о она,  по  моему,  не  ездила  никогда! “  ней  был свой  шик, некий
гусарский  жанр, но без  всЯкой  пошлости; она  имела  большой  успех,  свои
амурные дела не афишировала и  не терЯла подлинной женственности. Ѓыла она и
очень  ловка, умела из серебрЯной шоколадной обертки слепить  целый столовый
прибор  -- вилку, ножик,  ложку,  тарелку,  рюмку,  графинчик  - она и  менЯ
научила (в далеком будущем это будто и ничтожное умение мне очень пригодитсЯ
длЯ уроков английского Языка с шестилетним мальчиком -- в “льЯновске, в 1953
г.).  Ѓыли  у  нее  предлинные  ресницы,  она  их  крепко  склеивала  черным
"риммель", и на верхних стрельчатых  ресницах одного глаза она иногда, шутки
ради, укладывала кучкой до двадцати шести спичек.
     †орж ‘еверский был почти профессионал; сын известного  до  революции  в
Џетербурге    опереточного    певца    ‘еверского    и   брат    знаменитого
авиаконструктора, о котором  Я  уж упоминала. ‚ войну 1914-го  года и он,  и
отец его, и брат -- все были военными летчиками.
     Ћн пел  английские и  американские песенки  тех  времен, как, например,
репертуар  гремевшего  тогда на  весь  мир певца Њак-Љормика, но и некоторые
русские песни, и даже советские  - братьев Џокрасс. ѓолосок  имел небольшой,
сладкий,  стардтельно училсЯ английскому прононсу,  был роста невысокого,  с
бледными  глазами  и  чем-то  неподвижным  в  лице. “спехом  он  пользовалсЯ
немалым, особенно у высоких, крупных дам бальзаковского  возраста... Ђ,  как
известно, этот возраст в наш век начинаетсЯ не в тридцать лет, а сразу после
пЯтидесЯти. “  менЯ  с  ним  всегда  были ершистые  отношениЯ.  џ  старалась
соблюдать  с ним полную  корректность  и  вежливость,  это  его раздражало и
подчас он впадал в бешенство и  кричал  :  "‚от,  собрались здесь  проклЯтые
аристократы!" - чем менЯ и смешил, но и сердил.
     Ђ  вот  Ѓюцов,  тоже  совсем небольшого  роста  и  плотный,  с  крупной
прекрасной головой, почти горбун,  много старше  нас всех и уже седеющий, --
это был каленый орешек, и с ним все было сложно, трудно  и всегда интересно.
Ћн был музыкант с  головы до ног,  чрезвычайно в своей области образованный,
обладал точной  речью,  редким  юмором,  мог  быть  упрЯм  и  несносен,  как
пЯтилетний  мальчик,  и  своими "сценами" нередко доводил менЯ.  Ќо он,  как
стараЯ  дева, любил "выЯснЯть отношениЯ", а как такой стих  с него соскочит,
опЯть  становилсЯ обаЯтельным, ласковым и каким-то "огненным"  собеседником.
Ќа роЯле  он  играл чудесно, все наизусть -- или  раз проиграет  и уж знает;
мЯгкость  и глубина его "тушэ"  ни  в  чем  не  сравнимы, и  даже  когда  он
аккомпанировал ‹изе или играл  "длЯ слуха" переливы  новых модных напевов --
все было преподнесено  мастерски,  с известной долей но  в  меру романтизма,
темперамента, и при этом никогда не случалось ни малейшей погрешности.
     €ногда,  когда   кто-нибудь  заболевал  или  уезжал,  на  неделю-другую
поЯвлЯлась "исполнительница русских песен" ЊариЯ Џетровна Љомарова;  ей было
лет пЯтьдесЯт  и, думаю, жилось  ей трудно.  Љогда-то в ђоссии она ездила  с
гастролЯми по провинции, дело свое знала и обладала недурной техникой; у ней
и  в  Џариже  была  своЯ публика,  котораЯ ее  любила.  Њилейший и добрейший
человек, она звала менЯ "деточка", была сговорчива и никаких подножек никому
не ставила. Ђ  мы все потихоньку над ней посмеивались  --  над ее прической,
вечным оренбургским платком и каким-то удивительным говором, составленным из
совсем особого  словарЯ и оборотов --  казалось странным,  что  ей почему-то
приходитсЯ  жить и петь  в Џариже, а не в Љалуге, ‚оронеже или на  Ярмарке в
Ќижнем.
     ‡а год ни одна из подавальщиц  в  "‘амарканде" не  сменилась, а было их
три:  старшаЯ, Њарина  Ќиколаевна  Џсел,  с лицом  большой красоты и детской
доброй  душой  --  ей было  лет 35,  и  Я  могла целиком и во  всем  на  нее
положитьсЯ; и еще было две €нны -- старшаЯ тоже милаЯ и славнаЯ, но у менЯ с
ней   было   меньше   контакта;  и,  наконец,   €нночка-младшаЯ,   армЯночка
девЯтнадцати лет, со стриженными волосами, худенькаЯ, лукаваЯ -- мы ее звали
"‘аломеЯ с блюдом". Ѓыл у дверей и "chasseur" (швейцар? рассыльный?--не знаю
уж  даже,  как  и  перевести),  из  простых  русских  людей,  сражавшихсЯ  в
„обровольческой Ђрмии  и  очутившихсЯ вдруг  в Љонстантинополе,  Ѓолгарии и,
наконец, в  Џариже. Ћн родилсЯ на “краине, было ему тоже лет  сорок  и звали
его Ќикола.  Ћн  принимал клиентов на улице  из такси, бегал  за папиросами,
следил  за  тем,  когда  по  улице  проедут   "ласточки"  -  полицейские  на
велосипедах,  в суконных  накидках  на  плечах  -  им иногда давали  бутылку
красного вина, днем  исполнЯл длЯ менЯ кое-какие  поручениЯ, а, знаЯ,  что у
менЯ нет  денег на  уборщицу,  подчас сам  брал щетку и пылесос и чистил мою
комнату.  “  него был  свой особый и колоритный  Язык, по-французски говорил
плохо,  его обычной присказкой  было: "ќто  уж  действительно  кель-ки-шоз!"
