ине овражистого поселка,  где
размещалсЯ штаб фронта, он ждал, когда откроетсЯ представительное совещание.
Ќароду  собралось  порЯдочно,  командующий  с   началом   медлил.   ѓенералы
затЯгивались дымком по-солдатски, в рукав. Ћтблеск сталинградского  пожарища
доходил и сюда, падаЯ на ветровые стекла машин, отражаЯсь в чьей-то  роговой
оправе.  Ќастроение  было  гнетущее:  немцы  прорвались  к  ‚олге,  танки  и
артиллериЯ прЯмой наводкой  крушили  городскую  окраину...  Џодлетел  "джип"
члена ‚оенного совета, все тут же направились в домик командующего  фронтом.
Ћкликнув •рюкина, член ‚оенного совета увлек его за собой, защелкнул  дверь,
молча придвинул ему листок из полевого блокнота с пометкой в правом  верхнем
углу: "копиЯ". Ќиже шел  машинописный  текст  директивы  ‚ерховного  на  имЯ
представителЯ ‘тавки †укова. "‘талинград могут взЯть сегоднЯ или  завтра,  -
прочел  •рюкин.  -  Ќедопустимо  никакое  промедление.  Џромедление   теперь
равносильно преступлению. ‚сю авиацию бросьте на помощь ‘талинграду. ‚ самом
‘талинграде авиации осталось очень мало..."
     “частники  совещаниЯ,  прошедшие  в   комнату   командующего   фронтом,
расселись и притихли, задержка была за членом ‚оенного совета.
     ‘тоЯ с ним рЯдом, член ‚оенного совета, как понЯл •рюкин, не  знакомил,
- он посвЯщал его в только что полученный документ, посвЯщал  как  сообщник,
быть может, косвенно  причастный  к  каким-то  его  акцентам.  ‘ознаваЯ  всю
значимость директивы, выдвигавшей авиацию, следовательно, и его,  на  первый
план, •рюкин прежде всего - странное дело!  -  отметил  вкравшуюсЯ  в  текст
неправильность. Ћписку, как он тут же определил длЯ себЯ это место: "‚ самом
‘талинграде авиации осталось очень мало..."  ‘обственно,  в  ‘талинграде,  в
городской черте авиациЯ уже не стоЯла. ‚се, что он имел, находилось на левом
берегу, за ‚олгой. Ћписка вкралась в  директиву  словно  бы  специально  длЯ
того, чтобы выпукло представить истинность главного  признаниЯ:  "...авиации
очень мало..." ЋбстоЯтельство, с которым до последней минуты никто не  желал
считатьсЯ. ’еперь, непререкаемо утвержденное ‚ерховным,  оно  бросало  Ясный
свет на все, что он, •рюкин, делал этим знойным летом  и  осенью  в  донской
степи, под Љалачом, в ѓумраке и ‡аволжье. "‚сю  авиацию  бросьте  на  помощь
‘талинграду". Џредставитель ‘тавки †уков находилсЯ много севернее города,  и
это требование означало, что кроме 8-й воздушной в дело должны быть  немедлЯ
введены бомбардировщики Ђ„„, резервные штурмовики и истребители,  стоЯщие  в
верховьЯх ‚олги. Ќи словом  не  коснувшись  лично  его,  •рюкина,  ничем  не
выражаЯ своего отношениЯ к поступившей на него шифровке, - может быть, и  не
знаЯ ее, - властный и  жесткий  ‚ерховный  своей  оценкой  грозного  момента
сталинградской битвы оценивал, между тем, и его, командующего 8-й  воздушной
армией.
     - „ержись, •рюкин, -  шумно,  тЯжело  вздохнул  член  ‚оенного  совета,
подводЯ итог их молчаливому  объЯснению.  ‚зЯл  листок,  сложил  вчетверо  и
только теперь направилсЯ к командующему фронтом.
     Ћн мог бы этого ему и не говорить.
     ‘колько стоит мир, сколько враждуют  на  земле  племена  и  народы,  не
проЯвлЯлось силы более могущественной, чем сила мужества и воли,  окрыленных
справедливостью.
     ‘олнечным февральским утром сорок третьего года,  когда  над  студеным,
заснеженным волжским  правобережьем,  где  восемь  месЯцев  не  стихал  гром
сражениЯ, воцарилась победнаЯ тишина, в ѓумраке, вновь  ставшим  действующим
аэродромом, готовилсЯ к старту транспортный самолет ‹€-2.
     ‘реди трофейных "юнкерсов" и "мессеров", стоЯвших на летном поле  более
скученно, чем наши самолеты здесь же в жаркие дни минувшего  июлЯ,  ‹€-2,  с
погруженным на борт имуществом штаба 8-й  воздушной  армии,  был  незаметен.
‚озле машины, оживленно переговариваЯсь между собой, прогуливалось несколько
штабных  офицеров,  -  в  новеньких  полушубках  и  валенках,   только   что
пожалованных комсоставу по случаю  великого  фронтового  торжества.  Ћфицеры
поругивали селение,  откуда  они  отбывали  на  запад,  вслед  за  наземными
войсками: с дровами было плохо, намерзлись, и с водой всегдашнЯЯ морока.  Ќо
преимущества насиженного места, где столько прожито, где  столько  пережито,
брали свое: и банька, и теплаЯ столоваЯ, не говорЯ уже об  овраге,  где  так
хорошо укрывались фургоны узла свЯзи. Ђ будет ли  все  это  в  Љотельникове,
куда перебираетсЯ штаб,  неизвестно.  Љто-то  утешилсЯ  предположением,  что
война отныне пойдет такаЯ, что уже не придетсЯ больше рыть щели, укрытиЯ.
     ‚друг по  соседству  с  ‹€-2  взревели  моторы,  и  полушубки  кинулись
врассыпную, спасаЯсь от быстро и неверно, рывками и зигзагами, катившего  на
них трофейного бомбардировщика ћ-87. —удом не  столкнувшись  с  ‹€-2,  "ю  -
восемьдесЯт седьмой" пронессЯ вперед, резко затормозил, встал как вкопанный,
неуклюже развернулсЯ и как оглашенный, вздуваЯ  снег  и  ветер,  понессЯ  на
прежнее место.
     - ’ехсостав резвитсЯ, - говорили офицеры, снова  собираЯсь  группкой  и
вспоминаЯ вчерашнего техника-сумасброда,  тЯжко  пострадавшего  при  попытке
поднЯтьсЯ в воздух и удивить товарищей на трофейном "мессере".
     Џоказалась генеральскаЯ "эмка", перед которой так торопливо ретировалсЯ
"ю - восемьдесЯт седьмой".
     „оложив генералу •рюкину о готовности экипажа ‹€-2, летчик протЯнул ему
торопливо исписанный листок.
     - Ѓортрадист только что принЯл,  -  сказал  летчик.  -  ‘пешил.  Ѓоюсь,
ошибок насадил.
     •рюкин глЯнул на подпись:  "‚оенный  совет  62  армии  —уйков,  Љрылов,
ѓуров..." Ћн уже  знал  этот  документ,  приветственное  обращение  ‚оенного
совета армии, которой  в  дни  ‘талинградской  битвы  выпали  самые  тЯжелые
испытаниЯ. "ЏразднуЯ победу, мы не забываем, - вновь стал  перечитывать  его
•рюкин, - что она  завоевана  также  и  вами,  товарищи  летчики,  штурманы,
стрелки, младшие авиационные специалисты, бойцы, командиры и  политработники
объединениЯ тов. •рюкина. ’е восторженные отзывы о  нашей  победе,  которыми
пестрЯт страницы газет, в равной мере относЯтсЯ и к вам...  ‘  самых  первых
дней борьбы за ‘талинград мы  днем  и  ночью  беспрерывно  чувствовали  вашу
помощь с воздуха... ‚ невероЯтно  трудных  и  неравных  условиЯх  борьбы  вы
крепко бомбили и  штурмовали  огневые  позиции  врага,  истреблЯли  немецкую
авиацию на земле и в воздухе... ‡а это от имени  всех  бойцов  и  командиров
армии выносим вам глубокую благодарность".
     Ћфицеры штаба, подтЯнувшись к раскрытой дверце самолета, ожидали, чтобы
генерал поднЯлсЯ на борт.
     ‘ложив листок и сунув его в карман бекеши, •рюкин пожал  летчику  руку,
взЯл под козырек:
     -  ‘частливого  пути!  „о  скорой  встречи  в  Љотельникове!   Љозырнул
офицерам, сказал шоферу:
     - „аю  тебе,  товарищ  водитель,  курс:  на  Љалач!..  Ќа  открытом,  в
передувах, проселке "эмка" не раз проседала по самые оси,  заваливалась,  но
возвращение морозной, безветренной придонской степью в Љалач,  к  переправе,
где увидел в бою Љлещева, где впервые подал по рации команду штурмовикам,  -
эти километры, пройденные в августе, весь обратный путь от ѓумрака,  столько
взвалившего на его плечи, что он едва устоЯл, наполнЯли каждую клеточку  его
существа пьЯнЯщим чувством освобождениЯ.
     Џозже ему всегда казалось,  будто,  нырЯЯ  на  "эмке"  по  сугробам  из
ѓумрака, он не ехал тогда, а летел.

         * —Ђ‘’њ ’ђ…’њџ. ‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… * 

     ‹ето  1943  года  на   юге   страны   выдалось   сухим,   безветренным,
кровопролитным.  ‹етчики  эскадрильи  капитана  Љомлева,   крещенные   огнем
немецкой  зенитки  и  "мессеров"  на  рассвете  первого,  июльского,  штурма
вражеской обороны по реке  Њиус,  прогрызали  тЯжелый  рубеж  и  в  августе.
Ќешумное наступление, казалось,  вот-вот  захлебнетсЯ.  ЌаскребаЯ  с  вечера
боевые расчеты, составлЯЯ экипажи па  завтра,  командир  эскадрильи  капитан
Љомлев уходил в подсолнечник, окружавший  редевшую  стоЯнку  его  самолетов,
шелестел там стеблЯми, перебирал варианты. ђешениЯ,  принимаемые  капитаном,
быть может, не длЯ всех убедительны, но неоспоримы: „митрий ‘ергеевич Љомлев
воюет третий год.
     €з свежего пополнениЯ ему досталсЯ всего один летчик, Ѓорис ‘илаев.
     ‘колько прошло на глазах капитана и сгинуло без следа молодых,  но  кто
наперед скажет: удержитсЯ ли в строю новичок, устоит, или завтра его  смоет?
Ќа третьем  боевом  вылете  ‘илаева  сбили,  его  воздушный  стрелок  погиб.
Џробродив дотемна  в  увЯдавшем  на  закате  подсолнечнике,  капитан  взамен
погибшего назначил в экипаж ‘илаева воздушного стрелка ‘тепана  Љонон-ђыжего
- увесистый хвостовой пулемет в руках ‘тепана играет,  и  сколько  минуло  с
того днЯ, когда в острой схватке со злым, неукротимым "фоккером",  вместе  с
воплем отчаЯньЯ и торжества: "Ђ Я ж  тебЯ  батогом!"  -  понЯл  ‘тепан,  что
стегать истребителей врага надобно как скотину, бить их меткой  очередью  по
кабине как палкой, как плетью, как дрыном, ни на что другое не полагаЯсь;  с
того случаЯ ‘тепан, если  у  него  просЯт  перед  вылетом  совета,  отвечает
сумрачно и деловито: "Ѓатогом!.. Ћн к тебе цеплЯетсЯ, ты же его батогом..."
     ‡аконное  место  Љонон-ђыжего,  естественно,   в   машинах   сильнейших
летчиков, назначение же старшины в экипаж новичка ‘илаева вызвало на стоЯнке
щемЯщий отзвук...
     Ќесколько вылетов прошло удачно,  но,  как  того  и  опасались,  вскоре
Љонон-ђыжий с молодым своим командиром пострадал: их сбили. ќто случилось 27
июлЯ. €ссинЯ-чернаЯ и  голубаЯ  пропасть  Њиуса,  иссинЯ-чернаЯ  и  голубаЯ,
разверзлась под ними, и оба, летчик и стрелок, порознь прогремели с небес на
землю.
     ‚ полк они возвратились поодиночке.
     Џохороненный было ‘илаев ЯвилсЯ на стоЯнку, к подсолнухам,  среди  бела
днЯ нежданно, как  •ристос  народу,  в  рубище  вместо  гимнастерки,  вызвав
сочувственное  и  даже  почтительное  к  себе   отношение   как   первый   и
единственный, кого  на  Њиусе  сбили  дважды.  Ћт  спирта,  поднесенного  на
радостЯх, ‘илаев слегка захмелел, его невразумительный рассказ, в котором то
и дело повторЯлось: "Љак даст, как даст по..." и "Џравую ногу на сиденье и -
соплей!" - перемежалсЯ коротким, тихим, несколько жутковатым смешком...  это
производило тЯгостное впечатление. Љак летчик ‘илаев многого не обещал.
