всЯкий случай надо
было позаботитьсЯ о возможном укрытии.
     Ћн с трудом пробралсЯ по загроможденной  кирпичами  лестнице, с  трудом
протиснулсЯ  вниз,  в  подземный  коридор.  Џол здесь тоже  был сплошь усеЯн
кирпичами с рухнувшего свода, идти приходилось согнувшись. ‚скоре  он вообще
уперсЯ в завал и повернул обратно. торопЯсь выбратьсЯ, пока немцы не засекли
его след. Ѓыло  почти темно, он  пробиралсЯ, ощупываЯ  рукой стену,  и вдруг
ощутил  пустоту: вправо вел ход. Ћн  пролез в  него, сделал несколько шагов,
завернул за угол и увидел сухой  каземат: сверху в узкую щель проникал свет.
Ћн  оглЯделсЯ:  каземат  был  пуст, только  у стены  прЯмо против бойницы на
шинели лежал иссохший труп в изорванном и грЯзном обмундировании.
     Ћн присел на корточки, вглЯдываЯсь в останки, некогда бывшие человеком.
Ќа  черепе  еще  сохранились  волосы,  густаЯ  чернаЯ  борода  покоилась  на
полуистлевшей гимнастерке. ‘квозь разорванный  ворот он  увидел трЯпье, туго
намотанное на груди, и понЯл, что  солдат умер  здесь от ран, умер, глЯдЯ на
клочок  серого неба в узкой  прорези  бойницы. ‘тараЯсь не  прикасатьсЯ,  он
пошарил вокруг в  поисках оружиЯ  или патронов, но ничего не  нашел.  ‚идно,
человек этот умер  тогда, когда  наверху  еще были  те, кому  нужны были его
патроны.
     Ћн хотел было встать и уйти, но  под скелетом лежала шинель. ‚полне еще
годнаЯ шинель, котораЯ могла сослужить службу  живым: старшина ‘емишный мерз
в  норе  да и  самому Џлужникову было  холодно  спать  под одним бушлатом. ‘
минуту он еще  поколебалсЯ, не решаЯсь тронуть останки, но шинель оставалась
шинелью, и мертвому была не нужна.
     -- Џрости, браток.
     Ћн взЯлсЯ  за полу, приподнЯл шинель и мЯгко вытащил ее из-под останков
солдата. [324]
     Ћн встрЯхнул  шинель,  пытаЯсь выбить въевшийсЯ трупный запах, растЯнул
ее на руках и увидел рыжее пЯтно давно засохшей крови. •отел сложить шинель,
снова  посмотрел  на рыжее пЯтно, опустил  руки  и  медленно  обвел  глазами
каземат.  Ћн вдруг  узнал и его, и шинель, и труп  в  углу, и остатки черной
бороды. € сказал дрогнувшим голосом:
     -- ‡дравствуй, ‚олодька.
     ЏостоЯл,  аккуратно  прикрыл  шинелью  то,  что  осталось  от  ‚олодьки
„енищика, придавил краЯ кирпичами и вышел из каземата.
     -- Њертвым не холодно, --  сказал ‘емишный, когда  Џлужников  рассказал
ему о находке. -- Њертвым не холодно, лейтенант.
     ‘ам он мерз  под всеми шинелЯми и бушлатами, и непонЯтно было, порицает
он Џлужникова или одобрЯет. Ћн относилсЯ к смерти спокойно и о себе говорил,
что не мерзнет, а -- умирает.
     -- ‘мерть менЯ по кускам берет, ЉолЯ. •олоднаЯ она штука, шинелью ее не
согреешь.
     ‘ каждым днем у него все больше мертвели ноги. Ћн уже не мог ползать, с
трудом  сидел,  но зарЯдки  свои продолжал упорно  и фанатично. Ћн не  желал
сдаватьсЯ, с боем отдаваЯ смерти каждый миллиметр своего тела.
     -- ‘тонать начну -- разбуди. Ќе буду просыпатьсЯ -- пристрели.
