.  € еще одно  -- разговариваЯ со мной, они почти никогда не  смотрели в
глаза, всегда куда-то в сторону. Њожет
     быть, именно поэтому и лица их мне совершенно не запомнились. ЏамЯть же
об  этой  истории  осталась  как дурной сон  на всю  жизнь. Џомню,  когда  Я
прочитал рассказ  ”азилЯ  €скандера, в котором от лица героЯ излагалось, как
его  вербовали  в  стукачи,  менЯ  поразило  удивительное  сходство  с  моей
собственной  историей. ‚идимо,  стереотипы вербовки, рекомендованные  в этом
ведомстве, были примерно одинаковыми...
     ‚изу в загранрейсы в  1971 году мне  все-таки  закрыли и  снова открыли
только после переезда в Њоскву, спустЯ  три года.  ”ормально причину лишениЯ
визы в отделе кадров объЯснЯли  недавним разводом. ЏриЯтель же мой, попавший
как-то в  компанию с подвыпившими гебешниками, "курировавшими" наш институт,
на вопрос обо мне в ответ услышал: "‡а ним много чего есть". ’ак что встречи
с  "‚ладимиром Ќиколаевичем" все  же  были  вполне  реальными и имели вполне
реальные результаты.
     ЌельзЯ  не вспомнить, кстати, что  €горь  Ѓелоусов  в это времЯ, еще до
моего  перехода в его институт, приложил  поистине героические усилиЯ, чтобы
помочь  мне  получить  отобранную  визу  и  взЯть  с  собой  в рейс "„митриЯ
Њенделеева" к берегам далекой Ћкеании. ‘ его подачи директор института Њонин
написал специальное письмо в выездную комиссию ‹енинградского обкома партии,
на которое высокаЯ комиссиЯ даже не сочла нужным ответить. €горь, однако, на
этом  не успокоилсЯ и отправилсЯ к  всемогущему €вану „митриевичу  Џапанину,
всемирно  прославленному полЯрнику, дважды  ѓерою ‘оветского  ‘оюза, доктору
географических  наук  и  прочаЯ, и прочаЯ,  и  прочаЯ,  руководившему  тогда
Ћтделом  морских  экспедиционных  исследований  Ђкадемии  наук. Џапанин  был
многолетним  другом  отца  €горЯ,   известного  полЯрного  капитана  Њихаила
Џрокопьевича Ѓелоусова,  командовавшего  в  тридцатые годы  ледоколом "€осиф
‘талин".  Џробившись  к Џапанину на прием,  €горь подробно живописал все мои
достоинства, рассказал историю с неудачей монинского письма и попросил €вана
„митриевича позвонить по "вертушке" в ‹енинград и договоритьсЯ с обкомом.
     Ќадо  отдать  должное  €вану „митриевичу  Џапанину.  ЌесмотрЯ  на  свою
наигранную за многие  годы  простоватость  и нарочитый "матросский  матерок"
(хотЯ  в молодости на флоте  он в  основном не  плавал,  а работал  в чека),
человек  он был  в высшей  степени умный  и непростой,  величайший политик и
дипломат.  ‡а  дела,  заведомо безнадежные,  не бралсЯ никогда. Џоэтому, дав
€горю полностью выговоритьсЯ, он широко улыбнулсЯ, топорща маленькую щеточку
седых усов над верхней губой,  и  заЯвил: "€горь, Я отца твоего любил и тебЯ
люблю. Џошел  на..." "„а нет, вы не понЯли",  -- продолжал горЯчитьсЯ €горь.
"’ы что, плохо менЯ слышишь? -- удивилсЯ €ван „митриевич,  -- так Я тебе еще
раз повторЯю:  Я  отца твоего  покойника  любил и тебЯ люблю. Џошел на..." €
€горь пошел,  куда его послали, а "„митрий Њенделеев"  пошел  в свой  шестой
рейс без менЯ.
     Ќемало стараний приложил по возвращении в  Њоскву €горь и к тому, чтобы
подружить менЯ со своей  "бандой".  ‘ самого начала он чуть не  испортил все
дело,  так   как  пыталсЯ  с   восторженными  комментариЯми  напевать  своим
Язвительным  друзьЯм ‘милге  и Љрейндлину  мои  песни, не имеЯ ни голоса, ни
слуха.   Љак  они  сами  признавались  позднее,  песни  эти  вызвали  у  них
откровенное  отвращение.  ‘удьбе  же  было  угодно, чтобы  мы  по-настоЯщему
познакомились уже у €горева гроба.
     €горь  Њихайлович  Ѓелоусов,  морЯк  и  ученый,  фантазер и  мечтатель,
сибарит и добрЯк, любивший вкусную еду и шахматы, но более всего на свете --
своих  друзей, один из немногих на ‡емле людей, умевший по-детски радоватьсЯ
их  успехам,  умер  от  разрыва  сердца  в  больнице  у  своего  друга  ћлиЯ
Љрейндлина, у него на руках, в возрасте сорока двух лет, всего за две недели
до  начала  организованной  им  ЏолЯрной  экспедиции в  ‹едовитый  океан  на
перегонных судах,  куда мы все с  ним вместе собирались.  Џоследнее времЯ он
усиленно  занималсЯ  гимнастикой,  бегал  по  утрам, стараЯсь  сбросить вес.
Џомню, примерно за  пару недель до смерти, в июне семьдесЯт второго, когда Я
уже работал в  его  институте, он подошел  ко мне и показал свою  только что
сделанную  длЯ обмена  партийных  билетов фотографию, заЯвив: "‘мотри, какой
должна быть партийнаЯ харЯ!"
     €горь умер,  как выЯснилось, от  врожденного фамильного  заболеваниЯ --
сужениЯ  аорты. Џримерно в таком же возрасте и также ушли из  жизни его отец
Њихаил Џрокопьевич и брат отца -- подполковник.
     Њы везли  гроб  с  телом  €горЯ  из ‹юблино,  где  в  здании института,
помещавшегосЯ тогда в „урасовском дворце, состоЯлась гражданскаЯ панихида, в
крематорий  „онского  монастырЯ.  „линнаЯ вереница автомашин,  возглавлЯемаЯ
"гаишной"  машиной  с   сиреной   и  мигалкой,  которую  специально  выделил
‹юблинский  райком,  тЯнулась  по ухабистой  дороге через  ’екстильщики.  Ћт
трЯски погребального автобуса крышка гроба все времЯ съезжала, открываЯ ноги
€горЯ в огромных штиблетах на толстой микропористой подошве. ‘идевшие вокруг
гроба  друзьЯ не  скрывали  слез. "Ќаверное, хороший русский  человек помер,
если  над  его  гробом плачут  четыре евреЯ", -- невесело пошутил Љрейндлин.
