымут. Ђ теперь Я вовсе
готовый: и побрит, и помыт. Њиленькое дело - без волос! Ћдна легкость.
Њатюха туда-сюда провел ладонью по синей балбешке, зачем-то подвигал
кожей надбровьЯ: должно, хотел показать, как полегчало голове.
- ‚ошь теперь не цепитсЯ,- задрал он в смешке рассеченную губу.- Ќет ей
теперь державы. Ќе бросай, дай-кось докурю. Ђ ты пока на мыльца.
- “ менЯ свое в кошелке,- ответил ЉасьЯн, не настроенный на легкий
разговор.
- Ќу, будешь за своим бегать. Ќа, мыльсЯ! ’еперь вместе идем, твое-мое
дома оставлЯй.- ‹обов снЯл с шеи бечевку и протЯнул кусок.- ’ы где
двестительную служил?
- ‚ кавалерии,- сказал ЉасьЯн, отдаваЯ чинарик и принимаЯ мыло.
- Ќет, Я в пехоте! - Њатюха сообщил это с оттенком приЯтного
воспоминаниЯ в голосе.- ‘оловей, соловей, пташечка! ќто Я в нашей роте
запевалой был. ‚ыйдем, бывало, возьмем ногу, а ротный: ну-ка, ‹обов, давай,
три-четыре... „ак Я и теперь в пехоту согласен. Њиленькое дело: кобылу не
чистить, об сене не думать. ‹опаткой копнул, залез в норку - и хай палЯт. Ђ
на коне - не-е! „юже мишень большаЯ.
- ‹ошадей на кого оставил? - перебил ЉасьЯн, тоже намыливаЯ голову.
- Љаких лошадей? Ђ-а! „а одного старичка приставили. „еда ‘имаку. Ћн
еще ничего, колтыхает. Ђ к нему вдобавок Џашку-ѓыгу. ѓыгочет во весь рот:
довольный. †еребЯт в морду целует. Ђ так ничего, нормально: сено раздает,
навоз подчищает. Ђ кому еще? Ѓольше некому.
ЉасьЯн не ответил, сосредоточенно возил по голове мыльным куском, глЯдЯ
в воду.
- ‘коро и лошадей брать начнут, так что... „авай-ка и тебе шоркану
спину.
‚се еще чему-то противЯсь, должно быть, Њатюхиной готовности тараторить
по любому поводу, ЉасьЯн нехотЯ пригнулсЯ, расправил плечи, и ‹обов, будто
себе в удовольствие, принЯлсЯ громыхать по позвонкам жестким, еще не
замыленным, не округлившимсЯ кирпичом серого мыла.
- џ тут уже человек шесть выкупал,- говорил он над ухом, и ЉасьЯн
уловил шедший от него винный душок.- ‘ самого утра идут мужички. ЊоютсЯ,
рубахи новые надевают. ЏричащаютсЯ, можно сказать. ќто верно: что в гроб,
что на войну - в чистом надо. Ќе нами такое заведено, потому и нам блюсти.
’ы сумку собрал?
- Џока нет...
- Ђ Я уже уложилсЯ. џ вчерась еще сготовилсЯ, как бумажку получил. Ђ
чего долго раздумывать - хлебца, сальца да смены пару. ‚от тебе и весь сбор.
…ще седни стопку выпью - и прощай, ЊанЯ. ’ы в чем идешь? ‚ сапогах али как?
- …ще не надумал.
- ќто б сказать - осень, грЯзь, а то ж лето. ќвон какаЯ погодка стоит.
Њиленькое дело - в лаптешках! ЊЯгко, ног не собьешь. ‚ерно Я говорю?
- Ќу-к Ясное дело, не осень...
- ‚от и Я так думаю. Џо такой-то жаре. „ак там все одно переобувать
будут в казенное, в чем ни Явись. ‘апоги и пропадут зазрЯ. Ђ то бабе
останутсЯ, хай донашивает с пользой. Џогоди, ситничка принесу.
Њатюха, повесив на шею мыло, голенасто, высоко задираЯ ноги, запрыгал
по мелководью к ситной куртинке. Ќадергав темно-зеленых стеблей с беловатыми
комлЯми, он заломил их в пучок и, воротЯсь, пустилсЯ обхаживать ЉасьЯна.
- “ Љузьмы уже шумЯт,- докладывал он возбужденно, на всю реку.-
„вери-окна нараспах, гармошка грает. „авеча мимо шел - вылетел сам Љузьма в
начищенных сапогах, ухватил менЯ за рукав, не отпущает. Џошли, мол,
попрощаемсЯ. Ќечего, говорю, прощатьсЯ - вместе идем. Ђ ежели вместе, тади,
говорит, давай вместе и выпьем.
- Ќу чего ж, раз подносЯт...- сказал ЉасьЯн, думаЯ о своем: приедет
Ќикифор, а он еще и в лавку не сходил, угостить будет нечем.
- Ђ Я и выпил стакашку. ‚ дом, правда, не пошел, дак Љузьма не отстал,
в окно бутылку потребовал. Ђ сам уже Языком еле-еле.
- ‘о вчерашнего, поди, не обсох.
- Љой со вчерашнего! …ще до повестки начал. џ ему: пошли, мол, на реку
купатьсЯ, ополоснемсЯ напоследок. Ђ он: Я нынче в вине купаюсь. ѓрЯзь на
человеке не снаружи, она в ем внутри сидит. ’ак что, говорит, пошли ко мне
отмыватьсЯ. „а-а, к вечеру расшумитсЯ народ: почитай, в каждой избе
стрЯпали. ‡автра тЯжело будет вставать.
‹обов запаленно остановилсЯ, отшвырнул измЯтый пучок.
- Ќу, все! - объЯвил он.- Ќачистил - хоть смотрись. Ћстальное сам.
„авай пока перекурим.
Џоплавав на вольной глуби, все трое вышли на берег и, закурив с
купаньЯ, улегшись на прокаленный песок, сосредоточенно отогреваЯсь,
поглЯдывали на реку.
‘олнце било в глинЯный обрез на той стороне, рЯбой от нор береговушек.
ѓлина знойно пламенела и, отражаЯсь в воде, струилась там расплавленной
медью. ‚ безветрии размеренно обникли листвой уремные ветлы, и где-то в этой
зеленой кипени тоже размеренно и вЯло бормотала горлица. ‹ишь ласточки,
выпархиваЯ из нор, оживленно носились парами над речной гладью, то и дело
чиркаЯ по поверхности белыми грудками. Ћт их прикосновениЯ река пЯтналась
округлыми ранками, но тут же снова изглаживалась, сама по себе залечиваЯ
всЯкие царапины. € бежала, бежала, завораживаЯ, вода невесть куда, растворив
в себе времЯ, не ведаЯ ни о днЯх, ни о быстротечных минутах...
- „а-а,- протЯнул ‹обов в продолжение какой-то своей невысказанной
мысли. ‚ерхнЯЯ его губа, стЯнутаЯ сизым рубцом, полностью не прикрывала рта,
и оттого Њатюхино лицо, когда он молчал, всегда обретало изумленное
выражение, как будто он впервые видел мир божий.- Ѓлагодать! Љак и нет
ничего...
ЂфонЯ-кузнец, должно, за все лето перенимавший рубахи, курино-белый,
пупырчатый от речной остуды, молча обвел взглЯдом ту сторону.
- Њы вот тут лежим, покуриваем,- все так же задумчиво проговорил ‹обов
с растЯжкой.- Ђ он идет, идe-е-ет...
Љто это "он" и куда идет - было всем понЯтно, и ЂфонЯ-кузнец лишь
углубленно принЯлсЯ колупать ногтем запекшуюсЯ ссадину на волосатом
запЯстье.
- € вчера шел, и позавчера...
Ќа самую береговую кромку опустилсЯ кулик-песочник, шустраЯ птаха,
глЯнув на недвижных мужиков, но не убоЯлсЯ, не отлетел подальше, а, тонко
пискнув, принЯлсЯ сновать по песчаной сыри, дергаЯсь головкой при каждом
шажке.
€ опЯть, не получив ответа, Њатюха, вдруг оживЯсь, перескочил на
другое:
- Ђ верно ли, будто немец по часам воюет?
- Љак это - по часам? - покосилсЯ на него ЂфонЯ-кузнец,
- Ќу как... ‘казывают: сперва побреетсЯ, надеколонитсЯ, кофею попьет. Ђ
тади уж разбирает ружьЯ и начинает палЯть в нашу сторону. Џополдничает,
снимет сапоги и - на раскладушку. Њертвый час, стало быть. Ќу а потом еще
сколько-то повоюет. Ђккурат восемь часов получаетсЯ. ‚роде как в одну смену.
ЂфонЯ-кузнец, с интересом было начавший слушать, досадливо отвернулсЯ:
- Њели, …мелЯ.
- —то намолото, то и просевай.
- € сеЯть нечего, так видно: брехнЯ. Љак это - в одну смену? ‚ойна -
это тебе не фабрика какаЯ.
- Ќемцу, можа, и хвабрика. Ќебось длЯ того им всем часы дадены, чтоб
глЯдеть. ‘казывают, все, как есть, при часах.
ЂфонЯ пыхнул дымом, хмуро задумалсЯ, и по грубому крупнопористому лицу
его было видно, как бродила под спутанными волосами какаЯ-то упрЯмаЯ мысль,
какое-то несогласие.
- Ќу ладно, по часам. Ђ опослЯ чего делает?
- Љак - чего? - легко удивилсЯ Њатюха.- ђуки моет, ужинает. Ђ потом -
спать. Ќочью они - ни боже мой, чтоб идти куда. Ќи за что не пойдет. ‚се до
одного дрыхнут. ’око часовых выставлЯют. Ђ остальные храпака. ‚о, гады,
культурные какие, а!
Њатюха и сам посмеЯлсЯ такой несуразной аккуратности и тут же,
пришлепнув пЯткой по голому заду, спугнув присевшего было овода, сообразил:
- ’ут бы на них и навалитьсЯ, когда улЯгутсЯ. ’арараму б наделать,
шухеру! Ђ то тыкву из кустов высунуть. ‘ глазами. Ђ внутри свечку зажечь. џ
еще малым так-то у дороги тыковку пристроил, возле кладбища, дак урЯдник как
хватанул, чуть с конЯ не слетел.
- Ќу и брехать ты здоров,- покрутил головой ЂфонЯ.- ‘колько тебЯ знаю,
одной брехней жив. Љабы б немец ночью спал, дак не токмо тыкву, а и фитиль
пеньковый куда надо вставили б. •ороша брехенька, да, как пуп, коротенька.
- џ-то тут при чем? ‡а что купил, за то и продаю.
- “ кого куплено-то, спросить.
- „ак Я ж говорил, шурЯк ко мне приехал. Ќа проводы. ќто уж он менЯ
постриг. Ђ самого его не берут. Ќа него бронЯ наложена. Џотому как на
железной дороге он. ‘цепщиком работает.
- Ќу?
- ѓоворит, поездов, эшелонов на станции - пропасть! ‚се путЯ забиты,
никак не разъедутсЯ. Ѓабы, детишки - эуи... куированные называютсЯ. €з теих,
стало быть, мест, из опасных...
- Џри чем тут поезда? Ћх и талдон!
- „а ты слухай! џ - …мелЯ, а ты дак и весь •вома поперечный. Ќе даст
досказать. —его люди, то и Я. Ќарод бает, может, чего и правда. Ќе все ж
сплошь брехнЯ. џ мелю, а ты сей...
- Ќу, ну, валЯй.
- „ак шурЯку один старичок про то и рассказывал. ЏотерЯлсЯ он, отстал
от своего поезда, ночь, детьсЯ некуда, его и подобрали, привели в служебку.
- Џоди, шпиен подосланный, такое брешет.
- Љой там шпиен! Ќаварили ему картох, поел, пошамкал, а потом под
окнами из крана вставленную челюсть споласкивал. Ђ шурЯку-то в окно и видно.
„оходЯга. Ђ так башковитый, про немца долго сказывал. Ћн еще из самой
этой... как ее... Њне шурЯк и город называл, да... Ђ! €з ‹ьвова! ‚от откуда!
Ѓудто часовым мастером тамотка был. Ћн и часы отдавал, только не за деньги,
а чтоб за хлеб або за крупу. Љабы знато, дак Я б и пшенца подослал. Ќу да не
об этом... „ак энтот старичок повидал их вдосталь, вот как Я тебЯ. ‘казывал,
страховитые, и будто каски на них глубокие, по cамые плечи. —тобы, значит,
никакаЯ пулЯ не задела.
- Џогоди, погоди,- остановил ‹обова ЂфонЯ-кузнец. …жли по самые плечи,
дак это ж вроде ведра должно. Ќу-ка, надень на себЯ ведро - куда глЯдеть-то
будешь?
- „ак, можа, там дырки прорезаны.
- Ќу-ну...
- € на касках по бокам вроде бы рожки.
- Ђ рожки длЯ чего?
- ќнтого Я тебе не скажу, не знаю. Ћни ж не нашенской веры, а может, и
вовсе без никакой, потому, должно, и рога. „ак вроде как Я уже таких где-сь
видал, на картинках. “ моей ‚ерки, в букварЯх, кажись... ’оже с ведром на
голове и с рогами.
Њатюха озадаченно поскреб в стриженом затылке.
- ‚о, братки, какую козюлю нам бить придетсЯ,- сказал он.- Ѓоись, не
боись, а куда денешьсЯ? Ђ сапоги у него, сказывают, кованые - не то чтобы
одни каблуки, а и всЯ подошва...
- Ќу уж это точно враки,- не согласилсЯ ЂфонЯ.
- ќто ж почему?
- Ђ ходит-то он как, ежли всЯ подошва? Ќу вот давай Я тебе на подметку
сплошную железку накую - далеко ли пойдешь?
- Ђ черт его знает, как он ходит. ќто ж немец! “ него вон и штык не как
наш - чтоб и человека колоть, и колбасу резать. ‚се продумано. „ак, может, и
ноги у него как у конЯ...
- Џонес, понес неоколесную! Џоди макнись вон трохи.
- Ђ чего? ѓлЯдь-кось, сколь за десЯть-то ден прошел Ѓеги бегом - столь
не пробежишь.
- „ак на машинах - чего б не пробечь. —то ж у него, пехоты нету, что
ли?
- € пехота на машинах.
- Ћх ты! ЉакаЯ ж это пехота, ежли пешки не ходит. —удно!
- ’ебе, вишь, и чудно. ‘ела баба на чудно, наступила на рЯдно.
ЂфонЯ-кузнец сердито заплевал окурок и договорил:
- Џодол оборвала, чудно бабе стало.
Њатюха умолк и, сунув свой чинарик в песок, стал засыпать его из
горсти, хоронЯ под медленно нараставшим ворошком.
Љулик-песочник все еще бегал вдоль кромки, тыкал шильцем в человечьи
следы, налитые водой. ‚ремЯ от времени он останавливалсЯ и косил черный
глазок на мужиков, будто спрашивал: Я не мешаю? Ќо вот по чистым пескам
Ћкунцов пронеслась расплывчатаЯ тень. Љулик замер, так и не опустив поднЯтую
было длЯ очередного стежка лапку. ‚се трое поднЯли головы и увидели в Ясной
полуденной синеве черную букву "’". Ћна кружила над плесом, недвижно
распластав крыльЯ, и, когда наплывала на солнце, по пескам проносилась
быстраЯ тень. —ьи-то невидимые глаза, чей-то разбойный замысел кружил над
мирными берегами...
Љулик больше не суетилсЯ, не тыкалсЯ в следы, а настороженно замер,
вглЯдываЯсь в небо, то одним, то другим глазом. Џлес затих, затаилсЯ под
этим неслышным скольжением черной птицы. ‘молкла, больше не тенькала в куге
камышевка, перестала ворковать в заречных ветлах горлица...
‚ другое времЯ мужикам было бы наплевать на коршуна, но нынче и им
почему-то сделалось неуютно и беспокойно от повисшего над головой
молчаливого хищника.
- “ хвашист! - выругалсЯ Њатюха.- ‘вежатины захотел.
Ќо вот коршун, должно быть все же убоЯвшись лежавших в песке людей,
широким полукругом переместилсЯ в займище и повис там над уремной чащобой.
‘о стороны он еще больше походил на самолет, что-то разведывавший на земле.
- Ќу что, братцы,- приподнЯлсЯ ‹обов.- Џошли еще ополоснемсЯ. ‚
последний разок.
ЉасьЯн достал из кошелки пеньковую мочалку и свое мыло и, зайдЯ в воду,
еще раз прошелсЯ по всему телу, не спеша и обстоЯтельно. ЂфонЯ-кузнец только
поокуналсЯ, а ‹обов, улегшись на спину, долго и неподвижно лежал так,
сносимый вниз по течению, предавшись каким-то думам, а может, и блаженному
бездумью.
Џотом одевались в чистое, прыгаЯ на одной ноге, продеваЯ сполоснутые
ступни в подштанники, напЯливали на еще не обсохшее тело калЯные, выкатанные
рубахи. € уже одевшись, но еще босой, Њатюха заскочил в реку и, зачерпнув
пригоршню, припал к ней губами.
- ‡абыл попить на прощанье,- сказал он, вытираЯсь рукавом.- „оведетсЯ
ли в другой раз...
Ђ выйдЯ на береговую кромку, где еще недавно бегал кулик,- босой, в
неладной большеватой рубахе, прикрывавшей подвЯзанные у щиколоток
подштанники, будто приговоренный к исходу - обернулсЯ к реке и низко трижды
поклонилсЯ лопоухой стриженой головой.
- Ќу, матушка ЋстомлЯ,- проговорил он виноватой скороговоркой.-
Џрости-прощай. Љакие будем пить воды-реки, в какой стороне - пока незнамо.
Џошли мы...
ЂфонЯ-кузнец, тоже весь еще в белом, сутулЯсь крутой спиной,
насупленно, быковато уставилсЯ на реку.
- Ќу все,- говорил Њатюха, отступаЯ от берега и все еще оглЯдываЯсь.-
Џошли.
Ћни надели верхнее, сложенное на траве под красноталом, обулись, еще
раз поглЯдели окрест и молчаливой цепкой прошли по узкому перешейку. € тут,
уже на лугу, распрощавшись, пожав друг другу руки до завтрашнего днЯ,
разбрелись по своим тропам.
агаЯ выгоном, дрожавшим у краев полуденной марью, ЉасьЯн видел, как
встречь, то справа, то далеко слева, кто с кошелками, кто с белыми свертками
под мышкой, спешили к Ћстомле еще несколько мужиков.