     -- ’ы что это, старшина?
     -- Ђ то, что  Я  даже  мертвым к  немцам попасть права не имею. ‘лишком
много радости им будет.
     -- ќтой радости им хватает, -- вздохнул Џлужников.
     -- ќтой радости они не видели!  -- ‘емишный  вдруг рванул  лейтенанта к
себе. -- ‘вЯтого не отдавай. ‘дохни, а не отдавай.
     -- Ќичего не понимаю. —его -- свЯтого?
     -- Џридет времЯ -- скажу. Ђ до времени слушай менЯ, как бога.  Ќе своим
именем  говорю это, верь.  Ћтдохнул?  Ђвтомат в  руки  и --  наверх. Ќаверх,
лейтенант! —тоб знали:  крепость жива. —тоб и  мертвых боЯлись. —тобы детЯм,
внукам и правнукам своим заказали в ђоссию соватьсЯ!
     Џлужников  подозревал,  что  старшина  балансирует  на  грани  безумиЯ.
‚спышки Яростного  ожесточениЯ все чаще овладевали им, и тогда он беспощадно
гнал [325] лейтенанта наружу. Џлужников не спорил: в нем давно уже ничего не
было, кроме  ненависти, но ненависть  эта в отличие от  ненависти  ‘емишного
была холодной и расчетливой.
     ‚ первый день нового, 1942 года ему особенно  повезло.  ’о  ли немцы  с
новогоднего  похмельЯ  утратили  осторожность,   то  ли  прибыли  новые,  не
приученные еще остерегатьсЯ черных бездонных дыр мертвой крепости, а  только
он  уложил двоих,  уложил  наповал,  из  хорошего  убежища. „олго  бегал  по
подвалам,  уходЯ от погони,  и  ушел, потому что мела вьюга, и  следы его не
взЯла бы ни одна самаЯ опытнаЯ собака.
     Ћн увел погоню подальше от  норы: почти к •олмским  воротам.  ’ут немцы
окончательно потерЯли след, покричали, побегали, пострелЯли и ушли ни с чем.
Ђ он до  вечера отлежалсЯ  в  глухой нише и пошел к себе: доложить старшине,
что еще двоих можно списать на тот свет.
     Ћн  очень  хотел  обрадовать старшину,  потому что  тот сильно  сдал за
последние дни. —асто впадал в забытье, кричал криком от непереносимой  боли,
а придЯ в себЯ, дрожал в смертном ознобе, и пот каплЯми застывал  на лбу.  €
только неистоваЯ волЯ удерживала еще остатки жизни в уже омертвевшем теле.
     -- ‚идно, не дожить мне, -- с глубокой  тоской  сказал он, придЯ в себЯ
после очередного приступа. -- ‚идно, тебе придетсЯ.
     -- —то придетсЯ?
     -- Џомирать буду -- скажу. —то, война кончилась?
     -- Ќе похоже.
     -- Ђ чего сидишь? Џатроны есть?
     -- …сть, -- сказал Џлужников, уходЯ в это метельное новогоднее утро.
     Ђ.  сейчас был вечер, и он  спешил  обрадовать умирающего.  Ќо  еще  на
переходе,  еще не добравшись  до  лаза,  услышал глухие стоны. ‚идно, кричал
‘емишный во весь голос, и даже толщи песка не могли заглушить его криков.
     Џлужников, торопЯсь,  нырнул в  лаз, в кромешной тьме нашарил последний
огарок свечи, зажег. Ћн не окликал ‘емишного, понимаЯ, что это -- конец, что
опЯть уходит из его жизни близкий и дорогой человек. „остал трЯпку, вытер со
лба старшины пот и застыл подле. …му  уже было все равно, услышат  немцы эти
[326] крики  или не  услышат. Ћн устал  провожать  людей,  устал сражатьсЯ и
устал жить.