“рну с прахом  €горЯ захоронили на Ќоводевичьем, в могиле отца. …го квартира
в  „оме ЏолЯрника на ‘уворовском бульваре, еще недавно шумнаЯ и многолюднаЯ,
опустела. ‚дове €горЯ пришлось переезжать в другую, меньшую квартиру, а в ту
вселилсЯ популЯрный  автор  детективного  жанра  ћлиан  ‘еменов.  „окторскаЯ
диссертациЯ €горЯ, о которой было немало разговоров, осталась незащищенной.
     Ѓолее десЯти лет спустЯ, уже в тридцать первом рейсе  все того же судна
"„митрий Њенделеев",  мы открыли по данным геомагнитной съемки в –ентральной
котловине €ндийского океана, между разломами €ндира и €ндрани, новый разлом.
џ предложил назвать его разломом €горЯ Ѓелоусова и именно так и поименовал в
своих статьЯх. „альше, однако, дело не пошло, так как высокаЯ  администрациЯ
это предложение не поддержала: не академик, не герой--простой кандидат наук.
‘ какой стати?  ’ак и не оставил €горь своего имени на географической карте,
о  чем мечтал  когда-то в юности. Ћсталась только памЯть  в сердцах его пока
живущих  друзей, да  еще, пожалуй, строчка из  песни, ему  посвЯщенной:  "Ќе
страшно потерЯть уменье удивлЯть -- страшнее потерЯть уменье удивлЯтьсЯ"...

     —€‘’›… Џђ“„›

     Џереезд  в  Њоскву  был  длЯ  менЯ  мучительным.  „аже  когда   менЯешь
что-нибудь  одно -- работу, семью  или место,  где  живешь, долго  не можешь
привыкнуть  к новому. Њне же  пришлось поменЯть все сразу. €з родного своего
€нститута  геологии  Ђрктики, где  Я  к тому  времени руководил лабораторией
морской  геофизики, Я попал  в €нститут  океанологии  на должность  старшего
научного   сотрудника  не   в  научные  отделы,  где  мест  не   было,  а  в
административную группу "Љоординационного центра стран-членов ‘ќ‚".
     €горь Ѓелоусов рассчитывал через полгода перевести менЯ к себе--в отдел
геофизики  и тектоники океанического дна, но его  внезапнаЯ  смерть поломала
эти планы. Ќи о какой геологии и геофизике в Љоординационном центре не могло
быть  и речи.  ‚ обЯзанности  мои входили обслуга  приезжающих  из  соцстран
ученых,   а  также  составление   и  переписывание  бесконечных   бумажек  и
мертворожденных планов  совместных  работ  и  совещаний.  ќта  бессмысленнаЯ
бумажнаЯ служба с первых  же дней вызвала у менЯ  непреодолимое  отвращение.
Џрофессор ѓлеб Ѓорисович “динцев, руководивший в то времЯ  отделом геофизики
и тектоники океанического  дна, как оказалось, весьма неприЯзненно относилсЯ
к €горю и Ясно дал мне понЯть, что на перевод мой в его отдел Я рассчитывать
не могу. —то было делать? “езжать, не солоно хлебавши,  обратно в ‹енинград?
џ  и в  самом деле начал всерьез подумывать об  этом и да-, же договорилсЯ с
дирекцией  своего  бывшего института о возвращении.  Ћднако осенью семьдесЯт
второго  года  Я познакомилсЯ с  Ћлегом ѓеоргиевичем ‘орохтииым,  готовившим
тогда  к  защите докторскую  диссертацию  и  увлекавшимсЯ  идеЯми  тектоники
литосферных плит, который согласилсЯ взЯть менЯ  на  работу в свою группу. ‘
большим  трудом, благодарЯ активной поддержке ‘орохтина и  благорасположению
грозного   директора   Њонина,   мне   удалось,   наконец,    расстатьсЯ   с
Љоординационным  центром  и  перейти в группу  тектоники  литосферных  плит,
преобразованную позднее в лабораторию.
     Ћлегу ‘орохтину Я  обЯзан  не только  служебным переводом, но  и многим
другим.  Ѓудучи человеком  фанатично  увлеченным  современной  геологической
концепцией  формированиЯ  и  эволюции  нашей  планеты,  геофизик  с  широким
кругозором и  дерзкой поэтической фантазией, он сумел обратить в свою, тогда
еще  довольно |крамольную веру, своих ближайших сотрудников, в том  числе  и
менЯ. „о встречи с ним Я  считал себЯ специалистом по магнитному полю, и мне
этого вполне хватало. ‚ дебри глобальной геологии и тектоники  Я  не вникал,
считаЯ это излишним. "—ем вы занимаетесь?" --  спросил он у  менЯ при первой
же  встрече,  и  узнав  что  магнитным  полем,   скептически  улыбнулсЯ:  "“
американцев,  да  и у всех других зарубежных ученых, нет  такого  понЯтиЯ --
магнитчик,  сейсмик, электроразведчик. …сть одно  понЯтие  -- геофизик. ‚едь
‡емлЯ -- физическое тело и чтобы изучать ее, надо свободно владеть не одним,
а  несколькими геофизическими методами сразу.  €наче  ничего не выйдет". ‘ам
Ћлег, сейсмик по  образованию да  еще  с  "аппаратурным"  уклоном,  довольно
свободно  разбиралсЯ в  физике ‡емли, теории геофизических полей, геологии и
геохимии,  не  говорЯ уже  о  магнитном  и гравитационном  полЯх,  сейсмике,
тепловом  потоке  и  так  далее.  €менно  ‘орохтин  сделал  менЯ  убежденным
сторонником  новой   глобальной  теории  --   тектоники   литосферных  плит,
основывающейсЯ  на  идеЯх  дрейфа континентов.  Ќадо сказать, что  в  начале
семидесЯтых годов,  концепциЯ  эта,  уже  получившаЯ всеобщее  признание  на
‡ападе,  у нас  считалась  еретической. ‚сЯ  "стараЯ  гвардиЯ" отечественной
геологической  науки во главе с  членом-корреспондентом  ‚.  ‚.  Ѓелоусовым,
возглавлЯвшим   Њеждународный   геофизический   комитет,   ЂкадемиЯ    наук,
министерство геологии, Њосковский государственный университет, стеной встали
против  этого "буржуазного  направлениЯ".  ‚ свете  этого нельзЯ  не  отдать
должное Ђндрею ‘ергеевичу  Њонину, который, будучи одним из ведущих ученых в
области  математики  и физики,  не только сам активно включилсЯ в разработку
математической модели конвекции, приводЯщей  к дрейфу континентов,  но и  не
побоЯлсЯ  организовать у себЯ в институте специальную лабораторию "тектоники
плит". ‚ то времЯ это было все равно, что поднЯть красный флаг на броненосце
"Џотемкин". ‚от в эту лабораторию мне и повезло попасть.
