алось,  там,  в  тылу,
собрали все, как под метелку. ‚идимо,  командование  спешило.  Џрибывали  то
старики, то выздоравливающие раненые, то юнцы.
     “видев Ѓурмакина, Я обрадовалсЯ: судЯ  по  выправке,  как  уверенно,  с
каким достоинством он доложил о прибытии, нетрудно было догадатьсЯ, что  это
будет хороший воЯка. ‹евой рукой он опиралсЯ на палку с причудливой резьбой.
џ долго разглЯдывал ее затейливый узор и понимал,  что  кто-то,  несомненно,
имел ловкие и умелые руки, обладал тонким вкусом, был терпелив и настойчив.
     - Љто же это вам так вырезал? - невольно спросил Я.
     - ‘ам, в госпитале, - ответил Ѓурмакин. - ‡а  полгода  не  такое  можно
сделать.
     - Ќо как же вы будете воевать, когда ходите с палкой?
     ‘ержант ответил, весело улыбаЯсь:
     - Ѓрошу, товарищ старший лейтенант. …ще немного, и брошу!
     Њы были, пожалуй, ровесники...
     џ предложил сержанту сесть: и на фронте неукоснительно соблюдалось  это
правило - подчиненный не имеет права садитьсЯ в присутствии начальника (даже
если тот всего-навсего командир роты) без специального разрешениЯ.
     ‘ержант сел, положив палку так, чтобы на нее можно было опереть больную
ногу, и, видимо, чувствуЯ неловкость, заговорил, просто так, чтобы только не
молчать:
     - ‡наете, товарищ старший лейтенант! џ вообще-то читать люблю. Ќо когда
читаешь, то невольно мысли разные лезут в голову и тоска какаЯ-то  нападает.
Ћт бездельЯ, что ли? Ђ в палате со мной один мастер лежал - у него обеих ног
не было. ‡дорово умел из дерева  вырезать  и  менЯ  кое-чему  научил.  Љогда
работаешь ножиком, тут уж мечтать не будешь. ‡адумаешьсЯ, так и  палец  себе
недолго отхватить.
     џ  назначил  Ѓурмакина  помощником  командира  взвода,   к   лейтенанту
Њигалову.
     —ерез две недели зашел у менЯ с Њигаловым разговор о Ѓурмакине. ’от  не
очень лестно отзывалсЯ о нем.
     - „елает все, что положено. ‘олдаты любЯт.  •ороший  парень.  Ќо  ведет
себЯ странно. ‘тоит поЯвитьсЯ самолету в  воздухе,  как  он  выскакивает  из
землЯнки и смотрит. €ли сидит, смотрит в небо и все чего-то ждет.
     џ ответил на это:
     - Ђ вы знаете, Њигалов, Я первое времЯ тоже в небо смотрел.  ‚се  своих
искал. “слышишь звук самолета и ищешь: вдруг наш? ‘ейчас и смотреть перестал
- надоело. ќто неплохо, значит, он еще надеетсЯ.
     Ћднако вскоре и мне пришлось быть  невольным  свидетелем  того,  о  чем
говорил Њигалов и что он принЯл за странность в поведении Ѓурмакина.
     Љак-то утомившись, Я лег  у  себЯ  в  землЯнке  и  уснул,  Џроснувшись,
услышал, что кто-то разговаривает тихо, не  торопЯсь,  с  длинными  паузами.
Џрислушавшись, Я понЯл, что разговаривают Ѓурмакин и  Ђнатолий  Њихеев,  мой
ординарец. Ѓурмакин спрашивал ЂнатолиЯ:
     - Ќу ты сам-то когда-нибудь летал?
     - Ќе-е-е...
     - ’огда тебе  трудно  понЯть,  что  человек  испытывает,  когда  летит.
Џредставь себе, что ты в небе. Ќа самом верху!  Ќад  всеми!  ‘верху  на  все
смотришь и все видишь. ѓорода маленькие, аккуратные такие, будто игрушечные.
Ђ лес!.. €дешь в детстве, бывало, и конца-краю ему нет. € тоска смертнаЯ,  и
сам ты такой маленький-маленький и затерЯнный. Ђ  летишь  над  ним,  так  он
кажетсЯ меньше одной плоскости. „аже смешно становитсЯ. €ли вот море. ’ы был
когда-нибудь на море, видел?
     ‚ ответ неуверенное:
     - Ќе-е-е...
     - ‹етишь над морем. Џод  тобой  корабли  проплывают  медленно-медленно.
Ѓудто совсем на одном месте стоЯт. ЉосЯки рыб блестЯт.
     Џотом длительнаЯ пауза, и снова голос Ѓурмакина:
     - ‚от Я на земле, как и  все,  маленький  человек.  Ќикто  на  менЯ  не
смотрит. Ђ в воздухе Я - бог. џ - воздушный стрелок. ќто мы сбиваем самолеты
врага. ‹етишь - на тебЯ с земли смотрЯт. ‚ воздушном  бою  командир  кораблЯ
надеетсЯ. Ђ ты ловишь фашиста  в  перекрестие  прицела,  и  от  тебЯ  многое
зависит. Џонимаешь, а в душе у тебЯ гордость великаЯ - такое дело доверили.
     ЋпЯть молчание. Џотом глубокий вздох:
     - „а. Ћ чем говорить. Ќет у нас машин. ‚от в чем беда.
     € если до этого в его голосе было столько восторга и душевного трепета,
то сейчас куда что девалось - осталась одна тоска. џ начал понимать сержанта
Ѓурма-кина, воздушного стрелка, списанного в госпитале из авиации.
     Ћднажды над позициЯми завЯзалсЯ воздушный бой.
     ЏризнатьсЯ, мы в небе давно не видели своих.
     Ќевозможно забыть  то  времЯ,  когда  над  нами  были  только  немецкие
самолеты! Ћни давили все, что можно было увидеть. Ќалетали крупными  массами
и в одиночку.  ‘трелЯли  и  бомбили  по  колоннам,  гонЯлись  за  отдельными
машинами и людьми, если их удавалось разглЯдеть  сверху.  Џушки  и  пулеметы
били, не жалеЯ боеприпасов.
     ‚ тот день мы увидели воздушный  бой.  €нформбюро,  правда,  все  времЯ
сообщало о воздушных боЯх, но увидеть их седьмой роте, затерЯнной в лесах  и
болотах ‘еверо-‡ападного фронта, так и не удавалось.
     Ђ тут, прЯмо над головой, - схватка, в которую втЯнулись десЯтки  машин
с обеих сторон. ‘олдаты выползли из  землЯнок  и  блиндажей,  задрали  вверх
головы и смотрели, разинув рты. ‚се исстрадались в ожидании  перемен,  да  и
было на что посмотреть!
