‚алентин ђаспутин. „очь €вана, мать €вана (фрагмент)

Ћцените этот текст:
‚алентин ђаспутин. „очь €вана, мать €вана (фрагмент)

---------------------------------------------------------------
© ‚алентин ђаспутин
Џовесть
"Ќаш современник", No11, 2003
Origin: http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2003&n=11&id=1
---------------------------------------------------------------

„Ћ—њ €‚ЂЌЂ, ЊЂ’њ €‚ЂЌЂ
Џовесть

—асть перваЯ

Љухонное окно было над подъездом, над его визгливой дверью, голосившей
всЯкий раз, когда входили и выходили. ‚ том нетерпении, горевшем огнем, в
каком находилась ’амара €вановна, она бы услышала звук двери из любого угла,
даже из спальни на другой боковине квартиры, где уснул муж, но уже несколько
часов продолжала стоЯть у окна, точно вытЯнувшаЯсЯ струна, направленнаЯ в
улицу и ожидающаЯ прикосновениЯ. Ќо там было темно и глухо. ‘ветовое пЯтно
от лампочки у подъезда едва доставало до низкого штакетника, которым
огорожен сквер и детскаЯ площадка в нем среди высоких, шатром разбросавших
ветви старых тополей. € никто в него, в этот недвижный и блеклый световой
круг, не входил. ’амара €вановна была так напрЯжена, сама пугаЯсь
продолжительности накала внутри, до сих пор не испепелившего ее, что
заметила бы любую тень в черном до темна сквере и услышала бы любой скрад
шага из-за угла, если бы они только Явились. Ќо нет, все замерло и
оцепенело. ‘ улицы, загороженной и приглушенной спЯщими домами, поначалу еще
пошумливали машины -- точно запоздавшие птицы снимались с кормежки, теперь и
там вымерло.
‘амый глухой час ночи, наверное, уже больше трех.
Њуж спит. Љак же все-таки по-разному устроены мать и отец: разве она
могла бы уснуть? ‚ детЯх, может, и есть половина отца, да только малаЯ она,
эта половина, без вынашиваньЯ и без того вечного, неизносного присутствиЯ в
своем чреве, которое чувствует мать. €, рожаЯ дитЯ свое, превращающеесЯ
затем во взрослого человека, не все она в родах и корчах выносит наружу:
впитавшеесЯ в стенки то же самое дитЯ остаетсЯ в ней навсегда. € не сердце
одно болело теперь у ’амары €вановны, а всЯ она превратилась в сгусток боли,
все в ней исходило в пытке. Ќо скреблось что-то и отдельно, особой болью,
скреблось и скреблось, разрываЯ ткани и выстанываЯ одно слово. ‘креблась
она, ‘ветка, зовущаЯ мать...
‚ечером, когда началась эта пытка, ЂнатолиЯ, мужа, дома не было. Ќо
’амара €вановна знала, что он у „емина, они затевали какое-то общее дело,
уже с месЯц дальше разговоров никуда не продвинувшеесЯ. ‡аводилой был „емин,
более решительный и опытный в новой жизни. Ћн сразу же, как только
покатилась стараЯ жизнь с высокой горки, грохоча, кувыркаЯсь и разбрасываЯ
обломки, ушел с автобазы, где они с Ђнатолием сошлись до дружбы, поработал
где-то снабженцем, а теперь имел свой киоск на центральном рынке и торговал
всЯким шурум-бурумом от электролампочек и краски до запчастей к автомашинам.
Ђнатолий же застрЯл на базе, которой отдал пЯтнадцать лет, все реже и реже
выезжал в рейсы, да и то пустЯковые, возвращалсЯ обратно -- стыд сказать! --
то с дровами, то с навозом, а то и совсем порожнЯком. ’ерпел, терпел и
дотерпелсЯ до того, что выставлЯли его теперь на улицу. Ћтрубалась
безжалостно за ненадобностью не только часть жизни, но и часть души: там, на
автобазе, и встретил он ’амару, три года она рЯдом с мужиками крутила
баранку.
’амара €вановна отыскала его по телефону у „емина уже после одиннадцати
вечера. „о этого она сбегала на соседнюю улицу к ‘веткиной подружке ‹юсе,
рослой и пышной девчонке, которую можно было принЯть за совсем вызревшую
женщину, если бы не откровенно кукольное лицо -- круглое, с большими
вращающимисЯ глазами и щеками-подушечками. € по этому лицу, деланно
испуганному и одновременно восторженному, нельзЯ было понЯть, говорит ли
девчонка правду, будто она видела ‘ветку только днем. ‚идела на рынке, они
ходили спрашивать про работу, с ними была и ‹ида ’ополь. ђаботы не
сыскалось, и она, ‹юсЯ, уехала, оставив подружек возле торгового комплекса.
Љогда уходила, заметила, как к ‘ветке и ‹иде подошел какой-то парень
кавказской национальности в джинсовой куртке.
Ћдин был толк от этого похода: ‹юсЯ назвала адрес ‹иды ’ополь, та жила
далеко, в микрорайоне.
Џосле того, возвратившись домой, ’амара €вановна и позвонила Ђнатолию и
уже без всЯких сомнений сказала, что ‘ветка потерЯлась. ’акого еще не
бывало, чтобы она приходила позже девЯти. ќтот час и был ей указан как
домашний порог, и задержатьсЯ где-нибудь по своей воле после девЯти она бы
не решилась. €вану, младшему на полтора года, дозволЯлось больше, он мог
летом, как сейчас, носитьсЯ хоть до полуночи, и никого это не пугало:
парень. € совсем иное дело -- девчонка шестнадцати лет, хорошенькаЯ,
нетвердаЯ, любопытнаЯ, уже и к этой поре соступившаЯ с проложенной дороги.
Ћна пошла в школу рано, шести лет, и рано же, после девЯтого класса, бросила
школу, заразившись поветрием, невесть откуда налетевшим, что учитьсЯ
необЯзательно. Џошла на девЯтимесЯчные курсы продавцов, поближе к красивой
жизни. ‡акончила эти курсы, а не работу не берут: несовершеннолетнЯЯ. €
вместе с подружками, с которыми училась на курсах, принЯлась похаживать на
рынок, выпрашивать торгашеское занЯтие, трЯсти перед покупателем хозЯйским
товаром.
‚от так.
Ђнатолий приехал с „еминым, в деминской машине. ’амара €вановна, не
находЯ себе иного места, вот так же стоЯла возле кухонного окна и видела,
как беззвучно и валко, вышариваЯ в густых сумерках дорогу в узком и дырЯвом,
Яма на Яме, проезде, подплыла "семерка" и выскочил Ђнатолий, а выскочив,
застопорил, поджидаЯ „емина. ’ак легко было догадатьсЯ: не хотелось ему
одному подниматьсЯ сейчас в родное гнездо с нагрЯнувшей туда угрозой и
встретить испуганный и требовательный взглЯд жены. Ќо и ’амара €вановна
вздохнула легче, увидев „емина. ‘ ним надежней. „емин выбралсЯ из машины и,
как всегда, горбатисто, клонЯсь вперед, со свисающими с плеч длинными
руками, похожий на первобытного человека, каким рисуют его в школьных
учебниках, первым шагнул в подъезд. Ђ войдЯ в открытую дверь, понЯв по
напрЯженному лицу ’амары €вановны, что девчонки по-прежнему нет, сказал по
обыкновению гулко и с хрипотцой:
-- Ќе паникуй. ђано паниковать. ‚ремЯ-то еще детское.
Ќо все услышали, в том числе и сам он, что это были только слова.
Ќенужные слова.
Ћставили дома €вана, наказав ему не ложитьсЯ, пока они не вернутсЯ,
дежурить неотлучно у телефона, и вышли.
Џоехали.
Ќочь наступала теплаЯ, темнаЯ и вЯлаЯ, должно быть, к дождю. Џрохожих
уже и не было, зато разудало, почуЯв свободу, неслись машины, в три-четыре
года свезенные сюда со всего света, чтобы устраивать гонки. € эти гонки на
чужом были теперь во всем -- на трЯпках и коже, на чайниках и сковородках,
на семенах морковки и картошки, в обучении ребЯтишек и переобучении
профессоров, в устройстве любовных утех и публичных потех, в карманных
приборах и самолетных двигателЯх, в уличной рекламе и государственных речах.
‚се хлынуло разом, как в пустоту, вытеснив свое в отвалы. ’олько хоронили
по-старому. € так часто теперь хоронили, отпеваЯ в церквах, что казалось:
одновременно с сумасшедшим рывком вперед, в искрЯщуюсЯ и горЯчую
неизвестность, происходит и испуганное спЯчивание назад, в знакомое
устройство жизни, заканчивающеесЯ похоронами. € казалось, что поровну их --
одни, как бабочки, рвутсЯ к огню, другие, как кроты, закапываютсЯ в землю.
…хали молча, только „емин покрЯхтывал, когда "подрезали" его иномарки
или ослеплЯли мощными встречными фарами, не считаЯ нужным переключатьсЯ на
ближний свет. ‘пустились в центр, по старому мосту перескочили на левый
берег Ђнгары, повернули вправо и оставили город позади. Џо сторонам встала
темнота. —тобы не оцепенеть, ’амара €вановна на заднем сиденье, пригибаЯсь и
выворачиваЯ перед стеклом голову, принЯлась высматривать в небе звездочки.
€х не было, широко стоЯло там, в высоте, как болотнаЯ рЯска, радужно-гнилое
свечение от электрического разлива города. ’амара €вановна, не отыскав
звездочки, стала вспоминать, загадывала ли она что-нибудь, высматриваЯ их,
но не могла вспомнить, словно разошлась, разделилась уже на две части, меж
которыми слабое сообщение.
-- ’ихо едем? -- по-своему понЯл ее шевеление „емин.
-- „а нет, „емин, не тихо. ’оропитьсЯ раньше надо было, -- уже себе
сказала она. Ђ ему добавила: -- Љак въедем, у второго или у третьего
светофора направо.
-- ’очней некуда, -- хмыкнул „емин. Џосле молчаниЯ они рады были любым
словам.
-- „а... вот... -- начал и Ђнатолий, и не сложилось у него, что он
хотел сказать.
-- ѓде "вот"? -- не понЯл „емин.
-- ѓде что?
-- ’ы сказал: вот. ѓде "вот"?
-- ‚от не знаю. џ тут не бываю, -- сказал Ђнатолий так простодушно, что
„емин хохотнул.
„олго искали улицу по названию —еремуховаЯ; если судить по названию,
должна была она находитьсЯ на краю поселка и быть деревЯнной. ‘ворачивали и
у второго светофора, и у третьего, утыкались то в болотину, то в ангарский
берег, у каждого перекрестка останавливались, наводили свет на угловые дома
и заборы, чтобы отыскать надпись, но микрорайон в этой стороне на
постороннего человека не был рассчитан и имена своих улиц не оставлЯл.
‘просить было не у кого, шел первый час ночи. ’олько однажды разглЯдели они
фигуру, крадущуюсЯ по тротуару вдоль забора; „емин, опустив стекло, окликнул
ее с дружелюбием, на какое был способен, но фигура, походившаЯ на подростка,
вдруг сделала мгновенный прыжок и провалились сквозь землю. „еревЯнные дома
лежали в темноте, какой-то особенно плотной, словно из освещенного центра
она всЯ отступала сюда; в каменных, этажных домах освещенных окон было
больше, но попробуй достучись, доберись до них за двойными и тройными
запорами.
’амара €вановна из машины не выходила. Ћтвалившись на спинку сиденьЯ,
упершись коленЯми в переднее сиденье, в странной напрЯженной забывчивости
ждала, когда найдетсЯ нужный дом. ’упо смотрела она в темноту и еще тупей в
запутанные ходы тоннелЯ, по которым, вспарываЯ перед собой фарами черную
плоть, колесила машина. ‡амечала и не замечала, как мигает светом „емин
редким встречным машинам, просЯ остановки, не возмущалась и не удивлЯлась,
чувствуЯ в этом какое-то даже утешение, когда те проскальзывали мимо и
прибавлЯли ходу. Ќаконец одна, храбраЯ, затормозила. „емин зашагал к ней, к
нему вышел коротышка, похожий на бочонок, и, разминаЯ ноги, точно
приплЯсываЯ перед огромным „еминым, принЯлсЯ крутить руками.
—еремуховаЯ оказалась вовсе и не в стороне, а рЯдом с центральной
улицей, протЯнувшейсЯ через весь микрорайон, и оказалась она переулком всего
с несколькими четырехэтажными домами. Ћстановились у подъезда, конечно же,
забронированного железной дверью, совсем темного, во мраке как бы
вдавленного внутрь. „емин на ощупь воткнул в круглую дыру один зубристый
штырь, потом второй -- дверь щелкнула и подалась.
-- Њне идти? -- спросил он у ’амары €вановны.
-- Ќе надо.
€ вот перед нею и Ђнатолием втораЯ ‘веткина подружка -- с вытЯнутым
вперед узким зверушечьим лицом на сдавленной по бокам голове и с живыми,
мечущими мгновенные взглЯды круглыми мигающими глазами. ‚ысокаЯ,
черноволосаЯ, сметливаЯ, старшаЯ рЯдом со ‘веткой и ‹юсей, она бывала у
‚оротниковых. ’амара €вановна мимоходом присматривалась: кто из них
верховодит? € не высмотрела, все они притЯгивались друг к другу какой-то
равно невеликой силой -- как временные попутчицы, ищущие общих занЯтий. Ќо
эта, ‹ида, была хитрее. ‚строен был в нее особый инструмент, дающийсЯ не
всем, на котором она умела играть. …сть люди, нисколько не скрывающие, что
они хитрЯт, хитрость у них написана на лице, выдающем поиски замысловатых
боковых ходов, но так она располагающа, такой она кажетсЯ невинной и
бестолковой, более того -- приЯтной, что никаких подозрений не вызывает.
‹иду поднЯли с постели, и теперь она, испуганнаЯ, с нервно двигающимисЯ
тонкими губами, в коротком и узком застиранном халатике, едва сходЯщемсЯ на
скромной груди, стоЯла возле круглого голого стола рЯдом с зашторенным
окном. Џо другую сторону стола сидела мать, вЯлаЯ и невыразительнаЯ женщина
с таким же, как у дочери, вытЯнутым лицом, подавленнаЯ не приходом
непрошеных гостей среди ночи, а подавленнаЯ чем-то давно и безысходно. ѓлаза
ее смотрели пронзительно и устало, с какой-то пронизывающей тупостью. ’амару
€вановну и ЂнатолиЯ усадили на диван, уже раздвинутый длЯ сна, со скатанной
в валик постелью.
‹иду застали врасплох, она не знала, как отвечать. € отвечала
осторожно, выдаваЯ недосказанное подергиваниЯми плеч, то ли себЯ
выгораживаЯ, то ли ‘ветку. Џрежде чем говорить, спросила: а что сказала
‹юсЯ? ‘казала, что она уехала? Ќет, не обманула, вправду уехала. Ђ к ним
возле торгового комплекса подошел парень. Ћн на рынке фруктами торгует,
приезжий. Љак зовут? Ћн сказал, как зовут, Я нерусские имена не умею
запоминать. ѓоворил? Ћн к ‘ветке приставал, говорил, что она ему
понравилась, он к ‘ветке не в первый раз подходит. ѓоворил: зачем ты менЯ
обманула, тебЯ зовут не Њарина. ‘казал... город ему понравилсЯ, просил
показать город... џ, говорит, поймаю машину, вы мне покажете. Ќет, не
согласились. Њы уходим, а он не отстает, прилип. Љое-как убежали. Џотом
‘ветка пошла к дЯде ‚олоде, а Я поехала домой.
„ЯдЯ ‚олодЯ -- это „емин, у него на рынке киоск, куда ‘ветка, и верно,
забегала частенько.
ђасспрашивал Ђнатолий, ’амара €вановна не вмешивалась. Ћна и слушала,
казалось, вполуха, занЯтаЯ пристальным и тЯжелым изучением обстановки в этом
жилье. „вухкомнатнаЯ квартира была запущенной, до последней бедности
оставалось немного. ђжавые потеки с отставшей известью на потолке, когда-то
зелененькие обои, выцветшие, померкшие, разлохмаченные в швах. Њать пьющаЯ,
взглЯд застывающий, невидЯщий. ЏьющаЯ, должно быть, не в последней стадии,
есть еще куда падать. Џродолжает обманыватьсЯ, что устоит. Њать с дочерью не
в ладах, доходит до крика, а потом мать плачет перед дочерью, а потом дочь
плачет в одиночестве. € рветсЯ вырватьсЯ, и боитсЯ опоздать, рано услышав в
себе беспощадный отсчет времени. Ѓольшой рыжий кот третсЯ о ноги, вычесываЯ
шерсть, и просительно задирает голову, в глазах тоска...
-- ‚се рассказала? -- спросил Ђнатолий.
-- ‚се.
€ тогда, уставив беспощадный взглЯд на подружку дочери, ’амара €вановна
отчеканила:
-- ‚от что, милаЯ. ’ы рассказала... как ты рассказала -- нам надо
сейчас ехать в милицию и писать заЯвление. ‘ветки-то нет, она пропала. ’ы
была последнЯЯ, кто ее видел. „ЯдЯ ‚олодЯ внизу в машине, ‘ветка к нему не
приходила. Њы напишем заЯвление и еще до утра милициЯ приедет с допросом.
’ам другой разговор будет. ’ак что давай-ка дальше. ’ы не все рассказала.
-- џ все рассказала.
-- Љогда вы со ‘веткой разошлись?
-- Ќе помню точно... часов в пЯть.
-- Ђ когда ты приехала домой?
‹ида молча вела какие-то подсчеты; мать ответила за нее:
-- —асов в девЯть. -- € сказала дочери без нажима: -- ђассказывай,
‹идиЯ, затаскают.
‚идно было, что девчонка струсила, уже не только по губам, а по всему
лицу стали прокатыватьсЯ судороги, подсчеты подходили к тому концу, куда
направлЯла их ’амара €вановна.
-- ‚ы вместе куда-то пошли или поехали? -- наступала она.
-- Џоехали...
€ рассказала, сначала под продолжающимисЯ вопросами, а затем уже и без
них, говорЯ и испуганно взглЯдываЯ на ’амару €вановну, пугаЯсь ее вида и
говорЯ уже с отчаЯнием, -- рассказала подружка, что кавказец, узнав, что они
продавцы без товара и ищут работу, предложил им поехать к своему двоюродному
брату, тот ищет таких, как они, потому что ему надо срочно распродать
большую партию китайских товаров. Ћни долго не соглашались, но парень
настаивал, показал какой-то документ, говорил, что это недалеко и они скоро
вернутсЯ, у него Яблоки на прилавке, ему задерживатьсЯ нельзЯ. Џока они
раздумывали, он остановил машину, затолкал упирающихсЯ девчонок и сказал
шоферу, куда ехать. …хать действительно было недалеко, на бульвар Џостышева,
в общежитие длЯ малосемейных. ‚ однокомнатной квартире был старик, он сразу
ушел. Ќикакого брата не оказалось. Ћни просидели часа два, пили чай, парень
предлагал вино. Ќо вино не пили. ‚сЯкий раз, когда они поднимались уходить,
он кричал: "Џридет! Џридет!" ќто он о брате. Џотом стал говорить, что он
знает, где брат, надо поехать к нему, тут тоже недалеко. —тобы выбратьсЯ из
этой квартиры, они согласились, хотели обмануть его. Ќа машине ехать
отказались, пошли на трамвай. Џарень взЯл ‘ветку под руку и не выпускал. Ќа
трамвайной остановке было много народу, но он все равно не выпускал, как она
ни вырывалась. ’ам, на остановке, она от них, от этого кавказца,
вцепившегосЯ в ‘ветку, сбежала.
Љо всему была готова ’амара €вановна, но все равно как топором ее
оглушило. Ђнатолий расспрашивал, как найти это общежитие длЯ малосемейных;
девчонка, повторЯЯ "визуально", "визуально", нравЯщеесЯ ей, очевидно,
звучанием, как и большинство чужих слов, довольно толково рассказала, где
оно и как отыскать квартиру.
‚озле общежитиЯ ’амара €вановна и из машины выходить не стала, сидела,
уставившись в темноту, дышала с подсвистом, как больнаЯ, и ничего, кроме
затвердевшей, туго спеленавшей ее черноты, не ощущала. —увствительность и
боль нахлынули потом, когда, воротившись домой ни с чем, встала она в
одиночестве возле кухонного окна под наплывающие и все жуткие, все
обдирающие сердце картины того, что могло быть со ‘веткой.
* * *
Њуж называл ’амару €вановну телеграфисткой. Ћна, и верно, начинала в
городе с того, что работала после курсов на телеграфе и усвоила, не будучи
от природы словоохотливой, четкий и сжатый стиль разговора. Ќа болтливость
она смотрела, как на распущенность, как на неумение владеть собой, и по
первости, как сошлись, нередко с удивлением и даже с некоторой завистью к не
свойственному ей таланту останавливала ЂнатолиЯ, любившего пускатьсЯ в
длинные рассуждениЯ:
-- “дила бы тебе от уздечки под Язык, чтоб поменьше молол! ѓнет бы
какой, чтобы он усталь знал, не балаболил, как заводной. -- € прищуривала
свои красивые карие глаза, видЯ, казалось, всю гору мЯкины, которую мог он
намолоть, если не остановить.
Ћн не оставалсЯ в долгу:
-- Ќа менЯ уздечку, ладно, уздечку, а тебе подрезать бы его маленько,
Язык-то твой, подрезают же ребЯтенкам в детстве, когда он врастет в гортань,
как полено. Ђ эту девочку упустили, она только и знает, что тпру да ну!
-- ’пру-у‡амолчи, ботало!
-- ‚от-вот.
€ -- как накаркала ’амара €вановна: в последние годы прикусил Ђнатолий
Язык. ’акой гнет свалилсЯ на них, так придавил, что и сказать оказалось
нечего, всЯкое слово, если не произносилось оно длЯ самой простой житейской
надобности, стало представлЯтьсЯ не просто пустым, а и чужим, словно бы
сказанным по наущению через тебЯ длЯ твоего же унижениЯ.
Ћни оба были крепышами, прочно и аккуратно сбитыми по одной мерке,
вызывающими, когда шли рЯдом, удовлетворенные взглЯды -- как от хорошего
сорта чего бы то ни было. Ћна ходила по-мужски, уверенным и размашистым
шагом, "ступью", как говорили раньше, желаЯ сказать о весомости шага,
чувствуемого землей. „а и все делала с заглубом, с запасом: если разводила
стрЯпню, то на две семьи; картошки накапывали, капусты насаливали больше,
чем могли съесть, и корила себЯ за это, и ничего не могла с собой поделать,
а оказалась права, когда наступили времена, что любого запаса стало мало. Љ
Ђнатолию присматривалась почти год, прежде чем сказать "да" и позволить себЯ
обнЯть; через полтора года после дочери родила сына и сразу же пошла на
третью беременность, да жестокаЯ желтуха заставила отказатьсЯ от родов.
Џочти до тридцати годов носила русую косу во всю спину -- из одного только
упрЯмства, из сопротивлениЯ моде, по которой весь женский пол поголовно
смахивает косы, как свЯзанные овцы шерсть, -- пока не прочитала в одном из
старых журнальных советов, что невысоким и широколицым девушкам коса не
идет. Ќу, не идет так не идет -- всему старому она доверЯла больше, чем
новому, -- и смахнула, а потом долго смотрела на себЯ в зеркало с досадой,
будто все сразу в ней, и без того не рослой, стало короче -- и ноги, и руки,
и шеЯ. € больно кольнуло, когда ‘ветка в пЯтом, кажетсЯ, классе запросилась
под ножницы: ну как девочке без косы, прЯмо разор какой-то, ведь не косу она
в малолетстве убирает, а жизнь направлЯет. Њода? „а что это за владычица
такаЯ, что все перед ней на колени, никто устоЯть не моги?! ’орговка это,
устраивающаЯ перемену товара, наживающаЯсЯ на всесветном раболепии. Ќо и
сама одевалась хоть и не броско, но по моде, дав моде притеретьсЯ в народе,
приглЯдевшись, что в ней хорошо и что нет. „жинсы -- да ведь это крепчайшаЯ,
хоть на камнЯх дери, ткань; эту моду давай сюда. Љожаные куртки пошли -- да
ведь кожа испокон была у нас в носке, забыли о ней по великой бедности, а
миновала нужда, и о коже пора вспомнить. Ћна и представить себе не могла,
что совсем не за долгими годами суждено ей быть закройщицей на фабрике, да
не на какой-нибудь, а на кожаной, и фабрика эта к той поре станет называтьсЯ
фир-мой.
Ћна рано убежала из деревни, еще и семнадцати не исполнилось. ‚се они
рвались тогда в город, как бабочки на огонь, и сгорали в нем. ‘горали одни
сразу, в первые же годы, другие позже, но кончалось, за малыми исключениЯми,
одинаково -- загубленной жизнью и бабьей обездоленностью. Џовыдергают у
неопытной еще, еще не запасшейсЯ умишком девчонки перышки, а там лети.
’амара €вановна могла считать себЯ везучей -- при надежном муже и
неиспорченных детЯх, умевшаЯ оберегатьсЯ и от безоглЯдного сломЯголовства в
опьЯнении новизной, и от цыплЯчьей доверчивости, этими двумЯ нетерпеливыми
вожатыми, которые и приводЯт деревенских девчонок к беде. ’амара €вановна
продвигалась вперед неторопливыми и выверенными шагами, выстраиваЯ свою
судьбу как крепость, без единого серьезного ушиба, только дальше и дальше.
Ќо страннаЯ это была прЯмоходность -- не подхватывающаЯсЯ из одного в
другое, не выматывающаЯ одну нить, все обрастающую и обрастающую новой
нажитью, а топорщилась эта нить на подвЯзЯх узелками. € все подвЯзи имели
начало там, в деревне. ђодилась девочкой -- значит, должна была, в свою
очередь, рожать, обихаживать и воспитывать детей, натакивать их на добро. €
никаких ошибок тут, если дети живы-здоровы и знай себе растут под
родительской опекой, казалось, и быть не могло; не считать же за ошибку
повторЯющуюсЯ беременность... Ќо и это только казалось. ‚ телеграфистки
пошла -- запала в памЯть прочитаннаЯ в детстве книжка о молодых радистках на
войне. —итала она ее летом на сеновале, прЯчась, чтобы не нашли и не
помешали. ‚се вокруг звучало и пело в торжестве сытой природной жизни,
надрывались петухи, утомленно и гулко трубили возвращающиесЯ с поскотины
коровы, напевали ласточки над головой на крыше, тарахтел трактор на холостом
ходу, то взвываЯ мотором, то переходЯ на усталый бормоток. ‚ воздухе стоЯл
сплошной гул от мухоты; от дыха низкого вечернего солнца похаживал по
сеннику, по сухому, измЯтому в лепешку прошлогоднему накосу слабый ветер. €
мать кричала с крыльца, растЯгиваЯ "а": "’омка-а-а!", прерываЯ себЯ коротким
и нетерпеливым на "о": "’омка, лешаЯ, куда ты запропастилась!" Ђ ’омка, как
в младенчестве, уткнувшись лицом в открытую книгу, чтобы ее не было видно,
выжидала, когда стихнет зов, и снова хватала, хватала воровато куски из
книги и никак не могла насытитьсЯ.
Ќичего в памЯти из книги не осталось, кроме того, что героинЯ в
чувственном отчаЯнии посылает в эфир признание в любви молодому лейтенанту,
отозванному в другую часть, те самые слова, которые она не решалась сказать
при встречах с ним. Ќо осталась затаеннаЯ мечта тоже что-то посылать в эфир,
в это могучее и прекрасное пространство, посылать личное, несказанное,
такое, от чего вознеслась бы сразу и расцвела всЯ ее неказистаЯ жизнь.
ЋсталсЯ звучащий на разные голоса, но одно выпевающий, одно обещающий, как
оркестр, небесный простор и то счастливое до блаженства состоЯние, когда
она, покачиваЯсь, как на волне, вздымаЯсь и опускаЯсь, плыла и плыла по его
золотистому безбрежью. €, наткнувшись в городе на объЯвление о наборе на
курсы телеграфисток, ни минуты не сомневаЯсь, она по нему и пошла.
„ва года проработала на телеграфе -- все не так, как мерещилось.
‘начала нравилось, но больше, пожалуй, от тихой гордости собой: захотела --
и исполнила свою грезу, ничто не смогло остановить. Џотом стало обручем
давить однообразие работы и унылые тексты телеграмм, которые можно уложить
всего-то в десЯток образцов: поздравлениЯ, оправданиЯ, просьбы, похороны,
рождениЯ, приезды и отъезды... ‘тали замечатьсЯ и дым коромыслом в туалете
от курЯщих девчонок, и неинтересные, неискренние разговоры в коридоре, и
грубость старшей по смене, и выжженный электричеством воздух в операторской.
Ћказалось, кроме того, что и душу ей послать в эфир некому. Ћна ушла из
телеграфисток, так и не взлетев ни разу в это великолепное и гулкое
пространство, по которому лучиками и звездочками мчатсЯ навстречу друг другу
неземной любви признаниЯ.
Ћтец научил ’амару в четырнадцать лет водить мотоцикл, в пЯтнадцать она
села в машину. Џоэтому, недолго размышлЯЯ, чем ей занЯтьсЯ, пошла она после
телеграфа на курсы шоферов, а потом устроилась на автобазу облпотребсоюза,
где и встретилась с Ђнатолием ‚оротниковым, своим будущим мужем. Ћн, как это
и заведено было среди мужиков, все звал ее в напарницы длЯ дальних рейсов,
пока она не ответила насмешливо:
-- ‡овешь, а сам боишьсЯ: а ну как соглашусь!
Ћн с растерЯнным смешком согласилсЯ:
-- Ѓоюсь. ‡аклюет братва. Ќо и не хочу, чтоб ты к другому пошла в
напарницы. ’огда уж лучше ко мне. џ не обижу.
Љончилось тем, что она пошла к нему в напарницы длЯ самого дальнего и
тЯжелого рейса -- длЯ жизни.
‚ шоферах ей нравилось. ‹юбила она, когда в дороге на нее оглЯдывались
-- женщин за баранкой тЯжелых машин тогда было раз-два и обчелсЯ, и на
тракте, во встречном потоке, парни в мгновенном ухажерстве вскидывали
дурашливо руки, округлЯли глаза, сигналили, а пожилые, с большим стажем
водители, должно быть фронтовики, одинаково склонЯли головы и прикладывали
руку к виску, отдаваЯ честь. Ќравилось ей это дорожное братство людей,
занЯтых тЯжким и важным делом. ‹юбила ровное гудение мотора, свист
разрываемого воздуха, стукоток кузова за спиной, научилась чувствовать,
будто в себе самой, и натЯг мотора, и тЯжесть груза, и то, как он уложен, и
меру сцеплениЯ резиновых скатов с асфальтом. Ћсобенно любила утренние и
вечерние часы в дороге; утром свежо, воздух упругий, тело после ночи
отдохнувшее, ловкое, жаждущее движениЯ, словно бы разматывающее и
разматывающее, как лебедка, силы, и машина тоже все разбегаетсЯ и
разбегаетсЯ, становитсЯ все мощней и послушней, и вздохи ее при переключении
скоростей все легче. ‚ечером, особенно осенью, при заходЯщем солнце, оно,
большое, наплывшее, играет с нею, перекидываетсЯ с левого борта на правый и
обратно, приседает совсем низко к горизонту и вдруг откидываетсЯ, ищет длЯ
прислона неколючий выгорбок; в небе плавно качаютсЯ большие птицы; кружатсЯ
перед глазами разрЯженные перелески; капот разрисован травЯной пыльцой
причудливыми картинками. ‚ечерами в уставшем теле ЯвлЯетсЯ какаЯ-то
особеннаЯ, спокойнаЯ и зрЯчаЯ, все замечающаЯ, на все откликающаЯсЯ любовь к
жизни.
…й досталась крепкаЯ, ходившаЯ в хороших руках, машина ‡€‹-130, и она
года два не знала с нею горюшка. Ђ если где в дороге приходилось
притормаживать и задирать капот, склонЯЯсь над ходовым хозЯйством, уж как
пить дать скоро кто-нибудь подъезжал и предлагал помощь. ’огда это было
делом обычным. Ќо она и сама хорошо разбиралась в машине, тоже с деревни
еще, от отца. „а и в дальние рейсы ходила мало: не приспособлены они длЯ
женщины. Ќа постоЯлых дворах одно мужичье, так что и места не найти,
назойливое внимание, грубые шуточки. € она стала соглашатьсЯ только на
поездки, укладывающиесЯ в день. Ќа базе их, женщин за рулем, было всего
трое; одну, разбитную безмужнюю Љлавку, называли почему-то Ѓрашей и
распевали:

Људы Ѓраша, туды Я,
’уды Я, тудыт менЯ...

‚тораЯ, с двадцатилетнем стажем за рулем, крупнаЯ, с вырубленным грубо
лицом, пугающаЯ ’амару своей мужиковатостью, бесстрашнаЯ и громкаЯ ‚икториЯ
•лыстова, не боЯлась ни начальства, ни мужиков, ни дорог, ни постоев. €
начальство, и мужики ее побаивались. ѓлЯдЯ на нее, бабе можно было поучитьсЯ
постоЯть за себЯ в мужичьем коллективе, но заодно надо было учитьсЯ и не
перебирать в этом умении до потери в себе женщины. ѓлавный же урок, который
выучила ’амара €вановна, присматриваЯсь к ‚иктории, было понимание, что
нельзЯ тут, среди этого неженского дела, задерживатьсЯ надолго, иначе и сама
не заметишь, как превратишьсЯ в железЯку.
Ћна уходила по беременности, но на родившейсЯ девочке не остановились,
вслед за первой беременностью решились под запал на вторую -- и ушла совсем.
Њаленьких надо было устраивать в Ясли -- и устроила бы, упорства ей не
занимать, но как представишь: утром чуть свет бегом тащить их, полусонных,
силою вырванных из постели, одну на своих ножонках, упирающуюсЯ и
всхлипывающую, второго на руках, а потом вприпрыжку на работу, вечером надо
вовремЯ поставить машину, вовремЯ забрать ребЯтишек домой, а что такое на
разъездной грузовой машине "вовремЯ", там все часы, весь порЯдок кувырком;
как представила все это, надрывающее ребЯтишек и себЯ, и с решительностью,
привыкнув все делать решительно, устроилась рЯдом с ними нЯнечкой. Џосле
шоферов -- попки вытирать; после мужской, полетной удалой работы --
внаклонку, чуть не ползком, в глухих стенах, всегда с мокрыми руками; после
упругого, струйного, песенного звука мотора -- беспрестанно вЯзкий и
надрывный крик. "Ќу, развели опЯть ораторию", -- добродушно ворчала
заведующаЯ, рыхлаЯ и томнаЯ бурЯтка с печальными глазами и больными ногами,
по имени Ћлимпиада €ннокентьевна, всегда, зимой и летом, кутавшаЯсЯ в
пуховую серую шаль. ’амара €вановна, толком не знаЯ, что такое ораториЯ,
воображаЯ только, что это должно быть что-то громкое и напыщенное, что
поетсЯ в театре, полюбила это слово; пройдет три года, она сама подниметсЯ
до заведующей и, точно так же входЯ в ползунковую группу, с которой начинала
и в которой никогда не стихал надсадный ор, будет с удовольствием повторЯть:
"ђазвели опЯть свою ораторию" и с насмешкой смотреть на себЯ в большое, в
рост человека, дымного стекла зеркало в прихожей, не переставаЯ удивлЯтьсЯ,
как она здесь оказалась. “ нее было острое, как у животного, чувственно
сильное восприЯтие жизни с необыкновенно развитым обонЯнием, перелившимсЯ,
должно быть, из глубокой древности, еще в детстве она различала запахи даже
в ключевой воде, которую пила; ей казалось, что она чувствует приближение
опасности из самого воздуха, когда он только еще занимаетсЯ тревогой, и
шесть лет, отданных садику, казались ей не жизнью, а робким и невнЯтным
топтанием возле жизни, словно ходишь, ходишь кругами рЯдом, а решимости
проникнуть внутрь не хватает. …й этого было мало, ее натура требовала
большего. Ќо что же! -- отслужить эту службу ради ребЯтишек надо было, и
’амара €вановна ни разу не позволила себе пожалеть о своем затЯнувшемсЯ
сидении с сопливыми ангелочками.
Џотом ребЯтишки пойдут в школу, и быстро рассеютсЯ у нее воспоминаниЯ о
ЯслЯх-садике, будто их и не было. ЋстанетсЯ в памЯти почему-то рослаЯ
грудастаЯ деваха …вдокиЯ с широким красивым лицом и тЯжелыми руками и
ногами, с напористым эхозвучным голосом, за который ее прозвали ‘ормовской
-- в честь знаменитого волжского завода. „усЯ ‘ормовскаЯ числилась
воспитательницей в садиковой группе и в свои восемнадцать лет нажила
закоренелую страсть не ставить ни во что мужиков. ‚сЯкий раз, изготавливаЯсь
к атаке, она находила против них столь серьезные доводы, что спорить с нею
было трудно. џсельные и садиковые группы соединЯл тоннелеподобный полутемный
кирпичный коридор с узкими и высоко задранными бойницами окон, гулкий и
неуютный, из него и выплывала …вдокиЯ с припухшими от скуки большими
ленивыми глазами, не знавшими краски. …е тут же кто-нибудь поддевал:
-- Ќе влюбилась, ‘ормовскаЯ? Ќикакой мужчина еще не зауздал тебЯ,
кобылицу?
-- Њуж-чина, -- презрительно растЯгиваЯ слово, „усЯ кривила полные,
аккуратным ровиком располагавшиесЯ вокруг рта губы. -- ‚ы только посмотрите:
мужчина... Ђ почему мужчина? ќто слово женского рода. †енщина, к примеру,
это она, она и есть женщина. € мужчина тоже она, а не он.
-- Љак же не он? Ђ кто? —то ты городишь? -- обЯзательно находилсЯ
кто-нибудь, и не из девчонок, а из поживших, пожилых баб, кто тут же
втЯгивалсЯ в спор.
„усЯ неторопливо выбирала место, где шевелЯщихсЯ под ногами карапузов
было меньше, прочно устанавливалась на нем раздвинутыми ногами под короткой
юбочкой в обтЯжку и принималась вразумлЯть:
-- Ќазвание-то не мужское. Џосмотрите. Њуж-чина. ‘карлатина с таким же
окончанием -- это она, скарлатина. ‘котина -- она. ™етина, ангина, равнина
-- все она...
-- „ружина, дрезина, резина, калина-малина, стремнина, осина... --
наперебой начинали подсказывать воспитательницы.
-- Џропастина, образина, кручина, лучина, пучина, картина, турбина...
-- ‚от! -- торжественно провозглашала „усЯ. -- € что из этого выходит?
Ќа „усю смотрели насмешливо и обескураженно: в самом деле что-то не то
выходит. Џолзунки и те, взволнованные собранием, задирали головы и
застывали.
-- Ќе может быть! -- подавалсЯ опЯть голос в защиту мужчины. -- „олжны
быть мужские слова.
-- ѓовори, если должны быть.
-- ‘разу на ум не приходЯт.
-- € не придут. Ќету таких слов. ђусский Язык давно разобралсЯ с этим
мужчиной. Љисель он, студень... одно выражение мужское. ‚ыраженец.
-- …вдоки-и-Я! -- раздавалось из садикового отсека. -- ‘ормовска-а-Я!
ќй вы, Ясельки! ’урните вы ее от себЯ, чтоб место знала! •ристом-Ѓогом
молим: турните“ нее ребЯтишки убиваютсЯ, а она дурью своей бродит-трЯсет!
„усЯ сочувственно кивала на крик и выстанывала мощный, трубный вздох из
одной истинной правды. Ѓабам не хотелось отпускать ее победительницей.
-- —то ты так на них окрысилась-то? -- спрашивали ее. -- Љак на
вражину! —его тебе от них надо?
-- —его надо! Њужика хорошего надо. —тоб промЯл до кости, повытрЯс
гонор-то. ‘разу шелковой станет.
-- ђебЯтенков своероженых надо. ‚трескатьсЯ надо так, чтоб из глаз
искры сыпались.
„усЯ, уходЯ, отдразнивалась:
-- ’ю-тю-тю, тю-тю-тю. ЏрозЯвили жизнь попусту, а теперь оправдание
себе ищете.
...“шла ’амара €вановна из садика, когда вслед за ‘веткой подоспел к
школе и €ван. Ѓольше ей делать там было нечего. Ѓудто вместе с выросшими
дочерью и сыном вышла она из возраста, который доставлЯл удовольствие и
терпение возитьсЯ с малышами. Љак у роженицы поЯвлЯетсЯ грудное молоко длЯ
кормлениЯ ребенка, а потом в свой срок исчезает, почувствовала она в себе
вычерпанность от долгой нутрЯной истЯги. Ѓудто однообразные и
невыразительные круги крутила над солнечной сердцевиной жизни. ‡ахотелось
движениЯ, жизни, физической усталости от здоровой работы.
* * *
“тром, так и не приклонившись к подушке, она поднЯла ЂнатолиЯ рано:
надо было что-то делать. Ћн, поспавший, но невыспавшийсЯ, пил крепкий чай и,
зеваЯ, оглаживаЯ лицо, снимаЯ с него сон, одурь и нерешительность, сидЯ в
кухне напротив окна, угрюмо смотрел в него по тополЯм, только-только
выпустившим зелень. ‚оздух, окаймлЯвший ее, был фиолетовый, без солнца.
Џодошла ’амара €вановна и села напротив.
-- Ќу что, отец, делать будем? -- требовательно спросила она, выставив
руки и сцепив пальцы в замок.
-- Ќе знаю, мать, -- в тон ей ответил он и отвел глаза. -- Ќе знаю.
Ћна посидела еще, маЯтно откидываЯсь назад и оборачиваЯсь к окну, возле
которого ночью высмотрела глаза до синЯков под ними, и вдруг стукнула
кулаком по столу, крикнула в никуда:
-- „а как же так!.. -- и вышла, удивленнаЯ собой.
Ђнатолий соскабливал с лица выросшую вдвое гуще за вчерашний вечер
щетину, когда позвонил „емин. Ћн даже и вопроса не задал, ждал, что скажут.
-- Ќету пока, -- сказал Ђнатолий каким-то новым, прыгающим голосом.
-- џ у себЯ буду, в киоске, -- объЯснил „емин. -- …сли часам к десЯти
пришлете мне кого-нибудь из девчонок... лучше ту, котораЯ видела его
вблизи... Њы бы с ней прошлись по рЯдам.
-- ЏонЯл.
€ван спал, поднимать его не стали. ‘пал он на узком и длинном диване,
занимавшем в проходной комнате, котораЯ считалась гостиной, почти всю
лобовую стену, едва оставив место длЯ двери в ‘веткину комнату, сейчас
прикрытую... „верь в родительскую спальню была слева, в двух шагах от
дивана, из нее и падал свет на погруженного в сон парнЯ. Ћкно в гостиной
оставалось зашторенным. €ван развалилсЯ на спине, свесив правую ногу и чуть
покачиваЯ ею, точно баюкаЯ себЯ; лицо с тонкой девичьей кожей подрагивало --
как от пробегающих сновидений. ’амара €вановна постоЯла возле него, слепо и
натужно всматриваЯсь: вот он здесь, а где сейчас ‘ветка? -- и решительно
направилась к выходу.
Ќа улице уже было людно -- торопились на работу. Ќа остановке стоЯли
большой покорной толпой, развернувшейсЯ влево, откуда ждали троллейбуса.
Ѓеспрерывным потоком, припускаЯ и с ходу приседаЯ, катили машины; поток этот
где-то впереди запрокидывало и разворачивало второй стороной улицы обратно.
Ќебо в дымчатом, тонкорунном покрове быстро белело и таЯло, взблескиваЯ
голубыми провалами. ’роллейбус постоЯнно дергало со скрежетом, плотно, один
к другому, стоЯщих в проходе грузно раскачивало, оживлЯло до вскриков.
‚торой троллейбус, в который пересели возле кинотеатра на пересечении двух
потоков, заполнен был пожилым энергичным народом -- дачниками, выбиравшимисЯ
за город. Ћни без стеснениЯ перекликались, громко обсуждали пользу лунного
календарЯ длЯ посадок на грЯдках, уговорили кондукторшу, вьюном вьющуюсЯ
среди них молодую низкорослую девчонку с хриплым голосом, притормозить
троллейбус между остановками, откуда было ближе до пригородного автобуса, --
вели себЯ, словом, как именно те люди, дело которых абсолютно правое. €
ехали в двух троллейбусах не более получаса, а уж небо очистилось, последние
кудрЯшки с облаков стЯгивало за горизонт за рекой. ‘олнце открылось,
трепетала от его тЯги мелкаЯ, еще не раскрывшаЯсЯ листва на тополЯх и
кленах, и стоЯл в них воробьиный гвалт. „ень обещал быть жарким.
Ќашли опЯть общежитие длЯ малосемейных, в котором ночью побывал
Ђнатолий. ЏоднЯли опЯть старика, хозЯина однокомнатной квартиры в конце
правого коридорного рукава на третьем этаже. Љоридор был узкий, запущенный,
с закопченными избитыми стенами, доведенными до такого отчаЯниЯ, когда на
них поЯвлЯютсЯ неприличные надписи. ‡апущенной оказалась и маленькаЯ
квартира, где все было стеснено до последней степени -- и комнатка, и
кухонка, и низко нависал потолок, и тускло смотрели в улицу всего два
окошка. ‘тарик стоЯл перед ними в донельзЯ заношенной, сетчатой от дыр,
майке и в щеголеватых спортивных штанах с фирменными надписЯми вдоль по
штанинам. ‹ицо заросшее, неглупое, мелкие слезЯщиесЯ глаза в мутной рЯске.
-- —то не спрашиваешь, кто идет? -- напористо начал Ђнатолий. -- €ли
все, кому не лень, к тебе идут?
-- ‚се идут, -- скрипуче и спокойно отозвалсЯ старик и продолжал
смотреть на ЂнатолиЯ.
-- џ ночью у тебЯ был... не помнишь?
‘тарик нехотЯ вспомнил, махнул рукой, чтобы проходили, проследовал
поперед по коридорчику в два шага и скрылсЯ за дверью в кухне, зашумел там
водой. ‚ комнатке ’амара €вановна мгновение осматривалась, решительным
движением поднЯла с пола валЯвшуюсЯ на боку крепкую, выкрашенную зеленой
краской табуретку, увидела, что сиденье чем-то, должно быть топором,
истерзано до щепы, с брЯком вернула ее в прежнее положение и опустилась на
нее -- будто подсеклась. Џеред нею был журнальный столик с остатками еды на
газетах, и она, прЯмЯ спину, отшатываЯсь, все смотрела и смотрела неотрывно
на засохшие куски хлеба и вспоротые консервные банки. Љончики ее рта,
выдаваЯ сильное волнение, подергивались.
‚ышел старик, приободренный умыванием, с продравшимсЯ из глаз взглЯдом,
в постельном ворохе на низкой лежанке за журнальным столиком отыскал рубаху,
котораЯ ночью служила ему наволочкой, повертел ее, донельзЯ изжульканную и
засаленную, в руках и кинул обратно. Ђнатолий продолжал торчать на ногах;
старик все так же неторопливо, не терЯЯ какого-то последнего достоинства,
сгреб ночные трЯпки в угол лежанки и пригласил:
-- ‘адитесь. ‚ ногах правды нету.
-- “ тебЯ тут ее ни в чем нету. -- Ђнатолий продолжал говорить
требовательно, напористо.
-- “ менЯ тут одинаЯ правда, -- не согласилсЯ старик, вздергиваЯ голову
в сторону одного угла комнатенки, потом другого. -- ‚ таких хоромах врать не
тЯнет. „а и вообще... кто теперь самые честные люди? Љто до краЯ дошел.
Џолзают как черви, портЯт картину, но если украл кто у такого же, как он
сам, две пустые бутылки... спроси его: украл? "“крал", -- скажет и отдаст
две пустые бутылки обратно. Ђ к другому, к серьезному воровству нашего брата
не подпустЯт, за нашим братом такой надзор, будто это он и съел великое
государство.
-- €з интеллигентов, что ли?
‘тарик покивал Ђнатолию:
-- €з них. џ понимаю вашу иронию: любить их не за что. џ тоже их не
люблю. Ќо Я-то больше из разночинцев буду, -- поправилсЯ он с усмешкой,
показавшей редкозубый рот. -- Њного чинов перебрал. Ђ вот друг мой... это он
здесь хозЯин, не Я... он из интеллигентов, из них, да... бывший
интеллигентный человек.
-- ’ы не хозЯин? Ђ где хозЯин?
-- Ђ помер, -- весело сообщил старик, переводЯ засиЯвшие глаза с
ЂнатолиЯ на ’амару €вановну. -- Њы с ним друзьЯ были не разлей вода, -- он
хохотнул, сделав ударение на последних словах. -- ‚месте приходили, вместе
уходили. ‚месте об землю падали, вместе на ноги подымались. Ћдин раз было...
вместе по лесенке скатились. “ одного праваЯ щека рассеченнаЯ, у другого
леваЯ. Џожалуют к нам гости, мы рады. Џриедут, придут -- уходите, старики,
на два часа. Ђ то на всюю ночь. „енег дадут... уходим. ’олько скажем: ключик
оставьте у дежурной, внизу. € дежурную побалуйте, она старица беднаЯ,
конфетку любит. Ђ летом хозЯин, друг мой, помер... Ћн был до того одинокий,
что совсем без родни жил.
ЂнатолиЯ передернуло. ‚зглЯдываЯ на ’амару €вановну, неподвижно и прЯмо
застывшую на боковине лежащей табуретки, он продолжал допыты-ватьсЯ:
-- Ђ ты, значит, выдаешь себЯ за хозЯина и живешь в его квартире?
-- џ ни за кого себЯ не выдаю, -- с удовольствием отвечал старик. -- џ
прихожу и ухожу.
-- € никто не догадаетсЯ турнуть тебЯ отсюда? ђазвел притон и доволен?
’амара €вановна перебила мужа, рывком подаваЯсь к старику:
-- Ђ вчера... вчера на сколько было сказано уйти?
-- ‘казано было: до восьми часов. џ уж в сумерках пришел -- фатера моЯ
свободнаЯ.
-- ‘колько их было? -- опЯть ’амара €вановна, уже подымаЯсь.
-- Ђ комплект. „ва парнЯ, две девчонки.
Ђнатолий поправил, замираЯ:
-- Ћдин парень, две девчонки...
-- Љак так? Ћдин парень две девчонки попервости пришли, второй парень
потом подошел, Я еще тут был.
Ђнатолий содрогнулсЯ так, что подскочили плечи:
-- “бивать надо таких!..
-- „а надо бы, -- согласилсЯ старик и уступил дорогу: гости торопливо
уходили.
Ћбманула подружка ‹ида. Џоймали на вранье, пригрозили милицией, она
чуть добавила правды, чтобы звучало убедительней, и все-таки обманула.
Ѓросились, поймав частника на зеленой "Ќиве", опЯть в микрорайон, долго
звонили во входную дверь, за которой жила подружка, принЯлись колотить в нее
кулаками -- открыла наконец заспаннаЯ, в тЯжелой полудреме от чего-то
дурного, мать подружки, не сразу признала в ’амаре €вановне и Ђнатолии
ночных пришельцев, а вглЯдевшись, признав, не говорЯ ни слова, развела
руками: нет ‹иды. Џокорно пропустила мимо себЯ рванувшегосЯ вперед, уже
ничему не верЯщего ЂнатолиЯ и не пошла за ним, ждала, привалившись со
сморенными глазами к стене, пока не выйдет. ’ак и стоЯли по разные стороны
распахнутой двери две матери, не глЯдЯ друг на друга и не понимаЯ уже,
почему они так стоЯт и что происходит.
Ќет, сколько ни откладывай, а надо заЯвлЯть в милицию. —астник,
толстогубый мужик лет пЯтидесЯти, с иссеченной в мелкую сеточку кожей на
толстом лице, истомившийсЯ за дорогу в микрорайон от тЯжелого молчаниЯ,
когда дальше адреса разговор не пошел, встретил своих пассажиров вопросом:
-- Ќету?
-- Ќету, -- сказал Ђнатолий.
-- Ђ чего нету? -- оживлЯЯсь от ловкости, с какой поймал он молчунов на
крючок, подхватил частник, оборачиваЯ к своим пассажирам на заднем сиденье
плутоватое лицо.
-- Ђ ничего хорошего, землЯк, нету.
’амара €вановна сразу опЯть оцепенела, уставившись глазами прЯмо перед
собой на дорогу. Ќо ничего, кроме воспаленного солнечного пЯтна, прыгающего
перед машиной, она не видела. ‚нутри, там, где полагаетсЯ быть чувствам,
сменЯющим одно другое, залег камень, и он начинал раскалЯтьсЯ. Ћна физически
ощущала этот нагрев от пыточного огнЯ. ‚ерилось, что можно еще отодвинутьсЯ
от него, что длЯ этого надо лишь сделать усилие над собой, но не было
никакого желаниЯ искать себе облегчение.
Џотом она долго будет вспоминать это мгновение. ‚друг какаЯ-то
торопливаЯ и вороватаЯ истома, невесть откуда взЯвшаЯсЯ, ворвалась в нее,
пробежала сверху вниз от груди на живот и, настегиваЯ себЯ, напетливаЯ
холодными лапками, закружилась там, пока не нашла ход и не скользнула в
него, пронзаЯ жутью. ’амара €вановна замерла, такого с нею не бывало. Ћна
перегнулась в животе, чтобы придавить этот мышиный катышок, но продолжала
чувствовать, как схватками ноет и ноет внутри, опускаЯсь все глубже и
неприЯтней. ќто происходило с нею и в ней и как бы не в ней, как бы в
какой-то скрытой раздвоенности и повторенности, в каких-то притаенных
створках, до этой поры не дававших о себе знать. Љатышок все металсЯ, все
тыкалсЯ в стенки и точно раздвигал их, в исподе чутливо отыскивал свой
испод, проникал внутрь, затихал ненадолго и вдруг суматошно принималсЯ
кружитьсЯ, как бы догонЯЯ свой хвост и заполнЯЯ круговоротом норку -- и от
этого крутЯщегосЯ клубка, пускающего электричество, по всему телу
проносились колючие пронизи. ’амара €вановна всЯ сжалась от переполнЯвших ее
гадливости и испуга: откуда-то ведь это должно было взЯтьсЯ? —то это,
откуда, почему? Ћна уже готова была остановить машину, чтобы выйти и хоть на
голову встать, но стрЯхнуть с себЯ эту пакостливую тварь, но постепенно
стало отпускать, постепенно под руками, сдавившими испуганное место,
наступило затишье.
‚озле дома ’амара €вановна вышла из машины одна, Ђнатолий поехал на
рынок к „емину. Љогда требовалось идти на что-то совсем уж тЯжкое, она
невольно нагибала голову, изготавливаЯсь пробить ею любую стену, -- так и
теперь, набычившись, она решила, что телефонные звонки возьмет на себЯ. Ђ уж
после... € после того, как повидаютсЯ с „еминым, после того, как ничего
другого больше не останетсЯ, пойдут подавать в розыск.
ќто походило на веревочную лестницу, раскачивающуюсЯ на убийственной
высоте, по ней, не сорвавшись, надо поднЯтьсЯ на твердую площадку с
поручнЯми. “строившись перед тумбочкой с телефоном на детской табуретке,
которую мастерили когда-то длЯ нее же, длЯ ‘ветки, ’амара €вановна набирала
номер за номером, слушала резкие, требовательные гудки, доставлЯющие ее в
разные концы города, потом отзывалсЯ голос, всегда женский и всегда
недовольный, который заставлЯл ее однообразно думать: "‘тервы же мы, бабы!"
-- голос на минуту-две отступал, перебираЯ бумаги, и со сдержанной,
подобревшей переменой от результатов поиска сообщал: "Ќету такой". …ще одна
ступенька извивающейсЯ под ногами веревочной лестницы оставалась позади:
‘ветки в этой больнице не было. …е не оказалось ни в одной больнице, которые
перебрала ’амара €вановна, и, дав себе передышку, она осторожно и тупо, не
надавливаЯ на слова, жевала не ахти какой мысли жвачку: "Ђ хорошо ли это,
что ее там нет? Ќе лучше ли было бы, если бы какаЯ-никакаЯ, а была?"
Ћна снова взЯлась за телефон, и веревочнаЯ лестница под нею закачалась
еще сильней от порывов ветра, поднЯтого словом "морги". ’амара €вановна
нашла его в справочнике, выписала с четырех столбцов цифры, на разный манер
повторЯющие его, и принЯлась накручивать на диске эти цифры, гулко
отдающиесЯ в сердце и в той пустоте, куда они улетали. ’еперь отвечали
молодые мужские голоса, ни один из них не был ни пьЯным, ни ироническим, но
трое, как машины, произнесли совершенно одинаковое "не присутствует", а
четвертый, должно быть постарше, взЯлсЯ объЯснЯть, что девочки этого
возраста к ним попадают так редко, что, можно сказать, не попадают совсем.
‘одрогнувшись от перенесенного испытаниЯ, ’амара €вановна поднЯлась с низкой
табуреточки, ноги ее, затерпшие в неудобной позе, заплелись, и она едва
успела ухватитьсЯ за диван. ’ак и ткнулась лицом в измЯтые €вановы простыни,
стоЯ на коленЯх, бессознательно потеребила их в руке, вспоминаЯ, когда она в
последний раз видела сына, и, встав на ноги, с тЯжелым и пристальным
вниманием осмотрелась вокруг, как в незнакомом месте. € уходила -- будто
спЯчивалась от чего-то, по-хозЯйски расположившегосЯ в квартире... Ћна не
могла понЯть, почему €ван, парень аккуратный, так же, как и ‘ветка, не
прибрал за собою постель и выскочил куда-то в такой спешке, что, похоже, не
помнил себЯ.
* * *
‘колько помнила себЯ в детстве ’амара €вановна, кормились они лесом да
Ђнгарой. Љормились во всех смыслах, потому что отец был лесничим; огромные
владениЯ, числЯщиесЯ за лесничеством, располагались на левом берегу Ђнгары,
а деревнЯ лежала на правом, в тех местах, где балаганскаЯ степь переходила в
тайгу. “же через пЯть-шесть десЯтков километров тайга побеждала полностью,
только и оставалось от степи, что большие полЯны, отороченные березой,
клином вонзающиесЯ в леса, с высокими травами длЯ покосов. Ќо в тех местах,
за пЯть-шесть десЯтков километров по сбегу Ђнгары, ’амара €вановна не
бывала, она знала только левобережную тайгу, котораЯ и напротив степных
раздолий стоЯла сплошной стеной. ‡десь тоже поднималась вода, и селениЯм
тоже пришлось перекочевывать, но, в отличие от низовий, недалеко, распах
запруженной в Ѓратске Ђнгары здесь уже терЯл свою мощь. € Ђнгару не
перестали называть Ђнгарой, в море, хоть и рукотворное, разливом она не
вытЯгивала. ’олько очень изменилась, запустила и зарыхлила свои раздвинутые
берега, затЯнула песочек тиной, извела родную рыбку -- хариуса да ленка, при
воспоминании о которой бежала слюнка, остановила свой бег, постарела. Ќо
переселение деревни не оставило тЯжелых впечатлений: в тех же жили избах, в
том же порЯдке стоЯли улицы. € небо осталось в том же растЯге, без углов и
запаней, какие поЯвлЯютсЯ над искривленной землей.
Ћтец ’амары €вановны €ван ‘авельевич ђадчиков прошел войну
счастливчиком: два ранениЯ, и оба легкие, домой вернулсЯ в
целости-сохранности, жену взЯл из деревни неподалеку, из —ичково, об этой
деревне говорили, что там девки "чичкастые". Ћн умел все -- и плотничать, и
слесарить, и выгнуть лодку, и управлЯтьсЯ с любыми машинами, и брать зверЯ,
и прийти ему на помощь в тЯжелые снежные зимы, и ночевать в снегу в клЯщие
морозы, и сложить печку, и затЯнуть песню. ‘ын такого же многорукого отца,
он перенЯл от него умелость и сметку с той же наследственной легкостью, как
черты лица. Ѓыл несуетлив, приглЯдист, учил дочь: "’ы сначала нарисуй себе в
голове, что надо сделать, до всЯкой загогулины нарисуй, а уж опосле и берись
без оглЯдки". € еще наставлЯл: "‚сЯкое дело имеет свой ход, его чуЯть надо.
ЏоторопишьсЯ -- сЯкотак может выйти, задержишьсЯ -- размер сорвешь. ‚сЯкое
дело надо в свой размер уложить".
Ћтец без скидки учил свою ’омку тому же, что давал сыновьЯм. Ћдин брат
был старше ее на три года, второй на два года моложе. „очь принЯлась льнуть
к отцу рано, еще не опали ангельские крылышки за плечами, почуЯв чистым
сердечком его доброту и покладистость и разглЯдев особое непрекословие в
отношениЯх с матерью. Њать была упрЯмой, вспыльчивой, от нее "летели искры",
и отец не однажды острил, что ему спички не нужны: "„ети, где мои папиросы,
прикуривать буду от нашей ‘тепаниды Џетровны". Ћн подтрунивал над матерью,
что без него она, "чичковскаЯ столбоваЯ дворЯнка", кипЯтитсЯ больше, а он
действует на нее успокаивающе. Ѓыло, конечно, наоборот, но даже опытнаЯ по
части его проделок мать становилась в тупик перед его непробиваемой
безмЯтежностью. “ отца было свое объЯснение того, как, каким макаром и до
деревни докатилась мода в семьЯх командовать бабам. Ћн считал, что произошло
это от смертельной усталости мужиков, воротившихсЯ с фронта и свалившихсЯ
без задних ног подле своих баб. € вот пока фронтовики от чистого сердца и не
чуЯ беды дрыхнули, бабы успели заседлать их и давай рвать губы железной
уздой. "‚от та-ак", -- горько вздыхал €ван ‘авельевич и поводил своей
крупной, под машинку выстриженной головой, проверЯЯ степень свободы. Ћтец
взЯл за правило в споре не добиватьсЯ своего, он своего добивалсЯ за спором,
кружным путем, и мать не замечала, как, каким образом она опЯть скатывалась
с высоты, на которой только что гордо крылила, и опЯть шла на приступ. Ћт
этой новой атаки отец принимал такой несчастный вид, что дочь приходила в
восторг, в восторге била ножкой о пол или забавно, надуваЯ и без того
толстые щеки, закатив глаза и пришлепываЯ губами, фыркала как-то странно и
резко, по-совиному. Њать бросалась ее успокаивать, а отец исчезал и
оставалсЯ при своих интересах.
-- ’ы знаешь, ‘тепа, -- говорил он чуть погодЯ миролюбиво, -- ’омка у
нас в тебЯ. “ нее будет сильный характер, на ней не поездишь.
•арактер у ’амары €вановны, и верно, был материнский, но как бы
обработанный отцовскими инструментами, всЯкими там крошечными напильниками,
наждачными шкурками, лобзиками -- всем тем, что в огромном количестве,
частью приведенном в порЯдок, а частью разбросанном как попало, жило в
мастерской. € все же там, внутри характера, находилсЯ кремень. ‘ годами она
научилась управлЯть своим настроением, оно не вспыхивало и не взрывалось
разом, как молниЯ и гром, а натЯгивалось, подобно мороку, постепенно и
шумело без накала.
‚ двенадцать лет дочь хорошо стрелЯла из тозовки и из берданки, в
четырнадцать села за руль лесхозовского "уазика", через год освоила трактор,
сначала колесный "Ѓеларусь", затем гусеничный „’-54. €, начинаЯ с пЯтого
класса, стала учитьсЯ хуже, хотЯ и без двоек, и так до последнего, до
восьмого. ‚ школе ей было неинтересно, хотелось воли, движениЯ,
удовлетворениЯ практического интереса, приближениЯ к опасности; в школе она
отбывала повинность, котораЯ чем дальше, тем становилась тЯжелей. ‚
последние деревенские годы очень сдружилась с младшим братом, Ќиколаем; в
семье про него говорили, что он не от мира сего: мЯгкий, затаенный, с
постоЯнной задумчивой улыбкой и продолжительным взглЯдом. ‹юбил уплывать с
ружьем за Ђнгару и совсем еще мальчишкой уходить в тайгу с ночевкой, а то и
с двумЯ, стрелЯл редко и особо скроенную свою душу заполнЯл тихими и
тревожными наблюдениЯми. Ћднажды пропал кобель, который был ему за друга,
Љурган, и он, как по увиденному, пошел за двадцать верст к ‘ухому ручью и
вынул его из петли на медведЯ уже бездыханного, а после этого заболел и
провалЯлсЯ в горЯчке неделю, не изъЯвлЯЯ никакого желаниЯ подниматьсЯ. Ћтец
стал смотреть на него с печалью: непонЯтный, скрытный вырастал мужик,
впустивший в себЯ неизвестное терзание. ’амара €вановна запомнила на всю
жизнь, как он сказал при ней, ни к кому не обращаЯсь, ни от кого не ожидаЯ
ответа, с подступившей самотеком тревогой:
-- Ћдна в парнЯ пошла... хорошо ли это? Ћдна в парнЯ, а другой -- в
кого? —то же вы, детки родные, из себЯ-то повыбирались, как из дырЯвого
мешка?
Ќо эти слова еще больше подтолкнули ее к Ќиколаю. Ћн читал книги, и она
принЯлась читать, пересказываЯ ему из своих книг самое интересное, доставшее
ее до сердца. ‘тарший брат, ‚асилий, не понЯл бы, да он и далеко жил от
надуманных книг, занЯт был серьезными практическими делами и наперед выкроил
свою судьбу. Љак выкроил, так потом и сбылось. ‘начала в город в техникум,
затем армиЯ, после нее завод и заочнаЯ учеба в политехническом институте,
диплом инженера и со временем должность начальника цеха. Ќа ЌиколаЯ он
смотрел как на мЯмлю или как на порченого; старше ЌиколаЯ на пЯть лет, он
чутьем сумел угадать в парнишке расстроенность, котораЯ может испортить
жизнь. ’амара брала младшего под защиту, а это, как водитсЯ по таинственным
законам взаимоотношений, дало ‚асилию право не стеснЯтьсЯ: уж если
защищаешь, то надо, чтобы было от кого защищать.
‹есничим тогда каких только планов не давали: и веники вЯзать, и сок
березовый набирать, и травы целебные, и грибы, Ягоды, орехи. ќто помимо
того, что надо было косить сено, рубить осинник длЯ зверЯ на случай снежной
зимы, ставить зимовьЯ, торить тропы, делать подсечку, отводить лесосеки,
много чего еще из основной работы. ‚се лето всЯ радчиковскаЯ семьЯ, кроме
матери, не выходила из леса, там, на лесхозовском подворье за Ђнгарой, и
жили, там и банЯ стоЯла с каменкой, ухавшей таким жаром, что кожа, как под
иголками, потрескивала и волосы на голове секлись. Ќо как хорошо было в
Ягодниках и сосновых пустошах, державшихсЯ недалеко от берега, чтоб
подгонЯть рыжик густыми, дающими рост туманами; как ловко и ладно смотрелись
’амаша и Ќиколаша, когда, подобранные, одноростые, круглолицые, в форменных
темно-зеленых куртках и штанах, заправленных в кирзовые сапоги, с
непокрытыми русыми головами и с горбовиками за спинами, вставали они на
тропу и оборачивались к Ђнгаре, чтобы видеть деревню на том берегу, где
оставалась мать.
‚от так бы и всегда, не дальше этой тропы. ’ак бы устроитьсЯ, чтоб по
утрам, вставаЯ на нее, оборачиватьсЯ на родную деревню и ступать потом
уверенно, как под благословением. Ќо тропа длЯ деревенской молодежи уже
набита была в другие тайги. Џервым ушел по ней ‚асилий, через два года
засобиралась и ’амара. Ћтец на проводах выпил больше, чем обычно, и
прослезилсЯ. ‚ вымощенной плахами ограде он отвел ее к заплоту, за которым
начиналсЯ скотный двор, встал напротив и, покачиваЯсь, размахиваЯ перед
своим носом разбухшим от работы указательным пальцем, точно не ей указывал,
а себе, отрывисто говорил:
-- ’омка, помни, помни, куда едешь. ’ам пропасть -- что плюнуть! ’ам
только споткнись -- разотрут тебЯ и не заметЯт. „ержи там себЯ в уме и
строгости. Ѓудешь держать -- тебЯ же и уважать станут. Ђ нет -- и тебЯ нет.
-- Ћн вытер ладонью глаза, откашлЯлсЯ и вдруг совсем трезвым голосом
продолжил: -- Ќу а мы потом куда? Љолька уедет -- что тут нам делать? „лЯ
кого все это? Љольке-то совсем бы не надо уезжать. ‚ыберет там себе
стерву... это уж обЯзательно, таким, как он, это на роду писано... и будет
она на нем безвылазно ездить...
Љак в воду глЯдел €ван ‘авельевич. “ехал в свой черед и Ќиколай,
поселилсЯ под €ркутском, и в том же поселке купили себе потом дом отец с
матерью. Ќа глазах у них и тЯнулась тЯжелаЯ подневольнаЯ жизнь ЌиколаЯ с
криками, слезами и бесконечными ультиматумами, то сходились, то расходились,
то прибегал он среди ночи в домашних тапочках, то занимал деньги, чтобы
купить себе возвращение к ребЯтишкам. ‡атем свалились и вовсе дурные
времена, ни работы не стало, ни денег. ‡а три месЯца до того, как случитьсЯ
у ’амары €вановны несчастью с дочерью, дошел Ќиколай до последнего отчаЯниЯ
и поднЯл на себЯ руки. Ќо выжил, притих под тЯжелым душевным гнетом и не
выходил из отцовского дома. Њатери к тому времени уже не было.
* * *
’о, что казалось страшным и непристойным, произошло обыденно и быстро.
Џодать заЯвление о пропаже собственной дочери -- да это представлЯлось
’амаре €вановне из себЯ вон, чтобы вытерпеть все оголенные расспросы,
Язвительные замечаниЯ и пугающие намеки. Ќичего похожего не произошло. „ень
был жаркий, час пополуденный в четыре, когда вЯзкое пекло и из камнЯ
выдавливает влагу и пригашает порывы. Ќо суббота есть суббота, и в отделении
милиции оказалось людно, возле перегородки, за которой сидел перед тремЯ
телефонами бравый сержант с багровым мордатым лицом и воловьим терпением на
этом лице, толпились люди и стоЯл гул. ‘тены в узком коридоре были облеплены
стоЯщими, возле дверей в кабинеты на выставленных обшарпанных стульЯх можно
было устроитьсЯ, лишь развернув ноги на сторону по ходу коридора.
Љаждое помещение имеет дух и вид той жизни, котораЯ в нем происходит. ‚
милиции, даже только что отремонтированной, даже только что отстроенной и
обставленной новой мебелью со всеми необходимыми длЯ справлениЯ закона
приспособлениЯми и удобствами, уюта создать нельзЯ. •оть мраморные колонны
ставь, выстилай пол дубом, а стены оклеивай персидскими мануфактурами, но
стоит только открыть хоть и хрустальные двери длЯ несчастного народа,
проходЯщего через милицию, и всЯ эта роскошь через две-три недели примет
скорбный и донельзЯ безутешный вид. Ќадышит несчастный народ своим горем,
обмусолит бедностью и лукавством, натрет домашними раздорами, обнажит раны и
Язвы. Ћт иных рассказов стены здесь трескаютсЯ и потолки качаютсЯ, от иных
криков привидениЯ мечутсЯ по коридорам. ’очно знают это все ответственные
люди и дают под милицию самые тесные, темные и бросовые помещениЯ: все равно
придет к тому же концу. € несчастные, вливающиесЯ сюда день за днем
беспрерывно, терЯют последнюю надежду и рвутсЯ скорее обратно на солнце или
уж дальше по этапу судьбы, но прочь от этой забившей воздух тревоги.
’амара €вановна и постоЯла в коридоре минут пЯтнадцать, пока Ђнатолий
пробивалсЯ к дежурному, но за это времЯ провели мимо группу ребЯтишек лет от
восьми до одиннадцати, имеющих варначий и веселый вид, очень довольных тем,
что их сграбастали и будут вести с ними воспитательные беседы, глубоко уже
погрЯзших в пороке, с мордашками, на которых впечаталась раннЯЯ опытность.
‚се они были с сумками, в которых что-то трепыхалось, в майках, с голыми,
уже черными от загара ногами, почти все обуты в спортивные разбитые
кроссовки -- точно собрались в пионерский лагерь имени „зержинского. Ѓыл
такой, ’амара €вановна помнила, и находилсЯ он неподалеку от поселка, в
котором теперь жил отец. ‘тарушка у противоположной стены, маленькаЯ и
сухаЯ, бодренько вертевшаЯ непокрытой головой с остатками примазанных белых
волос, шевелЯ губами, вздохнула им вслед. Џожилой, с трещинками, задиристый
голос от той стены, возле которой держалась ’амара €вановна, заинтересовалсЯ
старушкой:
-- —то, бабка, за пенсией пришла?
-- ‡а пенсией? -- она, должно быть, так много думала и говорила о
пенсии, что не удивилась вопросу. ‹ишь чуть замешкалась с ответом: -- ‚
тюрьму проситьсЯ пришла.
-- Ђ чего в нее проситьсЯ? ’ы, бабка, туда не торопись.
-- Ђ жить негде. ‚ыдавлЯют менЯ из фатеришки.
Џрошли двое: высокий плотный капитан в форменной рубашке с темным
пЯтном на спине и подпрыгивающий перед ним, заглЯдывающий ему в лицо и
торопЯщийсЯ что-то досказать хромой парень с собранными на затылке и
подвЯзанными волосами. Ћни свернули к лестнице на второй этаж, и уже оттуда,
с высоты, под отчаЯнный визг ступенек, послышалсЯ бас капитана:
-- ‘час зайдем -- чтоб не верещал. ‘иди и помалкивай. € глазки от стыда
опусти. џ буду говорить.
-- Ђ кто из квартиры-то выдавлЯет? -- продолжал разговорившийсЯ мужик с
надтреснутым голосом, и ’амара €вановна подумала: чего-то боитсЯ, страх в
себе заговаривает.
Ћна рассмотрела через головы, что Ђнатолий близко от дежурного, и стала
продиратьсЯ к нему. „ежурный никак не мог отвЯзатьсЯ от какого-то
образованного гражданина в синей тенниске, который, называЯ законы, все
говорил и говорил. „ежурный уже не слушал, поднЯв глаза вверх, и только
делал ему огромной рукой ленивые прощальные движениЯ.
-- —то у вас? -- спросил -- как подвинул к себе замешкавшегосЯ
ЂнатолиЯ.
-- „очь потерЯлась. Ћна...
„альше сержант не слушал. Ћн подтЯнул к себе дальний телефон, поднЯл
трубку и тою же рукой, не выпускаЯ трубки, принЯлсЯ набирать номер.
-- ’оварищ лейтенант? ‚ розыск. ЋтправлЯю к вам.
‚ кабинете на втором этаже, квадратном, с голыми стенами, за одним из
трех маломерных, как в школе, столов, сидел в одиночестве, упираЯсь животом
в столешницу, чернЯвый лейтенант и пил пиво. „вустворчатое окно было настежь
открыто, за ним в тупой бездыханности лежала улица. ‹ейтенант делал глоток,
ставил бутылку и наблюдал, как над горлышком вспучиваетсЯ пенистаЯ пробка.
-- Џишите заЯвление. -- Ћн подвинул бумагу, указал на соседний стол и
вздохнул: пива оставалось мало.
Џисал Ђнатолий, он еще мог хоть что-то объЯснЯть на бумаге, ’амара
€вановна не могла. ‡аЯвление занЯло полстраницы, но лейтенант долго в
задумчивости сидел над ним, не желаЯ расставатьсЯ с приЯтными ощущениЯми от
напитка, снова вздохнул, на этот раз очень решительно, подвинул к себе лист
бумаги и принЯлсЯ расспрашивать и записывать.
Ћбратно они уходили вместе с участковым, молодым толковым парнем, еще
не уставшим от службы и, по-видимому, добросовестным, считавшим, что он
должен знать ‘ветку, вспоминавшим раз за разом, какаЯ она, и все
ошибающимсЯ. ‚месте они по заданию лейтенанта должны были найти подружку
‹иду и прочесать все места, тайные и Явные, где могла находитьсЯ ‘ветка. Ќо
прежде всего решили заглЯнуть к „емину.
‚озле деминского киоска металась разлохмаченнаЯ, вспотевшаЯ и
испуганнаЯ подружка ‹ида. “видев подходивших ‘веткиных родителей, она острым
и бешеным голосом закричала:
-- ЏоймалиЏоймали!
-- ‘ветка где? -- закричала в свою очередь ’амара €вановна, схватив
девчонку и трЯсЯ ее, вытрЯхиваЯ из нее единственное, что нужно было ей
знать.
-- ‡десь, в милиции, котораЯ на рынке!.. ‚он там!..
* * *
„о замужества ’амара €вановна нередко смотрела на себЯ с удивлением и
тревогой. Ќо с еще большими удивлением и тревогой она о себе думала. ‚
деревне они жили в большом пЯтистенном доме, уходившем глубиной своей во
двор, где дочь и занимала дальнюю выгородку, долго остававшуюсЯ без дверей и
укрываемую тЯжелой бордовой шторой. € только года за два до ее отъезда отец
навесил двери, и выгородка принЯла наконец вид комнаты. ’уда втащили трюмо,
с облупившейсЯ с изнанки краской, косившее, рЯбившее, когда искали перед ним
красоты и опрЯтности, но продолжавшее служить. Џеред сном, закрывшись на
крючок, ’амара поднимала перед мерклым зеркалом ночную рубашку и
всматривалась в себЯ с тою удесЯтеренной пристальностью, с какой почти
всЯкаЯ девочка-подросток чуть ли не в таинственном обмороке следит в себе за
всеми переменами, возвещающими приближение женщины. Ќе больно она себе
нравилась: невысокаЯ, плотно сбитаЯ, с поднЯтыми плечами, ноги крепкие,
мускулистые, подлинней бы, подлинней, да и всю ее хоть чуть развернуть бы и
пустить повдоль. …й представлЯлось, что женщина всЯ, от начала до конца,
должна быть выстроена снизу вверх, к небу и солнышку, которое высоких,
поднЯвшихсЯ выше обычного порЯдка, приласкивает больше, и что даже клетки
женского тела должны напоминать вытЯнутые зерна ржи. ’огда они
чувствительней, нежней, радостней и притЯгательней.
Ќе сразу она смирилась с тем, что высокой ей не быть. Ќо и
"самоваристой" быть не хотелось, и кой-какие меры она длЯ этого принЯла,
кой-какие руководства длЯ себЯ составила. € не это теперь ее волновало,
когда в чем мать родила приближалась она к зеркалу. ќто происходило только
на самый первый взглЯд, входной. Ќо вот она входила, узнаваЯ себЯ и растираЯ
тело, готовЯ, оглаживаЯ его продольными движениЯми, и прикрывала глаза.
’ак хорошо было в этом томительном и чутком ожидании. Њедленной волной,
осторожно наплескивающей по бокам, проходила сверху вниз истома, пробуждала
глубины и низы, сладко закручивалась в каких-то теснинах, снова распускалась
и ответной волной, уже уверенней наглаживаЯ, шла вверх. ’ам все
натЯгивалось, замирало, струило, дыхание слабо колыхало ее откуда-то со
стороны, и, разбуженные, растворенные, наперебой пульсировали токи. Ћна всЯ
точно наэлектризовывалась, телесный цвет податливо переходил в мЯгкое
свечение -- и точно изнутри доносилась притаенного голоса почти беззвучнаЯ,
баюкающаЯ песнЯ: должно быть, она ее когда-то слышала:

’ихаЯ, тихаЯ
ђеченька текла.
ђечка, не бурли.
„ождика, дождика
Њного набрала.
Ћй люли, ой люли,
ђечка, не бурли.
‚оду свою светлую
Ќе му-ти.

…е волновала женскаЯ тайна, в ней же заключеннаЯ, но не то
физиологическое, тоже непонЯтное, жуткое, но и одинаковое длЯ всех, а то
невидимое, нутрЯное, более чувственное, чем физиологиЯ, запаленное особым
духом: или тихое, сонное, едва шевелЯщеесЯ, нежно перебирающее грудь, или
вдруг окрылЯющеесЯ, распирающее ту же самую грудь, поднимающее от волнениЯ
на цыпочки. ‘ловно что-то, не смеющее открытьсЯ, жило в ней, что-то
счастливое уже тем, что его чувствуют и ищут. Џесни она слышала из себЯ не
однажды, и все того же тонкого тоскующего голоса. Ћна терЯлась от мысли, что
она совершенно себЯ не знает. ‚се видимое имеет какую-то функцию, все пойдет
в дело, длЯ жизни и продолжениЯ жизни, но нельзЯ же всю женщину, сколько ее
есть, определить в постель и на кухню. Ћна всЯ туда не поместитсЯ, и не все
будет принадлежать мужу. Ђ что же есть то, что останетсЯ свободно, что-то
сверхчувственное, не плотское, держащее себЯ в чистоте, устраивающее
хозЯйский обход, ласкающее женщину, когда не хватает ласки, и тихо-тихо
перебирающее ее струны? Ѓывало, ’амара €вановна стыдилась себЯ перед этой
сокрытой в ней частью, где она возгораетсЯ не огнем желаниЯ, а огнем чистого
вдохновениЯ и всЯ-всЯ порывисто и неудержимо приготавливаетсЯ длЯ
счастливого подвига. Ћдна из многих и многих миллионов женщин, похожих на
нее, она, благодарЯ этой особой сверхчуткости, этой способности
самопроникновениЯ, могла считать себЯ единственной: такаЯ и не такаЯ,
кое-что есть и еще.
Ћтец, провожаЯ ее в город, прикинулсЯ пьЯным больше, чем был, чтобы
предупредить: до мужа, дочь, блюди себЯ как зеницу ока. ‘казал другими
словами, но что же было переводить: она понЯла их именно так и даже
обиделась на отца за то, что он заставил себЯ их говорить. Ќо наступило
времЯ, когда и ей пришлось повторить их длЯ ‘ветки; как же, ѓосподи, быстро
свершаютсЯ сроки, в которые суждено детЯм в свою очередь быть родителЯми
взрослых детей, выходЯщих на самостоЯтельную дорогу, полную ловушек. ‘ветка
выслушала ее, прЯча от стыда и неловкости глаза, но это-то так и должно было
быть: в таких понЯтиЯх они все остались недотрогами, даже Ђнатолий. ѓрубые
слова и бесстыдные разговоры не только не были заведены в семье, но сорвись
они у кого из посторонних, загремела бы гроза. „емин и тот побаивалсЯ ’амару
€вановну и, когда требовалось произнести незаменные слова, к восторгу тогда
еще маленьких ребЯтишек, принималсЯ нечленораздельно выдаивать их, после
чего, то есть после надругательства над его привычным Языком, „емина бил
кашель. ‘ приходом свободной жизни, когда из телевизора, как из волшебного
горшка, полезла каша, сострЯпаннаЯ из гадостей, а слово, чтобы остановить
ее, перевалившую через порог и забившую улицу, -- слово это потерЯли, ’амара
€вановна, недолго катаЯсь умом, грохнула телевизор о пол и вымыла руки.
-- Ќе перестарайсЯ, мать, -- сказал более спокойный Ђнатолий. Ћни, как
почти во всех семьЯх, где поднимаютсЯ ребЯтишки, невольно называли друг
друга "мать" и "отец".
Ћна отошла и заплакала, стоЯ перед окном и по-девчоночьи размазываЯ по
лицу слезы. €, как всегда после подобных взрывов, на весь день окаменела,
говорила медленно и тЯжело. ’амара €вановна тогда только что пришла работать
после детсадика на почту, и вид привозимых почтарЯм из типографии и с
вокзала красочных газет с неслыханными историЯми и невиданными картинками ее
потрЯс. †урналы шли не лучше; на обложках книг, продаваемых здесь же, на
почте, торчали красотки с задранными ногами и презрительными ко всему свету
ухмылками. Ћна пришла на почту по старой специальности -- телеграфистки;
изменились и тексты телеграмм: пошлости, скрытые и Явные угрозы, ругань,
какаЯ-то абракадабра, словно проверЯющаЯ, до каких пределов дозволЯют
дурость и издевательства. Ќо ничто больше не запрещалось, все шло открыто,
свободно, беспощадно будто торопились выЯвить всех безобразников, сколько их
есть, безобразиЯ их собрать воедино и уничтожить, а самих их отправить по
этапу... Ќо куда? ЋтправлЯть было некуда, не осталось ни одного угла, не
охваченного этой проказой.
‚ первые годы этой сошедшей с каких-то крутых гор грЯзной лавины ’амара
€вановна от бессилиЯ, от невозможности загородитьсЯ, убежать от этого
бурлЯщего, кипЯщего нечистотами потока, на гребне своем вздымающего
издевательское ликование, впадала в слезы: сдавливало грудь, боль
неподвижным валуном залегала внутри и на часы перехватывала дыхание. Ђ
поплачет, польет слезами испуганное сердце, погреет ими, горючими,
камень-валун, он вроде и подвинетсЯ, освободит дыхание. Ќо надолго слезами
спасешьсЯ? Ћна как-то поймала себЯ на том, что размышлЯет -- заплакать, не
заплакать? ‡начит, могла не заплакать, не поддатьсЯ бабьей слабости. Џочему
же в таком случае научилась поддаватьсЯ, обманывать себЯ, верить в невольное
облегчение, в истечение той горЯчей тЯжести, что забивает нутро? ‘лезами,
что ли, можно изгнать заместившее все и всЯ, превратившеесЯ в родителЯ,
учителЯ и государственного служащего бесстыдство? Ќет, все, хватит мокроту
разводить!
€ все чаще в поисках крепости, где можно было бы найти спасение,
вспоминала ’амара €вановна свою деревню на берегу Ђнгары, широкую луговину,
заставленную березой и сосной, в белой кипени майскую черемуху по обочью,
сладкий дух ее в деревне, черемуховые метели после цветениЯ, покрывающие
улицу белизной, высокое, вынашивающее землю под собой небо, а под ним на
закатной стороне разлив ангарской воды, тЯжелый и покорный, с глухими и
все-таки родными берегами. € все это сходилось в одно, переливалось, играло,
шумело, набегало друг на друга и расходилось, виделось отовсюду, откуда ни
зайди, приближало и подставлЯло под разглЯд все, что ни попроси... € все это
так Ярко, живо и больно влипло в ’амару €вановну, подобно коже, не знающей
забывчивости, что она боЯлась доискиватьсЯ, у всех ли такое бывает и не дана
ли ей эта неизноснаЯ памЯть в пытку. ‚о сне к ней несколько раз приходила
покойница мать и, оглЯдываЯсь, торопЯсь, чего-то боЯсь, рассказывала в свою
очередь о своей покойнице матери, бабушке ’амары €вановны, котораЯ чего-то
добивалась от матери ’амары €вановны. Ќикак нельзЯ было понЯть, чего она
добивалась, но жутко становилось оттого, что там тоже продолжаютсЯ какие-то
отношениЯ. ‚от так же приступами наплывала картина деревни и всего ее опоЯса
по полЯм, заречью и широким боковинам с огороженным выгоном длЯ скота. ’о
надвинетсЯ лесхозовское подворье за Ђнгарой и вытоптаннаЯ глубокаЯ сходнЯ к
воде, то однобокаЯ, с обломанным вторым отростом, береза напротив
деревенского дома, которую ветер треплет так, что изогнутой вершиной она
напоминает на древке полотнище. Ќо это еще понЯтно, это из памЯти. Ќо чудно
и непонЯтно было то, что ЯвлЯлось иногда или напрочь забытое, или не
бывавшее при ней вовсе, происходившее, должно быть, уже после ее отъезда.
‚от идет она по луговине энергичным шагом, деревнЯ и Ђнгара справа, слева
открывшиесЯ за оголенным леском выкошенные полЯ, воздух прозрачный,
по-осеннему стекленеющий, иглистый, подходит к одной из старых берез с
потрескавшейсЯ кориной и видит, что на нижний сук перекинута прЯлка. Ќу и
что? -- прЯлка да прЯлка, за ненадобностью вынесли и пристроили на показ --
может, кто приберет, чтоб не пропадало добро. Ќо не было прЯлки в прежних
видениЯх, а уж ’амара €вановна и в них, видениЯх, с такой памЯтливостью
исходила все тропки, что незамеченным ничто остатьсЯ не могло. ‘тали
поЯвлЯтьсЯ лица ребЯтишек, родившихсЯ на свет уже после нее. "’ы чей?" --
"‡ырЯновский". Љарапуз смотрит на нее с любопытством, он тоже удивлен
встречей с незнакомой тетей. "—ей зырЯновский?" -- "‹юсин". ’амара €вановна
долго перебирает в памЯти, есть ли у зырЯновских ‹юсЯ, и не вспомнит. Ќо,
стало быть, есть, если этот гражданин последнего деревенского замеса с такой
уверенностью называет свою фамилию и имЯ матери. џсно, что не из сказки они
взЯлись.
"‚се Ђнгарой пронесет -- и детство, и старость, и радость, и горе", --
философски изрекалось у них в деревне. € жизнь проносила, и долю намывала
новую, и такие сказки по камешкам насказывала, пока была проточнаЯ вода, что
только дивуйсЯ. ’еперь все на дно уходит, илом затЯгивает. ’амара €вановна
невольно задумывалась об этом, ей и впрЯмь казалось, что от того, какой
Ђнгара полнитсЯ водой, чистой и говорливой или тЯжелой, стоЯщей неподвижной
запрудой, зависит и наполненность ее поселенцев. „а, все уходит на дно
безразборно и безразлично. € что же потом из этого будет? —то за
месторождение, длЯ какой надобности оно станет разрабатыватьсЯ
непредставимым в далЯх будущего человеком?!
Њать была верующей, правда, без икон и молитв, но имЯ Ѓожье в обиду не
давала и поминала его часто. "Ѓогу надо показатьсЯ послушницей, -- внушала
она дочери, -- чтобы он заметил и взЯл тебЯ под защиту". ’амара была уже
большенькой. "Ќо как же Ѓог может всех нас знать? -- спрашивала она в
задумчивости. -- ‚едь нас много, прЯмо сплошные тыщи". € тут встревал отец.
“ него было свое объЯснение небесного учета земных дел. "Ђ мы все ходим воду
пить на реку, -- полушутЯ-полусерьезно, присаживаЯ голову, покивываЯ себе,
говорил он. -- Ѓез реки, без Ђнгары нашей, никто не проживет. Ђ все реки
мимо Ѓога протекают. Ћн в них смотрит и, как в зеркало, каждого из нас
видит. ЏонЯла?" —то же было не понЯть? Ћна кивала и замирала, уставив перед
собой неподвижный взглЯд. Ќо сколько потом вспоминались эти слова, как они
зацепили душу, когда по утрам открывала она кран в городской квартире и вода
застоЯвшейсЯ пружинистой струей, слепой и затравленной, выфыркивала из
трубы, как из преисподней. Љакое уж тут зеркало, какое попечение, целение?!
Ѓогатые люди не напрасно этой водой из-под крана брезгуют, ездЯт с
пластмассовыми ведерными бидонами то на Ѓайкал, то на источник. Ћни
разборчивы, как и в еде, как и в воздухе, которым дышат, знают прекрасно,
что телесные болезни набираютсЯ от пищи и воды.
ќх, жизнь-самокатка, катитсЯ-то сама, да не барыней ты сидишь в ней,
понукающей весело солнышко в небе, а по камнЯм, по грЯзи и иному бездорожью
тобою же продираетсЯ след, оставлЯЯ непоправимые раны.
€ опЯть возникала в ’амаре €вановне песнЯ, печальнаЯ и чистаЯ,
затаившаЯсЯ в душе, сама собой натекающаЯ под невольным наклоном. ЋпЯть
тонкий, чуткий, не плеснувший ни в одном звуке голос выводил:

‹егкаЯ, легкаЯ
‹одочка плыла.
ѓорькие слезы Я
‚ лодочке лила.

Ћй люли, ой люли,
‘ердце, не слези.
„олю мою счастную
Ќе сро-ни.

’амара €вановна с жалостью к себе вздыхала, неопределенно и ищуще
думала, но мысли по привычке скоро подгибались все к тому же: чего там "не
срони", когда в глубокую пропасть столкнули... ‘ усилием вздымаЯ грудь, она
выправлЯла их, невеселые свои мысли, и старалась настроитьсЯ на
обнадеживающий лад. Ќо и в нем трудно было задержатьсЯ надолго. ’о
представлЯлось ей, что от недавнего прочного мира, в котором прожила она
почти сорок лет, теперь уже ничего не осталось, все вокруг, как после
гигантского смещениЯ породы, завалено обломками, часть их рельефно
благополучной грЯдой выжало наверх, другую, большую, часть разбросало в
жалком беспорЯдке, но там и там не только непротивоположные силы, а вовсе
никакие не силы, а лишь руины, застывшие в непохожих формах. ’о вдруг
картина менЯлась и руины получали осмысленное построение, выстраивались в
незнакомый, но все-таки порЯдок, по крайней мере, в очередь к порЯдку, и
казалось, что надо только перетерпеть это страшное времЯ, охранить детей и
собственные души -- устроитсЯ же когда-нибудь жизнь, не может не
устроитьсЯ!.. ’ак хотелось дотЯнуть до этого, так хотелось отдыха еще в
жизни! € -- подхватывалось струистым, мЯгко облекающим пением:

’ихаЯ, тихаЯ
ђеченька текла.
‘лезынек, слезынек
Њного напила.

Ћй люли, ой люли,
ђечка, не бурли.
‹одочке дороженьку
Џо-сте-ли.

* * *
‘ветка стоЯла по одну сторону стола, который занимал почти всю
вытЯнутую от двери к окну комнату, оставив только проходы по бокам, --
стоЯла в оцепенении, вздрагиваЯ и отшатываЯсь от совсем уж диких криков, а
по другую сторону, напротив нее через стол, извивалсЯ, визжал и кричал
что-то неразборчивое кавказец в джинсовой куртке, черный, безростый, с
бешеным лицом и кипЯщими большими глазами. ’акими и увидела их ’амара
€вановна в милиции, куда они прибежали чуть не бегом с Ђнатолием и
участковым. Џеред ‘веткой, загораживаЯ ее, стоЯл в торце стола „емин,
всклокоченный, с еще более длинными, чем всегда, взмахивающими руками, и
тоже что-то кричал. ’амара €вановна не отодвинула „емина и не бросилась к
дочери -- она вонзилась в нее глазами и высмотрела ее всю. Џотом перевела
тЯжелый и пронизывающий взглЯд на кавказца и его тоже высмотрела до печенок.
“ ‘ветки был огромный, чуть не в половину лица, синЯк под правым глазом,
верхнЯЯ губа рассечена, она стоЯла сжавшись, с выдвинутыми вперед плечиками,
которыми пыталась прикрытьсЯ, сгорбившись и втЯнув в себЯ голову. ‚зглЯнула
на мать и вздрогнула крупной судорогой, прокатившейсЯ по всему телу. ђукав
джинсовой куртки на кавказце был наполовину оторван; когда парень кричал и
размахивал руками, дыра на рукаве, как уродливаЯ пасть, с жевом открывалась
и закрывалась. ‚о главе стола у окна сидел капитан, молодой еще, с жидкими
волосами и шишковатым лицом; он ни о чем не спрашивал и ничего не записывал,
брезгливо смотрел на кавказца и „емина. Љавказец по взглЯду ’амары €вановны
догадалсЯ, что пришла мать, и, обращаЯсь к ней, показываЯ на ‘ветку, так же
заносчиво, бешено, но позаботившись о том, чтобы его понЯли, прокричал:
-- Ћна врет, плохо врет! ”у! -- пыхнул он злобой в сторону ‘ветки. --
…й не жить, если будет врать!
„емин перегнулсЯ через стол и сжал кавказцу плечо так, что тот
заверещал как поросенок.
-- ђуки! -- прикрикнул капитан.
Џотом они оказались в прокуратуре, всего-то в ста шагах от рынка.
Џрисесть было некуда, стульЯ в коридоре почему-то не полагались; отираЯ
стены, переминаЯсь с ноги на ногу, ждали... Љавказца увели, ‘ветку
допрашивали в кабинете неподалеку. Ѓыло семь часов, восьмой, жара спала, в
воздухе висела прозрачнаЯ, спекшаЯсЯ плоть. „вери по коридору хлопали все
реже, машинный рев с улицы доносилсЯ волнами -- то набежит, то затихнет по
воле светофора. „емин опустилсЯ на подогнутые колени и, задираЯ голову,
оборачиваЯ ее вправо, к ’амаре €вановне, и влево, к Ђнатолию, терзал
сигарету и говорил:
-- ‚ы ушли, мы со ‘веткиной подружкой еще раз сделали обход по рЯдам.
Ќету. ‘веткина подружка, видно, в страх впала. Џрибежит-убежит,
прибежит-убежит. € у менЯ на весь день только три покупателЯ. џ и тем не
рад. ‚ыйду и кружу крЯду не знаю сколь раз. Љак предчувствие было. € вот
стою смотрю... не знаю уж, куда и смотреть. € вижу: ‘ветка на менЯ идет, а
рЯдом бабенка, видно, что не сама по себе, что со ‘веткой. ‘ветка менЯ
увидала, подбежала, прЯчетсЯ за менЯ. Ѓабенка слинЯла. ‹ицо такое у ‘ветки,
что лучше и не расспрашивать. „рожит, оглЯдываетсЯ. "Ћн менЯ, -- говорит, --
бил и не велит отходить от него, он нас за водой отправил, а Я сюда повела".
-- "ѓде он?" -- "’ам, торгует". -- "Џойдем, покажешь!" -- "Ќет, Я не пойду,
Я боюсь, он кричит на менЯ". -- "„а что было-то, что он на тебЯ кричит?" --
"‚се, -- говорит, -- было".
’амара €вановна дернулась от сильного нутрЯного толчка, но продолжала
все так же тупо смотреть налево по коридору, где одновременно вышли из
кабинетов напротив один другого две женщины с бумагами и разговаривали,
помогаЯ руками, будто обмахиваЯсь от жары. „емин замолчал, курить ему
хотелось невыносимо. Ђнатолий ухнул в себЯ и сидел не шевелЯсь...
-- „альше, -- не оборачиваЯсь, подтолкнула ’амара €вановна.
-- Џокурить-то никак нельзЯ? -- взмолилсЯ „емин к проходившей мимо
женщине, одной из тех, с бумагами.
-- ЌельзЯ! -- бросила она.
-- „альше интересней было, -- почему-то решил „емин повеселить свой
рассказ. -- “ менЯ ладонь чесалась. “ добрых людей к деньгам чешетсЯ, у менЯ
обЯзательно к драке. џ уж не помню, когда в последний раз дралсЯ, и она
помалкивала, не зудилась... -- „емин как-то сумел послушать себЯ со стороны
и застыдилсЯ, оставил игривый тон. -- Ќу вот... џ кричу ‘ветке: "€дем --
покажешь". Ћна боитсЯ. "Ћн менЯ убьет" -- да и только! Ђ на нас уж
оглЯдываютсЯ, Я ее за руку держу. џ шипеть на нее уж потом стал. "€ди, --
говорю, -- поперед менЯ, чтоб Я тебЯ из виду не выпускал, и где он,
как-нибудь мне кивнешь". Џошли вдоль рЯдов. Ђ их там, этих чурок, через
одного. ‡амечаю -- показывает мне. Ћна-то показала на кого надо, а Я совсем
на другого кинулсЯ, перевернул ему всю торговлю. Џришлось ей подскакивать ко
мне и уж не таЯсь показывать. ’ут Я сграбастал его от души. ‡ол злодей, а ты
позлей злодеЯ будь. —ерез минуту милициЯ как из-под земли. Њне того и надо.
Ћн ‘ветку заметил и быстренько смекнул, что к чему. •отел мальчишкой
безвинным прикинутьсЯ, а из менЯ разбойника сделать. џ кричу: "‚ милицию
нас, в милицию, там разберутсЯ". Њилиционер засвистел, еще один подскочил.
Џовели.
„олго молчали. ’амара €вановна и Ђнатолий с разных сторон с
мучительным вниманием наблюдали, как „емин выдавливает из сигареты на пол
табак.
-- Ќу и что, „емин, нам теперь делать? -- спросила потом ’амара
€вановна с пугающим спокойствием.
-- ’еперь не вам делать, теперь с вами будут делать. ’еперь закрутилось
-- не остановишь. ‚ытерпеть надо. €ли ты хотела остановить? -- спросил
„емин.
-- Ќе-е-ет! -- протЯнула с такой решимостью, что зазвенело в воздухе.
-- џ тебЯ не о том спрашиваю. џ спрашиваю, как жить-то нам теперь?
„емин не ответил. ‘мотрел в пол и возил вывернутыми губами.
-- € почему это на нас? Џочему это на нас, „емин?
-- Ќадо не так говорить. …сли уж на то пошло, надо спрашивать: почему
это бывает? Ђ раз бывает, с кем-нибудь да бывает...
-- Ќу да, с кем-нибудь, это понЯтно. Ќо это с нами... это непонЯтно.
‘лух со стороны дойдет, -- продолжила она после паузы, -- так слуха одного
боишьсЯ, прЯчешьсЯ от него. € думать боишьсЯ, что же теперь с ними -- с ней
где-то там, далеко, с родителЯми. Ћт чужого горЯ и то жутко. Ђ тут не слух,
а тут не с чужими. Љак это-то вынести? Ћт этого сбегать надо на край света.
Ђнатолий поднЯл голову, во все времЯ этого разговора опущенную, и
сказал:
-- Људа бежать-то?
-- ѓде ни одного знакомого нету.
-- „лЯ этого надо и нам с тобой друг друга не знать. € себЯ забыть.
Ћтпустили домой „емина, всю последнюю ночь из-за них же он не спал.
†дали еще долго, до темноты на улице. ‘ветку выводили из кабинета, провели в
какой-то другой кабинет и снова вернули в прежний. Ѓез „емина и вовсе не
говорилось. ’амара €вановна раз за разом уходила в такое оцепенение, в такую
пустыню с непроницаемым воздухом и мертвеным светом, что, опоминаЯсь,
подолгу не приходила в себЯ и не узнавала, где она, что за мрачный коридор
перед нею, из какой он жизни. Ђнатолий дважды заглЯдывал в дверь, за которой
держали ‘ветку, и снова пристраивалсЯ рЯдом. Ќе всЯкаЯ беда сближает мужа и
жену, от этой они вдруг почужели, говорить не хотелось. € двигатьсЯ никуда
не хотелось ’амаре €вановне, так бы стоЯла и стоЯла неподвижно, стоЯла бы и
день, и два, лишь бы не приближатьсЯ к тому, что будет дальше.
Ќо двигатьсЯ пришлось -- ‘ветку наконец выпустили. Ћна вышла с бумажкой
в руке -- с направлением на медицинское освидетельствование. …го нужно было
пройти сейчас же, не дожидаЯсь днЯ. Џод самую ночь поехали в трамвае к тем
особого рода врачам, которые дежурЯт круглые сутки в ожидании "потерпевших".
‚ трамвае было много молодежи, возвращающейсЯ с удовольствий, они стоЯли
группами или парами, но разговаривали нешумно, без выкриков, утомленные
бурными и напрЯженными часами. € так же, сдвинувшись друг к другу в кружок,
тесно, лицом к лицу, стоЯли и они -- мать, отец и дочь. Ќа лице ‘ветки под
глазами крапинами вдавились внутрь высохшие слезы. ’амара €вановна не знала,
что сказать ей, чтобы не сделать больно. ’олько и спросила:
-- ’ы спала сегоднЯ?
‘ветка испуганно, быстрыми движениЯми покачала головой: нет.
-- Ђ ела?
Џоказала, что ела.
—то-то говорил дочери отец, силЯсь улыбатьсЯ, приближаЯ голову. ’амаре
€вановне хотелось лишь одного -- ехать бы и ехать, но не подъезжать -- пусть
бы бесконечно визжал на поворотах и дергалсЯ трамвай, люди входили и
выходили на остановках, как это происходит и вообще в жизни, а ей бы только
смотреть на них и не двигатьсЯ.
-- —то вы так на менЯ смотрите? -- спросил вдруг очень высокий, с
тЯжелым подбородком парень, стоЯвший к ней лицом.
-- џ не смотрю, -- коротко ответила она, удивившись, откуда он взЯлсЯ,
она его и не видела. „омой вернулись в пЯтом часу. ‡аметив, что ‘ветка
готовитсЯ упасть в постель, приказала: "‚ымойсЯ!" и сама набрала в ванну
воды.
€ван спал, когда пришли. —то же это: уходили -- спал, днем заходила --
не было, и теперь спит? € так неуютно и горько показалось ей в родных
стенах, будто не она здесь хозЯйка, будто сдали, как это ныне водитсЯ,
кому-то чужому и неприЯтному, который все в ней переиначил и изгадил, а они
тайком в глухой час пришли убедитьсЯ в этом. Ћна не смогла бы заснуть,
сердце стучало глухо и тЯжело, удары его отдавались во всем теле. ‚спомнив,
что можно добыть чай, она вскипЯтила чайник и долго и жадно пила, пытаЯсь
горечью крепкой заварки перебить в себе чужесть, пронзившую все тело, --
будто это ее изгадили.
* * *
‘ветка росла слезливой, мЯгкой, как воск, любила приласкатьсЯ, засыпать
у матери на руках, сказки позволЯла читать только нестрашные, и не про
детей, подвергавшихсЯ колдовской силе, не про братца €ванушку и сестрицу
Ђленушку, о судьбе которых начинала страдать заранее, прижимаЯсь к матери, а
про козлЯток да поросЯток. Ѓыла чистюлей и аккуратисткой, в ее игрушечном
уголке каждаЯ трЯпочка знала свое место и каждаЯ кукла вела разумный образ
жизни, не валЯЯсь где попало с растопыренными руками и ногами. Ќад
вымазанным платьем ‘ветка ревела ручьем, брату, пока он не вышел из ее
повиновениЯ, бралась отстирывать с мылом ссадины на руках и лице. ‚ детском
саду ’амаре €вановне пришлось запретить своим детЯм по всЯкому пустЯку
искать у нее защиты и приклеиватьсЯ к материнской юбке -- €ван скоро и легко
принЯл это правило, а ‘ветка, не спускаЯ с матери зареванных глаз, отходила
в уголок, чтобы казатьсЯ окончательно несчастной, и истекала слезами, делаЯ
порывистые движениЯ в сторону матери и не смеЯ нарушить запрет. Ћна мало
читала в детстве и развивалась какими-то собственными, вызревавшими в ней,
впечатлениЯми, подолгу затаенно и чутко прислушивалась к ним, медленно, в
такт чему-то, поводЯ красивой головкой с закинутыми за спину пшеничными
увЯзками кос. ‡нала много песен, и народных, и под народные, ее обучала им
бабушка …встолиЯ Ѓорисовна, мать ЂнатолиЯ, жившаЯ в трех кварталах от них в
одиночестве своей квартирой. Ѓыл у них коронный номер, исполнЯвшийсЯ при
гостЯх и всегда вызывавший восторженный смех. "‚от кто-то с горочки
спустилсЯ..." -- басисто, тЯгуче, мощно начинала бабушка и умолкала,
закатываЯ глаза и откидываЯ крупную, гладко расчесанную голову, а внучка
чистым, звонким, хрустальным голоском подхватывала, всЯ превращаЯсь в
восторженное сиЯние и вытЯгиваЯ шейку, точно высматрвиваЯ: "Ќаверно милый
мой идет...". "Ќа нем защитна гимнастерка" -- взревывала после ангельского
‘веткиного выступлениЯ …встолиЯ Ѓорисовна, а ‘ветка, испуганно приахнув,
артистически затомившись нетерпением, приложив ручонку к груди, округлЯЯ
сердечком губы, уж совсем на пределе нежного и самозабвенного звона
признавалась: "Ћна с ума менЯ сведет". ‘лушать их, смотреть на них было
уморительно: одной рано выглЯдывать "миленького", другой поздно, и голоса,
слишком разные, не соединимые ни в одном звуке, выдающие у одной колодезные
заросли прожитого, а у другой -- только что выбившийсЯ из-под земли ключик
хрустально-счастливого плеска; и умилЯла невинность той и другой.
€ван в малые годы был более самостоЯтелен и умел настоЯть на своем.
‡ахочет чего -- вынь да положь ему. ’амаре €вановне постоЯнно было некогда,
она, торопЯсь отойти, уступала, и парнишка все набирал и набирал твердости.
‘ трех лет он басил, да так по-мужски, будто голос из мехов выходил. ‚
детсаду поражались: "’ы, ’амара €вановна, своего бурлака хоть медом бы, что
ли, подкармливала, чтоб горло помЯгчело, он же пужает ребЯтишек. Љак труба
ерихонскаЯ, ей-Ѓогу, что с ним потом-то будет, какие страсти?!" Ќо, заЯвив о
себе, погудев длЯ острастки, гуд прекратилсЯ, и голос опал, сделалсЯ почти
как у всех мальчишек и все-таки покрепче, потуже, в тон характеру. ‚о все
годы €ван училсЯ хорошо. ‚ круглых отличниках не ходил, но ему это и не
нужно было: он приметил, что к отличникам относЯтсЯ с недоверием, как к
чему-то несамостоЯтельному. ‚елЯт старатьсЯ -- они и стараютсЯ до потери
личности, вытЯгиваютсЯ в струнку ради пЯтерок. ‚ круглых пЯтерках --
несвобода или, вернее, охранЯемаЯ свобода, как в заповеднике. ‚от почему
когда снЯли все ограждениЯ и вырвалась на волю дикаЯ свобода, отличников
почти не стало. € желаниЯ учитьсЯ тоже не стало. ‚ школу ворвалсЯ
преобразившийсЯ ѓаврош с сигаретой в зубах, в грЯзной заграничной куртке с
незнакомыми буквами по груди и спине, отодвинул от стола учительницу и
фикнул: "Ђйда, ребЯта, там стрелЯют, там делай, что хошь!" € ребЯта
посыпались из-за парт, собираЯсь в отрЯды, шнырЯющие по вокзалам, рынкам и
помойкам, обживающие чердаки и канализационные ходы. € как знать, не от
худшего ли еще они сбежали? ‚ школу, как новую мебель, натащили новые
предметы длЯ инновационного образованиЯ, поЯвились учебники с откровенными
картинками, экзотические преподаватели, едва говорЯщие по-русски,
инструкторы "здорового образа жизни", который начиналсЯ в младших классах с
уроков рукоблудства, подсовывали ребЯтишкам ангельского возраста учебные
пособиЯ, на которые лучше бы не глЯдеть лет до восемнадцати, а если ты
нормальный и здоровый человек, то лучше бы и никогда не глЯдеть из чувства
омерзениЯ к тем, кто навЯзывает свои пороки длЯ всеобщего усвоениЯ. Ќа улице
это делаетсЯ грубо и как бы незаконно, в школе же ребЯтишки растлеваютсЯ
изысканно, сладкими голосами, со ссылками на непререкаемый авторитет
заграницы, по правилам и инструкциЯм "передовых методов", или утвержденных
министерством образованиЯ, или отданных им на откуп местным просветителЯм.
ђоднаЯ историЯ, литература превратились в бросовые, третьестепенные
предметы, доказавшие свою несостоЯтельность в подготовке гражданина
глобального общества. ‡ато без валеологии, науки растлениЯ, никуда и никак.
‘ветку после девЯтого класса ’амара €вановна снЯла из школы,
послушалась ее -- и не спасла. €ван оставалсЯ в школе, теперь уже тоже в
девЯтом, -- и неизвестно, спасетсЯ ли. Ћдна надежда на его твердый и
самостоЯтельный характер, на крепость собственного закала. ’олько такие
теперь и выстаивают.
Љ неполным пЯтнадцати годам €ван поднЯлсЯ в высокого и красивого парнЯ.
‚се в нем сидело плотно, спина не прогибалась, как обыкновенно у высоких
подростков, руки и ноги не вихлЯлись, будто плохо ввинченные, шеЯ не
вытЯгивалась по-петушиному. Ќедорослем его не назовешь. Ѓольше всего ’амара
€вановна гордилась ростом сына: она и Ђнатолий обошлись средним ростом,
‘ветка вышла в них, а €ван -- надо же! -- как на опаре поднЯлсЯ в полную и
завидную стать. ‹ицо у него было чуть вытЯнутое, голову носил высоко,
задираЯ подбородок, глаза смотрели внимательно, без спешки. Ѓотинки покупали
ему сорок пЯтого размера. Ћб одежде заботилсЯ мало и ничего модного не
выпрашивал, любаЯ рванаЯ майка сидела на нем как роднаЯ, зимой бегал в
коротком и тонком китайском пуховике, в котором свистел ветер. Њать со
скандалом заставлЯла его идти с собой на барахолку, в царство Яркого и
дешевого китайского изобилиЯ, чтобы не стыдитьсЯ его дыр, а он и не замечал
обновки. ’ак же не замечал он голода: усадЯт за стол -- съест с короб, не
глЯдЯ, что ест; не найдут, не усадЯт -- и не вспомнит, что полагаетсЯ
обедать. € при этом худым не был, не выбегивалсЯ, кости не выставлЯл. ‚се
было при нем. Ћн не отказывалсЯ помогать ни по дому, ни по даче, но ему надо
было напоминать: сделай это, это и это -- сам он сделать не догадывалсЯ, мог
пройти мимо слетевшей на пол книги, не заметить, что на столе нет хлеба.
’амару €вановну это возмущало, она пробовала стыдить сына, а он хлопал
невинными изумленными глазенками, не понимаЯ, чего от него добиваютсЯ.
-- ’ы говори, -- даже и не оправдывалсЯ он, а искренне не мог взЯть в
толк, почему бы его, как всЯкое требующеесЯ движение, не подтолкнуть. -- ’ы
говори, Я сделаю.
-- Ђ без "говори" ты не можешь сделать? Љак же ты без менЯ-то, без нас
собираешьсЯ жить?
-- џ сам себе буду говорить.
-- ’ак ты и теперь сам себе маленько говори.
Ћн умел найтись, ой умел:
-- Ќо ты же у нас диспетчер...
-- —то-о-о?!
Њать под горЯчую руку могла и затрещину отвесить; сына как ветром
сдувало. €, знаЯ что она высматривает его в окно и наставлЯет, как орудие
назиданиЯ, кулак, он вставал перед окном в боксерскую стойку, делал
уморительную рожицу, показывал Язык и вприпрыжку удалЯлсЯ.
-- Ќу, мать! -- как-то незадолго до этой истории, уже по сухой
зазеленевшей весне, воротЯсь домой, с воодушевлением взЯлсЯ рассказывать
Ђнатолий. -- €ван-то у нас, а! ‘час идем по улице -- так заглЯдываютсЯ на
него невесты-то! ’еперь это у них без стеснениЯ -- сами заглЯдываютсЯ,
глазки вострЯт! ‚от увидишь: все девки будут его.
-- ‡ачем ему все девки? -- ќто было в субботу, собирались на дачу, и
’амара €вановна всЯ была в хлопотах. € отозвалась -- как мЯч, летЯщий на
нее, отпаснула.
-- „а красивый у нас парень-то растет! -- не унималсЯ Ђнатолий. --
Љрасивые у нас дети. ‚ообще народ, если на молодежь смотреть, красивей
становитсЯ, какой-то отбор происходит.
„о народа ’амара €вановна не стала подниматьсЯ, не до того; об €ване
сказала, распрЯмлЯЯсь из согнутого положениЯ: она собирала в мешок
рассыпанную под столом картошку, котораЯ проращивалась длЯ посадки:
-- ‡ачем ему красота?! -- Ђ раз уж выпрЯмилась, бросила из-за пустЯка
дело, то и пошла в наступление: -- ‡ачем парню красота? ЏарнЯ портить? …му
не красота нужна -- умнота. Ќа умноту-то, поди-ка, не заглЯдываютсЯ! €
рассмотреть не умеют.
-- „а и умнота есть. Ќе дурак. —то это ты? “меешь глЯдеть -- глЯди.
-- Ђ ничего пока увидать не могу. ѓлаза стали плохие.
-- Ќу, это ты зрЯ, ’амара €вановна.
ќто словно клавиши музыкального инструмента -- то, как мужьЯ и жены в
разные минуты обращаютсЯ друг к другу. Ђнатолий не часто, но называл
все-таки иногда свою жену и ’амарой €вановной, когда надо было с легкой
дразнЯщей иронией приподнЯть имЯ к "…Я ‚еличеству"; называл и просто ’амарой
-- в ровные и безоблачные будни, напоминающие о молодости; и "мать" говорил
-- при детЯх, как это с возрастом бывает у многих, и "голубушка" -- чтобы
внешне безобидным, но чувствительным скребком снЯть лишнюю накипь, и
"подругой дней моих счастливых" -- когда счастьЯ хотелось больше и лучшего
качества... ’амара €вановна называла его то ’олей, то ’олЯном, то "отцом",
то -- очень редко и вне себЯ -- "супругом", точно предъЯвлЯла свидетельство
о браке, которое может быть выброшено. ‚от и теперь Ђнатолий выбрал "’амару
€вановну" -- стало быть, имел к ее мнению нешуточные претензии.
-- ќто ты зрЯ, ’амара €вановна. Џарень у нас хороший вырос. џ о нем
меньше беспокоюсь, чем о ‘ветке.
Ќо и ’амара €вановна беспокоилась о нем меньше. € потому, что парень, а
значит, опасностей сразу вдвое меньше, и потому, что мог уже, не обделенный
силой, постоЯть за себЯ. Ќо больше всего -- какаЯ-то прочнаЯ сердцевина,
окрепшаЯ в кость, чувствовалась в нем, и на нее, как на кокон, накручиваетсЯ
все остальное жизненное крепление. ЏонЯтно, что это крепление ложилось пока
слабо, кое-где топорщилось, кое-где высовывались петли, но оно было на
месте, на котором и надлежало ему быть. ќто главное. €ван, как и все
подростки, ходил на дискотеку, но она не захватила его с руками и ногами, не
проникла вместе с ним в дом и не загремела на все пЯть этажей, как исчадие
ада. ‚се, во что фанатически бросаютсЯ другие, его настораживало. ‚ школе
все учили английский Язык, чтобы проложить им дорогу к красивым и сытым
занЯтиЯм, он среди всего четырнадцати таких же "поперечных" ходил во
французскую группу. ‚се набрасывалась на порнофильмы, с горЯщими глазами и
почесывающимисЯ выпуклостЯми собираЯсь по передовым хазам -- чтобы
непременно вместе и непременно в учебных целЯх, -- он сходил за компанию
раза два, почувствовал какую-то внутреннюю морщь и слизь, стыд, удивлЯЯсь
удалым и неприЯтным комментариЯм товарищей, и больше не пошел. ‚се, старые и
малые, валили огромными океанскими волнами на "ѓибель "’итаника" -- он
удержалсЯ, не желаЯ быть каплей того же состава, которые вздымаютсЯ
рекламным ветром в слепые и кровожадные валы, снова и снова атакующие
обреченный лайнер и испытывающие удовольствие от предсмертных криков. Ћдно
времЯ у €вана случилось странное длЯ парнЯ и хранимое в секрете увлечение --
он собирал фотографии принцесс и королев здравствующих монархических семей
-- шведской, датской, испанской, португальской, английской, Японской, он
вглЯдывалсЯ в их лица, чтобы понЯть, что за особый такой отпечаток
накладывают аристократизм, династическаЯ порода, считающаЯсЯ спущенной с
небес, и восторженное почитание. Ќо после того как лучезарной звездой
просиЯла принцесса „иана, изменЯвшаЯ мужу на глазах у всего впавшего в
неистовое любопытство мира, €ван выбросил свою коллекцию и вспоминал о ней
со стыдом всЯкий раз, как снова и снова возносили скандальную принцессу как
богиню аристократической свободы. -
ќтим он был в мать. €ван даже стеснЯлсЯ этого сходства и в
решительности своих поступков старалсЯ сыскать другие причины. Њать могла
сгорЯча наломать дров, нередко так и происходило. ‘горЯча, к примеру,
разбомбила и выставила телевизор, как забывающегосЯ гостЯ, поведшего себЯ
неприлично. ‚ыставила и только навредила: ‘ветка повадилась бегать под
телевизор к подружкам; …встолиЯ Ѓорисовна, признаваЯсь, что она "не вылезает
из телевизора", приходила совсем редко. "’ак не делаетсЯ, -- считал €ван. --
Џрежде остынь, потом решайсЯ на размашистые движениЯ". …го поступки, считал
он, вызываютсЯ волевым решением. „искотека -- это детскаЯ болезнь, так же
как пакостливые заглЯдываниЯ в чужую постель, от нее, от этой болезни, все
равно придетсЯ освобождатьсЯ, и чем раньше, тем лучше. "’итаник" --
результат массового психоза, "что все, то и Я", а он собиралсЯ быть
человеком самостоЯтельным. ”ранцузский... ”ранцузский понадобитсЯ, конечно,
меньше, чем английский, и к английскому когда-нибудь придетсЯ вернутьсЯ, но
сегоднЯ английский -- это длЯ сбитого с толку поколениЯ, в сущности, загон,
где ему помогут расстатьсЯ с родной шерсткой. Ћ принцессе „иане и говорить
нечего, она не одну себЯ отдала на съедение хищникам, а вместе с собою
повела миллионы, многие миллионы дурочек, жаждущих мЯтежного примера.
‚ последние месЯцы у €вана поЯвилось новое увлечение. …го, впрочем, и
увлечением назвать нельзЯ, оно сразу показало себЯ не пустым занЯтием, а
интересом, за которым открылсЯ совсем рЯдом лежащий потайной и
увлекательный мир. ќто было совсем не то, что ищут, чтобы чем-нибудь себЯ
занЯть. Ћднажды он катал-катал случайно подвернувшеесЯ слово, которое никак
не исчезало, -- бывает же такое, что занозой залезет и не вытолкнешь, -- и
вдруг рассмеЯлсЯ от неожиданности. ‘лово было "воробей", проще некуда, и
оно, размокшее где-то там, в голове, как под Языком, легко разошлось на свои
две части: "вор -- бей". €вана поразило не то, что оно разошлось и
обнаружило свой смысл, а то, что настолько было на виду и на слуху,
настолько говорило само за себЯ, что он обЯзан был распознать его еще в
младенчестве. Ќо почему-то не распознал, произносил механически, безголово,
как попугай. Ќедалеко оказалось и другое, летающее рЯдом с воробьем, столь
же очевидное и самоговорЯщее: "ворона", "вор -- она". ‚спомнилось, что
"спасибо" -- это "спаси Ѓог". ‚от уж верно: спаси и вразуми нас, произносим
как пустышки, как фишки, как номера какие, которые имеют условное
обозначение, требующее запоминаниЯ.
-- Њама, ты знаешь, что такое сволочь? -- погулЯв перед матерью
петухом, придав себе важности, спросил €ван, улучив момент, когда ’амара
€вановна вечером перед сном, уставшаЯ и размЯкшаЯ, опустилась на диван.
-- ‘волочь она и есть сволочь, -- мрачно ответила она.
-- Ђ что такое подонки?
-- —его это тебЯ потЯнуло туда: сволочи, подонки?
-- ‘лушай, мама, и запоминай. ‘волочь -- это такаЯ дрЯнь, которую надо
стащить, сволочь с дороги, где люди ходЯт. ‘лово "сволочь" -- от "сволочь",
убрать с глаз. ЏереставлЯешь ударение, и все Ясно. Ђ "подонки" -- осадок по
дну посудины, несъедобные, вредные остатки, их только выплеснуть.
-- ѓли-ка! -- слабо удивилась ’амара €вановна. -- ‘ам разглЯдел или кто
подсказал?
-- џ теперь к каждому слову прислушиваюсь. ‚от "бездна". —то такое
"бездна"?
-- ’ы у менЯ, что ли, спрашиваешь?
-- “ тебЯ. Џосмотрю на твое развитие...
-- џ те покажу развитие... „оразвивались... дальше некуда. Ђхнули в
пропасть -- вот тебе и бездна.
-- Џравильно: "пропасть" -- от "пропасть", и она "без дна" -- вот и
"бездна".
-- “чись, -- вздохнула ’амара €вановна. -- ’ак учись, чтоб не пропасть.
‘час все шиворот-навыворот -- ой, разбиратьсЯ днем с огнем надо. ‘лова
взЯлсЯ разгадывать... разгадай-ка сумей, где хорошее и где, ой, нехорошее.
Ћй, €ван, берегись. ‘час матери с отцом углЯдеть вас -- никаких глаз не
хватит. ‘ам берегись. ’еперь детишкам хуже, чем в детдоме. ‚ детдоме досмотр
был, там, может, ласки не хватало, а досмотр был. Ђ счас и при живых
родителЯх сиротство: все под смех да под издевки пошло.
€ сама же, спустЯ недели две, вспомнила:
-- Ќу, что еще разыскал? ‚ словах-то? Љакие там еще разъЯснениЯ?
-- ђазъЯснениЯ мне больше неинтересны, -- ответил €ван, напускаЯ на
себЯ опытность. -- џ в этом предмете в следующий класс перешел. џ теперь
интересуюсь, как слова менЯют свой смысл. ‚роде как взрослеют. ‚от, к
примеру... вот, к примеру, "злыдни"... ’ы знаешь, что такое "злыдни"?
-- “ нас в деревне говорили: последние злыдни выгребли. ‡начит:
остатки, деньги там или продуктишки, на черный день приготовлены.
-- „а, теперь так. Ќо если смотреть на слово -- это "злые дни". ‘начала
оно, видать, жило с этим значением, а потом потихоньку-потихоньку перешло в
запас длЯ тЯжелых, длЯ злых дней. €ли слово "равнодушный". Ћно относилось к
человеку равной с другим, равновеликой, души, а сейчас это бездушный
человек. ‚он куда уехало.
’амара €вановна покивала, с усиленным вниманием разглЯдываЯ сына, и
спросила:
-- ’ак ты, может, по этой части и пойдешь после школы? €шь как
завлекло! -- Ћна вздохнула. -- ’олько не кормежное, однако, это дело, это
твое гадание на словах...
-- џзыкознание называетсЯ. Љонечно, не кормежное. -- €ван вдруг
заливисто, притопываЯ ногами, рассмеЯлсЯ. -- Ќе кормежное -- еще бы!
-- —его ржешь-то как жеребец! Љормить-то кто будет?
-- „а мне ведь еще два года в школе.
-- колу-то не задумал бросать?
-- Ќет, не задумал. џ мог бы, конечно, самостоЯтельно... --
"•вастунишка, -- подумала ’амара €вановна. -- ‘разу то и другое заедино: и
хвастунишка-мальчишка, и взрослый уж, серьезный человек". -- Њог бы
самостоЯтельно, -- выхвалЯлсЯ сын, -- но мне аттестат зрелости не повредит.
-- ‚от чего бы ‘ветке не учитьсЯ?.. кола -- плохо и без школы плохо.
-- ‘ нами плохо, а без нас тоже плохо, -- поддразнил €ван.
-- € правильно! -- решительно подтвердила ’амара €вановна. -- ’ы надо
мной смешки не строй, Я тоже разбираюсь. Џравильное -- оно и будет
правильным, как ты его ни обсмеивай. ќтим твоим горлопанам, этим твоим
дуроплЯсам надо бы знать: правильное правильным и останетсЯ. Ћни в дым
превратЯтсЯ, в фук, в вонь, а оно стоЯть будет.
-- „а с чего они мои-то? ’ы с чего их мне в родню-то записала?
-- Џотому что они длЯ тебЯ стараютсЯ!
-- Ћни и на тебЯ стараютсЯ!
-- ЊенЯ им не взЯть!
-- Ђ если менЯ взЯть -- плохо ты менЯ воспитываешь!
-- Ќичего, Я вас воспитаю! ‚ы у менЯ шелковые станете!
-- Ња-а-ма! -- миролюбиво протЯнул €ван, лицо его поехало на сторону от
смеха. -- Љак называютсЯ первые огурцы?
-- —его-о-о?
-- Љак называютсЯ первые огурцы, помидоры, ну и так далее?
-- —его ты менЯ дуришь?
-- Ќу, как они называютсЯ -- знаешь?
-- ’ак и называютсЯ. Џервые они и есть первые. Џервый ребенок --
первенец. Џервый огурец -- тоже, поди, первенец.
-- Џоди... ‚от тебе и поди. Ћгурец-то -- это, поди, не ребенок. Џервые
овощи, мама, -- начатки. Ђ как называетсЯ беременнаЯ женщина? Ћна
называетсЯ: непразднаЯ. ‚от так. ’оже мне: не кормежное дело... Ђ вспомнишь,
что начатки, и огурцы вкуснее.
-- •оть русские слова -- и то ладно. Ђ то сейчас понатаскали всЯкую
дребедень, будто мы уж не дома, и скалЯт под нее зубы, и скалЯт.
-- Ђ почему девушку называют красной? -- не отставал €ван; очень ему
нравилось учительствовать перед матерью, так и приплЯсывал он перед нею,
наигрываЯ головой, так и брызгали его глаза веселым нетерпением. -- Љрасна
девушка -- это что?
-- Ќа морковке да на свекле со своей грЯдки возросла -- вот и краснаЯ.
-- ЉраснаЯ -- это красиваЯ. ’ак в старину говорили. ЉраснаЯ площадь в
Њоскве -- не от морковки же она краснаЯ... Ђ потому что выстроена красиво.
-- Џлощадь, может, и не от морковки, а красна девушка от морковки, --
уперлась ’амара €вановна. -- ’ут уж ты менЯ не перебьешь. Ћт огородного, от
таежного, от чистого воздуха -- вот она откуда, краса. Ќикакой мазни не
надо. ‹ицо белое -- от коровки, щеки жаром пышут -- от чего же еще, как не
от нее, не от морковки; глаза чисто глЯдЯт -- утром встанет пораньше да
умоет свои глаза свежей росой, они и рады-радешеньки. Ђ ежели еще коса на
месте... Љоса на месте -- все на месте, так и запомни.
€ван на торжественной ноте продекламировал:
-- “ красной девицы, мама, не глаза, а очи: жгучие очи. Ќе щеки, а
ланиты: бархатные ланиты. ѓубы алые, шеЯ лебединаЯ, груди -- это перси:
трепетные перси...
-- —то еще за персы? ђано тебе трепетать от всЯких персов. €шь, туда
же! €мей стыд-то‡аповзглЯдывал куда не просЯт! Џерсы!
-- Ќе персы, мама, а перси-и. ќто по-старорусски. Љогда хотели
возвышенно сказать о женщине, наградить ее неземной красотой...
-- —ем земнаЯ-то плоха стала?
-- „а посмотри: с ланитами да персЯми, с очами да веждами совсем
по-другому смотритсЯ женщина. ЃоЯрыней смотритсЯ. Џавой. ‡наешь, что такое
пава? "Ђ сама-то величава, выступает словно пава". Џомнишь?
"Џава" почему-то обидела ’амару €вановну:
-- ‹адно, хватит выставлЯтьсЯ-то перед матерью. “чись, да не
заучивайсЯ, дальше ума не лезь. €шь, пава... Џридет времЯ -- не паву себе
ищи, не на персы глаза пЯль, а душу почуй. „уша-то, поди, себе имена-фамилии
не перебирала... Џеребирала или нет?
-- Ќе знаю. ЉажетсЯ, нет.
-- …й это и не надо. Ћна скромницей живет. ’ерпеливицей. Ђ паву твою Я
и знать не желаю.
* * *
Љ следователю в том же кабинете на втором этаже, где ‘ветка провела
накануне вечером более двух часов, в этот раз их, ’амару €вановну и ‘ветку,
вызвали вместе. ’амару €вановну как законного представителЯ потерпевшей. ‚от
кто теперь они, дочь и мать: одна законнаЯ потерпевшаЯ, другаЯ законный
представитель потерпевшей. ’аков Язык в этих стенах, видевших и слышавших
такие истории, что никакие слова и никакие происшествиЯ тут никого
покоробить не должны, и если, по несчастью, это происходит, значит, человек
плохо представлЯл себе, куда он шел.
‘ледователь, сидевший за столом, был из того распространенного типа
мужчин, в который в схожих условиЯх и со схожим образом жизни к сорока годам
попадают многие: рыхлое и посиневшее крупное лицо, лысина на голове, которую
уже и маскировать нечем, нарочито замедленные движениЯ, поскольку в
неконтролируемом положении они нервны и суетливы, и мутный взглЯд много
повидавших глаз. ”амилиЯ его была –околь, он назвал себЯ сразу же, как
только усадил перед собой ’амару €вановну и ‘ветку. ‘ветка села напротив
следователЯ, ’амара €вановна в углу стола, справа от дочери. €мЯ не сказал,
тут это не полагалось. € их имена записал только на лицевой стороне
протокола допроса и впредь легко, нисколько не затруднЯЯсь в обращении,
обходилсЯ без имен.
Љабинет был сурового и холодного вида: кроме стола –околЯ в левом углу
у окна еще один стол по правой стене ближе к двери, окно, невеселое,
выходЯщее во двор, на покрытую металлическими листами и крашенную суриком
крышу хозЯйственного пристроЯ. Ћдинаково громоздко подпирали боковые стены
большой темный шкаф справа и большой железный сейф слева, тот и другой давно
миновавших, но поразительно прочных образцов. ’амару €вановну эта мрачнаЯ
обстановка удивила. Ћна считала, что если новаЯ власть купаетсЯ в сказочной
роскоши, а закон истово помогает новой власти нарушать правосудие, то и его
служба должна оплачиватьсЯ щедро. Ћказалось, судЯ по обстановке в
прокуратуре, это совсем не так.
–околь хлюпал носом: спасаЯсь от вчерашней жары, он, должно быть,
неосторожно подставил себЯ сквознЯку. Ћкно и теперь было приоткрыто, и в
него наносило приторным запахом растопленной на пристрое краски. Ќо сегоднЯ
и жара донимала меньше, солнце горело вполнакала.
–околь спрашивал и записывал. ‡аписывал шариковой ручкой, машинки в
кабинете не водилось. Ћн предупредил ‘ветку, как и ’амару €вановну, об
ответственности, сказал о правах и обЯзанностЯх. ‡десь упоминание о них
казалось единственно к месту, не то что на площадЯх среди одуревших от
свобод митингующих. ’амара €вановна понЯла только, что она не должна мешать
допросу. Ђ чего бы ради ей и мешать? †алеЯ девчонку, она так и не
расспросила ее... да и когда бы, как бы она стала расспрашивать? Џод утро
пришли чуть живые; сегоднЯ, пока не постучала к ней ’амара €вановна, ‘ветка
из комнаты не выходила, а сон ли ее свалил после двух страшных ночей, или
рвала она на себе волосы -- как знать! „а и что прикидыватьсЯ: ’амара
€вановна, откладываЯ разговор, не только ‘ветку жалела, но и себЯ. Џытать,
добиватьсЯ подробностей -- это хищной птицей расклевывать сердце дочери и
свое. € вот теперь она вынуждена была слушать.
‘ветка встретила, оказываетсЯ, этого парнЯ, азербайджанца по имени
ќльдар, еще в четверг. "…ще в четверг", -- повторила про себЯ ’амара
€вановна, отмерЯЯ это временное удаление двумЯ разными мерами: так давно это
было, на краю какого-то прежнего летоисчислениЯ, а потом -- так близко,
всего-то три днЯ прошло, за три днЯ ничего слишком уж тЯжкого не должно было
произойти, ведь это не стихийное бедствие. €з этих трех дней дочь потерЯлась
на сутки. ‘утки эти, пока они выворачивались из-под земли, пока в терзающем
оголении проносили они каждую минуту, выросли в вечность, но теперь, когда
они остались позади, они представлЯлись чем-то вроде тонкой завесы, которую
надо было только догадатьсЯ приподнЯть, чтобы увидеть, что за нею
происходило.
„евчонки, ‘ветка с двумЯ подружками, стоЯли на площади возле торгового
комплекса, а наверху, на площадке перед входными дверЯми, торчал кавказец в
джинсовой куртке, засунув руки в карманы зеленых спортивных брюк, и
уставилсЯ на них. Џод его слишком уж пристальным показным вниманием они
захихикали, а он, словно только этого и ждал, сбежал к ним вниз и уставилсЯ
уже на одну ‘ветку... ЌаигрываЯ плечами, нащелкиваЯ пальцами, он объЯвил ей
с акцентом, что она ему нравитсЯ. „евчонки еще пуще засмеЯлись: парень в
толстой куртке и толстых штанах в совсем жаркий день, с черным узким лицом,
с вихлЯющейсЯ фигурой на неподвижных ногах был забавен. …го этот смех
разозлил, в глазах поЯвилось бешенство. Ѓез всЯких подступов и ухаживаний он
решительно велел ‘ветке быть вечером в семь часов там же, где стоЯли.
ѓоворил он с сильным акцентом и злилсЯ еще и оттого, что его плохо понимали.
"Џриду", -- со смехом пообещала ‘ветка, чтобы отвЯзатьсЯ. "Џриходы!" -- еще
более требовательно, с угрозой повторил он и направилсЯ в сторону рынка.
"ќто все торгашество, все оно, подлое... -- спохватно думала ’амара
€вановна, слушаЯ ‘ветку. -- ‚се профессии, все специальности -- вон, ничего
не надо, кругом одно торгашество! € где она была, какой бес отнЯл у нее
разум, когда согласилась она на курсы продавцов, на которые нацелилась
‘ветка, после того как бросила школу?! Џотому и нацелилась, потому и
бросила, что все кругом, всЯ жизнь перешла в шумный и липкий базар. ѓде она,
мать, была, почему не сообразила она, что выйдет девчонка с курсов -- будет
ей только-только шестнадцать, на работу ее, малолетку, не возьмут и может
повадитьсЯ она ходить на эти бесчисленные базары-Ярмарки и искать любое
купи-продай, любую мелочишку из любых рук в любые руки. ’ак оно и вышло. —то
ни день -- как на биржу труда, туда, к торгашам, пЯть дней впустую, а на
шестой какой-нибудь проныра-хозЯин поставит на угол совать прохожим
китайские заводные игрушки и зазывно, не набухшим еще голоском, выкрикивать,
чтоб подходили. ѓосподи, девчонка заворотила глаза -- ей простительно, а
она, мать-то, где была, почему тоже заворотила глаза на эту всесветную
барахолку?! ‚от оно, наказание-то, вот оно, принимай, мамаша", -- неожиданно
чужим голосом, издевательским и назидательным, ткнула себЯ ’амара €вановна в
грЯзный стол, за которым, как приговор, заполнЯлсЯ протокол допроса.
-- Ђ на следующий день ты тоже случайно встретила его, этого кавказца?
-- равнодушно спрашивал следователь, быстро водЯ ручкой по разлинованной
бумаге.
-- ’оже случайно, -- согласилась ‘ветка и умолка.
-- ђассказывай, -- подтолкнул –околь, мельком взглЯнув на ’амару
€вановну, сидевшую в неподвижном и как бы прочно замкнувшем себЯ положении:
склонившись над столом и опершись на него обоими локтЯми, она одной рукой
ухватилась за щеку, вобрав ее в кулак, а второй подпирала лоб.
-- Ћн искал менЯ, -- продолжила ‘ветка, -- а длЯ менЯ это было
случайно. џ работала у входа на барахолку. Ћ нем забыла. ‚ четыре часа сдала
остатки хозЯину, он велел в четыре, он куда-то торопилсЯ... џ сдала ему и
пошла к торговому комплексу...
-- Џочему опЯть туда?
-- ’ам ‹юсЯ Људашкина работает. Њы договорились встретитьсЯ. џ нашла на
барахолке ‹иду и сказала ей, что пойду к ‹юсе. ‹ида тоже пошла со мной. Њы
подошли к комплексу, и Я увидела: опЯть там, у дверей, стоит этот парень.
Њне показалось, он менЯ не заметил. џ кинулась за угол и вошла в комплекс с
другой стороны, со стороны рынка. ‘тала подниматьсЯ по эскалатору, а он на
втором этаже стоит у эскалатора и ждет менЯ. ‘хватил за руку и держит.
ѓоворит: "Џойдем гулЯть". Ќо не злой был, улыбалсЯ. Ќе отставал от менЯ.
Џришлось с ним вместе подходить к ‹юсе, она уж ждала. ’ам и ‹ида была. Њы
при нем разговаривали с ‹юсей о работе. —тоб нас на улицу на россыпь
поставили. ‹юсЯ хотела с кем-то договоритьсЯ. “ нее не получилось. Ћн слышал
наш разговор. Љогда на улицу вышли -- он, ‹ида и Я, -- он говорит: "“ нас
много работы, у моего двоюродного брата. „авайте поедем к брату, это рЯдом,
брат вам на полгода даст работу". Џонимать его было трудно, он плохо говорил
по-русски. Љричал: "Ѓрат скажет, брат скажет!"
-- € поехали -- так, да? -- опЯть подталкиваЯ умолкнувшую ‘ветку и
выдержав, не взглЯнув на ’амару €вановну, котораЯ все так же, еще шире
раздвинув по столу локти и еще ниже склонив голову, сидела неподвижно.
-- џ хотела сбежать!.. -- загорЯчившись короткой вспышкой и переходЯ
опЯть на покорный тон, говорила ‘ветка. -- џ хотела сбежать, но он держал
менЯ за руку, спрашивал: "Џочему ты менЯ боишьсЯ? џ тебе дурного не сделаю".
Ћн мне был противен, Я боюсь их, этих... џ попросила ‹иду не бросать менЯ. џ
повела их к киоску дЯди Љоли „емина -- киоск закрыт. „ЯдЯ ЉолЯ был где-то
недалеко, машина стоЯла на улице. Њы минут пЯтнадцать ходили вокруг, Я
думала, он придет. "‘ъездим к брату, поговорим с ним и обратно", -- повторЯл
он, этот... ѓоворил, что у него Яблоки на прилавке, ему задерживатьсЯ
нельзЯ. Њы с ‹идой пошептались, что если вместе, то не опасно...
-- € куда поехали?
-- ‚ общежитие длЯ малосемейных, на бульвар Џостышева. ’ам старик был,
он ушел ненадолго и привел второго кавказца, старше. ‡вали его ќдик. ќдик
принес водку, одну бутылку, консервы, колбасу. ’от, который с нами пришел,
стал требовать, чтоб пили и ели. Ќо никто не пил, он один выпил полстакана и
сделалсЯ совсем злым. ‘тал кричать на менЯ, хватал за руку. Љогда ќдик хотел
его успокоить, он кричал на ќдика. Њы с ‹идой хотели уйти -- он вскочил,
закрыл дверь на ключ, сказал: если мы подойдем к двери, он выбросит ключ в
окно. “же было больше семи часов, Я заплакала. Ћн схватил менЯ за руку и
потащил в туалет -- будто умытьсЯ. ѓоворил: умойсЯ, умойсЯ, не плачь...
Ћн... Я...
-- Ђ где был старик?
-- Ћн ушел раньше.
‘ветка замолчала и уставилась в стол. ‹ицо ее сделалось мелким, жалким
и посинело, словно от синЯка под глазом краска под давлением разошлась по
всему лицу, и покрылось точечными капельками пота. Ћна была в легкой темной
спортивной курточке, волосы на затылке перехвачены резинкой, фигура
надломленнаЯ, глаза забиты воротившимсЯ при воспоминании страхом. ’амара
€вановна взглЯнула на нее и быстро убрала взглЯд, ужаснувшись тому, как
быстро психика или что там еще у дочери отозвались на подготавливавшийсЯ
момент прыжка в пропасть, перед которым она застыла. ‘ветка подошла в своем
рассказе к самому страшному; теперь надо было только оттолкнутьсЯ и
пролететь уже испытанным падением: так же с высоты ударитьсЯ об острые
камни, ранитьсЯ, битьсЯ о них раз за разом, снова лететь, обдираЯ тело, по
откосу и не иметь ни вздоха, ни сил, чтобы зайтись отчаЯнным воплем.
€з коридора времЯ от времени слышались шаги -- точно крадущиесЯ по
случаю выходного, в открытое окно налетал ровный и спаЯнный гул города,
идущий, казалось, из какого-то одного источника. Џосвистывал больным носом
следователь, нарочито размашистым движением заглЯдывал в отложенную страницу
и, деланно сопереживаЯ, вздыхал.
-- ’ы сказала ему, что ты несовершеннолетнЯЯ?
‘ветка мелконько, дрожью, затрЯсла головой.
-- Ќе сказала?
-- џ еще раньше сказала, что Я девочка. Ђ там Я не могла говорить. “
нас уж там не разговор был.
-- Ђ что у вас было? -- –околь покосилсЯ на ’амару €вановну и добавил:
-- џ понимаю, тебе тЯжело говорить. Ќо у нас здесь тоже не дружескаЯ беседа.
“ нас допрос. € мне нужны подробности. ђассказывай.
‘ветка тЯжело поднЯла голову из наклона, лицо ее еще больше и гуще
усеЯлось настолько мелким потом, что он не срывалсЯ и неподвижно лежал
сплошной крапчатой сеткой.
-- Џусть мама выйдет, -- медленно, растЯгиваЯ слова и произносЯ каждое
слово с разной интонацией, как это бывает у маленьких детей, выходЯщих из
истерики, сказала она, ни на кого не глЯдЯ.
-- Њама не может выйти. Ћна здесь не длЯ своего удовольствиЯ сидит.
„альше пошли короткие вопросы и короткие ответы. Љогда ‘ветка понЯла,
что спасениЯ не будет и здесь, она как через порог в себе переступила и
отвечала бесстрастным, выжженным голосом, которого хватало лишь на короткие
фразы. € от этого голоса, от выдираемых из глубока слов ’амару €вановну
пронЯла жуть, она и слыхом не слыхала, прожив на свете больше сорока лет,
что в мире, над которым ходит солнце и просушивает-проветривает все-таки
человеческую грЯзь, могут существовать такие немереные бесстыдство и
гадость. ‚сЯ натЯнувшись, обмерев, она уставилась на ‘ветку как на что-то
ужасное, как из-под смерти, из-под ада выбравшеесЯ и принЯвшее образ ее
дочери, и все сглатывала, сглатывала застрЯвший в горле воздушный комок и
никак не могла протолкнуть его внутрь. ‘ледователь раз за разом спрашивал:
"Ќо почему?.." ‘ветка неживым голосом отвечала: "џ боЯлась, он грозилсЯ
убить". ‚опросы продолжались, продолжались и ответы. Џосле одного из
ответов, совсем уж неслыханного, молниЯ сверкнула в голове ’амары €вановны,
возвещаЯ конец ее терпению, -- она стукнула кулаком по столу, вскочила и длЯ
себЯ же, длЯ себЯ, не длЯ кого другого, крикнула в нестерпимой муке:
-- „а как это можно?! -- и выскочила в коридор.
‘ледователь вернул ее, дал отдохнуть ей и ‘ветке. Ћн закурил, вежливо
осведомилсЯ, не мешает ли им дым, встал у окна, спиной к ним, отставив назад
правую руку, разминаЯ затекшие от писаниЯ пальцы. ’амара €вановна и на руку
его с растопыренными пухлыми пальцами смотрела с ужасом, как на
надвигающегосЯ огромного паука или скорпиона. Ќо нет, как известно, пределов
человеческому терпению -- смирила себЯ и она. € когда допрос продолжилсЯ,
она успела в себе что-то закупорить, что-то замкнуть на прочные запоры и
сидела неподвижно, но вполне в памЯти. •уже, страшнее того, что услышала
она, быть уже не могло. Ќо и все остальное было не многим лучше.
Ћколо полуночи кавказцы оставили тесный притон в общежитии. ‘воих
девушек они вели под руку. Џо теплой погоде и только-только смеркшемусЯ дню
на улицах было почти людно, по большей части молодым, не чурающимсЯ
приключений, народом. ’рамвай долго не подходил, и на остановке то в одной
группе, то в другой вспыхивал крик. Џодруга ‹ида не обманула, что здесь она
и оставила ‘ветку с ее кавказцем, уехала домой, но она знала, куда везет
‘ветку кавказец. ’от не скрывал, что его постой находитсЯ недалеко от рынка,
за травматологическим институтом, в деревЯнном доме. ’уда он и подругу ‹иду
с ќдиком тЯнул, размахиваЯ руками и быстро лопоча что-то на своем Языке,
когда обращалсЯ к ќдику. Ќо тот был испуган происшедшим в общежитии и
торопилсЯ сбежать подальше от своего родственника, который, конечно, братом
ему не был, даже и двоюродным, но все они, выходцы из горного краЯ, на
стороне считали себЯ братьЯми.
-- ’ы могла от него сбежать? -- спрашивал –околь.
‘ветка попыталась задним умом понЯть, могла ли, но и теперь по ее телу
прошел испуг.
-- џ боЯлась.
-- Ќо ты могла, если бы не боЯлась?
-- џ не знаю. џ боЯлась. џ на остановке хотела, но он предупредил, что
догонит и зарежет. ’ам много кричали... если бы Я закричала, никто не помог
бы...
-- Ђ где он грозилсЯ зарезать -- на трамвайной остановке?
-- € там тоже, и потом в деревЯнном доме.
’ам он заставил ее выпить стакан водки. ђасцепил зубы, зажав поднЯтую
вверх лицом голову, как кочан капусты, и влил водку до последней капли.
ЊолодаЯ бурЯтка, хозЯйка квартиры, и друг ее, еще один кавказец, высокий, с
оспЯным, чешуйчатым лицом и тЯжелыми, в глубоких впадинах, глазами, смотрели
с любопытством, как дергаетсЯ, захлебываетсЯ и обвисает в судороге юнаЯ
пленница. —его не происходит, когда гулЯнка, как гармошка, разыгралась так,
что не унЯть, каких только красавиц не нахлещет сюда ее переборами! „омишко
был маленький, в одну комнату с отгороженной кухней, посреди комнаты стоЯл
стол, вытЯнутый к окну, а по обе стороны от стола к стенам прижимались две
старые деревЯнные кровати, застеленные суконными солдатскими одеЯлами. ‘тол
отодвинули, откуда-то загремела музыка, и он, этот ќльдар, заставлЯл ‘ветку
плЯсать по-ихнему, по-кавказски. Ћна не умела, и он с кровати, изгибаЯсь
телом и выбрасываЯ ноги, пинал ее в такт дикой музыке.
-- Ќеужели ни одного ласкового слова он не сказал тебе? -- вздохнул
следователь, наглаживаЯ левой, свободной, рукой лысину. -- Ќеужели все таким
зверем?
‘ветка припоминала:
-- Ќе знаю, может, у них это ласковые... "’ы менЯ любишь?" --
спрашивает. џ говорю: "Ќет". Ћн ударит: "‹юбишь менЯ?" -- "‹юблю". --
"ђодишь мне сына?" -- "Ќет". Ѓьет. ѓоворю: "ђожу". -- "‹юбишь менЯ?" --
"‹юблю".
’амара €вановна выдержала все. ’олько жалкий какой-то голос -- есть,
оказываетсЯ, в человеке самоговорЯщий голос, не мысленный, не угадывающийсЯ,
а совершенно самостоЯтельный, -- только этот жалкий голос, по тону ‘веткин,
но и не ‘веткин, как бы ее самой, но и не ее, в продолжение всей второй
половины допроса тыкалсЯ ей под сердце и путано наговаривал: "Ќичего,
ничего... это ничего, это к нам, принимайте гостей... мы гостЯм завсегда
рады, мы со всЯким нашим удовольствием... мы ничего... мы такие...". ќтим
голосом кто-то, как бы раздвоившийсЯ в ней и счастливый от раздвоениЯ,
нахлестывал ее, издеваЯсь и ликуЯ, по-свойски находил, где ударить больнее,
слащаво поддакивал удару и затаенно ждал, когда в разговоре поЯвитсЯ новаЯ
подробность, чтобы принЯть ее с восторгом и значением.
-- € что дальше? -- спросила ’амара €вановна у следователЯ, когда
допрос наконец был окончен и листки протокола подписаны. -- ѓде его будут
судить?
‘ледователь с жалостью посмотрел на нее, заметил, что она, поднЯвшись,
пошатываетсЯ, и уклончиво ответил:
-- ‘удЯт по месту преступлениЯ. Ќо до суда еще далеко-о. -- Џоследнее
слово он невольно, ни на что не намекаЯ и ни к чему не склонЯЯсь, отправил в
недосЯгаемые выси.
-- Ђ что -- почему так далеко? -- ’амара €вановна и не заметила, что
она отозвалась не на смысл, а на интонацию.
-- Њного чего требуетсЯ. џ еще свидетелей не опрашивал. Ђ свидетели
есть. …сть свидетели.
* * *
Ќачалась рабочаЯ неделЯ, наступил понедельник, последний день маЯ.
ђаннЯЯ жара наконец спала, распустив зелень до последнего листочка, и
тополЯ, клены стоЯли в новых и роскошных складчатых одеЯниЯх. €ми наигрывал
слабый прохладный ветерок, и молодые листочки мелко трепетали, все разом
радостно наговаривали. Ќебо было в тучах, тЯжелых и рваных, солнце то
показывалось, то прЯталось, небо стоЯло высоко, отодвинувшись от большого
города, который всю зиму коптил его нещадно, а теперь перешел на летнюю
норму копчениЯ. ‚ квартире свет был пригашен не от туч, а от густой, стоЯщей
стеной зелени в сквере, куда смотрели три окна из четырех.
“тром, часов в десЯть, позвонил –околь, следователь, и попросил ‘ветку
прийти к нему после обеда. ђазговаривала с ним ’амара €вановна. –околь
успокаивающе сказал, что встреча нужна длЯ проЯснениЯ некоторых
обстоЯтельств дела и что он будет разговаривать с потерпевшей наедине. Џусть
разговаривает наедине, согласилась ’амара €вановна, но ‘ветку она одну не
отпустит, в прокуратуру они пойдут вместе. ‘пустЯ примерно час раздалсЯ
новый звонок, на этот раз разговаривал Ђнатолий. Ћн зашел в кухню к жене
взвинченный, лицо напрЯглось и покраснело. ‡ашел и вышел, глЯнув на жену и
пожалев ее. Ќо тут же вернулсЯ.
-- Џредлагают деньги, -- сказал.
-- Љто-о-о? -- почти спокойно спросила ’амара €вановна, оборачиваЯсь от
окна, возле которого проводила теперь часы, будто все еще высматривала и
ждала ту, прежнюю, ‘ветку, ушедшую из дому в пЯтницу. Џочти спокойно
спросила -- больней ее боли не бывает.
-- Њужской голос был, с акцентом. Џредлагают двадцать миллионов, если
заберем заЯвление обратно.
-- —то ты ему сказал?
-- Ђ что Я ему мог сказать? Џослал подальше.
Џосле этого решили идти в прокуратуру втроем. ‘тоЯли в коридоре,
подпирали стены, пока ‘ветка была у –околЯ... “же и не маЯлись, высматриваЯ
потерЯнные часы, -- обреченно стоЯли и молча ждали, что будет дальше. Ѓыстро
сновали по коридору работники прокуратуры -- все с бумагами и все в спешке,
и медленно, затЯгиваЯ шаг, вступали в него с лестницы приглашенные,
озирались, тревожным взглЯдом обводили коридор из конца в конец, вытЯгиваЯ
по-гусиному шею, заглЯдывали в нужный кабинет, чтобы показать себЯ, и, если
оставались незамеченными, отыскивали место, где пристроитьсЯ. €з кабинетов
доносилсЯ трезвон телефонов, иногда голоса людей, если переходили они на
повышенный тон, но временами вдруг все умолкало, движение прекращалось, и
тогда ’амара €вановна делала усилие, чтобы понЯть, где она.
‘илы ее были на исходе: три ночи без сна. ‘инЯки под глазами, как
растворимаЯ под горем краска, расползлись по лицу, превратив его в сплошное
темно-фиолетовое пЯтно. Љамень внутри накалилсЯ так, что, казалось, уже и
трескалсЯ; перед глазами порхали разноцветными бабочками вспышки; пойманной
птахой трепыхалось сердце, подбито опадало, исчезало совсем; озноб просекал
все тело, казалось, что и конец уже... Ќо нет, дыхание, спотыкаЯсь,
возвращалось, и в глазах опЯть ненадолго проЯснЯлось...
–околь вышел из своего кабинета с чрезвычайно занЯтым и обремененным
видом, не глЯдЯ на ’амару €вановну и ЂнатолиЯ, в два шага пересек коридор и
скрылсЯ в кабинете прокурора. Ћн пробыл там считанные минуты и только тогда,
на обратном переходе, позволил себе заметить родителей потерпевшей и на ходу
бросил:
-- Џрокурор хочет переговорить с вашей дочерью.
-- Њы тоже пойдем! -- крикнула ему вслед ’амара €вановна.
-- Ќет, прокурор будет разговаривать с вашей дочерью с глазу на глаз.
Џотом, спустЯ две недели после того, что произойдет на следующий день,
придетсЯ и прокурору района давать свидетельские показаниЯ по этому делу
следователю областной прокуратуры, и она, прокурор района, скажет:
-- ‚ понедельник 31 маЯ следователь –околь доложил мне, что
подозреваемый и потерпевшаЯ допрошены, подозреваемый отрицает насилие. ‘о
слов следователЯ Явствовало, что по предварительным данным девственнаЯ плева
у потерпевшей не нарушена. Џо окончательному заключению медэкспертизы это
оказалось недействительным, но Я тогда об этом не знала. Љроме того, –околь
сказал, что у него есть сомнениЯ в показаниЯх потерпевшей. џ спросила, на
чем они основаны. Ћн ответил, что у потерпевшей и ее матери сложные
отношениЯ, мать держит свою дочь в строгости, дочь ее боитсЯ и в свЯзи с
этим в показаниЯх недоговаривает. Ћна несовершеннолетнЯЯ, но не учитсЯ,
часто бывает с подругами на рынке. џ попросила следователЯ, чтобы он прислал
потерпевшую ко мне. ‘ нею хотела войти ее мать, но Я не разрешила. џ
считала, что если действительно мать оказывает давление на дочь, то это
помешает. ‘ потерпевшей Я разговаривала наедине. Џотом согласилась принЯть
ее родителей.
ќто была женщина на исходе бальзаковского возраста, крупнаЯ, затЯнутаЯ,
двигающаЯсЯ осторожно, находЯщаЯсЯ в стадии борьбы со своими формами,
выпирающими как тесто из квашонки, с загрубевшей темной кожей на лице и
жестким голосом. ‚се в ней было большое -- руки, ноги, грудь, голова, все
подготовлЯлось длЯ жизни значительной. Џоложение ее и было значительным, но,
как и все в эти годы в сдернутой с копылков стране, не было оно достаточно
прочным. ‘идела она за обычным канцелЯрским столом, Явно не подходЯщим длЯ
ее размера, в обычном кабинете, давно не видевшем ремонта, и такой же, как в
кабинете у –околЯ, двустворчатый шкаф, забитый бумагами, ютилсЯ у стены, и
такой же в углу массивный мрачный сейф, не содержащий ни единого секрета
хотЯ бы по той причине, что секреты в этой стране были отменены, и такие же
голые, без вождей и авторитетов, стены.
-- Ћ чем вы хотели со мной говорить? -- не стеснЯЯсь, бесцеремонно
поторапливаЯ, спросила она, как только ’амара €вановна и Ђнатолий устроились
перед нею на стульЯх.
’амара €вановна молчала, невидЯще уставившись в лицо прокурора. ‚ самые
последние минуты перед тем как войти в кабинет, там, в небольшой приемной
без секретарши, глаза у нее кое на что прозрели. ‚ дверь, открывавшуюсЯ
внутрь приемной, несколько раз заглЯдывали, пока ’амара €вановна с Ђнатолием
ждали приглашениЯ в кабинет. ’амара €вановна поднимала голову, уставлЯла на
заглЯдывающего невидЯщие глаза и снова опускала их в покорном ожидании. Ћна
поднЯла и опустила их и в этот раз и, уже опустив, уже за закрытой дверью,
увидела высокого, плечистого кавказца, оставшегосЯ недовольным сидЯщими в
приемной. €з-за спины его выглЯдывал еще один уроженец гор. Ћна подержала их
лица перед собой, соображаЯ, зачем они могут быть ей нужны, и вдруг быстро
поднЯлась, открыла дверь. ‚ коридоре их не было. Ћсторожно приоткрыла она
дверь в кабинет –околЯ -- они, загородив собою следователЯ, стоЯли перед его
столом. …е могли заметить -- она прикрыла дверь, оставив щелку, и
прислушалась. Џосле гортанных, одновременно вырвавшихсЯ слов послышалсЯ
голос –околЯ.
-- Њеру пресечениЯ решает прокурор, а не Я, -- торопливо говорил он. --
“берите это от менЯ! -- вдруг перешел он на требовательный и растерЯнный
шепот. -- “берите немедленно. Ќе Я решаю. ‡автра мы приведем его на санкцию.
‘егоднЯ Я ничего не могу обещать. ‡автра.
’олько ’амара €вановна вернулась в приемную, прокурор вызвала их. € вот
теперь, словно увеличившись перед ’амарой €вановной в размере, она
спрашивала, уже во второй раз, длЯ чего они добивались с нею встречи.
Ђнатолий заторопилсЯ:
-- „очь у нас... Џодверглась изнасилованию. Њы пришли узнать...
-- —то пришли узнать?
’амара €вановна отчеканила:
-- Џришли узнать, что будет с насильником!..
-- „лЯ нас он подозреваемый, -- назидательно сказала прокурор,
откидываЯсь на спинку низкого кресла, отчаЯнно скрипнувшего под ней, но
устоЯвшего. € в этом скрипе ’амара €вановна услышала: фигу вам!
-- Џусть он длЯ вас будет хоть свЯтой. Ќасильник есть насильник. Ћн
изнасиловал несовершеннолетнюю, нашу дочь. Ќашу дочь! -- подчеркнуто
повторила она, изо всех сил сдерживаЯсь, чтобы не сорватьсЯ и не сказать
лишнее. -- € мы пришли узнать, что будет с насильником. ‚от!
Џрокурор перевела глаза с ’амары €вановны на ЂнатолиЯ и опЯть на ’амару
€вановну. Ћна тоже удерживала себЯ от резкостей.
-- ‚от что, уважаемые родители, -- подчеркнуто спокойно сказала, не
потерЯв самообладаниЯ, и в голосе послышалось удовлетворение собой. -- џ
познакомилась с делом вашей дочери. —ерез этот кабинет проходЯт десЯтки...
да! -- десЯтки таких дел, и мы научились в них разбиратьсЯ. ‘ледствие еще не
закончено, но вот что Я вам скажу. Ђ вы уж стерпите, мы тут пустыми словами
не бросаемсЯ. …сли бы ваша дочь не захотела с самого начала иметь дело с
этим... с кем она легкомысленно поехала... Ђ потом: если бы она захотела
убежать от него, а потом -- позвать на помощь, она бы это сделала. “ нее
была не одна возможность избежать случившегосЯ. Ћна ни одной не
воспользова-лась...
-- Ћна боЯлась... -- осторожно перебил Ђнатолий.
-- —его она боЯлась? Ќа трамвайной остановке десЯтки людей, она сама
это показывает... ЃроситьсЯ к людЯм за помощью боЯлась? €ли раньше еще, на
рынке, где ступить негде от народа, боЯлась не поехать с неизвестной
личностью? Љогда боЯтсЯ, поступают наоборот. џ понимаю ваши родительские
чувства, но правосудие должно руководствоватьсЯ не чувствами, а намерениЯми
и поступками...
-- „а как же не боЯтьсЯ-то! -- вскричала, вскочив, ’амара €вановна,
раненнаЯ этими двумЯ стрелами -- словами "правосудие" и "боЯтьсЯ -- не
боЯтьсЯ". -- Џравосудие! ‚от и дайте нам правосудие! Љак же не боЯтьсЯ?! --
оглЯдываЯсь вокруг, обращаЯсь не к прокурору, а к стенам, еще горше
вскричала она. -- ‘реди бела днЯ убивают -- ничего, ни преступлениЯ, ни
правосудиЯ! Љруглые сутки грабЯт -- ничего! ‚оруют, насилуют, расправлЯютсЯ
как со скотом... хуже скота! Ќигде ничего! ‚ы что думаете, -- задыхалась
она, -- что если бы она, наша дочь, на трамвайной остановке бросилась искать
защиту -- помогли бы ей? ‚ы уверены? Ђ Я не уверена€ дочь моЯ была не
уверена! Њы что, не знаем, как человека убивают середь толпы, и толпа
разбегаетсЯ! Ќе знаем мы, как от крика "спасите!" люди шарахаютсЯ и зажимают
уши! Џравосудие! ‹юди до того напуганы, что они уж и кричать от страха не
могут. Ђ вы здесь: он, видите ли, подозреваемый, он несчастный, наша дочь
его в несчастье втЯнула... Њы его поймали, привели вам, преступление как на
блюдечке, а вы боитесь его оскорбить не тем словом. Ќо почему вы не боитесь
оскорбить нашу дочь?.. ведь ее избивали, насиловали, как бы вы ни крутили
это дело! ќто вы привыкли, что насилуют -- вообще, везде! Ђ мы не вообще, у
нас дочь! …е же изнасиловали, и она же теперь у вас подозреваемаЯ... наравне
с этим бандитом!
-- “спокойтесь. €ли оставьте кабинет, такой тон Я выслушивать от вас не
желаю.
’амара €вановна села, задыхаЯсь, сердце билось у нее задним ходом. ‚
эту минуту и почувствовала она толчок изнутри, мгновенный и решительный,
который придавил ее к стулу и заставил замереть. € то, что сказалось ей или
приказалось, что отчетливо прозвучало в ней, заставило ее, как только она
пришла в себЯ, по-другому взглЯнуть и на прокурора, объЯснЯвшего что-то
Ђнатолию, и на проводимое этой женщиной правосудие, и на шумЯщую за окном
жизнь, изо днЯ в день шагающую по своим законам. Љазалось, со всем она
примирилась и всему понЯла цену. Џрислушавшись, она стала различать слова
прокурора:
-- “ нас сейчас только показаниЯ потерпевшей и подозреваемого.
‘видетели допрошены не все, нет окончательного заключениЯ эксперта. Љогда
следственные мероприЯтиЯ будут закончены, тогда и будет решатьсЯ вопрос о
мере пресечениЯ.
"„ело Ясное, что дело темное", -- подумала ’амара €вановна и спросила
на удивление спокойно:
-- —то такое санкциЯ?
-- ЉакаЯ санкциЯ?
-- Ќу, что такое привести на санкцию?
-- Џривести на санкцию -- значит объЯвить подозреваемому его дальнейшее
положение по истечении срока задержаниЯ, -- всматриваЯсь в ’амару €вановну и
настораживаЯсь от ее вопроса, ответила прокурор. -- ‚ы хотите знать, какие
могут быть санкции? Њожет быть или заключение под стражу, когда это
необходимо, или, когда это допустимо, освобождение под залог.
-- € пока ничего не Ясно, как повернетсЯ дело?
-- Џока ничего не Ясно.
-- Њогут и отпустить?
-- Џод залог. џ сказала: когда это допустимо. ’акаЯ мера пресечениЯ
предусматриваетсЯ законом. -- Џрокурор поднЯлась, оставив последнюю фразу
длЯ большей четкости быть произнесенной на ногах: -- …сли вы не доверЯете
нам, у вас есть право обратитьсЯ в областную прокуратуру.
’амара €вановна взглЯнула на нее с укоризной:
-- Ќикуда мы обращатьсЯ не будем.

‚ыйдЯ от прокурора, заторопились к телефону позвонить ‘ветке. ‘ветка
давно была дома, ее, как и договаривались, привез „емин, но отвечал по
телефону €ван. Ћн говорил с набитым ртом, и понЯть его было трудно. ’амара
€вановна вЯло прикрикнула на сына, сказав, что она надеетсЯ, что уши у него
не забиты жвачкой и он слышит ее, и приказала, чтобы он не выходил из дома,
пока они не вернутсЯ. †вачка в ушах развеселила €вана; сглатываЯ, он смеЯлсЯ
и кашлЯл одновременно, но обещал быть дома и дверь посторонним не открывать.
‚ечером стало теплее и мЯгче, вместе с западающим солнцем, совсем
освободившимсЯ от облаков, горой стоЯщих над головой, натекала совсем летнЯЯ
спелость нагретой земли. ’амара €вановна, невесть с чего приободрившаЯсЯ,
вдруг решила, что сегоднЯ надо сделать ужин. "‘делать ужин" означало, что
они не станут обходитьсЯ чем попало, как всегда в последнее времЯ, а устроЯт
что-нибудь повеселее. Ђнатолий обрадовалсЯ и испугалсЯ: что это -- приходит
она в себЯ, приказав себе смиритьсЯ со случившимсЯ, или просто решила
отделить жирной чертой последние черные дни от наступающих, ведущих
неизвестно к какой, но развЯзке? ’амара €вановна смотрела перед собой
тЯжелым решительным взглЯдом и шла быстро, встречный народ обтекал ее с
опаской. Ђнатолий едва поспевал за нею; они почти не разговаривали. Ќа рынок
заходить не стали, тошно было смотреть на рынок, да он уже и пустел.
Ќедалеко от дома зашли в большой гастроном, Ђнатолий взЯл бутылку водки и
бутылку вина; ’амара €вановна -- сосисок, Яблок и большой пышный торт, над
какими сама же всегда и издевалась, называЯ их "парфюмерией". Ќо издевалась
не потому, что брезговала, а кошелек в кармане не велел. Ќо сегоднЯ -- эх,
изобилие! ќх, мать его растак! и так! и так! и так! -- подумала и взЯла еще
свЯзку бананов, брезгливо, на вытЯнутой руке, подержала ее, принЯв с весов,
за отросток и кинула в широкий зев сумки. ЌаполненнаЯ сумка заинтересовала
ее; ’амара €вановна отыскала столик, не выпускаЯ из левой руки коробку с
тортом, правой потеребила сумку, расправила ее, всматриваЯсь в нутро и
размышлЯЯ. ‘умка была чернаЯ, вместительнаЯ, продолговатаЯ, с легко и ловко
ездЯщим замком, из прочной искусственной ткани, как теперь все они; она
могла казатьсЯ маленькой при малой загрузке, а могла быть большой.
ЋглЯнувшись, найдЯ ЂнатолиЯ взглЯдом уже возле выхода, подхватила сумку,
расчетливо встрЯхнув ее в руке, и заторопи-лась.
‘ветка не вышла на голоса; ’амара €вановна решительно толкнула дверь в
ее комнату -- ‘ветка в полумраке, с зашторенным окном,
полусидела-полулежала, навалившись на спинку кровати. Ћна даже головы не
повернула к матери. Џока ее дергали, заставлЯли куда-то идти, что-то
говорить, она шла и говорила, изымала из себЯ и выставлЯла свой позор, муку
свою смертную, надрывала сердчишко, но вот оставили ее на несколько часов в
покое, и началсЯ молчаливый, страшный, доклевывающий сердце разговор с
собой. ’ам ее спрашивали, что с ней было, здесь она спрашивала себЯ, что с
ней будет. ’ам ее ответы заносили на бумагу, здесь же какой-то неумелый
самописец, не знаЯ, что писать, и не слыша ответов, рвал и рвал на куски
обожженную душу. „о сей поры она и не подозревала, какаЯ бездна, недремнаЯ и
безжалостнаЯ, скрываетсЯ в человеке и какие изнурЯющие ведет она беседы.
’амара €вановна положила дочери под руку свЯзку бананов.
-- —его это ты? -- дрогнувшим голосом удивилась ‘ветка.
-- …шь! Ќе пропадать же теперь! Ќет, девка, теперь надо быть сильной.
‘ильнее себЯ. …шь и выходи, ужин будем делать. џ и торт купила.
-- ‘ластить будем? -- ‘ветка выговаривала слова вЯзко, через слипшеесЯ
горло.
’амара €вановна будто и не заметила вырвавшегосЯ ‘веткиного вызова.
ЋтчаЯнным взмахом руки слева направо она перечеркнула перед собой все, что
навалилось, и сказала:
-- Џожуй и выходи. Ќечего тут залеживатьсЯ, нЯнькатьсЯ в себе... -- она
не договорила, никакое просившеесЯ сюда слово произносить не хотелось. ЋпЯть
больно пронзило ее, как изменилась дочь всего в несколько дней: маленькаЯ,
как у подростка, голова, слабаЯ, раздавленнаЯ грудь и сжатые, неналившиесЯ
ноги. Џочувствовав этот взглЯд и угадав, о чем думает мать, ‘ветка решилась:
-- Њама, можно, Я сегоднЯ пойду к бабушке ночевать?
-- Џочему? -- было отчего подкоситьсЯ ее ногам: ’амара €вановна
опустилась рЯдом с дочерью. Ѓыло отчего: она сама собиралась отправить
‘ветку на эту ночь к …встолии Ѓорисовне, ‘ветка могла помешать ей сегоднЯ.
Ќо она собиралась заговорить об этом позже, при всех за столом, чтобы и тени
подозрениЯ не вызвать, будто это нужно ей. ‚от, пожалуйста, -- как
подслушала ‘ветка.
-- Њожно?
-- €ди, если так хочешь. Ќо вечер пробудешь дома. Љ ночи пойдешь.
€вану ’амара €вановна заЯвила, выходЯ из ‘веткиной комнаты:
-- Ђ ты, дружок, сегоднЯ из дома ни ногой. ЏонЯл?
-- ЏонЯл. Ќо жду разъЯснений! -- энергично отозвалсЯ €ван.
-- Џобудем вместе сегоднЯ. ‚от и все разъЯснениЯ.
-- Њаловато, но на сегоднЯ хватит.
-- Џочисти картошку. “жин будем делать, -- уже в который раз за вечер,
как заклинание, повторила ’амара €вановна.
Ђ что было и делать?! ‘варили картошку и сосиски, достали из
холодильника банку с огурцами, наткнулись там же, в холодильнике, на банку
грушевого компота с большими склизными кусками груш и тЯгучим соком, остатки
сыра, остатки клюквы из морозильника, остатки конфет в коробке, залежавшиесЯ
еще со днЯ рождениЯ ’амары €вановны в апреле.
‘ветка по зову матери вышла натереть свеклу и морковь, постоЯла,
постоЯла с теркой в руке, силЯсь отыскать в памЯти, как это делаетсЯ, -- и
не отыскала, спрЯталась опЯть в своей комнатке. ’амара €вановна махом
натерла сама, добавила в эту кашицу еще и тертого чеснока, заправила
майонезом и снова окликнула ‘ветку, заставила ее накрывать на стол.
‚ыставили все, что было, словно больше ничего и понадобитьсЯ не могло;
натыкались в тесной кухоньке друг на друга и друг друга задирали; ‘ветка
завизжала девчоночкой, когда мать, как в детстве, оттЯнула ее с размаху
ладонью по выставленной в наклоне попе, €ван неестественно громко смеЯлсЯ,
отец покрикивал, торопЯ и потираЯ руки. ‘тол накрыли в большой комнате,
придвинув его к дивану; ‘ветка и €ван устроились рЯдом на диване, мать
напротив, поближе к кухне, отец сбоку, поближе к спальне. ‘ветка утонула в
мЯгком диване, только головенка торчала над столом, и обрезанное лицо ее,
выглЯдывающее откуда-то издалека, из чужих приютов, было как бы и не ее:
затертые пудрой ссадины, заострившиесЯ скулы, подернутые пленчатой зыбью
глаза. Ќо у них у всех лица были не свои, они все с болью смотрели друг на
друга. Ћдин €ван выглЯдел молодцом и, только спохватываЯсь времЯ от времени,
обводил всех тревожным взглЯдом.
-- Љто как хочет, а Я водочки, -- заЯвил Ђнатолий, налил себе
полстакана, окликнул жену, и она кивнула в ответ, протЯнула длЯ звона
маленький хрустальный стаканчик с вином и сказала детЯм:
-- Ђ вам нельзЯ! ђано еще. Џодрастите, ума наберитесь. -- Ћна испытующе
смотрела на €вана. -- ‘овершеннолетними станьте. Ќе торопитесь.
€ван сказал, должно быть, потому, что мать обращалась к нему:
-- Ђ вы, значит, раз вы совершеннолетние, выдуете у нас на глазах две
бутылки с воспитательной целью?
Ђнатолий громко и облегченно, с удовольствием освобождаЯ от тЯжести
грудь, загоготал.
-- џзва же ты! -- сказала ’амара €вановна €вану, чуть усмехнувшись,
помолчала нервно, теребЯ щеку, и вдруг позволила: -- Ђ хотите, так и выпейте
маленько, „лЯ памЯти. -- Џоследние слова, чтобы не послышалось в них ничего
подозрительного, она произнесла быстро, успев поджевать их.
-- „а мы и не хотим вовсе, -- пробурчал €ван. -- “спеем. Џодождем
совершеннолетиЯ. Ќам это нипочем. Џравда, ‘ветка?
‘ветка с испугом взглЯнула на брата и еще больше втЯнула голову в плечи
и склонилась над столом.
-- Ђ Я так и совсем не собираюсь пить, -- продолжал €ван и покосилсЯ на
мать: не подумала ли она, что он брЯкнул свое решительное заЯвление
впопыхах, чтобы выйти из неловкого положениЯ: ‘ветке сейчас задавать такие
вопросы не следовало. -- џ из чувства противоречиЯ не буду пить, -- пришлось
настаивать ему. -- Џотому что все пьют. Ђ Я не буду.
-- € не надо! -- с лихостью подхватил Ђнатолий. -- Њолодец! “ тебЯ и
гены с моей, с отцовской стороны, неподорванные...
-- ‘ моей, что ли, подорванные? -- не пропустила ’амара €вановна.
-- € с твоей целехонькие. •оть на базар неси.
-- Ќа какой еще базар?! —то ты мелешь?
-- „а это только так говоритсЯ. Љогда продукт хороший, чтобы выдать
знак качества -- вот и говорЯт. Ђ так-то, конечно... какой базар? ’ы
правильно постановил, €ван. ќто бедствие сейчас: пьют беспробудно и даже без
закуски. ‘ пьЯным народом каши не сваришь. Љому-то надо пример показывать.
-- “ нас в школе их "горнистами" зовут. Ќа перемене голову запрокинут,
бутылку с пивом в зубы... совсем как горнисты на пионерской зорьке! Ќа
глазах учителей. € те молчат. ’оропЯтсЯ мимо проскочить, будто не видЯт.
-- Џо губам бы их, по губам бы!.. -- тихо и бессильно отозвалась ’амара
€вановна.
-- ‘вобода, мама, права человека. ’еперь выпускной экзамен такой есть:
—иЋ -- человек и общество. Ћ правах человека. “ нас недавно один
пЯтиклассник в суд на директора подал.
-- Ђ это еще что такое? -- хохотнул Ђнатолий, пристально вглЯдываЯсь в
свой опорожненный стакан. -- Џо загривку, что ли, схлопотал малец-то? Ќе
вытерпел директор?..
-- Ќет, за рукоприкладство его бы четвертовали. Ќаш директор дал
указание убирать мусор на школьном дворе. ‚ыгнал на воскресник. ЊассоваЯ
эксплуатациЯ детского труда. ’еперь по загривку-то ему дадут.
-- ѓосподи! -- без страсти, уставшим, тусклым голосом взмолилась ’амара
€вановна и решительно откинулась на спинку стула, покачалась, дав ему
поскрипеть. Ќи на кого не глЯдЯ, сказала, отвернув глаза в окно: -- ЏьЯнство
и трусость, пьЯнство и трусость! Људа мы на таких рысаках управим?! —то
будет?
-- —то-нибудь да будет, мать...
-- Њне не надо "что-нибудь". ‘колько можно: "что-нибудь" да
"что-нибудь". „аже у зверЯ, у птицы, у червЯ есть, наверное, волЯ,
характер... и он уползает или отбиваетсЯ, а не лапки вверх.
ѓоворили... и о чем говорили -- Ѓог весть! ‹ишь бы не задевать свое,
кровЯнившее сердца, лишь бы дать хоть немножко притихнуть боли. € все равно
задевали, вздрагивали испуганно от неловкости и забывчивости, направлЯли
разговор на постороннее, где, казалось, никак уж невозможно коснутьсЯ раны,
-- и опЯть касались, опЯть принимались взглЯдами предостерегать друг друга.
’амара €вановна слушала строго и рассеЯнно, встреваЯ редко, вслушиваЯсь не в
слова, а в голоса и по голосам определЯЯ, кто как держитсЯ, у кого остались
еще силы и у кого уж не осталось ничего, кроме тЯготы перемоганиЯ. ‘ветка
умница, она чутьем раненого зверька понЯла, что лучше всего свои раны ей
зализывать не дома, где от каждого ее вздоха содрогаетсЯ всЯ семьЯ и где
одни взглЯды станут постоЯнно бередить душу. „а какаЯ она умница, ѓосподи,
какаЯ она умница?! -- просто дыраЯ она дура, больше никто! Ќо и этот голос
пресекала в себе ’амара €вановна, и его принималась она гонЯть, как бесенка,
чтобы и духу его не осталось.
Ћна почти ничего и не ела -- поковырЯла сосиску и поклевала клюкву. Ќе
до еды было и ‘ветке; ‘ветка намЯла в тарелке невообразимую кашу из
картошки, огурцов, сосисок, бананов и Ягод и забывчиво смотрела, что у нее
получилось. €ван успевал говорить и намолачивать, за три днЯ, в которые в
доме все пошло кувырком, он успел нагулЯть аппетит. ЂнатолиЯ выручала водка,
он выпил еще полстакана, забиваЯ в дальний угол какое-то колючее осколочное
напрЯжение, терзавшее грудь, и решительными взмахами набрасывал в опустевший
желудок порцию за порцией. ђазговор продолжалсЯ, ’амара €вановна услышала,
как ‘ветка сказала, не владеЯ голосом, -- хотела подтрунить над братом, а
получилось жалко, слезливо:
-- €ванка у нас философ!
Ђнатолий, терЯЯ пыл, поддаваЯсь усталости, но по-прежнему шумно -- лишь
бы не оборвалсЯ этот сторонний разговор, лишь бы не остатьсЯ им, боЯщимсЯ
друг друга, наедине -- возражал €вану:
-- ќто ты, философ ты наш, загнул. Љак это можно: все ошибаютсЯ, а один
не ошибаетсЯ? Ћдному, да будь он семи пЯдей во лбу, против всех не устоЯть.
‚се равно точку зрениЯ всех принимать придетсЯ. ‚ тебе счас задира сидит,
тебе лишь бы спорить.
€вану и верно это было в удовольствие -- спорить. Ћн говорил:
-- ’очка зрениЯ всех... Ђ что такое точка зрениЯ всех? ќто всего лишь
точка зрениЯ, а не истина. ’очку зрениЯ внушить можно. ‚се -- это, конечно,
не все, а большинство. € один -- это не один, а меньшинство. ЏодавлЯющее
большинство и обидное меньшинство. Ђ большинство внушению поддаетсЯ легче.
Ћни этим и утверждают себЯ: нас много, мы не можем ошибатьсЯ. € -- с
гонором, с апломбом, но безвольно, как стадо, под облучение, под гипноз, под
рабство. ‚от это уж рабство так рабство! -- такого в мире еще не бывало.
’акого массово-добровольного. Ѓыло физическое: ты, значит, не свободен жить
так, как тебе хочетсЯ. ’еперь рабство умственное, духовное: у тебЯ отнимают
способность думать так, как было бы полезно длЯ тебЯ... и не только длЯ
тебЯ. ђазвернули твои мозги на 180 градусов, и ты уже не ты, не
самостоЯтельнаЯ единица, а дробь. ‚ числителе у этой дроби, где личность,
значение личности, такой мизер, такаЯ братскаЯ могила!.. Ђ в знаменателе...
там да-а, там пудовые кандалы... шаг влево, шаг вправо -- и капут!
-- ’ы бы, дружок, поосторожнее с дробью-то... -- решил предостеречь
отец. -- Ђ то загнут тебе салазки, сделают из твоей единицы колесо.
-- Ђ почему Я должен осторожничать? —то есть, то и вижу. —то вижу, то и
беру в расчет. ќто и есть взглЯды -- исходить из истинного положениЯ, из
того, что есть, а не из того, что на уши вешают.
’амара €вановна из своего далека спросила:
-- ѓде это ты такого гладкого ума набралсЯ?
-- Ђ нам, мама, теперь некогда до тридцати лет на печке лежнем лежать.
-- ‚ыучись сначала, отслужи, женись, а уж потом и забивай себе голову.
€ван хмыкнул:
-- „а ведь и служить, и учитьсЯ, и женитьсЯ тоже надо с умом.
-- “м в самой жизни... как живешь. Ђ не в словах.
-- ‚от мы свои слова-то и отдали кому попало. ’еперь слушаем чужие.
‚ыстроились в очередь за наживкой. •вать -- и там! € поминай как звали.
‡азвонил телефон; Ђнатолий, не поднимаЯсь, подпрыгал вместе со стулом к
тумбочке, снЯл трубку, мгновение ждал в тревоге, с изменившимсЯ,
приготовленным длЯ тЯжелого разговора лицом и вдруг просиЯл:
-- Ђ-а, мать! ќто ты? Ђ это мы. ‘идим, чай пьем, Я даже водочки
немножко принЯл. ‚се хорошо у нас, все хорошо. ‘коро за торт возьмемсЯ. „ела
идут. —то ты говоришь? Ћтпустить ‘ветку к тебе? Џогоди, выЯсню.
-- ‘кажи, что отпустим и приведем, -- велела ’амара €вановна.
-- Ћтпустим и приведем! -- доложил Ђнатолий. -- Ђ то пришла бы к нам
сама на торт. Ќоги болЯт? ’ак они у тебЯ давно болЯт, уж хватит им болеть.
’ы, мать, им поваду даешь. ’ы им не давай повады, командуй ими. ‹адно, жди.
Ћтпустим и приведем.
’амара €вановна пытливо взглЯнула на дочь, та отрицательно покачала
головой: нет, они с бабушкой не договаривались. ќто что же тогда? Љак по
заказу. “ж больно подозрительно выстилаетсЯ дорожка. Ђ ведь совсем узкой
казалась она, не продратьсЯ, и вдруг чуть ли не выходные ворота
раскрываютсЯ. Џожалуйста! ќто длЯ чего же они так широко раскрываютсЯ?
Ћна быстро, через "не хочу", набросала в себЯ еду: силы ей понадобЯтсЯ.
‡вонок …встолии Ѓорисовны подстегнул: а ведь пора заканчивать застолье.
‡асиделись. Џора выставлЯть на стол торт, так неожиданно нагрЯнувший в такой
день в гости. €м, этим изделием сладкой жизни, и отпечатаетсЯ потом в памЯти
навсегда сегоднЯшний грустный вечер. ѓоре-горькое тоже любит взблеснуть
чем-нибудь этаким, вроде жемчужного зерна.
Ћна никого не торопила, а заторопились вдруг все сразу, точно неслышный
сигнал прозвучал, отсчитавший положенное времЯ. ’орт съели без остатка, но в
спешке, без восторженных восклицаний и удовольствиЯ. Џерестал умничать €ван
и обиженно замолк, никто его рассуждениЯ больше не поддерживал; натужно, то
вздрагивающим, то соскальзывающим от усталости взглЯдом осматривалась вокруг
‘ветка. …й не терпелось уйти. ’амара €вановна опЯть почувствовала в себе
подталкивающее жжение: дальше, дальше! Ћтдохнули, побыли вместе, поиграли
словами, чтобы ничего не сказать, пободрились всЯк на свой манер -- ѓосподи,
да разве этим притворством унЯть боль, разве заделать какой-то там кратер,
из которого она выбрасываетсЯ?!
Ћна приобнЯла ‘ветку, когда та уходила, приподнЯла обнимающей рукой ее
лицо и заглЯнула -- и ей длЯ памЯти, и себе. ‘ветка убрала глаза. Ћбычным
голосом, не позволив ему дрогнуть, сказала дочери, чтобы она отоспалась и
без ее материнского звонка никуда не выходила. ‘амой ’амаре €вановне было не
до сна. —тобы отдатьсЯ сну, надо вместе с одеждой взЯть и выпростатьсЯ из
себЯ, как из кукольной оболочки, а она в такие была закована кандалы, что,
как ни сдвигай их, как ни укладывай в поисках облегчениЯ, они не переставали
выгибать ее в муке.
Ќо прежде всего предстоЯло ’амаре €вановне в эту ночь еще одно дело, и
было оно сильнее двухсуточного измождениЯ без сна.
“тром, в самом начале рабочего днЯ, она была уже возле прокуратуры,
прохаживаЯсь на противоположной стороне улицы вперед-назад и не выпускаЯ из
виду обычную, слишком скромную длЯ этого пугающего заведениЯ, дверь,
безвкусно обитую узкой вагонкой. „ень опЯть собиралсЯ быть жарким, угарнаЯ
сушь настаивалась в воздухе и надувала пыль на только что распустившиесЯ
тополЯ. Ћдним концом, близким, улица выходила к рынку, вторым в центральную
магистраль, котораЯ делила старый район города на две части: одна прилегала
к Ђнгаре, другаЯ к горе. ’уда и сюда перед ’амарой €вановной народ двигалсЯ
густо и невесело, с выражением общей и привычной повинности. Ќад рынком, над
всеми его торговыми окраинами и рукавами, как над чадЯщей печью, висело
мутное желто-мглистое облако. Ђвтомобильное движение на поперечной улице
перед рынком было одностороннее, убегающее влево, и машины, припускаЯ от
светофора, взревывали так, что саднило в ушах.
€з дому ’амара €вановна ушла рано -- пока не поднЯлсЯ Ђнатолий. Ћна
оставила ему записку, что будет в прокуратуре, чтобы он не бросилсЯ ее
искать. Ђ в прокуратуре -- значит тЯгомотина бескрайнЯЯ. Ћна тут и была,
приготовившись к какому угодно ожиданию. Ѓольше всего она боЯлась, чтобы из
прокуратуры не вызвонили и не вызвали ‘ветку. ‘ветка могла ей помешать.
Џоэтому в записке ’амара €вановна еще раз оставила длЯ дочери наказ, чтобы
ни под каким вызовом от бабушки она не выходила, пока не услышит ее,
материнский, голос.
Џрошел –околь, вышагиваЯ с размеренным гусиным достоинством; дверь за
ним закрылась бесшумно. „олго не было прокурора, и ’амара €вановна
забеспокоилась, не пользуетсЯ ли она каким-нибудь незаметным служебным
входом, чтобы избегать нежелательных встреч. Џрокурор приехала в
одиннадцатом часу, тЯжело выбралась с заднего сиденьЯ черной иномарки,
которых расплодилось, как саранчи, так много, что в названиЯх их ’амара
€вановна давно уж не разбиралась. „аже на улице прокурор имела
величественный вид: прЯмаЯ, с высоко взбитой прической, в светлом костюме.
Љто-то выходил и придержал ей дверь. ’амара €вановна напрЯглась: вот теперь
не зевай, теперь в любую минуту могут доставить твоего... Љак его назвать?
Ќикак его не хотелось называть, скоро у него должно быть новое название.
“лица была заставлено плотно -- и все магазинами, киосками,
ресторанами; никакому иному учреждению, кроме прокуратуры, сюда бы не
втиснутьсЯ, а прокуратуру длЯ того, надо думать, и подселили в это
торгово-развлекательное царство, чтобы население его, падкое на грех, о
законе и возмездии не забывало. “давалось ли неподкупным блюстителЯм закона
произвести впечатление на ловких рыночников -- неизвестно, наЯву же было то,
что прокуратуру и видно не стало, и слышно не стало, и надо было пЯть раз
пройти мимо сиротского вида двери, прежде чем удавалось разглЯдеть столь же,
как дверь, малоприметную вывеску.
Ќе прошло и получаса после приезда -- прокурор вышла и уехала.
’амара €вановна испугалась. —то бы это значило? Љакие там случились
перемены? €ли "санкциЯ" откладываетсЯ? Ќо, кажетсЯ, ее нельзЯ отложить даже
на завтра, трехдневный срок после задержаниЯ заканчиваетсЯ сегоднЯ. Ќе
наступил положенный час или там какие-то хитрости? Ћна вдруг ощутила сильную
жажду, терпение ее потребовало, чтобы его смочили, почти физически она
представлЯла, как по нему, по ее терпению, коробом поднЯвшемусЯ где-то
внутри, пробегают трещины. Ќо как зверь, обходЯщий свой участок, она подошла
прежде к прокуратуре, постоЯла, всматриваЯсь в дверь, и только потом
направилась на рынок. Џока шла, что-то проЯснилось внутри, и пить захотелось
не чего угодно, не какой угодно отравы, лишь бы залить жажду, -- захотелось
острого, до печенок пробирающего, кваса. ‚от такими заданиЯми и надо
держатьсЯ, пока не дойдет до дела: отыскать и напитьсЯ квасу, посмотреть,
что просЯт перед новой картошкой за старую, потом что-нибудь еще. •орошо,
что успели посадить картошку. —ем бы ни обернулись ее планы, а картошка без
едоков не останетсЯ.
‚стал перед глазами отец, потому что картошка высаживалась в его
огороде и была под его присмотром, но ’амара €вановна, морщась от боли,
которую предстоит испытать отцу, стрЯхнула это видение. ‘ейчас ни до чего
такого, что могло бы ее расслабить. ‘ейчас ей никто не нужен.
‡ажав сумку под мышку, старательно оберегаЯ ее, она дважды прошлась по
рЯдам в крытом рынке с высоким прозрачным потолком, заглЯдываЯ за спины
продавцов, где выстроены были на полках целые полчища банок и бутылок с
Яркими наклейками, и только потом сообразила: квасу среди них быть не может.
Ќе вышел породой. Ќадвинулось чужое изобилие, и все местное в год исчезло,
спрЯталось стыдливо или вовсе прекратило существование. Ћна вышла в уличные
рЯды, где и торговый народ и товар были попроще, обошла и их, только чтобы
занЯть себЯ, то забываЯсь до полного непониманиЯ, что ей здесь надо, то
спохватываЯсь и начинаЯ опЯть ощущать сухость в горле. € с каким-то странным
утешением понЯла: бесполезно искать. "‚се правильно", -- думала она, стоЯ
сбоку от закрытого ларька, вонЯющего краской, и озираЯ бесконечную торговлю,
котораЯ перед воспаленными от бессонницы глазами вспучивалась как огромнаЯ и
радужнаЯ муравьинаЯ куча. € уточнила: "‚се у менЯ правильно".
Ћна вернулась в крытый рынок, отыскала возле правой боковой стены
краник под раковиной и, наклонившись, выгибаЯ неловко и больно голову,
приникла к нему. Џила и плескала в лицо, пила и плескала. Џод крышей, как
под небом, порхали голуби и воробьи. "Ђ где же здесь птица-то пьет? -- стала
размышлЯть. -- …ды здесь натрЯхиваетсЯ вдоволь, а всЯ вода закупорена, до
нее не добратьсЯ. €ли в крыше есть дыры? Ќо если бы были дыры, птицы сюда,
под сытую жизнь, набиралось бы тучами. ‚от ведь как: куда человек, туда и
голубь с воробьем. —еловек повалил из деревни в город -- и эти,
пернатые-крылатые, полетели вослед. —еловек в городе устремилсЯ за прилавок
-- и воробей тут, начирикивает: торгуй, торгуйЂ ведь было времЯ --
подбадривал: паши, паши!"
ѓуд стоЯл плотный, вЯзкий, отуплЯющий. Ќе вырывались из него ни
вскрики, ни удары, все перемешивалось и тонуло под безостановочным движением
тЯжелых лопастей. Љартины наплывали одна на другую, кружение людей кружило
голову, фигуры становились несоразмерными, то очень маленькими, детскими, то
пугающе-большими, с огромными лицами. ’амара €вановна прислонилась к стене,
боЯсь упасть, и ухватилась глазами за сидевшего неподалеку спиной к ней на
металлической тележке парнЯ. Џостепенно все установилось на свои места и
вошло в свои размеры. ЏостоЯла еще, прислушиваЯсь к себе, проверЯЯ глазами
надежность людского круговорота, и вышла.
‡а какие-то полчаса все как бы онемело в ней. Љак бы коркой покрылась
сплошнаЯ рана и слабо понывала в глубине, присасываЯ и подсушиваЯ кровЯнЯщий
испод. „олжно быть, боль тоже устает болеть и дает себе отдых, когда у
жертвы кончаютсЯ силы. †ара набухала, солнце, взобравшись в зенит, откуда
никакие городские нагромождениЯ не могли его загородить, слепило нещадно. Ќо
удивительно: ’амара €вановна то ощущала жару, то не ощущала, словно то
входила в раскаленную зону, то выходила, и солнце перед нею то горело в
обруче Ярким кипЯщим пламенем, то разлохмачивалось в дымный клубок. Џора
было возвращатьсЯ. Ќа торговой улице, несмотрЯ на жару, народ сновал еще
гуще и, как всегда в многолюдье, не обращал вниманиЯ друг на друга,
бессознательно обтекаЯ друг друга с помощью какого-то особо развившегосЯ
навигационного чутьЯ, -- и, значит, вызвать подозрение она не может. € вдруг
испугалась, подходЯ к двери, что там, за дверью, времЯ в ее отсутствие могло
двигатьсЯ быстрее, чем здесь, на улице, и много чего там могло произойти.
"ђотозеЯ", -- сказал кто-то ей бесстрастно и внЯтно. ‘тараЯсь не торопитьсЯ
и не боЯсь больше обнаружить себЯ, она вошла внутрь, по широкому и длинному
маршу с ажурным металлическим ограждением поднЯлась на площадку, с которой
прЯмо уходило небольшое крыло с кабинетами по одну сторону, а влево
остаточным довеском поднЯты были еще четыре ступени в основной коридор, где
и размещались кабинеты прокурора и –околЯ. € тот и другой были замкнуты.
‘ледовало подумать, что бы это значило. Ќеужели эту самую санкцию решили
устроить где-то в другом месте? Ѓывает такое или нет?
Ќа улице она заставила себЯ успокоитьсЯ и нарочито замедленным шагом
принЯлась вымерЯть метров двести в одну сторону и столько же в другую, пока
такаЯ маета не показалась ей совсем уж бессмысленной: не в клетке же она, в
самом деле, не на поводке же! Ћна почти в панике стала искать, куда
пристроить себЯ, заходила в магазин запчастей, натужно всматриваЯсь в кучу
железЯк на полках и в витринах, что-то напоминавших и предлагавших свои
названиЯ, устремлЯлась в огромный, на весь квартал, хозЯйственный магазин и
тут же выскакивала, чуть не бегом бежала к оставленной двери и заходила
внутрь. –околь вернулсЯ, перед ним кто-то сидел, ’амаре €вановне
показалось, что это старик из общежитиЯ длЯ малосемейных; прокурора
по-прежнему не было.
ђЯдом, напротив прокуратуры, сжатый домами, был малозаметный проход во
двор, и там, на задах ухоженной архитектуры, лепилсЯ свободный пейзаж из
складских, подсобных и прочих сооружений неизвестного назначениЯ: низких,
вдавленных в землю, с плоским верхом, крытым то шифером, то толем, то
ржавыми железными листами, где кирпичные, где деревЯнные, где с одним-двумЯ
подслеповатыми окошками, где совсем без них, -- все обветшавшее,
скособоченное, вцепившеесЯ друг в друга, чтобы не упасть. ’амара €вановна
заглЯнула сюда случайно, тычась в любой угол, в любую щель, лишь бы убить те
короткие промежутки в десЯть-пЯтнадцать минут, которые она позволЯла себе
между проверками прокурорского кабинета. ‚озле глухой кирпичной стены одного
из бесформенных сооружений, уныло обживших двор, стоЯли мусорные контейнеры,
доверху набитые картонными коробками, за ними куча битого кирпича. "‚от тут
и пристроитьсЯ, тут и дать ненадолго отдых ногам", -- решила ’амара
€вановна. ‚озле мусора -- это даже и хорошо, ее будут принимать за бомжиху,
караулЯщую добычу. ќтого ей и надо, на бомжих даже внимание обращать
брезгуют. Ћна соорудила из кирпичей сиденье, подстелила сверху чистый лист
картона и с пристоном опустилась, вытЯнув ноги и прикрываЯ ладонью от солнца
глаза. "‚от и хорошо, вот и хорошо", -- приласкивала она себЯ, чуть
раскачиваЯсь и обираЯ этими осторожными движениЯми изнутри страхи и
неприЯтный едкий нагар, которым она, казалось, пропахла до самых печенок.
„верь прокуратуры отсюда не видна была, надо было подниматьсЯ и за десЯть
шагов выходить на прЯмую обзорную линию. ’ак и придетсЯ делать, только такой
отдых с подпрыгами она и может себе позволить.
„важды она поднималась, смотрела поверх двигающихсЯ голов, в разрывах
этого бесконечного движениЯ отыскивала влипшую в стену дверь и скорей
опускалась обратно.
†ара уже стала не жара, а какое-то мЯгкое колыхание, обвевающее и
укутывающее приЯтным прикосновением волн. “личный шум поднЯлсЯ в высоту и
ходил там приглушенными однообразными порывами. ѓде-то неподалеку сыто
наговаривал голубь. ЌагревшаЯсЯ землЯ, не забитаЯ здесь асфальтом,
отдыхивалась забродившими испарениЯми вековых нечистот. Џеред глазами
поплыло марево, сквозь него маЯчили серые громады выходЯщих в улицу зданий;
марево, уплотнЯЯсь, превратилось в туман, плывущий белыми лохмами, улица в
нем опрокинулась, преображаЯсь в выглаженное пустынное поле. € только уж
после обросло оно скудной жизнью.

ќто даже и не поле, а большаЯ покатаЯ полЯна на спуске с горы,
заваленнаЯ с краю вросшими в землю каменистыми валунами. ‚низу землЯ
выравниваетсЯ и снова идет на подъем, там густо зеленеет кустарник, цветущий
мелкой желтой россыпью. Џо окружью полЯны лес, но редкий, обдерганный, как
на брошенных лесосеках. Ќебо тусклое, бело-дымчатое, воздух в расплавленном
горЯчем солнечном свете.
’амара €вановна, что-то высматриваЯ, отыскиваЯ, бродит среди валунов в
меднистых крапинах, и на какой она взглЯнет, тот начинает до боли в глазах
искритьсЯ. Ћна прикрывает глаза ладошкой и смотрит сквозь щели между
пальцами, во все нарастающем нетерпении продолжаЯ что-то искать. —то? --
никак не может вспомнить, увереннаЯ, что увидит -- узнает. Ќикогда прежде
она не бывала здесь, и все длЯ нее здесь чужое, властно затЯнувшее ее сюда
по какому-то тайному сговору. Ћна кружит слепыми движениЯми, то чуть
поднимаЯсь в гору, то спускаЯсь, но не сбиваЯсь с направлениЯ, которое ведет
вдоль склона к двум корЯвым и низкорослым соснам с редкими, широко
растопыренными ветками. ‘разу за соснами землЯ круто уходит вниз, и они
четко вырисовываютсЯ в пустоте, как входные ворота в пугающую и манЯщую
неизвестность. ’амара €вановна на них и не смотрит, как пойманнаЯ на крючок
рыба не видит рыбака и, делаЯ под неспешным подтЯгиванием лески подныры то
влево, то вправо, продолжает неумолимо приближатьсЯ к встрече. Ќо нет в
’амаре €вановне ни отчаЯниЯ, ни страха, и кажетсЯ, ей доставлЯет утешение,
даже радость уже то одно, что она может самостоЯтельно загибать то в одну
сторону, то в другую и, обманываЯ себЯ, всматриватьсЯ под ноги, отыскиваЯ
что-то совсем бессмысленное и лишнее в ее положении. ‚ желтых цветочках на
низком кустарнике она узнает курильский чай, валуны начинают обрастать
мелконьким и ломким мхом-Ягелем, похожим на прохудившуюсЯ, истыканную
солнечными стрелами бересту; возвышение слева вдруг отступает, и
одновременно полоса кустарниковых зарослей в сырой низинке разворачиваетсЯ
и круто уходит вправо. Џеред ’амарой €вановной в одно мгновение открываетсЯ
огромный и пустынный простор с лысыми сопками в солнечной дымке далеко
впереди и полукружьем лесистого берега по краЯм обрыва. Ђ что там, в этих
обрывистых берегах за соснами, -- озернаЯ ли вода в горах, или
давний-предавний разлом, обшитый корнЯми деревьев и трав, -- понЯть нельзЯ.
‚етер при ее приближении к соснам бьет короткими и душными порывами.
Ќеожиданно доноситсЯ глухое, пробующее голос ворчание грома. ѓром
почему-то пугает ’амару €вановну больше всего, словно, готоваЯ к чему
угодно, его-то она и не ожидала. Ћна сбиваетсЯ с ноги, оглЯдываетсЯ, тЯнет
голову, чтобы скорей отыскать что-то, так и не найденное, захлебываетсЯ
горЯчим воздухом. € раз за разом приостанавливаетсЯ, ждет: вдруг это вовсе и
не гром, вдруг это всего лишь камень сорвалсЯ и прокатилсЯ гулко по
заваленной щебенкой грЯде? €ли вдруг это так исказило далекий крик зверЯ? Ќо
гром рЯвкает так близко и с таким отчетливым вышним рыком, раздающимсЯ прЯмо
над соснами, что ’амара €вановна едва не падает на колени. € прислушиваетсЯ.
ѓром еще катит перед собою стукоток, перемещаЯсь вправо, где и туч нет, где
солнце только теперь испускает из себЯ радужную маревую завесу, как вдруг
невесть откуда, кажетсЯ, что сразу отовсюду, слышитсЯ человеческий голос,
отчаЯнный, надрывный, торопЯщийсЯ предостеречь:
-- ’омка-а-а-а!
ќто голос отца, ’амара €вановна узнала бы его где угодно, и слышитсЯ он
точно бы из детства. ђазве не может быть такое, что предостережениЯ наших
родителей, которым мы в свое времЯ не внЯли, блуждают в горах и лесах до той
самой поры, до той совпадающей черты, когда требуетсЯ их точное повторение.
ЋшеломленнаЯ, ’амара €вановна замирает.
-- ’омка, воротись! ’омка-а-а! -- истошно зовет отец, и гром опЯть
грозно гремит вослед его словам.
’амара €вановна понимает, что надо торопитьсЯ, и успокаиваетсЯ.
’оропитьсЯ не возвращатьсЯ, как велит отец, а вперед, только вперед. „ругой
дороги ей нет. €, больше уже ни на что не отвлекаЯсь и не оглЯдываЯсь,
чувствуЯ лишь душное дыхание солнца, с окаменевшим сердцем, уверенно, как по
расстелившейсЯ тропке, шагает в сторону двух стоЯщих на краю обрыва сосен.
-- ’омка-а-а!

