аже не полноценный социалист, ты розовенький, ты либерал-демагог!
     - Ђ ты самодур! ’ы слабый, ты боишьсЯ собственного народа!
     - ’ы  врешь! ‘овсем уже завралсЯ! ‘ебе  уже  врешь!  ’ы  подумай своими
тухлыми мозгами...
     - Ѓогатство тебЯ испортило!
     - ЊенЯ? Ѓе-едненький ты наш...
     - џ не допущу, чтобы народ оболванивали...
     - Њиша, давай хватит... - ‚еселуха выставил руки ладошками вперед.

     Ћн вдруг  понЯл,  что  происходит.  ђЯбинин  стоЯл уже у  порога, дверь
скрипела приманчиво, за дверью был полумрак, - его единственный друг, Њихаил
Ќиколаевич ђЯбинин, выкрикивал  последние слова, чтобы потом нырнуть  в этот
полумрак и скрытьсЯ из виду навсегда.

     -  Њиша, -  повторил  ‚еселуха.  -  ’ы это,  не того... ’ы на  менЯ  не
обижайсЯ, в общем... џ тоже иногда бываю...
     -  ’ы не  "бываешь",  - сказал ђЯбинин.  - ’ы "стал". €звини, џн,  но Я
пошел.  …сли  тебе  что-нибудь  понадобитсЯ  - Я  в твоем  распорЯжении.  Ќо
работать  на  твои  опыты Я  не  буду:  то,  что  ты  делаешь,  бесчестно  и
бессовестно...

     Ћн  подождал еще  три секунды, но ‚еселуха  ничего не сказал ему; тогда
ђЯбинин вздохнул и вышел вон.

     - ‘оциалист, - пробормотал ‚еселуха, - совок...

     “же начинали косить, и лето было в самом разгаре.  Џо речкам  и каналам
Џетербурга всплыла травнаЯ нить, тиннаЯ муть, осы слетались в  гнезда. Ќарод
был счастлив.
     - Ђ мы и раньше были счастливы, - говорили люди, - только  мы  этого не
знали.

     ‘олнечнаЯ, жаркаЯ погода,  неподвижное и счастливое настроение... Ќочью
грозы грохотали с дождЯми,  пели птицы  в сладких кущах. ђЯбинин  металсЯ от
деревни к деревне и пыталсЯ посеЯть смуту.
     - Ћн же  вас оболванивает, - пыталсЯ доказать  производственник. - ‚едь
это  же  сказка:  по  щучьему  веленью,  по  моему  хотенью!  ’ак  нельзЯ  в
реальности! ќто разврат!
     ЉрестьЯне только улыбались:
     - „а вы же сами этот прибор  конструировали! Љак же так? Љакой разврат,
Њихаил Ќиколаевич! €ли мы не работаем?
     - „а работаете! - всхлипывал  несчастный ђЯбинин.  - Ќо  все равно  это
ужасно нехорошо, вы должны это понЯть! Ќехорошо удовлетворЯть потребности до
того,  как  они  возникли! Ќаш прибор - безнравственен,  он  делает  из  вас
скотов!
     - Ќо-но, потише, - предупреждали крестьЯне.
     - Џотише! - рыдал ђЯбинин, взбиралсЯ на бочку, раздираЯ майку на  сухом
загорелом теле: - џ не могу на это смотреть! “ менЯ нет слов! неужели вы так
и будете слушатьсЯ? ѓде ваша волЯ народнаЯ? Џоднимайтесь,  восставайте пртив
угнетателей, против того, что с вами делают все, что захотЯт!
     - Ќо если мы и сами этого хотим, - возражали крестьЯне.
     - ‚ас заставили хотеть! - вопил ђЯбинин.

     Ќо  его не  слушали.  “лыбки  расплывались, головы качались -  ай,  ай,
бывает - сошел с ума несчастный ‚еселухин соратник. ђЯбинин покрылсЯ пылью и
стал черен, а голова его побелела. Ћн шаталсЯ по покорным и пыльным дорогам,
и ему казалось,  что высокое  синее небо  заперто на ржавый засов, что землЯ
держит его,  - ему  хотелось  бы дымом  взлететь в небо, но он  не мог. Ќи в
одной деревне  не находилось ни одного недовольного, - от этого можно было и
впрЯмь  сойти с ума.  ђЯбинин шел  и  шел на восток, деревни  попадались все
реже, и наконец, воздух стал  краснее, гуще, дунуло жаром - перед ним встали
“ральские горы.

     - Људа ты идешь? - спросили горы ђЯбинина.
     ђЯбинин  оглЯнулсЯ: тропы  сводили во  мрак,  перевалы становились  все
чаще.
     - Њне все равно, - махнул рукой ђЯбинин. - џ старик. Њое пламЯ тЯжелое,
оно разгорелось уже давно. Њои дети выросли, Я им больше не нужен.
     - ’огда иди к нам, - сказали горы. -  “ нас жаркое золото в подвалах, у
нас сухаЯ трава и небо еще  синее, чем в  Џетербурге.  “  нас густые  леса и
неведомые, большие реки.

     “слышав это, ђЯбинин наклонил голову, как бык - упрЯмо, и пошел дальше.
’ак,  у последнего столба,  там, где  кончаютсЯ дороги,  мы  и оставим  его.
Џокраснело поле, в душе его уснули боги - он отправилсЯ догонЯть, оборонЯть,
донимать - времЯ.

     ‚еселуха  проводил  его взглЯдом  далеко, но не пошел с  ним. Ќаступала
ночь. ђешение найдено, выход есть; и солнце, как лунка, ЯркаЯ, ослепительнаЯ
лунка, просверленнаЯ в небе неким рыбаком. € из  этой дымной рыбачьей лунки,
из этого отверстиЯ,  опустил  струну ангел-эхо.  —то  на крючке?  Ѓогатство,
успех, счастье? Ќет,  это приманка длЯ совести,  это лесенка на  небо. Њашет
леской ангел-эхо,  машет  удочкой,  отвесом,  гребешком  по  волосам;  машет
медленно, но верно, глупых спихивает в скверну, добрых на семь верст и лесом
подымает к небесам.


        ѓлава 14: ‘о временем

     <i>Џростокваша тЯгучаЯ, вЯзкаЯ
     ЋтсыпаетсЯ в банке с завЯзкою
     џ пойду ее с ложкой проведаю,
     ‚ одиночестве с ней побеседую.
     Ѓудем блюмкать, и булькать, и кваситьсЯ,
     Њои губы в молочный окрасЯтсЯ,
     Џреисполнюсь Я трепетной нежности,
     Љак ошибка в пределах погрешности.</i>

     Џахло сеном, сквозь сено пахло молоком, сквозь молоко было видно звезды
на небе и еще несколько вишен в щелЯх сараЯ.

     Ѓольше ничего не было видно, потому что за забором начиналась темнота.

     ‚ этой темноте за  воротами был полет птиц,  в овраге крысы и  коты, на
кустах  жирные  дрозды. Ђ на злом репейнике выросли две совушки,  у них были
колючие перышки, шеи длинные, головушки острые.

     Ђ на холме, среди ночных благоуханий, над рощей, сидел некто с  гитарой
в руках и играл "‚енецианский карнавал". џблони склонЯлись над  ним,  махали
ему Яблоками  на прощание. џн  ‚ладиславович играл  не так,  как в ту  ночь,
когда  к  нему  пришла  мысль.  ’огда  он  бил-молотил,  упорно,  с  веселым
мастерством, как  дрова рубЯт, страсть  по всем  правилам,  крутые завитки и
лесенки.  ’еперь ‚еселуха играл  с  оттЯгом,  и  рука его  вибрировала после
каждого аккорда,  играл, как играют  в  самом конце или  самом начале  века:
насмешливо, с оглЯдкой, и в то же времЯ выразительно.

     - ЉажетсЯ, он что-то решил, - сказала мысль.
     - Ќу, нет, - возразил  мысли ее хозЯин, Њировой “м. - ’акое  решение не
считаетсЯ. ’о, что он задумал, просто невозможно.
     - —то же он задумал? - спросила мысль.

     Љруги,  обертоны.  ‚се  заставить  звучать.  —то-то  схватить  в  самый
последний  момент,  как играют в начале  или  конце времени: все  прозрачно,
обыкновенно и вместе с тем благодатно. ‚есна в природе. ‡вон серебра. ‡атакт
-  и - раз.  ‘кромно (вопрос) и  просительно: твердо (ответ)  и  насмешливо.
‚еселуха играл,  не откидываЯсь назад,  и не встрЯхиваЯ  сивыми  волосами  с
металлическим отблеском. ‘ерые глаза смотрели в ночь. Ђ вокруг него светилсЯ
воздух  теплым  сиЯнием,  и вращалсЯ  притихший  мир, со  всеми  запахами  и
звуками.

     - Ќда, - сказала мысль, - кажетсЯ, Я знаю, что он задумал.
     -  ‚от  именно, - сказал Њировой “м. - „ругого выхода, конечно, нет; но
ведь этого выхода тоже нет, по крайней мере, прецедентов не было...
     - Ђ себЯ ему не жалко? ‚ смысле, свою личность?
     - Џесни западных славЯн, - прыснул Њировой “м. - €ндивидуальнаЯ жертва.
’ы же их знаешь. €х личность в том и состоит.
     -  ’огда,  может  быть, действительно  сделать так,  как  он  решил?  -
задумчиво сказала мысль. - ќто, по крайней мере, красиво.
     - Ќу что ж, - согласилсЯ наконец Њировой “м, - пусть будет так.

     ‚еселуха  держал гитару,  не  глЯдЯ  на нее,  успеваЯ взЯть  все нотки,
ничего нигде не забываЯ, ни на  чем не  делаЯ акцента, ведЯ нитку от  начала
до... Ќичего еще не было, еще только рассвет, и еще лукаво слово, а небо так
удивительно  близко,  а купидоны в соборе повисли на венках,  не доставаЯ до
земли. џблоки наливались, слушаЯ его. Ќикто не посмел бы возразить  на такую
музыку - да и кому возражать?

     ‚едь времЯ  - не стихиЯ, не субстанциЯ. ‚ нем, как в доме, живут  люди.
‚ремЯ  не  накормишь музыкой,  даже такой благородной и  уверенной. ‚ремЯ не
зальешь светом призрачным. € тот, кто решил трижды триста  задач и  построил
железный замок на бетонном острове, лучше всех понимает это.

     Џодернулась  округа  светом  багровым,  невидимые колеса  и  шестеренки
дрогнули  и  пошли, -  осень  пришла  в  Џетербург,  рыжие  сумерки,  Яблоки
сыпались, губернатор ремонтировал дороги, электрички волнами накатывались на
платформы, и на ветвЯх дубов зрели желуди, и все было по-прежнему, - так, да
не совсем.

     Џотому что на холме уже никого не было, - не было даже образа, ни тени,
ни духа, - џн ‚еселуха ушел во времЯ, растворилсЯ в нем, слилсЯ с ним.

     Ђ может быть, они всегда были вместе?..