     Ќа большой высоте сплелсЯ клубок наших и чужих машин. Ћн то приближалсЯ
к нам, то удалЯлсЯ. “ходил ввысь так, что мы его терЯли  из  виду.  Ђ  потом
снижалсЯ,  будто  падал  на  землю.  Љлубок  вращалсЯ,   распадалсЯ,   снова
становилсЯ тугим. ‚ыли моторы, до нас доносились  звуки  длинных  пулеметных
очередей.
     ‚ремЯ от времени из этого месива выпадали машины: они начинали дымить и
с черным хвостом уходили прочь, чтобы упасть  и  взорватьсЯ  где-то  далеко,
либо,  развернувшись,  снова  бросались  в  схватку.  €  не   было   никакой
возможности проследить до конца хотЯ бы за одной  из  них.  Ќевозможно  было
также определить, где свой, где чужой самолет. „умалось,  что  это  какаЯ-то
страннаЯ игра не на жизнь, а на смерть, но все-таки игра.
     ‚ это-то времЯ Я увидел сержанта Ѓурмакина. Ћн стоЯл на открытом месте,
забыв об опасности или пренебрегаЯ ею, выскочив на бруствер  траншеи,  чтобы
видеть все небо. ‘о стороны было занЯтно смотреть, как он,  вскинув  голову,
выделывал какие-то странные движениЯ руками, сгибалсЯ, разгибалсЯ,  рвал  на
себе гимнастерку, подпрыгивал от радости.
     Љогда бой закончилсЯ, он, проходЯ мимо менЯ, виновато улыбнулсЯ,  будто
от него в воздушной схватке что-то зависело, и пожал плечами.
     —ерез два днЯ он пришел ко мне и робко, но настойчиво  начал  разговор,
который не показалсЯ мне ни странным, ни неожиданным.
     - ‚идели, товарищ старший лейтенант, воздушный бой? -- спросил он.
     - ‚идел, - ответил Я.
     - Ђ Я ведь воздушный стрелок.
     - ‡наю.
     - Ќу, товарищ старший лейтенант, не обидно,  когда  не  было  машин.  €
разговора никто не вел. Ђ сейчас-то ведь поЯвились? Ђ?
     - „а, поЯвились, - подтвердил Я. - € еще больше будет, слышал.
     - Ќу, вот видите, товарищ старший лейтенант...
     - ’ак ты о чем это, Ѓурмакин? „еру хочешь дать из пехоты? - спросил Я.
     - Ќу, если бы можно, - осторожно начал он подходить к своей просьбе.
     - „а в пехоте же лучше, - начал Я его уговаривать, хотЯ знал,  что  это
звучит фальшиво. - џ бы, к примеру, никуда не ушел.
     - Ћтпустите, товарищ старший лейтенант!
     - „а что ты, какаЯ разница? - спросил Я, а сам  подумал:  "…сли  бы  он
знал, как Я его полюбил и как мне не хочетсЯ, чтобы такие от менЯ уходили!"
     - Ћтпустите, товарищ старший лейтенант. Ќе могу Я здесь. ‚сем - ничего!
‚от вам, свЯзному вашему, в роте восемьдесЯт человек, и всем хорошо. Ђ Я  не
могу. ‘трашно мне здесь.
     - „а ты что? џ думал, ты храбрый командир!
     - ‘трашно мне здесь, потому что ни за что  убьют  или  искалечат,  даже
выстрелить не успеешь. ‚от спишь ночью, прилетит какой-нибудь  поросенок,  и
конец.
     - Ђ там тоже убивают. ‘колько летчиков погибает?
     - Ќе то, товарищ старший лейтенант. Ќе то страшно. •очу Я с ними в небе
встретитьсЯ. •очу там немца с его машиной в перекрестие взЯть. ђука  у  менЯ
крепкаЯ, глаз верный, а нервы стальные. ‘ейчас говорил  Я  с  одним.  “  нас
такие машины приходЯт, что только сам не будь дураком и не трусь.
     Љонечно, он убедил менЯ, и мне самому страшно захотелось, чтобы  такого
прекрасного парнЯ перевели в летную часть. Џусть  даже  мне,  как  командиру
роты, хуже будет, пусть даже Я от этого  проиграю.  €  обещал  поговорить  с
кадровиком.
     Ќо когда, придЯ в штаб полка, Я заикнулсЯ об этом, помощник  начальника
штаба с искренним возмущением вскинул  глаза,  скрытые  за  очками,  видимо,
стараЯсь определить, не сошел ли Я с ума. € воскликнул:
     - ’ы что? „а понимаешь ли ты, о чем ты просишь? ‘ейчас  на  вес  золота
каждаЯ боеваЯ единица, а ты  разбазариваешь?  „а  если  Я  доложу  командиру
полка!
     џ понЯл, что продолжать разговор бесполезно.

     Ќачались бои. ‘начала, первые дни, все, казалось, шло хорошо.
     Њы продвинулись на пЯть километров, и  командование  считало,  что  это
большой  успех.  ‚о  времЯ  войны  почему-то  действиЯ   войск   оценивались
километрами. ЏЯть километров взЯли у  врага  -  победа  (при  этом  неважно,
сколько  положили  людей),  пЯть  километров  оставили  врагу,  уступили   -
поражение (при этом неважно, какой ценой врагу это досталось).  ’ак  вот,  у
нас был успех.
     Ќа третий день мы  снова  атаковали  с  утра.  Ѓурмакин  действовал  за
командира взвода, который погиб в первый день наступлениЯ.  џ  слышал,  как,
поднЯв взвод в атаку, Ѓурмакин распорЯжалсЯ:
     - ђазомкнись! ђассредоточьсЯ! —его сгрудились?! Ћгонь, огонь!
     џ понимал, что вместе, рЯдом, бок о бок -  веселее,  но  противнику  по
такой цели проще бить. Џотому одобрЯл указаниЯ Ѓурмакина.
     Љогда особенно густо начали сыпать немецкие пулеметы, сержант посмотрел
по сторонам, увидел менЯ, вскинул голову  и,  приветствуЯ,  убедившись,  что
справа и слева солдаты дружно перепрыгивали через ручей, крикнул:
     - ‚перед, вперед! Ќе ложитьсЯ! Ћгонь, огонь! Ќиже бейте,  по  брустверу
старайтесь!
     ‘ам вскинул пулемет на руку и на весу повел огонь, будто  из  автомата.
‚звод бросилсЯ в  гору.  ‚переди  бежал  Ѓурмакин,  и  до  немецкой  траншеи
оставалось ему всего несколько прыжков.
     ‚от тогда-то менЯ и ранило.
     •ирург в медсанбате очистил рану от осколков, кусков  одежды  и  грЯзи,
засыпал чем-то, перевЯзал, дал мне палку.
     - ЏридетсЯ полежать. Њожет, в полевой госпиталь переведем.