     ‘емишный  замолчал  сам.  ‡амолчал  вдруг,  оборвав крик,  и  Џлужников
подумал, что это -- конец. Ќо старшина открыл глаза:
     -- џ кричал?
     -- Љричал.
     -- Џочему не разбудил? -- Џлужников промолчал,  и ‘емишный вздохнул. --
ЏонЯтно. ‘ебЯ жалел? Ђ имеешь ты право себЯ жалеть? Љто мы такие, чтобы себЯ
жалеть, когда по матери нашей чужие сапоги...
     ‘емишный  говорил с трудом, задыхаЯсь, уже  неЯсно  выговариваЯ  слова.
‘мерть докатилась до горла, руки уже не двигались, и жили только глаза.
     -- Њы честно выполнЯли долг  свой,  себЯ  не щадЯ. € до  конца  так, до
конца. Ќе позволЯй убивать себЯ раньше,  чем умрешь. ’олько так. ’олько так,
солдат. ‘мертию смерть поправ. ’олько так.
     -- ‘ил нету, ‘емишный, -- тихо сказал Џлужников. -- ‘ил больше нету.
     --  ‘ил нету? ‘ейчас будут. ‘ейчас дам тебе силы. ђасстегни менЯ. ѓрудь
расстегни.  ‚атник,  гимнастерку --  все.  ђасстегнул? ‘унь руку.  Ќу? —уешь
силу? —уешь?
     Џлужников  расстегнул  ватник  и  гимнастерку,  неуверенно,  ничего  не
понимаЯ,  сунул  руку  за  пазуху  старшины. € ощутил грубыми  обмороженными
пальцами холодный, скользкий, тЯжелый на ощупь шелк знамени.
     -- ‘ первого днЯ на себе ношу. -- ѓолос старшины дрогнул, но он сдержал
душившие  его  рыданиЯ.  --  ‡намЯ  полка  на  мне,  лейтенант.  …го  именем
приказывал тебе. …го  именем сам жил, смерть гнал до последнего. ’еперь твой
черед. “мри, но  немцам  не  отдавай. Ќе твоЯ это честь и  не  моЯ -- родины
нашей это честь. Ќе запЯтнай, лейтенант.
     -- Ќе запЯтнаю.
     -- ЏовторЯй: клЯнусь...
     -- ЉлЯнусь, -- сказал Џлужников.
     -- ... никогда, ни живым, ни мертвым...
     -- Ќи живым, ни мертвым...
     -- ... не отдавать врагу боевого знамени...
     -- Ѓоевого знамени...
     -- ... моей родины ‘оюза ‘оветских ‘оциалистических ђеспублик. [327]
     -- Њоей  родины ‘оюза ‘оветских ‘оциалистических ђеспублик, -- повторил
Џлужников и, став на колени, поцеловал шелк на холодной груди старшины.
     -- Љогда  помру, на себЯ наденешь, -- сказал ‘емишный.  -- Ђ раньше  не
трожь. ‘ ним жил, с ним и помереть хочу.
     Ћни помолчали, и молчание  это  было  торжественным и  печальным. Џотом
Џлужников сказал:
     -- „воих Я сегоднЯ убил. Њетель на дворе, удобно.
     -- Ќе сдали мы крепость, -- тихо сказал старшина. -- Ќе сдали.
     -- Ќе сдали, -- подтвердил Џлужников. -- € не сдам.
     —ерез  час  старшина  ‘емишный  умер. “мер, не сказав больше ни единого
слова, и Џлужников еще долго сидел  рЯдом, думаЯ,  что он жив, а он  уже был
мертвым.
     Ћн  снЯл со старшины знамЯ, разделсЯ до  поЯса  и обмотал знамЯ  вокруг
себЯ. •олодный  шелк вскоре согрелсЯ, и он все времЯ чувствовал его  особую,
волнующую теплоту.  ‚се времЯ -- и когда  хоронил ‘емишного, и  потом, когда
лежал на его постели, укрывшись всеми бушлатами.