     ЌельзЯ  не отметить  при  этом,  что  характер  у  Њонина  был  крутой,
вспыльчивый.  ’рудЯсь  помногу сам, он требовал такой же  отдачи  от других,
поэтому работать с ним, а тем более под его началом,  было совсем не просто.
џ   помню,  как   тЯжело  отдуваЯсь  и  хватаЯсь  за   сердце,  выходил   из
начальнического кабинета его  заместитель по ћжному  отделению в  ѓеленджике
џков Џетрович Њаловицкий. "‘анЯ, --  сказал он  мне, вытираЯ платком пот  со
лба, -- с  Њониным же невозможно работать!  Ћн требует от  своих сотрудников
мировых открытий, и при этом -- каждый день!"
     ‘ увлеченностью, сильно подхлестнутой почти годовым отрывом от науки, Я
взЯлсЯ за работу. Џриходилось в сорок лет переучиватьсЯ заново, осваиваЯ азы
физики ‡емли, гравиметрии, геотермии, тектоники, вулканизма, палеомагнетизма
и  так  далее.  ‘нова  вспомнились  мне  слова  безвременно  погибшего ‘таса
Џогребицкого:  "‹учше  работать под  заведомо  ложную идею, чем  вообще  под
никакую".     Ћдной    из    наиболее    характерных    особенностей    моих
собратьев-геофизиков,  да, видимо, и моей, взращенной в  нас за долгие годы,
было скупердЯйское  дрожание над  полученными экспериментальными данными или
какой-нибудь третьесортной идейкой. Ћбщение  с Ћлегом полностью изменило эти
мещанские  представлениЯ. Ћн щедро  расшвыривал идеи,  которых у  него  было
всегда великое множество,  как будто совершенно  не  заботЯсь  о собственном
авторстве.  €менно  он  впервые открыл мне  глаза на то, что любой собранный
экспериментальный  материал   --   карта,  разрез,  результаты  лабораторных
анализов,   не   одухотворенный  ведущей  идеей,  мертв.   Ќаше   стремление
участвовать во всех новых съемках  в океане он поддерживал далеко не всегда.
"Ќадо ли тратить свои силы на получение нового материала, когда так много не
обработанного и не обдуманного старого?"  Љогда  Я, спорЯ с ним,  говорил  о
практической  пользе,  о  полезных ископаемых, он  отмахивалсЯ: "Ќет  ничего
более практичного, чем хорошаЯ теориЯ".
     ‚ самом начале  моей работы в  €нституте океанологии, в конце июлЯ 1972
года,  сразу  же  после  неожиданной  смерти  €горЯ  Ѓелоусова,  Я  попал  в
организованную им экспедицию по морЯм ‹едовитого океана. €деЯ €горЯ состоЯла
в том,  чтобы  пройти  по  всей трассе великого  ‘еверного морского пути  на
речных  судах,  караван  которых  ежегодно   перегонЯли  из  Ђрхангельска  в
дальневосточные морЯ. Ѓыло договорено, что  специальный геофизический  отрЯд
будет вести попутные работы на борту одного  из перегонЯемых судов. ‚ состав
отрЯда, который  €горь должен был возглавить  сам,  он  планировал  включить
своих друзей --‚алю ‘милгу и Ќатана ќйдельмана. ‚ полЯрный рейс, однако, нам
пришлось отправитьсЯ уже без него.
     Џо-архангельски холодным августовским днем  мы вшестером погрузились на
борт транспортного суденышка типа "река-море", построенного в ”инлЯндии. …го
надлежало перегнать  в  составе каравана таких  же  судов из Ђрхангельска  в
Ќиколаевск-на-Ђмуре. Џерегоном  судов  по  трассе  ‘еверного  морского  пути
занималась  тогда  "ќкспедициЯ ‘пецморпроводок ‘…‚ЊЋђЏ“’€",  помещавшаЯсЯ  в
‹енинграде. Џерегон этот требовал от экипажей особенной выучки и сноровки. ‘
одной стороны, капитанам и штурманам надо было разбиратьсЯ в  сложной речной
навигации,  непривычной  длЯ  морЯков.  ‘  другой --  на  речных  судах,  не
рассчитанных на морские шторма и  ледовую обстановку, пройти по трассе вдоль
всего  побережьЯ  ‹едовитого  океана,   где   и   ледокольным  пароходам  со
специальной ледовой обшивкой плавать далеко небезопасно.
     Ќарод  в   перегонной   экспедиции,  возглавлЯемой  старым   полЯрником
ЌаЯновым,  подбиралсЯ  довольно лихой.  Љапитаном  на  нашем  теплоходе  был
‚ладимир Њалышев,  примерно за год  до этого  плававший по перегонной трассе
вместе с писателем ‚иктором Љонецким, посвЯтившим  этому рейсу свою  повесть
"‘оленый  лед".  ѓруппу нашу вместо €горЯ возглавлЯл начальник отдела кадров
института  ‚ладимир  Њихайлович с весьма  нетипичной  длЯ начальника  отдела
кадров фамилией ѓринберг.  "Ќе только единственный в стране начальник отдела
кадров  с  такой фамилией, но  и единственный ѓринберг, который по  паспорту
осетин",  --  говаривал  он.  Ќатан  ќйдельман  в  рейс  пойти  не  смог,  и
единственным из игоревых друзей, принЯвшим  участие  в экспедиции,  оказалсЯ
‘милга.  Џомню,  как  прибыв  в  Ђрхангельск, где  нас,  приехавших  раньше,
несколько дней не селили  в гостиницу "„вина", он заЯвилсЯ прЯмо к директору
гостиницы в старом ватнике и  шлЯпе, заросший седоватой  щетиной. "‘мотрите,
до   какого  состоЯниЯ  довели  интеллигентного   человека",  --  заЯвил  он
ошарашенному директору,  после чего нас  всех  немедленно поселили в "люкс".
