шним же  вечером повергнуть в
восхищение какую-нибудь местную ‘ерафиму... € Я был таким?..
     € ‘ерафима  времЯ  от времени оборачивалась  к нам и, лениво  улыбаЯсь,
указывала глазами на героев, словно говорила: "‚от они и  пришли!  Ђ  вы-то,
наверное,  сомневались,  что  они  вообще  есть.  ‚ообще-то  теперь только и
начнетсЯ  настоЯщее.  ’еперь мы  можем  устроить бал, чтобы все  было  как в
жизни..."
     -  †аль,  что нет  оркестра, - сказала  ‹авиниЯ  легкомысленно,  -  без
оркестра все это напоминает похороны.
     - Ђ вы не слышите плача? -  спросил Я. - ќто уже оплакивают  погибших и
пропавших.
     - Ђх, - сказала  она с  торопливым безразличием, -  можно подумать, что
гибнут только в  стычках с горцами!  - и посмотрела  на  менЯ с  вызовом,  и
добавила: - …сли нам суждено встретитьсЯ с героЯми, умолЯю - не перечьте  им
и, когда они будут кричать в своем боевом похмелье, что они победили,  что в
этом-то и есть главное, не спрашивайте с вашей милой улыбкой: "Ђ зачем?" Ћни
убьют вас, а вы  мне нужны длЯ продолжениЯ нашей безнадежной  поездки... - и
она заплакала.
     - Ќе плачьте, моЯ милаЯ, - сказал Я. - џ буду молчать, не плачьте.
     - џ оплакиваю погибших и пропавших..."

        70

     ЋтрЯд прошел, и пыль улеглась, и ‘ерафима вплыла в комнату как ни в чем
не бывало, вдоволь надышавшись запахом пороха, смесью восторгов и стенаний.
     Ѓлиже  к  вечеру в  доме послышались  шаги  - это  входили  герои.  ‚се
остающиесЯ  в  живых  -  всегда герои. Ћни  пришли на  огонек,  в  тепло,  к
женщинам, к вину. ‹ица их были черны и грубы, несмотрЯ на то что брились они
старательно и парились в банЯх с ожесточением. ‚се они одеты были с тщанием,
и  от  некоторых  даже  пахло духами.  Ћни были неразговорчивы.  Ќа  ЊЯтлева
взглЯдывали угрюмо: он  в их глазах был заурЯдным  петербургским белоручкой.
‚незапно седой подполковник сказал:
     - ЊоЯ фамилиЯ  Џотапов, это вам ничего  не напоминает, кнЯзь?  Ќет? - €
брови его взлетели удивленно. - Ђ схватку в кизиловой роще?.. ‚от так штука!
Ђ как мы с вами ночевали в одной кумирне, тоже не  помните? Џомните, там еще
под окном был родничок, и ваш повар прЯмо из окна набирал воду в чайник?..
     - —то-то  такое,  кажетсЯ,  было,  -  улыбнулсЯ  ЊЯтлев, чувствуЯ  себЯ
молодым, - да, что-то такое... Ђ мы что, долго там пробыли?
     - Ќет, - сказал подполковник с недоумением, - ушли на рассвете. Ђ менЯ,
значит, не помните?..
     ‚се уже  приступили к вину,  поэтому на ЊЯтлева  смотрели  добрее,  тем
более что он оказалсЯ "своим".
     - ‚ас куда  ранило, в живот? - спросил  юный прапорщик. -  Ђ менЯ  чуть
было в голову не ударило, представьте! ‚от настолечко прошла пулька,  - и он
показал ЊЯтлеву свой  покуда  еще розовый мизинчик. - …сли бы ударила, Я  бы
теперь с вами не сидел.
     -  Ђ вы  не  жалейте,  - строго  сказала Ђдель, - слава  богу,  что все
обошлось.
     - Ђ  Я и не жалею, - сказал прапорщик с  сожалением.  - Ќа моих глазах,
например, фейерверкера из второй батарей в лепешку превратило.
     - ‚ообще, - лениво улыбнулась ‘ерафима, - на этот раз вы гулЯли слишком
долго. Њы с Ђделиной уже и ждать-то перестали.
     ’ут лица  живых  посветлели.  ‚сем  был  приЯтен  голос  ‘ерафимы. ’ам,
наверное,  она  им  всем казалась  придуманной,  как вдруг  суроваЯ  фортуна
вернула   их  в  этот  пыльный  дикий  городок,  который  там  мерещилсЯ  им
недостижимым раем. € вот снова та же самаЯ обольстительнаЯ, в меру порочнаЯ,
своЯ, располагающаЯ к надеждам, привычнаЯ ‘ерафима,  терпеливо ждавшаЯ своих
соблазнителей,  пока они тЯнули в чужих горах  жребий, кому  умереть, а кому
воротитьсЯ под ее многообещающий кров.
     -  Ђ  что  наша  жизнь? -  усмехнулсЯ  чернокудрый поручик  с  хмельным
пафосом.  -  ЏостоЯннаЯ  надежда  на милость: там  все  надеешьсЯ,  что пулЯ
помилует, здесь - прелестнаЯ ‘ерафима.
     - Ђ длЯ менЯ  так особенно! - воскликнул прапорщик. - ‹юби,  Ђдель, мою
свирель...
     ‚се   засмеЯлись,  и  смех  усилилсЯ,  когда   пунцоваЯ  Ђдель  сказала
прапорщику:
     - Њогли бы на пол-то и не сорить, не дитЯ ведь.
     ’ут пришла очередь пунцоветь прапорщику. Ћн пожал плечами и поглЯдел на
Ђдель с пьЯной пронзительностью оскорбленного, и она сказала, смЯгчившись:
     - Ђ мы боЯлись, как бы с вами там не случилось бы чего.
     -  Ђ что могло  случитьсЯ?  - воскликнул он геройски. -  Љроме смерти -
ничего.
     € вновь все окружающие засмеЯлись.
     ђазница  меж походными  биваками  и этим  домом  была  слишком  велика.
Џоэтому  вино  пилось  легко,  и  не хотелось  останавливатьсЯ. €  все  были
возбуждены, как маленькие дети перед  получением таинственных рождественских
подарков. € у ЊЯтлева уже кружилась голова, и он воображал себЯ юным, только
что вернувшимсЯ  из похода, когда перед тем, как  идти  на  ужин к полковому
командиру,  Ђфанасий моет  тебЯ в  баньке и  растирает твое  геройское  тело
грубой холстиной,  а  после окачивает  прохладной водой,  а после  растирает
простынЯми  и  подносит  тебе маленькую  рюмочку "с легким паром!".  ‹авиниЯ
глЯдела на  все широко распахнутыми глазами.  ќто было  совсем  не похоже на
прежнюю петербургскую жизнь. †енщины и  барышни пили с мужчинами на равных и
сидели кто где,  и не было привычного изыска и всЯких условностей,  все было
лихорадочно просто, раскованно и рискованно, но не шокировало, ибо, глЯдЯ на
них, можно было поверить, что жить осталось с полгода, не более. †ен не было
-  были "наши  красавицы",  и  не  было мужей - были герои, которым коварнаЯ
фортуна подарила лишнюю ночь.
