 унести в памЯти.
     -  Џодойдет  времЯ - учись, старайсЯ. Ђга? Џостигай, наматывай.  ѓде, к
примеру,  немец  обретаетсЯ, что  это за  землЯ  такаЯ? —тоб знать  наперед,
понЯл?  -  Ћн  говорил  случайное,  не  знаЯ,  что  еще  наказать  непонЯтно
затворившемусЯ мальцу.- Ќу дак,  Ясное дело, перво-наперво мать  слушайсЯ. €
бабушку. ќто уже само собой.
     ‘ергунок, не убираЯ руку  с  отцовской  ладони, молчал, вздув наспанные
губы.
     - „а чего с ним  сдеЯлось-то? - охнула бабушка.- Љак окаменел малый. ’ы
скажи,  скажи  слово-то  отцу.  Ќешто тоже  эдак-то  немтырем молчать.  ќкой
упорной! •ватишьсЯ потом, да некому будет...
     - ‹адно, мать, ладно. Ќе замай его. ќто со сна он... €  ты, Њитрий, тож
слушайсЯ тут, не докучай.- ЉасьЯн притЯнул на грудь младшенького,  потрепал,
потискал  и, поцеловав трижды  в непросохшие  глаза,  опустил на  пол.-  Ќу,
ступай к мамке, ступай!
     Ѓабушка  снова  украдкой  прослезилась  какой-то  остатней  слезой,  не
одолевшей  морщинок:  главные  свои  слезы,  никем  не слышанные,  никем  не
виданные, она выплакала еще до этого днЯ в одиноком своем запечье.
     - Ќу, дак пора  мне,- опЯть объЯвил ЉасьЯн,  вставаЯ с сундука и озираЯ
напоследок углы и стены.- Њиром живите.
     Џоочередно  пообнимавшись с женой  и матерью, которые снова ударились в
голос, оделив их, не слушавших, торопливыми утешными словами, какие нашлись,
какие попадЯ подвернулись, ЉасьЯн с перхотой в горле, стиснув зубы, нырнул в
горничную дверь, схватил по  пути картуз с  кухонного простенка и вылетел во
двор.  ‚след на  крыльце засумЯтились,  запричитали,  но  он,  кургузЯсь под
тЯжестью сумы, крепЯсь  не  обернутьсЯ,  через  силу порываЯ  липучие тенета
отчего дома, превозмогаЯ хватавшую за ноги жалость к оставшимсЯ в нем, топча
ее сапогами, крупно, неистово пошагал, чуть ли не побежал к задней калитке.
     €    вдруг,   уже    ухватЯсь    за   спасительную   щеколду,   услышал
звенЯще-отчаЯнный голосок, пробившийсЯ сквозь бабьи вопли:
     - Џапка! Џапка-а!.. џ с тобой!.. џ с тобой, пап-ка-а-а.
     ЋстановилсЯ  ЉасьЯн,  похолодел,  сжалсЯ  нутром,  будто  левым  соском
напоролсЯ  на  вилы:  перед  сенечным  крыльцом,  отбиваЯсь  от  бабкиных  и
материных рук, барахталсЯ на земле ‘ергунок, так и  не  успевший  в суматохе
натЯнуть  своих  покосных  штанов,-  крутилсЯ  вертким  вьюном,  бил-колотил
ногами, тЯнул к нему руки.
     - Џапка-а! џ с тобой!
     ЉасьЯн хотел  уже было  вернутьсЯ, как-то успокоить  мальца, но на него
замахали сразу и мать и Ќатаха, закричав: "ЌельзЯ, ЉасьЯн! Ќе вертайсЯ, ради
бога!" € он поспешно рванул калитку.
     €  когда,  не  обращаЯ вниманиЯ  на ветки,  обдираЯсь вишеньем,  уходил
садом,  и когда  потом косил  напрЯмки  по  чужой  картошке, его  долго  еще
настигал и больно низал этот тоненький вскрик, долетавший с подворьЯ:
     - Ђ-а-а...

        15

     ‚се  это  времЯ,  готовЯсь  к  последнему  дню,   наперед  казнЯсь  его
неизбежной надсадой, ЉасьЯн все  же мыслил себе, как пройдет  он по “свЯтам,
оглЯдываЯ, запоминаЯ и прощаЯсь с деревней,  торжественно печалЯсь про себЯ,
оттого что каждый его шаг будет необратим, а путь его неведом; как выйдут за
калитки остающиесЯ  тут  старики,  почтительно  обнажат  перед  ним  головы,
наговариваЯ  разное,  вроде: "—ас  добрый тебе, час  добрый! Ќе сплошай там,
вертайсЯ!"; как будут  вослед торопливыми  жменьками  сыпать кресты  на  его
заплечную суму глЯдЯщие в окна  старушки,  а  деревенскаЯ детвора молчаливым
поглЯдом  проводит  его, ступающего  в  последний  раз  мимо  изб,  ворот  и
палисадов.
     ‘ тем бы и уйти, переступить усвЯтскую черту...
     Ќо пришел этот день, и бежал ЉасьЯн задворьЯми, обрываЯ сапогами ботву,
сшибаЯ сиреневые соцветии июльской картошки,  не замечаЯ, что бежит, мелькаЯ
далеко  видным  белым  мешком. Ќа  Џолевой  улице,  против  Љузькиной  избы,
оглЯдываЯсь  назад, на  ‘ергунков крик,  едва  не угодил  в какую-то  Ямину,
вырытую рЯдом с  тропой,  и не  сразу понЯл, к чему  она  тут, длЯ чего  она
Љузьке. € лишь  когда попалась и другаЯ, и  третьЯ вспомнил, что и сам вырыл
такую же под своими окнами, когда собирались столбить радио. Ќенужные теперь
Ямы  желтели взрытой глиной почти против  каждой  избы,  и  он, обегаЯ их, с
неприЯтным чувством подумал,  что  следовало  бы  опЯть засыпать,  заровнЯть
перед  уходом, негоже, нехорошо оставлЯть  заготовленную Яму, зиЯвшую против
двора. ‚се равно теперь некому будет ни ставить столбы, ни тЯнуть проволоку.
     Ќа ‘еливановой  свертке,  одолев  предел  цепенЯщего  тЯготениЯ, ЉасьЯн
обессиленно  и  в то же времЯ  облегченно  перевел  дух. Џод потным  обручем
картуза запаленно  бухали  виски, тело колотило  мелким ознобом. ‚ последний
раз оглЯнулсЯ назад,  не  нашел  своего двора  за  сокрывшими  его соседними
садами, да особенно и не  вглЯдывалсЯ туда, даже как-то рад  был, что уже не
видно,  что наконец обрезалась пуповина  и  он теперь сам  по  себе с  одной
только своей ношей.
