 к Љругу и  произнес,  изливаЯ  густую  струю страхов  и
запахов:
     "Њы  так  счастливы,  что вы с нами. ЌадеемсЯ,  кино  вам понравитсЯ. ‚
интересах низвуки. ‡амолвите доброе слово. ‘тарались, как только могли."
     ‘трекот возобновилсЯ,  поЯвилась перевернутаЯ надпись, и машина  встала
опЯть.
     •ихикнула сестричка.
     "Ќаука!" -- сказал доктор.
     Љристалсен, которому все  это надоело,  быстро  покинул зал; несчастный
ѓаммеке  пыталсЯ  его  задержать,  но грубоватый служака  стрЯхнул цапастого
доктора.
     Ќа  экране  возникла  дрожащаЯ  надпись:  ’ест  656. Ћна  расплылась  в
субтильный субтитр: "Ќочной крик на лужайке". Џоказались вооруженные нЯньки,
отпирающие  двери.  ЊоргаЯ, выстроились  больные. "”рау  доктор фон  ‚итвил,
руководитель эксперимента.  (Џросьба не  аплодировать!)", -- объЯвила  новаЯ
надпись.  „аже  д-р  ѓаммеке,  несмотрЯ  на ужасное  его положение, не  смог
сдержать одобрительного "ха-ха". „ама  ‚итвил,  представительнаЯ блондинка с
хлыстом в одной  руке  и  хронометром в  другой надменно проплыла по экрану.
"‘ледите за кривыми" --  и показалась криваЯ на черной доске, и указатель  в
виде   руки   в   резиновой   перчатке  указал  кульминационные   и   прочие
небезынтересные точки Яровизации эго.
     "Џациенты группируютсЯ  у входа в загон, называемого 'ђозовый куст'. €х
обыскивают на предмет спрЯтанного оружиЯ." Ћдин  из докторов  выудил ножовку
из рукава самого толстого малого. "Ќе подфартило, толстун!". Џоказали поднос
с  коллекцией  снабженной   бирками   утвари:  вышеувиденнаЯ  пила,  обрезок
свинцовой трубы, губнаЯ  гармошка,  кусок веревки, один  из  этих  карманных
ножичков --  с двадцатью  четырьмЯ лезвиЯми и  инструментами, пневматический
пистолет, пистолет шестизарЯдный, шила, сверла, граммофонные иглы, старинный
боевой  топор.  "‡алегают  в  засаду".  Ћни залегают  в  засаду. "ЏоЯвлЯетсЯ
субчик".
     Ћн спускалсЯ в сад  по  залитым  светом прожектора мраморным  ступенЯм.
ЃелаЯ  сестра  провожала  его,  потом  встала и подтолкнула -- иди один.  Ќа
„авиде было самое теплое его пальтишко, но ноги босые, в спальных шлепанцах.
‚се это длилось  мгновение:  он  повернулсЯ  к  сестре,  взмахнул ресницами,
волосы  уловили  отблеск  искристого света;  потом обернулсЯ,  встретилсЯ  с
Љругом  глазами,  не  показал  ничем,  что  узнает его  и  неуверенно  начал
спускатьсЯ по оставшимсЯ  немногим ступенЯм. …го  лицо все росло, тускнело и
растворилось, встретив мое. ‘естра осталась на ступенЯх; легкаЯ, не лишеннаЯ
нежности улыбка  играла на  ее темных  губах. "ЉакаЯ радость  длЯ малыша, --
объЯвила надпись, -- гулЯть одному середь ночи", и далее: "Ђй, кто это?"
     „-р ѓаммеке  громко  закашлЯлсЯ  и стрекотанье машины оборвалось. ‘нова
зажегсЯ свет.
     џ должен проснутьсЯ. ѓде он? џ умру, если не проснусь.
     Ћн  отклонил  прохладительные напитки, отказалсЯ  расписатьсЯ  в  книге
выдающихсЯ посетителей,  прошел сквозь  людей, заграждавших ему  дорогу, как
сквозь  паутину.  „-р ѓаммеке, выкатив  глаза, задыхаЯсь, прижимаЯ ладонь  к
больному сердцу, сделал старшей сестре знак отвести Љруга в лазарет.
     Ћсталось добавить немногое. ‚ коридоре Љристалсен  с большой сигарой во
рту  кратко записывал всю историю в книжечку, которую он примостил на уровне
лба к желтоватой стене. Ѓольшим пальцем он ткнул в сторону двери "Ђ-1". Љруг
вошел. ”рау  доктор фон ‚итвил, рожденнаЯ  Ѓахофен (третьЯ сестра, старшаЯ),
нежно, почти мечтательно помавала  термометром, глЯдЯ на постель,  у которой
она стоЯла  в  дальнем углу палаты. ‡атем  она повернулась  и приблизилась к
Љругу.
     --  Љрепитесь,  -- спокойно  сказала  она. --  ‘лучилось  несчастье. Њы
сделали, что было ----
     Љруг отшвырнул ее в  сторону с такой  силой, что она врезалась в  белую
взвешивательную машину и разбила градусник, который держала в руке.
     -- “пс! -- сказала она.
     ‡олотисто-пурпурный  тюрбан, обвитый  вокруг  головы,  украшал  убитого
мальчика;  умело   раскрашенное,   припудренное  лицо;   сиреневое   одеЯло,
исключительно  ровное,  доставало  до  подбородка.  —то-то   вроде  пушистой
игрушечной  собачонки изЯщно лежало в изножьи кровати. Џрежде, чем выскочить
из палаты,  Љруг  сшиб  ее  с  одеЯла,  отчего  эта  тварь,  внезапно  ожив,
страдальчески  взрыкнула  и клацнула челюстЯми,  едва  не  вцепившись  ему в
ладонь.
     Љруга поймал дружелюбный солдатик.
     -- Yablochko, kuda-zh  ty  tak kotishsa [маленькое Яблоко, далече ли ты
покатилось]? -- спросил солдатик и добавил:
     -- A po zhabram, milai, khochesh [хочешь, Я ударю тебЯ, дружок]?
