было всЯких мирских мерзостей, так он еще задумал отнЯть у нас митрополита. „а мы ему дорогу всю палками "загатым", а своего митрополита не отпустим! Ќаша митрополиЯ перваЯ на всей ђуси. —то ж он хочет киевские свЯтыни без митрополита оставить? ЌельзЯ нам у чужих митрополитов в послушании быть. –арьградский патриарх один отец наш, его и послушаем. €звестие это вызвало целую бурю в сердце ‘ыча. ђазговор перешел на современные темы, на низкие происки гетмана Ѓруховецкого, на ненависть к нему народа, на то, что пора бы "розирваний “крайни злучытысЯ на викы". Џотом ‘ыч передал о. ѓригорию странное и чудесное поЯвление Њазепы. - „а с чего бы это они его так замучили, ограбить хотели, что ли? - Љакое! €з слов его Я понЯл, - закачал таинственно головой ‘ыч, - что как будто это дело из-за пани какой-то вышло, жены, что ли, того пана. - ‚от оно что, - протЯнул свЯщенник, - ну, а как думаешь, выходишь? - Љак ѓосподь милосердный даст... •отел вас просить, панотче, молитву над ним прочитать. - —то ж, это можно хоть "зараз", - согласилсЯ свЯщенник. VII ‘обеседники поднЯлись и направились к хате. Ћни застали ѓалину у изголовьЯ больного. “сталаЯ, измученнаЯ своим тревожным состоЯнием, она задремала, сидЯ над больным, и только тогда открыла глаза, когда ‘ыч ласково дотронулсЯ до ее плеча. Џри виде о. ѓригориЯ ѓалина смешалась. ‘ыч подвел ее под благословение к батюшке и затем сказал: "Џоищи, дытыно, бабу и Ћрысю, пусть приготовЯт все , что нужно, да идут сюда: панотец отслужит над ним акафист с водосвЯтием, - может, ѓосподь ему сил прибавит". ѓалина выбежала из хаты; она обошла двор, пекарню, клуню и нигде не нашла Ћрысю; но, проходЯ через садик, она вдруг наткнулась на странную картину: под густой вишней стоЯла ЋрысЯ, только не одна, а обнЯвшись с высоким, статным, "чернЯвым" казаком; они о чем-то, видимо, говорили, но при виде ѓалины вдруг замолчали и сразу же отскочили друг от друга, а ЋрысЯ покраснела всЯ, как маковка. ѓалина изумилась: чем могла она испугать так Ћрысю и высокого казака? ЏодойдЯ к Ћрысе, она приветливо поклонилась казаку и попросила Ћрысю скорее к батюшке. „орогой она спросила у Ћрыси небрежно: - ќто брат твой? Џри этих словах ЋрысЯ покраснела еще больше. - Ќет, - произнесла она, опускаЯ глаза, - это казак из нашего села, Ћстап ѓлевченко. - Ђ-а! - протЯнула ѓалина, - ты его так любишь? ‚сЯ краснаЯ и смущеннаЯ, ЋрысЯ с изумлением взглЯнула в лицо своей подруги; но ѓалина, по-видимому, не понимала ее смущеньЯ. - Ќу, да, Я подумала, что ты его любишь, - поЯснила она свою мысль, - потому, что ты так обнимала его! - ѓалинко, сестрычко моЯ! - вскрикнула ЋрысЯ, бросаЯсь к ней с восторгом на шею, - не проболтайсЯ только никому о том, что ты видела, что ты знаешь! - Ќет, нет! ’олько что ж ты боишьсЯ? ђазве любить грех? - „ытыночка моЯ роднаЯ! - поцеловала ее еще горЯчее ЋрысЯ, - не грех, нет... Ђ только подожди, все ты узнаешь... Ѓатюшка отслужил акафист и освЯтил воду над головой больного; все усердно молились о ниспослании ему сил и здоровьЯ. Љ вечеру действительно больному сделалось словно немного лучше, припадок "огневыци" был значительно тише, больной не срывалсЯ с постели, а только стонал и сбрасывал рЯдно. Ћтец ѓригорий кроме того освЯтил и на хуторе воду, исповедал всех и причастил, он всегда, приезжаЯ сюда, брал с собой запасные дары. Џри отъезде он повторил еще раз ‘ычу: - ’ы смотри, любый мой дЯче, дочку привези к нам в село, не годитсЯ, чтобы дивчина дома Ѓожьего до сей поры не видала, да и одичает она у тебЯ совсем! - Ѓоюсь Я, панотче, ну, да если вы говорите, ваша волЯ, - согласилсЯ ‘ыч. Џрошел еще день после отъезда редких гостей, припадки больного делались все легче и слабее. “ ‘ыча начинала пробуждатьсЯ надежда. - ‚от оно что значит ѓосподнЯ молитва! - повторЯл он, окидываЯ всех победоносным взглЯдом. Ћднажды вечером, осматриваЯ тело больного, ‘ыч позвал вдруг ѓалю громким и радостным голосом. - Ђ что там, диду? - подбежала к нему ѓалЯ. - ‘мотри, смотри-ка, дытыно, - показал он ей обнаженную руку больного, - видишь вот эти пЯтна, помнишь, какие они красные были, а теперь посмотри! ЏЯтна действительно из Ярко-красных стали бледно-розовыми, а в некоторых местах и совсем исчезли. - ’ак-то, так-то оно бывает! - повторЯл ‘ыч, подымаЯ и осматриваЯ руку больного, и вдруг крикнул уже совсем весело, - ге, ге, ге! „а этак мы через "тыждень" гопака садить будем! ‘мотри, ѓалина, - указал он девчине на большие гнойные нарывы, образовавшиесЯ у больного под мышками, - вот как оно прорвет все, да как вытЯнет сюда всю "погань" из его тела, так уж совсем здоров будет. Џредсказание ‘ыча сбылось. ‘ каждым днем больному становилось все лучше и лучше. "ЋгневыцЯ" его совсем прошла; он уже несколько раз открывал глаза, но казалось, не мог еще ничего сообразить. ‘ердце ѓали готово было вырватьсЯ из груди от радости при каждом его движении, при каждом вздохе, при каждом проЯвлении пробуждающейсЯ жизни. Ќаступило уже второе воскресение, после водворениЯ Њазепы на диком хуторе. Ѓыло Ясное, летнее утро. Џообедавши рано, и баба, и работники улеглись по случаю праздничного днЯ спать, кто в клуне, кто в саду. ‚ хате были только ‘ыч и ѓалина. ‘ыч сидел у окна с …вангелием в руках, разбираЯ с большим трудом по слогам крупные буквы. ѓалина молчала, прислушиваЯсь к непонЯтным длЯ нее звукам. ‚друг в хате раздалсЯ чей-то слабый, неизвестный голос: "ѓде Я?" ‘ыч отложил книгу. ѓалина вздрогнула и занемела: этого голоса она еще не слыхала никогда, это был голос выздоравливающего. - ѓде Я? - повторил снова слабый, тихий голос. ‘ыч сделал знак ѓалине, чтоб она не трогалась с места, подошел тихо к больному и произнес, стараЯсь как можно больше смЯгчить свой голос: - Ќа хуторе, у добрых людей. - —то со мною? - продолжал снова больной. - ’ы был болен, тебе надо лежать тихо, чтоб скорей поправитьсЯ. - Љак Я попал сюда? - “знаешь, друже, потом, а теперь молчи, нельзЯ тебе говорить. ѓосподь милосердный поправил тебЯ, вот заснешь, окрепнешь еще, тогда все расскажу. - •орошо, - произнес усталым голосом больной, - Я засну. - Ћн закрыл глаза. ‘ыч хотел уже отойти в сторону, как вдруг веки больного снова поднЯлись. - џ засну, старик, - произнес он с трудом, - только ты скажи мне одно, когда Я лежал здесь, сидел ли у моего изголовьЯ светлый ангел, или это мне пригрезилось во сне? - •а-ха-ха! - засмеЯлсЯ ‘ыч. - ѓде нам, грешным, с ангелами знатьсЯ! ќто, верно, внучка моЯ была... ѓалина! - окликнул он девчину, - поди-ка сюда. Љак ни ждала выздоровлениЯ больного ѓалина, но теперь какаЯ-то непонЯтнаЯ робость охватила ее. Ћпустивши глаза, несмело подошла она к ‘ычу и с замиранием сердца поднЯла глаза на больного. Џо лицу Њазепы разлилась слабаЯ краска. - Ђнгел, ангел Ѓожий! - вскрикнул он с восторгом, протЯгиваЯ к ней руки, но здесь силы оставили его, глаза его закрылись, а голова в изнеможении упала на подушки. Ћбморок больного испугал было ѓалину; ей показалось, что с ним начинаетсЯ снова страшный припадок, но дед успокоил ее. - Ќет, нет, дытынко, - произнес он тихо, укладываЯ и укрываЯ больного, - не бойсЯ, теперь уже все на лад пойдет, будет он силами наливатьсЯ, как молодаЯ почка на деревце. „ействительно (этого днЯ выздоровленье больного начало подвигатьсЯ быстро вперед. Ћднако слабость его была еще так сильна, что он утомлЯлсЯ от самого короткого разговора, да дед ему и не позволЯл много говорить. - ‘пи, спи только, - повторЯл он ему, - да ешь добре, а потом уж "набалакаємосЯ". Ќо больной и не нуждалсЯ в этом приглашении: он спал почти целые дни, просыпаЯсь только длЯ того, чтобы съесть приготовленную ему пищу. ЋткрываЯ глаза, он сейчас же искал взглЯдом ѓалину и, при виде ее, лицо его проЯснЯлось. Љак ребенок, съедал он пищу, которую она подавала ему, и, утомленный этой ничтожной затратой сил, опускалсЯ на подушки и закрывал глаза. - ‚идишь, дытыно, вот когда он, светлый сон, пришел, - говорил ѓалине дед, указываЯ на бледное, но спокойное лицо больного, на устах которого, казалось, бродила во сне какаЯ-то тихаЯ, светлаЯ улыбка. Њало-помалу взбаламученнаЯ жизнь на хуторе принЯла свое обычное теченье. “бедившись в полной безопасности больного, ‘ыч начал по-прежнему уходить с рабочими в поле, оставлЯЯ больного на попечение бабы и ѓалины. ’ак как сидеть подле него неотлучно не представлЯлось уже теперь надобности, то и ѓалина мало-помалу возвратилась к своим обычным занЯтиЯм: то она кормила своих забытых друзей - кур, уток и белых и серых голубей, сбегавшихсЯ и слетавшихсЯ при ее поЯвлении отовсюду, то поила теплым пойлом свою любимую корову ‹ыску, остававшуюсЯ теперь с маленьким теленком дома. Џри поЯвлении ѓалины во дворе с большой миской в руках, - все устремлЯлось к ней навстречу. ђадостный вой, визг и гоготанье раздавались со всех сторон двора, куры сбегались с громким кудахтаньем, утки торопились, переваливаЯсь поспешно с одной ножки на другую, голуби, восседавшие на клунЯх, слетались и окружали ее, усаживались ей на плечи, несмело выхватывали зерна из самой миски, собаки с радостным лаем прыгали вокруг, небольшие, черные, косолапые щенки с пискливым визгом цеплЯлись ей за ноги, настойчиво требуЯ, чтобы она взЯла их на руки, а из-под навеса раздавалсЯ протЯжный рев ‹ыски, напоминавшей ѓалине о своем существовании. ЋкруженнаЯ этими любЯщими, ждущими ласки рабами, ѓалина чувствовала себЯ королевой. ђаздаваЯ всем пищу, она строго наблюдала, чтобы всЯкий получал свою долю, особенно приходилось ей отбиватьсЯ от голубей, окружавших ее целой тучей. - ’ише, тише вы, прожоры! - отмахивалась она сверкающим на солнце расшитым рукавом своей сорочки, - всем хватит, никого не забуду! Ќо маленькие, серые воришки не слушали ее. Ђ когда, осажденнаЯ своими друзьЯми, ѓалина оглЯдывалась на окно хатки и замечала на себе пристальный взглЯд больного, она сейчас же оставлЯла их и подбегала к нему, и спрашивала, не нужно ли ему чего? - Ќет. дивчино, - отвечал он слабым голосом, - мне так хорошо смотреть на тебЯ! ‚прочем и куры, и голуби, и сама ласковаЯ ‹ыска не привлекали уже теперь ѓалину так, как прежде: большую часть времени она любила проводить на "прызьби" у окна больного с тонкой мережкой в руках. Ќесколько раз больной порывалсЯ заговорить с нею, но ѓалина терЯлась, конфузилась и под каким-нибудь предлогом выходила сейчас же из хаты. Џрошла неделЯ. Ћднажды утром ‘ыч вошел в хату с высокой кружкой в руках и застал больного бодро сидЯщим на лавке. - Ћто, сынку, - вскрикнул весело ‘ыч, - ты, как Я вижу, совсем у нас молодец' ‚от только пей молочка побольше, да ешь по-запорожски, да это вот зелье, что Я принес тебе, употреблЯй почаще, так мы эту проклЯтую хворобу через три днЯ в шею выгоним. - ‘пасибо, спасибо, - улыбнулсЯ больной, следЯ за энергичными движениЯми чубатого старика, - а вот что хотел Я вас попросить, диду: нельзЯ ли мне "пидголыты" каким способом, вот это, - указал он на свои густо заросшие во времЯ болезни щеки и подбородок. - Њожно, можно! €шь ты чего заманулосЯ! - вскрикнул шумно ‘ыч. - Ќу, значит уже здоров, так, пожалуй, скоро и на конЯ запросишьсЯ, ей-Ѓогу! ‘ этими словами ‘ыч открыл "скрыню", достал оттуда остро отточенный конец сабли и приступил к операции. —ерез полчаса больной лежал уже чисто-начисто выбритый, в белой сорочке, с красной ленточкой у ворота, прикрепленной к рубашке ѓалиной. - ”у ты, пожри менЯ огнь серный! —то значит молодое дело! - вскрикнул ‘ыч, отступаЯ от больного и невольно любуЯсь им. - ‚от только выбрил, а он тебе сразу и помолодел, и похорошел, словно месЯц молодой, что дождем обмылсЯ; а тут, - указал он на свои щеки, - хоть всю шкуру сдери, ничего не выйдет!.. Ќу, а теперь изволь-ка выпить этого меду, - пододвинул ему ‘ыч глинЯную кружку. - Њного уже ему лет, почитай вдвое больше, чем ѓалине, Я его длЯ дорогих гостей берег, да вот велел теперь внучке, чтоб она тебе каждый день эту кружку наливала, и ты чтоб выпивал всю до дна. „а пей, не бойсЯ! - ободрЯл он больного, заметивши, что тот выпил всего два глотка, - мед ведь головы не трогает, только ноги, а они теперь у тебЯ "ледачи", так же служат, как бабе коса! - Ќет, спасибо, - ответил больной, опускаЯ кружку на скамью, - за все спасибо, уж столько вы мне сделали... не знаю, удастсЯ ли и отблагодарить когда. - Љакие там благодарности! - пробурчал ‘ыч, отворачиваЯсь в сторону, - нашел о чем говорить! - Ќет, нет, человече добрый, - возразил горЯчо больной, - до самой смерти вашу ласку помнить буду. ‚ы менЯ от самой лютой смерти спасли, только как, каким образом, до сих пор не разберу и не знаю! - „а так, очень просто: сидели мы тут, а приехали ко мне •аненко, да ѓулЯницкий, да Џалий еще был с ними, такой казарлюга ловкий да горЯчий, словно огонь!.. „а еще Ѓогун. - Ѓогун? - изумилсЯ больной, - полковник гетмана Ѓогдана? - Ќу да, и побратим моего покойного зЯтЯ. ’ак вот сидим мы в саду, только слышим у речки вдруг что-то шлепнулось с размаха в воду, словно большой сом вскинулсЯ... € ‘ыч рассказал подробно больному о том, как они нашли его привЯзанным к лошади без чувств, без дыханиЯ. Љак он пролежал долго, почти при смерти, и как, наконец, пришел в первый раз в себЯ. Ѓольной слушал этот рассказ с хмурым, угрюмым лицом: последний, видимо, пробудил в нем какие-то мучительные воспоминаньЯ. VIII - „а где же Я теперь? - спросил больной изумленно, когда ‘ыч замолчал. - Ќа хуторе, у менЯ. - Ђ хутор ваш где, старче Ѓожий? - ѓе-ге! ‚ самой дикой степи. - ‚ дикой степи? - даже приподнЯлсЯ на локте больной, - да ведь это значит от Ѓелой –еркви... - „нЯ четыре, а то и пЯть езды, не меньше, если жалеть хоть трохи скотину; только ты, сынку, кажетсЯ, об этом не думал, - перебил его, улыбаЯсь, ‘ыч. Ќо больной не заметил его шутки. - „нЯ четыре, не меньше, - проговорил он в раздумье, - что ж, это значит, ваш хутор почти у самого ‡апорожьЯ? - Џочти не почти, а за день до „непра, а за другой до •ортицы лодкой доехать можно. € туда, как говорЯт люди, - далеко, и сюда не близко. ‚идишь ли, хутор мой затерЯлсЯ в этой степи, как "волошка" в жите. Људа ни кинь, все далеко; если ты начнешь его нарочно искать, никогда не найдешь! ќто Я сам такое место выбрал, чтоб ни лЯх, ни москаль, ни татарин менЯ не трогали и не знали: Я сам себе и пан, и гетман! - „а кто же вы такой сами, диду любый? ‘кажите мне i хоть, как звать вас, как величать, чтобы знал, за кого молитьсЯ ѓосподу милосердному? - Ќу, прозвище мое не от панского колена идет, - ‘ычом зовут люди, Я из казацкого герба "ыбай-головы". •а, xa! ’ы, может, не слыхал о таком гербе, - есть, есть, ей-Ѓогу, его установил наш батько "зайшлый" Ѓогдан. - Ѓогдан •мельницкий? ‚ы служили при нем? - ‚ его собственной —игиринской сотне. Њы с ним, видишь ли, соседи были. ќх, золотое было у него сердце, царствие ему небесное! †аловал и менЯ, и дочку мою, покойную Ћксану. Љогда Я из ‡олотарева на ‘ечь бежал, - вышла там одна такаЯ закарлючка, - взЯл он ее, дочку мою, мать вот этой ѓалины, внучки моей, к себе в дом, как свою родную, и воспитал, да за своего же названного сына, полковника Њорозенка, и замуж выдал. - ‡а полковника Њорозенка, за того славного Њорозенка, о котором поют песни "по оба пол" „непра? - вскрикнул в изумлении больной. - „а, за того самого, он еще, гетман наш "зайшлый", и крестным отцом у ѓалины был. - ’ак, значит, ѓалина дочь славного Њорозенка и тут одна в дикой степи на хуторе... Ѓез всЯкого "цвеченьЯ"! - заговорил взволнованно больной и вдруг сразу оборвал свою речь. Ќаступила маленькаЯ пауза. - „ивишьсЯ ты тому, что внучка моЯ здесь без всЯкого "цвеченьЯ" на хуторе растет, - заговорил ‘ыч угрюмо. - —то ж, и сам Я об этом думал, только размышлЯю себе так: ѓосподу Ѓогу лучше всего простотой угодить можно, а не злохитрой, латинской, дьЯвольской наукой. Ќаукою ум искусишь, а душу погубишь. Љак умерли ее "батькы", осталась она у менЯ маленькой сиротой на руках; взЯл Я, продал все и отправилсЯ с нею в "дыки полЯ": думаю, и ее душу уберегу, и сам уйду от зла, ибо сказано: "блажен муж, иже не иде на совет нечестивых", потому что там в городах, - такое поднЯлось после смерти батька Ѓогдана, что и не разберешь, ей Ѓогу, кто гетман, кто прав, кто виноват. Ђ Я уж стар стал, саблей служить не могу, да и разумом своим не больно "метыкую", ну, подумал: "уйди, лучше, ‘ыче, от злаЯ и сотворишь благаЯ", Ox, ox, ox! € все поднЯлось с тех пор, как не стало его, гетмана нашего, славного Ѓогдана •мельницкого! - ‘ыч глубоко вздохнул и опустил голову на грудь. - „а, да, - произнес задумчиво больной, - крепко его рука держала булаву, из такой руки не пришло бы никому и на ум вырывать ее, а как досталась она ћрасю •мельницкому, ну и пошла скакать, словно детский мЯч, не одного и по голове задела. „лЯ гетманской булавы одной отваги мало, надо крепкую руку и светлый разум! ’еперь уже не те часы, чтобы только бить, да "на капусту локшыть", надо уметь свой челнок и между скал и порогов провесть; в полую-то воду можно и напрЯмик, а когда вода спадет - зорко смотри, да выбирай хоть извилистый, да верный путь... - Ќу, да и ловко ж ты говоришь, сыну, вот, ей-Ѓогу, словно батько наш покойный Ѓогдан; говорит себе да говорит старшина, слушаешь и ничего не разбираешь, а он тебе одно слово скажет, так ровно перед глазами все тебе намалюет. - „а. гетман был великий муж. зело искушенный и в науках, и в брани. Љак закрою глаза, так вот словно живого его вижу. - € больной действительно закрыл глаза, словно хотел вызвать перед собой какой-то далекий образ. - Ђ ты разве видел его? - изумилсЯ ‘ыч. - „а, давно, Я еще тогда совсем молодым хлопцем был, даже губа верхнЯЯ не чернела; училсЯ Я тогда в Љиевской Ѓратской академии, а когда гетман после ‡боровского мира въезжал в Љиев, так нас у ворот ‘офийских поставили и мы ему виршу торжественную пропели, он еще менЯ особо отличил, Я ему слово на "вступ на трон Љиево-‚ладимирский" прочитал. - •е-хе! ‡начит, пожалуй, и Я тебЯ тогда видел... €шь ты, какое дело! Ђ мог ли подумать, что вот как приведетсЯ встретитьсЯ снова. ‚оистину пути ѓосподни! Ќу, а позволь же теперь, не во гнев тебе, казаче, спросить, как же тебЯ звать, величать? - ЊенЯ зовут €ваном Њазепой, Я сын ‘тепана Њазепы, подчашего —ерниговского, из села Њазепинец. - Њазепа! ‚от кого привел Ѓог в своей хате витать! - вскрикнул радостно ‘ыч. - ’ы как-то в бреду произнес... ќге! ’ак вот про кого говорил •аненко. Љак же, знаю, знаю, и батька твоего знавал, и Њазепинцы знаю! ќто недалеко от Ѓелой –еркви, хорошее место. ’ак, так! Ћттуда и батько твой приезжал к гетману, когда мы там табором стоЯли. ќх, "запальный" был! ‚се не хотел к Њоскве прилучатьсЯ, с ‚ыговским был за одно... Ќаш был и телом и душой, от казаков не отступал, нет! - Њой дед, отец отца моего, вместе с ‹абодой, с Ќаливайком да с Љосинским, за волю нашу билсЯ и казнен был лЯхами в ‚аршаве. Ќаш род от кнЯзей Ѓулыч-Љурцевичей идет, - произнес с некоторой гордостью Њазепа, - но никто из нас не изменЯл до сих пор, подобно кнЯзьЯм ‚ишневецким, ни вере своей, ни воле казацкой. - —то ты, ѓосподь с тобой! Ќашел себЯ с кем сравнивать? - даже отшатнулсЯ от Њазепы ‘ыч. - Њазеп всЯк знает. € отца твоего, и деда! ‘разу ты нам, Љазаче, полюбилсЯ, а теперь, когда узнал Я, что ты хоть родовытый, да наш и душой, и сердцем, так будем мы уже тебЯ, как око, беречь, - вот что! - ‘пасибо, спасибо, - улыбнулсЯ больной на шумный восторг ‘ыча, - а что "родовытый", это не беда, если бы все наши "родовыти" к нам прилучились, не дошли бы мы, может быть, до такой беды. - Ќу, это кто его знает, - произнес уклончиво ‘ыч, - вот и наша старшина, говорЯт, начинает облагать кой-где народ повинностЯми. - Ђ гетман на что? ѓетман на то и выбираетсЯ, чтоб всюду лад давать. - ’ак-то оно так, - произнес задумчиво ‘ыч. - Ќу, постой, а: ты ж где теперь служишь? “ Ѓруховецкого или у „орошенко? - Ќи тут ни там покуда. ‚идите ли, когда окончил Я курс в Ѓратской академии, тогда, - да вы это верно сами знаете, - гетман Ѓогдан отправлЯл в ‚аршаву знатнейших юношей, чтобы служили при короле, так было сказано в мировых "пактах", выбрали и менЯ. ’ак Я окончил у иезуитов философию, а потом послал менЯ король еще на три года в чужие земли, чтобы Я еще и там поучилсЯ. - ѓе, ге! ‚ысоко ты занессЯ разумом! ‡начит, как говорЯт люди, и "друкованый", и "письменный". - Џомог ѓосподь. - Ќу и что ж, осталсЯ служить при короле? - ‘лужил, пока верил, что король нам добра желает, что с лЯхами еще можно в "добрий злагоди" жить, а как увидел Я, что не думают они нам никаких прав давать, что права пишутсЯ только в "пактах", чтоб заманить нас ими, да вернуть назад оторванные земли, а в душе-то они нас за "быдло", за хлопов, за рабов своих по-прежнему почитают; а наипаче, когда увидел Я, как во времЯ похода королЯ на левый берег расправлЯлись королевские войска, с помощью этого лЯдского прислужника, этого лЯдского ’етери, с нашим православным народом, - вскрикнул горЯчо Њазепа и глаза его засверкали, а на щеках вспыхнул слабый румЯнец, - о, когда Я все это увидел и уразумел, что в них, в этих золоченых гербах, нет ни силы, ни прежней доблести, а только злоба и презрение к нам, что они стараютсЯ только обессилить нас, чтобы опЯть обратить в своих рабов, - Я не говорю о простых людЯх лЯхах, о мазурах: они тут ни при чем, - о, тогда Я поклЯлсЯ навсегда оставить их, Я поклЯлсЯ отрубить себе эту правую руку, если она подпишет какой-нибудь договор с лЯхами! - „обре, казаче, добре! - вскрикнул восторженно ‘ыч. - Џравдивое твое слово. ‘ лЯхами нам никогда не ужитьсЯ! Џускай себе тот "мальованый" •аненко что хочет говорит, а Я свое старое твержу: никто из нас того не забудет, что лЯхи "батькив" наших в Ярмо запрЯгали! - „а, - продолжал возбужденно Њазепа, - только тот может понЯть их, кто жил с ними вот так, день за днем, как Я, перед кем они не скрывали своих мыслей, кто сам по себе испытал их вольности и права! - „а годи, годи, не вспоминай старого, "цур йому и пек", - попробовал остановить Њазепу ‘ыч. - ‹учше скажи, что же ты думаешь дальше? Љ кому пойдешь? - Џока еще не знаю. ‚ернулсЯ на “краину, чтобы служить ей головой, рукой и сердцем; вижу уже много горЯ, а куда повернуть, еще не знаю; думаю присмотретьсЯ да разузнать все, где будет счастье отчизны, - там буду и Я. - ќх, сынку! „а и любо ж мне слушать тебЯ, вот словно сам оживаю и молодею! Ќе напрасно, видно, тебЯ ѓосподь спас от такой лютой смерти, может, от тебЯ и спасенье нам всем будет. Ќу, только, обожди: ишь, как раскраснелсЯ весь, - посмотрел он неодобрительно на вспыхнувшие щеки больного, на его гневно сжатые губы. - ’ы теперь успокойсЯ, засни. „а не вспоминай старого, говорю тебе. ‚от Я сейчас бабу и ѓалину потороплю, чтобы поскорее борщ готовили, а ты засни тем временем, да и Я пойду, пока что, под "клунею" прилЯгу, на свежем сене, лучше, чем твой магнат на перине! ‘ыч встал, оправил подушки больного и вышел из светлицы, старательно притворив за собою дверь. ‚ хате стало тихо; сквозь открытые окна смотрело Яркое синее небо; видно было, как струилсЯ прозрачный раскаленный воздух; но в светлице не было жарко; степной аромат и тепло солнечных лучей вливались в окна широкими волнами, ласково согреваЯ тело больного; от этого теплого, ароматного воздуха и от долгого разговора голова Њазепы слегка закружилась; он лежал, закрывши глаза, в легком полусонном забытьи. Љакие-то слабые мысли, словно легчайшие облачка в высоком небе, бродили и расплывались в его сознании. „ав- i ниє образы и сцены, вызванные в его воображении разговором с ‘ычом, словно всплывали перед ним в каком-то колеблющемсЯ тумане, но он не вызывал их, и они снова расплывались и исчезали в его причудливых волнах, он чувствовал, что ему надо думать, что в глубине его души шевелитсЯ какаЯ-то мрачнаЯ, злобнаЯ мысль, но ему тЯжело было нарушить сладостное чувство выздоровлениЯ и покоЯ, и он гнал эту мысль от себЯ. - €так, спасен, вырван из рук смерти, - повторЯл он как-то лениво слова ‘ыча. - ‘тарик говорит, не даром тебЯ Ѓог спас, может от тебЯ и всем нам спасенье будет... —то ж, - улыбнулсЯ слабо больной, - если верить в предсказаниЯ, ЊоисеЯ Ѓог спас в корзинке, а менЯ на бешеном коне. ќто, пожалуй, еще побольше, но все это пустое. ‘лава, почет, месть, любовь - все меркнет перед этим сознанием возможности; жизни. Ђх, жить, жить, - повторил он слабым шепотом и открывши глаза, устремил их в сверкающую небесную синеву. Ќа дворе было тихо, иногда только раздавалсЯ крик петуха или веселое чиликанье ласточки, свившей себе гнездо под окном. Ќе слышно было ни голоса ‘ыча, ни голосов рабочих, очевидно, все спали, согретые ласковым теплом летнего днЯ. ќта тишина производила усыплЯющее впечатление и на Њазепу, ему казалось, что он лежит на дне какой-то легкой лодки и мЯгкие, теплые волны тихо колеблют ее... Њало-помалу веки его опустились, глаза сомкнулись, и легкий сладкий сон охватил все его существо. „верь в хату тихо скрипнула, на пороге показались баба и ѓалина с полными мисками в руках. - ’е... тише, - прошептала баба, оборачиваЯсь к ѓалине, - кажетсЯ, задремал он; ну, так мы вот поставим "страву" здесь на лаве, пускай выстынет немного, а ты посиди здесь, да посторожи, когда проснетсЯ он, тогда и поест. ‘ этими словами старуха осторожно подошла к лаве, поставила на нее миску, а затем сделала несколько шагов вперед и, подперши щеку рукой, остановилась недалеко от больного. - Ќу и красив же, ей-Ѓогу, сколько живу на свете, не видала таких, - прошептала баба, указываЯ ѓалине глазами на лицо больного. - ‘мотри вот, побрил его дед, так он еще краше стал - просто малеванный, да и только! ѓалина посмотрела вслед за ее взглЯдом на больного и тут только заметила перемену, происшедшую в Њазепе. „ействительно, он был теперь изумительно красив. Џодбритые кружком темные волосы спадали мЯгкими волнистыми прЯдЯми; высокий лоб, казалось, сверкал своей белизной; строго очерченные черты лица его носили на себе отпечаток ума и благородства, а мЯгкие нежные губы говорили словно о том, что они умеют так пылко целовать, что от поцелуев их кружатсЯ у бедных женщин головы и зажигаютсЯ сердца. - ђазве уже нет другого такого? - перевела ѓалина вопросительный взглЯд на бабу. Ѓаба даже махнула раздраженно рукой. - ѓоворЯт тебе, малеванный, да и только! „ид кажет, что он важный пан, что у самого королЯ служил. - Џан? - прошептала с ужасом ѓалина. - Ќет, не может этого быть! - Љак не может быть? € дид говорит, да и так сразу видно. „а ты что, испугалась, что ли? - продолжала она с улыбкой, смотрЯ на полное ужаса лицо ѓалины, - ќ, не бойсЯ! ’еперь уже не те часы: теперь что пан, что казак - все равно. ‘мотри ж, подожди здесь, пока он проснетсЯ, а Я пойду, сосну немножко. Ox, ox, ох!.. - зевнула она и перекрестила рот рукой. - ‚се она - долЯ людскаЯ: один и на гладкой дороге споткнетсЯ, а другой и в самой дикой степи спасетсЯ! - ‘таруха зевнула еще раз, еще раз перекрестила рот и вышла из хаты, а ѓалина опустилась на лавку у окошка. ‘лова бабы взбудоражили все ее мысли. Ќеужели же этот хороший милый казак - пан, тот "пан", которого всегда так проклинают и дед, и запорожцы? Ќет, нет, не может быть: те паны такие злые, такие страшные, а у него такие добрые глаза, такой ласковый голос! Ќет, нет! - ѓалина подперла голову рукой и тихо задумалась. Њежду тем веки больного приподнЯлись, взглЯд его скользнул по комнате и остановилсЯ на фигуре девушки, приютившейсЯ у окна, лицо его осветилось счастливой улыбкой; несколько минут он молча любовалсЯ ею. Ћбмотавши вокруг головы свои шелковистые, русые косы. ѓалина затЯнула в них две длинные ветки бледно-розовых цветов дикого шиповника. ќтот нежный веночек удивительно шел к ее прозрачному личику. ‚о всей ее позе, в наклоне головы, в задумчиво устремленных в даль карих глазах было столько своеобразной грации и женственности, что нельзЯ было не залюбоватьсЯ ею. Џри виде ее опечаленного, задумчивого личика, Њазепа почувствовал в своей душе прилив какой-то необычайной нежности к этому прелестному ребенку. - Ћ чем ты задумалась, ѓалина? - произнес он тихо. Џри звуке его голоса ѓалина вздрогнула и страшно смешалась. - џ принесла тебе обед, а ты спал, - произнесла она, запинаЯсь, - вот Я и стала ждать, когда ты проснешьсЯ. Ћна взЯла миску в руки и хотела было нести ее к Њазепе, но он остановил ее. - Ќет, оставь еду, успею еще, подойди ко мне так. - Њожет, не нравитсЯ? ’ак Я что-нибудь другое... сыр, сметану, "Яешню", - всполошилась ѓалина. - „а нет же, нет, дитЯ мое, все хорошо. ’олько подойди сюда ко мне. ѓалина сделала несколько шагов и опЯть остановилась. - „а подойди же ближе, вот сюда, сЯдь здесь, подле менЯ, - пододвинул ей Њазепа деревЯнный табурет. ‘ трудом преодолеваЯ охватившее ее смущение, ѓалина опустилась на кончик табурета и, нагнувши голову, опустила глаза. - Ћтчего ты не хочешь никогда говорить со мной, разве ты боишьсЯ менЯ? - продолжал Њазепа, любуЯсь слегка зардевшимисЯ щечками прелестной девушки, - разве Я такой страшный? ‚едь ты же смотрела на менЯ, когда Я был болен, - отчего же ты теперь, сейчас уходишь... не хочешь говорить? Ќесколько секунд ѓалина молчала, тЯжело переводЯ дыхание. - Ћтчего же, голубка моЯ? - повторил еще тише Њазепа, не сводЯ с ее загоревшегосЯ смущением личика своих обаЯтельных глаз. - ’ак... не знаю... - промолвила, наконец, ѓалина, словно давЯсь словами. - „а ведь ты же, как сестра, не отходила от моего изголовьЯ?.. Љогда Я боролсЯ со смертью, Я видел, как твое личико склонЯлось надо мной! - Ћх, как же было не сидеть, - вздохнула она, как вздыхают после горьких слез дети, когда налетевшаЯ радость внезапно утешит их горе, - ни еды... ни сна... ѓосподи, как боЯлись... день ли, ночь, - все только об одном... - Ђнгел ты мой хранитель! - воскликнул тронутый до глубины души Њазепа. - Ћй, ой! Љак же так можно? - всплеснула руками ѓалина, - кто же людей ангелами зовет! - ќто грех. Ѓаба говорит, что ангелы с длинными белыми крыльЯми ѓосподу служат. - ’ебЯ не грех назвать ангелом: у тебЯ сердце такое же чистое, и у души твоей есть крыльЯ. - ’ы смеешьсЯ и надо мной, и над Ѓогом, - промолвила грустно ѓалина. - Ќе смеюсь, моЯ Ясочка, клЯнусь тебе! - вскрикнул даже Њазепа, дотронувшись до ее руки. ѓалина вздрогнула от неожиданности и с испугом поднЯла на него свои Ясные, выразительные глаза. ќтот взглЯд смутил почему-то Њазепу; он начал поправлЯть на себе рЯдно, стараЯсь укрытьсЯ им поплотней. - Њожет быть, холодно? - затревожилась ѓалина и вскочила с табурета. - џ сейчас закрою окна. - Ќет, не нужно, не нужно. ќто Я так... тут даже жарко. - Ћх, когда б не захватил ветер.. - остановилась в нерешительности ѓалина. - ѓосподи! Љакие вы люди! € не видал таких. ‘овсем чужой, а они так заботЯтсЯ... - ђазве чужой ты! - воскликнула девушка, открыв впервые глаза, а потом, побледнев, опустила их и прибавила подавленным голосом тихо, - да, баба говорила... значит, и мы чужие... - Ћна отвернулась и поникла головой. - —то ты говоришь, дитЯтко? ’ы рассердилась? - џ ничего- ѓолос ѓалины дрожал; видно было, что какое-то горькое чувство, не понЯтное длЯ Њазепы, взволновало ее. - „а что же?.. ЏонЯть не могу... —то с тобой, расскажи! Ќо ѓалина, не отвечаЯ на вопрос Њазепы, быстро подошла к "мысныку", взЯла "кухоль" и подала его Њазепе. - Џей, пане, мед... дид говорил, что он поднимет тебЯ скоро. - ‘пасибо, спасибо! ’олько Я не буду пить, если ты не скажешь. ѓалина снова присела на кончик табурета; но лицо у нее было теперь печально. Њазепа отпил несколько глотков меду, поставил на пол "кухоль" и остановил задумчивый взор на этом чудном, взрослом ребенке. IX ѓалина молчала; видно было, что она хотела что-то сказать и не решалась; наконец, она спросила робко, запинаЯсь на каждом слове. - ќто, значит, правда, что ты пан? Њазепа невольно улыбнулсЯ. - Ђ если б и так, что ж тут такого страшного? Ћтчего это слово так пугает тебЯ? - Џаны нас не любЯт... они вороги наши, - произнесла она слегка дрогнувшим голосом. - Ќе все, не все, ѓалина, - попробовал было возразить Њазепа, но ѓалина продолжала, не слушаЯ его. - Ќет, паны нас ненавидЯт и панов все ненавидЯт, все! - Џочему? i - Ђ разве можно любить волков? „ид ‘ыч говорит, что и он сам, и гетман Ѓогдан, и мой батько, и дЯдько Ѓогун, и все казаки шли против панов, чтоб спасти от них бедных людей, потому что они мучили всех, кровь нашу пили! ‚от искалечили Ќимоту и Ѓезуха, вот и тебЯ привЯзали к коню, каторжные, клЯтые! “ ѓалины даже проступили на длинных ресницах сверкающие слезинки; она зарделась всЯ от волнениЯ. - Ќет, нет, ѓалина, ты не так говоришь, - взЯл ее за руку Њазепа, - то польские паны враги наши, то католики, а есть , же у нас и свои паны, вот как бы значные казаки, свои, одной с нами веры и "думкы". Ћни вместе с казаками и с гетманом Ѓогданом воевали против лЯдских панов и ксендзов, что мучили и грабили наш народ. Њой дед билсЯ рЯдом с Ќаливайком, а отец с Ѓогданом •мельницким и с твоим славным батьком, - за волю, за веру, за наш край! - ѓосподи! ’ак значит ты наш, наш? - вскрикнула ѓалина, подымаЯ свои просиЯвшие глаза. - ‚аш, ваш, дитЯ мое, и сердцем и душой, - произнес тронутым голосом Њазепа, сжимаЯ ее руку. - Ћй, "лелечкы"! ‡начит, ты можешь любить и жаловать нас. Ћй, Ѓоженьку мой, как же это любо, как весело... - Њогу, могу и буду, дитЯ мое! - прервал ее восхищенный Њазепа, - а ты же не будешь теперь боЯтьсЯ менЯ? - Ќет, теперь нет! - засмеЯлась ѓалина. - Ќу, расскажи-ка мне, как ты живешь здесь одна. - џ не одна. ‡десь живут еще дид мой ‘ыч, баба, Ќемота и Ѓезух, - заговорила смелее ѓалина. - “ менЯ есть еще подружка ЋрысЯ, только она не любит долго жить у нас: она говорит, что ей здесь "нудно", скучно, что здесь нет ни вечерниц, ни казаков. Њазепа улыбнулсЯ. - Ђ тебе здесь не скучно, голубка? - Ћ, нет! - воскликнула оживленно ѓалина. - ‡десь так хорошо! Љругом степь широкаЯ, широкаЯ... ’ы никогда не видел степи? Љогда ты выздоровеешь, Я покажу тебе все, и речку. ’ы видел нашу речку? Ќет? Ћна такаЯ прозрачнаЯ, тихаЯ. Љогда смотреть на солнце, так видно все дно, как рыба играет на нем... “ менЯ есть челнок, Я буду катать тебЯ; там плавает по воде широкое "лататтЯ" и цветет... ’акие большие белые цветы, такие красивые, серебристые... ђусалки плетут себе из них венки... Ђ птицы! ’ы любишь птиц? ‚ степи их так много! € дрофы, и "хохотва", и перепелки, и жаворонки, и кобчики, - поднимутсЯ в небо, так и стоЯт, трепещутсЯ на одном месте. џ поведу тебЯ в степь. ’ам есть высокаЯ могила; когда взойдешь на нее, так видно все далеко, далеко кругом. € так тихо, тихо, только ветер шумит... џ люблю слушать его: он "лащытьсЯ" и что-то шепчет. Ђ цветы? ‘колько там цветов есть! € мак, и золотоцвет, и кашка, и волошки, и березка... ’ы любишь их? - обратилась она к Њазепе и вдруг потупилась, застыдившись своей смелости. - ‚се, все люблю! - ответил он с увлечением, любуЯсь ее прелестным личиком. - Ќу, а зимой, когда занесет ваш хутор снегом, тогда не скучно тебе? - Ќет, - ответила уже тихо ѓалина, не подымаЯ глаз. - ‡имой мы работаем, прЯдем, а дид мне рассказывает о моем батьке, о матери, о войнах, о "лыцарЯх"... Ђ ты знаешь, как кричат дикие гуси? - оживилась она снова. - Ќет? - Ћни так громко, громко кричат... џ люблю их... ‡наешь, когда еще не настанет совсем весна, а так только теплом повеет с морЯ, все себе ждешь да думаешь, когда же настанет весна?.. € вдруг на рассвете услышишь, как гуси кричат, - вот тогда любо, вот весело станет! ќто значит уже наверное весна идет, а после гусей летЯт журавли... они таким длинным, длинным ключом летЯт. ’ы видел? „а? Ђ за ними уточки, а там уже и деркачи, и кулики, и всЯкие другие птички. Ќалетит их много, много, шумЯт, хлопочут, кричат на речке у нас... џ бы хотела узнать, о чем это они все кричат, откуда они прилетели, что видели так далеко, далеко!.. - ЊилаЯ дытынка моЯ, - улыбнулсЯ и Њазепа, - а ты бы никогда не хотела уехать отсюда? - Ќет, - покачала головой ѓалина, - правда, мне бы хотелось знать, что там такое в тех городах, как там живут, кто там живет? Ќо... - произнесла она с легкой запинкой, - дид знает только про войну, а баба забыла все... - Ђ разве к вам никто не приезжает никогда? - €ногда приезжают запорожцы, только очень редко... „а что ж... и они только про войну говорЯт. - ЃеднаЯ моЯ сиротка! - произнес ласково Њазепа. - ‚от постой, Я выздоровлю и расскажу тебе про все, про весь Ѓожий свет, а ты расскажешь мне про себЯ, покажешь мне и речку, и степь, и все твое хозЯйство. ѓалина молча кивнула головой. - џ буду твоим братом, а ты моей маленькой дорогой сестричкой. ’ы будешь любить менЯ, ѓалина? - Ѓуду, буду, - вскрикнула порывисто ѓалина, подымаЯ на Њазепу свои засиЯвшие от счастьЯ глаза. Ћт всего ее существа веЯло в эту минуту такой детской чистотой, такой искренностью, что Њазепа почувствовал, как в груди его дрогнуло какое-то свЯтое чувство. - Њилое, дорогое дитЯ мое! - произнес он взволнованным голосом и, чтобы скрыть охватившее его смущенье, он нагнулсЯ к ее головке и спросил тихо: Љакими это дивными цветами ты так изукрасилась? - Ђ это "шыпшына" ... ’ебе нравитсЯ? ’ак Я нарву сейчас... у нас ее много, много в гаю! - ѓалина вскочила и хотела было бежать в сад, но Њазепа удержал ее за руку. - Ќет, постой, не надо мне других цветов, - прошептал он тихим, усталым голосом, - останьсЯ здесь со мною: ты сама наилучший степной цветок, какой Я встречал на своем веку! ‘ этого днЯ ѓалина перестала дичитьсЯ незнакомого пана-красавца, занесенного местью в их хутор и вырванного дедом из когтей смерти. Љаждый день сближал их все больше и больше, закреплЯЯ дружеские отношениЯ каким-то родственным чувством. “хаживать за больным, угадывать его малейшие желаниЯ, показывать ему всеми способами свою преданность - сделалось длЯ ѓалины потребностью жизни. Ћна не понимала, да и не могла понЯть, сожаление ли к больному, или какое-нибудь другое чувство побуждает ее к этому, она отдавалась своему сердечному порыву без отчета, без раздумьЯ, как отдаетсЯ течению тихих вод юный пловец, не испытавший еще ни бурь, ни подводных камней. ЋднообразнаЯ, будничнаЯ жизнь на лоне природы, протекавшаЯ прежде незаметно, сделалась вдруг каким-то праздником светозарным, наполнившим ее сердце жизнерадостным трепетом, а душу гармонией чарующих звуков: и эта безбрежнаЯ, волнующаЯсЯ степь, и это бездонное синее небо, и это ласковое, смотрЯщее в светлую речку солнышко, и эти ликующие звуки жизни - все теперь длЯ нее получило новую окраску, новый смысл, новое значение... Ѓыло у нее прежде много друзей и между пернатым населением хутора, и между четвероногими, и между людьми, но та дружба была спокойна, не похожа на эту, те друзьЯ были безмЯтежны, а этот... ќтот наполнил собой весь ее мир, все ее думы, все ее желаньЯ: она чувствовала его в каждом ударе своего пульса. Џрежде, бывало, заснет она безмЯтежным сном, проснетсЯ без тревоги, без заботы, а с ощущением лишь сладости бытиЯ, и бежит встретить утро, умытьсЯ студеной водой, поздороватьсЯ со своими любимцами, а теперь она засыпает с мыслью о нем, просыпаетсЯ с заботой о нем, с тревогой о нем. ‚станет и бежит в садик нарвать со своих грЯд лучших душистых цветов, так как он очень их любит, нарвать и поставить этот букет в "глечык", а баба уже несет ей другой с парным молоком и миску пирогов, либо кулиш на раковой юшке, либо кныши с укропом, - и, нагруженнаЯ всем этим, ѓалина спешит к своему другу, к своему б