     „еревнЯ  в этот уже  неранний час была затаенно нема  и безлюдна:  все,
кому предназначалось  идти,  еще  досиживали  свое по  домам,  обрЯжались  в
походное, завтракали,  давали  последние  заветы,  еще  только  подходили  к
прощальной маете,  бабьему крику, и ЉасьЯн,  окинув  в последний раз пустую,
будто выморочную улицу, свернул в заулок.
     Ќа  все том  же  конторском выгоне, в  полуверсте от деревни,  вставала
ровной соломенной  крышей  новаЯ  конюшнЯ,  затеЯннаЯ  там  по  генеральному
Џрошкиному плану. ђЯдом с ней желтела выведенными стропилами другаЯ такаЯ же
хоромина - под молоднЯк. Ћттуда натЯгивало радостным  духом лошадиных стойл,
к которому подмешивалсЯ запах уже обсохшего и засочившегосЯ степной  горечью
низкорослого  полынка, и  ЉасьЯн, вольно расслабЯсь, распустив давивший  его
ворот, пошел уже ровнее, успокаиваЯсь и обретаЯ себЯ.
     Ќа выбитом выгоне возле конюшни сгрудились бригадные телеги,  нынче  их
еще никто не  разбирал и, видно, теперь  уж не  тронут за  весь  день. ‚озле
телег ЉасьЯн увидел дедушку ‘еливана, долговЯзого  и молчаливого деда ‘имаку
и босого, в коротковатых штанах Џашку-ѓыгу. „ед ‘имака,  подважив плечом бок
бестарки,  сдвинул с  оси  заднее  колесо, даваЯ ‘еливану  промазать  квачом
ступицу. Џашка-ѓыга, присев на корточки, с детским любопытством заглЯдывал в
черную дегтЯрную дыру  колеса. ‡а его спиной поверх выпущенной рубахи висело
на бечевке вытесанное из доски алЯповатое подобие ружьЯ.
     Џашка-ѓыга  первым  уловил   шаги  и,  недобро  остановив   на  ЉасьЯне
вытаращенные глаза, должно быть, не узнаваЯ, цапнул было с плеча  ружье, но,
распознав-таки прежнего конюха, подскочил, миролюбиво и заискивающе протЯнул
пухлую бескостную ладонь.
     - Ђ  мы  тут мажем... —тоб  немец  не услыхал,-  доложил  он и,  широко
распустив сырой губастый рот, неприЯтно, всеми внутренностЯми гыгыкнул.
     - Ћ, глЯнь-кось! ‚от он воитель! ‚ полном соборе! - обрадовалсЯ дедушко
‘еливан, любовно  осматриваЯ  ЉасьЯна.- Ќа вот дегтЯрочку, подмажь, подбодри
ходки.
     -  “же смазаны,- сдержанно ответил  ЉасьЯн, мельком  взглЯнув  на  свои
успевшие запылитьсЯ, потерЯвшие вид сапоги.
     - ’ади ладно, ежли так.  „огорела  свеча до огарочка, пора и выступать.
„ожжа вроде не будет.
     „едушко  ‘еливан и сам вырЯдилсЯ  в  невесть откуда  взЯвшиесЯ  у  него
чоботы  -  пустоносые,  с заплатами на обоих  скульЯх, но вволю смазанные  и
расчищенные  суконкой.  € рубаха на нем  была  не  та  -  мелким  пшенцом по
блекло-синему застиранному ситцу, неглаженаЯ, но чистаЯ.
     - Ђ ‚анюшка-то  „ронов еще вчерась  надвечер улепетнул,- сообщил  он со
свежей утренней бодростью.- Ћдин да пеший. „а-а... Џобег, побег,  соколик...
‡аглЯнул Я к ему перед тем - молчит, цигаркой  коптит, а сумка уже у порога.
’ак был сух, а то и вовсе сухменью взЯлсЯ, исхудал бедой. ‚от как запекло-то
мужика!  Џогоди, говорю, завтра подводой доставим. Ќи  в какую!  Љаждый час,
говорит,  дорог.  Ќу  да  уж, поди,  и  тамотка,  тридцать верст отсчитал по
прохладцу. Ђ то небось уж и в ашалоне едет.
     -  ЊоЯ  бабка  говорит,  это  его  смертушка  к  себе  кличет,-  сказал
Џашка-ѓыга.- €ди сюды, иди сюды - пальцем, гы-гы-гы.
     - Ђ ну! - повел бровью дед ‘имака, и Џашка опасливо отскочил, продолжаЯ
мокророто лыбитьсЯ. ‚ыправь-ка лучше телегу на выезд.
     Џашка готовно облапил дышло и поволок бестарку на свободное место.
     - „вух извозов хватит  ли? - спросил дедушко ‘еливан.- ‘ полета мужиков
ежли?
     -  •ватит.-   „ед   ‘имака  кивнул-клюнул   крупным   вороньим   носом,
зачинавшимсЯ  безо  всЯкого  перехода  прЯмо в самой пуще  жестких  бровей.-
•ватит и двух - не на Ђзов поход.
     - ’ебе, ЉасьЯнушко,  каких прикажешь запречь?  - весело поинтересовалсЯ
дедушко ‘еливан.- ‚ыбирай любых, напоследок проедешь.
     - ‚се едино. Ќе с бубенцами скакать. Љоней-то покормили?
     -  Ђ то как  же,-  степенно  кивнул  дед  ‘имака, принЯвший  конюшенные
бразды.
     - ‡асыпали,  засыпали овсеца,- уточнил дедушко  ‘еливан.- †ую-ют! џ ить
сюда чуть свет прискакал. Ђ топчан сладим, дак и ночевать тутотка стану.
     -  Ћвес  бы поберегли.  Ќе зима - всем  овес травить,- заметил ЉасьЯн.-
’еперь сыпь, да оглЯдывайсЯ.
     -  ‚сего по картузу и плеснули.  Ќехай разговеютсЯ. ‚  такой-то день! ‘
маю небось на одной траве. Љак посевную пошабашили,  с той поры,  поди, и не
перепадало. Ђ два дни дак и вовсе в ночном не бывали, незнамо чем и сыты.
     -  ќто  наладитсЯ,-  покашлЯл дед  ‘имака.-  Ќынче с Џавлом и  сгонЯем.
Ќекому ж было. Џришел, а кони  брошены,  доски грызут. ‹обов на дежурство не
вышел, его  день был. € хвуражиров призывают. ‘казать, дак люди не виноваты.
€м тож собратьсЯ надо. Ѓлаго хоть вон Џавел попить привез.
     …го жидкие восковые щеки, беспорЯдочно иссеченные годами, непроизвольно
вздрагивали от какого-то тика, будто  держал он  во рту зубное  полоскание и
гонЯл туда-сюда днем и ночью,- прихварывал старик, маЯлсЯ грудью.
     -  Џозавчоры стучит  в  окно „ронов,-  сказал  он,  откашлЯвшись.- €ди,
говорит,  побудь на конюшне.  Џока, мол,  кого подыщем. Ќу дак чего ж  пока?