…ще у калитки изба повеЯла на ЉасьЯна житным теплом, как бывало на
большие праздники. ‚ кухне было уже прибрано, печное устье задернуто
занавеской, а на столе под волглой дерюжкой парили выставленные хлебы.
‚ детстве ЉасьЯн всегда старалсЯ не пропустить этого радостного
момента. Њать, возЯсь в межхлебье по дому, времЯ от времени подходила к
таинственно молчаливой печи, в черной выметенной утробе которой свершалось
нечто необыкновенное, томительно-долгое, приоткрывала на полустьЯ жестЯную
заслонку и легкой осиновой лопатой поддевала ближайшую ковригу,
разрумЯнившуюсЯ, глЯнцево мерцавшую округлой коркой. Ћна брала хлебину в
руки, от жаркости подбрасывала ее, тетешкала, перекидывала с ладони на
ладонь, после чего, дав поостыть маленько обверху, подносила к лицу и, будто
кланЯЯсь хлебу, осторожно прикасалась кончиком носа. Ќевольно прослезЯсь,
мать тотчас отдергивала лицо, и это означало, что хлеб еще не в поре, полон
внутреннего сырого жара и надо его снова досылать в печь. Ќо вот приходило,
когда мать, сначала робко, а потом все смелее прижималась носом к ковриге,
наконец и вовсе расплющивала его, терпЯ, не уступаЯ внутреннему ржаному
пылу. ‚ такую минуту лицо ее радостно расцветало, и она, то ли самой себе,
то ли всему дому, кто был тут и не был, объЯвлЯла. "‘лава тебе..." ‘ легким
шуршанием хлебы один за другим слетали с лопаты на выскобленную столешницу,
и сначала кухнЯ, затем горница и все закутки в избе начинали полнитьсЯ
теплой житной сытостью, котораЯ потом проливалась в сени, заполнЯла собой
двор и волнами катилась по улице. ‚озбужденные хлебным запахом воробьи
облеплЯли крышу, к сенЯм сбивались куры, топтались у порога, пытливо
заглЯдываЯ в дверь, и все тЯнула воздух влажно вздымавшимисЯ ноздрЯми,
принюхивалась сквозь воротние щели запертаЯ в хлеву корова.
Ђ тем временем мать, омочив в свежей, только что зачерпнутой колодезной
воде гусиный окрылок, взмахивала им над хлебами, кропила широким крестом, и
те, без остатка вбираЯ в себЯ влагу, раздобрело вздыхали побархатевшими
округлостЯми и начинали ответно благоухать, как бы дыша в расслаблЯющей
истоме и успокоении. Џотом караваи задергивали чистым суровьем и оставлЯли
так до конца днЯ остывать и тем дозревать каждой порой до потребной
готовности. € не было у тогдашнего ЉасьЯнки терпениЯ, чтобы, улучив минутку,
не подкрастьсЯ и не выломать исподтишка где-нибудь в незаметном месте теплый
окраек, еще в печи порванный жаром и так и запекшийсЯ хрустким дерЯбистым
разломом. „а мать и сама догадывалась, отрезала, где он указывал, наливала в
блюдце коноплЯного масла, посыпала солью, и он, подсев к кухонному оконцу,
оглаженный по голове теплой материнской рукой, счастливо лакомилсЯ
первохлебом, ронЯЯ зеленые маслЯные капли в посудинку. ‚от и вырос давно
ЉасьЯн, и уже за него ‘ергунок с Њитюнькой, боЯсь отцовского ремнЯ, тайком
обламывали на все том же столе коврижные корки, но и до сих пор памЯтно и
радостно ему это, да и теперь иной раз не отказалсЯ бы он от прежнего
озорства, не будь самому стыдно перед мальцами долить хлеб раньше времени.
Ќо нынче ЉасьЯн даже не приподнЯл покрывала, чтобы взглЯнуть, удалсЯ ли
хлеб, как делал и радовалсЯ он прежде, а лишь вскользь покосилсЯ в ту
сторону, уведенный от самого себЯ своим новым и непривычным отрешенным
состоЯнием.
‘ледовало бы уже вернутьсЯ посланному ‘ергунку вместе с Ќикифором,
ЉасьЯновым братом. ‘ этим ожиданием встречи ЉасьЯн и вошел в дом. Ќо изба
встретила его безмолвием, было лишь слышно, как со скрипучей хромотой тикали
на простенке ходики, да иногда глухо постанывала мать, прикорнувшаЯ после
ранней колготы у себЯ на полатЯх.
‚ горнице тоже было прибрано и торжественно-тихо. ЏросыхаЯ в тепле
по-зимнему натопленной избы, влажно дышали сосной вымытые половицы, стол
белел чистой свежей скатеркой, повешенные занавески притемнЯли оконный свет,
и в полутьме красного угла перед ликом Ќиколы-угодника ровно светилась
лампадка. ЏоддерживаемаЯ тремЯ тонкими цепочками, она процеживала свой свет
сквозь тигелек из синего стекла, окрашиваЯ беленый угол и рушник, свисавший
концами по обе стороны иконы, в голубоватый зимний тон. € было здесь все
по-рождественски умиротворенно, будто за стенами и не вызревал еще один
знойный томительно-тревожный день в самой вершине лета.
ЉасьЯн в свой тридцатишестилетний зенит, когда еще кажетсЯ далеким
исходный житейский край, а дни полны насущных хлопот, особо не занимал себЯ
душеспасительными раздумьЯми, давно уже перезабыл те немногие молитвы,
которым некогда наставлЯла покойница-бабка, и редко теперь обращалсЯ в ту
сторону, да и то когда отыскивал какой-нибудь налоговый квиток за божницей.
Ќо нынче, войдЯ в горницу, нехожено-прибранную, встретившую его алтарным
отсветом лампады, он, будто посторонний захожий человек, тотчас уловил
какое-то отчуждение от него своего же собственного дома и, все еще держа
кошелку со сменным бельем, остановилсЯ в дверЯх и сумЯтно уставилсЯ в
освещенный угол, неприЯтно догадываЯсь, что сегоднЯ лампада зажжена длЯ
него, в его последний день, в знак прощального благословениЯ. …е
бестрепетное остренькое пламьице размыто отражалось в потускневшей золоченой
ризе старой иконы, видавшей поклоны еще ЉасьЯновой прабабки, и из черноты
писаной доски ныне проступал один лишь желтоватый лик с темнозапавшими
глазами, которые, однако, более всего сохранились и еще до сих пор тайным
неразгаданным укором озирали дом и все в нем сущее.
‘тоЯ один на один, ЉасьЯн с невольной пристальностью впервые так долго
вглЯдывалсЯ в болезненно-охристое обличье Ќиколы, испытываЯ какую-то
беспокойную неловкость от устремленного на него взглЯда. €кона напоминала
ЉасьЯну ветхого подорожного старца, что иногда захаживал в “свЯты, робко
стуча в раму через палисадную ограду концом орехового батожка. ‘ловно такой
вот старец забрел в дом в ЉасьЯново отсутствие и, отложив суму и посох и
снЯв рубище, самовольно распалил в углу теплинку, чтоб передохнуть и
просушитьсЯ с дороги. € как бы пришел он откуда-то оттуда, из тех опасных
мест, и потому, казалось, глЯдел он на ЉасьЯна с этой суровой неприЯзнью,
будто с его тонких горестных губ, скованных напрЯженной немотой, вот-вот
должны были сорватьсЯ скопившиесЯ слова упрека, что чудились в его
осуждающем взглЯде. ‚стретившись с Ќиколой глазами, ЉасьЯн еще раз остро и
неприютно ощутил тревожную виноватость и через то как бы вычитал эти его
ссудные слова, которые он так натужно силилсЯ вымолвить ЉасьЯну: "Ђ ворог-то
идет, идет..."
€ ЉасьЯн тихо вышел, почему-то не посмев оставить в горнице свою
кошелку, и затворил за собой дверные половинки.
‚о дворе он в раздумье постоЯл над корытцем с недорубленным табаком, но
досекать не стал, а только зачерпнул на цигарку и закурил все с тем же
саднЯщим чувством вынесенного упрека. …му вдруг представилось, как те идут,
идут густыми рЯдами по усвЯтскому неубранному полю, охваченному огнем, и
сквозь дымную пелену и огненные хлопьЯ зловеще маЯчат насунутые по самые
плечи рогатые сатанинские каски.
Џора и на самом деле было начать собиратьсЯ, заблаговременно уложить
мешок, пока не подошел Ќикифор, а может, и еще кто. ’огда, на людЯх, некогда
будет, а завтра чуть свет вставать, бежать на конюшню за лошадьми, которых
обещалсЯ подать к конторе под поклажу. Ќо тут же вспомнил, что сумку унес с
собой ‘ергунок, и, чертыхнувшись, а заодно подосадовав на Ќатаху, котораЯ не
ко времени забежала невесть куда, направилсЯ к амбару, где у него хранились
сапоги.
‚ амбаре было, как всегда, сумеречно и прохладно, хорошо, домовито
пахло зерном, и он невольно и глубоко вдохнул крепкий успокаивающий житный
воздух, к которому едва уловимо подмешивалась сладковатаЯ горечь сухой
рЯбины, наломанной и развешенной по стенам Ќатахой еще прошлой осенью - от
мышей. ђЯбина, подсыхаЯ, ронЯла Ягоды, и теперь их сморщенные бусины повсюду
попадались глазам - и на полу, и на крышке закрома, и даже на тесовых
полках. €з года в год амбар впитывал каждым бревном этот хлебный дух, и
пахло здесь обманчиво и сытно даже в те памЯтные годы, когда закрома были
пусты. € теперь ЉасьЯн, не верЯ этому духу, приподнЯл крышку и, не
заглЯдываЯ, сунул руку в ларь. ђука ушла под самую подмышку, прежде чем
пальцы торкнулись зерна: хлеба оставалось в обрез, едва прикрывалось днище.
Џравда, на полке кургузилсЯ располовиненный мешок помола, и этого с лихвой
хватило бы до новины, а там за ним уже числилось полтораста заработанных
ден. „а кто ж его знает, как оно обернетсЯ: хлеб в поле - душа в неволе... €
опЯть ему навЯзчиво померещились те железные рога над неубранной рожью...
- ќх, не в руку, не в пору затеЯлось,- почесал он за воротом.- —то б
малость повремeнилось-то...
Ќовые ЉасьЯновы сапоги висели на деревЯнном штырьке, а стараЯ расхожаЯ
пара вместе с распаЯвшимсЯ самоваром валЯлась в углу - каждому по своей
чести. ЉасьЯн постоЯл, оглЯдываЯ те и другие, в чем ему идти завтра.
‚исевшие сапоги были еще совсем новые, на спиртовой подметке, прошпиленные в
два рЯда кленовыми гвоздЯми. ил он их на заказ к прошлому покрову в ‚ерхних
‘тавцах за мешок жита и кабанью лопатку. ЉасьЯн берег их от будничной носки,
всю зиму старалсЯ обходитьсЯ старыми, пока те окончательно не подбились, так
что заказные остались, считай, нехожеными. €дти в таких было жалко, да он,
по правде, и не собиралсЯ, а только так - взглЯнул, что за них можно взЯть
при случае. Џрежнего мешка, конечно, не вернешь, хлеб, Ясное дело, будут
придерживать, осторожничать с хлебом, но все же вещь и теперь стоЯщаЯ, не
про мЯкину. Џусть-ка себе висЯт, мало ли чего... Ђ то и сама походит, у
самой не во что ступить. Џару портЯнок навернуть, дак ей в самую пору.
Ќебось не плЯсать.
€ больше не раздумываЯ, подобрал старые, сунул под мышку и, выйдЯ,
запер дверь на засов.
Џри свете ЉасьЯн еще раз оглЯдел обутку. “ходил он чоботы, что и
говорить, донельзЯ: на задниках подпоролась дратва, да и гвоздочками бы
подкрепить не мешало. Њожно было загодЯ сносить к деду Ђкулу, да теперь
когда ж чинитьсЯ, чинитьсЯ и нет времени. Ќу да ладно, смазать теплым
деготьком, авось к утру помЯгчают. ‚сего-то на один раз и нужны: дойти до
призывного, а там - в эшелон, на железные колеса. ЋбойдетсЯ.
ЉасьЯн подлез под амбар, достал оттуда подвешенную под полом дегтЯрку
и, пристроившись на каменном приступке, принЯлсЯ деревЯнной лопаточкой
расчищать загустевшую жижу, снимаЯ с поверхности влипшие куриные перьЯ. ‡а
тем и застала его Ќатаха. Ћна вошла в калитку, одной рукой ведЯ за собой
Њитюньку, тогда как другой придерживала что-то над животом, завернув в подол
передника.
- ‘ережи еще нету? - спросила она, остановившись перед ЉасьЯном.
ЉасьЯн со вчерашнего не мог побороть объЯвшего его отсутствиЯ и, не
отрываЯ глаз от дегтЯрки, глухо выдавил:
- Ќету пока...
- Ћх, что ж это он! Ќе заплуталсЯ ли где? Џослала - сама не своЯ.
ЉасьЯн промолчал.
‚ растоптанных парусиновых башмаках, осоюженных кожицей, Ќатаха
выжидательно стоЯла над ним, и ЉасьЯну было не по себе от этого ее
привЯзчивого стоЯниЯ, шла бы уж занималась своим, что ли... Ћн ее ни в чем и
не винил за вчерашнее, чего было спрашивать с такой никудышной. Ќо вот
помимо воли захрЯсла в нем и не отпускала какаЯ-то мужицкаЯ поперечина.
- ѓде ходила-то? - спросил он, строжась.- “кладыватьсЯ надо, а ты из
дому.
- ‚ лавку бегала. Ќикифор придет, а у нас и подать нечего.
ЉасьЯн вскинул бровь, одноглазо покосилсЯ на ее скомканный передник.
- ‘едни две подводы привезли, а уже нету. Њне Љлавка последнюю отдала.
ЉасьЯну хотелось сказать, что одной будет мало, может, Ќикифор с женой
подойдет, да там кто заглЯнет, но промолчал. …му бы след самому об том
подумать, самому и в лавку сходить, но вот замешкалсЯ, запамЯтовал как-то.
„а и не хотелось ничего нынче, вчера с мужиками перегорел, сбил охоту.
- Ќа-ка, сынок, отнеси в дом,- Ќатаха высвободила из передника
бутылку.- „а смотри не урони.
Њитюнька, держа бутылку обеими руками впереди себЯ, боЯзно, будто с
завЯзанными глазами, поковылЯл к сенЯм.
- Ђ ты чего затеЯл-то? - спросила Ќатаха, все еще тЯжко пышкаЯ после
недавней ходьбы.
- Џоди, видишь.
Ћна нагнулась, поднЯла правый сапог за голЯшку, повертела его в руках.
Џод ее пальцами чобот ощерилсЯ черными подгнившими шпильками.
- Ќе рви! - потЯнулсЯ к сапогу ЉасьЯн.- —его насильно рвешь-то?
- Ђ Я и не рвала. ’акой и был раззЯвленный.
- „ай, дай сюда! - осерчал ЉасьЯн.
Ћн отобрал сапог, поставил за себЯ на приступок.
- “жли в этих пойдешь?
ЉасьЯн молчал, уставЯсь себе под ноги.
- Ћх, ЉосЯ, не след бы в последний день так-то. ‘лова не вытЯнешь. ‚
этих, что ли, надумал?
- Ђ чего... € в этих ладно,- неохотно буркнул ЉасьЯн.
- „а куда уж ладней. ѓлЯнь, как спеклись, водЯнки набивать токмо. Људа
ж в таких-то?
- џ с подводами. Џоклажу повезу.
- „ак с подводами не до самого фронту. Ђ ежели дальше пешки погонЯт? „а
паче невзгода зайдет? Ќе на день, не на неделю идешь. Њало ли чего...
- ‹обов вон дак и вовсе в лаптЯх. ‚се равно менЯть будут, казенные
дадут.
- „а уж когда их дадут-то. Ќе вдруг и дадут.
- „адут! Ѓосыми на немца не пойдем.
- Ќе дури, не дури, ЉасьЯн. Ќедевай новые.
- —егой-то Я буду попусту губить?
- Ќу как же попусту? ђазве на такое итить - попусту?
- Ђ так и попусту: хорошие снимут, а кирзу дадут. Ђ то продашь, ежели
что...
- Љак это - ежели что? - подступилась Ќатаха.- ’ы об чем это? ’ы что
такое говоришь-то?
- Ќе к теще в гости иду,- обронил жесткий смешок ЉасьЯн.
- Ќичего не знаю и знать не хочу этого!- запальчиво отмахнулась Ќатаха,
и ее пегое лицо враз заиграло пЯтнами.- € ты про такое загодЯ не смей!
‘лышишь?! Ќе накликай, не обрекай себЯ заранее.
- ЏулЯ, сказано, дура. Ћна не разбирает.
- Ќехорошо это! - не слушала его Ќатаха.- ‘о смЯтой душой на такое не
ходЯт. Ќе гнись загодЯ. ќтак скорее до беды.
- ’ы откуда знаешь, что у менЯ?
- Ђ кто ж должон знать?
ЉасьЯн отложил лопатку, полез в карман за кисетом. „олго молча
вертел-ладил неслушную самокрутку € все это времЯ Ќатаха тЯжелой горой
стоЯла над ним, ждала чего-то.
- ѓлЯжу Я,- лизнув Языком по цигарке, сумрачно вымолвил ЉасьЯн,- вроде
как не чаешь туда спровадить. …ще и повестки не видела, а уже сумку сшила.
- Ћх, дурной! Ќу, дурной! - Ќатахины глаза замокрели, она потЯнула к
лицу край фартука.- „ак как же Язык-то твой повертываетсЯ этакое сказать?
ЏобойсЯ совести! ѓосподи...
Ћна отвернулась, угнула голову. Џодол ее выцветшего платьЯ мелко
подрагивал. Ћтечные щиколотки взопревшей опарой наплыли на краЯ запыленных
башмаков.
…го полоснуло внезапной жалостью. ‘болтнул, конечно, напрасное. „ак
ведь и сапоги оставлЯл не из жадности, ей и оставлЯл, понимать бы надо.
- Ќу, будЯ, будЯ,- виновато проговорил он.- џ не гнусь. Ћткуда это
взЯла?
Ќатаха не отвечала, утиралась передником.
- Ќе стану ж Я песни кричать? Ђ что выпало, то мое, на чердак не
поглЯдываю. Њне, поди, тоже обидно такое слышать - не гнись.
- Ћх, ЉосЯ...- выдохнула она давившую тЯжесть.
- Ќу, сказано, будЯ. џ и так казнюсь: о н и вон идут, а Я еще доси
тут...
- ‚от и ладно,- обернулась она.- ’ак и держи себЯ, не послаблЯйсЯ. €
нам будет через то легче. Ђ уж ежели что, дак сапоги твои нам не утеха.
- ’ак-то оно так. Ђ все же не бросайсЯ, девка,- пыталсЯ урезонить
ЉасьЯн.- ‘ чем остаетесь-то? ‚он в закроме дно видать. Ђ из колхоза то ли
будет чево... Ђ то пуда два за сапоги возьмешь - тоже не лишек.
- Ђ мне мало за тебЯ два пуда! - Ќатаха снова всхлипнула, содрогнулась
всем животом.- Њало! ‘лышь? Њало! Ња-ало!
- „а охолонь ты, не ерепеньсЯ! Ќе знай, как подопрет.
- € слушать не хочу! - ‡акусив губы, она вдруг схватила стоЯвший перед
ЉасьЯном сапог и что было сил швырнула его за плетень.- Џойдешь в рвани ноги
бить, а Я тут думай. Ќечего! €ди человеком. ‚есь мой и сказ!
ЉасьЯн растерЯнно глЯдел на дегтЯрку, потом молча встал, пнул с
приступка оставшийсЯ сапог, открыл амбар и снЯл со стены новые.
Ќатаха тоже молча ушла, оставив выбежавшего во двор Њитюньку, и, как
только она скрылась в сенцах, оттуда с заполошным кудахтаньем, перепрыгиваЯ
одна через другую, посыпались куры, а вслед им вылетел березовый окомелок.
- Ќовые так новые,- передернул плечами ЉасьЯн.
ЋжидаЯ Ќикифора, он вместе с Њитюнькой возилсЯ во дворе: смазал и
подвесил сапоги в тенек под амбарной застрехой, досек табак и, заправив его
тертым донником, набил добрую торбочку. Џотом принЯлсЯ за хворост, перерубил
чуть ли не весь припас и сложил под навесом. Ќикифора все не было, и он,
подвострив топор, взЯлсЯ дорубливать остальное.
‚ремЯ от времени Ќатаха, высовываЯсь из растворенного окна, уже ровно,
примирение выкрикивала:
- ЉосЯ! ’абак готов ли? „авай-ка сюда, буду пока собирать. €ли:
- ЊитюнЯ-Я! ’ы не брал ли карандашика? Џапке надо. Џисьма нам будет
писать папка. Ђ Я никак не найду карандашика.

Џришла с лугов, толкнув рогами калитку, корова ‡озулЯ - в черном
чепраке по спине, будто внапашку от духоты и зноЯ. Љорова сытно взмыкнула и,
покосившись на сапоги, повтЯгивав ноздрЯми расплывшийсЯ дегтЯрный дух,
протЯжно выдула из себЯ негожее снадобье. Џотом, сама источаЯ парной запах
переваренной зелени и накопленного молока, пощелкиваЯ, будто новой обувью,
начищенными травой, еще крепкими копытцами, не спеша, домовито побрела по
двору, принюхиваЯсь и приглЯдываЯсь ко всЯкой мелочи.
‚скоре мимоходом набрел ‹еха Њахотин - в новой синей рубахе с косым
воротом, опоЯсанный узким кавказским ремешком, уснащенным, ровно выезднаЯ
сбруЯ, мелкими блЯшками. —уб у ‹ехи вороными кольцами, черные глаза маслено
щурЯтсЯ - навеселе мужик. ‹еха размашисто, точно год не виделись, шлепнул по
ЉасьЯновой ладони.
- Ќу как, шлемоносец? ‘нарЯдилсЯ?
- „а подь ты... “же приклеили.
- ‹адно тебе! € шуткануть нельзЯ. —его делаешь-то?
- „а вот...- ЉасьЯн кивнул на выложенную стенку дров.- •оть на первое
времЯ.
- „авай кончай, теперь уж не напасемсЯ. Ѓери Ќаталью да айда ко мне,
посидим напоследок.
ЉасьЯн оглЯнулсЯ на недоприбранную порубку.
- „ак лучше ты ко мне. ‘ Љатериной и приходи.
- —ем же лучше? “ тебЯ, глЯжу, тоже никого. Ђ Я сейчас за теткой
Ђпронькой да за Њихеем сбегаю да и сЯдем. Њихей своих двух еще теми днЯми
отправил, дак теперь все на задах стоит, маетсЯ один.
- Ќет, ‹ексей, спасибо на добром. ‘ам гостей жду. Њалого послал за
Ќикифором, с минуты на минуту должны.
- € Ќикифора бери, всем хватит.
- Ќет, ‹еха, нет. ’ы уж прости. Ќе тот день, чтоб из дому ходить. ‘ам
понимаешь. ‘ тобой мы еще и завтра свидимсЯ, и потом. ѓлЯдишь, не разлучат,
вместе будем. Џоследние часочки дома надо побыть. Њожет, зайдешь, выпьем
моей?
- „а чего уж... ‚сю по дворам не перепьешь. Ќу, раз так - бывай! Џойду
к ‡Яблову заверну.
- „ак и он не пойдет. Ќе тот день, говорю...
- ‚от черт, никого не докличешьсЯ. ќ-эх, рраскувшин с прростоквашей...
‘веркаЯ сатиновой спиной, ‹еха шагнул к дворовому окну, боднул головой
занавеску и шумливо гаркнул:
- ‡дорово, Ќатальюшка, душа любезнаЯ! ‡дравствуй, теть ”рось. „айте на
вас в последний разок поглЯжу. Ќу, ЌатальЯ, ну, молодец! ќка рЯсна!.. џ-то?
‘пасибо, спасибо... Ђ тебе благополучного третьего, богатырЯ-селЯниновича...
Ќе-е, теть ”рось, ничего не бойсЯ... „а уж постараемсЯ, бабоньки,
постараемсЯ... Џридем, теть ”рось, куда мы денемсЯ... Ќу, прощевайте! Ќе
поминайте лихом, ежели что не так...
Љивнув еще раз ЉасьЯну, ‹еха, возбужденный этим бeглым разговором,
вышел задней калиткой, и там, под вишенником, вырвалось у него растроганным
всплеском:

Ђх, кабы на цветы да не морозы,
€ зимой бы цветы расцветали-и...

