иту, и отлично умел чинить. ‘о временем  Я начала им  давать
во времЯ чтениЯ паузы минут на  пЯтнадцать-двадцать,  чтобы они отдохнули, и
читала  им  что-нибудь  занимательное.  —то  им нравилось? -  Ќу, „венадцать
стульев  совсем  не  нравились,  не  смешили  их, та  эпоха  им  была просто
незнакома. …ще хуже был провал с пьесами Љозьмы Џруткова -- Язык непонЯтный.
‡ато  неожиданно веселые  новеллы  „екамерона  их искренне  потешали;  ЉостЯ
хохотал, хлопал  себЯ по  лЯжкам,  захлебывалсЯ --  некоторые  новеллы  Я им
читала по  два раза;  но лучше  всего, по-настоЯщему, нравились им старинные
французские  сказки,  книжка  сказок  в издании Bibliothиque  Rose  случайно
попала  ко мне от  …катерины Ќиколаевны,  и Я им читала,  переводЯ  прЯмо  с
текста; они оба замирали, расспрашивали, обсуждали:  а это разве возможно, а
каков замок -- большой, каменный, а почему принцесса сразу не понЯла, что он
ее любит, что он добрый?! ‹учше всех нравилась сказка про  Ѓелую Љошечку (La
Chatte blanche) -- верно, они ее на  всю жизнь наизусть  запомнили.  Ќе  раз
приходили они ко  мне  в воскресенье днем послушать радио, особенно если шла
вечнаЯ постановка ‘такан  ‚оды ‘криба  из Њалого ’еатра, запись, которой уже
тогда было много лет.
     Ћни  были   ужасно  недоверчивы,  все  прислушивались  --  не  скоро  Я
удостоилась их полного  довериЯ, настолько  даже,  что ЌастЯ стала оставлЯть
зимой у менЯ в сенЯх  пакеты с  провизией из ‘ибири, от родителей... Ћни оба
понемногу  курили, что  длЯ  слепых  редко  -  они ведь  лишены всего обрЯда
закуриваниЯ,   не   видЯт   даже   маленького  огонька  спички.   ЉостЯ  был
разговорчивее  и,  садЯсь, ежедневно говорил мне:  "‚от Я  вам  скажу,  Ќина
Ђлексеевна,  какой Я  сон  сегоднЯ ночью видел! Џросто удивительный сон!"...
Љак знать, что это были за образы? -- Ќикак он не мог толково рассказать про
эти сны.
     Џо окончании Џединститута ЉостЯ и ЌастЯ поженились; сперва они получили
назначение в большое село “льЯновской области, но вскоре их перевели назад в
город, и  они поселились вместе с  Љостиной семьей -- без присмотра  и ухода
они не могли провести и днЯ! Ћни мне долгие  годы посылали милые письма, оба
научились писать крупными печатными  буквами,  преподавали „ревнюю историю в
местной средней  школе ‚олодарского района -- конечно, на этих уроках всегда
присутствовали воспитательницы, а то весь класс играл в крестики или в гусЯ,
а отвечали урок на "отлично" -- два-три ученика готовили уроки поочереди...
     “  Ќасти с  Љостей родилось  четыре сына,  все  с отличным,  нормальным
зрением -- они все жили очень дружно.
     ‚есной 1952 Я  сама  себе  устроила  "замену"  в ѓородском  ‘аду  имени
‘вердлова, и целое лето там  проработала кассиром  на аттракционах; тут были
ѓигантские шаги, комната смеха (кривые зеркала), биллиарды и, самое главное,
тир; Я  приходила  к  шести  часам  вечера, получала в  конторе  от  старшей
кассирши  книжку  с  билетами  и  садилась  в сторожевую  будку с  маленьким
окошечком.  „омой возвращалась после часа ночи,  после того, как  приедет за
выручкой  инкассатор,  окруженный вооруженной  стражей. „о чего  было  жутко
одной  бежать домой!  Ќа гигантской площади  ‹енина еще было ничего - в двух
концах ее стоЯли конные милиционеры, но когда свернешь с площади на пустую и
безмолвную улицу - сердце сразу обмирало. €дти было минут десЯть, и вдруг --
шаги за  спиной, трудно  было  не побежать... Ќо Я не позволЯла себе  и  шла
размеренно. Љроме ключа и платка  у менЯ с собой никогда ничего не было,  но
ведь  шпана этого не  знала. •уже всего было в нашем  темном тупике, который
освещалсЯ только фонарем  во дворе фабрики Љ€Њ в бывшей €льинской  церкви --
открыть калитку, а вдруг там поджидают... €  тут с громким приветствием  мне
вскакивал на ногу мой друг  ‚аська, он часто менЯ ждал  у сеней, и мы вместе
входили с ним в мою комнату -- скорей, скорей замок. ‚аська кидаетсЯ к своей
чашке, где длЯ него всегда свежаЯ вода и быстро, мелко лакает.


        ‘вердловский Џарк Љультуры

     ’аково было  официальное  название  этого  парка,  старинного,  шедшего
уступами  вниз к ‚олге,  со скамейками,  беседками, валунами  и  пресловутой
танцплощадкой, где происходили внезапные и жестокие побоища между курсантами
Џервого ’анкового и будущими летчиками из Ђвиационной школы.
     „иректором  этого парка стал бывший директор Љукольного  театра; Я  его
немного знала -- в этом театре оформлением ведала жена доктора Џровальского,
и Я  иногда  к  ней  в  театр заходила -- в  парке, перед  самым  открытием,
заболела кассирша, и он через Џровальскую предложил  мне поработать, пока та
не выйдет из больницы.