     Tut  pocherk zhizni stanovitsa  kraine  nerazborchivym  [здесь  обычное
письмо  жизни становитсЯ предельно непонЯтным]. Ochevidtzy,  sredi  kotorykh
byl  i  evo  vnutrennii  sogliadatai  [свидетели,  среди  которых  было  его
собственное что-то  такое ("внутренний шпион"? "частный  детектив"? ‘мысл не
вполне Ясен)], potom govorili [рассказывали впоследствии] shto evo prishlos'
sviazat' [что он должен был быть свЯзан].  Mezhdu tem [среди тем? (‚озможно,
среди субъектов его сноподобного состоЯниЯ)] Kristalsen,  nevozmutimo  dymia
sigaroi [Љристалсен,  спокойно  куривший свою сигару], sobral  ves' shtat  v
aktovom  zale  [устроил  встречу   всего   персонала  в  зале  собраний]   и
информировал его (i soobschil im), что он только что получил телефонограмму,
в соответствии с которой всех их следует растрибуналить за причинение смерти
единственному  сыну  профессора  Љруга,  прославленного философа, президента
“ниверситета, вице-президента Ђкадемии медицинских наук. ‘лабосердый ѓаммеке
соскользнул со стула и продолжал скользить, съезжаЯ по извилистым склонам, и
плавно скатившись в беспамЯтство, упокоилсЯ, наконец, будто брошенные сани в
непорочных  снегах безымЯнной смерти. „ама ‚итвил, не утратив гордого нрава,
заглотнула  пилюлю с  отравой. „опросив  и похоронив остальной  коллектив  и
запалив заведение  с запертыми в  нем  жужжащими пациентами, солдаты стащили
Љруга в машину.
     —ерез дикие горы катили они обратно в столицу. ‡а перевалом ‹агодан уже
переливались   мраком   долины.   Ќочь   маЯчила  между  громадных  елей   у
прославленных ‚одопадов. Ћльга была за рулем, Љруг, не умевший водить, сидел
рЯдом с ней,  сложив  на коленЯх  руки  в  перчатках; сзади сидели  ќмбер  с
американским  профессором философии  --  костлЯвым,  седоволосым  мужчиной с
запавшими   щеками,  приехавшим  в   эту  даль,  чтобы  обсудить   с  Љругом
иллюзорность  субстанции.  Џресытившись пейзажами  и обильной  местной  едой
(неправильно акцентируемыми pir&oacute;shkami, неверно  произносимыми schtschami  и
вообще не произносимым мЯсным блюдом, за которым последовал вишневый пирог с
хрусткой крестоузорчатой  корочкой),  смирный  ученый заснул.  ќмбер пыталсЯ
припомнить  американское  название этой породы елей,  бытующее  в  ‘калистых
горах.   „ве  вещи  случились  одновременно:  ќмбер   сказал:  "„углас",   и
ослепленнаЯ лань ворвалась в сиЯние наших фар.

--------
        18

     -- ќтому вообще не полагалось случитьсЯ. Ќам  страшно жаль. ‚аш ребенок
получит самые  пышные  похороны, о каких  только  может мечтать  дитЯ белого
человека,  и все же мы хорошо понимаем,  что длЯ  тех, кто  осталсЯ, это ...
[два  неразборчивых  слова].  Ќам  более,  чем  жаль.  ”актически,  можно  с
уверенностью утверждать, что никогда в истории нашей великой страны фракциЯ,
правительство или Џравитель не скорбели так, как ныне скорбим мы.
     (Љруга  привели  в блистающую  большеногими  фресками  просторную  залу
Њинистерства юстиции. €зображение самого зданиЯ Њинистерства, каким оно было
задумано,  но  пока  не  построено,  из-за  пожаров  ћстициЯ  с Ћбразованием
проживали  совместно в  отеле  "ЂсториЯ",  --  показывало  белый  небоскреб,
врастающий,  будто  собор-альбинос,  в  синие,  как  морфо,  небеса.  ѓолос,
принадлежащий одному из ‘тарейшин,  собравшихсЯ на чрезвычайное заседание во
„ворце, в двух кварталах отсюда, сочилсЯ из изЯщного Ящика орехового дерева.
Љристалсен и несколько мелких служащих шептались в другой части залы.)
     -- Њы  полагаем, однако, -- продолжал ореховый голос,  --  что ничто не
изменилось в  тех отношениЯх, в соглашениЯх,  в узах, которые вы, Ђдам Љруг,
столь торжественно определили  как раз перед тем, как случилась личнаЯ  ваша
трагедиЯ.  †изнь индивидуума  недолговечна;  мы  же  гарантируем  бессмертие
ѓосударства. ѓраждане гибнут ради того, чтобы  ѓрад их осталсЯ жить. Њы не в
силах поверить, что какаЯ бы то ни было личнаЯ утрата способна встать  между
вами и нашим Џравителем. ‘ другой стороны, практически не существует предела
тем возмещеньЯм ущерба, которые  мы готовы вам предложить.  ‚о-первых, самый
передовой  из наших „ворцов  Џогребений  согласилсЯ  предоставить  бронзовый
саркофаг,  инкрустированный  бирюзой  и  гранатами.  ‚   него  возлЯжет  ваш
маленький Ђрвид, зажав в  кулачке любимейшую  игрушку -- коробочку оловЯнных
солдат, которых именно в  этот  момент  многочисленные эксперты Њинистерства
военных действий тщательно проверЯют в отношении правильности обмундировки и
личного  оружиЯ.  ‚о-вторых,  шестеро  главных  виновников  будут   в  вашем
присутствии обезглавлены неопытным палачом. ќто сенсационное предложение.
     (Ќесколько минут назад этих людей  показали Љругу в камерах смертников.
„вое темных, прыщавых  юнцов  щеголЯли  своей отвагой перед  навестившим  их
католическим патером --  главным образом по причине отсутствиЯ  воображениЯ.
Њариэтта  сидела,  закрыв в  оцепенелом  беспамЯтстве  глаза и  тихо  сочась
кровью. Ћ трех других чем меньше скажешь, тем лучше.)
     -- ‚ы,  конечно,  оцените, -- говорил ореховый  и казинаковый голос, --
усилиЯ, которые  мы прилагаем, чтобы  загладить  худший из  промахов,  какой
только можно было  свершить в теперешних  обстоЯтельствах. Њы готовы закрыть
глаза на многое, включаЯ  сюда и убийство,  но  есть  преступление,  которое
никогда,  никогда не может быть прощено, и это --  небрежность в  исполнении
служебных обЯзанностей. Њы полагаем также, что после осуществлениЯ описанных
только что щедрых  воздаЯний  мы  покончим с этим прискорбным делом и сможем
более о нем не поминать. ‚ам будет приЯтно услышать, что мы  готовы обсудить
с вами различные детали вашего нового назначениЯ.
     Љристалсен  подошел  к месту,  где  сидел  Љруг  (по-прежнему в  ночном
халате, подпираЯ небритые щеки ободранными  кулаками), и разложил  документы
по  столу  на  львиных  ногах,  о краЯ  которого  опирались  Љруговы  локти.
Љрасно-синим своим карандашом краснолицый и синеглазый чиновник проставил на
документах крестики, указываЯ Љругу, где подписать.
     Њолча, Љруг  взЯл бумаги  и неторопливо  смЯл и  разодрал их  крупными,
волосистыми  лапами.  Ћдин  из  писарей,  тощий  и нервный молодой  человек,
знавший, сколько потрачено мысли и сил, чтобы их  отпечатать (на драгоценной
эдельвейсной бумаге),  схватилсЯ  за  голову  и испустил вопль целомудренной
боли. Љруг,  не  привстав  со стула,  сцапал молодого  человека  за  лацканы
сюртука и теми же тЯжкими, неторопливыми, сминающими движениЯми  стал душить
свою жертву, но был укрощен.
     Љристалсен,  который  один  сохранил  совершеннейшее   спокойствие,   в
следующих выражениЯх известил микрофон:
     -- ‡вуки, которые  вы,  господа,  только  что слышали,  --  это  звуки,
произведенные Ђдамом Љругом при разрывании  бумаг, которые  он прошлой ночью
обещал подписать. Ћн также пыталсЯ удушить одного из моих ассистентов.
     Џоследовало  молчание.  Љристалсен  присел  и  принЯлсЯ  чистить  ногти
сапожной иглой,  имевшейсЯ  вкупе с иными  двадцатью  тремЯ  инструментами в
толстом  карманном  ножичке,  который  он  где-то  слЯмзил  в  течение  днЯ.
—иновники, ползаЯ на  карачках,  собирали и разглаживали то, что осталось от
документов.
     ‚идимо, ‘тарейшины совещались. Ќаконец, голос сказал:
     -- Њы  готовы  пойти еще дальше. Њы  предлагаем вам, Ђдам  Љруг, самому
прикончить виновных. Џредложение весьма необычное и врЯд ли когда-либо будет
повторено.
     -- Ќу-с?, -- не поднимаЯ глаз, спросил Љристалсен.
     -- €дите вы... [три неразборчивых слова], -- промолвил Љруг.
     ‘нова молчание.  ("Ћн  спЯтил,  окончательно  спЯтил,  --  шептал  один
женоподобный писарь другому. -- Ћтвергнуть такое предложение!  ЌевероЯтно! џ
о  таком  сроду  не  слыхал." --"„а  и Я тоже." -- "€нтересно,  где  это шеф
ножичком разжилсЯ?")
     ‘тарейшины  уже  пришли к определенному решению, однако прежде  чем его
огласить, следовало,  как  полагали  самые  совестливые  из них,  еще  разок
прокрутить  пластинку. Ћни  услыхали молчание Љруга, озирающего заключенных.
Ћни услыхали  часы на руке одного из юнцов  и  печальное  бульканье в животе
неотужинавшего  свЯщенника.  Ћни  услыхали,  как капает  на пол  кровь.  Ћни
услыхали, как в караулке поблизости сорок удовлетворенных  солдат сравнивают
плотские  впечатлениЯ.  Ћни  услыхали  Љруга,  вводимого  в  радиозалу.  Ћни
услыхали голос одного из них, говоривший,  как им всем жаль  и на  какие они
готовы возмещениЯ: прелестный склеп  длЯ жертвы небрежности,  ужасную участь
небрежным. Ћни услыхали  Љристалсена, перебирающего бумаги, и Љруга, рвущего
их. Ћни  услыхали вопль  впечатлительного молодого  писарЯ,  звуки борьбы  и
затем хрусткие интонации  Љристалсена.  Ћни услыхали  твердые  кристалсеновы
ногти,  сцепившиесЯ  с  одной  двадцать  четвертой  туговатого ножичка.  Ћни
услыхали самих себЯ,  голосующих щедрое  предложение  и  вульгарную  реплику
Љруга. Ћни  услыхали,  как Љристалсен со  щелчком  закрывает  ножичек, и как
шепчутсЯ клерки. Ћни услыхали самих себЯ, слушающих все это.
     Ћреховый шкаф облизнулсЯ:
     -- „опустите его до постели, -- сказал он.
     ‘казано --  сделано. ‚  тюрьме  ему  отвели  просторную камеру,  такую,
действительно, просторную  и  приЯтную,  что  директор  не раз  селил  в нее
кое-каких  бедных родственников жены, когда  те приезжали в город. Ќа втором
соломенном  тюфЯке,  брошенном  прЯмо  на пол, лежал, повернувшись  лицом  к
стене, человек и  содрогалсЯ  всеми фибрами тела. Ћгромный, кудрЯвый и рыжий
парик расползалсЯ по всей его  голове. Ќа нем был костюм старинного бродЯги.
€  впрЯмь, видать,  тЯжким было его  преступленье. …два затворилась дверь, и
Љруг тЯжело осел на свой клок соломы и мешковины, как  вибрации его соузника
перестали быть зримыми, но сразу  же стали слышимыми  -- в виде пронзительно
квакающего, умело измененного голоса:
     -- Ќе ищи разузнать, кто Я. Њое  лицо  пребудет отвращенным  к стене. Љ
стене отвращенным  пребудет мое  лицо.  Ћтвращенным к  стене  на веки  веков
пребудет лице мое. Ћ ты, безумец. ѓорда и черна душа твоЯ, как сырой макадам
в  ночи.  Ћ  горе! ѓоре! ‚опроси преступленье  твое. € Явит оно бездну  вины
твоеЯ. ’емны облака, все темнее они и гуще. ‘качет  ‹овчий верхом на ужасном
коне. •о-йо-то-хо! •о-йо-то-хо!
     (‘казать ему, чтоб заткнулсЯ? -- подумал Љруг.  -- —то проку?  Ђд полон
этих фиглЯров.)
     --  •о-йо-то-хо! ’еперь  послушай,  друг Љруг.  Џослушай,  ѓурдамак. Њы
намерены  сделать тебе  последнее предложение.  —етыре  было  у тебЯ  друга,
четыре истинных друга и верных. ѓлубоко в подземелье изнывают они и стенают.
‘лушай,  „руг, слушай Љамерад,  Я  готов возвратить  им  и  другим  двадцати
liberalishkam  свободу,  если  ты  согласишьсЯ  на то,  на  что  практически
согласилсЯ вчера. ’акаЯ безделица! †изнь двадцати четырех  человек у  тебЯ в
руках! ’ы говоришь "нет", -- и их нет, ты  говоришь  "да",  -- и  они живут.
Џодумай, какаЯ дивнаЯ власть! ’ы ставишь подпись, и двадцать и двое мужчин и
с ними две женщины выпархивают на  солнечный свет. ќто последний  твой шанс.
Њадамка, скажи да!
     -- “бирайсЯ к черту, грЯзнаЯ †аба, -- устало сказал Љруг.
     —еловек испустил разгневанный вопль и, выхватив из-под тюфЯка бронзовый
колокольчик, бешено им потрЯс. ‘тражники в масках,  с Японскими фонариками и
пиками  наводнили  камеру  и почтительно помогли  ему встать.  Џрикрыв  лицо
неопрЯтными  прЯдЯми  рыжеватого  парика,  он  прошмыгнул  мимо  Љруга.  …го
ботфорты вонЯли навозом, блестели  бессчетными каплЯми слез. ’ьма воротилась
в камеру. ‘лышно было, как покрЯкивает спина директора тюрьмы, как его голос
расписывает †абе, какой он  первоклассный артист, какое шикарное исполнение,
какой восторг. ќхо  шагов удалилось.  ’ишина.  ’еперь,  наконец, ты  сможешь
подумать.
     Ќо в обмороке  или  в дреме  --  он утратил  сознание прежде,  чем смог
схватитьсЯ как следует с горем.  ‚се, что он  чувствовал, --  это  неспешное
погружение, сгущение тьмы и нежности, мерное нарастание  сладостного  тепла.
…го голова с  головою Ћльги,  щека  к  щеке,  две  головы, соединенные парой
маленьких испытующих рук, протЯнутых  вверх  из  тускло светЯщейсЯ  постели,
падали (или падала, ибо две головы соединились в одну) вниз и вниз, и вниз к
третьей  точке, к безмолвно смеющемусЯ лицу. ЏослышалсЯ мЯгкий смешок, когда
губы, его и ее, достигли прохладного лба и горЯчей щеки, но спуск на этом не
прекратилсЯ,  и  Љруг продолжал  тонуть  в надрывающей  сердце  нежности,  в
черной, слепительной глуби  запоздалой, но -- что же с того? -- нескончаемой
ласки.
     ‚ середине ночи что-то  приснившеесЯ вытрЯхнуло его  из  сна в то,  что
было  реальной тюремной  камерой с  решеткой  света,  взломавшей  тьму,  и с
особенным   тусклым    отблеском,    похожим   на   след   ноги    какого-то
фосфоресцирующего островитЯнина. ‘начала,  как иногда бывает, окружающее  не
влилось  ни в одну из реальных  форм. “виденный им световой узор, хоть и был
он   скромного   происхождениЯ   (бдительный   дуговой  прожектор   снаружи,
серо-лиловый угол  двора, косвенный луч, проникший сквозь какую-то щелку или
дырку от пули в ставнЯх, запертых на  засов  и на  висЯчий замок),  приобрел
странное, почти роковое  значение, ключ к  которому  оставалсЯ полуприкрытым
полой темноватого  осознаниЯ  на слабо  мерцавшем полу  полузабытого ночного
кошмара. Љазалось, нарушен какой-то  обет, какой-то замысел погиб,  какаЯ-то
возможность упущена -- или использована  в такой грубой полноте, что  от нее
осталось лишь  послесвечение греха и  позора.  ‘ветовой  узор был словно  бы
результатом  вороватого, нащупывающего,  отвлеченно мстительного, подложного
движениЯ,  совершавшегосЯ во сне  или  скрывшегосЯ за  ним, там, в сплетении
незапамЯтных  и ныне  уже бесцельных и бесформенных козней. ‚ообразите знак,
предупреждающий вас о взрыве, но на таком загадочном или младенческом Языке,
что остаетсЯ только гадать, не создано ли  все это --  знак,  застывший  под
подоконником взрыв и ваша дрожащаЯ душа  -- искусственно, здесь и сейчас, по
особому какому-то сговору с разумом, спрЯтавшимсЯ за зеркалом.
     €менно в этот  миг, в точности после того,  как Љруг  провалилсЯ сквозь
днище  спутавшегосЯ сна и, хватаЯ воздух, сел  на  соломе, -- и  в  точности
перед  тем,  как  его  реальность,  его  засевшаЯ в  памЯти  уродливаЯ  беда
обрушилась на него, -- именно в этот миг Я ощутил укол состраданьЯ к Ђдаму и
соскользнул  к  нему  по  косому  лучу  бледного  света,  вызвав  мгновенное
сумасшествие,  но по  крайности  избавив беднЯгу от  бессмысленной  муки его
логической участи.
     ‘ улыбкой безграничного облегчениЯ на  залитом слезами лице Љруг прилег
на солому. ‚ проЯснившемсЯ мраке лежал он, пораженный  и радостный, и слушал
ночные звуки,  обыкновенные  во  всЯкой большой тюрьме: неровную  позевку --
ах-ха-ха-аха  --  надзирателЯ,  усердное  бормотание   бессонных  стареньких
узников, вникающих в английские грамматики (My aunt  has a visa. Uncle  Saul
wants to see uncle Samuel. The child is  bold.), стук сердец людей помоложе,
бесшумно  роющих  подземный  лаз  к  свободе  и  к  новой  поимке,  перестук
экскрементов  летучих  мышей, опасливый  шелест  страницы,  злобно смЯтой  и
брошенной в мусорную корзину и совершающей жалкие попытки расправитьсЯ и еще
хоть немного пожить.
     Љогда на  рассвете четверка подтЯнутых офицеров (три графа и грузинский
кнЯзь) Явилась,  чтобы доставить  его на  решающую  встречу  с  друзьЯми, он
отказалсЯ  пошевелитьсЯ и лежал, улыбаЯсь и норовЯ игриво потрепать офицеров
под  подбородком босой  ступней.  ‡аставить его одетьсЯ не удалось,  и после
торопливого    совещаниЯ    четверо   юных   гвардейцев,   сквернословЯ   на
старо-французском, стащили  его, в  чем он был,  т.е. в  одной  лишь  пижаме
(белой), в тот же самый автомобиль, которым с такой сноровкой правил некогда
покойный д-р Ђлександер.
     …му  вручили программку церемонии очной ставки и через какой-то туннель
провели в центральный двор.
     Љогда  он разглЯдел  форму  двора,  выступ  кровли  там,  над крыльцом,
зиЯющую  арку туннелеобразного входа, которой его провели, его вдруг осенила
неосновательнаЯ   в   некотором   роде  и   затруднительнаЯ  длЯ   выражениЯ
уверенность, что это двор его школы; правда, само здание  изменилось, окна у
него  подросли  и  за  ними  виднелась  стайка  наемных лакеев из "Ђстории",
сервирующих стол длЯ сказочного банкета.
     Ћн  стоЯл  в  белой  пижаме,  босой, простоволосый мигал,  озираЯсь  по
сторонам.  Ћн  увидел  множество  неожиданного люда:  у  закопченной  стены,
отделЯющей  двор  от мастерской старика-ворчуна-соседа,  который никогда  не
перебрасывал мЯч назад,  стоЯла застылаЯ и  безмолвнаЯ  группа  стражников и
орденоносных  чиновных лиц, и  среди  них Џадук -- царапал  стену  каблуком,
скрестив на груди руки. ‚ другой, смутной части двора несколько дурно одетых
мужчин  и  женщин  "представлЯли  заложников",  как  сообщала  даннаЯ  Љругу
программка. …го  своЯченица  сидела  на  качелЯх,  пытаЯсь достать  ступнЯми
землю,  а  светлобородый  муж  ее как  раз потЯнул  за  веревку,  когда  она
рЯвкнула,  чтобы  он  не  шатал  качели, неграциозно  с  них сковырнулась  и
помахала Љругу  рукой. Ќемного  поодаль стоЯли  •едрон и  ќмбер, и ђуфель, и
человек, которого Љруг как-то не мог, ... и Њаксимов, и жена Њаксимова. ‚сем
не терпелось поговорить с улыбающимсЯ философом (никто ведь не знал, что сын
его  погиб,  а  сам  он сошел  с ума), но  солдаты имели  приказ и допускали
просителей только двойками.
     Ћдин из ‘тарейшин, человек по имени амм,  склонЯл к  Џадуку украшенную
плюмажем главу и,  полууказываЯ нервным  перстом,  как бы берЯ назад  всЯкий
сделанный им тычок и тут же прибегаЯ к услугам какого-либо иного  перста длЯ
повторениЯ жеста, поЯснЯл Џадуку  вполголоса, что это тут происходит.  Џадук
кивал, таращилсЯ в пустоту и кивал снова.
     Џрофессор ђуфель, нервный, угловатый,  до крайности волосатый человечек
с впалыми щечками и желтыми зубами, приблизилсЯ к Љругу вместе с...
     -- ѓосподи, импффер! -- воскликнул Љруг. -- Ќадо же встретитьсЯ именно
здесь, после всех этих лет, -- погоди-ка ----
     -- —етверть века, -- сказал грудным голосом импффер.
     -- Ќу и ну, совсем как в былые времена, -- продолжал со смехом Љруг. --
Ђ что до †абы, так ----
     Џорыв  ветра перевернул пустую и звонкую урну;  маленький пыльный смерч
пронессЯ по двору.
     --  ЊенЯ избрали  длЯ  переговоров, -- сказал ђуфель.  -- Џоложение вам
известно. џ не стану  задерживатьсЯ  на деталЯх,  потому что  времени  очень
мало.  Њы хотим, чтобы вы понЯли, -- мы  не  имеем  намерениЯ свЯзывать  вас
обещанием  или  как-то на вас влиЯть.  Ќам очень хочетсЯ жить, действительно
очень, но мы не будем питать к вам злобы, какое бы---- Ћн закашлЯлсЯ. ќмбер,
все еще вдалеке, подскакивал и  вытЯгивалсЯ,  как Џетрушка, пытаЯсь  увидеть
Љруга над спинами и головами.
     -- Ќикакой злобы,  решительно никакой, -- поспешно продолжил ђуфель. --
‚ сущности,  мы  вполне  поймем  вас,  если вы  откажетесь поддатьсЯ----  Vy
ponimaete  o chom  rech? Daite zhe  mne  znak,  shto  vy  ponimaete----  [‚ы
понимаете мои слова? Џокажите мне знаком, что вы понимаете.].
     --  ‚се в порЯдке,  продолжайте, --  сказал  Љруг. --  џ просто пыталсЯ
вспомнить. ‚ас ведь  арестовали, -- стойте, стойте, как раз перед  тем,  как
кошка вышла из комнаты. џ  полагаю-(Љруг  помахал  ќмберу, чей крупный нос и
красные уши поЯвлЯлись  то тут, то там, между плечами и палачами.) -- „а, Я,
кажетсЯ, вспомнил.
     -- Њы попросили  профессора ђуфелЯ говорить  от нашего имени, -- сказал
импффер.
     -- „а, понимаю. Џрекрасный оратор. џ слушал вас, ђуфель, в  лучшую вашу
пору, на высоком помосте, среди цветов и флагов. Ћтчего это Яркие краски----
     -- „руг мой,  --  сказал ђуфель, -- времени мало. Џрошу вас,  позвольте
мне  продолжить.  Њы не герои.  ‘мерть омерзительна. ‘ нами две  женщины, им
предстоит  разделить  нашу участь.  Ќаша  жалкаЯ  плоть  встрепенулась  бы в
беспредельной радости, если бы вы снизошли до спасениЯ наших  жизней, продав
вашу душу. Ќо мы не просим, чтобы вы продали вашу душу. Њы просто----
     Љруг, жестом  прервав  его,  скорчил  страшную рожу.  ’олпа  замерла  в
бездыханном ожидании. Ћглушительным чихом Љруг разодрал тишину.
     --  ѓлупые  люди,  -- сообщил он,  вытираЯ ладонью  нос,  -- скажите на
милость, чего вы боитесь? Ќу какое все это имеет значение? ‘мешно! ‚роде тех
ребЯчьих забав, -- Ћльга с мальчиком разыгрывали какие-то дурацкие сценки --
она утонула, а он потерЯл  то ли жизнь,  то  ли еще  что  в  железнодорожном
крушении. ѓосподи, да какое значение все это имеет?
     --  ‹адно,  если  все это  не  имеет значениЯ, -- тЯжко дыша,  произнес
ђуфель,  -- тогда скажите им, черт подери, что вы рады  старатьсЯ и сделайте
все, что они хотЯт, и нас не застрелЯт.
     -- †уткое, понимаешь,  положение,  --  сказал импффер, бывший когда-то
обыкновенным   храбрым  рыжим  мальчишкой,  но  приобретший  теперь  бледную
одутловатую физиономию с веснушками  под редкими волосами. -- Ќам объЯснили,
что  если  ты  не  примешь  условий  правительства, значит,  сегоднЯ --  наш
последний день. “ менЯ в Ђст-‹агоде большаЯ фабрика спортивных товаров. ЊенЯ
взЯли среди ночи  и  запихали  в  тюрьму.  џ законопослушный гражданин,  мне
вообще непонЯтно, как это  можно отвергать правительственные предложениЯ, но
Я  понимаю,  ты  человек  исключительный,  ты  можешь  иметь  исключительные
причины, и ты мне поверь, мне  было бы страх как неловко,  если бы  Я  вдруг
заставил тебЯ сделать что-то нечестное или глупое.
     -- Љруг, вы слышите, что мы вам говорим? -- резко спросил ђуфель, и так
как  Љруг  продолжал  смотреть  на  них  с  благосклонной улыбкой на  слегка
обвислых губах, они с ужасом понЯли, что обращаютсЯ к умалишенному.
     --  Khoroshen'koe   polozhen'itze  [милое  дело],  --   сказал   ђуфель
остолбеневшему импфферу.
     –ветное фото,  снЯтое минуты  две  погодЯ,  показало следующее:  справа
(если  стать лицом  к выходу)  около  серой  стены,  в  кресле,  только  что
вынесенном  длЯ него из  дома,  сидел, раздвинув лЯжки,  Џадук.  Ќа нем была
пЯтнистаЯ (зеленаЯ с коричневым) форма  одного из любимых его  полков.  ‹ицо
его под  водозащитной  фуражкой (изобретенной когда-то его  отцом) было  как
тускло-розовое пЯтно. Ћн щеголЯл бутылочной формы коричневыми крагами. амм,
величественнаЯ особа в медном нагруднике и широкополой черного бархата шлЯпе
с   белым   пером,  склонЯлсЯ  к  надутому  малютке-диктатору,   что-то  ему
рассказываЯ. ’рое других ‘тарейшин стоЯли вблизи, обернутые в черные  плащи,
как  кипарисы, как террористы. Ќесколько ладных молодых людей  в опереточной
форме,  вооруженных   пЯтнистыми  (коричневыми  с  зеленым)  автоматическими
пистолетами,  защитным полукругом  обступали  эту  группу. Ќа  стене  позади
Џадука, как раз  над  его головой, уцелела надпись  мелом, непечатное слово,
нацарапанное  каким-то  школьником;  этот   серьезный  недосмотр  совершенно
испортил правую часть картинки. ‘лева, посреди двора, без шлЯпы, c  жесткими
и  темными поседевшими кудрЯми,  шевелившимисЯ на ветру, в  просторной белой
пижаме  с  шелковым  поЯсом,  босиком, словно  древний свЯтой,  маЯчил Љруг.
‘тража  нацелила ружьЯ  на ђуфелЯ с импффером,  которые  пытались ей что-то
внушить. Ћльгина  сестра с судорогой на лице и  старательной беспечностью во
взоре втолковывала своему  бестолковому муженьку,  чтобы он сделал два  шага
вперед и  занЯл местечко получше,  тогда они  смогут следующими добратьсЯ до
Љруга. Ќа  заднем  плане медицинскаЯ  сестра делала укол  Њаксимову:  старик
завалилсЯ, и  жена  его, встав  на колени,  обертывала ему ноги своей черной
шалью  (с обоими очень дурно обращались в тюрьме). •едрон, или вернее, очень
одаренный  имперсонатор (сам •едрон  вот уже несколько дней, как  покончил с
собой),   покуривал   данхилловскую   трубку.   ќмбер,  дрожащий  (очертаниЯ
смазались), несмотрЯ на каракулевое пальто, воспользовалсЯ препирательствами
между охраной и первой двойкой и подобралсЯ почти уже к самому Љругу. Њожете
двигатьсЯ.
     ђуфель всплеснул  руками. ќмбер поймал Љруга за локоть, и Љруг проворно
обернулсЯ к другу.
     -- Ћбожди минуту,  -- сказал Љруг. -- Ќе начинай жаловатьсЯ, покамест Я
не улажу это недоразумение. Џотому что, видишь ли, всЯ эта "очнаЯ ставка" --
сплошное недоразумение. Њне нынче  ночью приснилсЯ сон,  да, сон  ... Ђ, все
равно, называть ли его  сном или  презренным обманом  зрениЯ,  -- знаешь, из
этих  косых лучей в келье отшельника -- ты  посмотри на  мои босые  ноги  --
холодные, как мрамор, конечно  -- однако --  Ћ чем  бишь  Я? Џослушай, ты не
такой  болван,  как остальные, верно?  ’ы ведь  не хуже менЯ  понимаешь, что
боЯтьсЯ тут нечего?
     -- Ђдам, милый,  -- сказал ќмбер, -- не  будем входить  в такие мелочи,
как  страх. џ  готов умереть... Ћднако  есть  одна  вещь,  которой Я  дольше
терпеть  не намерен, c'est la  trag&eacute;die  des cabinets, она менЯ  убивает. ’ы
знаешь, у менЯ на редкость капризный желудок, а они выводЯт менЯ на какой-то
сальный сквознЯк, в инфернальную  грЯзь, один  раз в  день на  одну  минуту.
C'est atroce. џ предпочитаю расстрел на месте.
     Џоскольку  ђуфель   и  импффер   продолжали  упорствовать  и   уверЯли
стражников, что  они не закончили разговора с Љругом, один из солдат воззвал
к ‘тарейшинам, и подошел амм, и мЯгко заговорил.
     --  ’ак не годитсЯ, -- сказал  он с  очень  четкой дикцией (единственно
силой  воли  он  излечил  себЯ  в  молодости  от  взрывчатого  заиканиЯ). --
Џрограмму надлежит  выполнЯть без болтовни и сумЯтицы. „авайте, прекращайте.
‘ообщите  же  им  (он  повернулсЯ  к   Љругу),  что  вас  избрали  министром
образованиЯ и юстиции, и что в этом качестве вы возвращаете им их жизни.
     -- “ тебЯ фантастически  прекрасный  нагрудник, --  промурлыкал Љруг, и
быстро двигаЯ всеми десЯтью пальцами, забарабанил по выпуклой железЯке.
     -- „ни  наших щенЯчьих  игр на этом  дворе  давно миновали,  --  строго
заметил амм.
     Љруг потЯнулсЯ  к шлему амма  и  расторопно  переместил  его  на  свои
локоны.
     ќто  была  котиковаЯ  девчоночьЯ  шапка. Њальчишка, заикаЯсь от  гнева,
попыталсЯ ее  отнЯть. Ђдам Љруг  швырнул ее  Џинки импфферу, а тот, в  свой
черед,  закинул ее на  опушенную снегом поленицу березовых  дров,  там она и
застрЯла. амм помчалсЯ обратно в  школу, Ябедничать. †аба, уходивший домой,
кралсЯ к  выходу вдоль  низкой стены. Ђдам Љруг закинул ранец  с книгами  за
плечо и поделилсЯ с импффером -- занЯтно, у импффера тоже возникает иногда
это  чувство "повторЯющейсЯ  последовательности",  как  будто все  уже  было
прежде: меховаЯ  шапка,  Я кидаю  ее  тебе, ты подкинул ее  кверху, поленьЯ,
снег,  шапка  застрЯла, выходит †аба?... импффер,  наделенный  практическим
складом ума,  предложил: а не пугнуть ли им †абу как следует? €з-за поленицы
мальчишки следили за ним.  †аба остановилсЯ у стены, видимо, поджидаЯ Њамша.
Љруг с громовым "ура!" возглавил атаку.
     -- ђади Ѓога, остановите его, -- закричал ђуфель, -- он обезумел. Њы за
него не отвечаем. Ћстановите его!
     Њощно набираЯ скорость, Љруг нессЯ к стене, у которой Џадук с тающими в
водах  страха  чертами,  выскользнув  из  кресла,  пыталсЯ  исчезнуть.  „вор
забурлил в исступленном смЯтенье. Љруг увернулсЯ от объЯтий охранника. Џотом
леваЯ  часть его  головы,  казалось, взорвалась  Языками пламени (это перваЯ
пулЯ оторвала кусок уха), но он весело ковылЯл дальше:
     --  „авай, римп, давай,  -- ревел он, не оборачиваЯсь,  круши от души,
корежь ему рожу, давай!
     Ћн   видел  †абу,   скорчившегосЯ   у  подножьЯ   стены,   трЯсущегосЯ,
расплывающегосЯ,   все   быстрее   вывизгивающего  заклинаниЯ,  заслонЯвшего
полупрозрачной рукой тускнеющее лицо, и Љруг нессЯ к нему, и как раз за долю
мгновениЯ  до того, как другаЯ и более точнаЯ пулЯ ударила в  него, он снова
выкрикнул: "’ы, ты...", -- и стена исчезла, как  резко выдернутый слайд, и Я
потЯнулсЯ и встал  среди  хаоса  исписанных  и  переписанных страниц,  чтобы
исследовать   внезапное  "трень!",  произведенное  чем-то,   ударившимсЯ   о
проволочную сетку моего окна.
     Љак Я и думал, крупнаЯ бабочка цеплЯлась за сетку мохнатыми лапками, со
стороны ночи; мраморные крыльЯ ее дрожали, глаза сверкали, как два крохотных
уголька.  џ только заметил коричнево-розовое  обтекаемое тельце  и сдвоенные
цветные пЯтна, как бражник отцепилсЯ и отмахнул в теплую, влажную темень.
     Ќу  что ж, вот и все. ђазличные части моего сравнительного раЯ -- лампа
у изголовьЯ, таблетки  снотворного, стакан с молоком -- смотрели мне в глаза
с  совершенным  повиновением.  џ  понимал,  что  бессмертие, дарованное мной
бедолаге,  было лишь  скользким софизмом,  игрой  в  слова. € все  же, самый
последний бег в  его жизни  был  полон счастьЯ, и он  получил доказательства
того,  что смерть  -- это  всего  лишь  вопрос  стилЯ. Ќекие башенные  часы,
которых Я  ни разу не смог обнаружить, которых, собственно,  Я  никогда и не
слышал  в  дневное  времЯ, пробили  дважды, поколебались, и  были  оставлены
позади ровной поспешающей тишью, продолжавшей струитьсЯ по венам моих ноющих
висков; вопрос ритма.
     „ва окна еще  светились через лужайку. ‚  одном  тень  руки расчесывала
невидимые волосы или, быть может,  это двигались ветви; другое черной чертой
пересекал наклонный  ствол тополЯ. ђазрезанный  луч уличного фонарЯ высветил
Ярко-зеленый кусок мокрой самшитовой изгороди. џ также мог различить отблеск
особенной  лужи  (той  самой, которую Љруг  как-то  сумел  воспринЯть сквозь
наслоениЯ собственной жизни), продолговатой лужи, неизменно приобретающей те
же  самые очертаниЯ  после  любого дождЯ --  из-за постоЯнства формы как  бы
лопатой оставленной вмЯтины в почве.  Њожет  быть,  мы могли бы сказать, что
нечто похожее происходит и с отпечатком, который мы оставлЯем в тонкой ткани
пространства. Ѓрень! „обраЯ ночь, чтобы бражничать.


        Џредисловие к 3-му американскому изданию романа

     "Bend  Sinister"  был  первым романом, написанным  мной  в  Ђмерике,  и
произошло это  спустЯ  полдюжины лет после того, как она  и Я  принЯли  друг
дружку.  ЃольшаЯ  часть  книги  написана  зимой  и  весной 1945-46  годов, в
особенно безоблачную  и полную ощущениЯ силы пору моей жизни.  ‡доровье  мое
было  отменным.  …жедневное  потребление сигарет  достигло  отметки  четырех
пачек. џ спал по меньшей мере четыре-пЯть часов, а остаток ночи расхаживал с
карандашом   в  руке  по   тусклой   квартирке  на  Љрейги-‘екл,   Љембридж,
Њассачусетс,  где Я  обитал пониже старой дамы  с  каменными ногами и повыше
дамы молодой, обладательницы сверхчувствительного слуха. …жедневно,  включаЯ
и  воскресеньЯ,  Я до  10 часов  проводил  за  изучением  строениЯ некоторых
бабочек в лабораторном раю ѓарвардского музеЯ сравнительной зоологии, но три
раза  в  неделю Я оставалсЯ  там  лишь  до  полуднЯ,  а после  отрывалсЯ  от
микроскопа и от камеры-люцида,  чтобы отправитьсЯ  (трамваем и автобусом или
подземкой  и железной  дорогой) в “эльслей,  где  Я  преподавал девушкам  из
колледжа русскую грамматику и литературу.
     Љнига была закончена теплой дождливой ночью, более или менее похожей на
ту, что описана в  конце восемнадцатой главы. Њой добрый  друг ќдмунд “илсон
прочитал типоскрипт и рекомендовал книгу Ђллену ’ейту, с  чьей помощью она и
вышла в  1947  году в  издательстве "Holt".  џ был глубоко  погружен в  иные
труды, но тем не менее расслышал, как  она  глухо шлепнулась.  Џохвалили ее,
сколько Я помню, лишь два еженедельника - кажетсЯ, "Time" и "New-Yorker".
     ’ермин  "bend  sinister" обозначает  в  геральдике  полосу  или  черту,
прочерченную слева  (и по  широко распространенному, но  неверному убеждению
обозначающую  незаконность  рождениЯ).  ‚ыбор  этого  названиЯ  был попыткой
создать  представление  о силуэте, изломанном  отражением,  об  искажении  в
зеркале бытиЯ, о  сбившейсЯ с пути жизни, о зловеще  левеющем мире. €зъЯн же
названиЯ в том, что оно побуждает  важного  читателЯ, ищущего в книге "общие
идеи"  или  "человеческое  содержание" (что по-преимуществу  одно  и то же),
отыскивать их и в этом романе.
     Њало  есть на свете занЯтий более скучных, чем обсуждение  общих  идей,
привносимых  в роман автором или читателем. –ель этого предисловиЯ не в том,
чтобы  показать,  что  "Bend  Sinister"  принадлежит  или  не  принадлежит к
"серьезной литературе" (что  ЯвлЯетсЯ лишь эвфемизмом длЯ обозначениЯ пустой
глубины и всем любезной банальности). џ никогда не  испытывал интереса к так
называемой литературе социального звучаниЯ ("великие книги" на журналистском
и  торговом  жаргоне).  џ  не  отношусь  к авторам  "искренним",  "дерзким",
"сатирическим". џ не дидактик и не аллегорист. Џолитика и экономика, атомные
бомбы, примитивные и абстрактные  формы искусства, ‚осток  целиком, признаки
"оттепели" в  ‘оветской  ђоссии, Ѓудущее —еловечества и так  далее оставлЯют
менЯ в высшей степени  безразличным. Љак  и  в случае моего  "ЏриглашениЯ на
казнь",  с  которым  эта  книга имеет очевидное  сходство, -  автоматическое
сравнение "Bend Sinister" с твореньЯми Љафки или штамповками Ћруэлла докажут
лишь,  что  автомат  не  годитсЯ  длЯ  чтениЯ   ни  великого  немецкого,  ни
посредственного английского авторов.
     Џодобным же  образом, влиЯние  моей эпохи на  эту  мою книгу  столь  же
пренебрежимо мало, сколь и влиЯние моих  книг или по крайней мере  этой моей
книги на мою  эпоху. Ќет сомнениЯ, в  стекле различимы кое-какие  отражениЯ,
непосредственно созданные идиотическими и жалкими режимами, которые всем нам
известны  и которые лезли мне под ноги во всю мою жизнь: мирами терзательств
и  тирании,  фашистов  и большевиков,  мыслителей-обывателей  и  бабуинов  в
ботфортах. Ќет также сомнений  и в том, что без этих мерзостных моделей Я не
смог бы нашпиговать эту фантазию кусками ленинских  речей, ломтЯми советской
конституции и комками нацистской лжерасторопности.
     •отЯ  система удержаниЯ человека  в заложниках так же  стара, как самаЯ
стараЯ из войн, в  ней возникает свежаЯ нота, когда тираническое государство
ведет войну со  своими  подданными  и может  держать в  заложниках любого из
собственных граждан без  ограничений со стороны  закона.  ‘овсем уж недавним
усовершенствованием  ЯвлЯетсЯ  искусное  использование  того, что  Я  назову
"рукоЯткой любви", - дьЯвольский метод (столь успешно применЯемый ‘оветами),
посредством которого бунтарЯ привЯзывают к его жалкой  стране перекрученными
нитЯми его же души и сердца. ‘тоит отметить, впрочем, что  в "Bend Sinister"
молодое  пока  еще  полицейское  государство  Џадука,  в  котором  некоторое
тупоумие   ЯвлЯетсЯ   национальной   особенностью  населениЯ  (увеличивающей
возможности бестолковщины и  неразберихи, столь  типичных,  слава Ѓогу,  длЯ
всех тираний), - отстает от  реальных режимов по части  успешного применениЯ
этой рукоЯтки любви, которую оно поначалу довольно  беспорЯдочно нащупывает,
терЯЯ времЯ на  ненужное  преследование  друзей  Љруга и лишь по случайности
уЯснЯЯ (в пЯтнадцатой главе), что, захватив его ребенка, можно заставить его
сделать все что угодно.
     Ќа  самом деле, рассказ в "Bend Sinister" ведетсЯ не о жизни и смерти в
гротескном полицейском государстве. Њои персонажи не "типы", не носители той
или иной "идеи".  Џадук,  ничтожный  диктатор  и прежний  одноклассник Љруга
(постоЯнно мучимый  мальчишками  и постоЯнно  ласкаемый  школьным сторожем);
агент правительства д-р Ђлександер; невыразимый ѓустав; ледЯной Љристалсен и
невезучий Љолокололитейщиков; три сестры Ѓахофен; фарсовый полицейский  Њак;
жестокие  и  придурковатые  солдаты  - все они  суть  лишь  нелепые  миражи,
иллюзии,  гнетущие  Љруга, пока он  недолго  находитсЯ под чарами  бытиЯ,  и
безвредно расточающиесЯ, когда Я снимаю заклЯтье.
     ѓлавной  темой  "Bend Sinister"  ЯвлЯетсЯ, стало быть,  биение любЯщего
сердца  Љруга, мука  напрЯженной  нежности, терзающаЯ его, - и  именно  ради
страниц, посвЯщенных „авиду и его отцу, была написана эта книга,  ради них и
стоит  ее прочитать. „ругие  две  темы  сопутствуют главной:  тема тупоумной
жестокости, котораЯ вопреки собственным целЯм  уничтожает нужного ей ребенка
и  сохранЯет  ненужного;  и  тема  благословенного безумиЯ Љруга,  когда  он
внезапно  воспринимает  простую  сущность  вещей  и осознает,  но  не  может
выразить в словах этого мира, что и он, и его сын, и жена, и все остальные -
суть просто мои капризы и проказы.
     ‚ыношу  ли Я какое-либо суждение, произношу  ли какой-нибудь  приговор,
удовлетворЯю ли Я  чем-нибудь моральному чувству? …сли одни скоты и недоумки
способны наказывать  других  недоумков и скотов, и е