ђаза два ЉасьЯн выходил за ворота и, слушаЯ, как уже начала то здесь,
то там пошумливать деревнЯ, выглЯдывал в дальнем ее конце ‘ергунка. Ќо он,
пострел, объЯвилсЯ аж под самый вечер, когда солнце, обойдЯ “свЯты,
покатилось к своей летней обители где-то за ржаным полем. Џерекрещенный
белыми лЯмками, волоча за собой пыльную, в листьЯх лозовую хворостину,
‘ергунок заскочил во двор, один, без Ќикифора.
- ‚от! - протЯнул он ЉасьЯну сложенную бумажку.- ‚елели передать.
ЉасьЯн, недоумеваЯ, развернул синий клочок от рафинадной пачки.
Ќеровными полупечатными буквами там было накорЯбано: "ђодной брат ЉасьЯн
’имофеич. ЉланЯетсЯ тебе твой родной брат Ќикифор ’имофеич и Љатерина
‹ексевна. Ђ притить мы не можем, со всем нашим удовольствием, а нельзЯ.
‡автра Я призываюсь, так что притить не могу, нету времЯ. ‘ережка твой
говорил, тебЯ тоже берут. ’огда пойдем вместе. ’олько возьми своего табачку
и на менЯ. ’вой табак добрый. Ћдно жалею, не увижу матушку нашу •росинью
€линишну. Џусть обо мне не убиваетсЯ. Ђ если пойдем шлЯхом мимо “свЯт, то,
может, наведаюсь попрощатьсЯ. Ђ так у нас все хорошо, все живы-здоровы.
’вой родной брат Ќикифор ’имофеич".
ЉасьЯн так и этак повертел сахарную бумажку. „о сей минуты ему и не
мнилось, что Ќикифора тоже призовут. Ћн был на восемь годов старше ЉасьЯна.
Џравда, после него народились еще два мальчика, а уж потом сам ЉасьЯн
четверт. Ќо те умерли еще в младенчестве, и остались ЉасьЯн да Ќикифор, как
две вереи, между которыми зиЯли никем не подпертые эти восьмилетние
разверстые ворота. Ќикифор еще в первый год женитьбы отошел от двора,
обжилсЯ в ‘итном на тестевой земле, как раз к тому времени умершего, да и
осталсЯ там за хозЯина. € вот, оказываетсЯ, и его берут, старшого. Њать
теперь и вовсе разгорюетсЯ. ЋбвыкаЯсь с этой новостью, ЉасьЯн устраненно
смотрел на ‘ергунка, все еще стоЯвшего перед ним с холщовой сумкой и со
своим ивовым пропыленным скакуном. Њальчонка отмерил на нем в оба конца
верст двенадцать, даже немного осунулсЯ лицом, но глаза его распахнуто
голубели от исполненного поручениЯ.
- „ак чего там дЯдЯ Ќикифор? ѓотовитсЯ?
- Људа готовитсЯ? - не понЯл ‘ергунок.
- Ќа войну. Људа ж еще?
- Ќе-е! - зазвенел голоском ‘ергунок.- “ них там никакой войны нету.
- Љак это нету.
- „ЯдЯ Ќикифор с мужиками на речку ходил. „олжно, рыбу ловить.
- ’ак... Ђ тетка чего?
- Ђ теть Љать хлеб пекла с маком. Ђ потом чего-то шила. Ћна и нам
колобок прислала.- ‘ергунок поддал сумку спиной.
- Ђга... Ќу Ясно... Ђ ты-то почему долго? Ђли забаловалсЯ? Њать вон
истекалась: нету и нету.
- Ќу дак дЯдЯ Ќикифор на речке был! - обиделсЯ ‘ергунок.- Ђ когда
пришел, вот это написал и велел передать.
ЉасьЯн мазнул ‘ергунка по щеке ладонью.
- Њолодец.
‘таруха …фросиньЯ €льинична, все эти дни горестно молчавшаЯ, неслышнаЯ
в своем топтании по дому, уже обрЯженнаЯ в новый крапчато-белый платочек,
выслушала известие о старшем сыне как-то равнодушно, словно до нее не
доходили эти слова или вроде они сами собой разумелись.
- Ќу-к што ш...- обронила она, помолчав.- ’ади садитесь обедать.
€, ссутулЯсь, тенью побрела в катаных порках на кухню, оставив за собой
тЯгостную тишину.
ЉасьЯн, сам не ведаЯ длЯ чего, аккуратно свернул синюю бумажку по
прежним сгибам и, как налоговую квитанцию, бережно засунул за Ќиколу,
который спокон веку хранил все ихние счета с посюсторонней жизнью.
ЋказываетсЯ, вблизи Ќикола был напрочь лыс или, как Њатюха ‹обов, наголо
обстрижен. "Ђ о н и - т о идут, идут..." - опЯть напомнил он одними глазами.
- ќто твое, ЉосЯ,- почему-то шепотом сказала Ќатаха, указав на сундук,
где высилась горка, прикрытаЯ белым.- Џроверь, что не так...
ЉасьЯн машинально приподнЯл край, увидел стопку нижнего бельЯ, ковригу
хлеба, кучку Яиц, кружку, резную ложку и еще какие-то узелки и свертки.
- ’абак там? - спросил он о самом главном.
- € табак, и спички - десЯть коробок. •ватит десЯтка? Ђ это вот соль в
мешочке. ’ут мыло. ‚ этом чулке, запомни, тетрадка с карандашом. Ђ в другом
чулке - нитки с иголками и пуговками. Љурицу ешь сразу, не держи...
- Ђ в сумке что?
- ‘ухари. Џро всЯкий случай.
- Људа столько всего? Ѓлаго ли носить?
- Ќосить - не просить, ЉосЯ. ‹ишком и поделитьсЯ можно.
- Џап! - ‘ергунок дернул ЉасьЯна за брюки.- Џап, а ножик не забыл?
- Љакой ножик? - не сообразил ЉасьЯн.
- ‘кладничек который.
- Ђ-а...
ЉасьЯн сунулсЯ в карман: нож был на месте. Ћн достал его, повертел в
руках и протЯнул ‘ергунку.
- ’ак уж и быть, это тебе.
- Ђ ты? - не решилсЯ принимать ‘ергунок.- Љак же на войне-то без
ножика?
- Ѓери, бери. Ћтца вспоминать будешь.
‘ергунок, не верЯ себе, схватил складник и закраснелсЯ по самые уши.
ЋглЯнувшись на Њитюньку, который зазевалсЯ, упустил этот момент, он юркнул в
кутник за полог.
- Ђ бритву Я пока не клала,- напомнила Ќатаха.- ’ы сперва побрейсЯ,
покуда соберем обедать. € на-ка надень вот это.
Ћна вложила в ЉасьЯновы руки новую рубаху, которую купила еще к маю,-
черную с частым рЯдом белых пуговиц.
ЉасьЯн послушно достал из-за ходиков завернутую в трЯпицу бритву,
нацедил кружку кипЯтка и, прихватив рубаху, рушник и круглЯшок зеркальца,
уединилсЯ во дворе под навесом. ’ам он неспешно, старательно выбрилсЯ, чтобы
хватило днЯ на три, ополоснул из кружки лицо и надел рубаху, еще пахнущую
лавкой. € пока он собиралсЯ к столу, Ќатаха тоже успела переменить кофту,
умыть и причесать ребЯтишек. Ћба они уже сидели рЯдышком на своих местах и,
разобрав ложки, смиренно и нетерпеливо поглЯдывали, как бабка носила из
кухни съестное. Ќа середине стола в глинЯной черепушке дразнЯще парила
свареннаЯ целиком курица, потом поЯвились свежие, едва только двинувшие в
рост огурцы-опупки, томленнаЯ на сковороде картошка, желто заправленнаЯ
Яйцом миска с творогом, блюдо ситных пирогов, распираемых гороховой начинкой
с луком, и под конец бабушка подала лапшу: одну посудину поставила на двоих
‘ергунку с Њитюнькой, другую - отцу с матерью, а третью, маленькую,
поставила на угол себе. Ќе каждый день на стол, выставлЯлось сразу столько
всего хорошего. ‚ойна войной, не всЯкую минуту о ней помнилось, как о любой
игре, еда же была - вот она, и это обилие пищи невольно настраивало
ребЯтишек на предвкушение нежданного празднества. € было слышно, как они
возбужденно перешептывались:
- “х ты! ѓлЯнь-кось, пироги! џ вон тот себе возьму.
- Љакой?
- Ђ вона. Љоторый самый зажаристый.
- Ђга-а, хитленький!
- Ђ кто в ‘итное ходил?
- Ќу и сто? Ђ Я в магазин зато.
- Ћх, даль какаЯ. Ќебось мамка несла?
- Љак дам...
- Ђ во - нюха?
- Ђ ты... а ты ‘елгей-волобей. ‘елый! ‘елый!
- Ђ ты ЊитЯ-титЯ.
- Ђ зато мне кулиную лапку, ага!
-- ЏрЯмо, тебе!
- Ђ сто, тебе, сто ли ча? ‚се тебе да тебе.
- € не мне.
- Ђ кому за?
- ќто папке курицу. Џапка на войну идет, понЯл? Љогда вырастешь
большой, пойдешь на войну, тади и тебе дадут.
‚ошла бабушка с ковригой хлеба и, отерев ей ладонью донце, протЯнула
через стол ЉасьЯну.
- Ќа-ка, кормилец, почни,- сказала она слабым, усталым голосом,
перекрестЯсь в угол.- Ќе знаю, удалсЯ ли...
ђебЯтишки притихли, оборвали свои пререканиЯ.
Ѓессчетно хлебов пеклось на ЉасьЯновом веку, но всЯкий раз взрезать
первую ковригу было радостно, будто вскрывалась копилка сообща затраченного
недельного труда, в которую от каждого, мал или стар, была вложена посильнаЯ
лепта, и всегда это делалось при полном семейном сборе.
Ќекогда этот же стол, нехитро затеЯнный, но прочный, из вершковых плах,
рассчитанный на дюжину едоков, возглавлЯл дед ‹укаша, от которого в
ЉасьЯновой памЯти уцелели его бело-дымнаЯ борода до третьей пуговицы на
рубахе да грабастые жесткие руки, измозоленные веревками и лапотным лыком. €
помнилось, как он, перекрестЯсь и прижав ковригу ребром к сивой посконной
груди, осыпав ее белым волосом бороды, надрезал первый закраек, разглЯдывал
и нюхал, а бабушка, стоЯ за его спиной, трепетно ждала своего суда. Џотом
дед ‹укаша, ослабев и избыв, уступил суд ЉасьЯнову отцу, а отец вот уж и
самому ЉасьЯну. ’ак и менЯлись за этим столом местами - по ходу солнца. Ќа
утренней стороне, как и теперь, всегда теснились ребЯтишки, на вечерней -
женщины, а в красном углу, в застольном зените, всегда сидел главный
резальщик хлеба, пока не приходило времЯ уступить нож другому.
ЉасьЯн, держа большой самодельный нож из стального окоска, принЯл из
материных рук ковригу, отдававшую еще не иссЯкшим теплом, и только чуть
дрогнул уголками рта при мысли, что это его последний хлеб, которым ему
нынче предстоЯло оделить семью. Ќаверное, это осознавали и все остальные,
потому что, пока он примерЯлсЯ, с какого краЯ начать, и Ќатаха, и бабушка, и
‘ергунок, и даже Њитюнька прикованно, молча глЯдели на его руки. € оттого
сделалось так тихо, что было слышно, как поворачиваемый хлеб мЯгко шуршал в
грубых ЉасьЯновых ладонЯх.
Ќо ЉасьЯн вдруг опустил хлеб на стол и сказал:
- Ђ ну-ка, сынок, давай ты.
- џ? - встрепенулсЯ ‘ергунок.- Љак - Я?
- „авай, привыкай,- сказал ЉасьЯн и положил перед ним ковригу.
Ћт этих отцовых слов мальчик опЯть пунцово пыхнул и, все еще не верЯ,
не шутит ли тот, смущенно посмотрел на хлебный круглЯш, над которым он, сидЯ
на лавке, едва возвышалсЯ маковкой.
- „авай, хозЯин, давай,- подбодрил его ЉасьЯн.
‘ергунок, оглЯдываЯсь то на мать, то на бабушку, обеими руками подтЯнул
к себе тЯжелую хлебину и робко принЯл от отца старый источенный нож.
- Ђ как... как резать? - нерешительно спросил он.
- Ќу как... Џо едокам и режь.
‘ергунок привстал на лавке на колени. Џосерьезнев и как-то повзрослев
лицом, но все еще полный робости, словно перед ним лежало нечто живое и
трепетное, он первый раз в своей жизни приставил кончик ножа к горбатой
спине караваЯ. Љорка сперва пружинисто прогнулась, но тут же с легким
хрустом охотно, переспело раздалась под ножом, и ‘ергунок, бегло взглЯнув на
отца, так ли он делает, обеими руками надавил на рукоЯтку, так что
проступили и побелели остренькие косточки на стиснутых кулаках. ‚ ревностном
старании высунув кончик Языка, он кое-как, хотЯ и не совсем ровно,
откромсал-таки третью часть ковриги и, оглЯдев всех, сосчитав едоков,
старательно поделил краюху на пЯть частей. ‚ыбрав самый большой серединный
кусок и взглЯдываЯ то на отца с матерью, то на бабушку, не решаЯсь, кому
вручить первому, он наконец робко протЯнул хлеб отцу.
- ќто тебе пап.
- ‘начала матери следовало б,- поправил его ЉасьЯн.- “чись сперва мать
кормить.
- ’огда уж первой бабушке,- сказала Ќатаха.- Ѓабушка пекла, ей за это и
хлеб первый.
‚ разверстых глазах ‘ергунка отразилась недоуменнаЯ растерЯнность, но
бабушка перевесила:
- Ћтцу, отцу отдай. Ќам еще успеетсЯ, мы - дома.
- Ќичего,- сказала Ќатаха,- всему научитсЯ. „авайте ешьте, а то лапша
простынет. Ќатe-ка вам с Њитей по куриной ножке. Ћх, что ж это Я! Ђ про
главное и забыла...
Ћделив ребЯтишек, Ќатаха принесла из кухни бутылку и поставила ее перед
ЉасьЯном.
- —то ж это Ќикифор-то? - сказала она.- Ђ то и выпить вот не с кем...
- Ћх ты, осподи...- вздохнула бабушка и уставилась на лежавший перед
ней ломоть хлеба, забылась над ним.
Ќатаха, взглЯнув на свекровь, тихо обмолвила:
- Ќу да что теперь делать? € нам к нему не бежать. Ћно и всегда:
радость - вместе, беда - в одиночку.. Ђ ты, ЉосЯ, выпей. Ђвось умЯгчит
маленько.
Њежду тем, пока обедали, а заодно и ужинали, подкрались сумерки. „олог
был длЯ всех нынче день, а и он прошел, и бабушка, внесЯ самовар, запалила
лампу.
‘разу же после чаЯ Њитюнька забралсЯ к бабушке на колени и, не доев
пирога, прижимаЯ его к щеке, обмЯк в скором ребЯчьем сне. ЏеребралсЯ,
прикорнул к бабушкиному плечу и засмиревший, набегавшийсЯ ‘ергунок, и та
недвижно сидела, терпеливо оберегаЯ сон своих внуков.
…ще перед обедом выпив полстакана водки, ЉасьЯн заткнул остальное и
составил бутылку со стола. Џить больше некому было, а одному не хотелось, не
любил он прикладыватьсЯ в одиночку. Ќо и та малость как-то сразу нехорошо
ударила в голову, заклубила прежнее, уже передуманное, переворошенное. ‘о
вчерашнего ‘еливанова застольЯ он больше ничего не ел ни утром, ни днем, но
и теперь, едва схлебнув малость горЯчего, отложил ложку и закурил.
- „а ты выпей, выпей-то как следует,- сама понуждала Ќатаха.- ѓлЯдишь,
клин клином и вышибешь. „а, может, и поешь тади.
- Ќе тот это клин,- отмахнулсЯ он.- „а и завтра вставать рано.
’ак и сидел он, подпершись рукой, одну вслед за другой зажигаЯ цигарки,
лишь иногда словами обнажаЯ непроходЯщие думы:
- ‘лышь, а корову, что б там ни стало, а побереги. Ѓез коровы вам край.
- „а уж как не понЯть,- кивала Ќатаха.
- ђодишь, а то мать прихворнет, - eжли трудно будет на первый раз
обходитьсЯ с коровой, к Љатерине сведите. ЋпослЯ пригоните.
- ‹адно, поглЯдим. € еще через цигарку:
- Ђ паче с сеном заминка выйдет, лучше амбар продать, а сена купить.
“же при сонных ребЯтишках Ќатаха принесла сумку и молча принЯлась
перекладывать в нее приготовленное на сундуке. ЉасьЯн глЯдел, как она сперва
затолкала белье, всЯкую нескорую поклажу, сверху положила съестное, а саму
ковригу приспособила плоским поддоном к спине - чтоб ловчее было нести.
- Ќе забыть бы чего,- проговорила она, оглЯдываЯсь.- ’абак... бритва...
Љружку Я положила... „олжно, все.
- Џро то в дороге узнаетсЯ,- отозвалась бабушка. ‚стрЯхнув раздавшуюсЯ
сумку, Ќатаха затЯнула шнурок и набросила лЯмочную петлю. €, завЯзав,
безвольно опустила руки, притихла перед белым мешком с вышитыми на уголке
буквами.
- „а! ‚от что! - вскинул голову ЉасьЯн.- ‚озьми-ка ножницы, состриги
мне с ребЯт волосков. Ќатаха выжидательно обернулась.
- Љарточек-то с них нету, с собой взЯть. ‘коль говорено: давай в город
свезем, карточки сделаем. € твоей вон нема.
- „ак кто ж знал...- повинилась Ќатаха.- ђазве думалось.
- „ак состриги, пока спЯт. ‘ каждого по вихорчику.
Ћна принесла из кутника ножницы и расстелила на столе лоскут. ‘ергунок
и не почуЯл даже, как щелкнуло у него за ухом... ‘ероватаЯ прЯдка ржаным
колоском легла на трЯпочку. Њитюнька же лежал неудобно, зарылсЯ головенкой в
бабушкину подмышку, его пришлось повернуть, и он, на миг разлепив глаза и
увидев перед собой ножницы, испуганно захныкал.
- Ќе бойсЯ, маленький,- заприговаривала Ќатаха.- џ не буду, не буду
стричь. џ только одну былочку. Ћдну-разъединую травиночку. Џапке надо. —тоб
помнил нас папка. Џойдет на войну, соскучитсЯ там, посмотрит на волосики и
скажет: а это Њитины! Љак он там, мой Њитюнька? ‘лушаетсЯ ли мамку? Ќу вот и
все! ‚от и готово! ‘пи, золотце мое. ‘пи, маленький.
€ еще один колосок, светлый, пшеничный, лег на трЯпочку с другого
конца.
- Ќе попутаешь, где чей? ‡апомни: вот этот, прЯменький,- ‘ережин. Ђ
который посветлей, колечком - Њитин.
- Ќе спутаю.
- џ их заверну по отдельности, каждый в свой уголок. Њожет, подписать,
какой Њитин, а какой ‘ережин?
- „а не забуду Я. …ще чего!
Ќатаха долго, вопрошающе посмотрела на ЉасьЯна.
- Ђ менЯ?
ЉасьЯн глЯнул, ответно вспахал лоб складками, не понЯв, о чем она.
‚ своей новой, просторно и наскоро сшитой кофте цветочками-повителью,
нисколько не сокрывшей ее несоразмерной и некрасивой грузности, а лишь еще
больше оказавшей нынешнюю беспомощность, с маленькой длЯ такого тела,
округлой головкой, к тому же еще и простовато причесанной, туго зашпиленной
позади роговым гребнем, она в эту минуту показалась ЉасьЯну особенно жалкой
и беззащитной, будто сиротскаЯ безроднаЯ девочка.
- Ќа и менЯ,- повторила она, засматриваЯ ЉасьЯну в глаза.
- —то - тебЯ? - переспросил тот, все еще не понимаЯ.
- Ћтрежь...- понизив голос, молЯще шепнула Ќатаха и, выдернув гребень,
трЯхнула рассыпавшимисЯ волосами.- €ли тебе не надо?
- „ак почему ж...- проговорил он и, вставаЯ, не сразу выходЯ из
застольного оцепенениЯ, смущенно покосилсЯ на мать: содеЯть такое при ней
ему было не совсем ловко. Ќо та сидела по-стариковски застыло, склонившись
над Њитюнькой, в рЯбеньком платке; темные руки, опутанные взбухшими венами,
сцепленно обнимали приникшее ребЯчье тельце, и он сдержанно прибавил: „авай
и тебЯ заодно.
Ќатаха протЯнула ему ножницы и, будто на добровольное отсечение,
покорно склонила голову.
- Џогоди... ’ак вот и сразу...
- Ђ чего ж еще?
- „ак где стричь-то? - Ќеловко распЯленными пальцами, скованными грубой
силой, он боЯзно разгорнул мЯгкие, еще совсем детские подволоски над шейными
позвонками.- ’ут, что ли?
- Ђ где хочешь,- нетерпеливо отозвалась она.
- Ќу дак как... ’ы ж не дите. Ћстригу, да не там...
- Ђ ты не бойсЯ,- пробилсЯ ее жаркий шепоток сквозь завесу ниспадавших
волос.- ѓде понравитсЯ. ‚езде можно.
ЉасьЯн осторожно, подкрадливо поддел под одну из прЯдок ножничное
лезвие и сам весь стЯнуто напрЯгсЯ, почувствовав, как Ќатаха от
неловкого-таки щипка вздрогнула нежной не загорелой на шее кожей.
- „ак и хватит,- сказал он, взопрев, словно выкосил целую делЯнку.
- Ђ хоть бы и всю остриг.- ‚ыпрЯмившись, она обеими руками отбросила
волосы за спину и, словно вынырнув из воды, встрЯхнула головой, через силу
засмеЯвшись.- ‚се и забери. џ и в платке до тебЯ похожу, монашкой.
- Ѓуробь,- ЉасьЯн положил выстриженный завиток на середину трЯпочки -
между Њитюнькиным и ‘ергунковым.
Ќатаха потом удивлЯлась своему хвостику, сохранившемусЯ в этом ее
тайничке от прежней детскости, который и сама отродЯсь никогда не видела и
который, оказываетсЯ, почти ничем не отличалсЯ от Њитюнькиного, разве что
был поспелее цветом.
- ’еперь и не спутай,- сказала она.- „ай-ка Я свои узелком завЯжу. Љак
глЯнешь - узелок, стало быть, Я это...
ЉасьЯн не ответил, потЯнулсЯ под стол за бутылкой и, налив себе еще с
полстакана, не присаживась, отвернувшись, выпил.
- Ќу ладно,- объЯвил он, утершись ладонью, и забрал со стола кисет.-
Љажись, все...
•олодно обомлев, понЯв, что приспел конец ихнему сидению, конец
прошедшему дню и всему совместному бытию, Ќатаха робко попросила, хватаЯсь
за последнее:
- Џоешь, поешь. —то ж ты ее, как воду...
- —егой-то ничего не идет.
- Ќу хоть чаю. ’ы и пирожка не испробовал. ’вои любимые, с горохом.
- „а чего сидеть. ‘иди, не сиди... Џошел Я.
Џотоптавшись у стола, оглЯдев растревоженную, но так и не съеденную ни
старыми, ни малыми прощальную еду, он нерешительно, будто забыл что-то тут,
в горнице, вышел.
Ќатаха, как была, с распущенными волосами, не успев прихватить их
гребнем, проводила его померкнувшим взглЯдом, не найдЯсь, что сказать, чем
остановить неумолимое времЯ.
Џоздним летнЯЯ зарЯ погасла без долгих раздумий, со света двор
показалсЯ кромешно темным, и глаза не сразу обвыклись, не сразу отделили от
земли белые груды притихших гусей и неЯсное пЯтно беспокойно вздыхавшей под
плетнем, должно еще не доенной коровы. Ќо сразу, еще с порога учуЯлось, как
в паркой ночи размеренно, на весь двор дышали дегтем подвешенные сапоги.
Ќе зажигаЯ спичек, ЉасьЯн ощупью пробралсЯ к санЯм, разделсЯ и залег в
свое опрохладневшее ложе. Ќо сразу уснуть не смог, а еще долго курил от
какого-то внутреннего неуюта, немо слушаЯ, как само по себе шуршало сено и
похрустывал, покрЯкивал перестоЯлыми на дневной жаре стропилами сарай, как
разноголосо встЯвкивали собаки, наверно в предчувствии скорой луны. € как
сквозь собачий брех где-то на задах, скорее всего на Љузькином подворье,
ржавыми замученными голосами орали:

Џоследний нонешний денечок
ѓулЯю с вами Я, друзьЯ...

“же забываЯсь, он безвременно глЯдел в глухую темень нависшего сенника,
и в ожидании окончательного забытьЯ, когда уже ни о чем не думалось, а
только пусто, отключение стучало в висках, ему вдруг почудилсЯ, будто из
давно минувших дней, из далекого детства, и не сразу осозналсЯ Явью знакомый
и убаюкивающий звон ведерка под нетерпеливыми молочными струЯми. € то ли уже
тогда же, ночью, то ли на самой утренней заре внЯл сторожкий Ќатахин шепот:
-- ќто Я, ЉосЯ...

Ћн потом не слышал, как за сарайной перегородкой, забив крыльЯми,
горласто, почти в самое ухо взыграл петух, которого прежде, в ночном,
узнавал от самой Ћстомли,- так тЯжек и провален был сон, простершийсЯ б до
полуднЯ, если не вставать, никуда не идти. Ќо так и не спавшаЯ, кое-как
приткнувшаЯсЯ в розвальнЯх Ќатаха, уже в который раз, привстав на локоть,
принималась расталкивать его, трепать по щекам, озабоченно окликаЯ:
- Џора, ЉосЯ, пора, родненький.
- Ђга, ага...- бормотал он одеревенелыми губами, жадно, всей грудью
вдыхаЯ, впитываЯ в себЯ последние минутки сна, бессильный пошевелитьсЯ.
- ‚ставай! ѓлЯнь-ка, уже и видно.
- ‘час, счас...
- ’ебе ж к лошадЯм надо,- шептала она, чувствуЯ свою скорбно-счастливую
вину: не приди она сюда после дойки, не отними тогда своими поздними ласками
и без того недолгую летнюю ночь, теперь он не мучилсЯ б этим сморенным, все
забывающим сном.- ‘лышь, ЉосЯ, ты ж к лошадЯм хотел...
- Ђга, к лошадЯм...
Ћна послюнила палец и мокрым провела по ЉасьЯновым тЯжелым, взбухшим
векам. ’от замигал, разлепил ничего не видЯщие, ничего не понимающие,
младенчески-отсутствующие глаза. € лишь спустЯ в них проголубела какаЯ-то
живинка, еще не вспугнутаЯ осознанием предстоЯщего, еще теплившаЯ в себе
одно только минувшее - ее, Ќатахино, умиротворЯющее в нем присутствие.
- “же? - удивилсЯ он свету, не понимаЯ, как же так, куда девалась ночь.
- “же, ЉосЯ, уже, голубчик,- проговорила она, спускаЯ босые ноги с
саней.
€ он, наконец осмыслив и бивший в чуть приоткрытые ворота теплый
утренний свет, и Ќатахин тревожный шепот, приподнЯлсЯ в санЯх.
- ‘колько времЯ?
- „а уж солнце. ‘едьмой, поди.
- Ћх ты! ‡аспалсЯ Я.- Ћн цапнул в головах брюки, отыскиваЯ курево.
- ‘разу и курить. ‚ыпей вон молока.
- Ђга, давай,- послушно кивнул ЉасьЯн, смутно припоминаЯ вчерашний
ночной звон подойника.
Ћн принЯл от Ќатахи ведро и через край долго, ненасытно попил прЯмо в
санЯх.
- ‚а! - крЯкнул он, оживаЯ голосом. € хотЯ не успел проспатьсЯ и все в
нем свинцовело от прерванного сна, на душе однако, уже не было прежней
тошнотной мути, и он попросил озабоченно, будто собиралсЯ в бригадный нарЯд:
- Џодай-ка, Ќата, сапоги.
Џотом, поочередно засовываЯ ладно обмотанные мЯгкими, хорошо
выкатанными портЯнками ноги в пахучие голенища, сонно покрЯхтываЯ, сам еще в
одних только брюках и нижней рубахе, урывками говорил:
-- џ с тобой не прощаюсь... …ще свидимсЯ...
Ќатаха присмирело глЯдела, как он обувалсЯ.
- € детишек не колготи... Џусть пока поспЯт.
- ‹адно...
- Џотом приведешь их к правлению... ЏонЯла?
- ‹адно, ЉосЯ, ладно...
-- —асам к девЯти. Њать тоже пусть придет...
Ћн встал, притопнул сапогами: ноги почувствовали прочную домовитость
обужи.
- Ђ вдруг там больше не свидимсЯ? - думаЯ над прежним, сказала она
поникшим голосом.
- Људа Я денусь? - кинул он и вышагнул из сараЯ, на ходу набрасываЯ
вчерашнюю черную рубаху.- Џодай-ка пиджак с картузом. Ђ то Я в сапогах,
нашумлю. € сумку.
- „ак что ж в дом не зайдешь? - Ќатаха следовала за ним, держа под шеей
стиснутые ладони, будто ей было холодно.- Ѓольше ведь не вернешьсЯ... € не
поел на дорогу.
- Љогда теперь есть...- проговорил он, торопко застегиваЯ на рубахе
мелкие непослушные пуговицы.- Џокуда туда добегу, да там...
- Ќу как же... ‘ домом хоть простись...
- „ак еще ж, говорю, свидимсЯ.
‚ дом ему не хотелось: не сознаваЯ того, невольно оберегал он в себе ту
пришедшую к нему ровность, с какой сейчас, не тратЯ себЯ, лучше бы за
калитку,- и все, как обрезал. ЏриглаживаЯ неприбранные волосы, ЉасьЯн на
носках переступил порог еще по-утреннему тихой избы, заведомо томЯсь горечью
увидеть в эту последнюю трудную длЯ него минуту не столько самих мальчишек,
сколько старую мать. ђебЯтишки - ладно: поцеловал бы сонных да и пошел, но
мать, поди, уже давно топчетсЯ, вон и гусей с коровой нет во дворе, и он
вошел в дом, весь внутренне напрЯженный и стЯнуты й.
Њать он увидел в горнице перед распахнутым сундуком. Ќе замечаЯ его,
она копалась внутри, вытаскиваЯ из бокового Ящичка длЯ мелочи какие-то
узелки и свертки. € ЉасьЯн, глЯдЯ на ее согбенную спину, не посмел
окликнуть, пока он.а сама, почуЯв чье-то присутствие, не повела взглЯдом в
его сторону. € взглЯд этот, оторванный от сундука, был какой-то чужой, не
признававший ЉасьЯна.
- Ќу, мать, пошел Я,- негромко, с заведомой бодрецой объЯвил он,
рассчитываЯ и тоном и видом смЯгчить и облегчить ей это прощание.
Ќынешней ночью она, наверно, совсем не спала: жухлое, бескровное лицо
ее еще больше обрезалось, жидкие изношенные волосы, сумеречные впалости глаз
и беззубого рта скорбно обозначали очертаниЯ проступившего праха, и ЉасьЯн
только теперь неутешно осознал, как враз состарилась его мать, как близка
она к своему краю. Ђ она, озабоченнаЯ чем-то своим, то ли вовсе не слыхала,
то ли не понЯла ЉасьЯновых слов, сказала ему свое:
- •отела найтить... „а вот, вишь, не найду, запамЯтовала. ЌатальЯ, ты,
часом, не видела, был тут у менЯ обвЯзочек...
- Џотом, мать, потом...- перебил ЉасьЯн.- €дти надо. Џобег Я.
- Џобег? - повторила она за ЉасьЯном, все еще странно отсутствуЯ,
дознаваЯсь взглЯдом какой-то своей пропажи.- “же и пошел? Ћх ты, осподи! Ђ
Я-то хотела тебе найтить. ‚зЯл бы с собою... ‘коль берегла, от самого твоего
рождениЯ. Џро такой-то случай. „а, вишь, не уберегла. ЏамЯти совсем не
стало. „а как же это пошел? „еток не повидавши... ‘ичас, сичас побужу. Ћх,
горе, вот горе...
- Ќе надо бы их,- попробовал отговорить ЉасьЯн, проследовав с ней за
полог.- џ пока на конюшню токмо. ЋпослЯ еще свидимсЯ.
- Љак же не надо, как же это не надо? “ходишь ведь! ЌатальЯ, поднимай
дитев, чего ж ты как не своЯ. Џроснись, Њитрий. € ты, ‘ергий, не спи. ЃудЯ,
будЯ вам. Џроспите отца-то. Ћй, лихо! - Ћна подхватила на руки младшего, все
еще никак не хотевшего держать голову, безвольно ронЯвшего ее на бабушкино
плечо.- „а что ж вы, как маку опились. ЋпамЯтуйтесЯ, сказано. Ѓатька вон
уходит, а вам бай дюже. Џридет ли опЯть...
€ только теперь, будто ударившись об это "опЯть", бессильнаЯ высказать
боль свою и смЯтение, молча заплакала, смЯв ветхие морщинистые губы. Џришел
в себЯ и, еще ничего не понЯв, сразу же заревел и Њитюнька.
- Ћх да голубчики мои белы-ы...- наконец вырвалсЯ на волю бабушкин
взрыд.- „а сыночки ж вы мои послед-нии-и...
ѓлЯдЯ на нее, крепившаЯсЯ все эти дни Ќатаха подшибленно ойкнула,
надломилась, пала, не блюдЯ живота, в ‘ергунковы ноги, беззвучно затрЯслась,
задвигала скрипучим топчаном. ђастревоженный ‘ергунок испуганно отобрал у
матери ноги, подскочил, присел на постели и теперь, заспанный и сумной,
понуро молчал, ни на кого не глЯдЯ.
- Ћх да на то ли Я вас, сыночки, лелеЯла-а,- раскачивалась вместе с
Њитюнькой бабушка.- Ќа то ль берегла-а... на черну да на бЯду-у...- €,
заметив насупленно молчавшего ‘ергунка, вдруг, в плаче же,
запросила-запричетывала: - Џлачь, плачь, ‘ергеюшко-о... Ќе молчи, не томись,
каса-а-тик... „а нешто не видишь, горЯ какаЯ наша-а...
Ћна потЯнулась к ‘ергунку незрЯчей, слепо искавшей рукой, но тот
уклонил свою голову, нелюдимо отшатнулсЯ от непонЯтно кричавшей бабки.
- „а что ж ты не плачешь, упорна-ай... Џожалей, пожалей свово
батюшку-у... Ћх, да на што сиротит он нас, на што спокида-а-ить...
Ќе хотел ничего этого ЉасьЯн, надо бы уйти сразу, да вот стой теперь,
слушай, и он, чувствуЯ, как опахнуло его изнутри каким-то тоскливым
сквознЯком, вышагнул в кухню и сдернул с гвоздЯ пиджак. € уже одетый, не
таЯсь пробуженной избы, гулко топаЯ сапогами, вернулсЯ в горницу за мешком.
- Ќу все, все! - оповестил он, засовываЯ рукава в мешочные лЯмки.-
ЌатальЯ! ЃудЯ, сказано! Ѓежать надо.
ЏеретЯнутый лЯмками по черному пиджаку и черной рубахе, уже какой-то не
свой, непривычный, ЉасьЯн взЯл у матери Њитюньку, присел с ним на сундуке.
‘ергунок соскользнул с топчана и, босоного прострочив горницу, прилепилсЯ
рЯдом.
- ‘Ядьте, посидим,- объЯвил ЉасьЯн.
Њать и Ќатаха, всхлипываЯ, послушно присели.
€ стало слышно, как в едва державшейсЯ, насильной тишине стенные ходики
хромоного, неправедно перебирали зубчики-секунды...
ЏытаЯсь все закруглить по-доброму, не дразнить больше слез, ЉасьЯн
наконец первый нарушил эту немую истому, воскликнув с шутейной бодрецой:
- Ќу, ‘ергей ЉасьЯнович! Џрощевай! —егой-то штанов не надеваешь? Џупком
на всех светишь? Ђ? „авай-ка, хозЯин, руку, досвиданькатьсЯ будем.
‘ергунок, хмурЯ белоперые отметины бровей, замешкалсЯ, не сразу подал
руку и не шлепнул ответно, как ЉасьЯну хотелось, а вЯло, чем-то неволЯсь,
положил ладошку на поджидавший его широкий плот отцовской пЯтерни.
- ќвон какаЯ ручища-то! - продолжал бодро играть ЉасьЯн.- Ќу прЯмо
мужицкаЯ! ’опором токмо махать або косой. Ќу дак и уступлю тебе все свое.
€збу вот... ‘трумент всЯкий... Џоле - сам знаешь где. •озЯйствуй знай! а?
Џока ЉасьЯн говорил, удерживаЯ сынову руку, тот все ник и ник
взъерошенной головой, и никак не уда валось ЉасьЯну заглЯнуть ему в глаза,
чтоб их запомнить и унести в памЯти.
- Џодойдет времЯ - учись, старайсЯ. Ђга? Џостигай, наматывай. ѓде, к
примеру, немец обретаетсЯ, что это за землЯ такаЯ? —тоб знать наперед,
понЯл? - Ћн говорил случайное, не знаЯ, что еще наказать непонЯтно
затворившемусЯ мальцу.- Ќу дак, Ясное дело, перво-наперво мать слушайсЯ. €
бабушку. ќто уже само собой.
‘ергунок, не убираЯ руку с отцовской ладони, молчал, вздув наспанные
губы.
- „а чего с ним сдеЯлось-то? - охнула бабушка.- Љак окаменел малый. ’ы
скажи, скажи слово-то отцу. Ќешто тоже эдак-то немтырем молчать. ќкой
упорной! •ватишьсЯ потом, да некому будет...
- ‹адно, мать, ладно. Ќе замай его. ќто со сна он... € ты, Њитрий, тож
слушайсЯ тут, не докучай.- ЉасьЯн притЯнул на грудь младшенького, потрепал,
потискал и, поцеловав трижды в непросохшие глаза, опустил на пол.- Ќу,
ступай к мамке, ступай!
Ѓабушка снова украдкой прослезилась какой-то остатней слезой, не
одолевшей морщинок: главные свои слезы, никем не слышанные, никем не
виданные, она выплакала еще до этого днЯ в одиноком своем запечье.
- Ќу, дак пора мне,- опЯть объЯвил ЉасьЯн, вставаЯ с сундука и озираЯ
напоследок углы и стены.- Њиром живите.
Џоочередно пообнимавшись с женой и матерью, которые снова ударились в
голос, оделив их, не слушавших, торопливыми утешными словами, какие нашлись,
какие попадЯ подвернулись, ЉасьЯн с перхотой в горле, стиснув зубы, нырнул в
горничную дверь, схватил по пути картуз с кухонного простенка и вылетел во
двор. ‚след на крыльце засумЯтились, запричитали, но он, кургузЯсь под
тЯжестью сумы, крепЯсь не обернутьсЯ, через силу порываЯ липучие тенета
отчего дома, превозмогаЯ хватавшую за ноги жалость к оставшимсЯ в нем, топча
ее сапогами, крупно, неистово пошагал, чуть ли не побежал к задней калитке.
€ вдруг, уже ухватЯсь за спасительную щеколду, услышал
звенЯще-отчаЯнный голосок, пробившийсЯ сквозь бабьи вопли:
- Џапка! Џапка-а!.. џ с тобой!.. џ с тобой, пап-ка-а-а.
ЋстановилсЯ ЉасьЯн, похолодел, сжалсЯ нутром, будто левым соском
напоролсЯ на вилы: перед сенечным крыльцом, отбиваЯсь от бабкиных и
материных рук, барахталсЯ на земле ‘ергунок, так и не успевший в суматохе
натЯнуть своих покосных штанов,- крутилсЯ вертким вьюном, бил-колотил
ногами, тЯнул к нему руки.
- Џапка-а! џ с тобой!
ЉасьЯн хотел уже было вернутьсЯ, как-то успокоить мальца, но на него
замахали сразу и мать и Ќатаха, закричав: "ЌельзЯ, ЉасьЯн! Ќе вертайсЯ, ради
бога!" € он поспешно рванул калитку.
€ когда, не обращаЯ вниманиЯ на ветки, обдираЯсь вишеньем, уходил
садом, и когда потом косил напрЯмки по чужой картошке, его долго еще
настигал и больно низал этот тоненький вскрик, долетавший с подворьЯ:
- Ђ-а-а...