ѓолос отца еще стоЯл в ушах, в глазах еще продолжали мерцать очертаниЯ
двух корЯвых, изломанно торчащих на каменистой земле деревьев с короткими
верхушками и вразнобой торчащими ветками, еще бухал уныло гром, так и не
добившись дождЯ, когда ’амара €вановна разомкнула глаза и оглЯделась. Ќе
сразу вспомнила она, где оказалась. ‘он был так тЯжел и так липок, такой
душной пеленой застелил он сознание, что и выдиратьсЯ из него пришлось долго
и мучительно, не понимаЯ, откуда и куда выдираешьсЯ. Ќо когда наконец
выдралась, когда с тЯжелым вниманием оглЯделась и вспомнила, кто она и где
она, в ужасе она давнула себЯ так, приподнЯв и молотом опустив верхнюю часть
туловища на нижнюю, что захрустели косточки. ел четвертый час пополудни.
Ћна проснулась в поту, больше часа плавилась под кипЯщим солнцем, теперь ее
продрал озноб. € все же, прежде чем поднЯтьсЯ, оглЯделась еще раз. Ѓыл ли
голос отца только оттуда, где разгуливала она по лесной пустыни, не
соединилсЯ ли он, как и гром небесный, еще постукивающий в отдалении, с
реальностью отсюда? Ќе прЯчетсЯ ли где отец, наблюдаЯ за нею, не его ли
оберегающее заклинание прозвучало длЯ нее громким криком?
Ћна медленно поднЯлась со своих кирпичиков и вдруг рванулась в
развороте: здесь. ‘умка, остававшаЯсЯ за спиною все это времЯ, пока она
спала, была на месте. …е, спЯщую, уткнувшую голову в колени, должно быть, и
верно принЯли за бомжиху, утомленную лазаньем по городским свалкам. ‘хватив
сумку и нащупав в ней знакомые очертаниЯ, ’амара €вановна медленно, запретив
себе торопитьсЯ и не верЯ уже ни в какую удачу, сделала те самые десЯть
шагов, которые позволЯли увидеть на противоположной стороне улицы дверное
бельмо, -- и увидела: возле двери толкутсЯ трое или четверо кавказцев. Ќе
помнЯ себЯ, пересекла она улицу, расчетливо обошла с правой стороны, ближней
к стене, кавказцев, убедившись, что ее парнЯ среди них нет, отодвинула
одного из них плечом, чтобы протиснутьсЯ и показать себе, что никого и
ничего она не боитсЯ. ’ак же медленно, стараЯсь не сбитьсЯ с полусонной
неповоротливости, обманываЯ ею себЯ и стараЯсь обмануть кого-то еще,
поднЯлась в прокуратуру. Љоридор был почти пуст, только в дальнем его конца
маЯчили две фигуры. „верь к прокурору прикрыта и безмолвна. ’амара €вановна
с безжизненным спокойствием подала ее от себЯ и в образовавшуюсЯ щель
увидела: как раз там, возле самой двери справа, где только вчера сидела она
сама, маЯсь в нетерпении, когда их с Ђнатолием примет прокурор, сидел теперь
тот, кто и был ей нужен. ‚ синей джинсовой куртке, с обросшим лицом и хищно
опущенным носом, он стал поднимать глаза. “спел ли он их поднЯть и узнать
ее, она не знала, но за дверью было по-прежнему тихо. ‚от теперь все сжалось
и напружинилось в ней до предела; казалось, еще мгновение, и она бы
вырвалась из чего-то удерживающего и взвилась в воздух, но за это мгновение
она успела поднЯть к груди сумку, на ощупь отыскать и приготовить в ней то,
что было нужно, и выставленной вперед сумкой снова приоткрыть дверь. ’еперь
он узнал ’амару €вановну, лицо его перекосилось то ли от брезгливости, то ли
от ужаса. ‘умка грохнула выстрелом. ’амаре €вановне на всю жизнь
запомнилось: парень, казалось, начал привставать, чтобы броситьсЯ на нее, но
это грудь его приподнЯлась в последнем вздохе, и, прихватив ее рукой, он
откинулсЯ на спинку стула, тотчас оттолкнулсЯ и медленно повалилсЯ вперед.
“пав, он придавил дверь, за которой сидел конвоир, приведший его на
"санкцию". Љогда конвоиру удалось выскочить в коридор, там никого, кроме
перепуганных посетителей в дальнем его конце, не было.
’амара €вановна успела заскочить в кабинет напротив. Ћна совсем не
помнила себЯ, но что-то вроде величайшего удивлениЯ последней волной окатило
ее, когда навстречу ей с не меньшим удивлением поднЯлсЯ из-за стола –околь.
‘толбнЯк поразил обоих. ‚ кабинете был еще один человек, кавказец, он
пыталсЯ спрЯтать в ладонЯх пачку денег. ‚ Ярком, брызжущем искрами
беспамЯтстве ’амара €вановна бросила сумку с вырванным от выстрела боком
посреди кабинета и, крикнув: "Ђ теперь менЯ спасайте!" -- кинулась к
открытому окну и перевалилась через подоконник на крышу хозЯйственного
пристроЯ. ѓрохот раздалсЯ такой, будто разверзлась землЯ. Џо грохочущему
покату крыши, высоко задираЯ ноги, она добежала до краЯ и, не глЯдЯ, не
примерЯЯсь, скинулась вниз. “пала неловко и по-куриному распласталась,
разбросав руки, точно крыльЯ, не делаЯ попыток поднЯтьсЯ.
Џотом ее тронули за плечо -- огромным усилием она поднЯла глаза. Ќад
нею стоЯл пожилой человек в синей форменной рубашке с короткими рукавами. Ћн
наклонилсЯ, заглЯдываЯ ей в лицо и, подаваЯ руку, сказал хрипловато, с
неподдельным участием:
-- Џойдем, милаЯ!
Last-modified: Thu, 08 Apr 2004 05:44:17 GMT
Ћцените этот текст: