орые жаждут любви, но сами утратили способность любить и считают, что самопожертвование позволит им испытать высшую степень любви.) Ћднако такие жертвующие собой молодые люди весьма отличаютсЯ от <I>великомучеников</I>, которые хотЯт жить, потому что любЯт жизнь, и идут на смерть лишь тогда, когда им приходитсЯ умереть, чтобы не предать самих себЯ. ‘овременные молодые люди, склонные жертвовать собой, ЯвлЯютсЯ одновременно и обвинЯемыми и обвинителЯми, ибо их пример свидетельствует о том, что в нашей социальной системе лучшие из лучших молодых людей чувствуют такое одиночество и безысходность, что в своем отчаЯнии видЯт единственный выход в фанатизме и разрушении.
<p>Џрисущее человеку стремление к единению с другими коренитсЯ в специфических условиЯх существованиЯ рода человеческого и ЯвлЯетсЯ одной из самых сильных мотиваций поведениЯ человека. ‚следствие минимальной детерминированности человеческого поведениЯ инстинктами и максимального развитиЯ способности разума мы, человеческие существа, утратили свое изначальное единство с природой. —тобы не чувствовать себЯ в жестокой изолЯции, котораЯ фактически обрекла бы нас на безумие, мы нуждаемсЯ в каком-то новом единстве: это единство со своими ближними и с природой. ќта человеческаЯ потребность в единении с другими может проЯвлЯтьсЯ по-разному: как симбиотическаЯ свЯзь с матерью, с каким-нибудь идолом, со своим племенем, классом, нацией или религией, своим братством или своей профессиональной организацией. —асто, конечно, эти свЯзи перекрещиваютсЯ и часто принимают экстатическую форму, как, например, в некоторых религиозных сектах, в бандах линчевателей или при взрывах националистической истерии в случае войны. Ќачало первой мировой войны, например, послужило поводом длЯ возникновениЯ одной из самых сильных экстатических форм "единениЯ", когда люди внезапно, буквально в течение днЯ отказывались от своих прежних пацифистских, антимилитаристских, социалистических убеждений; ученые отказывались от выработавшегосЯ у них в течение жизни стремлениЯ к объективности, критическому мышлению и беспристрастности только ради того, чтобы приобщитьсЯ к великому большинству, именуемому Њ›.
<p>‘тремление к единению с другими проЯвлЯетсЯ как в низших формах поведениЯ, то есть в актах садизма и разрушениЯ, так и в высших -- солидарности на основе общего идеала или убеждениЯ. Ћно ЯвлЯетсЯ также главной причиной, вызывающей потребность в адаптации; люди боЯтсЯ быть отверженными даже больше, чем смерти. „лЯ любого общества решающим ЯвлЯетсЯ вопрос о том, какого рода единство и солидарность оно устанавливает и может поддерживать в условиЯх данной социоэкономической структуры.
<p>‚се эти соображениЯ, по-видимому, говорЯт о том, что людЯм присущи две тенденции: одна из них, тенденциЯ <I>иметь</I> -- обладать -- в конечном счете черпает силу в биологическом факторе, в стремлении к самосохранению; втораЯ тенденциЯ -- <i>быть</I>, а значит, отдавать, жертвовать собой -- обретает свою силу в специфических условиЯх человеческого существованиЯ и внутренне присущей человеку потребности в преодолении одиночества посредством единениЯ с другими. “читываЯ, что эти два противоречивых стремлениЯ живут в каждом человеке, можно сделать вывод, что социальнаЯ структура, ее ценности и нормы определЯют, какое из этих двух стремлений станет доминирующим. ’е культуры, которые поощрЯют жажду наживы, а значит, модус обладаниЯ, опираютсЯ на одни потенции человека; те же, которые благоприЯтствуют бытию и единению, опираютсЯ на другие. Њы должны решить, какую из этих двух потенций мы хотим культивировать, понимаЯ, однако, что наше решение в значительной мере предопределено социоэкономической структурой данного общества, побуждающей нас принЯть то или иное решение.
<p>—то касаетсЯ моих наблюдений в области группового поведениЯ людей, то могу лишь предположит, что две крайние группы, -- соответственно демонстрирующие глубоко укоренившиесЯ и почти неизменные типы обладаниЯ и бытиЯ, составлЯют незначительное меньшинство; в огромном же большинстве реально присутствуют обе возможности, и какаЯ из них станет преобладающей, а какаЯ будет подавлЯтьсЯ, зависит от факторов окружающей среды.
<p>ќто предположение противоречит широко распространенной психоаналитической догме, согласно которой окружающаЯ среда вызывает существенные изменениЯ в развитии личности в младенчестве и в раннем детстве, а в дальнейшем сформировавшийсЯ характер уже практически не менЯетсЯ под влиЯнием внешних событий. ќта психоаналитическаЯ догма смогла получить признание потому, что большинства людей основные условиЯ, в которых проходит их детство, сохранЯютсЯ и в более поздние периоды жизни, поскольку в общем продолжают существовать те же социальные условиЯ. Ћднако есть множество примеров того, что коренные изменениЯ окружающей среды ведут к существенным изменениЯм в поведении человека: негативные силы перестают получать поддержку, а позитивные поддерживаютсЯ и поощрЯютсЯ.
<p>‚ заключение можно сказать, что нет ничего удивительного в том, что стремление человека к самоотдаче и самопожертвованию проЯвлЯетсЯ столь же часто и с такой силой, если учесть условиЯ существованиЯ человеческого рода. “дивительно скорее то, что эта потребность может с такой силой подавлЯтьсЯ, что проЯвление эгоизма в индустриальном обществе (как и во многих других) становитсЯ правилом, а проЯвление солидарности -- исключением. ‚месте с тем, как это ни парадоксально, именно этот феномен вызван потребностью в единении. Ћбщество, принципами которого ЯвлЯютсЯ стЯжательство, прибыль и собственность, порождает социальный характер, ориентированный на обладание, и как только этот доминирующий тип характера утверждаетсЯ в обществе, никто не хочет быть аутсайдером, а вернее, отверженным; чтобы избежать этого риска, каждый стараетсЯ приспособитсЯ к большинству, хотЯ единственное, что у него есть общего с этим большинством, -- это только их взаимный антагонизм.
<p>Љак следствие господствующей в нашем обществе эгоистической установи наши лидеры считают, что поступки людей могут быть мотивированы лишь ожиданием материальных выгод, то есть материальных выгод, то есть вознаграждений и поощрений, и что призывы к солидарности и самопожертвованию не вызовут у людей ни какого отклика. Џоэтому, за исключением периодов войн, к таким призывам прибегают крайне редко, так что мы не имеем возможности наблюдать их вероЯтные результаты.
<p>‹ишь совершенно инаЯ социоэкономическаЯ структура и радикально инаЯ картина человеческой природы могли бы показать, что подкуп, посулы и подачки -- не единственный (или не наилучший) способ воздействиЯ на людей.
<h3><A NAME="toc00010">VI. „ругие аспекты обладаниЯ и бытиЯ</a></h3>
<h4><A NAME="toc000028">Ѓ…‡ЋЏЂ‘ЌЋ‘’њ -- ЋЏЂ‘ЌЋ‘’њ</a></h4>
<p>Љонечно, очень заманчиво не идти вперед, оставатьсЯ на одном и том же месте, не прогрессировать, иными словами, во всем полагатьсЯ на уже имеющеесЯ, ибо то, что мы <I>имеем</I>, нам известно; мы опираемсЯ на него, и это дает на ощущение полной безопасности. Њы боимсЯ сделать шаг в неизвестное, в неведомое и, соответственно, избегаем этого: ведь хотЯ после того как были совершены те или иные действиЯ, оказывалось, что в них не было ничего рискованного, <I>прежде</I> всЯ свЯзаннаЯ с ними новизна представлЯлась весьма рискованной, а потому пугала нас. ’олько старое, испытанное безопасно, или, по крайней мере, нам так кажетсЯ. Љаждый новый шаг таит в себе опасность неудачи, и это ЯвлЯетсЯ одной из причин того, почему люди так боЯтсЯ свободы*.
<font size=3><br>[* ќто основнаЯ тема книга "Ѓегство от свободы".]</font>
<p>ђазумеетсЯ, на каждом этапе жизни "старое и привычное" понимаютсЯ по-разному. ‚ детстве мы <I>обладали</I> лишь собственным телом и грудью кормЯщей нас матери (которые мы вначале не дифференцировали). Џостепенно мы начинаем ориентироватьсЯ в мире, пытаЯсь определить свое место в нем. Њы начинаем хотеть <I>обладать</I> вещами: у нас <I>есть</I> мать, отец, братьЯ или сестры, игрушки; позднее мы <I>приобретаем</I> знаниЯ, работу, социальное положение, мужа или жену, детей; более того, мы даже <I>имеем</I> нечто вроде жизни после жизни, когда приобретаем участок земли длЯ захоронениЯ в будущем, страховку и составлЯем завещание.
<p>€ все же, несмотрЯ на всю безопасность, которую дает человеку обладание, люди восхищаютсЯ теми, кто способен видеть новое, кто прокладывает новый путь, кто не боитсЯ идти вперед. ‚ мифологии такой способ существованиЯ символически представлен <I>героем</I>. ѓерои -- это те, кто отваживаетсЯ расстатьсЯ <I>с</I> тем, что у них есть: со своей землей, семьей, собственностью, -- и идет вперед не без страха, но побеждаЯ страх. ‚ буддийской традиции Ѓудда -- это герой, который оставлЯет все, чем он обладает, все, что составлЯет основу индуистской теологии, а именно свою касту, свою семью, и живет без каких бы то ни было привЯзанностей.
<p>Ђвраам и Њоисей ЯвлЯютсЯ такими героЯми иудаистской традиции. •ристианский герой -- €исус -- действовал во имЯ переполнЯвшей его любви ко всем людЯм и ничего не имел, а поэтому и был в глазах всего света ничем. “ древних греков были свои мирские герои -- завоеватели и покорители. ’ем не менее и ѓеркулес, и Ћдиссей, подобно религиозным героЯм, идут вперед, не страшась подстерегающих их опасностей. ’аковы и герои сказок: они оставлЯют все и идут вперед, не страшась неизвестности.
<p>Њы восхищаемсЯ этими героЯми, потому что в глубине души сами хотели бы быть такими -- если бы могли. Ќо поскольку мы всего боимсЯ, мы думаем, что нам никогда не быть такими, что такими могут быть только герои. € герои становЯтсЯ идолами, мы передаем им свою способность действовать, а сами всю жизнь стоим на месте -- "ведь мы не герои".
<p>Њожет показатьсЯ, что речь здесь идет о том, что быть героем хотЯ и заманчиво, но глупо и противоречит собственным интересам. Ћднако это совершенно не так. Ћсторожные, ориентированные на обладание люди получают удовольствие от безопасности, но на самом деле их положение весьма ненадежно. ‹юди зависЯт от того, что имеют: от денег, престижа, от собственного "Я" -- иными словами, от чего-то, что вне их самих. Ќо что же происходит, когда люди терЯют то, чем обладают? ‚едь, в самом деле, все, что каждый имеет, может быть потерЯно. Ќапример, можно лишитьсЯ собственности, а с нею -- что вполне вероЯтно -- и положениЯ в обществе, и друзей, и, более того, рано или поздно нам придетсЯ расстатьсЯ с жизнью, в любой момент мы можем потерЯть ее.
<p><i>…сли Я -- это то, что Я имею, и если Я терЯю то, что Я имею, то кто же тогда Я есть?</I> Ќе кто иной, как поверженный, опустошенный человек -- жалкое свидетельство неправильного образа жизни. ’ак как Я могу потерЯть то, что имею, Я постоЯнно озабочен тем, что Я потерЯю то, что у менЯ есть. џ боюсь воров, экономических перемен, революций, болезни, смерти; боюсь любви, свободы, развитиЯ, любых изменений, всего неизвестного. ЊенЯ не покидает поэтому чувство беспокойства, Я страдаю от хронической ипохондрии, менЯ волнует не только состоЯние здоровьЯ, но и страх потерЯть все, что Я имею; и Я становлюсь агрессивным, суровым, подозрительным, замкнутым, движимым потребностью иметь еще больше, чтобы чувствовать себЯ в большей безопасности. €бсен дал прекрасное описание такого эгоцентричного человека в "Џер ѓюнте". ѓерой €бсена целиком поглощен самим собой; в своем крайнем эгоизме он думает, что ЯвлЯетсЯ <I>самим собой</I>, только когда <I>он</I> удовлетворЯет свои желаниЯ. ‚ конце своей жизни он осознает, что в силу собственнической структуры существованиЯ ему так и не удалось стать самим собою, что он -- пустоцвет, несостоЯвшийсЯ человек, который никогда не был самим собою.
<p>Љогда человек предпочитает быть, а не иметь, он не испытывает тревоги и неуверенности, порождаемых страхом потерЯть то, что имеешь. …сли Я -- <i>это то, что Я есть</I>, а не то, что Я имею, никто не в силах угрожать моей безопасности и лишить менЯ чувства идентичности. –ентр моего существа находитсЯ во мне самом; мои способности быть и реализовать свои сущностные силы -- это составнаЯ, часть структуры моего характера, и они зависЯт от менЯ самого. ‚се это верно при условии естественного хода жизни и, разумеетсЯ, не относитсЯ к таким непредвиденным обстоЯтельствам, как внезапнаЯ болезнь, бедствиЯ или другие суровые испытаниЯ. ‚ отличие от обладаниЯ, которое постепенно уменьшаетсЯ по мере использованиЯ тех вещей, на которые оно опираетсЯ, бытие имеет тенденцию к увеличению по мере его реализации. (‚ Ѓиблии символом этого парадокса ЯвлЯетсЯ "неопалимаЯ купина", котораЯ горит, но не сгорает.) ‚се важнейшие потенции, такие, как способность мыслить и любить, способность к художественному или интеллектуальному творчеству, в течение жизни возрастают по мере их реализации. ‚се, что расходуетсЯ, не пропадает, и, напротив, исчезает то, что мы пытаемсЯ сохранить. …динственнаЯ угроза моей безопасности при установке на бытие таитсЯ во мне самом: это недостаточно сильнаЯ вера в жизнь и свои творческие возможности, тенденциЯ к регрессу; это присущаЯ мне лень и готовность предоставить другим право распорЯжатьсЯ моей судьбой. Ќо все эти опасности нельзЯ считать <I>внутренне присущими</I> бытию в том смысле, в каком опасность лишитьсЯ чего-либо составлЯет неотъемлемую сущность обладаниЯ.
<h4><A NAME="toc000029">‘Ћ‹€„ЂђЌЋ‘’њ - ЂЌ’ЂѓЋЌ€‡Њ</a></h4>
<p>‹юбить, восхищатьсЯ, радоватьсЯ, не желаЯ при этом <I>обладать</I> объектом любви и восхищениЯ, -- вот на что обращал внимание ‘удзуки, сравниваЯ образцы английской и Японской поэзии (см. гл. 1). € действительно, нелегко современному западному человеку испытывать радость как таковую, не свЯзанную с желанием обладать. Ћднако это вовсе не чуждо нам. Џример ‘удзуки с цветком был бы неуместен, если бы путник смотрел не на цветок, а на гору, луг или вообще на что-нибудь такое, что физически невозможно взЯть, унести с собой. ђазумеетсЯ, многие, если не большинство людей, и в самом деле не способны <I>увидеть</I> гору; вместо того, чтобы <I>созерцать</I> ее, они предпочитают знать ее название, высоту или им хочетсЯ поднЯтьсЯ на нее, что тоже ЯвлЯетсЯ одной из форм обладаниЯ. € лишь немногие могут действительно видеть гору и восхищатьсЯ ею. ’о же самое можно сказать и о наслаждении музыкой: так, покупка записи понравившейсЯ музыки может представлЯть собой акт овладениЯ этим музыкальным произведением, и, возможно, большинство людей, наслаждающихсЯ искусством, в сущности, "потреблЯют" его; и лишь очень немногие способны получать истинное наслаждение от музыки и искусства, не испытываЯ никакого побуждениЯ к "обладанию".
<p>€ногда можно прочесть реакцию людей по выражению их лиц. Ќедавно Я видел телефильм, в котором показывали замечательных китайских акробатов и жонглеров. ‚о времЯ съемок циркового представлениЯ камера то и дело скользила по лицам зрителей, чтобы запечатлеть их реакцию. “ большинства людей лица просто-таки светились -- Яркое, прекрасное представление сделало их красивыми и оживленными. € лишь меньшинство, казалось, осталось безучастным к происходЯщему, оно их не трогало.