‚се это времЯ, готовЯсь к последнему дню, наперед казнЯсь его
неизбежной надсадой, ЉасьЯн все же мыслил себе, как пройдет он по “свЯтам,
оглЯдываЯ, запоминаЯ и прощаЯсь с деревней, торжественно печалЯсь про себЯ,
оттого что каждый его шаг будет необратим, а путь его неведом; как выйдут за
калитки остающиесЯ тут старики, почтительно обнажат перед ним головы,
наговариваЯ разное, вроде: "—ас добрый тебе, час добрый! Ќе сплошай там,
вертайсЯ!"; как будут вослед торопливыми жменьками сыпать кресты на его
заплечную суму глЯдЯщие в окна старушки, а деревенскаЯ детвора молчаливым
поглЯдом проводит его, ступающего в последний раз мимо изб, ворот и
палисадов.
‘ тем бы и уйти, переступить усвЯтскую черту...
Ќо пришел этот день, и бежал ЉасьЯн задворьЯми, обрываЯ сапогами ботву,
сшибаЯ сиреневые соцветии июльской картошки, не замечаЯ, что бежит, мелькаЯ
далеко видным белым мешком. Ќа Џолевой улице, против Љузькиной избы,
оглЯдываЯсь назад, на ‘ергунков крик, едва не угодил в какую-то Ямину,
вырытую рЯдом с тропой, и не сразу понЯл, к чему она тут, длЯ чего она
Љузьке. € лишь когда попалась и другаЯ, и третьЯ вспомнил, что и сам вырыл
такую же под своими окнами, когда собирались столбить радио. Ќенужные теперь
Ямы желтели взрытой глиной почти против каждой избы, и он, обегаЯ их, с
неприЯтным чувством подумал, что следовало бы опЯть засыпать, заровнЯть
перед уходом, негоже, нехорошо оставлЯть заготовленную Яму, зиЯвшую против
двора. ‚се равно теперь некому будет ни ставить столбы, ни тЯнуть проволоку.
Ќа ‘еливановой свертке, одолев предел цепенЯщего тЯготениЯ, ЉасьЯн
обессиленно и в то же времЯ облегченно перевел дух. Џод потным обручем
картуза запаленно бухали виски, тело колотило мелким ознобом. ‚ последний
раз оглЯнулсЯ назад, не нашел своего двора за сокрывшими его соседними
садами, да особенно и не вглЯдывалсЯ туда, даже как-то рад был, что уже не
видно, что наконец обрезалась пуповина и он теперь сам по себе с одной
только своей ношей.
„еревнЯ в этот уже неранний час была затаенно нема и безлюдна: все,
кому предназначалось идти, еще досиживали свое по домам, обрЯжались в
походное, завтракали, давали последние заветы, еще только подходили к
прощальной маете, бабьему крику, и ЉасьЯн, окинув в последний раз пустую,
будто выморочную улицу, свернул в заулок.
Ќа все том же конторском выгоне, в полуверсте от деревни, вставала
ровной соломенной крышей новаЯ конюшнЯ, затеЯннаЯ там по генеральному
Џрошкиному плану. ђЯдом с ней желтела выведенными стропилами другаЯ такаЯ же
хоромина - под молоднЯк. Ћттуда натЯгивало радостным духом лошадиных стойл,
к которому подмешивалсЯ запах уже обсохшего и засочившегосЯ степной горечью
низкорослого полынка, и ЉасьЯн, вольно расслабЯсь, распустив давивший его
ворот, пошел уже ровнее, успокаиваЯсь и обретаЯ себЯ.
Ќа выбитом выгоне возле конюшни сгрудились бригадные телеги, нынче их
еще никто не разбирал и, видно, теперь уж не тронут за весь день. ‚озле
телег ЉасьЯн увидел дедушку ‘еливана, долговЯзого и молчаливого деда ‘имаку
и босого, в коротковатых штанах Џашку-ѓыгу. „ед ‘имака, подважив плечом бок
бестарки, сдвинул с оси заднее колесо, даваЯ ‘еливану промазать квачом
ступицу. Џашка-ѓыга, присев на корточки, с детским любопытством заглЯдывал в
черную дегтЯрную дыру колеса. ‡а его спиной поверх выпущенной рубахи висело
на бечевке вытесанное из доски алЯповатое подобие ружьЯ.
Џашка-ѓыга первым уловил шаги и, недобро остановив на ЉасьЯне
вытаращенные глаза, должно быть, не узнаваЯ, цапнул было с плеча ружье, но,
распознав-таки прежнего конюха, подскочил, миролюбиво и заискивающе протЯнул
пухлую бескостную ладонь.
- Ђ мы тут мажем... —тоб немец не услыхал,- доложил он и, широко
распустив сырой губастый рот, неприЯтно, всеми внутренностЯми гыгыкнул.
- Ћ, глЯнь-кось! ‚от он воитель! ‚ полном соборе! - обрадовалсЯ дедушко
‘еливан, любовно осматриваЯ ЉасьЯна.- Ќа вот дегтЯрочку, подмажь, подбодри
ходки.
- “же смазаны,- сдержанно ответил ЉасьЯн, мельком взглЯнув на свои
успевшие запылитьсЯ, потерЯвшие вид сапоги.
- ’ади ладно, ежли так. „огорела свеча до огарочка, пора и выступать.
„ожжа вроде не будет.
„едушко ‘еливан и сам вырЯдилсЯ в невесть откуда взЯвшиесЯ у него
чоботы - пустоносые, с заплатами на обоих скульЯх, но вволю смазанные и
расчищенные суконкой. € рубаха на нем была не та - мелким пшенцом по
блекло-синему застиранному ситцу, неглаженаЯ, но чистаЯ.
- Ђ ‚анюшка-то „ронов еще вчерась надвечер улепетнул,- сообщил он со
свежей утренней бодростью.- Ћдин да пеший. „а-а... Џобег, побег, соколик...
‡аглЯнул Я к ему перед тем - молчит, цигаркой коптит, а сумка уже у порога.
’ак был сух, а то и вовсе сухменью взЯлсЯ, исхудал бедой. ‚от как запекло-то
мужика! Џогоди, говорю, завтра подводой доставим. Ќи в какую! Љаждый час,
говорит, дорог. Ќу да уж, поди, и тамотка, тридцать верст отсчитал по
прохладцу. Ђ то небось уж и в ашалоне едет.
- ЊоЯ бабка говорит, это его смертушка к себе кличет,- сказал
Џашка-ѓыга.- €ди сюды, иди сюды - пальцем, гы-гы-гы.
- Ђ ну! - повел бровью дед ‘имака, и Џашка опасливо отскочил, продолжаЯ
мокророто лыбитьсЯ. ‚ыправь-ка лучше телегу на выезд.
Џашка готовно облапил дышло и поволок бестарку на свободное место.
- „вух извозов хватит ли? - спросил дедушко ‘еливан.- ‘ полета мужиков
ежли?
- •ватит.- „ед ‘имака кивнул-клюнул крупным вороньим носом,
зачинавшимсЯ безо всЯкого перехода прЯмо в самой пуще жестких бровей.-
•ватит и двух - не на Ђзов поход.
- ’ебе, ЉасьЯнушко, каких прикажешь запречь? - весело поинтересовалсЯ
дедушко ‘еливан.- ‚ыбирай любых, напоследок проедешь.
- ‚се едино. Ќе с бубенцами скакать. Љоней-то покормили?
- Ђ то как же,- степенно кивнул дед ‘имака, принЯвший конюшенные
бразды.
- ‡асыпали, засыпали овсеца,- уточнил дедушко ‘еливан.- †ую-ют! џ ить
сюда чуть свет прискакал. Ђ топчан сладим, дак и ночевать тутотка стану.
- Ћвес бы поберегли. Ќе зима - всем овес травить,- заметил ЉасьЯн.-
’еперь сыпь, да оглЯдывайсЯ.
- ‚сего по картузу и плеснули. Ќехай разговеютсЯ. ‚ такой-то день! ‘
маю небось на одной траве. Љак посевную пошабашили, с той поры, поди, и не
перепадало. Ђ два дни дак и вовсе в ночном не бывали, незнамо чем и сыты.
- ќто наладитсЯ,- покашлЯл дед ‘имака.- Ќынче с Џавлом и сгонЯем.
Ќекому ж было. Џришел, а кони брошены, доски грызут. ‹обов на дежурство не
вышел, его день был. € хвуражиров призывают. ‘казать, дак люди не виноваты.
€м тож собратьсЯ надо. Ѓлаго хоть вон Џавел попить привез.
…го жидкие восковые щеки, беспорЯдочно иссеченные годами, непроизвольно
вздрагивали от какого-то тика, будто держал он во рту зубное полоскание и
гонЯл туда-сюда днем и ночью,- прихварывал старик, маЯлсЯ грудью.
- Џозавчоры стучит в окно „ронов,- сказал он, откашлЯвшись.- €ди,
говорит, побудь на конюшне. Џока, мол, кого подыщем. Ќу дак чего ж пока?
Џороблю, раз надо. €шшо ноги носють. Ђ ногам все одно где топать - дома ли,
тут ли. Њне б, конешно, стариков в подмогу. Ќу да Я сам и поговорю с
которыми.
- „ак и Я пособлю чего ни то,- отозвалсЯ дедушко ‘еливан.- ‚от
солдатиков провожу, свезу торбы да и переберусь к тебе насовсем. ќ-э,
‘ерафим, не журись. Љабы наша там-то взЯла, а тут мы присмотрим.- €
распорЯдительно крикнул: - Џавел! ‘лазь-ка, голубь, на сеновал, поглЯди, нет
ли сенца на повозки постлать.
Џашка, снЯв ружье и приставив его к конюшенной стене, ловко взбежал по
стремЯнке.
- ‘ сеном нонче разор,- проговорил дед ‘имака, уставЯсь в землю.- ‹адно
ишшо дожжей нет...
Џока старики возились со второй повозкой, ЉасьЯн заглЯнул в конюшню. Ќо
вошел не сразу, а сперва постоЯл у порога, всматриваЯсь вовнутрь с чувством
недавнего хозЯина, невольно примечаЯ, какаЯ поруха успела завестись в его
отсутствие. ‘о света в конюшне было сумеречно и терпко. ‘олнечные лучи,
бившие слева в узкие оконца, сизо дымились испариной над кучками вычищенного
навоза, сваленного в главном проходе. ‚о времЯ чистки ЉасьЯн всегда
распахивал и те и другие ворота настежь, давал погулЯть свежему ветерку, но
нынче дальние двери были заперты, видно, дед ‘имака остерегалсЯ сквознЯков.
‚ойдЯ, ЉасьЯн заглЯнул в шорницкую, отгороженную при входе. ’ам тоже
наметились перемены. „еревЯнный ларь с инструментами, седельным войлоком и
всЯкой починочной обрезью, на котором зимой конюха коротали дежурства, был
отодвинут, а на его месте стоЯл еще не доделанный топчан, тогда как вокруг
на полу валЯлись обрезки брусков и теса и было насорено щепой и опилками. Ќа
столе вперемешку с рубанком и долотами стоЯл чужой незнакомый чайник и
глинЯнаЯ черепушка, прикрытаЯ лопухом. Ќадо всем этим, под узким, таким же,
как и у лошадей, оконцем, торопко мельтешили жестЯные ходики, должно
принесенные дедом ‘имакой из дому. „ед ‘имака утверждалсЯ в шорном кутке
прочно и основательно, будто въезжал в новое жилье, но пока здесь было
мусорно и неуютно, и все это кольнуло ЉасьЯна, подчеркнув его окончательную
отторженность и непричастность к конюшенному бытию. € было странно и
неприЯтно слушать, как где-то на чердаке топал, стучал пЯтками
разговаривавший сам с собой Џашка-ѓыга.
‡а высокими перегородками, так что были видны одни только стегна и
холки, наголодавшиесЯ кони шумно мололи сразу множеством жерновов, довольно
пофыркивали, секли по стенкам хвостами. ЉасьЯн, тихо, будто чужой, прошелсЯ
вдоль стойл, заглЯдываЯ через прЯсла. ‡анЯтые едой, уткнувшись в кормушки,
лошади не замечали его. ЉасьЯн переходил от одной к другой все с тем
чувством своей отторженности, и когда впереди мелькнула молочнаЯ спина его
собственной кобылы, он родственно затеплилсЯ и, минуЯ остальных лошадей,
пошел к ней поглЯдеть напоследок и попрощатьсЯ.
- „анька! „анька! - позвал он еще издали.
Ќезадолго до колхоза, продав состарившуюсЯ отцову лошадь и прибавив
подкопленных деньжат, заимел он некрупную, но броскую молодую кобылку. Ѓыла
она редкой буланой масти, с белыми аккуратными копытцами, что и перевесило
все его раздумьЯ и колебаниЯ, и за этот ее теплый молочный окрас, за всю ее
девичью игрушечность назвал он кобылу „анькой, подразумеваЯ под этим, что
дана ему на счастье. Џравда, выглЯдела она в тот покупной момент тощей и
необихоженной, но худоба была нестарушечьЯ, поправимаЯ в хороших руках, и он
весь ушел в заботы о новой скотине. “вел ее в безлюдный угол займища, сплел
себе там шалаш и жил чуть ли не пол-лета, выгуливал свою „аньку на вольной
траве, не докучаЯ работой. ’олько знай гулЯй себе, ешь чего хочетсЯ. €
„анька на глазах стала выладниватьсЯ, хорошеть, заволнилась гривой, заходила
остренькими ушами с живым интересом к миру. Ќапоследок ЉасьЯн выкупал ее в
Ћстомле, отчистил белым речным песком и еще раз выкупал и, неузнаваемую, сам
в душе с праздником привел во двор. ‘обрал стол, позвал мужиков, те
нахваливали: "•ороша, хороша, но да вить корова - молоком, а конь - работой.
Ћпробовать бы надо..." - "‘пробуем, как не спробовать,- радовалсЯ ЉасьЯн.-
„лЯ того и куплена". Ќа другой день съездил к Ђфониному отцу, подковал на
все четыре высоконьких, стаканчиками, копытца. Џосле того разобрал старую
телегу и на прежних осЯх и железной оснастке принЯлсЯ мастерить новый полок.
‚звешивал и обдумывал каждую дощечку, каждую спицу в колесе чтобы возок был
и крепок, и не громоздок,- ладил в самый раз по кобылке.
‚се у ЉасьЯна в тот год вроде бы ладилось и ладно складывалось длЯ
ровной жизни в посильных трудах, но вот завелсЯ в “свЯтах колхозец и стал
поперек всех его планов, расколол мысли надвое. —то это за новшество, многим
не особенно было понЯтно, и поначалу принимали его не все и не сразу. Њужики
при хозЯйствах осторожничали, тЯнули времЯ, кое-кто распродал со двора лишки
на тот случай, что если придетсЯ вступать, то уж с меньшей потратой. ЉасьЯну
колхоз тоже показалсЯ не ко времени, да и кое-кто не советовал вЯзать себЯ с
ним. Ќо все ж длЯ себЯ нашел он иной выход, казавшийсЯ ему разумным и
справедливым длЯ обеих сторон. Ћ себе заЯвил так, что-де не против вступить
в колхоз, но с тем условием, чтобы и конь, и полок оставались при нем, на
его дворе, а он, когда надо, работал бы вместе с конем на общий котел. “же
тогда севший править артелью Џрошка показал ему обидную дулю, сказавши, что
таких хитропопых подрЯдчиков ему не надо: вступать так вступать а не
вступать - так и нечего голову морочить... •орошо ему, Џрошке, фигу
показывать - сам-то он безлошадно, налегке вступил, и ЉасьЯн рисовал себе
невеселую картину, как кто-то чужой запрЯжет его „аньку, навалит на телегу
сверх всЯкой меры и совести, огреет кнутом, бестолково задергает вожжами,
заорет матерно и не пособит, не слезет с повозки, когда его, ЉасьЯнова,
„анька, выворачиваЯ из суставов ноги, будет полоумно выпластыватьсЯ, лезть
из хомута на последнем узволоке. Љто ж побережет не свое, думал он тогда. €
подаваЯ наконец заЯвление, поставил колхозу новое условие: вступить он не
возражает с конем и с телегой, даже прибавит к тому соху, хорошую железную
борону и пару полотен кос, но чтоб непременно назначили его конюхом. "„а что
ты все ультиматумы ставишь? - вскинулсЯ тогда Џрошка-председатель.-
Џан-барон нашелсЯ, понимаешь!" Ќо, вспомнив, что ЉасьЯн отбывал
действительную фуражиром, согласилсЯ удовлетворить его, как он выразилсЯ,
"каприс" и назначил на должность временно, до общего собраниЯ - как оно
скажет. ‘ той поры так и пошло: конюхом да конюхом - вот уже целый десЯток
колхозных годов. ‘перва рЯдовым, потом и старшим. ‘вою хозЯйскую дотошность
ЉасьЯн, обвыкнув в колхозе, перенес и на общественное добро: терпеть не мог
изодранной и пересохшей сбруи, расхристанных хомутов, как попало сваленного
лошадЯм сена, ворчал из-за каждой потерЯнной подковы, и не дай бог, если кто
возвернет с полЯ конЯ с потертой холкой...
‡а времЯ своего конюхованиЯ привЯзалсЯ он ко многим лошадЯм, иных
выходил с сосунковой поры, иные выдурились почище „аньки. Њечталось завести
даже донцов, подбивал на это Џрошку-председателЯ, но тот, узнав, сколько
стоит чистокровнаЯ матка, замахал обеими руками, отвернул нос: "€ди, иди, не
дурей! ‡а такие деньги два трактора можно купить". Ќо ЉасьЯн не отказалсЯ от
своей задумки: тем же летом выбрал самую ходкую и статную кобылу —елку и, не
сказав никому, махнул на ней в Џодзвонье на конный завод. ‡а хороший
магарыч, так что и сам вернулсЯ без шапки, поставил ее с записным жеребцом
Џерепелом, и объЯвилась перваЯ в “свЯтах дончиха. ‚он она стоит в шестом
стойле - подпашистаЯ, сухомордаЯ, в белых чулках. € назвал он ее по всем
заводским правилам: от клички отца взЯл первую букву "Џ", приставил к имени
матери, и получилось, как влилось,- Џчелка. ‚сего пока полукровка, но уже по
всей справе видать, что не простого замеса лошадка,- красота с огнем
пополам! Џрошка-председатель присматривалсЯ, удивлЯлсЯ: "—то за кралЯ?
Ћткуда такаЯ?" „олжно, метил в свои бегунки. ’о-то что и оно - откуда... Ќе
случись война, на другой год опЯть бы съездил в Џодзвонье, уже на самой
Џчелке, чтоб еще больше приблизить потомство к настоЯщим кровЯм. „а, видно,
конец всему, того глЯди, и самую Џчелку вот-вот заберут...
Ѓыли у него и еще коньки хороших статей, стригунки, часами б глЯдел на
сорванцов, как вынашиваютсЯ они, на скаку покусываЯ друг другу холки, или
встают друг перед дружкой на дыбки, под грудь загибают шеи. ‚ табуне, что в
колоде, есть и козыри, есть и шестерки - всЯкие, но „анька шла по особ
статье: своЯ лошадь.
—етырнадцатое лето дотаптывает его „анька - три до него да десЯток трав
под его доглЯдом. Џравда, росточком так и не вышла и даже вроде как ниже
стала, оттого что раздалась задом, разломилась повдоль сытой спиной,- от
былого, конечно, ничего не осталось, но масть и теперь красит - виднаЯ
лошадь! ‚ первые годы, уже будучи колхозным конюхом, набрасывал ЉасьЯн на
нее седло покрасоватьсЯ перед миром, когда выгонЯл табун в ночное, дескать,
знай наших! Џотом растолстела, разбочкалась, под седлом неудобна стала, и
ЉасьЯн года три как пересел на рослого џсенЯ. •отел и дальше вести от нее
редкую масть, да не сыскал пары, такого же молочнотопленого конька. Ђ хорошо
б было! Ћт своих же, усвЯтских, несла она всЯкий разнобой, двух жеребЯток
почему-то сбросила, а главное - получались они и самой мельче. Љакие-то
нелады у нее с племем, не способнаЯ к этому. ‘казать по совести, малость
просчиталсЯ он с ней: вгорЯчах, когда покупал, мерещилось большее. Њасть-то
масть, да не слезь в грЯзь. Ћказалось, лошаденка-то без стараниЯ, норовом
себе на уме - лишнего не положи, в паре без кнута валек не натЯнет, а чуть
что - и куснуть горазда. ’о ли была отроду такой, то ли уже здесь, в
колхозе, забаловалась. ‚ своем хозЯйстве эта порча сразу бы и обнаружилась,
а тут, за другими лошадьми, как-то не примечалось. „а кто ж знал! €ной вон и
бабу за одни глаза берет, размечтаетсЯ, думает, царевну ухватил, ни у кого
такой нету... € все ж любил ее ЉасьЯн, может, потому, что сам на ней не
пахал, не сеЯл, а только ходил, да чистил, да глЯдел на буланую шерстку.
Њежду тем мужики брали ее в нарЯд без особой охоты, когда уже выбрать было
не из чего, и это задевало ЉасьЯна. ‡нал он и про то, что бивали ее, с глаз
отъехавши, но промалчивал. ‡а другую лошадь поднЯл бы шум, начертыхал бы по
самую завЯзку, а тут - молчок, неловко было за свою лаЯтьсЯ. €ной раз
вернетсЯ кобыла на конный двор, а на пыльном гузье - свежие полосы, следы
осерженного кнута. Њожет, и за дело бита, да и как не за дело, но ЉасьЯн
состроит вид, будто не заметил, замкнет рот а в самом заворошитсЯ обида
пополам с жалостью. € жалеЯ, потом в ночи украдкой подсыплет, хоть на
пригоршню, да овсеца побольше, а сенца помЯгче...
Ќо вот стоЯл он нынче с заплечным мешком перед ней, и та не заметила,
не оторвалась от чужой подачки.
- „анька, „анька! - позвал он еще раз, играЯ голосом, не знаЯ и сам,
чего добивалсЯ от лошади.
Љобыла, услыхав привычный оклик, поднЯла голову, свернула глаз к
заплечью и ненадолго, непомнЯще посмотрела на хозЯина, деловито, размашисто
жуЯ, гонЯЯ рубчатые желваки по широким салазкам. Ѓелое овсЯное молоко
проступило в ее сомкнутом сизогубом зеве.
- ќто Я! Ђли не видишь? - поспешил удержать ее взглЯд ЉасьЯн и зачем-то
посвистел, как при водопое. Ќо та, еще не дожевав, жадничаЯ, опЯть сунулась
в обслюнЯвленный Ящик.- ќк поспешает! - обиделсЯ ЉасьЯн,- “спеешь еще, день
велик. Ќынче и вовсе никуда не тронут. Ќекому трогать. Ќынче у тебЯ пустой
день.
Љобыла продолжала хрумкать, сопЯ и ширЯсь мордой по опустевшему Ящику,
и ЉасьЯн, дожидаЯсь, пока она управитсЯ и вскинет голову, униженно
рассматривал приколоченную к столбу табличку. Љогда вселЯлись в новую
конюшню, он собственноручно выстрогал эту досочку и старательно написал
чернильным карандашом крупно, с замысловатыми завитками эти четыре буквы -
"„анЯ". Џотом какой-то лихоман перечеркнул букву "а", а сверху написал "у",
и ЉасьЯн ночью выскребал ножом эту обидную, насмешливую букву.
- Ќу дак чего... Џошел Я...- растерЯнно проговорил он, оглЯнувшись на
выход, мимо которого как раз промелькнул Џашка с охапкой сена.- ‹адно, жуй,
раз такое дело. Њожет, больше и не доведетсЯ. Ћвсеца-то. Ѓез менЯ теперь
будешь.
Ћн потЯнулсЯ через прЯсло, прощаЯсь, почесал пальцами крутую конскую
лЯжку. Љобыла в ответ досадливо трепнула долгим белым хвостом, будто
отмахивалась от докучливого слепнЯ.
- Ќу не буду, не буду... ’вое теперь дело: кто дал - у того бери, кто
ударил - тому беги,- проговорил он, неудовлетворенно, с обидой отступаЯ от
лошади.- Ќу, бывай! Џошел Я...
ЉасьЯн опасливо обернулсЯ в оба конца, не видит ли кто этого его
тайного свиданиЯ со своей давней застарелой болЯчкой, и, отступаЯ от стойла,
вдруг в конце прохода, среди ровного рЯда хомутов, развешенных на столбах,-
каждый против своей лошади,- подцепил нечаЯнным взглЯдом какой-то лишний,
ненужно выпиравший предмет. ‚смотревшись, ЉасьЯн распознал морду старого
Љречета. Џоложив тЯжелую, сумеречно-серую голову на прЯсло, он затаенно
следил из-за хомутов за ЉасьЯном, словно догадывалсЯ, что видит его в
последний раз.
- Ђ-а, это ты! - обрадовалсЯ ЉасьЯн внимательному взглЯду мерина, о
котором как-то и не .вспомнил, и, наверно, не подошел бы, не попадись тот
ему на глаза.- Ќу как ты тут, а? †ивой?
ЉасьЯн шел к нему, заранее протЯнув ладонь, будто длЯ рукопожатиЯ, и
конь нетерпеливо загремел копытами, сунулсЯ грудью в перекладину и безголосо
заржал, издав какой-то долгий сухой сип, под конец которого прорезалсЯ
немощно озвученный, изъеденный старостью голосок.
- “знал, а? “зна-ал! - растроганно выговаривал ЉасьЯн, увидев, как
рванулась к нему лошадь.
Ћн подошел и потрепал старого конЯ по замшелой гулкой скуле, и тот
ткнулсЯ колючими усатыми губами под ЉасьЯново ухо, засопел довольно.
- —то ж ты не ешь, а? Ђли не естсЯ? ’ы давай ешь. ‚он как твои
друзьЯ-приЯтели овес рушат. ‡а ухи не оторвешь. € про прежнего хозЯина
забыли. Ђ Я ж их из грЯзи, можно сказать... ‘коль болЯчек повымазал...
Љонь, положив голову на ЉасьЯново плечо, слушал, водил ушами, и эта
доверчиваЯ тЯжесть была приЯтна и радостна ЉасьЯну.
- Ђ Я, вишь, ухожу. ‚ойна, браток, война! Ќегожее дело затеЯлось. ‘ена
не запасли, овес вон подчистили... ‚от беда: и дать-то тебе нечего, нету
гостинчика. ‡абыл Я про тебЯ, запамЯтовал, что ты есть. Ќу, прости,
прости... ‡аморочили бабы голову, ревут да голосЯт. Ќасилу из дому
вырвалсЯ... Ђ ты дак не забыл - помнишь! ‚от, видишь, как оно...
ЌаговариваЯ все это, ЉасьЯн в который раз сокрушенно шарилсЯ по
карманам, ища хоть какую случайную корку, хотЯ бы зернышко длЯ прощальной
утехи коню, ведь всегда ж чего-нибудь носил, не ЯвлЯлсЯ порожний. Ќо
карманы, как назло, были пусты, должно, Ќатаха, сбираЯ одежу, все
повытрусила оттуда, и от этого сделалось ему неловко и совестно.
- Љак же Я, а? Ќету, нету ничего... ‡абыл начисто. € вдруг, задержав
руку в пустом кармане, обрадованно замер.
- Џостой! Љак же нету? Љак же это нету? …-есть! ‘ичас, сичас, браток...
Ћн сбросил с себЯ мешок и, присев на корточки, принЯлсЯ торопливо
распутывать затЯнувшуюсЯ петлю. Љречет, перегнувшись шеей через прЯсло,
осторожно теребил губами картузную маковку.
- Ќу как же нет? ‚от же...- бормотал ЉасьЯн и, выхватив ковригу,
ломанул от нее закраек.- Ќа-ка, друг, испробуй солдатского!
Њерин потЯнулсЯ к хлебу, но сразу не взЯл, а долго нюхал, тонко играл,
вздрагивал ноздрЯми, вдыхаЯ острый ржаной запах, и лишь потом робко,
стеснительно, как бы не верЯ - не по чести,- заперебирал по горбушке губами,
ловчась откусить истертыми до десен негодными резцами. € так и не откусив,
вобрал все в рот и, зажмурЯсь, благодарно запахнув глаза, неспешно, словно
вслушиваЯсь в душистое, солоноватое лакомство, повернул тЯжело туркающую
челюсть в одну сторону, в другую...
- …шь! - подбадривал ЉасьЯн и, жалеЯ лошадь, обломил о колено еще
кусок.- •удо твое дело. Љабы не война, дак, может, еще б пожил промеж
других. Ђ то, вишь, война...
Љогда ЉасьЯн впервые принЯл конюшню, Љречет уже и тогда в годах был, но
еще выглЯдел крепким, богатым конем в серых морозных Яблоках. Џривел его с
собой в колхоз ныне покойный “стин ЏодпрЯхин, а сколь жил до “стина и где
обитал, где его настоЯщаЯ родина, никто в “свЯтах не знал. Ђ нашел его
ЏодпрЯхин аж в девЯтнадцатом году в Љлючевском Яру в полной сбруе, под
боевым седлом. Џо-за тем Яром по Њуравскому шлЯху - ЉасьЯн тогда мальчишкой
был - ходили конные сотни, секли друг дружку - то белые налетЯт, то
красные,- и неведомо было, чей это конь, кому служил, за что билсЯ. Љоню
ведь все едино, куда скакать, чьей рукой направЯт. ‡а эту его темность
Џрошка недолюбливал Љречета, называл его в шутку контрой. Ќу да, может, и
был за конем грех какой, дак после того с лихвой изгладил вину: годов
двенадцать на “стина рoбил, пЯтерых ребЯтишек таким вот хлебом на ноги
поднЯл, да потом в колхозе, пока не избил копыта, пока не подошел край.
- „а, братка, не станут тебЯ больше держать. •ватит, скажут. —то
поделаешь? Ќе до тебЯ теперь. Ќе помогальщик ты больше. ђази тем токмо
пособишь, что шкуру отдашь на солдатские ремни... ’ак что ешь. Џоследний
твой хлебушко. Ќе увидимсЯ больше...
ЉасьЯн поддавал ладонью, помогал Љречету взЯть остро растопыренные
корки, сминал кулаком потуже мЯкиш, уже не замечаЯ за словами, сколько раз
ломал от ковриги.
Ќеожиданно кто-то поддал его в спину, и ЉасьЯн увидел ‚арю, тЯнувшуюсЯ
к нему из соседнего стойла. ЋтросшаЯ порыжелаЯ челка рассыпалась по ее
шоколадной морде с белой пролысиной. Љобыла, коротко гоготнув с густой
сдержанной мощью, ревниво скосила на Љречета темно-сливовый зрак с
отраженными в нем квадратиками противоположного окошка. Џод ее боком толоксЯ
такой же шоколадный и тоже с белым переносьем сосунок, дрожливо, как леснаЯ
коза, нюхал поверху хлебный воздух, еще не ведаЯ, что это такое, беспонЯтно
волнуЯсь, перебираЯ копытцами.
- Ђ-а, ‚арвара! - обернулсЯ к ней ЉасьЯн, всегда уважавший эту сильную,
безотказную и добрую лошадь с самым большим хомутом во всех “свЯтах.- € тебе
хлебца? „ам и тебе. Ђ как же... Ќа, на, матушка. ’ебе да не дать...
Ћн и ей обрадованно отщипнул кусок и еще поменьше протЯнул жеребенку.
’от, однако, не знал, что делать с хлебом, бестолково тыкалсЯ в ЉасьЯнову
руку, потом потЯнулсЯ к материным губам, любопытствуЯ, что она такое жует.
- ќкий дурак! - опЯть растрогалсЯ ЉасьЯн, ловчась погладить, поласкать
несмышленыша, и был он в эти минутки прощального избываниЯ как во хмелю:
обостренный ко всему, то горестный, то невесть отчего счастливый. €, снова,
обращаЯсь к ‚аре, говорил: - ’ебЯ с дитем на войну не возьмут, не должны б
взЯть. ’ак что тут останешьсЯ. ќто вон ‹асточку с ‚егой, џсенЯ, к примеру,-
тех подберут. „ак и Џчелку, само собой... ‹асточка с ‚егой в извоз патроны
возить або пушку. Људа ни назначь - добраЯ пара. „ак и џсень... Ђ Џчелку,
Ясное дело, под седло, под командира. “видит - не расстанетсЯ командир.
Њногих пошерстЯт. Њожет, какой десЯток-полтора и останетсЯ. ’ак что тут тоже
не мед. •омуту не просыхать. ‚он сколь хлебушка в поле. ’ебе, ‚арвара, жать
да возить. ’ы уж, матушка, выручай тут. ‘коль малых ребЯтишек на тебе, на
твоей хребтине остаетсЯ. ќх, кругом разор!
’о ли запахом свежего хлеба, то ли голосом своим растревожил,
расшевелил ЉасьЯн чуть ли не всю конюшню, и то рЯдом, то за проходом
напротив кони за гукали полом, застригли навостренными ушами. ЏринюхиваЯсь
издали, высунулись за входные барьерки стоЯвшие рЯдом ‚ега и ‹асточка, с
тихой волнистой протЯжцей подал молодой голос ЉасьЯнов ездовый џсень...
Љто-то там дальше уже зассорилсЯ с соседом, взвизгнул зверино, саданул в
доски - не иначе „анька, ни с кем не уживаетсЯ, подлаЯ. “же два станка
сменил ей ЉасьЯн, а все то же...
Ќа виду у коней ЉасьЯну было неловко прЯтать остаток ковриги в мешок,
заела б, замучила совесть, и он пошел по рЯдам, отламываЯ и раздаваЯ
последнее, сам облегчаЯсь намученной душой.
- „Ядька ЉосЯ! - встал в солнечном проеме ворот Џашка-ѓыга.- Љаких
выводить? Љоторых?
Ќо увидав, как тот ходил по станкам с искромсанным ломтем, поумолк,
вырисовываЯсь деревЯнным ружьецом за плечами.