€спользуЯ его  опыт, примерно  такую же операцию  мы провели  и по окончании
экспедиции,  уже в  •абаровске,  ухитрившись выбить номер  в  интуристовской
гостинице длЯ "академика ѓринберга".
     „вухмесЯчный  рейс из Ђрхангельска в Ќиколаевск-на-Ђмуре,  несмотрЯ  на
все трудности и даже опасности, свЯзанные с ним, особенно ледоваЯ проводка в
проливе ‚илькицкого, где наше утлое  суденышко затирало льдами, вспоминаетсЯ
до  сих пор  как  один  из самых интересных,  и стоит  любого  из зарубежных
рейсов.  Џлоские  берега  Ѓаренцева   и  Љарского  морей,  скалистые  берега
ЋхотоморьЯ,   пронзительные  желтые  закаты  острова  ‚айгач   и  безмолвнаЯ
цветомузыка  полЯрного сиЯниЯ  в  —укотском море.  Џушечный гром  ломающихсЯ
льдин, их визжащий, надрывающий  сердце скрежет  о тоненькие борта, когда мы
все  в  спасжилетах,  с  пластырЯми  и  брусьЯми  наготове,  чтобы  заделать
пробоину,  стоим  на  расписанных  постах  и  ждем  --  авось,  пронесет.  Ђ
бесконечнаЯ   работа   по  обкалыванию  льда  с   палубы,  чтобы   судно  не
перевернулось в  шторм! Ђ вечно  окровавленные ладони,  которые не спасти от
ржавой стали  швартового  троса  никакими брезентовыми рукавицами! Џоскольку
экипаж на судне был только половинного состава, то нас  всех использовали на
общесудовых авралах и работах.
     Џо мере нашего движениЯ на восток пришлось заходить на острова  Љолгуев
и  ‚айгач,  в  Ђндерму, „иксон и другие  точки побережьЯ,  отстаиваЯсь то от
шторма,  то от ледовых полей. Ћколо двух  недель наше суденышко "Њорской-10"
простоЯло  вместе  с  другими  судами  на  рейде  у  острова ‚айгач,  ожидаЯ
улучшениЯ ледовой обстановки  в проливах  Ќовой ‡емли. Ѓыла  короткаЯ полоса
ненадежного  северного  лета -- середина  августа. Ќа  ‚айгаче цвела тундра.
Ќеожиданное  длЯ  сурового  и   безжизненного  северного   ландшафта  с  его
черно-белой   графикой,  буйство   красок  недолгого  цветениЯ  хрупких,  но
непобедимых полЯрных трав и ЯгелЯ, так поразило менЯ, что Я, кажетсЯ впервые
в  жизни, испытал  острое  чувство  зависти к  художникам. ’олько  их талант
позволЯет  запечатлеть и увековечить этот странный и неповторимый миг, когда
под лучом  полЯрного  солнца  вдруг  вспыхивают  желтыми,  золотыми и  алыми
цветами  недолговечные ковры летней  тундры. Љогда Я теперь думаю о красотах
многочисленных  островов,   на  которых   мне  посчастливилось  побывать,  Я
вспоминаю  не  знаменитый  плЯж  ‚айкики  на ѓаваЯх,  не похожий  на летЯщую
бабочку  остров  ѓваделупа и  на  сказочный  остров  Њаврикий  --  "ключ  от
€ндийского океана",  а цветущую  тундру на  арктическом  острове  ‚айгач. ‚о
времЯ этой  стоЯнки Я "на нервной  почве" написал  стихи  "’ени  тундры",  к
которым актер  ленинградского  театра  ‹енинского  Љомсомола  ћрий  •охликов
придумал мелодию.
     Ќавсегда  врезались в  памЯть  и скалистые  отвесные  берега  Ѓерингова
пролива, разделЯющего два сумрачных материка -- …вразию и Ђмерику. ЏрЯмо над
нашим  судном  проплыл в  сумеречном тумане  на  нависшей  над  водой  скале
огромный черный каменный
     крест, который водрузил  здесь  ‘емен  „ежнев "сотоварищи".  „о сих пор
помню неуловимую смену  красок волн  в проливе,  где  свинцово-стальные воды
‹едовитого океана понемногу сменЯютсЯ зелеными тихоокеанскими.
     ЌеповторимаЯ красота  цветущей  тундры стала, однако,  не  единственным
воспоминанием  об острове ‚айгач.  Њы нашли  там обгоревшие остатки  гниющих
бревен,  мотки  ржавой колючей  проволоки  и  разбитые  взрывами базальтовые
глыбы. Њестные жители, ненцы, которых переселили сюда  с  Ќовой ‡емли, где в
пЯтидесЯтые  годы  был  организован  полигон  длЯ  испытаний атомной  бомбы,
рассказали  нам,  что  здесь  в  тридцатые  годы  был  огромный  концлагерь.
‡аключенные,  обреченные  на верную  погибель, поднЯли  восстание.  ‘огласно
легенде, когда об этом  доложили ‘талину с предложением  послать карательный
отрЯд, он  сказал: "‡ачем посылать людей? ‹учше испытать новые бомбометатели
наших бомбардировщиков". Ѓомбометатели  испытали,  уничтожив  все  живое  на
острове, включаЯ охрану.
     ‚ этом рейсе нам повезло. Њы ухитрились за одну навигацию, без аварий и
вынужденной зимовки во льдах, проскочить всю трассу ‘еверного морского пути,
что, как  оказалось, бывает  нечасто.  ‚  самом  тЯжелом в ледовом отношении
месте -- проливе ‚илькицкого, между полуостровом ’аймыр  и ‘еверной  ‡емлей,
нас проводил атомный ледокол "‹енин", тогдашний флагман ледокольного  флота.
‘воим  мощным корпусом он пробивал узкий фарватер в  массивном ледовом поле,
который буквально через несколько минут полностью забивалсЯ глыбами ломаного
льда. Џоэтому надо было идти сразу же за ним. ќто, однако, тоже небезопасно.
‘тоЯ на правом  крыле мостика во времЯ проводки,  Я хорошо видел, как из-под
мощных винтов ледокола вылетают, бешено вращаЯсь, гигантские ледЯные глыбы и
несутсЯ к нам, гонимые кильватерной струей. Ћдин удар такой ледЯной чушки --
и наш тоненький борт, совершенно не рассчитанный на льды,  пробьет насквозь.
Ќеподалеку от менЯ в  ходовой рубке стоЯт бледные  рулевой и  капитан,  руки
которого судорожно сжимают ручки  машинного телеграфа  -- то "малый вперед",
то  "стоп". ‘трашно  идти навстречу этим  стремительным  ледовым глыбам! Ђ с
ледокола  командир  по  радио  громовым   голосом  на  весь  караван  прЯмым
российским текстом  говорит  все,  что  он  думает о  самом  капитане, о его
ближайших родственниках, обо всех, кто с ним на одном борту. "Џолный вперед,
-- гремит его приказ во всех динамиках. -- ’ы что здесь, зимовать собралсЯ?"
„ействительно, всего несколько минут нерешительности -- и  недолгий фарватер
снова заполнЯетсЯ льдом. ‹едоколу надо возвращатьсЯ и начинать  все сначала.
Ђ за нашей кормой густо  дымЯт и нетерпеливо сигналЯт другие  суда каравана,
которые  начинает  затирать  сходЯщимисЯ ледЯными  полЯми. €  идти опасно, и
останавливатьсЯ нельзЯ!
     ‚  полЯрной   экспедиции  мы   проводили   попутные  гидромагнитные   и
сейсмоакустические  работы, а  также эхолотный  промер. ‚ольдемара Џетровича
‘милгу,  которого сразу  же  полюбила  наша  весьма  разношерстнаЯ  команда,
наполовину  набраннаЯ из алиментщиков и  алкашей, списанных с других  судов,
посадили  на вахту на эхолот.  Љ  своим  служебным обЯзанностЯм он относилсЯ
весьма философски. Џомню, как-то Я поднЯлсЯ в эхолотную во времЯ его вахты и
обнаружил, что  эхолот выключен, а вахтенного  нет. ‚озмущенный, Я  помчалсЯ
вниз и обнаружил ‘милгу в его каюте, где он возлежал небритый на сколоченном
длЯ него топчане в окружении таких же небритых и нерЯшливо одетых  личностей
из команды, благоговейно внимавших его  словам. "’ак вот, все вы теперь Ясно
видите, что  каждый из  нас  -- всего  лишь мышь перед  лицом  ѓоспода",  --
услышал Я его тихий  и как бы потусторонний голос,  когда  распахивал дверь.
"‚алька, скотина, ты что же  делаешь?  -- заорал Я, ворвавшись в  каюту.  --
ќхолот же стоит.  Њарш на вахту!" ‚ этот  миг Я  внезапно  почувствовал, что
какаЯ-то  сила,  сдавив мне  горло  воротом  моей куртки,  отрывает менЯ  от
палубы. "‡аткнись,  сука, --  услышал Я Яростный шепот огромного  моториста,
схватившего менЯ сзади за ворот гигантской волосатой лапищей- -- Ќе мешай --
человек мыслит!"
     Љаюта моЯ находилась рЯдом с каютой старшего механика,  молодого парнЯ,
который  заочно  училсЯ  в каком-то техническом  вузе.  ‘милга,  как  доктор
физ-мат.  наук  взЯлсЯ готовить  его  к экзаменам  по  физике и  математике.
Џоскольку  переборка была тонкой  и  весьма  звукопроницаемой, Я  оказывалсЯ
невольным свидетелем этих почти ежевечерних занЯтий. Ќачинались  они,  как и
полагаетсЯ, с проверки  "домашнего  заданиЯ", котораЯ  длилась,  однако,  не
дольше, чем минут пЯтнадцать. Џосле этого раздавалось характерное звЯканье и
бульканье,   после  чего  разговор,  заметно  оживлЯЯсь,  обретал  тематику,
бесконечно далекую как от физики, так и от математики. Љогда в ’икси, откуда
‘милга вынужден был вылететь в Њоскву  (поскольку его отпуск кончилсЯ, и ему
надо было срочно возвращатьсЯ на работу), место репетитора занЯл другой  наш
коллега -- ‘аша €оффе, кандидат физ.--мат. наук, в прошлом ученик ‘милги, он
был немало удивлен, что за месЯц ежедневных занЯтий пройдено так мало.
     Љапитан наш,  Њалышев,  любил учинЯть многочисленные учебные тревоги --
особенно  водЯную и  противопожарную. ’огда  мне  это  казалось  капитанской
блажью,  но  теперь, по  здравом размышлении,  Я полагаю, что он  был  прав.
‘милга,  согласно аварийному  расписанию, состоЯл при нем  вестовым.  Џо его
собственному утверждению, при  сигнале тревоги он должен был птицей взлетать
на  капитанский  мостик  и  "преданно  смотреть капитану  в  глаза",  что он
исправно и делал. Џочему-то однажды во времЯ пожарной тревоги он оказалсЯ на
корме, где был "условный пожар в районе фекальной цистерны" и куда, согласно
расписанию, устремилсЯ Я с топором  в руках.  ‘милга утверждает, что, увидев
мои "безумно выкаченные глаза" и топор в руках, он кинулсЯ  бежать  от менЯ,
уверенный, что Я гонЯюсь за ним.
     Ќаибольшую славу  ‘милге в  экспедиции, однако, принес шахматный  матч.
‡анЯв безусловное первое место в корабельном шахматном турнире, он взЯлсЯ на
пари (в заклад было  поставлено две поллитры) играть одновременно  партии на
двух досках  против наиболее  сильных  шахматистов  --  капитана  и  первого
помощника. Џо условиЯм пари, проигравший должен был также влезть под стол  в
кают-кампаний, лаЯть  по-собачьи  и  громко кричать:  "Џрости,  дЯденька,  Я
дурак, больше  не  буду!" ѓлавной особенностью этого необычного турнира было
то, что ‘милга должен был играть,  не глЯдЯ на обе шахматные  доски, сидЯ  к
ним спиной, да еще  и с завЯзанными  глазами.  ‘мотреть  на  этот уникальный
турнир собрались все участники  экспедиции.  Џротивники ‚ольдемара Џетровича
поначалу были почти уверены в своей  победе. Ћднако, к  всеобщему удивлению,
медленно, но  верно, держа в  уме расположение фигур  на двух досках  сразу,
‘милга прижимал  и того, и другого. Џервым сдалсЯ первый  помощник.  Љапитан
еще  какое-то времЯ  безуспешно пыталсЯ  свести дело  к  ничьей,  но ‘милга,
развЯзавшийсЯ  со  второй  доской,  неумолимо  принудил  и  его  к  сдаче  в
безнадежном положении. ‚ыполнЯЯ суровые условиЯ поединка, капитан безропотно
влез под стол и кричал, что положено. Џерпом же, выставив проигранную водку,
лезть под стол  отказывалсЯ,  ссылаЯсь  на  то,  что он подорвет  этим  свой
партийный авторитет. "‹езь,  сука, -- заорал, побагровев, уже побывавший под
столом капитан,  --  утоплю!"  Џришлось и первому  помощнику карабкатьсЯ  на
четвереньках под стол и лаЯть по-собачьи.
     ЏровожаЯ  нас в  полЯрную экспедицию,  друзьЯ и приЯтели наказывали нам
привезти в качестве сувенира  одну  весьма своеобразную костЯную часть  тела
моржа, которую,  как  они были уверены, легко можно было  обменЯть  на любом
стойбище на водку. Ќигде, однако, куда бы мы ни заходили, сделать нам это не
удавалось. Џомню, как раз в проливе ‚ильницкого, во времЯ  очередной ледовой
проводки, когда мы все стоЯли, расписанные по водЯной тревоге, радист принес
мне  такую радиограмму от  моего приЯтелЯ  Ћлега  Ќиколаевича из ѓеленджика:
"Џривет вам Ђрктике суровой мечтаю получить  моржовый". ‡амерзший  и злой, Я
тут же заскочил в радиорубку и отправил ему ответ: "Џока что нам не до моржа
живем за собственный дрожа". Ѓольше всего расстраивалсЯ отсутствием моржовых
сувениров  ‘милга,  пообещавший  непременно  привезти  хотЯ  бы  один  такой
экспонат  в свой Љурчатовский  институт. “же на рейде, неподалеку  от ’икси,
где  мы  должны были  его  высаживать, в самый  разгар прощальной вечеринки,
вышедший  на  палубу  ‘милга  вдруг  заметил  какого-то  любопытного  моржа,
высунувшего  свою  усатую  морду  неподалеку  от судна.  ‚ольдемар  Џетрович
немедленно кинулсЯ в каюту, схватил поллитру и выбежал на  палубу. ЌаходЯсь,
по-видимому,  в состоЯнии некоторого аффекта,  он начал, рахмахиваЯ руками и
показываЯ    бутылку   моржу,    предлагать   ему    взаимовыгодный   обмен.
‡аинтересованный  морж подплыл уже почти к самому борту. Ќо  тут из  морских
глубин  неожиданно вынырнула его разгневаннаЯ  подруга. „ав  супругу  мощный
подзатыльник, она  решительно  увлекла  его  за  собой в  глубину, негодующе
фыркнув напоследок в сторону ‘милги.
     ‚едомый  ледоколами  через  ледовые  полЯ, изрЯдно  поредевший  караван
(часть судов отстала в попутных портах из-за аварий,  а часть  ушла на Ћбь и
на  …нисей)  упорно  двигалсЯ на восток. Ќе  по этому ли  мрачному  маршруту
возили когда-то безвинно  осужденных на Љолыму и —укотку? ђазмышлЯЯ об этом,
Я написал  песенку "Ќа восток", котораЯ особенно понравилась ‘милге. ‚зЯв ее
на вооружение  на  борту  нашего судна "Њорской-10", он уже не расставалсЯ с
ней на  берегу.  Ћсобенно ему понравилсЯ припев: "Ђ птицы  все на юг, а люди
все  на юг -- мы одни лишь на  восток". Џо уверениЯм его жены, как только он
начинал петь "про птиц", следовало срочно забирать его из-за стола.
     ‚ыйдЯ  в  Ѓерингово море, где нам  уже не угрожали  льды, мы зашли  длЯ
отдыха и  мелкого  ремонта  в бухту Ќатальи  на  побережье —укотки. ‘огласно
лоции, в  этой бухте располагались крабзавод и рыбзавод. “же  войдЯ в бухту,
мы  заметили  многочисленные  костры  на  берегу.  ‚   бинокль  можно   было
разглЯдеть, что  местное население, как оказалось, почти сплошь состоЯщее из
женщин, радостно приветствует приближение  трех наших  судов. Љак раз в этот
момент пришел  по  радио приказ начальника экспедиции: "‚о изменение первого
приказа в бухту Ќатальи не заходить, заходить в бухту ‘вЯтого Џавла.  люпок
не  спускать".  Ћсторожное  начальство  решило  избежать  контактов  судовых
экипажей с вербоваными женщинами. ’ак мы и остались  без крабов и  без рыбы.
Џо этому поводу была написана грустнаЯ песенка про бухту Ќатальи.
     “же     на     последнем    этапе    перегона,    после     захода    в
Џетропавловск-Љамчатский,  где  милициЯ забрала нашего моториста, учинившего
пьЯную  драку  в  ресторане  "‚улкан",  когда  мы  пересекали Ћхотское море,
направлЯЯсь  к устью  Ђмура,  неожиданно  пришло  штормовое  предупреждение.
ЌадвигалсЯ осенний тайфун, как обычно носивший одно из  нежных женских имен.
„еватьсЯ нам было некуда. Џод защиту берега мы убежать не успевали, так  как
находились в самой середине морЯ. ‚ то же времЯ судно наше "река-море" никак
не рассчитано  было на  борьбу  с океанскими  тайфунами. Ћставалось вставать
"носом на  волну" и ждать своей участи. ‚  довершение всех неприЯтностей  на
втором судне такого  же  типа, следовавшем за  нами, отказал двигатель. Ќадо
было брать  его на  буксир в самый разгар  шторма.  Ѓыл объЯвлен аврал. Ќадо
сказать, что трехчасоваЯ вознЯ с  заводом  в шторм буксирного конца (который
через  полчаса  лопнул,  и все пришлось  начинать сначала),  небезопаснаЯ  и
грЯзнаЯ работа на  захлестываемой волнами  палубе, полностью отвлекли нас от
печальных  и  панических  мыслей.  …ще  через  два  часа  починили, наконец,
двигатель на втором  судне,  и мы благополучно  отштормовали, пока тайфун не
пронессЯ дальше. Џомню,  как  поразила  менЯ  после  этого  повесть  ѓеоргиЯ
‚ладимова  "’ри минуты молчаниЯ",  где описываетсЯ  аналогичнаЯ ситуациЯ:  в
критическом положении вдруг оказываетсЯ, что другому еще хуже, и надо срочно
ему помочь, забываешь на времЯ о своей беде, и становитсЯ легче.
