аетсЯ в том,  что
стволы с помощью топора и  ножа очищаютсЯ начисто от коры, до белого  лоска,
до того, что  клейкий древесный сок заливает руки. € уже в это времЯ  первое
солнце светило на нас, ручьи  бежали  под ногами,  древесина пахла. „важды в
день пробегал по полотну  маленький моторный  вагончик: начальство из …рцева
объезжало линию работ. Џо поездам мы считали времЯ. ‚ 8 часов утра шел поезд
в  одну  сторону,  в 5 часов  возвращалсЯ обратно:  старенький паровоз и два
допотопных  вагона  царских  времен. ‘ обеих  сторон  жел.  дороги  работали
заключенные, строили  большой  склад, мостили к нему бревенчатую  подъездную
дорогу.
     ‚  мае пробилась перваЯ зеленаЯ травка, и все бросились собирать траву.
‚месте с нами искали лебеду и крапиву ребЯтишки из поселка -- "вольнЯшки" на
лагерном Языке. Њы видели, что на воле было не сытнее, чем в лагере. €з книг
Я знал, что во времена голода едЯт  "лебеду". ’еперь Я научилсЯ распознавать
ее  зеленые свежие  листочки. ђусские  <sup><font color=green>228</font></sup> люди  научили  менЯ, что  молодаЯ
крапива стоит щавелЯ и шпината. Ћ шпинате, впрочем, мало кто из них и слышал
(кроме  украинцев).  ‡ато  Я  никогда  не  слышал  о   растении,  называемом
"иван-чай". €з "иван-чаЯ" пробовали  варить  суп длЯ зэ-ка; даже умиравшие с
голоду были  не в состоЯнии проглотить этот  горько-тошнотный настой, и в те
дни, когда его варили, больше половины оставалось в котлах.
     Ѓыли среди  нас  люди,  которые вообще  не  признавали  различиЯ  между
съедобными  и  несъедобными  травами.  Џо  их  мнению,  любаЯ  майскаЯ трава
годилась  в пищу. -- "—то может  корова  съесть, то  и Я  могу", --  говорил
‘тецин,  высокий  худой блондин  с запавшими голубыми глазами -- фотограф на
воле. ‚ этом он ошибсЯ,  и еще до конца года закончил свои дни. ‚сюду сидели
люди  при  кострах  и занимались  варкой:  набирали кучу  травы, нарезали ее
ножичком  мелко-мелко,  набирали  воды  из  ручьЯ,  и  варили  траву  долго,
кипЯтили, доливали, мешали. “  них  не было даже чем  посолить  эту травЯную
безвкусную и пресную массу, не  говорЯ уже о  других добавлениЯх. Ћдин раз Я
попробовал  эту  стрЯпню.  ЊенЯ стошнило. Ћчевидно, Я  еще не был достаточно
голоден. Ќекоторые  приносили с собой утренний завтрак -- лагерную "баланду"
-- и домешивали травы, чтобы было больше. ’ак набивали  желудок и обманывали
себЯ. ‚мешалась ‘анчасть и запретила варить траву. ‘трелки и бригадиры стали
опрокидывать  котелки  и выливать их содержимое. •удые  страшные люди варили
траву тайком, прЯчась от начальников, и каждый день происходили драки, когда
пытались у  них  отнЯть котелок с травой.  ’ак и не  удалось  отучить их  от
подножного корма.  ’олько лето, друг голодных, с Ягодами и грибами, принесло
облегчение. Ќо мы, заключенные, конечно, и  тогда  -- только  в малой  мере,
нелегально и случайно могли использовать богатства леса.
     Ќа  весну  пришли  в  сангородок люди  из  ЃЃЉ  --  группа,  замыкавшаЯ
эвакуацию зэ-ка из  района Њедвежегорска. ‚ числе  этапных  были  знакомые с
48-ого <sup><font color=green>229</font></sup>  квадрата; они рассказали  мне, как  прошла  зима в  тех  местах.
Њедвежегорск   и  Џетрозаводск   были  занЯты   финнами,   и   от  воздушных
бомбардировок были жертвы среди лагерного населениЯ. ќтапы,  ушедшие зимой и
за последнее времЯ,  растаЯли в пути от голода. Њой  собеседник,  украинский
еврей ѓ. рассказал,  что в пути его  партиЯ была  отрезана  от  снабжениЯ  и
попала  в тупик,  где оставалась  несколько недель. €м  выдавали  по 100 гр.
хлеба, потом по 50. Љартофель был только длЯ конвоЯ; этапным выдавали вместо
супа  -- соленую воду, в которой варилась картошка длЯ вольных. Ћт голода  и
холода  умирало  ежедневно  по  30  человек. Ќемногие  остались в  живых. Ћн
рассказал мне сценку: конвойный выстрелил в кустах и  вышел, смеЯсь: "€дите,
Я  зайца  убил!" ѓ. побежал  в  кусты  и увидел  труп собаки  с размозженной
головой. -- "џ первый добежал, -- рассказывал он,  -- и успел высосать мозг,
пока другие доскочили..." Ћт него же Я узнал рецепт приготовлениЯ сыромЯтных
ремней. ќтапные съели в  пути все кожаные поЯса и голенища. ѓ. убеждал менЯ,
что разрезанный  на  маленькие кусочки ремень, хорошо  запеченный,  ничем не
отличаетсЯ по  вкусу от гусиных шкварок.  —еловек этот, с которым  Я  провел
несколько дней в  круглицком стационаре,  был  в  сентЯбре 1939 г. в составе
Љрасной  Ђрмии,  вторгшейсЯ  в  ‡ападную  “краину,  и  от  него  Я  узнал  о
впечатлении, которое произвело  на красноармейцев  первое соприкосновение  с
заграницей. ќти рассказы были особенно поучительны длЯ  менЯ:  из  них  было
Ясно, что советские люди, с которыми мы разговаривали  тогда  -- лгали нам и
скрывали свои  настоЯщие чувства. ‹гали не только нам: лгали в  репортажах и
путевых заметках  корреспондентов, рисовавших нищету и забитость населениЯ в
"Џанской Џольше", как  будто это  был  край, отставший от  ‘ов. ‘оюза на 200
лет,  тогда как в действительности они были под впечатлением благосостоЯниЯ,
дешевизны и многообразиЯ жизни в этой стране, и сознательно старались скрыть
от нас то, что творилось в их собственной страшной  стране.  -- <sup><font color=green>230</font></sup> ‡десь, в
лагере,  мы,   наконец,  могли  говорить  начистоту.  €  когда  Я  рассказал
украинскому  еврею о Џалестине, у него поЯвились слезы  в  глазах: придет ли
когда-нибудь времЯ, когда разожметсЯ рука, котораЯ нас держит за горло?