‹ошади были поданы к конторе за полчаса до объЯвленного срока.
ђаспрощавшись с дедом ‘имакой, который, выкликнув вслед: "Ќу, с богом!
‘ богом!" - осталсЯ маЯчить посеред конюшенного двора с непокрытой головой,
ЉасьЯн на ‹асточке с ‚егой, дедушко ‘еливан на џсене с Њальчиком на рысЯх
подкатили к правленческому майдану.
Ќо еще издали, трЯсЯсь в задней телеге, ‘еливан окликнул непонЯтно за
колесным грохотом, ткнул кнутом в сторону конторы, и ЉасьЯн увидел, как в
утренней синеве над соломенной кровлей свежо и беспокойно полоскалсЯ новый
кумачовый флаг, вывешенный, должно быть, только что, в самое утро, заместо
старого, истратившегосЯ до блеклой непотребности.
Ќа пустыре уже набралсЯ усвЯтский люд: подорожно, не по погоде тепло, с
запасом одетые мужики с разномастными самодельными сумками, и с каждым
пришли его домашние, провожатые. ‹юди облепили конторское крыльцо, кирпичную
завалинку, толпились кучками, лежали и сидели в тополевой посадке. Њелькнул
широкой спиной с полотнЯным мешком ЂфонЯ-кузнец, по старой Њахотихе,
сидевшей с ребЯтней на порожках, ЉасьЯн догадалсЯ, что и ‹еха был где-то
тут. Џод кустиками в большом кругу Њатюха ‹обов перебирал, пробовал на
частушечных коленцах свою старую, никому теперь не нужную дома ливенку. Ќо,
несмотрЯ на всплески гармошки, празднично-Яркий флаг над конторой и
безмЯтежную синь утреннего неба, во всем: и в том, как неулыбчивы, с
припухшими глазами были лики провожавших женщин, как, скорбно понурЯсь,
сидели на крыльце и по завалинке старушки и как непривычно смирны были
дети,- чувствовалось сокрыто копившеесЯ напрЯжение, выжидание чего-то
главного. € как знак этого главного, у коновЯзи одиноко и настораживающе
стоЯл нездешний и обликом, и мастью, и крепким воинским седлом пропыленный
конь в темных, еще не просохших подпотинах: кого-то он доставил казенным
посылом, кто-то поспешно прискакал по ранним безлюдным перстам... ‚прочем,
сразу же и узналось, что приехал райвоенкоматский лейтенант по
мобилизационному делу, чтобы на месте отобрать намеченных людей и доставить
их в организованном порЯдке.
Ђ из усвЯтских проулков, выбираЯсь на полевую, околичную дорогу, по
которой еще недавно бежал и сам ЉасьЯн, все шли, поспешали, мелькаЯ головами
по-над хлебами, новые и новые куртины людей. Љто-то недокричал своего,
недовыголосил дома, и теперь из-за пшеничного окрайка, где колыхались платки
и картузы и мелькали все те же заплечные сумки, долетал
обессиленно-вскидливый голос какой-то женки.
ЉасьЯн, поискав и не найдЯ своих, Ќатахи с матерью, подошел к мужикам,
окружившим ‹обова, здороваЯсь и всем пожимаЯ руку с той облегчающей братской
потребностью, с какой деревенский общинный житель всегда стремитсЯ к
ближнему в минуты разлада и потревоженной жизни. € те, тоже откликаЯсь
приветно, потеснились и дали место в кругу, где ‹обов, охватив гармонь,
подвыпивши, красноЯзычил:
- Ђ все ж должны мы ево уделать, курву рогатую. •оть он и
надеколоненный и колбасу с кофеем лопает, а - должны.
- “жо не ты ль? - подзадорил кто-то.
- Ђ хоть бы и Я! …жли один на один? Џодавай сюда любого. „авай его,
б...дю! Ћкопы рыть? „авай окопы! „ело знакомое, землЯное. Ќеси мне лопату и
ему лопату. „а не ево, а нашу, на суковатой палке, чтоб плЯсала на загнутом
гвозде. Ќехай такой поковырЯет. џ вон на торфу по самую мотню в воде девЯть
кубованцев махаЯ. Џусть-попробует, падла!
‹обов сдержал обещанное, пришел-таки в лаптЯх, вздетых на высоко и
плотно обернутые онучи, казавшие кривулистые, имками, ноги. Љартуз он
подсунул под гармонь и теперь больнично голубел наголо остриженной
шишковатой головой, отчего вид у него был занозливый, под стать и самому
разговору. Ћднако мужики слушали его с готовным интересом: коротали времЯ.
- Ђли пешки итить. Ќате, мол, вам по полcта верст. …му полcта и мне
полcта: кто поперед добежит. ’окмо чтоб без колбасы, такое условие. Њне в
котелок кулешику и ему кулешику. Ђ мы тади поглЯдим. „ак Я и без кулеша
согласен. Џустобрюхом не раз бегано. Ќо чтоб и он пустобрюхом! Ќа равных дак
на равных.
‚ трудный тридцать третий год ‹обов вербовалсЯ куда-то один, без семьи,
обещал потом вызвать свою Њарью с младенцами, но что-то там не то нашкодил,
не то еще чего и отбыл за то три года сверх договора. „омой вернулсЯ вот так
же без волос, но зато с гармонью и среди усвЯтцев слыл хотЯ и балаболом, но
бывалым мужиком. ‚ общем-то по обыденности, несмотрЯ на причуды, был он
человеком сходным, но, подвыпивши, любил похвастать, или, как говаривал о
нем Џрошка-председатель, заголить рубаху и показать пуп.
ЉасьЯн не все слышал, что там еще загибал Њатюха, отходил, глЯдел по
сторонам, искал своих, не подошли бы, и, когда вернулсЯ снова, тот продолжал
потешать новобранцев.
- џ солдат недорогой,- говорил он, оглаживаЯ стриженую макушку.- Њного
за себЯ не спрошу, кофею не затребую: шинелку, опоЯску, махорки жменю, а
нет, дак и моху покурю. ‘пробовал уже: курить можно. •оть вонливо, зато
комар не ест... ’ри днЯ кухню не подвезут - ладно, сухарика из рукава поточу
або гороху за окопом пощиплю. € в болоте без раскладухи заночую, леший не
нанюхает. ‚ша, сказать,- тыю тож за жисть повидали. ’ак что немцу неча со
мной тЯгатьсЯ. Ќечем ему менЯ напужать - пужанный всЯко. Ќе на того
наскочил, халЯва.
‹обов сплюнул, задел плевком гармонь и поспешно вытер ладонью.
- Ћдин на один да без ничего - это и Я согласный,- отозвалсЯ Ќикола
‡Яблов, подбрасываЯ спиной неловко сидевший мешок.- Ђ то ведь, сказывают, на
машинах он да с автоматами. ’ут одним живучим брюхом не посрамишь. Ђ ну как
да и ђоссию-то б на машины...
’ем временем дедушко ‘еливан, встав в телеге, шумел свое:
- ђобЯтки! ‘лышите ль? „авайте пехтерЯ-то свои. —его ж их за собой
таскать? Ђфанасей! ‹ексеюшка! „авайте складывайте.
Њужики зашевелились, начали обступать повозки, и дедушко ‘еливан,
принимаЯ и укладываЯ сидора, весело приговаривал:
- Ќе всегда ходоку сума барынЯ, надоть и плечи поберечи. “ложимсЯ
загодЯ - и всЯ недолга. ‚али, робЯтки, облегчайсЯ! ‚се как есть к месту
доставим.
‹обов, послушав, чего кричит ‘еливан, заперебирал пуговицы на ладах,
гармошка, будто вспорхнувшаЯ бабочка, замелькала рисунчатым коленкором своих
мехов, и ее хозЯин выдал скороговорицу:

’ы, телега, ты, телега,
’ы куда торопишьси-и-и?
Ќа тебЯ, телега, сЯдешь -
‘коро ли воротишьси-и-и...

Ќа гармонь, на лобовскую запевку откуда-то из-за толпившегосЯ народа
внезапно отозвалсЯ жестЯной надсадный выкрик, вырвавшийсЯ из охрипшего и
ободранного горла:

Ћх, д'кричу песни-и-и...

€ через промежуток:

Љричу вволю-ю...

€ еще через паузу:

Ћх, д'напеюсь на всю недолю-ю-ю...

‚се обернулись на эту охрипшую частушку: по выгону к правлению
двигалась толпа, человек двенадцать Љузькиных родичей и гостей, в основном
баб, наехавших из окрестных околотков, и в середине сам Љузьма,
поддерживаемый под левый закрылок „авыдкой, а под правый - своей бабой
‘тепанидой. Ќа ‘тепаниде так же, как и на „авыдке, белели лЯмки холстинного
мешка, туго, до желваков набитого cнедью. Љузьма, ведомый под руки, сморенно
волоксЯ, загребаЯ пыль форсисто осаженными сапогами, обвисаЯ головой со
сбитой набок кепкой. ‚ыглЯдываЯ одним глазом в расселину свалившегосЯ чуба,
словно в заборный пролом, он искал игравшего, пыталсЯ пристроитьсЯ к ладу:

ѓолосок мой д'хриповата-а-ай...
Ћх, тут никто... не виновата-а-ай...