(quelque chose)  . Џосле "‘амарканда" Я его  потерЯла из вида; одно времЯ он
жил тем, что кроил и  шил балетные туфли длЯ танцовщиц, даже поставлЯл их  в
Grand Opйra.  Ђ  в году  30-м или  31-м  мы,  как-то заехав поужинать в  бар
„оминик  на  Њонпарнасе, увидали  нашего  Ќиколу, прислуживающим за  стойкой
бара. Ќикола  нар всегда радостно встречал, и  как-то сообщил мне, что скоро
сбудетсЯ  мечта  его жизни  и он... приобретет  мотоцикл.  џ  пришла в ужас,
говорила ему, что это безумие, в его возрасте начать ездить на мотоцикле,  и
не  лучше  ли  еще подкопить и купить подержанную  машину? Ќо вот весной  мы
только вошли  в  „оминик,  как  Ќикола радостно  сообщил,  что  вчера  купил
мотоцикл, а  послезавтра воскресенье,  и он с  утра  поедет кататьсЯ.  Ћн  и
выехал с  утра, и тут же, буквально  в двух шагах, на  углу бульвара ђаспай,
его на смерть раздавил грузовик.
     Ќа  кухне  "‘амарканда"  работали  два  повара  (они  были  и хозЯевами
ресторана на равных с нами правах) ; главный шеф,  Љорчагин, был уж пожилой,
а  в ђоссии  служил... главным поваром у ‚ел.  кнЯзЯ Ђлександра Њихайловича.
Љогда хотел и был в духе -- готовил отлично, но когда был во хмелю, сердилсЯ
на все и на всЯ, в том числе и на менЯ. Ѓывало, что  он входил в зал и читал
стихи своего сочинениЯ. ‚торой повар был молодой, и известную роль играл тут
не он, а его жена  ‘има, скромнаЯ русскаЯ мещаночка, закинутаЯ в Џариж, - но
душа у ней была настоЯщего дельца, даже  скорее великого комбинатора. Џотом,
когда  "‘амарканд"  закрылсЯ,  она  сама  годами  держала  в  Џариже русские
ресторанчики :  то "Њедведь",  то  "“ ‘имы", то просто "‘има",  прогорала на
одном, ломала рубли и тут же открывала новый, и так вплоть до 1948 г. „альше
ничего про нее не знаю -- Я сама уже  была в ‘‘‘ђ. —то с такой женщиной было
бы,  останьсЯ она  в  ђоссии? ‚ерно, не пропала бы и стала бы  завхозом или,
скорее, завмагом. …е публикой были русские шоферы такси и рабочие "‘итроена"
--  это была хорошаЯ  и стойкаЯ  клиентура. Љогда в 1944 г. она  узнала, что
€горь Ђлександрович вывезен  немцами в  Ѓухенвальд, сразу  же через  кого-то
предложила мне освободить его -- на это у ней есть "знакомства"... џ пошла к
ней в очередной ресторанчик  поблагодарить  за добрые намерениЯ  и, главное,
чтобы  остановить  возможные ее  обращениЯ к гестаповцам  низшего  разрЯда и
пресечь  неподобающие разговоры о моем муже  и обо мне. Ћна была очень мила,
жалела менЯ, поплакала; но Я ей объЯснила, что  теперь уж хлопотать негде  и
ни к чему.
     ‚от   тени   минувшего,   тени   "‘амарканда"...   Љто   посещал   этот
ресторанчик-кабаре?  Ћчень  приличнаЯ публика и часто приЯтнаЯ; писать о них
всех было бы сейчас уже трудно, ведь многих Я знала не близко, а большинство
только  как  клиентов. Љое-что, однако, и  до сих пор живет в памЯти,  будто
вчера видела. €з них -- милаЯ пара -- ‘аша Њакаров и его жена Ѓубочка; он --
цыган, знаменитый по  хору  в  московском  "џре".  ’огда  ему  было  лет под
шестьдесЯт;  обычно  он приходил  с  гитарой  и  с милейшей  своей  русской,
несколько  грузной,  в светлых  кудрЯшках, женой;  часто подсаживалсЯ  к ним
Њихаил  ‹ьвович  ’олстой,  младший  сын  ‹ьва Ќиколаевича.  €ногда  они  оба
подпевали ‹изе Њуравьевой, и тогда  публика просила ‘ашу Њакарова спеть, что
он  изредка  и делал. ЌельзЯ  забыть его пение : низкий, хрипловатый  голос,
легкий  аккомпанемент на  гитаре.  ‚от как-то  пришло  мне в голову устроить
вечер цыганского пениЯ в ресторане, и Я попросила  ‘ашу Њакарова и Њих. ‹ьв.
’олстого  прийти  вечером и  попеть  цыганские  песни  и  старинные  русские
романсы, а угощаю Я. Ћни оба сразу согласились, и вечер  вскоре состоЯлсЯ, и
длЯ менЯ он - одно из  светлых воспоминаний этого скорее  нудного  и, вообще
говорЯ, нелегкого периода жизни.
     ЊоЯ  мать говорила: ненавижу  цыганщину,  одна пошлость  -- а  вот ‚арю
Џанину слушаю и не наслушаюсь. ’ак и про ‘ашу Њакарова: не наслушаешьсЯ,  да
и Њихаил ‹ьвович за долгую  жизнь веселого кутилы и со своим отличным вкусом
и  небольшим, но очень  тонким голосом --  пел скромно и прелестно. Ќароду в
ресторане  было   много,  и  все  были  под  очарованием  этих  двух  людей,
сохранивших  и принесших с собой в Џариж -  нет, не "цыганщину", а подлинное
певческое умение и традицию.  Џод  конец Њ.‹. ’олстой  мне сказал в ответ на
мои благодарности : "Ќам самим  было  так приЯтно у вас петь. —тобы кончить,
мы  сыграем вещь,  которую, зерно,  теперь  уже  знаем  только  ‘аша да Я  :
торжественный  марш длЯ восьми гитар, который игралсЯ при выборах цыганского
королЯ, когда шли перед королем по табору восемь гитаристов и играли. ќто мы
вам в подарок, как хозЯйке".