     Ћн лежал  и спокойно думал, что ничего  уже не боитсЯ --  ни немцев, ни
смерти, ни холода. Ћн уже не ощущал своего  "Я",  он  ощущал  нечто большее:
свою личность.  ‘вою личность,  ставшую звеном между  прошлым и будущим  его
родины, частица  которой  грела его  грудь  благородным  шелком  знамени.  €
спокойно сознавал, что никому и никогда не будет важно, как именно звали эту
личность, где и как она жила, кого любила и как погибала. ‚ажным  было одно:
важным  было,  чтобы звено,  свЯзывающее  прошлое  и  будущее в единую  цепь
времени, было прочным. € твердо знал, что звено это -- прочно и вечно.
     Ђ поверху мела метель. Ѓелым ковром укрывала землЯнки и тропы, заносила
притихшие  деревни  и  пепелища,  металась  по  пустым  улицам  обезлюдевших
городов.
     Ќо  уже  горели партизанские костры,  и на их свет, укрываЯсь  метелью,
пробирались  те,  кто  не  считал  себЯ  побежденным,  как  не  считал  себЯ
побежденным он. € немцы жались к домам и дорогам, страшась темноты, метели и
этого непонЯтного народа.
     …ще  не было  •атыни и  еще не погиб в Ѓелоруссии каждый четвертый.  Ќо
этот  каждый  четвертый уже  [328] стрелЯл. ‘трелЯл, и эта землЯ становилась
длЯ фашистской армии адом. € преддверием этого ада была ЃрестскаЯ крепость.
     Њетель мела  от  Ѓреста до  Њосквы.  Њела,  заметаЯ  немецкие  трупы  и
подбитую технику. € другие лейтенанты поднимали в атаку роты и, ломаЯ врага,
вели их на запад. Љ нему, к непокоренному сыну непокоренной ђодины...
        3
     ђанним апрельским утром бывший скрипач и бывший человек ђувим  ‘вицкий,
низко  склонив  голову,  быстро шел  по  грЯзной,  разъезженной  колесами  и
гусеницами  обочине дороги.  Ќавстречу  сплошным потоком  двигались немецкие
машины, и веселое солнце играло в ветровых стеклах.
     Ќо ‘вицкий  не видел этого солнца.  Ћн не смел поднЯть глаз, потому что
на  спине и груди его  тускло желтела шестиконечнаЯ звезда:  знак, что любой
встречный  может  ударить  его,  обругать,  а  то  и   пристрелить  на  краю
переполненного  водой  кювета.  ‡везда  эта горела  на  нем,  как проклЯтье,
давила,  как смертнаЯ тЯжесть, и  глаза  скрипача  давно потухли,  несуразно
длинные руки покорно висели по швам, а сутулаЯ спина ссутулилась еще больше,
каждую секунду ожидаЯ удара, тычка или пули.
     ’еперь он жил в гетто вместе с тысЯчами других евреев и уже не играл на
скрипке,  а пилил  дрова  в  лагере  длЯ  военнопленных. ’онкие  пальцы  его
огрубели,  руки  стали дрожать, и музыка давно уже  отзвучала в его душе. Ћн
каждое утро торопливо бежал на работу и каждый вечер торопливо спешил назад.
     ђЯдом  резко затормозила  машина.  …го большие  чуткие уши  безошибочно
определили, что машина была легковой, но он не смотрел на нее. ‘мотреть было
запрещено,  слушать -- тоже,  и поэтому он продолжал  идти, продолжал месить
грЯзь разбитыми башмаками.
     -- ћде!
     Ћн послушно повернулсЯ, сдернул  с головы  шапку  и сдвинул каблуки. €з
открытой дверцы машины высунулсЯ немецкий майор.
     -- ѓоворишь по-русски?
     -- ’ак точно, господин майор. [329]
     -- ‘адись.
     ‘вицкий покорно сел на краешек заднего сиденьЯ. ‡десь уже сидел кто-то:
‘вицкий  не решалсЯ посмотреть,  но  уголком  глаза определил,  что  это  --
генерал, и сжалсЯ, стараЯсь занЯть как можно меньше места.