Љузька потрЯс головой, сбросил в пыль кепку, и ‘тепанида, подхватив ее,
обтрусив о колено, надела на себЯ, поверх косынки. Ѓыло похоже, будто не она
провожала Љузьму, а Љузьма за место себЯ отправлЯл на немца свою жену,
облаченную по-походному - в мешок и кепку.
Џодступившие бабы, встав коридором, молча глЯдели, не ввЯзывались, но
стараЯ Њахотиха не вытерпела, вскинулась руками:
- „а куда ж ты его такого-то? ‘тепанидка!
- Ђ чего с ним теперь! - отозвалась бледнаЯ, намучившаЯсЯ тащить
‘тепанидка, озираЯсь по обе стороны.- ‡нал, паразит, чего делал? Ќехай
теперь срамотитсЯ. џ уж и Язык об него излаЯла.
- Њожет, его водицей полить, охолонуть? Љ колодезю б сперва...
- Љ-каво? - вскинулсЯ Љузька.- Њне к колодезю? •а!.. Ќ-на дворе большой
колодезь... упаду - не вылезу... …жли выпить не дадите... Я помру - не
вынесу...
- €ди, горла! - дернула его ‘тепанида под руку.- ’окмо бы хлебал...
ђазинь пузыри: все люди как люди, а ты аггел беспамЯтный.
Џозади Љузькиной свиты, чуть поотстав, даваЯ ветру отнести на сторону
поднЯтую ногами пыль, шла, шамкаЯ юбкой, тыча дорогу клюкой, долгаЯ сухаЯ
старуха в черной суконной шали - Љузькина мать. Ћна шла, ни на кого не
глЯдЯ, не слушаЯ, а может, никого и ничего не слыша...
Љто-то, однако, сбегал до правленческого колодца, отцепил ведро, и
Љузьку окатили-таки, намыли голову, а потом положили за конторой в тенек, не
даваЯ ему шутоломить, поЯвлЯтьсЯ перед окнами.
Њежду тем народ подобралсЯ, подошли последние, кому должно тут быть, и
ЉасьЯн отвертел шею, высматриваЯ, пока наконец на конторском въезде не
объЯвилась Ќатаха с обоими ребЯтишками. ЉасьЯн еще издали узнал ее не
столько по голубой просторной кофте в розовую повитель, сколько по тому, как
двигала-совала она ногами, широко ставЯ их от себЯ и переваливаЯсь с боку на
бок, как зобастаЯ утица. Њитюнька, взлетываЯ на встречном ветру белыми
волосенками, скакал бочком, будто пристЯжной, об руку с матерью, ‘еренька
шмыгал новыми штанами сам по себе.
„авно ли из дому, но вздрогнуло все в ЉасьЯне при виде своих на этом
куске дороги, как если бы глЯдел он из дверей эшелона, что уже стоЯл под
парами, вот-вот должен был лЯзгнуть крюками и отойти. Ћн торопил Ќатаху
глазами и даже помахал кепкой, но, не выдержав, сам поспешил навстречу.
- Џапка-а! - звенЯ голосом, ликуЯ, не верЯ, закричал ‘ергунок,
выплескиваЯ все разом в своем восклицании, в одном только слове, которое в
эту минуту сделалось главным, единственным, заменившим все остальные
ненужные слова, ровно бы забытые начисто, и, как тогда, на сенокосе, первым
сорвалсЯ бежать и, добежав, повис на руке, засматриваЯ в лицо ЉасьЯна,
повторЯЯ уже умиротворенней, со счастливым облегчающим всхлипом: - Џапка...
- Ђ Я жду, а вас нету и нету,- сквозь терпкую горечь проговорил
ЉасьЯн.- Ќету и нету...
’ут же налетел Њитюнька, молча, должно быть в подражание старшему,
обхватил и повис на другой отцовской руке, и ЉасьЯн, свЯзанный, распЯтый
ребЯтишками, так и стоЯл посередь дороги, пока не подошла Ќатаха.
- Ђ где же мать? Њать-то чего?
- Ћх, да ну ее! - перевела она дух.- ‘ичас да сичас... —етой-то ищет...
ѓоворит, идите пока... Ќу чего тут у вас? ‘коро ли?
- „а вот ждем... “же небось десЯть, а пока ничего.
Ќа выгоне ЉасьЯн определил их в сторонке на непримЯтой траве, но не
успел, присев рЯдом, искурить папироску, как на крыльце поЯвилсЯ
Џрошка-председатель вместе с прибывшим лейтенантом. ’ут и там толпившиесЯ
люди ожили, повалили к конторе, и ЉасьЯн, предупредив: "Џока тут будьте",
направилсЯ к крыльцу и сам, тЯнЯсь шеей, заглЯдываЯ поверх голов.
Џрошка-председатель был в своей низко насунутой кепочке, все в том же
куропатчатом обвислом пиджаке, но в свежей белой рубахе, наивно, по-детски
застегнутой под самый выбритый подбородок.
ђЯдом с ним у перил остановилсЯ непривычный длЯ здешнего глазу, никогда
дотоль не бывавший в “свЯтах военный, опоЯсанный по темно-зеленой груди
новыми ремнЯми, в круглой, сиЯвшей козырьком фуражке и крепких высоких
сапогах, казавшийсЯ каким-то странным, пугающим пришельцем из неведомых
обиталищ, подобно большой и непонЯтной птице, вдруг увиденной вот так вблизи
на деревенском прЯсле. ‘мугло выдубленное лицо его было сурово и замкнуто,
будто он ничего не понимал по-здешнему, и Џрошка был при нем за переводчика.
Џрошка-председатель пошатал руками перило, взад-вперед покачалсЯ сам,
выжидаЯ, пока подойдут остальные, и, когда воцарилась тишина, сказал:
- ‡начит, так, товарищи... Ќу, зачем вы тут - все знаете. ’ак что
говорить лишнее не стану. Ќа прошлой неделе мы проводили в армию первых
семнадцать человек. џ и сам тади думал, что этого, может, и хватит и мы с
вами будем по-прежнему работать и жить за минусом тех семнадцати. Ќо дело
заварилось нешутейное, тут таить нечего, понимаешь... ЏриходитсЯ, стало
быть, нам еще пособлЯть...
Џрошка-председатель достал из-за краЯ пиджака какие-то листки, заглЯнул
в них.
- Џовестки уже розданы, но мы тут с представителем военкомата еще раз
поуточнЯли, чтобы, значит, никакой путаницы...
ѓоворил он каким-то серым голосом, пересовываЯ листки бумаги, будто они
жгли ему пальцы,- нижние наперед, верхние под низ, потом опЯть все сначала.
- Џойдете отсюда организованно, чтоб не тащитьсЯ одним по одному, не
затЯгивать времЯ. ’ак что слушайте теперь вот его, вашего командира, и все
его исполнЯйте. “ менЯ пока все.
Ћн сунул листки в руки лейтенанта, нетерпеливо прошелсЯ у него за
спиной, остановилсЯ, передвинул кепку, еще раз прошелсЯ и, подойдЯ к
перилам, опЯть пошатал их обеими руками.
‹истки, должно, были сложены неправильно, потому что молчаливый
лейтенант взЯлсЯ неспешно, с давЯщей обстоЯтельностью наводить в них
какой-то свой порЯдок: опЯть положил верхнюю бумажку под низ, нижнюю -
сверху, а ту, что была до того наверху, заложил в середину. Џосле чего без
всЯких предварительных слов и поЯснений сразу же выкрикнул:
- Ђзарин!
‘ ответом почему-то не поспешили, возможно, потому, что уж слишком
вдруг было выкликнуто,- по пальцу ударь - и то не сразу больно, а сперва
лишь удивительно,- и лейтенант, оторвавшись от бумаги, переспросил:
- …сть такой? ќм... ‚э?
- …-есть! - послышалсЯ встревоженно-оробелый отклик.
- Ђзарин! - повторил опЯть лейтенант и прицелисто поводил по площади
строгими глазами.
- џ! џ! - поспешил объЯвитьсЯ вызванный.- ’ут Я.
- Ђзарин, три ш-шига вперед!
€з толпы, весь в смущении, с растерЯнно-виноватой улыбкой на
опаленно-красном дробном лице, бормоча сам себе "иду, иду", протолкалсЯ
невеликий мужичонка, по-уличному Њитичка, числившийсЯ скотником на усвЯтской
молочной ферме.
- ’э-эк...- протЯнул лейтенант, помечаЯ что-то в листке карандашом.
Њитичка, стоЯ перед крыльцом, стеснЯЯсь своего на виду у всех
одиночества, продолжал улыбчиво озиратьсЯ, перебирать парусиновыми
туфлишками - вертелсЯ, будто червЯк, выковырнутый из земли.
- Ђзарин, смир-р-но! - вдруг резко скомандовал лейтенант, которому,
видимо, была неприЯтна и оскорбительна этакаЯ разболтанность, и вздрогнувший
Њитичка враз замер навостренным коростелем - крыльЯ по швам, клюв кверху.
‹ейтенант внимательно, изучающе посмотрел на Њитичку, как бы оцениваЯ
материал, с которым придетсЯ работать, и, опЯть сказав "тэк", уткнулсЯ в
бумагу.
- ‚итой!
- џ ‚итой!- готово отозвалсЯ „авыдко.
- ’ри ш-шига вперед! ‚ одну ширенгу стынови-и-ись!
„авыдко провористо выбежал, пристроилсЯ к Ђзарину и поровнЯл по его
парусиновым туфлЯм с коричневыми, как у жуков, нососпинками свои юфтовые
ботинки.
- ѓорбов!
- …сть ѓорбов,- раздалсЯ сдержанный бас с покашливанием. Љрупным
тЯжелым шагом выступил ЂфонЯ-кузнец в своей особой, афонинской одеже:
старом, жужелично лоснЯщемсЯ пиджаке, негнуче вздутых штанах, тускло
поблескивающих на коленках, заправленных в разлатые сапожищи. ‘вою белую
сумку из подушечной наволочки он никуда не сдавал, словно бы позабыл о ее
существовании за широченной сутулой спиной, и та уже успела вымаратьсЯ
пиджачной смагой.
‹ейтенант дольше, чем предыдущих, осматривал Ђфоню, даже обернулсЯ с
каким-то вопросом к ходившему позади него Џрошке-председателю и, ставЯ
против Ђфониной фамилии энергичный отчерк, дважды повторил свое "тэк".
‚скоре подобрали Ќиколу ‡Яблова, который тетешкал, успокаивал
раскапризничавшегосЯ неходЯчего младенца, мешавшего ему слушать фамилии.
ЌамаЯвшись и от мальчонки, и от ожиданиЯ своего вызова, Ќикола, когда его
наконец окликнули, даже позабыл отдать жене пацана, а так и шагнул было в
строй вместе с дитем, отчего народ маленько развеселилсЯ, посмеЯлсЯ этому
курьезу. Џотом через несколько человек вызвали Њатюху ‹обова, ожидавшего
череда с перекинутой через плечо гармошкой. € сразу за его спиной завыла
Њатюхина Њанька - с таким же, как и у Њатюхи, носом розовой редисочкой, с
упавшим на плечи платком,- замахала обеими руками, будто отбивалась от
налетевших оводов.
- „а Њатвеюшка мой едина-а-ай...
- Ђ ну цыть! - огрызнулсЯ Њатюха, безброво насупЯсь, отдергиваЯ рукав,
не даваЯсь жене ухватитьсЯ.- Ќа-ка, подержи гармонь.
- „а че мне гармонь! —е гармонь...- голосила Њанька, невидЯще цапаЯ
протЯнутую ливенку, и та, расщеперЯсь мехами, подвыла ей какой-то
распоследней пронзительной пуговицей.
‹обов беззвучно, как кот, вышагнул вперед в своих обмЯтых покосных
лапотках и, перемогаЯ бабий позорливый плач, досадно погуркав пересохшим
горлом, проговорил, преданно глЯдЯ на лейтенанта:
- ђазвылась тут... Ќебось не в гроб заколачивают, реветь мне.
Ћднако лейтенант не обратил вниманиЯ на Њатюхины слова, а лишь со
вниманием поглЯдел на его лапти, продолжил чтение списка.
еренга все увеличивалась, от тесноты и скученности обступавших людей
строй начал кривитьсЯ левым наращиваемым концом, и Џрошка-председатель уже
раза два обращалсЯ к собравшимсЯ:
- ’оварищи, попрошу дать .место. Ћтойдите лишние. ‘колько говорить,
понимаешь!
‹ехой Њахотиным закрыли первый рЯд человек в двадцать. ‘олнце начало
припекать, становилось жарковато, и ‹еха, оставив жене пиджак и кепку, занЯл
свое место во вчерашней небесно-синей блескучей косоворотке, перехваченной
наборным кавказским ремешком. ‚ыполосканный в Ћстомле чуб играл на ветру и
солнце крупными смолЯными завитками, да и сам ‹еха был какой-то весь
выполосканный, прибранный и Ясный, каким бывал он, пожалуй, раз в году,
после своей пыльной комбайновой работы. ‹ейтенант откровенно засмотрелсЯ на
него и тоже с нажимом отчеркнул в бумагах, после чего выкликнул
Ќедригайлова.
Ќа эту фамилию никто не откликнулсЯ, и лейтенант, тоже порЯдком
упревший в своих ремнЯх, нетерпеливо повторил, добавив длЯ Ясности инициалы
- "Љэ...‚э".
- …сть такой?
- Џишите - есть! - подала голос за мужа ‘тепанида, так и не снЯвшаЯ
Љузькиной кепки.
- ’ут, тут он! - подтвердили и мужики.
- Ќедригайлов, три ш-шига вперред! - наддал осерженным голосом
лейтенант.
Љузьма по-прежнему не выходил, и пришлось вмешатьсЯ
Џрошке-председателю:
- Љузьма! Љова лЯда? уточки тебе, что ли? ‘тепанида, чей картуз на
тебе? ѓде мужик, понимаешь?
ЃледнаЯ ‘тепанида виновато молчала, убрав вовнутрь рта покусанные губы.
- „а тут он, Џрохор ‚аныч,- пытались разъЯснить из толпы.- ’окмо он
тово... маленько не рассчитал... Ђ так - тута, за конторой находитсЯ.
- ќть, понимаешь...- сдавил челюсти Џрошка-председатель.- Џозорить мне
ополчение! Њакнуть его, подлеца!
- „а уже макали. ™ас ничего уже. ‚ телегу, дак за дорогу оклемаетсЯ. ‡а
это похлопочем. Љ месту как есть выправим.
- Њеру надо знать...- буркнул Џрошка и отвалил от перил.
Љ ЉасьЯну тихо подошла Ќатаха, тронула за рукав, но он, прикованный
вызовами, не сразу осознал ее присутствие.
- ‘ейчас тебЯ, ЉосЯ,- сказала она, стиснув его руку.- Ћх...
- Ђга, скоро должны,- не отрываЯ взглЯда от крыльца, вытЯгиваЯ шею,
отозвалсЯ ЉасьЯн.
ЋжидаЯ этого момента, он присмаливал одну цигарку за другой и, когда
его назвали, не сразу признал свою фамилию. ЉасьЯну показалось, будто
вызвали не его, но кровь уже сама откликнулась, ударила напором в шею, и он,
услышав, как выкликнули его вторично, подтолкнутый Ќатахой: "’ебЯ, тебЯ
кличут",- так и вышел оглохший, с липким звоном в ушах, будто саданулсЯ о
невидимую притолоку. ‘тоЯвший в первом рЯду Њатюха, обернувшись, что-то
сказал ему, приветно заулыбалсЯ, но ЉасьЯн ничего не понЯл и, как бы не
узнав Њатюху, уставилсЯ на лейтенанта, делавшего очередную пометку.
Љого еще выкликали, он долго не слышал, пока не рассосало этот
застойный гул в ушах, пока не отпустило плечи, онемело скованные какой-то
неподвластной силой.
-- ђазиньков! - продолжал выкликать лейтенант.
-- џ!
- ђукавицын...
Ћтсюда, из строЯ, разила глаза всЯкаЯ мелочь и ерунда, на которую
прежде и не глЯдел бы, не видел этого: ненужно раздумывал, откуда взЯлсЯ под
конторским окном куст крыжовника. ‘то раз бывал здесь и ни разу не видел. ’о
ли „уська-счетовод когда посадила, то ли так, сам по себе, самосевка. ’а же
„уська небось сплевывала в окно кожурки, они и занЯлись расти... Џотом
углЯдел под крыжовником пестрЯвую курицу с упавшим на глаз красно-трЯпичным
гребнем. ‘транно, что она не боЯлась всей этой толкотни, будто здесь никого
и не было, она одна-разъединаЯ со своим делом. Љурица, лежа на боку, словно
кайлом, долбила край Ямки, обрушивала комьЯ под себЯ, после чего, мелко суча
свободным крылом, нагребала на спину наклеванную землю, топорщилась всеми
перьЯми, блаженно задергиваЯ веком единственный глаз. ‡а такое дело курицу
следовало бы потурить, потому как оголЯет, подлаЯ, корни. Ќо куст был уже
без Ягод, должно, еще зеленцой обнесли пацаны, и теперь стоЯл никому не
нужный, разве что этой заблудшей птице.
- ‘училин ‚э Џэ!
- ’ак точно, Я!
- ‘училин Ђ Њэ!
- €ду!
‘олнце жгло спину сквозь пиджак, калило суконный картуз, и было странно
ЉасьЯну стоЯть вот так стреноженно, самому не своим в виду своей же деревни,
в трех шагах от жены и детишек. Ћн заискивающе обернулсЯ, и Ќатаха, прижимаЯ
к себе, к животу своему обоих ребЯт, растерЯнно, принужденно улыбнулась,
дескать, здесь мы, здесь...
- ‘училин ‹э ”э!
- џ-а!
- ‘учков!
- …сть ‘учков!
ЋставшиесЯ на воле немногие мужики, стомЯсь ожиданием, выходили на
оклик с поспешной согласностью, будто опасаЯсь, что им, последним, уже не
найдетсЯ места. Ќо место находилось всем, и уже начали лепить четвертую
шеренгу. Ќабиралось не, как думалось раньше, пЯтьдесЯт ходоков, а, поди, все
восемьдесЯт! € сразу стало видно, с чем остаютсЯ “свЯты - с белыми платками,
седыми бородами да с белоголовыми малолетками.
‹ейтенант сложил бумажки пополам, затолкал их в планшетку и, оглЯдев
строй, спросил:
-- ‚опросы есть?
‚опросов не было.
-- Ѓольные? ‘ потертостЯми?
Ќе нашлось и таких.
‹ейтенант вынул из брючного кармана часы и посмотрел с ладони на их
времЯ.
- ’ак, товарищи...- сказал Џрошка-председатель, оглЯдываЯ пустырь перед
конторой - молчавших мужиков в строю, присмиревших женщин вокруг ополчениЯ.-
…сли кто хочет чего сказать - выходи сюда, на крыльцо, и скажи.
‹юди молчали.
- „ак будет чье слово?
- џсно! - выкрикнул за всех из строЯ Њатюха ‹обов, белевший новыми
веревочноперекрещенными онучами.
- Ќу тогда дайте мне...
- „авай, Џрохор ‚аныч! - опЯть выкрикнул ‹обов.
- Ќу дак вот...
Џредседатель кинул взглЯд в ветреное поле, потом, пройдЯсь туда-сюда по
крыльцу, поперебирал чего-то в карманах и снова вернулсЯ к перилам.
- џ вон хоть и велел повесить новый флаг, но нынче у нас не праздник.
Ќе до весельЯ нам. ‚ойна - тут объЯснЯть нечего. Ђ повесил Я флаг за той
надобностью, чтобы каженный видел, чего вы идете оборонЯть.
‚се, стоЯвшие перед конторой, невольно поднЯли глаза на крышу. ’ам, над
коньком, билось и хлопало, гнуло и шатало на ветру долгий оструганный шест
свежее кумачовое полотнище. € многие за сутолокой утра видели его впервые, в
первый раз поднЯли взглЯд выше конторских окон.
- Ќо,- продолжал Џрошка,- оборонЯть вы идете не просто вот этот флаг,
который на нашей конторе. Ќе только этот, не только тот, что в ‚ерхних
‘тавцах либо еще где. A главное - тот, который над всеми нами. ѓде бы мы ни
были. Ћн у нас один на всех, и мы не дадим его уронить и залапать.
Џрошка постоЯл, скосив голову набок, будто прислушиваЯсь к трепетному
биению флага над головой, и добавил, уточнЯЯ сказанное:
- „ак тот, который один на всех, он, понимаешь, не флаг, а знамЯ.
Џотому что вовсе не из материЯлу, не из сатину или там еще из чего. Ђ из
нашего дела, работы, пота и крови, из нашего пониманиЯ, кто мы есть...
Џрошка окинул взглЯдом присутствующих, проверЯЯ по лицам, понЯтно ли он
сказал, и продолжил:
- Љонечно, кличут вас, ребЯта, не на сладок пир. Ћб этом и говорить
нечего. €дешь драть чужую бороду - не во всЯк час уберегешь и свою. ’ут уж
не плошай. Ќу да, как сказывали наши деды, в бранном поле не одна токмо
вражьЯ волЯ, а и наша тож. Ђ с нами еще и справедливое дело. Џотому как не
мы, понимаешь, на него, а он посЯгнул на нашу землю. Ђ своЯ землЯ, ребЯта, и
в горсти дорога, и в щепоти родина.
‚ эту тихую на площади минуту кто-то опЯть тронул сзади ЉасьЯна. Ћн
обернулсЯ и, враз ватно обмЯкнув, увидел мать. ‘ераЯ в своей сарпинковой
одежке, в сероклетчатом бумажном платке, она пробралась через рЯды и мышью
потеребила ЉасьЯна.
- „ак нашла, нашла Я! - радостно шептала она, торопливо вкладываЯ в его
ладонь трЯпичный комок.- ’ут пуповинка твоЯ. Џуповинка. Ћт рождениЯ твово.
Ќа случай берегла. „ак вот и случай. Ѓери, бери, милай. ’ак надо, так
надо...
ЉасьЯн пыталсЯ заслонить мать спиной, уберечь ее от лейтенанта, но тот,
заметив какой-то непорЯдок в строю, уже строго нацелилсЯ в его сторону, и
ЉасьЯн отстранил от себЯ мать:
- ‘тупай, мама. ЌельзЯ...
- €ду, иду...- поспешно, согласно закивала она и, воздев руки,-
маленькаЯ, едва по ЉасьЯново плечо,- немощно потЯнулась к нему с
лихорадочно-поспешным поцелуем.
-- Ќу, час добрый! —ас добрый, сынок. ‘мотри там... •рани тебЯ господь.

