сли  не  считать  некоторого,  едва заметного  клокотаниЯ в
словах. "‚ас изгнали из гвардии за пособничество в краже!" - бросил Я. "Ђ, -
сказал он небрежно, -  действительно пренеприЯтнаЯ историЯ... Ђ  вы намерены
мне помочь или только утешить?" - "‘ударь, - сказал  Я,  - какие могут  быть
шутки в нашем положении? ‚аш преступный  товарищ  ослепил мою жену и вынудил
ее бежать  из  дому, чтобы без помех осуществлЯть свои тайные замыслы! €  вы
ему содействовали!  Ќо она до сих  пор  отравлена его  посулами, видит в нем
ангела и во всем винит одну себЯ". - "Ќе может быть! - воскликнул он смеЯсь.
-  Њой  преступный товарищ - исчадие  ада,  это общеизвестно, но во  всем он
винит  только  себЯ  одного!"  ’ут  наступила  тишина.  џ сидел  как  громом
пораженный, он курил свою трубку. Ќаконец, Я взЯл себЯ в руки и  сказал:  "џ
пришел  сюда  не длЯ  того,  чтобы выслушивать паши  насмешки". - "ѓосподь с
вами,  - запротестовал он, вновь обсыпаЯ себЯ пеплом, - какие  насмешки? Њой
преступный товарищ  и не  думает себЯ обелЯть. Ќапротив, он осуждает себЯ за
все. ‚аша жена ни в чем  не повинна..." - "Ќе верю, - сказал Я тихо, - этого
не может быть..."  ’огда  он взЯл сo стола бумагу и протЯнул мне.  "‡десь, -
сказал он, - его  показаниЯ. ќто копиЯ... —итайте внимательно..." џ принЯлсЯ
читать и вот что прочел  среди прочего: "...џ один виноват  во всем. џ любил
ее,  но  мыслил  эгоистически,  как  может  мыслить  человек,  не  привыкший
отказывать  себе   ни  в  чем.  џ  склонЯл  ее  к  побегу,  воспользовавшись
сложностЯми ее семейных отношений и  ее  неопытностью.  џ тщательно продумал
все.  џ выкрал  дорожные документы  у  поручика Ђ.  Ђмилахвари,  которые  он
приготовил  длЯ собственной поездки в  родные места,  Я преследовал  госпожу
‹адимировскую, расписываЯ ей райское блаженство, которое ждет ее со мною, и,
наконец, она  не устоЯла. ЊенЯ  не  заботит собственнаЯ  участь. џ уповаю на
милосердие Њонарха  в отношении этой  безвинной жертвы насилиЯ, не  сумевшей
противостоЯть моим  ухищрениЯм. џ виноват во  всем, и единственное, в чем не
раскаиваюсь, - в своей безмерной любви..." џ сидел, не подымаЯ глаз, а когда
наконец  очнулсЯ,   бывший  гвардеец   глЯдел   на  менЯ  с   оскорбительной
снисходительностью. "„а, да, господин ‹адимировский,  - сказал  он откуда-то
издалека, -  именно любви.  Љогда б вы только знали,  как это все возникало,
как разгоралось,  как охватывало все вокруг!.. ЌельзЯ было быть безучастным,
милостивый государь..." ‘мешно и оскорбительно мне было слышать из уст этого
одинокого и дикого  человека  разглагольствованиЯ  о любви. џ демонстративно
оглЯдел  его  печальный кабинет  и  сказал:  "Ќе  похоже,  чтобы  вы  хорошо
разбирались в этом  предмете". - "Ќо ведь это так несложно", - сказал он. "Ђ
может быть, чувство раскаЯниЯ, - сказал Я. - Ќе это ли..." - "Ќет, - отрезал
он жестко, - именно любовь". -  "‘острадание наконец..." - продолжал Я, себе
не  верЯ. "‹юбовь, - повторил  он.  -  Ћт этого невозможно спастись..." - "Ђ
времЯ?" - спросил Я...
     џ  вернулсЯ домой, друг  мой Џетр  €ванович, испытываЯ  страшную боль в
душе. Џочти на  ощупь добралсЯ  Я  до комнаты  ‹авинии  и раскрыл дверь. Ћна
сидела в кресле предо мною, такаЯ красиваЯ, и глЯдела  на менЯ  с усталостью
во взоре. Ќо умилениЯ не было во  мне,  и  Я хотел сказать ей:  "Џослушайте,
юнаЯ чертовка, не надоело ли вам притворЯтьсЯ печально расположенной ко мне,
и самой только и  делать, что презирать  менЯ, черт вас возьми, и  глумитьсЯ
над моей к вам любовью! ѓде же ваши хваленые честность, великодушие и прочие
добродетели?  „а вы  просто коварнаЯ злодейка с  холодной кровью..."  ’ак  Я
хотел  сказать ей, но тут  же спохватилсЯ,  потому что возмущение мое - ведь
это  вздор, а  плакать Я устал, и Я сказал: "Ђ мы все сидим и  грустим, да?"
Ќаверное,  это  прозвучало весьма  глупо, но она улыбнулась мне  тепло, и Я,
вместо  того чтобы крикнуть: "Џусть вы менЯ  не  любите,  пусть,  но  вы моЯ
супруга!  ‚ам понЯтно,  что значит  супруга?..  ’ак  вот, пусть вы  менЯ  не
любите,  но  уж  коли вы воротились, так и живите честно и смирно,  черт вас
подери!.."  - сказал, представьте, то, что  говорил каждый вечер: "Џолно вам
грустить,  так  и высохнете всЯ, ей-богу... Ќу чем Я могу  вам помочь?.."  €
вдруг она  подошла ко  мне и  сказала:  "Ќикогда не  была  в  таком  сложном
положении. Ќо  вы  должны  знать,  что  Я  т а  м дала  клЯтвенное  обещание
вернутьсЯ к вам,  чтобы облегчить участь кнЯзЯ ЊЯтлева... ‚ы вольны прогнать
менЯ..." ’ут бы мне следовало крикнуть: "„а, да, убирайтесь! „а поскорее!.."
џ посмотрел на нее с  болью.  ‚идимо, она так стоЯла,  что свет падал на нее
неровно, и тень на лице  отпечатывалась резче, и она потому  не казалась уже
красивой,  а, напротив, ужасной; что-то проступило  в ней ледЯное, жестокое,
искривленное,  даже опасное, за что  можно только ненавидеть, но  Я  сказал,
целуЯ ее  холодные руки: "‚ы только имени этого в нашем доме не произносите,
а  так  все сладитсЯ,  вот увидите... Њожет  быть,  даже  вместе  что-нибудь
придумаем..."
     ...Ђх, друг мой, легко  ‚ам советовать  из  ‚ашего прекрасного  далека!
Џоварились  бы  в моем котле  - не было  б ‚ам  все так просто.  ‚ы ведь  не
спрашиваете  менЯ никогда, ни в одном из ‚аших писем: каково мне? ‚се о ней,
о ней, о ее участи! ‚ы так спрашиваете о ней, будто ‚ас одного и  волнует ее
будущее. „а, теперь лихорадка у нас в доме усилилась, ибо суд близок. ќто не
проЯвлЯетсЯ,  конечно, ни в  каких грубых формах:  ни  криков,  ни мигреней,
конечно,  ни рыданий,  даже,  Я  ‚ам  скажу,  слезы-то,  тихие  слезы  и  те
прекратились.  Ќо Я  понимаю,  ощущаю,  какие бури  клокочут  в  душах,  как
перевернулись  характеры наизнанку,  даже узнать  друг друга трудно. ‹авиниЯ
осунулась,  жалко ее, но стала как-то даже словоохотливей и тЯнетсЯ ко  мне.
ѓрешно,  конечно, радоватьсЯ получать такие подарки,  а Я  вот радуюсь. Ћна,
видимо, места себе не находит  и потому ко мне заглЯдывает, когда брюнеточки
ее  долго нету,  и  задает  пустЯковые  нервные  вопросы.  "—то-то  вы нынче
обеспокоены", - говорю  Я, хоронЯсь  в притворстве.  "Ђх,  Њарго не  идет, -
говорит она, - давно бы ей пора!" - "Ћна вам стала как сестра", - замечаю Я.
"Ќынче вы совсем  не ели за завтраком, - говорит она, - уж не больны ли?"  -
"Ђ доктора на что?  - спрашиваю  Я с дурацким смехом. - “ них разные пилюли,
множество..." Ћна кладет ладонь  мне на лоб, а думает о  другом.  Ќо в такие
минуты вновь напраснаЯ дикаЯ надежда вспыхивает во мне: а не кризис ли то? Ђ
не случилось ли наконец освобождение от наваждениЯ?  Њного ли мне надо после
всего,  что  было? џ болен, болен,  лишь  бы рука  ее  касалась  моего  лба!
"Џо-моему, Я здоров", - говорю Я неуверенно. "Џосмотрите, - говорит она, всЯ
загораЯсь,  -  вот  и  пропажа  моЯ!"  -  и  указывает в  окно.  €з  колЯски
вываливаетсЯ толстушка Њаргарита и спешит  к парадному. ‚ эти  минуты сердце
мое холодеет.
     ‚ы спрашиваете,  какую Я усматриваю свЯзь меж всем, что так старательно
‚ам живописую в каждом письме. Љогда б Я был  в здравом рассудке и в прежнем
человеческом благополучии, Я, может  быть, и смог бы с легкостью ответить на
‚аш  вопрос,  но нынче,  кроме искаженных болью предчувствий, предположений,
догадок, ничего  нет во мне. Џророчества госпожи ’учковой вошли в мою кровь,
их  ничем оттуда не  вытравить.  Њарго представлЯетсЯ  мне  зловещей  тенью,
таЯщей  в  себе  опасность. Ќаверное, что-то есть в ее  нежданном  длЯ  менЯ
возникновении   на  пороге  дома  бывшего  гвардейца.   Џетербург  велик,  и
необъЯтен, и просторен,  когда мы в нем счастливы и благополучны,  но как он
мал, узок и тесен, когда в нем плетутсЯ против нас козни!
     Џо вечерам, оставшись  в  одиночестве, Я теперь обыкновенно держу перед
собой  лист бумаги и  вывожу  на  нем магические  треугольники,  где вершина
одного  из углов - обЯзательно ‹авиниЯ, где  одна  из линий  ведет  к Њарго,
другаЯ  же - к приЯтелю кнЯзишки. џ  провожу от бывшего гвардейца пунктирную
линию, окончание которой и есть главный преступник.  ќто напоминает вечерний
пасьЯнс, ибо варианты  неисчислимы, окончательного решениЯ нет. џ пробую так
и эдак. ’о линиЯ Њарго пересекает линию бывшего гвардейца,  и новые  догадки
зреют  в  моей  голове;  то  линиЯ  ‹авинии,  пересекаЯсь  с  линией  Њарго,
продолжаетсЯ  отвратительным  пунктиром и  упираетсЯ  в крепость... ’огда  Я
вздрагиваю. ’о вдруг возникает фигура  сложнее, чем  треугольник, потому что
на ум мне приходЯт майор ‘илин  и даже  госпожа  ’учкова. €х  линии, сначала
нелепые  и  лишние,  вдруг включаютсЯ  в  эту  игру  выравниваютсЯ, и  у них
начинаетсЯ  особаЯ жизнь, и тогда на  бумаге возникает стройнаЯ система,  из
хаоса рождаетсЯ правдоподобие, где линиЯ  ‹авинии,  безопасно пересекаЯсь  с
линией Њарго, внезапно менЯет направление  и устремлЯетсЯ в  объЯтиЯ майора,
от которого  уже идут два луча -  к  кнЯзишке  и к  грузину. Џодобно магу  Я
продолжаю линию  тещи,  и она непременно  пересекаетсЯ  с линией  дочери  и,
помешкав, тЯнетсЯ в виде пунктира к бывшему поручику Ђмилахвари! Њожно сойти
с ума, не правда ли? џ, наконец, решилсЯ отправить ‚ам самые совершенные  из
сочиненных мною фигур, чтобы ‚ы, как человек сведущий в загадках, как-нибудь
на досуге поразмыслили над этим. Ђ может быть, и есть что-нибудь  в рисунке,
созданном  болезненной интуицией? Џризнаюсь вам, что желание  спасти ‹авинию
от свалившегосЯ на нее ужаса нашептывает мне поступки, несовместимые с моими
представлениЯми  о  благородстве;  Я  чувствую иногда  непреодолимую страсть
пробратьсЯ  в ее комнату, когда она отсутствует, и запустить руку в  Ящик ее
письменного стола, где, может быть, случайнаЯ  записка,  запись, строчка или
даже слово раскроют мне тайну се  болезни. €ли воображаю, как крадусь за нею
следом в извозчике по тому самому таинственному пунктиру, сочиненному  мною,
и пунктир  наконец превращаетсЯ в осЯзаемую линию, и все становитсЯ Ясным!..
Ќе дай мне бог дойти до этого!.."

     "маЯ 5...
     ...Ћт ‚ас нет писем,  уж не больны ли? ‚чера как  ни  в  чем  не бывало
приезжала  госпожа ’учкова. џ сделал вид, что  ничего промеж нас и не  было.
"‘коро суд, - сказала она  прЯмо  с  порога, - многое  должно  решитьсЯ". Њы
сидели в столовой. џ велел подать чаю.  Ћна отхлебывала маленькими глотками,
а  в  перерывах  меж  ними  задавала  вопросы. ќто  менЯ, признатьсЯ, крайне
озадачило, ибо этой даме всегда все известно, и вопросы - не ее  стихиЯ: они
длЯ нее унизительны.
     "ѓде  моЯ дочь?  -  спросила  она. -  Ђх,  вот  как?  „а  вы  с  вашими
благородными предрассудками совсем  упустите ее..."  - "Џосле всего, что она
пережила,  -  ответил Я упрЯмо,  - грешно держать ее за руку", - но в голове
моей тотчас возник отвратительный пунктирчик, уходЯщий в неизвестность. "ќта
юнаЯ майорша продолжает бывать у вас? - спросила она тоном судьи.  - џ так и
предполагала".  Џунктир превратилсЯ в линию и уперсЯ в пышный бюст проклЯтой
брюнетки.  ѓоспожа  ’учкова  неожиданно  рассмеЯлась: "Ђ  не  может  ли  эта
преданнаЯ  наперсница  служить  в  качестве  ну,  допустим,  почтальона?"  -
спросила она. џ даже похолодел, потому что ведьма ударила в  самую рану.  "‘
чего вы взЯли! - воскликнул Я. - ‚ы  всегда рады придумать интригу. Ѓудто вы
без этого не  можете дышать...  „очь  пожалейте!.." - "Ћ, да, - сказала она,
презираЯ  менЯ, - вам ли  об этом говорить, когда вы жалеете  ее длЯ себЯ?..
ќто  Я  жалею  ее длЯ нее же самой!"  -  "џ  люблю  ее!"  -  крикнул  Я. "Ќе
сомневаюсь, - ответила она спокойно, - но вы ее любите как неудачник, а Я  -
как  волчица,  -  и  хохотнула.  €  отпив  глоточек:  - ‘кажите  мне  лучше,
продолжает ли она лить слезы?" -  "‘лава богу, теперь уж нет", -  сказал Я с
отчаЯнием.  € тут эта дама отставила чашку, ее прекрасное  злое лицо  крайне
напрЯглось,  но она  тут  же  взЯла  себЯ в руки и, раздуваЯ  пылкие ноздри,
посмеиваЯсь,  поводЯ  пленительными плечами, наклонилась  ко мне: "‚ы с  нею
по-прежнему на положении брата и  сестры?" - "‚ы  забываетесь,  сударынЯ", -
прорычал  Я. Ћна не придала  этому  значениЯ,  думаЯ о своем, затем сказала:
"Ћтец  вашей...  нашей  брюнетки  служит при  коменданте  крепости.  ‚ам  бы
следовало давно это  знать и в зависимости от этого строить свои отношениЯ с
моей  дочерью".  - "—то  ж тут особенного? - спросил Я небрежно, но по спине
моей побежали мурашки. -  џ предполагал это", - сказал Я, и еще один пунктир
превратилсЯ в четкую линию.
     € вот представьте себе, друг мой  Џетр €ванович,  Я сидел напротив нее,
глЯдел ей в  глаза, как и  подобает мужчине в  разговоре с дамой, но видел Я
одни лишь зыбкие фигуры перекрещивающихсЯ треугольников, квадратов и ромбов,
в которых  теперь  была  заключена  моЯ  судьба  и судьба  моей  беспомощной
супруги.  ’еперь  уже  натЯнутаЯ и звонкаЯ  струна  тЯнулась  от  ‹авинии  к
брюнетке, молчаливой и коварной,  от нее  торопилась она к майору,  которому
моЯ лихорадочнаЯ фантазиЯ придала черты ночного волка, бесшумно проникающего
сквозь стены Џетропавловки, затем она доходила до  того проклЯтого узника и,
подрожав,  начинала  обратный путь. ‚ то  же  времЯ  другие  линии, а  то  и
пунктиры вырывались  из  мрачного  места  заточениЯ  и разбегались  в разные
стороны, сходЯсь и разъединЯЯсь вновь. џ  уже видел, какаЯ свЯзь между домом
бывшего  гвардейца  и   моим  собственным,   Я  слышал  шуршание  в  воздухе
проносЯщихсЯ записочек и  писем,  в  которых  было все, кроме состраданиЯ ко
мне.  ’ут Я не выдержал. Људа  подевались  учтивость  и  благовоспитанность?
"„овольно!  - закричал Я.  -  •ватит!  Ѓудет  с менЯ  этих  линий,  струн  и
пунктиров!  ‚ы, вы, вы ввергли менЯ... нас... вынудили таитьсЯ, подозревать,
ненавидеть!.." ќто Я так выкрикивал, друг  мой, потому  что сознавал правоту
всех  пророчеств  и  предвидений  этой  колдуньи,  которые  одно  за  другим
сбывались  с  легкостью. Ћна разглЯдывала  менЯ с интересом ученого, будто Я
какаЯ-нибудь неведомаЯ, неизученнаЯ тварь, распростертаЯ перед нею. Џотом Я,
конечно, смолк. "Џослушайте, -  сказала она  с участьем и  озабоченностью, -
ежели она  уже не  плачет,  стало быть,  дело обстоит  плохо..."  - "Ђ вы бы
хотели,  чтобы перед вами  лили  слезы и ползали  на коленЯх?" - спросил Я с
сарказмом.  "Љогда  мы,  Ѓравуры,  осушаем  слезы,  -  сказала  она  тихо  и
назидательно,  - значит,  мы  намереваемсЯ  действовать".  …сли  такаЯ  дама
говорит мне подобное, подумал Я, значит, ей известно и кое-что еще.
     џ  пробудилсЯ ночью  весь  в  поту. ‘ердце  мое  билось  учащенно.  Њне
показалось, что Я слышу глухие голоса.  џ прислушалсЯ. ѓолоса доносились  со
стороны комнаты ‹авинии. џ встал, закуталсЯ в халат, зажег  свечу и двинулсЯ
по коридору.  Љто-то  из  слуг спал на трЯпье, брошенном прЯмо на  пол.  ‚се
распадалось прЯмо на глазах. ‘тыд душил менЯ. џ представлЯл себЯ со стороны:
высокий,  сильный человек, скрюченный страхом  и  бессилием,  крадущийсЯ  по
собственному  дому  в красных турецких чувЯках  и  стеганом халате, лишенный
прав, высмеЯнный и презираемый, вбивший себе в  голову дурацкие, бесполезные
благородства... Ђ ведь Я умел быть сильным, и твердым, и непреклонным; и еще
вчера...  „а ведь не  с кем-нибудь, а  с нею,  с нею смеЯлись  мы, плещась в
деревенском  пруду,  объедаЯсь  землЯникой,  скача  наперегонки   по  степи,
соперничаЯ  в буриме, стрелЯЯ  по пустым бутылкам из-под шампанского! ѓде, в
какой из блаженных мигов выпустил Я из рук бразды своего счастьЯ? ‚ыпустил и
не заметил... Џодите  вы прочь со своей любовью, думал Я,  сгораЯ  от стыда,
нужно  было  держать   это  крепко  в  руках,  холить,  лелеЯть,  не  давать
опомнитьсЯ,   тормошить,  не  играть  в  пустое  благородство,   а  покорЯть
превосходством,  опытом,  снисходительностью и широтой души! ’огда ей некуда
было  бы укрытьсЯ,  все было бы  занЯто мною, а там,  глЯдишь, родилась бы и
привычка,  затем  и  потребность и  преданность...  Ќе  это  ли  мы называем
любовью? ‘корбЯ о безвозвратно утерЯнном, приотворил Я двери  в ее  комнату.
ѓорела свеча.  ‹авиниЯ  сидела  в постели. “видев  менЯ,  торопливо натЯнула
одеЯло на плечики.  џ пожаловалсЯ ей на  бессонницу и  на непонЯтные голоса,
доносившиесЯ с  ее стороны. "Љак  странно, - сказала она,  - Я  тоже слышала
голоса, и мне показалось, что  у  вас -  гости". -  "Љакие  уж тут гости,  -
горько  усмехнулсЯ  Я,  - не  до  гостей  нынче,  ‹авиниЯ..."  Њы  сидели  и
разговаривали, будто  ничего и не произошло с  нами. Џостепенно одеЯло вновь
сползло с ее плеч, и Я невольно залюбовалсЯ ею. "—то же хотела от вас maman,
-   спросила  она,  -  опЯть   учила,  как  со   мной  обходитьсЯ?"  -  "Ћна
интересовалась,  в каких  мы с  вами  отношениЯх", -  сказал  Я. "‚от как? -
усмехнулась она.  - ‚прочем, ее всегда привлекали  альковные тайны...  Њожет
статьсЯ, что и сейчас она  подглЯдывает в какую-нибудь щель".  -  "ѓосподь с
вами, -  сказал Я, - о чем вы?" џ глЯдел на нее как завороженный. Џод тонкой
сорочкой узнавалось все. Џлечики  были почти оголены, и  волосы струились пo
ним беспрерывным потоком. Ћна заметила мой взглЯд  и покраснела. "‹авиниЯ, -
сказал Я тихо, - Я  устал от тайн. џ знаю все. Њне мучительно быть нелюбимым
вами, но еще  мучительнее..." - "Ћставьте, - воскликнула  она,  берЯ менЯ за
руку,  -  не  говорите  об  этом.  ‚ы  прекрасны  и  добры!..  Љаждый   день
подтверждает это  все более..."  …е рука  была  горЯча,  лицо, глаза, губы -
близко, Я не удержалсЯ  и  провел ладонью по ее щеке - она не отклонилась! џ
поцеловал ее руку - она не отдернула своей руки... џ посмотрел ей в глаза...
ѓосподь милосердный! ќто была не ‹авиниЯ! Џредо мной  сидела  чужаЯ женщина.
‘ухие, в  оборочку  ее  губы были  скорбно  опущены, взглЯд  был  убийствен:
беспомощность и отвращение царили в нем, морщинки разбегались по осунувшимсЯ
щекам, синие  тени под  глазами пугали... —ужаЯ, чужаЯ! ‡а  один год природа
изменила все и,  пожалуй, навеки. "Љак вы изменились! -  сказала она с болью
низким своим голосом. - Ѓедный Ђлександр ‚ладимирович!.."

     "маЯ 6...
     ‘удЯ  по  ‚ашим  письмам,  интерес,  который  ‚ы проЯвлЯете,  -  не  из
праздного любопытства. џ ценю ‚аше пристрастие и ‚ашу боль за происходЯщее у
нас. ‚чера  наконец  состоЯлсЯ долгожданный  суд.  Џредставьте  себе,  какаЯ
точность: 5 маЯ минувшего года случилось это несчастье, и вот теперь того же
5 маЯ - возмездие!
     …ще  задолго до  суда  ‹авиниЯ  сказала мне как-то: "Ќеужто вы верите в
страшные и оскорбительные слухи, которые распространЯютсЯ по городу?" - "ќто
не слухи, - сказал Я, -  это, к сожалению, истина, и мне жаль, мне  страшно,
что вы свЯзали себЯ с таким человеком". ’ут она с жаром, которого Я давно за
ней не замечал, принЯлась объЯснЯть мне, что все это - умышленнаЯ ложь и что
на  самом  деле все было иначе:  и  дом Якобы рухнул от  ветхости; и  маркиз
’руайЯ - вымышленное  лицо, рождественскаЯ шутка, анекдот; и женщину в  Ќеве
не топили, а она убежала с неким лекарем... џ слушал ее сначала внимательно,
но  потом  вдруг  понЯл,  что  выглЯжу   смешным,  всерьез  выслушиваЯ   эти
объЯснениЯ,  и это  привело  менЯ  в  нормальное состоЯние. „а разве  можно,
подумал Я,  доверЯть  россказнЯм  влюбленной  женщины, готовой на все, чтобы
обелить отравившего ее  негодЯЯ? Ћна говорила  об  этом с  таким жаром и так
была  возбуждена,  что  Я  вынужден был поддакивать ей, чтобы не доводить до
исступлениЯ.
     €так, правосудие  свершилось!  Љак  это все там  происходило - не знаю.
…динственное, что потрЯсло менЯ, - так это известие о приговоре. Џредставьте
себе, ни о каких  тайных социалистах разговор там, оказываетсЯ, не велсЯ. Џо
какой-то странной ошибке или  по недоразумению  все  было забыто и  прощено.
…динственно,  что ставили  в вину, так  это злополучную подорожную, то  есть
подлог,  жульничество...  Ќемало, конечно,  длЯ  кнЯзЯ, черт  бы  его побрал
совсем! Џотому и приговор, против всЯкого ожиданиЯ, вышел мЯгким: где уж там
казнь! Ќи  даже  каторги и рудников...  ‹ишение прав  состоЯниЯ и кнЯжеского
достоинства  и  отправка  солдатом куда-то  в тмутаракань  или на  китайскую
границу.  Љороче,  не случись  бы конфуза с  этой злосчастной  подорожной, и
кнЯзишка вновь как ни в чем не бывало гулЯл бы по Џетербургу, нагонЯЯ на нас
страх  и ужас... —то же теперь будет с нами? Џытаюсь узнать, задаю исподволь
наводЯщие вопросы, словно крадусь, скрываЯсь в тени дерев, но в ответ - лишь
рассеЯнный  взглЯд,  отрешенность,  молчание, уЯзвлЯющее  в самое сердце, да
невразумительные  слова о  том о сем, о чем угодно, кроме главного.  ѓоспожа
’учкова  вновь  зачастила к нам.  ‘  дочерью  любезна и  покладиста. ‘о мной
царственна.  џ  же поглЯдываю  на нее  насмешливо,  чтобы показать,  как мне
смешны  теперь ее  пророчества,  ее  догадки, побудившие менЯ  сойти с ума и
нагромоздить  кучу фантастических  фигур, разгадываЯ козни моей супруги.  Ќу
что,  спрашиваю взглЯдом,  куда  теперь  идут Ѓравуры?  Ћна откликаетсЯ с не
меньшей Ядовитостью, мол, погодите, все еще впереди, мол,  рано вы ударили в
барабаны..."

     "маЯ 10...
     ...€ все-таки все в нашем  доме  налаживаетсЯ, вводит в  свои берега. џ
чувствую,  как  затихает  лихорадка. Љонечно, ‹авиниЯ  уже  не та девочка  с
румЯнцем  юности   на  щечках,  ибо  несчастьЯ  позаботились  оставить  свой
неизгладимый след, но Я вижу, как она вовсе не противитсЯ природе, врачующей
раны. Ќастроение ее заметно улучшилось,  что  в первую очередь отражаетсЯ на
мне:  она  сама заговаривает со мной о предметах,  не имеющих касательства к
минувшей буре. ‘ матерью она холодна по-прежнему. ’акие натуры, как ‹авиниЯ,
предательства не  прощают,  и когда  госпожа  ’учкова,  забывшись,  пытаетсЯ
показать характер,  дочь  бросает весьма небрежно: "Ќе лучше  ли  вам  вновь
сочинить  письмецо  в  адрес  государЯ-наследника  с  жалобой  на  менЯ?  Ћн
распорЯдитсЯ, и ваше самолюбие будет удовлетворено..." Џосле этого наступает
прохладнаЯ пауза, которую Я  торопливо пытаюсь заполнить сообщением  о  том,
что турецкие войска... или австрийские  войска... или  наводнение в €ндии...
или  таинственнаЯ  смерть   коронованной  особы,  на   что  ‹авиниЯ   обычно
восклицает:  "„а что  вы говорите!.."  —то  же будет с  нами, друг  мой Џетр
€ванович? Ќе может  ведь случитьсЯ, что расколотый  кувшин вдруг склеитсЯ. Ђ
ежели не  может это случитьсЯ, так что же будет? џ все  времЯ вспоминаю ‚аши
письма,  где  ‚ы  так  красочно  и  проникновенно  описываете ‚ашу служебную
поездку на юг. ‚ы имели живую  возможность убедитьсЯ в достоинствах женщины,
принесшей  мне  столько  горЯ.  …сли  бы эта  гордость,  и непреклонность, и
нежность,  и озабоченность  проливались на менЯ! ‚ы пишете, что восхищаетесь
мною,  моим  благородством и долготерпением,  да ведь жизнь-то коротка,  мой
друг! Ќеужто Я не заслуживаю большего? Љонечно, теперь все идет на поправку,
к лучшему, и может быть, Я утешусь, наконец, просто добрым к себе отношением
и, не избалованный любовью,  научусь обычные  тепло и  ласку  ценить превыше
всего? Љонечно, Я наблюдаю жизнь и  вижу,  что во  многих  домах, знаменитых
своим благополучием и  счастьем,  тоже вместо  любви  утвердилась привычка и
взаимное уважение. Ќо ведь  Я  также знаю, что известнаЯ  ‚ам  молодаЯ особа
свои безумные стрелы, весь жар своей души, всю свою жизнь расточает, швырЯет
к ногам немолодого злодеЯ! ’ак как же мне  после всего этого удовлетворитьсЯ
лишь  ее  расположением?  ‚от пишу ‚ам, а сам надеюсь, что войдет она и руку
положит  мне на  плечо! € ведь буду доволен и счастлив,  и  даже вздрогну...
‚ошла вчера, и  положила  руку мне на  плечо,  и сказала,  что ”екла  родить
собралась. Љак  Я взвилсЯ, ‚ы  бы поглЯдели!  Љакой повод длЯ разговора, длЯ
взаимных  хлопот! "…сть ли с нею  кто?" - "џ распорЯдилась..." - "Ђх, уже!..
Ќадо  бы лекарЯ..." - "џ велела позвать повитуху". - "‚ы умница...  ‘ейчас Я
велю лекарЯ... Ќадо бы горЯчей воды побольше..." - "џ уже сказала..." - "Ђх,
какаЯ  же  вы  умница!.."  - "Џрибежал  ‘емен,  весь дрожит..."  -  "—его  ж
дрожать-то, дурень! Ќебось раньше-то не  дрожал..." - "џ его утешила. Ћн мне
руку  целовал..." - "Ќадо  бы дать ему рублей двадцать. Љак вы считаете?"  -
"Џожалуй..."  €  все  в  таком  же  роде.  ђазве  не  это  счастье?  ѓосподи
милосердный,  да о чем же  они говорили меж собой т  а м, на дороге, таЯсь и
пугаЯсь?!
     ’еперь Я  говорю ей за столом во  времЯ обеда, когда мы  восседаем друг
против друга, накрахмаленные, шелестЯщие, великодушные, Я говорю ей: "Љак-то
надо вам постепенно приобщатьсЯ  к  жизни, ‹авиниЯ... Ќадо  выезжать.  ‚ы же
такаЯ молодаЯ..." ќто  Я говорю вместо фразы, которую не могу выговорить, то
есть неужели  остаток жизни вот так и  пройдет  без  любви,  без  огнЯ,  без
томлениЯ, без жаркого шепота?..
     џ  рассказал  как-то  эту историю  одному  человеку, слывущему у  нас в
„епартаменте большим знатоком по части женского сердца, скрыв,  конечно, что
это  обо  мне,  а  будто  все   это  касаетсЯ  несчастного  моего  приЯтелЯ.
"Џосоветуйте вашему  приЯтелю, -  сказал этот господин, - избавитьсЯ от нее,
покуда  он не рехнулсЯ. џ знаю эти  штуки.  Ћни до  добра не  доводЯт. Џусть
выгонит ее, сучку, или же, на худой конец, найдет себе даму - вон их сколько
кругом,  найдет, и забудетсЯ, и  поостынет..." -  "„а  ведь он  ее  любит, -
возразил Я, - он погибнет!" - "’огда, -  сказал  этот  господин, - пусть  он
отбросит  свое пустое благородство, войдет к  ней в  спальню и возьмет силой
то, что ему  положено...  Ћна побушует,  побушует, а после женские инстинкты
возьмут свое, помЯгчеет, смиритсЯ.  ‹юбви, может быть, и не будет,  да будут
мир,  и  лад, и  взаимное понимание...  ‹юбовь, знаете ли,  в  романах..." џ
выслушал его холодно. •орошо ему советовать, не будучи знакомым с Ѓравурами,
подумал Я.
     € вот мы сидим за столом друг против друга, накрахмаленные, шелестЯщие,
великодушные, и обмениваемсЯ  всЯкими фразами, и делаем вид, что именно  это
нас интересует  больше всего. Љонечно, по  сравнению с  тем,  что было, наша
жизнь почти что  нормальна.  Њногого мне не надо.  џ даже думаю, что теперь,
когда участь  ее  отравителЯ  уже  решена, и столь мЯгко, она  может наконец
успокоитьсЯ. „а,  она  сделала  все, чтобы  не  ожесточить судей, даже  вину
принЯла на себЯ! —его же более? Ќаберись  терпениЯ,  ‹адимировский, говорю Я
сам  себе,  и  наступит  блаженство  и  без  того,  чтобы  силой брать  тебе
положенное. „а, раны  медленно затЯгиваютсЯ. ѓлЯдишь - и затЯнутсЯ. џ как-то
рискнул даже намекнуть  на совместную поездку в €талию или куда-нибудь в том
же роде. Ћна быстро взглЯнула  на менЯ и сильно покраснела. ‚идно, времЯ еще
не приспело.
     ‚ы пишете, друг мой, что замысловатые фигуры, сочиненные мною, вовсе не
столь фантастичны, а  напротив, они  - результат холодной логики, что и  длЯ
‚ас в  них много резону и что, так  оно все и должно было развиватьсЯ... —то
ж, ‚ам виднее. ‚о всЯком случае,  после суда надобность в них как-то отпала,
и  они растворились в весеннем воздухе без следа. …динственное,  что изредка
напоминает об  их  недавнем  зловещем существовании, так  это наша брюнетка,
котораЯ поЯвлЯетсЯ теперь крайне редко..."

     "маЯ 12...
     ...вот  мы   сидим  за  столом   друг  против  друга,   накрахмаленные,
шелестЯщие, великодушные, и  Я говорю: "„авно  уже Њарго не поЯвлЯлась..." -
"Ђх, - говорит ‹авиниЯ, - у нее столько забот  в свЯзи с предстоЯщим браком!
ќто всегда хлопотно..." - "…ще бы, - говорю Я, - когда это предстоЯло мне, Я
помню, как это было, ведь все лежало  на мне... Ђ тут, видимо,  наоборот?" -
"‚идимо", - соглашаетсЯ она. "Ћтец ее дает за ней,  пожалуй, не  слишком?" -
спрашиваю Я. "Џожалуй", - соглашаетсЯ она. "Ђ  что, - говорю Я, -  они любЯт
друг друга или  так, союз?" Ћна пожимает  плечами и отворачиваетсЯ. Љонечно,
это  больной  вопрос, и  мне, честно говорЯ,  совсем не интересно, как там у
брюнетки, - просто  Я, подобно  охотнику, выглЯдываю из кустов и наблюдаю за
поведением птицы. Ќаблюдаю и думаю,  гадаю: если  она на менЯ взглЯнет, день
сложитсЯ удачно;  или: если она  улыбнетсЯ, значит,  дела пошли на поправку;
или: если она ответит односложно, значит, не  приспело времЯ выспрашивать...
"Ђ  что говорЯт у вас в „епартаменте?" -  вдруг спрашивает  она. џ, конечно,
понимаю, что она имеет в виду. "‹авиниЯ, - говорю Я невпопад, -  вы думаете,
что Я пекусь об себе? ‚ы  же видите, что себе Я ничего... что все длЯ вас...
всегда  Я  хотел  этого...  хочу, чтобы вы это понимали... ’еперь, когда все
прошло,  то  есть  проходит... теперь,  когда весь это ужас... вы,  конечно,
многое  понЯли...  вы  повзрослели..."  Ћна морщитсЯ,  отворачиваетсЯ.  €  Я
понимаю,  что говорю вздор,  то  есть  лишнее,  то есть говорю о  том, о чем
говорить не следует, а можно  только  думать. ’ак  проходЯт  дни...  џ  ведь
многого ‚ам не пишу, друг мой.  Ќадо  быть писателем, чтобы  все это описать
по-настоЯщему, а при моей работе, ‚ы сами понимаете, бумага и перьЯ вызывают
такое отвращение, такую оскомину набили, что только ‚аши настойчивые вопросы
побуждают менЯ иногда собратьсЯ с силами и нарисовать ‚ам кое-как,  в  самых
общих  чертах, что происходит у менЯ в доме. Њне  иногда  очень стыдно за те
мои письма, которые писались, когда бури шумели и кровь стыла в жилах, и Я в
полубезумии обременЯл ‚ас своими откровениЯми. Ќадеюсь, ‚ы не очень на  менЯ
в обиде. Џростите великодушно, однако знайте, что  ‚аша заинтересованность в
судьбе ‹авинии, а стало быть, в моей, менЯ очень всегда поддерживала..."

        79

     ‚ те  дни, когда Я, благополучно лишившись Џавловского полка, торопилсЯ
с  Њарго  в ’ифлис, радуЯсь, что в  суете мЯтлевской истории обо  мне  почти
забыли,  что помогло мне избежать более тЯжкого  наказаниЯ, в  те  самые дни
Ђдель Љурочкина стала замечать, как  иногда по вечерам в сиреневом засыпании
городка,  среди  переплетающихсЯ  теней,   возле  дома  возникает  такаЯ  же
сиреневаЯ,  зыбкаЯ, расплывающаЯсЯ  фигура,  маЯчащаЯ  перед  самыми  окнами
комендантского  дома. Ђдель, не обремененнаЯ пустыми  предрассудками уездных
барышень, не  склоннаЯ к  суевериЯм,  хотЯ  и  восхитительно невежественнаЯ,
Ђдель - дитЯ пропахших порохом будней, ни на одно мгновение не предполагала,
что  может  сама ЯвитьсЯ предметом  чьего-то настойчивого  вожделениЯ,  быть
может, помаЯчь эта фигура подольше, женский инстинкт  и  заговорил бы в ней,
но  видение возникало так редко и  так ненадолго, что ее железное сердце  не
успевало вздрогнуть. ‚сЯкий раз она выбегала на  охоту за тенью и всЯкий раз
опаздывала.  Џолковник  Љурочкин   посмеивалсЯ,  с  удивлением   разглЯдываЯ
повзрослевшую дочь, и думал, что уж пора бы  кому-нибудь, пусть даже и таким
нелепым  способом,  расшевелить   это  строгое,  неулыбчивое,   невозмутимое
создание. Ќе удалось это подозрительному лекарю €ванову, не удалось и  юному
прапорщику,  убитому  во  второй  же   перестрелке,  так  пусть  же  удастсЯ
объЯвившемусЯ фантазеру. € он посмеивалсЯ, покачиваЯ лысой головой и потираЯ
в раздумье  дубленое  одутловатое  лицо...  Ќавеки исчезла лениваЯ ‘ерафима,
соблазнив отставного майора. †ила помещицей  на ’амбовщине в своем именьице,
как  на другой планете.  Џодполковник Џотапов  умер внезапно  от  воспалениЯ
печени; что касаетсЯ остальных, трудно было сказать, кто из них оставалсЯ на
месте,  а  кто  пришел им на смену, ибо, попадаЯ в этот мир, все становились
похожими друг на друга. ‹ишь  тонкогубаЯ мрачнаЯ Ђдель тЯжело маршировала по
дому, пила спирт на поминках и в праздники  да носила цветы на могилу лекарЯ
€ванова.  € тут  вдруг, представьте, эта укрывающаЯсЯ в тени позднЯЯ фигура,
вызывающаЯ  в  душе  Ђдели не  смутные девичьи предчувствиЯ, а комендантские
тревоги...
     Ћднажды, возвращаЯсь с базара в сопровождении отцовского денщика, Ђдель
увидела сидЯщего на бревне солдата. ‘веркнули очки на его несолдатском лице.
ќто ее насторожило. „енщик ушел вперед с наполненной корзиной. Ћна замедлила
шаги,  строго вглЯдываЯсь в сидЯщего.  ’ут из-за угла выбежал  унтер-офицер,
свистнул,  солдат  торопливо  встал  с   бревна  и  побрел  за  начальником.
"‚идение!"  - подумала она  с досадой. Ќо  в  пустом  комендантском  доме ей
вспомнилось  прошлогоднее  лето, запыленный экипаж, счастливаЯ петербургскаЯ
пара  - кнЯзь и  молодаЯ  кнЯгинЯ,  похожие  на сновиденье, и как она думала
тогда, исподтишка недружелюбно любуЯсь  этим чистым, ароматным, недосЯгаемым
кнЯзем, что он  хоть и стар,  но строен и деликатен, и даже  в кавалергардах
служил, и кнЯгиню  подцепил такую юную, и они  на "вы" меж собою... ‚се было
чисто, звонко, таинственно и неправдоподобно... “тром следующего  днЯ, почти
позабыв о  вчерашней  встрече, она, как  обычно,  провожала, стоЯ  у  ворот,
партию, уходЯщую в набег, и вдруг увидела его. Ћна замахала ему, он глЯнул и
отвернулсЯ. аг у него  был ровный, солдатский, и ружье он  держал на плече,
как полагалось  умелому  солдату. "Ќе он",  - подумала она. Ћднако  очкастый
солдат не выходил  из головы все дни.  "Ћтчего ж  и не он?  - подумала  она,
подогреваЯ  себЯ.  -  ‡атеЯли  стрелЯтьсЯ,  убил  кого-нибудь... “  них  это
быстро..." ђазве  мало  залетало в их крепость  этих  недавно  высокомерных,
блестЯщих, неистовых храбрецов,  лишенных  эполет и обрЯженных  в солдатскую
одежку? ‘лучались меж них и угрюмые жертвы непослушаний и давних бунтов. ‚се
было. "Ќет,  не он", - думала она  и все никак не могла до конца  совместить
того благоухающего кнЯзЯ  с несчастным в петербургских  очках.  Ќа четвертый
день побежала к воротам встречать. …два потЯнулась партиЯ, как  тотчас вновь
увидела его, живого. Ќа бледном лице солдата лежали темные тени пыли и муки,
но  шагал он по-прежнему твердо, и  ружье держал на плече уверенно,  и  очки
сверкали победоносно. "„а он же! - подумала  она, волнуЯсь. - Љто ж еще-то!"
Ћна  снова  замахала  ему.  Ћн  увидел,  вглЯделсЯ и отвернулсЯ. "‚от дьЯвол
гордый! - подумала она. - Џритворщик!" Џошла следом за  отрЯдом, но потерЯла
его из виду. Ќесколько дней кружилась  она  возле казармы,  как августовскаЯ
бабочка  с  большими крыльЯми, вызываЯ недоумение солдат, и уж  было  совсем
отчаЯлась,  как вдруг прекрасным  воскресным  днем,  на пустыре, истоптанном
копытами  казачьих лошадей, за  базаром,  увидела  его.  Ћн  сидел на  рыжей
поникшей траве и палочкой сосредоточенно ковырЯл землю.
     -  Ђ прЯтатьсЯ  зачем? - спросила она  с обидой.  Ћн  вздрогнул, поднЯл
голову, усмехнулсЯ и вскочил.
     - —его ж теперь прЯтатьсЯ? - спросила она. - Ќе съем...
     Ћн наклонилсЯ  и поцеловал у нее руку. ‘мешно  было видеть  со стороны,
как солдат целует руку барышне в передовой крепости, почти на виду у горцев.
     - Ђ  вы не изменились,  -  сказал он  без  интереса. ќто был  он. Ђдель
покраснела.
     - Љак же это вы так? - спросила она. - “били кого?
     Ћна осторожно разглЯдывала его. Ћн был  не очень чисто выбрит  и не так
бел,  как  прежде,  -  видно,  пыль  основательно  уже  впиталась в  кожу, и
солдатский  мундир сидел на нем колом, и захватаннаЯ фуражка дрожала в руке,
и рука была грубаЯ, не белаЯ, но не солдатскаЯ, с длинными тонкими пальцами.
     - „а  видите  ли,  - сказал он без охоты,  отводЯ  глаза,  -  это такаЯ
историЯ...
     - Ќу, - сказала она.
     - €нтимнаЯ историЯ, - выдавил он. - Ќикаких убийств... - и засмеЯлсЯ, а
она снова покраснела.
     - Ђ прЯтатьсЯ-то  зачем? - спросила строго. - Ќу, интимнаЯ, интимнаЯ, а
мы ведь  как вас принимали, помните?  —его  в кустах-то  прЯтатьсЯ? ‡ашли бы
когда...
     - ‚ашу  сестру помню,  -  сказал он  равнодушно, - офицеров каких-то...
‡ачем вспоминать? „ругаЯ жизнь...
     Ћн круто повернулсЯ и пошел к казарме.
     Ќо она не успокоилась, тЯнула ниточку, тЯнула, вытЯгивала, допытывалась
с дотошностью дитЯти, разматывала, словно в той ниточке была заключена  и ее
судьба с холодными глазами. Ћна подкарауливала его где могла, сталкивалась с
ним как  бы случайно,  словно  приучала  к себе. Љакой-то затаенный инстинкт
велел ей думать о  нем  и тревожитьсЯ  за  него.  "„алсЯ  тебе этот кнЯзь, -
говорил ей  полковник Љурочкин, - да у него там чепуха  какаЯ-то любовнаЯ...
Љому-то он там не  потрафил.  Ќу, в  общем,  там  у  них  это  дело,  дочка,
обычное...  - и всматривалсЯ в холодные глаза Ђдели с  подозрением,  но  мог
разглЯдеть лишь знакомое упрЯмство. - Џолковник фон  Њюфлинг зрЯ с  парочкой
твоей кататьсЯ бы не стал,  нет. ‘ чего бы ему так разъезжать? “ж Я-то знаю.
Ђ после, видишь, как оно все вышло? Ќу, пригласи его, пригласи  его  к  нам,
поглЯдим..."  €  она  звала  ЊЯтлева,  да  он  отказывалсЯ,   благодарил   и
отказывалсЯ. "„а ты пригласи его, - говорил полковник. - —его это он? Њогу и
приказать". ‚друг ЊЯтлев призналсЯ ей по-свойски, что ему тЯжело бывать в их
доме. "‚ы  сами  должны  понЯть, Ђдель.  „а  и что они,  эти визиты?.."  …му
надоела  эта  высокаЯ,  грубаЯ, назойливаЯ  барышнЯ,  ее  опека,  постоЯннаЯ
надобность  что-то ей  разъЯснЯть,  втолковывать, надоело ускользать от нее,
увертыватьсЯ. ‚  казарме  уже посмеивались  исподтишка,  намекали отдаленно,
хотЯ  бывшего  кнЯзЯ и сторонились, словно просматривали  сквозь грЯзные его
одежды, как течет в нем кровь, покуда  еще голубаЯ. „а, он топталсЯ в первые
дни, укрываЯсь в вечерней тени, под окнами комендантского дома,  где обычное
человеческое  недомогание  ‹авинии было  единственной  трагедией, омрачавшей
баснословный  ликующий их  воЯж.  Ћн  смотрел  на  эти окна  скорее  даже  с
умилением, чем с тоской, уже не верЯ, что все  это было, могло быть, что все
это  было  действительно с ним, а не придумалось  случайно.  Ќо он  не хотел
заходить в этот дом, потому что к нему прикоснулись бы живые и теплые вещи и
превратили  бы этот давний  сон  в горькую безвыходную  Явь.  Љак можно было
объЯснить все это долговЯзой девице,  изнывающей от  желаниЯ позаботитьсЯ  о
бывшем кнЯзе, сожалеющей об его падении,  созданной,  вероЯтно,  только  длЯ
того, чтобы провожать, встречать и соболезновать? Ћна наделала такого шума в
крепости, требуЯ  ото  всех участьЯ  в ЊЯтлеве, так взбаламутила все кругом,
что, наверное, последовал бы взрыв, когда бы не очерствевшие души крепостных
героев. € все-таки ей  удалось его уговорить, и  он,  испросив разрешениЯ  у
взводного  офицера, отправилсЯ в комендантский дом. Љонечно, разрешение  это
было пустой формальностью,  и никто не стал бы ему чего-то там запрещать,  а
тем  более  -  навестить  коменданта,   но  ЊЯтлев  положил  за  правило  не
злоупотреблЯть сочувствием к себе крепостных офицеров.
     ‚ комендантском  доме все было на прежних местах, как и тогда, и у него
сначала закружилась голова.

     Ђдель сама подавала  им питье  и  еду.  Ћкна были  распахнуты.  ‘амовар
гудел. ‚се шло  своим чередом,  и даже  на лице ЊЯтлева  поЯвилсЯ румЯнец, а
настороженность  первых минут  исчезла, и  опытный в  таких делах  полковник
сразу же определил всему свое  место: "Ђ вы,  сударь, напрасно отказываетесь
жить по-человечески, - сказал  он, наливаЯ  очередную, - совсем и не нужно в
казарме  жить... “ж  коли вам предложили... ќээ, а  вот это и  вздор: ну что
хорошего среди казарменного смрада? ќк от вас от самого как несет... ќто все
предрассудки,  что  вы  говорите,  милостивый  государь.  ќто у вас  там,  в
Џетербурге, можно придавать значение параграфам и уложениЯм, а у нас это все
не  в цене: кнЯзь - не кнЯзь...  „а  что, Я  не  знаю, как это бывает?.."  €
спустЯ полчаса: "„а бросьте вы, ей-богу! ‚от, ей-богу, сразу видно, что мало
по  вас  палили! ’ут даже, Я вам скажу, командующий  левым флангом,  генерал
ЃарЯтинский заезжал, новичок,  да  и тот  сразу понЯл ситуацию. ’ут  у  нас,
царствие ему  небесное, такой же был, как вы, из несчастных, так генерал ему
первый руку подал!  „а мало  ли там  что? Ќу,  беда  у  вас  временнаЯ,  ну,
неудача, так не помирать же..." € спустЯ полчаса: "Ђх,  вы без срока?.. •удо
это, батюшка. Ћбычно ведь как?  Ћбычно до отличиЯ в  деле,  и гулЯй... Ђ тут
вон, значит, как? •удо, конечно..." - "Џодумаешь, - сказала Ђдель с вызовом,
- чего же здесь худого? Џомилуют  небось..." -  "•удо, - сказал полковник, -
когда человек знает,  что до  отличиЯ,  тогда он питает надежды, а  когда не
знает  -  кончитсЯ  это  когда-нибудь или  нет, то тут всЯкие мысли в голову
лезут..." - "„а какие тут еще мысли!" -  рассердилась Ђдель. Ћни снова молча
выпили. "Ђ вот  какие, - сказал полковник с безжалостностью пьЯного, - тут у
нас в давние  времена был еще один из  несчастных, и  был он без выслуги, и,
видимо, с ума сошел от  безнадежности, что-то ему стукнуло,  видимо,  так он
возьми и побеги..." -  "Људа побеги?" - не понЯл ЊЯтлев. "Љто ж его  знает -
куда?  ‚  бега  ударилсЯ, не  выдержал,  -  сказал  полковник, - вот  куда!"
"‘ацхали!"  подумал ЊЯтлев и  засмеЯлсЯ.  "Ќапрасно,  батюшка,  смеетесь,  -
обиделсЯ  полковник, - его поймали и засекли..." - и с пьЯной пристальностью
уставилсЯ в глаза  ЊЯтлеву.  "„а ладно вам, -  сказала Ђдель,  -  нашли чего
вспоминать!" - "€нтересно, - засмеЯлсЯ ЊЯтлев, холодеЯ, - a  ведь могли и не
поймать..." - "—то вы, - покачал лысиной полковник, - обЯзательно поймают  и
засекут... ќто опытных разбойников поймать трудно, а вашего, нашего брата...
что вы". …му стало жарко от водки, от степной духоты, вливающейсЯ в окна, от
раскаленного   самовара,  от   таинственных,   страшных,  дух  захватывающих
предостер