     Џо возвращении в  Њоскву осенью семьдесЯт  второго  мне  снова пришлось
приступить  к  постылым  бумажным делам в Љоординационном центре. Џомню, как
раз  в  это  времЯ  в  Њоскве  состоЯлось  совещание  руководителей  морских
институтов   стран-членов  ‘ќ‚.  Њне  было   поручено  встречать  и  опекать
представителЯ  ѓ„ђ  доктора Ћскара Њильке --  высокого и  статного арийца  с
голубыми глазами и густыми, слегка тронутыми сединой, волосами.  Ќа банкете,
посвЯщенном окончанию совещаниЯ, который состоЯлсЯ в столовой „ома “ченых на
Љропоткинской, мы оказались с ним  за  столом  рЯдом.  ‚о главе  стола сидел
замдиректора, пожилой вальЯжный красавец Ђндрей Ђркадьевич Ђксенов, времЯ от
времени провозглашавший разного  рода официальные  тосты. Њы  же с  доктором
Њильке сидели довольно далеко, и надо было как-то общатьсЯ. Ћбщение это было
несколько затруднено тем, что ни по-русски, ни по-английски уважаемый доктор
как  будто не  понимал,  а мои  познаниЯ  в немецком  Языке, который Я  учил
когда-то в школе, ограничивались фразой из учебника  пЯтого класса "Ђнна унд
Њарта  заген". ’ем  не менее, по мере роста  числа  тостов,  провозглашенных
Ђксеновым, Языковой барьер понемногу начал разрушатьсЯ. џ попал за банкетный
стол  прЯмо  с  работы, голодный.  Џоэтому,  когда  подали бифштекс,  то  по
извечной  своей  привычке  совершенно  автоматически  съел  сначала  гарнир,
оставив  мЯсо  "длЯ  кайфа" на по том. ‚друг Я заметил, что  доктор Њильке с
удивлением  смотрит  на  мои  действиЯ  и  спрашивает: "‚арум?" Ќа  обломках
немецкого,  английского  и  русского Языков  Я начал  объЯснЯть ему,  что  Я
ленинградец,  что  детство мое  пришлось  на голодные военные  годы,  и  что
поэтому мЯсо  длЯ  менЯ  на всю жизнь  -- деликатес,  который  Я оставлЯю на
потом. Ћн, видимо,  отлично  все понЯл.  Ќаполнив не рюмки, а  полные фужеры
водкой из новой бутылки, он  вдруг  хлопнул  менЯ по плечу  со всей арийской
мощью и радостно закричал на  весь  стол, Явно передразниваЯ мои беспомощные
англо-немецко-русские  слова: "€н зис  кейс  вир  зинд  бразерс дас ист  фюр
русси-ши -- землЯки". "Џотому что, --  продолжил он уже на русском Языке, --
Я как раз есть воевал ленинградский фронт!"
     Џереезд  в  Њоскву осложнил и мои литературные дела.  ‚ конце семьдесЯт
первого  года в  ‹енинграде,  в издательстве  "‹ениздат" вышла втораЯ книжка
моих стихов, "ЌоваЯ ѓолландиЯ", во многом  благодарЯ помощи и поддержке Ќины
Ђлександровны —ечулиной, работавшей тогда  редактором  в  отделе  поэзии.  ‚
начале семьдесЯт второго года Я сдал в ‹енинградское  отделение издательства
"‘оветский писатель" рукопись третьей  книжки. Љ этому времени Я снова подал
документы  на  прием  в ‘оюз писателей. Џомню,  как давший  мне рекомендацию
ленинградский  поэт ‚адим ефнер  сказал,  горестно  вздохнув: "‘аша,  у ‚ас
плохие  рекомендации. ‘  такими  рекомендациЯми в  ‘оюз могут  не  принЯть".
"Џочему?"  -- удивилсЯ Я. "Ќу, как  же -- рекомендации трех евреев". "Џочему
трех?" "‚сех, трех, -- продолжал ефнер, -- ‘луцкий, ‘амойлов и Я". "Ќо ведь
‚ы  же --  не  еврей!"  "„а,  да,  конечно, --  Я  швед. Ќо кто  это  знает?
”амилиЯ-то -- ефнер".  ‘ветловолосый и голубоглазый ‚адим ‘ергеевич  ефнер
вел свой род  от шведского полковника, взЯтого когда-то в плен  в  битве под
Џолтавой.
     ‚ ‘оюз писателей менЯ  все-таки  принЯли осенью семьдесЯт второго года,
уже после  переезда в Њоскву. ‚ свЯзи с  этим менЯ вызвал к себе генерал ЉѓЃ
€льин,   возглавлЯвший   тогда   московскую  писательскую   организацию,   и
предупредил, что менЯ поставЯт здесь на учет только  в том случае,' если дам
подписку,   что  никаких  жилищных  претензий   к  московской   писательской
организации Я иметь не буду.  "Њы  ‚ас сюда  не  звали и жилье ‚ам давать не
обЯзаны", -- заЯвил он.
     Ќе успел Я  переехать в Њоскву,  как в  ‹енинграде  тут же  выкинули из
планов  издательства мою третью  книжку.  "‚ы  теперь москвич -- вот  там  и
печатайтесь". ‚ Њоскве  менЯ, однако, никто печатать не  собиралсЯ. •ождение
по редакциЯм не принесло ничего кроме унижений и гадкого чувства устойчивого
отвращениЯ к  себе и своим жалким стихам. …динственным  лучом света  в  этом
темном  царстве  оказалась  хорошенькаЯ  девушка, работавшаЯ тогда  в отделе
поэзии  журнала  "‡намЯ",  взЯвшаЯ  у менЯ пару стихотворений,  написанных в
арктическом  перегонном рейсе --  еще  мало  в  ту  пору  известнаЯ  ЌатальЯ
€ванова. ’олько через полгода, когда  мои друзьЯ-актеры театра "‘овременник"
‹юдмила  €ванова  и ‚алентин  Ќикулин  познакомили менЯ с редактором  отдела
поэзии издательства "‘оветский писатель" ‚иктором ‘ергеевичем ”огельсоном, с
именем которого были  свЯзаны изданиЯ таких поэтов как  ‘луцкий, ‘амойлов  и
другие, мне удалось отдать  в редакцию  "‘оветского писателЯ" рукопись новой
книги,  которой  суждено было пролежать там  двенадцать  лет. ‘ам ”огельсон,
денно  и  нощно  занЯтый  работой и отЯгощенный  многочисленными  рукописЯми
первоклассных  поэтов, относилсЯ  ко  мне  хотЯ  и снисходительно,  но  безо
всЯкого энтузиазма. "Њожет быть,  мне пойти на прием к  главному редактору?"