Џо тому, как уходило усвЯтское ополчение, пылЯ знойным проселком меж
еще не завосковевших хлебов, старики угадывали, как лют был нынешний враг,
как подло он преднамерил свое необъЯвленное нападение, рассчитываЯ вместе со
всем прочим не дать управитьсЯ со жнитвой, лишить супротивное войско его
главной опоры - хлеба. Џрежде, сказывали старики, будто бы перед тем, как
сойтись, дожидались страды, очищали поле и бились на убранной не столь
ранимой земле.
„орога в ту военную сторону уходила как раз хлебным наделом,
обступившим деревню с заката от самой околицы. Ќынче, как ни в какой день,
расшумевшеесЯ на ветру, ходившее косыми перевалами, то заплескиваЯ дорогу,
то отшатываЯсь от нее обрывистым краем, поле словно бы перечило этому уходу,
металось и гневалось, бессильное остановить, удержать от безвременьЯ.
‚ерсту, а то и две провожали отрЯд бабы и ребЯтишки, толпой волоклись
позади, глотали дорожную пыль, иногда забегаЯ вперед по тесной, заросшей
полыном и осотом обочине, запинаЯсь о пашенные окраинные комьЯ, прикрытые
пустотравьем, чтобы сказать что-нибудь еще или хотЯ бы взглЯнуть на своего
суженого, отца или брата. Ѓыло душно и жарко идти рЯдом с колонной, занЯвшей
собой весь узкий проселочный коридор, тЯжело топавший и густо, непродыхаемо
пылившей даже на этом вольном степном ветру. € только лейтенант, качавшийсЯ
в седле над мужицкими головами, обдуваемый этим ветром, еще не успел
пропылитьсЯ и тем смешатьсЯ со всеми.
‡а ветрЯком, стоЯвшим на древнем могильном кургане, бабы, надорванные
внутренней безголосой скорбью, начали отставать одна по одной,
останавливались, махали сорванными с головы платками, что-то еще докрикиваЯ
издали, или же молчаливыми изваЯниЯми замирали среди полЯ. ‹ишь ‹обова
Њанька долго еще не поворачивала вспЯть. ‘ гармошкой через плечо, которую
она, облегчаЯ Њатюху, не хотела отдавать, сопровождаемаЯ тремЯ босоногими
девочками с испуганно-строгими личиками, безмолвно бежавшими за матерью
растЯнувшимсЯ выводком, она времЯ от времени поЯвлЯлась то справа, то слева
от третьего рЯда, где шагал, снЯвши картуз, Њатюха, размашисто вышлепываЯ
своими лаптешками.
- „авай гармонь! - завидев жену, всЯкий раз кричал ей Њатюха, пытаЯсь
спровадить ее домой, и, когда та опЯть не отдавала, поддерживаЯ тем самым
свою причастность к строю, он строго отворачивалсЯ, не хотел больше ни о чем
говорить.
- ’ы иди, иди знай,- шурша по краю колосьЯми, выкрикивала она.- Ђли мы
тебе мешаем?
€ снова молча шли, дружно, охотно по первым верстам, хранЯ
торжественность начатого дела, гукали и шлепали сапогами, лаптЯми,
ботинками, веревочными чунЯми.
- Ќу ладно, прощай, ЊотЯ! - наконец выдохнула Њанька.- ѓлаза видЯт, а
уже все одно не наш. Џрощай!
Ћна на ходу снЯла гармошку, передала крайнему новобранцу и, остановЯсь,
дернув под горлом косынку, распахнув душу, крикнула своим девочкам:
- Џобегите, девки, побегите! ЏоглЯдите на отца еще! Ђ Я уже не могу...
€, пьЯно сойдЯ с дороги, волоча по земле платок, ничком, как в бурную,
невзгодную воду, пала в ходуном ходившее жито.
ЉасьЯн, окликаЯ с дороги отстававших баб, оглохших и беспонЯтных:
"‘торони-ись! ќй, берегись там!" - ехал в первом возу, держась поодаль от
колонцы, чтобы не хлебать понапрасну пыли. ‘о своими он распрощалсЯ еще у
конторы, обе, и мать, и Ќатаха,- без ног, на последнем пределе, куда ж им
было еще бежать, какие там провожаньЯ. ‚зЯв с собой ребЯтишек, все времЯ
молЯще глЯдевших на него, ловивших каждое его движение, пока в последний раз
обходил-лошадей, поправлЯл упрЯжь, и уже с возка, выбрав и натЯнув вожжи,
придерживаЯ коней, застоЯвшихсЯ у коновЯзи, нетерпеливо попросил: "‚се, все,
ЌатальЯ! Њам, все!" †енщины покорно отступились, отпустили грЯдку, и он с
места взЯл рысью. Ќо еще до ветрЯка, отъехав с четверть версты, круто
остановил и, поцеловав оробело-притихших сыновей: "Ќу, сынки..." - ссадил их
с повозки, и те, держа друг дружку за руки, остались стоЯть на дороге, глЯдЯ
вослед пыльному облаку, поднЯтому отцом, догонЯвшим отрЯд.
Ћбогнав ‘еливанову повозку, ЉасьЯн отпустил вожжи, лошади перешли на
шаг, отфыркиваЯсь, радуЯсь недавнему бегу, и он полез за кисетом, чтобы в
первый раз за все утро покурить без спешки.
Љогда дорога очистилась от провожатых, дедушко ‘еливан, оставив своих
лошадей идти самих по себе, подсел к ЉасьЯну. Ѓыл он торжественно-возбужден
этим нарЯдом и все времЯ озиралсЯ, радовалсЯ езде, дороге, глЯдел, как
плескались у колес матереющие хлеба.
- Ќу, пошли наши! - воскликнул он, засматриваЯ из-под руки на колонну.-
Џошли, соколики!
- Љак там Љузьма? - поинтересовалсЯ ЉасьЯн.
- Ђ ничего. •рапит во все заверти.
—асть мешков с ‘еливановой повозки ЉасьЯну пришлось переложить на свою,
а на высвободившеесЯ место, на дно, уложили Љузьму. “же перед самым отходом
Љузьма, встрепанный, с отекшим лицом, вылетел вдруг из-за угла конторы,
кинулсЯ было в рЯды, но его оттащили, и он, отпихиваЯсь, расталкиваЯ
мужиков, ударил кого-то, крича: "Љав-во? ЊенЯ не пущать? „а Я вас..."
Џришлось его свЯзать, уложить в телегу и прикинуть плащом. Љузьма долго
вертелсЯ, пытаЯсь освободитьсЯ, выкобенивалсЯ и материлсЯ, но потом его
утрЯсло, и он, угомонившись, снова захрапел. „еревнЯ еще долго виделась
позади, сначала кровлЯми, потом одними только купами старых темных ракит над
светлой нивой, пока не перевалили за первый пологий увал, убравший за себЯ
“свЯты, и только старый, за ненадобностью давно уже распЯтый ветрЯк все еще
одиноко маЯчил среди полЯ, томЯ душу последним видением родимых мест.
- ЏодтЯни-и-ись! - покрикивал лейтенант, поворачиваЯсь в седле и
оглЯдываЯ колонну.
Џосле часу ходьбы отрЯд заметно растЯнулсЯ, пожижел рЯдами. ’олько
самые первые еще старались идти согласно, тогда как прочие мужики, толкаЯ
друг друга плечами от непривычки ходить нога в ногу в такой тесноте, уже
давно сбились, потерЯли шаг, а в хвосте и вовсе каждый топал сам по себе
нестройной ватажкой. Ќо, несмотрЯ на то, шли споро, со свежей
размашистостью, будто стремились поскорее отбежать от “свЯт, за пределы
своей округи.
„едушко ‘еливан, поглЯдываЯ в их сторону, укоризненно прокричал
ЉасьЯну:
- ѓлЯжу Я, никак не могут командой ходить! Ќешто это строй - кто в лес,
кто по дрова. …ще и не шли, ветрЯк видать, а уже хвост волокут. ‚о, слышь,
командир опеть "подтЯнись" кричит. ќдак и горла не хватит, кричать так-то.
- Ђ он пусть не кричит. ‘ердитый больно,- буркнул ЉасьЯн.
- Љомандир-то? Ќе-е! Ћн нужное требует. ‚ы ведь, поглЯдеть, чурки
сырые, неошкуренные. Љомандирское дело какое? …го дело задать шаг, швыдко
али нешвыдко. Ђ уж строй сам должон ногу держать, как задано. ’ади и марш не
уморен, и кричать командиру нечего. „о настоЯщих-то солдат - ох ты, братец
мой!
- Љак думаешь,- спросил ЉасьЯн,- ситнЯнские какой дорогой пойдут? Ќа
ђазметное али на Љлючевскую балку?
- Љакой же им резон на ђазметное итить? џсное дело - на Љлючики. Ђ
чего?
- „а Ќикифор мой должен пойти.
- Ћх ты! € его взЯли?
- Џоше-ел! „а хотел повидатьсЯ...
- Ќу да перед Љлючами ‚ерхи будут, оттуда и поглЯдим. …жели ситнЯки
напрЯмки двинут, полем, как мы, дак с ‚ерхов далеко видать. —еловек не
иголка, а целое ополченье и вовсе в поле не утаитсЯ. ‚ прежние времена,
сказывают, на теих ‚ерхах сторожеваЯ вежа стоЯла.
- ќто длЯ чего?
- „лЯ доглЯду. Љараулили, не набегут ли с дикого полЯ хангирейцы. …жли
что, дозорные люди сразу и подадут знать. ЏодпалЯт наверху вежи бурьЯн або
хворост. Ђ уж за Ћстомлей, за лесом, другаЯ вежа была. ’а потом себе дымить
зачинала. ’ак аж до самых ‹ивен, а то и дале - дымы. Њол, татары идут,
хангирейцы. „оедем до ‚ерхов - глЯнем твоего Ќикифора, коли ситнЯки нонче
выступили.
- „ак и савцовские тоже седни идут.
- Ђга, ага... ‘тало быть, всех одним днем кличут.
’ем временем кончилось усвЯтское поле, открылась пологаЯ балочка, коих
в этих местах - за каждым увалом. Џо дну лощины сквозь осочку и лознЯк
несмело пробивалсЯ только что народившийсЯ безымЯнный ручей.
‹ейтенант свел отрЯд до самого долу и тут остановил, объЯвил перекур.
‚ логу стоЯла тишина, никем не топтаннаЯ трава медово млела под
безоблачным солнцем, и там, в вышине, будто вечнаЯ музыка, совсем как
весной, звенели и ликовали невидимые жаворонки.
„олго ли шли строем, всего и одолели одно поле, но мужики, ровно малые
дети, обрадовались перевалу, и не столько самому отдыху, сколь возможности
рассыпатьсЯ, разбежатьсЯ в разные стороны. ’еперь можно было сесть,
развалитьсЯ на бархатной травке, покурить в охотку, и все это представлЯлось
нежданным благом. Ќо все первым делом наперегонки, треща кустами, ринулись к
ручью, вставали перед ним на колени, пластались на животы и пили, пили,
зачерпываЯ пригоршнЯми и картузами или дотЯгиваЯсь губами до воды.
Ќапившись, принимались плескать себе в пыльные лица, на потные загривки и,
утираЯсь, кто тем же картузом, кто подолом рубахи, благодарно поглЯдывали на
лейтенанта, что, сидЯ поодаль от всех на старой кротовой кочке, покуривал
свой "Ѓеломорканал", придерживаЯ в поводу жеребчика.
‚ повозке застонал, завозилсЯ Љузьма, было видно, как он, вскидываЯ
голову, бодал изнутри брезент.
- —его тебе, милай? - сдернул с него плащ дедушко ‘еливан.- Ќе жарко
ли?
Ћпутанный веревками по рукам и сапогам, со сведенными за спину
посиневшими кулаками, Љузьма боком лежал на дне телеги со сложенными вдвое,
подобранными под живот долгими, саранчуковыми ногами и, жмурЯсь от света,
всем спаленным нутром не принимаЯ днЯ и солнца, хватал и жавкал воздух
сухими, спекшимисЯ губами.
- „ак чего надоть? - переспросил ‘еливан.
- ‘тешку мне... ‘тепаниду...
- •е, когда хватилсЯ! - „едушко ‘еливан отмахнул от Љузькиного носа
невесть откуда налетевшую синюю муху, учуЯвшую дурное.- Џроспал, проспал
бабу-ти. „а-алече теперь твоЯ ‘тепанидка.
- ‘умка игде...
- „ак и сумка при ней. ‘ отрЯдом баба ушла. “трехала ‘тепанида.
ѓоворит, ежли мужик ружьЯ держать неспособен, то нехай печь топит, ухватами
бренчит. Ђ Я, дескать, за него, за негожего, сама на немца пойду. „а и пошла
вот.
Љузьма метнул кровЯным заспанным глазом, должно, не в состоЯнии
набрЯкшим умом понЯть, шутит ли ‘еливан или же бает чего похожее...
- ‹адно тебе...
- Ђ чего - ладно? ‹адно-то чего? ђази это ладно, ежли баба заместо
мужика оборону держать идет? ‡автра, глЯдишь, и присЯгу со всеми приймет.
Џеред полковым знаменьем стоЯть будет. „ак а чего? ‘о ‘тепанидой все
станетсЯ. Љак погрозитсЯ, так и сделает, мешкать не подумает ’вою бабу токмо
штыку обучить, дак она какого хошь немца упорет. ‚от вишь какое твое
нехорошее положение.
Љузьма, налившись синюшной, перепорченной кровью задергал плечами,
силЯсь одолеть веревки.
- ђазвЯжи, слышь...- потребовал он.
- ќ-э нет, братка! ‚ этом Я не волен. Ќе мною ты сужен, не мной и в
узлы рЯжен. ќто уж как обчество. …го проси. Ђ ежели охота по-маленькому, дак
и так можно. ’елега - не корыто, вода дырочку найдет.
- Џусти, говорю...- клокотал горлом Љузьма.
- „ак опамЯтовалсЯ ли? ‚спомнил хоть, за чего тебЯ? Ќе за то, что
кого-то там ударил, а за то, сукин ты сын, что сраму не знаешь, в свЯтое
дело на четверЯх ползешь.
Љузька молчал, сопел в чей-то мешок, подсунутый ему под голову.
- ’о-то же...- €, обернувшись, старик крикнул ЉасьЯну: - Љак думаешь,
’имофеич, времЯ ли отпускать орла-сокола? Ќе порхнет ли куда не след?
ЉасьЯн подошел к телеге, оценивающе оглЯдел похмельем измЯтого,
полуживого Љузьму и молча потЯнул конец веревки под его коленками.
Ћрел-сокол, однако, не только не вспорхнул после этого, но, попробовав
было перелезть через грЯдку и так и не сумев приподнЯть себЯ, оброненно осел
на дно телеги, проговорив лишь пришибленно:
- Џопить дайте...
ЉасьЯн отцепил ведерко, притороченное к задку ‘еливанова возка, сходил
к ручью и подал Љузьме напитьсЯ.
- Ћх, гадство,- потрЯс тот головой и, окончательно сморЯсь от воды,
потЯнув на себЯ дождевик, упрЯталсЯ от бела света и всего сущего в нем.
Њеж тем дичком глЯдевшие поначалу мужики, теснившиесЯ друг к дружке в
щемЯщем чувстве бездомности, особенно остром на первых отходных верстах,
мало-помалу начали прибиватьсЯ к лейтенанту. ђассаживаЯсь по извечной
деревенской неназойливости в некотором отдалении, большей частью - за его
спиной, чтобы не мозолить глаза своим присутствием, и поглЯдываЯ, как тот
уже по второму разу закурил "беломорину", они и сами лезли за баночками и
кисетами, как бы выражаЯ тем свое молчаливое расположение.
‚ них самих все еще саднило, болело деревней, еще незамутненно виделись
оставленные дворы и лица, стоЯли в ушах родные голоса, стук в последний раз
захлопнутых калиток, и, не ведаЯ, чем притушить эту неотвЯзную Явь, невольно
тЯнулись к сидевшему поодаль лейтенанту, послеживали за каждым его
движением. Ќеосознанно нуждаЯсь в его понимании и сочувствии, они, как это
часто бывает в разломную минуту с глубинно русским человеком, сами
проникались пониманием и сочувствием к нему - одинокому в чужих полЯх, среди
незнакомого люда, и только ждали, чаЯли минуты, чтобы протЯнуть руку
товарищества и братства на начатой вместе дороге. € первым, бродЯ
поблизости, делаЯ вид, что интересуетсЯ щавелем, подошел к лейтенанту легкий
на все Њатюха ‹обов.
- ’оварищ лейтенант! „авай конька попою. Џристал на жаре конек.
Њатюха безбоЯзненно подшагнул под лошадиную шею и, взЯв конЯ под уздцы,
сочувственно погладил горбатое переносье.
- ™ас, милай, щас,- заговорил он с лошадью, осыпанный по стриженой
голове конской гривой, и лейтенант, задержав взглЯд на Њатюхиной рассеченной
губе, улыбчиво обнажавшей зубы, снЯл с руки повод, и молча бросил его
‹обову.- „ак ты и сам помойсЯ,- обрадовалсЯ поводу Њатюха.- ‘ними, сними
рубаху-то. —его ж в ремнЯх сидеть? € ноги ополосни, побудь босый. ѓлЯнь,
травка-то какаЯ.
- ‚ремени нет полоскатьсЯ,- отозвалсЯ тот.- Џора выступать.
- „ак ить это ж недолго. Њинутное дело. Ђ хоть сюда ведро принесем.- €,
не дожидаЯсь ответа, кивнул мужикам:- ќй, ребЯта, неси сюда воды. ’оварищ
лейтенант умыватьсЯ будет.
‘разу двое подскочили бежать за ведром, но дедушко ‘еливан и сам
догадалсЯ, что к чему, проворно сбежал вниз и зачерпнул по самую дужку.
‚идЯ, как „авыдко перехватил у старика ведро и уже мчал с ним по пригорку,
лейтенант привстал и расстегнул поЯсной ремень.
- ‹адно, давайте,- сказал он.- € в самом деле жарковато.
Ћн обнажил себЯ до поЯса, наклонилсЯ перед „авыдкой, и тут все вдруг
увидели на его левой лопатке сизый, напрЯженно стЯнутый рубец в добрую
четверть. ‡анесенное было ведро повисло в воздухе, и лейтенант, не понимаЯ,
в чем дело, отчего мешкают, нетерпеливо поторопил:
- ‹ей, кто там...
- „ак можно ли? - оторопело спросил „авыдко.- ќто чегой-то у тебЯ на
спине?
- Ђ-а! - засмеЯлсЯ согнувшийсЯ лейтенант.- „авай валЯй.
„авыдко осторожно, тонкой струей прицелилсЯ в лейтенантову шею, боЯсь
попасть на страшное место.
- ‹ей, лей! - ободрЯл тот.- Џоливай, не бойсЯ.
- —ем это тебЯ, товарищ лейтенант?
- Ѓыло дело,- гудел сквозь струи лейтенант, радостно отфыркиваЯсь.-
•асан это... Ћзеро •асан...
- Ќе болит?
- Ѓолело б, так не служил бы. ђана ведь неглубокаЯ, по кости только
чиркнуло.
- ‚от это дак чиркнуло! - с уважительной опаской таращились на рану
мужики.- ќко боднула костлЯваЯ! —уть бы что - и, считай, лабарет.
- Ќичего! - дрЯкнул лейтенант.- ‡ато мы ему тоже всыпали. „олго будет
зализывать.
“ кого-то в сумке нашлось и полотенце - побежали, принесли долгий
самотканый рушник с красными мережками, и, утираЯсь им, раскрасневшись от
калЯного суровьЯ, лейтенант просиЯл белозубо:
-- •ороша водица! ‘пасибо, товарищи.
Њужики польщенно оживились.
- ‚одица тут редкаЯ, это верно. €з мелов бежит. Ђ ты из каких мест? ѓде
родина-то?
- ‘ “рала Я. ’агильский.
- ’ак-так... Њать-отец есть? †ивы ли?
- Ћтца давно уже нет. Ѓелоказаки расстрелЯли. —его-то там в депо
сделали, их и сцапали, восемь человек. ‡авели в пустой вагон, там и
пострелЯли. Ђ вагон потом сожгли... Ђ матушка жива. € две сестренки. “же б
должна пойти на пенсию, да вот война, теперь не знаю как...
Џока утиралсЯ, а потом надевал гимнастерку и застегивал ремни, был он в
эти минуты прост и доступен свежим, умытым лицом с прилипшими ко лбу мокрыми
волосами, и мужики радовались этой обыденности, до той поры таившейсЯ под
строгостью армейской фуражки.
- ’оварищ лейтенант, на-ка покури нашего домашнего,- Њатюха ‹обов
протЯнул свернутую газетную книжечку. Ћн уже сводил командирского конЯ к
ручью, и теперь тот пассЯ неподалеку на нехоженом склоне.
- „а погоди ты с махоркой,- перебил дедушко ‘еливан.- —еловеку, может,
перекусить охота. Ђ ну, несите-ка, чего у вас там.
- Ђ и верно! - вскинулись мужики.- —то ж это мы...
- Ќет, нет,- запротестовал лейтенант и достал свои часы-луковку.- ‚ремЯ
выступать. Џредписано сегоднЯ же прибыть на сборный.
- Џоешь, поешь, сынок,- настаивал дедушко ‘еливан.- ’ебЯ как звать-то?
- Ђлександр... ‘аша.
- Ќу дак, вишь, и зван по-нашему. Ђ по-нашему такое правило: хоть ты
генерал будь, а от хлеба-соли не отказывайсЯ. Ђ по-солдатски и того гожей
устав: ешь без уклону, пей без поклону. џ солдатом тоже бывал, дак у нас
так: где кисель, там служивый и сел, а где пирог, там и лег. ‡а спасибо чина
не прибавлЯют.
- Ќу, отец, от тебЯ, видать, и ротой не отбитьсЯ! - засмеЯлсЯ
лейтенант.
- Ѓыла б причина со мной войну затевать,- тоже рассмеЯлсЯ дедушко
‘еливан.- Ќеси самобрань, робЯты! Љакое времЯ за хлебом потерЯно, то вдвое в
дороге нагонитсЯ. € конь, говоритсЯ, не ногами бежит, а овсом...
’ем временем ‹еха Њахотин принес свою дорожную торбу, развЯзал ей хобот
и принЯлсЯ выкладывать припасы на разостланном рушнике - разломил смугло
обжаренную курицу, высыпал пригоршню пирожков, достал свежих огурчиков,
редиски. ЊотнулсЯ к своему припасу и Њатюха ‹обов и под одобрительный
переглЯд мужиков бережно, чтоб не расплескать, выставил на рушник
голубенькую кружицу с белым на боку цветочком, чем и вовсе привел лейтенанта
в смущение.
- „авай, товарищ лейтенант,- сказал он, почтительно отступаЯ в
сторону.- Ќа здоровьице.
- Ќу это уж вы зрЯ...- смутилсЯ лейтенант.- —естное слово...
- „а чего там! - загомонили новобранцы.- ќкое дело выпить перед едой.
‚ыпей да закуси.
- Ќу ладно, раз так.- ‹ейтенант поднЯл кружку.- ‡а что выпью, так это
за нашу победу.
- ‚от это верно! - дружно одобрили мужики.
- „авай, товарищ лейтенант. —тоб ему, ѓитлеру, пусто было.
- Ќи дна ему, ни покрышки.
€ всем почему-то сделалось радостно оттого, что их командир выпил
чарку, а теперь, присев на корточки, крепко хрустел ихним, усвЯтским,
огурцом, тыча им в ворошок соли на листе медвежьего уха.
- “жли не победим? - ухватилсЯ за слово Ќикола ‡Яблов, подбиваЯ
лейтенанта на больной разговор.
- Џобьем, ребЯта, побьем,- спокойно сказал тот.
- „ак и Я говорю,- подхватил дедушке ‘еливан.- Ќе все серому мЯсоед.
Ѓудет час, заставим и его мордой хрен ковырЯть.
- Џравильно, отец! - захохотал лейтенант.- ќто точно!
- ‘колько уже замахивались на ђоссию,- ободренно продолжал ‘еливан,- а
она и доси стоит. “же тыщу годов. ќвон какое дерево вымахало за тыщу лет:
шапка валитсЯ на верхушку глЯдеть.
- Ќасчет дерева это ты, отец, хорошо сказал,- кивнул лейтенант.- Ќам бы
еще немного заматереть, каких пЯток лет, тогда ни один топор не был бы
страшен.
- ќто б хорошо,- поскреб под картузом Ќикола.- „а сучьЯ, слышно, уже
летЯт...
- Ќичего! - сказал лейтенант.- Ћ сучьЯ ведь тоже топор тупитсЯ.
Џокамест до главного ствола дело дойдет, и рубить будет нечем Ќам, товарищи,
главный ствол уберечь, а сучьЯ потом снова отрастут. Ђ за те, что порублены,
он еще поплатитсЯ. Њы из них ему крестов наделаем.
- —то и говорить, к главному-то стволу его никак не след допускать,-
сказал Ќикола.- “ж коли само дерево падет - конец и всем его веткам.
- ‡а тем и идем,- баснул ЂфонЯ-кузнец, лежавший особнЯком под кустом
конского щавелЯ.
- ‚ыбьем, выбьем у него топор, товарищ лейтенант,- покрЯхтываЯ, подал
голос Њатюха. ЉривЯсь от цигарки, дымившей под рассеченной губой, он взЯлсЯ
перематывать ослабленные на онуче завЯзки.- Ќе все-то одним нам в ус да в
рыло, будет ему и мимо. ЃрехнЯ! …жли скопом навалимсЯ, все одно передушим.
Ќам бы только техникой помочь, а мы сдюжаем. џ их, падлу, не пулей, дак
зубами буду грызть. џ им покажу деколон.
- ‚ каких частЯх служил? - поинтересовалсЯ лейтенант.
- ‚ разных. ’ри года пехота да три еще кое-где... Ќа спецподготовке,-
засмеЯлсЯ Њатюха.- Њежду прочим, тоже на “рале. ’олько на ‘еверном. ‚ыходит,
вроде как землЯки с тобой.
- ЏонЯтно.
- ’ак что топором и Я обучен махать,- уточнил Њатюха и, встав, потопал
лаптЯми, попробовал, ладно ли обмоталсЯ.
Џоблагодарив за еду, лейтенант достал пачку "Ѓеломора", протЯнул ее в
круг. Њужики, смущаЯсь, бережно разобрали угощенье.
- „ак а ты нашего тади дерни,- предложил ‹обов.- ‡наешь, как в сельпе
мохорка называетсЯ?
- Ќу-ка, ну-ка?
- ‘мычка! ’ы нам "беломору", а мы тебе нашей рубленки. ‚от и
посмыкуемсЯ.
-- ‘ удовольствием, землЯчок! - засмеЯлсЯ лейтенант.

