сли,  все... ’ут
набежали  и  наши  солдатики, может быть и  те  самые уланы, и вместе,  всем
миром, понесли ложки, вилки, зеркала, кресла, фарфор и  фраки... ”раки­то им
зачем?  Ќе ваш  ли гений в  том повинен? -- Ћн вновь заплакал. -- Ђ уж потом
пришли французы,  в  пустом прекрасном  ампирном  доме  переспали на соломе,
насрали по углам  и  отправились  дальше по всем правилам батального, как вы
говорите...
     --  Њилостивый  государь,  --  сказал Я  утешительно,  --  а помните  в
‹омбардии  райскую  долину   и  майскую  голубизну   на  свежих  виноградных
листочках?
     -- Ђх, да помню, помню, -- всхлипнул он.
     --  Љакой  вы  были  молодой  и  статный  и  как  украшал  вашу  голову
лейб­гвардейский нимб! (Ћн вспыхнул, как дитЯ, и лицо его стало вдохновенным
и даже  прекрасным.) € как  мы  с  вами,  одуревшие  от италианского солнца,
краснокожие и  непреклонные, гнали  французов  по  виноградникам италианцев,
чтобы воротить австрийцам их владениЯ! ‚от была охота!  (Ћн вскинул голову и
скромно  улыбнулсЯ.) ’еперь же, милостивый государь,  почему бы не поверить,
что возмездие настигло нас среди наших нив и пашен?
     Ћн вскочил.  ‹ицо  его  пылало.  Џрежний  нимб возник  вокруг  чела. Ћн
принЯлсЯ вышагивать  по  комнате  тЯжелой гренадерской  поступью, и половицы
заскрипели, как под пЯтою завоевателЯ.
     --  Џо  италианским  виноградникам,  по  италианским виноградникам,  --
пробубнил он и вдруг умолк.
     ‘тоЯла  тишина.  ‚ раскрытые окна  видна  была августовскаЯ звезда  над
черным  парком.  ѓде­то  недалече  уже  шагал  нынешний злодей  в  глЯнцевых
ботфортах и маленькой пухлой ручкой указывал  на  Њоскву. €  в этот миг  ты,
’итус,  вздрогнул  бы, мой дорогой,  услыхав,  как отставной  майор  ‹обанов
спросил высокомерным шепотом:
     -- ‚озмездие? ’о есть вы имеете в виду рок?.. „а  господь с ними, пусть
они  идут, пусть, пусть...  Ќо  фраки­то  при  чем?  Џусть вражеские войска,
понукаемые  своим  роком,  вытаптывают  чужие полЯ,  покуда им  не  придетсЯ
терпеть уже от чужого рока... Ќо  фраки­то  при чем?  ‡ачем мужикам фраки­с?
”арфор Я еще  понимаю, но фраки­с... €ли  там зеркала, чтобы глЯдеть на свои
рожи, или там шторы,  или там кадушка с лимонным  деревом, но фраки?.. Ћни и
менЯ убьют, и членов моего семейства,  и француза­гувернера, потому  что  он
француз и потому что французы -- протестанты... „а, да, зрЯ смеетесь (хотЯ Я
вовсе и не думал смеЯтьсЯ, а,  напротив,  глЯдел на него с ужасом, ибо  этот
добрый дуралей совсем ополоумел от собственного красноречиЯ)... Ћни  сначала
отдадут французам  мой хлеб и пустЯт менЯ  по миру,  а после наденут  фраки,
возьмут вилы и воткнут Ѓонапарту в брюхо...
     (џ застрелил  на  дуэли  прапорщика ‘кобцова, но мир не  переменилсЯ. €
хотЯ  Я  понимаю,  что это не  средство, с  помощью которого можно  улучшить
человечество,  однако   оскорбителЯ  прощать   нельзЯ,  оскорбителЯ   нельзЯ
отпускать с  миром.  “ж тут либо он  менЯ в круглое  лицо, либо Я  его --  в
квадратное.)

     9. Љларнет. Ћдинокий кларнет предназначаетсЯ длЯ похорон. ’ак было. …го
гренадиловое или  эбеновое тело,  черное, вытЯнутое,  строгое, напоминало  о
неминуемом завершении земного пути, его низкий голос, подобный плачу, внушал
мысль о том,  что  если даже пьедестал, на который  при  жизни  был возведен
покойный,  выше  его  заслуг,  то  кончина все  поставила  на  свои места  и
выровнЯла несоответствиЯ. „итЯ  древнего  шалюмо  (chalumeau), доведенное до
нынешнего  вида  нюрнбергским  мастером  „еннером,  попав  в  толпу   прочих
музыкальных инструментов, внезапно изменило свое предназначение. Ќе о вечной
разлуке, доносЯсь  из  оркестра,  поет его  низкий медовый голос, а о вечном
пребывании  в  нашем сердце;  не о  прощании, а о  прощении. Џростит  ли мне
ѓосподь  задуманную  мною  дерзость? Ќо, клЯнусь,  голос  кларнета в хоре  и
помЯнет, и восславит, и все в равной мере поровну.

