,  как  Ѓаку  (бак-ин-ец), Ђстрахань (астрахан-ец) или даже
Ђлма-Ђта  (алма-ати-н-ец),  Язык  наш  останавливаетсЯ в растерЯнности перед
некоторыми  и  новыми  и даже древними чисто русскими названиЯми. Џопробуйте
"обработать"   в  этом  смысле  такие  города,  как Љотлас, Ќовороссийск или
‘моленск. Ќе так-то это просто!
     Ћт названиЯ города •олм мы легко производим слово "холм-ич"; от Џорхова
--      "порхов-ч-анин".    Ђ    вот соседний город Ћстров представлЯет собою
презатруд-кительный   случай.   "ЋстровитЯнин"   означает   совсем   другое,
"островец"   не годитсЯ... Њне лично известно только единственное, народное,
да к тому же местное псковское, областное производное слово длЯ жителей
        Ћстрова и его района -- сстровень (и островнйха). Џравда, в Џсковском
округе слова эти очень употребительны.
     џ  сейчас, заводЯ разговор об этих своеобразных суффиксах, не собиралсЯ
ни   исчерпать их все, ни предложить какую-либо мало-мальски обоснованную их
классификацию.  Ќо, мне кажетсЯ, этим можете не без пользы занЯтьсЯ вы сами.
ЏоглЯдите  нижеследующий  коротенький  перечень,  пополните его пропущенными
мною разновидностЯми (Я думаю, их найдетсЯ немало) и попытайтесь разобратьсЯ
в  вопросе, чем же объЯснЯетсЯ и их многообразие и тот выбор, который делает
Язык  в  каждом  данном  случае.  Њожет  быть, вы натолкнетесь на интересные
зависимости.
     „лЯ начала Я предлагаю такую табличку.


‘уффикс "-€—":
Њосква -- москвич, Џсков -- пскович, •олм -- холмич. Ђ еще какие?

‘уффикс "-…–":
џрославль -- Ярославец, ‹енинград -- ленинградец, Ђстрахань -- астраханец, Ѓаку
--     бакинец, “фа -- уфимец; стоит обратить внимание, что внутри этой группы
есть   разные "разделы" по тем "вставкам благозвучиЯ", которые отличают одно
имЯ   от другого: слову "Ѓаку" придан звук "н", а слову "“фа" -- звук "м". Ћт
слова    "џрославль"   отброшен   последний согласный. ‚се это интереснейшим
образом осложнЯет дело.

‘уффикс   "џЉ" ("-ЂЉ"): ’ула--тулЯк, Џенза -- пензЯк, Џермь -- пермЯк (а почему
"“фа" не дала "уфЯка"?), Љрым -- крымчак, ‘ибирь -- сибирЯк.

‘уффикс    "-ЂЌ€Ќ": “стюг -- устюжанин, Њинск -- минчанин, Ћлонец -- олончанин,
Љурск -- курЯнин, ‘моленск -- смолЯнин (?), ђим -- римлЯнин, Џариж -- парижанин,
Њценск -- о(а)мчанин.

‘уффикс "-€’": Ћдесса -- одессит.
‘уффикс "-“Љ": Џинск -- пинчук, Џолесье -- полещук.
‘уффикс "-…Ќњ": Ћстров -- островень.

     џ  надеюсь, вы сильно расширите эту схемку. Ћчень любопытно рассмотреть
и  слова, производные от названий деревень, а также шире исследовать русские
производные  от  иностранных  имен.  Њожно  поискать и более редкие суффиксы
(вроде: Љамчатка -- камчадал). ‚едь подумать только, как сложен их набор даже
в одной такой узкой и специальной области словопроизводства!

        ЏЋ‘’“Џњ ‚…ЉЋ‚

           Љогда    мы    с вами рассматривали слова человеческого Языка, мы
встречались  и с медленным изменением их состава внутри отдельных Языков и с
пережитками     давнего времени, которыми так богат наш "словарный фонд". Ќо
ведь   и только что, обратив внимание "а "внутреннее устройство" слова, мы в
нем самом подсмотрели ЯвлениЯ неодинакового возраста. Ќе все наши суффиксы --
ровесники:  среди них есть такие, которые, прожив бурную и деЯтельную жизнь,
ушли  на  покой,  уступив  место  другим.  …сть такие, которые именно теперь
образуют   большое число новых слов. ‘равните хотЯ бы то "-ль", которое века
назад   означало принадлежность в слове "џрославль", с теми "-ов" или "-ев",
какими  мы  пользуемсЯ  с  этой же целью во множестве наших современных слов
сегоднЯ.
     —то   же? ‡начит, в Языке изменчив не только его словарный состав, но и
управлЯющаЯ словами грамматика?
     „а,  так оно и есть. ѓрамматический строй Языка претерпевает с течением
времени изменениЯ, совершенствуетсЯ, обогащаетсЯ новыми правилами, но основы
грамматического строЯ сохранЯютсЯ в течение очень долгого времени.
     ђаз   грамматический строй Языка изменЯетсЯ еще более медленно, чем его


основной   словарный   фонд,   значит,   мы   можем указать на такие ЯвлениЯ
грамматики,    которые   когда-то   были   свойственны нашему Языку, а затем
перестали существовать в нем, так же как умерли некоторые слова этого Языка.
     ђаз  это изменение медленно, и даже очень медленно, мы навернЯка можем,
изучаЯ его, наткнутьсЯ на случаи, когда грамматическое правило уже перестало
иметь  неотменимую силу всеобщего закона, но еще сохранЯетсЯ кое-где и кое в
чем,   когда то или иное из Явлений грамматики длЯ своего объЯснениЯ требует
такого  же  глубокого  исследованиЯ  истории  Языка,  какого требуют, как мы
видели,   длЯ их пониманиЯ некоторые наши слова и даже некоторые звуки наших
слов.
     Џопробуем на одном-двух примерах познакомитьсЯ с такими ЯвлениЯми.

        —’Ћ ќ’Ћ ‡Ђ ЏЂ„…†?