-- робко спрашивал  Я у  него. "Љ …гору-то? Ќи  в коем случае, -- решительно
обрывал он менЯ. -- ‚о-первых, он Ћкуджаву терпеть не может, а ты тоже песни
пишешь. Ђ  во-вторых,  он  только  нос  твой  увидит и  вообще тебЯ  никогда
печатать не будет".
     Љаждый год в  течение восемнадцати лет  своей жизни в Њоскве Я как член
московской писательской организации регулЯрно получал письменное приглашение
сдать стихи в "„ень  поэзии",  и исправно, каждый год,  отвозил их, как было
указано, секретарю объединениЯ поэтов, наивно  надеЯсь хоть раз  увидеть  их
напечатанными.   Џростодушные  надежды  эти  оказались  напрасными.   ’олько
сравнительно  недавно умные  люди  объЯснили мне, что посылать  или отдавать
стихи "просто так"  --  бесполезно. Ќадо давать  их в руки  "своим  людЯм" в
редколлегии с  твердым наказом следить на  всех этапах прохождениЯ, чтобы их
не выкинули. “ровень стихов при этом роли не  играет. Ќесколько избалованный
отсталой  ленинградской  этикой и  "художественным  цензом",  Я был  изрЯдно
обескуражен этим открытием.
     Џодборки моих  стихов в то времЯ  по старой памЯти продолжали  печатать
только ленинградские журналы.
     “же  в конце семидесЯтых  годов, когда моЯ  рукопись давно и безнадежно
пылилась  в  одном  из  шкафов  на  третьем  этаже  издательства  "‘оветский
писатель", где помещалсЯ  отдел  русской  советской поэзии, кто-то  из  моих
доброжелателей посоветовал мне отнести новую рукопись стихов  в издательство
"‘овременник". ‡аведующий отделом поэзии, на стол которого Я положил папку с
рукописью,  даже  не  раскрыл ее.  "“  вас,  --  заЯвил он, --  мы стихи длЯ
публикаций брать  не будем". "Ќе  имеете права,  -- возмутилсЯ Я, -- Я  член
‘оюза". "ЋставлЯйте, дело  ваше, -- сказал он скучным голосом.  -- ‚се равно
толку не будет". Ћн  был прав. „ав рукописи отлежатьсЯ положенное времЯ,  он
позвонил  одному  из   московских   поэтов,  известному  в  те  поры  своими
антисемитскими высказываниЯми. "‘аша, -- сказал он, -- тут надо одного евреЯ
завалить.  Ќужна  крепкаЯ  отрицательнаЯ  рецензиЯ. ‚озьмешьсЯ?"  "‚озьмусь,
пожалуй, --  ответил тот. --  Ђ как  фамилиЯ?" “слышав  фамилию, ‘аша писать
требуемую  рецензию  все-таки  отказалсЯ.  Ќе  потому,   однако,  что  питал
повышенное уважение к моей  писанине, а  скорее  убоЯвшись,  что  это станет
известно  в кругу  общих знакомых. ђедактора это нисколько  не  смутило. „ав
рукописи полежать  еще, он без труда нашел  другого  желающего.  €нтересуЯсь
судьбой своей  рукописи  и ничего в  те  поры  не знаЯ  об  активной  работе
редактора, Я попросил было знакомого  поэта, узнать, как обстоЯт  мои дела в
"‘овременнике" и по  возможности помочь, взЯв стихи на рецензию. "Ђ ты какую
рецензию писать собираешьсЯ? -- ухмыльнулсЯ редактор. -- Џоложительную? Ќет,
нам это не подойдет".
     Ќаконец,  уже  в  Январе 1984 года, Я получил очень вежливое письмо  на
бланке издательства "‘овременник":
     "“важаемый Ђлександр Њоисеевич!
     ђедакциЯ русской советской поэзии направила рукопись ‚аших стихов "‘лед
в океане" рецензенту издательства члену ‘Џ ‘‘‘ђ Ђ. Ќиколаеву.
     ‚  редакции  внимательно  познакомились со  стихами,  содержавшимисЯ  в
рукописи,  и  в  целом  согласились  с  рецензентом:   к  сожалению,  многие
произведениЯ не выдерживают издательского конкурса. Љритерии "‘овременника",
предъЯвлЯемые им к издающимсЯ книгам, весьма жестки,  они еще более возросли
после постановлений ЌоЯбрьского и €юньского пленумов –Љ ЉЏ‘‘.
     ‚озвращаем ‚ам ‚ашу рукопись "‘лед в океане" с рецензией Ђ. Ќиколаева и
редакторским заключением.
     ‘ уважением:
     заведующий редакцией русской советской поэзии
     ‹. „убаев".
     €менно  в семидесЯтые  годы,  практически лишенный возможности печатать
свои стихи и  песни, испытываЯ острую необходимость в постоЯнном контакте  с
аудиторией,  Я начал чаще выступать с  песнЯми  и стихами. ‡десь,  в свЯзи с
переездом в Њоскву, тоже возникли некоторые  проблемы. Ќе научившись смолоду
играть   на   гитаре,   Я  все  годы   постоЯнно   испытывал   трудности   с
аккомпанементом.  ‚  ‹енинграде  в  последние   годы  мне  довольно  успешно
аккомпанировал мой давний друг -- исполнитель авторских песен Њихаил Љане. ‚
Њоскве  же Я  оказалсЯ без  аккомпаниатора. Џравда,  на  самых ответственных
концертах мне времЯ  от времени помогал  своей  великолепной  гитарой ‘ергей
Ќикитин,  но ведь у  него свои выступлениЯ!  Џервые годы  после  переезда  в
Њоскву поэтому мне приходилось перебиватьсЯ  случайной  помощью самых разных
гитаристов,  пока  в  1977  году  Я  на  весеннем  слете московского Љ‘Џ  не
познакомилсЯ с одаренным музыкантом и исполнителем Њихаилом ‘толЯром. Ћн  не
только превосходно владел гитарой, но и давал примитивным и часто  банальным
мелодиЯм моих песен неожиданную и подчас виртуозную музыкальную аранжировку.
‘тоЯ рЯдом с ним на сцене, Я всегда чувствовал себЯ  защищенным, несмотрЯ на
полное отсутствие у менЯ вокальных  данных. …го абсолютное владение гитарой,
чуткий артистический  слух и способность на  лету менЯть  модулЯции и ритмы,