     ‹егко  раненный  Љонон-ђыжий  попал   в   дивизионную   санчасть,   где
отлеживалсЯ в  окружении  заботливых  сестричек  и  с  некоторым  комфортом,
которым он гордилсЯ и от которого страдал: он был в палате  один;  во  времЯ
миусского  штурма,  как,  впрочем,  и  всю  войну,  раненые   в   авиаполках
насчитывались единицами. Џоцарапанное  осколком  правое  плечо  Љонон-ђыжего
заживлЯлось йодом, опаленнаЯ и обработаннаЯ марганцовкой  праваЯ  щека  была
фиолетово-черной, придаваЯ удлиненному лицу неожиданное  сходство  с  маской
циркового клоуна, почему-то очень длЯ Љонон-ђыжего обидное: шуток  по  этому
поводу он не терпел.
     Љапитан Љомлев навестил стрелка.
     Џрисел в ногах на край постели: как сон, аппетит? Ћ  последнем  вылете,
по сути, не расспрашивал, - ‘тепану сочувствовал, сам тЯготилсЯ его исходом.
Њладший лейтенант ‘илаев, конечно, жидковат. Ћсобенно  в  строю,  в  хвосте.
Џлохо держитсЯ в хвосте шестерки младший лейтенант. Ђ ставить его в середину
группы - боЯзно, черт его знает, что может выкинуть...
     - Ќеустойчив он  как-то,  ‘илаев,  -  поделилсЯ  со  стрелком  капитан,
кровать под ним поскрипывала,
     Џроведали Љонон-ђыжего замполит, командир полка, и, заикнись старшина о
своем желании перейти в другой экипаж, к  летчику  понадежней,  его  просьбу
сейчас бы уважили. Ќо он об этом  не  просил.  Ќа  прЯмой  вопрос  замполита
ответил, что будет летать с новеньким, - как будто приворожил его ‘илаев.
     Љомлев предоставил летчику короткий отдых  -  несколько  дней  воистину
царской жизни.
     “тром он вставал не по команде, а когда хотел, завтракал последним,  до
обеда валЯлсЯ на солнце, прогревал бока,  забывалсЯ  долгим  сном,  -  спать
‘илаеву все времЯ хотелось, - иногда упражнЯлсЯ  в  стрельбе,  расставлЯЯ  в
капонире, землЯном укрытии  длЯ  самолета,  фотокадры  немецкой  "солдатской
газеты" и пересчитываЯ их из пистолета "’’" навскидку.
     „ве тренировочные разминки вклинились в его санаторный режим.
     •ороши они были - вольготные, без лихорадки сборов, без пытки  ожиданий
первого залпа.
     Ћсобенно удалась последнЯЯ: разведчик "хеншель" протЯнул из краЯ в край
вечернего неба высокий инистый след, и больше ничто не напоминало о близости
передовой.
     ЏридерживаЯсь  темневших  внизу  угольных   копров,   он   на   машине,
сохранЯвшей свежесть алЯповатой заводской покраски, ходил по широкому  кругу
в свое удовольствие, - должно  быть,  так  летали,  тренируЯсь,  в  строевых
частЯх перед войной.
     - Ќу, что, ‘илаев, - спросил капитан Љомлев  через  несколько  дней,  -
собралсЯ с духом? Ќе мерещитсЯ?
     - ‚роде бы,  товарищ  командир.  -  Ћн  не  понимал,  на  что  намекает
командир, что ему должно мерещитьсЯ.
     - Џора впрЯгатьсЯ или как?
     –арскаЯ жизнь кончилась, понЯл ‘илаев, начинаетсЯ солдатскаЯ.
     - ‚ам видней, товарищ командир...
     - Ќа завтра Я тебЯ  заЯвил.  Љонон-ђыжий  остаетсЯ  за  тобой.  Џойдешь
ведомым у Љазнова.
     ‹ейтенант  Ђлексей  Љазнов,  дружок  ‘илаева,  по  прозвищу  Ѓратуха  -
командир звена, воевал под ‘талинградом, когда  €‹ы  шестеркой  взлетают  на
задание, его место не в хвосте, куда обычно попадает новичок, а  в  середине
строЯ. ’аким образом, и ‘илаев передвигалсЯ в середину...
     Љак будто угадал капитан с составом пары Љазнов  -  ‘илаев,  как  будто
пара складывалась: в дело входила напористо, из боевого  порЯдка  "круг"  не
выбивалась, подавлЯла зенитку...
     - Љак ‘илаев? - спрашивал Љомлев, проверЯЯ свои впечатлениЯ.
     - ’ЯнетсЯ, - отвечал Љазнов. Ќе более того.
     “преждать событиЯ в эскадрилье Љомлева  не  принЯто:  загад  не  бывает
богат.
     Џод ‘аур-Њогилой ‘илаева сбили в третий раз.
     “дар снарЯда пришелсЯ по мотору.
     €з-под  ног  летчика  брызнуло  масло,  смотровые  стекла   сейчас   же
затуманились, пожелтели, стали темными, в кабине создалсЯ сумрак,  по  ногам
загулЯл сквознЯк.
     ЏрикрываЯсь от брызг горЯчего масла и чтобы хоть что-то видеть,  ‘илаев
откинул над головой колпак, "фонарь" кабины, выровнЯл самолет. Њотор фыркал,
две-три минуты тЯнул, потом умолк.
     - Џрыгать?! - крикнул Љонон-ђыжий.
     ‚ наступившей вдруг тишине тонко посвистывал ветер; голос  Љонон-ђыжего
из задней кабины, отделенной от командирской стоЯком  бронеплиты,  прозвучал
не в наушниках, а откуда-то сверху  или  сбоку,  как  если  бы  они  затеЯли
перекличку на бесшумном планере. Ќо не  внезапнаЯ  тишина  удивила  ‘илаева.
Џрокричав:  "Џрыгать?!",  Љонон-ђыжий  выжидательно  смолк.  ‚ыжидательно  и
настороженно. ђаньше этого не случалось. ‘ того днЯ,  как  старшина  впервые
представилсЯ своему новому  командиру,  между  ними,  летчиком  и  стрелком,
существовал уговор, и, следуЯ ему, воздушный  стрелок  не  позволЯл  себе  в
воздухе ни единого лишнего слова, которое могло бы отвлечь летчика.  ‚  свою
очередь Љонон-ђыжий знал, что в нужный момент, согласно их уговору, командир
первый,  сам  просигналит  ему  трехцветной  бортовой  сигнализацией,  всеми
лампочками одновременно: красной, синей и зеленой:
     "Џрыгай!"
     Њелькнул  песчаный  берег  пересыхающего  Њиуса,  по  которому   вилась
передоваЯ, землЯ в пестрых красках - черные, рыжие, желтые клиньЯ -  неслась
навстречу.
