 врачей  в Њоскве, он с трудом
приспособлЯлсЯ к уровню курсантских знаний.
     •олодок  отчуждениЯ   был  постоЯнно   между  лектором  и  слушателЯми.
Ђлександр Ђлександрович хотел бы порвать  эту завесу,  но не  знал, как  это
сделать. Ћн сочинил несколько пошловатых анекдотов - это не сделало  предмет
его занЯтий более доступным.
     ЌаглЯдность? Ќо  даже в  лекциЯх по анатомии мы обходились без скелета.
“манский рисовал нам мелом на доске нужные кости.
     Њалинский читал лекции,  от всего  сердца  стараЯсь дать  нам как можно
больше  сведений.  Ћчень  знаЯ  лагерь он был  арестован  в тридцать седьмом
году,-  Њалинский дал  в лекциЯх много  важных советов в  части  медицинской
этики  в  ее  лагерном  преломлении.  "Ќаучитесь  верить больному",-  горЯчо
призывал  Ђлександр  Ђлександрович, подпрыгиваЯ у доски  и постукиваЯ мелом.
ђечь  шла о прострелах, люмбаго,  но мы понимали,  что этот  призыв касаетсЯ
материй более важных  - здесь  речь идет  о поведении  настоЯщей медицины  в
лагере, о том, что уродливость лагерной жизни не должна уводить медика с его
настоЯщих путей.
     Њы многим  обЯзаны доктору  Њалинскому  - сведениЯми, знаниЯми, и, хотЯ
всегдашнее  его  стремление держатьсЯ  от нас на значительном расстоЯнии, по
нашему мнению, и как бы на горе не внушало нам симпатии,  мы  признавали его
достоинства.
     Љолымский климат Ђлександр  Ђлександрович  переносил  хорошо. “же после
реабилитации  он  по  собственному желанию  осталсЯ  доживать свою  жизнь  в
‘еймчане, в одном из овощных хозЯйств Љолымы.
     Ђлександр Ђлександрович регулЯрно читал газеты, но мнениЯми ни с кем не
делилсЯ - опыт, опыт... Љниги читал он только медицинские.
     ‡аведующей  курсами   была  вольнонаемнаЯ   договорница,  врач  ’атьЯна
Њихайловна   €льина,   сестра  ‘ергеЯ  €льина,  известного  футболиста,  как
рекомендовалась  она сама.  ’атьЯна  Њихайловна  была  дама,  старавшаЯсЯ до
мелочей  попадать в  тон высшему  начальству. Ћна сделала большую карьеру на
Љолыме. …е духовный подхалимаж был почти беспределен. Љогда-то  она  просила
принести  что-либо  почитать "получше".  џ принес  драгоценность: однотомник
•емингуэЯ  с  "ЏЯтой колонной" и "48 рассказами". €льина повертела вишневого
цвета книжку в руках, полистала.
     - Ќет, возьмите обратно: это - роскошь, а нам нужен черный хлеб.
     ќто  были  Явно   чужие,  ханжеские  слова,   и  выговорила  она  их  с
удовольствием, но не совсем кстати.  Џосле такого афронта  Я  забыл думать о
роли книжного советчика доктора €льиной.
     ’атьЯна Њихайловна  была замужем. Ќа Љолыму она приехала с двумЯ детьми
- женой при муже.  Њуж ее,  боевой  офицер,  после войны  подписал договор с
„альстроем и приехал с  семьей на северо-восток: там  сохранЯлись офицерские
пайки,  чины и льготы, а  семьЯ  была большаЯ,  двое детей. Ћн  был назначен
начальником  политотдела  одного  из горных  управлений  Љолымы  - должность
немаленькаЯ,  почти  генеральскаЯ, и притом с  перспективами. Ќо Ќиколаев  -
фамилиЯ   мужа   ’атьЯны   Њихайловны   была   Ќиколаев  -   был   человеком
наблюдательным, совестливым  и отнюдь не  карьеристом. ЏриглЯдевшись  к тому
бесправию,  спекулЯции,  доносам,  воровству,  подсиживанию,  самоснабжению,
взЯткам  и  казнокрадству  и  всем  жестокостЯм,  которые  творЯт  колымские
начальники над  заключенными, Ќиколаев  начал  пить. „еморализующее  влиЯние
людской жестокости он понЯл и осудил глубоко и бесповоротно. †изнь открылась
ему самыми страшными страницами, много страшнее, чем были фронтовые годы. Ћн
был не взЯточник, не подлец. Ћн начал пить.
     Ћт  должности  начальника политотдела  он  был быстро  отстранен  и  за
короткий срок - всего за два-три года - проделал карьеру сверху вниз и дошел
до синекурной, малооплачиваемой  и невлиЯтельной должности  инспектора Љ‚— -
больницы длЯ  заключенных.  ђыбнаЯ  ловлЯ  стала его  вынужденной  страстью.
ѓлубоко  в тайге, на берегу реки Ќиколаев  чувствовал себЯ лучше, спокойней.
Љогда сроки его договора кончились, он уехал на "материк".
     ’атьЯна  Њихайловна не  последовала  за  ним.  Ќапротив, она вступила в
партию, положила  начало  карьере. „етей они  разделили - девочка  досталась
отцу, мальчик - матери.
     Ќо  все это случилось  после, а сейчас доктор €льина была  заботливой и
тактичной заведующей нашими  курсами. ЏобаиваЯсь заключенных,  она старалась
иметь с ними дела поменьше и даже, кажетсЯ, прислугу из заключенных себе еще
не завела.
     •ирургию  -  общую  и  частную  -  читал Њеерзон. Њеерзон был  учеником
‘пасокукоцкого, хирургом с большим будущим, крупной научной  судьбы. Ќо - он
был  женат на родственнице ‡иновьева  и  в 1937  году арестован и осужден на
десЯть  лет   -  как   глава   какой-то   террористической,   вредительской,
антисоветской  организации...  ‚ 1946  году,  когда  открылись  фельдшерские
курсы, он  только что  освободилсЯ из  заключениЯ.  (Ќа  общих  работах  ему
довелось работать меньше года - все заключение он
     был хирургом.) ’огда начали входить в моду "пожизненные прикреплениЯ" -
пожизненно  был  прикреплен  и  Њеерзон. ’олько  что  освобожденный - он был
сугубо осторожен, сугубо  официален, сугубо  неприступен. ђазбитаЯ вдребезги
большаЯ  судьба,  озлобление   искали  выход  и  находили  в   остротах,   в
насмешливости...
     ‹екции читал он  превосходно.  Њеерзон  был  десЯть  лет лишен  любимой
преподавательской  работы  - беседы на  ходу с  операционными сестрами были,
конечно, не  в счет  - впервые он видел  перед собой аудиторию, "студентов",
курсантов, жаждущих получить медицинские знаниЯ. € хоть состав курсантов был
очень  пестрым  -  это  не   смущало   Њеерзона.  ‘начала  его  лекции  были
увлекательными, огненными. Џервый же опрос  был ушатом ледЯной воды, вылитой
на   разгорЯчившегосЯ  Њеерзона.  ЂудиториЯ   была  слишком  простой:  слова
"элемент", "форма" подлежали разъЯснению, и разъЯснению подробному.  Њеерзон
это  понЯл,  он  был  крайне   огорчен,  но  не  подал  виду   и  постаралсЯ
приспособитьсЯ к уровню. ђавнЯтьсЯ приходилось на последних - на финку Ђйно,
на завмага ‘илантьева и т.д.
     - ЋбразуетсЯ свищ,- говорил профессор.- Љто знает, что такое свищ?
     Њолчание.
     - ќто - дыра, дыра такаЯ...
     ‹екции потускнели, хотЯ и не утратили своего делового содержаниЯ.
     Љак и подобает хирургу,  Њеерзон относилсЯ с  Явным презрением ко  всем
другим медицинским  специальностЯм. “  себЯ  в  отделении заботу персонала о
стерильности  он  довел  почти  до  столичных  высот,  требуЯ  скрупулезного
выполнениЯ  требований хирургических  клиник. ‚ других же отделениЯх он  вел
себЯ с  нарочитым пренебрежением.  ЏриходЯ  на консультации,  он никогда  не
снимал  полушубка  и шапки и в полушубке садилсЯ на  кровать к больному -  в
любом  терапевтическом  отделении.  ќто  делалось  нарочно,  выглЯдело   как
оскорбление. Џалаты были все же чистыми, и мокрые следы от валенок
     Њеерзона долго затирали ворчащие  санитары,  когда консультант  уходил.
ќто было одним из развлечений хирурга - Язык у Њеерзона был подвешен хорошо,
и  он всегда был готов излить на  терапевта свою  желчь,  свою  злость, свое
недовольство миром.
     Ќа лекциЯх он не развлекалсЯ. €злагаЯ все Ясно, точно, исчерпывающе, он
умел  найти  понЯтные  всем примеры; живые иллюстрации,  и  если  видел, что
усвоение идет хорошо,- радовалсЯ. Ћн был ведущим хирургом больницы и позднее
- главным врачом,  и на  наших курсах мнение его имело решающее значение  во
всех  вопросах внутрикурсовой жизни.  ‚се его действиЯ на виду у  курсантов,
все его разговоры были продуманны и целесообразны.
     ‚ первый  день посещениЯ  нами настоЯщей операции, когда мы толпились в
углу  операционной  в стерильных  халатах, впервые надетых, в фантастических
марлевых  полумасках,  Њеерзон  оперировал.  Ђссистировала   его  постоЯннаЯ
операционнаЯ  сестра  -  Ќина „митриевна  •арченко,  договорница,  секретарь
комсомольской организации больницы. Њеерзон подавал отрывистые команды:
     - Љохер!.. €глу!
     € •арченко  хватала  со столика  инструменты и бережно вкладывала  их в
протЯнутую  в  сторону,  затЯнутую  светло-желтой резиновой  перчаткой  руку
хирурга.
     Ќо  вот  она  подала  не то, что  нужно,  и Њеерзон грубо выругалсЯ  и,
взмахнув  рукой, бросил  пинцет на  пол. Џинцет  зазвенел,  Ќина  „митриевна
покраснела и робко подала нужный инструмент.
     Њы были обижены за •арченко,  обозлены  на Њеерзона. Њы считали, что он
не должен был так делать. •отЯ бы ради нас, если он такой уж грубиЯн.
     Џосле операции мы обратились к Ќине „митриевне со словами сочувствиЯ.
     -  ђебЯта,  хирург  отвечает  за  операцию,-  сказала  она  серьезно  и
доверительно. ‚ голосе ее не было смущениЯ и обиды.
     Ѓудто понЯв все, что творилось в душе неофитов, следующее свое  занЯтие
Њеерзон  посвЯтил  особой теме. ќто была блестЯщаЯ лекциЯ об ответственности
хирурга, о воле хирурга, о необходимости сломать волю больного, о психологии
врача и психологии больного.
     ‹екциЯ эта вызвала единодушное  восхищение, и со времени этой лекции мы
- в своей курсантской среде - поставили Њеерзона выше всех.
     ‘толь  же  блестЯщей, прЯмо-таки  поэтической  была  его  лекциЯ  "ђуки
хирурга" - где речь о существе медицинской профессии, о понЯтии стерильности
шла  в  высоком накале.  Њеерзон читал  ее  длЯ  себЯ,  почти  не  глЯдЯ  на
слушателей.  ‚  ней было  много  рассказов.  €  паника,  охватившаЯ  клинику
‘пасокукоцкого при  таинственном заражении  больных  при чистых операциЯх  -
разгаданнаЯ бородавка на пальце ассистента. ќто была лекциЯ о строении кожи,
о хирургической безупречности. € почему ни
     один  хирург,  ни  операционнаЯ  сестра   или  фельдшер  хирургического
отделениЯ не имеет права участвовать в лагерных "ударниках", не имеет  права
на физическую  работу.  €  за  этим мы видели страстную  многолетнюю  борьбу
хирурга Њеерзона с безграмотным лагерным начальством.
     €ногда в день, посвЯщенный проверке усвоенного, Њеерзон успевал сделать
опрос скорее, чем  рассчитывал. Ћстаток  времени был  посвЯщен интереснейшим
рассказам "по поводу": о выдающихсЯ русских хирургах,  об Ћппеле, ”едорове и
особенно о ‘пасокукоцком, которого Њеерзон  боготворил.  ‚се было остроумно,
умно, полезно, все  было  самое "настоЯщее".  ЊенЯлсЯ наш  взглЯд на мир, мы
делались  медиками  благодарЯ  Њеерзону. Њы учились медицинскому мышлению, и
учились успешно. Љаждый из нас был другим после  восьмимесЯчных этих  курсов
по программе двухлетних школ.
     €з Њагадана  впоследствии  Њеерзон переехал в  Ќексикан  -  в  ‡ападное
управление.  ‚  1952  году был внезапно  арестован и увезен в  Њоскву -  его
пытались "пришить" к  делу врачей, и вместе с ними он был  освобожден в 1953
году. ‚ернувшись на Љолыму, Њеерзон проработал там недолго, боЯсь оставатьсЯ
долее в столь зыбкой и опасной местности. Ћн уехал на материк.


     Џри больнице  был  клуб,  но курсанты  туда не ходили  - кроме девушек,
†еньки  Љаца  и  Ѓорисова.  Ќам  казалось  кощунством  потратить   хоть  час
свободного времени на что-либо, кроме занЯтий. Њы  занимались  день  и ночь.
‘начала Я пыталсЯ переписывать записи набело в беловую  тетрадку - но на это
не хватало ни времени, ни бумаги.
     ‹агернаЯ  больница  была  уже  переполнена  людьми  с  войны  - русские
эмигранты из Њаньчжурии, пленные Японцы, которым вместо хлеба выдавали рис -
многие сотни людей, осужденных как шпионы военными трибуналами,- но  все это
еще не приобрело того размаха, который  приобрели репрессии немного позже, к
концу навигации  1946 года, когда  пЯть  тысЯч заключенных,  привезенных  на
пароходе  "Љ€Њ",  в декабре  были  залиты водой  из  брандспойтов  во  времЯ
затЯнувшегосЯ  рейса. ђаботу  по перевозке, ампутациЯм  этих отмороженных мы
вели уже полноправными фельдшерами и не в Њагадане.
     Љаждый день  нас  мучили  сомнениЯ -  не закроют ли  курсы? ‘лухи, один
страшнее другого, мешали мне спать. Ќо занЯтиЯ понемногу шли, шли, и наконец
настал  день, когда  крайние  нытики  и  маловеры  должны были  перевести  с
облегчением дух. Џрошло более трех  месЯцев,  а курсы все работали. Ќачались
новые  сомнениЯ  -  выдержим  ли  мы  выпускной  экзамен?  ‚едь  курсы  были
учреждением вполне официальным, они давали право лечить. Џравда, в 1953 году
санитарный отдел „альстроЯ разъЯснЯл Љалининскому горздраву,  что окончившие
эти  курсы  могут  лечить  только  на  Љолыме,  но  столь  странные  границы
медицинских знаний не были принЯты во внимание на местах.
     Ѓольшим огорчением было то, что программа была сокращена и давала права
медсестры или медбрата. Ќо и это было дело второстепенное. •уже было то, что
на руки  не давали никаких документов. "‘правки будут  вложены в ваши личные
дела",- объЯснЯла  €льина.  Ћказалось,  что в личных  делах  никаких  следов
нашего медицинского  образованиЯ нет.  Џосле освобождениЯ  кое-кому  из  нас
пришлось собирать свидетельства, заверенные преподавателЯми курсов.
     Џосле трех месЯцев занЯтий времЯ  стало  двигатьсЯ очень, очень быстро.
ЏриближающийсЯ  день экзаменов не  радовал  -  экзамен  подводил итог  нашей
замечательной жизни на двадцать третьем километре. Њы, видавшие Љолыму,  мы,
ветераны тридцать седьмого года,- знали, что лучшей жизни не будет. € потому
тревожились  и  грустили,  впрочем,  умеренно,  ибо  Љолыма  научила нас  не
рассчитывать долее чем на день вперед.
     „ень  экзамена  приближалсЯ.  “же  открыто говорили,  что больницу  эту
переводЯт за  500 километров в глубь тайги  - на левый берег  реки Љолымы, в
поселок „ебин.
     ‡а месЯц  до  окончаниЯ  курсов  устроен  был пробный экзамен  по  всем
предметам. џ не  придавал  значениЯ этому  случаю  и только после выпускного
экзамена сообразил, что  все билеты, которые курсанты получили  на настоЯщем
экзамене, были - по всем предметам -  повторением  вопросов предварительного
экзамена.  Љонечно,  члены   комиссии  -  высокое  начальство  из  санотдела
„альстроЯ - могли  задавать  и  задавали  дополнительные  вопросы. Ќо основа
уверенности  длЯ выпускника,  основа впечатлениЯ  длЯ  экзаменатора была уже
заложена  в удачном  знакомом  билете.  џ помню  свой  билет  по  хирургии -
"варикозное расширение вен".
     …ще  до  экзаменов прошел успокоительный слух, что выпущены будут  все,
обЯзательно  все,  никто не будет  лишен скромных медицинских прав. ќто всех
обрадовало. ‘лух оказалсЯ верным.
     Џонемногу  наши  знакомства укреплЯлись, расширЯлись.  Њы  уже не  были
посторонними,  мы  были  посвЯщенными, мы были членами  великого  врачебного
ордена. ’ак смотрели на нас и врачи, и больные.
     Њы перестали быть обыкновенными людьми. Њы стали специалистами.
     џ  чувствовал  себЯ  -  впервые  на  Љолыме  -  необходимым  человеком:
больнице,  лагерю,  жизни,  самому  себе.  џ  чувствовал  себЯ  полноправным
человеком, на которого никто не мог кричать и издеватьсЯ над ним.
     €  хотЯ  многие начальники сажали  менЯ  в карцер  за  разные проступки
против лагерного  режима,  выдуманные  и  действительные,-  Я  и  в  карцере
оставалсЯ  человеком,  нужным  больнице.  џ  выходил  из  карцера  опЯть  на
фельдшерскую работу.
     ђазбитое в куски  самолюбие получило тот  необходимый клей, цемент, при
помощи которого можно было восстановить разбитое вдребезги.
     Љурсы  шли к концу,  и молодые  ребЯта завели  себе  девушек,  все  как
полагаетсЯ. Ќо те, кто был  постарше, не позволили чувству любви вмешатьсЯ в
будущее.  ‹юбовь  была  слишком дешевой ставкой в  лагерной игре.  Ќас учили
воздержанию годами, и учили не зрЯ.
     Ћстрейшее самолюбие росло во мне. —ужой отличный ответ на любом занЯтии
Я воспринимал как личное оскорбление, как обиду. џ должен был уметь ответить
на все вопросы преподавателЯ.
     ‡наниЯ  наши  росли  понемногу,  а  главное - расширЯлсЯ интерес, и  мы
спрашивали,  спрашивали  врачей  -  пусть  наивно, пусть  глупо. Ќо врачи не
считали наивным и глупым ни один наш вопрос. Ќа все давалсЯ ответ всЯкий раз
с достаточной категоричностью. Ћтветы вызывали новые вопросы. Ќа медицинские
споры между собой мы еще не отваживались. ќто было бы слишком самонадеЯнно.
     Ќо...  однажды менЯ позвали  вправить  вывих  плеча.  ‚рач давал наркоз
"рауш",  а Я  вправлЯл ногой - по  ѓиппократову способу.  Џод  пЯткой что-то
мЯгко  щелкнуло,  и  плечеваЯ  кость  вошла на свое место.  џ был  счастлив.
’атьЯна Њихайловна €льина, присутствовавшаЯ при вправлении вывиха, сказала:
     - ‚от как хорошо вас учили,- и Я не мог не согласитьсЯ с ней.
     ђазумеетсЯ,  Я ни  разу не был ни  в кинематографе,  ни  на постановках
культбригады, котораЯ в Њагадане, да и  в больнице, была вполне грамотной  и
отличалась выдумкой и вкусом, какие могут пробитьсЯ сквозь цензурные заслоны
Љ‚—.  Њагаданской  культбригадой руководил в  то времЯ ‹.  ‚.  ‚арпаховский,
впоследствии главный режиссер Њосковского театра имени …рмоловой. “ менЯ  не
было времени,  да и медленно раскрывающиесЯ тайны медицины интересовали менЯ
гораздо больше.
     ЊедицинскаЯ  терминологиЯ  перестала быть  абракадаброй.  џ  бралсЯ  за
чтение медицинских статей и книг без прежнего бессилиЯ и без страха.
     џ  уже не был  человеком обыкновенным. џ  обЯзан  был  уметь  оказывать
первую помощь, уметь разобратьсЯ в состоЯнии тЯжелобольного хотЯ  бы в общих
чертах. џ обЯзан был видеть опасность, угрожающую  жизни  людей. ќто  было и
радостно, и тревожно. џ боЯлсЯ - выполню ли Я свой высокий долг.
     џ  знал, как  взЯтьсЯ  за  сифонную  клизму,  за  аппарат  Ѓоброва,  за
скальпель, за шприц...
     џ  умел перестелить постельное  белье  у  тЯжелобольного  и мог научить
этому   санитаров.  џ  мог  объЯснить  санитарам  -  длЯ  чего  производитсЯ
дезинфекциЯ, уборка.
     џ узнал  тысЯчу вещей, которых Я не знал раньше,-  нужных, необходимых,
полезных людЯм вещей.
     Љурсы кончились, новых фельдшеров стали отправлЯть мало-помалу на места
длЯ работы. ‚от  и  список, в руках конвоира  список, в котором  есть  и моЯ
фамилиЯ. Ќо Я сажусь в  машину  последний. џ везу  больных на  ‹евый  берег.
Њашина  битком  набита,  Я  сажусь  у  самого  краЯ спиной к  борту.  Џока Я
усаживалсЯ, у менЯ  сдвинулась рубашка, и ветер  дует в щель борта машины. ‚
руках у менЯ сверток  с  пузырьками:  валерьЯнкой,  ландышевыми  каплЯми,  с
йодом, нашатырем.  ‚ ногах  - туго  набитый мешок с моими учебными тетрадЯми
фельдшерских курсов.
     Ќе один год эти тетради  были длЯ менЯ  лучшей опорой, пока наконец, во
времЯ моего отъезда, медведь, забравшийсЯ в  таежную амбулаторию, не изорвал
в клочьЯ все мои записи, переколов все банки и пузырьки.

     <i>1960</i>


     <B>Џ…ђ‚›‰ —…Љ€‘’</B>


     ‘иние глаза выцветают. ‚ детстве - васильковые, превращаютсЯ с годами в
грЯзно-мутные,  серо-голубые   обывательские  глазки;  либо  в  стекловидные
щупальцы  следователей  и вахтеров; либо  в солдатские  "стальные"  глаза  -
оттенков бывает много. € очень редко глаза сохранЯют цвет детства...
     Џучок красных солнечных  лучей делилсЯ  переплетом тюремной решетки  на
несколько меньших пучков; где-то  посреди камеры пучки света вновь сливались
в  сплошной поток, красно-золотой.  ‚ этой  световой струе  густо золотились
пылинки.  Њухи,  попавшие  в  полосу света, сами  становились золотыми,  как
солнце. ‹учи заката били прЯмо в дверь, окованную серым глЯнцевитым железом.
     ‡вЯкнул замок - звук, который в тюремной  камере слышит любой арестант,
бодрствующий и спЯщий, слышит в  любой  час. Ќет в камере разговора, который
мог бы заглушить  этот звук, нет в камере  сна, который  отвлек  бы от этого
звука.  Ќет в  камере такой  мысли,  котораЯ  могла  бы...  Ќикто  не  может
сосредоточитьсЯ на чем-либо, чтобы пропустить этот звук, не услышать его.  “
каждого замирает  сердце,  когда он слышит  звук замка, стук судьбы  в двери
камеры,  в души, в сердца, в  умы. Љаждого этот  звук  наполнЯет тревогой. €
спутать его ни с каким другим звуком нельзЯ.
     ‡вЯкнул  замок, дверь открылась,  и  поток лучей вырвалсЯ из  камеры. ‚
открытую дверь стало видно, как  лучи пересекли  коридор,  кинулись  в  окно
коридора, перелетели тюремный  двор  и разбились на оконных  стеклах другого
тюремного корпуса. ‚се это успели разглЯдеть все шестьдесЯт жителей камеры в
то короткое времЯ, пока дверь была открыта.  „верь захлопнулась с мелодичным
звоном,  похожим на  звон  старинных сундуков, когда  захлопывают крышку.  €
сразу  все  арестанты,  жадно  следившие  за  броском  светового потока,  за
движеньем  луча, как  будто это  было живое  существо, их  брат и  товарищ,-
понЯли, что солнце снова заперто вместе с ними.
     € только  тогда все  увидели,  что у двери,  принимаЯ  на  свою широкую
черную грудь поток золотых закатных  лучей, стоит человек, щурЯсь от резкого
света.
     —еловек был немолод,  высок и широкоплеч,  густаЯ шапка  светлых  волос
покрывала всю  голову. ’олько приглЯдевшись,  можно было понЯть, что  седина
давно  уже  высветлила эти желтые волосы.  Њорщинистое, похожее на рельефную
карту лицо было покрыто множеством глубоких оспин вроде лунных кратеров.
     —еловек был одет  в черную суконную гимнастерку без поЯса, расстегнутую
на груди, в черных суконных брюках галифе, в сапогах. ‚ руках  он мЯл черную
шинель,  изрЯдно потертую. Ћдежда держалась на  нем кое-как  - пуговицы были
все спороты.
     - Ђлексеев,- сказал  он негромко,  повертываЯ  большую  волосатую кисть
руки ладонью к своей груди.- ‡дравствуйте...
     Ќо к нему уже шли, ободрЯЯ его нервным, взрывчатым арестантским смехом,
хлопали его по плечам, пожимали  ему руки. “же приближалсЯ староста  камеры,
выборное  начальство,  чтобы  указать  место новичку.  "ѓавриил  Ђлексеев",-
повторЯл  медведеобразный  человек. € еще: "ѓавриил ’имофеевич  Ђлексеев"...
—ерный человек отодвинулсЯ  в сторону, и солнечный луч уже  не мешал  видеть
глаза Ђлексеева - крупные, васильковые, детские глаза.
     Љамера скоро  узнала подробности жизни Ђлексеева  - начальника пожарной
команды нарофоминской фабрики - оттуда  и черный, казенный костюм. „а,  член
партии  с  лета  1917  года.  „а,  солдат-артиллерист,  принимал  участие  в
октЯбрьских боЯх в Њоскве. „а, исключалсЯ из партии в двадцать седьмом году.
Ѓыл восстановлен. € снова исключен - неделю тому назад.
     ђазно  себЯ  держат арестанты при  аресте. ђазломить недоверие  одних -
очень трудное  дело.  €сподволь, день ото днЯ  привыкают они к своей судьбе,
начинают кое-что понимать.
     Ђлексеев  был другого склада. Љак будто он молчал  много лет  -  и  вот
арест,  тюремнаЯ камера возвратила ему дар речи. Ћн нашел здесь  возможность
понЯть  самое важное, угадать ход времени, угадать собственную свою судьбу и
понЯть - почему. Ќайти ответ на то огромное, нависшее над всей  его жизнью и
судьбой, и не  только  над  жизнью и судьбой его, но и сотен  тысЯч  других,
огромное, исполинское "почему".
     Ђлексеев рассказывал  не оправдываЯсь,  не спрашиваЯ, а просто стараЯсь
понЯть, сравнить, угадать.
     ‘  утра  и   до  вечера  он  ходил  взад-вперед  по  камере,  огромный,
медведеобразный, в черной гимнастерке  без поЯса, обнЯв кого-нибудь за плечи
своей огромной лапой, и спрашивал, спрашивал... €ли рассказывал.
     - ‡а что ж тебЯ исключили, ѓаврюша?
     - „а понимаешь как. Ѓыло  занЯтие политкружка. ’ема - ЋктЯбрь в Њоскве.
Ђ Я  ведь  -  мураловский  солдат,  артиллерист, две  раны получил. џ  лично
наводил  орудиЯ  на  юнкеров,  что  были  у  Ќикитских  ворот.  Њне  говорит
преподаватель на занЯтии: "Љто командовал войсками ‘оветской власти в Њоскве
в момент переворота?" џ говорю  - Њуралов, Ќиколай  €ванович.  џ хорошо  его
знал, лично. Љак Я скажу иначе? —то Я скажу?
     - ќто был провокационный вопрос,  ѓавриил ’имофеевич. ‚едь ты знал, что
Њуралов объЯвлен врагом народа?
     - „а ведь как иначе скажешь? џ ведь это не из  политграмоты знаю.  ‚ ту
же ночь менЯ и арестовали.
     - Ђ как ты попал в Ќаро-”оминск? ‚ пожарную охрану?
     -  Џил очень. „емобилизовали  менЯ  из —ека еще в  восемнадцатом  году.
Њуралов же менЯ  туда и направил. Љак особо надежного... Ќу и болезнь у менЯ
там началась.
     - ЉакаЯ болезнь, ѓаврюша? ’ы такой здоровый медведь...
     - “видите еще.  џ и  сам  не знаю, что у менЯ за  болезнь... Ќе могу ее
запомнить.  —то со  мной  бывает,  не  помню.  Ђ  что-то  бывает...  ’ревога
начинаетсЯ, злоба, и приходит Ћна...
     - Ћт водки?
     - Ќет, не от водки... Ћт жизни. ‚одка само собой.
     - Ђ учитьсЯ бы... „ороги были все открыты.
     - „а ведь как  учитьсЯ. Ћдним учитьсЯ, а другим учебу эту защищать.  Ќе
красно Я говорю, а, землЯчок? Ђ потом  года  прошли - не на рабфак  же идти.
ЋсталсЯ этот вохр проклЯтый. „а водка. „а Ћна.
     - Ђ дети у тебЯ есть?
     - Ѓыла дочь от первой жены. “шла от менЯ. ‘ейчас живу с одной ткачихой.
Ќу,  мой  арест  испугает ее до полусмерти, если не до смерти. Ђ мне арест -
сразу легко. Ќи  о  чем думать не надо. ‚се  будет решено без менЯ. Џодумают
без менЯ. Љак дальше жить ѓаврюше Ђлексееву?
     Џрошло немного дней, всего несколько дней. Џришла Ћна.
     Ђлексеев жалобно крикнул,  размахнул руки и  рухнул  на нары  навзничь.
‹ицо его посерело, пузырчатаЯ пена текла из его синего рта, ослабевших  губ.
’еплый пот выступал на  серых щеках, на волосатой груди. ‘оседи  ухватили за
руки, навалились на ноги Ђлексеева. ’ело его дрожало крупной дрожью.
     - ѓолову,  голову ему  берегите,- и кто-то  подсунул  черную шинель под
потную голову Ђлексеева с всклокоченными волосами.
     Џришла  Ћна. Џрипадок  падучей  продолжалсЯ очень  долго, мощные клубки
мускулов  все  вздувались, кулаки  кого-то били,  и  неловкие пальцы соседей
разнимали эти  могучие кулаки. Ќоги куда-то бежали,  но навалившаЯсЯ тЯжесть
нескольких человек удерживала Ђлексеева на нарах.
     ‚от мускулы постепенно ослабели, пальцы разжались, Ђлексеев спал.
     ‚се  это времЯ  дежурные  по камере  стучали в  дверь,  Яростно вызываЯ
врача. ‚едь  должен же был  быть какой-нибудь  врач в Ѓутырках. Љакой-нибудь
”едор  Џетрович  ѓааз.  €ли  просто  дежурный  военврач какого-то там ранга,
лейтенант медицинской службы.
     ‚ызвать врача оказалось непросто, но врач все-таки пришел. ‚рач  ЯвилсЯ
в   халате,  надетом  на  офицерский  мундир,  в  сопровождении  двух  дюжих
помощников  фельдшерского вида. ‚рач взобралсЯ на нары и осмотрел Ђлексеева.
Џрипадок за это времЯ прошел, и Ђлексеев спал. ‚рач, не сказав ни слова и не
ответив ни на один вопрос, которыми сыпали окружившие врача арестанты, ушел.
‚след за ним ушли его безмолвные помощники. ‡вЯкнул замок - и  вызвал  взрыв
возмущениЯ. € когда первое волнение  стихло, открылась "кормушка" в тюремной
двери, и дежурный надзиратель, сгибаЯсь, чтоб заглЯнуть в  кормушку, сказал:
"‚рач сказал: ничего делать не надо. ќто - эпилепсиЯ. ‘ледите, чтобы Язык не
западал...  Ѓудет  следующий припадок - вызывать не надо. ‹ечить эту болезнь
нечем".
     Љамера и не вызывала больше врача  к Ђлексееву. Ђ приступов эпилепсии у
него было еще очень много.
     Ђлексеев  отлеживалсЯ  после  припадков,  жалуЯсь   на  головную  боль.
Џроходил день-два,  и снова  выползала  огромнаЯ  медведеобразнаЯ  фигура  в
черной суконной гимнастерке  и  в черных суконных  брюках  галифе  и шагала,
шагала  по цементному полу  камеры. ‘нова  сверкали  синие глаза. Џосле двух
тюремных дезинфекций, "прожарок",  черное  сукно одежды Ђлексеева побурело и
уже не казалось черным.
     Ђ Ђлексеев все шагал, шагал - простодушно рассказываЯ о  своей  прошлой
жизни, о  жизни до болезни,  торопЯсь выложить очередному своему собеседнику
то, что еще не было им сказано в этой камере.
     - ...‘ейчас,  говорЯт, специальные исполнители  есть.  Ђ знаешь,  как у
„зержинского было поставлено дело?
     - Љак?
     - …сли ЉоллегиЯ  выносит вышака, приговор должен привести  в исполнение
тот следователь,  который  вел дело... ’от,  который  доказывал  и  требовал
высшей меры. ’ы требуешь смертной казни длЯ этого человека? ’ы убежден в его
виновности, уверен, что он враг и подлежит смерти? “бей своей рукой. ђазница
очень большаЯ - подписать бумажку, утвердить приговор или убить самому...
     - ЃольшаЯ...
     - Љроме того, каждый следователь должен был сам найти  и  времЯ и место
длЯ  этих  своих дел... ђазно было.  Ћдни в кабинете,  другие в  коридоре, в
подвале каком-нибудь. ‚се это при „зержинском следователь подготовлЯл сам...
’ыщу раз подумаешь, пока станешь просить длЯ человека смерти...
     - ѓаврюша, а расстрелы ты видал?
     - Ќу, видал. Љто их не видал.
     - Ђ правда, что тот, кого расстреливают, падает лицом вперед?
     - „а, правда. Љогда он смотрит на тебЯ.
     - Ђ если сзади стрелЯть?
     - ’огда упадет спиной, навзничь.
     - Ђ тебе приходилось... ’ак...
     -  Ќет,  Я  следователем не  был.  џ  ведь малограмотный. Џросто был  в
отрЯде. ЃоролсЯ  с  бандитизмом  и так  далее. ‡аболел вот  этой  штукой,  и
демобилизовали менЯ. Љак припадочного. „а выпивать стал. ’оже,  говорЯт,  не
способствует излечению.
     ’юрьма не  любит хитрецов. ‚ камере каждый двадцать четыре часа в сутки
у всех  на  глазах.  —еловеку  не хватит сил скрыть свой истинный характер -
притворитьсЯ не тем, чем  он есть, в  следственной камере тюрьмы, в минутах,
часах, сутках, неделЯх, месЯцах напрЯженности, нервности,- когда все лишнее,
показное  слетает  с людей  как шелуха. €  остаетсЯ  истина  - созданнаЯ  не
тюрьмой,  но тюрьмой провереннаЯ  и  испытаннаЯ. ‚олЯ, еще не сломленнаЯ, не
раздавленнаЯ, как  почти неизбежно  бывает в лагере. Ќо  кто думал  тогда  о
лагере, о  том,  что  это  такое.  Ќекоторые, может быть, знали  и рады были
рассказать о лагере, предупредить новичка. Ќо человек верит тому, чему хочет
верить.
     ‚от  сидит  чернобородый  ‚ебер,  силезский  коммунист,  коминтерновец,
которого привезли с Љолымы на "доследование". Ћн  знает, что такое лагерь. Ђ
вот Ђлександр  ѓригорьевич  Ђндреев, бывший  генеральный секретарь  общества
политкаторжан, правый эсер, знавший  и царскую  каторгу и  советскую ссылку.
Ђндреев, тот знает  какую-то истину,  незнакомую большинству.  ђассказать об
этой истине  нельзЯ. Ќе потому, что она - секрет, а потому, что в нее нельзЯ
поверить.  Џоэтому   и  ‚ебер  и  Ђндреев   молчат.  ’юрьма  -  это  тюрьма.
‘ледственнаЯ  тюрьма  - это  следственнаЯ тюрьма. “ каждого  свое дело, своЯ
борьба,  свое поведение, которого не подскажешь,  свой долг, свой  характер,
своЯ  душа,  свой  запас  душевных  сил,  свой  опыт.  —еловеческие качества
испытывают не только  и не столько в тюремной камере, а за стенами камеры, в
каком-нибудь  кабинетике следовательском. ‘удьба,  котораЯ  зависит  от цепи
случайностей, а чаще - вовсе от случайностей не зависит.
     „аже следственнаЯ  тюрьма  -  не только срочнаЯ  -  любит простодушных,
откровенных. Љ Ђлексееву камера относилась доброжелательно. ‹юбили  ли  его?
ђазве  в следственной  камере  могут кого-нибудь любить? ‚едь это следствие,
транзитка, пересылка. Љ Ђлексееву камера относилась доброжелательно.
     ли недели, месЯцы, Ђлексеева  все не вызывали на  допросы. €  Ђлексеев
все шагал, шагал.
     …сть две школы следователей. ЏерваЯ считает,  что  арестованного  нужно
ошарашить,  оглушить немедленно. ќта  школа  строит свой  успех  на  быстрой
психологической атаке, напоре, подавлении воли следственного арестанта, пока
тот  не очухалсЯ, не  оглЯделсЯ, не собралсЯ с силами нравственными. „опросы
следователи   этой  школы  начинают  в   ночь   ареста,   многочасовые,   со
всевозможными  угрозами.  ‚тораЯ  школа считает, что  тюремнаЯ камера только
измучит, ослабит волю арестованного к сопротивлению.  —ем  дольше пробудет в
следственной камере арестант до встречи  со следователем - тем  это выгоднее
следователю. Ђрестованный готовитсЯ к допросу, первому в его  жизни допросу,
напрЯгаЯсь изо  всех сил. Ђ допроса нет. Ќет неделю,  месЯц, два месЯца. ‚сю
работу  по  подавлению  психики арестанта  за  следователЯ  делает  тюремнаЯ
камера.
     Ќеизвестно,  как используют  перваЯ и  втораЯ школы  такое  эффективное
оружие, как пытки. ђассказ этот относитсЯ к началу тридцать седьмого года, а
пытать стали только со второй половины года.
     ‘ледователь ѓавриила ’имофеевича Ђлексеева принадлежал ко второй школе.
     Љ  концу третьего  месЯца алексеевского хождениЯ  по  камере  прибежала
девушка в военной гимнастерке и вызвала  Ђлексеева -  "с  инициалом", но без
вещей,-  стало  быть,  на  допрос.  Ђлексеев  причесал  свои  светлые  кудри
собственной пЯтерней - и, поправив  свою  побуревшую гимнастерку, шагнул  за
порог камеры.
     ‘  допроса  он  пришел  скоро. „опрашивали, значит,  в особом  корпусе,
допросном,  никуда не  возили.  Ђлексеев  был  удивлен,  подавлен,  поражен,
потрЯсен и испуган.
     - —то-нибудь случилось, ѓавриил ’имофеевич?
     -  „а,  случилось.  Ќовое  на   допросе.  ЋбвинЯют  в  заговоре  против
правительства.
     -  ‘покойней,  ѓаврюша. ‚ этой  камере  всех обвинЯют в заговоре против
правительства.
     - “бить, говорЯт, хотел.
     - € это часто бывает. Ђ в чем тебЯ раньше обвинЯли?
     - „а  в Ќаро-”оминске  после ареста.  џ  начальником пожарной охраны на
текстильной фабрике был. Ќевелик чин, стало быть.
     - —инов тут не разбирают, ѓаврюша.
     - ‚от  и допрашивали про занЯтиЯ  политкружка. —то хвалил Њуралова. Ђ Я
ведь у него в отрЯде  в Њоскве был. Љак скажу? Ђ сейчас вдруг совсем  и не о
Њуралове речь.
     Ћспины  и морщины обозначились резче. Ђлексеев улыбалсЯ как-то нарочито
спокойно и в то же времЯ неуверенно, и синие глаза его вспыхивали  все реже.
Ќо  странное  дело - эпилептические припадки стали  реже. ЃлизкаЯ опасность,
необходимость боротьсЯ за жизнь отодвинули, что ли, в сторону припадки.
     - —то делать?.. Ћни угробЯт менЯ.
     - Ќичего не надо делать. ѓовори только правду. Џоказывай правду, пока в
силах.
     - ’ак ты думаешь, что ничего не будет?
     -  Ќапротив,  обЯзательно  что-нибудь  будет.   Ѓез   этого  отсюда  не
выпускают, ѓаврюша. Ќо - расстрел не одно и то же, что  десЯть лет  срока. Ђ
десЯть лет - не пЯть.
     - џ понЯл.
     ѓавриил ’имофеевич  стал чаще петь. Ђ пел он чудесно. ’енор  был  такой
чистый, светлый. Џел Ђлексеев негромко, в дальнем углу от "волчка":
     Љак хороша была та ночка голубаЯ,
     Љак ласково светила бледнаЯ луна...

     Ќо чаще, все чаще - другаЯ:

     Ћтворите окно, отворите,
     Њне недолго осталосЯ жить.
     € менЯ на свободу пустите,
     Ќе мешайте страдать и любить.

     Ђлексеев обрывал песню, вскакивал и шагал, шагал...
     ‘сорилсЯ он очень часто. ’юремнаЯ жизнь, следственнаЯ жизнь располагает
к ссорам. ќто надо знать, понимать, все времЯ держать себЯ в руках или уметь
отвлекатьсЯ...  ѓавриил  Ђлексеев  не  знал этих тюремных тонкостей и лез на
ссору, на драку. ’от что-то сказал ѓавриилу Ђлексееву поперек,  тот оскорбил
Њуралова. Њуралов был богом Ђлексеева. ќто был бог его юности, бог всей  его
жизни.
     Љогда ‚асЯ †аворонков, паровозный машинист из ‘авеловского депо, сказал
что-то о Њуралове - в стиле последних партийных учебников, Ђлексеев бросилсЯ
на ‚асю, схватил медный чайник, в котором раздавали в камере чай.
     ќтот  чайник,  оставшийсЯ в Ѓутырской тюрьме  еще с царских времен, был
огромным медным цилиндром. Ќачищенный кирпичом,  чайник сверкал как закатное
солнце. Џриносили  этот  чайник на  палке,  а наши дежурные, когда разливали
чай, держали чайник вдвоем.
     ‘илач,  геркулес, Ђлексеев смело ухватилсЯ за ручку чайника,  но не мог
его сдернуть с места. —айник был  полон  воды - еще  до ужина,  когда чайник
уносили, было далеко.
     ’ак все смехом и кончилось, хотЯ ‚асЯ †аворонков, побледнев,  готовилсЯ
встретить удар. ‚асЯ  †аворонков был  почти одноделец  ѓавриила ’имофеевича.
…го тоже арестовали после занЯтиЯ политкружка. …му задал вопрос руководитель
занЯтий: "—то бы ты делал, †аворонков, если  бы ‘оветской власти внезапно не
стало?" Џростодушный †аворонков ответил: "Љак  что? ђаботал бы  машинистом в
депо, как  и сейчас. “ менЯ четверо детей". Ќа следующий день †аворонков был
арестован, и следствие
     уже  было закончено.  Њашинист  ждал  приговора.  „ело было  сходное, и
ѓавриил  ’имофеевич консультировалсЯ у †аворонкова, и были  они друзьЯми. Ќо
когда обстоЯтельства  алексеевского дела  изменились - его  стали обвинЯть в
заговоре против правительства,- трусоватый †аворонков отдалилсЯ от приЯтелЯ.
€ замечаниЯ насчет Њуралова не преминул вставить.

     ’олько   успокоили   Ђлексеева   в   этой  полукомической   схватке   с
†аворонковым,  как  вспыхнула  новаЯ ссора. Ђлексеев вновь  обозвал  кого-то
хитрованом. ‘нова Ђлексеева оттаскивали от кого-то. “же  всЯ камера понимала
и знала:  скоро должна  была прийти Ћна. ’оварищи ходили рЯдом с Ђлексеевым,
взЯв его под руки, готовые  ежесекундно ухватить  его руки, ноги, поддержать
голову. Ќо Ђлексеев вдруг вырвалсЯ, вспрыгнул на подоконник, вцепилсЯ обеими
руками в тюремную решетку и трЯс ее, трЯс,
     ругаЯсь  и  рыча. —ерное тело Ђлексеева висело на решетке, как огромный
черный  крест. Ђрестанты отрывали пальцы Ђлексеева от решетки, разгибали его
ладони,  спешили, потому что часовой на вышке уже заметил  возню у открытого
окна.
     € тогда Ђлександр ѓригорьевич  Ђндреев, генеральный секретарь  общества
политкаторжан, сказал, показываЯ на черное, сползающее с решетки тело:
     - Џервый чекист...
     Ќо в голосе Ђндреева не было злорадства.

     <i>1964</i>


     <B>‚…‰‘ЊЂЌ€‘’</B>


     Ќа  земле  у  порога амбулатории  были  свежие следы медвежьих  когтей.
‡амочек,  хитрый  винтовой замочек,  которым  запиралась  дверь,  валЯлсЯ  в
кустах, вырванный вместе с пробоЯми, прЯмо "с мЯсом"...
     ‚нутри домика пузырьки, бутылки, банки были  сметены  с полок на  пол и
превращены в стеклЯнную кашу. ѓрубый запах  валерьЯновых капель еще держалсЯ
в домике.
     ’етрадки  фельдшерских  курсов, где  училсЯ  Ђндреев, были  изорваны  в
клочьЯ.  Ќесколько  часов  Ђндреев  с  трудом,  по  листочку,  собирал  свои
драгоценные записки - ведь никаких учебников на фельдшерских курсах не было.
„лЯ борьбы с болезнЯми фельдшер Ђндреев был вооружен в глубокой тайге только
этими тетрадками. Ћдна  из  тетрадок пострадала  больше других.  ’етрадка по
анатомии.  Џервый  лист  ее,  где  неумелой  андреевской рукой,  никогда  не
учившейсЯ  рисованию,  была   изображена  схема   делениЯ  клетки,  элементы
клеточного  Ядра, таинственные  хромосомы.  Ќо  медвежьи когти  так  Яростно
терзали этот  чертеж, эту  тетрадку с обложкой  из  целлофана,  что тетрадку
пришлось бросить в печку, в железную печку. ЏотерЯ была невознаградимой. ќто
был курс лекций профессора “манского.
     ”ельдшерские  курсы были при  больнице длЯ заключенных, а “манский  был
патологоанатомом, прозектором,  заведующим моргом.  Џатологоанатом - высший,
как бы загробный контроль работы лечащих врачей. Ќа "секции", на рассечении,
на вскрытии трупа судЯт о правильности диагноза, правильности лечениЯ.
     Ќо  морг  длЯ  заключенных  -  это  особый морг.  Љазалось бы,  великаЯ
демократка смерть не должна  была  интересоватьсЯ - кто лежит  на секционном
столе морга, не должна была говорить с трупами на разных Языках.
     ‹ечить  заключенного-больного, да еще заключенному-врачу непросто, если
этот врач не подлец.
     € в  больнице и  в  морге  длЯ заключенных все делаетсЯ по той же самой
форме, какую надлежит соблюдать в любой больнице мира. Ќо - масштабы смещены
- и истинное содержание истории  болезни арестанта иное, чем истории болезни
вольнонаемного.
     ’ут дело не только  в том, что представитель смерти -  патологоанатом -
сам  еще   живой  человек  с  живыми  страстЯми,  обидами,  достоинствами  и
недостатками,  разным опытом.  ’ут дело в  чем-то  большем,  ибо официальной
сухости протокола "секции" бывает мало и длЯ жизни и длЯ смерти.
     …сли больной  умирал  при диагнозе рака,  а злокачественной опухоли  по
вскрытии не оказывалось  - было  только  глубочайшее, запущенное  физическое
истощение,  “манский негодовал  и не прощал  врачей,  не  сумевших спасти от
голода арестанта.  Ќо  если было видно, что врач понимает, в чем дело, и, не
имеЯ  права  назвать  истинный диагноз  "алиментарнаЯ  дистрофиЯ"  -  голод,
лихорадочно ищет  синонимов - голод  в виде авитаминозов,  полиавитаминозов,
скорбута  III,  пеллагры,  им же имЯ легион,-  “манский помогал  врачу своим
твердым  суждением.  €  больше  того. …сли  врач хотел  ограничитьсЯ  вполне
респектабельным    диагнозом    гриппозной    пневмонии     или    сердечной
недостаточности,  то  указующий  перст  патолого-анатома возвращал  внимание
врачей к лагерным особенностЯм любого заболеваниЯ.
     ‚рачебнаЯ совесть “манского тоже была свЯзана, закована. Џервый диагноз
"алиментарной  дистрофии"  был  поставлен  после  войны, после ленинградской
блокады, когда голод и в лагерЯх назван был своим надлежащим словом.
     Џатологоанатому надо  быть  бы  судьей, а  “манский  был  сообщником...
Џотому-то он и был судьей, что мог быть сообщником. Љак бы  он ни был свЯзан
инструкцией,  традицией, приказом, разъЯснениЯми, “манский  смотрел  глубже,
дальше, принципиальней. ‘вои  обЯзанности  видел  он не в том,  чтобы ловить
врачей  на  мелочах, на мелких  ошибках, а в том, чтобы  видеть  - и указать
другим!- то  большое,  что  стоЯло  за этими мелочами,  тот "фон"  голодного
истощениЯ,  менЯющий картину  болезни,  кото