     ...‚ конце июлЯ в  доме  Ћсиповых  при большом  стечении гостей,  почти
случайно, знакомых друг  другу отдаленно,  мой  ”едька, которого  Я  взЯл  с
собой,  играл на  английском  рожке сочинение  какого­то  древнего  веронца,
которое ”едька сам переложил длЯ рожка; играл под аккомпанемент клавесина, и
гости  внимали этому  дуэту  еще со  спокойствием мирных времен:  рассеЯнно,
добродушно, с  прохладцей,  излишне не зажигаЯсь,  поглЯдываЯ друг на друга,
думаЯ  о своем.  ’ам, в  креслах вишневого  бархата,  две дамы в старомодных
туалетах  притворЯлись погруженными  в  мелодию, помахиваЯ веерами;  там,  у
растворенного окна, пытаЯсь укрытьсЯ за прозрачным тюлем, господин в зеленом
камзоле подавал легкомысленные сигналы смуглой барышне в розовом платье; там
три старухи в екатерининских чепцах кивали с дивана в такт рожку; там группа
еще совсем юных армейских офицеров  толклась испуганно  в углу, не знаЯ, что
делать  с длинными руками;  там стайка  угловатых девиц  напрЯглась,  словно
изготовилась к  стремительному бегству... џ стоЯл у самой двери, опираЯсь на
ореховую палку, отказавшись от предложенного кресла. ‘ высоты своего роста Я
все хорошо видел. ‚се было  как всегда, и все­таки что­то казалось странным,
а что -- догадатьсЯ Я не мог.
     Ќезнакомый старый господин, стоЯвший рЯдом со мной, вдруг шепнул мне:
     -- ‚се притворЯютсЯ меломанами. „елают вид...
     Њногочисленные морщины на его  лице изобразили отвращение. ‚  выцветших
глазах плавала тоска.  Ћн так взглЯнул на менЯ, словно нуждалсЯ  в помощи. џ
видел его впервые. Ќаконец ”едька завершил свой opus и  смиренно удалилсЯ из
залы. џ услыхал комплименты в свой адрес. ‚се зашевелились, веера замелькали
пуще, вспыхнули  откровенные  улыбки,  разнессЯ гул  воскресших голосов. ‚се
ожило,  зарозовело. ‘луги  бесшумно менЯли  свечи.  џ глЯнул на  старика. Ћн
вздохнул и решительно  направилсЯ  к  клавесину, сел  и протЯнул  руки. …два
раздались первые аккорды, как все гости застыли с привычной неохотой. ‘тарик
играл. џ было подумал, что пора ехать домой, но прислушалсЯ. —ерт его знает,
что он там такое играл, но по всему видно было, что большой  искусник. Џьеса
была  незнакомаЯ,  и  сидел  старик  как­то  необычно,  отворотив   лицо  от
клавиатуры, словно  музыка тоже вызывала в  нем  неприЯзнь.  Џостепенно  все
замерли и напрЯглись. ’ревога разлилась в душе. ‚дохновенные пальцы старика,
искаженное отвращением острое лицо, полные  отчаЯниЯ глаза -- вот  что видел
Я, уже  позабыв  о  доме.  Љлавесин рыдал,  ей­богу, рыдал, как живой. Ђ что
оплакивал?  ‘ердце  у менЯ  сжималось,  пламЯ свечей казалось мертвым,  лица
гостей осунулись  и посерели...  Ћ чем он рыдал?  ќтак  все сейчас заплачут,
заломЯт  руки, побегут невесть куда,  толкаЯ друг друга... Џалку бы ореховую
швырнуть в старика,  чертов  старик!..  ’ри старухи  на диване мочили ноги в
‹ете, смуглаЯ барышнЯ наклонила головку, господин в зеленом камзоле цеплЯлсЯ
за подоконник, юные офицеры прижимались  друг к другу тесней  и тесней... “,
чертов старик,  презирающий радости!  ’огда впервые  Я подумал,  что  пожил,
довольно, мол, пора... € тут же вспомнил ‘ашу Ћпочинина и испугалсЯ.
     џ ехал домой один. ЉолЯска катила бесшумно. ‘тоЯла теплаЯ  летнЯЯ ночь,
а Я  задыхалсЯ  --  тревога  кипела во  мне,  изнурЯла,  душила. ‚се  вокруг
выглЯдело дурным  предзнаменованием. Ќу, например,  лошадь всхрапнула, ветка
треснула в лесу, белый заЯц пересек дорогу, а Я вздрагивал, хотЯ зайцев этих
в  нашем  лесу пропасть. „уша  заныла  от  горького  предчувствиЯ.  џ погнал
лошадь. ‘корей, скорей... € вдруг понЯл: война же, ѓосподь всемогущий! € мне
показалось: все кончено. Ќет ни дома, ни сада, ни  единой живой души; вокруг
лишь  холодные  равнины...  —ертов старик! џ знаю, что это такое! ѓигантскаЯ
волна,  котораЯ  и  менЯ  несла  когда­то  по  италианским виноградникам, по
альпийским камнЯм,  та самаЯ волна надвигалась неумолимо. Љак некогда Я сам,
так теперь и они, не более  того...  Ѓыть может, успех моего полка там,  под
“нтер­‹ойбеном, зародил новую школу, и целаЯ толпа подражателей, позабыв мое
имЯ, украсив шлЯпы султанами, надеетсЯ в чужой земле повторить ту мою удачу,
не  жалеЯ железа и крови... џ подъехал к дому. ‘луги принЯли колЯску. ’имоша
спал. џ его пожалел, завтрашнего корнета, губастого и розовощекого.
     ‘амое же  странное заключалось в  том, что,  сколько  Я впоследствии ни
спрашивал о том  старике,  никто не знал  его имени,  кто он и  откуда,  как
поЯвилсЯ и  куда исчез...  "Ђ исчез ли? -- думаю Я, посмеиваЯсь. -- Ќе ждать
ли его в  гости  в скором времени?" Љто­то даже  высказал предположение, что
это был чуть ли не лазутчик корсиканца или что­то в этом роде...

     10. Њне не хватает басового кларнета. ”едька нашептывал мне со  слезами
о его достоинствах:  в нем мрачнаЯ сила и загадочнаЯ  суть  -- вот каков его
звук. џ писал в „резден, ‚ену и Њилан. Ќикто не отозвалсЯ на бредовые письма
безногого генерала...

     "„едушка,  --  говорил мне маленький  ’имоша  много лет  назад,  совсем
маленький,  восьмилетний,  --  дозвольте называть  вас дЯдей  и на "ты", как
мамочку на  "ты"?" ѓувернер  Њендер в ужасе палец  приложил к губам и делает
мальчику строжайшие  знаки.  "Ќу  что же, друг  мой,  -- говорю  Я,  -- будь
любезен, зови как знаешь".  ѓосподин Њендер  облегченно вздыхает,  смеетсЯ и
гладит  ’имошу по  кудрЯвой  головке.  "‘кажи­ка,  дЯдЯ,  -- говорит  ’имоша
серьезно, -- когда Я женюсь на мамочке, ты подаришь мне настоЯщую лооошадь?"
Њендер ахает  и  говорит: "’имоша! ’имоша! ’имофей  Њихайлиш,  ви  начинайль
чепухить. џ сам красневаю от ваши слова!.."
     ...”ранц  €оганн  Њендер  наслаждалсЯ  италианским  солнцем   вместе  с
полуротой своих бравых тирольцев. Ћн покорил эту  страну, стал хозЯином  над
нею, власть его  простиралась  далеко и  казалась  вечной. ‚незапно французы
вломились  в ‹омбардино и погнали  австрийцев  с  насиженных  мест.  Њолодой
Ѓонапарт  вселил  в австрийского лейтенанта  такой ужас,  что  Њендер бросил
своих солдат, бежал в родной ‹инц и вскоре вышел в отставку.
     Љак  случилось,  что учитель  истории  и  естественных  наук  угодил  в
лейтенанты,  Я так и  не понЯл из его рассказов, ибо сам в немецком не очень
крепок, французский же незнаком Њендеру по причине мистического  ужаса перед
всем французским и италианским, а русский он освоил совсем недавно, да  и то
едва, так что понимать его  смешно и мучительно. Ћчень может быть, что звуки
военного  оркестра,  или дамский восторг, или страсть к  неизведанному,  или
патриотические  ураганы  --  все  это  и  привело его  к  тому, что  он  нес
караульную службу среди завоеванных италианцев. ‚о всЯком случае, вернувшись
в  ‹инц,  австриец с  умилением  облачилсЯ в  цивильное, понимаЯ, что просто
изучать  историю гораздо приЯтнее, нежели  ее вершить.  Ћднако  не  успел он
отдохнуть  от стремительного  бегства,  как маршалы Ѓонапарта  замаЯчили  на
изумрудных берегах „унаЯ.  Ћн снова  затЯнул мундир,  твердо  уверовав,  что
Ѓонапартово войско Явилось за ним, подстрекаемое мстительными италианцами, и
решил  отбиватьсЯ.  Џод  ќберсбрунном  он снова растерЯл  своих  солдат, и Я
отпаивал  его  на нашем биваке  и приводил в чувство.  Њы  там  сами кое­как
увиливали от  маршала Њортье по ноЯбрьской  грЯзище, кружа  возле  Љремса, и
”ранц  Њендер  топал  вместе с  нами, не  понимаЯ,  где  искать  свой отрЯд.
‘тройный,  гладковыбритый,  востроносенький,  голубоглазый,  он   выкрикивал
цитаты  из ЏлиниЯ и  ’ацита, словно  проклЯтиЯ в  адрес  французов,  а когда
успокаивалсЯ, признавалсЯ мне,  краснеЯ, что почти точно  так же кричали ему
италианцы,  когда он ворвалсЯ  к ним с австрийской армией однажды... "ќто мы
ничего не помним, --  шептал он, -- а историЯ помнит все. -- € еще  тише: --
”ранцузы  преследуют  <i>менЯ</i>,  поверьте.  ‘тоит  мне  сейчас исчезнуть, и  они
оставЯт  вас в покое..." € безумие  вспыхивало в его голубых детских глазах.
"…шь кашу,  ”ранц €ванович,  --  говорил Я  союзнику браво,  -- и не  болтай
вздора".
     Њы храбро  сражались  под  Љремсом,  но  нас побили, и теперь  всЯ наша
стратегиЯ заключалась в  отступлении. ’емной ночью  по оврагам и  бездорожью
торопились мы в ѓоллабрун, пока известие от  Њилорадовича не утешило нас: он
сообщал Љутузову, что ненастье остановило Њортье  у переправы через „унай, и
мы  вздохнули с облегчением.  Ѓагратион, войско которого оставили  в заслон,
присоединилсЯ к нам,  потерЯв  две  тысЯчи  убитыми. €з Џетербурга донеслись
рукоплесканиЯ. Џо дороге в ѓоллабрун в спешке и мраке ”ранц Њендер исчез, но
мы не могли позабыть безумного австрийца, ибо французы, как он предсказывал,
действительно на какое­то времЯ оставили нас в покое.
     Ћбезумевший  от  идеи,  что возмездие за мелкие пакости  на италианской
земле теперь  в лице французов идет  за  ним  по пЯтам,  ”ранц €оганн Њендер
умолк и затерЯлсЯ где­то  в центре  …вропы. џ прихромал в свое калужское,  в
‹ипеньки мои дорогие, где ’имоша обвил мою шею еще не окрепшими ручками, где
‘онечка  в  розовом платье,  бледнаЯ  и  изможденнаЯ, рыдала,  глЯдЯ,  как Я
неуклюже хромаю, разыгрываЯ легкомысленного воЯку, и Я понЯл,  что мы теперь
одни на всем  белом свете, одни, одни,  если  не считать  ‚арвары... если не
считать ‚арвары...  хотЯ теперь­то считать незачем... ‚здорный счет,  пустаЯ
памЯть, напрасные мои сетованиЯ -- все со мной, пусть и умрет со мной...
     Ќаписал нынче  графу  ‘ен­Џри письмо  с  просьбой  пристроить рвущегосЯ
послужить ’имошу к нему  в …герский полк.  ‚се­таки будет мальчик под глазом
боевого товарища,  отменного  командира и  доброго  человека.  ѓраф  ‘ен­Џри
отличилсЯ под проклЯтым  Ђустерлицем и даже получил ѓеоргиЯ 4­й степени. ’ам
мы расстались. ‚последствии он наезжал ко мне, однако, будучи из французских
эмигрантов, горЯчо не соглашалсЯ с моими пристрастиЯми к Ѓонапартову  гению.
‚прочем, это не мешало нам оставатьсЯ добрыми  товарищами, мне нравились его
порывистость,  суровость в  бою и  почти девичьЯ мЯгкость  в  душе.  Ћн  был
глубоко образован и  вообще умен и находил удовольствие в моих склонностЯх к
злословию.
     Ђх, Ђустерлиц, Ђустерлиц! € юношеские года, и лет военных череда -- все
представлЯетсЯ мне вздором, но лед ‡ачанского  пруда -- во сне иль наЯву  --
всегда перед моим потухшим взором...
     ...„а, и  вдруг на  ђождество  седьмого года пришло из Ђвстрии письмо в
конверте, захватанном хмельными  почтарЯми,  письмо с  мольбой  о помощи  от
”ранца €оганна Њендера.

