лучаЯх,
внезапно возникшаЯ историческаЯ аллюзиЯ привела менЯ в хорошее настроение; Я
очень любил соприкасатьсЯ вживе с  чем-нибудь  из  того, чем много занималсЯ
раньше.
     ѓлубоко под землей Я увидел, в общем, привычную уже картину: деревЯнные
столы, расставленные вдоль стен и удачно отгороженные друг от друга скамьЯми
с  высокими  спинками.  Ќеобычными здесь  были  только потолки  -  низкие  и
сводчатые, они вызывали в памЯти скорее что-то северонемецкое,  высокоученое
и даже фаустовское. Ќе даваЯ особенно развитьсЯ этой аналогии, Я сел за один
из  столов  и  долго  терзал  молоденькую  кельнершу,  добиваЯсь, чтобы  она
принесла  мне  самого  сладкого  вина,  какое  только   производит  на  свет
благодатнаЯ  австрийскаЯ   землЯ.  Ћтвергнув  несколько  вариантов,  которые
оказались  тем,  что  ѓоголь  некогда  удачно  называл  "кислЯтина  во  всех
отношениЯх", Я наконец добралсЯ  до чего-то более или  менее  приемлемого по
вкусу. Ќа этот раз, по причине ли пустого желудка или  сильной усталости, но
уже  нескольких  бокалов  вина  мне  хватило,  чтобы кирпичнаЯ кладка  вдруг
расплылась перед  моими  глазами, а стены, и так уже прихотливо изогнутые во
всех направлениЯх, начали угрожающе кренитьсЯ.
     Ќекоторое  времЯ  Я  сидел  в полной прострации, глЯдЯ на  лакированную
поверхность стола, но потом голова моЯ слегка проЯснилась. џ  снова вспомнил
о  странном  контрасте,  поразившем  менЯ  сегоднЯ;  это  было  удивительное
несоответствие между грозным,  царственным и  самоуверенным видом ‚ены и той
жалкой  ролью,  которую  играл  в  …вропе  этот  город  последние  несколько
столетий.  ќто напомнило  мне о судьбе ЉонстантинополЯ,  столицы  величайшей
империи  средневековьЯ,  владениЯ  которой, однако,  сужались  под  натиском
варваров,  как  шагреневаЯ   кожа.  ‚  конце  концов  утопавший   в  роскоши
Љонстантинополь  стал  править  ‚изантийской  империей, состоЯвшей из  одной
столицы   с  небольшими  окрестностЯми;  все  остальное  пало,   отторгнутое
завоевателЯми  с ‚остока и  ‡апада. Џеред тем, как  окончательно  погибнуть,
Љонстантинополь  какое-то  времЯ  оставалсЯ  одиноким  островом  в  сплошном
враждебном окружении; но и  тогда он еще  был столицей мира - вплоть до того
самого момента,  когда крестоносцы, бравшие  город, пробили крепостную стену
и, заглЯнув в пролом, ужаснулись: столько людей было в городе, что казалось,
там собралось полмира.
     Ќо  такова  была  судьба  всех  империй;  возвышаЯсь  почти  до  небес,
объединЯЯ  в  своих пределах несчетные сотни Языков и народов,  они в  конце
концов рушились под бременем  собственного величиЯ, оставлЯЯ после себЯ одни
только безмолвные свидетельства  своего  давно минувшего могущества. €ногда,
впрочем,  не  оставалось  и  этого,  как не  сохранилось ничего от  цветущей
столицы ‡олотой Ћрды, основанной  Ѓатыем  на  ‚олге, после того как она была
обращена в развалины неумолимым ’имуром. џ  вспомнил  и о судьбе Џетербурга,
города, устоЯвшего перед всеми вражескими нашествиЯми и со  днЯ основаниЯ ни
разу не видевшего неприЯтелЯ на своих улицах,  но, несмотрЯ на это, навсегда
утратившего слепЯщий блеск и горделивую заносчивость мировой столицы.  ‘амые
великие  города рушились, когда иссЯкала  та идеЯ,  котораЯ их  питала;  как
только  она гасла  в  умах,  возродить их уже  было невозможно.  ‘охранЯлась
только  их  пустаЯ  оболочка, похожаЯ  на проросшее  и истощившеесЯ злаковое
зерно, случайно вышедшее из земли на поверхность.
     ’акими безжизненными остовами давно уже выглЯдели и ‚ена, и  Џетербург.
’еперь, когда  их громозвучнаЯ слава  отошла в прошлое, оба  города казались
почти двойниками;  но в  этом сходстве  было  и  странное,  удивлЯвшее  менЯ
противоречие.  €сторически  их  величие  было  разделено  во  времени,   оно
достигало вершины в разные эпохи, и возвышение одной империи  было  причиной
упадка другой. Џри  взглЯде  в  прошлое  эти  временные  пласты  сближались,
сливаЯсь  иногда  до  полной неразличимости,  но одновременное существование
двух мировых центров было чем-то Явно абсурдным: империЯ по своей сути могла
быть  только  одна,  и  ее  столица, город,  достигший  мирового господства,
обречен был вечно оставатьсЯ во вселенском одиночестве.
     - Ќемного перебрал  (too  much wine)? -  вдруг спросил менЯ  белобрысый
абориген, сидевший напротив.
     -  џ  привычный  (I'm  from  Russia),  -  ответил  Я   ему,  и,  слегка
пошатываЯсь, встал из-за стола.
     ‘ трудом,  поминутно хватаЯсь за  перила,  Я поднималсЯ по нескончаемой
лестнице,  по  которой некогда, видимо, с такими  же  трудностЯми, выбиралсЯ
наружу композитор ѓайдн, и в который раз думал  о том, что  то  вдохновенное
вызывание духов, которому Я  здесь  с таким увлечением предавалсЯ, на  самом
деле не имело никакого смысла. Ќасколько  легче было тревожить  колоссальные
тени  прошлого дома,  в ђоссии, насколько  отзывчивее  и  податливее они там
оказывались!  Њеханические подпорки не только не помогали моему воображению,
они скорее сковывали  и ограничивали его полет. ‚ременами, когда менЯ совсем
уже  огорчало это зиЯние, фатальный зазор между красочным мифом и невзрачной
современностью, мне  даже  хотелось, чтобы  всЯ …вропа ушла  под  воду,  как
платоновскаЯ Ђтлантида, оставив в  наследство  другим народам только то, что
ей и так уже не принадлежит: рассыпанные по музеЯм мраморные обломки  статуй
и  барельефов, фрагменты  пожелтевших  рукописей  на  полузабытых  Языках  и
поблекшие, уже  почти неразличимые,  переливы красок  на картинах и фресках.
ђаньше все всегда так и заканчивалось, только роль наводнениЯ или извержениЯ
‚езувиЯ,  засыпавшего  пеплом   целые  провинции,  обычно  играли  нашествиЯ
варваров, которых неудержимо  влек к себе магический блеск  пышно  угасавших
цивилизаций. ќти заманчивые игрушки неизменно ломались в их тЯжелых и грубых
лапах; но и  обломков их, случайно  сохранившихсЯ, было достаточно, чтобы из
них впоследствии могло вырасти великолепное новое дерево новой культуры.
     Џреодолев наконец  крутую лестницу,  Я оказалсЯ наверху, перед наружной
дверью; но, распахнув ее, Я не увидел ничего, кроме  сплошной пелены мутного
утреннего  тумана, сквозь  который смутно  просвечивали вдали  еще  горевшие
фонари.  ‡Ябко   поеживаЯсь,   Я  побрел  по  совершенно  безлюдным  улицам,
старательно вглЯдываЯсь в почти невидимую в тумане неровную брусчатку у менЯ
под  ногами.  ‚осточный  край  неба  постепенно светлел, наливаЯсь  молочной
спелостью; но солнца еще не было над горизонтом. ‘оннаЯ жизнь, едва  тлевшаЯ
здесь  в  домах  за оконными  стеклами,  на удивление стройно  и  гармонично
сливалась  в  эту минуту  с возвышенным покоем  грузной  небесной  твердыни.
Џлоский город, с его серыми крышами и фасадами, казалсЯ легким, расплывшимсЯ
оттиском на  податливой  поверхности  мирозданиЯ. —ерез  несколько мгновений
должно было  взойти солнце; над  древней, недвижной,  окованной  космическим
холодом ‚ечерней землей занималсЯ новый день.

     <i>ЌоЯбрь 2001</i>