‚скоре объЯвили построение. Њатюха изловил и подал посвежевшего конЯ
лейтенанту, и тот, оглЯдев из седла замерший строй, скомандовал к маршу.
‡а ручьем начиналась чужаЯ, не усвЯтскаЯ пажить; рЯдами разбегались и
прыгали через узкое руслице на ту сторону, за первые пределы отчей земли,
своей малой родины, иные при этом норовили макнуть напоследок руку, потом,
опЯть сомкнувшись, одолели зеленый склон и, выйдЯ на дорогу, подравнЯли шаг.
ЉасьЯн с дедушкой ‘еливаном, напоив лошадей, тронулись в объезд на
жиденькую жердЯную гатку.
„орога потЯнулась на долгий пологий волок, сливавшийсЯ где-то впереди с
дрожливым маревом. Џо обе стороны топленым разоватым молоком пенилась на
ветру зацветшаЯ гречиха, и все оживились, войдЯ в нее, пахуче-прЯную,
гудевшую пчелой, неожиданно сменившую однообразие хлебов. ‡а гречихой
начались подсолнухи, уже вымахавшие в человеческий рост и местами тоже
зацветшие, и было светло и как-то празднично идти среди этих Ярких золотых
цветов, терпко пахнувших лубом, повернутых, как один, к полуденному солнцу.
€ вообще, отдохнув и малость пообвыкнув в строевом ходу, шли легко, без
изначального скованного напрЯжениЯ, уже не вздрагиваЯ от окрика лейтенанта,
который в низко насунутой фуражке, подстегнутой под подбородком ремешком от
встречного ветра, еще недавно казалсЯ в своем седле чем-то вроде
ниспосланного рока, глухого ко всему и неумолимого в своей власти. ’еперь
все знали, что зовут его ‘ашкой, что, как и у всех у них, есть и у него
где-то мать, что сам он, в сущности, неплохой компанейский малый и что в его
полевой сумке вместе со списками новобранцев лежит пара ‹ехиных пирожков с
капустой, которые уговорили взЯть на тот случай, если захочетсЯ пожевать в
седле. Џомнилось и о том, что под его гимнастеркой на левой лопатке сизым
рубцом запеклась не очень давнишнЯЯ пулеваЯ рана, и в строю поговаривали,
что нехудо бы с ним, уже понюхавшим пороху, идти не до одного только
призывного, а и дальше. —тобы так вот всех, как есть, не разлучаЯ,
определили б в одну часть, а он осталсЯ бы при них командиром. € когда
лейтенант времЯ от времени поворачивалсЯ в седле, опершись рукой о круп
лошади, оглЯдывал колонну и зычно, со звонцой кричал "подтЯни-и-ись!", все
уже понимали, что покрикивал он не от какой-то машинной заведенности и
недоброй воли, а оттого, что, стало быть, кто-то там и на самом деле
замешкалсЯ и поотстал, закуриваЯ или отбежав до ветру.
€ лишь однажды, когда взошли на самый гребешок и дальше дорога должна
была покатитьсЯ долу, лейтенант рассерчал не на шутку, потому что строй
вдруг без всЯкой причины сбилсЯ с шагу, затопал разноногим гуртом, мужики,
притушаЯ ход, заоглЯдывались, и по колонне прошелсЯ какой-то возбужденный
ропот. …хавший позади отрЯда ЉасьЯн, заговорившись с дедушкой ‘еливаном,
едва не врезалсЯ дышлом в последние рЯды.
- Ќа-аправлЯющий! - гаркнул лейтенант.- ‘ты-ой!
Љолонна приостановилась, и командир, упрЯтав глаза под посверкивающий
козырек, поворотил конЯ в хвост отрЯда.
-- ‚ чем дело? —то за базар?
Њужики виновато отмалчивались.
‹ейтенант обогнул колонну и, подвернув к повозкам, как бы пожаловалсЯ
дедушке ‘еливану:
- ‚едь только что отдохнули, покурили, черт возьми! …ще и трех верст не
прошли.
- „ак вона, командир, причина-то! - „едушко ‘еливан ткнул кнутовищем в
обратную, уже пройденную, сторону.- ’уда глЯди!
‘ увала, с самой его маковки, там, позади, за еще таким же увалом,
бегуче испЯтнанным неспокойными хлебами, виднелась узкаЯ, уже засиненнаЯ
далью полоска усвЯтского посада, даже не сами избы, а только зеленаЯ
призрачность дерев, а справа, в отдалении, на фоне вымлевшего неба воздетым
перстом белела, дрожала за марью затерЯннаЯ в полЯх колоколенка. Ђ еще была
видна остомельскаЯ урема и дальний заречный лес, синевший как сон, за
которым еще что-то брезжилось, какаЯ-то твердь.
ѓлЯнул туда и ЉасьЯн и враз пристыл к телеге, охолодал защемившей душой
от видениЯ и не мог оторватьсЯ, хотЯ, как ни силилсЯ, как ни понуждал глаза,
не разглЯдел ни своего двора, ни даже примерного места, где должно ему быть.
Ќо все равно - вот оно, как ни бежали, как ни ехали. …ще и ветер, что
относил в ту сторону взволнованные дымки цигарок, долетал туда за
каких-нибудь три счета и вот уже кудрЯвил надворные ветлы, курил золой,
высыпанной под откос из еще не остывших печей, трепал ребЯчьи волосенки и
бабьи платки, что еще небось маЯчили кучками на осиротевших улицах...
- —его ж не сказали? - глухо проговорил у телеги лейтенант, поглЯдываЯ
на повернувшихсЯ мужиков.- ђазве Я не понимаю...
- Ђ что они тебе скажут? - „едушко ‘еливан поддел кнутовищем под
козырек, поправил картуз.- ‚от сичас зайдут за бугор - и весь сказ... Ђ там
уж пойдут без оглЯдки. •олмы да горки, холмы да горки...
‹ейтенант с места наддал коню, рысью обогнал смешавшуюсЯ молчаливую
колонну и, привстав в стременах, уже сдержаннее выкрикнул:
- Ќу что, ребЯта? Џошли, что ли? €ли вернемсЯ?
- Џошли, товарищ лейтенант! - отозвалсЯ за всех Њатюха.
- ’огда - разбери-и-ись! и-а-го-о-ом!..
Ќо в остальном, исключаЯ это маленькое недоразумение, отрЯд продвигалсЯ
споро, не задерживаЯсь, минули и одно, и другое угорное поле, один и другой
дол с садовыми хуторами и в третьем часу вошли в ѓремЯчье, первое большое
сельсоветское село. ‘ледовало бы сделать передых, но решили в селе не
останавливатьсЯ, не муторить народ, а идти до ‚ерхов и уж там уединитьсЯ и
перекусить без помехи.
ѓремЯчье занимало оба склона распадка с мелкой речушкой между
глЯдевшими друг на друга улицами. Љолонна пересекла село поперек, с горы на
гору, и пока шли ложбиной, на виду у обоих улиц, из дворов высыпали бабы и
ребЯтишки, молчаливыми изваЯниЯми уставЯсь на проходившее ополчение, на
серых, пропыленных мужиков.
- —ьи, голуби, будете? - спросил какой-то трЯсучий белый старик,
сидевший в тени, под козырьком уличной погребицы, когда колонна поднЯлась на
левую сторону.
-- “свЯтские! - выкрикнули из рЯдов.
‘тарик трудно, опершись о раскосину, поднЯлсЯ и снЯл с головы мЯтую
безухую шапку.
- Љто еще через вас проходил, отец? - спросил „авыдко.
- ’ого часу Ќикольские пробегли да хуторские,- оповестил старик.
- Ђ ваши пошли-и?
- „ак и наши. Ђли не видите, пустое село. Ћдно галицы да галченЯта
малые. Џошли и наши, а то как же. Џолтораста душ.
- Ќа ‚ерхи верно ли правим?
- Ќа ‚ершки? „ак вон они, за нами и будут.- € уже вослед крикнул
больным, надрывным голоском:- Ќу дак придЯржите ево! Ќе пущайте дале! Ќе
посрамите знаме-он!
- Џостоим, отец! Џостоим!
- ’ади легкого полЯ вам, легкого полЯ!
‘тарик трижды поклонилсЯ белой головой, касаЯсь земли снЯтой шапкой.
‡а гремЯчьей околицей привЯзалась собака - полугодовалый волчьей масти
кобелек, еще плоский, большелапый, с никак не встающим на зрелый манер левым
ухом. Љобелек поначалу долго глЯдел на уходившую колонну, потом вдруг
сорвалсЯ, нагнал и, то робеЯ и присаживаЯсь, то обнадежив себЯ какой-то
догадкой, опЯть догонЯл и озабоченно продиралсЯ подступившими к дороге
овсами. ‚ремЯ от времени он привставал зайцем на задних лапах и проглЯдывал
отрЯд с переменчивой тоской и надеждой в желтых сиротских глазах.
- €ди домой, милый,- крикнул ему Њатюха.- Ќету тут никого твоих.
Ќо кобелек не послушалсЯ и долго еще шуршал овсами, выбегал позади на
дорогу и в поджарой стойке тЯнул носом взбитую пыль. € только когда
лейтенант бросил ему пирожок, щенок, взвизгнув, шарахнулсЯ от него, будто от
камнЯ, и постепенно отстал, запропал куда-то...
‚ерхи почуЯлись еще издали, попер долгий упорный тЯгун, заставивший
змеитьсЯ дорогу. ЏолЯ еще цеплЯлись за бока - то просцо в седой завЯзи,
будто в инее, то низкий Ячменек, но вот и они изошли, и воцарилась дикаЯ
вольница, подбитаЯ пучкастым типчаком и вершковой полынью, среди которых,
красно пЯтнаЯ, звездились куртинки суходольных гвоздик. ђаскаленный косогор
звенел кобылкой, веЯл знойной хмелью разомлевших солнцелюбивых трав. Џыльные
спины мужиков пробила соленаЯ мокреть, разило терпким загустевшим потом, но
они все топали по жаркой даже сквозь обувь пыли, шубно скопившейсЯ в колеЯх,
нетерпеливо поглЯдываЯ на хребтину, где дремал в извечном забытьи одинокий
курган с обрезанной вершиной. € когда до него было совсем рукой подать,
оттуда снЯлсЯ и полетел, будто чернаЯ распростертаЯ рубаха, матерый
орел-курганник.
“свЯтцы, наезжаЯ в район, редко пользовались этим верховым проселком,
хотЯ и скрадывавшим путь версты на четыре, но уморным длЯ ездоков и лошадей,
особенно в знойную пору. —аще же ездили ключевским низом, по людным местам,
прохладным и обветленным, никогда не докучавшим пылюкой. Ќо всегда тЯнуло
побывать здесь, на манивших горах, хотЯ за делами не всЯкий того удосужилсЯ.
€ вот занесло всех разом аж на самую маковку!
- Џравое плечо, вперед! - скомандовал лейтенант, и отрЯд свернул с
дороги к подножию кургана.- Џере-ку-у-ур!
Љак ни упехались мужики за долгий переход, но и пав ничком на жесткую
траву, каждый все-таки лег не как попало, а все до единого головой на
восток, куда крутым овражным обрывом метров на семьдесЯт, а то и на все сто
неожиданно обрезались ‚ерхи. € открывалась отсюда даль неоглЯднаЯ, сразу с
несколькими деревеньками, нанизанными на блескучие петли ‚ыпи-реки, с
мельничным плесом и самой мельничкой, бело кипевшей игрушечным колесом, с
клубившимисЯ левадами приречных ольх и ракит, россыпью коров во
влажнозеленых лугах, мерцающих озерками и болотцами, с бугорками сенных
стожков и сизыми капустными бахчами,- все это звалось той самой Љлючевской
балкой, питавшейсЯ обильными ключами из-под ‚ерхового уреза, было тем самым
низом, по которому и проходила излюбленнаЯ дорога. Ђ по-за балкой вновь
поднималась, дыбилась холмами материковаЯ землЯ, и дивно было глЯдеть сразу
на всю эту уймищу хлебов, уходивших верст на пЯтнадцать вправо и влево. €
еще было дивно, что над всем этим, казалось, вот оно, только дотЯнутьсЯ
рукой, неслось по ветру невесть откуда взЯвшеесЯ одинокое облако, будто
белый отставший гусь-лебедь, и тень от него, пересекаЯ долину, мимолетно
темнила то светлобеленые хаты, то блестки воды, то хлебные нивы на взгорьЯх.
Ђ еще выше, там, где царило одно только солнце, кружил в восходЯщем паренье
тот самый старый курганник, что неслышной тенью сорвалсЯ с дремотных ‚ерхов.
’ак и не сойдЯ с седла, лейтенант вместе с конем остановилсЯ у самого
краЯ и долго глЯдел вниз с жутковатой высоты.
- „а-а...- протЯнул он и, обернувшись к подъехавшим телегам, изумленно
спросил у дедушки ‘еливана:- Љак же Я утром этого не видел?
- „ак ты, мил человек, в ста саженЯх мимо и проскочил. ќвон где
дорога-то!
- Џожалуй... Ђ это что за курган?
- Ђ он завсегда тут был. ‘покон веку. Њожет, кто насыпал, а может, и
сам по себе. Ќа нем и стоЯла дозорнаЯ вежа. ‚ишь, макушка срезана? „лЯ того,
видать, и сравнЯли, чтоб вежу поставить.
- џсно. Ќу, а те откуда же шли? ‘ какой стороны?
- ’атары-то? „ак тамотка и шли, по заречью. ѓлЯди, во-он на той стороне
по хлебам пыль куритсЯ? ќто и есть ихнЯЯ дорога. Њуравский шлЯх. ’уда, туда,
за Ћстомлю, а там уж и Љуликово поле - вот оно. ’амотка и шли поганые. „ак и
оттуда, с Љуликов, тем же путем и бежали, кто уцелел. Ќа „он да по-за „он, в
свои степЯ.
- ђебЯта! - вдруг подхватилсЯ „авыдко.- „ак ведь это, должно,
ситнЯнские идут!
- ѓде?
- „а вон пыль!
ЉасьЯн насторожилсЯ, принЯлсЯ глЯдеть в заречную сторону. € верно, поле
клубило долгим низким облаком. ‹юдей было не разобрать, но хорошо виделись
катившие позади две, не то три подводы.
- Ќебось ставские,- предположил ‹еха Њахотин.- ‚ самый раз ставцам
быть.
- Ћх ты! ‘тавцы низом должны, им низом ближе. Ђ это, точно, ситнЯнские.
Љому ж еще?
- “ менЯ там сродный должен итить,- сказал Њатюха.- ’ак и не свиделись.
- „ак и у ЉасьЯна братан. ’оже не попрощалсЯ.
‹ежа на краю обрыва, усвЯтцы наблюдали, как дальнее заречное ополчение
медленно плелось меж телефонных столбов, и по этим столбам, забежав глазами
вперед, можно было догадатьсЯ, что колонна неминуче сползет в Љлючевскую
балку - если не здесь, то где-то потом, за поворотом.
- Ђ что, братцы, ежли вдарить на перехват, а? - загорелсЯ Њатюха.- €м
ведь все равно за ‚ерхами перебредать на нашу сторону. Ћни сюда, а мы - вот
они!
- Џоесть бы сперва...- напомнил Ќикола ‡Яблов.
- ‹адно тебе! ’окмо от стола.
- „а где ж токмо?
- ђасшеперимсЯ тут с сидорами, а они и пройдут. Ђ встретимсЯ - вместе и
поедим. „а и пойдем заодно. ‚месте куда веселей-то. ‘читай, в ‘итном
половина усвЯтской родни. Ќу что, братцы? Љак, ЉасьЯнка? ’ы ж Ќикифора хотел
повидать.
- џ что - Я на телеге.
- Љак командир поглЯдит,- вЯло согласилсЯ Ќикола.
„оложили лейтенанту. ’от внимательно посмотрел за реку, сказал, что
если это действительно ситнЯнские, то их должен вести его хороший приЯтель,
тоже уралец, лейтенант ”арид •алидуллин, и что он, в общем, не возражает
против такого маневра. Џравда, некоторые были недовольны хлопотной затеей,
но большинство обрадовалось повидать своих, и лейтенант снова объЯвил
построение, добавив, что там, на перекрестке, будет объЯвлен большой привал,
можно будет распрЯчь лошадей, сходить на речку искупатьсЯ.
„винулись краем обрыва, прЯмо по целине, стараЯсь не выпускать из виду
ситнЯнскую колонну. ’ем более, что трава оказалась невелика, а главное, не
было осточертелой пыли. Ћднако вскоре, как только обогнули курган и открылсЯ
поворот Љлючевского лога, выЯснилось, что далеко впереди движетсЯ еще
какой-то отрЯд, и, судЯ по обозу, немаленький. ‚озникли толки, что, мол, не
те ли ситнЯнские. …сли они, то их уже не нагнать, а стало быть, и нечего
пороть горЯчку. Ќо тут же кто-то усомнилсЯ, что длЯ ‘итного, деревни в сотню
дворов, отрЯд, пожалуй, великоват и что те, первые, скорее всего из
ђазметного. € порешили, что ситнЯки все же не те, а эти, ближние.
- Ђ и ладно! - обрезал споры Њатюха.- ђаз пошли, то чего уж гадать.
ире шаг, ребЯта! €дти так идти!
‚ ‘еливановой повозке опЯть завозилсЯ Љузьма, высунулсЯ наружу, сел,
потер кулаками глаза, и ЉасьЯн слышал, как тот спросил:
- ѓде едем, батЯ?
- „алече уже, служивый. Џо ‚ерхам едем.
- Ќу-у? - не поверил Љузьма - ‚от это дак дали!
- Љто давал, а кто нахрапывал. —его хоть во снЯх видел?
- Ђ-а, всЯкую хреновину. ’от мордатый лектор приснилсЯ. Џомнишь,
который все брехал: попрут, попрут, на чужой тератории бить будут.
- Ђ и попрут! - кивнул картузом дедушко ‘еливан, пришлепываЯ лошадей
вожжами.
- Ђ чего же не прут? - Љузьма сплюнул клубок вЯзкой слюны за телегу.-
’ак поперли, аж сами на тыщу верст отлетели. Џодавай только ноги. ’о отдали,
это бросили. ‘коль ишо отдавать да бросать? —его ж доси не прут?
- Ќу дак ежели не поперли,- передернул плечами ‘еливан,- стало быть,
нечем. Ќечем, дак и не попрешь. Ќе подстрелишь - не отеребишь.
- Ђга! Ќечем! - усмехнулсЯ Љузьма.- …ще и не воевали, а уже и нечем! Ђ
где ж она та-то главнаЯ армиЯ, про которую очкастый брехал? ѓде? - € Љузьма,
сморщив нос, гунЯво передразнил:- "Џогодите, товарищи, главные наши силы ишо
не подошли". „ак чего ж не подходЯт - втораЯ неделЯ пошла?
- ’ы чего зевло этак-то разеваешь? Ђж потроха дурные видать. џ тебе не
фельдмаршал и сраженьев не проигрывал, чтоб с менЯ взыскивать. ’ы пойди да
вон на командира и пошуми. Ђ он послушает, какой ты разумный.
- Ђ менЯ стращать теперь нечего,- огрызнулсЯ Љузьма и сумрачно
уставилсЯ на лейтенанта, маЯчившего впереди поверх колонны.- „альше фронта
не зашлют.
- Ђ на то Я тебе так скажу,- дедушко ‘еливан, обернувшись, кивнул
картузом в сторону мужиков.- ‚он она топает, главнаЯ-то армиЯ! урЯк твой
„авыдка, да Њатвейка ‹обов, да Ђлексей с Ђфанасием... Ђ другой больше армии
нету. € ждать неоткуда...
- —его это за армиЯ? ЉаплЯ с мокрого носу.
- ќ-э! Њалый! - задребезжал несогласным смешком дедушко ‘еливан.- ‘нег,
братка, тоже по капле тает, а половодье сбираетсЯ. Ќас тут каплЯ, да глЯнь
туды, за речку, вишь, народишко по столбам идет? ‚от и другаЯ каплЯ. „а эвон
впереди, дивись-ка, мосток переходЯт - третьЯ. „а уже Ќикольские прошли,
разметненские... ќто, считай, по здешним дорогам. Ђ и по другим путЯм,
которые нам с тобой не видны, поди, тоже идут, а? Џо всей матушке-земле
нашей! ‚от тебе и полаЯ вода. ‚от и главнаЯ армиЯ!
„едушко ‘еливан шевельнул лошадей, морозно припискнул на них губами и
вдруг, поворотившись, осведомилсЯ:
- ’ы что, Љузьма ‚асильич, никак оклемалсЯ уже? „ак тади, может, со
строем пойдешь? Ђ то ведь этак прЯмо на губвахту можешь угодить.
- Џогожу маленько,- неохотно призналсЯ тот.- Ѓашка чегой-то трещит.
‡акурить нет?
- ‡акурить у ЉасьЯна проси.
ЉасьЯн, услыхав про себЯ, придержал свою пару.
ђазломанно крЯхтЯ, Љузьма перевалилсЯ через край телеги и нетвердо,
будто после затЯжной болезни, поковылЯл к переднему возу.
- „ай-ка курнуть,- потер он зЯбко ладони.
- ’ы вот что...- ЉасьЯн потЯнулсЯ за табаком.- …жли голову уже держишь,
лезь-ка сюда, за менЯ побудешь.
- Ђ ты чего?
- ‘ ребЯтами пойду. Ђ то ноги онемели сидеть. Ќа, держи...
ЉасьЯн сыпнул в Љузькины дрожащие ладони жменю махры, бросил сверху
свертыш газеты со спичками и, на ходу надеваЯ пиджак, побежал догонЯть
ополченцев.
- „авай сюда! - обрадованно крикнул ‹еха.- Ђ ну, ребЯта, пересуньтесь,
дайте ЉасьЯну место.
ЉасьЯн пристроилсЯ с краю рЯдом с Њахотиным, подловил шаг и затопал в
общую ногу. € радостна была ему эта невольнаЯ забота о том, чтобы не
сбитьсЯ, поддерживать дружный гул земли под ногами.
- Ђ глЯди-ка, братцы! - возликовал Њатюха.- Ћбходим, обходим этих-то!
‘итников да Љалашников. Ќебось напехтерили сидора. ‘ичас мы вас уделаем,
раскарЯшных! Људа вы денетесь!
ЏоглЯдываЯ на заречную колонну, неожиданно поворотившую от телефонных
столбов на какой-то проселок и Явно косившую на переправу, усвЯтцы,
подгонЯемые замыслом, какое-то времЯ шли с молчаливой сосредоточенностью, в
лад шамкаЯ и хрустЯ пересохшей в верховом безводье травой. Ќо вот Њатюха
‹обов, мелькавший в третьем рЯду стриженой макушкой, пересунув со спины на
грудь запыленную гармонь, как-то неожиданно, никого не предупредив, взвилсЯ
высокозвонким переливчатым голоском, пробившимсЯ сквозь обычную матюхинскую
разговорную хрипотцу:

€ эх, в ’аган-ро-ге! ќх, в ’аган-ро-ге!

‹ейтенант, державшийсЯ левой, береговой, стороны и все времЯ
поглЯдывавший в заречье, удивленным рывком повернулсЯ на голос и, увидев в
руках ‹обова гармошку, одобрительно закивал головой, дескать, молодец,
землЯк, давай подбрось угольку.
€ как это ни было внезапно, все же шагавшие вблизи ‹обова мужики не
сплошали, с ходу принЯли его заманку и пока только первыми рЯдами охотно
подхватили под гудевшую басами гармонь:

„а в ’аган-роге приключиласЯ беда-а-а...

ЉасьЯн, еще не успевший обвыкнутьсЯ в строю, не изловчилсЯ ухватить
давно не петый мотив и пропустил первый припев, но, уже загоревшись азартом
назревающей песни, ее неистовой полонЯщей стихией, улучив момент, жарко
оглушил себЯ накатившимсЯ повтором:

‚ ’аган-роге д'приключиласЯ беда-а-а...

Ђ Њатюха, раскачиваЯ от плеча до плеча ушастой головой, сладко томЯсь
от еще не выплеснутых слов, подготавливаЯ их в себе, в Яром полыме
взыгравшей души, даванув на басы под левую ногу, снова выкинул мужикам
очередную скупую пайку:

ќх, там убили-и... эх, там убили-и-и,
’ам убили д'молодого каза-ка-а-а...

€ мужики, будто у них не было больше никакого терпениЯ, жадно
набрасывались на брошенную им строку и тотчас, теперь уже всем строем,
громово глушили и топили запевалу:

’ам убили д'молодого каза-ка-а-а...

Ќо Њатюхин голосок ловким селезнем выныривал из громогласной пучины и
снова взмывал, еще больше раззадориваЯ певцов:

€ эх, схоронили-и... эх, схоронили-и-и,
‘хоронили при широкой до-лине-е-е...

Ђ тем временем над ‚ерхами в недосЯгаемом одиночестве все кружил и
кружил, забытый всеми, курганный орел, похожий на распростертую черную
рубаху.

Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

Џовесть впервые опубликована в журнале "Ќаш современник" (1977, No
4-5), вышла отдельной книгой в издательстве "ЊолодаЯ гвардиЯ" (Њ., 1980;
гравюры худож. Ђ. ‡айцева).
ЋтвечаЯ на анкету "‹итературной ђоссии" "Љто над чем работает" (5
апрелЯ 1974 г.), …. Ќосов говорил: "Џишу повесть о войне. “точнЯть трудно.
‘кажу только, что о войне написано много, и мне бы хотелось углубить эту
тему, исследовать солдатскую психологию". ‚ 1976 г., передаваЯ "‹итературной
ђоссии" отрывок из повести, писатель отмечал, что произведение задумано как
"литературнаЯ симфониЯ, с обобщениЯми и философскими раздумьЯми" (Ќосов ….
‹етели бомбовозы.- ‹ит. ђоссиЯ, 1976, 7 маЯ).
Ќаиболее обстоЯтельно об идейно-художественном содержании повести, ее
жизненной основе, а также о первоначальном замысле "“свЯтских шлемоносцев"
…. Ќосов рассказал в беседе с ‚. Џомазневой (ЉасьЯн - и пахарь, и солдат.-
‹ит. газ., 1977, 6 апрелЯ): "Џовесть... даже не о войне как таковой, не о
боЯх, не о баталиЯх, а лишь о том, как весть о ней пришла в глубинное
русское село и как люди привыкали к мысли, что нужно оставить свои пашни,
сенокос, поле, своих близких и идти на защиту родной земли.
Ћт момента, когда человек должен был оставить плуг, до момента, когда
необходимость заставила его взЯтьсЯ за винтовку, большаЯ дистанциЯ.
„истанциЯ тут психологического характера, свЯзаннаЯ с мучительной ломкой
устоЯвшихсЯ представлений, привычек, вживанием в навалившуюсЯ беду,
перевоплощением пахарЯ в солдата. ‚от о сложном состоЯнии перевоплощениЯ, о
десЯти днЯх начала войны и написана повесть. Џредчувствую, что название ее -
"“свЯтские шлемоносцы" - у читателей поначалу может вызвать определенный
внутренний протест.
Ќо выбрано оно не случайно. ‚думайтесь: ведь и слово "война" сразу
как-то не воспринимаетсЯ, потому что чуждо человеку. …го тоже надо осознать,
к нему тоже надо привыкать, как к нoшению шлема, каски.
[...]Џовесть весьма проста по сюжету. € никаких особых событий в ней не
происходит - просто уходЯт из села новобранцы. Ћчень объективнаЯ хроника,
очень медленное развитие событий.
‘начала замышлЯлась она как раз с баталиЯми, с подвигами. ‘обственно,
вес начало, которое сейчас существует, именно потому торопливое, беглое, что
Я мыслил побыстрее пройти сцены прощаниЯ, проводов, а потом уже широко,
объемно представить картины фронтовой жизни. Hо материал, по которому
писались первые сцены, увлек менЯ. Љ тому же оказалось, что в нашей
литературе он еще недостаточно разработан. Ѓудучи сам по себе по военным
материалом - здесь только сборы на фронт,- он, мне кажетсЯ, тем не менее
очень емко выражал героическую суть нашего народа.
[...] ѓлавный герой ее (повести.- ‚. ‚.) - народ. Ђ олицетворЯют его в
данном случае жители села “свЯты. €меетсЯ в повести и главное действующее
лицо - крестьЯнин ЉасьЯн ’имофеевич... џ взЯл человека средних лет, чтобы
показать, что он терЯет в свЯзи с войной...
[...] ѓлавное в ней (повести.- ‚. ‚.) не сам герой... а идеЯ защиты
ђодины. ќтой идее подчинено все.
[...] “... моего героЯ фамилии вообще нет. Џотому что она была не
нужна. Ќо имЯ Я ему дал неслучайное. ЉасьЯн означает "носЯщий шлем".
[...] ‚ облике "“свЯт" проглЯдывает... в общих чертах, моЯ деревнЯ. €
хоть писал Я не свою хату, не своего дЯдьку, не своего деда, не соседа, но
всегда имел в виду мое село, его людей.
[...] ЊоЯ мысль: война чужда человеку вообще. ‘оветскому народу,
пережившему ужасы минувшей, потерЯвшему в ней двадцать миллионов жизней, она
ненавистна тем более.
Џовесть своевременна длЯ менЯ и, если хотите, злободневна. Џотому что
менЯ глубоко оскорблЯют истерические голоса на ‡ападе о том, что наша страна
кому-то угрожает, кого-то устрашает.
[...] ‘амой своей повестью Я хочу сказать: посмотрите, какой мирный наш
народ! Ћн никому не может угрожать. Љонечно, если его побеспокоЯт, он
постоит за себЯ".
Џовесть была воспринЯта как новое слово в осмыслении темы патриотизма и
подвига (ЉомсомольскаЯ правда, 1977, 8 июнЯ), отмечалась глубокаЯ народность
произведениЯ, его свЯзь с предыдущими рассказами писателЯ, с традициЯми
былинного эпоса и русской воинской повести (Џодзорова Ќ. € остаютсЯ
сыновьЯ.- ‹ит. газ., 1977, 8 июнЯ).
Љроме "“свЯтских шлемоносцев", рассказов "†ивое пламЯ", "Љрасное вино
победы" и "опен, соната номер два", …. Ќосов посвЯтил войне еще несколько
рассказов, малоизвестных современному читателю,- "’ысЯча верст" (ѓде
просыпаетсЯ солнце. Њ., ‘ов. писатель, 1965), "”ронтовые кашевары" и
"Џереправа" (оба - ‹ит. ђоссиЯ, 1975, 9 и 30 маЯ).
Џовесть экранизирована в 1981 г. на Њосфильме - полнометражнаЯ лента
"ђодник" (режиссер Ђ. ‘еренко). Ћдна из лучших театральных инсценировок
"“свЯтских шлемоносцев" осуществлена Љурским драматическим театром им. Ђ. ‘.
Џушкина (режиссер ‚. ѓришко). € в фильме, и в театре авторы стремились
донести до зрителЯ основной пафос произведении: "Ћт "‘лова о полку
€гореве",- говорил …. Ќосов на VI съезде писателей ђ‘”‘ђ,- до "‚ойны и мира"
русскаЯ литература пронесла через века свЯщенный образ ђодины и думы о ее
судьбе" (‹ит. газ., 1975, 24 декабрЯ).
Last-modified: Mon, 28 Jan 2002 18:46:41 GMT
Ћцените этот текст: