ужели они все страдали одним недугом?
     Ћн  одарил ее в  ответ кроткой улыбкой,  говорившей о нем  больше,  чем
пространные  рассуждениЯ  о  истоках мировых  катастроф.  Ћдарил  и  прикрыл
глаза...
     --  ЏолучаетсЯ  так,  -- ответил  с  недоумением.  --  € это не  дурной
характер  или что­то  в этом роде... ‚ероЯтно,  то  место,  на  которое  они
усаживались, было отравлено...
     -- џ  люблю вас,  -- сказала  она  слишком  громко,  --  но, видимо,  Я
обольщалась,  считаЯ,  что крепость  повержена и  ее  уцелевший  гарнизон  с
барабанным боем, с развернутым  знаменем выходит из ворот, чтобы сдатьсЯ мне
на  милость. Њне  просто отворили ворота, и Я получила обременительное право
считать себЯ спасительницей цитадели, чтобы затем с почетом быть выдворенной
прочь. Ќо стоит ли теперь, по прошествии двадцати лет, размахивать кулаками?
     ‘начала  все было  феерически прекрасно: и стремительное венчание,  что
отвечало нашему обоюдному желанию, и  незамысловатое свадебное  торжество, и
поездка в Џетербург, а затем  в ѓубино...  Ќезадолго  до  венчаниЯ он привез
менЯ  к своему старому  отцу, прикованному к постели  временным  недугом.  џ
думала,  что  увижу  старого Ђлександра,  а  увидела небольшого  толстЯка  с
розовыми одутловатыми щеками под  клетчатым  английским пледом,  над которым
пенились кружева его сорочки. џ приготовилась  к  трудному  свиданию, а  все
получилось просто и легко, и не успела Я поклонитьсЯ, как он сказал из своих
кружев:
     -- ЃлагословлЯю, благословлЯю и очень рад.  ЉакаЯ  вы  глазастаЯ! € это
кстати,  ибо за  ‘ашкой  нужен глаз, -- и  захохотал. -- ‘  тех  пор  как мы
остались с ним вдвоем, он отбилсЯ  от рук. Ћн ведь  весь в свою maman, а она
была сурового и независимого нрава, и мне от нее частенько доставалось...  џ
уверен, что буду любить вас, моЯ дорогаЯ.
     -- џ тоже, -- сказала Я, счастливаЯ от такой встречи.
     -- ’ак,  значит, вы,  -- сказал он, -- намереваетесь шокировать  Њоскву
молниеносным венчанием, а затем фьюить?.. Ђ вы знаете моего сына? ЉлЯнусь, Я
знаю  его чуть больше, чем вы, --  и вновь захохотал. -- Ћдно пусть  утешает
вас: он джентльмен... Ђ вы, значит, сирота?..  џ знавал вашего деда.  Љрутой
был человек. Ќичего не разбирал, когда безумствовал, дворнЯ ли,  благородный
ли, как что не по нему, тотчас по башке, пардон, или в пруду топить с камнем
на шее. „а,  да, а что вы думаете?  џ знаю, был  суд, и  не в губернии, а  в
Џетербурге. ‚он куда дошло! џ однажды, моЯ  дорогаЯ, к деду вашему заезжал в
это ваше... ѓубимо? ѓубино. Ќичего не помню уже, кроме Њарфуши, это у вашего
дедушки сеннаЯ девка была, лет ей под семьдесЯт было. ЉриваЯ  на  один глаз.
"Њарфуша, -- спрашиваю, скидываЯ  шинель, -- отчего у тебЯ глазок­то кривой?
Џошалила в  детстве?.." Ђ  она  говорит: "ќто, сударь  миленький, барин  наш
изволил  собственной   ручкой  выколоть..."  “  менЯ  челюсть  отвисла,  моЯ
дорогаЯ... Ђ отец ваш это унаследовал? Ђх, был кроток?.. Ђх, вы утверждаете,
что через поколение? -- и снова захохотал, побагровел, раскашлЯлсЯ, погрозил
мне  пальцем:  --  ‡начит,  вот вы какаЯ?..  Ѓерегись,  Ђлександр!.. -- € он
перекрестил нас и кивнул, отпускаЯ. Њы пЯтились к  дверЯм,  а он посылал нам
воздушный крест полной розовой ручкой, покуда мы не скрылись.
     -- џ счастлива, -- сказала Я, -- старый король милостив!..
     ...’еперь, когда по лицу моему  скользЯт невеселые тени  минувших лет и
здравомыслие уступает печали,  ‹иза  спрашивает  всегда невпопад, с вызовом,
будто бросает в менЯ камень:
     -- Ћтчего же ты ушва от него? ’ы же его любива! -- € пожимает плечиками
от негодованиЯ.  Ћна негодует  на менЯ  не за давний мой шаг,  а  за попытку
отмолчатьсЯ. џ отмалчиваюсь,  ровно горничнаЯ, только что не шепчу дрожащими
губами: "‘милостивьтесь,  барынЯ­голубушка..." ‚се есть тайна, и ничего Я не
могу объЯснить своей дочери,  да, наверное, и никому... Ќапрасно призывать в
свидетели  случившеесЯ  меж  нами.  Ѓеда заключалась  в том,  что, когда наш
поединок доходил до своего  апогеЯ, тот мартовский поцелуй у  —истых  прудов
начинал казатьсЯ злополучным. ‚озводить хулу не в моих правилах, винить себЯ
не  за что. ’о была не моЯ прихоть.  Џридавать  значение житейским  мелочам,
когда все уже рассыпалось и отдает злой шуткой?..
     Џосле нашего  путешествиЯ -- оно было прекрасным -- мы уехали в ѓубино,
где ‘ве­чин проводил времЯ в компании с Ђннибалом и –езарем, иногда снисходЯ
до менЯ, а Я  занималась  деревенскими трудами не покладаЯ рук, почти убедив
себЯ,  что   большей  идиллии   не  может  быть  на   этом   белом  нервном,
разочарованном  свете.  ‡апах  лаванды  постепенно уступал  аромату  свежего
молока и мЯты.
     ‘тоЯл июль.  ‘квозь  кисею в комнату пробивались большие  сизые мухи. џ
вошла в кабинет.  Ћн смотрел на  менЯ  отчужденно,  поджав губы, как большой
обиженный ребенок. џ хотела обнЯть его, но он слегка отклонилсЯ. ќто менЯ не
ранило, Я умела не придавать значениЯ житейским пустЯкам.
     "‚ам наскучило в деревне? -- спросила Я. -- „авайте уедем. Љак скажете,
так и будет".  -- "џ все времЯ слышу крик  этой  девки, наказанной вами... €
это  невыносимо..."  -- "Њой дорогой, -- сказала  Я мЯгко, как могла, --  ее
наказали  еще  вчера..."  --  "„а,  но  Я  слышу  и не  могу привыкнуть".  џ
постаралась  быть  немногословной.  "Ќе  придавайте  значениЯ...  …жели  вас
раздражает  такой  пустЯк,  что  же  будет с  вами  в серьезном случае?"  Ћн
посмотрел на  менЯ  так, словно  Я  совершила  предательство.  "Ђ  серьезный
случай,  --  спросил он, -- это когда топЯт  в пруду с камнем на шее?..  €ли
наше благородство годитсЯ  только  длЯ московских  гостиных?" џ ответила еще
сдержанней,  еще обстоЯтельнее: "„а вы  же сами на нее негодовали! ‚ы  плохо
знаете деревню. …жели не наказать, вас  перестанут  любить, над  вами станут
втихомолку  потешатьсЯ.  ќто  не  мною  придумано...  Ќо  если это  вам  так
тЯгостно, Я постараюсь не огорчать вас. Љак захотите, так и будет..."
     ’ы  думаешь, моЯ  дорогаЯ, девку эту  били? …е велено  было  вернуть  в
деревню, чтобы она  не околачивалась здесь в нестираном сарафане с пальцем в
носу! “казательный  палец  вечно копошилсЯ  в  носу,  словно  там  залежалсЯ
золотой  клад...  џ  ведь  сначала  предложила  ей  выбрать  между   дурными
привычками и работой в поле, и твой  отец морщилсЯ,  видЯ  этот  заскорузлый
палец, воткнутый в ноздрю...
     -- Ќу  что ты  говоришь? -- морщитсЯ  ‹иза в подражание отцу.  -- Љакие
квады?
     џ  сказала тогда ‘вечину: "Љак захотите, так и будет... •орошо, Я верну
ее... ‚ы этого хотите?.." Ћн поморщилсЯ и пожал плечами... —то­то постепенно
пропадало  день за  днем, и Я должна теперь это объЯснЯть? ‘танет ли  Яснее,
если  Я скажу, что  не покорила крепости, а просто  была в нее впущена? ‚ ее
стенах продолжалась  обычнаЯ небеснаЯ жизнь,  и мои земные  претензии  ей не
соответствовали.
     "Љроме  блистательных  цезарей  минувших  неправдоподобных  времен,  --
говорила  Я как  бы случайно,  ронЯЯ  на ходу,  -- есть  подлинные  нынешние
времена: неурожаи, молоко и пшеница, деньги и зависть, зависимые от нас люди
и иллюзиЯ  собственной независимости..."  -- "‚ы  же не какаЯ­нибудь уезднаЯ
госпожа —упрыкина с трауром под ногтЯми, -- смеетсЯ он, называЯ любимое мной
имЯ, -- не какаЯ­нибудь там, чтобы топить в пруду с камнем на шее..."
     € снова наступает мир, пусть не такой блестЯщий,  пусть даже плохонький
и робкий, но выслуженный мною...  џ хочу  иметь множество детей,  милостивый
государь мой, и видеть  их восседающими и возлежащими на моих золотых нивах;
множество  здоровых красавцев и красавиц с  гудЯщей голубой кровью в  жилах.
Ќадежда на это сотрЯсает менЯ, а всЯкое  препЯтствие доводит до исступлениЯ.
џ  вижу  и  чувствую, как  всЯкие  там  обстоЯтельства и злонамеренные  лица
пытаютсЯ помешать этой,  как  они  считают,  сумасбродной  прихоти калужской
барыньки  то  словом,  то презрением, то  угрозой нашествиЯ, то  предвестием
бунта. Ћни  спроваживают верных  мне мужчин на полЯ битв  или охлаждают мною
любимых, и подтачивают менЯ сомнениЯми, и даже палец в грЯзном носу дворовой
девки   рассматривают   как  плод   моей   неправедности,  как   укор   моей
несправедливости.
     € он снова смеетсЯ, представьте. Њожет быть, он менЯ даже любит?..
     Ќо когда ‹иза в который уже раз спрашивает  менЯ: "Ћтчего же ты ушва от
него?.."  -- разве Я  могу ей  что­нибудь  объЯснить? „а каким  же  образом?
Ќеужели с помощью каких­то житейских пустЯков, которые лишь пуще разжигают в
ней  дух несогласиЯ?  Њожешь  ли  ты наконец понЯть, что Я не покорила  этой
крепости? Ѓыть пленницей в ней -- это не длЯ  менЯ, гостьей -- разве к этому
Я стремилась? "€ ты сбежава со мною на руках", -- говорит она безжалостно.
     ѓосподи,  если бы  Я сбежала!  џ избавила  любимого  мною  человека  от
необходимости менЯ возненавидеть. "Њожно подумать, -- говорит она, -- что та
двороваЯ быва во всем виновата". -- "ЉакаЯ двороваЯ?"  -- не понимаю Я.  "Ќу
та, которую ты спровадива в деревню..." Ѓоже мой, ‹иза! Њы говорим целый час
о  вещах страшных,  о  разлуке, о гибели чувств, а  ты поминаешь  опЯть этот
пустЯк, о котором пора позабыть!..
     Ќе  знаю, не знаю, как все сложилось бы, окажись генерал Ћпочинин более
прозорлив и  менее  щепетилен. џ, наверное, смирилась  бы в конце концов и с
его  мундиром, и с неизбежностью своего  вдовства  и научилась бы, наверное,
ожидать  его  с  полей сражений,  аккуратно рожаЯ тебе  сестер и братьев,  с
благоговением приникаЯ к его аксельбантам при встречах, обдаваЯ  его  лесным
холодком и радуЯсь  его  влюбленным  взглЯдам... Ђ  может быть,  кто  знает,
изловчилась  бы нарЯдить  его  в сюртук,  и  все  последующие споры  военных
честолюбцев вершились бы уже  без него, потому что никто еще  до сего днЯ не
смог  доказать, что брЯцание кованой сталью и реки  крови могут осчастливить
людей и принести им долгожданное успокоение.
     ‚  двенадцатом  году после  вынужденных похождений по  калужскому  лесу
‚арваре  стало известно,  что ‘вечин пребывает в Њоскве. ‡наЯ  его характер,
она,  конечно,  не  предполагала,  что  он  осталсЯ в столице при французах,
чтобы,  например,  взорвать  Љремль  вместе   с  корсиканцем,  подогреваемый
неведомыми  ему лаврами генерала  Ћпочинина.  Ќо тем  не менее  он  в Њоскве
оставалсЯ,  лишившись дома,  в  одиночестве,  наедине со  своими цезарЯми, а
может быть, и  впрЯмь с  некой  французской дамой, покинувшей его в  трудную
минуту,  о  чем  тоже  ходили  слухи. €ллюзий  не было  давно,  любовь  ведь
перегорела  задолго  до  московского пожара, но старый друг  (при  этом  она
усмехнулась),  может  быть,  нуждалсЯ  в  участии, и  атаманша,  еще  полнаЯ
батальным  возбуждением,  а  с  нею „унЯ  с  закутанной  ‹изочкой  на  руках
бросились в Њоскву по разбитой дороге.
     ’рупы людей и лошадей, брошенные пушки и целехонькие экипажи -- все это
уже не волновало; она  видела, как расправлЯлись с  живыми,  как молниеносно
прекращали их кратковременное пребывание на этом свете, так что можно было и
не содрогатьсЯ при виде их  жалких  оболочек, полузанесенных снегом.  Ћднако
она и  на сей  раз  была  отравлена и  в полудурмане добралась до  сожженной
Њосквы.
     Ќо прежнего сверкающего карнавала,  столь привычного взорам въезжавших,
теперь уже не  было. Џутников окружало почти кладбище с одинокими фигурками,
отыскивающими свое прошлое.
     ‚арварин  дом  обгорел, был разграблен,  хотЯ  осталсЯ  цел. ‡ато огонь
пощадил  каменный флигель в  глубине двора,  где и  проживала  московскаЯ ее
дворнЯ.  Џутникам были рады и, конечно, не стеснЯлись слез. ЃольшаЯ комната,
где  обычно останавливались  дальние гости, оказалась вполне  пригодной  длЯ
жильЯ.  ‚арвара  поручила прислуге ‹изу, а сама с  „уней помчалась на —истые
пруды, уже не замечаЯ ничего вокруг.

     ‡накомый  дом,  где  она,  еще  ничего  наперед не  знаЯ,  готовилась к
свадебной поездке, осталсЯ цел, хотЯ в окнах  отсутствовали  стекла и  груды
кирпичного  хлама загораживали вход.  Ћна  пробиралась туда,  сопровождаемаЯ
испуганной „уней, стараЯсь  не  замечать разгромленного  благополучиЯ, и  по
замусоренной лестнице двинулась на второй  этаж.  —ем  ближе она подходила к
цели, тем  отчетливей становилось, что дом необитаем. Ќо какой могла быть та
французскаЯ   дама,   думала  она,   чье   расположение  не   казалось   ему
обременительным? ‚оображение рисовало ей молодую  брюнетку с пухлыми жадными
губами, почему­то непременно нарЯженную в платье из светлой кисеи с мушками,
говорливую, с туманным взором и учтивой улыбкой... ‘трастное тело и холодное
сердце, как сказал кто­то...
     Ћна вошла в совершенно пустую  гостиную, если не  считать охапки гнилой
соломы  на полу, и, замираЯ, отворила  дверь в бывшую  свою  спальню. ѓустой
слой пыли покрывал  редкие предметы в этой комнате.  ‘ледов  жизни  здесь не
было. ‚  чернильнице окаменевшие чернила,  голаЯ кровать (о, не ее, не ее!),
пустые книжные шкафы, скомканные бумаги на полу, круглый стол без скатерти и
знакомый фарфоровый кофейник с отбитым  носиком  --  старый  неразговорчивый
приЯтель из счастливых времен, с которым не  поговоришь  о прошлом. ‘мерть и
разрушение... ‚арвара спросила бы какого­нибудь из  уцелевших  воителей, так
ли он представлЯл  себе счастливый окончательный  мир, когда с  пистолетом в
руках топал  по военной  дороге, мечтаЯ  о  победе и  славе.  „а у кого было
спрашивать?..
     Ћна перешла в другую комнату, понимаЯ бессмысленность своего пребываниЯ
в этом доме. ’ам оказалось то же самое -- смерть и разрушение... ‹егко ли ей
было? ‹егко ли было ей в этом склепе, где когда­то...
     ‚друг легкое „унино "ой"  долетело  из  бывшей  гостиной, и,  когда она
бросилась  туда,  она  застала  свою  курносую  компаньонку  замершей  перед
одиноким портретом, покрытым пылью и забвением, притаившимсЯ на голой стене.
ЊолодаЯ  дама  с   громадными   синими  глазами  уставилась  на   ‚арвару  с
самонадеЯнностью, годной длЯ лучших времен.
     Ћна  помнила  гладко  выбритого  капризного  живописца,   приглашенного
‘вечиным,  и когда спросила: "‡ачем это вам?"  -- "Џусть будет, -- улыбнулсЯ
‘вечин, --  будем вспоминать..." Ћна уселась  в кресло перед живописцем,  не
подозреваЯ,  сколь самонадеЯнна  ее  поза, представлЯЯ, очевидно,  что жизнь
отныне пребудет неизменна, как она и задумала...
     ќта самонадеЯнность теперь показалась  ‚арваре  столь неуместной и даже
оскорбительной, что  впору  было сорвать со стены  это  совершенное изделие,
оставленное  здесь,  как показалось тогда ‚арваре, в насмешку над  ее былыми
фантазиЯми... ’еперь  Я думаю иначе, и воспоминание о собственной молодости,
кратковременной  и  невозвратимой,  не  ожесточает,  а,  напротив,  вызывает
приливы грустного умилениЯ. "‘ымать?" -- шепотом спросила „унЯ. Ќо  ‚арвара,
словно  отказавшись от себЯ же самой, резко повернулась,  и они покинули эту
могилу.
     ЃесхитростнаЯ француженка Ѓигар, о которой  много  рассказывал  ’имоша,
воротившись  из  похода, и  была,  видимо,  той  дамой в  кисейном платье  с
мушками,  которую  Я  воображала  вцепившейсЯ   в  моего   былого  кумира  с
французской горЯчностью и сноровкой.
     "Ћна была чудеснаЯ  женщина, глупаЯ, добраЯ и бесхитростнаЯ, --  сказал
’имоша  с обычным воодушевлением, --  такие могут пойти на баррикады даже из
приЯтельских побуждений..."
     Љстати, перед  тем  как  навсегда  уйти  из того дома,  ‚арвара  все же
вернулась в спальню и поднЯла с пола несколько смЯтых и пожелтевших листков.
“же спустЯ много времени она их развернула. Ќа одном располагалось несколько
ничего не значащих столбцов цифр, на другом приглашение посетить ‚Яземских в
один  из каких­то благоуханных  довоенных четвергов; два  оставшихсЯ  листка
оказались  письмами. Џервое, оборванное,  из деревни, неизвестно  кому и  от
кого.

     <i>...третьего днЯ узнала, что  деревнЯ моЯ сожжена, также говорЯт, что  и
московский  дом,  но  последнее  еще  недостоверно.  ‚се  ограблено,  мужики
разорены  до крайности.  Џриказчик уехал и что­то  заклал  в  кладовой, чего
злодеи не открыли, а что закладено, люди  оставшиесЯ не знают. €звестно, что
осталось  несколько  немолоченой  ржи  --  у  менЯ  на  месЯц,  может,  хоть
что­нибудь будет, а скот мой и крестьЯнский хлеб и платье все отнЯто.</i>
     <i>Џредставьте, что всех мущин и женщин моих больше 300  человек, и как их
год кормить, чем жить и где?</i>
     <i>€стинно терплю!..</i>

     ‚торое, на французском Языке, повергло менЯ в трепет.

     <i>‚ысокочтимый господин ‘вечин!</i>
     <i>’олпа избила  менЯ.  Ќаверное, это справедливо,  и  Я навсегда  покидаю
ђоссию. ‚от сейчас, сию минуту. џ намеревалась в последний раз повидатьсЯ  с
‚ами, но вдруг понЯла, что женщина с  большими синими глазами -- не фантазиЯ
живописца и что в ‚ашем горьком сердце длЯ менЯ не может быть местечка.</i>
     <i>Џрощайте же, прощайте, прощайте...</i>
     ‹. Ѓигар.

     € это было все, что оставалось у менЯ после нашей блистательной победы.
     Џребывание в Њоскве было уже  бессмысленно, да и страшно, да и, видимо,
права была ЂполлинариЯ ’ихоновна, когда утверждала, что нельзЯ  возвращатьсЯ
по  старым следам  -- получишь по физиономии... € все­таки что  значило  это
немногословное  письмо бежавшей француженки?  Ќеужели в  сердце  московского
затворника  теплились остатки  былого ко мне  расположениЯ?  ‚едь украшал он
свое жилище изображением моего самонадеЯнного лица в позолоченной раме... Ќе
насмешкой же над прошлым красовалось оно на стене...
     ’ак  или  иначе,  дом был  пуст, портрет  оставлен  разрушатьсЯ, а  мои
благотворительные помыслы оказались напрасны...
     € в этот момент мне доложили, что господин ‘вечин желает менЯ видеть.
     џ  полагала, что передо мною возникнет существо в поношенном рединготе,
с увесистой палкой,  с седыми космами, вылезающими  из­под шлЯпы,  существо,
достаточно Ярко  описанное  мне  ’имошей  впоследствии  в письме  из  полка,
существо, нисколько не напоминающее вальЯжного господина с —истых  прудов, о
котором  Я  когда­то  помышлЯла  со  счастливым  ужасом. ќтот же  господин в
отличном  фраке тоже показалсЯ мне чужим и значительно старше  своих  сорока
лет. Ќа губах его  теплилась улыбка, представьте, по всему предназначавшаЯсЯ
не мне, а пространству, неисповедимости обстоЯтельств, игре случаЯ.
     -- џ узнал, что вы менЯ искали, -- сказал он чужим голосом. -- џ только
что из Џетербурга и вот узнал... Њожет быть, вы привезли ‹изу?
     -- „а,  Я привезла ‹изу, милостивый государь, чтобы дать ей возможность
повидатьсЯ с вами... ‚идимо, Я виновата в том, что девочка столько лет... Ќо
вот  и  она, и  если теперь невозможно  загладить  вину,  то можно  хотЯ  бы
погладить ее по  головке... Ќу, как вы это сделаете? ‹иза подошла к нему без
робости, и затем  ее детское удивленное "<i>papa, papa</i>"  до сумерек  витало  по
комнате... Ћн подарил ей маленький медальон с изображением императрицы, этой
молодой  несчастливой женщины,  числившейсЯ  в счастливых, и девочка  тотчас
повесила его себе на грудь.
     --  ‚ы приехали, чтобы  спасти менЯ, по  своему обыкновению? -- спросил
он.
     -- ЌуждающийсЯ во спасении, -- сказала Я, -- всегда очень зорок к чужим
бедам.
     Ћн  вежливо  менЯ  поблагодарил  и  утешил  своими  новыми  успехами  в
Џетербурге,  где  ныне  служил в €ностранной коллегии,  а в Њоскву воротилсЯ
завершить кое­какие дела...
     џ было собралась иронично  спросить его, отчего же он позабыл  на стене
мой портрет, но иронии не  оказалось места  в том сдержанном холоде, который
распространилсЯ  меж нами. ‚се было пристойно, не  по­московски прохладно  и
тЯгостно. Ћт чаЯ он отказалсЯ, но не спешил уйти.
     -- Њы оба виноваты перед нею, -- сказал он, продолжаЯ свою мысль, -- но
друг перед другом нисколько.
     џ подумала, глЯдЯ на него, что  от поношенного редингота военных времен
он  отказалсЯ  не  без труда  и  что  этот  отменный  фрак и  прочие мелочи,
украшающие его, -- плоды чьих­то загадочных усилий.
     -- “далось ли вам  установить, -- спросила Я запальчиво, -- как  влиЯют
древние тирании на нынешнюю катастрофу?
     Ћн усмехнулсЯ и ответил, не глЯдЯ на менЯ:
     -- Њне удалось установить,  что мы и народ -- одно целое и мед, которым
мы были вскормлены когда­то, действует и поныне благотворно...
     --   ‡начит,   этим  объЯснЯетсЯ,   --  крикнула  Я  уже  без  прежнего
ожесточениЯ, -- желание моих людей сжечь менЯ живьем?
     -- ‘корее, вашим фамильным пристрастием, -- сказал он жестко, -- топить
в пруду с камнем на шее...
     ќто  напомнило  мне  славные  времена наших поединков,  однако поединок
нынешний  был  враждебнее по тону,  и только ‹изино "<i>papa,  papa</i>", времЯ  от
времени повторЯвшеесЯ в комнате, видимо, предотвращало беду.
     € все же мы с ‹изой вышли его проводить. ќкипаж, который дожидалсЯ его,
не соответствовал своим отменным петербургским видом страдалице Њоскве.
     Ќе  высказав  ему  всего,  что  наболело,  Я   цеплЯлась  за   какие­то
несущественные длЯ менЯ мелочи.
     -- ‚ы были таким Ярым поборником свободы, -- сказала Я с  досадой, -- а
нынче в тирании находите приЯтные стороны...
     -- ‚арвара, --  сказал он,  --  не говорите  высокопарных  глупостей на
развалинах... ЉакаЯ тираниЯ?  ‚ласть, котораЯ разъединЯет нас,  в результате
гибнет.  ђазве вы  в том  не  удостоверились? Ќо власть,  объединЯющаЯ  нас,
достойна  быть   воспетой...  ђавенство  --  это  не  равенство  притЯзаний,
милостиваЯ  государынЯ.  Ѓогу  --  Ѓогово,  кесарю  -- кесарево.  Ќикуда  не
денетесь. ђабов следует освобождать, но  длЯ этого не  надо  гильотинировать
королей.
     џ  хотела  что­то возразить, по  своему  обыкновению, но  петербургский
экипаж уже  катил по московским  обломкам, по  нашему наивному  прошлому, по
‹изиному счастливому "<i>papa, papa</i>".

     7

     ‘тоит ли иметь много детей, если сыновьЯ рождаютсЯ в киверах и лосинах,
а дочери с личиками вдов?
     „о сих пор не могу  понЯть, как же это  столь беспомощной оказалась моЯ
хваленаЯ прозорливость, когда Я  сама взЯла ‹изу за теплую руку и подвела ее
к ’имоше?  Ќесколькими годами раньше  мы с ним беседовали о всЯких житейских
проблемах,  когда  меж  ним  и  ‹изой уже  протЯнулась  прочнаЯ  беспощаднаЯ
ниточка. ’огда еще,  кажетсЯ, можно  было влиЯть, пресекать, воздействовать,
отвести грозу... ах, опЯть слова, слова, слова... ѓроза затаилась и обманула
менЯ.  €  мы,  как это водитсЯ,  говорили  о  будущем благополучии,  а  не о
возможных несчастьЯх. Љакие­то все глупости,  несуразности  слетали с уст...
какие­то клЯтвы, которыми они будто бы  были свЯзаны.  Ћдним словом,  фразы,
предназначенные вместо  кирпичей  в стены будущего дома... ’имоша с присущим
ему  вдохновением и  страстностью говорил о  винокуренном  заводе  на берегу
Џротвы, что  сразу поправит все дела и уже через год "можно будет  вздохнуть
по­настоЯщему".
     --  Ђ тебе, ’имоша, не мешает, что  ‹иза  не произносит твердое "л"? --
почему­то спросила Я с глупой улыбкой.
     --  Џритащива  водку к  вуже, повожива ее  на  водную  гвадь,  усевась,
замахава весвами и попвыва? -- засмеЯлсЯ он.
     ‚се было вот таким трогательным и райским,  Я помню.  € Я сладко спала.
Њожет  быть, сказалась усталость предшествующих лет, а может быть, это  наше
всегдашнее нежелание признавать возможность неминуемой грозы, чтобы все­таки
жить, ежели это нам выпало, а не сходить с ума?
     --  ’еперь  моЯ жизнь очень  заполнена, --  сказал  он, -- во­первых, Я
понимаю, что  без труда не вытащить... а во­вторых, Я  жду, надеюсь, скучаю,
восхищаюсь... —его же более? -- € покраснел, а глаза отливали печалью.
     Ќо при этих словах ‚арвара размЯкала, становилась добрее и  думала, как
все  мы, что  если мы и  были  прекрасней,  чем  наши  дети,  то  они  будут
счастливее. ‘олнечнаЯ погода всегда чревата  грозой, уж этого­то забывать не
следует. Ќо они позабыли. ’ак времЯ от времени ей напоминала о превратностЯх
фигура генерала Ћпочинина,  возникающаЯ вдали под окнами, за стволами дерев,
на  горизонте, на пустынной деревенской  улице, припадающаЯ на липовую ногу,
повергающаЯ  ее   в  обмороки,   доводЯщаЯ  до  тошноты,  до  пронзительного
тоненького крика о помощи... Ќо это случалось не часто, а так в основном все
складывалось прилично. Ђ тут ее еще обволокло спокойствие иного рода.
     ‚ том же шестнадцатом, а может, и в восемнадцатом ’имоша однажды укатил
на “краину знакомитьсЯ с "замечательным человеком" и пробыл  там  с  неделю.
’ак  как  ‚арвара  была длЯ него  сестрой милосердной  и его поверенной, он,
воротившись из поездки, сразу же заехал к ней. Ѓыл растерЯн и удручен. „олго
молчал и глЯдел в сторону.
     -- “  них заговор, -- сказал  хрипло. --  Ћни  все военные заговорщики.
‘мерть и разрушение...
     ‚арвара  снова  припомнила все слышанные ею случайные летающие слова об
этом  "замечательном  человеке",  о полковнике  с  холодной  и  неотвратимой
немецкой фамилией,  вокруг  которого  теперь  раздавалось жужжание ’имошиных
единоверцев.
     -- Ђ ежели разбудЯт Џугача? -- спросила она, посмеиваЯсь.
     -- Љакой там Џугач! -- удивилсЯ он. -- Ћни сами, все сами... Ѓоюсь, что
застольные  беседы  кончились...  ќто  военный  заговор,  и   они  бессильны
остановитьсЯ  --  кони понесли...  Ђ Я, представьте,  думал  о  винокуренном
заводе,  думал, как ‹ипеньки перестрою и  заставлю  мужиков и  баб, заставлю
спать в чистых постелЯх, а не на печи. џ и им это говорил так, между прочим,
моим заговорщикам,  и они жалели  менЯ  и почитали  это юродством... € такое
воодушевление было вокруг, такое вдохновение, что за собственное ничтожество
хотелось  голову разбить о  стену, и  дед  мой, подумал  Я, тоже,  наверное,
зажегсЯ  бы там,  чтобы вместе, всем вместе  взлететь  в черное августовское
небо... -- ѓубы у него задрожали.  -- Ћни обсуждали свои намерениЯ и за  это
поднимали  бокалы, их  денщики  сбивались  с  ног,  подливаЯ  им и подносЯ и
выслушиваЯ упреки в нерасторопности, а Я думал: легко же благодетельствовать
все отечество, понукаЯ собственного мужика.
     Ћн страдал,  а ‚арвара, вздыхаЯ облегченно, принЯлась было утешать его,
но ’имоша неожиданно рассмеЯлсЯ и сказал:
     -- џ говорю Љузьме: "Ќу вот, Љузьма, представь себе, жизнь переменитсЯ,
каждый сам будет по себе -- и ты и Я, и мы и вы, будет рай на земле..." Ђ он
прищурилсЯ, лукавец, и  спрашивает:  "Ђ  кто же, батюшка,  пахать да служить
будет? ‘ кого спрашивать?" џ говорю: "—то значит спрашивать? ‚он твой отец с
Џугачом  ходил,  жег и казнил..."  -- "„а рази это рай -- жечь,  казнить? --
говорит. -- ђай, когда ангелы поють, батюшка..." џ ничего не понЯл, но водки
ему поднес, и философ этот лукавый удалилсЯ с малиновым носом.
     Ћн  улыбалсЯ.  ’олько  губы  вздрагивали  слегка. Ѓольше  всего ‚арвара
боЯлась,   что  опочининские  страсти   и  чувство  долга  толкнут   его  на
сумасбродство, она заглЯнула ему в глаза -- в них царило умиротворение.
     -- Ђ ЏрЯхин? -- спросила ‚арвара.
     --  ЏрЯхин? --  сказал  он  небрежно. --  ‚ыпил водки, спел  про  кнЯзЯ
Ѓагратиона, сказал: "ѓоспода, не пора ли пожалеть ђоссию, она от крови и так
еще не обсохла". ‚ытер усы и уехал.
     -- Ђ ты? -- спросила ‚арвара.
     -- џ? -- удивилсЯ ’имоша. -- џ их всех люблю, обожаю, как братьев. џ?..
Џил  с ними... —то Я? Џоддакивал... Џоддакиваю, поддакиваю весь  в  дрожи, а
Ђкличеев мне кивает из угла,  кивает и говорит: "џ понимаю, €гнатьев ’имоша,
Я тебЯ понимаю, понимаю, дружок..." € при этом так кивает, так кивает, будто
говорит: "Џрощай,  прощай, не  поминай лихом!" џ хотел  переломить  себЯ, но
‡ернов  сказал: "’ы, конечно, по­своему  прав. џ люблю тебЯ, €гнатьев, видит
бог,  через  несколько лет  ты все  поймешь, когда  мы встретимсЯ  у тебЯ  в
‹ипеньках и потопаем чокатьсЯ к Ђрише. ‚от будет парад!.."
     ‚от  вам и  парад, весь этот ужас,  который произошел теперь, когда все
ручейки слились, секреты распахнулись и нет возврата.
     Ђ тогда после его слов Я глЯдела в окно и видела за ним пространства, о
которых  все радели и пеклись, томЯсь и рискуЯ, но ‚арвара тогда подумала не
об этом, а о  себе  и  о  ‹изе и о двух пистолетах, напрЯженно затаившихсЯ в
ореховом Ящике. Џространства были  там, а она здесь,  и  она подумала: "ЊенЯ
пожалейте, менЯ!"  Ћднако  ’имошины слова и его решимость все­таки несколько
успокоили ее, и она посмела вздохнуть облегченно.
     „а, и  вот тогда,  вздохнув с  облегчением, ‚арвара  проводила  ’имошу,
помахала ему с антресолей, видела,  как  за  деревьЯми  скрылась  его ладнаЯ
спина, потом  долго следила, как он мелькал  меж стволов, растаивал в ранних
сумерках, в клочьЯх розового тумана, и вдруг  подумала,  что,  вздумай вновь
генерал возникнуть из  ничего,  из горьких  воспоминаний,  из  этого  самого
тумана и направитьсЯ к ее дому с искаженным от боли лицом, она на сей раз не
грЯнетсЯ бездыханной перед таинственными  знаками природы,  а будет ждать  с
терпеливой надеждой...
     € тут он и впрЯмь вышел из­за дерев, прихрамываЯ на своей деревЯшке. Ќа
нем был белый долгополый сюртук, без погон, седаЯ непокрытаЯ голова склонена
не по­генеральски, на круглом лице ни боли, ни ожесточениЯ...
     -- „унЯ!.. -- успела Я крикнуть.
     ...€ вот так всЯкий  раз, а  после невразумительный разговор  с девкой,
напуганной не меньше  менЯ, и из этого  разговора Я  так и  не могу уЯснить:
больна Я или это какой­то знак?
     -- ’ы­то чего трЯсешьсЯ? Ќебось он не к тебе шел, а ко мне...
     -- Ђ чего им ходить­то? -- хнычет она. -- ‹ежали бы себе...
     Ћна подает мне нюхательную соль и смотрит на менЯ так, будто  Я  успела
уже пообщатьсЯ с призраком и свЯзана с ним  тайным сговором и ей уже не  под
силу разгадка наших шашней, но это все притворство.
     -- „ура ты все­таки, -- говорю Я, -- ступай, ступай вон.
     ...утка ли вспоминать все это теперь,  когда тебе под  пЯтьдесЯт и  из
зеркала  глЯдит  на  тебЯ  чудовищнаЯ  старушечьЯ   маска,  еще  живаЯ,  еще
пытающаЯсЯ выглЯдеть пристойно,  с  большими пустыми  глазами,  в которых  и
осталась, может быть, лишь крохотнаЯ толика свечениЯ, чтобы подбодрить ‹изу.
џ  не  виновата перед нею. ‚се произошло по воле  Ѓожьей.  Љогда  в минувшем
декабре  докатились  вести  о  петербургском  ужасе,  Я в  первое  мгновение
подумала, что нас ждет самое худшее, но это предположение тотчас  и погасло,
потому что все это не  могло иметь  к  нам никакого отношениЯ, ведь  правда,
’имоша? ќти  слишком давние съезды и споры и всЯкие кровожадные перспективы,
ведь это все было отвергнуто, не так ли? “ж что они там все воображали, твои
бывшие  компаньоны, это было длЯ нас тайной, пока ты возилсЯ с винокуренными
делами  и с  участием  глЯдел  на своих холопов, а у  нас с ‹изой все как­то
счастливо устраивалось...  Љто теперь  спросит  за  юношеские  фантазии,  за
кратковременный  порыв,  если  ты   в  калужском  уединении,  а  это  они  с
пистолетами, позабыв о тебе, собираютсЯ на такой безнадежный праздник?.. Ћни
сами выбирали, что им  было по сердцу, а ты  этого не  хотел... ѓлупости все
это, трагические глупости, горЯчность и самонадеЯнность...
     € действительно, миновали декабрь, и март, и апрель, и тут, как обычно,
с небес свалилсЯ полковник ЏрЯхин...
     Ђ еще четыре года назад  никто и не  мог предполагать,  что все так вот
опрокинетсЯ и повиснет в гнетущей неопределенности.
     Њы  сидели  за  вечерним чаем. Љак  раз недавно  зазвенела натЯнувшаЯсЯ
ниточка меж  ’имошей  и ‹изой, зазвенела подобно  тетиве, толкнувшей стрелу.
ђедкие июльские комары  почти не досаждали, и Я не ощущала себЯ старухой. Ќа
плечах  моих  лежала  розоваЯ  шаль.  ‹иза  сидела  напротив,  почти  совсем
взрослаЯ,  моЯ  взрослаЯ  дочь,  случайное  мое дитЯ,  заменившее  мне  всех
остальных неосуществленных своих сестер и братьев.
     џ запомнила этот вечер потому, видно, что тогда впервые по­настоЯщему с
пристрастием разглЯдела свою семнадцатилетнюю  барышню. € в ней не оказалось
ничего  от менЯ, представьте, и это менЯ тогда  поразило.  ‡ато  отцовского,
свечинского  было в  ней с  избытком: небольшие  зоркие глаза, выпуклый лоб,
редкаЯ   обворожительнаЯ  улыбка  и  трогательнаЯ  небрежность  в  жестах  и
неоскорбительнаЯ  надменность  в позе...  Ќекрасивое,  некрасивое мое  дитЯ,
острое на слово... € рЯдом Я вообразила ’имошу...
     "’ы что, в самом деле  чувствуешь, что ты... тебе кажетсЯ, что ты ее...
ну,  в  общем, ты  хочешь сказать... ’ы даже уверен?.."  -- говорила  Я ему,
заикаЯсь. "‚ самом  деле, -- ответил он  очень просто. -- џ эту барышню, как
вы  ее  изволите  величать,  люблю, и  она  менЯ,  кажетсЯ,  тоже.  ‚ас  это
огорчает?.."
     € стрела полетела...
     € вот мы пили чай и молчали, и Я понимала, что теперь моЯ дочь думает о
своем возлюбленном! ‚прочем, Я давно это предугадала и втихомолку молилась о
том,  чтобы  только  поскорее  перегорели  в  ’имоше  излишние  опочининские
страсти, непригодные в домашнем обиходе.
     Њы пили чай  на  открытой веранде  губинского  дома.  ЏламЯ  свечей  не
шевелилось.  Џарк  утопал во  тьме.  Њолчали  птицы. „унЯ  принесла  горЯчее
молоко, и половицы скрипнули под  босыми  ногами. Ќе верилось в этом  покое,
что белый дом с распахнутыми окнами, укрытый вечерними  тенЯми,  еще не  так
давно, каких­нибудь десЯть лет тому назад, трещал  и разрушалсЯ в диком огне
и  Я,  еще  не  стараЯ,  с короной  на  голове, в каждой руке  по пистолету,
ринулась с крыльца на примолкшую толпу. Ђн да ‚арвара! Љакова была!
     € не с той ли поры пришлось заново выращивать в себе снисходительность,
милосердие, великодушие?  Ќо  и по нынешний день они все же не те, что  были
когда­то.  Љакие­то бледные, чахлые, замешенные на подозрении и тревоге... €
дом не тот, приземистей и теснее, без запахов детства,  без прошлого, годный
длЯ ‹изы, но длЯ менЯ чужой. Ћн променЯл свой екатерининский размах и мирное
самодовольство на печальные воспоминаниЯ и неуверенность в завтрашнем дне. €
книги  уже не  те  в новых шкафах,  полированных и добротных с виду. ’о были
‚ольтер и  Њонтескье,  откровениЯ –езарей, и  кровавые прогулки Ђннибалов, и
державинские высокопарности, от которых захватывало дух:  книги, подобранные
одна  к   другой,  в   коих  соперничали  величие  и   строптивость,  гордаЯ
непреклонность и  жажда  перемен. Ђ  нынче  все больше  ‚ертеровы  слезы  да
изысканиЯ господина Љарамзина о наших древних жестоких сварах,  знакомство с
которыми губительно не только  длЯ юношеских сердец; да  множество всЯческих
наставлений,  как  уберечь  хозЯйство от  гибели  и за  счет  чего утЯжелить
скудеющие кошельки...
     ЏламЯ свечей не шевелилось. Џарк утопал во тьме. Њолчали птицы.
     -- Ќаш мивый сосед запаздывает, --  сказала  ‹иза. -- Џравда,  Я его не
пригвашава, но он сам напросивсЯ нынче вечером. “ж не передумав ви?
     --  ‘коро  он  сделает  тебе предложение,  --  сказала Я рассеЯнно, как
могла, -- Я вижу, все клонитсЯ к тому...
     Ћна вздохнула.
     -- џ родивась в Љавужской губернии, -- сказала скорбно,  -- отца своего
не знава...
     -- ЃеднаЯ сиротка, -- поддержала Я.
     --  ...так  и росва  среди природы, уповаЯ на ее мивости. …ще в детстве
мне   встретивсЯ   моводой  чевовек,   победивший  Ѓонапарта,  порывистый  и
бвагородный. џ гвЯнува в его гваза и сразу понЯва, что он предназначен мне.
     -- Љак­то уж все очень просто и легко с этим  делом, -- сказала Я будто
себе самой, -- ни бурь, ни смЯтениЯ...
     --  ...но Я  торопивась,  Я  быва терпевива,  -- продиктовала  она,  --
наконец времЯ приспево, все образовавось...
     -- Љто же этот счастливчик? -- спросила Я, кутаЯсь в шаль.
     -- Ђх, не спрашивайте, сударынЯ, -- продолжала она, не отводЯ скорбного
взглЯда.  --  ‚ы  еще  достаточно моводы  и собвазнитевьны,  чтобы  Я  могва
рисковать знакомить вас с ним. ‚ы, еще чего доброго, его заманите...  ‚ам не
жавко сиротку?..
     --  Ђ если Я его  знаю,  и он  чудовище, и вам грозЯт всЯческие беды?..
Ќазовите хотЯ бы имЯ.
     -- …го зовут ’имофеем, -- сказала ‹иза, вперив в менЯ свои глазки.
     -- Ќет, не  знаю,  --  равнодушно  откликнулась Я,  а  сама  подумала с
удовлетворением, что хоть манера пристально разглЯдывать собеседника  у  нее
моЯ... хоть это... хоть что­ нибудь.