     - „а  неужели вы менЯ все-таки не вспомнили? - спросил Џотапов ЊЯтлева.
- Љак странно.
     - Ќет, - сказал ЊЯтлев, - пытаюсь, но не могу, все перемешалось.
     - Ђ вот этих, например... - € Џотапов с надеждой стал перечислЯть былых
однополчан, среди  которых был и  убитый  впоследствии  на  дуэли  гусарский
поручик. -  ќтих-то  припоминаете? Ќу, поручика-то  хоть помните?  „а? -  Ћн
обрадовалсЯ. - Ќу, это знаменитость... Ђ менЯ, стало быть, не вспоминаете...
- € он махнул рукой, и осушил свой бокал, и отворотилсЯ.
     - „а вы вспомните,  вспомните же его,  - шепнула ‹авиниЯ, - ну  что вам
стоит? ‘кажите: "Ђх да, ну  как же".  …му будет  приЯтно. Ќу, хотите,  Я его
вспомню?..
     Љоротконогий  гусарский  поручик  с  громадным  лбом гениЯ  и  обиженно
поджатыми   губами  вдруг   поЯвилсЯ   в  пламени   свечей.   ‚идимо,   тому
способствовали,   кроме   всего   прочего,   близость  тех   гор,   ароматы,
распространЯемые героЯми, мысли  о смерти, котораЯ так доступна - особенно в
этом краю. ЊЯтлеву даже показалось, что солдат, бесшумно вошедший  в комнату
и усевшийсЯ в  углу,  ЯвилсЯ  не  случайно,  а именно в  свЯзи  с  горестным
воспоминанием. Ћн был  даже похож на убитого  поэта, такое же круглое лицо с
усиками, большие лихорадочные глаза, да и сидел он, как и тот, когда бывал в
нерасположении, -  неподвижно, сгорбившись, не  притрагиваЯсь  к еде, только
отпивал по глоточку: отопьет и поставит  бокал, отопьет и поставит... Ћн был
в солдатском,  но  никто  не  придавал  этому  значениЯ.  ‚се  уже  кричали,
размахивали  руками,  изощрЯлись  в остроумии  перед  бесхитростными  своими
дамами и ‹авинию воспринимали как редкую, случайную, дорогую картину. ‘олдат
смотрел на ЊЯтлева не мигаЯ. ђазжалованный офицер. ЊЯтлеву даже  показалось,
что он усмехнулсЯ, словно сказал: "“ нас тут свои порЯдки. ќто там, у вас, в
вашем Џетербурге, - иные, а здесь - свои. €  ваше брезгливое выражение здесь
ничего изменить не может, ибо даже наместник подает мне руку, а  уж эти-то и
подавно за честь считают приглашать менЯ  в свой круг... Њожет быть, все это
и шокирует, но вы - птичка перелетнаЯ, вы сегоднЯ здесь, завтра - там, а мне
суждено..."
     -  Ђ  вы, - спросил ЊЯтлев у солдата, - давно ли в этом отрЯде? (‘олдат
кивнул.) Ђ случаЯ не  было? (‘олдат отрицательно покачал головой.) “ нас был
такой старик ђаспевин...
     - ‡навал, - сказал солдат спокойно.
     - ‘обственно, он был не стар, но нам, молодым, тогда казалось...
     - …го убили при ‚алерике, - сказал солдат спокойно. - “ него тогда  был
случай отличитьсЯ, но его убили...
     - Њы были в  одном деле, - поспешно сообщил ЊЯтлев. - Ђ у  вас, значит,
так...
     - Ђ у менЯ, значит, вот так, - сказал солдат.
     ‚глЯдевшись в его лицо,  ЊЯтлев обнаружил, что солдат далеко не  молод.
Љрупные скорбные складки пересекали его лоб, щеки, впрочем, это могли быть и
шрамы  -  тусклое  пламЯ  свечей  мешало  определить  это  с  точностью.  Ќо
двадцатипЯтилетнее   наказание,   выпавшее   на    долю   этого   давнишнего
ниспровергателЯ устоев, показалось внезапно  столь жестоким  и фантастичным,
что захотелось кричать и бить кулаком по столу  и  презирать себЯ за суетные
свои обиды и огорчениЯ...
     - Ќеужели он никогда не  поймет,  что  это  слишком высокаЯ цена за его
чистую совесть? - воскликнул ЊЯтлев раздраженно.
     ‘олдат,  конечно,  понЯл, кого  имеет в виду этот  случайный и, видимо,
благополучный ныне петербургский гость.
     - ‚идите  ли, ваше сиЯтельство, - сказал  он спокойно и серьезно, -  за
все,  вероЯтно,  надо расплачиватьсЯ.  Ќекоторые  в  молодости  полагают или
надеютсЯ,  что  цена  может  оказатьсЯ  ниже.  ќто  заблуждение.  Њы  с  ним
одногодки, почти одногодки, и оба это уже хорошо теперь осознаем...
     - ’ак ведь он устанавливает цену, а не вы!
     - ‚идите  ли,  дело в  том,  что цену устанавливают сами  поступки, как
выЯснилось, и, к  сожалению, этому нельзЯ научить, это надо узнать самому...
…жели у вас с н и  м счеты,  - продолжал  солдат тихим, ровным голосом,  - о
цене можно не беспокоитьсЯ: меньше, чем полагаетсЯ за зло, ни одному платить
не придетсЯ...
     - „а жертва-то вы! - сказал ЊЯтлев, слабеЯ.
     - Љто знает, - улыбнулсЯ солдат, - этого никто не знает...
     - „а  вы вслушайтесь, вслушайтесь, что он  говорит, - шепнула  ‹авиниЯ,
сжимаЯ руку ЊЯтлеву, - кажетсЯ, он прав...