     …хали  быстро.  ‘вицкий не  поднимал  головы, глЯдЯ в  пол,  но все  же
уловил, что  машина свернула  на Љаштановую  улицу, и понЯл, что его везут в
крепость. €  почему-то испугалсЯ  еще больше,  хотЯ  больше  пугатьсЯ  было,
казалось, уже невозможно.  €спугалсЯ, съежилсЯ и не шевельнулсЯ  даже тогда,
когда машина остановилась.
     -- ‚ыходи!
     ‘вицкий  поспешно  вылез.  —ерный  генеральский   "хорьх"  стоЯл  среди
развалин. ‚ этих развалинах он успел разглЯдеть дыру, ведущую вниз, немецких
солдат, оцепивших эту  дыру, и два накрытых накидками тела, лежащие поодаль.
€з-под  накидок торчали  грубые немецкие сапоги.  Ђ  еще дальше  -- за этими
развалинами, за  оцеплением за телами  убитых --  женщины  разбирали кирпич;
охрана, позабыв о них, смотрела сейчас сюда, на черный "хорьх".
     Џрозвучала команда, солдаты вытЯнулись,  и молодой лейтенант  подошел к
генералу с  рапортом. Ћн докладывал громко, и из доклада ‘вицкий понЯл,  что
внизу,  в  подземелье, находитсЯ  русский  солдат:  утром он застрелил  двух
патрульных, но погоне удалось загнать его в каземат, из которого нет второго
выхода. ѓенерал принЯл рапорт, что-то тихо сказал майору.
     -- ћде!
     ‘вицкий сдернул шапку. Ћн уже понЯл, что от него требуетсЯ.
     -- ’ам, в подвале, сидит  русский  фанатик. ‘пустишьсЯ и уговоришь  его
добровольно сложить  оружие. …сли останешьсЯ с ним -- вас сожгут огнеметами,
если выйдешь без него -- будешь расстрелЯн. „айте ему фонарь.
     ЋступаЯсь  и падаЯ,  ‘вицкий  медленно спускалсЯ  во тьму по  кирпичной
осыпи. ‘вет  постепенно мерк,  но вскоре осыпь кончилась: началсЯ заваленный
кирпичом коридор. ‘вицкий зажег фонарь, и тотчас из темноты раздалсЯ  глухой
голос:
     -- ‘той! ‘трелЯю!
     -- Ќе стрелЯйте! --  закричал ‘вицкий,  остановившись. [330] -- џ -- не
немец! Џожалуйста, не стрелЯйте! Ћни послали менЯ!
     -- Ћсвети лицо.
     ‘вицкий покорно повернул фонарь, моргаЯ  подслеповатыми глазами в Ярком
луче.
     -- €ди прЯмо. ‘вети только под ноги.
     -- Ќе  стрелЯйте, --  умолЯюще  говорил ‘вицкий, медленно пробираЯсь по
коридору. -- Ћни послали сказать, чтобы вы выходили. Ћни сожгут вас огнем, а
менЯ расстрелЯют, если вы откажетесь...
     Ћн замолчал, вдруг Ясно ощутив тЯжелое дыхание где-то совсем рЯдом.
     -- Џогаси фонарь.
     ‘вицкий нащупал кнопку. ‘вет погас, густаЯ тьма  обступила его со  всех
сторон.
     -- Љто ты?
     -- Љто Я? џ -- еврей.
     -- Џереводчик?
     -- ЉакаЯ разница? -- тЯжело вздохнул ‘вицкий. -- ЉакаЯ разница,  кто Я?
џ забыл, что Я -- еврей, но мне напомнили об этом. € теперь Я -- еврей. џ --
просто еврей, и только. € они сожгут вас огнем, а менЯ расстрелЯют.
     --  Ћни  загнали менЯ в ловушку,  -- с горечью сказал голос.  -- џ стал
плохо видеть на свету, и они загнали менЯ в ловушку.
     -- €х много.
     -- “ менЯ все равно нет патронов.  ѓде наши?  ’ы что-нибудь слышал, где
наши?
     -- Џонимаете, ходЯт слухи. -- ‘вицкий понизил голос до шепота. -- •одЯт
хорошие слухи, что германцев разбили под Њосквой. Ћчень сильно разбили.
     -- Ђ Њосква наша? Ќемцы не брали Њоскву?
     -- Ќет, нет,  что  вы! ќто  Я знаю  совершенно точно.  €х  разбили  под
Њосквой. Џод Њосквой, понимаете?
     ‚ темноте неожиданно рассмеЯлись. ‘мех был  хриплым и  торжествующим, и
‘вицкому стало не по себе от этого смеха.
     --  ’еперь Я  могу  выйти.  ’еперь  Я  должен выйти и в  последний  раз
посмотреть им в глаза. Џомоги мне, товарищ.
     -- ’оварищ! -- ‘транный, булькающий звук вырвалсЯ из горла ‘вицкого. --
‚ы сказали -- товарищ?..  Ѓоже мой, Я думал, что никогда уже не услышу этого
слова! [331]
     -- Џомоги мне. “ менЯ  что-то с ногами. Ћни плохо слушаютсЯ. џ обопрусь
на твое плечо.
     ЉостлЯваЯ рука сжала плечо скрипача, и  ‘вицкий ощутил на  щеке  частое
прерывистое дыхание.
     -- Џойдем.  Ќе  зажигай свет: Я  вижу в  темноте. Ћни  медленно шли  по
коридору. Џо дыханию ‘вицкий понимал, что каждый  шаг давалсЯ неизвестному с
мучительным трудом.
     -- ‘кажешь нашим... -- тихо сказал неизвестный. -- ‘кажешь нашим, когда
они вернутсЯ, что Я  спрЯтал. ... --  Ћн  вдруг замолчал. -- Ќет, ты скажешь
им, что крепости  Я не сдал. Џусть  ищут.  Џусть  как  следует ищут  во всех
казематах. Љрепость не пала. Љрепость не  пала: она просто истекла кровью. џ
--  последнЯЯ ее каплЯ... какое сегоднЯ число?
     -- „венадцатое апрелЯ.
     -- „вадцать лет. -- Ќеизвестный усмехнулсЯ. -- Ђ Я просчиталсЯ на целых
семь дней...
     -- Љакие двадцать лет?
     Ќеизвестный  не ответил,  и  весь  путь наверх они  проделали  молча. ‘
трудом  поднЯлись по  осыпи, вылезли  из дыры, и здесь  неизвестный отпустил
плечо ‘вицкого,  выпрЯмилсЯ  и  скрестил руки  на  груди.  ‘крипач  поспешно
отступил  в  сторону,  оглЯнулсЯ и впервые увидел, кого он вывел  из глухого
каземата.
     “  входа в  подвал  стоЯл  невероЯтно  худой, уже не  имевший  возраста
человек. Ћн был  без  шапки, длинные  седые  волосы касались плеч. ЉирпичнаЯ
пыль въелась в перетЯнутый  ремнем ватник, сквозь дыры  на  брюках виднелись
голые, распухшие,  покрытые давно засохшей  кровью  колени.  €з  разбитых, с
отвалившимисЯ головками сапог торчали чудовищно раздутые черные отмороженные
пальцы.  Ћн  стоЯл,  строго  выпрЯмившись,  высоко  вскинув  голову,  и,  не
отрываЯсь, смотрел  на  солнце  ослепшими  глазами.  €  из  этих  немигающих
пристальных глаз неудержимо текли слезы.
     €  все  молчали.  Њолчали  солдаты и офицеры,  молчал генерал.  Њолчали
бросившие работу женщины вдалеке, и охрана их тоже  молчала, и  все смотрели
сейчас  на  эту  фигуру, строгую  и неподвижную, как памЯтник. Џотом генерал
что-то негромко сказал.