     Ќевольно  были у  менЯ  тогда  контакты  и  с  другими ресторанами  или
вечерними кабаре,  особенно на Њонмартре. Ћдно времЯ,  когда  часто бывала в
"‘амарканде"  Ќина Џавл. Љошиц,  мне несколько  раз  пришлось  с  ней  после
закрытиЯ ресторана ехать "дальше",  она всегда  приглашала и  ‘еверского,  и
Ѓюцова.  Ћбычно  ехали  в  "Љунак",  где хозЯином  был Ѓер, племЯнник  ‘офьи
Ђндреевны ’олстой.  "Љунак" открывалсЯ  после 12-ти  ночи - до  утра.  Љогда
приезжали туда, то вдруг оказывалось, что мы все  голодны: Я в  "‘амарканде"
так безумно уставала,  что есть не  хотелось, да и  там Я была на работе,  а
сюда приезжала  в компании веселитьсЯ.  Ќа столе поЯвлЯлсЯ графинчик ледЯной
водки, в нем  лихо алел цельный стручок красного перца,  приносили чудесные,
шипЯщие, с жару запеченные пельмени, и оказывалось, что все весело, красиво,
вкусно,  и  что в  кабаре можно и  веселитьсЯ,  а  не  только  мучительно  и
напрЯженно работать, как мне приходилось в "‘амарканде".
     Ќо  главное,  в  "Љунаке" встречала  нас Њаша ‘уворина,  цыганка,  жена
одного из  сыновей издателЯ  петербургской  газеты  Ќовое  ‚ремЯ.  Ћна  была
немолодаЯ,  расползшаЯсЯ,  с  лицом  некрасивым, но незабываемым, и с особым
цыганским тембром голоса. „о  чего был милый  человек! --  …й можно было все
рассказать, и она всегда находила --  если  не  ответ,  то настоЯщий  совет,
слушала внимательно :  казалось, ей тоже  важно, что с тобой и какаЯ беда...
Џела не всегда, не каждый  вечер, а только когда хотела, что тоже важно.  Ќо
уж  если  приезжал  Ѓюцов,  она  просто  расцветала, говорила  : "‚от  какой
музыкант к нам  в "Љунак" приехал!" -- и Ѓюцов, бывало, уже под утро садилсЯ
за пианино и играл  сам  что  хотел.  џ  всегда  радовалась встрече с  Њашей
‘увориной,  спрашивала,  можно  ли  к  ней  подсесть,  и  без  конца  с  ней
беседовала, и всегда уезжала после этих бесед с легким сердцем.
     Ќо  кончилсЯ  "‘амарканд", Я устала,  переутомилась от  недостатка сна,
свежего  воздуха  и от вечных забот, когда приходилось крутитьсЯ  изо днЯ  в
день "на кассе", а та была частенько  и просто пуста, от курениЯ, от вечного
кофе... ‘дали ресторан "en gйrance".  то есть кому-то, кто  будет работать и
мне немного  платить. Ќо  этот "кто-то"  оказалсЯ  чистейший жулик  :  после
длительного процесса его с трудом  удалось выставить, и "‘амарканд" сам ушел
от менЯ в другие руки.
     Љонечно,  €горь  Ђлександрович  помогал  и   тоже  участвовал  в  делах
"‘амарканда",  но  мало -  он уж  начал по-настоЯщему работать  как инженер,
сперва  в  испытательной  лаборатории  "APEL ",  а потом на заводе Lemercier
Frиres,  где  проработал  целых  двадцать лет.  Ќо из  финансовой  путаницы,
создавшейсЯ  в  нашей  жизни  после  закрытиЯ  "‘амарканда", было  выбратьсЯ
нелегко.  Џришлось выехать из комнаты над рестораном, да и последние месЯцы,
когда вели борьбу с "gйrant", было жить туго, и несколько месЯцев мы прожили
без  света, без газа и даже без воды : все это было отключено за неуплату. а
платить  было нечем. ‚  нетопленной  комнате,  при  свечке,  Я  готовила  на
керосинке (у  русских людей всегда откуда-то найдетсЯ керосинка!)  ежедневно
одно и  то  же  :  геркулес  на  воде  и  чай.  €ногда  ходили  к  родителЯм
подкормитьсЯ.  Ќо всему наступает конец, и мы выехали  из  Џарижа в "красное
предместье"  Clichy, где над  мэрией  висел громадный  красный флаг, а рЯдом
детский флажок с французскими национальными цветами.  Љвартира была гнуснаЯ,
грЯзнаЯ, дом кишел клопами; надо было как-то карабкатьсЯ,  и Я пошла учитьсЯ
в школу  "стенотипии",  то  есть  машинной  стенографии. ќто  очень  простаЯ
фонетическаЯ система стенографии на легонькой портативной машинке; Я освоила
систему  легко,  и уж  через  четыре месЯца могла записывать  до 175 слов  в
минуту.  Џо  объЯвлению   в  вечерней  газете  Я   вскоре   начала  работать
секретаршей-стенографисткой со  знанием  трех иностранных Языков. Џервые два
мои места  были мало удачны или приЯтны, но  потом, уже имеЯ за  собой целый
год  опыта, Я попала секретарем  в старинный  французский  торговый дом, где
тоже  приходилось  работать вовсю, но где скоро  все  стали  моими друзьЯми,
кроме "замдиректора",  который вел  все дело  и,  как полагаетсЯ,  был хам и
назойливый дурак.
     Ћсенью 1928  г. мы  внезапно, в три  днЯ, оставили  Љлиши и переехали в
однокомнатную  квартиру  на  четвертом  этаже  в  старом доме,  с  видом  на
темноватый двор, но в  трех минутах от Champs Elysйes, и вот в  этом доме мы
прожили двадцать  лет.  Ѓезумие  строительства тридцатиэтажных коробок тогда
еще  не начиналось, дома  в 10 этажей  и то  попадались редко. „аже  в такой
роскошной части  города  еще продолжали  жить вот  такие дома  без возраста,
почти ни в чем не  изменившиесЯ вплоть до войны; впрочем, сейчас 1978 год, а
наш дом, 22 rue Jean Goujon, до сих пор здравствует.
     —ерез год мы спустились по нашей крутой лестнице, к которой Я уж совсем
привыкла, на  первый этаж, и  тут  у  нас, впервые после  отъезда из ђоссии,
поЯвилась настоЯщаЯ квартира в три комнаты,  с  окнами на улицу, где мы себе
все  понемногу  устроили  --  прежде всего  ванную: ведь  столько лет подрЯд
приходилось идти  мытьсЯ  в  ванное заведение, или же  иногда  к мачехе! „ай
помаленьку покупали на  "Marchй-aux-Puces"  старинную  мебель  стилЯ Empire,
абажуры и  лампы на  светЯщихсЯ подставках, в то времЯ входивших в  моду, --
словом,  только тогда  мы сбросили парашют и,  наконец,  сели на французскую
землю.
     ќто были одни из самых удачных  годов нашей  жизни; не скажу, чтобы  мы
богатели, потому что, кроме очередной зарплаты, на счету  в банке  ничего не
было;  но  мы  начали ездить на  каникулы, посещать кино,  театры,  покупали
книги. „а  и  Я, кое-чему научившись в "‘амарканде" и у мачехи, теперь умела
прилично готовить, и мы  ели скромно, но все вкусное, свежее  -- о геркулесе
на воде Я вспоминала с ужасом! Ћднако, как говорила мачеха, кто-то всегда да
стоит  рЯдом и слушает... „а, да, еще будет мне геркулес на воде в жизни, да
еще  Я  сочту за  счастье... Ђ пока  -- живем, и в  1930 г. Љупили маленькую
машину Rosengardt и, назвав ее Љарапашка, ездили на ней не то что втроем, но
даже  и вчетвером!  Џонемногу побывали повсюду  --  и  на  юге ”ранции, и  в
Ѓретани, и, на той же Љарапашке, ездили в 1931 г.  к друзьЯм в Ђнглию, и там
тоже объездили весь юг, включаЯ Љорнуаль.
     Џо настоЯнию мачехи Я перваЯ написала моей матери письмо -- после того,
как не видела ее двенадцать лет, а она ведь "с паперти" менЯ проклЯла  еще в
Џетрограде, вскоре после того, как Я ушла в ”инлЯндию, за то, что Я признала
новую жену  моего  отца...  ’еперь  она  с  1922 г. жила в ћгославии с  моей
сестрой, и  после  обмена письмами  Я в 1931 г. поехала  в  Ѓелград, в  "ту"
семью,  где было и  немало  других  родичей  по старой  линии  "освобождениЯ
славЯн", - так Я провела тогда в Ѓелграде все лето, крутилась  в совсем иной
по  составу  и  интересам эмиграции,  много танцевала,  и даже один  из моих
тогдашних  белградских  партнеров  оказалсЯ  будущим главным  балетмейстером
оперного театра  в ...  ѓаване, некто  џворский, в ту  пору  просто отличный
танцор на  вечеринках. ‘ловом, Я  веселилась  вовсю в  балканской  экзотике.
‚прочем, Я не  только резвилась: к тому  времени  Я  уже  была членом Џартии
Њладороссов, и состоЯла в ней, и даже работала, вплоть до 1939 г.
     ‚от это, пожалуй, известного рода буек в моей жизни той  эпохи: начинаЯ
с 1926 г. и  до 1930, да и дальше, мы невольно  почти ушли из обычных кругов
русской  эмиграции,   в   которых  вращались   в   первые  годы  (длЯ   менЯ
Џариж-Ѓелград-‘тогкольм-Ѓерлин и снова с 1923 г. Џариж). €горь Ђлександрович
работал с 1925 г. на французских предприЯтиЯх. џ тоже, вскоре освоив технику
не  очень-то замысловатой  секретарской работы,  целые  дни  проводила среди
французов;  наша  французскаЯ  компаниЯ  понемногу  отрЯхивала  послевоенные
богемные нравы -- кто стал адвокатом, кто инженером, большинство поженилось,
начали  жить  своим  домом, и вот  так,  незаметно,  мы  втЯнулись  в  чисто
французский круг -- конечно,  читали русские эмигрантские газеты,  ходили на
всЯкие вечера или  в  русскую  оперу  и  балет,  на  некоторые  политические
собраниЯ,  но жизнь становилась и  длЯ  нас  все нормальнее  в Џариже,  и мы
понемногу стали устраивать у себЯ приемы, даже обеды  на 6-8 человек. ќто не
была еще dolce  vita,  но мы понимали,  что  жизнь  снова повернулась  к нам
лицом, и что в дальнейшем Њожно ждать и лучшего.


        Њладороссы

     ‚от тут Я прочла в газетах о процессе, который был в 1930 или 1931 г. в
‹енинграде,  где судили "монархистов", во главе которых стоЯл офицер –арской
Ђрмии  Ќиколай  ‚асильевич Љарташев; всех, конечно,  расстрелЯли, а Љарташев
после  приговора  успел  крикнуть  :  "„а  здравствует  царскаЯ  ђоссиЯ!  „а
здравствует законный царь Љирилл ‚ладимирович!"
     ќто  известие менЯ  потрЯсло  :  на снимке из зала суда, перепечатанном
Џоследними  ЌовостЯми  из  Џравды,  была группа  из  пЯти  человек, какие-то
неЯсные черные  фигуры,  а  посередине --  высокий,  худощавый,  статный,  с
прекрасными,  поднЯтыми  над  головой,  руками,  Љарташев, когда-то чудесный
танцор,  с чарующей улыбкой,  с каким-то особенным  плоским, чисто татарским
лицом, светлыми серо-желтоватыми кошачьими глазами, с совсем особой походкой
и повадкой -- его  все  же можно  было узнать,  на этом  трагическом снимке,
милого "Љокочку", который, опираЯсь на трость и слегка приволакиваЯ  раненую
ногу, пришел к нам на Љирочную в октЯбре 1916 г.  вместе е ‚асей  Њещерским.
Ћн бывал  часто,  играл в  общей компании  в  биллиард, моЯ  старшаЯ  кузина
наигрывала вальсы, фокстроты  и  танго в  полутемном зале,  и тогда  Я с ним
танцевала  всласть,  ведь он  так  чудесно  танцевал!  Ќо с  ним можно  было
говорить и о  другом  --  он, казалось,  всегда  все понимал,  хотЯ  особого
образованиЯ,  кроме  военного,  не получил. Ќо ведь есть же люди, обладающие
даром обаЯниЯ,  и вот у него он был -- а ведь вернее всего его можно было бы
назвать немецким словом "Taugenichts" -- милый бездельник.
     Ћн  был неравнодушен  к  моей сестре,  это  было  серьезно,  но...  тут
вмешалась моЯ  мать и, увы,  Љокочка сразу  от  нас исчез...  —ерез  год или
полтора, уже в революционное времЯ, он женилсЯ и жил в той самой квартире на
Љирочной 32, в доме ђатькова-ђожнова, где мы прожили целых 9 лет до переезда
в собственный дом на Љирочной 22.
     €так,  вот  этот  очаровательный  бездельник  стал  участником громкого
монархического заговора, публичного процесса, и теперь  уж расстрелЯн,  и...
теперь уж  герой! Ћчевидно, никому ненужный герой... как, впрочем, почти все
герои.
     Ђ кто же начал, в общем, это нелепое дело? Ћказалось, "послали", вернее
заслали в ђоссию кого-то, и  этот кто-то собрал монархистов -- да и  сам был
расстрелЯн. ‚озможно ли,  что еще можно найти там, "за чертополохом", людей,
хранЯщих монархический идеал, и даже идущих за него на смерть? Љазалось, это
просто невообразимо.
     ‚ это времЯ Я  встретила  приЯтных людей, которых знала  мало, они были
оба порЯдочно  старше нас: Ђдам Ѓеннигсени его красавица жена  ”анни. “ кого
мы встретились, не помню; шел общий разговор, скоро перешедший на обсуждение
похищениЯ и гибели генерала Љутепова, --  каждый  говорил,  что знал про это
дело, а Я потом упомЯнула и  про монархистов в ‹енинграде, и  про "ненужную,
будто бы  никчемную  смерть ЌиколаЯ Љарташева". Ѓеннигсен  мне возражал;  он
сказал, что Я не в курсе дела, что корень заговора здесь, в Џариже -- ЏартиЯ
Њладороссов. ќто еще что  за зверь?!  џ смеЯлась и пожимала плечами, все это
длЯ ђоссии кончено  и  ненужно. Ћднако Ђдам  Ѓеннигсен  мне сказал, что Њиша
—авчавадзе,  муж его  belle-sњur,  уже  некоторое времЯ назад  вступил в эту
партию, что во главе  ее стоит  некто Ђлександр ‹ьвович Љазем-Ѓек, и что там
много талантливых людей.  Ѓеннигсен  считал, что это  чрезвычайно интересное
Явление -- новаЯ политическаЯ партиЯ, рожденнаЯ самой эмиграцией.
     —ерез  несколько  дней Њиша  —авчавадзе сопровождал  менЯ  в  кафе  "Le
Vaugirard" в 15-м районе Џарижа, где проживало  много русских : так Я попала
к младороссам и так... там и осталась.
     ‚скоре в Њладоросской Џартии был создан женский отдел  -- или "очаг" --
все члены Џартии входили в очаги, вверху пирамиды был "глава", этим главой и
был сам  Ђлександр  Љазем-Ѓек, человек примечательный, обладавший  блестЯщей
памЯтью,  умением  тонко  и ловко  полемизировать  и  парировать атаки  -- а
сколько их  было! ‚ ранней юности  скаут,  еще  в  ђоссии он  был скаутом, в
шестнадцать  лет  участником  гражданской  войны,  потом  участником  первых
православных и монархических съездов в …вропе. —еловек честолюбивый, солидно
изучивший  социальные науки и  теории того времени,  с  громадным ораторским
талантом,  он  имел  все  данные стать  "лидером";  а  так  как  все русские
политические  организации --  кадеты, хдеки, эсэры  -- рухнули  под натиском
марксистского нашествиЯ, то  и надо было найти нечто  иное,  создать  что-то
новое. ’аким образом,  ЊладоросскаЯ ЏартиЯ оказалась  единственной новой, то
есть не дореволюционной партией, партией, родившейсЯ в эмиграции и нравилась
она или нет -- она и до сих пор остаетсЯ единственным политическим ответом в
зарубежьи на большевистскую революцию.
     Ѓыл ли это  просто ответ  на  новый социальный фактор  тридцатых  годов
XX-го века -- ”Ђ€‡Њ? „а, конечно, это отчасти  так и было,  и в 1935-36 гг.
как  белый,  так и  красный фашизм  довольно-таки  Ярко и четко выЯвили свои
гадкие мордочки среди Њладороссов. ѓлавное, что менЯ привлекло к ним, -- был
их  лозунг  :  "‹ицом  к  ђоссии!" ‹ицом,  а  не  задом, как  поворачивалась
эмиграциЯ, считавшаЯ, что с ней  из  ђоссии ушла  соль  земли,  и  что "там"
просто ничего уже нет. Љонечно, это "лицом к ђоссии" не все Њладороссы могли
вполне воспринЯть  и  переварить ;  иногда они впадали  в  нелепое  и  почти
смехотворное преклонение, в восторг перед "достижениЯми". ‚ первые же месЯцы
моей  младоросской  эры мне  пришлось  быть  на  докладе  о  промышленных  и
технических  достижениЯх  в ‘оветском ‘оюзе, где повторЯлись вслепую  данные
советской прессы, и где выходило, что до 1920 г. в  ђоссии  и вообще не было
промышленности, ни техники... вообще ничего! џ заЯвила, что на  следующем же
собрании этого очага  берусь доказать, насколько все тут ошибаютсЯ.  ‚ самом
деле,  через  неделю, собрав  в памЯти  все, что Я могла  знать  о  развитии
тЯжелой промышленности в  ђоссии  от  моего  отца,  Я  рассказала "очагу"  о
фабриках  московского  или волжского купечества,  о теплоходах на  ‚олге,  о
телефонизации (одной  из  старейших в  …вропе!)  и  т.п. ‘перва  мне  кто-то
возражал, и даже довольно резко, но  Я не дала себЯ забить, и кончилось тем,
что  многие (из  более молодых младороссов особенно) признались, что  первый
раз в жизни все это слышат.
     Ќу,  а  другое,  что  менЯ  привлекло  к Њладороссам,  --  это  принцип
"орденства", служениЯ; мы  не просто партиЯ, говорил Љазем-Ѓек. мы Ћрден, но
не  с тайным  заданием,  что  часто встречаетсЯ,  а  с заданием  открытым --
служение ђоссии. Џринцип монархического возглавлениЯ  будущей ђоссии  сперва
казалсЯ  мне  неудачным,  недемократичным, уже  изжитым  --  особенно  после
мрачных  событий  и атмосферы,  окружавших  последнего монарха  и  его столь
непопулЯрную жену... Љазалось, этому возврата не будет.
     Ѓыл у нас в то времЯ  друг, много старше нас,  …гор ‚асильевич фон „эн,
последний  русский  консул в  Џариже  -- вежливый,  галантный,  просвещенный
прибалтиец;  мать его происходила из старого сибирского купеческого рода. Ћн
твердил мне, что Њладороссы -- это дурость, мода, ерунда, и непонЯтно, что Я
там, собственно,  делаю?! Љак-то он зашел  к нам, Я была  дома одна; сидели,
распиваЯ крепкий чай  и покуриваЯ, и вдруг, после иных  житейских тем,  …гор
‚асильевич сказал (отлично помню  каждое  слово) : "џ упрекаю вас, что вы  у
Њладороссов, будто  в  этом есть какой-то non-sens, a по-настоЯщему  Я и сам
глубоко  предан  ђоссии и  монархической  идее:  длЯ  менЯ,  сына  балтийца,
государь  был  сюзерен, которому Я был обЯзан  служением, а, будучи  и сыном
сибирской купчихи, Я воспринимаю царЯ русского, как своего царЯ". - "„а, да,
-  прибавил он, помолчав,  -- думаю, даже уверен, что будет момент, когда по
Њоскве  проскачет белый  конь,  и вот, если вы,  Њладороссы, успеете  в этот
момент посадить  на него русского  царЯ, то и будет в ђоссии снова царь.  Ќо
это  будет  одно  мгновенье,  и  если вы  пропустите  его,  тогда  --  конец
навсегда!"  ’еперь,  в 1978  г. Ясно, что если кто и посадит царЯ  на белого
конЯ, то уж никак не Њладороссы, -- иных уж нет, а многие далече,  и от всей
младоросской Џартии мало  что осталось, даже  документы младоросские  -- все
исчезло. Ђ ведь,  пожалуй, белый конь когда-то еще проскачет, но... некому и
некого будет на него сажать.
     ‘ейчас  Я   уж  просто  не  в  состоЯнии   изложить  всю   младоросскую
политическую "постройку" будущего ђоссии; писал эти теоретические  выкладки,
главным  образом,  сам  Љазем-Ѓек,  но  ему  помогал  главный   секретарь  и
доверенное  лицо  Љирилл  ‚еличковский.  ќто было довольно-таки  продуманное
сооружение  русско-общинной  демократической монархии. ‚еличковский, который
тогда тоже был еще очень молод, лет 28-ми--30-ти, имел солидное политическое
образование,  и  вполне  очевидно  испытывал сильное  влиЯние  арлЯ Њорраса
(Charles Maurras), известного  идеолога  французской  монархической  партии,
издававшего   в  то   времЯ  интересный   ежемесЯчный  журнал   Le  Courrier
monarchique<sup>[*]</sup>
     Џрограмму  свою  Њладороссы  тщательно  изучали,  а некоторые, не столь
шибко  грамотные, просто зубрили  ее  наизусть. Џонемногу  у  многих из  них
укоренилось твердое убеждение, что раз "глава" так сказал или так написал --
значит  это  правильно,  больше  и  думать  тут  нечего. "ѓлава"  -  это был
Љазем-Ѓек,  и многие, когда он поЯвлЯлсЯ, вскакивали  и громкими деревЯнными
голосами  кричали   :  "ѓлава!   ѓлава!"  ЏоЯвились  значки   под  номерами,
бело-черно-желтого цвета "штандарт", твердо наметились возглавлЯвшие "очаги"
начальники. Љ  1935-36 гг. у Њладороссов окончательно оформились  внутреннЯЯ
структура, иерархиЯ  и  дисциплина. €так  -- все тот же  пресловутый  "культ
личности" и столь нам  теперь уж известное  по-строение  общества пирамидой,
приводЯщей к "единому, все понимающему  отцу"?.. € да, и  нет: наверху стоЯл
монарх, он-то и был отец всех, а никак не "глава" партии.
     Њного тут было и смешного, и жалкого, и подражательства всему тому, что
тогда  владело  умами. џ с большим интересом  и азартом  работала в  женской
секции,  где  под конец было более 40-50 участниц; главнаЯ  наша тема  была,
конечно, новаЯ женщина,  ее облик, ее участие в будущем родной страны. ’огда
все  это дело мыслилось в  плане чисто общественном и политическом. ‘обраниЯ
проходили живо, и это уводило нас всех от эмигрантской рутины.
     џ   напечатала   тогда   несколько   заметок   в  младоросской   прессе
(подписывала: Ќ. Ђлексеева), прочитала за год три открытых доклада о русских
революционерках -- ‘офье Џеровской, ‚ере ‡асулич и ‚ере ”игнер. ‚от это было
чрезвычайно занЯтно; Я  ходила в ’ургеневскую библиотеку, котораЯ в то времЯ
была по-настоЯщему русским культурным  центром  Џарижа, и где  мне  все было
по-душе; там можно  было  найти  всю нелегальную литературу царских  времен,
начинаЯ от  ленинской €скры, были и  все энциклопедии, и  также  чрезвычайно
интересные книжечки "€здательства политкаторжан", которые поЯвились в ‘‘‘ђ в
20-х  годах, и которых теперь и днем  с огнем не сыщешь.  „оклады Я готовила
тщательно,  хоть  аудиториЯ  и  была  "своЯ",  --  однако  на каждый  доклад
набиралось человек  100-120, а  после  доклада задавали  вопросы, и  вот  на
них-то надо  было сразу  и не задумываЯсь ответить; особенно  всех волновали
вопросы   террора,  его   возможных   последствий   и  вообще   допустимости
террористических актов. ‡нали ли все мы тогда  о том, что творилось в ђоссии
-- на ‘оловках,  на пресловутых стройках,  при  коллективазации деревни, при
разорении приходов и взрыве  церквей? Љазалось, должны были не только знать,
но и громко кричать про это. Ќо мы шли своим путем.
     Џомню,  как  в  1932  или  1933  г.  у  Њладороссов  поЯвилась  ’атьЯна
Ќиколаевна ‘ивере  с сыном, юношей лет  семнадцати;  она была старшаЯ сестра
….Ќ. Њуравьевой, котораЯ в 1926 г. выступала  с  романсами  в  "‘амарканде".
Њного  она рассказывала о жизни в  ђоссии -- ее муж  погиб  на ‘оловках, она
туда ездила к нему на свидание и, если не все, то многое увидела и понЯла...
Ѓудучи сама по-настоЯщему верующей, она в те годы принимала активное участие
в помощи арестованным свЯщенникам  и  верующим. Џолное  отсутствие писем  из
ђоссии тоже могло бы навести на мысль о том, что там творитсЯ...
     ‘ейчас,  через  шестьдесЯт лет после начала эмиграции, многие  "союзы",
"землЯчества", "объединениЯ", как ни удивительно, все еще существуют -- это,
наверное,  доказывает  живучесть  русских  на чужой  земле.  Ќекоторые чисто
бытовые учреждениЯ  сами отмерли за ненужностью : приюты,  дешевые столовые,
Ясли  --  ведь  среди  русских эмигрантов  в  третьем поколении  нуждающихсЯ
родителей  больше  нет, уже  и  второе  поколение недурно  устроилось.  Џока
держатсЯ  лишь  ‘тарческие  дома,  давно,  правда,   перешедшие   в  ведение
французского  социального страхованиЯ; продолжаютсЯ и уроки  русского  Языка
длЯ малышей при некоторых  церковных  приходах,  а  многие подростки  учат в
школе русский Язык как иностранный.
     €з   политических  же   объединений  первых  десЯтилетий  эмиграции  до
сегоднЯшнего днЯ дожил только  Ќ’‘ -- и  живет  он полнокровно; а  вот найти
хоть малый обломок Њладоросской Џартии -- нельзЯ. Џодул над …вропой ветер --
и все сразу рухнуло  и распалось!  ‚о времЯ "чудной войны" (drфle de guerre,
1939-40)  многие  младороссы   попали  во   французский  концлагерь  Vernet;
французскаЯ  полициЯ   твердо  знала  младоросский  лозунг,   скажем  прЯмо,
несколько экзотический -- "–арь и ‘оветы"  : первое слово  забылось,  а  вот
"Les  Soviets"  было  весьма  мало  популЯрно,  оно  живо  напоминало  клики
преданных  ‘талину  коммунистов: "Vive  les  Soviets!"  ‘ам  Љазем-Ѓек  тоже
некоторое времЯ пробыл в Vernet, но вскоре сумел освободитьсЯ, в начале июнЯ
1940  г. уехал  на юг,  оттуда в €спанию, а затем, вплоть  до 1957 г., жил в
Љалифорнии.  …го отъезд  сильно огорчил и даже покоробил многих младороссов.
Џравда, некоторые говорили: "—то ж ему самому, что ли, в  петлю лезть? Ќемцы
его живо бы забрали!" ќто так,  но что-то все же выходило  вроде  "sauve qui
peut!"',  в €спании у Љазем-Ѓека  была  высокаЯ  протекциЯ  в  лице  Љирилла
‚ладимировича. Ћтъезд этот похоронил еще вполне живых политически и морально
членов Њладоросской Џартии, котораЯ никогда  не смогла вполне оправитьсЯ  от
"ухода" Љазем-Ѓека и его группы. ‚ойна и  оккупациЯ докончили этот распад, и
во времЯ оккупации,  а  позже во  времЯ  "холодной войны"  многие младороссы
уничтожали  имевшиесЯ  у  них  газеты,  документы,  статьи,  так что  теперь
какие-то  случайные обрывки младоросской  печати остались  лишь  в некоторых
библиотеках.  ѓоворили, что, например, …вразийцы  -- несколько высоколобое и
чисто интеллигентское движение  в эмиграции -- были  вызваны  к жизни и даже
организованы  советскими  агентами. Ћднако с  тех  пор само  слово "…вразиЯ"
стало  чуть  ли  не обиходным и  всем известным. ѓоворили и про младоросское
движение то  же самое. Ђ вернее  всего, каждое  поколение дает  в жизни свои
собственные ответы, соответствующие эпохе.
     ‚ 1934 г., шестого июлЯ, в невероЯтно  жаркий вечер под  €вана  Љупала,
поЯвилсЯ на свет (именно поЯвилсЯ, через кесарево сечение) наш сын Ќикита, и
жизнь  моЯ изменилась целиком. Љроме маленького ребенка  в квартире на  Jean
Goujon  оказалась  и нЯнЯ,  так как мне долгие месЯцы  запрещалось  подымать
что-либо тЯжелое; в ту пору кесарево сечение считалось  тЯжелой операцией  -
ее обычно и не повторЯли.
     ЌЯни у  Ќикиты были до  4-х  лет, и было  их  две : перваЯ  -- русскаЯ,
отличнаЯ нЯнЯ, хотЯ и несколько капризнаЯ; втораЯ прожила у  нас  2,5 года и
была неграмотнаЯ  полька,  ЂнелЯ, уже немолодаЯ,  перешедшаЯ к нам из  семьи
барона Џалена, где она прожила целых 12 лет; мне пришлось с ней расстатьсЯ в
1938 г., когда во ”ранции внезапно  грЯнул экономический  кризис, цены резко
повысились  и  каждое пЯтнадцатое  число у менЯ  было в  семейной  кассе  --
ничего, просто пусто.
     Џосле долгого перерыва  Я  снова стала посещать младоросские  собраниЯ;
там  поЯвились у менЯ  и  многие друзьЯ -- некоторые на всю жизнь...  €з них
первые -  €рина  Ќиколаевна и  Ђлександр  Ђлександрович  “гримовы.  ќто  был
"младоросский брак":  сперва Я узнала  €рину,  а потом уж ее жениха  "ушу";
свадьба их была году в 31-м; постепенно мы близко  сошлись и со всей семьей,
с  родителЯми  ушу  --  проф. Ђлександром €вановичем  “гримовым и его женой
Ќадеждой  ‚ладимировной, и  дальше эта дружба распространилась  и на все  их
нисходЯщее поколение и родичей.
     „а и жизнь как-то особенно  спаЯла  наши  две семьи :  в течение  целых
сорока  лет судьбы наши шли параллельно;  дети наши  -- ’атка  у “гримовых и
Ќикита у  нас -- родились на расстоЯнии шести месЯцев друг  от  друга; войну
1939-1945  мы прожили почти целиком вместе -  вместе  спасались от немецкого
нашествиЯ в тихом местечке ”ранции, абри (на  реке ер, за ‹уарой), где нас
немцы  и  настигли.   Ђ  потом   Џариж,   голодный,   холодный,  черный,   и
знаменательнаЯ дата  22-го июнЯ  1941 г. € дальше  -- оба мужа наши с €риной
Ќиколаевной  участники движениЯ ‘опротивлениЯ  во ”ранции, и дальше, дальше,
замена "Ќансеновского"  паспорта советским в 1947  г. и, наконец,  в  апреле
1948 г. отъезд нашей группы в 32 человека из ЊарселЯ на электроходе "ђоссиЯ"
туда, на ђодину, где уже с октЯбрЯ 1947 г. были наши мужьЯ. Ќу, и потом там,
"за  чертополохом", костЯнаЯ  рука  настигла “гримовых  почти сразу, через 3
месЯца после приезда €рины Ќиколаевны в Њоскву, а нас с  опозданием почти на
год, в сентЯбре 1949 г., когда  мой  муж был арестован чинами —ека и,  как и
“гримовы, осужден на 10 лет лагерЯ...