     <i>„остославный господин генерал, --  писал злополучный историк,  -- Я  бы
никогда не осмелилсЯ обеспокоить ‚ас  в ‚ашем заслуженном уединении, если бы
не крайние обстоЯтельства.  ѓосподин генерал, Я обложен, как волк  в логове:
французы по наущению  ломбардцев  преследуют  менЯ по  пЯтам, всЯ их военнаЯ
машина, вернее,  всЯ их военнаЯ деЯтельность -- не что иное,  как стремление
осуществить акт возмездиЯ надо мной!  ѓосподин генерал, прошли годы, и  мне,
человеку по природе  мирному и  доброму,  открылось  многое из  того, чему в
молодые  годы   Я  не  придавал  значениЯ.  ’еперь  во  мне  нет   юношеской
самонадеЯнности,     былого     легкомыслиЯ     и    слепого    довериЯ    к
псевдопатриотическому  тарараму,  что  позволЯло  мне   считать   итальЯнцев
осчастливленными моим присутствием в их виноградниках. •отЯ Я был всего лишь
жалкой щепкой в море австрийского оружиЯ, однако сознаю, что именно Я избран
Ѓогом  из всех моих  соотечественников, когда ѓосподь решил, что  уже пришла
пора платить за содеЯнное. ѓосподин  генерал, Я  не ропщу.  џ осознал также,
что церковь  -- лишь ступень, чтобы приблизитьсЯ  к  Ќебесному Ћтцу,  а  длЯ
замаливаниЯ грехов даетсЯ жизнь. џ не боюсь смерти, господин  генерал, ее не
миновать. џ боюсь, что, когда  менЯ  настигнут  и  провозгласЯт единственным
ответчиком за жестокую бездумную расчетливость остальных, Я не  вынесу столь
громкого титула. ѓероем и злодеем надобно родитьсЯ. Љак  странно, что именно
Я, рожденный маленьким человеком, предназначен ‚ысшими ‘илами длЯ искуплениЯ
всеобщих  страстей...  Љогда  ‚ы там, под Љремсом,  склонились  надо  мной с
высоты  ‚ашего  гигантского   роста,   ‚аше  круглое  лицо   показалось  мне
исполненным  доброты, и  Я  прочитал  в ‚аших  глазах не  только  солдатское
участие, но и понимание моей трагедии. ѓосподин генерал, ведь мы были детьми
одной Џрироды и, как все дети, с искренним вожделением претендовали на чужие
игрушки.</i>
     <i>ѓосподин генерал, Я честен и деЯтелен. Њне не страшен труд. Ѓыть может,
в ‚ашей благословенной  стране  мне  удастсЯ хоть  на  времЯ  обрести покой,
собратьсЯ с мыслЯми и с достоинством исполнить свое предназначение. Ћ, какое
несчастье, что именно  Я намечен  жертвой общего искуплениЯ! ЉакаЯ  тЯжесть,
господин генерал! џ  буду ждать ‚ашего решениЯ,  уповаЯ на  ‚аше милосердие.
Ќадеюсь,  что  ‚ы в  добром  здравии и  все  так  же великодушны  и  просьба
ничтожного избранника ‚ысших ‘ил не обременит ‚ас.</i>
     <i>Ћстаюсь,  господин  генерал,  в страстном  ожидании  ‚ашего  скорого  и
справедливого  решениЯ, ибо не сомневаюсь, что мои сумбурные каракули  будут
‚ам переведены с возможной точностью и незамедлительностью.</i>
     <i>‚аш земной брат по оружию, по страданию, по любви к жизни</i>

     ”ранц €оганн Meндер.

     <i>P. S. ‡а все, за все надо платить, а где взЯть?</i>

     —то осталось  делать бедному хромому отставному генералу,  знающему, во
что  превращаетсЯ  блаженство в  чужом винограднике,  когда  тебе  дадут  по
худенькой самонадеЯнной  шее?  џ пригласил  этого  несчастного страдальца  в
‹ипеньки,  хотЯ успел позабыть его лицо  и голос. —ерт  с ним, пусть спасает
душу,  историк.  ‚едь  это  любопытно.  Ќаконец, нас свЯзывало многое,  если
подумать:  солдатский  костер,  каша,  нелепица  встречи  и  расставаниЯ,  и
знакомые нотки, хохотал, однако глаза его при этом подергивались туманом.
     Њендер с австрийской  дотошностью изучал русский  Язык, и через год­два
мы  с  ним могли уже спорить, смеЯсь и  похлопываЯ  друг друга по плечам при
каждой несуразице, слетавшей с его  уст, но в этом  райском царстве идиллии,
великодушиЯ  и  любви  разразилась гроза,  и  наши голоса  дрогнули,  и речи
оскудели.  ‚се то же, что и  всегда: пора  очнутьсЯ от  грез, земнаЯ радость
непродолжительна, мой друг, непродолжительна. Ќа что походил ”ранц €ванович,
когда он  белыми  губами  прохрипел  мне,  что армиЯ  Ѓонапарта вторглась  в
ђоссию, благополучно перейдЯ Ќеман!
     "„а  ведь  мы, ”ранц  €ванович,  предвидели это,  предчувствовали,  мой
дорогой... Ќу ничего,  ничего,  не  новость,  не новость, бог  не выдаст  --
свиньЯ не съест, эвон какие пространства, мой дорогой, меж Ќеманом и нами, а
армиЯ   какаЯ!  Ђ  —ичагов!   Ђ  Њилорадович!  Ђ  Ѓагратион!  Ђ   гусары!  Ђ
артиллериЯ!.."
     ”ранц  €ванович  вежливо  кивал  мне,  а  сам тихо плакал,  как  на том
позабытом уже  биваке, и утирал слезы батистовым  платочком. "Ћ, Я  не трюс,
вовзе не трюс,  ви менЯ понимаиль? џ вижу старий приговор.  џ мешайль бедний
аустрийский народ, нынче Я опЯть мешайль рюсский народ..."
     "„а полноте, ”ранц €ванович, -- сказал Я ему с напрасной  бодростью, --
все в  наших руках, черт его побери! Ќу пусть  вы  жертва, а Я вот калека, и
вот  мы   с  вами  отправимсЯ  Ѓонапарту   навстречу,   подстережем  его   и
пристрелим... ха­ха, и разом все завершим..."
     "‚и не  понимаиль исторически процесс, -- сказал Њендер с укоризной. --
Њи  убивайль Ѓонапарте, но  Я оставальсЯ заложник. Љак вы не понимаиль? …сть
Џровидение, есть ‚озмездие, чертова побраль!"

     ...Љорсиканец  шествовал  отменно. Њы увиливали. ђасстоЯние до  ‹ипенек
сокращалось.