     Ћткрытие намечено было  на 1-ое маЯ,  а  до  этого  все  служащие  плюс
сторожа и  сторожихи должны  были приходить  по  утрам  расчищать  дорожки и
беседки  -- что  ж,  Я  тоже  пошла,  и  оказалось,  что это  очень  тЯжелаЯ
физическаЯ работа: вырывать сорнЯки, выгребать из полумерзлой земли камни на
дорожках.  џ  пыталась  делать  как  все;  заложив  руки  в  брюки,  за мной
присматривал  молодой и весьма занозистый ‡ЂЊ, т.е. заместитель директора. џ
сразу  понЯла,  что настоЯщий хозЯин -- он, директора  менЯлись, а он  сидел
крепко,  и жена его  тоже. Ќа третье  утро у менЯ случилсЯ  резкий сердечный
припадок --  приходилось  все утро  нагибатьсЯ,  тащить  корзины  с  торфом,
переставлЯть  опрокинутые  скамейки...  ‡ЂЊ  посмотрел на  менЯ,  вздохнул и
сказал:  "“ходите  лучше  домой,  сами  понимаете,  это  не по  вам  работа,
приходите  тридцатого  днем",  -  и  Я с трудом  доплелась до  дома  глотать
валидол. ќто было очень трудное лето: Ќикита ушел с завода после 1-го ЯнварЯ
и целыми днЯми зубрил к выпускным экзаменам; он твердо решил уехать в Њоскву
и  там  пытатьсЯ  поступить... на исторический  факультет.  џ  всЯчески  его
убеждала, что лучше куда угодно, только не на  исторический -его туда  никто
не примет... “тром Я готовила  ему какой-то обед, а потом к пЯти шла в Џарк;
состоЯние у менЯ было совсем неважное, Я курила все больше и ела все меньше,
страх  остатьсЯ  одной менЯ  томил...  Ђ  в Џарке  все  уж  было  готово,  и
развешивались  на громадных полотнах лозунги -  Я пришла к открытию 1-го маЯ
пораньше,   и  в   конторе  пропагандистка,  отставлЯЯ   пальчики,  угодливо
показывала  директору избранные ею надписи: "‚от тут, справа от входа, у нас
будут  слова товарища  Љагановича, а  слева изречение товарища ЃериЯ...  ‚ы,
надеюсь, одобрЯете? ќто уж окончательнаЯ редакциЯ?!"  „иректор  одобрительно
мычал, и дюжие молодцы несли приколачивать полотна с лозунгами вокруг входа.
џ посмеЯлась над этими тщетными усилиЯми любви; с утра температура была +1°,
а  к двенадцати  уже стало  --2°,  пошел снежок,  а дальше и просто  повалил
густой  снег...  Ћднако открытие  --  значит  открытие, все пошли  по  своим
местам,  сторожа, уборщицы, кассирши встали у  входа; вдоль главной аллеи по
обе  стороны росли могучие кусты  сирени;  сразу  открыли  торговлю:  четыре
киоска с водкой и закуской,  ресторан в середине Џарка начал продажу чудного
Њелехесского пива,  и  Я, раба ЃожиЯ,  получив в конторе книжку  с отрывными
билетами, забралась в свою  будку около самого тиран... застыла там -- холод
в будке был непереносимый, и закуталась Я, конечно, недостаточно. Џодошел ко
мне заведующий ружьЯми и патронами длЯ стрельбы -- оказалсЯ угрюмый мужчина,
впрочем, мы  со  временем  с  ним подружились; прибежала от ѓигантских шагов
прелестнаЯ ‚алЯ, женщина лет 30-ти,  изЯщнаЯ, белокураЯ, с  детской улыбкой,
синими  глазами, всегда милаЯ ко мне и приветливаЯ; зашел  ко мне и сам ‡ЂЊ:
все  ли в порЯдке??  - „а, да, как будто. Ќо ни  водка, ни даже пиво (пиво в
“льЯновске было совсем редкостью)  не прельстили жителей “льЯновска и, кроме
двух-трех  мальчишек,  перелезших через забор, никто в  парк  на открытие не
пришел...
     Џарк снова открыли через неделю, и тут не только стало теплее, а  сразу
наступила ужаснаЯ  жара, и Я в своей  будке задыхалась,  растворЯла дверь --
что  было  совсем  непростительно,  ведь  любой  юный хулиган  (а они  около
злосчастных  "аттракционов"  толкались  вплоть   до   позднего  вечера)  мог
подбежать и выхватить у менЯ деньги. „ней через пЯть-шесть,  в  воскресенье,
когда Џарк был открыт целый день, часов около 11-ти утра ко мне подошел  ‡ЂЊ
и положил через окошко на мою тетрадь с билетами какие-то бумажки.
     џ совсем  не понЯла, что  это, но, взЯв одну  в руки,  увидела, что это
оторванные  билеты, уже проданные... €спугавшись, что Я делаю что-то не так,
Я его спросила: "ќто откуда же билеты? Ћни не мои -- вот, посмотрите: у менЯ
все  в порЯдке". Ћн  наклонилсЯ к окошечку и тихонько  стал говорить : "„ело
такое, у  нас  в  кассе  дефицит,  вот вы,  как подойдут,  делайте вид,  что
отрываете  эти  билеты от  корешка...  ну,  а деньги  потом мне отдадите. Ќе
волнуйтесь  --  Я рЯдом постою, Я ведь всех в  лицо знаю"..."  Џосле долгого
молчаниЯ Я, наконец, понЯла, в чем дело, и ответила также  тихо: "‚ы, верно,
понимаете,  что  это  деньги  казенные,  и  что  за  это  можно  десЯть  лет
получить?..." Ћн  нахмурилсЯ, пожал  плечами и... спокойно стал  поодаль.  “
менЯ не хватило воли устроить ему скандал, или просто эти бумажечки вторично
не продавать...
     Ћднако  никогда  больше он ко мне  с такими просьбами не обращалсЯ -- и
без менЯ было достаточно своих верных работников! џ приходила домой без сил,
почти ничего не евши целый день, выпивала несколько чашек чаЯ и... курила. Ђ
Ќикита уж спал, да у него в конце маЯ начались экзамены. Љ ‹юбищевым Я в это
времЯ заходила редко, но кое-что им  рассказывала1 про Џарк  так  называемой
Љультуры, где  на моих глазах погибло немало молодежи... Ђ как они гибли? „а
ужасно просто: погулЯв  или даже потанцевав на площадке, шли к буфетам --  а
там водка или пиво... Џиво в жару, пожалуй, еще хуже... ’ак закладывали раз,
другой и... сразу, из-за слова, из-за любой  глупости начинались дикие драки
- с  криком,  с  глухим  битьем. ЊилициЯ не дремала --  всех  в холодную,  и
протокольчик.  Џеред  закрытием Џарка всех  в  закрытой  машине отвозили  из
холодной в милицию  --  и каждый  получал два ѓода "принудработ". €ногда тут
были  совсем юные, еще неопытные по питьевому делу; так за лето и набиралось
немало здоровых  работников на  лесоповал. ќто Я быстро понЯла: на первом же
производственном   собрании,   после   всЯких   казенных   и   благополучных
высказываний, Я встала и попросила у директора слова -- он повел  бровЯми от
удивлениЯ; ведь Я была временным работником,  в штате не числилась... Ћднако
вежливо  сказал: "Џожалуйста,  что хотите сказать?" € тут  Я  услыхала  свой
голос, который звонко спрашивал: "ЌельзЯ ли закрыть в Џарке торговлю водкой?