     -- Ќазовите ваше звание и фамилию, -- перевел ‘вицкий.
     -- џ -- русский солдат. [332]
     ѓолос  позвучал хрипло  и  громко, куда громче, чем  требовалось:  этот
человек долго прожил в молчании и уже плохо  управлЯл своим голосом. ‘вицкий
перевел ответ, и генерал снова что-то спросил.
     --  ѓосподин генерал настоЯтельно  просит вас  сообщить  свое звание  и
фамилию...
     ѓолос ‘вицкого задрожал, сорвалсЯ  на всхлип, и он  заплакал и  плакал,
уже не переставаЯ, дрожащими руками размазываЯ слезы по впалым щекам.
     Ќеизвестный  вдруг  медленно повернул голову, и в  генерала  уперсЯ его
немигающий взглЯд. € густаЯ  борода чуть дрогнула в  странной  торжествующей
насмешке:
     -- —то, генерал, теперь вы знаете, сколько шагов в русской версте?
     ќто  были  последние  его  слова.   ‘вицкий   переводил  еще   какие-то
генеральские вопросы, но  неизвестный  молчал, по-прежнему глЯдЯ  на солнце,
которого не видел.
     Џодъехала  санитарнаЯ  машина,  из  нее  поспешно выскочили  врач и два
санитара  с  носилками.  ѓенерал   кивнул,  врач  и   санитары  бросились  к
неизвестному.  ‘анитары   раскинули  носилки,  а   врач  что-то  сказал,  но
неизвестный молча отстранил его и пошел к машине.
     Ћн  шел строго и прЯмо, ничего не видЯ,  но точно ориентируЯсь по звуку
работавшего мотора. € все  стоЯли на своих местах,  и он шел один,  с трудом
переставлЯЯ распухшие, обмороженные ноги.
     €  вдруг  немецкий  лейтенант  звонко  и  напрЯженно,  как  на  параде,
выкрикнул команду,  и солдаты, щелкнув каблуками, четко вскинули оружие  "на
караул". € немецкий генерал, чуть помедлив, поднес руку к фуражке.
     Ђ он, качаЯсь, медленно шел сквозь строй  врагов, отдававших ему сейчас
высшие воинские почести.  Ќо он не видел этих  почестей,  а если бы и видел,
ему было  бы уже все равно. Ћн был выше всех  мыслимых почестей, выше славы,
выше жизни и выше смерти.
     ‘трашно,  в голос,  как по покойнику, закричали,  завыли бабы. Ћдна  за
другой  они падали на колени в холодную апрельскую грЯзь. ђыдаЯ, протЯгивали
руки и кланЯлись до  земли ему, последнему защитнику так и  не  покорившейсЯ
крепости.
     Ђ  он  брел  к  работающему  мотору, спотыкаЯсь и  оступаЯсь,  медленно
передвигаЯ ноги. Џодогнулась и [333] оторвалась подошва сапога, и  за  босой
ногой тЯнулсЯ  теперь  легкий  кровавый след. Ќо он шел  и шел,  шел гордо и
упрЯмо, как жил, и упал только тогда, когда дошел.
     ‚озле машины.
     Ћн  упал на спину,  навзничь,  широко раскинув  руки, подставив  солнцу
невидЯщие, широко открытые глаза.  “пал  свободным  и после  жизни,  смертию
смерть поправ.

     ќпилог
     Ќа  крайнем  западе  нашей  страны  стоит  ЃрестскаЯ  крепость.  ‘овсем
недалеко от Њосквы: меньше суток идет поезд. € не только туристы -- все, кто
едет за рубеж или возвращаетсЯ на родину, обЯзательно приходЯт в крепость.
     ‡десь  громко  не говорЯт:  слишком оглушающими были  дни сорок первого
года и слишком многое помнЯт эти камни. ‘держанные экскурсоводы сопровождают
группы по  местам  боев,  и  вы  можете спуститьсЯ  в подвалы 333-го  полка,
прикоснутьсЯ  к оплавленным  огнеметами кирпичам, пройти  к ’ереспольским  и
•олмским воротам или молча постоЯть под сводами бывшего костела.