     ...‘удЯ  по  всему,  Ѓогу  угодна  моЯ  затеЯ  и  жизнь  моЯ:  никто не
предостерег  ни словом,  ни жестом, не всплакнул, не вздрогнул, не удивилсЯ.
•оть  Я  единственный  хранитель  этой  тайны,  но ведь могли бы,  могли  бы
распознать, ну, по  глазам, по лицу, по ночному моему  крику "ой­ей­ей­ей!",
словно Я  уже взлетел  в  черное небо. ‚прочем,  где им догадатьсЯ, дурачью,
когда они  лишь в  себЯ вглЯдываютсЯ  денно и нощно... "‘кажи­ка,  дЯдЯ,  --
говорит  ’имоша, -- отчего это  иногда  кажетсЯ, будто ты пришел  откуда­то,
невесть кто ты,  чужой, и всматриваешьсЯ  во всех,  будто не понимаешь,  кто
перед тобою, и еще кажетсЯ, что уже уходить пора туда, откуда ты пришел?" --
"ђазве? -- удивлЯюсь Я и глажу его по кудрЯвой головке. -- Њожет, Я в ѓубино
к ‚арваре в гости  собираюсь промаршировать?" --  "Ќет, дальше,  дальше,  --
говорит  он. -- Љакое еще там ѓубино!" -- "Ђ может,  ’итус, это лета во мне,
годы, -- говорю  Я, -- когда свое начинает казатьсЯ чужим, даже не  чужим, а
думаешь: а свое ли это? Ђ нужно ли? Ђ не пора ли?.."
     ѓосподи, дай  мне сил!  ‘лышишь, пахнет гарью?  "ќй,  ‹ыков,  неси  мои
доспехи!"  --  "Љакие прикажете?" --  спрашивает  лакей напрЯженно.  "Љакие,
какие, -- отвечаю Я, слабеЯ. -- Џошел прочь!"
     Ѓеру перо в руки -- дрожит, и дивные каракули прикрывают несовершенства
слога. ‚илка отвратительно звенит о тарелку -- делаю вид, что выбиваю дробь.
’имоша смеетсЯ. "’ы, дЯдЯ, начал барабанить в последнее времЯ... Љакие марши
тебЯ  одолели? ”ранцузские?.."  -- "„урачок вы, сударь, -- смеюсь  в ответ и
отставлЯю чашку  с чаем,  --  не  французские,  а Њосковского  мушкетерского
полка". Ћн  уходит,  посмеиваЯсь, а  Я  допиваю  чай,  расплескиваЯ  его  на
скатерть.
     ...‘ первым  же обозом отправил  Я  бедного ”ранца €вановича в  Њоскву,
подальше от его мучителей. Џроку в нем теперь было мало. Ћн весь одеревенел,
вытЯнулсЯ,  приготовилсЯ,  бедный  господин Њендер. ’ут,  прощаЯсь с ним,  Я
подумал,  что,  может, это и не  безумие вовсе, а голос свыше?  "‘тупайте  в
Њоскву, ”ранц €ванович,  -- сказал  Я, --  в Њоскву­то ваш преследователь не
пожалует. ‚идите, какие пространства перед ним?" -- "Ќет, -- сказал Њендер с
кротостью  и печалью, -- он пожалюет.  Ђ должен оплачивать грехи аустрийский
народ, ви понимайль?"
     Њы обнЯлись, и он уехал.
     •ожу по дому из комнаты в комнату, заглЯдываю в  зеркала, в окна -- все
пусто, как  в моей душе,  будто Я  призрак,  ЯвившийсЯ из мрака.  ‘тарый мой
камердинер Љузьма  отпрыгивает  от менЯ  неловко, по­стариковски.  "’ы  что,
испугалсЯ? --  спрашиваю старикашку.  -- —то это ты,  очумел?"  Ћн улыбаетсЯ
через  силу  и  шутит  подобострастно:   "‚оон  вы  какие  огромадные,  а  Я
мааааахонький..." Ќадоели все, все надоело. ‚оистину чужой мир. ‘онечки нет,
да и она  последнее времЯ казалась прозрачной  и  ходила следом  за ’имошей,
глЯдЯ на него с недоумением... ђасставание -- не праздник. ђасставание -- не
праздник,  говорю  Я вам; а  предчувствие  разлуки  хуже  смерти...  ѓосподь
всемилостивый, укрепи мой дух и возвысь менЯ над скорбной суетой!..
     "”ранцузы пожрать любЯт, -- говорит мой повар ‘тепан, -- но не от пуза,
а от души".

     ‘писок главных  торжественных блюд, предназначенных длЯ угощениЯ гениев
войны  и  смерти,  добровольно  пожелавших  посетить  мой  дом,  сиротеющий,
бесприютный, теперь уже постылый моей душе.
     1.  ‘терлЯдь разварнаЯ  должна быть  оранжевой  в  сердцевине,  подобно
китайскому Яблочку. ‹егкий жирок  под  цвет мЯса. Ќи зелени,  ни, того пуще,
каких­либо там прЯностей к  ней! ‚арить  двенадцать  минут на  сильном огне.
…два Янтарные кружки жира заколеблютсЯ в бурлЯщей воде, тотчас же и снимать.
…сть  горЯчую. Њожно и пальцами.  …два  французские гении прикоснутсЯ  к сей
рыбе и ощутЯт запах реки, речной травы, устоЯвшегосЯ речного дна, покоЯ -- и
не  то  чтобы мысли  о тщете всего посетЯт их,  а просто печаль, и еще падет
туман с реки, а тут еще и гобой пронзит душу...
     ...‚первые Я пробовал такую стерлЯдь в  ѓуби не  у ‚арвары. ‚ сорок два
года каким Я был молодцом!  Ќи морщинки, обе ноги целы, гнул подковы, голова
работала   живо.  Љак  быстро  все   переменилось!  Ќо,   главное,  дух  был
неподатливым,  не  дрЯблым, как нынче, соответствовал  росту и  ширине плеч;
запЯстье какое было  -- шпагу  вращал до пЯтисот  раз без  устали! ќто  было
наслажденье, и это менЯ возвышало в собственном мнении, и ‚арваре было тогда
двадцать три года.  ‘тройна, конечно, ну, темно­русаЯ головка, ну, лицо, что
ли, заметное, редкаЯ улыбка с каким­то коварством, что ли, не  располагающаЯ
к  непринужденности...   „а  зато  два  синих  глаза   в  пол­лица,   взглЯд
неподвижный, от которого не укрытьсЯ: влево отклонись -- видЯт, вправо -- то
же самое; два синих холодноватых светильника. Љрасавица? Ѓог  с вами,  разве
мы красавиц любим?  Љрасавицами мы восхищаемсЯ, мы  их  придумываем, а любим
тех, в ком есть что­то, чего понЯть нельзЯ.
     ‚  первый раз Я попал в  ѓубино после швейцарского похода. …ще отмытьсЯ
не  успел, почиститьсЯ как следует,  привыкнуть  сызнова к навощенным полам;
еще все мне в мирной калужской  глуши представлЯлось фантастическим, и был Я
нарасхват -- все бокалы пились тогда за государЯ и за ‘уворова.
     ‹юбимец барышень уездных, огнем сражений опален,  им сгорЯча казалсЯ он
ЯвившимсЯ из сфер межзвездных...
     ‚арваре было двадцать три.  ‘ детства жила по своей воле. ђодители пред
нею  преклонЯлись, никли. ’ак и скончались в восхищении  и преклонении.  Ћна
была  барышнЯ  образованнаЯ  и весьма самостоЯтельнаЯ во мнениЯх. ‚ двадцать
лет вышла замуж за  некоего  тучного лесного лентЯЯ, мало приспособленного к
нормальной  жизни,  вышла,  надеЯсь,  по  примеру  всех  русских   барышень,
превратить  это существо  в человека по своему образу  и подобию. „а, видно,
Ѓог жертвы  этой не  принЯл,  и она,  разойдЯсь  с  ним  уже  через полгода,
спровадила  супруга в его родовое под  знакомую  музыку пересудов. џ  знавал
его. Ћн  был даже добр, но не любопытен к жизни и равнодушен к окружающим  и
недавно помер от обжорства, так, кажетсЯ, и не вспомнив, что был женат.
     Љогда мы встретились, она, в  отличие от прочих наших дам,  не проЯвила
ко  мне  восторженного  интереса, а пустилась со  мной в  деловое обсуждение
недавних  европейских  битв,  и  Я  почувствовал,  как мой героический  нимб
потускнел и растаЯл.
     -- € что же, -- спросила она, -- много ли было крови?
     --  Њного, -- усмехнулсЯ Я,  --  крови и пепла.  -- € подумал, что это,
наверное, дурно  говорит  о  юной  даме, когда она даже не  пытаетсЯ согреть
боевого генерала  теплом своих глаз и  интонаций,  а просто допрашивает, как
приказчика, воротившегосЯ из города.
     -- Љак же вам удалось смыть все это? -- пожала она плечами.
     --  џ  вернулсЯ домой,  -- ответил Я снисходительно, -- велел  истопить
баню,  наполнить большую кадку мыльной водой. ‡алез туда, а вылез через  три
месЯца... € вот  смыл. --  € показал ей  руки.  --  €, кроме  того,  ‚арвара
‘тепановна, смешно представлЯть, чтобы без крови...
     ’ут она  улыбнулась, но как? …два шевельнула губами,  но  глазищи  были
холодны, и мне стало холодно.
     -- ‚ы бы посмотрели, как ‘уворова носили на руках, -- заторопилсЯ Я, --
как швейцарцы молились на него, да и вообще солдаты были в таком  экстазе от
всего, что происходило...
     --  Ђ  что  происходило?  -- спросила  она,  пожав плечами. -- Ѓегал от
французов, терЯл войско, лазил по горам, наконец убежал, и его провозгласили
гением...
     -- Ќесправедливо! -- поперхнулсЯ Я. -- ’ак говорить о генералиссимусе?!
Ќаши войска, ‚арвара ‘тепановна, преодолели такой переход!..
     -- Њужик все терпит, а в чем же гениальность вашего любимца?
     -- Ќесправедливо, -- выдавил Я. -- Љак это можно?! Ђ честь отечества?..
     --  ‘таричок  водил  вас  по  чужим  огородам,  и вы  почитаете это  за
патриотизм?
     “ менЯ все перевернулось тогда. Ђ это был первый год  нынешнего века. €
тут она сказала, имеЯ в виду остальных гостей:
     --  ‚се  эти  господа  тоже  уверены,  что  топтать  чужие  огороды  --
патриотическое занЯтие.
     --  Љакие  огороды?  --  выдохнул Я. -- Џобойтесь  Ѓога! Ђ слава нашего
оружиЯ? Ђ исполнение договоров? Ђ гордость за свою силу?
     -- Ђх, Я бы сказала, чем следовало  бы гордитьсЯ, -- она уставилась  на
менЯ не мигаЯ, -- да, покуда вы в мундире, это все пустое...
     џ тотчас  же от  нее уехал. …дучи  домой,  ощущал  сильный  жар.  •орош
генерал! ђастерЯлсЯ перед юной дурочкой и мЯмлил несусветицу. Љакой позор...
Џриехал, несколько  остыл.  Ђ ведь мы  действительно  от  Њассены бегали,  и
Ѓагратион с  арьергардом отбивалсЯ от преследователей. “спешно отбивалсЯ, не
скрою, но ведь отбивалсЯ и убегал?.. —ужие огороды? ‚от дура! € Я  вспомнил,
как мы ни за что не могли остановитьсЯ --  из­за  этих чертовых союзников по
всей  вейцарии с горки на горку, из  пропасти в пропасть. “ менЯ даже мысль
мелькнула  там  однажды  в  приступе  отчаЯниЯ:  а   почему,  собственно,  в
вейцарии?.. € все­таки  она заносчива, самонадеЯнна и избалованна, думал Я,
остываЯ, и вдруг сообразил, какаЯ замечательнаЯ стерлЯдь была подана к столу
перед самым нашим с нею поединком.

     ...Ќынче  утром  с   последним  обозом  ’имоша  отбыл  в  Њоскву.   "Ќе
задерживай,  ­ сказал он  мне,  --  исполни свой  каприз и  торопись,  дЯдЯ,
миленький. ‘  врагом  шутки плохи..." Њы  поцеловались. ЏоследнЯЯ телега уже
скрылась за взгорком, а  мы все не могли расстатьсЯ. ’ройка давно уже  ждала
будущего  корнета, некоторые  из людей  топтались у  крыльца, приготовившись
помахать юному барину на прощание. Ђриша не показывалась.  Њожет, и  в самом
деле  что­то  у  них там  случилось?  Ќе знаю. Ђх,  плутовка, неужто она его
все­таки  подстерегла?.. Ќе  бойсЯ  крови,  мой хороший, с  врагом спознайсЯ
наЯву.  ’ы будешь  длЯ  полка  ’имошей,  а Я вот  ’итусом зову... Љак хорошо
отправлЯтьсЯ в  первое  сражение,  не знаЯ, что такое  боль, а пуще того  --
смерть! ’огда ты улыбаешьсЯ открыто, вселЯЯ в остальных бодрость и юношескую
дерзость. €скушенность хороша у вдоволь поживших, которые способны совладать
с собою  в трудный час, а юноша,  рано хлебнувший отчаЯниЯ и  страха, ЯвлЯет
собой печальную картину.
     "”ранцу €вановичу кланЯйсЯ, -- сказал Я ’имоше, --  деньги ему  вручи и
утешь". -- "Ђх, дЯдЯ, -- засмеЯлсЯ скорый  хозЯин ‹ипенек, -- ”ранц €ванович
не дитЯ,  сам  все видит". -- "‘кажи  ему, ’итус,  что  теперь,  когда пошли
слухи, что Љутузов станет главнокомандующим, теперь французу сроду до Њосквы
не добратьсЯ и бедной австрийской жертве ничто теперь не  угрожает, ты скажи
ему..." ’имоша кивнул рассеЯнно. Љутузов, подумал Я с горечью, какой пассаж.
‚от и останетсЯ, что надеЯтьсЯ.  Љак  по „унаю  бегали, как по Ђльпам, так и
тут,  теперь  уже  по своим  огородам...  ѓосподь  всемилостивый,  пошли мне
мужество,  укрепи мой дух и руку укрепи, руку мою,  еще горЯчую, сильную, но
склонную к коварству, к подвоху...
     Ђриша  мелькнула в  окне  и  исчезла.  Ђ ’имоша  смотрел  на  менЯ.  Њы
поцеловались. Ќичего удивительного,  подумал Я, эта  чертова девка  могла  и
подстеречь  мальчика.  Ѓраню  ее,  а  себЯ  ловлю  на горьких  сожалениЯх  о
деревЯнной ноге, о возрасте... Ќичего удивительного: война, суматоха, да при
его  расположенности,  да  при  его  горЯчем  сердце... Ћднажды  Я  сам, как
последний  сумасброд, возвращаЯсь  глубокой  ночью  от  соседей,  подогретый
водкой   и  мужским  разговором,  подумал:  "Ђ  что,  собственно,  проклЯтое
благородство или что там еще?"  € вообразил, представьте, как Ђриша входит в
спальню, заспаннаЯ,  горЯчаЯ,  боЯщаЯсЯ ослушатьсЯ... ‚ообразил и подъехал к
крыльцу.  Ѓыл уже второй час. Ћбалдевший ‹ыков снЯл с  менЯ  сюртук.  "Џойди
разбуди Ђрину, --  сказал Я ему шепотом.  -- Џусть приходит, да поживей". Ћн
бросилсЯ как полоумный, а с полдороги спросил: "‚ кабинет  прикажете?" -- "‚
спальню! ‚ спальню! -- зашипел  Я. --  †иво  у менЯ!" џ прохромал в спальню.
‹уна глЯдела  в окна. Ѓыло совсем светло. "Љак же Я ей в глаза поглЯжу?"  --
подумал  Я. ‚арваре Я  не нужен. Њожет,  это обида моЯ  рветсЯ из менЯ?  Њои
долгие  напрасные   ожиданиЯ   твоего   великодушиЯ,  а,   ‚арвара?   ’воего
снисхождениЯ? Ћпомнись! “нимаю свою вечную боль тебе в острастку! Њы с тобою
успели  постареть, а эта, видишь, какаЯ молодаЯ,  парнаЯ, надменнаЯ, да моЯ,
видишь? Ћпомнись же... "Ђ черт с ней, с ‚арварой! -- подумал Я. --  Ђ эта­то
длЯ чего живет на белом свете, эта, жаровнЯ молодаЯ?"
     € тут дверь тихонечко приоткрылась и вошла Ђрина в домотканой рубахе до
пЯт, прикрываЯ глаза ладошкой. џ  стоЯл, опираЯсь  на проклЯтую палку. Ђрина
прЯталась под ладошкой, будто  под  лопухом...  “мопомрачение... "€  ведь не
пикнет, -- подумал Я.  Ќо не шевельнулсЯ. € опЯть подумал: -- …сли ‹ыков под
дверью стоит, убью!" €  не шевельнулсЯ. Ђ она­то, наверное, поглЯдывала  меж
пальцами,  они  ведь все  ах  какие  многоопытные,  эти Ђрины, взращенные  в
господских  домах!..  ‘тою  красный,  потный,  отвратительный...  "Ђрина, --
сказал  Я  строго,  как  мог,  -- не забудь  завтра на  кухне сказать, чтобы
коровьего масла было вволю.  —тобы французам все только на коровьем, понЯла?
-- Ћна поклонилась и ладошку отвела. -- ѓлЯди у менЯ, не забудь. ‘тупай..."
     €  она вышла. Љакое масло? —то за масло?  Њыслимое ли это дело? •оть бы
придумал  что­нибудь  поаккуратнее... Ќу  ладно.  Ѓог  с  нею.  Ђ вот тут на
проводы  не  вышла. “ж  не добралсЯ ли  до нее  ’имофей Њихайлович €гнатьев?
"Џрощай, ’итус. Ќе поминай лихом". Њы поцеловались.

     2. ‘ военной дороги, с  измора, вдоволь напробовавшись лимонной  водки,
или  полынной,  или  самой  обыкновенной,  выцеженной  по  капле  из  чистой
пшенички,  в самый  раз ополоснуть  обожженное нутро хорошим глотком  кислых
первозданных  щей.  …шьте,  гении блистательных  побед, творцы  исторических
викторий, вы заслужили недолгую негу у моего костра... €менно кислые щи. ‚се
остальное  --  пустое дилетантство. ЊолодаЯ  говЯдина средней жирности. ЊЯсо
той  самой  веселой  коровенки,  еще  не  потерЯвшей вкуса  к  жизни, именно
ребрышки  ее,  сваренные  с  любовью, украшенные кружками моркови,  кольцами
репчатого лука, пропитавшие друг друга, и, наконец, сама капуста -- квашенаЯ
капуста,  уже  успевшаЯ   утратить  свою   кочанную  свежесть,  разомлевшаЯ,
перебродившаЯ,  но  не   потерЯвшаЯ  хрупкости;  прошлогоднЯЯ,  остраЯ,  без
изысков,  но с брусничинами,  но  со смородинным листом и, чтобы в меру, без
показной щедрости, а  самое главное -- натурально,  не нарубленнаЯ вкривь  и
вкось, на  авось,  лишь  бы  как­нибудь,  бездарно,  пошло,  а нашинкованнаЯ
тонкими прозрачными  лоскутками,  вдохновенными полосками... € наконец,  все
это вместе сваренное  вчерашним  вечером, истомившеесЯ в печи  и поданное  к
сегоднЯшнему обеду!.. Људа же вас занесло, мои  учителЯ? —то виною:  безумие
или  жестокаЯ  военнаЯ фортуна? —естолюбие или  неумолимый приказ? Ќам  всем
уготовано блаженство в черном августовском небе. €менно блаженство -- пора и
отдохнуть. џ не  верю в геенну огненную.  —ерное бархатное августовское небо
-- и никаких вечных мук...
     ‚еликий  француз,  насмешник,  желчный,  мудрец, заЯвил, что умереть не
страшно -- не жить страшно. џ же добавлю, что страшно умирать: этот недолгий
марш по  коридору расставаний с легкостью не совершить,  а особливо на одной
ноге, а особливо  сознаваЯ, что все остальные  стараютсЯ  выжить. Ћтчего же,
спрашиваю.   ђади  отечества,  говорЯт.  ЉакаЯ,  мол,  отечеству  польза  от
покойника?

     3. ...‚ Њещерском уезде свалили оленЯ и привезли. ‘удЯ по рогам, еще не
успел поединоборствовать с  соперником  из­за дамы,  все  еще предполагалось
впереди. ‹об чист и возвышен. ѓлаза с золотистым отливом.  ”ранцузам оленина
знакома, слава богу. Ћни и охотники, они и гурманы. џ пробовал оленину по их
рецептам. —то происходит с человеком, вкусившим этого Яства? ‘ердце замирает
от густого прЯного аромата специй и трав, и каштанов, и очажного дыма, и уже
не  поймешь, что это  такое:  олень  или  некое неведомое  создание,  так  и
сотворенное  природой, вот так, чтобы  поражать смесью  тысЯчи  божественных
запахов...  € ты насыщаешьсЯ,  и пот выступает на лбу, и ноздри раздуваютсЯ,
вдыхаЯ эти  облака, и в посоловелом взоре уже ничего, кроме  сытого покоЯ...
‚еликолепно!..
     “гощал  менЯ олениной  и  прусский майор  --  временный  советник.  …го
денщик, высокомерный, как  всЯкий  лакей, от которого  зависЯт,  с отвислыми
усами и голодным взором, насаживал молодого олененка на деревЯнный  вертел и
жарил  его   над  углЯми,  а  после  обкладывал  пикулЯми  и  подавал.  Ѓыло
божественно!..
     Ћн делал так, французы  этак,  а мы поступим иначе.  Џленный  турок под
€змаилом показал  мне  удобный и нехитрый  способ приготовлениЯ оленины.  Ћн
вырезал  из  мЯса лучшие  куски  и насаживал их на  боевую  шпагу, перемежаЯ
колечками лука, и все это вращал над раскаленным углем,  поливаЯ виноградным
вином.  Џод  коричневой  корочкой  дымилась  мЯгкаЯ  плоть,  не   потерЯвшаЯ
природного вкуса, сок тек  по пальцам, олений дух витал меж нами, и глаз был
остр, и  голова  Ясна, и мысли возвышенны, и хотелось вчерашнему  врагу руку
положить  на  плечо и  сказать:  "Џрости, брат".  Ђ  если  к такому  кусочку
подкинуть  на тарелку легкую пригоршню моченой брусники,  чтобы  и истинного
вкуса оленины  не заглушить, но  и как бы  добавить ей  природного антуража,
тогда, кто знает, может, и раскаЯниЯ подступЯт стремительнее...

     ’рЯсучка в  пальцах нет­нет  да  и  возобновитсЯ. џ  понимаю,  что  это
старость и  пенЯть не на кого. Ќо ведь отвратительно!  € в Њожайске,  откуда
все бегут, военный лекарь с рыжими бровЯми,  глЯнув  на мои седые космы, уже
сидЯ  в  пролетке,  уже  отбываЯ   в  неизвестном   направлении,   выкрикнул
безразлично: "ќто от повышенного героизма, господин генерал; когда распирает
патриотическое безумие,  а возраст  подпирает,  кровь играет, а пролитьсЯ не
может, господин генерал! Ћдним словом, возраст,  господин генерал, а тут еще
и  евакуациЯ..."  Џролетка с идиотом  покатила, но Я крикнул грозно:  "Ќу  и
что?!"  --  "‡аварите  валерианы! --  крикнул насмешник. --  Џо ложке  перед
едой!.." ‘котина.
     ‚елел  ‹ыкову  все   это  сотворить,  но,  пока  то   да  се,  дрожание
прекратилось...
     ...Џродолжаю о  ‚арваре. “жель  Я  мог  предположить,  что  юнаЯ дама с
очаровательной талией, с синими глазами в поллица, в платье  голубого атласа
с  отделкой из вишневого бархата,  юнаЯ дама, которой повезло  жить по своей
воле,  распугавшаЯ  рой  уездных  и  даже  губернских  претендентов   на  ее
снисходительность,  ужель Я мог предположить, что она окажетсЯ гвардейцем  в
юбке,  с  мужской  независимостью  суждений  в  делах,  отнюдь  не  дамских?
„ействительно, в  отличие от прочих наших женщин, перемывающих косточки друг
у друга, одуревших от сна и всЯческих примитивных вожделений, рано стареющих
от обид, длЯ которых губернский бал на ђождество -- грандиозное событие,  --
и  вдруг это  существо,  поднЯвшее  руку  на  общие  свЯтыни!  ’огда  Я  был
шокирован, а нынче  смеюсь  и восклицаю:  "Ќу  и  ‚арвара ‘тепановна! Ђн  да
‚арвара!.."
     €  вот  однажды, кажетсЯ в третьем годе, зимним днем  (еще €гнатьев был
цел и  невредим, а  ‘онечка  с  ’имошей гостили  в ‹ипеньках), вдруг  Љузьма
доложил,  что барынЯ  ‚олкова пожаловали. Ќу ‚олкова так ‚олкова,  натЯгиваю
кафтан... —то?! ЉакаЯ ‚олкова?! "ѓууубинские..." € тут Я снова все вспомнил.
     Ћна была, признатьсЯ, хороша с мороза, когда  вошла  в комнату и  легко
поклонилась. ‚се те же глаза, то  же неприступное лицо, черт бы ее побрал, и
никакого соответствиЯ: с одной стороны, молодаЯ женщина  с розовыми щечками,
с   губами,  достойными  самых   сладостных  прикосновений,   с   плечиками,
вызывающими трепет, а с другой -- холодный, неумолимый судьЯ, да и только.
     -- Њилости просим, ‚арвара ‘тепановна, -- сказал Я, как мог радушнее, и
представил ей ‘онечку. Ћт племЯнницы моей тотчас  поплыла сердечнаЯ  волна к
губинской гостье, Я видел это, прозрачнаЯ, почти неощутимаЯ, достигла и ни с
чем откатилась. ‡атем мы сидели за чаем. џ радовалсЯ, что ‘онечка моЯ ничуть
не   хуже   знаменитой  гостьи.  Љонечно,  совсем  другой  тип:   смуглЯнка,
кареглазаЯ, способнаЯ и улыбнутьсЯ, и зардетьсЯ, и отвергнуть. Ћпочинина! Ќо
хороша, ничего не скажешь... Ђх, ‚арвара, ‚арвара, нелепа наша жизнь, нелепа
и невеликодушна!
     -- Ќиколай Џетрович, -- сказала ‚арвара так, словно ‘онечки в комнате и
не было, -- вы, надеюсь, помните предмет нашего  спора тогда там,  у  менЯ в
ѓубине?
     џ кивнул. Ћна  отставила  чашку. Ћткинулась на  спинку стула.  ‘казала,
улыбнувшись одними губами:
     --  Ќе  сердитесь,  Я изменила  свои  взглЯды.  џ  тогда  вас  обидела,
посмеЯлась  над  вашими бегствами, над кровью.  „а ведь Я дура была, генерал
миленький,  обыкновеннаЯ дура.  џ нынче,  как  узнала, что вы  вернулись  из
войск, решила,  что воспользуюсь  и скажу вам  об этом, а вы тоже  камень за
пазухой не держите. ‘кажите,  что  Я дрЯнь была, или скажите, что презираете
менЯ... ‘кажите и простите...
     ‘онечка глЯдела на нас обоих с недоумением.
     џ не мог  презирать ‚арвару: виднаЯ  молодаЯ  дама,  большаЯ  редкость,
знаете ли, не только в наших краЯх. ’акой следует ручки целовать и надеЯтьсЯ
на ее благоволение. Ќо и на дружеское расположение менЯ покуда не хватало --
холодна, себе на уме, что ли... „а и вообще сбила менЯ с толку: длЯ чего­то,
наверное,  ведь пожаловала, а поминает  какие­то  пустЯки, глЯдит  так,  что
отшутитьсЯ не смею.
     --  „а  стоит  ли,  ‚арвара ‘тепановна,  говорить  о вздоре  двухлетней
давности?  џ вот глЯжу, платье на вас п