     ЊЯтлев глЯнул на солдата,  но  того не было. ‚ина было много, и  воздух
был свеж, и  кровь приливала к голове. ‚се были высоки, широкоплечи, красивы
невероЯтно;  у  всех  были вдохновенные лица  и  глаза пылали.  Ћ  житейском
говорить  не  хотелось, хотелось  кричать вместе со всеми о величии духа,  о
торжестве храбрости, стрелЯть в потолок, дать волю  гневу за погибших, таких
же красивых, вдохновенных и справедливых; возвысить своих,  проклЯнуть врага
и отомстить, и отомстить... отомстить...
     - € ђаспевина  пристрелили! - вдруг крикнул ЊЯтлев, к ужасу  ‹авинии. -
ђаспевина... старика! џ видел, как они целились из-за камней...
     - Ќичего,  - кричал юный прапорщик, - мы  им хорошо  нынче дали! ’еперь
они долго не очухаютсЯ!
     ‚ходили новые гости. ‘текла трЯслись от крика,  от топота ног. ‘ерафима
плакала и целовала Џотапова в потный лоб.
     - Ѓыли бы вы архитектором, - плакала ‘ерафима, целуЯ Џотапова, - Я бы с
вами  на край  света пошла...  Ђ  так-то что же?..  ‚ообще-то лекарь  €ванов
увезет менЯ отсюда, вот увидите... џ его прижму, вот увидите...
     - Ђ  где  же  €ванов?  - спросила ‹авиниЯ, чтобы  унЯть неистовство.  -
Ћтчего же его не видно?
     ’ут  все  замолкли,  чтобы  послушать,  что говорит  эта  петербургскаЯ
мадонна, кнЯгинЯ или  еще  кто, эта юнаЯ  дама из  другого  мира, глазастаЯ,
недоступнаЯ, эта счастливаЯ  путешественница с  насмешливыми губами, которой
нет дела до их тризн и до их карнавалов...
     -  Ђ  €ванов  утопилсЯ,  - сказал  кто-то  в  тишине,  и все  почему-то
захохотали.
     - €ванов, - сказал Џотапов ЊЯтлеву, - интереснаЯ личность. Ћн  вам уже,
наверное, рассказал свою жизнь? ќто целый роман...
     - “ него была жена, - торопливо поЯснил чернокудрый поручик, - она была
чахоточнаЯ и убежала с каким-то кнЯзем в Џетербург.
     - „а не врите! - прикрикнула Ђдель. - ‚ечно вы врете про других. Ћна от
кнЯзЯ бежала, а не с кнЯзем, а после уж здесь утопилась...
     Џотапов вскочил с полным бокалом, вино расплескивалось.
     - —истов, - прохрипел он в темноту, - не дай соврать! Ќе мы ли с тобой,
брат, хоронили ее осенью прошлого года? Џодтверждаешь?
     - Џодтверждаю, - откликнулись из полумрака.
     -  Ћтпустите  мою  руку, - шепотом взмолилась  ‹авиниЯ  ЊЯтлеву,  - мне
больно...
     - ...это же  ночью  было,  -  продолжал меж тем Џотапов, - когда лекарь
прибежал.  “ него было белое  лицо,  он плакал и  все твердил,  что  нет ему
прощениЯ. Ђ мы тогда  вот так же сидели, ну и с вином, конечно, и мы с тобой
пошли, и  он  бежал за нами. Ћна лежала с открытыми глазами, и  он  принЯлсЯ
рыдать, да разве разбудишь? Џодтверждаешь?
     - Џодтверждаю, - сказали из полумрака.
     - ...Њы ее хоронили под вечер того же днЯ, был еще батюшка Ќикитский...
     - Ѓатюшки Ќикитского не было, - сказали из полумрака.
     -  ’о есть как не было? - Џотапов выплеснул остатки  вина на  пол. - Ћн
был и псалмы читал.
     -  Џсалмы Я читал, -  сказали из  полумрака, -  ты  спутал,  Џотапов, а
батюшка Ќикитский месЯцем раньше утопилсЯ...
     ’ут  снова все захохотали, и так, что пламЯ  свечей заметалось. Џотапов
сидел пригорюнившись.
     -  „урачье, - улыбнулась ‘ерафима, - она с архитектором сбежала. џ сама
видела, как они  сговорились, дурачье! Ћни же у  менЯ в  доме сговаривались,
вот здесь. џ  вышла в вашу  комнату (это она сказала ‹авинии) и  слышу:  они
сговариваютсЯ,  все  слышно...  …ще  она сказала,  мол,  спасите менЯ,  друг
сердечный, а он ей ответил,  что, мол, ничего  не бойтесь, все будет хорошо.
‚ообще они недолго  сговаривались и собирались недолго. ‚ышли от менЯ, а уже
бричка   архитектора  -  у  крыльца...   -  €  повернулась   к  ЊЯтлеву:   -
ЏредставлЯете, как ловко?
     - ‚ерно, - подтвердил кто-то, - у архитектора бричка была...
     -  Љак же  вы все-таки  вспомнить  менЯ  не можете? -  сказал  Џотапов,
подсаживаЯсь  к ЊЯтлеву.  - Ќу хорошо, Я вам еще такой случай  напомню:  ваш
камердинер, молодой, все в валенках ходил, жара, а он в валенках. Ђ Я как-то
был хмелен  и велел ему валенки снЯть,  а вы  вступились.  ‚ы сказали,  мол,
пусть ходит в чем хочет, мол, это  его дело. Џомните? ‚споминаете? Њы с вами
даже повздорили, Я вас даже вызвать собиралсЯ... ‚спомнили?
     - Ђх, да, да, - сказал ЊЯтлев, ничего не помнЯ, - теперь вспомнил.
     -  ’ак это же Я и  был! - обрадовалсЯ Џотапов. - ‚идишь,  брат, как все
обернулось.
     - „а, -  сказал ЊЯтлев, - молодость... -  и тут же  увидел, что ‹авиниЯ
машет ему рукой от двери, и он пошел к ней.
     ‚ садике она рассмеЯлась и трижды поцеловала его.
     -  Ќу,  брат,  -  сказала  она нараспев,  - докатились!..  ќто  и  есть
обещанный рай?.. Ђ не пора ли воспарить, брат? - Ћна прижалась к нему. - …ще
пара вечеров, и вам захочетсЯ стрелЯть в горцев, чтобы ощутить себЯ героем.
     Ћн обнЯл ее, и так  они  стоЯли, и рассвет разгоралсЯ  все заметнее. €з
дома  доносилось  неЯсное  монотонное  гудение, словно  там,  в  гостиной  у
Љурочкиных,  пели одну общую молитву: без слов,  а  только "уууу...  ууууу",
протЯжное, полное состраданиЯ к  самим себе. ‡атем все  смолкло, и наступило
времЯ последней тишины перед пробуждением птиц.
     ’ак  незаметно  они  простоЯли  более часу,  наслаждаЯсь  друг  другом,
прохладой, возвращением памЯти и спокойствиЯ, а когда воротились в гостиную,
там  никого  уже  не было. ‡аспаннаЯ  кухарка  сгребала остатки  дьЯвольской
ночной  трапезы. Ћт нее-то они и узнали, что с полчаса всего как прибежали с
известием, что лекарь €ванов утопилсЯ.

        71

     (€з ЏЯтигорска в ‘.-Џетербург)
     "Mon cher ami,
     „осталась  же  мне  участь, черт ее побери! џ сам усложнЯю  собственные
обстоЯтельства  собственными сантиментами,  совершенно  чудовищными  в  наше
времЯ. ‚ той проклЯтой  крепостце, о которой  Я тебе писал, где одни очумели
от  праздности,  а  другие  от запаха крови, Я уж  было сделал шаг навстречу
скорбному финалу, но все перевернулось в один  момент.  Џосуди сам (надеюсь,
ты сможешь  менЯ понЯть): ‹авиниЯ ‹адимировскаЯ не просто очаровательна, она
значительна; жажда независимости так в  ней сильна, что представить себе эту
жажду  утоленной - нелепость. Ћна такаЯ прелестнаЯ  скромница и молчальница,
но мозг ее ироничен, Язык остер; иногда бывает трудно понЯть - шутит она или
серьезничает.  ‚месте  с  тем  это  создание  наивное,  однако  не  лишенное
домашней,  домотканой,   житейской,  дамской  хитрости;  если  надо  -  даже
безжалостное,  однако   полное   благородства.   Љогда  Я   пишу,   что  она
очаровательна, Я вовсе не  имею  в виду лишь безукоризненную внешность. …сть
дамы в  нашем  городе  (и  ты их  знаешь), которых ни с  кем, как  только  с
богинЯми,  по красоте  равнЯть невозможно. ‹адимировскаЯ, конечно, мила,  но
главное  - значительна, а  этому в ђоссии  есть  примеры,  так  что можно не
объЯснЯть. ’еперь же - кнЯзь. Ѓез очков он еще кажетсЯ внушительным, в очках
же  -  беспомощен  и  кроток,  хотЯ  это  все  на первый  беглый взглЯд.  Ћн
несомненно добр и уступчив,  но  в  нем столько же  непреклонности и отваги,
сколько  на одну  душу  приходитсЯ не часто.  Љонечно,  он  гибнет. ‘лужение
обществу -  не пустаЯ болтовнЯ,  это  отпущенное нам  свыше  предназначение.
Џраздность  сушит  души,  развращает  нравственность. Ћднако  в  наше  времЯ
служением  обществу   называют  не  страсть  отдавать  свое  вдохновение,  а
способность  казатьсЯ  незаменимым,  при,  натурально, известном послушании.
ЉнЯзю же при его свойствах все это уныло и нелепо, и Я не берусь его судить.
Њало того,  Я думаю иногда, что, может быть, его предназначение именно в том
и  состоит, чтобы сгореть в огне любви и состраданиЯ и отогреть наши ледЯные
сердца... ‚прочем, это уже из области фантазии и поэзии, а Я покуда чиновник
и рылом, как известно, не вышел...
     €змученный  всеми этими  размышлениЯми,  Я ничего  совершить  не  смог,
окончательно растерЯл еще оставшиесЯ у менЯ жалкие аргументы к их задержанию
и  удрал в  ЏЯтигорск, чтобы  немного  поостыть  и собратьсЯ  с  мыслЯми.  џ
предполагал, что  они двинутсЯ следом,  как и  было  договорено,  но получил
нынче  от  кнЯзЯ неожиданное письмецо, что их планы поменЯлись и  они срочно
выезжают в  ’амбов! Џо положению  вещей Я  должен  бы  был неистовствовать и
кусать  локти,  но,  представь себе,  даже  вздохнул с облегчением.  ‡дравый
смысл, опыт, знание  предмета,  наконец, подсказывают мне, что они  все-таки
движутсЯ по направлению к ’ифлису: больше  им некуда, что в заблуждение  они
менЯ ввели не из каких-то там подозрений относительно моих целей (не верю!),
а просто  из желаниЯ избавитьсЯ от моего чрезмерного  приЯтельствованиЯ, ибо
при  всех  моих достоинствах  третий  - всегда  лишний.  ’еперь  Я,  если  Я
действительно  благородный  человек,  должен   буду  подкарауливать   их  на
‚оенно-ѓрузинской дороге и тайно следовать за ними,  чтобы не обременЯть  их
назойливостью.  Љогда-нибудь  Я,  может  быть, дозрею  до  того  внутреннего
состоЯниЯ, которое позволит мне не быть запутавшимсЯ  в сомнениЯх бараном, а
высшим существом, которое  может сказать: "…сть два пути: один - собственное
благополучие за  счет  неблагополучиЯ  других,  второй  - жизнь  по законам,
продиктованным любовью  и состраданием", и выбрать  второй из  них.  Љстати,
кнЯзь  тоже  предпочитает  второй  из  них,  однако,  насколько  Я  понимаю,
совершенно бессознательно.  ‚ этой его  телЯчьей  слепоте есть слабости,  но
времЯ и бог  укрепЯт  его  на этом пути. Ђх, mon  cher, сколько глупостей мы
изобретаем, выдаваЯ их за разумную деЯтельность!
     Џрости, mon cher, обнимаю тебЯ, всегда твой верный брат
     Џетр фон Њюфлинг".

     (€з ЏЯтигорска - в ‘.-Џетербург)
     "‹юбезнаЯ матушка, мой ангел,
     ‚ы и  представить  себе  не можете, до  чего удачна  моЯ  командировка!
Ћбычные дорожные тЯготы и спешка, сопровождающие нашего брата в поездках, на
сей  раз не  беспокоЯт нисколько.  Џолное впечатление, что  Я в добровольном
странствии, когда  возникла  внутреннЯЯ потребность  изучить  землю,  нравы,
обычаи, когда все  тебе споспешествует:  и природа,  и климат,  и встречные.
Љакое удачное стечение  обстоЯтельств! џ получил ‚аше  благоухающее письмо в
самый прелестный из дней моего  воЯжа, и в этом Я тоже вижу заботливую  руку
провидениЯ.  „ело  в  том,  что  мне наконец удалось  встретитьсЯ  со своими
беглецами! € что же Я установил? Ћн - далеко не злодей, она - очаровательнаЯ
наивнаЯ  проказница.  ‚заимоотношениЯ   у  них   весьма   пристойные,   даже
платонические! Ћн поступил так, как он поступил, не из корыстных побуждений,
а из желаниЯ спасти юную красавицу от тирании мужа. Њожет быть, его поступок
несколько и опрометчив и тороплив, но Я поступил бы, вероЯтно, точно так же.
Џоэтому  Я счел неблагородным  грубо вторгатьсЯ в  их  дружбу, пользуЯсь  их
наивностью и доверчивостью. џ позволил  им  продолжать их поездку в надежде,
что  где-нибудь в  ’ифлисе, устав друг  от друга, они  с  меньшим  трагизмом
воспримут  известие  о  моей  миссии  и  с  легким   сердцем  уступЯт   моей
непреклонности.  Љак бы Я  хотел увидеть  ‚ас  здесь  и под  руку, под руку,
беседуЯ, повести ‚ас к ќоловой арфе, медленно, медленно, медленно...
     ‚аш любЯщий сын
     Џетр фон Њюфлинг".


     (€з ЏЯтигорска - в Ћдессу)
     "Њилостивый государь,
     Ќадеюсь, что ‚ы с честью  выполнЯете свой долг и, наслаждаЯсь одесскими
видами и купанием,  не  забываете ни на  минуту того,  ради чего предпринЯта
наша срочнаЯ поездка. Њое отношение к ‚ам всегда строилось на полном доверии
и на  уважении к ‚ашему рвению. € теперь  не только как  ‚аш начальник, но и
как старший товарищ,  если хотите, как друг, выражаю надежду, что  ‚ы именно
теперь,  когда близка развЯзка, не  ослабите  вниманиЯ  и соберете последние
силы в кулак...
     Џредписываю ‚ам по получении  сего письма без  промедлениЯ собратьсЯ  и
ближайшим  транспортом,  используЯ все свои права, плыть к берегам  Љавказа,
откуда ‚ам надлежит  торопитьсЯ в ’ифлис,  где  и дожидатьсЯ моих дальнейших
распорЯжений в известном ‚ам месте.
     Џолковник фон Њюфлинг".

     Џолучив  это  письмо, поручик  ’имофей  Љатакази  собрал  свой нехитрый
скарб; глубоко вздохнув,  простилсЯ с праздной жизнью; еще  раз оглЯнулсЯ на
собственные следы, во множестве усеЯвшие одесский берег и окрестности; уже с
борта  парохода  успел  заметить  несколько  знакомых  силуэтов,  покидаемых
навсегда, и, уносимый замечательным кораблем, истово перекрестилсЯ на паруса
и раскаленную трубу. Џо палубе прогуливались пассажиры. ‘реди них было много
дам.  Ћдна  из  них  остановилась  неподалеку  и,  не  стеснЯЯсь,  принЯлась
разглЯдывать  загорелого  и  вальЯжного  поручика.  ’имофею  Љатакази ничего
другого  не  оставалось,  и  он  заиграл...  ‚последствии  он  рассказывал о
дальнейшем с ужасом и болью:
     - џ был поставлен в безвыходное  положение. Ћна была одна и свободна. џ
оказалсЯ достоин  ее вниманиЯ. Ќу что  ж. Ќе буду врать  и притворЯтьсЯ, что
она  была  совсем  в  моем вкусе. “  нее, например,  был  чрезмерно вздернут
подбородок, а такие дамы обычно  слишком  о  себе высокого мнениЯ и  поэтому
обожают униженных мужчин, длЯ чего унижают их долго и уныло. Љроме того, она
не  могла ни минуты оставатьсЯ  в  покое, руки  ее беспрерывно двигались, то
поправлЯЯ  складки  на  платье,  то  локоны,  то  шлЯпку;  зонтик  постоЯнно
перепархивал из одной руки в другую; плечи плавно покачивались, словно чашки
весов; ноги  переступали с места на место;  короче, это были верные признаки
истерической  души,  и следовало благоразумно  ускользнуть, но Я еще  в юные
годы положил  себе за правило -  никогда  не  привередничать,  не  выбирать,
служить  всегда только  первой,  тем  более  что всегда  бывала  возможность
впоследствии  уйти,  убежать,  уехать,   забыть,  растворитьсЯ,   исчезнуть,
отмахнутьсЯ,  пожать  плечами, наобещать  и  уехать, дать  слово и позабыть,
пренебречь,   пригрозить  страшными   разоблачениЯми,  притворитьсЯ  слепым,
глухим, безразличным, жестоким, беспощадным и,  наконец, просто опасным  длЯ
жизни... ‘ другой стороны, не  буду врать и лицемерить, что  она была совсем
не в  моем вкусе: это была высокаЯ женщина, статнаЯ, хотЯ и с едва заметными
признаками  полноты,  с  великолепными  Ямочками  на  аккуратных  щечках,  с
пухлыми, беспокойными губами,  изобличающими натуру  страстную;  весь ее вид
говорил  о том,  что  она  не  из тех  добропорЯдочных  наших  дам,  которые
отличаютсЯ ханжеством,  скукой и равнодушием, а из тех наших добропорЯдочных
дам, которым свойственны стремительность и вдохновенность. џ долго, трудно и
мучительно  добивалсЯ ее расположениЯ. џ что-то обещал,  в чем-то клЯлсЯ, от
чего-то  отказывалсЯ. Ћна  таЯла, однако оставалась непреклонна. “  нее были
сильные, цепкие  руки, и  она  вертела  менЯ,  как  зонтик.  Ђ времЯ  шло...
Ѓезумие, представьте, началось еще до сумерек, а уже  стоЯла глухаЯ ночь,  и
не было места  в  моей каюте, об которое Я  бы не стукнулсЯ. ѓосподи,  о чем
только не передумал Я за это времЯ,  чего только не вспомнил! ЉлЯнусь, от ее
благородства и  добропорЯдочности  не  осталось и следа.  ќто была  фуриЯ  -
рыдающаЯ в полный голос, хохочущаЯ, проклинающаЯ, сжимающаЯ менЯ в объЯтиЯх,
ревнующаЯ ко всем  возможным своим  предшественницам, требующаЯ  от менЯ  то
поклонениЯ,  то  жертв,  то признаний, то  разлуки,  хлещущаЯ  по  щекам  со
сладострастьем  трактирщицы,  падающаЯ  в  обморок,  зовущаЯ  на  помощь  (к
счастью,  грохот машины заглушал ее трубный глас).  Ќаконец, лишь где-то под
утро она угомонилась, и все произошло скучно, пошло и бездарно. Ћна  лежала,
закрыв глаза. џ  уже намеревалсЯ,  по  обыкновению, одетьсЯ и исчезнуть, как
началась  истерика!  Ћна  рыдала,  билась головой  о стену и при этом крепко
держала менЯ за горло. —то  Я  пережил, трудно представить. ‚оспользовавшись
моментом, Я кинулсЯ к  окну, чтобы крикнуть извозчика, но... безбрежное море
окружало  нас, и некуда  было спастись, а плыть нам  предстоЯло много дней и
ночей, а она и не думала покидать моей каюты!..

     Џриблизительно в тот же самый  день, когда обезумевший от любви поручик
вырвалсЯ наконец из цепких рук своей спутницы и  укрылсЯ словно раненый барс
на  гостеприимном  кавказском   берегу,  два  изможденных   путешественника,
господин  ‘вербеев  и  Ђфанасий,   распрощались  с  ”инлЯндским  кнЯжеством,
пересекли  границу и двинулись по  шведской  земле.  ‚  первом  же  опрЯтном
городке  на почтовой станции они хорошенько  выспросили об  интересующем  их
предмете и, едва  услышали, что ничего не подозревающаЯ пара  совсем недавно
останавливалась здесь, насладилась  парным  молоком  и отправилась далее  на
северо-запад, не задерживаЯсь, двинулись следом.

        72

     ‚оенно-ѓрузинскаЯ  дорога,  трепетнаЯ  и живаЯ, взлетающаЯ под облака и
падающаЯ в ущелье, сама  тайна и само  коварство,  без начала  и без  конца,
вечнаЯ,  пыльнаЯ,  неожиданнаЯ...  ѓрустные  военные  посты, где  под ногами
старых ленивых  служак разгуливают ленивые куры; постоЯнный  грохот ледЯного
грЯзного ’ерека,  заглушающий изумленный шепот господина  ван онховена! "Њы
едем...  Љак странно!.." Ѓуйволы,  полные  тоски, голубые  от  пыли, пыль на
стволах гигантских чинар, растревоженный лефоше в  глубоком кармане сюртука,
страх,  тЯжелый  и осЯзаемый, словно  камень, подобранный вами  на дороге  и
летЯщий в пропасть... ‘муглые  женщины в ковровых чулках или босые, в черных
застиранных   платьЯх,  с  отрешенным  взглЯдом  из-под  немыслимых  бровей,
недоверчивые, неторопливые и неприступные, как их  жилье, разместившеесЯ под
облаками, и насмешливый шепот господина ван  онховена:  "ќто и есть рай? ‚ы
об этом рае говорили, да?..." ѓраница ‡апада с ‚остоком, ‘евера с ћгом, Ђзии
с  …вропой, смешение  православиЯ с  магометанством, истошные крики  мулл  и
греческие песнопениЯ  христиан,  кровь, месть, разбой,  захват,  подавление,
рабство и насмешливый шепот  господина  ван онховена:  "ќто вы мне обещали,
безумец, когда отрывали менЯ от финских хладных скал и спасали из гранитного
заточениЯ?.."  ђаскаленные голые скалы,  нависшие  над  головами; внезапно -
прохладный  ветер,  внезапно  -  родниковаЯ  вода  из  запотевшего  кувшина,
какаЯ-то бескрайнЯЯ неправдоподобнаЯ изумруднаЯ долина, мерцающаЯ в разрывах
облаков где-то на страшной  глубине;  гранитный  крест  ермоловских  времен,
печенаЯ форель на гигантских листьЯх лопуха, нечастые приземистые  харчевни,
именуемые   духанами,   горький  дух  от  прелого  прошлогоднего  кизила   и
умопомрачительный  аромат из винных бочек. Ѓлагоухающие леса  и рощи окрест,
головокружительный  спуск,  ослепительно белые стены  фантастического  замка
Ђнанури  на черном  холме, омываемом  зеленой  Ђрагвой, вереницы  длинноухих
осликов и мулов  под вЯзанками сучьев, под бочонками и бурдюками, повозки  с
веселыми людьми...  Њцхета,  удушливаЯ влажнаЯ жара,  клубЯщаЯсЯ над долиной
Љуры,  странные  мелодии, страннаЯ речь,  страннаЯ  жестикулЯциЯ...  ‚се это
осталось позади, как и та неведомаЯ колЯска на пустынной дороге, котораЯ  на
протЯжении  всего  пути  тЯнулась  за ними  следом,  словно тень,  на  одном
расстоЯнии, не  отставаЯ и не догонЯЯ, останавливаЯсь, когда останавливались
они, но всегда в почтительном отдалении, так что невозможно было  разглЯдеть
ее  остроумных пассажиров.  ‚се это  осталось  позади, как  и их собственнаЯ
линейка под тентом, которую они успели обменЯть на старую просторную удобную
бричку, облезлую, но надежную... € когда все это осталось позади, перед ними
открылсЯ ’ифлис!
     ‚прочем,  "открылсЯ" - слово  неточное,  ибо  может  показатьсЯ, что  с
некоего  возвышениЯ путникам  вдруг  предстала панорама  города,  когда они,
опаленные июньским солнцем,  оглушенные грохотом рек, наглотавшиесЯ дорожной
пыли,  достигли,  наконец, краЯ  неведомой пропасти  и,  сдерживаЯ  дыхание,
глЯнули вниз. Ќет, все было совершенно иначе... ‚осток медлителен и с первым
встречным  не  откровенен,  поэтому  он  не   распахиваетсЯ,   а  поЯвлЯетсЯ
исподволь,  неторопливо и  осмотрительно.  …му  нет  нужды  выбалтыватьсЯ  с
торопливостью  юнца,  он  ждет,  когда  вы  сами доберетесь до  его  тайн  и
застынете  в  оцепенении.  ’аков  ’ифлис.  “  него   сложный  состав  крови,
настоЯнной на  византийской пышности, на персидской  томности  и на арабском
коварстве, он  был  создан на  пересечении  самых безумных страстей и  самых
неудержимых порывов в подтверждение вечной истины, что добро и зло не  ходЯт
в одиночку, как, впрочем, коварство и любовь.
     €  вот  они  въехали  в  грЯзные улочки, где глинобитные дома стоЯли  в
непривлекательном беспорЯдке, окруженные, словно облаком, запахом нечистот и
гнили. Џод  ноги  лошадЯм бросались тощие охрипшие псы  и крикливые сопливые
мальчишки; и женщины в несвежих шальварах, нечесаные и немытые, большеглазые
обрюзгшие  красотки, лениво предлагали им липкую черешню  в глинЯных чашках.
‚се  это  было  столь  шумно,  красочно, незнакомо  и неправдоподобно, что и
черешнЯ казалась нарисованной, так что в  голову не приходило - взЯть это из
чашки, расплатитьсЯ, попробовать на вкус, сплюнуть косточку...
     „омишек прибавлЯлось, улицы густели. Ќевыносимое солнце закатывалось за
пологую  гору,  с мутной  Љуры  долетало подобие прохлады,  или  это  только
казалось; тюрчанки под чадрами семенили подобно монашкам.
     ‚незапно, как это может быть только в раю, тщедушнаЯ фигурка ринулась к
бричке, воздеваЯ руки. ‹ошади  стали. Џосле высокопарных и весьма изысканных
приветствий посланец Њарии Ђмилахвари  легко вскарабкалсЯ в  бричку,  уселсЯ
напротив пассажиров и велел кучеру трогать.
     ќто был  более чем невысокий  господин  лет  сорока  пЯти, худощавый  и
стройный, в  безукоризненном, хотЯ  и не  слишком новом  сюртуке, в  сорочке
отменной  белизны  и в черном  галстуке...  Љрупный, но  не  уродливый  нос,
поблекшие  тонкие губы  и большие грустные карие глаза.  Љаждый жест его был
исполнен достоинства,  не  надменности, а  именно достоинства,  того самого,
которое располагает к  сближению. …го звали ѓеоргии  Џетрович Љиквадзе,  или
ѓоги,  как  сам  он  об том просил  с  мЯгкой  настойчивостью.  ‘лужил  он в
губернском   правлении,   но,   пользуЯсь   снисходительностью   начальства,
принужденного считатьсЯ с местными нравами, большую часть времени проводил в
доме Њарии Ђмилахвари, которой доводилсЯ  дальним родственником, и  выполнЯл
безвозмездно обЯзанности  ее поверенного и секретарЯ. Љогда-то, как сам он о
том  поведал  с  застенчивой  улыбкой,  был  он  владельцем  небольшого,  но
доходного имениЯ в Љахетии и даже позволил себе  роскошь однажды отправитьсЯ
за   границу   длЯ  пополнениЯ  образованиЯ.   Ћн   посещал  университет   в
ѓейдельберге,   затем   отдал  предпочтение   ‘орбонне,  однако  известие  о
неполадках  дома вынудило его поспешить обратно,  что он и сделал с радостью
истинного   грузина...  ‚ернулсЯ  и  очутилсЯ  у  разбитого  корыта.   ЊариЯ
Ђмилахвари пригрела его, ибо "все израненные и лишенные  крова стекаютсЯ под
сень ее неземного человеколюбиЯ!"
     ѓде-то тоскливо завопил  муэдзин,  ему  откликнулись женские  стенаньЯ,
толпа мужчин гудела вокруг  павшей лошади, и хохот перемешивалсЯ с бранью...
‚друг  долгий и протЯжный  звон  проплыл надо всем  и, не  успев  смолкнуть,
повторилсЯ вновь, заглушаЯ все прочие звуки... “дарили колокола к вечерне.

     ...‚  это  же  самое времЯ  в Џетербурге, в  доме госпожи  ’учковой,  в
гостиной,  под портретом  маленького господина  ван  онховена,  в  покойных
уютных   креслах,   напрЯгшись  до  изнеможениЯ,  чтобы  сохранить   остатки
учтивости,  два  уже немолодых  человека  пытались  совершить невозможное  и
разгадать великую тайну природы.
     - ‚се бесполезно, - сказала госпожа  ’учкова, -  его превосходительство
остаетсЯ  по-прежнему обходительным, но Я-то вижу,  что стоит ему это, когда
давно пора швырнуть  в менЯ чернильницей или застрелить, о матерь божьЯ... -
Ћна хохотнула по своему обыкновению, что вовсе не  означало  ни восторга, ни
торжества,  а  скорее  стон. -  Њне кажетсЯ теперь, что  это уже никогда  не
кончитсЯ, хотЯ его превосходительство ‹еонтий ‚асильевич клЯнетсЯ, что более
надежных  агентов и не  сыскать,  но,  посудите, уже второй месЯц!..  -  Ћна
смотрела  прЯмо на своего собеседника, и  в ее прекрасных  глазах отражалось
его утомленное лицо. - ЏредставлЯю  себе этих болванов, где-нибудь кутЯщих и
развратничающих,  меж  тем  как дело  стоит  на  месте, и Я не  могу  никуда
показать носа: вы знаете, какое у менЯ положение...
     -  ‚ы говорите со мной так,  - сказал  господин ‹адимировский  с легким
возмущением, - как будто это Я сам снарЯдил их в дорогу.  Ќу, хорошо, прошло
времЯ, кончились истерики и заламывание рук и прочее...  ’еперь-то уже можно
кое-что  и  понЯть... ‚ы, например, все-таки недооценили свою  дочь (тут она
хохотнула),  да,  да, вы с присущей вам самоуверенностью посчитали, что  она
совсем  ваша и  бунт ей  чужд... ‚ы, надеюсь, помните,  что  когда  она  вам
сказала... когда она брЯкнула про все это, вы пытались... вы предполагали...
надеЯлись, что это фантазии и что  свежий  воздух, легкаЯ  прогулка  и  тому
подобный  вздор  способны... в состоЯнии образумить...  вышибить  из нее эту
дурь...  (‚ прекрасных  глазах  госпожи ’учковой отразилось высокое  окно  и
стволы деревьев в саду.) Ќу что же, Я не спорил,  хотЯ  вы сами же  устроили
мне скандал, утверждаЯ, что Я бесчеловечен и  имею наглость силой удерживать
вашу  дочь... смею  удерживать, когда ей предстоит  блистать... -  Ћн умолк,
потому что современнаЯ, чуждаЯ предрассудков женщина разрыдалась.
     - Ќе обращайте вниманиЯ, - сказала она, успокоившись, - и  не  говорите
вздора,  это вздор  - все, что  вы говорите.  џ предупреждала вас,  что  она
своенравна и  склонна  к  фантазиЯм,  а вы...  стрелЯли по  бутылкам  из-под
шампанского и создавали ей условиЯ длЯ тайной переписки! ‚ы...
     -  ‘ударынЯ, -  сказал  он  с укоризной,  - вы же  знаете,  что все это
началось задолго до менЯ...
     - Ќеправда! -  возмутилась  она,  однако покраснела и опЯть крикнула: -
Ќет!..

     ... - Ђх! - воскликнула ‹авиниЯ, когда бричка подпрыгнула на ухабе.
     - „ержитесь, - засмеЯлсЯ ЊЯтлев и крепко обнЯл ее.
     -  ‚ах!  - воскликнул праздный красавец, увидев это, и приложил руку  к
газырЯм, и низко поклонилсЯ.
     ‘омнений быть не могло: их заметило Џровидение и впервые приветствовало
со столь восторженным недоумением.
     ѓосподин Љиквадзе посмотрел на красавца с укором.
     - ’репещите, ваше сиЯтельство, - пропела ‹авиниЯ, - Я на виду. ’еперь Я
за себЯ спокойна. ‘ вами-то как?..
     - џ  не дождусь добратьсЯ  до госпожи Ђмилахвари (дай бог ей всЯческого
здоровьЯ), чтобы отомстить вам незамедлительно и изощренно.
     -  Њы,  грузины, -  сказал ѓоги Љиквадзе,  - от природы галантны. Љульт
женщины  со времен великой ’амар мы исповедуем со старанием. Џравда, это  не
означает,  -  он  смущенно  улыбнулсЯ,  -  что   приезжаЯ  блондинка,  такаЯ
неслыханнаЯ  красавица,  как  вы,  мадам, не воспламенит  в  сердце  мужчины
чувства  более земные,  чем  только  божественное восхищение.  - Ћн  говорил
по-русски  легко,  и   лишь   несильный,  но  цепкий  акцент   выдавал   его
происхождение. -  ‚ы не должны, мадам,  негодовать, если взоры  мужчин будут
чрезмерно многозначительны, а жесты откровенны. Њы, грузины...
     "Њы, грузины"  звучало  почти  так же, как  "мы, Ѓравуры..." у  госпожи
’учковой. ЊЯтлев рассмеЯлсЯ.
     -  Ќу что вы,  - сказала ‹авиниЯ нараспев, -  мне еще не выпадала такаЯ
честь, - и покраснела.
     -   Ћсмелюсь  не  поверить,  -  усмехнулсЯ   галантный  посланец  Њарии
Ђмилахвари.
     ‘умерки надвигались, но прохлады  не было. ЃродЯчих собак стало меньше,
и  грЯзи  будто  поубавилось, а  может быть,  предвечернЯЯ сиреневаЯ мгла ее
прикрыла,  и  запах нечистот сменилсЯ прЯными благовониЯми, и выросли  дома,
разукрашенные  ажурными  балконами, замелькали частые  пролетки  с нарЯдными
пассажирами,   черкески   и  сюртуки,  и  знакомые  зеленые  вицмундиры,   и
аксельбанты, и кринолины. ("‚ы поглЯдите, вы только поглЯдите!..")
     - Џолагаю,  вы представлЯли себе  ’ифлис как  скопище  жалких  мазанок,
грЯзь и  азиатчину, - сказал ѓоги  Љиквадзе с тихим торжеством.  - “дел всех
русских. Љонечно, рЯдом  с Џетербургом мы - дальнЯЯ окраина, но это ведь еще
откуда смотреть, ибо мы - средоточие такой древней культуры, сплетение таких
разноплеменных богатств, что можем кое с кем и посоперничать...
     - Љонечно, - сказала ‹авиниЯ с деликатностью гостЯ.
     -  Љроме того,  -  продолжал ѓога, - вы  не  должны забывать, что  нам,
грузинам,   выпала  трагическаЯ  честь   принЯть  на   себЯ   главный   удар
мусульманской ненависти  и  отстаивать божественные истины  православиЯ. Ќас
вырезали  в  течение  множества  веков безжалостно и со страстью. ‚ы знаете,
сколько крови мы пролили? €  вы не должны забывать, что нас истЯзали не ради
захвата  наших земель, о  нет! Ќас убивали,  чтобы вытравить  сам  дух нашей
веры,  а это гораздо  страшнее... - ѓоворЯ  все  это,  он  времЯ от  времени
раскланивалсЯ со знакомыми,  которые проходили или  проезжали мимо. Ћн почти
стоЯл в бричке, держась одной рукой  за кучерское плечо.  …го  выразительное
лицо со  впалыми  щеками  пылало вдохновением. - ‚сЯ ѓрузиЯ -  это  памЯтник
нашей печали и нашей неукротимости, а ’ифлис, господа, - сказал  он  хриплым
шепотом,  - это  его  основание. Ђ знаете  ли вы, господа,  почему так редко
можно повстречать на чужбине грузина? - Ћн сделал многозначительную паузу. -
Џотому что нас мало, и мы привыкли страдать сообща...
     Ѓричка  катила дальше.  ‘права  полнеба закрывала  голаЯ чернаЯ  крутаЯ
гора, на  которую пытались вскарабкатьсЯ  домишки, и с нее,  с этой  горы, с
самой ее середины, белый храм осенЯл город своими крылами.
     - ‡десь  Џушкин проезжал, - сказал ЊЯтлев благоговейно, как  чужеземец,
истосковавшийсЯ по родине.
     - ‡десь многие проезжали,  -  сказал ѓоги, - там, например, - указал он
на белый храм, повисший над городом, - похоронен ѓрибоедов...
     Љартина,  нарисованнаЯ   господином  Љиквадзе,  не  очень  вЯзалась   с
окружающим  пейзажем: они ехали по уже  довольно широкой  улице, застроенной
каменными  европейскими  домами,  обсаженной   молодыми  пышными  деревьЯми.
Џестрели вывески  лавок, магазинов и духанов. Џублика становилась все чище и
благопристойнее, даже бродЯчие  торговцы зеленью и фруктами казались одетыми
во все новое и кричали  потише; даже бродЯчие собаки жались к  стенам домов;
то  справа,  то слева  возникали сады,  гордые церкви, свидетельницы былого;
сумерки  все густели,  и праздные  красавцы  были  уже  все  на  одно  лицо.
“сталость  давала себЯ знать: ‹авиниЯ молчала, ЊЯтлев представлЯл окружающее
менее правдоподобным,  чем  оно было на  самом  деле.  Љакие-то предвечерние
фантазии  роились в голове, какие-то видениЯ возникали со всех сторон, улица
уходила  в  вечность,  прохожие  разговаривали  жестами, словно немые,  ѓоги
Љиквадзе  смущенно улыбалсЯ, как  свЯтой на  иконе,  обремененный знаниЯми о
прошлом. ‚ довершение всех  фантазий мимо проплыла  колЯска, в которой сидел
фон Њюфлинг.
     €так, прошлое никак не  вЯзалось с этим уютным, душноватым, красочным и
загадочным благополучием, окружавшим их бричку, и, видимо,  если уж оно, это
прошлое, не было  праздной мистификацией ѓоги Љиквадзе, то памЯть о нем была
жив