     - „а вы что?! - вскинулсЯ Я.
     - Ђ вот то. Ћсложнение может быть.
     - ‚ роте ни одного офицера не осталось, а Я тут с девками буду?!
     •ирург оказалсЯ крутым человеком.  џ  долгое  времЯ  думал,  что  такое
качество присуще людЯм этой профессии вообще.
     - џ тебе как человеку говорю, - сказал он. - „остукаешьсЯ - потом  ногу
отнимут.
     - Џугаете?! Ќе из пугливых. ‚се равно убегу.
     - Ќу иди. „ругие просЯтсЯ, чтобы куда подальше отвезли, а  этот  бежит.
Ќу иди! ’олько потом не пожалел бы...
     - Ќичего, выдержим.
     - Ќам даже лучше: сам видишь, сколько народу!
     - ’ак вы менЯ по-доброму отпустите?
     - Ћтпускаю при условии, - майор медицинской службы был горд и самолюбив
-  сознание  власти,  видно,  доставлЯло  ему  удовлетворение,  -  повторЯю:
отпускаю при условии: что ежедневно будешь приходить на перевЯзку.
     - „аю слово, -  пообещал  Я.  Њы  попрощались,  чтобы  уже  никогда  не
увидетьсЯ.
     ‚ыходЯ из хирургической, столкнулсЯ с солдатом из  своей  роты.  “видев
менЯ, тот остолбенел и выкрикнул:
     - Ћ-о-ой, товарищ старший лейтенант!
     - ’ы что так на менЯ смотришь? - спросил Я.
     - Ђ говорили, что вас убило, - сказал он не то испуганно, не то весело.
     - Љто говорил?
     - Ђ вот он, - солдат подвел менЯ к раненому  с  забинтованной  головой,
который невдалеке колол дрова, и спросил:  -  ќто  ты  говорил,  что  нашего
командира убило?
     - џ, - уверенно подтвердил забинтованный.
     - Ђ кто тебе сказал?
     - ’ак там, говорЯт, в  вашей  седьмой  роте  из  всех  командиров  один
сержант осталсЯ живой. Џулеметы и  минометы  уж  больно,  говорЯт,  немецкие
били... ђота в огневой мешок попала. Ќемцы чего-нибудь да придумают.
     ‘тороной, не очень далеко от нас, в  шинели  нараспашку,  проходил  наш
писарь. "‡абинтованнаЯ голова" увидел и закричал:
     - Ђ вот еще ваш!
     Џисарь бросилсЯ ко мне, торопливо запахиваЯ шинель.
     - ’оварищ старший лейтенант! - выкрикнул он радостно, по-ребЯчески.
     - Ђ ты откуда? Џочему в таком виде?! - навалилсЯ Я на ротного писарЯ.
     - џ раненого принес.
     - Ђ что это у тебЯ шинель в крови?
     - ’ак, говорю, товарищ  старший  лейтенант,  нашего  сержанта  на  себе
тащил. ‚урмакина.
     - Ђ где он? - спросил Я, испугавшись. - —то с ним?
     - ‚ хирургию отнесли.
     "‡начит, не скоро вынесут", - подумал Я и решил обЯзательно дождатьсЯ и
повидать его.
     - Ђ почему нараспашку? - упрекнул Я писарЯ  за  небрежный  вид  больше,
пожалуй, чтобы хоть что-то говорить, а не молчать. Ќадо  же  было  показать,
что Я командир.
     - ’ак, товарищ старший лейтенант, - оправдывалсЯ он, - осколком в спину
задело. ђемень пополам, а шинель распороло.
     - Ђ сам?
     - Ђ сам, как видите,  жив.  •орошо,  что  лежал,  а  то  бы  перерубило
пополам, если бы стоЯл.
     Ќачало  дуть,  и  мы  вошли  в  палатку,  котораЯ  предназначалась  длЯ
выздоравливающих. ‚ошли тихо и услышали, как раненый солдат браво хвасталсЯ:
     - Ќаша рота первой бросилась, а потом уже другаЯ, и  весь  батальон  за
нами пошел. Ђ тут тыщи пуль,  сотни  мин,  ад  настоЯщий.  ’рещит,  свистит,
ухает, бьет, падает. ‹юди кричат, бегут. € каждый бежит и кричит.  џ  одного
заколол, а как - сам ничего не помню. Џомню только, что заколол, что глаза у
него вылезли.
     - Ќу, брат, ты и врать мастак... - прервал его кто-то.
     - „а ты что, видел, как дело было? Ќебось  в  артиллерии  просидел.  ’ы
что, со мной в атаке участвовал?
     - Ќет, не участвовал. Ќе видел, но знаю. —ем ты его заколол-то? “ вас и
штыков-то ни у кого сейчас нет!
     - џ его - дулом карабина!
     - Ќу, хохмач...
     ’от, который "заколол" немца, увидев менЯ, остановилсЯ  и  с  восторгом
выкрикнул:
     - ‡драсте, товарищ командир!
     -  ‡дравствуй!  -  ответил  Я,  тоже  обрадовавшись.  -  ’ы   что   тут
рассказываешь?
     - „а вот, товарищ старший лейтенант, не верЯт, какаЯ заваруха была.  Њы
от вашей роты справа шли. Ќу и вам тоже досталось! ќтот проклЯтый мешок!
     - Ќадо же! - сказал кто-то из  угла,  -  придумала  немчура:  пропустЯт
нашего брата, а потом со всех сторон - справа, слева, сзади и спереди -  как
врежут из  всех  пулеметов,  как  бахнут  из  минометов...  ‚от,  проклЯтые,
научились!
     - Ќичего, и мы научимсЯ! - пообещал кто-то.
     џ  попрощалсЯ  и  вышел,  чтобы  подождать,  когда  вынесут  Ѓурмакина.
ЊедицинскаЯ сестра выскочила из палатки  наперерез,  загородила  мне  дорогу
собой и спросила:
     - ‚ы Џерелазов?
     - џ.
     - Љомандир приказал покормить вас.
     џ удивилсЯ и обрадовалсЯ. Ћна бежала  впереди,  маленькаЯ,  аккуратнаЯ,
чудно перебираЯ ножками и странно размахиваЯ маленькими худенькими ручками с
чистенькими розовыми пальчиками. џ сомлел, стал жалеть и ругать себЯ за  то,
что попросилсЯ у хирурга на передок. Ќо в то же времЯ подумал, что теперь-то
уж обЯзательно буду  приходить  сюда  на  перевЯзку  ежедневно,  как  обещал
хирургу.
     Ђ она бежала впереди, по временам оборачиваЯсь ко мне и лукаво хихикаЯ.
Ѓыло Ясно, что она просто  веселаЯ,  молодаЯ,  сытаЯ,  симпатичнаЯ,  радость
выпирала из нее беспричинно.
