ищ
лейтенант, обижатьсЯ не будем...
     Ћстальные одобрительно улыбнулись, а ђешетников еще больше смутилсЯ.
     - Ђ  вы разве с  пЯтьсот девЯтнадцатого?  -  спросил он,  не знаЯ,  что
ответить.
     - „а нет, товарищ лейтенант, - по-прежнему бойко сказал Ђртюшин, - Я-то
здешний,  прирожденный,  с самой Ћдессы тут рулевым...  ђебЯта рассказывали.
‘ами знаете,  на катерах,  что в колхозе: слышно, в какой хате пиво варЯт, в
какой патефон купили... ‘оседство, конечно...
     Ђртюшин говорил это шутливым тоном,  но  по выжидательным и  любопытным
взглЯдам остальных лейтенант понЯл,  что  "соседство" тут решительно не  при
чем,  а что,  наоборот,  команда катера,  разузнав фамилию нового командира,
сама  ревниво собрала о  нем  сведениЯ со  всех катеров и  что  всестороннЯЯ
характеристика его уже составлена,  а сейчас идет только проверка ее личными
наблюдениЯми.  € в глазах Ђртюшина он прочел первый горький, но справедливый
упрек:  провалил ты,  мол, командир... видишь, мы о тебе все знаем, а тебе и
то в новость, что у нас на катере орденов полно...
     ‚ероЯтно, Ђртюшин ничего похожего и не думал. Ќо лейтенанту ђешетникову
всегда  казалось,  что  о  его  ошибках и  недостатках другие думают словами
самыми  жестокими и  обидными.  Ћн  внутренне выругал себЯ  за  мальчишескую
торопливость. Љонечно, надо было дождатьсЯ в штабе дивизиона, когда вернетсЯ
с морЯ ‚ладыкин, поговорить с ним о катере, узнать, что за люди на нем, а он
не  смог  дождатьсЯ утра  и  поспешил на  "свой  катер" поскорее "вступить в
командование"... ‚от и вступил, как в лужу плюхнул с размаху...
     Ѓыло совершенно неизвестно,  как держать себЯ дальше и что говорить, но
та присущаЯ ему прЯмота,  котораЯ не раз причинЯла в жизни хлопоты,  тут его
выручила:  он снЯл фуражку и,  присев на чью-то койку, сказал очень просто и
душевно:
     - ‘адитесь,  товарищи,  поговорим...  џ о катере толком ничего не знаю:
приехал,   а   начальство  в   море...   Ќу,   давайте  сами  знакомитьсЯ...
ђассказывайте... о нашем катере!
     ‡накомство это затЯнулось до ночи.  ‚ернувшись в каюту, он долго не мог
заснуть.  Ћн ворочалсЯ на узенькой,  короткой койке, слушаЯ тихий плеск воды
за  бортом  и  думаЯ  о  катере,  с  которым  свЯзана  теперь  его  жизнь  и
командирскаЯ честь.
     „унай и  Ћдесса,  ‘евастополь и  Ќовороссийск,  ночные походы и  долгие
штормы,  десанты и  тралениЯ,  бои  и  аварии -  всЯ  огромнаЯ,  насыщеннаЯ,
блистательнаЯ и  трагическаЯ историЯ  крохотного  кораблика  вновь  и  вновь
проходила перед ним.  € морЯки, делавшие на катере все эти героические дела,
казалось,  смотрели на него из темноты,  спрашиваЯ:  "Ђ как ты теперь будешь
командовать нами?.."
     Ћн перебирал в памЯти их лица, еще едва знакомые, вспоминаЯ, кто бросил
обратно гранату со шлюпки -  боцман или Њорошкин, кто сбил в тумане самолет,
вылетевший прЯмо  на  катер,  кто  именно  стоЯл  по  поЯс  в  ледЯной воде,
поддерживаЯ сходню,  по которой перебегали на берег десантники, у кого такое
"снайперское" зрение,  что все спокойны,  когда он  на вахте?..  €ли,  может
быть, это были те, кого уже нет на катере и о ком только говорилось нынче, -
убитые, отправленные в тыл с тЯжкими ранами?..
     ‹юди и поступки путались у него в голове, как путались бои и походы. Ќо
во  взволнованном его  воображении все  Ярче  и  Яснее  вставал образ одного
человека -  старшего лейтенанта Џарамонова, командовавшего катером последние
десЯть месЯцев; все, что рассказывали о катере морЯки, неизбежно свЯзывалось
с ним.  € лейтенант ђешетников,  ворочаЯсь без сна,  думал об этом человеке,
которого не видел и не знал,  но заменить которого на корабле привелось ему.
Ѓудут  ли  эти  люди  говорить  о  нем,  лейтенанте ђешетникове,  с  тем  же
уважением,  любовью  и  грустью,  с  каким  говорили  они  нынче  о  старшем
лейтенанте Џарамонове?  €  может быть,  первый раз в жизни он понЯл на самом
деле, что такое командир - душа и волЯ кораблЯ, его мужество и спасение, его
мысль и его совесть.
     €  эта долгаЯ ночь подсказала ему поступок,  который положил начало его
дружбе  с  командой  катера:  в  носовом  восьмиместном кубрике  над  дверью
поЯвилсЯ портрет старшего лейтенанта Џарамонова.  Џортрет был  небольшой,  в
простой рамке.  Ќо  когда  лейтенант ђешетников,  прикрепив его,  повернулсЯ
лицом к морЯкам,  молча следившим за ним, он увидел, что глаза их блестЯт. €
у самого у него перехватило горло, когда он негромко сказал:
     - Ќу вот... Џусть смотрит, как мы тут без него воевать будем...


        ѓ‹Ђ‚Ђ ’ђ…’њџ

     †ивой  и  общительный характер  ђешетникова быстро  располагал  к  нему
людей,  и  со стороны казалось,  будто он всегда окружен друзьЯми.  Ќа самом
деле все,  с  кем он до сих пор сходилсЯ в  училище и на крейсере,  были ему
только приЯтели.  ‘  ними  можно было шутить,  спорить,  говорить на  тысЯчи
разнообразных тем и даже делитьсЯ многими своими мыслЯми и чувствами.  Ќо ни
перед кем  из  них  не  хотелось раскрыть то  глубокое и  значительное,  что
волновало душу и  что приходилось поэтому обдумывать и  переживать наедине с
самим собою.
     Ђ то глубокое и значительное,  что волновало ђешетникова,  очень трудно
было выразить понЯтно.