     -- Ќу вот видите, --  произнесла она  с укоризной,  -- вы,  конечно,  и
друга  его не знаете, которого  Я  жду  с  ним  вместе. Ќе знаете?..  Ђ  это
господин  Ђквичеев, такой  симпатичный  хохотун  и  франт,  жаждущий  всЯких
общественных и повитических переустройств.
     -- —то это значит? -- спросила Я, терЯЯ желание шутить.
     --  Ќу, немножечко пустить затхвую кровь,  например. €ви  сдевать  так,
чтобы у  вас  нечаЯнно  по привычке  не возникво жевание  какой­нибудь вашей
девке привЯзать камень...
     -- ‹иза! -- крикнула Я.
     „унЯ  по  поЯс  высунулась  в  окошко.  ‚о  тьме  всхрапнула  лошадь  и
послышались голоса.
     ‹иза со звоном опустила ложечку в чашку. -- Џрости, maman! Џрости менЯ,
прости...
     „а  что  уж  "прости"?  ЏересчитываЯ  все давние  раны,  убеждаешьсЯ  в
ничтожности  последней, самой свежей, если, конечно, она  не смертельна. Џри
поЯвлении  наших гостей  ‹иза так  и  оставалась  сидеть с  навостренным  на
поединок  лицом и не  думаЯ сменить маску. Џришлось мне вдвойне  засветитьсЯ
улыбкой,  пригласить  сесть,  кликнуть  подать,  принести,  приказать  лакею
заменить  стул на поместительное  кресло  длЯ Ђкличеева, куда он  плюхнулсЯ,
отдуваЯсь, предварительно перецеловав нам ручки.
     -- ‚ы  правы,  -- сказал он, утираЯ пот, --  последнЯЯ  рана  ничтожна.
Џостепенно  ведь привыкаешь,  и вот  уже все кажетсЯ пустЯком... Ђ мы сейчас
совали свои длинные носы в винокуренные дела ’имоши. Ќу, Я вам доложу... Њне
бы  не ленитьсЯ, Я бы тотчас поправил свои дела, ей­богу... -- Ћн говорил  и
похохатывал,  будто  и  впрЯмь  собиралсЯ  все  это совершить,  а  может,  и
собиралсЯ, кто его знает?
     -- Ђ отчего же вы такой венивый? -- спросила ‹иза.
     -- Ћтчего? „а оттого, сударынЯ. ЊоЯ божественнаЯ природа, вот и все. Ќу
и,  конечно,  моЯ   жена...  ‘ама  судит,  сама  распорЯжаетсЯ,  сама   менЯ
отстранЯет...
     -- Џочему же? -- удивилась Я.
     -- „а все потому, что лентЯй,  --  захохотал он,  довольный. -- ‘ейчас,
например, должен,  кровь из носу, лететь на “краину... там грандиознаЯ охота
на волков... -- Ћн мельком глЯнул  на ’имошу. -- Ђ вот не могу оторватьсЯ от
чаЯ со сливками... € корю себЯ, и презираю, а прихлебываю...
     -- Ќе понимаю, -- сказала Я, -- какие вам еще винокуренные заводы, если
вы, как Я догадываюсь, намерены все перевернуть, всех уравнЯть, сменить свой
щегольской нарЯд на грубую блузу мастерового? Ќе понимаю...
     -- ‡ато Я понимаю, -- хохотнул он. -- ќто ведь когда еще будет­то, если
вообще будет... Ђ Я тут пока понежусь... а мои две тысЯчи  душ длЯ менЯ пока
покрЯхтЯт,  покрЯхтЯт, -- и  оборвал смех. --  Ђ  что это мы с вами  о каких
мрачных предметах беседуем?
     -- „ействительно, -- сказал ’имоша, -- вот что значит столичный ленивец
и  богач...  у него замечательный  турецкий  халат, а уж курительных  трубок
несметное число! Ћн читает книжки -- все в золотых переплетах...
     -- Ќе понимаю, не понимаю, --  проговорила Я, -- к чему это вам и вашим
друзьЯм все  эти давно умершие французские  фантазии? ‡ачем  они вам?.. -- €
подумала,  что  богатые  толстЯки, хохотуны и  жуиры  все­таки не могут,  не
должны  мечтать о кровавых переустройствах. „лЯ этого следует быть поджарым,
жилистым, подвижным и ожесточенным, с ускользающим взглЯдом и  в черном,  по
крайней мере, сюртуке, а не в длинном светло­коричневом по последней моде, и
не  в белом  пикейном  жилете, и  не  в  панталонах в  лиловую пронзительную
полоску,  и  не  в  этом  сером самодовольном боливаре,  и не  с  карманными
золотыми часами, усеЯнными бриллиантами, с кокетливой цепочкой на  виду. Љак
эта пухлаЯ  рука в перстнЯх  сожмет  рукоЯть  пистолета или шпаги, а вот это
улыбающеесЯ холеное доброе лицо с двумЯ подбородками как сможет убедить иных
неискушенных мечтателей в пользе бунта и крови?..
     -- Љакие французские  фантазии, милаЯ ‚арвара ‘тепановна? --  захохотал
он. --  ќто же все сказки, все прошло... и потом, почему французские? Њы тут
насмотрелись на свое,  на родимое,  и  это  нас  немножечко возбудило...  да
теперь­то,  при нашем возрасте и  при семьЯх,  господь с вами...  ЏрелестнаЯ
охота на  волков и та мне в тЯгость, а  уж  весь вздор пЯтилетней  давности,
он­то и подавно...  -- € покраснел от напрЯжениЯ, и погрозил мне пальцем. --
‹учше чаю со сливками. -- € заглЯнул в свою порожнюю чашку...
     џ налила ему сама.  ’имоша  сидел неподвижно, как, бывало, зачарованным
мальчиком,  расширив  глаза  и  полуоткрыв  рот.  ‹иза  исподтишка  на  него
любовалась... € ниточка зазвенела  под аккомпанемент подозрительных намеков,
под таинственную музыку, котораЯ всегда будет в наших душах, ища выхода.
     "Ћтчего это летом на волков охота", -- внезапно подумала Я.
     -- …сли  выбратьсЯ  за пределы нашего  сливочного карнавала, --  строго
произнес Ђкличеев, -- многое может показатьсЯ удручающим и невыносимым...
     -- ‘вивочный от свова "свива"? -- спросила ‹иза.
     -- ќто как вам угодно, -- ответил Ђкличеев. -- ’ак  что уж лучше, может
быть, и не выбиратьсЯ... ‡десь у вас хорошо. Ђ у менЯ,  между прочим,  почти
все  болота, но  мои мужички  страсть как снор