     ‚ероЯтно,    каждый из читателей считает себЯ способным без затруднениЯ
установить  в  любом  русском  предложении,  в  каком  числе  и падеже стоЯт
входЯщие  в  него  имена  существительные.  Ѓыло  бы  просто стыдно, …сли бы
кто-либо из нас не умел этого сделать. …сли так, позвольте предложить вашему
вниманию вот такую, довольно простую на вид, фразу:
     "ђовно  в  два  часа  пополудни  эскадроны, построившись в четыре рЯда,
начали     движение на высоту. ‚ пЯть часов, однако, от этих рЯдов ничего не
осталось..."
     џ  просил бы вас определить, в каком числе и падеже стоЯт слова "час" и
"рЯд" там, где они выделены шрифтом?
     Ѓоюсь,  однако, что простой вопрос этот вызовет у вас неожиданные споры
и разногласиЯ.
     „ействительно:  речь в обоих случаЯх идет о двух или о четырех, а не об
одном  предмете.  Ѓыло  бы  крайне  странно,  если  бы мы о нескольких вещах
попытались  говорить  в  единственном  числе.  Ќадо думать, перед нами число
множественное.
     Ќо,   просклонЯв во множественном числе слово "рЯд" или слово "час", вы
врЯд    ли найдете там подобные формы: "часа", "рЯда"... ‚от формы "часов" и
"рЯдов"  --  точь-в-точь  такие,  какие мы видим во втором предложении нашего
примера,  -- там присутствуют. ќто бесспорные родительные падежи. -"џ не вижу
чего?" -- "џ не вижу часов".
     "‘колько   тут -- чего?", "‘колько тут рЯдов?" -- "„есЯть рЯдов". € вдруг
совершенно неожиданно: "‘колько рЯдов?" -- "„ва рЯда"!
     Џоложение   осложнитсЯ,  если  вы  обратите  внимание  на  то,  что и в
единственном  числе самаЯ близкаЯ к нашей падежнаЯ форма -- родительный падеж
"рЯда"   -- имеет несколько иной вид, чем наше "рЯда". Ќикто ведь не говорит:
"€з рЯда вон выходЯщий случай" или: "“ менЯ билет первого рЯда".
     Ћткуда же, спрашиваетсЯ, взЯлось у нас в Языке это странное "рЯда"?
     Џрежде      всего: существительные "рЯд" и "час" стоЯт здесь не сами по
себе, а в свЯзи с именами числительными: "два часа", "четыре рЯда".
     Њежду тем в наших русских числительных вообще довольно много загадочных
свойств длЯ человека наблюдательного.
     ‚озьмите такие из них, как "один" и "два". Ћба они изменЯютсЯ по родам.
Њожно   сказать:  "один  танк",  "одна  пушка",  "одно  орудие". Ђ вот формы
среднего рода от слова "два" никак не произведешь.
     ‘казать  "два человека" можно. ‘казать "две птицы" также можно. Ќо если
речь  заходит  "о  двух  растениЯх"  или  "двух животных", то вам приходитсЯ
употреблЯть  при этих существительных имЯ числительное в той же форме, как и
при    "человек", "зверь", "дом", то есть в форме мужского рода: "два окна",
"два насекомых". Ђ почему не "две окна"? Џопробуйте объЯснить.*
-----
*‘тоит   обратить внимание на то, что и производное слово "двое" имеет очень
определенную  родовую  окраску.  Њы  можем сказать: "двое парней", но только
"две    девушки". Ћднако "там пришли какие-то двое" можно сказать, если хоть
один из пришедших мужчина. ѓоворим мы и "двое часов", "двое брюк".
-----
     ЌельзЯ,    естественно,   от   числительного   "два" образовать и формы
множественного  числа.  ‚от  Я  сказал "естественно", но если вдуматьсЯ, так
никакой "естественности" в этом нет.
      Њожно допустить, что множественное число от "два" не образуетсЯ просто
по    ненадобности: и без того Ясно: слово это означает не "один" предмет, а
больше.
     „а. Ќо ведь слово "тысЯча" означает в пЯтьсот раз большее число, нежели
"два",  а  мы  спокойно  говорим "тысЯчи", "многие тысЯчи", "десЯтки тысЯч".
ѓоворим мы и "пЯть сот".
     Џожалуй,   объЯснить это можно только тем, что числительное "два" почти
совсем утратило все свойства "имени", тогда как слово "тысЯча", хотЯ и стало
названием  числа,  все  еще  продолжает оставатьсЯ именем существительным. Љ
слову   "тысЯча"  можно  без  труда  присоединить определение: "моЯ тысЯча",
"полнаЯ   тысЯча", "добраЯ тысЯча". Њожно от него образовать уменьшительное:
"тысчонка".
     Ђ попробуйте сделать что-нибудь подобное со словом "два". ‚едь "двойка"
не    есть уменьшительное к "два"; это совсем другое слово, очень далекое от
значениЯ "маленькаЯ пара". "„войка" -- название цифры, а не числа.
     ‚от     со словом "один" дело обстоит совершенно иначе. Ќе говорЯ уже о
том,  что "один" имеет все три родовые формы: "один, одна, одно", слово это,
казалось   бы воплощающее наше представление об "единственности", совершенно
спокойно принимает формы множественного числа:

"Њы -- одни:
из сада в стекла окон
‘ветит месЯц..."
(Ђ. ”ет)

€ли:
"Ќавстречу мне
’олько версты полосаты
ЏопадаютсЯ одне..."
(Ђ. ‘. Џушкин)

     Џопробуйте   вдуматьсЯ   в   эти   выражениЯ;   они   поразЯт вас своей
противоречивостью; тот, кто не ЯвлЯетсЯ знатоком русского Языка, поймет их с
трудом.
     "џ    один" -- казалось бы, значит: "Я нахожусь в единственном числе". Ђ
"мы  одни"  означает,  что  каждый  из нас именно "не один"; "ас, по меньшей
мере,    -- двое, а может быть -- и множество; ведь много же "полосатых верст"
насчитал на своей ночной дороге Џушкин!
         ЏолучаетсЯ,  что  слово  "одни"  здесь  уже почти утратило значение
числительного, перестало отвечать на вопрос "сколько" и сделалось близким по
смыслу  к  таким  наречиЯм,  как "втроем", "всемером", или даже как "много",
"несколько". "Ћдни" стало значить: "без посторонних".
     „овольно     поучительно приглЯдетьсЯ, как пользуютсЯ словами такого же
значениЯ другие, не наши Языки.
     Ќашему  слову  "один"  в  смысле  "единица" будут соответствовать такие
слова:

по-английски -- оne
по-французски -- un
по-немецки -- ein.

     Ђ   вот нашему "один" в смысле "в одиночестве" приходитсЯ подбирать уже
совсем другие переводы. "џ один" будет звучать:

по-немецки: Ich bin allein (их бин аллейн) € тут "аллейн" свЯзано с "эйн".
по-французски: je suis seul (же сюи сель) (Я нахожусь в одиночестве)
по-английски: I am by myself (ай эм бай маисе лф) (Я у самого себЯ)
     или I am alne (ай эм элоун). Џоследнее выражение свЯзано с yne (уан).

     Ќаше  же  "мы  одни",  если его прЯмо перевести на эти Языки, покажетсЯ
французу или англичанину просто немыслимым.*
-----
*Џравда,  по-французски  можно  употребить  слово  "tin"  и во множественном
числе:      "les    uns    et    les    autres" -- "одни и другие", но в этсм
словоупотреблении есть такой же привкус искусственности, как у нас, когда мы
употреблЯем междометиЯ или предлоги в качестве существительных: "ахи и охи";
"критик называл сии частицы "ужами", и т. п.
------
     Ќевольно вспомнишь слова знаменитого французского писателЯ Џ. Њериме:
     "ђусскому    Языку   достаточно   одного   слова, чтобы соединить в нем
множество  мыслей,  длЯ  выражениЯ  которых другими Языками потребовались бы
длиннейшие предложениЯ..."
     ‘ледующее числительное -- "три" -- уже совершенно не изменЯетсЯ по родам;
идет  ли речь о трактористах, доЯрках или полЯх, мы одинаково скажем о них --
"три".*    €, собственно, это как раз неудивительно: так именно ведут себЯ и
все остальные числительные -- "пЯть", "восемь", вплоть до "двадцати".
-----
*‚прочем,    "трое" ведет себЯ точно так же, как "двое": можно сказать "трое
мушкетеров", а "трое дам" --нельзЯ.
-----
     Ћднако  тут-то и всплывает вновь то странное расхождение, с которого мы
начали эту главу.
     Њы говорим:

один цыпленок 5, 6, 20, 100, 10000007 цыплЯт.
Ќо: 2, 3, 4, 33, 1234 цыпленка

одна кисть 8, 17, 2937 кистей
Ќо: 2, 3, 4 кисти

одно поле 5, 70, 1100 полей
Ќо: 2, 4, 723 полЯ

     ‚ чем дело?
     ‚  Языке  ничто  или  почти ничто не случаетсЯ просто так, без причины.
…сли из всех числительных "два", "три", "четыре" ведут себЯ резко отлично от
остальных, это что-нибудь да обозначает.
     ‘ейчас  у  нас  в  русском  Языке,  как вы очень хорошо знаете, имеетсЯ
только    два различных "числа" -- единственное и множественное. Ќесколько же
столетий  назад их было три: единственное, множественное и двойственное. ќто
странное длЯ каждого из вас "третье число" употреблЯлось первоначально всюду
там,  где  речь  шла  о парных предметах, вроде человеческих глаз, рук, ног,
рогов   животных и т. п. Љаждое существительное такого типа могло склонЯтьсЯ
еще и в двойственном числе, отличном и от единственного и от множественного;
падежи там имели совсем иные окончаниЯ.
     Џредставить  себе,  как  это  делалось, без образчика почти невозможно.
—тобы    облегчить    вам    задачу, Я приведу несколько примеров старинного
употреблениЯ  творительного  падежа.  Ћни  взЯты из замечательного памЯтника
древнерусской   речи,   из   "ЏоучениЯ   ‚ладимира Њономаха". "Џоучение" это
написано на том великолепном, выразительном русском Языке, на каком говорили
наши предки лет восемьсот назад.
     ‚от перед вами творительный падеж множественного числа:

"€  вынидохом  на  свЯтаго  Ѓориса  день из —ернигова, и ехахом сквозе полны
половечьскыЯ не с 100 дружины, и с детьми и с женами".*

     ’ут   слова, выделенные курсивом, склонЯютсЯ точно так, как мы склонЯли
бы их сейчас.
     ‚от творительный падеж числа единственного:

"€ седе в ЏереЯславли 3 лета и 3 зимы, и с дружиною своею..."**

     ‡десь в употреблении творительного падежа тоже нет ничего удивительного
длЯ нас с вами. ’ак же склонЯем и мы.
     Ќо   вот,   наконец,   перед   вами   тот же творительный падеж, но уже
двойственного числа:

"Ђ се в —ернигове деЯл есмь: конь дикых своима рукама свЯзал есмь в пущах по
10 и 20 живых конь, а кроме того еже по ђоси ездЯ имал есмь своима рукама те
же     кони дикыЯ. ’ура мЯ 2 метала на розех. Ђ 2 лоси один ногама топтал, а
другой рогома бол". ***

     ‚от     теперь разница, вероЯтно, бросаетсЯ вам в глаза: одно дело -- "с
детьми и с женами", и совсем другое дело -- "рогома и ногама"!
     „ругие  падежи  двойственного  числа  тоже имели свою особую форму.****
‘амо  же  число  это  мало-помалу  стало  употреблЯтьсЯ  не только в свЯзи с
парными    предметами,  но  всюду,  где  речь  шла  о двух, трех или четырех
предметах  счета.  ‡атем,  также  постепенно,  оно  начало исчезать из Языка
нашего  народа:  Язык  совершенствовал,  улучшал  и  упрощал  свои правила и
законы.   Ќо   изменениЯ   эти   медленны, так медленны, что кое-где остатки
прошлого, как бы окаменев, дожили до наших дней.
-----
*"€   вышли мы с сотней дружинников и с женщинами и с детьми на день свЯтого
Ѓориса из —ернигова, и ехали сквозь половецкие полчища..."
**"€ находилсЯ Я в ЏереЯславле со своею дружиною 3 лета и 3 зимы..."
***"Ђ вот что делал Я в —ернигове: своими руками свЯзывал в лесах по 10 и 20
живых  коней, да кроме того, ездЯ по реке ђоси, ловил своими руками таких же
диких  лошадей.  2  тура  метали  менЯ  на  рогах... да 2 лосЯ -- один ногами
топтал, а другой рогами бодал".
****‚ двойственном числе существовали всего три падежные формы. €менительный
совпадал с винительным и звательным, родительный -- с предложным, дательный --
с творительным.
-----
     ’ак,  например,  склонЯЯ  числительное  "два",  вы,  сами того не знаЯ,
спокойно  употреблЯете  древний  "родительный  падеж двойственного числа" от
этого    слова: "двух" = "дв+у+х"; в творительном же добавлЯете к нему еще и
столь  же  древнее  окончание творительного двойственного: "дв+“+мЯ"- “ченые
узнают     скончаниЯ    этого    числа в наших числительных "дв-е-надцать" и
"дв-е-сти".  …го  же  встречаем  мы  в таких странных по форме наречиЯх, как
"воочию"   ("очию" было некогда местным падежом двойственного числа от слова
"око"), которое означает "в двух глазах", или в таких, как "между".
     €  в  тех  примерах,  с  которых мы начали ("два рЯда", "четыре часа"),
перед  нами действительно поЯвилась таинственнаЯ форма, не узнать которую вы
имели законное право: это винительный падеж двойственного числа.
     ‘удите   сами,  сколь  сложен  бывает  порою  путь, которым должен идти
Языковед,  если он хочет ответить на вопросы, скрытые в самом, казалось, бы,
простом на вид нашем современном предложении.

        ‡ЂѓЂ„ЉЂ ѓђЂЊЊЂ’€—…‘ЉЋѓЋ ђЋ„Ђ

     Џомните у Џушкина:

"’атьЯна на широкий двор
‚ открытом платьице выходит,
Ќа месЯц зеркальце наводит,
Ќо в темном зеркале одна
„рожит печальнаЯ луна..."

     —то  случилось?  ЃеднаЯ  ’атьЯна  ошиблась  и  направила свое волшебное
стекло   вместо одного светила "а другое? Ќичего подобного: месЯц это и есть
луна...
     "Џозвольте, -- вправе сказать каждый, кто считает, что человеческий Язык
подчинЯетсЯ      правилам человеческой же логики, -- как же так? ђазве это не
абсурд?  Ћдин  и  тот  же  предмет, небесное тело, именуетсЯ в русском Языке
двумЯ  различными именами. ќто куда ни шло: может быть, они отражают разные,
но    одинаково   присущие   ему   черты, как их отражают слова "животное" и
"позвоночное",   "членистоногое" и "насекомое". Ќо что странно: слова-то эти
разного  рода: одно -- мужского, другое -- женского. ќто, по меньшей мере, так
же    нелепо, как если бы у вас поЯвилсЯ приЯтель, претендующий на то, чтобы
его звали то Џетей, то Ђннушкой!
     ‚прочем,  столь ли уж это удивительно? Њожет быть, и в других Языках та
же   картина? Ќет: по-французски луна -- "la lune" -- женского рода, и конец;*
по-немецки месЯц -- мужчина, и только: "der Mnd".
-----
*‚о   французском Языке есть выражение crissant ("круас-сан") мужского рода,
но оно означает "полумесЯц", "лунный серп", то есть уже нечто иное.
------
     Њы    же привыкли к этой странности нашей речи и просто не замечаем ее,
самым  спокойным образом изображаЯ в слове луну то в виде мужчины, то в виде
женщины:

"€     сказало  солнце  брату:  ЊесЯц,  брат  мой  золотой!.." -- читаем мы в
стихотворении   Џолонского. Ђ ”ет о том же месЯце пишет, так сказать, совсем
наоборот:

"„олго  еще  прогорит  ‚еспера  скромнаЯ  лампа,  Ќо уже светит с небес девы
изменчивый лик..."
€ли:
"...медлительной царицей ‹уна двурогаЯ обходит небеса..."

     ‡десь    "дева", "царица" -- опЯть-таки луна, то есть тот же брат месЯц.
ќто не мешает тому же ”ету в других стихотворениЯх восклицать:

     "Ћ, этот месЯц-волшебник!"

     и    вообще   Явно   не считатьсЯ с родом существительных, обозначающих
как-никак один и тот же предмет.
     Ђ    обращали    ли    вы    когда-нибудь внимание на такую совершенную
бессмыслицу:   если   всерьез   принимать   наши   грамматические "роды", то
получаетсЯ,  что  "стул"  чем-то  мужественней  "табуретки" и гибкий, нежный
хмель  больше  похож  на  мужчину,  чем та могучаЯ береза, вокруг которой он
обвилсЯ.  Џомните, в главе, посвЯщенной словарЯм, Я обращал ваше внимание на
то,   что у Ђ. ‘. Џушкина в разные времена его творчества "тополь" ("топол")
играет  роль  то  влюбленного  юноши,  то  нежной девушки. ‚ одном случае "с
тополом" сплетаетсЯ младаЯ ива, в другом -- хмель литовских берегов пленЯетсЯ
"немецкой  тополью".  „а  и  удивлЯтьсЯ  тут  нечему: "слива" в наших глазах
почему-то   "она", "персик" -- он, а "Яблоко" так и вообще -- "оно", среднего,
не существующего в жизни рода.
     „аже      самое поверхностное размышление об этом приводит к мысли, что
основаниЯ такого распределениЯ не могут лежать ни в прЯмой природе вещей, ни
в логике нашего внутреннего отношениЯ к ним. Ћни, очевидно, таЯтсЯ где-то во
внутренних законах Языка, в самой их глубине, и вскрыть их не так-то просто.
     ‚     самом    деле:    если    бы распределение различных предметов по
грамматическим     родам основывалось на качествах, присущих им самим, на их
собственных  и существенных свойствах, тогда в Языках всех народов "мужской"
и "женский", "женский" и "средний" роды имели бы одинаковое распределение. Ђ
на деле -- возьмите хотЯ бы то же "Яблоко".

Ћно называетсЯ
по-русски Яблоко (среднего рода)
по- английски: эппл (apple) (рода нет)
по-немецки: дер апфеЯь(der Apfel) (мужского рода)
по-французски: лЯ помм (1а ротте) (женского рода)

     Ќе    кажетсЯ ли вам, что величайшей бессмыслицей было бы спрашивать: а
какого  же рода настоЯщее Яблоко, то, которое качаетсЯ на ветке дерева, а не
звучит в Языке? Ќикакого рода у него нет и быть не может, и ничем оно в этом
отношении  не  отличаетсЯ  от  груши или граната. Ќичему реальному в природе
вещей  наши грамматические роды Явно не соответствуют. Ќо значит ли это, что
они    как бы "высосаны из пальца", сочинены народами без всЯких оснований и
причин? ‘амо собой разумеетсЯ, нет.

        “„€‚€’…‹њЌ›‰ ‘ЏЋђ

     Љак-то   совершенно  случайно  мне  пришлось  присутствовать при весьма
забавном и вместе с тем поучительном споре.
     ‡а  обеденным  столом  небольшого  кавказского ресторана сидели три уже
немолодые    женщины  --  русскаЯ,  немка  и  армЯнка. Ћни спокойно ели борщ.
‚незапно на пол со звоном упала большаЯ суповаЯ ложка.
     --    Ђга!   --   проговорила русскаЯ женщина, вспомнив смешную старинную
примету. -- ЉакаЯ-то дама собралась к нам в гости. ‹ожка упала!
     --  Џочему "дама"? -- удивилась немка. -- ‹ожка -- это "дер леффель"! ‹ожка
-- мужского рода. „олжен какой-нибудь мужчина прийти...
     ђусскаЯ возмутилась:
     --     Ќу вот еще! ќто если бы ножик упал, тогда это значило бы мужчину.
Ќожик -- мужского рода...
     --  •а-ха-ха!--  засмеЯлась  немка.  --  Ќожик мужского рода? „а ведь если
ножик упадет, это ничего не значит. Ћн -- "дас мессэр" -- рода среднего.
     ЂрмЯнка сидела молча и с недоумением смотрела то на ту, то на другую из
спорЯщих. Ќаконец она наклонилась ко мне.
     --  Џростите,  --  шепнула  она,  -- но Я ничего не понимаю... џ вижу, тут
какое-то  забавное  суеверие.  Ќо  на чем оно основано? Џочему "ножик" может
чем-то напоминать мужчину или ложка женщину? Њне это непонЯтно.
     €   на самом деле, разъЯснить ей, на чем основано это нелепое суеверие,
было невозможно: в армЯнском Языке (как и в английском) вообще не существует
никаких      родов: ни мужского, ни женского, ни среднего. Ќи в Ђнглии, ни в
Ђрмении, ни в ’урции такаЯ примета не могла даже и образоватьсЯ.
     ќто   отсутствие  "родовых  различий"  во  многих  Языках  мира еще раз
подтверждает, что между ними и свойствами самих вещей нет ничего общего.
     Ћднако  Я  не  удивлюсь,  если  вы  с трудом поймете, как же армЯне или
англичане     обходЯтсЯ без понЯтиЯ рода. ‘лово "дом" у нас мужского рода, у
французов -- женского, а у англичан "huse" (дом) -- никакого (не "среднего", а
именно -- "никакого").
         ‘лово "птица" у нас рода женского, а у них -- опЯть-таки "никакого".
Ќам  с этим трудно освоитьсЯ. €м же (так же как китайцам, узбекам, татарам и
очень  многим другим народам), наоборот, непонЯтны наши родовые различиЯ. €,
пожалуй,   придетсЯ признать, что у них немало оснований длЯ недоумениЯ: вам
никак  не удастсЯ объЯснить ни англичанину, ни турку, ни китайцу, почему длЯ
нас, русских, "челн" мужчина, а "лодка" женщина, или почему у французов одно
и     то же понЯтие, одна вещь -- день -- может быть названа и словом мужского
рода -- "le jur" (ле жур) и женского--"la jurnee" (лЯ журнэ)...

        ’…ђ‡ЂЌ€џ Џ…ђ…‚Ћ„—€ЉЋ‚

     „лЯ   нас с вами страннаЯ нелепость, разделение слов на "грамматические
роды",   не представлЯетсЯ ни в каком отношении огорчительной. ‚ самом деле:
мы, русские, превосходно понимаем друг друга, когда говорим "солнце взошло",
невзираЯ  на  то,  что  слово  "солнце" у нас относитсЯ почему-то к среднему
роду. Џонимают свою речь и немцы, а ведь у них "солнце" -- рода женского: "ди
зоннэ".   Ќе хуже наг объЯснЯютсЯ французы, хотЯ длЯ них "солнце" -- мужчина,
"ле     солей".  „а  и  англичане,  у  которых  "солнце" ни к каким родам не
принадлежит,   потому  что  они  просто  говорЯт  о  нем "сан", или китайцы,
именующие  его  точно  таким  же,  совершенно безродовым словом "тайан" (или
"житоу",   или "жи"), и они не испытывают от этой "безродовости" ни малейших
неудобств.
     „ругое  дело  --  чужой  Язык.  ‹юди, говорЯщие на разных Языках, подчас
готовы считать престранным и прекурьезным все то, что им кажетсЯ непривычным
и что они с удивлением замечают в Языках соседей.
     ‚от,    например,   в   английском   Языке,   как   Я уже сказал, имена
существительные  не различаютсЯ по родам, если говорить о внешних формальных
отличиЯх.    ‚озьмите любое английское слово: "бук" -- книга, "дог" -- собака,
"грэпнэл"     -- крюк, "уиндоу" -- окно; вы никак не можете распределить их по
нашим    родам. ‚ то же времЯ в английской грамматике вы найдете местоимениЯ
всех  трех  родов:  "хи",  "ши"  и  "ит" -- "он",- "она", "оно". ђазве это не
противоречие?
     Џожалуй,   да.   €   чтобы   разрешить возникающие из него затруднениЯ,
английский Язык прибегает сплошь и рЯдом к самым, на наш взглЯд, неожиданным
и   не всегда понЯтным хитростЯм и уловкам, которые, впрочем, носЯт скромное
название "правил".
     ’ак,  например, хотЯ слово "sun" (солнце) формально ничем не отличаетсЯ
от   множества   других   слов   и,   скажем, от слова "ship" (корабль), его
полагаетсЯ    в случае надобности заменЯть местоимением "он" ("he"), а слово
"корабль"   местоимением  "она"  (she").  ‚ыходит,  что  первое  из них рода
мужского, второе -- женского. Џочему?
     Ђнглийские   Языковеды разъЯснЯют, что "солнце" некогда в представлении
древних  англов было богом, и этот бог был мужчиной; именно поэтому повелось
о  солнце  говорить  в  мужском  роде. Ђнглийским же морЯкам казались живыми
существами      важные    и    близкие длЯ них предметы. …стественно, что их
приходилось  относить  к  тому  или  другому  роду; в частности, корабли -- к
женскому.   Џро   любой   корабль   англичанин   скажет "она", "ши"; корабли
однотипные он назовет "систер-шипами" (sister-ships)--"кораблЯми-сестрами", а
не "кораблЯми-братьЯми" (brther-ships).
     Ќо  в самом слове, в его звуковой форме, никаких оснований длЯ этого не
содержитсЯ.     „а и в грамматических отношениЯх это ничего не менЯет: любое
прилагательное,   например "рэд" ("red", "красный"), останетсЯ неизменным, к
которому     из слов вы бы его ни отнесли: "красное солнце" -- "рэд сан" (red
sun), "красный корабль" -- "рэд шип" (red ship).
     Ќе    так-то   просто   поэтому положение англичанина, желающего как-то
передать    на своем Языке, с самцом или с самкой данного животного мы имеем
дело.
     ‚  известной  сказочке  о  "’рех поросЯтах" упоминаетсЯ "биг бэд вулф".
ЏереводЯ эти слова на русский Язык, вы, собственно, имеете право передать их
и  как  "большой  злой  волк"  и как "большаЯ злаЯ волчица". “ нас, русских,
слова  "волк" и "волчица" Явно и внЯтно с первого взглЯда отличаютсЯ друг от
друга   именно   по   своей   принадлежности   к двум различным родам, и это
впечатление  дополнЯют согласованные с ними слова: "волк -- большой, злой", а
"волчица  --  большаЯ,  злаЯ".  ’ут  ничего этого нет, поскольку в английском
Языке     и "cat" (кот) и "sparrw" (воробей) и "wlf" (волк) -- никакого рода.
€ногда  длЯ говорЯщего это совершенно безразлично (ну, скажем, в предложении
"домашний    кот отличаетсЯ от дикого кота своими размерами" или: "что волки
жадны,  всЯкий  знает"),  иной же раз может причинить известное затруднение.
Џо-русски    очень просто выразить мысль: "кошка обычно бывает ласковее, чем
кот", а вот как вы передадите ее на английском Языке, если там и кот -- "кэт"
и кошка -- тоже "кэт"?
     —тобы  справитьсЯ с этим, в английском Языке возник целый рЯд забавных,
на наш взглЯд, приемов косвенного указаниЯ пола животных.
     ’ак, например, желаЯ дать понЯть, что сидЯщий на пороге домашний зверек
ЯвлЯетсЯ  именно  котом,  а  не кошкой, англичанин хитроумно выражаетсЯ: "на
пороге  восседал  он  --  кот",  "хи  -- кэт". …сли речь пойдет о кошке, будет
сказано     "ши     --     кэт", "она -- кошка". ’ак сказать, "котодЯденька" и
"кототетенька".
     €ногда,    впрочем, применЯетсЯ и другой прием. Љота по-английски можно
наименовать   "том-кэт",   а   кошку   "пусси-кэт".   ‚   применении к нашим
обыкновениЯм  это  могло  бы звучать как "котоваська" и "котомашка". ‘ледует
заметить,  что  не  одни  англичане  додумались  до этого: у турок кот важно
зоветсЯ "эркек-кэди", "кот-мужчина", а кошка -- "диши-кэди", "кот-женщина". €
наши туркмены зовут кота "эркек-пишик", так сказать, "господин кот" (точнее:
кот-самец)*.
-----
*Ђналогичное    положение и в китайском Языке, где "кот" именуетсЯ "мао", но
только   безотносительно к полу. Љот же в смысле "кот-самец" будет "гунмао",
"кошка" -- "пиньмао".
-----
     Ђнглийское слово "спэрроу" тоже означает "воробей вообще", без указаниЯ
на  его  пол.  …сли  же нужно назвать воробьЯ-самца, его почтительно именуют
"кокспэрроу",  "петух-воробей",  самочку  -- "воробей-курица". ‚оробьЯ-петуха
означают  местоимением  "он"  (хи).  ЏолучаетсЯ,  что  мы  с нашими удобными
суффиксами    мужского   и   женского   рода   имеем в этом смысле некоторое
преимущество по сравнению с английским Языком.
     Ћднако  и  у  нас  возможны свои странные неожиданности. ’ак, целый рЯд
русских   слов, имеющих Явную форму существительных женского рода, означает,
непонЯтно  почему,  несомненных  "мужчин"  и  сочетаетсЯ с прилагательными и
глаголами   в мужском роде. ‚спомните насмешливые стишки, которые у ѓоголЯ в
"Њайской ночи" распевают озорные парубки:

"...у кривого головы
‚ голове расселись клепки,
ѓолова наш сед и крив..." *

     "ѓолова наш сед"?! ‘транное сочетание слов! Љак же не сопоставить его с
такими, например, пушкинскими строчками:

"Ђ она мне возразила: ѓолова твоЯ седа!"

     "‘удьЯ",    "воевода", "староста",** старшина -- все это слова такого же
"противоречивого" рода: женские по форме, мужские по смыслу и значению.
-----
*   ‘равните   у   Ђ.   Џ.   —ехова   (‘обр. соч., т. V, стр. 18): "--Ѓа, жив
Љурилка!--засмеЯлсЯ   губернатор. -- ѓоспода, поглЯдите, наша городскаЯ голова
идет. ‘юда идет. Ќу, беда, заговорит он нас теперь".
**  ’еперь  студенты  говорЯт  "наш  староста"  и  в тех случаЯх, когда этот
староста -- девушка.
------
     Ѓывают     случаи, когда, буквально на наших глазах, слово вдруг менЯет
свой    род;   при   этом   оно сохранЯет старую форму, но приобретает новое
значение.
     ‚ас не удивит, например, такое предложение:
     "Њы     с ЏЯтницей вернулись в мою крепость, и Я принЯлсЯ обшивать его.
Џрежде  всего  Я  надел  на него штаны. Ћн, ЏЯтница, сначала чувствовал себЯ
очень стесненным в новой одежде..."
     Ђ   между тем попадись оно на глаза какому-нибудь русскому человеку лет
двести назад, тот подумал бы, что автор не в своем уме.
     „а   и вообще трудно себе представить, чтобы русскому человеку пришло в
голову   назвать мужчину "ЏЯтницей". „лЯ нас "ЏЯтница" скорее должна была бы
означать  женщину.  ќтому  немало  способствовало  и  то,  что в религиозных
преданиЯх  день  "пЯтница",  канун древнееврейского праздника "субботы", или
"шабаша",  именовалсЯ  греческим  словом  "парасхевэ",  "приготовление". Ђ в
христианской  религии  слово  "ЏарасковиЯ"  (русское  "ЏрасковьЯ"),  то есть
"ЏЯтница",  стало женским именем. Џо городам и селам ђуси существовало много
храмов  в честь "свЯтой Џараскевы-ЏЯтницы". Ќазвать "ЏЯтницей" мужчину стало
немыслимо   и по этим причинам. "‚торником" или "—етвергом"-- это пожалуйста:
ведь эти слова -- мужского рода.
     Ђнгличанину  же  все  равно:  по-английски "ЏЯтница-- "Friday" (фрайди).
‘лово  "фрайди" -- никакого рода... ’ак почему бы ему не стать, если нужно, и
именем мужчины? Љак видите, все это еще больше подкреплЯет наши рассуждениЯ.
     Ќо   перед тем, кто знакомитсЯ не с одним только русским, а и с другими
Языками, открываютсЯ в вопросе о роде слов и еще более неожиданные вещи.
     …сли   бы  вам  как  скульптору  предложили  изобразить статую ђима, вы
навернЯка изваЯли бы какого-нибудь сурового центуриона или важного сенатора:
мужчину-римлЯнина.    Ђ  сами  итальЯнцы  неизменно-  изображают  ђим в виде
прекрасной    женщины, современной итальЯнки или древней матроны. Џочему? Џо
той   простой причине, что по-итальЯнски "ђим" -- "ђома"; это существительное
женского рода.
     Ќаоборот,    столицу Ђвстрийской республики ‚ену мы представлЯем себе в
женском облике: "‚ена" -- она! Ђ сами ее жители говорЯт про свой город: "Ќаше
прекрасное   ‚ин". Ќа их Языке "‚ена", как и все названиЯ городов в немецком
Языке, -- среднего рода.
     ‚се  это  не  представлЯет  значительных  неудобств в общежитии. Ќо вот
писателЯм,   которые   переводЯт   с   одного Языка на другой художественные
произведениЯ,     нередко    из-за    подобных расхождений приходитсЯ решать
презапутанные головоломки.
     ‚сем  известно, что великий каш баснописец €. Ђ. Љрылов заинтересовалсЯ
басней    французского поэта ‹афонтена "–икада и муравей". Ќадо сказать, что
сам  "‚анюша  ‹афонтен",  в  свою  очередь, позаимствовал сюжет этой басни у
великого    грека  ќзопа;  от  ќзопа  к  ‹афонтену в стихи пробралось вместо
обычного  европейского  кузнечика  (по-французски "грийон") другое, особенно
характерное  длЯ ‘редиземноморьЯ, певучее и громкоголосое насекомое -- цикада
(la  ci-gale,  "лЯ  сигаль"  по-французски). ‡адумав перевести, или, точнее,
переложить   на   русский   Язык   эту басню, Љрылов столкнулсЯ с некоторыми
затруднениЯми.
     ‹афонтен   был  француз.  Ћн  говорил  и  думал по-французски. „лЯ него
"муравей"  был  "лЯ  фурми";  слово это во ”ранции женского рода. Љ женскому
роду  относитсЯ  и  слово  "лЯ  сигаль", означающее южную неумолчную певунью
цикаду.    ЊуравьЯ (или "муравею") французы, как и мы, испокон веков считают
образцом  трудолюбиЯ и домовитости. Џоэтому у ‹афонтена очень легко и изЯщно
сложилсЯ  образ  двух  болтающих у порога муравьиного жилища женщин-кумушек:
хозЯйственнаЯ "муравеЯ" отчитывает легкомысленную певунью цикаду.
     —тобы    точнее  передать  все  это  на  русском Языке. Љрылову было бы
необходимо прежде всего сделать "муравьЯ" "муравьицей", а такого слова у нас
нет.    Џришлось оставить его муравьем, и в новой басне изменилось основное:
одним из беседующих оказалсЯ "крепкий мужичок", а никак не "кумушка". Ќо это
было еще не все.
     ‘лово     "цикада" теперь существует в нашем литературном Языке, но оно
проникло     в него только в XIX веке, когда ђоссиЯ крепко встала на берегах
—ерного    морЯ, в Љрыму и на Љавказе. „о того наш народ с этим своеобразным
насекомым     почти не сталкивалсЯ и названиЯ длЯ него не подобрал. Ќародной
речи     слово "цикада" неизвестно, а ведь €. Ђ. Љрылов был великим мастером
именно чисто народных, понЯтных и доступных каждому тогдашнему простолюдину,
стихотворных    произведений. ‘делать второй собеседницей какую-то никому не
понЯтную иностранку "цикаду" он, разумеетсЯ, не мог.
     ’огда    вместо перевода Љрылов написал совсем другую, уже собственную,
свою   басню. ‚ ней все не похоже на ‹афонтена. ђазговор происходит не между
двумЯ   кумушками, а между соседом и соседкой, между "скопидомом" муравьем и
беззаботной "попрьггуньей" стрекозой.

"Ќе  оставь  менЯ,  кум  милый!"  -- пищит она. "Љумушка, мне странно это!" --
отвечает он.

     ЏонЯтно,  почему Љрылов заставил беседовать с муравьем именно стрекозу:
он   вовсе   не   желал,   чтобы   разговаривали двое "мужчин" -- "муравей" и
"кузнечик".    ‚  результате  же  в  басне  поЯвилсЯ странный гибрид из двух
различных  насекомых. ‡оветсЯ это существо "стрекозой", а "прыгает" и "поет"
"в   мЯгких   муравах",   то   есть   в траве, Явно как кузнечик. ‘трекозы --
насекомые, которые в траву попадают только благодарЯ какой-нибудь несчастной
случайности;    это летучие и воздушные, да к тому же совершенно безголосые,
немые  красавицы.  џсно,  что,  написав  "стрекоза",  Љрылов думал о дальнем
родиче  южной цикады, о нашем стрекотуне-кузнечике. ќто и естественно: через
несколько    десЯтилетий после него другой, менее известный, русский поэт Љ.
‘лучевский недаром говорил в одном своем стихотворении:

"‚ышла ѓрунЯ на леваду, Џод вербою парень ждал. €онийскую цикаду €м кузнечик
заменЯл..."

     ‚идимо, ближе кузнечика к цикаде ничего и не подберешь.
     ’аких примеров можно найти множество.
     ‚от   в   известном   стихотворении   ѓенриха   ѓейне "‘осна и пальма"*
изображаетсЯ        мужественный     и грустный поклонник прекрасной пальмы,
разлученный с нею навеки. Џо-немецки это получаетсЯ очень хорошо, потому что
у  немцев рЯдом со словом женского рода "ди фихте" (die Fichte -- сосна) есть
слово  мужского  рода  "дер  фихтенбаум" (der Fichtenbaum), означающее то же
самое "сосновое дерево", то есть сосну.
------
*‚  стихотворении ѓ. ѓейне говоритсЯ о дереве, которое по-немецки называетсЯ
"фихтенбаум", или "фихте". ‚ различных немецко-русских словарЯх это название
переводитсЯ  по-разному:  то  "сосна",  то "ель", то "пихта". Ћзнакомление с
толковыми    словарЯми немецкого Языка показывает, что вопрос этот не так-то
прост. "”ихте" и действительно в некоторых наречиЯх немецкого Языка означает
пихту,    в  других  --  сосну,  в  третьих  -- ель. ‚ свою очередь, "сосна" в
различных  местах  ѓермании  носит  наименованиЯ  "фихте", "ферэ" и "кифер".
Џо-видимому,   народный   Язык   вообще   не слишком резко разграничивал там
когда-то   эти три древесные породы, и их названиЯ смешиваютсЯ и до сих пор.
‹ермонтов   вслед   за   большинством   переводчиков принЯл длЯ "фихтенбаум"
значение    "сосна", и у нас нет никаких оснований отказыватьсЯ от его точки
зрениЯ.
------
     "„ер фихтенбаум", стоЯ на скалистой вершине на далеком севере, вздыхает
по прекрасной возлюбленной, имЯ которой "ди пальме".
     Њ.  ћ. ‹ермонтов, переводЯ это чудесное стихотворение, оказалсЯ лицом к
лицу  с хитроумной загадкой. Џо-русски и "сосна" и "пальма" -- женского рода.
ЌельзЯ   было,  пользуЯсь  образами  этих  двух великанш растительного мира,
нарисовать картину печальной разлуки юноши и девушки.
     Џоэтому пришлось совершенно переменить смысл стихотворениЯ. Џравда, и у
него в знойной пустыне

"Ћдна и грустна, на утесе горючем ЏрекраснаЯ пальма растет..."

     Ќо   если  в  подлиннике  речь  идет  о страстной любви к ней "существа
другого пола", далекого "фихтенбау-ма", то в переводе вместо этого поЯвилась
дружба    двух женщин. ’ам говорилось о разлуке любЯщих сердец, а тут вместо
этого выплыла совсем другаЯ тема -- тема горького одиночества. € эти перемены
обусловлены,  собственно, тем, что по-русски слово "сосна" иного рода, чем в
немецком Языке.
     „ругим  русским  поэтам  эта  необходимость переменить самое содержание
показалась    нежелательной.  Ќо,  чтобы  избавитьсЯ  от  нее,  им ничего не
оставалось,   как  заменить  сосну  каким-либо  другим, более "мужественным"
деревом.
     ’ак     они и поступили. “ ”. €. ’ютчева вместо нее поЯвилсЯ близкий ее
родич -- кедр:

"Ќа севере мрачном, на дикой скале
Љедр одинокий под снегом белеет..."*
------
*Љ  слову  сказать,  с точки зрениЯ ботаников-систематиков поэт допустил тут
существенную    неточность: кедр (Cedrus) -- дерево южное, растущее только на
‘редиземноморье.    Ќа севере (в особенности у нас в сибирской тайге) растет
совсем   не кедр, а так называемаЯ кедроваЯ сосна (Pinus cembra), от которой
мы получаем наши кедровые орешки.
------
      Ђ в переводе Ђ. Ђ. ”ета его место занЯло совсем уже далекое растение --
дуб:

"Ќа севере дуб одинокий
‘тоит на пригорке крутом..."

     ‹егко заметить, что ”ету пришлось в свЯзи с этим заменить и "дикий утес
далекого   севера"   более   южным   и мирным "крутым пригорком": дубы-то на
полЯрных утесах не растут!
     ‚от   к каким сложностЯм и хитросплетениЯм приводит поэтов то, казалось
бы,  невинное  обстоЯтельство,  что  род имен существительных не совпадает в
различных Языках.
     ‚се   это  еще  раз  показывает  нам,  что вопрос о грамматическом роде
труднее  и  сложнее,  чем  мы  обычно  думаем.  ЏонЯть, почему один и тот же
предмет   может  одним  людЯм  казатьсЯ  "мужчиной",  другим -- "женщиной", а
третьим представлЯтьсЯ "ни тем, ни тем", было немыслимо, пока Языкознание не
стало на прочный научный фундамент.
     ‡ададим себе вопрос: что означает термин "средний род"?
     ђоды  мужской  и  женский  все-таки  как  будто имеют какое-то право на
существование    и какой-то смысл. „овольно понЯтно, что у нас слово "петух"
мужского    рода, а "курица" женского. —аще всего слова мужского рода, когда
речь  идет  о  живых  существах,  относЯтсЯ  к мужскому полу, а женского -- к
женскому.
     Џравда,   исключений   немало:   такие   русские названиЯ животных, как
"ласка",   "курица", "росомаха", "чайка", "кукушка", будучи словами женского
рода, относЯтсЯ одинаково и к самцам и к самкам. Ћт слова "лисица" еще можно
с  грехом  пополам  образовать  "мужское"  название:  "лис". Ђ уж от "ласки"
придетсЯ  производить его, так же как и в английском Языке, от "кота" или