<p>…ще одним примером выражениЯ радости без желаниЯ обладать ЯвлЯетсЯ наша реакциЯ на маленьких детей. ‚прочем, и здесь Я подозреваю изрЯдную долю самообмана, ибо нам нравитсЯ видеть себЯ в роли людей, любЯщих детей. Ќо даже если длЯ подобной подозрительности и есть некоторые основаниЯ, Я все-таки убежден, что искреннЯЯ, живаЯ реакциЯ на маленьких детей -- отнюдь не редкость. € это может отчасти объЯснЯтьсЯ тем, что наше отношение к детЯм отличаетсЯ от отношениЯ к подросткам и к взрослым: большинство людей не боЯтсЯ детей и свободно проЯвлЯют свою любовь к ним, что невозможно, если испытываешь чувство страха. Ћдним из наиболее удачных примеров наслаждениЯ без стремлениЯ обладать тем, чем наслаждаешьсЯ, могут служить межличностные отношениЯ. Њужчина и женщина могут получать радость от общениЯ друг с другом: каждому из них могут нравитьсЯ взглЯды, вкусы, идеи, темперамент или личность другого человека в целом. € только у тех, кто непременно должен <I>иметь</I> то, что им нравитсЯ, такаЯ взаимнаЯ радость общениЯ обычно сопровождаетсЯ желанием сексуального обладаниЯ. „лЯ тех же, кто ориентирован на бытие, общение с другим человеком само по себе ЯвлЯетсЯ удовольствием и приносит большую радость, и даже если он привлекателен в сексуальном отношении, совсем не обЯзательно, говорЯ словами ’еннисона, срывать цветы, чтобы наслаждатьсЯ.
<p>‹юди с установкой на обладание хотЯт <I>владеть</I> теми людьми, которых они любЯт или которыми они восхищаютсЯ. ќто легко заметить в отношениЯх между родителЯми и детьми, между преподавателЯми и учащимисЯ, между друзьЯми. ђедкий партнер довольствуетсЯ тем, чтобы получать удовольствие от общениЯ с другим человеком; каждому хочетсЯ сохранить другого только длЯ себЯ. Џоэтому все мы ревниво относимсЯ к тем, кто также хочет "обладать" нашим партнером. Љаждый ищет себе партнера, как потерпевший кораблекрушение ищет внешней опоры -- чтобы спастись. ‚заимоотношениЯ, построенные преимущественно на принципе "обладаниЯ", обременительны, тЯжелы, чреваты конфликтами и вспышками ревности.
<p>‚ общем, основу отношений между индивидами при способе существованиЯ по принципу обладаниЯ составлЯют соперничество, антагонизм и страх. Ђнтагонизм следует из самой природы таких взаимоотношений. …сли обладание составлЯет основу моего самосознаниЯ, ибо "Я -- это то, что Я имею", то желание иметь должно привести к стремлению иметь все больше и больше. €ными словами, <I>алчность</I> -- это естественный результат ориентации на обладание. ќто может быть алчность скрЯги или барышника, алчность ловеласа или любительницы наслаждений. € что бы ни лежало в основе алчности людей, алчному всегда чего-то не хватает, он никогда не будет чувствовать полного "удовлетворениЯ". ‚ отличие от физиологических потребностей, например голода, удовлетворение которых определЯетсЯ физиологическими особенностЯми организма, <I>духовнаЯ</I> алчность (а все виды алчности ЯвлЯютсЯ именно таковыми, даже если они и удовлетворЯютсЯ сугубо физиологическим путем) не имеет предела насыщениЯ, поскольку утоление такой алчности не устранЯет внутренней пустоты, скуки, одиночества и депрессии. Ѓолее того, если все, что мы имеем, может быть тем или иным путем отнЯто у нас, то нам необходимо иметь как можно больше, чтобы защитить свое существование от подобной угрозы. Ђ если каждому хочетсЯ иметь все больше, то нам следует опасатьсЯ агрессивных намерений своего соседа отнЯть у нас то, что мы имеем. € чтобы предотвратить такие поползновениЯ на нашу собственность, нам нужно стремитьсЯ ко все большему могуществу и в свою очередь самим становитьсЯ агрессивными. Љроме того, поскольку производство, каким бы развитым оно ни было, никогда не будет поспевать удовлетворЯть <I>всевозрастающие</I> желаниЯ, непременно возникнут соперничество и антагонизм между индивидами в борьбе за достижение еще больших благ. € эта борьба будет продолжатьсЯ даже в том случае, когда будет достигнуто состоЯние полного изобилиЯ, ибо те, кто обделен физическим здоровьем и красотой, талантами и способностЯми, будут завидовать черной завистью тем, кому досталось "больше". ’от факт, что ориентациЯ на обладание и вытекающаЯ отсюда алчность с необходимостью ведут к антагонизму в межличностных отношениЯх, одинаково справедлив как длЯ целых народов, так и отдельных индивидов. €бо пока народы будут состоЯть из людей, мотивированных преимущественно на обладание и алчность, они не смогут избежать войн. Ћни будут непременно жаждать того, что есть у другого народа, и пытатьсЯ достичь того, что они хотЯт, путем войны, экономического давлениЯ или угрозы. € прежде всего они воспользуютсЯ всем арсеналом имеющихсЯ у них средств против более слабых стран; они будут организовывать международные союзы, превосходЯщие по силе ту страну, против которой они ополчились. € даже если шансы на победу будут проблематичными, все равно война будет развЯзана, и не потому, что какаЯ-то страна испытывает экономические трудности, а просто в силу того, что желание иметь все больше и больше глубоко укоренилось в социальном характере.
<p>Љонечно, бывают и периоды мира. Ќо мы должны провести четкую грань между прочным миром и миром недолговременным и непрочным -- периодом накоплениЯ сил, восстановлениЯ промышленности и армии, иными словами, между миром как постоЯнным состоЯнием гармонии и миром, ЯвлЯющимсЯ, в сущности, лишь перемирием. € хотЯ в XIX и XX веках бывали периоды перемириЯ, длЯ них более характерно хроническое состоЯние войны между основными силами, действующими на исторической арене. Њир как состоЯние прочных гармоничных отношений между народами возможен лишь при условии, что структура обладаниЯ уступит место структуре бытиЯ. ‘ама мысль о возможности мира на фоне постоЯнной борьбы за обладание и прибыли ЯвлЯетсЯ иллюзией, причем опасной иллюзией, ибо она мешает людЯм осознать следующую альтернативу: либо радикальное изменение своего характера, либо бесконечные войны. Ќа самом деле эта альтернатива существовала уже давно, однако лидеры сделали ставку на войну, а народ пошел за ними. …сли же говорить о сегоднЯшнем дне и о дне завтрашнем, то невероЯтное увеличение разрушительной силы новых видов вооружений уже не оставлЯет альтернативы -- быть или не быть войне, -- теперь речь может идти только о взаимном уничтожении.
<p>‚се, что говорилось о войне между народами, в равной степени относитсЯ и к классовой борьбе. Ѓорьба между классами, особенно между эксплуататорскими и эксплуатируемыми, существовала во все времена в тех обществах, которые основывались на принципе алчности. ’олько там, где не было места эксплуатации, не было и классовой борьбы. Ќо даже в самом богатом обществе, если в нем превалирует принцип обладаниЯ, непременно должны быть классы. Љак мы уже отмечали, если желаниЯ ничем не ограничены, то и самое развитое производство не в состоЯнии поспевать за стремлением каждого иметь больше, чем у соседа. …стественно, те, кто сильнее, умнее, или те, кому более благоприЯтствовали какие-то другие обстоЯтельства, будут пытатьсЯ занЯть привилегированное положение и использовать в своих интересах более слабых, применив насилие или заставив поддатьсЯ на уговоры. “гнетенные классы будут пытатьсЯ свергнуть правЯщие классы и так далее; классоваЯ борьба может стать менее ожесточенной, но она не исчезнет до тех пор, пока алчность гнездитсЯ в человеческом сердце.
<p>Џри ориентации на бытие частное обладание (частнаЯ собственность) не имеет аффективного значениЯ, ибо нет нужды владеть тем, чем наслаждаешьсЯ или даже просто пользуешьсЯ. Џри ориентации на бытие не один человек, а миллионы людей способны разделить радость от одного и того же объекта, ведь никому не нужно <I>обладать</I> им, никто не хочет <I>иметь</I> его длЯ того, чтобы наслаждатьсЯ им. ќто позволЯет не только избежать борьбы, но и создает условиЯ длЯ одной из самых глубоких форм человеческого счастьЯ -- счастьЯ разделенной радости. Ќичто так не объединЯет людей (не ограничиваЯ при этом их индивидуальности), как общее восхищение человеком и общаЯ любовь к нему, как общность идей, наслаждение одним и тем же музыкальным произведением, картиной, каким-либо символом, соблюдение одних и тех же ритуалов и общее горе. ’акие общие переживаниЯ создают и поддерживают живые отношениЯ между двумЯ индивидами; они лежат в основе всех великих религиозных, политических и философских движений. Љонечно, все это верно лишь в том случае, если мы любим и восхищаемсЯ искренне, неподдельно. Љогда религиозные или политические движениЯ становЯтсЯ консервативными, когда бюрократиЯ управлЯет людьми с помощью угроз и внушений, тогда разделеннаЯ радость становитсЯ не более чем вещью и не обогащает наших переживаний.
<p>€ хотЯ природа создала как бы прототип -- или, может быть, символ -- разделенного наслаждениЯ, а именно половой акт, в действительности он не обЯзательно становитсЯ взаимным наслаждением; часто партнеры настолько нарциссичны, настолько поглощены собой, испытывают столь сильные собственнические инстинкты, что можно говорить лишь об одновременном, а не о разделенном наслаждении.
<p>Њежду тем природа предлагает нам и менее сомнительный символ, позволЯющий провести грань между обладанием и бытием. ќрекциЯ полового члена сугубо функциональна. Њужчина не <I>имеет</I> эрекцию как какую-то собственность или постоЯнное качество (хотЯ можно лишь догадыватьсЯ, сколько мужчин хотели бы, чтобы это было так). Џоловой член находитсЯ в состоЯнии эрекции до тех пор, пока мужчина испытывает возбуждение и желание. € если по той или иной причине что-то мешает испытывать возбуждение, мужчина не <I>имеет</I> ничего. ‚ отличие почти от всех других видов поведениЯ эрекцию нельзЯ подделать, изобразить. „жордж ѓроддек, один из самых выдающихсЯ, хотЯ и относительно мало известных, психоаналитиков, обычно говорил, что каждый мужчина в конечном счете ЯвлЯетсЯ мужчиной лишь в течение нескольких минут; все остальное времЯ он -- мальчишка. Љонечно, ѓроддек не имел в виду, что мужчина становитсЯ мальчиком во всех других проЯвлениЯх своей жизни, он подразумевал лишь тот единственный аспект, в котором большинство мужчин видЯт доказательство своей принадлежности к мужскому полу (см. мою работу "‘екс и характер", 1943).
<h4><A NAME="toc000030">ђЂ„Ћ‘’њ - “„Ћ‚Ћ‹њ‘’‚€…</a></h4>
<p>Њайстер ќкхарт учил, что жизненнаЯ сила соделывает <I>радость</I>. ‘овременный читатель не склонен обращать внимание на слово "радость", он воспринимает его так, будто ќкхарт написал "удовольствие". Ђ ведь между радостью и удовольствием существует важное различие, особенно применительно к принципам бытиЯ и обладаниЯ. ЏонЯть это различие вовсе не легко, поскольку мы живем в мире "безрадостных удовольствий".
<p>—то же такое удовольствие? •отЯ это слово употреблЯетсЯ в разных значениЯх, тем не менее, следуЯ наиболее распространенному пониманию, его, по-видимому, лучше всего было бы определить как удовлетворение некоего желаниЯ, не требующее усилий (в смысле затраты жизненной силы). ’акое удовольствие может быть очень сильным: таково удовольствие от успеха в обществе и от того, что заработано много денег, от выигрыша в лотерее; обычное сексуальное удовольствие; удовольствие от вкусной и обильной еды, от выигрыша на скачках; это приподнЯтое настроение, вызванное алкоголем или наркотиками; состоЯние транса; удовольствие, получаемое от удовлетворениЯ садистских наклонностей или страсти к убийству и уничтожению живого.
<p>„лЯ того чтобы стать богатым или знаменитым, необходимо, конечно, проЯвить чрезвычайную активность, то есть деловую хватку, одного происхождениЯ здесь недостаточно. „остигнув цели, человек может испытывать "волнение", "глубочайшее удовлетворение" от того, что он достиг "наивысшей точки", некоего "пика". Ќо какого пика? Њожет быть, пика возбуждениЯ, удовлетворениЯ, экстаза или разнузданности? Ђ ведь подобного состоЯниЯ можно было бы достичь под влиЯнием таких страстей, которые хотЯ и не чужды человеку, но тем не менее патологичны, поскольку не ведут в действительности к адекватному разрешению человеческих проблем. ’акие страсти ведут не к развитию и совершенствованию человека, а, напротив, к его деградации. ЌаслаждениЯ радикальных гедонистов, удовлетворение все новых желаний, удовольствиЯ, предоставлЯемые современным обществом, -- все это в той или иной степени возбуждает, но не вызывает <I>радости</I>. Ђ отсутствие радостей заставлЯет искать все новых, все более возбуждающих удовольствий.
<p>‚ этом смысле современное общество находитсЯ в таком же положении, в каком находились евреи три тысЯчи лет тому назад. ЋбращаЯсь к народу €зраилЯ и говорЯ об одном из самых тЯжких грехов, Њоисей сказал: "’ы не служил ѓосподу, Ѓогу твоему, с <I>веселием</I> и <I>радостью</I> сердца, при изобилии всего" [‚торозаконие, XXVIII, 47]. ђадость сопутствует творческой деЯтельности. ќто не "пиковое переживание", которое внезапно возникает и так же внезапно прекращаетсЯ, это скорее ровное эмоциональное "плато", то состоЯние, которое сопровождает продуктивное проЯвление самых важных человеческих способностей. ђадость -- это не исступленное, сиюминутное пламЯ. ђадость -- это ровное горение бытиЯ.
<p>Џосле достижениЯ так называемого пика удовольствиЯ и возбуждениЯ наступает чувство печали, ведь хотЯ мы испытали возбуждение, внутри нас ничего не изменилось. Ќаши внутренние силы не возросли. Џросто была сделана попытка прервать скуку неплодотворной деЯтельности и на мгновение сконцентрировать всю свою энергию, все свои силы, за исключением разума и любви, -- в едином порыве. €ными словами, предпринЯта попытка стать сверхчеловеком, не будучи человеком. ‚роде бы и удалось достичь минуты торжества, но затем наступил черед испытать горечь печали -- ведь внутри-то человека ничего не изменилось. € когда говорЯт: "Џосле совокуплениЯ животное печально" ("Post coitun anin altriste est"), то эти слова могут быть отнесены к сексу без любви, то есть достижению "пикового переживаниЯ" сильнейшего возбуждениЯ -- и волнующего, и доставлЯющего наслаждение, -- за которым неминуемо следует разочарование, ведь все уже позади. ђадость в сексуальной сфере возможна лишь тогда, когда физическаЯ близость ЯвлЯетсЯ в то же времЯ и духовной близостью, то есть любовью.
<p>Љак и следовало ожидать, радость играет главенствующую роль в тех религиозных и философских системах, которые провозглашают целью жизни <I>бытие</I>. ЋтвергаЯ удовольствиЯ, буддизм рассматривает состоЯние нирваны как состоЯние радости, что находит выражение в изображениЯх и описаниЯх смерти Ѓудды. (џ весьма признателен покойному „. ’. ‘удзуки за то, что он обратил мое внимание в этом плане на известную картину, изображающую смерть Ѓудды.)
<p>‚ ‚етхом завете и более поздних иудаистских сочинениЯх содержатсЯ предостережениЯ против удовольствий, получаемых от удовлетворениЯ человеческой алчности, радость же считаетсЯ тем состоЯнием, которое должно сопровождать бытие. Џсалтырь завершает группа из пЯтнадцати псалмов, составлЯющих единый великий гимн радости, причем внутреннЯЯ динамика псалмов такова: вначале -- страх и печаль, которые сменЯютсЯ радостью и весельем*. ‘уббота -- это день радости, и по пришествии мессии преобладающим настроением будет радость. ‚ книгах пророков мы находим выражение радости в следующих отрывках: "’огда девица будет веселитьсЯ в хороводе, и юноши и старцы вместе; и изменю печаль их на радость..." [€еремиЯ, XXXI, 13] и "€ в радости будете черпать воду из источников спасениЯ" (€саиЯ, XXII, 3]. Ѓог называет €ерусалим "городом радости моей" [€еремиЯ, XLIX, 25].
<font size=3><br>[* џ проанализировал эти псалмы в книге "‚ы будете как боги".]</font>
<p>’о же самое подчеркиваетсЯ и в ’алмуде: "ђадость, проистекающаЯ из исполнениЯ заповеди, есть единственный путь к духу ‘вЯтому" [Ѓрахот, 31 а]. ‚ ’алмуде радости придаетсЯ столь большое значение, что траур по близкому родственнику, умершему меньше <B>чем</B> неделю назад, следует прервать длЯ радостного празднованиЯ ‘убботы.
<p>„вижение хасидов, заповедь которых "‘лужи богу с радостью" был взЯт из псалмов, характеризуетсЯ тем, что одним из самых важных элементов их образа жизни была радость, а печаль и угнетенное состоЯние духа считались признаком духовных заблуждений, чуть ли не Явным грехом. „аже само название …вангелиЯ -- Ѓлаговествование -- указывает на то, что центральное место в христианстве принадлежит веселью и радости. ‚ Ќовом завете радость -- это результат отказа от обладаниЯ, тогда как печаль сопровождает всЯкого, кто цеплЯетсЯ за собственность [см., например. …вангелие от ЊатфеЯ XIII, 44 и XIX, 221. ‚о многих высказываниЯх €исуса радость понимаетсЯ как чувство, сопровождающее бытие. ‚ своей последней речи, обращенной к апостолам, €исус так говорит о радости: "‘ие сказал џ вам, да радость ЊоЯ в вас пребудет и радость ваша будет совершенна" […вангелие от €оанна, XV, 11].
<p>Љак указывалось выше, радость играет также важнейшую роль в учении Њайстера ќкхарта. ‚от одно из самых прекрасных и поэтических выражений его мысли о творческой силе смеха и радости: "Љогда Ѓог улыбаетсЯ в душе и душа в ответ улыбаетсЯ Ѓогу, тогда зарождаютсЯ образы ’роицы. ѓиперболизируЯ, можно сказать, что, когда отец улыбаетсЯ сыну, а сын в ответ улыбаетсЯ отцу, эта улыбка рождает удовольствие, это удовольствие рождает радость, эта радость рождает любовь, а любовь рождает образы [’роицы], один из которых есть ‘вЯтой дух" [Blakney, с. 245].
<p>‘пиноза отводит радости главное место в своей антропологической этической системе. ђадость, говорит он, -- это "переход человека от меньшего совершенства к большему". Џечаль -- это "переход человека от большего совершенства к меньшему" [ќтика, 3, опр. 2, 3].
<p>“тверждениЯ ‘пинозы можно понЯть до конца только в том случае, если рассматривать их в контексте всей его философской системы. —тобы избежать полной деградации, мы должны стремитьсЯ приблизитьсЯ "к образцу человеческой природы", а это значит, что мы должны быть как можно более свободными, разумными и активными. Њы должны стать тем, кем мы можем быть. ќто следует понимать в том смысле, что нашей природе потенциально присуще добро. ‘пиноза понимает под "добром" "то, что составлЯет длЯ нас, как мы наверное знаем, средство к тому, чтобы все более и более приближатьсЯ к предначертанному нами образцу человеческой природы; под злом же то, что, как мы наверное знаем, препЯтствует нам достигать такого образца" [ќтика, 4, Џредисловие]. ђадость -- это добро; печаль (tristitia, что лучше перевести как "скорбь", "уныние") -- это зло. ђадость -- это добродетель; печаль -- это грех.
<p>’аким образом, радость --это то, что мы испытываем в процессе приближениЯ к цели стать самим собой.
<h4><A NAME="toc000031">ѓђ…• € ЏђЋ™…Ќ€…</a></h4>
<p>‚ классическом иудаистском и христианском теологическом учении грех, по существу, отождествлЯетсЯ с <I>неповиновением</I> воле божьей. ќто со всей очевидностью Явствует из распространенного представлениЯ о первородном грехе как о неповиновении Ђдама. ‚ отличие от христианской традиции иудаизм считает неповиновение Ђдама не "первородным" грехом, наследуемым всеми его потомками, а лишь <I>первым</I> грехом, совершенно не обЯзательно распространЯющимсЯ на его потомков.
<p>€ все-таки чаще всего неповиновение воле божьей -- какой бы она ни была -- <i>есть</I> грех. ќто и неудивительно, если учесть, что образ бога в этой части Ѓиблии представлен как непререкаемый авторитет, созданный по образу и подобию восточного –арЯ –арей. Ќас тем более не должен удивлЯть этот факт, если учесть, что церковь почти с момента своего зарождениЯ приспосабливалась к существующему социальному строю, а затем, при феодализме -- как сейчас, при капитализме, -- нуждалась длЯ осуществлениЯ своих функций в строгом соблюдении паствой установленных законов, независимо от того, отвечали они истинным интересам людей или нет. € не так уж важно, насколько суровыми или либеральными были законы и каковы были средства их осуществлениЯ. Људа важнее другое: люди должны научитьсЯ боЯтьсЯ авторитета не только в лице "начальника", который "носит меч". Ћднако этого страха недостаточно, чтобы обеспечить должное функционирование государства: гражданам следует интернализовать этот страх и придать неповиновению моральное и религиозное качество -- назвать его грехом.
<p>‹юди соблюдают законы не только потому, что они боЯтсЯ, но и потому, что неповиновение вызывает у них чувство вины. Ћт этого чувства можно избавитьсЯ, получив прощение, которое может исходить лишь от самой власти. “словиЯми такого прощениЯ ЯвлЯютсЯ: раскаЯние грешника, его наказание, принЯтие грешником этого наказаниЯ и тем самым подчинение закону. “становившаЯсЯ последовательность: грех (неповиновение) -&gt; чувство вины -&gt; снова смирение (наказание) -&gt; прощение -- представлЯет собой порочный круг, ибо каждый акт неповиновениЯ ведет к усилению повиновениЯ. € лишь немногих не удаетсЯ усмирить таким образом. €х герой -- Џрометей. ЌесмотрЯ на невероЯтно жестокое наказание ‡евсом, Џрометей не покорЯетсЯ и не чувствует себЯ виновным. Ћн знал, что взЯть огонь у богов и отдать его людЯм -- это акт состраданиЯ; он не повиновалсЯ богам, но и не согрешил. Џрометей, подобно другим любимым героЯм (мученикам) рода человеческого, нарушил традицию отождествлениЯ непослушаниЯ с грехом.
<p>Ћднако общество состоит не из одних героев. € пока столы накрыты лишь длЯ меньшинства, а большинство должно служить целЯм этого меньшинства и довольствоватьсЯ остатками с барского стола, следует культивировать отношение к неповиновению как к греху. ’акое отношение и культивировалось государством и церковью, действовавшими сообща, ибо они должны были защищать свои иерархии. ѓосударство нуждалось в религии как в идеологии, отождествлЯющей неповиновение с грехом; церковь нуждалась в верующих, которых государство воспитывало в духе повиновениЯ. € церковь, и государство использовали институт семьи, назначением которой было воспитание ребенка в повиновении, начинаЯ с момента самого первого проЯвлениЯ им своеволиЯ (эти усилиЯ первоначально направлены на обучение правилам личной гигиены). ‘ледует отучить ребенка от проЯвлениЯ своеволиЯ, чтобы подготовить его к тому, чтобы в будущем он вел себЯ должным образом как гражданин.
<p>‚ традиционном теологическом и житейском смысле грех -- это понЯтие, принадлежащее авторитарной структуре, а эта структура характерна именно длЯ модуса обладаниЯ. ѓлавное, что делает нас людьми, лежит не внутри нас, а вовне -- это та власть, которой мы подчинЯемсЯ. ЌельзЯ достичь благоденствиЯ своей собственной творческой деЯтельностью, оно достигаетсЯ пассивным подчинением и вытекающим отсюда одобрением властей предержащих. “ нас <I>есть</I> лидер (светский либо духовный: король или королева или Ѓог), в которого мы верим; нам гарантирована безопасность... пока мы -- никто. € даже то, что подчинение далеко не всегда осознаетсЯ, что оно может быть сильным или слабым, что психическаЯ и социальнаЯ структуры могут быть не полностью, а лишь частично авторитарными, не должно закрывать нам глаза на тот факт, что <I>мы живем в мире обладаниЯ в той мере, в какой мы интернализуем авторитарную структуру нашего общества.</i>
<p>Ђльфонс Ђуэр очень точно подметил, что у ”омы Ђквинского концепциЯ власти, неповиновениЯ и греха носит гуманистический характер: грех понимаетсЯ не как неповиновение иррациональной власти, а как нарушение <I>благоденствиЯ</I> человека*. ’ак, ”ома Ђквинский утверждал: "Њы не можем оскорбить Ѓога, разве что действуЯ против своего собственного блага" (S. с. gent. 3, 122). —тобы правильно понЯть позицию ”омы Ђквинского, следует учесть, что длЯ него человеческое благо (bonum humanum) не определЯетсЯ ни произвольными, чисто субъективными желаниЯми, ни инстинктивными ("естественными", если воспользоватьсЯ термином стоиков) желаниЯми, ни волей божьей. Ћно определЯетсЯ нашим рациональным пониманием человеческой природы и норм, вытекающих из этой природы и способствующих нашему оптимальному развитию и благополучию. (‘ледует отметить, что ”ома Ђквинский как послушный сын церкви и поборник существующего социального порЯдка, защитник его от революционных сект не мог быть чистым представителем неавторитарной этики; он использовал слово "неповиновение" длЯ обоих видов непослушаниЯ, чтобы скрыть внутреннюю противоречивость своей позиции.)
<font size=3><br>[* …ще не опубликованнаЯ работа профессора Ђуэра (Я весьма признателен ему за предоставленную возможность познакомитьсЯ с рукописью этой работы) об автономности этики у ”омы Ђквинского способствует лучшему пониманию этической концепциЯ ”омы Ђквинского. ’о же можно сказать и о его статье на эту же тему, озаглавленной "Is sin an insult to God?" (см. Ѓиблиографию).]</font>
<p>‚ то времЯ как понимание греха как неповиновениЯ ЯвлЯетсЯ составной частью авторитарной структуры, а значит, и модуса <I>обладаниЯ</I>, оно приобретает совершенно иное значение в рамках неавторитарной структуры, основанной на модусе <I>бытиЯ</I>. Џричем и это второе значение также подразумеваетсЯ в библейской истории грехопадениЯ, что нетрудно понЯть, если по-другому ее интерпретировать. Ѓог поместил человека в сады ќдема и предостерег от того, чтобы вкушать плоды с древа жизни и с древа познаниЯ добра и зла. “бедившись, что "нехорошо быть человеку одному", Ѓог создал женщину. Њужчина и женщина должны были стать "одной плотью". Ћба были наги "и не стыдились". ќто утверждение обычно интерпретируетсЯ с точки зрениЯ традиционного взглЯда на проблемы пола, согласно которому мужчина и женщина должны, вполне естественно, стыдитьсЯ своих неприкрытых гениталий. Ћднако едва ли в библейской истории сказано только это. ’акое утверждение может иметь и другой, более глубокий смысл, а именно что, хотЯ мужчина и женщина лицезрели друг друга с головы до пЯт, они не испытывали --да и не могли испытывать -- стыда, ведь они воспринимали друг друга не со стороны, как посторонние, как отдельные индивиды, а как "одна плоть".
<p>ќта изначальнаЯ длЯ рода человеческого ситуациЯ радикально менЯетсЯ после грехопадениЯ, когда мужчина и женщина становЯтсЯ людьми в полном смысле этого слова -- людьми, наделенными разумом, познавшими добро и зло, познавшими друг друга как отдельные индивиды и осознавшие, что их первородное единство нарушено и что они стали чужими друг другу. Ћн