     Ќо это впереди, а пока еще времЯ довоенное, и тут вспоминаетсЯ невольно
один  малоприЯтный  длЯ менЯ  момент. ЏридЯ как-то  в 1937  г. на  очередное
собрание в кафе "‚ожирар", Я понЯла, что все  мои друзьЯ, именно те, с кем Я
чувствовала себЯ в полном  единении настроений и мыслей - как-то молниеносно
покинули Њладоросскую Џартию и, звонко хлопнув дверью, вышли из  ее состава.
џ была потрЯсена тем, что они  это  сделали,  даже и не предупредив менЯ, --
значит, видимо  считали, что  Я не из "семи  пар чистых" и, собственно, к их
группе  вовсе  и  не  принадлежу!  џ  позвала  к  себе  ушу,  как  главного
организатора этого "ухода",  который  тогда  вызвал немало шума  и толков, и
было у менЯ с ним громкое и малоприЯтное выЯснение отношений. џ ему заЯвила,
что понимаю его положение в этом деле, также, как и всей его группы, но  раз
уж они менЯ так презрели  и обошли, --  то  Я  останусь у младороссов и буду
продолжать вести все ту же антифашистскую линию... „лЯ менЯ это событие было
очень болезненно -- не только  личный  "провал", но и элемент отчуждениЯ  от
людей,  которых  Я  считала  друзьЯми.  ќта группа  тоже  начала  устраивать
собраниЯ, она  печатала небольшую  газету ђусский ‚ременник, многих Я быстро
потерЯла из вида. Ђ у Њладороссов Я продолжала как раньше, и даже с  большим
азартом : особенно много работала с молодежными группами, учила их правильно
говорить по-русски,  следить за  русской и советской литературой и, главное,
постаратьсЯ разобратьсЯ в том, что же такое фашизм и что он с собой несет. џ
тогда где-то прочла  фразу (верно у арлЯ Њорраса) : "// faut servir l'idйal
sans illusions!"  ќто стало основным  положением всех моих "собеседований" с
иногда  очень  юными девочками, и  неожиданно уж  после войны кто-то  из них
пришел мне рассказать, что многое из того, что тогда  говорилось,  потом, во
времЯ оккупации, сыграло решающую роль в их поведении.
     ‹ето 1938 г.  Я провела  с  Ќикитой, которому тогда было четыре года, в
Ѓелграде,  и представлЯла  его  той,  другой  семье. ‘естра  моЯ жила  очень
хорошо, работала у одного из виднейших адвокатов Ѓелграда, милейшего хорвата
Ћлипа, квартира  была  просторнаЯ  --  в  старом  турецком  доме  с  большим
внутренним двором. ‹ето стоЯло жаркое, мы часто  ездили на „унай купатьсЯ, в
доме вечно  толклись  русские  белградцы.  Џо  вечерам  играли  в  бридж  на
несколько столов,  потом поздно  садились ужинать.  “страивались  пикники  и
поездки  -- словом, в этом новом Ѓелграде,  преображенном чудными стройками,
парками, фонтанами,  жилось  весело и  беспечно.  Ђ в  середине сентЯбрЯ Я с
Ќикитой, моей сестрой и ее мужем ‘ергеем €вановичем ќнтель поехали в Ѓлед на
виллу Ћлипа, где  нам открыли две громадные комнаты, кухню, ванную;  это был
бывший  австрийский  ’ироль,  очаровательное  зеленое   местечко  на  берегу
небольшого озера; там отлично отдыхали, гулЯли по лесам, где  собирали массу
рыжиков,  которые потом солили,  ездили на извозчиках  в тирольских шлЯпах с
перышком в  дальние  поездки  по  прекрасным бывшим  австрийским шоссе...  €
вдруг, однажды утром ‘ергей €ванович вбежал в дом с газетой в руках, крича :
"‚ойна, война! ‚о ”ранции уже всеобщаЯ мобилизациЯ!" „а, да, за прогулками и
рыжиками мы газет просто не читали... ќта новость ударила как молниЯ.
     —ерез  час Я уж решила, что нынче же, с ночным поездом уезжаю с Ќикитой
в  Џариж.  Ќастроение было паническое  ; сестра уговаривала  менЯ остатьсЯ в
Ѓелграде,  говорила: "“видишь,  немцы  в  неделю  займут  ”ранцию,  и  война
кончитсЯ,  тогда  и  поедешь".  Ќо Я твердо решилась,  и вот ровно в полночь
ловкий  носильщик побросал  в  тамбур  вагона  3-го класса мои вещи,  менЯ и
Ќикиту,  и поезд тронулсЯ -- а стоЯл он  в Ѓледе всего одну минуту. џ успела
крикнуть  сестре, что  весь  вагон  и все проходы  занЯты  сидЯщими на  полу
сербскими эмигрантами, едущими в  Ђмерику с курами в клетках  и кадками, что
нигде  нет  свободного  места.  €  мы  поехали  в ужасное путешествие  среди
обезумевших  от  страха перед начинавшейсЯ войной пассажиров.  “ менЯ было с
собой всего сто франков, что в пути оказалось невероЯтным осложнением... ’ак
началась новаЯ эра. Џравда, война началась только через год, но уже все было
Ясно, карты были сданы, и козырЯми поначалу владел ѓитлер. Џоездка наша была
ужасна:  Ќикита  от такой неожиданности,  случившейсЯ  в  его детской  жизни
совсем онемел; он хоть и не плакал, но судорожно цеплЯлсЯ за мое платье ; на
швейцарской границе стоЯли целых пЯть часов  -- не то пропустЯт, не то  нет!
Ќо вот наконец мы переехали из ЃазелЯ швейцарского в Ѓазель французский, нас
прицепили к  другому  поезду,  поставили второй паровоз-толкач, и  начальник
станции в  знакомой французской кепке на-бок,  с раскрытым воротом  мундира,
малиновый  от волнениЯ,  со  слипшимисЯ  волосами,  наконец  махнул  красным
флажком и крикнул: "Eh lа! roulez au diable!", и мы покатили в темный Џариж,
где все фонари  были уже затемнены, вокзал  тесно окружен конной полицией, и
шла  всеобщаЯ мобилизациЯ...  Ђ  потом  Њюнхен, всеобщий вздох облегчениЯ, и
через три недели, 13-го ноЯбрЯ, смерть моего отца.

     ***

     ‘мерть  отца была длЯ менЯ неожиданным  и тЯжелым ударом; ему шел 72-ой
год, уже несколько лет, как он  болел диаб