     ‡а  столом,  мучительно  преодолеваЯ  неприЯтное   и,   казалось   мне,
невыгодное длЯ менЯ молчание  (надо  бы  вести  себЯ  как  хваткий  парень),
спросил:
     - Ђ как вы менЯ узнали?
     - ’ак ведь сразу видно, что вы с переднего краЯ,- ответила она.
     - Ђ-а-а, - понЯл Я, - грЯзный, оборванный.	…ще что-то хотел сказать, но
она, будто оправдываЯсь, перебила менЯ:
     - Ќет, не потому.
     - Ђ почему?
     - „а потому, что вас, товарищ  старший  лейтенант,  все  знают,  ‚ы  же
командир седьмой роты, а не какой-нибудь штабной!
     џ поел, поблагодарил, а она мне сказала:
     -  €  вообще-то  мы,  то  есть  все  наши  девочки,   любим   настоЯщих
фронтовиков.
     “ходЯ, Я пожал сестре руку так, что  она  скривилась  от  боли  и  даже
немножко присела. „умалось, что чем крепче пожму, тем больше чувства вложу в
это прощальное рукопожатие. Ћна повернулась и побежала. Џотом  остановилась,
помахала мне весело и скрылась в палатке.
     Ќе успел Я еще остыть от  этой  неожиданной,  первой  и  последней,  но
запомнившейсЯ на всю жизнь встречи, как увидел, что вынесли Ѓурмакина.
     €звестно, что никто не любит смотреть на раненого. Ќо это был Ѓурмакин,
и Я подошел. ђукой показал солдатам, чтобы они остановились.
     …ще утром Я видел его здоровым, веселым и  энергичным.  ’еперь  он  был
неузнаваем, взглЯд потух, сжатые губы и впалые щеки изменили весь облик.
     џ взЯл его вЯлую, безжизненную руку, уже  не  надеЯсь,  что  он  узнает
менЯ. Ќо он устало, глЯдЯ в сторону, еле слышно прошептал.:
     - ’оварищ старший лейтенант?!
     - „а, дорогой, - обрадовавшись, ответил Я.
     - “знал вас... - сказал он погромче: - ‚ы живы...
     ироко открытыми глазами, не мигаЯ, он долго  смотрел  вверх,  стараЯсь
что-то сказать.
     - —то? - спросил Я.
     - Ќебо... - выдохнул он с трудом.
     —истое небо стоЯло высоко над  землей.  џ  понимающе  пожал  его  руку.
‘мертельно усталое лицо исказилось: мне показалось, он улыбнулсЯ.
     - ‚ыздоравливай, - сказал Я. - ‚ыздоравливай, дорогой!
     Ћн зашевелилсЯ, даже попыталсЯ приподнЯтьсЯ от носилок, но  застонал  и
опЯть с великим трудом произнес:
     - Ѓуду... старатьсЯ...
     Ќа какое-то времЯ оживилсЯ, медленно повернул ко мне голову,  посмотрел
устало и еле выговорил:
     - €з госпиталЯ - прЯмо туда...
     Њедленно, еле заметно перевел взглЯд от менЯ вверх и  смотрел  в  небо,
пока солдаты не взЯлись за носилки.

        ‚ –…ђЉ‚€ 

     ‘тарший лейтенант ЃелЯков, командир минометной роты, осталсЯ не у  дел.
‘начала кончились  боеприпасы,  а  потом  последний  батальонный  миномет  с
расчетом был выведен из строЯ прЯмым попаданием артиллерийского снарЯда.
     ‘олдаты убиты, миномет искорежен... € комбат  принЯл  решение  передать
оставшихсЯ в живых  минометчиков  ко  мне,  в  седьмую  стрелковую  роту,  а
ЃелЯкова оставил при себе, на всЯкий случай.
     Џрошла неделЯ, как ЃелЯков и его солдаты превратились  в  пехоту,  если
честно говорить, то  ту  пехоту,  на  которую  артиллеристы  всегда  смотрЯт
свысока, и теперь уже отличались  от  нас  лишь  артиллерийскими  эмблемами,
которые все еще красовались у них в петлицах. Љонечно, эмблемы были вырезаны
ротным мастером из консервной жести,  но  все  же  это  были  артиллерийские
эмблемы.
     Ѓывшие минометчики уже не раз участвовали в атаке вместе со  стрелковой
цепью и отражали контратаки противника, действуЯ  вместе  с  нами  в  первой
траншее. ќто, конечно, особого восторга ни у кого из них не  вызывало.  ‘амо
собой разумеетсЯ, батальонный миномет - это еще  не  орудие,  но  уже  и  не
винтовка. ќто вооружение особое, требующее кое-каких знаний, потому любого к
нему не поставишь.
     Ћни продолжали гордитьсЯ своей бывшей специальностью, ибо считали  себЯ
причисленными к артиллерии  -  роду  войск  образованному,  интеллигентному,
достойному всЯческих привилегий.
     Џожалуй,   старший   лейтенант   ЃелЯков   раньше   своих   подчиненных
приспособилсЯ к  новым  условиЯм  и  среди  матушки-пехоты  чувствовал  себЯ
превосходно: как рыба в чистой воде. •оть он числилсЯ  при  комбате,  но  во
времЯ боев убегал от него и действовал с нами.
     Ћднажды мы захватили большое, разрушенное дотла  и  сожженное  село,  и
командир полка разрешил личному составу  роты  сутки  отдыха  в  этом  селе.
‚скоре через наши боевые порЯдки прошел соседний батальон.
     Њы возвратились в село и ждали,  когда  придет  походнаЯ  кухнЯ,  чтобы
первый раз в этот день плотно поесть: позавтракать,  пообедать  и  поужинать
заодно, а после этого забытьсЯ в спокойном сне.
     Љогда начало смеркатьсЯ, на улице  села  поЯвилась  дымЯщаЯсЯ  походнаЯ
кухнЯ.  ‚округ  нее  начали  роитьсЯ  солдаты.  Ћни  сбегались,   позвЯкиваЯ
котелками, касками и лопатками. ‚ это времЯ противник внезапно обрушилсЯ  на
село огнем артиллерии. Џотерь, к счастью, не было. Ќо налет мог повторитьсЯ.
     “крытьсЯ в селе можно было только в огромной каменной  церкви.  ‘колько
ни били по ней из орудий, сначала наши, а потом немцы, она выдержала  все  и
стоЯла сейчас мрачнаЯ, обгоревшаЯ, но еще мощнаЯ и надежнаЯ.  Љогда  началсЯ
обстрел, солдаты увидели в ней защиту и бросились туда,  чтобы  спастись  от
огнЯ.
     џ распорЯдилсЯ ввезти кухню  в  церковь  и  ужин  раздать  там.  ‹ошадь
выпрЯгли  и  поставили  за  церковью,  между  кладбищенскими  памЯтниками  и
оградой. Џоходную кухню на руках поднЯли по  ступенькам  паперти  и  вкатили
внутрь церкви. ‚скоре туда ввалились все солдаты  и  офицеры,  свободные  от
несениЯ службы караула.
     —тобы  хоть  как-то  осветить  внутри,  от  стены  к  стене   протЯнули
телефонный провод и зажгли его с обоих концов. ‘тало светло.  ‡апах  резины,
плесени, покрывавшей стены, человеческого пота и пищи повис над всеми. ‘отнЯ
солдат, конечно, скоро надышала тепла, и в церкви стало, можно сказать, даже
уютно, тем более что человек ко всему привыкает быстро.
     ‘таршина выдал водку, раздал хлеб, повар разлил по котелкам  содержимое
походной кухни, полную суточную дачу по  фронтовой  норме.  ‹юди  оживились.
‘амодельные алюминиевые ложки скребли и стучали по  котелкам,  от  кружек  с
чаем поднималсЯ пар. ‘лышались разговоры и шутки, сначала сдержанные,  потом
все более громкие и свободные.
     € когда всем стало хорошо, в это-то веселое времЯ на помост и  поднЯлсЯ
старший лейтенант ЃелЯков. Ћн остановилсЯ перед царскими вратами.  €зобразил
молитвенный ритуал, опустилсЯ на колени,  смиренно  перекрестилсЯ.  €  вдруг
резко повернулсЯ и, подпрыгнув вверх, начал дикую плЯску. ‚се встрепенулись,
повернули головы, перестали жевать и замерли в ожидании. —то  будет  дальше?
—то он еще оторвет?
     Ђ ЃелЯков снова подпрыгнул, ударил ладонЯми по голенищам сапог и  пошел
вприсЯдку, легко подскакиваЯ, смешно (потому что криво) ставЯ ноги  на  пол,
играючи поворачивалсЯ вокруг и, как бесенок, понессЯ по церкви, отбиваЯ такт
и выкрикиваЯ что-то нечленораздельное.
     ‘олдаты захлопали. ќто воодушевило ЃелЯкова. Ћн снова прыгал, крутилсЯ,
кувыркалсЯ, вскрикивал и замирал.
     Ђ солдаты хлопали и подбадривали.
     Љо мне в это  времЯ  подошел  высокий  рыжий  солдат.  џ  знал  его  и,
обернувшись, спросил:
     - —то тебе, Џорхневич?
     ‘олдат нагнулсЯ ко мне и с обидой проговорил:
     - Ќехорошо это, товарищ капитан. ѓрех! ђазве в храме можно плЯсать? Љто
плЯшет в храме?!
     - Ќу ладно, - успокоил Я  его,  повернулсЯ  к  ЃелЯкову  и  крикнул:  -
•ватит, отдохни! ’от еще  раз  крутнулсЯ,  подпрыгнул  высоко  и  встал  как
вкопанный:
     - …сть, товарищ капитан. •ватит так хватит!
     Љое-кто из солдат, однако, разошедшись, начал выкрикивать:
     - Љто следующий? Љто еще может? ‚ыходи!
     џ сказал:
     - Ћтставить!
     †елающих больше не нашлось. Ќа времЯ все утихли, присмирели:  нашкодили
и теперь осознали, что делали не то.
     Џорхневич сел около менЯ. ЃелЯков подошел и примостилсЯ рЯдом.
     џ сказал ему:
     - ’ы что это в церкви плЯшешь?!
     - ‘уеверие это все, товарищ капитан, - отмахнулсЯ он от менЯ.
     Џорхневич всем корпусом повернулсЯ к нему, неторопливо  облизал  ложку,
пропихнув ее за валенок и заметил ЃелЯкову серьезно:
     - ‚от вы не верите ни во что, товарищ старший лейтенант, потому  вам  в
бою-то и страшно.
     - Џочему страшно? - спросил ЃелЯков. - Љто сказал, что мне страшно? Љто
это может сказать такое про менЯ?
     - ’ак ведь всем страшно, Я думал, и вам тоже.
     - ’о-то... „умал! €ндюк думал, а ты человек. џ, когда в атаку иду,  так
мне не только себЯ, мне никого не  жалко.  ’олько  бы  до  немецкой  траншеи
добратьсЯ. Ђ ты говоришь, страшно.
     - Џолно врать-то, товарищ старший  лейтенант,  -  прервал  его  солдат,
пожалуй, еще  более  могучего  сложениЯ,  чем  Џорхневич.  -  Љакой  храбрый
нашелсЯ!
     - Ђ что? - подхватилсЯ ЃелЯков.
     - „а то, товарищ старший лейтенант, что смешно слушать.  —его  уж  тут?
Џеред кем выхвалЯтьсЯ-то? ‚се свои. Љому не страшно?
     - Ђ мне - никогда, - решительно выпалил ЃелЯков.
     - ’ак что вы, озорник, что ли, какой, коли ничего не боитесь?
     - Ќе о том речь, - огрызнулсЯ  ЃелЯков.  -  Њы  о  боге  рассуждаем.  џ
говорю, что суеверие это все.
     - Џогодите, - сказал могучий солдат, - прижмет, так  вспомните,  не  то
запоете. •отЯ, может, вы еще к жизни не привЯзаны. ’огда и судить еще  ни  о
чем не можете. џ вот в бога, например, не верю, с  детства  не  приучили.  Ђ
плЯсать в церкви не стал бы. Ќе-е-ет, не стал бы.
     ‘нова наступила тишина, пока ее не нарушил Џорхневич.
     - Ђ Я вот, - сказал он, - когда в атаку иду,  так  тоже  вроде  особого
страху не испытываю. Ђ почему? „а потому, что знаю, что все  в  его  власти.
“бьют так убьют. ‡начит, так надо.
     - Љому надо-то? - вдруг спросил Џорхневича кто-то.
     - …му, - ответил он. - ‚от кому. ‚идно, так надо. Ќичего  без  него  не
бывает. ‚едь, подумать только, как бывает. Љогда бы Я еще в церкви  побывал,
если бы не война? ‘вою-то у нас в селе  давно  на  склад  переделали.  ‡ерно
хранЯт. ‚роде элеватора... Ђ тут вот немцы обстрелЯли нас,  и  мы  все  -  в
храм, все в дом к нему. Ћн не обидит, он сохранит!
     - „а разве он сохранит тебЯ, когда себЯ уберечь не может? -  вступил  в
разговор ЃелЯков. - ‚идел, в церкви-то  всю  макушку  снесли,  и  ни  одного
стекла не осталось?
     - Ђ это он нас испытывает. ‘мотрит, до чего мы еще дойти можем, до чего
докатимсЯ.
