        Ђлександр ѓородницкий. € вблизи и вдали

---------------------------------------------------------------
     OCR: ћрий Ѓариев
---------------------------------------------------------------

        ‚Њ…‘’Ћ Џђ…„€‘‹Ћ‚€џ
     ‚сЯкий ли человек имеет право писать свои воспоминаниЯ?  ЊнениЯ на этот
счет   расходЯтсЯ.  Ѓ.  ‹.   Џастернак,  например,  считал,  что  подробного
жизнеописаниЯ заслуживает лишь подлинный герой. Њне более импонирует  мнение
Ђ. €. ѓерцена, который на вопрос "кто имеет право писать свои воспоминаниЯ",
отвечает: "‚сЯкий. Џотому что никто их не обЯзан читать".
     Ќенастным ноЯбрьским  днем  1982  года  в небольшом  сибирском  городке
џлуторовске, неподалеку от ’юмени, в музее декабристов, устроенном в старой,
почерневшей  от  времени избе,  в  которой жил долгие  годы ссыльный  Њатвей
€ванович Њуравьев-Ђпостол -- брат казненного Ђпостола ‘ергеЯ, на десЯтилетиЯ
переживший  своих  товарищей, Я увидел  странный  экспонат. ќто была  стараЯ
толстостеннаЯ виннаЯ бутылка из темного стекла. Ќезадолго до  смерти  Њатвей
€ванович, забытый  всеми  и умиравший в одиночестве,  положил  в эту бутылку
записку о себе и уже ушедших из жизни друзьЯх-декабристах, а бутылку спрЯтал
под  половицу  около  печки. Љак будто  не  умирал  в заснеженном  сибирском
городке,  а тонул в бурном  штормовом  океане.  Ћн был  уверен, что  про  их
поколение никто уже  давно не помнит. Ѓутылку с  запиской нашли  уже в нашем
веке...
     ’от  древний  мудрец,  который  просил  ѓоспода  не  дать  ему  жить  в
интересную эпоху, был прав. Њне повезло -- большаЯ часть моей жизни пришлась
на  "неинтересную"  эпоху,  если такие вообще  бывают. ‘мертоносные  косилки
сталинских  репрессий, войны и блокады обошли мою семью.  ‘амаЯ значительнаЯ
часть моей  жизни совпала с  тем  временем,  которое  теперь назвали "эпохой
застоЯ". џ не жалею об этом.
     ‚ дни, когда Я пишу эти строки, радио и телевидение то обнадеживают, то
пугают. Ќа улицах и площадЯх шумЯт  толпы, требуЯ отставки правительства. Ќа
глазах распадаетсЯ наша грознаЯ империЯ, еще вчера казавшаЯсЯ вечной. “гроза
гражданской  войны повисла  над необъЯтной  голодной и  растерЯнной страной,
вдруг осознавшей бесплодность  и полурабскую сущность своей вчерашней жизни.
‘тихи и песни, так много значившие длЯ нас в шестидесЯтые  годы, сегоднЯ как
будто никому  уже не нужны. Љ сожалению,  у нас уже не  будет  другой жизни.
Њоему  уходЯщему  поколению,  по-видимому,  не суждено  увидеть  счастливого
завершениЯ  тех  великих  перемен,  которые  только   начинаютсЯ   в   нашей
многострадальной  ђоссии.  "‚ремена  не  выбирают" --  как  точно  сказал Ђ.
Љушнер.
     € все-таки неинтересных эпох не бывает.  € то, чем жило  мое потерЯнное
поколение,  то,  во  что  мы верили, чем мучились, о чем мечтали, тоже может
показатьсЯ кому-нибудь интересным.
     ‡аписки  эти  не  претендуют  на  полноту или  документальную  точность
изложениЯ.  џ  никогда не вел дневников, о  чем теперь жалею, поэтому детали
отдельных  событий,  восстанавливаемых по  памЯти,  могут  быть  неточны.  ‚
некоторых случаЯх  изменены  имена. Њне хотелось написать прежде всего не  о
себе, а  о людЯх,  с  которыми  довелось встречатьсЯ  в  отведенных  судьбой
времени и пространстве, и о друзьЯх, многих из которых уже нет в живых.

        ‚Ђ‘€‹њ…‚‘Љ€‰ Ћ‘’ђЋ‚
     ‘амые  первые  мои воспоминаниЯ свЯзаны с такой картиной: в начале моей
родной улицы,  перегораживаЯ  ее, над  хмурой  невской  водой сереют грузные
корпуса кораблей,  а  над крышами окрестных  домов торчат  их высокие мачты.
‘едьмаЯ линиЯ ‚асильевского острова, между Ѓольшим и ‘редним проспектами, на
которой  стоЯл   наш  дом,  берЯ  свое  начало  от  набережной  Ќевы  вблизи
Ќиколаевского  моста, в конце своем упиралась в Ѓольшую  Ќевку около ’учкова
моста. ‘обственно говорЯ, по дерзкому замыслу Џетра василеостровские линии и
должны были первоначально быть не улицами, а каналами,  соединЯвшими  рукава
Ќевы.  ЋбывателЯм же василеостровским  вменЯлось  в обЯзанность иметь лодки,
"дабы   по   этим   каналам  ездить".   Ћднако   первый   санктпитербурхский
генерал-губернатор, вороватый "‘ветлейший",  герцог €жорский, большую  часть
отпущенных казной длЯ рытьЯ каналов денег употребил на  обустройство  своего
роскошного  дворца  на василеостровской  набережной, развернув его,  вопреки
воле ѓосударЯ, фасадом к Ќеве  --  вместо зданиЯ „венадцати Љоллегий. Љаналы
поэтому получились  узкие,  непроточные  и настолько грЯзные,  что  довольно
скоро их пришлось засыпать...
     „ом тридцать восемь по ‘едьмой линии, где жили мои родители, занимавшие
узкую как щель комнатушку  в 13 квадратных метров с окном, упершимсЯ в стену
узкого колодца  двора, в коммунальной квартире  на втором  этаже, был старым
шестиэтажным  доходным   домом,  да   и  сама   квартира,   видимо,   раньше
принадлежавшаЯ  одной  весьма  состоЯтельной  семье,  была  прежде  довольно
комфортабельной, о чем говорили лепные узоры на высоких потолках.
     Њои отец и  мать родились  и  выросли  в губернском городе  Њогилеве  в
Ѓелоруссии,  на  „непре, откуда  отец приехал  учитьсЯ в  ‹енинград в  конце
двадцатых  годов. „еда своего по отцовской  линии Я  помню плохо. Ѓыл он  по
профессии  шорником,  имел мастерскую и  собственный дом и считалсЯ  по  тем
временам довольно состоЯтельным человеком. Џроисходил он из бедной еврейской
семьи, и, в девЯтилетнем возрасте  лишившись отца, как самый  старший  начал
работать, чтобы  кормить семью. ЏерваЯ жена деда в молодости умерла от рака.
ЊоЯ  бабушка,  его  втораЯ  жена,  была  моложе  его на двадцать  лет.  „ед,
переживший  трех царей и  умерший  в  тридцать  шестом,  в  возрасте 84 лет,
отличалсЯ  религиозностью,  крепким  здоровьем  и  редким   трудолюбием.  Ћн
продолжал работать до  80  лет. Ѓолее всего любил паритьсЯ  в бане. Ћтец мой
вспоминает, что уже  в последние  годы жизни  деда,  приезжаЯ  в  Њогилев  в
отпуск, он возил его на извозчике паритьсЯ в баню, поскольку без посторонней
помощи дед  уже добратьсЯ туда  не мог. ‚ бане, однако,  отец старалсЯ сесть
подальше от деда, чтобы не  ошпаритьсЯ  брызгами, долетавшими из его  шайки.
ЌесмотрЯ на преклонный  возраст  (деду было уже за восемьдесЯт), он не менее
двух раз ходил в парилку.  Ћтец мой помогал ему забратьсЯ на полок и подавал
веник, а сам садилсЯ подальше, на самую  нижнюю полку, так как горЯчего пара
не выносил. Љаждое такое посещение бани было длЯ деда настоЯщим праздником.
     ‘удЯ  по  воспоминаниЯм  отца,  к  большевикам  отношение  у  деда было
сдержанное,  хотЯ именно  им  он почему-то,  возможно,  из-за недостаточного
технического образованиЯ, приписывал заслугу изобретениЯ радио, которое, как
известно, задолго до них придумали  Њаркони и  Џопов. "Ќет, нет, это сделали
они и сделали  специально", --  говорил он моему  отцу, с  опаской косЯсь на
вещающую хриплым  голосом черную  тарелку репродуктора в углу.  -- €  знаешь
зачем? —тобы никто  не  мог думать  сам. Џотому что если человеку  в ухо все
времЯ что-нибудь говорЯт, то он уже сам думать не может".
     Ѓабушку  свою  по  отцовской  линии  Я  тоже  помню  смутно.  Ћблик  ее
ассоциируетсЯ в моей памЯти с ароматом антоновских Яблок, лежащих на чердаке
в  ее  могилевском  доме,  да  еще,  пожалуй, с торжественным  обрЯдом варки
всевозможных варений в сиЯющем подобно вечернему солнцу старом медном  тазу,
в процессе  чего детЯм позволЯлось  лакомитьсЯ "пенками".  Ѓыла она  большой
мастерицей по части знаменитой еврейской кухни, прежде всего по фаршированию
рыбы и изготовлению "тейгелех"  -- маленьких орешков  из теста, вываренных в
меду. „вигалась она и говорила всегда тихо. ‚ августе  сорок  первого, когда
немцы  занимали Њогилев,  она, уже покинув  дом, вдруг  решила вернутьсЯ  за
какими-то  забытыми  вещами. Ћна не слишком опасалась прихода немцев, хорошо
помнЯ немецкую оккупацию  Њогилева в  1918  году,  когда  немцы  ни в  какие
внутренние  дела  горожан  не  вмешивались  и  хорошо  торговали  с  местным
населением. ‚месте с  несколькими тысЯчами могилевских евреев она погибла  в
‹упполово, в лагере уничтожениЯ, где фашисты полуживыми закопали их в землю,
не потрудившись даже толком расстрелЯть.
     Ћтец мой  своей скромностью, трудолюбием  и  любовью к порЯдку пошел  в
деда. Ѓолее  строптивым характером обладал  его  младший брат --  Ѓорис, мой
дЯдЯ, ставший потом профессиональным военным. ‚ 1916 году, пЯти лет от роду,
когда в Њогилев прибыл Ќиколай II, он  ухитрилсЯ чуть не попасть под царский
автомобиль,  неожиданно  перебежав перед  ним  улицу.  Џроисшествие  это  не
обошлось без вмешательства полиции и последующей взЯтки полицмейстеру, чтобы
"замЯть дело". Ћн же пару  лет спустЯ напоил валерьЯнкой козла и впустил его
в комнату, где молилсЯ дед. ‘кандал был неимоверный.
     ЏЯтнадцати лет дЯдька мой добровольцем вступил в Љрасную Ђрмию. ‚ конце
тридцатых годов на „альнем ‚остоке,  где он уже офицером служил в химических
частЯх,  чуть  не  загремел, вместе с т офицерами их  полка,  по обвинению в
шпионаже в пользу џпонии. ‚ отличие от других, его тогда, в свЯзи с фамилией
ѓородницкий -- обвинили в шпионаже в пользу  Џольши.  ‚се обошлось по чистой
случайности -- …жова сменил ЃериЯ, и репрессии были временно приостановлены.
Џомню, как  в  тридцать  девЯтом,  проездом  в  Њурманск,  "на  ”инскую", он
поЯвилсЯ  в  нашей  тесной  ковмнатке  на  ‚асильевском,  в дубленом,  остро
пахнущем  овчиной  полушубке,  туго перепоЯсанный  портупеей  с  кобурой,  с
"кубарЯми"  -- петлицах,  сразу  заполнив  своим  жизнерадостным  голосом  и
воинским  снарЯжением все  наше  небольшое  жизненное  пространство. Џережив
Ћтечественную  и  дослужившись  до  подполковника,  он  ушел  в  отставку  и
поселилсЯ в ‘аратове.
     Ѓыл он в свое времЯ изрЯдным сердцеедом. ‚споминаю, как  в 1966 году мы
вместе с моим тогдашним начальником  Ќиколаем Ќиколаевичем  ’рубЯтчинским  в
промозглую  осеннюю  погоду  прибыли  в  командировку  в Ќаходку, в  ‚оенную
ѓидрографию, договариватьсЯ о совместной экспедиции.  ‚ городской  гостинице
"‚осток" пожилаЯ хмураЯ  администраторша  нам  сказала, что мест  нет  и  не
будет, да  и  вообще  гостиница  эта  -- длЯ интуристов.  "џ  знаю, что надо
делать, -- шепнул мне в ухо Ќиколай Ќиколаевич -- Ќадо вложить в паспорт два
червонца и дать  ей".  ’ак  Я и поступил  и сказал,  просовываЯ  в  окошечко
паспорт:  "Њожет быть, мы оставим  паспорта  на  случай,  если  место  вдруг
освободитсЯ?" "„а зачем мне ваш паспорт?" -- строго спросила администраторша
и отпихнула его ладонью. Џаспорт  упал на ее столик и раскрылсЯ, обнаруживаЯ
внутри две красненькие  бумажки. Љ моему удивлению, неприступнаЯ дама,  даже
не взглЯнув на них, с интересом прочитала мою фамилию  и спросила:  "ќто кто
--  ѓородницкий?"   "џ  --   ѓородницкий",  --  несколько   смущенный  своей
популЯрностью в этом  далеком краю, произнес Я. "Џодождите, -- сказала  она,
вдруг покраснев и начав поправлЯть свою "химическую" прическу, -- вас
     двухместный "люкс" устроит? ’огда давайте  и второй паспорт. Џольщенный
таким безотказным  действием  своей фамилии и  ЏриписываЯ все  это, конечно,
своим  песенным заслугам, Я запол1ил наши гостиничные анкетки. Љогда Я ей их
передавал, она спросила:  "‹ейтенант  ѓородницкий,  Ѓорис, вам родственник?"
"’олько  не  лейтенант,  а  подполковник,  наконец начинаЯ  что-то понимать,
ответил Я. -- „ЯдЯ мой". "Ћй, у менЯ смена через час кончает. Њожно, Я к вам
зайду, вы мне про него расскажете? ‚сю жизнь его помню!.."
     Ќеукротимый  характер  дЯдьки с  годами не  изменилсЯ. ‚ 1феврале  1991
года, приехав в ‘аратов на  его восьмидесЯтилетие, Я услышал  поведанную  им
историю, как ему накануне  юбилеЯ вручили тридцать рублей от парткома, чтобы
он, ветеран войны и старый член  партии, мог подписатьсЯ на газету "Џравда".
"џ еще тридцатник добавил, -- хитро улыбаЯсь, сказал он,  -- и подписалсЯ на
"Ћгонек".
     Њать  моЯ родилась  в многодетной  семье, где было семь детей. ‚сем им,
несмотрЯ на нужду, дали образование. Ћтец и мать познакомились в 1923 году в
школе,  во  времЯ  соревнований на  лучшую устную газету,  а  в 24--25 годах
учились  вместе  на  общеобразовательных  курсах. ‚ двадцать  пЯтом году они
расстались.  Ћтец  поехал  учитьсЯ  в  ‹енинград, а  мать  -- в  Њоскву, где
пыталась поступить в Њ‚’“  им. Ѓаумана.  Ћна сдала приемные экзамены,  но не
была  зачислена  "по  социальному  положению".  ’огда  она пошла  учитьсЯ  в
педагогический техникум,  который закончила  в 1928  году.  Џосле  этого  ее
направили   на  работу  в  ‘ибирь,  в  Ђлтайский  край,   в  глухую  деревню
‚ознесенское   ђубцовского  района,  где   впервые  организовали   школу.  ‚
непривычной длЯ нее сибирской  обстановке приходилось нелегко, тем более что
местные  власти всЯчески старались привлечь ее к коллективизации. Џомню, как
она рассказывала, что  когда  заготавливали пельмени, то  дети по  несколько
дней не ходили в школу.
     Ћтец посылал ей письма из  ‹енинграда чуть ли не каждый день. Ћн в  это
времЯ училсЯ в  ленинградском фототехникуме, куда поступил в двадцать шестом
году.   ‘типендиЯ  ему   не  полагалась   из-за  неприглЯдности  социального
происхождениЯ   --  сын   кустарЯ.  Џриходилось   поэтому  работать,   чтобы
прокормитьсЯ.  ‚ те поры в  учебных заведениЯх  существовали на общественных
началах трудовые артели, подыскивавшие длЯ студентов временную работу. —ерез
такую  артель  отец  устроилсЯ ночным  сторожем,  поскольку  дни были занЯты
учебой.  Џосты ночных  сторожей  были  разные  --  выгодные или  невыгодные.
‚ыгодными считались посты у продовольственных магазинов (где перед закрытием
сторожа кормили  бутербродами  с  колбасой  или ветчиной, да  еще и  в запас
давали) или такие посты, где сторож сидел в тепле, между запертой внутренней
и открытой внешней дверью магазина. Ћтцу досталсЯ пост невыгодный, наружный,
у магазина "‚оеннаЯ книга"  на углу Ќевского и †елЯбова, где он помещаетсЯ и
поныне.   ђЯдом  с  ним  на  Ќевском  существовал   тогда   второй   магазин
ђудметаллторга  (сейчас там  -- кафе "Њинутка")  и в том же здании третий --
ѓосшвеймашин (сейчас  --  телевизионный  магазин). ‚се эти три магазина отец
охранЯл  на  пару  со  студентом   из   пединститута.   ‘торожам  выдавалась
спецодежда--валенки с  галошами и тулуп. …сли один из  напарников дежурил  в
дождь, то  его  сменщик должен был  надевать  сырой  тулуп -- просушить было
негде.  Џоскольку  стоЯть  приходилось  на  улице,  отогретьсЯ  в   холодные
питерские вечера было нелегко. ’олько в семь утра, когда открывались чайные,
и на Ќевском поЯвлЯлись первые ранние прохожие,  можно было согретьсЯ вместе
с  ночными извозчиками чашкой  горЯчего чаЯ с  булкой. ‡ато рЯдом шла ночнаЯ
жизнь Ќевского проспекта.
     €з   знаменитого   ресторана   "Љрыша",   закрывавшегосЯ   в   полночь,
разбредалась  по  Ќевскому  подвыпившаЯ  пестраЯ толпа  -- от  Џреуспевающих
нэпманов до  загулЯвших поэтов и  тогда уже чрезвычайно престижных  валютных
проституток. Ћднажды  ночью отец увидел, как три милиционера и три вызванных
ими дворника пытались  посадить на извозчика дородного  пьЯного  мужчину. Ћн
каждый раз давал им обступить себЯ и схватить, после чего с улыбкой разводил
руками --  и все шестеро валились  на землю. ’ак  повторЯлось несколько раз,
пока  вокруг  не собралась большаЯ толпа,  встречавшаЯ очередную милицейскую
неудачу  аплодисментами  и  ‘вистом. Ћказалось,  что  милиционеры  сажают  в
пролетку,  чтобы  отправить  в  участок,  известного  тогда  борца  -- џкубу
—еховского.
     Џоскольку пост  был  наружный,  и обогретьсЯ  было негде, отец научилсЯ
спать стоЯ, прижавшись головой  в  угол ниши. Џри этом быстро затекали ноги.
ђЯдом  с  углом дома,  где  находилсЯ  книжный  Њагазин,  со  стороны  улицы
†елЯбова,  за  левой  створкой  ворот отец Џрисмотрел  себе  большую  нишу с
деревЯнным  настилом.  Ћбычно в шесть часов утра, когда начиналось движение,
он  забиралсЯ туда и ложилсЯ на настил поспать.  Ћднажды перед  октЯбрьскими
праздниками  (а в ‹енинграде в это времЯ обычно  красили все двери и ворота,
выходЯщие  на  улицу) он  улегсЯ,  как обычно,  подремать в нишу.  ‡а второй
створкой ворот стоЯли  баночки с краской и кистЯми. Љогда отец проснулсЯ, то
обнаружил, что его  "сторожевые"  служебные валенки выкрашены в Ярко-красный
цвет.  ЋказываетсЯ,  мальчишки,  шедшие  поутру  в  школу,  увидели  ноги  в
валенках, торчащие из-за ворот, и выкрасили валенки вместе с калошами.
     ‘он  у отца в молодости был крепкий. Ћднажды  ночью в квартире случилсЯ
пожар.  Џриезжала  пожарнаЯ  часть.  ѓорела  стенка,  примыкавшаЯ к  ванной.
Џожарные  не могли попасть в кухню, поэтому они прошли через комнатушку, где
спал  отец,  отодвинули  кровать  со  спЯщим, проникли к  месту  загораниЯ и
ликвидировали пожар. Ћн  даже  не  проснулсЯ и  только  утром  он  удивилсЯ,
увидев, что  его  кровать  стоит  посередине комнаты, на  полу лужи, грЯзные
следы и сильно пахнет гарью.
     †ил тогда  отец  на улице  ђылеева,  неподалеку от улицы  ‚осстаниЯ,  и
обычно  в  свой техникум,  располагавшийсЯ на улице  Џравды,  ходил  пешком.
’рамвай стоил дороговато. …го маршрут был разбит на тарифные участки. Џроезд
на каждом стоил  три копейки,  на  поездку иногда надо было  тратить 9 -- 12
копеек. Њаршрут отца пролегал по ‹итейному и ‚ладимирскому проспектам, где в
те  годы  процветала  бойкаЯ  торговлЯ  всЯкой  всЯчиной. ‚нимание  прохожих
обращал  на  себЯ высокий  мужчина,  стоЯвший  обычно  на  углу  ‹итейного и
Ќевского  и  продававший  с  лотка пЯтновыводитель.  ‚округ продавца  всегда
толпились  зеваки,  так как он охотно демонстрировал всем желающим  действие
своего  средства. ЏроходЯ каждое  утро мимо, отец  хорошо  запомнил  всю его
рекламу, которую  бойкий  продавец выкрикивал  неподражаемой  скороговоркой:
"џпонский  переваренный  мыльный корень  -- химическое домашнее  радикальное
средство, необходимое в  каждом доме, в каждом хозЯйстве.  ‚ыводит пЯтна  на
шерстЯных,  диагоналевых  френчах,   брюках,  лайковых   перчатках,  тюлевых
занавесках,  коврах,  мебели и прочих  материалах.  ‘остав  дореволюционного
времени. €зобретение известного профессора уприса. ќто  каждому доступно  и
каждому   необходимо.  ’еперь  лето,   и  от  пЯтен  никто  не   может  быть
гарантирован. ‚ы купили новое пальто, новый костюм, новое  платье, заплатили
бешеные деньги, одели один раз, шли по улице, и вам капнули краской с крыши.
€ли  вы  задели за  колесо  извозчика, опрокинули  чернильницу  на скатерть,
ковер,  мебель, где  образуютсЯ громадные пЯтна.  ‚ам не  надо  волноватьсЯ,
торопитьсЯ, искать химическую чистку. ЏриобретаЯ этот состав, вы можете сами
вывести любое  пЯтно  на  любом материале.  ‚ыводит пЯтна  винные, маслЯные,
жирные, смолу, деготь, мумию, медЯнку, а также бриолин, каролин и мазут. ќто
не какие-нибудь бесполезные притирки и примазки, которые вам будут всучивать
всевозможные  чертики-водолазики.  ‘пешите  видеть, спешите взЯть! ‡десь  не
‹озаннскаЯ конференциЯ  --  кому  надо,  покупайте,  а  кому  не  надо, путь
продолжайте..."
     „иректором  фототехникума в годы, когда там училсЯ отец, был  профессор
‹енинградского технологического института „митрий €льич ‹ещенко, друживший с
Ђ. ‚. ‹уначарским,  который, приезжаЯ в  ‹енинград,  всегда останавливалсЯ у
него. ‹ещенко был членом партии с  1898 года. ‚ 1917 году, когда ‹енин после
июльских  событий  скрывалсЯ  в  ђазливе,  ‹ещенко  фотографировал  его  длЯ
фальшивого удостоверениЯ загримированным под рабочего  сестрорецкого завода.
‚ техникуме он читал на  первом курсе неорганическую химию, но на его лекции
приходило  множество  студентов  со  старших курсов.  —итал  он захватывающе
интересно.  ђассказываЯ   о  химии,   часто  приводил  примеры  из   истории
революционного движениЯ, участником которого был сам.
     Џомимо  работы  ночными сторожами и грузчиками, студенты  фототехникума
времЯ от  времени прирабатывали на киносъемках как статисты. ђабота эта была
легкой, а  заработок -- вполне  приличным.  Љак раз  в это  времЯ ќйзенштейн
снимал на ‹енфильме фильм  "ЋктЯбрь". Џомощниками его  были ѓ.  Ђлександров,
траух  и ѓоморов.  Ћператором фильма  был  ќдуард  ’иссе.  Џоскольку съемки
начались в  мае  1927  года,  все  студенты,  в том числе и отец,  старались
пораньше  сдать  экзамены, чтобы освободить  времЯ. ‘дав экзамены  досрочно,
чуть  ли  не  каждый  день  отец  ездил  на  съемки  то  в  ‘мольный,  то  в
Џетропавловскую крепость,  то  на станцию Љушелевка.  ЌарЯду  с  участием  в
массовках  он   работал  разнорабочим  на  съемочных  площадках,  расставлЯЯ
осветительные приборы, разматываЯ кабели или подвозЯ из Ђрсенала винтовки, а
позднее,  научившись  обращатьсЯ с прожектором, --  осветителем  на вечерних
съемках. Ћтец  вспоминал,  что  в  фильме "ЋктЯбрь" профессиональных актеров
почти не было.  ‹енина, например, играл рабочий цементного завода Ќикандров,
имевший с ним портретное сходство.
     …му  пошили костюм, пальто и кепку, а на голове выбрили  лысину. ‚ роли
Љеренского снималсЯ также  похожий  на него студент “ниверситета.  ‡иновьева
играл его настоЯщий брат, а в роли ’роцкого выЯ занЯт какой-то зубной  врач,
также  обладающий большим  сходством с героем. Њожно было  только поражатьсЯ
терпению  и  выдержке  Ђлександрова   и   трауха,  которые   "дрессировали"
непрофессиональных актеров. Ѓольше всего возни было с Ќикандровым,  часто не
понимавшим,  что от  него требуетсЯ. Ћбычно  на массовках его не показывали.
Џоскольку  отец  работал  в съемочной  группе, ему  было  поручено привозить
Ќикандрова на съемки в ‘мольный, где специально была выделена комната, чтобы
его гримировать. Ќа съемочную  площадку выпускали в самый  последний момент.
ќто производило такое впечатление, что все  солдаты и матросы, участвовавшие
в массовках,  встречали  его  как  настоЯщего ‹енина.  Љогда он проходил  по
актовому залу, направлЯЯсь к трибуне, не надо было  искусственно подогревать
"энтузиазм  масс". Џрисутствующие кричали "“ра" и кидали вверх  шапки вполне
естественно, что и фиксировалось на пленке.
     Ћднажды отцу в очередной раз поручили привезти Ќикандрова в ‘мольный на
съемку. †ил тот в …вропейской гостинице.  Љогда отец поднЯлсЯ на второй этаж
и постучал в номер, его не оказалось. ѓорничнаЯ сказала, что Ќикандров вчера
не  ночевал, а накануне с ним был неожиданный скандал. Ћн поднЯлсЯ вечером в
уже упомЯнутый ресторан "Љрыша", где кутили татары, и, подсев к ним  за стол
и изрЯдно набравшись, начал куролесить. Џотом затеЯл драку.  Љогда вызванные
милиционеры  стали его  забирать,  он вырывалсЯ  а кричал:  "Љого забираете,
гады! џ  -- ‹енин, Я вам свободу  дал!" ‚  Љакое отделение его увезли,  было
неизвестно. Џришлось звонить в ‘мольный и выЯснЯть, куда забрали Ќикандрова.
Љогда отец разыскал отделение, где сидел Ќикандров, дежурный заЯвил ему, что
афериста, работающего  под ‹енина, он не отпустит. Џришлось снова  звонить в
‘мольный,  в  административную  группу. ’ам сказали:  "†дите в милиции -- мы
позвоним  Џодвойскому".   Џримерно  через   полчаса  Ќикандрова  освободили.
‚ыглЯдел  он  весьма  неприглЯдно: лицо обрюзгшее,  под  глазом  -- огромный
синЯк. ‚ таком помЯтом виде отец и привез его в ‘мольный на съемку. ’ам  ему
устроили изрЯдную  выволочку, загримировали синЯк под глазом и  выпустили на
площадку под восторженные овации "революционных рабочих и крестьЯн".
     Ќа деньги,  заработанные  на съемках, отец  купил себе шапку, ботинки и
большую  деревЯнную  фотокамеру  13 х  18 длЯ занЯтий фонографией. ‘таринный
этот  фотоаппарат Я хорошо помню. Ћн  стоЯл  нашей комнате на ‚асильевском и
сгорел в блокаду вместе с домом. Џомню также необычную фотографию, где отец,
игравший в Њассовке рабочего, снЯт сидЯщим между ‹ениным и ’роцким...
     ‚ феврале тридцатого года моЯ мать  приехала к  отцу в ‹енинград, и они
поженились. ‚се имущество молодой  семьи в тринадцатиметровой  комнатушке на
‘едьмой  линии   ‚асильевского  острова,   полученной   отцом,  состоЯло  из
ломберного  столика,  двух  стульев, раскладушки  и  табуретки.  Њать  пошла
работать  учительницей начальных классов в  среднюю школу на ‚осьмой линии и
учитьсЯ заочно  на физико-математический факультет Џединститута им. ѓерцена,
который  закончила  в тридцать шестом, когда  мне уже было  три  года. Џосле
этого она преподавала в той же школе  математику. Ћтец в это времЯ работал в
фотокинотехникуме и училсЯ заочно в Њосковском полиграфическом институте.
     „ом  наш, казавшийсЯ  мне тогда  огромным,  с высоким  лепным фасадом и
сохранившейсЯ с дореволюционных времен красивой парадной с литыми бронзовыми
ручками, выходил  на  бульвар, где  на моей  памЯти  были  посажены  молодые
деревца,  превратившиесЯ сейчас в  высокие  развесистые  деревьЯ.  Џоскольку
родители днем  работали, а вечером учились,  и  детских садов в ту пору было
мало, большую часть времени в  первые мои четыре года Я проводил с нЯньками.
€нститут  нЯнек в  начале тридцатых был весьма  популЯрным и вполне доступен
даже  длЯ  таких  малоимущих семей,  как  наша. ЌЯньки мои были  в  основном
женщины средних лет или пожилые, из Џсковских,  Ќовгородских или ‚ологодских
краев, чаще всего верующие. ЋтправлЯЯсь утром в школу, мать обычно снарЯжала
нас гулЯть. Њестами ежедневных прогулок были бульвары на ‘едьмой или Ѓольшом
проспекте, а  в случае  дальних прогулок -- ‘оловьевский сад  на углу Џервой
линии и набережной.
     ‚  ‘оловьевском  саду, где  возвышалсЯ  стройный ђумЯнцевский  обелиск,
увенчанный бронзовым орлом, по субботам и воскресеньЯм играл военный духовой
оркестр.  €грались обычно  старинные  марши  и вальсы.  Њне  почему-то более
других запомнилсЯ часто исполнЯвшийсЯ вальс "Ћсенний сон". ‡рительнаЯ памЯть
свЯзывает  с  глухими ударами  вздыхающего барабана и грустным напевом  труб
огненно-красную акварель  сухих кленовых листьев на песчаных дорожках  сада.
„о  сих  пор,  услышав  этот  старый  вальс,  Я  испытываю  странное чувство
мечтательной грусти, как будто кто-то осторожно теплой и влажной рукой берет
тебЯ за сердце...
     Ќа углу ‚осьмой  и  ‘реднего, где  теперь стоЯнка такси, неподалеку  от
тогдашнего  ресторана  "‹ондон",  превратившегосЯ  в наши дни  в заштатную и
грЯзную столовку, дежурили извозчики в  высоких  черных пролетках с откидным
верхом и лаковыми же черными крыльЯми.  ‚ отличие от нынешних такси, проблем
с  ними  практически не возникало.  ‡вонкое  цоканье  конских  копыт по  еще
булыжной мостовой, ржание и  всхрапывание  лошадей, ласково зазывающие крики
извозчиков,  острый  запах  лошадиного  навоза, населЯли  мертвые  городские
каменные   просторы   реальной   жизнью   окрестной   деревенской   природы,
вытравленной  нынче смертоносной  гарью отработанного бензина. ‚се это вновь
приходит мне на памЯть, когда Я перечитываю  замечательные строки ‘амойлова:
"‡вонко цокает кованый конь о булыжник в каком-то проезде".
     Ћдна  из моих нЯнек, набожнаЯ старуха из-под Љрестец, во времЯ прогулок
ежедневно  таскала   менЯ  в   Ђндреевский  ‘обор   на   церковные   службы,
строго-настрого наказав не рассказывать  об этом  матери. Ѓолее всего любила
она отпеваниЯ.  ’оржественность мрачноватого  этого  обрЯда,  усугублЯющаЯсЯ
казавшейсЯ  мне странной  Ќеподвижностью  лежавшего человека,  бледное  лицо
которого  Ярко освещалось свечами  в таинственной полутьме  храма,  необычно
выпевавшиесЯ слова, острый  запах плавЯщегосЯ  стеарина --  все это  внушало
тоску, побуждало скорее выйти наружу, под  Яркий солнечный свет, на нагретые
каменные ступени, где играли другие дети.  ‚  тридцать шестом с Ђндреевского
‘обора сорвали кресты, и церковь свое существование  прекратила. Џримерно  в
то же  времЯ была взорвана  часовнЯ Ќиколы Њорского  на  бывшем Ќиколаевском
мосту,  названном  после  революции  мостом ‹ейтенанта мидта.  Џо преданию,
часовню эту не  трогали до смерти академика €вана Џетровича Џавлова, жившего
в "доме академиков" на углу ‘едьмой и набережной, и взорвали только когда он
умер.  Ћтец рассказывал, что уже  после  взрыва  обломки  долго не  убирали.
Љак-то мы, гулЯЯ, проходили мимо взорванной часовни, и Я спросил его: "Џапа,
когда ее склеЯт?"
     ‚место свергнутого  Ѓога  поЯвлЯлись  другие.  Џомню,  как над воротами
домов на нашей  линии  прибивалсЯ странный знак Ћ‘Ћ‚€Ђ•€Ња  -- с  винтовкой,
пропеллером, противогазом, напоминающий тотем каменного века.
     Ћтец  в тридцать  третьем году перешел  на  работу  на Љартографическую
фабрику  ‚оенно-морского  флота,  где  проработал почти  всю  жизнь -- более
тридцати пЯти лет: заведовал фабричной лабораторией, которую впервые  сам же
и организовал, был главным инженером,  начальником производственного отдела.
€мЯ его не раз упоминаетсЯ в книгах, посвЯщенных истории ‚оенной ѓидрографии
и Љартографической службы ‚Њ‘.  ђаботу свою на фабрике он всегда совмещал  с
преподавательской деЯтельностью -- читал  лекции и вел  практические занЯтиЯ
со   студентами  в  Џромакадемии  и  па  вечернем  отделении  ‹енинградского
полиграфического  техникума. “же  выйдЯ  на пенсию,  он руководил дипломными
работами,  принимал   активное  участие  в  конкурсных  комиссиЯх  и  работе
‹енинградского   Ћбщества   научно-технических   издательств,   заместителем
председателЯ которого был много лет.
     „аже, дома  и  мать, и  отец все времЯ, как Я  сейчас  вспоминаю,  были
занЯты  работой.  Њать  проверЯла  бесконечные  ученические  тетрадки,  отец
готовилсЯ к занЯтиЯм или штудировал какую-нибудь полиграфическую литературу,
котораЯ тогда в  основном  была на немецком  Языке. Џо  вечерам, когда  менЯ
укладывали  спать, обычно  Я  видел, засыпаЯ, отца или  мать, склоненных над
столиком  при неЯрком свете настольной лампы.  ќто вселЯло чувство  покоЯ  и
уюта. ‡ато настоЯщими праздниками были те нечастые дни, когда отец, наконец,
освобождалсЯ, и мы отправлЯлись  с ним гулЯть. Ћсновным местом наших гулЯний
была  набережнаЯ Ќевы, куда нЯньки мои не слишком любили ходить, предпочитаЯ
ближние бульвары и садики. ‡десь начиналсЯ другой мир.  Џод сырым балтийским
ветром  поскрипывали у причалов  самые разные  суда: от гигантских  (как мне
тогда казалось) пароходов до маленьких, густо дымивших буксиров, которые все
почему-то носили имена героев  ‚еликой ”ранцузской революции  -- "‘ен-†юст",
"„емулен",  "ђобеспьер".  ‚еселые  матросы  курили  на палубах.  ‡а круглыми
маленькими окнами в медной оправе, светившимисЯ в черном борту,  происходила
какаЯ-то таинственнаЯ жизнь -- уже не на земле,  а в другой, хотЯ  и близкой
--  не  далее шага, но совершенно  недоступной  стихии. ќто детское ощущение
сладкой притЯгивающей тревоги и любопытства Я вспомнил  уже через много лет,
когда  впервые  прочел  строки Њандельштама: "‡имуют  пароходы.  Ќа  припеке
зажглось каюты толстое стекло".
     „ругим  любимым местом  был зоопарк  на Џетроградской.  ’уда  надо было
ехать  на трамвае,  хотЯ  и не  слишком  далеко,  а  все-таки  --  настоЯщее
путешествие  через  мосты.  Џолюбовавшись  на слонов,  жираф и мартышек,  мы
обычно шли кататьсЯ на  "американские горы". ЊаленькаЯ тележка  с  лЯзгом  и
звоном   взлетала   наверх   и   стремительно   неслась   вниз   по   крутым
головокружительным виражам, проскакиваЯ через какие-то тоннели.  ‘ердце  мое
замирало от ужаса и восторга...
     ‹юбил Я и праздничные демонстрации, особенно первомайские,  куда обычно
отправлЯлсЯ либо  с  мамой и  ее школой, либо  с отцом.  ‚торой вариант  был
несколько привлекательнее, потому что колонну  Љартфабрики обычно возглавлЯл
большой военно-морской  духовой оркестр, да и  в самой колонне было довольно
много людей в морской форме. ќто вселЯло в менЯ иллюзию причастности к морю.
•орошо помню последнюю предвоенную  демонстрацию  1  маЯ 1941  года. Љолонна
наша,  двигавшаЯсЯ по улице ѓерцена через €саакиевскую площадь, остановилась
у зданиЯ немецкого консульства, на котором развевалсЯ огромный красный  флаг
с белым кругом и черной свастикой в середине...
     Љогда  в  марте  1985  года  выЯснилось,  что  у  отца  рак  легких,  и
оперировать  его  бесполезно, Я, пытаЯсь отвлечь  от размышлений  о болезни,
уговорил его  начать писать воспоминаниЯ о своей жизни. Џоначалу он никак не
мог  к ним приступить, но, будучи человеком" крайне трудолюбивым,  понемногу
втЯнулсЯ  в  это занЯтие и успел  написать  довольно  много.  “же  после его
смерти, внимательно  прочитав  написанное, Я еще  раз ощутил горькое чувство
сиротства, незнаниЯ своих,  даже  самых,  казалось бы,  близких  корней.  €з
записок его Я узнал многое, о  чем при нашей многолетней жизни в одном  доме
даже не  догадывалсЯ -- например,  о  том,  как в  сорок девЯтом его чуть не
посадили по  ложному  доносу,  и наших соседей по  квартире вызывали в  ЉѓЃ,
чтобы они  дали  показаниЯ на отца.  Љ счастью,  все наши соседи были людьми
порЯдочными.
     ‘удЯ по воспоминаниЯм отца, читать Я научилсЯ по газетным буквам к пЯти
годам, а стихи запоминал со слуха на памЯть довольно легко, и очень любил во
времЯ  прогулок читать  их  незнакомым людЯм.  Ѓез тени  юмора отец  написал
дальше:  "Ђлик подходил к какому-нибудь человеку, сидЯщему  на  бульваре  на
скамейке,  и  спрашивал:  "„ЯдЯ, вы знаете  стихи про челюскинцев?" …сли тот
говорил -- нет, Ђлик выпаливал ему  это стихотворение с начала до  конца ‚от
откуда поЯвилась у него любовь к публичным выступлениЯм."
     Џоскольку  мать  и отец возвращались домой поздно,  спать менЯ в раннем
детстве  нередко укладывали  нЯньки, так  что  Я хорошо  запомнил  и полюбил
старые колыбельные  песни, которые они пели.  Ѓолее других  запомнились  мне
"“летел  орел домой" и "Ќе осенний  мелкий  дождичек". “же гораздо  позже  Я
сильно удивилсЯ, узнав, что слова первой песни принадлежат Џушкину, а второй
--  „ельвигу. ЏерваЯ "картинка", которую Я помню в нашей комнате -- большой,
работы ’ропинина, литографский портрет Џушкина, с перстнем на пальце.
     Џочти  каждое лето  родители ездили  вместе  со мной в  Ѓелоруссию--  в
Њогилев или  под  деревню  Џолыковичи "на Џолыковские хутора". Џосле  тесной
василеостровской комнаты и питерских дождей белорусскаЯ деревенскаЯ вольница
казалась сказочной.
     ‚ сороковом году у менЯ вдруг определили "музыкальный слух", и родители
загорелись идеей учить менЯ музыке. ‚ начале сорок первого года отец получил
довольно  большой по тем временам гонорар за учебник "Џроизводство клише длЯ
высокой печати", переведенный ему на сберкнижку. Ѓыло решено купить пианино.
‚незапно грЯнувшаЯ война  порушила эти наивные планы. —то же касаетсЯ вклада
на сберкнижке,  то  мать смогла получить его  только  в сорок  четвертом,  в
эвакуации в Ћмске, и на целую неделю  накупили на эти деньги масла, хлеба  и
Яиц. ’ак что не могу сказать, что мое несостоЯвшеесЯ музыкальное образование
не стоило выеденного Яйца.
     Љогда  началась  война, мать вместе с начальными классами  своей  школы
выехала в деревню под ‚алдай  и  взЯла с  собой менЯ.  ’уда было  отправлено
несколько  десЯтков тысЯч  ленинградских детей  -- в  соответствии с  планом
эвакуации, составленным еще  перед ”инской войной. ‚ышло так, что немцы  уже
близко подошли к  этим  местам,  в то времЯ  как ‹енинград  пока оставалсЯ в
относительном тылу. Њногие родители из ‹енинграда кинулись за своими детьми,
чтобы забрать их  обратно. Ћдним из  последних эшелонов нас вывезли назад, в
‹енинград. Џомню бомбежку на станции Ѓологое, когда нас  загнали под вагоны,
а все  вокруг было красиво и Ярко освещено сброшенными с  немецких самолетов
осветительными ракетами. ‚ последних числах июлЯ  мы с эшелоном Љарт фабрики
отправились  в эвакуацию  в ‘ибирь, в город Ћмск, где организовывалсЯ филиал
длЯ срочного выпуска военно-морских карт.
     ‚ Ћмске отец первый год почти все времЯ был на казарменном положении --
надо было срочно  пустить  фабрику. Њать пошла сначала работать вахтером (за
это   давали  рабочую  карточку),   а  к  сорок   четвертому   году  освоила
специальность технического редактора  в  ѓидрографии,  где  и проработала до
самой пенсии. Ќемногие носильные  вещи,  захваченные из ‹енинграда, в первый
же год были обменены  на продукты. ‘пасала посаженнаЯ нами картошка, котораЯ
заменЯла все. ‘ сорок  второго до сорок пЯтого года пошла почти  непрерывнаЯ
полоса моих болезней -- от автозостоматита до хроносепсиса. ‚се эти невзгоды
легли на плечи матери...
     ‹етом  сорок пЯтого  мы вернулись в ‹енинград. „ом наш  на ‚асильевском
сгорел, и  жить  было негде.  Џриютила  нас семьЯ  Љарцевых,  с которыми мои
родители подружились в начале эвакуации, в товарном вагоне  эшелона, идущего
в Ћмск. Њы  прожили в  их квартире на Љрасной улице почти полгода,  пока  не
завершилсЯ капитальный ремонт в доме на Њойке, где отцу был выписан ордер на
комнату, разрушенную попаданием снарЯда. ѓеоргий Ќиколаевич и ЊариЯ Џетровна
Љарцевы работали в ѓидрографии ѓлавсевморпути. ЊладшаЯ сестра Њарии Џетровны
-- Ќина Џетровна -- оставалась в ‹енинграде, где похоронила  своего  мужа  и
старшего  сына  Љарцевых, умерших от голода в блокаду.  ‚ эвакуации вместе с
Њарией Џетровной были их младший сын ‘ергей и  сын Ќины Џетровны -- ‚адим, с
которыми мы подружились,  хотЯ они и были  постарше  менЯ:  один  на три,  а
другой -- на пЯть лет.
     ѓлава  семьи ѓеоргий Ќиколаевич был  старым  "морским  волком" и еще до
войны  много лет проработал в ѓлавсевморпути.  Ќина Џетровна уступила нам на
времЯ  свою  комнату  в их  старинной, по-петербургски большой квартире.  Ќа
стенах большой  гостиной  в  доме  Љарцевых,  сплошь  увешанных  картинами в
тЯжелых  золоченых  рамах,   ослепительными  красками  пылали  разнообразные
морские   пейзажи,  из   которых   мне   особенно  запомнилась   картина   с
огненно-красными ущельЯми норвежских фиордов. Џосредине  комнаты красовалось
огромное кожаное  кресло  в  чехле  (с  императорской Яхты  "тандарт",  как
говаривал  сам ѓеоргий Ќиколаевич).  ‚ довоенном  наборе  фарфоровой посуды,
чудом уцелевшей в блокаду, сохранилось несколько тарелок с двуглавыми орлами
и  вензелЯми  Ќ-Џ.  џ, конечно,  нимало не  задумывалсЯ  над  тем,  как  эта
императорскаЯ утварь сюда попала.
     ’олько в  конце  ноЯбрЯ  сорок пЯтого года мы  переехали в  комнату  на
Њойке, где прожили более двадцати лет.

        „‚Ћђ…– Џ€ЋЌ…ђЋ‚
     ‘тихи Я начал писать случайно. џ в то времЯ училсЯ в седьмом классе 254
ленинградской  школы, расположенной напротив  Ќикольского собора, в доме  на
углу   проспекта   ђимского-Љорсакова  и   улицы  ѓлинки,  где  поворачивали
трамвайные  рельсы. кола  наша  помещалась в  старинном  здании с  высокими
потолками  и  лепными  карнизами.  Ќа  фасаде дома  уже  при  нас  водрузили
мемориальную доску, извещавшую  о  том, что именно здесь  в гостЯх у  своего
друга  Ќикиты ‚севолжского  бывал Ђлександр ‘ергеевич  Џушкин  на  собраниЯх
литературно-политического кружка  "‡еленаЯ  лампа".  ‘амое  забавное, что  в
предыдущие  годы  эта  доска  висела  на  соседнем доме, но  потом историки,
подумав, перевесили ее на  нашу школу. ’еперь  всЯкий раз,  бываЯ в Џитере и
проезжаЯ на трамвае  мимо,  Я ревниво  смотрю  на знакомый  школьный  фасад,
опасаЯсь,  не  перевесили  ли  эту  доску  еще  куда-нибудь  после очередных
исторических уточнений, но она пока еще на месте...
     ‡аканчивалсЯ  трудный  сорок  седьмой год,  завершавший  длЯ менЯ  пору
недолгих мальчишеских увлечений. Њарки, которые Я начал собирать еще в сорок
четвертом  году, в эвакуации, мне уже изрЯдно поднадоели.  Џробовал в шестом
классе  начать  собирать  открытки, но из этого  тоже  ничего не получилось.
’огда почему-то  была пора  коллекционированиЯ  --  все что-нибудь собирали.
Ћтец, в прошлом  профессиональный фотограф, пыталсЯ склонить менЯ к занЯтиЯм
фотографией и подарил  на день рождениЯ свой старый "фотокор", снимавший еще
не  на  пленку,  а  на  специальные  стеклЯнные  фотопластины. Џоначалу  мне
понравилось  это  занЯтие.  Ћсобенно  привлекали  менЯ  ритуальное  таинство
проЯвлениЯ и фиксации негативов  и печатаниЯ фотоснимков, секреты  рецептур,
приготовление  соответствующих растворов, напоминающее  опыты  средневековых
алхимиков.  Ќаконец, таинственнаЯ  процедура  при красном полутемном  свете,
когда со дна кюветы, из черноты раствора, вдруг выступает человеческое лицо.
“ нас в школе образовалсЯ кружок фотолюбителей. ‚ел его  чрезвычайно бледный
и болезненный человек с тихим голосом, одетый в неизменный вытертый пиджак с
бахромой  на продранных  рукавах.  Ћн  сказал,  что  все  его  занЯтиЯ  Ќадо
записывать, как лекции.  "Ќу-ка, покажи", -- сказал как-то отец и, посмотрев
мои записи, произнес: "ќто  какой-то очень знающий человек. ‘разу видно, что
специалист высокого класса".  ‡анЯтиЯ, однако, продолжались недолго. Ќа одно
из них пришел директор школы и попросил у нашего учителЯ документы.  Ќа этом
все и кончилось. ’олько через несколько лет, уже после смерти ‘талина, когда
только   началась  пора   реабилитаций,  вспомнив  грустный   облик   нашего
болезненного учителЯ, Я понЯл, откуда он к нам попал.
     џ  еще  таскалсЯ  с  фотоаппаратом, когда к  нам в  седьмой  "Ѓ" пришел
новенький,  ‚олодЯ Њихайловский,  почти сразу же получивший,  уже  не  помню
почему, кличку "Ѓича", -- невысокий полный мальчик,  тихий, немногословный и
очень  скромный.  ђисовал  он прекрасно,  хотЯ  смущалсЯ, краснел  и страшно
сердилсЯ, когд