€з-за этого молодежь дуреет, идут драки, ну, и вообще... лучше, чтобы пьЯных
было  поменьше, особенно  в выходные... ведь на них жалко смотреть". ‘таршаЯ
кассирша, сидевшаЯ рЯдом со  мной,  тЯнула менЯ за  руку и шепотом  твердила
мне:  "‘адись, дура, садись, с ума сошла. „а замолчи же, вот дура, ѓосподи!"
џ, как  начала,  столь же неожиданно длЯ себЯ умолкла, сев на скамейку (дело
было в  саду) ... Ђ директор, мЯгко и вежливо посмеиваЯсь, отвечал:  "Ѓуфеты
держит не  Џарк, а гостиница ђоссиЯ, вот к директору гостиницы и обратитесь,
а Я вполне с вами согласен и сочувствую".
     ‡а моей будкой, под деревьЯми, ставили  два небольших биллиарда; на них
играли  больше всего ученики старших классов  --  многих  из них Я знала,  и
всЯкий неудачный удар  сопровождалсЯ  отборной  бранью. Ќи одного  слова эти
юноши не могли произнести без  этих кратких и  выразительных слов; правда, и
вообще-то  на  улицах города  царили те же  слова:  что  и говорить, сильный
русский Язык! Ќо ведь эти ребЯта учились в школе, читали что-то... ‚ 1953-54
г. "матерщина" звучала все больше и чаще - или это Я прежде не замечала?
     Ќесколько  слов про ‚алю. “ нее, оказалось, было два сына, первый - лет
одиннадцати, от мужа, погибшего на войне, второй -всего трех  лет, и ей было
с ним очень трудно: оставлЯть  его  было не с кем, а  из  одиннадцатилетнего
трудно сделать нЯньку. Љак-то посреди лета она, очень озабоченнаЯ, подошла к
моему окошку (Я продавала билеты и на ѓигантские шаги, у которых она стоЯла)
и  попросила, не могу ли Я попасти младшего мальчика  часа два-три? “вы, мне
это было невозможно, всЯ касса была в моих руках, и  оставить ей деньги Я не
имела  права; но Я, подумав,  предложила, что сбегаю в  контору-- может быть
кто  из  сторожих  и согласитсЯ? ‡акрыла будку, деньги взЯла в свою сумку  и
побежала в контору... Ђ там как раз собралось несколько сторожих--тетЯ Њаша,
тетЯ ‚арЯ, еще  кто-то; сидели и судачили с главной кассиршей парка, молодой
особой, очень  неглупой, деловой и вполне  приЯтной. џ спросила, не может ли
кто-нибудь присмотреть  за  ‚алиным  мальчиком?  ‚оцарилось молчание,  столь
долгое, что Я даже подумала, что менЯ  не понЯли, и повторила, что... но тут
тетЯ  Њаша, женщина всеми  уважаемаЯ, шеф всех  сторожих, работавшаЯ в Џарке
годами,  •*- словом, местный авторитет --  закричала: "’ы  что ж думаешь, мы
этой  проститутке мальчонка пасти  будем?  --  ’ьфу! —то  придумала!  €  как
Язык-то  ворочаетсЯ?!" ’ут, однако, и  Я  взорвалась:  "Џочему вы  ‚алю  так
называете? Ћна честно работает, всегда аккуратнаЯ, вежливаЯ -- как вы смеете
про нее говорить  "проститутка"!  Љак  вам не  стыдно?!"  ’ут поднЯлсЯ общий
гомон, и все  ‚алю ругали... џ молчала, наконец все же возразила, сказав то,
что обычно  говорЯт: "Ќу, мальчик-то  ведь  тут не причем!"--"Ћх,  да что же
это! -- крикнула тетЯ Њаша,-- да ведь он с красной чертой, не понимаешь, что
ли?" џ не только не понимала, но  даже растерЯлась -- что это, болезнь такаЯ
--  "краснаЯ  черта"? €  где же она у мальчика - на лице, на  теле? Ќаконец,
спросила: "„а где же она, эта черта?  ќто что, заразное, что ли?" Џоследовал
общий взрыв хохота, и тетЯ Њаша, уж совсем давЯсь, выкрикивала: "ѓосподи! „а
что же  это  за женщина?  ѓде  черта?!  -  „а на  метрике, небось!"  џ  была
потрЯсена:  "€  что же,  большаЯ  черта?"  -  "џсно,  большаЯ,  -  уж совсем
торжествуЯ, объЯснила тетЯ Њаша, -- прЯмо с одного угла в другой,  насквозь,
да в палец шириной!"
     ’акаЯ метрика "с красной чертой" поразила мое воображение: это казалось
непостижимым... џ стала всюду  осторожно расспрашивать, да, да все было так,
и вплоть до последних лет властвованиЯ •рущева  обЯзательно выдавалась такаЯ
метрика с красной чертой из угла  в  угол  длЯ  внебрачных детей!  ‘ловом, в
‘вердловском  ‘аду  можно было  многое  узнать и понЯть, понЯть, почему люди
такие  жестокие... „ействительно,  было  от  чего.  ’етЯ  Њаша была  не злее
других, только Язык у нее был лихо подвешен, и на все у  нее был ответ; да и
в тот день именно она пошла "пасти" ‚алиного мальчика.
     ‚ Џарке  Љультуры бывали на открытой сцене концерты,  плЯсали "народные
ансамбли",  иные  вечера народ валил валом  --  ведь ничего другого летом не
было --  а зимой был открыт театр, где ставили пьесы Ћстровского и ѓорького,
но там обычно было мало зрителей -- уж очень нудно играли.
     ‡а это лето, наблюдаЯ жизнь из "будки", Я узнала одного  мальчика - ему
на вид было лет четырнадцать, но он клЯлсЯ, что ему уже шестнадцать... ‡вали
его  Ѓогдан, и  он  поЯвилсЯ  перед моим окошечком еще  в  день открытиЯ  --
заглЯнул и сказал:  "’етенька, дайте билетик на стрельбу". ‘ этого началось,
а потом он стал  поЯвлЯтьсЯ все чаще, иногда и  поздно ночью. "‘колько  тебе
лет? -- корила Я его. ‚едь ты в этот час один не имеешь права быть в Џарке!"
Ќо он клЯлсЯ, что ему шестнадцать, а, главное, всегда просил покурить.
     Ќет,  Я  ему  ни  разу  не дала папиросы,  а  изредка  все  же "билетик
пострелЯть" давала,  и  честно  клала в кассу свой рубль. Ћн  иногда пыталсЯ
менЯ расспрашивать, где Я живу,  еще что-то; но Я отвечала уклончиво; как-то
он ко мне пристал, и Я ему сказала: "Ѓольно ты любопытный -- если бы  хорошо
жила, не сидела бы  здесь до часу ночи  - ты думаешь, это легко?  „а и домой
идти страшно". Ћн  одно времЯ исчез, Я думала, его выгнали из Џарка, но дней
через десЯть вдруг как из-под земли вырос перед моим окошечком: "Ђ вот и Я".
џ  даже обрадовалась,  увидев его уже  знакомое,  сильно  азиатское  лицо...
Џонемногу Я  стала замечать, что, когда Я ночью  выходила из  Џарка, за моей
спиной раздавалсЯ  особый, условный посвист, заворачивала на улицу  ’руда --
опЯть свист, так иногда до  нашего тупика. ‘тановилось невыносимо страшно...
‚ черной безмолвной тишине раскаленного города этот свист менЯ с ума сводил.
     Џарк  ‘вердлова  закрылсЯ  25-го  сентЯбрЯ,  а  в  конце  августа  были
ограблены  четыре киоска, торговавшие водкой и закуской на главной аллее; на
пЯтом киоске милициЯ поймала взломщиков -- это были знакомые мне юные игроки
на  биллиарде, а среди  них и  мой  дружок Ѓогдан. Џодробности этого дела Я,
конечно, узнала  много  позже.  Ѓольше всех  пострадал Ѓогдан, он был  самый
молодой, и его  допрашивали первым.  —то мог сделать такой  юный мальчик? --
џсно, он назвал всех участников... €х всех, человек тридцать, судил трибунал
малолетних,   процесс  длилсЯ  долго,  и  всех   приговорили  к  двум  годам
исправительной колонии. Ћни долгое времЯ  сидели  вместе в  одной  громадной
комнате... —то там творилось... ужасно!
     Џро  Ѓогдана  эти  молодчики быстро  узнали, что  он  раскололсЯ,  и  в
отместку выжгли  ему папиросами вечное пЯтно на лбу, так, чтобы уж куда бы в
лагерь  не  попал,  все  бы  сразу  знали,  что он доносчик.  ‘ажали  его на
раскаленную печку, котораЯ  отапливала это громадное  помещение, да и всЯкие
другие  виды  мучениЯ,  обычные в  преступной среде применЯли...  (…го  мать
действительно была проституткой, и  каждую  ночь Ѓогдан принужден был гулЯть
на улице  до 3-х, 4-х  часов утра...) Ќаконец,  уже осенью  1953 г. всю  эту
компанию повезли  на  вокзал длЯ посадки в теплушку,  и  далее, по этапу  --
но...  внезапно  на платформе поЯвилсЯ  комендант города  “льЯновска,  всех(
выстроил в рЯд  и  торжественно  прочел  им  текст "‚орошиловской Ђмнистии",
поздравил их с волей и милостью...
     Ћни трижды прокричали "“ра!" и вернулись  по домам.  ђодители встретили
их без особой радости, а некоторых отцы и просто не пустили в дом.
     Њного позже Я встретила Ѓогдана  на  улице --  он был бледный, угрюмый,
вырос за  это  времЯ;  отвечал  нехотЯ,  односложно;  потом вдруг сказал: "Ђ
помните Џарк ‘вердловский? -- и, помолчав, -- ведь свистел-то тогда Я, у нас
уговор был, чтобы вас не трогать  и  не  пугать". Ћн криво ухмыльнулсЯ и, не
попрощавшись, пошел дальше...
     ‚  июле  1952г.,  после  выпускного акта ‚ечерней школы,  Ќикита  уехал
ночным поездом в  Њоскву, прихватив с собой тощий чемоданчик.  ‘казал, что в
“льЯновске,  постылом  и  ненавистном, ни  за  что не  останетсЯ; что  ехать
учитьсЯ в Љазань, где у нас были близкие друзьЯ, тоже не хочет, одним словом
- "в Њоскву, в Њоскву!", и это  -- не  терЯЯ  минуты, чтобы в случае неудачи
еще попасть учитьсЯ в какой-либо другой город, хотЯ бы в ту же Љазань.


        Џоездка в Њоскву длЯ свиданиЯ с €горем Ђлександровичем

     Ќикита с большим трудом  устроил свою судьбу в Њоскве. ‘перва  он жил у
транге, где у  него был диван в столовой  и утром чашка кофе с куском хлеба
-- весь день он блуждал  по городу и старалсЯ подготовить себе поступление в
какой-нибудь  ‚“‡ -- экзамены начинались в августе. Љак-то утром он  увидел,
что остаетсЯ  тридцать копеек и,  внезапно решившись,  пошел  в €здательство
€ностранной ‹итературы и спросил, нельзЯ ли получить переводы на французский
или с французского? ’ак вышло, что  он сумел пробитьсЯ к  самому заведующему
французской редакцией Љристаловскому; тот понЯл,  что Ќикита прекрасно знает
французский и велел ему прийти вечером, а вечером дал небольшой перевод.
     ‚скоре  последовал  и  второй  заказ.  Ќикита,  бегаЯ по  всем  учебным
заведениЯм,  ночью делал переводы  и так прожил до  экзаменов в  августе. Ќо
получилось все, как и можно было ожидать: его всюду ждал  отказ. -- "‚ы сами
понимаете, молодой человек, ввиду положениЯ вашего отца -- мы вас принЯть не
можем"  ! ‚  последний  день приема  бумаг  он  с отчаЯниЯ  пошел в €нститут
€ностранных  Языков  на  Њаросейке и там,  опЯть  получив отказ от директора
Џивоваровой,  учинил  дикий  скандал,  кричал, что она  не  имеет права, бил
кулаками по столу и, встав, заЯвил, что идет подавать на нее жалобу в –Љ.  €
вдруг она согласилась, принЯла от Ќикиты бумаги и сказала ему: "Ќу, подожди,
щенок, ты уж больно  прыткий, а вот как  будет распределение на работу после
окончаниЯ -- Я тебе такое дам направление, куда Њакар и телЯт не гонЯл!!"
     ’ак  Ќикита попал на  ”ранцузское  отделение студентом, что было полной
нелепицей  --  Ясно,  что  он  знал  Язык несравненно  лучше всех  тогдашних
преподавателей. ‘перва  он  поселилсЯ  за  городом у  сварливой родственницы
Ѓеклемишевых  --  вставал в пЯть утра, почти  ничего  целый  день не  ел,  и
затемно  вернувшись,  валилсЯ  спать.  Ќаконец он  не  выдержал  и  пошел  в
Џереселенческий  отдел,  к Џронину (Я про него мельком уж писала --  он  был
приЯтнее  и  человечнее  нежели его провинциальные  подчиненные,  вроде ‚еры
ѓригорьевны ‡олиновой), и тот быстро устроил Ќикиту в общежитие €нститута, в
Џетроверигском  переулке.  Ќачалась нормальнаЯ  жизнь  студента, живущего на
скудную  стипендию.  ’аких,  как  Ќикита,  было  немало, однако  большинство
студентов хоть малую толику все же получали ежемесЯчно из дому.
     ‚ начале октЯбрЯ 1952 г. Ќикита мне написал, чтобы Я все сделала, чтобы
приехать  в  Њоскву  и добитьсЯ свиданиЯ  с  €горем  Ђлександровичем:  после
приговора Я имела право на такое  свидание, а в свое  времЯ его не получила.
‚скоре пришло  письмо от ‚ладимира Ќиколаевича  Ѓеклемишева;  он писал,  что
если бы  Я надумала  приехать в  Њоскву, то их  дом --  мой дом,  могу у них
прожить  сколько  понадобитсЯ.  Џисьмо  было  самое  дружеское;  Я  пошла  к
‹юбищевым  его показать и...  неожиданно,  вдруг решила,  что  поеду.  ’акаЯ
поездка была Явлением, казалось бы, простым, но менЯ это тогда потрЯсло, что
вот Я... и поеду в Њоскву! ЏровинциальнаЯ рутина и менЯ затЯнула, и горизонт
мой ограничивалсЯ  хождением к  ‹юбищевым, чтением слепым и сидением  в моей
мрачной хибарке за €льинским ‘обором...
     Ѓилет  в общий вагон  мне  купили  ‹юбищевы; Я,  конечно,  предупредила
Ѓеклемишевых о  своем приезде, и вот вечером, часов в одиннадцать, очутилась
в  вагоне,  а  платформа   вокзала  была  буквально  запружена  ульЯновскими
барышнЯми, провожавшими целый выпуск молодых офицеров  из Џервого  ’анкового
училища:  слезы,  песни,  цветы,  бокалы  шампанского.  ’ак  случилось,  что
полковник,  сопровождающий весь  этот выпуск  до места первой службы  --  на
чехословацкую границу, в местечко  —оп, сидел  напротив менЯ, и все эти юные
курсанты,  только сегоднЯ днем произведенные в  первый чин, прибегали к нему
из соседнего вагона,  дежурные что-то ему докладывали -- словом, этот отъезд
оказалсЯ веселым. Љругом менЯ в вагоне все были  возбужденные  молодые лица,
поразительно вежливый полковник, который стал менЯ занимать разговором почти
салонного типа... џ  уехала в Њоскву  на  свидание в тюрьме под крики: "“ра,
ура!  -- Џишите!" “ всех моих спутников  в вагоне были умильные и, казалось,
славные лица. "ќх, полковник, а вы и не знаете, зачем Я еду..." - "‡ачем?" -
"„а вот сын студент, еду его навестить..."--"Ђ, это хорошо, что студент; ах,
чудеснаЯ у нас молодежь!"
     ’ак  Я  еду незаметно  и даже  в отличном  расположении духа в  Њоскву;
Ќикита менЯ  встречает на Љазанском вокзале.  Ћгромный,  украшенный фресками
‹ансере зал набит,  как улей; всюду люди, авоськи, солдатские лари, одеЯла в
ремнЯх --  гомон, шум,  крики, милиционеры снуют между скамьЯми,  кого-то  у
менЯ на глазах  тащат. ’олстаЯ баба в вЯзаном платке на голове  и в ватнике,
надрываЯсь, орет, что вот  этот сейчас  ее  обокрал; дети  спЯт повсюду,  на
руках, на  лавках... Ќикита говорит: "ќто всегда здесь так, идем, идем,  нам
еще далеко до ‘окола"; и правда, путь в метро далекий, но вот и ‘окол, а тут
за  углом  ЏерваЯ ЏесчанаЯ,  дом 3,  квартира 100; дом громадный,  с большим
внутренним двором; внизу парадной  сидит  суроваЯ  вахтерша;  подымаемсЯ  на
лифте  на пЯтый этаж, и дверь нам  открывает сам ‚ладимир Ќиколаевич; видно,
он уже нас ждет...
     Ћн громадного  роста,  седой, статный, красивое  лицо,  манеры  и говор
вельможи  -- неужели такие люди  еще  остались?! Ћн держит адресованную  мне
краткую  приветственную   речь,  потом,  помолчав,  добавлЯет   со  смешком:
"Џредупреждаю: пока вы у нас, менЯ во всем слушатьсЯ, Я ведь длЯ вас старший
в роде, как вы знаете и как подтверждает  сам Љлючевский". ‚ыходит его жена,
милейшаЯ  Ќина Џетровна  (про  нее особо  знаю  от ‹юбищева,  он  ее  просто
боготворит, говорит, "такой второй женщины на свете нет"). Ђ в столовой ждут
сыновьЯ Ѓеклемишева ’ин и ЊитЯ -- старшему двадцать пЯть лет, младшему  года
двадцать  два. Ћни оба еще много выше,  нежели отец, и Я внезапно конфужусь,
проклинаю  свой маленький рост. ‘адимсЯ ужинать за круглый  стол  в  большой
столовой -- все чинно, но не натЯнуто,  все вкусно, все отлично приготовлено
и  красиво подано домработницей,  словом -- "все, как у людей"... ’ут у  них
еще  живет  дальнЯЯ родственница, Ђлександра Ќиколаевна  ‹юбимова  -- стараЯ
девица, когда-то близко знавшаЯ всех  Љривошеиных, из  них особенно любила и
знала она €рину,  старшую вдовую сестру €горЯ Ђлександровича.  (€рина  давно
скончалась, Я ее не  знала,  а,  видно, она  была и умнаЯ, и  добраЯ.  Ќо...
когда-нибудь про €рину особо).
     ‚ свободное времЯ  Я гулЯла по Њоскве, по улице ѓорького, по Ђрбату, да
и по ‹енинградскому проспекту тоже. € вокруг дома на Џесчаной. Џосле грЯзных
улиц и жалких  витрин “льЯновска Њосква казалась каким-то высшим достижением
шика и  prosperity.  Я  любовалась бесконечными сортами хлеба  у  ”илиппова,
входила  внутрь  --  нанюхатьсЯ  чудным  ароматом хорошо выпеченного  теста,
подробно изучала витрину небольшого продуктового магазина неподалеку от дома
Ѓеклемишевых -- а там была всЯкаЯ всЯчина: семга, икра, судаки, фрукты, вина
и  даже  несколько  бутылок  лучшего оливкового масла!  џ  была потрЯсена --
значит, это только в “льЯновске ничего нет? Љонтраст был ошеломлЯющий.
     ЏоразительнаЯ была атмосфера в  этом доме -- главным  образом  исходила
она от самого ‚ладимира Ќиколаевича -- а он вполне мог внушить некий трепет;
его  беседа за ранним ужином велась будто  и  в обыденном тоне -- однако его
природнаЯ  и незаметнаЯ  вежливость  прекрасно  воспитанного  человека,  его
полнаЯ осведомленность во всех областЯх  жизни, будь то биологиЯ, литература
или  живопись --  делали очевидным,  что говорит он не только иначе, чем все
остальные, сидевшие за столом, айв одному  ему присущем высшем регистре. Џри
том, что  знаменит  он был  работами  по борьбе  с  малЯрией, он был  из тех
русских  образованных бар-либералов,  которые,  казалось, все  читали,  всем
интересовались, про любой предмет могли говорить  авторитетно и увлекательно
-- думаю, век их кончилсЯ уж лет пЯтнадцать тому назад, эдак в 1965-70 гг.
     ‚  Ѓеклемишевском доме все протекало  чинно, без  ухабов  --  казалось,
ничто  из окружающего в их  обиход не проникало; а  ведь они все четверо  по
мере сил и  таланта работали усердно и с  увлечением --  и  в том мире,  вне
квартиры,   то  одному,  то   другому   приходилось  преодолевать  серьезные
препЯтствиЯ.
     Љонечно, можно  сказать,  что  талант ‚.Ќ.  все же  был  оценен: был он
членом  Ђкадемии  Ќаук,  имел ордена --  два  ордена  ‹енина,  еще  какие-то
советские,  два высоких ордена персидских; их мне показывала Ќина Џетровна и
объЯснЯла, когда и за что ‚ладимир Ќиколаевич их получил.
     Џерсидские ордена были тоже свЯзаны с борьбой против малЯрии; в 1942 г.
‚ладимир Ќиколаевич был командирован ‘оветским правительством в €ран (Џерсию
тогда)  с  научной  задачей  и  имел при  себе  некую  "буллу", дававшую ему
диктаторские права -- т.е. он мог входить  в любой дом,  в мечети, в бани, в
частные поместьЯ -- и там искать очаги комаров; ему была дана стража, конвой
-- не то черкесы, не то казаки.
     ‚се, кто бывал у Ѓеклемишевых, -- а это все  были  ученые  (их дом  был
кооперативный  --  „ом  “ченых, первый  кооперативный  дом вообще  в Њоскве,
только  что  отстроенный  архитектором ‚.  Ђфанасьевым),  и  все  их  соседи
собирали  "чагу"; это было  всеобщее увлечение: наросты на  осинах и березах
будто бы  излечивали рак. „аже Ѓеклемишев искал  чагу  вокруг  своей дачи  в
лесу. ‚се сушили чагу, делали опыты, как ее заваривать, сколько пить...
     Џогода стоЯла  неплохаЯ, сухаЯ,  не очень  холоднаЯ. Љак-то Я  заметила
небольшой  зеленый переулочек,  вроде аллеи,  там стоЯли  лари  и  торговали
всЯкой  ерундой. џ решила  разоритьсЯ -- до того у менЯ было твердое решение
ничего себе в Њоскве не покупать -- к чему мне было? -- Ќо тут купила ваксу,
черную и коричневую, шнурки длЯ ботинок и, кажетсЯ, несколько мотков штопки;
прошла еще подальше, и внезапно зеленаЯ аллеЯ открылась,  тут была небольшаЯ
площадь, и  с  левой  руки выросла передо  мной чудеснаЯ Ярко-белаЯ церковь;
было около шести вечера, шла вечернЯ; на ступеньках сидели нищие.
     џ была поражена: так близко от громадных домов, магазинов, троллейбусов
-- и  такаЯ очаровательнаЯ церковь,  а у  Ѓеклемишевых  мне никто про нее не
рассказал...
     џ  вошла в церковь,  все внутри  было в отличном виде, стиль постройки,
лепки алтарЯ  -- все было позднего рококо,  золото так и сиЯло на Ярко-синем
фоне;  молЯщихсЯ было довольно много. џ побыла почти  до  конца вечерни, но,
боЯсь опоздать  к ужину, вышла; стараЯ  нищенка молча  протЯнула руку,  Я ей
положила какую-то монету, она внезапно схватила менЯ за рукав и как-то очень
быстро  проговорила:  "Ђ ты не тужи,  не  бойсЯ  --  вернетсЯ, вот  увидишь,
сбудетсЯ..." Љонечно, в  эти годы  это  чуть ли не  безошибочно  можно  было
пожелать почти любой женщине, но Я испугалась внезапности и резкости ее слов
и скорей побежала на Џесчаную... џ потом еще  несколько раз  заходила  в эту
церковь; у  Ѓеклемишевых  Я  узнала, что  это "ЃагратионовскаЯ церковь".  …е
собирались в шестидесЯтые годы, при •рущеве, отдать на слом, но ее отстоЯли.
     Ќа Љузнецкий Њост мы почему-то пошли не сразу, а через день после моего
приезда;  особенного  впечатлениЯ эта  ЏриемнаЯ в памЯти не оставила. ‘перва
ждали  в  обширном помещении,  где  были такие  же люди, как  в  “льЯновске.
Љакие-то  старушки  в  бесцветно-скудной одежде,  мужчина средних  лет сидел
неподвижно,  будто больной... Њы с Ќикитой мало себЯ проЯвлЯли, как и прочие
"чающие".  Ќо  вот наш черед; в сравнительно небольшом  кабинете нас  принЯл
очередной полковник --  сперва  не хотел  обещать свиданиЯ, все повторЯл: "“
вас  нет вызова", -- Ќикита убеждал полковника, что свидание после приговора
ЯвлЯетсЯ  законным,  и  что в  свое времЯ Я его не получила. ќто  обсуждение
длилось  минут  десЯть  --  полковник  куда-то  уходил  внутрь  зданиЯ,  но,
вернувшись,  твердил  все  то же. Ќаконец  он умолк, даваЯ  понЯть, что пора
уходить. Ќо теперь Я тоже подала голос и, не торопЯсь, объЯснила полковнику,
что  живу  в  “льЯновске,  что  специально длЯ свиданиЯ с  мужем  приехала в
Њоскву, а  это  очень дорого, денег нет, и  пришлось взЯть взаймы, и что же?
Џочему он  мне  отказывает?  Џолковник  взЯл мое  прошение и  мрачно заЯвил:
"†дите, ответ будет не раньше, чем через неделю, ничего не обещаю".
     Ћтвет пришел через десЯть дней, и там было сказано: "‘видание завтра  в
Ѓутырской тюрьме,  ЯвитьсЯ ровно к 10-ти часам утра". Џеред выездом  из дому
глотаю чашку горЯчего чаЯ, Ќина Џетровна сует мне в  сумочку коробку сахара,
пропитанного валидолом, мы с Ќикитой едем в метро. ‘танциЯ ЌовослободскаЯ...
     ‚ходим в старинное здание тюрьмы, просмотр бумаг --  проходите. Ќаправо
от  входа  большаЯ  комната  -- светлаЯ,  громадное окно с тЯжелой  чугунной
решеткой; вдоль стены, под окном  и до  входной двери -- скамейки -- тут уже
много народа, почти  полно, но мы находим  себе  место под окном.  ‚ глубине
помещениЯ, слева, установлены решетки, через которые происходЯт свиданиЯ, --
а в  правой стене, в глубине -- оконце, из него дежурный выкликает  фамилии;
ему  и надо  отдать вызов на  свидание.  €з окошка голос  говорит:  "†дите".
‘ажусь опЯть рЯдом с Ќикитой.
     —ерез полчаса торопливо  входит молодаЯ женщина, с ней девочка лет пЯти
--  они  обе вклиниваютсЯ  рЯдом  с  нами на  скамейку;  молодаЯ дама, очень
приЯтнаЯ  на вид, идет к дальнему окошку и  дает там  какую-то бумагу, ведет
переговоры  с вертухаем и опЯть  садитсЯ  рЯдом  со  мной; но вот  справа от
длинной  скамейки, на которой мы все сидим, внезапно открываетсЯ малюсенькое
оконце -- Я его  раньше просто не заметила; внутри  кто-то стучит пальцем по
деревЯнной раме и вызывает кого-то; молодаЯ  дама встает, вынимает из  сумки
паспорт и делает шаг по направлению  к оконцу -- но внезапно девочка прыжком
следует  за матерью и дико, нелепо, громко кричит, захлебываЯсь  от страха и
волнениЯ  и  складываЯ  молитвенно  руки:  "Њама,  ма-а-а-ма!  Ќе  давай  им
паспорта,  не  давай,  не  давай,  они не отдадут, мама, мама!  Ќе давай, не
давай!"
     ЃеднаЯ  мама, бедные мы! Њать стараетсЯ ее успокоить, говорит  не очень
громко, но так, чтобы  все слышали, ведь ее  ответ и служащие  слышат: "Ќет,
нет, Ќаташенька,  не  бойсЯ, ничего не  будет, паспорт отдадут, вот ты  сама
увидишь, не бойсЯ, не бойсЯ".
     Ћна усаживает  девочку назад  на скамейку, подходит к тому малюсенькому
окошечку,  куда  с трудом проходит  рука,  просовывает паспорт. Ћттуда голос
тихо произносит: "Џоложите  сто рублей".  ‘то рублей у ней зажаты в руке,  и
она их продвигает внутрь оконца.
     ‡начит есть заключенные, имеющие право получать из дому деньги? ќтого Я
тогда не знала и была поражена.
     ‚ремЯ идет, скоро двенадцать, кое-кого  из сидЯщих начинают вызывать на
свидание к  решетке,  стараюсь  не смотреть в  ту сторону  --  что-то  вроде
зоологического  сада: "ђук за решетку не просовывать, зверЯм в клетку ничего
съедобного не давать"...
     ЏЯтилетнЯЯ Ќаташенька притулилась к матери и подремывает -- ей,  видно,
все  ужасно надоело,  скучно, хочетсЯ домой; она вдруг встает  и, неожиданно
выступив на середину комнаты, потЯгиваетсЯ и внЯтно произносит: "Ђ хотите, Я
вам скажу  стихи?" ‚се молчат, легкие улыбки и... Ќаташенька мило,  ни капли
не  стеснЯЯсь, читает  какие-то  детские стихи, не то про котЯт, не  то  про
медвежат.  Ќадо сказать, она  отлично,  по-детски и  без  всЯкого  кривлЯниЯ
читает стихи, и когда ей  все  чуть-чуть  потихоньку  аплодируют, изображает
маленький реверанс.  Ћна улыбаетсЯ, ей весело,  и объЯвлЯет всем:  "‘ейчас Я
вам станцую танец!" -- и начинает танцевать -- наверно, ее в садике учили. “
ней очень хорошо получаетсЯ. Ћбщее  умиление, какаЯ милаЯ девочка, и как она
у всех на минутку сумела отогнать черные мысли...
     ’анец кончаетсЯ, но девочка  все  стоит посередине  комнаты,  и вот она
принимает  позу: изЯщно  отставлЯет  одну  ногу  назад,  поднимает  руку  и,
показываЯ пальцем  на то малое окошко,  особым  каким-то  шаманским говорком
протЯжно выкрикивает: "Ђ в этом Ящике живет мой папа! ’ам его квартирка! ќто
мой папа живет  в этом  Ящике!"  Њать  вскочила, лицо белое,  сажает девочку
назад на скамейку -- воцарЯетсЯ тишина...
     ‘виданиЯ продолжаютсЯ уже второй  час, скоро конец  приема... а  нас не
вызывают; молодаЯ дама  с девочкой  тоже  уходЯт,  дама  мне  слегка  кивает
головой на прощание.
     €ногда  из   сеней  проходЯт  по  коридору  военные,   двери   щелкают,
закрываЯсь, и они  уходЯт внутрь зданиЯ, позвЯкиваЯ ключами  ;  мы с Ќикитой
сидим,  не  двигаЯсь, как в злой  сказке...  Ќо ведь  ноЯбрь, день короткий,
начинает  смеркатьсЯ,  по приемной ложатсЯ легкие тени, уж  почти пЯть часов
днЯ. џ вскакиваю,  быстро  подхожу к окну в дальнем углу, стучу  -- дежурный
нехотЯ открывает: "Џослушайте, тут какое-то  недоразумение, у менЯ на вызове
сказано -- быть  точно  в десЯть утра,  вот  уж  семь  часов,  как мы  ждем,
узнайте,  в чем дело.  ‘коро начнут закрывать -- что же  мне делать?"  Ћн не
сразу  отвечает:  "ђаз  назначено свидание  -  значит,  будет".  "Џрошу  вас
справитьсЯ, узнайте,  вам начальство скажет, в чем дело" Ћн говорит: "‘идите
и ждите". …ще проходит времЯ,  уж  седьмой час, зажигают  на потолке скудные
лампы, все чаще из коридора  доноситсЯ  звон ключей - •лоп! „верь закрылась,
звон медленно и гармонично уходит далеко, внутрь Ѓутырки...
     ‘тановитсЯ страшно  --  —то это? Љапкан? „а кому он нужен? Ќо ведь  уже
пора домой - верно,  Ѓеклемишевы с  ума сходЯт от  волнениЯ; встать и просто
самим пойти к выходу? -- Ќо там все закрыто...
     €з  окошка доноситсЯ голос: "Џодойдите  к  окну, гражданка", -- это  Я,
никакой другой гражданки в приемной давно уже нет. Ћн  мне говорит: "„а, тут
чего-то напутали,  через полчаса свидание  будет". —то же дальше?  …ще минут
десЯть,  из  коридора  входит офицер:  "ќто вы Љривошеина? " -  "„а,  да". -
"€демте со мной".
     Ћн нас выводит в сени и оттуда в  тот таинственный коридор -щелк, дверь
закрылась,  потом  открывает  дверь  направо  в  коридоре,  зажигает   свет.
"‚ходите", -- мы с Ќикитой входим в совершенно пустую обширную комнату, даже
ни  одного стула нет.  Ћфицер  (очень  молодой  и  аккуратненький)  говорит:
"Љакие-либо вопросы будут?" - "„а, отвечаю, - скажите, здесь есть поблизости
уборнаЯ?" Ћн  верно ожидал,  что Я  стану  требовать,  возмущатьсЯ --  столь
тривиальный и,  верно,  необычный длЯ него вопрос  его  смутил,  но он сразу
спохватываетсЯ:  "‚от здесь,  в  глубине".  Ћн ждет  менЯ,  Ќикиту. --  "‚ас
позовут,  еще минут  десЯть..." ЉозырЯет  и  уходит назад в коридор  - щелк!
„верь  за ним закрылась; смотрю на часы,  уж без четверти семь, тихо, ничего
не слыхать --  мы с Ќикитой остаемсЯ вдвоем, запертые внутри тюрьмы, в жутко
холодной комнате. ЊенЯ  сразу берет озноб; хожу, чтобы согретьсЯ,  из угла в
угол, времЯ тЯнетсЯ невозможно.  Њы молчим.  …ще проходит двадцать минут  --
дверь  открываетсЯ,  какой-то дежурный говорит: "€дите на свидание,  ваш муж
прибыл", -- и мы идем  по коридору в  помещение длЯ свиданий. „линный  узкий
стол, стульЯ по две стороны стола. "‘адитесь, руки держите на столе, никаких
рукопожатий,  ничего не передавать". —ерез минуту входит €горь Ђлександрович
в сопровождении стражника и садитсЯ против нас по ту сторону стола, стражник
садитсЯ неподалеку у стены на табуретке...
     —то  сейчас сказать  про это  единственное за  пЯть лет  свидание?  Ћно
прошло  уныло, в состоЯнии полной растерЯнности всех троих;  оно принесло  с
собой  лишь  еще большее  опустошение и отчаЯние.  Љак только Я села за этот
стол -- сразу почувствовала, что все, что Я хотела сказать, рассказать -- за
десЯть часов  ожиданиЯ  в  приемной из  моей головы вылетело; Я  болезненным
усилием  пыталась  восстановить  все  те  фразы,  которые,  казалось,  ловко
заготовила вчера вечером... нет, ничего не ЯвлЯлось. џ решила  не говорить о
том, что  нам  туго и тЯжко живетсЯ,  что у менЯ нет  постоЯнного заработка;
говорить  "о  деле" было  запрещено,  называть знакомых, пожалуй,  лучше  не
надо... џ все же сумела в путанной  и бессвЯзной беседе  через стол сообщить
€горю Ђлександровичу во-первых, что мы побывали  с Ќикитой в Ќоводевичьем на
приеме у митрополита ЌиколаЯ  Љрутицкого, что он обещал немедленно хлопотать
"и очень обнадежил" нас; второе,  что наш ближайший друг по  парижской жизни
-- ѓригорий  Ќиколаевич ’овстолес вернулсЯ на родину "на двадцать пЯть лет".
џ знала, что ’овстолес  в 51-м году был во ”ранции арестован и выслан, попал
в советский  сектор Ѓерлина, через два  днЯ очутилсЯ  в тюрьме Њоабит, где и
был военным  трибуналом приговорен на  двадцать пЯть лет как бывший участник
"…вразийского  ЋбъединениЯ"  и вывезен  в скотском  вагоне куда-то в дальние
лагерЯ.
     Љонечно, тогда  Я и предположить  не могла, что  через несколько лет, в
1956 г., милый ѓриша ’овстолес прЯмо из ’айшета ЯвитсЯ к нам в Њоскву, где и
мы  только-только зацепились жить по "временной прописке".  Ќе знала и того,
что в тот день  свиданиЯ Њарфино  забыли предупредить,  и  только  уж в пЯть
часов днЯ туда позвонили из Ѓутырки -- а дело было в субботу, в Њарфино всех
повели  в баню, и вот  уже в седьмом  часу  €горЯ  Ђлександровича начальство
выхватило из бани, одело в какой-то костюм и помчало в "воронке" в Њоскву --
все это узналось потом, через целых три года.
     Њы  вернулись на Џесчаную к десЯти вечера, там были смЯтение и страх --
искать ли нас, а если и  утром не вернутсЯ? ’ин слабо пыталсЯ острить что-то
за столом пока мы с  Ќикитой ужинали, но Ќина Џетровна на него  взглЯнула, и
он умолк.
     џ прожила тогда в Њоскве шестнадцать или восемнадцать дней и уехала  не
сразу после  свиданиЯ в  Ѓутырке...  ‚незапно длЯ  менЯ  поЯвилась  какаЯ-то
надежда  на  более  успешные  хлопоты,  и это-то,  главным  образом, менЯ  и
задержало...  ‚  эту же  вторую часть моего пребываниЯ на Џесчаной Я продала
свою  шубу.  Ѓеклемишевым  про  эту  продажу  не  говорила, боЯсь,  что  они
постараютсЯ ее купить подороже, чтобы мне "п