     - ‘идеть! - ответил ‘илаев, слыша звук собственного голоса, как  только
что слышал голос стрелка: непривычнаЯ после долгого рева мотора  тишина  ему
мешала.
     Џереломив крутое, в лоб, движение земли, €‹ послушно выстлалсЯ над нею,
сухаЯ трава зашуршала по колесам.
     Ќичего перед собой сквозь залитое маслом  бронестекло  не  видЯ,  зажав
визжавшие тормоза, он ждал удара о какой-то сруб, в забор, в избу...
     - ѓде сели? - кричал ‘тепан.
     - „ома! - €нерциЯ пЯтитонной машины быстро  угасала.  -  „ома  сели,  -
повторил Ѓорис, когда самолет остановилсЯ, вытаскиваЯ из-под зада планшет. -
“ себЯ.
     ‘амолет был невредим, ‘илаев как бы со стороны оценивал его только  что
завершенное, легкое, впритирку возвращение на землю;  длившеесЯ  более  часа
движение оборвалось, гудение скорости прекратилось.
     - ‚от это посадочка! - гремел  позади  сапогами  ‘тепан,  выбираЯсь  из
своего гнезда наружу. - ‚от это притер!
     Ѓорис слушал его,  распустив  привЯзные  ремни,  устало  отвалившись  к
бронированной спинке сиденьЯ.
     ‘покойствиЯ, блаженной от всего отрешенности - не было.
     ’ишина оконченного вылета -  тишина,  котораЯ  могла  не  наступить,  -
воцарЯлась в самолете, в кабине, но не в нем.
     Ћн поднЯл залЯпанный маслом планшет и тут  же  увидел  на  карте  речку
Љриницу. Ћна так и бросилась ему в глаза, Љриница.
     Џесчаный берег, над которым  он  прошелестел  без  мотора,  отвлеченный
тишиной, криком стрелка, звуком собственного  голоса,  был,  как  показывала
карта, берегом речушки Љриницы, протекавшей вдоль линии  фронта  в  немецком
тылу, к западу от Њиуса, километрах  в  пЯтнадцати  от  него.  ‘дуру  принЯл
Љриницу за Њиус.
     €  сразу  же  в  голосе   ‘тепана,   успевшего   выбратьсЯ   наверх   и
предостерегавшего: "Љомандир, глЯди-ка!", ему послышалась перемена.
     "Ќемец!" - понЯл его Ѓорис, вспоминаЯ, как нехотЯ, будто приневоленный,
начал он над целью доворачивать в сторону от своих, от Љазнова и Љомлева,  -
носом на запад, на эту Љриницу,  улавливаЯ  в  перекрестие  прицела  пылЯщий
гусеницами немецкий танк...
     Џот прошиб Ѓориса; он не знал  за  собой  вины,  кроме  этого  шального
доворота, а на него надвигалось нечто ужасное, несравнимое со всем,  что  он
вытерпел за этот месЯц и что все-таки могло обрушитьсЯ на кого угодно...  на
†еню ‘толЯрова, пропавшего в первом же вылете без вести, а недавно  пронессЯ
слух, будто кто-то опознал его, худющего, в  колонне  пленных  под  страшным
конвоем власовцев и что найдена в каком-то сарае, в  щели  между  бревен,  и
переслана в полк записка:
     "Џередайте нашим, ‘толЯров жив..."
     ‘илаев медленно выбиралсЯ из кабины, смутно полагаЯсь на некую  высшую,
к нему благосклонную силу, котораЯ вмешаетсЯ, вступитсЯ, не оставит его.
     ЏоднЯлсЯ на ноги, распрЯмилсЯ, -  прЯмо  под  ним,  под  колесами  €‹а,
чернела, отдаваЯ прохладой, противотанковаЯ Яма, ее глинистые краЯ, поросшие
дикой травой, осыпались. Љонон-ђыжий,  возбужденно  крича:  "Ђ,  командир!",
показывал  ему  на  двухметровый  ров,  длЯ  них  уготованный,  да   их   не
дождавшийсЯ, усматриваЯ причину  поразительной  удачи  в  мастерстве  своего
командира,  но  ‘илаев,  не  решаЯсь  поверить  в   избавление   от   ужаса,
несравнимого с тысЯчами таких Ям, осматривалсЯ вокруг недоверчиво  и  зорко.
Ћн увидел впереди, в полукилометре от рва, маскировочные сетки  длЯ  укрытиЯ
самолетов, наметанным глазом различил между ними "махалу", как еще со времен
аэроклуба называл  дежурного  с  флажками,  черным  и  белым  ("‘то  посадок
посмотрю, одну запишу себе", - со вздохом утешал себЯ ‘илаев в школе военных
летчиков, когда  инструктор  в  воспитательных  целЯх  зарЯдил  ставить  его
"махалой" - в  пыль  и  зной,  перетаскивать  сигнальные  полотнища,  гонЯть
забредавший на аэродром скот), теперь  этот  маленький  "махала",  воскресив
безрадостные дни, своим неосторожным поведением нарушал к тому  же  интересы
маскировки, а Ѓорис не мог на него наглЯдетьсЯ, и впервые после  посадки  на
его губах,  как  отсвет  внутреннего  успокоениЯ,  поЯвилась  улыбка.  ‡атем
различил  ‘илаев  мЯгкий  шелестЯщий  звук,   быстро   достигавший   резкой,
пронзительной ноты, - вздымаЯ пороховую строчку  пыли,  сносимую  ветром  на
пЯтнистые маскировочные укрытиЯ,  брала  разбег  пара  истребителей  с  Ясно
различимыми красными звездами на красивых хвостах... Ќаши!
     Ћн - дома.
     - ѓлазам больно, - сказал Ѓорис, забрасываЯ подальше за спину планшет с
картой, так его устрашившей. - ‚се в глазах плывет, как в тумане.
     ѓорЯчее масло пробилось в поры его лица, придав ему мулатный оттенок, в
лоснЯщихсЯ мазутом бровЯх наметилсЯ восточный  изгиб,  белки  под  вспухшими
веками летчика светились Ярко.
     ЏослюнЯвив чистую трЯпицу, ‘тепан  вытер  ‘илаеву  щеки  и  лоб,  помог
сбросить  хлюпавшие  маслом  сапоги,  простирнул   под   бензиновым   краном
гимнастерку, брюки, портЯнки командира.  ‘воей  железной  хваткой  выжал  их
добела.
     ...€сточаЯ  едкий   огнеопасный   аромат   и   молча   обходЯ   длинный
противотанковый ров, ‘илаев  спустилсЯ  с  пригорка.  €‹  высилсЯ  на  холме
подобно горному туру: смелый  прыжок  вынес  его  на  кручу,  он  замер  над
пропастью, вскинув голову и напружинив свои стройные ножки.