     Ќе  спешите.  ‚спомните. € поклонитесь. Ђ в  музее вам  покажут оружие,
которое когда-то  стрелЯло, и солдатские башмаки,  которые кто-то  торопливо
зашнуровывал ранним утром 22  июнЯ.  ‚ам покажут  личные вещи  защитников  и
расскажут, как  сходили с ума от жажды, отдаваЯ воду детЯм и пулеметам. € вы
непременно остановитесь возле знамени -- единственного знамени, которое пока
нашли. Ќо знамена  ищут. €щут, потому что крепость  не  сдалась, и  немцы не
захватили здесь ни одного боевого стЯга.
     Љрепость не пала. Љрепость истекла кровью. €сторики не любЯт легенд, но
вам непременно  расскажут  о неизвестном защитнике,  которого немцам удалось
взЯть только на десЯтом месЯце войны. Ќа десЯтом, в апреле  1942 года. Џочти
год  сражалсЯ этот человек.  ѓод боев в неизвестности, без соседей  слева  и
справа, без приказов и тылов, без смены и писем из дома. ‚ремЯ не донесло ни
его имени, ни званиЯ, но мы знаем, что это был русский солдат. [334]
     Њного,  очень много экспонатов хранит музей крепости. ќти экспонаты  не
умещаютсЯ на стендах и в экспозициЯх: большаЯ часть их лежит в запасниках. €
если вам удастсЯ заглЯнуть в эти  запасники, вы увидите маленький деревЯнный
протез с остатком  женской туфельки. …го нашли в воронке недалеко  от ограды
Ѓелого   дворца  --  так  называли  защитники  крепости  здание  инженерного
управлениЯ.
     Љаждый год  22 июнЯ ЃрестскаЯ крепость торжественно и печально отмечает
начало войны.  Џриезжают  уцелевшие  защитники, возлагаютсЯ венки,  замирает
почетный караул.
     Љаждый  год  22  июнЯ  самым ранним поездом  приезжает в  Ѓрест  стараЯ
женщина.  Ћна  не  спешит уходить с  шумного  вокзала  и ни  разу не  была в
крепости.  Ћна выходит на  площадь,  где у  входа  в вокзал висит  мраморнаЯ
плита:

     ‘ 22 €ћЌџ ЏЋ 2-… €ћ‹џ 1941 ѓЋ„Ђ
     ЏЋ„ ђ“ЉЋ‚Ћ„‘’‚ЋЊ ‹…‰’…ЌЂЌ’Ђ Ќ€ЉЋ‹Ђџ (фамилиЯ неизвестна)
     € ‘’Ђђ€Ќ› ЏЂ‚‹Ђ ЃЂ‘Ќ…‚Ђ
     ‚Ћ…ЌЌЋ‘‹“†Ђ™€… € †…‹…‡ЌЋ„ЋђЋ†Ќ€Љ€ ѓ…ђЋ€—…‘Љ€ ЋЃЋђЋЌџ‹€ ‚ЋЉ‡Ђ‹.

     –елый день стараЯ женщина читает эту надпись. ‘тоит возле  нее, точно в
почетном карауле.  “ходит.  Џриносит цветы. €  снова стоит,  и снова читает.
—итает одно имЯ. ‘емь букв: "Ќ€ЉЋ‹Ђ‰"
     умный вокзал живет привычной жизнью. ЏриходЯт и уходЯт поезда, дикторы
объЯвлЯют, что люди не должны забывать билеты,  гремит музыка, смеютсЯ люди.
€ возле мраморной доски тихо стоит стараЯ женщина.
     Ќе  надо ей ничего объЯснЯть:  не так уж важно, где лежат наши сыновьЯ.
‚ажно только то, за что они погибли.
           1974