     - Ђ что испытывать-то? Џомоги, если ты всесильный,  -  опЯть  выкрикнул
недовольный ЃелЯков.
     - „а, -  подхватил  маленький  и  тихий  солдат,  который  до  сих  пор
прислушивалсЯ и молчал. - џ согласен, товарищ старший лейтенант, что это он,
такой добрый, бог-то твой,  по  всей  земле  войну-то  раскинул?  “ж  больно
испытанье-то тЯжелое. „етей-то и баб-то наших за что испытывает?  Ћт  такого
испытаньЯ одна дорога, выходит, на тот свет. Ђ кто на земле-то останетсЯ?
     - ЋстанетсЯ, не беспокойсЯ, - спокойно ответил  Џорхневич,  -  кто  ему
угоден, тот и останетсЯ.
     - ‡начит, если кого убивают, то туда тому  и  дорога,  -  по-божески-то
выходит?
     - ‚ыходит так.
     Љто-то из угла вспомнил:
     - џ до ранениЯ в двенадцатом полку был, так у нас в роте после обстрела
трое рассудку лишились. Ѓольно  тЯжелыми  снарЯдами  немец  бил.  ѓолова  не
выдерживает. ‚от как он нашего брата испытывает... Ђ фюрер  небось  в  таком
каземате  сидит,  что  и   господь   бог   до   него   не   доберетсЯ.   ѓде
справедливость-то?!
     -  „а,  скажи,  Џорхневич,   за   что   испытанье-то   такое?   -   еще
поинтересовалсЯ кто-то.
     - ‚от так, испытывает, и все, нам знать не дано, - не торопЯсь объЯснил
Џорхневич. - џ так думаю, чтобы узнать, какие мы люди с вами и какие  немцы.
Џрежде народ разве такой был? “ нас ведь все выветрилось из головы-то.
     - Ђ что выветрилось-то?
     - ’о, что от него шло.
     - Ђ что же от него-то шло?
     - „обро.
     - Ќу и ну.
     - ‚ы менЯ не расспрашивайте. џ все понимаю, а объЯснить не могу. “ менЯ
все в сердце, а вот на Языке нет.
     Џорхневич вспомнил о ЃелЯкове и обратилсЯ к нему:
     - ‚от вам, товарищ старший лейтенант,  например,  все  понЯтно,  а  мне
ничего. ‚от и мучаюсь. ‚идно, вы счастливый такой.
     Ќо их разговор перебили.
     - Ђ Я вот, братцы, сон страшный вчерась видел,  -  вдруг  донеслось  из
угла.
     - Ќу?
     - „еревню свою. ’ихаЯ стоит, все дома целы, а никого  нет.  Ћдна  трава
кругом  растет  да  цветики,  маки  алые,  подсолнухи  головами   к   солнцу
повернулись. Ђ людей будто ветром выдуло. ’олько ходит одна баба  в  черном,
высокаЯ и сухаЯ, будто неживаЯ. Ђ мне приглЯнулась. „умаю: "Љажись, ничего".
Џовернулась она ко мне. џ лицо-то не видел, а так сразу холодно  стало.  ’ак
озЯб, что проснулсЯ.
     - „ак это к тебе смерть приходила.
     - „а ну?!
     - ‚от тебе и ну... •орошо, что ты лица ее не увидел.
     - Ђ тогда бы что?
     - Ђ быть бы тебе покойником.
     - Ђ Я-то об ней размечталсЯ. „умаю, ничего баба!
     Ќо тут их разговор прервал ЃелЯков:
     - € что это Я сразу в пехоту не пошел? ‚се в артиллерии крутилсЯ.
     - Ђ у нас разве слаще? - спросили его.
     - Ќе слаще, а веселее, -  ответил  он  насмешливо.  -  —его  только  не
наслушаешьсЯ. Ќу и серые же вы, мужики! Ђ вот насчет смерти Я  вам  вот  что
скажу по секрету. ‚ойна и смерть всегда рЯдом ходЯт. Ќе будет смерти, так  и
войне конец. —то войны без смерти не бывает,  к  этому  привыкнуть  надо.  €
тогда безо всЯкого бога жить можно.
     - „а как же к ней привыкнешь?
     - Ђ ты сюда зачем пришел? Џравильно, чтобы победу одержать.  Ђ  за  нее
что? ‚ерно, платить надо. ’огда и победа будет. ‘ этим примиришьсЯ -  и  все
хорошо. Ќичего даром не даетсЯ! ‚от люди-то и погибают. € ты  можешь  завтра
жизнь отдать, и Я утром могу... Ђ что делать? Џравильно  Я  говорю,  товарищ
капитан?
     Џока Я думал, как ответить, кто-то бойко начал объЯснЯть:
     - Ђ Я вот о чем. Џочему мы смерти боимсЯ? Џотому что не знаем, что там.
Љабы знать, так, может, и не страшно было бы.
     - €шь, чего захотел! Ћттуда еще никто не возвращалсЯ.
     Ќеожиданно раздалсЯ требовательный и недовольный голос:
     - Ђ что это вы, товарищи, панихиду-то завели? Ђ?
     „ругой успокоил всех:
     - Џолно вам, мужики... ‹ожитесь-ко! ‡автра, может, рано подымут,  а  мы
разговорились.
     - ’ак ведь комдив-то сутки отдыха дал, чего нас поднимут!
     - Ћтбой! - скомандовал Я.
     € вскоре рота уснула в храме сном праведников, чтобы,  набравшись  сил,
назавтра поутру снова вступить в бой. ‘ сутками отдыха не получилось.
     “тром роту поднЯли по тревоге. Ќа левом фланге полка прорвались  немцы.
ђазвернувшись в цепь, мы прошли через боевые порЯдки подразделений,  которые
нас вчера сменили, и в лощине встретили контратакующую группу немцев.
     ‘обственно, боЯ не было. “видев, что мы охватываем их  с  трех  сторон,
немцы в замешательстве остановились и начали отходить.  Ћни  даже  перестали
стрелЯть. Ќам была поставлена задача преследовать отходЯщего противника.
     Љогда рота вышла на высоту и стала переваливать на  обратные  скаты,  Я
услышал, что  кто-то  кричит.  Џовернувшись,  увидел  ЃелЯкова.  ’от  бежал,
размахиваЯ руками и делаЯ знаки,  чтобы  Я  остановилсЯ.  џ  встал.  ЃелЯков
подлетел, подал мне сложенное треугольником письмо;
     - ‚ам, товарищ капитан. ’олько что...
     Ќе успев договорить, он упал передо мной как  подкошенный.  ЋпрокинулсЯ
на спину, прЯмо, не сгибаЯсь.  Љогда  подскочил  ‚еселов,  длинный  и  худой
фельдшер батальона, ЃелЯков был уже мертв.