     ‡а  ‘илаевым,  навьюченный   парашютами,   бортовой   радиостанцией   и
самолетными часами, следовал Љонон-ђыжий, принЯвший  вместе  с  негабаритным
грузом обЯзанности дЯдьки при двадцатилетнем офицере.
     ‹етчик и стрелок направлЯлись к полевой стоЯнке истребителей.
     Ќа полпути ‘илаев еще раз оглЯнулсЯ.
     Ќет, не подобен горному туру его €‹-2.
     € громоздок он, и  тЯжеловат.  ироко  разнесенные  ноги  тумбообразны,
спина выпирает горбом. Ћдногорбый верблюд - вот профиль  €‹а.  ќтот  выступ,
бугор-кабина летчика, породившаЯ кличку "горбатый", когда штурмовик был  еще
одноместным,  с  беззащитным  хвостом.  ‘  прошлого  года   фронт   получает
улучшенный,  усиленный  его  вариант,  к  бронированной   пилотской   кабине
пристроена  кабина  воздушного  стрелка,  "скворешнЯ".  ѓорб  €‹а  несколько
сгладилсЯ, утратил остроту, но прозвище за машиной прежнее, да  и  оснований
длЯ  этого  больше:  теперь,  обрабатываЯ  передний  край,   штурмуЯ   цели,
горбатЯтсЯ трое - летчик, стрелок, самолет.
     Ќе изЯщный, не легкий, не летучий,  €‹  посреди  изрытой  войною  степи
заново  открывалсЯ  летчику  самой  нужной  и  дорогой  длЯ  него   красотой
надежности.
     - Љрасив "горбатый", - сказал ‘илаев.
     Љонон-ђыжий  по-своему  судил  о  достоинствах  и  недостатках  €‹а:  в
частности, его кабина, его  "скворешнЯ",  с  боков  прикрыта  не  броней,  а
клееной  фанерой,  но  ведь  "мессер"  атакует  и  с  боков...  Ћднако   под
впечатлением давешней посадки он не стал оспаривать командира.
     - Ќоги крепкие, - сказал старшина.
     Џолевой аэродром, куда они вскоре пришли, оказалсЯ "пЯтачком" подскока,
откуда, как из засады, - вроде тех, что были у немцев  под  ‘талинградом,  -
действовали наши истребители.
     "ЏЯтачок", как выЯснилось, ждал пополнениЯ, безаттестатный экипаж  €‹-2
больших забот хозЯевам не доставил: летчика и стрелка накормили,  отвели  им
место длЯ ночлега.
     Ќа свежезастланном топчане сон Ѓорису не шел.
     Ќесколько раз выходил он в трусах и пропотевшей майке на крыльцо.
     ‹уна стоЯла над темной степью, алаЯ примесь в ее светло-лимонном  диске
была как отблеск сечи, идущей неподалеку,  по  рубежу  Њиуса.  Ѓорис  курил,
прЯча огонек, вслушивалсЯ, опустив голову,  в  гудение  наших  "Ѓостонов"  и
ЏЋ-2, проходивших в сторону реки, на частокол шатавшихсЯ прожекторов; поднЯл
руку, поводил ею в темноте, вспоминаЯ боль, котораЯ днем, перед вылетом, его
встревожила и котораЯ исчезла; синоптика, пришедшего за несколько  минут  до
старта, когда летчики, улетающие в бой, в центре вниманиЯ, свою неожиданную,
неуместную браваду перед синоптиком, - Љомлев ее заметил, - и с новой  силой
ожило в ‘илаеве дважды испытанное им за день предощущение  удачи.  ѓлубокое,
Ясное, такое неверное.
     ‚ первый раз  -  утром,  когда  ходили  на  „онецко-Ђмвросиевскую.  Џод
„онецко-Ђмвросиевской ожидалась мотоколонна противника, прикрытаЯ  зениткой.
Љазнов, его ведущий, двадцать раз повторил на земле: "Ќе  отставай,  держись
за мной клещами!.." ‘илаев и сам знал, как осмотрителен противник, как умело
и жестко оберегает он резервные части, в спешном порЯдке, днем  продвигаемые
к фронту. Ќо в районе, указанном разведкой, мотоколонны не  оказалось.  ‹ибо
она проскользнула, либо не поЯвлЯлась. ‚место грузовиков по большаку  пылили
эскадроны румынской конницы. ‚едущий  Љомлев  снизил  шестерку  на  бреющий.
Љуцехвостые конЯшки, вздыбливаЯсь под моторами €‹ов свечой,  были  смешны  и
слишком беззащитны, чтобы действовать  против  них  свирепо.  …го  новенькаЯ
"семнадцатаЯ", чуткаЯ, легкаЯ, прЯмо-таки играла  в  руках,  он  впервые  во
времЯ штурмовки испытал охотничий  азарт.  ‚озвращение  домой  в  собранном,
плотном строю без единой царапины было триумфальным, из  суеверных  опасений
он сдерживалсЯ, не пел. ЏребываЯ  под  впечатлением  безопасной  и  азартной
кутерьмы над большаком, он не заметил, как нос командирской  машины  коротко
нырнул, что означало роспуск группы, как исчез только что находившийсЯ рЯдом
самолет Љазнова, и в мгновение ока он оказалсЯ один, не представлЯЯ,  -  где
он?  Љ  счастью,  впереди  мелькнул  чей-то  хвост,  он  за  ним   увЯзалсЯ.
ЏристроилсЯ, зашел на посадку, с ходу сел... Ќо не  закончил  еще  пробежки,
как радость счастливого возвращениЯ погасла: он понЯл, что мчитсЯ  на  своей
"семнадцатой" по чужой, братского полка, взлетно-посадочной полосе -  прЯмым
ходом на разнос, на позор, ибо, по справедливости, не многого стоит  летчик,
терЯющий аэродром назначениЯ под крылом своей машины.
     ‚се дальнейшее  он  проделал  с  отчаЯньем  ускользающего  из  западни:
волчком развернулсЯ  на  сто  восемьдесЯт  градусов,  застопорил  костыль  и
газанул на  взлет  -  в  лоб  садЯщимсЯ  братским  €‹ам,  чудом  с  ними  не
сталкиваЯсь. ќтот вопиющий, с точки зрениЯ правил, но единственный,  на  его
взглЯд,  спасительный  маневр   он   осуществлЯл   быстро,   уверенно,   без
размышлений, испытав мгновенное и  острое  предощущение  удачи  -  знакомое,
редкое чувство, которое и впредь ему поможет.
     Ћн не опоздал, успел на  свой  аэродром,  приземлилсЯ  одновременно  со
своей шестеркой. Ќо Љомлев все видел.
     "ЋбрадовалсЯ?"  -  спросил  командир   эскадрильи.   "ЋбрадовалсЯ!"   -
подтвердил он (рот до ушей). "Ќичего этого не было", - тихо  сказал  Љомлев,
поглЯдываЯ по сторонам, а он с готовностью ему поддакивал. -  Ќе  рассчитал,
ушел на второй круг, сел замыкающим... Ясно?" - "џсно!" - подхватил  он  как
заговорщик. Љомлев как будто покрывал его, подсказываЯ версию, коей  следует
держатьсЯ в случае вызова на ЉЏ. Љак будто так; ‘илаев  видел,  однако,  что
капитан сыт его художествами, что все это может плохо длЯ него кончитьсЯ,  а
его распирало прекрасное, только что  испытанное  предчувствие,  он  в  него
верил, ничего не страшилсЯ. Џодкатил "виллис" с охрипшим посыльным: "Љомэска
Љомлева и летчика ‘илаева - на ЉЏ!.. ‡вонок от  соседа!..  ђугаетсЯ  сосед!"
—его и следовало ожидать.
     Љомлев молча опустилсЯ рЯдом с шофером, молча указал ‘илаеву  на  место
сзади, "виллис" рванул, не дожидаЯсь, пока летчик усЯдетсЯ, но и этот рывок,
и кара, нависшаЯ по его вине над ним и капитаном, не заглушали возбудившейсЯ
в нем веры в благополучный ход событий. € что же?
     Ќа полпути к ЉЏ все изменилось: стоп, "виллис"! ‚ чем дело?
     ‘ейчас же назад, на стоЯнку, к подсолнухам! Џулей к самолетам, вылет по
ракете!
     ђакеты, однако, пришлось ждать долго, нервное напрЯжение не спадало: то
штурман дивизии проверЯл знание  курсов  и  расстоЯний,  то  летчиков  вновь
собирали  в  кружок,   и   командир   полка,   подкативший   на   "виллисе",
предостерегал: "Љомлев, работу €‹ов с земли наблюдает представитель ‘тавки!"
     ‚се это, несмотрЯ на то что о посадке на соседнем аэродроме - ни звука,
понемногу вытрЯсало из Ѓориса обретенный утром оптимизм.
     Ћни сидели на чехлах комлевской машины, все уточнЯЯ, выверЯЯ начертание
линии фронта, ежечасно менЯвшеесЯ.
     ‘обственно,  вникал  в  ее  неспокойные  изгибы  Љомлев,  с  терпеливым
старанием подчищаЯ  и  заново  расцвечиваЯ  каждый  выступ,  каждую  вмЯтину
красно-синей линии, а он, ‘илаев, примостившись сбоку, глазел в  поддуваемую
ветерком карту командира, механически ее копировал. ‡а его, ‘илаева,  спиной
с карандашом и розовым шариком школьной  резинки  наготове,  то  привставаЯ,
чтобы тоже видеть линию  фронта,  то  приседаЯ,  ноги  калачиком,  посапывал
Љонон-ђыжий. ЏовторЯЯ на своем листе рисунок командира, ‘илаев ждал одного:
     где, в какой точке остановитсЯ остро отточенный карандаш капитана? Људа
их пошлют? Ќа балку Ћльховчик? Ќа ‘нежное?..
     € ‘нежное, и балка Ћльховчик, и ‘аур-Њогила - ключевые  позиции  немцев
по миуескому рубежу, но худшим из трех вариантов был длЯ ‘илаева один.
     "’олько бы не туда", - думал он.
     Ќе на ‘аур-Њогилу, где двадцать седьмого числа  разверзлась  перед  ним
иссинЯ-чернаЯ и голубаЯ пропасть Њиуса... Ѓыстрые, слишком скорые  мгновениЯ
над ней были не стычкой, но схваткой. Џервым воздушным поединком, где он уже
не был скован, не служил мишенью, знал,  что  делать,  у  него  даже  возник
какой-то план, и все могло бы повернутьсЯ иначе, поддержи  его  Љонон-ђыжий,
вовремЯ обеспечь огнем. Ќо хвостовой пулемет молчал.
     ЌеЯсность, не поддающаЯсЯ разумению летчика двусмысленность вкралась  в
последние секунды боЯ, в его раэвЯзку, когда Ѓорис выбрасывалсЯ с парашютом.
     ”ронтоваЯ жизнь,  исполненнаЯ  риска,  была  в  тыловых  представлениЯх
‘илаева тем хороша и желанна, что несла  с  собой  избавление  от  всЯческих
постромок и опек. …ще в курсантской курилке  привлекала  ‘илаева  и  многими
живо обсуждалась такаЯ  подкупающаЯ  мелочь  фронтового  быта,  как  общение
летчиков между собой не по званию или фамилии, а посредством невесть  откуда
взЯвшейсЯ  сокращенной  формы;  например,   „Ѓ   -   так   называли   друзьЯ
летчика-истребителЯ „митриЯ Ѓорисовича ѓлинку, прославленного аса; ЃЃ -  так
обращались к его однополчанину, старшему брату Ѓорису Ѓорисовичу. €  выдумка
тут, и улыбка, и фронтоваЯ вольность... Ќадо ли удивлЯтьсЯ, что по  прибытии
на Њиус ‘илаев сейчас же прослышал краем уха о  какой-то  уловке,  проделке,
будто бы предпринЯтой в разгар кубанского сражениЯ старшим из  братьев,  ЃЃ,
чтобы попасть из тыла на Љубань, где действовал полк младшего, „Ѓ...
     Ѓ‘ - тоже звучало не плохо.
     „ело оставалось за малым: чтобы  такое  обращение  получило  признание,
права  гражданства.  —тобы  возможности,  которые  он  в  себе   чувствовал,
самостоЯтельность, которую оп развивал,  вышли,  наконец,  наружу,  оставили
след по себе... в виде пока безвестного сокращениЯ "Ѓ‘", что ли...
     Џомереть, погибнуть, ничего не сделав, никак не проЯвившись?
     ‚ горьких размышлениЯх об этом он еще  до  армии,  на  крышке  школьной
парты перочинным ножом вырезал три слова: "ђоссиЯ, милаЯ ђоссиЯ..." Ќикто из
активистов десЯтого "Ѓ" не вздумал прорабатывать Ѓориса за  порчу  казенного
имущества. Џосоветовали закрасить  остро  белевшую  строчку,  чтобы  не  так
бросалась в глаза. Ћн закрасил,  затушевал,  -  с  товарищами  Ѓорис  всегда
ладил. Ќо завуч - историк, прежде его не  замечавший,  прицепилсЯ.  "ќто  не
случайнаЯ выходка ‘илаева",  -  заЯвил  он.  ‘ердечный  вздох  тугодума  был
истолкован завучем как  проЯвление  скрытого  анархизма,  как  склонность  к
беспочвенному пессимизму, "который может завести далеко не  в  ту  сторону".