Џороблю,  раз надо. €шшо ноги носють. Ђ ногам все одно где топать - дома ли,
тут  ли.  Њне  б,  конешно,  стариков в подмогу.  Ќу  да Я сам и поговорю  с
которыми.
     -  „ак  и Я  пособлю  чего  ни то,-  отозвалсЯ  дедушко  ‘еливан.-  ‚от
солдатиков  провожу, свезу  торбы да  и  переберусь  к  тебе насовсем.  ќ-э,
‘ерафим,  не  журись. Љабы  наша  там-то  взЯла,  а тут  мы  присмотрим.-  €
распорЯдительно крикнул: - Џавел! ‘лазь-ка, голубь, на сеновал, поглЯди, нет
ли сенца на повозки постлать.
     Џашка, снЯв ружье и приставив его к конюшенной  стене, ловко взбежал по
стремЯнке.
     - ‘ сеном нонче разор,- проговорил дед ‘имака, уставЯсь в землю.- ‹адно
ишшо дожжей нет...
     Џока старики возились со второй повозкой, ЉасьЯн заглЯнул в конюшню. Ќо
вошел не сразу, а  сперва постоЯл у порога, всматриваЯсь вовнутрь с чувством
недавнего  хозЯина, невольно примечаЯ, какаЯ поруха  успела завестись  в его
отсутствие.  ‘о  света в конюшне было  сумеречно и терпко.  ‘олнечные  лучи,
бившие слева в узкие оконца, сизо дымились испариной над кучками вычищенного
навоза,  сваленного  в  главном  проходе.  ‚о  времЯ  чистки  ЉасьЯн  всегда
распахивал и  те и другие ворота настежь, давал погулЯть свежему ветерку, но
нынче дальние двери были заперты, видно, дед ‘имака  остерегалсЯ сквознЯков.
‚ойдЯ,  ЉасьЯн  заглЯнул  в  шорницкую,  отгороженную  при  входе. ’ам  тоже
наметились  перемены. „еревЯнный ларь с  инструментами, седельным войлоком и
всЯкой починочной обрезью, на котором зимой  конюха  коротали дежурства, был
отодвинут, а на его месте стоЯл еще не доделанный  топчан,  тогда как вокруг
на полу валЯлись обрезки брусков и теса и было насорено щепой и опилками. Ќа
столе  вперемешку с рубанком  и долотами стоЯл  чужой  незнакомый  чайник  и
глинЯнаЯ черепушка,  прикрытаЯ лопухом. Ќадо всем этим, под узким, таким же,
как  и  у  лошадей,  оконцем,  торопко  мельтешили жестЯные  ходики,  должно
принесенные дедом  ‘имакой из  дому.  „ед ‘имака утверждалсЯ  в шорном кутке
прочно  и  основательно, будто  въезжал  в новое  жилье,  но пока здесь было
мусорно и  неуютно, и все это кольнуло ЉасьЯна, подчеркнув его окончательную
отторженность  и  непричастность к  конюшенному  бытию.  €  было  странно  и
неприЯтно   слушать,   как   где-то   на   чердаке  топал,  стучал   пЯтками
разговаривавший сам с собой Џашка-ѓыга.
     ‡а  высокими перегородками, так  что были видны одни  только  стегна  и
холки, наголодавшиесЯ кони шумно мололи сразу  множеством жерновов, довольно
пофыркивали, секли по стенкам хвостами. ЉасьЯн, тихо, будто чужой,  прошелсЯ
вдоль стойл,  заглЯдываЯ  через прЯсла. ‡анЯтые едой, уткнувшись в кормушки,
лошади не  замечали его. ЉасьЯн  переходил  от одной  к  другой  все  с  тем
чувством своей отторженности, и  когда  впереди мелькнула молочнаЯ спина его
собственной  кобылы,  он родственно  затеплилсЯ и, минуЯ остальных  лошадей,
пошел к ней поглЯдеть напоследок и попрощатьсЯ.
     - „анька! „анька! - позвал он еще издали.
     Ќезадолго  до колхоза, продав состарившуюсЯ  отцову  лошадь  и прибавив
подкопленных деньжат, заимел он некрупную, но броскую молодую кобылку.  Ѓыла
она редкой буланой масти, с белыми аккуратными  копытцами, что  и перевесило
все  его раздумьЯ и колебаниЯ, и за этот ее теплый молочный окрас, за всю ее
девичью игрушечность назвал он кобылу  „анькой,  подразумеваЯ под  этим, что
дана  ему  на  счастье. Џравда,  выглЯдела она в тот покупной момент тощей и
необихоженной, но худоба была нестарушечьЯ, поправимаЯ в хороших руках, и он
весь ушел в заботы  о новой скотине. “вел ее в безлюдный угол займища, сплел
себе там шалаш и жил чуть ли  не  пол-лета, выгуливал свою „аньку на вольной
траве, не докучаЯ  работой.  ’олько  знай гулЯй себе,  ешь  чего  хочетсЯ. €
„анька на глазах стала выладниватьсЯ, хорошеть, заволнилась гривой, заходила
остренькими ушами  с живым интересом к  миру. Ќапоследок ЉасьЯн выкупал ее в
Ћстомле, отчистил белым речным песком и еще раз выкупал и, неузнаваемую, сам
в  душе  с праздником  привел  во  двор.  ‘обрал  стол,  позвал  мужиков, те
нахваливали: "•ороша, хороша, но да вить корова - молоком, а конь - работой.
Ћпробовать  бы надо..." - "‘пробуем, как  не спробовать,- радовалсЯ ЉасьЯн.-
„лЯ того и куплена". Ќа  другой день съездил к  Ђфониному  отцу, подковал на
все  четыре высоконьких, стаканчиками, копытца. Џосле  того разобрал  старую
телегу и на прежних осЯх и железной оснастке принЯлсЯ мастерить новый полок.
‚звешивал и обдумывал каждую дощечку, каждую спицу в колесе  чтобы возок был
и крепок, и не громоздок,- ладил в самый раз по кобылке.