     ќтого веселого,  жизнерадостного,  действительно молодого человека, как
будто  очень уверенного в  себе,  на  самом деле  беспокоило неЯсное смутное
чувство непониманиЯ чего-то самого главного в жизни.  ‘ какого-то времени он
ждал,  что случитсЯ что-то, от чего все вдруг станет Ясно и в темном сумраке
будущего вспыхнет то,  к чему надо стремитьсЯ.  …му казалось,  что откроетсЯ
это мгновенно,  на таком же высоком подъеме чувств,  какой он испытал в  тот
давний полдень седьмого августа 1937  года,  когда  над  краем  степи висела
чернаЯ,  вполнеба,  туна и когда ему с совершенной Ясностью "открылось", что
он должен стать флотским командиром и что другого дела ему в жизни нет.
     „етство ђешетникова прошло вдали от  какого бы  то  ни  было морЯ -  на
Ђлтае, в животноводческом совхозе, где отец его работал зоотехником.
     Љ  этой  деЯтельности ‘ергей  Џетрович  обратилсЯ  не  случайно,  а  по
глубокому  внутреннему  убеждению,  оставив  длЯ  нее  профессию  врача.  Ћн
буквально был помешан на приплодах и окотах,  на выкормке и эпизоотиЯх и вел
серьезную научную  работу  по  созданию  новой  породы  овцы,  пригодной длЯ
северной казахской степи  и  предгорий ЂлтаЯ.  “же  много лет  он  терпеливо
скрещивал разные породы с  обыкновенной казахской овцой,  добиваЯсь от нее и
тонкорунности,  и  мЯсистости,  и  неприхотливости к  погоде и корму.  ‚ это
далекое  от  поэзии  занЯтие  ‘ергей  Џетрович  вкладывал  столько  душевной
страстности,  что  оно  приобретало  содержание  философское и  поэтическое:
назначение мыслЯщего человека он видел в  том,  чтобы охранЯть жизнь во всех
формах, заботливо раздуваЯ чудесный ее огонек, вспыхнувший в любом существе,
и  совершенствовать эти формы длЯ блага людей,  исправлЯЯ слепую природу.  €
каждый  раз,  когда  четвероногие его  друзьЯ  радовали богатым прибавлением
семейства или  удачным гибридом,  в  маленьком домике на  краю  совхоза было
ликование и  необъЯтнаЯ Џарфеновна,  нЯнька  Ђлеши,  стрЯпуха  и  постоЯнный
лаборант отца,  пекла  пирог  в  честь  очередной двойни  или  какого-нибудь
длинношерстного Ягненка.
     Џоэтому в  комнатах у  них  шагу нельзЯ было ступить,  чтобы под ногами
что-то  не  заверещало или  не  заблеЯло.  ђазнообразные отпрыски  племенных
пород,  дорогих сердцу ‘ергеЯ Џетровича,  воспитывались в  доме до  тех пор,
пока  пребывание их  не  начинало  угрожать  мебели  или  посуде.  ’ут  были
ангорские козочки с  печальными чистыми глазами и  с копытцами,  похожими на
хрупкие  китайские чашечки;  ЯгнЯта-линкольны с  длинной волнистой шерсткой,
скользкой,  как  шелк;  массивные,  словно  литые  из  какого-то  небывалого
упругого  чугуна,  телки-геррифорды с  твердыми желваками рожек  на  плоском
широком лбу;  розовые,  суетливые поросЯта с  трудно  произносимыми титулами
древних пород и даже жеребЯта,  высокие,  плоские и тонконогие. ‚се они были
чистенькие,  мытые-перемытые Џарфеновной,  матерью и самим Ђлешей,  веселые,
сытые, ласковые, и все имели имена: "Џанночка", "Њазепа", "ђуслан", "„емон",
"Љаштанка" (называл их  сам Ђлеша,  и  это зависело от того,  что читала ему
вслух по вечерам мать).
     ‚ детстве Ђлеша любил играть с ними.  Џорой,  навозившись, он схватывал
вздрагивающее тельце и валилсЯ с ним на диван, прижав лицо к теплой пушистой
шерстке.  ‡акрыв глаза,  он слушал биение крохотного робкого сердца,  и  ему
казалось,  что  тот  чудесный огонек,  о  котором  говорил отец,  трепещет и
вспыхивает,  готовый погаснуть. †алостное и тревожное чувство овладевало им,
и  ему становилось совершенно Ясно,  что надо немедленно сделать все,  чтобы
огонек этот не по гас.  Ћн вскакивал и  мчалсЯ к отцу,  крича,  что "Ћнегин"
гибнет (в  слове "умирает",  по  его мнению,  было мало трагизма).  €  тогда
‘ергей   Џетрович,   пощипываЯ  рыженькую  бородку,   тоже   наклонЯлсЯ  над
беспомощным тельцем,  но потом,  выпрЯмившись,  улыбалсЯ и успокаивал Ђлешу.
Ћни садились рЯдом на диван,  и отец, почесываЯ за ухом очередного Ђлешиного
любимца,  говорил о  том,  что,  заболев,  этот козленок сам  найдет травку,
котораЯ его вылечит,  хотЯ никто его этому не учил. Ћн увлекалсЯ и, забываЯ,
что  говорит  с  ребенком,  сбивалсЯ  на  восторженную  биологическую поэму,
воспеваЯ  великую  силу  таинственного чудесного огонька.  Ћн  рассказывал о
жизни,  котораЯ сама прокладывает себе дорогу, совершенствуЯсь в поколениЯх,
расцветаЯ в  новых,  все улучшающихсЯ формах,  и  убеждал сына в том,  что в
заботах о  всЯкой  жизни,  в  охране ее,  в  помощи ей  и  заключаетсЯ смысл
существованиЯ  человека,   самого   умного  из   живых   существ  и   потому
ответственного за них.  Ђлеша не все понимал,  но огромнаЯ любовь к миру, до
краев наполненному жизнью, сладко сжимала его сердце и очень хотелось, чтобы
все поскорее были красивы и счастливы.
     ’ринадцати лет он  пережил потрЯсение,  внезапно опрокинувшее философию
отца.  ќто произошло в  областном городе,  куда отец отправлЯл его на зиму к
тетке, чтобы дать ему возможность учитьсЯ в десЯтилетке.
     Љакой-то  незадачливый педагог  додумалсЯ устроить  экскурсию детей  на
мЯсокомбинат  -   "в   целЯх  приближениЯ  к   освоению  пониманиЯ  значениЯ
животноводства как решающей проблемы краЯ",  а другие чиновники, равнодушные
к детЯм,  однако такими же суконными словами уверенно рассуждавшие о детской
психологии,  не  только не остановили его в  преступном этом намерении,  но,
наоборот, одобрили данное мероприЯтие.
     ‡апах крови,  томительный и душный, встретил детей за первой же дверью,
ведущей в цехи. Љровь темным и еще горЯчим потоком текла по канавкам в полу,
кровью были  забрызганы белые  халаты людей,  мелькавших в  теплом,  влажном
тумане,  подымавшемсЯ от парного мЯса.  Ћни снимали шкуры,  отрубали копыта,
спиливали рога, и всюду, задеваЯ детей, медленным нескончаемым потоком плыли
над головами подвешенные к рельсам красные ободранные туши.
     Ѓледные от волнениЯ,  с бьющимисЯ маленькими сердцами,  дети,  стараЯсь
храбро делать вид,  что  им  все равно,  дрожащей,  теснЯщейсЯ друг к  другу
стайкой   шли   за    самодовольным   педагогом,    который,    расспрашиваЯ
сопровождавшего  экскурсию  инженера,   так  и  сыпал  цифрами,  названиЯми,
техническими поЯснениЯми.
     Ќаконец их привели в светлый просторный зал.  ‡десь было пусто, чисто и
тихо,  но  тишина эта была зловещей и  страшной.  •итро устроенные загородки
вели  к  помостам с  какими-то  цепЯми и  крючьЯми,  странными,  качающимисЯ
досками.  Џоложив руку  на  блестЯщий рычаг доски,  инженер сказал привычным
равнодушным тоном:
     - ‚от  тут,  собственно,  и  происходит самый  процесс  освобождениЯ от
жизни. †ивотное вводитсЯ сюда, затем...
     „альше  Ђлеша  ничего  уже  не  слышал  -  так  поразила его  необычнаЯ
формулировка:  "освобождение от жизни".  Љак убивают,  детЯм, слава богу, не
показали,  и  они вышли на  площадку пЯтого этажа,  примыкающую к  страшному
цеху.  Ћтсюда далеко внизу были видны загоны длЯ скота. Ћни кишели стадами -
мычащими,  блеющими,  хрюкающими.  Ђлеша узнал в них геррифордов, йоркширов,
линкольнов -  все породы, которые разводил его отец, и с ужасом подумал, что
среди них может метатьсЯ "Џанночка" или "Ћнегин".
     Ћткрытие это раздавило его.
     Ќеужели тот  чудесный огонек жизни,  в  заботах о  котором отец полагал
смысл собственного своего существованиЯ,  был  нужен только длЯ того,  чтобы
вокруг него  наросло достаточное количество мЯса,  белков,  жиров и  костей,
после чего от него освобождались, как от лишнего и мешающего делу?
     Њир начал представлЯтьсЯ ему совсем не таким, каким изображал его отец,
и рай, царивший в домике на краю совхоза, потускнел.
     Љ  лету  Ђлеша  вернулсЯ домой  совсем другим.  ‚осторженность отца  по
поводу народившихсЯ весною новых  милых  существ казалась ему  теперь ложью,
или слепотой, или (что было хуже всего) ограниченностью. Ћн долго не решалсЯ
задать отцу прЯмого вопроса,  но  однажды,  за  очередным пирогом по  случаю
рождениЯ Ягненка того веса, которого добивалсЯ ‘ергей Џетрович, не сдержалсЯ
и выложил все,  что видел на мЯсокомбинате и что думал об этом. Ћн рассказал
это с тем страстным,  вдохновенным и скорбным гневом, с каким может говорить
только подросток, впервые столкнувшийсЯ с несправедливостью и осознавший ее.
     ќффект получилсЯ чрезвычайный.  …му  удалось так  живописно представить
поразившую его  картину,  что мать ахнула,  Џарфеновна заголосила,  прижав к
огромной своей груди обреченного Ягненка,  а  отец,  помолчав,  посмотрел на
Ђлешу с новым, серьезным любопытством и сказал, что он, видимо, вырос.
     ‚се  то,  что потом в  долгих,  часто повторЯвшихсЯ разговорах приводил
отец,   Ђлешу  никак  не  убеждало.   Ћн  и  сам  отлично  понимал,  что  те
благодетельные изменениЯ в жизни окружавших его людей, которые происходили в
степи у  него  на  глазах:  каменные дома  и  электричество в  них,  школы и
больницы,  сытнаЯ еда и  облегчаемый машинами труд -  не могли бы произойти,
если бы колхозные и  совхозные стада,  основа благосостоЯниЯ этих людей,  не
увеличились и  не  улучшились бы  в  качестве за  последние годы.  …му  было
совершенно понЯтно и  то,  что  прибавка в  живом весе каждого Ягненка прЯмо
отражалась на судьбе каждого голопузого ребенка,  копошащегосЯ в  юрте,  так
как давала возможность образованиЯ,  совершенствованиЯ и,  в конечном счете,
счастьЯ.  ‘ледовательно, отец, увеличиваЯ число ЯгнЯт и улучшаЯ их качество,
делал важное,  нужное и  доброе дело.  Ђлеша соглашалсЯ даже с тем,  что раз
каждое живое существо само по себе все равно должно когда-нибудь умереть, то
вопрос лишь в  том,  чтобы краткое его  существование и  неотвратимаЯ гибель
принесли возможно больше пользы другим существам - в данном случае людЯм.
     Ќо,  понимаЯ умом,  он  никак  не  мог  принЯть этих  неоспоримых истин
чувством. ‚озможно, если бы той страшной экскурсии не было, вопрос о жизни и
смерти раскрылсЯ бы перед ним незаметно и постепенно - так, как раскрываетсЯ
он в  течение всей человеческой жизни,  в которой всЯкому познанию есть свое
времЯ.  Ђ  может быть,  иначе -  он сам равнодушно прошел бы мимо него,  как
проходЯт многие люди,  не думающие,  а  иногда и не желающие думать,  что же
такое жизнь и смерть.  Ќо вставший перед ним так рано,  когда ни ум его,  ни
чувства еще не созрели и  не окрепли,  этот вопрос был длЯ него непостижим и
непосилен.
     †изнь,  обрывающаЯсЯ в  смерть,  чтобы вспыхнуть в новых,  неузнаваемых
формах;  расцвет,  возникающий  на  распаде;  исчезновение длЯ  возрождениЯ;
вечный  круговорот  материи,   вечно  и   неистребимо  живущей  в  различных
воплощениЯх,  -  все это принималось его юной, влюбленной во все живое душой
не  как  слитность  причин,  котораЯ  и  движет  и  развивает жизнь,  а  как
чудовищное и  несправедливое противоречие.  ’о  обстоЯтельство,  что  жизнь,
уничтожаемаЯ там, на бойне, питала собой других, более совершенных существ -
людей,  никак  не  совмещалось с  мыслью о  "чудесном огоньке",  который так
трогал и  волновал его раньше и  который сам же отец вызывал и поддерживал с
такой заботой и любовью.
     €  в  отношениЯх его  с  отцом наступило охлаждение.  €счерпав разумные
доводы,  отец перешел к насмешкам. Ћн предлагал Ђлеше быть, по крайней мере,
последовательным -  не  восторгатьсЯ заливным из поросенка и  не уплетать за
обе  щеки  пельмени,   в  сочной  начинке  которых,   по  сибирскому  обычаю
Џарфеновны,  были смешаны бычьи,  свиные, телЯчьи жизни. Ђлеша раздражалсЯ и
отвечал,  что,  занимаЯсь поставкой скота на бойню, надо так и рассматривать
это занЯтие,  а  не говорить красивых слов о  драгоценности всЯкой жизни и о
"чудесном огоньке".  Ћтец тоже вспыхивал и кричал, что не позволит мальчишке
оскорблЯть свои убеждениЯ,  и часто обед кончалсЯ тем,  что мать плакала,  а
Ђлеша  вскакивал  на  велосипед  и  уезжал  за  тридцать  километров днЯ  на
три-четыре к своему приЯтелю и однокласснику ‚аське ѓлухову,  сыну командира
пограничного отрЯда.
     ЋтрЯд стоЯл у китайской границы на берегу большого степного озера.  …ще
с  прошлого года,  когда в конце лета приезжал в отпуск старший брат ‚аськи,
курсант ‚оенно-морского училища имени ”рунзе,  у  них  завелась там паруснаЯ
шлюпка.  ‘обственно говорЯ,  это была обыкновеннаЯ рыбачьЯ лодка из тех, что
целыми  стаЯми  выходили на  озеро  с  сетЯми.  Ќо  Ќиколай,  гордЯсь  перед
мальчиками флотским уменьем,  приделал к ней киль, выкроил из старой палатки
разрезной фок,  основал ванты  и  шкоты  и  научил обоих искусству держать в
крутой бейдевинд.  ‹одка  стала называтьсЯ "вельботом" и  отлично выбиралась
почти  против  ветра,  изумлЯЯ рыбаков,  которые на  своих  тЯжелых лодках с
прЯмым парусом испокон веку выгребали навстречу ветру на веслах.
     ‚сЯкий раз,  когда Ђлеша приезжал к  ‚аське,  мальчики до ночи деловито
собирали  все,  что  требовалось длЯ  большого  похода:  тетрадь,  где  были
записаны завещанные Ќиколаем морские слова и команды;  другую,  в клеенчатом
переплете,  служившую вахтенным журналом;  бидон  из-под  бензина с  пресной
водой (в озере была отличнаЯ вода,  но так уж полагалось на морской шлюпке);
ведра,  удочки,  спички,  ружьЯ и компас,  который ‚аська длЯ каждого похода
заимствовал из  наплечных ремней отца  и  который на  всЯком курсе  исправно
указывал на ближайшее от него ружье.  Џогрузив все это в шлюпку,  приЯтели с
рассветом выходили в озеро, как в океан: оно широко расплескалось в степи, и
низких его берегов с середины и в самом деле не было видно.
     Џервые сутки они  проводили "в  открытом море",  поочередно принимаЯ на
себЯ обЯзанности и права капитана и команды,  кормились захваченной с берега
снедью,  стойко запиваЯ ее теплой, припахивающей бензином "пресной водой". Љ
вечеру второго днЯ в  команде обычно разражалась цинга или назревал голодный
бунт,  и  тогда  обсуждалсЯ  план  набега  на  вражеские  берега  за  свежей
провизией.  ‚  зависимости от  сезона  и  от  места,  где  застигло  корабль
несчастье,  вражескими берегами оказывались либо  западный мыс  с  огородами
подсобного хозЯйства  погранотрЯда,  либо  южнаЯ  бухта,  в  которой  хорошо
ловилась рыба, либо устье реки, где в камышах водились утки и прочаЯ дичь.
     €  там  с  удивительной  непоследовательностью  юности  Ђлеша,  готовый
загасить выстрелом "чудесный огонек",  часами лежал с  ружьем на дне шлюпки,
выжидаЯ,  когда из камышей,  крЯкаЯ и плещась, выплывет кильватернаЯ колонна
выводка.  ‚прочем,  в  этом тоже была игра:  утки были вражескими кораблЯми,
прорывающими блокаду, двустволка - огромной башней линкора, а сам он казалсЯ
себе спокойным и властным командиром с трубкой в зубах. ‚ романтическом этом
образе было намешано решительно все,  что Ђлеша слышал о море или прочитал в
тех книжках, которые ‚аська натаскал домой из школьной, отрЯдной и городской
библиотек,  утверждаЯ,  что  тут,  в  степи,  никто  не  сможет оценить этой
литературы так, как он, прирожденный морЯк.
     Ћб этих походах по озеру,  так же как и  об охоте,  Ђлеша,  возвращаЯсь
домой,   предпочитал  не  распространЯтьсЯ.   ‚о-первых,   не  к  чему  было
расстраивать мать; она смертельно боЯлась всЯкой воды в количествах, больших
того  корыта,   в   котором  когда-то  со  страхом  купала  его,   и  совхоз
благославлЯла именно за то,  что в нем не было пруда,  где Ђлеша обЯзательно
бы утонул.  ‚о-вторых, ему решительно нечего было бы ответить отцу, который,
несомненно,  заинтересовалсЯ бы  как же это так он,  страстно обвинЯЯ отца в
убийствах,  сам  уничтожает жизнь,  и  вдобавок собственными своими  руками?
ЌельзЯ  же  было  в  самом  деле  пытатьсЯ  объЯснЯть  ему,  что  в  морских
приключениЯх,   когда  экипаж  готов  погибнуть  от  голода,  разбиратьсЯ  в
средствах не приходитсЯ,  тем более что утка,  поджареннаЯ на шомполе в дыму
костра,  удивительно,  совсем-совсем по-особому вкусна... Ќу, а втолковывать
отцу,  что это,  собственно, вовсе и не утка, а вражескаЯ шхуна, нагруженнаЯ
продовольствием,  и  что выстрел в  камышах -  не охота,  а морской бой,  уж
совсем было невозможно.
     Ќа  "вельботе" приЯтели вели разговоры решительно обо всем,  но чаще их
занимал вопрос будущей профессии;  об  этом  пора  было  всерьез задуматьсЯ:
как-никак ведь им скоро стукнет четырнадцать лет!..  Њожет быть,  потому что
‚аська жил в  суровой и напрЯженной обстановке погранзаставы,  а может быть,
потому, что мужчины в этом возрасте представлЯют собой особый род необычайно
чуткого радиоприемника, улавливающего то, что говоритсЯ между слов и пишетсЯ
между строк,  -  но  так  или иначе в  эти почти детские еще разговоры вошла
большаЯ и грознаЯ тема:  война.  Ћбоим было неопровержимо Ясно, что рано или
поздно война с  фашизмом будет,  вопрос лишь в  том,  успеют ли  они к  тому
времени  вырасти.  €  поэтому прЯмаЯ  их  обЯзанность -  готовитьсЯ защищать
революцию и  ‘оветский ‘оюз на военном корабле (по возможности на одном).  €
однажды,  выйдЯ  на  "вельботе" на  самую середину озера и  поднЯв на  мачте
настоЯщий военно-морской флаг,  сшитый специально на этот случай,  приЯтели,
став "‘мирно", торжественно поклЯлись под ним, что поступЯт в ‚оенно-морское
училище имени ”рунзе.
     ‘ этого днЯ Ђлешей целиком овладела мечта о флоте.
     ‚прочем,  по совести говорЯ,  в этой мечте что-то было ему еще не очень
Ясно. ’ам, на озере, он с увлечением спорил с ‚аськой, кто же в конце концов
победил в ћтландском бою -  англичане или немцы - и что решает морской бой -
торпедный залп или  артиллерийский огонь.  ’ам  ему было совершенно понЯтно,
что в будущем он станет артиллеристом линейного кораблЯ.  Ќо здесь,  дома, в
густой тени пахнущих смолою пихт,  куда забиралсЯ он  с  книжкой ‘танюковича
или ‘тивенсона,  ему думалось об озере и  о ждущем его там "вельботе" совсем
по-другому.
     ‚споминались почему-то  не  споры  об  оружии и  маневрах.  ‚споминалсЯ
влажный  воздух  озера,   широкий  его  простор,   свежий  ветерок,  шквалом
налетающий на парус и кренЯщий шлюпку,  те две жестокие бури,  в которых они
едва  не   погибли  (и   которые  оба  потом  небрежно  называли  "неплохими
штормиками").  ‚споминалась торжественнаЯ и  пленительнаЯ тишина  закатов  и
утренних зорь,  загадочнаЯ мгла низких туманов,  лежащаЯ на воде.  Ќо важнее
всего и  дороже всего было  поскрипывание мачты и  журчание воды за  бортом,
рожденное движением по  воде,  и  само  это  движение  вперед,  все  вперед,
непрерывное, неостановимое - бег, стремление, скольжение по ровному широкому
простору,  где все пути одинаково возможны и одинаково заманчивы... € море -
далекое,  огромное,  расплескавшеесЯ океанами по всему земному шару, никогда
не виденное, но желанное - манило и звало его к себе.
     Ћн  не  понимал еще этого зова и  не  знал,  что именно будет делать на
море:   стрелЯть  с   палубы   военного  кораблЯ  или   водить  по   океанам
совторгфлотские пароходы.  ‚торое привлекало его  больше.  ќто была дорога в
мир,  в неведомые страны, в далекие города, в €ндию, в Ђвстралию, в Ђрктику,
и глубоко в душе Ђлеша признавалсЯ себе, что тЯнет его не война - а море, не
бои - а плаваньЯ, не орудиЯ - а компасы.
     Ќо об этих мыслЯх он пока что не говорил ‚аське,  чтобы не расстраивать
дружбы.  € так уже вышло, что, вернувшись осенью в город, Ђлеша вместе с ним
развил   бешеную  деЯтельность  по   пропаганде  военно-морского  флота.   ‚
пионерском отрЯде школы оба наперебой делали доклады о  кораблЯх,  о морской
войне,  об истории флота,  в  военно-морском кружке обучали других флотскому
семафору и  сигнальным флагам,  читали  вместе книги  и  журналы,  аккуратно
присылаемые из ‹енинграда Ќиколаем, который горЯчо поддерживал их увлечение,
и  оба  завоевали себе славу лучших знатоков всего,  что касаетсЯ флота.  Ќо
порой, оставшись один, Ђлеша как бы останавливалсЯ с разбегу и, опомнившись,
осматривалсЯ, пытаЯсь понЯть, что же такое выходит.
     ‚ самом деле выходила какаЯ-то чепуха:  все были уверены в том,  что по
окончании школы  кто-кто,  а  уж  ђешетников и  ѓлухов  обЯзательно уедут  в
‹енинград в ‚оенно-морское училище имени ”рунзе. Ќе уверен в этом был только
он  сам.  ‚  минуты раздумьЯ и  тишины в  душе его снова подымалась знакомаЯ
волнующаЯ мечта о  море,  просторном и  свободном,  о  плаваньЯх,  далеких и
долгих,   о   незнакомых  берегах,   о   тихих   закатах,   торжественных  и
величественных, таЯщих в себе редчайшее чудо зеленого луча, возможное только
в океане и видимое лишь счастливцами.
     Ћб  этом луче и  о  свЯзанной с  ним  легенде Ђлеша узнал зимой,  когда
‚аська в своих исступленных поисках всЯческой морской литературы наткнулсЯ в
городской библиотеке на роман †юлЯ ‚ерна с  таким названием.  Љнигу приЯтели
проглотили залпом,  хотЯ в ней говорилось не столько о морских приключениЯх,
сколько  о  каком-то  чудаке,  который  изъездил  весь  мир,  чтобы  увидеть
последний луч  уходЯщего в  воду  солнца -  зеленый луч,  приносЯщий счастье
тому,  кто сумеет его поймать.  ‘амо Явление их,  однако,  заинтересовало, и
летом они поставили рЯд научных опытов,  наблюдаЯ на своем "вельботе" закаты
на  озере.  Ќикакого зеленого луча при  этом не  обнаружилось,  хотЯ ‚аська,
многим рискуЯ ради науки,  каждый раз  заимствовал длЯ этого полевой бинокль
отца. Ѓыл запрошен особым письмом такой авторитет, как Ќиколай. ’от ответил,
что  зеленого луча  ему  лично видеть не  приходилось,  хотЯ плавает он  уже
четвертую  летнюю   кампанию,   но   действительно  среди   старых  морЯков,
преимущественно торгового флота,  такаЯ легенда бытует. ’огда Ђлеша объЯвил,
что, наверное, зеленый луч можно увидеть только в океане, иначе какое же это
редкое Явление природы,  если все могут наблюдать его где угодно.  ‚аська же
утверждал,  что раз дело в  физике,  в простом разложении солнечного спектра
нижними слоЯми атмосферы,  то  оно может случитьсЯ и  на озере,  были бы эти
слои достаточно плотны да чист горизонт.
     Ќо тут в  погранотрЯде начали строить вышку длЯ прыжков в  воду,  потом
приЯтели занЯлись отработкой стилЯ "кроль",  который у  них  не  ладилсЯ,  и
опыты были забыты,  но зеленый луч так и осталсЯ длЯ Ђлеши символом океана и
всего,  что свЯзано с  его простором.  € порой в закатный час,  когда солнце
медленно опускалось над краем степи, ровной, как само море, сладкаЯ, манЯщаЯ
тоска сжимала сердце Ђлеши.  Ћн  представлЯл себе это  же  солнце над  живым
простором океана,  и ему казалось,  что в первый же раз, когда он увидит его
там,   из  воды  навстречу  ему  блеснет  волшебный  зеленый  луч,   как  бы
подтверждаЯ,  что счастье, наконец, достигнуто, если он, Ђлеша, выбрал своим
жизненным путем желанный, манЯщий к себе океан...
     €  может быть,  эти видениЯ взЯли бы  верх,  если бы  следующее лето не
разъЯснило ему, чем же именно привлекает его к себе море.
     Џриехав  в  совхоз  на  каникулы,  Ђлеша  застал  отца  прихрамывающим.
Ћказалось,   что   "ђусалка",   некогда   топотавшаЯ  копытцами  в   домике,
чувствительно лЯгнула отца,  когда он прижигал сбитую ее спину. Ќога болела,
и  совхозный врач  посоветовал ‘ергею Џетровичу взЯть путевку в  ‘еченовский
институт физических методов лечениЯ в  ‘евастополе.  Ћтец сообщил об этом за
вечерним чаем матери и, хитро подмигнув, сказал, что неплохо было бы поехать
всем  вместе,  показать Ђлеше  по  дороге  Њоскву  и  дать  ему  возможность
посмотреть Љрым,  на  что  вполне  хватит недавно полученных премиальных.  “
Ђлеши захватило дух,  остановилось сердце,  и, забыв проглотить горЯчий чай,
он безмолвно поднЯл глаза на мать, ибо в столь важном семейном вопросе голос
ее был решающий. € мать, видЯ в глазах его трепетную мольбу, согласилась, не
подозреваЯ, что означает эта мольба и к чему она приведет.
     ‚се было как сон:  поезд, станции, новые лица, Њосква, ЉраснаЯ площадь,
Њавзолей,  не виданные никогда трамваи,  шум,  грохот, залитые светом улицы,
снова поезд,  полЯ,  леса, тоннели, Љрым, солнце... ‚се это смешалось, и все
было  где-то  в  тумане  памЯти.  ђеальностью осталось  одно:  —ерное  море,
огромное море,  настоЯщее соленое море, просторное, шумЯщее, благословенное,
долгожданное...
     Ћно ворвалось в сердце видением громадной бухты,  блеснувшей в вагонном
окне после какого-то  длинного тоннелЯ.  ’емнаЯ ее  синева лежала в  белых и
зеленых откосах скал, и не успел Ђлеша разглЯдеть, что за черточки и палочки
пестреют на мЯгком синем шелке воды,  как поезд повернул и бухта исчезла.  €
лишь  потом,  поднимаЯсь на  трамвайчике в  город  вдоль обрывистого ската и
рассматриваЯ бухту во  все  глаза,  Ђлеша понЯл,  что  черточки эти  и  были
военные корабли.
     € они стали центром его вниманиЯ все то времЯ, которое он провел в этом
городе флота и морЯ. —асами он просиживал на пристани с колоннадой, встречаЯ
и провожаЯ военные шлюпки и катера,  или торчал на Џриморском бульваре возле
ЏамЯтника затопленным кораблЯм,  жадно  всматриваЯсь в  близко  проходЯщие у
бонов крейсера,  миноносцы,  подлодки.  „еньги,  которые Ђнна  €ннокентьевна
давала ему на кино,  уходили на другое:  он брал в Яхтклубе байдарку и делал
на ней смотр кораблЯм,  стоЯщим на бочках в бухте.  ‡амираЯ от восторга,  он
медленно греб вдоль серо-голубых бортов линкора и крейсеров, останавливалсЯ,
положив мокрое,  теплое весло  на  голые  ноги,  и  прислушивалсЯ к  дудкам,
звонкам,  склЯнкам, горнам, к командам и песнЯм, влюбленно впиваЯсь взглЯдом
в  орудиЯ,  шлюпки и  мостики,  готовый обнЯть и  расцеловать каждую Якорную
цепь,  свисающую в  воду (если бы часовой у  гюйса позволил байдарке подойти
вплотную).
     Ђлеша  дорого дал  бы  за  то,  чтобы  хоть  одним глазком взглЯнуть на
таинственную жизнь за чистыми голубыми бортами,  и, покачиваЯсь на байдарке,
мечтал о чуде.  —удес было множество -  на выбор. Њог, например, вылететь из
иллюминатора подхваченный сквознЯком секретный пакет?  Ћн вылавливает его из
воды  и  доставлЯет командиру Њог,  скажем,  во  времЯ купаньЯ начать тонуть
краснофлотец? Ћн спасает его, кладет на байдарку и доставлЯет командиру. €ли
с бакштова отрываетсЯ шлюпка и ее несет в море,  -  он нагонЯет ее, берет на
буксир и  доставлЯет командиру.  „иверсант на  такой же байдарке мог вечером
подкрадыватьсЯ к  борту с  адской машиной?  Ћн задерживает его и  доставлЯет
командиру...  ‚се  чудеса  обЯзательно заканчивались стандартным свиданием с
командиром и  его вопросом:  что же  хочет Ђлеша в  награду?  ’ут он скромно
говорит,  что  ему ничего не  нужно,  кроме разрешениЯ осмотреть корабль или
(здесь даже в  мечтах Ђлеша сомневалсЯ,  не перехватил ли он) согласиЯ взЯть
его с собой на поход.
     Ќо  чудо  не  приходило,   а  дни  проходили,  и  пора  было  оставлЯть
‘евастополь.  € вдруг за пЯть дней до отъезда чудо -  невероЯтное и простое,
как всЯкое настоЯщее чудо, - само свалилось на голову.
     ‚  выходной день  Ђлеша сидел на  пристани на  своей любимой скамейке у
колонн.  ‡вучало радио,  светило солнце,  темной синевой лежала за ступенЯми
бухта,  и далекой мечтой виднелись там корабли.  Ћт них то и дело отваливали
баркасы и  катера:  был час праздничного увольнениЯ на берег.  Љраснофлотцы,
выскакиваЯ из  шлюпок,  мгновенно заполнЯли всю пристань,  потом взбегали по
ступенЯм и растекались по площади.  ‘верху,  от колоннады,  казалось,  что с
бухты  на  пристань  накатываетсЯ мерный  прибой:  ступени  то  исчезали под
бело-синей волной морЯков,  то поЯвлЯлись,  Яркие платьЯ девушек крутились в
этой  волне,  словно лепестки цветов,  подхваченные набегающим валом.  ‘коро
прибой кончилсЯ, а на краю пристани все еще пестрел букет платьев и ковбоек,
и Ђлеша понЯл, что это очереднаЯ экскурсиЯ на корабли, ожидающаЯ катер.
     Ћн  с  острой  завистью посмотрел на  шумную  группу  молодежи.  “жасно
все-таки быть неорганизованным одиночкой!..  Љакие-то девчонки,  которым что
зоосад,  что крейсер,  попадут сейчас на корабль,  а он... € увидев, что три
"девчонки",  устав дожидатьсЯ на солнцепеке,  побежали к его скамье,  встал,
собираЯсь уйти, как вдруг одна из них приветливо поздоровалась и назвала его
по имени. Ћн узнал в ней Џанечку, медицинскую сестру, ухаживавшую за отцом в
санатории.  Ћна заговорила с ним о скором отъезде,  стала спрашивать, все ли
успел он  в  ‘евастополе посмотреть,  но  тут их  перебил юноша в  ковбойке,
подошедший со  списком в  руках.  Ћн  спросил,  не  видели ли  они какого-то
Џетьку.  „евушки сказали,  что Џетька, верно, проспал по случаю выходного, и
Ђлеша,  не сдержавшись,  буркнул, что такого Џетьку мало за это расстрелЯть.
„евушки  расхохотались,   юноша  удивленно  на  него  посмотрел,  а  Џанечка
объЯснила,  что  это  Ђлеша ђешетников,  пионер с  ЂлтаЯ.  ћноша в  ковбойке
оказалсЯ работником горкома комсомола,  и  с  ним  можно  было  говорить как
мужчина с  мужчиной.  Ђлеша отвел его  в  сторонку и  выложил ему  всю  душу
(проделав это,  впрочем,  в крайне быстрых темпах,  ибо катер с крейсера уже
приближалсЯ).  ’от ответил,  что лишнего человека он взЯть не может,  но что
если Џетька опоздает...
     Џетька опоздал - и чудо свершилось.
     ‚  комнатку,  которую  они  с  матерью снимали возле  санаториЯ,  Ђлеша
вернулсЯ  к  вечеру  в  таком  самозабвенном  открытом  восторге,  что  мать
спросила, что такое случилось. € Ђлеша тут же честно призналсЯ ей во всем: и
в дружбе с ‚аськой,  и в походах по озеру,  и в любви своей к морю, и в том,
что  теперь,  побывав на  крейсере и  пощупав своими руками орудиЯ,  он  уже
окончательно,  твердо, бесповоротно понЯл, что после школы ему одна дорога -
в  училище ”рунзе.  Њать заплакала и  заговорила о  том,  что на море тонут.
Ђлеша засмеЯлсЯ,  обнЯл ее поласковее и сел рЯдом с нею. Ћни провели один из
тех вечеров,  которые так драгоценны в дружбе матери с взрослеющим сыном,  -
вечер  откровенностей,  душевных признаний,  слез,  сожалений,  готовности к
взаимным жертвам,  -  и  Ђнна  €ннокентьевна обещала ему  не  мешать  в  его
разговоре с отцом.
     ђазговор этот Ђлеша отложил до возвращениЯ в  совхоз:  нельзЯ же было в
вагоне,  при чужих людЯх,  говорить о том,  что переполнЯло сердце. € только
там,  на  Ђлтае,  повидавшись сперва с  ‚аськой и  доведЯ себЯ  рассказами о
‘евастополе и  о  крейсере до последнего накала,  Ђлеша решилсЯ поговорить с
отцом.  Ќо все времЯ что-то мешало:  то у отца было неподходЯщее настроение,
то  сам Ђлеша чувствовал себЯ "не в  форме" длЯ такого серьезного разговора,
то колебалсЯ говорить наедине или привлечь в  союзники мать.  € разговор все
откладывалсЯ и  откладывалсЯ,  пока не  возник сам собой в  тот день,  когда
отец,   отправлЯЯсь  на  горный  выпас  совхозного  стада,  предложил  Ђлеше
прокатитьсЯ с ним верхом.
     Ќа втором часу пути степь перешла в  лесистое взгорье.  ‚се выше и гуще
становились пихты,  ели, сосны, и наконец всадники въехали в старый сосновый
бор.  ‘ухой зной степи сменилсЯ свежей прохладой, и притомившиесЯ кони пошли
бок о  бок медленным шагом,  осторожно ступаЯ по мЯгкому и  скользкому ковру
прошлогодней хвои, желтевшей у подножий мощных колонн. ‚еличественнаЯ тишина
стоЯла под  высоким сводом ветвей,  и  после ослеплЯющего простора степи все
здесь казалось погруженным в полумрак. ‹ишь порой проникавший сюда солнечный
луч,  узкий и  Яркий,  вырывал из  него муравейник в  глубокой впадине между
корнЯми, поросший мхом пень с лужицей застоЯвшейсЯ в нем коричневой воды или
блестел на крупных каплЯх Янтарной смолы, стекающей по стволу, - и все, чего
касалось  солнце,  вдруг  обретало  краски  и  объем,  кидалось  в  глаза  и
задерживало на себе взглЯд. Ђлеша, покачиваЯсь в седле, долго любовалсЯ этой
игрой света молча и вдруг усмехнулсЯ. Ћтец взглЯнул на него сбоку.
     - ’ы чему?
     - ЊыслЯм...
     - Ђ именно?
     - ’ак  их  разве  расскажешь?  -  засмеЯлсЯ Ђлеша  и  повернул  к  отцу
оживленное лицо.  -  Ќу вот у тебЯ бывает так, что все вдруг сразу понЯтно и
Ясно?  Ѓудто как сейчас:  ударило солнце в  муравейник -  он и  виден,  а не
ударило бы - так и проедешь мимо...
     - —тобы все понЯтно,  этого не бывало,  - улыбнулсЯ отец, - а кой о чем
догадыватьсЯ случалось... ’олько, конечно, не вдруг.
     - Ќет,  именно  вдруг,  -  упрЯмо  повторил Ђлеша,  -  именно  вдруг...
ЊучилсЯ-мучилсЯ человек,  думал-думал,  колебалсЯ,  не знал, как решить... €
вдруг - раз! - и открылось... € оказываетсЯ, все очень просто... Ђ главное -
Ясно!  ’ак Ясно,  так легко,  что прЯмо кричать хочетсЯ! - € он в самом деле
закричал звонко и счастливо.
     Љонь  под  ним  шарахнулсЯ,   и  ‘ергей  Џетрович,   сдерживаЯ  своего,
засмеЯлсЯ,  любуЯсь сыном:  такое откровенное счастье было на  его загорелом
лице,  так  блестели глаза  и  такаЯ решимость была  во  всем  его  тонком и
хрупком,  еще не сложившемсЯ теле,  наклонившемсЯ в седле, что казалось, дай
только волю -  и  ударит Ђлеша конЯ и умчитсЯ к видимой ему одному далекой и
прекрасной цели, только что открывшейсЯ длЯ него, не понимаЯ, что цель эта -
просто юношескаЯ мечта,  привидевшаЯсЯ в горЯчке воображениЯ, мираж, который
растает в  воздухе,  едва заведет человека в  пустыню,  где  тот долго будет
оглЯдыватьсЯ и искать, что же так прекрасно и сильно манило его к себе и что
завлекло его сюда...  ‘ергей Џетрович любил в сыне эту способность мгновенно
загоратьсЯ,  по в  глубине души считал ее опасной чертой характера,  могущей
быть причиной многих жизненных ошибок.
     - ќк  тебЯ надирает!  -  сказал ‘ергей Џетрович,  все  еще улыбаЯсь.  -
‘частливый у тебЯ возраст...  Ќу ладно, как говоритсЯ, "простим горЯчке юных
лет и юный жар и юный бред"... ’олько имей в виду: такому наитию, брат, грош
цена. ђешение должно в самом человеке созреть, а не с неба свалитьсЯ.
     - „а ты не понимаешь!  -  досадливо отмахнулсЯ Ђлеша.  - џ и не говорю,
что с  неба.  Љонечно,  человек перед этим долго думал и  мучилсЯ,  а тут...
‘качок, понимаешь? - добавил он важно. - Џереход количества в качество...
     - ‚он что!  ’огда понЯтно,  - так же важно ответил отец. - € какой же в
тебе произошел скачок?
     Ћн  спросил совершенно серьезным тоном,  но  в  глазах его Ђлеша увидел
искорки смеха,  и  это  его  подхлестнуло:  неужели отец все еще считает его
мальчиком, неспособным к раздумьЯм, колебаниЯм и решениЯм?! € неожиданно длЯ
самого себЯ Ђлеша заговорил о  том,  что  "открылось" ему  в  ‘евастополе на
палубе крейсера.
     ‘ергей Џетрович слушал его,  не прерываЯ и  даже не поворачиваЯ к  нему
лица. Ћпустив голову и глЯдЯ прЯмо перед собой меж прЯдающими ушами конЯ, он
молча  следил  за  тем  внезапным потоком слов,  который вырвалсЯ наконец из
самого  сердца  Ђлеши.   ќто  были  удивительные  слова  мечты  и   надежды,
исполненные юношеской горЯчности и одержимости, целаЯ поэма о море, кораблЯх
и  орудиЯх,   развернутый  трактат  о  воинском  долге  мужчины,   страстное
исповедание веры в  свое призвание.  Ђлеша говорил негромко и  взволнованно,
устремив  взглЯд  в  полумрак  бора,  будто  видел  в  нем  мерещившиесЯ ему
просторы. €, только выложив все и закончив тем, что жизненный путь избран им
навсегда и что путь этот - военный флот, Ђлеша повернулсЯ к отцу.
     €  тогда  остраЯ  жалость  стиснула его  сердце:  у  ‘ергеЯ  Џетровича,
ссутулившегосЯ в  седле,  был  совсем несчастный вид.  Њинуты две  они ехали
молча,  только легкий треск сухих игл  под  копытами,  пофыркивание коней да
позвЯкивание стремЯн нарушали тишину леса.  Ђлеша  проклинал в  душе  и  эту
тишину,  настроившую его на откровенность,  и солнечные пЯтна, напомнившие о
прекрасном и  легком чувстве там,  на  палубе крейсера,  когда ему вдруг все
"открылось".  Ћживление его как рукой снЯло,  и он ехал,  молчаливо мучаЯсь:
зрЯ завел он  этот разговор,  все отлично обошлось бы как-нибудь само собой,
со временем,  и  не было бы у отца этого убитого вида,  который хуже всЯкого
гнева и крика...  Ђлеша уже готов был сказать какие-то ласковые слова, чтобы
поддержать отца,  который,  несомненно, очень тЯжело переживает эту новость,
когда тот, по-прежнему глЯдЯ между ушами конЯ, негромко сказал:
     - ’ак, брат... ‚ыходит, ты и в самом деле вырос... ђановато, конечно, в
пЯтнадцать лет всю свою судьбу решать, но против рожна, видно, не попрешь...
‡начит, реши