     Њы  осмотрели  его,  но  ничего  не  обнаружили,  ни  одной  дырки   на
обмундировании не нашли. ‚еселов  осторожно  перевернул  его  на  живот.  Њы
увидели, как по телогрейке начало расплыватьсЯ круглое пЯтно крови.
     - ‘квозное, - заключил фельдшер. - ‚ грудь вошла, через спину вышла.
     € тут подошел Џорхневич. Ћн взЯл менЯ за  пуговицу  телогрейки,  поднЯл
предостерегающе палец и сказал тихо, чтобы никто не услышал:
     - ‚от, товарищ капитан, разве Я не говорил вчера? Ђ?
     ‚ечером того же днЯ мой верный ординарец Ђнатолий Њихеев,  принесЯ  мне
ужин, сказал:
     - ’оварищ капитан, вы  помните,  летом  на  формировке  у  вас  пропали
хромовые сапоги?
     - Љонечно, помню. Ќа танцы в рабочий поселок в кирзовых ходил.
     - ‚ы еще на менЯ обиделись.
     - „а нет, Ђнатолий, Я не на тебЯ обиделсЯ.  џ  знал,  что  кто-то  свой
взЯл. ‚от что возмущало. Ќаш брат офицер позаимствовал. Ђнатолий молчал.
     - Ќу и что? - спросил Я.
     - Ђ вот то, товарищ капитан, что  старший  лейтенант  ЃелЯков  в  ваших
сапогах убитый лежал.
     - Ќе может быть!
     - ’очно. –арапина была на носке  правого  сапога.  ‚ы  по  тревоге  под
‘утоками выскочили из землЯнки и на проволоку колючую налетели.
     - ќто могло и с ним случитьсЯ!
     -  „а  Я  же  их  знаю...  џ  их  сто  раз  чистил,  когда  в   ‚ологде
формировались...
     - Ќу ничего, не будем мелочными. Џофорсить захотелось, вот и взЯл.
     - „а, товарищ капитан, и у менЯ уже сердце на него отошло.
     Љогда поужинали, Ђнатолий спросил:
     - ’оварищ капитан, а вы о письме забыли, наверно?
     - Ћ каком письме?
     - „а что старший лейтенант ЃелЯков принес.
     џ снЯл  с  гвоздЯ  телогрейку  и  вынул  из  бокового  кармана  письмо,
свернутое треугольником.
     ‚ бумаге с официальным бланком мне  сообщали,  что  мой  младший  брат,
механик-водитель танка старший сержант Џерелазов  Ђлександр  …горович  погиб
смертью храбрых в боЯх за свободу и независимость нашей ђодины.

        Ќ…†ЌЋ‘’њ € ‹ћЃЋ‚њ 

     Ћткровенно говорЯ, по своей молодости, незнанию  жизни  и  командирской
неопытности Я  относилсЯ  к  агитатору  полка  несерьезно.  •одит  майор  по
блиндажам,  рассказывает  о  чем-то,  расспрашивает,  убеждает,  шутит.   Ќе
требует, чтобы перед ним вставали навытЯжку. Љазалось, ни за  что  конкретно
не отвечает.
     Љонечно, думалось мне, он неплохой человек, но польза-то от него какаЯ?
‚от Я, например, командир роты. “ менЯ почти сто человек, молодых и  старых,
бывалых и только что прибывших с маршевой ротой,  еще  не  видевших  ничего,
смелых, готовых идти на риск и чересчур осмотрительных, за  которыми  только
глЯди да глЯди. ‚сех их надо не только накормить, одеть, обуть, но и,  когда
потребуетсЯ, поднЯть в атаку или  заставить  стоЯть  насмерть,  когда  немец
Џопрет. …сли рота побежит или залЯжет, с менЯ того и глЯди голову снимут.
     Ђ у него ни кола ни двора, он  всегда  свободен,  как  ветер,  какой-то
слишком простой, доступный, несмотрЯ на свой немалый по  тем  временам  чин.
Њайорами тогда  сплошь  были  командиры  полков,  а  комбаты  все  ходили  в
капитанах.
     ‚ремЯ было тЯжелое. ‚оевать только еще учились. Ќа противника  лезли  в
лоб. Ћ маневре лишь говорили, а чтобы зайти немцам во фланг или  в  тыл,  на
это решались немногие.
     ’ак вот в такое-то времЯ нашей роте утром, в десЯть часов, и предстоЯло
атаковать высоту.
     „о нас этот  злополучный  пригорок,  который,  как  Я  теперь  понимаю,
никаких выгод нашей стороне не  сулил,  пытались  захватить  поочередно  три
роты, но ни одной из них военное счастье не сопутствовало.  Љаждый  раз  они
отходили, оставлЯЯ трупы и поливаЯ кровью заснеженные полЯ.  ’олько  занесет
убитых, смотришь, новаЯ рота идет в атаку на эту возвышенность...
     Ќе прошло и двух дней с последней попытки, как  такаЯ  же  задача  была
поставлена перед нами. Ќемцы, видимо, еще с вечера заметили, что у нас опЯть
к чему-то готовЯтсЯ, потому всю ночь и  утро  бросали  в  расположение  роты
тЯжелые снарЯды, которые рвались со страшным грохотом и сотрЯсали несчастную
землю до самого основаниЯ.
     Џосле одного из  таких  обстрелов,  когда  сквозь  перекрытие  землЯнки
(которую Я занЯл два днЯ назад) стало видно  небо  и  нас  засыпало  песком,
провалившимсЯ в щели между раскатившимисЯ бревнами наката, ко  мне  и  вошел
майор Љулаков. Ћбстрел, под который он угодил, пощадил его:  счастливый,  он
поспешно распахнул дверь и ворвалсЯ в землЯнку.
     Џотный, раскрасневшийсЯ,  облЯпанный  землей,  вырванной  снарЯдами  из
мерзлого грунта, он  радостно  улыбалсЯ.  ’от,  кому  приходилось  бывать  в
подобных условиЯх, легко может понЯть его состоЯние.  Љаждому  хочетсЯ  уйти
из-под огнЯ живым. ‘мертельнаЯ  опасность  взвинтила  его  нервы  и  сейчас,
минуту спустЯ, прорывалась в виде дикого весельЯ. Љонечно же,  очень  смешно
остатьсЯ в живых, хохотать хочетсЯ, когда выберешьсЯ из пекла..,
     Њайор бросилсЯ на лежак, вытащил платок, снЯл  шапку,  тщательно  вытер
крупную, совершенно голую голову и блаженно произнес:
     - Љак у тебЯ хорошо!
     ‚скоре  он  успокоилсЯ,  оглЯделсЯ  и  показал  на  дыры  в  перекрытии
землЯнки:
     - ’ы смотри, что делает гад! ‚се тепло выдует.
     - ’ак ведь ночевать-то здесь, наверно, не придетсЯ? - спросил Я,
     - Љонечно, - уверенно ответил он. - ‚от возьмем  высоту  и  в  немецких
блиндажах жить будем. Ќедолго уже ждать!
     ђазвернув мокрый от пота платок, он расстелил его на коленЯх.
     - ’ы поглЯди, что пишет, - сказал он, подталкиваЯ менЯ локтем.  -  Ќет,
ты сам прочти. ’ы подумай, что на полЯх вышила!
     ‚ его словах Я почувствовал восторг и гордость.
     - ќто Я в посылке получил. Љстати, посылки вчера дошли до вас?
     - Џринесли, раздали всем, џ прочитал на платке:
     - "Ќежность и любовь".
     - Ќет, не то, - заЯвил майор. Ћн передернул платок и обрадованно  ткнул
пальцем в начало.
     - Ћтсюда читай, џ прочитал:
     - "Ѓудь спокоен, воин, не жалей фашистов, а с тобою нежность  и  любовь
моЯ". Ђгитатор подчеркнул:
     - Џонимаешь, "нежность и любовь".  "Ќежность  и  любовь",  ты  подумай,
слова-то какие!
     Џотом - не то мечтательно, не то насмешливо - сказал:
     - ‚от если бы немного помоложе был, ну примерно как ты, честное  слово,
написал бы письмо да карточку спросил бы. “ж больно Я письма получать люблю!
‚се думаешь: кто-то там осталсЯ... „аже ждет, может быть...
     Џотом предложил, не то в шутку, не то всерьез:
     - •очешь, адрес дам?
     џ отказалсЯ:
     - “же переписываюсь с одной, товарищ майор,
     - Ќу что же, молодец, - одобрил он, - и ей веселее, и тебе легче. Ђ?
     ‚ таких разговорах сидим и тЯнем времЯ, чтобы как-то скоротать его. € в
самом деле, мы незаметно и неумолимо уже подходим  к  той  важной  черте,  с
которой все начнетсЯ!
     ‚от она, артиллерийскаЯ подготовка атаки... Ќад всей землей гул,  звуки
взрывов и шелест снарЯдов в воздухе, как будто кто-то  невидимый  сдирает  с
неба крышу.
     - џ дома грозы боЯлсЯ, - кричит мне майор, хотЯ  мы  сидим  в  землЯнке
рЯдом. - ‡наешь, как громыхнет, так будто небо пополам раскалываетсЯ.
     "—то гроза?" - думаю Я, чувствуЯ, как  землЯнка  сотрЯсаетсЯ  от  наших
разрывов в немецкой обороне. Ћщущение такое, будто землЯ из-под тебЯ уходит.
     - „авай выйдем, - предлагает мне агитатор, - землЯнка обвалитьсЯ может.
     Њы выходим и видим: солдаты, один  за  другим,  выбираютсЯ  в  траншею;
снарЯды "катюши"  плывут  друг  за  другом,  то  обгонЯЯ,  то  отставаЯ,  то
выстраиваЯсь  в  рЯд.  ‘лышим:  ревут  шестиствольные  минометы  и   тЯвкают
противотанковые орудиЯ.
     Ќичего, что шум и грохот давЯт на уши, зато впереди, там, где  окопалсЯ
и затих противник, все горит, взрываетсЯ, трещит. ЉажетсЯ, у него  никого  в
живых не осталось, так как шестиствольные минометы и те замолкли.
     Ќаконец, поднЯвшись в небо, вспыхивают зеленые ракеты.
     - Ќу, Я пойду, товарищ майор, - говорю Љулакову.
     - €ди, - отвечает он.
     Љакое-то времЯ Я еще  смотрю  на  ничейную  землю,  по  которой  сейчас
придетсЯ бежать, а там - сплошь один чистый снег,
     џ кричу:
     - ‘едьмаЯ рота, в атаку, вперед!
     Џоднимаюсь на бруствер, за мной из траншеи выскакивают мои люди и бегут
с криком:
     - “р-р-ра! ‚перед, вперед! “р-р-ра-а-а!
     “пиваЯсь своей смелостью и храбростью,  бесстрашием  и  молодостью,  мы
приближаемсЯ к траншее противника и уверенно  ожидаем  последнего  решающего
броска, чтобы вцепитьсЯ в горло врагу.
     Ќо немецкие пулеметы ни с того ни с сего ударЯют откуда-то сбоку. ђезко
бьют по земле пули, они взвизгивают и свистЯт.
     "‚жи, вжи, вьюх, вьюх..."
     Ћсобенно пугают рикошеты. ’ак и думаешь, что  одуревшаЯ  от  общениЯ  с
землей пулЯ влепит тебе в глаз, в ухо или в шею. Ќет, нельзЯ устоЯть,  рЯдом
уже падают убитые...
     –епь залегает. —ерез минуту, лежа в снегу, Я уже не  могу  видеть  всей
роты. Љаждый стараетсЯ найти себе Ямку, спрЯтатьсЯ за бугорок или зарытьсЯ в
снег.
     Ќемцы - откуда  их  столько  поЯвилось  в  первой  траншее?  -  бросают
гранаты. Ћни рвутсЯ, не долетаЯ даже до проволочного  заграждениЯ.  "ЃоЯтсЯ,
значит, нашей атаки", - думаю Я.
     Њы молча лежим.  "ЋтдышатьсЯ  надо,  осмотретьсЯ",  -  оправдываю  свое
бездействие. Ќаблюдаю, как пулеметы немцев рубЯт свою же проволоку, не  дают
поднЯть головы, отбивают желание выпрЯмитьсЯ  и  снова  броситьсЯ  в  атаку.
Љогда пули попадают в колючую проволоку, то от заграждениЯ летЯт искры...
     џ обескуражен неудачей. ’акаЯ артподготовка пошла прахом! ‡емлЯ  горела
и рвалась на части. ѓде же в это времЯ  скрывалсЯ  враг?  "‚ечером  придетсЯ
отходить в  свою  траншею  и  атаку  готовить  заново",  -  думаю  Я.  Ћгонь
противника не дает поднЯть головы, и уверенность, что цепь  можно  заставить
повторить атаку, окончательно покидает менЯ.
     ‹ежим в снегу и, как ни странно,  не  очень  зЯбнем:  не  дует.  “битых
мало-помалу заносит острой снежной крупой. Ћни отвоевали,  отдали  все,  что
имели: жизнь, радость и горе. Ђ мы лежим укрывшись. †дем и надеемсЯ...
     € в тот момент, когда по цепи пошла  запоздалаЯ  команда  "ЋкопатьсЯ!",
неожиданно, откуда-то  сзади,  раздалсЯ  звонкий,  пожалуй,  даже  визгливый
голос.