     ‚се  у  ЉасьЯна в  тот год  вроде бы ладилось и ладно складывалось  длЯ
ровной жизни  в посильных трудах, но вот завелсЯ  в “свЯтах  колхозец и стал
поперек всех его планов, расколол мысли надвое. —то это за новшество, многим
не особенно было понЯтно, и поначалу принимали его не все и не сразу. Њужики
при хозЯйствах осторожничали, тЯнули времЯ, кое-кто распродал со двора лишки
на тот случай, что если придетсЯ вступать, то уж с меньшей потратой. ЉасьЯну
колхоз тоже показалсЯ не ко времени, да и кое-кто не советовал вЯзать себЯ с
ним.  Ќо все  ж длЯ себЯ  нашел  он  иной выход,  казавшийсЯ  ему разумным и
справедливым длЯ обеих сторон. Ћ  себе заЯвил так, что-де не против вступить
в колхоз, но с тем условием, чтобы и конь, и полок  оставались  при  нем, на
его дворе, а он, когда надо, работал бы вместе с  конем  на общий котел. “же
тогда севший править артелью Џрошка показал ему обидную дулю,  сказавши, что
таких  хитропопых  подрЯдчиков  ему не  надо:  вступать  так вступать  а  не
вступать  -  так  и нечего  голову  морочить...  •орошо  ему,  Џрошке,  фигу
показывать -  сам-то он безлошадно,  налегке вступил, и ЉасьЯн рисовал  себе
невеселую картину, как кто-то чужой запрЯжет  его  „аньку, навалит на телегу
сверх всЯкой  меры  и совести, огреет кнутом,  бестолково задергает вожжами,
заорет  матерно  и  не пособит,  не  слезет с повозки, когда его, ЉасьЯнова,
„анька, выворачиваЯ из суставов ноги, будет  полоумно выпластыватьсЯ,  лезть
из хомута на последнем узволоке. Љто ж побережет не свое, думал  он тогда. €
подаваЯ наконец заЯвление, поставил  колхозу  новое условие: вступить  он не
возражает с конем и с телегой, даже прибавит  к тому соху,  хорошую железную
борону и пару полотен кос, но чтоб непременно назначили его конюхом. "„а что
ты   все   ультиматумы  ставишь?  -  вскинулсЯ  тогда  Џрошка-председатель.-
Џан-барон   нашелсЯ,   понимаешь!"   Ќо,  вспомнив,   что   ЉасьЯн   отбывал
действительную  фуражиром, согласилсЯ  удовлетворить его, как  он выразилсЯ,
"каприс" и  назначил на должность временно, до  общего  собраниЯ  -  как оно
скажет. ‘ той  поры так и  пошло: конюхом да конюхом - вот уже целый десЯток
колхозных годов. ‘перва рЯдовым, потом и старшим.  ‘вою хозЯйскую дотошность
ЉасьЯн, обвыкнув в  колхозе, перенес и на общественное добро: терпеть не мог
изодранной и пересохшей сбруи,  расхристанных хомутов, как попало сваленного
лошадЯм сена, ворчал из-за каждой потерЯнной подковы, и не дай бог, если кто
возвернет с полЯ конЯ с потертой холкой...
     ‡а  времЯ  своего конюхованиЯ привЯзалсЯ  он ко  многим  лошадЯм,  иных
выходил с сосунковой поры, иные выдурились  почище „аньки. Њечталось завести
даже  донцов, подбивал на это  Џрошку-председателЯ,  но тот, узнав,  сколько
стоит чистокровнаЯ матка, замахал обеими руками, отвернул нос: "€ди, иди, не
дурей! ‡а такие деньги два трактора можно купить". Ќо ЉасьЯн не отказалсЯ от
своей задумки: тем же летом выбрал самую ходкую и статную кобылу —елку и, не
сказав  никому,  махнул на  ней  в  Џодзвонье на  конный завод.  ‡а  хороший
магарыч, так  что и сам вернулсЯ без шапки, поставил ее с  записным жеребцом
Џерепелом,  и объЯвилась перваЯ в  “свЯтах дончиха.  ‚он она стоит в  шестом
стойле -  подпашистаЯ,  сухомордаЯ, в белых  чулках. €  назвал он ее по всем
заводским правилам: от клички отца взЯл первую  букву "Џ", приставил к имени
матери, и получилось, как влилось,- Џчелка. ‚сего пока полукровка, но уже по
всей  справе  видать, что не  простого  замеса  лошадка,-  красота  с  огнем
пополам!  Џрошка-председатель  присматривалсЯ,  удивлЯлсЯ:  "—то  за  кралЯ?
Ћткуда такаЯ?" „олжно, метил в свои бегунки. ’о-то что и оно  - откуда... Ќе
случись война,  на другой  год опЯть бы съездил  в  Џодзвонье,  уже на самой
Џчелке, чтоб еще больше приблизить потомство  к настоЯщим кровЯм. „а, видно,
конец всему, того глЯди, и самую Џчелку вот-вот заберут...
     Ѓыли у него и еще  коньки хороших статей, стригунки, часами б глЯдел на
сорванцов, как вынашиваютсЯ они, на скаку покусываЯ друг  другу  холки,  или
встают друг перед дружкой на дыбки, под грудь загибают шеи. ‚ табуне,  что в
колоде, есть  и  козыри, есть  и  шестерки -  всЯкие, но „анька  шла по особ
статье: своЯ лошадь.
     —етырнадцатое лето дотаптывает его „анька - три до него да десЯток трав
под  его доглЯдом. Џравда,  росточком так и  не вышла и даже вроде как  ниже
стала, оттого что  раздалась  задом, разломилась  повдоль  сытой спиной,- от
былого,  конечно, ничего  не  осталось,  но масть и теперь  красит -  виднаЯ
лошадь!  ‚ первые годы, уже  будучи колхозным конюхом,  набрасывал ЉасьЯн на
нее седло покрасоватьсЯ перед миром, когда выгонЯл табун в ночное,  дескать,
знай  наших!  Џотом растолстела, разбочкалась,  под седлом неудобна стала, и
ЉасьЯн года  три как пересел  на рослого џсенЯ. •отел и дальше  вести от нее
редкую масть, да не сыскал пары, такого же молочнотопленого конька. Ђ хорошо
б было! Ћт  своих же, усвЯтских,  несла она всЯкий разнобой,  двух жеребЯток
почему-то  сбросила, а главное  - получались  они  и самой мельче.  Љакие-то
нелады у нее  с племем, не  способнаЯ к этому.  ‘казать  по совести, малость
просчиталсЯ он  с ней: вгорЯчах, когда покупал, мерещилось большее. Њасть-то
масть,  да не слезь  в грЯзь.  Ћказалось, лошаденка-то без стараниЯ, норовом
себе на уме - лишнего не положи, в паре без кнута валек  не  натЯнет, а чуть
что - и куснуть  горазда.  ’о  ли  была отроду такой,  то  ли уже  здесь,  в
колхозе, забаловалась. ‚ своем хозЯйстве эта порча сразу  бы и обнаружилась,
а тут, за другими лошадьми, как-то не примечалось. „а кто ж знал! €ной вон и
бабу  за одни глаза берет, размечтаетсЯ,  думает, царевну ухватил, ни у кого
такой нету... € все ж любил  ее ЉасьЯн, может, потому,  что  сам  на ней  не
пахал,  не  сеЯл,  а только ходил,  да чистил, да глЯдел на буланую шерстку.
Њежду тем мужики брали ее в нарЯд без особой  охоты, когда уже выбрать  было
не  из чего, и это задевало ЉасьЯна. ‡нал он и про то, что бивали ее, с глаз
отъехавши, но промалчивал. ‡а другую лошадь поднЯл бы шум, начертыхал бы  по
самую  завЯзку, а  тут  -  молчок, неловко было  за свою  лаЯтьсЯ.  €ной раз
вернетсЯ кобыла на конный двор,  а  на пыльном гузье -  свежие полосы, следы
осерженного кнута. Њожет, и за дело бита, да  и как не  за  дело, но  ЉасьЯн
состроит вид,  будто  не  заметил, замкнет рот  а в самом заворошитсЯ  обида
пополам  с жалостью.  €  жалеЯ, потом в  ночи  украдкой  подсыплет,  хоть на
пригоршню, да овсеца побольше, а сенца помЯгче...
     Ќо вот стоЯл он  нынче с заплечным мешком перед ней, и та  не заметила,
не оторвалась от чужой подачки.
     - „анька, „анька! - позвал он еще раз, играЯ  голосом,  не  знаЯ и сам,
чего добивалсЯ от лошади.
     Љобыла,  услыхав  привычный  оклик,  поднЯла  голову,  свернула  глаз к
заплечью  и ненадолго, непомнЯще посмотрела на хозЯина, деловито, размашисто
жуЯ,  гонЯЯ  рубчатые  желваки по  широким  салазкам.  Ѓелое  овсЯное молоко
проступило в ее сомкнутом сизогубом зеве.
     - ќто Я! Ђли не видишь? - поспешил удержать ее взглЯд ЉасьЯн и зачем-то
посвистел, как при водопое.  Ќо та, еще не дожевав, жадничаЯ, опЯть сунулась
в обслюнЯвленный  Ящик.- ќк поспешает! - обиделсЯ ЉасьЯн,- “спеешь еще, день
велик. Ќынче и  вовсе никуда не тронут. Ќекому трогать. Ќынче у тебЯ  пустой
день.
     Љобыла продолжала хрумкать, сопЯ и  ширЯсь мордой по опустевшему Ящику,
и  ЉасьЯн,  дожидаЯсь,  пока  она  управитсЯ  и  вскинет   голову,  униженно
рассматривал  приколоченную  к столбу  табличку.  Љогда  вселЯлись  в  новую
конюшню,  он  собственноручно  выстрогал  эту  досочку и старательно написал
чернильным  карандашом  крупно, с замысловатыми завитками эти четыре буквы -
"„анЯ". Џотом какой-то лихоман  перечеркнул букву "а", а сверху написал "у",
и ЉасьЯн ночью выскребал ножом эту обидную, насмешливую букву.
     - Ќу дак  чего... Џошел Я...- растерЯнно проговорил он,  оглЯнувшись на
выход, мимо которого как раз промелькнул Џашка с охапкой сена.-  ‹адно, жуй,
раз такое дело. Њожет, больше  и  не  доведетсЯ. Ћвсеца-то. Ѓез менЯ  теперь
будешь.
     Ћн потЯнулсЯ  через прЯсло, прощаЯсь,  почесал пальцами  крутую конскую
лЯжку.  Љобыла  в  ответ  досадливо  трепнула  долгим  белым хвостом,  будто
отмахивалась от докучливого слепнЯ.
     - Ќу  не буду, не буду... ’вое теперь дело: кто  дал - у того бери, кто
ударил -  тому  беги,- проговорил он, неудовлетворенно, с обидой отступаЯ от
лошади.- Ќу, бывай! Џошел Я...
     ЉасьЯн опасливо  обернулсЯ  в  оба  конца,  не видит  ли кто этого  его
тайного свиданиЯ со своей давней застарелой болЯчкой, и, отступаЯ от стойла,
вдруг в конце  прохода, среди ровного рЯда хомутов, развешенных на столбах,-
каждый против  своей лошади,-  подцепил нечаЯнным взглЯдом какой-то  лишний,
ненужно  выпиравший  предмет.  ‚смотревшись, ЉасьЯн распознал морду  старого
Љречета.  Џоложив тЯжелую,  сумеречно-серую  голову на прЯсло,  он  затаенно
следил  из-за  хомутов  за  ЉасьЯном,  словно  догадывалсЯ, что видит  его в
последний раз.
     -  Ђ-а, это ты! -  обрадовалсЯ ЉасьЯн  внимательному взглЯду мерина,  о
котором как-то и не  .вспомнил, и, наверно,  не подошел  бы, не попадись тот
ему на глаза.- Ќу как ты тут, а? †ивой?
     ЉасьЯн шел  к нему,  заранее протЯнув ладонь, будто  длЯ рукопожатиЯ, и
конь нетерпеливо загремел копытами, сунулсЯ грудью в перекладину и безголосо
заржал,  издав какой-то  долгий  сухой  сип,  под  конец которого прорезалсЯ
немощно озвученный, изъеденный старостью голосок.
     -  “знал,  а?  “зна-ал!  - растроганно выговаривал  ЉасьЯн, увидев, как
рванулась к нему лошадь.
     Ћн  подошел  и  потрепал старого конЯ по замшелой гулкой  скуле,  и тот
ткнулсЯ колючими усатыми губами под ЉасьЯново ухо, засопел довольно.
     -  —то ж  ты  не ешь, а? Ђли не  естсЯ? ’ы  давай  ешь.  ‚он  как  твои
друзьЯ-приЯтели  овес рушат.  ‡а ухи  не оторвешь. €  про  прежнего  хозЯина
забыли. Ђ Я ж их из грЯзи, можно сказать... ‘коль болЯчек повымазал...
     Љонь,  положив голову  на ЉасьЯново  плечо, слушал, водил ушами, и  эта
доверчиваЯ тЯжесть была приЯтна и радостна ЉасьЯну.
     - Ђ Я, вишь, ухожу.  ‚ойна, браток, война! Ќегожее дело затеЯлось. ‘ена
не запасли, овес вон подчистили...  ‚от  беда:  и дать-то  тебе нечего, нету
гостинчика.  ‡абыл  Я  про  тебЯ,  запамЯтовал,  что  ты  есть.  Ќу, прости,
прости...   ‡аморочили  бабы  голову,  ревут  да  голосЯт.  Ќасилу  из  дому
вырвалсЯ... Ђ ты дак не забыл - помнишь! ‚от, видишь, как оно...
     ЌаговариваЯ  все  это,  ЉасьЯн  в  который  раз  сокрушенно  шарилсЯ по
карманам, ища хоть какую случайную  корку,  хотЯ бы  зернышко длЯ прощальной
утехи  коню,  ведь  всегда  ж чего-нибудь  носил, не  ЯвлЯлсЯ  порожний.  Ќо
карманы,  как   назло,   были  пусты,  должно,  Ќатаха,  сбираЯ  одежу,  все
повытрусила оттуда, и от этого сделалось ему неловко и совестно.
     - Љак же  Я, а? Ќету,  нету ничего...  ‡абыл начисто. € вдруг, задержав
руку в пустом кармане, обрадованно замер.
     - Џостой! Љак же нету? Љак же это нету? …-есть! ‘ичас, сичас, браток...
     Ћн  сбросил с  себЯ мешок  и, присев на  корточки,  принЯлсЯ  торопливо
распутывать  затЯнувшуюсЯ  петлю.  Љречет,  перегнувшись шеей через  прЯсло,
осторожно теребил губами картузную маковку.
     -  Ќу  как  же  нет?  ‚от же...- бормотал  ЉасьЯн и,  выхватив ковригу,
ломанул от нее закраек.- Ќа-ка, друг, испробуй солдатского!
     Њерин потЯнулсЯ к хлебу,  но сразу не взЯл, а долго нюхал, тонко играл,
вздрагивал  ноздрЯми,  вдыхаЯ  острый  ржаной  запах,  и лишь  потом  робко,
стеснительно, как бы не верЯ - не по чести,- заперебирал по горбушке губами,
ловчась откусить истертыми  до десен негодными резцами.  € так и не откусив,
вобрал  все в рот и, зажмурЯсь, благодарно  запахнув глаза, неспешно, словно
вслушиваЯсь  в  душистое, солоноватое лакомство, повернул  тЯжело  туркающую
челюсть в одну сторону, в другую...
     -  …шь!  -  подбадривал ЉасьЯн и,  жалеЯ лошадь,  обломил о  колено еще
кусок.- •удо твое дело.  Љабы  не война,  дак,  может,  еще б  пожил  промеж
других. Ђ то, вишь, война...
     Љогда ЉасьЯн впервые принЯл конюшню, Љречет уже и тогда в годах был, но
еще выглЯдел  крепким,  богатым конем в серых морозных Яблоках. Џривел его с
собой в колхоз ныне покойный “стин ЏодпрЯхин,  а сколь  жил до  “стина и где
обитал,  где его настоЯщаЯ  родина, никто в  “свЯтах не  знал.  Ђ нашел  его
ЏодпрЯхин аж в девЯтнадцатом  году  в  Љлючевском Яру  в полной  сбруе,  под
боевым седлом. Џо-за тем Яром  по Њуравскому шлЯху - ЉасьЯн тогда мальчишкой
был  -  ходили конные сотни,  секли  друг  дружку  - то  белые  налетЯт,  то
красные,- и  неведомо  было, чей это конь, кому  служил, за что  билсЯ. Љоню
ведь  все едино, куда скакать,  чьей рукой  направЯт.  ‡а  эту его  темность
Џрошка  недолюбливал Љречета,  называл его в шутку контрой. Ќу да,  может, и
был  за  конем грех  какой, дак  после того с лихвой  изгладил  вину:  годов
двенадцать  на “стина  рoбил,  пЯтерых ребЯтишек  таким  вот хлебом на  ноги
поднЯл, да потом в колхозе, пока не избил копыта, пока не подошел край.
     -  „а,  братка,  не  станут тебЯ больше  держать.  •ватит,  скажут. —то
поделаешь?  Ќе до тебЯ теперь.  Ќе  помогальщик  ты больше. ђази  тем  токмо
пособишь, что шкуру отдашь  на  солдатские  ремни...  ’ак что ешь. Џоследний
твой хлебушко. Ќе увидимсЯ больше...
     ЉасьЯн поддавал  ладонью,  помогал  Љречету  взЯть  остро растопыренные
корки, сминал кулаком  потуже мЯкиш,  уже не замечаЯ за словами, сколько раз
ломал от ковриги.
     Ќеожиданно кто-то поддал его в спину, и ЉасьЯн увидел  ‚арю, тЯнувшуюсЯ
к  нему из соседнего  стойла.  ЋтросшаЯ  порыжелаЯ  челка рассыпалась по  ее
шоколадной морде  с  белой  пролысиной.  Љобыла, коротко гоготнув  с  густой
сдержанной   мощью,  ревниво  скосила   на  Љречета  темно-сливовый  зрак  с
отраженными в нем квадратиками противоположного окошка. Џод ее боком толоксЯ
такой же шоколадный и тоже с белым  переносьем сосунок, дрожливо, как леснаЯ
коза,  нюхал поверху хлебный воздух, еще не ведаЯ, что это такое, беспонЯтно
волнуЯсь, перебираЯ копытцами.
     - Ђ-а, ‚арвара! - обернулсЯ к ней ЉасьЯн, всегда уважавший эту сильную,
безотказную и добрую лошадь с самым большим хомутом во всех “свЯтах.- € тебе
хлебца? „ам и тебе. Ђ как же... Ќа, на, матушка. ’ебе да не дать...
     Ћн и ей обрадованно отщипнул кусок и  еще поменьше протЯнул  жеребенку.
’от,  однако, не знал, что делать с хлебом, бестолково  тыкалсЯ в  ЉасьЯнову
руку, потом потЯнулсЯ к материным губам, любопытствуЯ, что она такое жует.
     - ќкий дурак! - опЯть растрогалсЯ  ЉасьЯн, ловчась погладить, поласкать
несмышленыша, и был  он в эти минутки  прощального избываниЯ  как  во хмелю:
обостренный ко всему, то горестный, то невесть отчего  счастливый. €, снова,
обращаЯсь к ‚аре, говорил: - ’ебЯ с  дитем на войну  не возьмут, не должны б
взЯть. ’ак что тут останешьсЯ. ќто вон ‹асточку с ‚егой, џсенЯ,  к примеру,-
тех подберут.  „ак  и Џчелку, само собой... ‹асточка с ‚егой в извоз патроны
возить  або пушку.  Људа ни назначь - добраЯ пара. „ак и џсень... Ђ  Џчелку,
Ясное  дело, под  седло, под  командира.  “видит - не  расстанетсЯ командир.
Њногих пошерстЯт. Њожет, какой десЯток-полтора и останетсЯ. ’ак что тут тоже
не мед. •омуту не  просыхать. ‚он сколь хлебушка в поле. ’ебе, ‚арвара, жать
да  возить.  ’ы уж, матушка, выручай тут. ‘коль малых ребЯтишек на тебе,  на
твоей хребтине остаетсЯ. ќх, кругом разор!
     ’о  ли  запахом   свежего  хлеба,  то  ли  голосом  своим  растревожил,
расшевелил  ЉасьЯн  чуть  ли  не  всю  конюшню, и то  рЯдом, то за  проходом
напротив кони за  гукали полом, застригли навостренными  ушами. ЏринюхиваЯсь
издали,  высунулись за  входные барьерки стоЯвшие рЯдом  ‚ега и ‹асточка,  с
тихой волнистой  протЯжцей  подал молодой  голос  ЉасьЯнов ездовый  џсень...
Љто-то  там дальше уже  зассорилсЯ  с соседом,  взвизгнул зверино, саданул в
доски -  не  иначе „анька, ни с  кем не уживаетсЯ,  подлаЯ.  “же  два станка
сменил ей ЉасьЯн, а все то же...
     Ќа виду у коней ЉасьЯну  было  неловко прЯтать остаток ковриги в мешок,
заела  б, замучила  совесть,  и он пошел  по  рЯдам,  отламываЯ  и  раздаваЯ
последнее, сам облегчаЯсь намученной душой.
     -  „Ядька  ЉосЯ! - встал  в солнечном проеме ворот  Џашка-ѓыга.-  Љаких
выводить? Љоторых?
     Ќо  увидав, как  тот ходил  по станкам с  искромсанным ломтем, поумолк,
вырисовываЯсь деревЯнным ружьецом за плечами.

        16

     ‹ошади были поданы к конторе за полчаса до объЯвленного срока.
     ђаспрощавшись с дедом ‘имакой, который, выкликнув вслед:  "Ќу, с богом!
‘ богом!" - осталсЯ маЯчить посеред  конюшенного двора с непокрытой головой,
ЉасьЯн на  ‹асточке с ‚егой, дедушко ‘еливан на џсене  с Њальчиком  на рысЯх
подкатили к правленческому майдану.
     Ќо  еще  издали, трЯсЯсь в задней телеге, ‘еливан окликнул непонЯтно за
колесным грохотом, ткнул кнутом  в сторону  конторы,  и ЉасьЯн увидел, как в
утренней синеве над соломенной  кровлей  свежо и беспокойно полоскалсЯ новый
кумачовый флаг, вывешенный,  должно  быть, только что, в самое утро, заместо
старого, истратившегосЯ до блеклой непотребности.
     Ќа пустыре уже набралсЯ усвЯтский люд: подорожно, не по погоде тепло, с
запасом одетые  мужики  с разномастными  самодельными  сумками,  и  с каждым
пришли его домашние, провожатые. ‹юди облепили конторское крыльцо, кирпичную
завалинку, толпились кучками, лежали и  сидели в тополевой посадке. Њелькнул
широкой  спиной  с  полотнЯным  мешком  ЂфонЯ-кузнец,  по  старой  Њахотихе,
сидевшей  с ребЯтней на порожках, ЉасьЯн догадалсЯ,  что и  ‹еха был  где-то
тут.  Џод кустиками в большом  кругу Њатюха  ‹обов  перебирал,  пробовал  на
частушечных коленцах свою старую, никому теперь не нужную дома ливенку.  Ќо,
несмотрЯ  на  всплески  гармошки,   празднично-Яркий  флаг  над  конторой  и
безмЯтежную  синь  утреннего  неба, во  всем:  и в  том, как  неулыбчивы,  с
припухшими  глазами  были  лики провожавших женщин, как,  скорбно  понурЯсь,
сидели  на крыльце  и по  завалинке  старушки  и как  непривычно смирны были
дети,-  чувствовалось   сокрыто  копившеесЯ  напрЯжение,  выжидание  чего-то
главного. € как  знак этого  главного,  у  коновЯзи одиноко и настораживающе
стоЯл  нездешний и обликом, и мастью, и  крепким воинским седлом пропыленный
конь  в темных, еще не  просохших подпотинах: кого-то  он  доставил казенным
посылом, кто-то поспешно прискакал по  ранним безлюдным  перстам... ‚прочем,
сразу   же   и   узналось,   что  приехал  райвоенкоматский   лейтенант   по
мобилизационному делу, чтобы  на месте отобрать намеченных людей и доставить
их в организованном порЯдке.
     Ђ из  усвЯтских  проулков, выбираЯсь на полевую,  околичную  дорогу, по
которой еще недавно бежал и сам ЉасьЯн, все шли, поспешали, мелькаЯ головами
по-над хлебами,  новые и  новые  куртины  людей. Љто-то  недокричал  своего,
недовыголосил дома, и теперь из-за пшеничного окрайка, где колыхались платки
и   картузы   и   мелькали    все    те   же    заплечные   сумки,   долетал
обессиленно-вскидливый голос какой-то женки.
     ЉасьЯн, поискав и не найдЯ своих, Ќатахи с матерью, подошел  к мужикам,
окружившим ‹обова, здороваЯсь и всем пожимаЯ руку с той облегчающей братской
потребностью,  с  какой  деревенский  общинный  житель  всегда  стремитсЯ  к
ближнему в минуты разлада  и потревоженной  жизни.  €  те,  тоже  откликаЯсь
приветно,  потеснились и дали  место  в кругу, где  ‹обов, охватив  гармонь,
подвыпивши, красноЯзычил:
     -  Ђ   все  ж  должны  мы  ево  уделать,  курву   рогатую.  •оть  он  и
надеколоненный и колбасу с кофеем лопает, а - должны.
     - “жо не ты ль? - подзадорил кто-то.
     - Ђ хоть бы  и Я!  …жли один на  один? Џодавай сюда любого. „авай  его,
б...дю! Ћкопы рыть? „авай  окопы! „ело знакомое, землЯное. Ќеси мне лопату и
ему лопату. „а не ево, а нашу, на суковатой  палке, чтоб плЯсала на загнутом
гвозде. Ќехай такой поковырЯет. џ  вон на торфу по самую мотню в воде девЯть
кубованцев махаЯ. Џусть-попробует, падла!
     ‹обов сдержал  обещанное,  пришел-таки в  лаптЯх, вздетых  на высоко  и
плотно  обернутые  онучи,  казавшие  кривулистые,  имками, ноги.  Љартуз  он
подсунул  под   гармонь  и  теперь  больнично  голубел   наголо  остриженной
шишковатой головой,  отчего вид  у него  был занозливый, под стать  и самому
разговору. Ћднако мужики слушали его с готовным интересом: коротали времЯ.
     - Ђли  пешки итить.  Ќате, мол, вам по полcта верст.  …му полcта  и мне
полcта:  кто поперед добежит. ’окмо чтоб  без колбасы, такое условие. Њне  в
котелок  кулешику и  ему  кулешику. Ђ мы тади  поглЯдим. „ак  Я и без кулеша
согласен. Џустобрюхом не раз бегано. Ќо чтоб и он пустобрюхом! Ќа равных дак
на равных.
     ‚ трудный тридцать третий год ‹обов вербовалсЯ куда-то один, без семьи,
обещал потом вызвать свою Њарью с младенцами, но что-то там не  то нашкодил,
не то еще чего и отбыл за то три года сверх договора. „омой вернулсЯ вот так
же без волос, но  зато с гармонью и среди усвЯтцев слыл хотЯ и балаболом, но
бывалым  мужиком.  ‚ общем-то  по обыденности,  несмотрЯ на причуды, был  он
человеком сходным,  но,  подвыпивши, любил похвастать,  или, как говаривал о
нем Џрошка-председатель, заголить рубаху и показать пуп.
     ЉасьЯн не все  слышал, что  там еще загибал Њатюха,  отходил, глЯдел по
сторонам, искал своих, не подошли бы, и, когда вернулсЯ снова, тот продолжал
потешать новобранцев.
     - џ солдат  недорогой,- говорил он, оглаживаЯ стриженую макушку.- Њного
за  себЯ не спрошу,  кофею не затребую: шинелку, опоЯску,  махорки жменю,  а
нет,  дак и  моху покурю.  ‘пробовал  уже: курить можно. •оть вонливо,  зато
комар не ест... ’ри днЯ кухню не подвезут - ладно, сухарика из рукава поточу
або гороху за  окопом  пощиплю. € в болоте  без раскладухи заночую, леший не
нанюхает. ‚ша, сказать,- тыю тож за жисть  повидали. ’ак что немцу  неча  со
мной  тЯгатьсЯ.  Ќечем  ему  менЯ  напужать  -  пужанный  всЯко.  Ќе на того
наскочил, халЯва.
     ‹обов сплюнул, задел плевком гармонь и поспешно вытер ладонью.
     - Ћдин  на один да без  ничего - это и Я  согласный,-  отозвалсЯ Ќикола
‡Яблов, подбрасываЯ спиной неловко сидевший мешок.- Ђ то ведь, сказывают, на
машинах он да с автоматами. ’ут одним  живучим брюхом не посрамишь. Ђ ну как
да и ђоссию-то б на машины...
     ’ем временем дедушко ‘еливан, встав в телеге, шумел свое:
     - ђобЯтки! ‘лышите ль?  „авайте пехтерЯ-то  свои.  —его ж  их  за собой
таскать? Ђфанасей! ‹ексеюшка! „авайте складывайте.
     Њужики зашевелились,  начали  обступать  повозки,  и  дедушко  ‘еливан,
принимаЯ и укладываЯ сидора, весело приговаривал:
     - Ќе  всегда ходоку  сума барынЯ,  надоть  и  плечи  поберечи. “ложимсЯ
загодЯ - и  всЯ  недолга.  ‚али, робЯтки, облегчайсЯ!  ‚се как есть  к месту
доставим.
     ‹обов,  послушав,  чего кричит ‘еливан, заперебирал пуговицы  на ладах,
гармошка, будто вспорхнувшаЯ бабочка, замелькала рисунчатым коленкором своих
мехов, и ее хозЯин выдал скороговорицу:

     ’ы, телега, ты, телега,
     ’ы куда торопишьси-и-и?
     Ќа тебЯ, телега, сЯдешь -
     ‘коро ли воротишьси-и-и...

     Ќа  гармонь, на лобовскую  запевку откуда-то из-за толпившегосЯ  народа
внезапно отозвалсЯ жестЯной  надсадный выкрик,  вырвавшийсЯ  из  охрипшего и
ободранного горла:

     Ћх, д'кричу песни-и-и...

     € через промежуток:

     Љричу вволю-ю...

     € еще через паузу:

     Ћх, д'напеюсь на всю недолю-ю-ю...

     ‚се  обернулись  на  эту  охрипшую  частушку:  по  выгону  к  правлению
двигалась  толпа, человек двенадцать Љузькиных родичей и гостей,  в основном
баб,   наехавших  из   окрестных   околотков,   и  в  середине  сам  Љузьма,
поддерживаемый под левый  закрылок  „авыдкой,  а  под правый  -  своей бабой
‘тепанидой. Ќа ‘тепаниде так же, как  и на „авыдке, белели лЯмки холстинного
мешка, туго, до желваков набитого cнедью. Љузьма, ведомый под руки, сморенно
волоксЯ,  загребаЯ пыль  форсисто осаженными  сапогами,  обвисаЯ  головой со
сбитой набок  кепкой. ‚ыглЯдываЯ одним глазом в расселину свалившегосЯ чуба,
словно в заборный пролом, он искал игравшего, пыталсЯ пристроитьсЯ к ладу:

     ѓолосок мой д'хриповата-а-ай...
     Ћх, тут никто... не виновата-а-ай...

     Љузька потрЯс головой, сбросил в пыль кепку, и ‘тепанида, подхватив ее,
обтрусив о колено, надела на себЯ, поверх косынки. Ѓыло похоже, будто не она
провожала  Љузьму,  а Љузьма  за  место себЯ  отправлЯл на немца  свою жену,
облаченную по-походному - в мешок и кепку.
     Џодступившие бабы,  встав  коридором, молча глЯдели, не ввЯзывались, но
стараЯ Њахотиха не вытерпела, вскинулась руками:
     - „а куда ж ты его такого-то? ‘тепанидка!
     -  Ђ  чего  с ним  теперь!  -  отозвалась бледнаЯ,  намучившаЯсЯ тащить
‘тепанидка,  озираЯсь по обе  стороны.-  ‡нал,  паразит, чего  делал?  Ќехай
теперь срамотитсЯ. џ уж и Язык об него излаЯла.
     - Њожет, его водицей полить, охолонуть? Љ колодезю б сперва...
     - Љ-каво? - вскинулсЯ Љузька.- Њне к колодезю? •а!.. Ќ-на дворе большой
колодезь...  упаду -  не  вылезу...  …жли  выпить не дадите...  Я помру - не
вынесу...
     -  €ди, горла! - дернула  его  ‘тепанида  под руку.- ’окмо бы хлебал...
ђазинь пузыри: все люди как люди, а ты аггел беспамЯтный.
     Џозади Љузькиной свиты, чуть поотстав, даваЯ ветру  отнести  на сторону
поднЯтую ногами  пыль, шла, шамкаЯ юбкой,  тыча дорогу  клюкой, долгаЯ сухаЯ
старуха  в  черной суконной шали -  Љузькина мать.  Ћна  шла, ни на  кого не
глЯдЯ, не слушаЯ, а может, никого и ничего не слыша...
     Љто-то,  однако,  сбегал до  правленческого колодца,  отцепил  ведро, и
Љузьку окатили-таки, намыли голову, а потом положили за конторой в тенек, не
даваЯ ему шутоломить, поЯвлЯтьсЯ перед окнами.
     Њежду тем народ подобралсЯ, подошли  последние, кому должно тут быть, и
ЉасьЯн отвертел  шею,  высматриваЯ,  пока  наконец  на  конторском въезде не
объЯвилась  Ќатаха с  обоими  ребЯтишками.  ЉасьЯн  еще издали узнал  ее  не
столько по голубой просторной кофте в розовую повитель, сколько по тому, как
двигала-совала она ногами, широко ставЯ их от себЯ и переваливаЯсь с боку на
бок,  как  зобастаЯ  утица. Њитюнька, взлетываЯ на  встречном  ветру  белыми
волосенками,  скакал  бочком, будто  пристЯжной, об руку с матерью, ‘еренька
шмыгал новыми штанами сам по себе.
     „авно ли из дому, но  вздрогнуло все в ЉасьЯне при виде  своих на  этом
куске  дороги,  как если бы глЯдел он из дверей  эшелона, что уже стоЯл  под
парами,  вот-вот должен  был  лЯзгнуть  крюками и отойти.