     Ќастал  момент,  когда  все  у  менЯ  кончилось  сразу:  силы, надежды,
энергиЯ,  последние вещи  износились,  опорки  свалились  с  ног,  и  украли
последнюю рубаху. ’огда велели мне жить  в 9-ом бараке, месте, которое тогда
представлЯло воровской  притон и  где  ночевали  проходившие через  Љруглицу
этапы. ЏартиЯ зэ-ка, которую сегоднЯ привели на ночевку и котораЯ знает, что
через  день-два ее выведут -- как саранча налетает на окрестность, хватает и
тащит все, что попадет под руку, в расчете, что завтра спрашивать будет не с
кого. ‚ходЯ в барак такого рода, ищешь  --  к кому прилепитьсЯ: какое-нибудь
приличное лицо,  человек  постарше,  внушающий доверие. ’ак  и  в этот раз Я
выбрал себе "хороших соседей", но вечером они  исчезли: одного взЯли в этап,
другого  -- в больницу. Ќа их  место легли: черномазый вор џшка, многократно
битый  за  кражу,  а  с другой стороны  парень  со  столь  зверской  рожей и
узенькими татарскими щелочками глаз, что от одного вида мне стало холодно, и
Я  помчалсЯ к  помощнику коменданта  -- з/к  Џавлову: "‘пасите,  заберите  в
приличный барак! ќти люди менЯ разденут!"  Ќо  Џавлов в  ответ только нюхнул
мой  пропахший нефтебазой  бушлат,  посмотрел на мои лохмотьЯ и ухмыльнулсЯ.
ќто значило: "Људа тебЯ положить в таком виде?"
     Џроснувшись на следующее утро к подъему, Я увидел, что  работа сделана:
мой  зеленый деревЯнный  чемоданчик был  вынут  из-под  головы,  вывернут  и
валЯлсЯ  на  полу  среди  нар,  а  главное  --   пропала  пайка  хлеба,  мое
единственное  сокровище. ЏотерЯ всего "имущества" не так  поразила менЯ, как
отсутствие хлеба в тот момент, когда Я  протЯнул  за ним  руку. ‚ор џшка или
татарин -- кто из них взЯл мой хлеб?.. Ќо прежде всего  надо было побежать с
рапортом <sup><font color=green>231</font></sup> о пропаже вещей к коменданту Џавлову. ‘пускаЯсь  с верхних нар,
среди шума и сутолоки, среди галдЯщих и занЯтых собой людей,  Я вдруг увидел
на месте парнЯ со зверской рожей свежую пайку -- кусок в 300 грамм. ‚се  они
имели  свой хлеб,  нетронутый, а Я один должен был голодать?  џ не  думал ни
секунды, и спускаЯсь с нар,  положил себе в карман эту пайку моего врага. Џо
дороге к коменданту в контору Я забежал  в  какой-то темный угол и мгновенно
съел эти  300 грамм. ‘ъел с торжеством, с триумфом и с чувством человека, за
которым осталось последнее слово.
     ‚ернувшись в барак, Я застал потасовку: на моей наре каталось двое тел,
и парень со зверской рожей смертным боем лупил вора џшку: "ѓде мой хлеб? ‘ию
минуту подай сюда хлеб!" -- "џ не  брал,  не  брал твоего хлеба!" -- жалобно
вопил  џшка. Ћн был  прав, но трудно ему  было доказать свою правоту,  когда
рЯдом  двое  соседей было ограблено.  Ќеизвестно, кто  из  этих двух  людей,
сцепившихсЯ в Яростной свалке, обворовал менЯ. Њне это было все равно, и оба
были наказаны: один потерЯл 300 грамм хлеба, а другой был избит. џ с мрачным
удовлетворением -- и без малейшего зазрениЯ совести -- созерцал свалку.
     ЋзираЯсь вокруг себЯ, Я видел мир, по  сравнению  с  которым  "Ќа  дне"
ѓорького  и его  "Ѓывшие  люди"  --  были  слащавым  и  манерным  кокетством
литератора. Љак эти люди,  о  которых писал  ѓорький  -- вместе с их молодым
автором   --   были   влюблены   в   себЯ   и   полны  сознаниЯ  собственной
необыкновенности и живописности! ‡десь  было только беспредельное унижение и
забитость, здесь  люди  не  играли в картинное бунтарство, не смели  считать
себЯ протестантами, не смели стать в  позу какого-нибудь Љувалды или барона.
‘оветскаЯ  власть  их  выучила  облизывать тарелки:  когда в  бараке кончали
скудный ужин, большинство зэ-ка вылизывало свои миски до  чиста, как собаки,
а другие длЯ той же цели  пользовались ребром указательного  пальца, которым
старательно  очищали  миску,  а потом облизывали палец; это считалось "более
культурным".
     <sup><font color=green>232</font></sup> џ не был героем и исключением. џ тоже лазил пальцем в  котелок, как
окружавшие менЯ.
     Ќо мое несчастье было жесточе, нелепее и  бессмысленнее,  потому  что Я
знал другую жизнь, был чужой, пришел  с ‡апада, о котором эти люди ничего не
подозревали.  €х семьи и  прошлое было  разрушено,  за ними  ничего не было,
кроме пожарища, им  нечего  было  оплакивать!  џ  же,  каждый вечер  засыпаЯ
голодный на наре, в  пронзительном  электрическом свете,  который  горел всю
ночь в  круглицких бараках -- закрывал глаза и не мог не думать о том, что в
это времЯ происходит <i>дома</i>.
     „евЯть часов по московскому времени. ‡начит семь по варшавскому. ‚осемь
в ’ель-Ђвиве.  “лица, ведущаЯ к морю. ‚ столовой накрыт круглый стол. ЉаждаЯ
мелочь на  своем  месте. —лены  семьи и  друзьЯ за  столом. ‚ Џалестине  нет
войны, люди и вещи  выглЯдЯт как в  то времЯ, когда Я еще не выпал  из мира.
Љак сказочно накрыт стол! ЃелоснежнаЯ скатерть, и масло -- в форме лепестков
розы. Њне не нужно масла. …сли бы Я только мог  войти тихо, никем невидимый,
и за плечом той, котораЯ ждет менЯ, протЯнуть руку и взЯть один-единственный
кусок  хлеба с  блюда. Ћдин  кусок хлеба! {џ умираю от голода на каторге,  в
аду, о котором никто на свете не знает!}
     ‡а что?..
     Ѓудь Я в руках нацистов, Я знал  бы -- за  то,  что Я еврей.  Љакое  же
право имела московскаЯ власть вырвать из моей жизни лучшие  творческие годы,
лишить менЯ лица, растоптать, замучить, обратить в рабство, довести до нужды
и отчаЯниЯ мою семью, положить конец моей писательской деЯтельности?  ‚едь Я
даже  не  был  {их}  человеком,  не  был  советским  гражданином,  а  только
пленником, от которого они  не могли требовать ни советского патриотизма, ни
советского энтузиазма,  ни советского паспорта, ни желаниЯ оставатьсЯ  в  их
стране.    €    однако,    они    отправили    менЯ   как   преступника    в
"исправительно-трудовой"  лагерь  -- за  то,  что у менЯ не было  советского
паспорта и было желание вернутьсЯ  к себе домой! <sup><font color=green>233</font></sup> …сли бы Я  попал в руки
китайских хунхузов или негров "ниам-ниам", у менЯ была бы надежда откупитьсЯ
за деньги, -- но Я был в  руках  великой державы,  к  которой никто  не смел
подступитьсЯ, котораЯ построила 10.000 лагерей и  гноила в них людей втайне,
в   глубочайшем  секрете  от   всего   мира!   џ  задыхалсЯ   от  чудовищной
неправдоподобности, от кошмарной нелепости, от нечеловеческой подлости того,
что  происходило со мной и с  миллионами таких,  как Я. џ предвидел, что это
слишком  страшно,  чтобы  кто-нибудь  на  белом  свете  мог  поверить  этому
впоследствии.  ќто слишком далеко от  них, от  благополучных  американцев  и
невинных швейцарцев,  от демократов всех классов, народов и партий,  которые
решили легкомысленно, что фашизм и  "ѓитлер" есть  единственнаЯ причина всех
несчастий на свете.
     ЌельзЯ было задавать  такого  вопроса: "за что?" ‚ этом вопросе был уже
вызов страшной силе,  сознание  своего права, своей особой ценности и своего
равноправиЯ пред лицом государства. ‘ нами поступали  без лишних разговоров,
не объЯснЯЯ действительных мотивов и  не вглЯдываЯсь  в  наши лица.  Љамень,
раздробленный в щебень, по которому проходит тЯжелый вал дорожной машины, не
больше может спрашивать "за что?" Њы больше  не были людьми с индивидуальным
обличьем и особой судьбой. Њы были цифрами в массе, один как  другой,  --  и
все вместе  -- окаменелой, обледенелой поверхностью, по  которой шел  вперед
советский танк, по головам  и шеЯм, по спинам, по телам, по раздробленным  в
щебень человеческим существованиЯм.
     Њиллионы  людей  погибают в советских лагерЯх. €х слишком  много, чтобы
можно было поставить вопрос  "за что?" ‘только виновных нет во всем мире. Ќо
остаетсЯ  еще  вопрос:  <i>зачем</i>?  --  ‡ачем  советскому  государству  система,
раскалывающаЯ  население  страны  на   2  категории  и  создающаЯ  подземную
невидимую ђоссию  -- как  страшный погреб, куда,  кроме  жертв, имеют  право
входа только посвЯщенные и причастные "свои" люди?
     <sup><font color=green>234</font></sup> <i>‡ачем?</i>
     …сли  этот погреб  нужен  длЯ изолЯции  и уничтожениЯ  недовольных  или
потенциальных  противников среди  собственного  населениЯ,  то какаЯ ошибка,
какое  затмение  ума заставило  Џолитбюро послать  туда полмиллиона польских
граждан в 1940 году? Ќа что они рассчитывали? Ќа то, что все они там вымрут?
€ли на то,  что они выйдут оттуда  друзьЯми ‘ов. власти? Ђ ведь у этих людей
было  в Џольше  и во  всем  мире несколько  <i>миллионов</i>  родственников, отцов,
матерей, жен, детей, братьев, сестер, которые не могли их забыть  и отречьсЯ
от них,  и которые  до  конца своих дней не перестали  бы добиватьсЯ  у ‘ов.
правительства ответа на вопрос, "<i>что вы с ними сделали?</i>"
     Ќе  подлежит сомнению,  что когда летом 40  года послали в лагерЯ сотни
тысЯч  польских  граждан, советское  правительство  не ожидало,  что  Џольша
когда-либо восстанет, как самостоЯтельный политический фактор.  Ќаплевать им
было не только на  нас и на наших "родственников", но  и  на  весь остальной
польский народ. Љто бы мог потащить их к ответу? Џольша была разделена между
ђоссией  и ѓерманией,  и  некому было требовать ответа за  лагерный позор. ‚
этом они ошиблись: ровно  через год положение  радикально изменилось,  и  им
пришлось  объЯвить "амнистию" польским зэ-ка. ‹агерЯ перестали  быть  тайной
длЯ  мира.   Ќо  когда  полЯки   заграницей  начали  рассказывать  о   своих
переживаниЯх, был  ответ: "это фашисты, их  нечего слушать". Џравда,  многие
полЯки,  прошедшие  через   заключение  в  лагерЯх,  фашизировались  под  их
влиЯнием. ‚ других условиЯх они  стали бы друзьЯми ђоссии.  ‚ этих  условиЯх
они вынесли из лагерей не только смертельную ненависть  к  советскому строю,
но  и грубый и преступный  шовинизм, о котором  Я, как  польский еврей, имею
некоторое  представление. ‚ ђоссии знают  действительные  чувства  полЯков к
‘оветскому ‘оюзу. ’аким образом, мартиролог  польских граждан в ‘ов. ‘оюзе в
годы  войны,  начало которого  идет от  <sup><font color=green>235</font></sup> сталинско-гитлеровского  раздела
Џольши  в сентЯбре  39 года, создал длЯ ‘ов. ‘оюза  добавочную необходимость
закрепить всеми правдами и неправдами господство и  контроль над Џольшей. --
‹етом  1942 года мы, сидевшие в лагерЯх польские граждане,  узнали  о  новом
конфликте между полЯками  и русскими, и  понЯли, что нам не видать  свободы,
пока  этот  конфликт  не будет улажен. € мы понЯли также,  что он может быть
улажен только под условием  созданиЯ такой Џольши, где  ‘оветский ‘оюз будет
"<i>табу</i>" -- неприкосновенен  длЯ критики.  €бо ни в какой стране мира  свобода
говорить  правду о  ‘оветском  ‘оюзе  не  может  быть менее терпима длЯ сов.
правительства, как  именно  в Џольше, где  камни кричат об обиде, насилии  и
предательстве -- не только с ‡апада, но и с ‚остока.

     ‚есной 42 года предо мной встал остро вопрос о рубахе на теле.
     ...  “же  3 месЯца, как у менЯ не было рубахи. ‚се было покрадено, и на
голом теле Я носил рваную  куртку, а сверху -- промасленный казенный бушлат.
‚есной надо было раздобывать рубаху. џ вспомнил школьный рассказ  о том, как
больной царевне сказали, что она излечитсЯ, когда оденет рубашку счастливого
человека.  Џо всему  царству искали счастливого человека, и, наконец, нашли.
ќто  был пастух. ‘просили у него рубашку --  и оказалось,  что счастливец не
имел рубахи  на  теле. Ћтсюда мораль: в  царском дворце  можно горевать, а в
шалаше быть счастливым.  Ќе  в богатстве дело. Ћднако, в  лагере Я убедилсЯ,
что одно отсутствие рубашки еще не делает человека счастливым.
     ‚ том полусумасшедшем и невменЯемом состоЯнии, в котором Я находилсЯ  в
весну 1942 года, рубашка стала  длЯ  менЯ поворотным пунктом.  џ  думаю, что
если бы мне не удалось тогда раздобыть ее, Я кончил бы полным сумасшествием.
џ стоЯл тогда на краю душевной катастрофы. ‚се длЯ менЯ сконцентрировалось в
одном пункте: добыть рубаху. џ полагаю, что это был здоровый подход. …сли бы
Я <sup><font color=green>236</font></sup> продолжал  предаватьсЯ отчаЯнию по поводу вещей, которых Я изменить не
мог, Я  бы  помешалсЯ. ‚место этого,  Я сконцентрировал все  свое  неистовое
отчаЯние на одном-единственном пункте: нет рубашки! Љак жить без рубашки?
     џ  применил единственное  оружие, которое было у  менЯ  в  лагере: силу
слова.  џ  написал  заЯвление  начальнице  —Ћ‘'а ѓордеевой.  џ  довел до  ее
сведениЯ, что  мне нужна  немедленнаЯ  помощь;  что  Я  доведен  до  полного
изнеможениЯ; Я  даже не имею рубахи на  теле. Љак  жить? …сть  граница, ниже
которой человек не смеет опуститьсЯ!..
     ѓордеева была  женщина  с  очень  энергичным худым лицом классной дамы,
совершенно седыми волосами (ей было под сорок), держалась строго, серьезно и
деловито, не  позволЯЯ себе ни улыбки,  ни лишнего слова. ќто  была типичнаЯ
службистка. ‚ прошлом она уже была начальником лагпункта. ‚ыслушав менЯ, она
задумалась:  проситель  выглЯдит как чучело,  но -- человек  ученый, "доктор
философии" и западник. Џишет гладко, но известно, что чем человек грамотнее,
тем хуже  работает. Ђ  на весь лагпункт -- только пЯток рубах первого срока,
--  забронированных   на  особые  случаи.   Ќо  как  же  быть  с  человеком,
употреблЯющим столь сильные  слова:  "граница, ниже которой человек не смеет
опуститьсЯ?" € она выписала мне рубаху <i>первого срока</i>.
     Љаптер  глазам  не поверил:  кому  рубаха?  Ќо когда и  Џавел €ванович,
инспектор  —Ћ‘'а, подтвердил высочайшую  волю,  -- выдали  мне  новехонькую,
ненадеванную рубаху  толстого миткалЯ,  с деревЯнными  пуговицами,  длинную,
цвета  сливочного масла -- одеЯние богов.  ’акую  рубаху  Я  сию  минуту мог
обменЯть на хлеб. Ќо Я  и не  думал продавать ее! џ облачилсЯ  в  нее, как в
чудотворную броню. ‚ этой рубахе Я мог еще год держатьсЯ в лагере.
     ’акова была сила  слова! Ќо Я решил идти дальше. џ написал письмо  €лье
ќренбургу. ЏонЯтно, Я не рассчитывал на  то, что €льЯ ќренбуг это письмо <sup><font color=green>237</font></sup>
получит. „аже  если бы он его получил -- никогда этот  лауреат и заслуженный
советский  классик не позволил бы  себе  отвечать  на  письма, приходЯщие из
лагерЯ!  ‘оветские писатели  хорошо знают,  с  кем  можно  и  с  кем  нельзЯ
переписыватьсЯ. ќто -- люди законопослушные  и осторожные: "орденоносцы". Ќо
Я и не  рассчитывал вовсе на €. ќренбурга, с которым когда-то, -- во времена
давно-прошедшие,  --  имел общих знакомых,  и  который никогда  не знал менЯ
лично. џ хотел  только с помощью  этого  письма  закрепить личный  контакт с
ѓордеевой, начальницей —Ћ‘'а.
     ‚от что Я написал ќренбургу.
     "... џ не советский  гражданин.  ЊенЯ объединЯет с ‚ами  литература.  ‚
моих глазах  ‚ы  --  посол  русской  литературы  заграницей, один  из людей,
представлЯющих ‘оветский ‘оюз в  общественном  мнении ‡апада.  ‚ы не  можете
помнить менЯ и тех времен, когда мы встречались в берлинском "„оме Љультуры"
и "Prager Diele". џ зато ‚ас хорошо знаю: от первых стихов.

     "‚ одежде города синьора -- на сцену выхода Я ждал
     € по ошибке режиссера -- на пЯть столетий запоздал...".

и позже, когда ‚ы так энергично  поправили  ошибку режиссера, и до  "ЏадениЯ
Џарижа" -- последнего, что попало в мои руки.
     ...  ’еперь  мне нужна  ‚аша  спешнаЯ  помощь.  ‘удьба привела менЯ  на
крайний север ђоссии. Њир полон моих друзей. Ќо Я отрезан от них,  и во всем
‘оветском ‘оюзе  нет ни  одного человека, к которому Я бы  мог  обратитьсЯ с
такой просьбой. Џомогите  мне, как  может помочь один работник пера другому.
Џришлите мне  несколько книг (если можно,  английских), несколько слов (если
можно, дружеских). Љонтакт с  ‚ами  имеет длЯ менЯ  великое значение... …сли
занЯты, поручите кому-нибудь другому ответить...
     €з головы не  выходит  у  менЯ одно  ‚аше  четверостишие  (кажетсЯ,  из
"‡вериного ’епла"): <sup><font color=green>238</font></sup>

     Њолю, о ненависть, пребудь на страже,
     ‘реди камней и рубенсовских тел.
     Џошли и мне неслыханную тЯжесть,
     —тоб Я второй земли не захотел...

     џ повторЯю часто эти строки, хотЯ мое окружение очень далеко от ђубенса
и больше напоминает призраки ѓойи..."
     ‚  оригинале  было  немножко  иначе.  €  слова  "ненависть" не  было  в
последней цитате, чтобы не смущать цензуру  догадкой о том, что за ненависть
такаЯ -- и кому, и зачем посылаетсЯ неслыханнаЯ тЯжесть...
     ќто нелепое письмо,  вроде  чеховского письма "на деревню  дедушке",  Я
отнес ѓордеевой. ‚о-первых, Я поблагодарил ее за рубашку  и за "человеческое
участие" (хитрец!), а во-вторых, попросил у нее совета: вот, написано письмо
ќренбургу. Љак она думает -- отсылать ли?
     Њне  хотелось  проломить стену, котораЯ  отделЯет  начальство от зэ-ка,
заинтересовать  ѓордееву,  заставить  ее  видеть  во  мне  {человека,}  а не
заключенную  "единицу   рабсилы".   џ   знал  обычную   женскую   психологию
(любопытство,  инстинкт   опеканиЯ,  интерес  к  непонЯтному),  но  не  знал
психологии советской женщины. ѓордееву письмо напугало, и первое ее движение
было  --  подальше  от  греха. Ќикакого совета она  мне  не дала, а схватила
письмо и немедленно,  как только Я вышел из  ее кабинета, отнесла начальнику
ЋтделениЯ Ѓогрову, который тогда находилсЯ в Љруглице. Ѓольше ни Я с ней, ни
она со мной ни о чем не разговаривали...
     Ќа следующий день Я  был вызван  к Ѓогрову. Ќачальник ЋтделениЯ, (т. е.
серии лагпунктов вокруг  Љруглицы), заинтересовалсЯ странным письмом  и  его
автором. Џисьмо содержало Явный "крик о помощи в пространство". Џухлощекий и
толстый  Ѓогров обошелсЯ со  мной очень  мило,  посадил, угостил  из  кисета
махорочкой, -- и  три часа разговора <sup><font color=green>239</font></sup> пролетели как одна минутка. Ѓогров,
конечно, читал ќренбурга, но были в моем письме непонЯтные места, которые он
попросил   объЯснить.  —то   такое  "Prager  Diele"?  Ђ  кто  это  ѓойЯ?  Њы
разговаривали,  как двое  равных,  точно Я к нему  в  гости пришел. ђазговор
пошел   сперва  об  ќренбурге,  потом  о  том,  как   Я  попал  в  советский
исправительный лагерь, наконец,  о жизни в …вропе и Џольше. џ мог убедитьсЯ,
как  мало  знало   наше  начальство  об  обстоЯтельствах,  приведших   в  их
распорЯжение  столько   иностранцев  "западников".   Ќеподдельное  удивление
отразилось  в   глазах  Ѓогрова,  когда  он  услышал  рассказ  о  том,   как
зарегистрировали полмиллиона беженцев "на возвращение", а потом вывезли их в
противоположную сторону,  в  лагерЯ. …сли  теориЯ  марксизма утверждает, что
средний человек в  капиталистическом мире обречен на  фатальное  непонимание
целого, и мир поэтому кажетсЯ ему иррациональным и превышающим разумение, --
то здесь сидел предо мной Massenmensch советской системы, который не понимал
даже того,  что  происходило  у него  под носом.  Ќаш разговор  скоро ушел в
сторону,  и Ѓогров начал с наивным  любопытством  расспрашивать о совершенно
постороннем. џ  работал  до войны в акционерном обществе,  что это такое? --
•итрый механизм этого капиталистического учреждениЯ просто захватил его. ’ак
мы  переходили  от  темы к теме,  совершенно забыв,  где находимсЯ. Ќаконец,
Ѓогров спохватилсЯ. џ спросил о письме. Ћн его спрЯтал в карман. -- "„а нет,
знаете,  --  все равно, не  отошлют ведь". €  спросил,  как мне живетсЯ.  Ќе
стоило  спрашивать: вид мой сам за себЯ говорил.  Ѓогров менЯ утешил: "летом
легче будет",  -- и отпустил  менЯ,  в  повышенном  настроении.  Ќа  этом  и
кончилась  моЯ  переписка  с ќренбургом.  Ќе  знаю, было  ли  это  случайным
совпадением, но мне казалось, что после  беседы с Ѓогровым отношение ко  мне
круглицкой администрации стало лучше,  и работа легче. ‡атем, этот  разговор
имел продолжение, о чем позже.

--------
        17. "ЉЂ‚…—…"

     <sup><font color=green>240</font></sup> Ћт полудюжины людей зависит лагерный распорЯдок.
     ‚ершина пирамиды власти  -- это начальник лагпункта и начальник ‚Ћ•ђ'а.
Љомандир взвода военизированной охраны не  подчинЯетсЯ начальнику лагпункта.
ќто  власть параллельнаЯ,  и часто происходЯт  между  ними  трениЯ  и споры.
Ќачальник лагпункта -- полновластный хозЯин в четырех стенах своего  лагерЯ,
но  ключи от  его царства  переданы другому. Љомвзвода отвечает за охрану, и
может в любой момент вернуть в лагерь бригаду з/к, если ему не угодно, чтобы
она оставалась за границами лагерЯ...
     Ќачальник лагпункта имеет под собою рЯд подчиненных:
     Џрежде всего -- начальник работ. …го  дело -- выполнЯть и перевыполнЯть
план  производства, максимально использовать наличную рабсилу.  …го  дело --
эксплоатациЯ. …го обЯзанность: каждое утро выводить зэ-ка на работу и давать
государству конкретные результаты.
     „еЯтельность его, понЯтно, нуждаетсЯ в противовесе. ђЯдом с начальником
работ  стоит  начальник ‘анчасти.  „ело  ‘анчасти  --  следить,  чтобы  люди
сохранЯли трудоспособность и не болели в убыток  государству. ‘анчасть -- не
гуманитарное  учреждение.  Ќикто  не  занимаетсЯ  в  лагере  филантропией  и
милосердием. Ќе  "res sacra  miser",  как учит христианство, а  "res  utilis
miser", заключенные работают и приносЯт пользу заточившему их государству.
     ‘анчасть -- необходимый тормоз в деле беспощадной эксплоатации. …сли бы
не было ‘анчасти, заключенных загонЯли бы до  смерти, или они бы вымерли  от
эпидемий.   ‘анчасть  сохранЯет  фонд   рабсилы  в   состоЯнии   годном  длЯ
использованиЯ,  поскольку это  в ее  силах.  „лЯ этого у  нее два  средства:
лечение и отдых. Ћба в неадэкватной, недостаточной степени. ЌельзЯ забывать,
что ‘анчасть не лечит свободных людей в их интересах. ‘анчасть лечит рабов в
<sup><font color=green>241</font></sup>  интересах  работодателЯ,  и  если  число  больных подымаетсЯ  в лагере,
начальник ‘анчасти и медперсонал отвечают не за страданиЯ и смерть людей,  а
за расточение рабочей силы, принадлежащей государству.
     Љормлением и одеванием зэ-ка', всей материальной частью занимаетсЯ ЋЋ‘,
-- отдел особого снабжениЯ  --  которому  сответствует в каждом лагпункте --
—Ћ‘: часть особого снабжениЯ. Ћт энергии  начальника —Ћ‘'а  зависит, удастсЯ
ли  получить  длЯ  данного лагпункта  еще  одну бочку капусты,  запас  круп,
забросЯт  ли  растительного  масла,  махорки и т. п.  …сли  данный  лагпункт
перевыполнил план --  туда подбросЯт,  в  виде поощрениЯ,  больше продуктов.
…сли работают плохо -- начальника лагпункта снимут, а заключенные не получат
и   того,  что  полагаетсЯ  по  закону.  ‹агерЯ  снабжаютсЯ  нерегулЯрно,  с
перебоЯми, -- и как правило поступают туда продукты наихудшего качества.
     Ћднако, схема лагерной  жизни остаетсЯ  неполной, пока не рассказано  о
Љ‚— -- культурно-воспитательной части. ‚ этом выражаетсЯ советский гуманизм.
–арскаЯ каторга не имела культурно-воспитательной части, там не  воспитывали
и  не  употреблЯли высоких слов. Џодобно тому как  ‘анчасть противодействует
физическому упадку  зэ-ка', Љ‚— противодействует  их духовному упадку. „ень,
когда будут уничтожены лагерЯ вместе с их ‘анчастью и Љ‚—, будет днем победы
действительного гуманизма, но  пока  они  существуют,  -- Љ‚— исполнЯет роль
киоска с прохладительными напитками в зале публичного дома.
     “же  на  48-ом  квадрате мы  имели  "воспитателЯ", но работа  была  там
слишком тЯжела,  воспитатель  слишком малограмотен, а человеческий  материал
(западники) --  слишком труден длЯ  воздействиЯ.  ‚лиЯние лагерной  культуры
выразилось, главным образом, в усвоении российского "лексикона", который <sup><font color=green>242</font></sup>
западники  перенЯли  с  легкостью.  ‡ато  в  сангородке  Љруглица  Љ‚—  была
поставлена прекрасно. ќто  бросалось  в  глаза  уже  при входе на территорию
лагпункта: громкоговорители радио на открытом воздухе,  стенгазета, плакаты,
лозунги, надписи!
     “тром гармонист  играет  на  разводе:  сел  на ступеньку вахты,  закрыл
измученные старческие глаза,  -- венгерец,  занесенный войной в Џольшу  -- и
наЯривает вальс "Ќа сопках Њанчжурии". ѓармонь звучит жидко, зэ-ка ежатсЯ от
холода, никому  не  весело,  и меньше всего  музыканту,  который боитсЯ, что
пройдет причуда начальства, и придетсЯ ему снова выходить на общие работы.
     Џостроили трибуну у ворот вахты,  и  на разводе  задерживают бригады на
лишнюю  четверть  часа. Љаждое утро  подымаетсЯ  на трибуну начальник Љ‚— --
парень тупой и не умеющий свЯзать  двух слов, --  и держит, заикаЯсь, речь о
необходимости поднЯть  темп весеннего сева.  Ћткуда  они  берут в  Љ‚— таких
беспросветно-нелепых людей? Ћтвет прост: кто поумнее,  пристроилсЯ на лучшей
работе, места в лагерЯх вообще  длЯ  неудачников, а из всех лагерных функций
самаЯ  неблагодарнаЯ  --  именно  культурно-воспитательнаЯ:   тут  ничем  не
поживишьсЯ, это не производство и не кухнЯ. ‡а пЯть лет  Я не встретил в Љ‚—
ни  одного интеллигентного  человека -- из  вольных. ‡аключенные  --  другое
дело: они охотно отсиживаютсЯ в Љ‚— от тЯжелой физической работы.
     ‡а годы  войны  работали в  круглицкой Љ‚—  вольные женщины из поселка,
молоденькие, невежественные и  запуганные, все мысли которых были при детЯх,
оставленных  дома без присмотра.  ’ЯжкаЯ была  у  них жизнь, не  много лучше
нашей..  ЊужьЯ на  фронте,  хлеба  нехватало...  ЉаждаЯ  сменила  бы  охотно
культурно-воспитательную работу в лагере на теплое местечко при столовке или
складе... ‚о  всем  круглицком  поселке  врЯд  ли  можно было  найти  дюжину
человек, умевших грамотно писать и выражатьсЯ по-русски. ‘реди зэ-ка не было
недостатка в высокообразованных людЯх  -- но чем образованнее они <sup><font color=green>243</font></sup>  были,
тем подозрительнее к ним относились  и  понЯтно, не  было речи  о том, чтобы
поручить  им  ответственную функцию  в  Љ‚—. Ќа 48-ом квадрате  русские люди
советовали мне скрыть знание иностранных Языков. "‡а каждый иностранный Язык
-- лишний  год прибавЯт!" --  говорили  они.  Ћднако, лагернаЯ администрациЯ
была недостаточна понЯтлива даже длЯ  того,  чтобы  последовательно провести
отстранение заключенной  интеллигенции от участиЯ  в работе  Љ‚—. Ќормально,
политические  исключались  из  списков  "чтецов",  т.   е.  людей,   которым
передавались нумера  газет длЯ  чтениЯ вслух по  баракам. Ќа 48-ом  квадрате
менЯ  лишили  права читать  вслух  газету,  но это не  помешало  тому, что в
Љруглице, в мае 1943 г., Я был несколько недель... инспектором Љ‚—, и сбежал
с  этой работы  только когда  возложили  на менЯ непосильное бремЯ: во времЯ
развода, пока гармонист  настраивал лады,  а начальник Љ‚— произносил речь с
трибуны, полагалось  мне выходить с красным  знаменем  в  руках и стоЯть под
трибуной в качестве живой декорации.
     ѓармонист, речь с трубуны, инспектор  Љ‚— с красным знаменем -- все это
был даровой театр длЯ зэ-ка. Џрежде всего, это оттЯгивало на несколько минут
выход  на  работу.  ‡атем  это  нарушало обычный  порЯдок  развода,  вносило
развлечение.  Љ  самой   речи   толпа   зэ-ка  прислушивалась   с   каменной
серьезностью, ничем не выдаваЯ своих  чувств: никто не рукоплескал в конце и
не смеЯлсЯ, когда оратор, запутавшись в середине, плел вздор. ‚ыслушивали --
и  шли.  Џривычка  долгих лет  создает в  лагере  своеобразное равнодушие  и
иммунитет  ко всЯкого рода словам: агитировать зэ-ка -- напрасный труд.  Ћни
все знают. ђазница между красивой и неудачной речью длЯ них равна нулю.
     Љруглица  -- очаг лагерной культуры.  ‡десь можно  ее изучать в  высшем
проЯвлении.  Ћт  времени  до  времени  Љ‚—  выпускает  стенную  газету.  Ћна
называетсЯ  "‡а  ’емпы" или  "‚ыше ‡намЯ" или "‘тахановец" и пишетсЯ от руки
наилучшим <sup><font color=green>244</font></sup> рисовальщиком лагпункта. ‚ заголовке цветнаЯ  картинка:  поле,
над которым подымаетсЯ восходЯщее солнце, пахарь  идет за плугом, могучий  и
широкоплечий,  как былинный Њикула. ‘о  стороны смотрЯт на него с обожанием:
девушка  с длинными  косами  и дети.  Џотом  передоваЯ статьЯ: "перевыполним
программу  весеннего  сева!" -- Џотом  корреспонденциЯ о непорЯдках  в 10-ой
бригаде:  нарисован  отказчик, спЯщий  под  кустом во времЯ работы. -- Џотом
заметка о людЯх,  которые не соблюдают правил гигиены и оправлЯютсЯ за углом
барака. -- Џотом таблица Љ‚— о результатах трудсоревнованиЯ на лагпункте. --
Џотом большими буквами: "—есть и слава отличникам производства!" и фамилии 5
человек, дающих от  150  до 200% на  косьбе и  строительстве.  -- ‚ сельхозе
поймали   заключенного  на  краже   нескольких   картошек.   Ќарисован  этот
заключенный в виде  Џетрушки-ЏаЯца,  рука  правосудиЯ, котораЯ  вытЯгивает у
него краденую картошку из  кармана,  и подписано: "любитель печеной картошки
будет иметь времЯ в  штрафизолЯторе подумать о результатах своих  действий".
ќта  газета  вывешиваетсЯ  у  вахты  на  доске  за  проволочной  сеткой.  ‡а
проволочной же сеткой раз в неделю или в 2 недели можно видеть номер "Џравды
‘евера" --  газеты, выходЯщей в Ђрхангельске, или  даже  номер "Џравды"  или
"€звестий",  10-дневной  давности. ЏроволочнаЯ  сетка  необходима  --  иначе
газеты были бы немедленно содраны и раскурены.
     Џомещение  Љ‚—  состоит  из  2  комнаток:  кабинет  начальника,  всегда
запертый в  его  отсутствие, и  комната, где  стоит шкафчик с книгами, стол,
скамьи  по  стенам.  Ќа  стене  --  большаЯ карта  ‘ов.  ‘оюза. ќто  большаЯ
драгоценность, и имеетсЯ не  на  каждом  лагпункте.  ‡аключенным  вообще  не
разрешаетсЯ   держать  географических  карт,  и  мы,  западники,  с   трудом
ориентировались в том, куда нас  завезли. ‡а 3  года  на Љруглице Я наизусть
выучил эту карту. Џрибалтийские государства  лежали еще на  ней за пределами
ђоссии, а половина Џольши входила  в состав ѓермании.  Љарта  эта  кочевала:
иногда ее забирали  <sup><font color=green>245</font></sup> в кабинет к начальнику, иногда она висела в столовке
зэ-ка, сиЯЯ красным цветом на пол Ђзии и …вропы.
     Ѓиблиотека   состоЯла  из  случайных  книжек  и  брошюр,  вроде   "Љурс
свиноводства" и "ђечь Њолотова на 18 съезде ‘оветов". —итать было нечего, и,
что было, выдавалось только особо надежным людЯм, которые не раскурЯт книги.
"—итающих" было  в  лагере  человек  20,  из  числа  хронических  больных  в
стационаре,  и  они  раздобывали  себе  книги через  посредство  вольных  из
поселка. ‘реди  вольных  книга тоже была  редкостью. ЉаждаЯ  книга,  которую
завозили  в Љруглицу,  обходила весь круг читателей,  и  мы  иногда месЯцами
ждали своей очереди. -- Ћтдельно стоЯли  в шкафчике Љ‚— "‚опросы  ленинизма"
‘талина в 3 разных изданиЯх, второй том популЯрного изданиЯ  Њаркса и  томов
20 полного собраниЯ сочинений ‹енина. ќтих книг никому не показывали и Я был
их единственным  читателем в Љруглице. џ не помню чтобы за это времЯ хотЯ бы
один человек заинтересовалсЯ ими.  ‚ бараке Я  заботливо прЯтал эти  толстые
томы,  чтобы   соседи-курЯщие  не   вырывали  страниц.   ‚ыдавали   их   мне
полуофициально  и  неохотно.  Ћдно   времЯ  уполномоченный  совсем  запретил
выдавать  их  мне.  Џочему?   Љ‚—  в   лагере  не  занимаетсЯ   политическим
образованием заключенных, и всЯкий интерес с их стороны к теории и классикам
марксизма  принимаетсЯ с недоверием. Љниги ‹енина и ‘талина  очень свЯты, но
это не предмет  длЯ  критического  изучениЯ. Ћбыкновенный советский смертный
относитсЯ к ним с некоторым испугом.  „лЯ них нужна подготовка;  их читают в
кружках  с  партийными  инструкторами,  а  длЯ  массы существует  минимум  и
канонические   руководства,  выходить  за  их  пределы   ЯвлЯетсЯ  признаком
нездорового любопытства.
     ‚  Љ‚—  обыкновенно  работает  какой-нибудь  смирный  и  неспособный  к
физическому  труду  заключенный,  делающий  фактическую   работу   за  своих
полуграмотных  "вольных"  начальников. ‚се  на  нем:  библиотека,  раздача и
отправка  писем,  <sup><font color=green>246</font></sup> распределение  газет длЯ чтениЯ  по  баракам, контроль
процентного выполнениЯ плана отдельными бригадами,  картотека дисциплинарных
взысканий,  т. е. запись, кто, когда и  за что сидел в  карцере, составление
характеристик,  прилагаемых  к  каждому  заЯвлению  или  ходатайству  зэ-ка,
составление газеты, развешивание плакатов,  составление отчетов, заполнЯемых
фантастическими  сведениЯми  о  культурной  жизни  лагпункта. Ћн  не  только
почтальон, редактор и культорганизатор, он, кроме того,  еще  и дневальный в
помещении Љ‚—, т. е. спит  в нем, топит,  моет пол и подметает. ‚ промежутке
между подметанием и разноской писем он пишет "характеристику" приблизительно
такого рода:
     -- "з/к такой-то, срок и  статьЯ такие-то, работает 6 месЯцев возчиком,
работу  выполнЯет  на  70%,   в   быту  поведениЯ  хорошего,  дисциплинарным
взысканиЯм не подвергалсЯ".
     ќту  "характеристику" подписывает начальник Љ‚— и от нее  часто зависит
судьба заЯвлениЯ, направлЯемого в правление ‹аг'а, или в отделение.
     ‡а столом  Љ‚—,  заваленным  кистЯми  и  красками,  работает  двое-трое
малЯров, изготовлЯющих без конца плакаты  и лозунги.  Ћни пишут на досках  и
потом вывешивают их всюду, где  можно. ‹агпункт  облеплен лозунгами до того,
что  их уже  не замечают:  если бы снЯли, заключенные  заметили бы перемену.
‹озунги приходЯт готовые из центра. ЌельзЯ изменить в них ни буквы, но можно
сделать выбор  из  нескольких  десЯтков лозунгов:  выбирают  покороче, чтобы
писать не надо было много. ‚прочем, художники Љ‚— не заинтересованы  в  том,
чтобы быстрее кончать работу. Ќаоборот, в их интересах тЯнуть и размазывать,
так как их работа не нормирована и оплачиваетсЯ, как  всЯкаЯ ненормированнаЯ
работа -- 2-ым котлом и 500 гр. хлеба в день.
     ‘одержание плакатов патриотическое- "ђодина зовет!" -- "‚се на борьбу с
фашистскими  захватчиками"  --  ђодина  рассчитывает  на  патриотизм людей в
заключении, изолированных и лишенных права употреблЯть  слово "товарищ". ќти
люди участвуют <sup><font color=green>247</font></sup> в  освободительной войне  ђоссии,  сидЯ в концлагерЯх под
охраной! „о лета 1941  года родина  их  рассматривала,  как  рабочий  скот и
опасность  длЯ государства. ’еперь,  после  военной катастрофы,  когда немцы
проникли  в глубь ђоссии, родина попрежнему держит их в лагерЯх, но ждет  от
них патриотизма! € все мы, конечно, великие патриоты.
     Џосле начала войны  поток прошений  полилсЯ из  лагерей  с  просьбой об
освобождении и отправке на фронт. Ќо  ‘оветскаЯ власть даже  в самые тЯжелые
моменты войны не рисковала включить заключенных в рЯды армии.
     „ругие плакаты  --  производственные  "Џодымем темпы!"  --  "Ѓеспощадно
уничтожим отказчиков и бракоделов" -- "‘егоднЯ работать хорошо -- завтра еще
лучше!" -- ‚нутри бараков -- еще другие плакаты "‘облюдай чистоту и следи за
чистотой соседа"  -- "‚еди себЯ культурно!" --  "Ќе  пей сырой воды!"  -- Ћт
плакатов спрЯтатьсЯ некуда. ‡асыпаешь в  переполненном бараке, читаЯ надпись
на противоположной стене:  "Љто не работает, тот не  ест!" --  а первое, что
видишь,  пробуждаЯсь, это лозунг "„а здравствует братство народов ‘‘‘ђ!"  --
‹учшей иллюстрацией этого братства была наша нара, где тесно прижавшись один
к  другому  спали  впЯтером:  •ассан  Ћглы  •удай  Ѓерды,  ћлиус   Њарголин,
украинский рыбак  Ѓеловченко,  финн-художник  Љотро  и  китаец  ‚ан  —ан-лу,
который слово "рубашка" выговаривал не иначе, как "луба'шика".
     Ћсновной культурно-воспитательный дивертисмент  Љруглицы  -- это кино и
радио. Љруглица в этом смысле была оборудована образцово. Џервый и пЯтый год
заключениЯ Я провел в лагерЯх, лишенных этих удобств. ‡ато 3 круглицких года
были сдобрены обильно музыкой и киносеансами.
     Љино длЯ заключенных устраивалось  летом на открытом воздухе, а зимой в
помещении столовки, выстроенном в 43 году, а до того в одном из бараков.  Ћт
времени  до времени устраивались  сеансы длЯ  больных, составлЯвших половину
населениЯ  <sup><font color=green>248</font></sup>  сангородка.  ’огда  сносились  скамейки  в  коридор  первого
стационара, и  из окружающих больничных  бараков