‘илаев выслушивал все это с  интересом.  "‚ыходка!"  -  настаивал  завуч  на
обсуждениЯх, значительно намекаЯ на некий  уловленный  им  в  умонастроениЯх
юноши подтекст, - чего ‘илаев не желал уже ни слушать, ни сносить. Љонфликт,
надолго затЯнувшийсЯ, ничем не кончилсЯ...
     € в летной школе ‘илаев никому и ничего не  доказал,  хотЯ  и  пыталсЯ.
‘ловарь  блюстителей  армейского  порЯдка  довольно  скуп,  но  длЯ  свежего
человека  с   "гражданки",   вчерашнего   десЯтиклассника,   в   нем   много
неожиданного. "Љурсант ‘илаев разгильдЯй!" - схлопотал он  перед  строем  за
плохо прибранную тумбочку. Ќе показав обиды, в спокойных  выражениЯх  ‘илаев
взЯлсЯ было разъЯснЯть, какое это заблуждение: он из учительской семьи,  где
с детства приучают к порЯдку, и никто, никогда не называл его разгильдЯем...
не убедил. ‘ кем ему особенно  не  повезло,  так  это  с  инструктором.  …го
инструктор ‡аенков был тем в  жизни  счастлив,  что  не  опоздал,  успел,  -
выскочил из военной школы лейтенантом, получил лейтенантское обмундирование,
лейтенантские знаки различиЯ за день до приказа наркома обороны, по которому
военных  летчиков  по  окончании  курса  стали   аттестовать   как   младших
командиров,  присваиваЯ  им  звание  "сержант".  ѓод,  как  работал  ‡аенков
инструктором, а все не мог успокоитьсЯ, унЯть своей  радости,  сам  говорил,
что просыпаетсЯ по ночам и,  не  верЯ  себе,  ощупывает  ворот  гимнастерки,
красные квадратики на нем, "кубари".  ђетиво  занималсЯ  спортом,  спринтом,
получал призы и грамоты. Ќа разборы полетов с курсантами  ЯвлЯлсЯ  одетым  с
иголочки. ’онкаЯ кожа белесого, тщательно промытого лица пылает от  ветра  и
солнца, бровки домиком слегка подбриты, от густых светлых волос, разделенных
пробором, отлетает стойкий парфюмерный запах  (инструктора  за  глаза  звали
„ушистым). ‹учшие часы ‡аенкова были, конечно,  в  воздухе,  где  так  зримо
проЯвлЯлось его превосходство  над  теми,  кто,  как  его  ученики-курсанты,
подпали под приказ и кому теперь до лейтенантского чина служить, как медному
котелку. Џрежде чем сесть в кабину "р-пЯтого", ‡аенков  обмахивал  бархоткой
пыль с надраенных сапожек, натЯгивал перчатки желтой кожи, потом  прикреплЯл
у себЯ на груди резиновый раструб переговорного  устройства,  "матюгальник",
от которого в воздухе не отрывалсЯ, - матерщинником молодой  инструктор  был
ужасным.  Љурсант  человек  подневольный,  что  ему  остаетсЯ:  либо  терпит
площадную брань, либо стараетсЯ ее не замечать. ‘илаев по натуре не кисейнаЯ
барышнЯ, и не подзаборнаЯ ругань сама по себе убивала его, а вот это желание
унизить тех, кто и  так  лейтенанту  не  ровнЯ,  насладитьсЯ  превосходством
счастливчика... Ќа беду ‘илаева, в  нем  что-то  устроено  так,  что  всЯкаЯ
обида, несправедливость, оскорбление вызывают в  нем  оцепенение.  Џотом  он
соберетсЯ,  ответит,  даст  отпор,  но  перваЯ  реакциЯ  -  боль   бессилиЯ,
оцепенение. "‚ыбирай стабилизатор!" - орал на него из своей кабины  ‡аенков,
немыслимо изощрЯЯсь и не подозреваЯ последствий, глубины обратного  эффекта,
силы тормоза, приведенного им в действие. ‡аенков бесновалсЯ,  ‘илаев,  сидЯ
болван болваном, раз за разом повторЯл одну и ту же ошибку. Љогда он  ошибсЯ
в энный раз, ‡аенков, доведенный тупостью ученика до белого калениЯ,  двинул
от себЯ штурвал  сдвоенного  управлениЯ  так,  что  костЯшки  правой  кисти,
которой ‘илаев держал штурвал в своей кабине, расшиблись о стенку  бензобака
в кровь. Ќа земле ‡аенков подлетел к нему, чтобы  излитьсЯ  до  конца.  ‘тоЯ
навытЯжку перед инструктором  с  глазами,  полными  слез,  ‘илаев,  стараЯсь
говорить твердо, заЯвил: "џ с вами летать не буду!" - "Ѓудешь, трам-тарарам!
- заходилсЯ в крике ‡аенков, удивлЯЯсь слезам курсанта и не  понимаЯ  их.  -
…ще как будешь, трам-тарарам! ‘начала сто посадок посмотришь, одну  запишешь
себе, а потом Я подумаю, допускать тебЯ к полетам или нет!.." ‚се было  так,
как сказал ‡аенков. €з стартового нарЯда "махала" ‘илаев не выбиралсЯ, летал
урывками, перебиваЯсь с хлеба на квас, по  всем  элементам  летной  практики
‡аенков выставил ему "четыре", что означало профессиональную  непригодность,
необходимость отчислениЯ... а ведь  шла  война.  Њожет  быть,  потому  и  не
отчислили, что война: средств и сил на  подготовку  летчика  было  затрачено
немало. Ќе отчислили, допустили к полетам на ‘Ѓ - с другим инструктором.  "€
отец учитель, и мать учителка?" - встретил его  новый  инструктор.  Љурсанта
‘илаева никто об этом не спрашивал. Њежду тем в обращении  инструктора  были
наивность и удивление, знакомые Ѓорису с детских лет, по пионерским лагерЯм,
где его всегда расспрашивали об этом новые приЯтели;  вопрос  вернул  его  в
дом, в их  семью,  где  в  последние  годы,  несмотрЯ  на  стычки  с  отцом,
складывалась вокруг него атмосфера внимательности и заботы,  как  это  часто
бывает вокруг  единственных  сыновей,  подающих  надежды.  татный  "махала"
как-то приободрилсЯ, повеселел; с той встречи, с  того  вопроса  началась  в
жизни Ѓориса новаЯ, светлаЯ полоса. …го  новым  инструктором  был  лейтенант
Њихаил €ванович Љлюев...
     Ќо как мелки, как смешны, ничтожны тыловые мытарства ‘илаева - в  школе
и ‡ЂЏе - в сравнении с тем, что началось  длЯ  него  июльским  рассветом  на
Њиусс.
     ‘ первого днЯ, с первого вылета, когда не стало †ени ‘толЯрова, все зло
земли сошлось длЯ ‘илаева в холодном звуке "мессер".  ‚се  его  страданиЯ  и
боль  -  от  немецкого  "мессера",  "худого",  смертного  врага  его   €‹-2,
"горбатого". Љогда он стал курсантом, его  долго  преследовал  страшный  сон
школЯра:
     как будто выпускные экзамены, и он с треском  проваливает  химию.  “жас
домашних, большой педсовет: выдавать ли ‘илаеву свидетельство...  ’еперь  по
ночам на него надвигались беззвучно мерцавшие пушки "ме - сто девЯтого",  он
кричал Љонон-ђыжему:  "Џочему  не  стрелЯешь?!  ‘трелЯй!"  ѓолос  отказывал,
летела сухаЯ щепа вспоротого борта, отваливалось прошитое очередью крыло...
     ’ак они сидели на свежих чехлах командирской машины, уточнЯЯ линию  Ѓ‘,
боевого соприкосновениЯ, и когда уже под вечер цель, наконец,  определилась,
худшее из опасений ‘илаева сбылось:  ‘аур-Њогила.  Џредчувствие,  весь  день
жившее в нем,себЯ не оправдало.
     Џодошел синоптик, худенький младший лейтенант административной  службы,
в портупее, в фуражке с лакированным козырьком и "крабом".
     - Ћблачность с "мессерами" или без? - громко обратилсЯ к  нему  ‘илаев,
боЯсь выдать свою мгновенную, острую зависть к синоптику, которому не грозит
‘аур-Њогила и который вечерком преспокойно отправитсЯ на танцы. ’оном голоса
- с легким вызовом, чуть-чуть насмешливым - и замкнутым, холодным выражением
лица  ‘илаев  постаралсЯ  показать,  сколь  безразличны  ему  такие  младшие
лейтенанты  административной  службы,  как  он  ни  во  что  не  ставит  их,
офицеров-сверстников, не умеющих находчиво ответить на шутку боевого летчика
о "мессерах"...
     - €‹у "мессера" не догнать, - отчетливо проговорил Љом-лев,  поднимаЯсь
с чехлов и сдуваЯ крошки со своей карты. "Ћн,  кажетсЯ,  менЯ  осаживает,  -
удивилсЯ ‘илаев. - ЊенЯ ставит на место".  ‚  сильно  потертом,  белесом  на
спине и в локтЯх реглане, в армейской, защитного цвета пилотке, сидевшей  па
крупной голове капитана несколько кургузо (его синюю, с авиационным  кантом,
"организовала  какаЯ-то  разинЯ",  как   объЯснЯет   капитан   Љомлев),   он
приготовлЯлсЯ надеть шлемофон. Љапитан уважителен к тем, кто  хорошо  делает
свое дело на своем месте. ‘иноптик, которого капитан  знает  по  ‘талинграду
еще студентом-добровольцем, этому правилу отвечает, а он, ‘илаев, пока что -
нет. ‡адирать нос, заноситьсЯ всегда вредно, а перед вылетом -  недопустимо.
Џеред вылетом, считает капитан, в человеке должна преобладать трезвость, - €
от "мессера" ему не уйти, - закончил  Љомлев,  натЯгиваЯ  шлемофон  и  делаЯ
привычный, беглый, моментальный  снимок  окрест  себЯ,  по  головным  уборам
собравшихсЯ, в надежде обнаружить свою пропажу, синюю пилотку.
     •лопнул стартовый пистолет: "Џо самолетам!"
     "ЋтрексЯ,  -  подумал  ‘илаев  о  командире,   так   истолковываЯ   его
озабоченный взглЯд. - Љомлев от менЯ отрексЯ".
     ‘о вздохом, с заученной  осмотрительностью,  как  бы  чего  не  задеть,
‘илаев на руках опустилсЯ в бронированный короб своей кабины.  Џеред  ним  -
мотор, не пробиваемое пулей лобовое стекло; по бокам - шесть миллиметров, за
спиной двенадцать миллиметров брони.
     ЋтзываЯсь  трубному  реву  мотора,  хвост  удерживаемой   на   тормозах
"семнадцатой" подрагивал, билсЯ о землю.
     ‘тартуЯ в паре с Љазновым, Ѓорис  знал,  что  в  тот  короткий  отрезок
времени, когда лидер группы Љомлев пустит свой самолет в разбег, быть может,
уже оторветсЯ, повиснет над  землей,  набираЯ  скорость,  а  они,  Љазнов  и
‘илаев, изготовлЯЯсь, будут в последний  раз  пробовать  моторы,  "прожигать
свечи", - в эти секунды стоЯщий впереди Ѓратуха, как он ни занЯт, повернетсЯ
к нему вполоборота. ЏовернетсЯ, будто  бы  проверЯЯ,  все  ли  в  порЯдке  у
нерадивого  ‘илаева.  €  будто  бы  убедившись,  что  -   да,   в   порЯдке,
удовлетворенно кивнет ему в  открытом,  свободном  длЯ  взлета  направлении,
приглашаЯ его и подстегиваЯ: пошли!.. Ћн только это и сделает, Ѓратуха. †ест
сообщника, одному ему предназначенный.
     Џривычного знака на этот раз не последовало; Ѓорис, ни на кого и ни  на
что не надеЯсь, из ритма не выбилсЯ, взлет их пары не исказилсЯ,  все  пошло
как ни в один другой вылет, -  и  медлительный,  долгий,  с  подпрыгиваниЯми
разбег по кочковатой полосе, и одновременный с Љазновым отрыв  от  земли,  и
легкий без нагона и подстраиваниЯ  сбор  на  кругу...  эти  быстрые  минуты,
складываЯсь в единое, завершенное в  надаэродромном  пространстве  движение,
снова, как утром, вызвали в нем прилив  уверенности,  воскресили  развеЯнное
долгим ожиданием старта радостное предчувствие успеха.
     "Љазнов и ‘илаев - отличнаЯ пара", - могли сказать о них на земле.
     ЌавернЯка сказали.
     ’орбочка,  поду